Бомбоубежище мы так и не построили.
У наших соседей старичков Прозоровских в саду между яблонями вырыта и накрыта сверху толстыми бревнами щель, но бабушка не хотела у них одалживаться, и во время воздушных тревог мы прятались под кроватью в маминой комнате.
В этот день мамы с нами не было. В деревне у нас жили родственники, и она поехала туда узнать, не примут ли они нас, пока бомбежки не кончатся.
Воздушную тревогу объявили поздно. Уже совсем темнеть стало, когда самолеты прилетели бомбить. Лежать под кроватью было хорошо и спокойно. Бабушка постелила матрас и дала нам с сестренкой по подушке. Ухало далеко, и мы лежали с открытыми глазами, прислушивались. А потом мы со Светкой уткнулись в свои подушки и закрыли глаза, потому что ухать стало совсем близко. Один раз ухнуло так, что дом задрожал, и в дальних комнатах посыпались стекла, хоть мы и оклеили их газетными полосами. А потом мне показалось, что прямо на наш дом, на нашу кровать, на нас падает бомба. Она завыла не как обычно, когда падает далеко, а с жуткой, нарастающей громкостью. Завыла, завыла, завыла, и ноги у меня, как будто от судороги, стали сгибаться, сгибаться и сгибались до тех пор, пока я не уткнулся лицом в коленки. И еще после этого я продолжал сгибаться, потому что бомба все еще падала и выла. А потом она столкнулась с землей, земля качнулась, и в следующую секунду меня распрямило ветром и бросило к стене. Глухую дверь в комнату дяди Аркадия взрывной волной выбило и раскололо в щепки, кровать, под которой мы лежали, уехала на своих колесиках в сторону. Около глухой двери на тумбочке стояла дорогая бабушкина швейная машинка, она оказалась на полу около самого окна.
Я думал, бабушка кинется к швейной машинке, а она ее даже не заметила, схватила сестренку и через распахнувшееся от взрыва окно спустила в сад и сама тоже вылезла в окно.
– Быстрее! – крикнула она мне.
Одному в пустом, раскрытом настежь доме мне стало страшно, и я выпрыгнул в сад вслед за ними. Бабушка обернулась ко мне и сквозь грохот крикнула, чтобы я показал дырку в заборе. Я догадался, что мы бежим к Прозоровским в бомбоубежище, показал, где отодвигается доска в заборе, и первым скатился по глиняным ступенькам в щель.
Старички Прозоровские сидели рядышком на каком-то ящике. Они испуганно посмотрели в мою сторону. Ухнула близко бомба, и они, как по команде, пригнули головы Из-под досок посыпалась сухая земля, скатился большой комок глины с травой, потому что бабушка торопилась спрятаться от взрывов. Одной рукой она держала сестренку, а другой цеплялась за обсыпающийся край.
– Извините, пожалуйста, – сказала бабушка.
Старички Прозоровские испуганно молчали Поначалу я подумал, что здесь хорошо и совсем не опасно, а потом мне стало еще страшнее. Вся земля вздрагивала, и песок сыпался, даже в перерывах между взрывами, на голову и за воротник. Заплакала Светка.
– Господи! – сказал старик Прозоровский.
Я не хотел плакать, но когда две бомбы упали совсем близко, не выдержал и заплакал. Мне стало обидно, что мама уехала в деревню, а нас не взяла, оставила под бомбежкой.
– Господи! – повторил старик.
Моя бабушка пыталась нас успокоить, она гладила по голове то сестренку, то меня, а потом, будто забыв про нас, принялась торопливо креститься и шепотом быстро-быстро забормотала молитву. Но бог ее не мог услышать, потому что была бомбежка. И тогда бабушка, чтобы все-таки он услышал, стала говорить молитву громче. Она решила, что нам выпало такое наказание потому, что она меня в свое время не окрестила, и давала богу честное слово, что окрестит, если он оставит нас в живых.
Но я знал, что она зря его просит. Бабушкиного бога еще до войны дядя Аркадий убил. Я был тогда совсем маленький, но запомнил все хорошо. Дядя Аркадий пришел домой веселый и решительный.
– Мать, – сказал он, – где у нас топор?
Бабушка загородила дверь на кухню.
– Не дам!
– Мать, бога нет.
– А что есть?
– Я есть.
Он отодвинул бабушку и вошел в кухню. Через минуту вернулся с топором и направился в тот угол, где висела икона. Но там уже стояла бабушка.
– Не дам! – крикнула она и растопырила руки.
Дядя Аркадий засмеялся и потянулся через голову бабушки за иконой. Он был высокий, мускулистый, а бабушка – маленькая, в длинном смешном фартуке. Она отошла в сторону, заплакала и пригрозила:
– Не пройдет это тебе даром, он накажет тебя.
Первое время бабушка все время смотрела в пустой угол, а потом привыкла и не вспоминала даже. И только вот теперь вспомнила.
Бомбежка закончилась, а мы еще долго сидели и не вылезали наружу, пока к нам не заглянул сосед и не сообщил, что у них во дворе упала бомба, ушла на несколько метров в землю и не взорвалась…
Ночью приехала мама. Бабушка встретила ее в дверях и решительно заявила:
– Валентина, я дала слово окрестить Эдика.
– Кому? – удивилась мама.
– Богу.
Мама вздохнула и не стала спорить: не до этого было.