На плечи Александра пало еще одно тяжелое предназначение, неизбежность которого он давно предвидел. Монгольская империя все более изощренно угнетала народы. Военное разорение, постой войск и истребление непокорных сменялись переписью населения и введением баскаческой организации. Угроза переписи надвигалась на Русь — уже были переписаны Китай, Иран. Тогда же, как сказано в китайской летописи, император Мункэ поручил чиновнику императорского двора Бецик-Берке сделать «исчисление народу в России».

В 1257 году Мункэ отправил на Русь своего родственника Китата, наделив его правом переписи населения, набора войск, устройства почтовой связи, сбора дани и доставки ее ко двору.

В связи с подготовкой переписи возросла дипломатическая активность русских князей в Золотой Орде. Между тем власть в ней перешла сперва к сыну Батыя хану Сартаку в 1256 году, а затем, по его ейорой смерти, распоряжением великого хана в Сарае около года правил несовершеннолетний Улагчи.

Его Двор сразу же посетили русские князья. Сперва ростовский Борис Васильевич отвез сюда дары от Александра, занятого финским походом. На следующий год в Сарай поехал сам Александр вместе с воротившимся из Швеции Андреем.

Вернуть Андрея, да и примириться с Ярославом было непростым делом. Церковь наставляла: «Не сей бо на браздах жита, ни мудрости на сердци безумных». Но ведь жизнь может и образумить сердца безумных. А время не такое, чтобы бросаться мужами, думающими и хоробрствующими, особенно когда они твои родные братья.

Во время этой поездки князья почтили богатыми дарами хана Улагчи, а потом узнали, что на них возложена обязанность содействовать переписи. Делать было нечего: ведь все они находились «в воле татарской». «Той же зимой, — сказано во владимирской.летописи, — приехали численники и сочли всю землю Суждальскую и Рязанскую и Мюромьскую и ставили повсюду десятников, сотников, тысячников и десятитысячников и ушли обратно в Орду». Вот и весь текст. А за ним судьба России на целые двести лет.

Численники переписывали население по домам, перепись устанавливала поборы в виде дани. Были использованы исконные русские единицы обложения — «соха», «плуг», «рало», к которым добавлена ямская подводная повинность и обязанность русских князей, как вассалов, служить своими полками хану — сюзерену в походах.

Вводя иго на Руси, ханы постарались привлечь на свою сторону русскую церковь. Ее освободили от даней и. поборов. Освобождалось все черное монастырское духовенство, все белое приходское духовенство, что группировалось вокруг церквей с их клирами и зависимыми от церкви людьми, населявшими дворы при храмах. Это был очень дальновидный шаг. Он получил свое выражение в специальных ярлыках — ханских жалованных грамотах русским митрополитам. В них духовные отцы освобождались от даней, пошлин и повинностей. Объявлялись неприкосновенными все церковные имущества, а за оскорбление веры грозила смерть.

Отныне церковные иерархи были в ризе как в броне.

И Александр, отойдя от отцовского своеволия, жаловал церкви десятины в городах, расширял права церковного суда, давал средства на увеличение клира, заказывал переписчикам духовные книги и передавал их церкви.

В четырех километрах к северу от Переяславля он основал Александро-Борисоглебский монастырь. Впрочем, землей наделил его скупо. Тем не менее позднее владимирский епископ Иаков ставил Александра в пример одному из его сыновей: «Вижь, сыну князь, како ти были велиции кндзи, твои прадеды и деды, и отец твой великий князь Олександр — украсили церковь божию кли-рошаны и книгами, и богатили домы великими десятинами по всем градам и суды церковными».

Митрополия, как и суздальские князья, сумела наладить отношения с Ордой, и потому ханское решение освободить русскую церковь от дани едва ли явилось для нее неожиданностью. И дело, конечно, не только в шаманской веротерпимости ханов. Ханы отлично понимали, что найдут в церковниках, к тому же напуганных папскими поползновениями и военной угрозой католических держав, верных споспешников своей политики.

...Татаро-монгольские численники спешили ввести на Руси свою баскаческую военно-политическую организацию. Принудительно сформировали они особые военные отряды, частью из местного населения, поставив во главе их своих воевод — десятников, сотников, тысячников и темников. Александру эти отряды не были подвластны. Они поступали в распоряжение баскаков, которые в качестве наместников земель неотступно следили за выполнением повинностей и вообще за всей жизнью княжеств. Баскаческие отряды расположились в землях Суздальской, Муромской, Рязанской, Тверской, Курской, Смоленской. Во Владимире, где находился Александр, при нем состоял и главный, «великий», баскак, которому подчинялись другие. Его присутствие связывало князя по рукам и по ногам. Баскаки и их отряды, в сущности, заменяли монгольские войска. Их назначение — держать в повиновении Русь.

Вскоре новая беда надвинулась на Александра. В том же 1257 году золотоордынская власть потребовала подчинения Новгорода и Пскова. В Сарай вновь вызвали Александра, а с ним — Андрея, Бориса и еще тверского Ярослава; когда они почтили новыми дарами хана Улагчи и всех его воевод, им сообщили о судьбе боярских республик.

Не зря Александр взял с собой новгородских послов, он всегда ожидал от Орды худшего. Когда в Новгород пришла злая весть, что «татары требуют тамги — торговой пошлины (отсюда — таможня, где взымают пошлину) и десятины с других доходов на Новегороде», это вызвало взрыв всеобщего негодования. Все лето в Новгороде царило смятение. Княжеский посадник Михаил, пытавшийся успокоить горожан, был убит.

Среди зачинщиков выступления особенно выделялся некий новгородец Александр со своими сторонниками («дружиной»). Они привлекли на свою сторону и молодого князя Василия Александровича. С тяжелым сердцем ехал Александр в Новгород: едва сладив с братьями, он уже шел войной на сына.

В самый разгар волнений в город прибыли татарские послы, а с ними князь Александр. Узнав о приближении отца, Василий бежал в Псков. Когда, поднявшись по ступеням вечевой степени (помоста), татарские послы предъявили свои требования, их сразу же отклонили. Новгородцы отказались подчиниться великому хану: они только дали дары послам для великого хана и отпустили их «с миром».

Но это не был мир. Послы уехали, возложив на князя исполнение ханской воли. Тяжело пришлось Александру, но иного выхода не было. Иначе грозило нашествие и разорение. Уж лучше платить гривнами, чем жизнями.

Подтянув к городу войска, Александр произвел расправу с непокорными в Новгороде и Пскове. В Пскове был схвачен Василий и отправлен во Владимир.

Александр терял сына, первенца и преемника. Ему ли щадить других, виновных в измене. Так пусть будут в Новгороде преданы жестоким наказаниям и зачинщик Александр и его сторонники. По городу пронесся страшный слух, что князь «овому носа урезаша, а иному очи выи маша».

Но и эти жестокие меры не помогли. Продолжала волноваться беднота. Убивали княжеских людей. Пал другой герой Невской битвы — Миша. Меж тем татарские численники дожидались во Владимире своего часа. Александр использовал приезд из Суздалыщшы новгородского посла Михаила Пинещинича «со лживым посольством». Он сообщил вечу ложную весть: «Аще не имеется по число (не подчинитесь переписи), то уже татарские пол-кы на Низовской (Суздальской) земли». Под угрозой нашествия Орды новгородцы смирились «и яшася новгородци по число», о чем и послали известить великого князя.

Вскоре в Новгород прибыли владимирский, суздальский и ростовский князья — Александр, Андрей и Борис. «Окаянные татарове», переписчики, сопровождали их. Это был уже известный нам Бецик-Берке, а с ним Каса-чик «с женами своими и инех много» — чуть не целый татарский стан расположился на княжеском Городище.

Но едва они приступили к переписи, как вновь и в городе, и по селам вспыхнуло восстание. Толпы вооруженных людей горожан и смердов стекались на Торговую сторону Новгорода: «И бысть мятеж велик в Новегороде и по волости...» Ночью кое-кого из переписчиков убили. Они «начата боятися смерти» и потребовали у Александра выделить охрану: «Дай нам сторожи, ать не избьють (чтобы не убили) нас». Князь приказал стеречь их по ночам сыну посадника и всем служилым боярам.

Но и дворянская стража не помогла. И тогда численники стали угрожать отъездом, который неминуемо повлек бы за собой приход ордынских войск и полное разорение земли. С вечевого помоста прозвучало их требование вечу: «Дайте нам число или бежим проче».

За это время новгородская знать успела столковаться с численниками, но простые люди — чернь «не хотеша дати числа», с криком «Умрем честно за святую Софию!» бушевала на вече. Люди в Новгороде тогда «издвоишася» на враждебные лагери. Люди «меньший», черные, собрались на Торговой стороне и готовили удар через Волхов, а «добрые» люди, бояре с Софийской стороны, в свою очередь, собирали ладьи. Распря разгоралась.

Александр, как всегда в подобных случаях, покинул Городище, и «окаянные татарове» двинулись следом. Тогда «вятшии» решительно потребовали от «меньших» подчинения. «Чернь» сопротивлялась, и неудивительно: при определении норм обложения населения данью «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло». «Меньшие», терпя боярское угнетение, неистово противились попытке надеть им на шею еще одно ярмо. Наконец, под угрозой княжеских и боярских войск и монгольского вторжрния восставшие убоялись и решили все собраться у Софии. Здесь, на вече, они согласились на перепись и дань.

Татарских послов вернули в город. И тогда «почаша ездити окаянные (переписчики) по улицам, пишюче домы». Переписав население и собрав и нагрузив на по-возки положенную дань, численники с охраной уехали. Следом покинул Новгород и князь Александр. Предварительно он заключил с новгородцами новый договор, «дав им ряд» с учетом перемен, внесенных ордынским игом, и оставил им наместником другого своего сына — малолетнего Дмитрия. Ввиду измены Василия приходилось идти на эту, в общем, не сулящую добра замену. Третий сын. Андрей был еще ребенком.

...Новгородская боярская республика попала под власть Орды. Тяжелая доля, но Александр понимал: уж лучше сразу принять требование хана, чем допустить опустошение монгольскими полчищами процветающих новгород-ско-псковских земель, разорение городов, уничтожение крепостей. Это было трудное решение, но князю к таким решениям не привыкать.