1

– Я так волнуюсь! – воскликнула Джессика Уэйкфилд, глядя сияющими зеленовато-голубыми глазами на сидящую напротив сестру-близнеца.

Сестры нашли относительно спокойный уголок в переполненном кафетерии школы, чтобы обсудить грандиозное событие: к ним на целые три недели приезжали дедушка и бабушка.

– Ты понимаешь, Лиз, уже сегодня вечером бабушка и дедушка Уэйкфилды наконец-то будут с нами?

Элизабет рассмеялась, взяв с тарелки рыбный сандвич.

– У меня такое впечатление, Джес, что ты прямо сгораешь от нетерпения увидеться с ними.

– Ну что поделаешь, Лиз, мы их так давно не видели. Я что, совсем бесчувственная? Конечно, я считаю каждую минуту до их приезда.

Элизабет с не меньшим нетерпением ожидала приезда бабушки с дедушкой, но ее сестра, по своему обыкновению, действовала по принципу, ко-

Нет 5 и 6 страниц.

Барбары Уолтерс хоть раз сказала ей нечто подобное?

– Ну, ничего, – приняла решение Джессика, и лицо у нее прояснилось. – Я украшу все сама, Лиз.

– Ты только будь поосторожнее с гостиной, – предупредила Элизабет. – Помнишь, как мама все прошлые выходные занималась ее уборкой?

Джессика нахмурилась.

– Ты полагаешь, что я не знаю, как украсить комнату? – спросила она обиженно. – Просто я думаю, что к приезду бабушки с дедушкой нужно сделать что-то особенное, – добавила она.

– Я уверена, что ты великолепно справишься с этим делом, – рассмеялась Элизабет.

Неужели прошло больше года с тех пор, как они с Джессикой в последний раз видели дедушку с бабушкой? Конечно, Ласковую Долину, расположенную в штате Калифорния, и штат Мичиган, где жили старики, разделяло немалое расстояние, и все же…

– Бабушка обещала поехать с нами по магазинам, – мечтательно проговорила Джессика. – Помнишь, она собиралась накупить нам новой одежды? А дедушка сказал, что поведет нас с бабушкой поужинать в ресторан.

– Как хорошо снова увидеться с ними, – рассеянно произнесла Элизабет, сделав глоток безалкогольного пива.

– Ты даже не слушаешь меня, – сказала Джессика, надув губы.

Элизабет нахмурилась и промолчала. Джессика была права: она слушала сестру лишь краем уха. Это, впрочем, вовсе не означало, что Элизабет безразлично, как бабушка с дедушкой будут проводить с ними время. Просто разговор за соседним столом становился все более громким и напряженным, до нее долетали отдельные фразы. Элизабет знала Эмили не очень-то хорошо, но по выражению лица девушки было ясно, что она сильно чем-то расстроена.

Эмили была невысокая и стройная, с темными длинными вьющимися волосами. В ее светло-карих глазах вспыхивали серовато-зеленые искорки, когда она бывала взволнована или погружалась в музыку.

Эмили была ударником в рок-группе «Друиды» школы в Ласковой Долине, и Дана, солистка этой группы, однажды говорила Элизабет, что без Эмили группа просто распалась бы. Ее участники очень серьезно относились к своему ансамблю, и не без основания. Они пользовались популярностью в округе и даже играли в нескольких местных клубах.

– Все же, я думаю, это было бы здорово, – возражала Дана на предыдущее замечание Эмили. – Малыши такие милые! А маленькая Кэрри милее многих.

– Ты бы не думала так, если бы тебе пришлось с ней жить, – холодно отвечала Эмили. – Она только и делает, что вопит, и из-за нее в доме все идет кувырком. Кроме того…

– Ты несправедлива, – прервала ее Дана. – Кэрри такая прелесть! Я бы многое отдала, чтобы иметь маленькую сестренку. По-моему, ты должна быть счастлива.

– Сводную сестренку, – сухо уточнила Эмили. – Она моя сводная, а не родная сестра. И поверь мне, Дана, в этом огромная разница!

Элизабет задумчиво комкала пальцами обертку от соломки.

«Эмили действительно выглядит крайне взволнованной», – подумала она.

Элизабет за метила, что с недавних пор Эмили кажется очень нервной и ведет себя так, словно за ней кто-то во время следит.

«Ну что же, – вздохнула про себя Элизабет. – Это не мое дело, и мне не следовало бы подслушивать!»

Но как раз в этот момент Дана Ларсон обратилась к ней через столик:

– Лиз, разве тебе не хотелось, чтобы рядом с тобой была малышка, с которой ты могла бы постоянно играть? Помоги мне убедить Эмили, что она заняла неправильную позицию.

Эмили выглядела смущенной. Элизабет могла бы поручиться, что ей меньше всего хотелось превращать частную беседу в групповое обсуждение.

– Я не знаю, – мягко ответила Элизабет, стараясь не вмешиваться. – С появлением новорожденного, вероятно, многое меняется в семейных отношениях. – Она улыбнулась Эмили, и та ответила благодарным взглядом.

– Вот именно. Дело в том, что вначале, – опустив голову, скороговоркой произнесла Эмили, – я действительно думала, что занимаю неправильную позицию, но сейчас поняла, что проблема не во мне, а в моей мачехе Карен.

После этого объяснения наступила тишина. Элизабет не знала, что сказать.

– Но Карен такая душечка, – вмешалась Дана, в упор глядя на Эмили. – Она изо всех сил старается всем угодить.

– Всем, кроме меня, – поправила ее Эмили. – Послушай, я знаю, о чем ты думаешь, – торопливо добавила она. – Тебе, по-видимому, кажется, что у меня мания преследования? Но это совсем не так. – Девушка сделала глубокий вдох, вероятно, чтобы овладеть собой. – На самом деле это мачеха придирается ко мне. Она и раньше так себя вела, но после рождения Кэрри стала просто невыносима. А сейчас Карен явно хочет от меня избавиться. – Эмили часто заморгала, и ее карие глаза наполнились слезами. – Она хочет выжить меня из дому, чтобы мой отец принадлежал только ей.

– Эмили! – ужаснулась Дана. – Ты это серьезно? Ты уверена?

– Никогда в жизни не была серьезнее, – сказала Эмили подчеркнуто спокойно, а затем встала, ухватившись за край стола с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – И я твердо знаю, что мне надо сделать, – добавила она мрачно. – Ласковая Долина – мой дом, и я не позволю ей вышвырнуть меня отсюда!

Тут Эмили побежала к выходу.

– Эмили, постой! – окликнула ее Дана.

Выскочив из-за стола, она бросилась вслед за потерявшей голову подругой.

– Ну и ну, – произнесла Джессика, широко раскрыв глаза. – Что все-таки произошло?

– Не знаю, – озабоченно ответила Элизабет. – Но, похоже, в последнее время в доме у Майеров неладно!

Было четыре часа дня, когда отворилась дверь в редакцию газеты «Оракул», где сидела Элизабет и читала корректуру своей колонки в очередной номер.

– Лиз! – воскликнул мистер Коллинз, ставя на пол коробку, которую принес с собой. – Извини за опоздание, но мне пришлось после уроков помочь нескольким ученикам.

Элизабет встретила мистера Коллинза приветливой улыбкой. Помимо того что он курировал школьную газету, отдавая этой работе много времени и сил, этот учитель вникал во все дела и никому не отказывал в бескорыстной помощи. Именно поэтому он пользовался такой популярностью среди учеников.

– Я очень рада, что вы пришли, – приветствовала его Элизабет. – Мне нужна ваша помощь. Я пишу статью о проблеме занятости в сфере образования. У вас есть какие-то соображения на этот счет?

– Уйма, – улыбнулся в ответ мистер Коллинз. – Но сначала, боюсь, мне придется обратиться за помощью к тебе. Знаю, что ты занята, но Эмили Майер просила меня узнать, не мог бы кто-либо из газеты помочь ей приобщиться к редакционной работе, и я пообещал ей поговорить с тобой.

– Эмили! – воскликнула Элизабет. – Но почему она хочет работать в «Оракуле»? Ведь она музыкант, а не журналист!

Мистер Коллинз пожал плечами.

– Я не спрашивал, но, похоже, она горит желанием. И, зная, Лиз, как ты терпелива, полагаю, что ты сумеешь помочь ей.

– Буду рада, если смогу, – ответила Элизабет.

– Отлично! Между прочим, она должна прийти с минуты на минуту. У тебя найдется немного времени, чтобы ввести ее в курс дела?

– Сейчас самое подходящее время, – рассмеялась Элизабет, кладя свой блокнот на стол.

Мистер Коллинз посмотрел на часы и нахмурился.

– Ты не будешь возражать, если я оставлю вас с Эмили наедине минут на пятнадцать? Мне нужно сходить в учительскую и утрясти проблему с расписанием.

– Конечно, нет, – ответила Элизабет. – Есть ли что-нибудь такое, о чем я должна рассказать ей в первую очередь?

– Просто помоги ей получить общее представление о работе редакции, – предложил мистер Коллинз. – Да, – прибавил он, испытующе глядя на Элизабет. – Тебе, наверное, хотелось бы поддержать, ее и морально. Мне показалось, что Эмили в этом нуждается.

Элизабет готова уже была спросить, что он имеет в виду, но не успела она произнести и слова, как дверь вновь открылась и в комнату поспешно вошла Эмили. У Элизабет перехватило дыхание, когда она увидела девушку. Та выглядела ужасно: лицо бледное, глаза красные. По всему было видно, что она перед этим плакала.

Мистер Коллинз, прежде чем выйти из комнаты, внимательно оглядел Эмили.

– Не могла бы ты подождать здесь после того, как Лиз тебе все покажет? – спросил он. – Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Эмили кивнула в знак согласия и села на стул.

– Он такой хороший, – тихо произнесла она, когда мистер Коллинз, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь. – Он напоминает мне о…

– О чем? – мягко спросила Элизабет.

Она не хотела быть назойливой, но ей показалось, что Эмили хочется излить душу.

– Он немного напоминает мне о том, – пожала плечами Эмили, – каким был прежде мой отец. До того, как женился на Карен.

– Эмили, – промолвила Элизабет, – если не хочешь, можешь не отвечать на этот вопрос, но меня интересует, почему ты решила заняться газетой? Давно ли тебя потянуло писать?

Эмили прикусила губу.

– Откровенно говоря, я не имею никакого представления о том, как писать, – призналась она. – Мне всегда с трудом удавалось выразить свои чувства и мысли на бумаге. Мне это больше удается, когда я играю на барабане.

– Я так и думала, – сказала Элизабет. – Тогда при чем здесь «Оракул»? – Про себя она подумала: «Эмили, видно, так плохо дома, что она готова заняться чем угодно, лишь бы поменьше бывать там». И все же школьная газета, пожалуй, не самый лучший вариант.

– Честно говоря, – вздохнула Эмили, – это вообще-то идея моей мачехи. Лиз, можно с тобой поговорить? Я не хочу никого обременять, но, мне кажется, если я не поделюсь с кем-нибудь, то просто сойду с ума! К тому же ты мне всегда так нравилась, – произнесла она протяжно. – Ты кажешься такой уравновешенной, словно у тебя никогда не бывает никаких проблем.

– У меня постоянно возникают проблемы, – с улыбкой ответила Элизабет. – Но все равно ты можешь говорить со мной о чем хочешь, Эмили. Возможно, я не смогу ничего тебе посоветовать, но обязательно выслушаю.

– Спасибо, – с благодарностью проговорила Эмили. – Дело в том, что Карен, моя мачеха, пытается убедить моего отца, что меня нужно отправить в школу-интернат. – При одной мысли об этом девушка содрогнулась, глаза ее потемнели. – Она говорит, что мне нужна дисциплина. Я не понимаю, что именно она под этим подразумевает, но знаю, чего она хочет. Ей хочется выжить меня из дому. Сначала это меня настолько взбесило, что я чуть не потеряла голову. По сейчас я на самом деле боюсь Карен. Отец так влюблен в нее, что даже не понимает, что она пытается сделать.

– Эмили, ведь это ужасно! – воскликнули Элизабет.

– Это продолжается уже долгое время, – вздохнула Эмили. – И день ото дня становился все хуже, – добавила она совсем тихо. – И теперь мне надо что-то предпринять, чтобы жизнь пошла по-другому. Иначе все пропало. Она действительно добьется того, чтобы меня отослали. А этого я просто не вынесу.

– Ну а какое отношение ко всему этому имеет «Оракул»? – мягко спросила Элизабет.

– Карен терпеть не может мою музыку, – принялась объяснять Эмили. – По ее мнению, это просто шум, не более. И она всей душой ненавидит ударные инструменты. Ей не нравится, когда я репетирую дома, якобы из-за малышки. Я, конечно, могу понять это. Но Карен пошла еще дальше, она пытается убедить отца в том, что «Друиды» просто дикари и оказывают на меня дурное влияние.

– По это просто нелепо! – взорвалась Элизабет.

– Лиз, – вздохнула Эмили. – Сейчас мне не хочется раздумывать, что правильно, а что не правильно. Я только хочу исполнять желания мачехи, лишь бы меня не выгнали из дому.

– И она хочет, чтобы ты занялась газетой?

Эмили кивнула.

– Карен не перестает твердить, насколько писать более интеллектуальное дело, чем занятие музыкой. Вот почему я пришла сюда, – объяснила она, улыбнувшись так искренне и беззащитно, что сердце Элизабет готово было разорваться от сочувствия к этой девушке. – У меня в жизни мало что осталось, Лиз. Маму я потеряла очень давно. Единственное, что у меня есть, это отец… и Ласковая Долина. А теперь Карен грозится лишить меня и того, и другого. Я чувствую, что нужно сделать все, чтобы помешать этому. Поэтому я хочу попробовать некоторое время выполнять ее требования. – Эмили глубоко и прерывисто вздохнула. – Полагаю, – добавила она спокойно, – это мой единственный шанс. Но если это не сработает, тогда не знаю, что мне делать!

 

2

Возвращаясь домой после встречи с мистером Коллинзом, Эмили почти не замечала теплого солнца, ласкавшего ее обнаженные руки, и благоухания расцветших кустов по обе стороны улицы. Обычно Эмили остро ощущала красоту окружающего мира. Именно это более всего привлекало ее в Ласковой Долине.

«Многое из того, что мне так нравится в этом городе, оставляет других людей абсолютно равнодушными, – подумала она, печально улыбаясь. – То, как поет ветер, дующий по ночам с океана, крошечные радуги, появляющиеся на солнце от брызг дождевальной установки…»

Эмили хотелось поскорее избавиться от комка в горле. Но ей трудно было бороться с отчаянием, которое все сильнее охватывало ее с того момента, как Карен вернулась из роддома с малышкой Кэрри. И прежде Эмили было нелегко, но еще можно было терпеть. Конечно, она знала, что Карен не очень-то любит ее, но не переставала напоминать себе, что эта женщина – избранница отца. А ведь ей так хотелось, чтобы папа был счастлив. Особенно после того, что произошло с ее мамой.

До сих пор Эмили не могла без слез вспоминать о ней. В школе никто ничего не знал. Эмили всем говорила, что мама умерла, когда она была совсем маленькой. Они не знали правды: в один прекрасный день миссис Майер ушла, бросив их с отцом.

Что же это за мать, которая могла вот так просто взять и уехать, оставив мужа и маленькую дочку? Для Эмили мать все равно что умерла.

И тем не менее годы, прошедшие после ухода матери, были для девочки во многих отношениях счастливыми. Рональд Майер был прекрасным отцом для своего единственного ребенка. Он разделял с Эмили ее интересы, беря ее повсюду с собой, куда бы он ни ездил, делая все возможное, чтобы быть для нее и матерью, и отцом. Именно отец пробудил у девочки интерес к ударным инструментам. В юности он сам играл на них, правда, относился к музыке не так серьезно, как Эмили.

Отец был в восторге от того, что Эмили увлекается музыкой. Но это не было просто увлечение, у нее проявился настоящий талант. Об этом не раз говорил Клифф Грин, ее преподаватель музыки. Узнав о том, что Эмили приняли в группу «Друиды», отец был в восторге. Он посещал все их выступления и даже бывал на некоторых школьных вечерах танцев, чтобы только послушать, как играет там его дочь.

Порой Эмили задавалась вопросом, женится ли ее отец когда-нибудь во второй раз. Он развелся с матерью вскоре после ее ухода, и Эмили понимала, что ему должно быть одиноко и хочется иметь спутницу жизни. Но когда он начал встречаться с Карен, она не могла поверить, что из этого выйдет что-нибудь. Карен, по мнению девочки, мало подходила ее отцу. Она была довольно симпатичной, даже хорошенькой, но Эмили находила, что Карен слишком много суетится.

Единственный ребенок состоятельных родителей, она привыкла, чтобы все ее ублажали. Почти с первых дней их знакомства она дала понять, что считает Эмили вконец избалованной и собирается положить этому конец. Ей хотелось особого внимания к себе, и она не собиралась делить его с Эмили.

В присутствии Карен Эмили всегда было не по себе. Она понимала, что эта женщина совершенно к ней безразлична. И в то же время на людях Карен изображала эдакую душечку, особенно при отце Эмили.

И все же, когда папа сообщил ей, что они с Карен собираются пожениться, Эмили постаралась убедить себя, что все будет хорошо. Зная, что Карен станет миссис Майер, Эмили думала, что та станет спокойнее и начнет относиться к ней более доброжелательно.

«Но я ошибалась. Я просто обманывала себя», – вздохнула Эмили.

Правда, в самом начале все было несколько лучше. Карен была в таком восторженном настроении, когда поселилась в их доме, что казалось, будто ничто не может испортить его. Но довольно скоро она начала по всяким пустякам придираться к Эмили. Что бы та ни делала, все казалось не так. Если падчерица уходила из дому, Карен говорила, что ей не нравятся ее друзья или что Эмили возвращается слишком поздно. Если та оставалась дома, Карен удивлялась, почему она не бывает в обществе сверстников. Это было просто нелепо!

Но все это происходило два года назад. За это время Эмили постепенно привыкла к неровному настроению мачехи. Она старалась не падать духом даже тогда, когда Карен попыталась вбить клин между дочерью и отцом, говоря ему об Эмили вещи, которые были… ну если не совсем ложью, то явным искажением.

Потом Карен забеременела – и можно было подумать, что она единственная женщина в мире, которая когда-либо готовилась стать матерью. Немедленно бросив работу, она проводила дома все время, требуя к себе особого внимания, постоянно жалуясь на всех и вся, всячески помыкая Эмили. Дошло до того, что девочке не хотелось возвращаться домой после занятий в школе. С Карен и прежде трудно было иметь дело, но теперь она стала просто невыносимой.

Даже отец заметил, что его жена очень сильно изменилась, и несколько раз говорил с дочерью об этом. Но он так сильно любил Карен, что закрывал глаза на ее слабости.

– Будь с нею поснисходительнее, – говорил он Эмили с улыбкой. – Вынашивать ребенка – тяжелая работа.

Эмили старалась изо всех сил, надеясь, что все наладится.

Ничего подобного. Карен все больше занимал еще не родившийся ребенок. Почти каждую свободную ото сна минуту она проводила за шитьем пинеточек или чтением книжек по уходу за ребенком. Хуже того, она превратилась в фанатичную блюстительницу чистоты. Дом Майеров всегда был уютным и обжитым, но Карен вдруг взбрело на ум, что он рассадник антисанитарии. Она уговорила мужа нанять домработницу, и через несколько недель нигде не было ни соринки, ни пылинки.

– Наш дом похож на музей, – ворчала Эмили.

– Нам необходимо все содержать в абсолютной чистоте, – весело отвечала Карен. – Все теперь будет по-другому, Эмили. Скоро появится ребенок!

«Ну, по крайней мере, я не могу сказать, что она меня не предупреждала, – произнесла про себя Эмили, перевешивая рюкзак с одного плеча на другое. – Карен месяцами твердила, что все должно измениться. И она была права. Все действительно стало совсем другим!»

Эмили даже казалось, что вся вселенная вращается только вокруг Кэрри. Когда Кэрри плакала, все должны были мчаться посмотреть, что случилось. Если Кэрри уставала, в доме должна была воцариться мертвая тишина, чтобы не нарушить ее сон. Когда Кэрри не спала, что бывало чаще, то считалось смертным грехом не уделять ей внимание ежесекундно.

По правде говоря, Эмили не меньше других была очарована Кэрри. Да и могло ли быть иначе? Кэрри была сама прелесть. Сейчас, в восемь месяцев, у нее были огромные голубые глаза, и вся она была такая мягонькая, милая и такая беззащитная. Достаточно было просто взять Кэрри на руки, уткнуться в ее сладко пахнущую тальком шейку, чтобы забыть все неприятности.

Нет, дело было вовсе не в Кэрри. Эмили сразу поняла, что с появлением малышки в доме нужно установить новый порядок, и это не требовало каких-то особых компромиссов.

Это Карен отравляла жизнь Эмили. Не успела она принести домой ребенка из роддома, как начала заговаривать о том, что было бы лучше отправить Эмили в школу-интернат. Поначалу Эмили надеялась, что мачеха поговорит-поговорит об этом и забудет. Но вскоре стало ясно, что та настроена решительно. Она убедила отца Эмили в том, что девочке нужен более строгий режим, что она болтается с ребятами, которые оказывают на нее дурное влияние. Из-за Карен отец начал беспокоиться по поводу поведения Эмили. Тогда-то мачеха и заявила, что единственный выход – поместить Эмили в интернат.

Эмили не очень-то много знала о школах-интернатах. Но чувствовала одно: Ласковая Долина – ее родной дом, и ничто на свете не заставит ее уехать отсюда.

– Ничто! – произнесла она громко, и при этом ее брови решительно сошлись на переносице.

Об отъезде не могло быть и речи. Особенно после того, как появился Дан Скотт.

Между Эмили и Даном Скоттом ничего особенного не было. Они были просто друзьями – по-настоящему хорошими друзьями. Он был бас-гитаристом в «Друидах», и в последнее время они с Эмили много репетировали вместе и разговаривали о многих вещах: о музыке, о будущем. Постепенно они очень сблизились. Эмили еще не знала толком, как относится к Дану. Но ей хотелось узнать его поближе.

«Вот еще одна причина убедить папу, что меньше всего мне нужен этот интернат», – думала девочка.

Эмили понимала, как трудно будет доказать отцу, что Карен не права. Но она была убеждена, что иного выбора у нее нет. И давно пора, говорила она себе, попробовать переубедить его. Настало время показать Карен, что Эмили Майер не собирается покидать этот город!

– Ужин готов! – сообщила Элис Уэйкфилд, входя в гостиную.

На ее милом лице играла улыбка. Белокурая и голубоглазая, миссис Уэйкфилд была стройной и выглядела не по годам молодо: она легко могла сойти за старшую сестру своих близнецов. Мать девочек служила дизайнером по интерьерам, и ее работа была не только высокооплачиваемой, но и очень ответственной.

– Я не знаю, как тебе это удается, Элис, – с одобрением произнес дедушка Уэйкфилд, загоревшимися глазами разглядывая блюда, расставленные на столе в столовой. – Как ты умудряешься, работая полный рабочий день, еще и приготовить такой ужин. Это выше моего понимания!

– Мир сильно изменился, Боб, – сказала, подтрунивая над ним, бабушка Уэйкфилд, когда вся семья уселась за стол. – Тем не менее, Элис, – призналась она, – ты меня пристыдила. Боюсь, бедняга Боб целую вечность не пробовал вкусной домашней еды. После того как я вернулась в колледж, мы в основном питаемся полуфабрикатами и готовыми блюдами из китайского ресторана.

– По-моему, прекрасно, что ты решила вернуться на работу! – с энтузиазмом воскликнула Элизабет. – Бабушка, а какая тема твоих исследований?

– Твоя бабушка – самый старый в Мичиганском университете соискатель на степень доктора философии по специальности «История Соединенных Штатов»! Порой я удивляюсь, зачем занимаюсь этим, – сказала она с усмешкой. – Все эти новоиспеченные выпускники колледжей приходят со своими рюкзаками и этими маленькими магнитофонными плейерами, которые слушают при помощи… ну ты знаешь… этих маленьких наушников…

– «Балдежников», – подсказала Джессика.

– А тут вдруг я! Но, знаете ли, мне действительно нравится учиться. И всегда нравилось, – призналась она, приглаживая свои коротко остриженные серебристые волосы и подмигивая голубыми глазами. – Кроме того, я узнаю так много захватывающего об истории нашей страны. Если вы, дорогие мои, не против, мне бы хотелось проехаться с вами по побережью. Примерно в часе езды к северу отсюда находится музей. Там удивительная экспозиция, которую мне бы хотелось посмотреть.

– Как здорово, бабушка! – воскликнула Элизабет.

К ее удивлению, Джессика тоже моментально загорелась, как только бабушка предложила эту поездку. История, если говорить откровенно, не входила в разряд увлечений сестры. Но было ясно, что, даже если бабушка с дедушкой предложили бы отправиться на Луну, она откликнулась бы с таким же энтузиазмом.

Элизабет и вправду не могла припомнить, чтобы Джессика вела себя подобным образом: она выглядела совершенно очарованной.

– Ты нас так избалуешь, моя дорогая, – сказал, подтрунивая, дедушка Уэйкфилд. – Сначала замечательно украсила дом, а теперь льстишь нам своим вниманием! Мой тебе совет, Джес, относись ко всему спокойнее. Иначе, может статься, тебе никогда не избавиться от нас!

– Это было бы прекрасно, – серьезно ответила Джессика, протянув руку к салатнице. – Я не шучу! – добавила она с возмущением, видя, что отец разразился смехом. – У всех, кого я знаю, дедушка с бабушкой живут поблизости. Могу поспорить, что я единственный ребенок в школе, который видит своих дедушку и бабушку только раз в году.

– Нет, ты не единственная, – поправила ее Элизабет. – А как насчет меня?

– Да-да, и ты тоже, – согласился отец, откинувшись на спинку кресла. В его темных глазах появились лукавые огоньки. – Не пытайтесь заставить дедушку и бабушку чувствовать себя виноватыми. Они просто хотят, – объяснил он своим родителям, – удостовериться в том, что вы не передумали насчет обещанной вами поездки на Хемпширскую площадь.

Хемпширская площадь была новомодным местом в центре соседнего городка, и близнецы вот уже несколько недель мечтали съездить туда. Но откладывали это удовольствие, чтобы в первый раз побывать там с дедушкой и бабушкой.

– О, мы об этом не забыли, ведь верно, Боб? – отозвалась бабушка Уэйкфилд, намазывая маслом второй кусок хлеба. – Как насчет четверга, во второй половине дня?

– Отлично! – в один голос ответили сестры.

– Бабуля, не могли бы мы в эти выходные съездить на побережье? – попросила Джессика, сверкая глазами. – Просто не верится, что моя родная бабушка скоро станет настоящим профессором! А ты не могла бы помочь мне с заданием по истории для мистера Яворски?

– Джессика, – осуждающе произнесла Элизабет, – у бабушки сейчас каникулы. И ей вовсе не хочется возиться с твоим заданием по истории!

– Чепуха! – воскликнула бабушка, улыбаясь. – Как я уже вам говорила, мои дорогие, больше всего на свете я люблю историю – разумеется, после моих внучат. Я буду рада помочь, и в эти выходные мы можем поехать куда вы только пожелаете.

– Ну, – подвела итог миссис Уэйкфилд, вставая из-за стола, – похоже, вам всем предстоит насыщенная неделя! Кто-нибудь желает десерт или кофе?

«У мамы усталый голос, – подумала Элизабет, взглянув на нее краем глаза, – да и выглядит она усталой».

Размышления Элизабет были прерваны дедушкой, который начал описывать то, что приключилось с ними в аэропорту. Он был отличным рассказчиком, его портреты попутчиков оказались столь живыми и забавными, что рассказ не раз прерывался дружным смехом всего семейства.

«Джессика права, – подумала про себя Элизабет. – Как прекрасно иметь рядом дедушку с бабушкой. С их появлением в доме воцарилась какая-то особенная атмосфера, словно наступил праздник. Если бы только они могли постоянно жить в Ласковой Долине!»

Но, с другой стороны, есть своя прелесть и в том, что бабушка и дедушка живут вдалеке. Элизабет знала, что Джессика в глубине души относилась к этому так же. Это позволяет внучкам жить в предвкушении тех нескольких чудесных недель, на которые бабушка с дедушкой приезжают к ним в гости.

Увидев выражение глаз сестры, Элизабет почувствовала, что Джессика думает так же, как она: они обе постараются сделать все возможное, чтобы продлить это очарование и в полную меру насладиться пребыванием здесь бабушки и дедушки!

 

3

– Эмили, – обратился к дочери мистер Майер, стоя в дверях ее спальни и ослабляя узел галстука, – не могли бы мы поговорить с тобой перед ужином наедине? Ты сейчас занята?

Это было вечером во вторник. Эмили просматривала заметки, которые дала ей Элизабет в редакции «Оракула», пытаясь найти тему для своей пробной статьи.

– Нет, вовсе нет, – ответила она, стараясь говорить бодрым голосом.

«Мне совсем не хочется писать эту пробную статью для «Оракула», – подумала она с огорчением. – Не гожусь я для такого рода занятий! Вместо этого я бы предпочла сейчас заняться новым репертуаром, который мы составили с Даном».

– Послушай, – начал отец, покачиваясь на каблуках, что делал всегда, когда был чем-то озабочен или взволнован. – Карен сообщила мне, что между вами возникли разногласия по поводу твоего распорядка дня. Она попросила меня поговорить с тобой об этом.

Эмили закусила губу.

«Ну вот, начинается! – подумала она, отложив заметки в сторону и повернувшись на вращающемся кресле лицом к отцу. – Похоже, Карен загнала отца в угол, как только он вернулся со службы домой».

И хотя Эмили очень боялась, что этот разговор может обострить их отношения, она была рада, что наконец они с папой смогут объясниться.

– Ты всегда говорил, что не настаиваешь на жестком распорядке дня, – напомнила отцу Эмили. – Помнишь? До тех пор пока я веду себя благоразумно и не начну вести себя безответственно.

Мистер Майер вздохнул и провел руками по седеющим волосам.

– Ты права, Эм, – признался он. – Именно так я и говорил, слово в слово. Я понимаю, что ты, должно быть, совсем растерялась. Ведь мы вместе с тобой разработали всю схему. А теперь все надо переиначить. Но, детка, тебе следует считаться и с Карен. А она думает… ну, в общем, она думает, что для тебя самой будет лучше, если в дальнейшем ты будешь жить по строго определенному распорядку дня.

Эмили глубоко вздохнула.

– И что же это за распорядок?

– Мы оба долго думали над этим, – промолвил отец. – И пришли к выводу, что было бы разумным, если бы ты возвращалась домой в будни не позднее десяти часов вечера, а в выходные дни – не позднее полуночи. Как, по-твоему, это справедливо?

– Справедливо! – Сильно побледнев, Эмили с удивлением глядела на отца. От волнения она не могла произнести ни слова. – Но, папа, ведь по понедельникам и средам репетиции у «Друидов» заканчиваются в десять тридцать или в одиннадцать, – наконец сказала она. – Так много времени требуется после ужина на установку оборудования, и все усилия будут напрасными, если у нас не останется хотя бы два часа на репетицию.

– Эмили, – тихо произнес отец, – теперь у тебя есть маленькая сестренка, о которой тоже нужно подумать. Может быть, ты этого не заметила, но, приходя домой поздно вечером, ты будишь ее. Это же несправедливо?

Эмили почувствовала, что у нее от слез защипало глаза.

– Но, папа, что же мне теперь делать с «Друидами»? Ты же знаешь, как много для меня значит играть в этой группе!

Она знала, что этими словами бьет по самому больному месту. Отец всегда гордился ее музыкальными способностями.

«Как странно, – подумала Эмили. – Как же он может отказаться от всего, чему когда-то сам меня учил?»

Одна мысль о строгом распорядке дня была чужда сознанию Эмили. В конце концов, о том, что такое ответственность, ей пришлось узнать уже в раннем детстве. Многие годы она помогала отцу вести домашнее хозяйство. И отец относился к ней с уважением. Он знал, что без надобности она никогда не задержится допоздна. Он доверял ее здравому смыслу. Это Карен ей не доверяет. А в последнее время все, на чем настаивает Карен, становится законом.

– Папа, – сделала еще одну попытку Эмили, – тебе не кажется, что это не очень-то справедливо? Я считаюсь с мнением Карен, – добавила она поспешно, – но не думаешь ли ты…

– Эмили, – резко прервал ее отец с посуровевшим лицом, – я хочу, чтобы ты перестала причинять Карен неприятности. Ей и без того хватает забот. Она нуждается в том, чтобы ты помогала ей, а не осложняла жизнь. Больше ничего не хочу слышать о распорядке дня. Все, этот вопрос закрыт.

Эмили смотрела на него во все глаза. Она не могла поверить, что это говорит ее отец. Слова его звучали так холодно, так отчужденно.

Впервые Эмили по-настоящему испугалась. Она поняла, что ей уже никогда не достучаться до отца. Он не верит ей, что бы она ни говорила. Против ее слов были слова Карен, и не было сомнений в том, на чьей стороне перевес.

«А раз так, – с отчаянием думала Эмили, – как можно разубедить его, когда Карен доказывает, что школа в Ласковой Долине совершенно не подходит мне и меня надо отправить в школу-интернат?»

Никогда в жизни девушка не чувствовала себя такой беспомощной. И обратиться за помощью ей не к кому. Не может же она сваливать свои проблемы на Дана. Да он, наверное, никогда не заинтересовался бы ею, если бы она стала рассказывать ему о своих домашних проблемах.

Однако Эмили понимала, что одной ей с этим не справиться, ей нужна чья-нибудь поддержка. Но где искать помощи, если вообще кто-то может ей помочь, она не представляла.

– Эмили, тебя к телефону! – раздался снизу, из холла, голос Карен.

Было почти десять часов вечера.

«Кто бы мог звонить так поздно?» – подумала Эмили, беря параллельную трубку у себя в спальне.

– Эмили, – послышался взволнованный голос. – Это Дан. Я беспокоился. Ты сегодня не пришла на репетицию. Мы должны были встретиться вечером дома у Макса. Ты что, забыла?

Эмили хлопнула себя ладонью по лбу. Из-за всех этих треволнений она совсем выпустила из памяти, что именно на сегодня «Друиды» назначили специальную репетицию.

– Забыла, – призналась она. – Дан, все, наверное, возмущены, что я не пришла?

– Я тебя прикрыл, – застенчиво признался Дан. – Сказал, что у тебя начиналась простуда и что, скорее всего, ты не смогла из-за этого прийти. В общем-то, мы не так уж долго репетировали. В основном работали над новой песней, которую разучивали вчера вечером. Вот что, – воскликнул он, словно его только что осенило, – может быть нам встретиться с тобой как-нибудь вдвоем и повторить ее вместе!

– Отлично, Дан, – радостно отозвалась Эмили. – Мне это положительно нравится.

– Как насчет ближайших выходных? А может быть, встретимся в пятницу вечером?

– Вечером в пятницу было бы хорошо, – откликнулась Эмили, стараясь не выдать своей радости.

Несколько минут после того, как Эмили повесила трубку, она сидела неподвижно, думая о Дане Скотте.

Дану было почти семнадцать. У него были выгоревшие на солнце, по-детски тонкие каштановые волосы, а в уголках серых глаз, когда он улыбался, образовывались лучики морщинок. Он не был красив в обычном понимании этого слова, но Эмили всегда нравилась его внешность.

«И у него такая удивительная улыбка, – подумала она. – Очень застенчивая и милая. Вечером в пятницу, – размышляла Эмили. – Интересно, что произойдет. Неужели я действительно нравлюсь Дану или он просто…»

– Эмили, ты закончила говорить по телефону? – прервала Карен ее мечтательное настроение.

Эмили решила ни за что не дать мачехе испортить то хорошее настроение, которое возникло у нее после разговора с Даном.

– Заходи, – весело проговорила она, открывая дверь своей спальни.

К сожалению, по выражению лица Карен сразу стало ясно, что у той не слишком-то хорошее настроение.

– Кто это звонил? – сурово спросила она. – Разве я не говорила тебе, что Кэрри просыпается каждый раз, когда раздается звонок?

– Это школьный товарищ, – пробормотала Эмили, вперясь глазами в ковер. – Он не знает о Кэрри.

– Хорошо, обязательно скажи ему об этом, если он собирается снова звонить, – отрезала Карен. – Я так устала, – пожаловалась она, прислонившись к двери и с мученическим видом закрыв глаза. – Никогда не представляла, что иметь ребенка – такое тяжелое дело!

Эмили постаралась изобразить на лице сочувствие, но при этом вся напряглась, как бывало всегда, когда Карен заводила одну из своих обычных песен. Возможно, ей не следовало осуждать мачеху. Все дело в том, что чадолюбивые родители Карен никогда ничем ее не утруждали. Она была окружена такой заботой, что теперь домашние дела представлялись ей тяжелой работой.

Похоже, Карен понятия не имела, как вести хозяйство. Она совсем не могла следить за семейным бюджетом или покупать продукты. Вечно она во всем путалась. Готовила просто ужасно и не имела ни малейшего представления о самых элементарных вещах, к примеру, как почистить плиту или вытряхнуть мусор из пылесоса.

И вместо того чтобы быть благодарной Эмили за то, что та показывает ей, как что делается, Карен вставала в позу обиженной. Эмили была уже готова просто махнуть на все это рукой. Но тут у Карен появилась Кэрри, и она совсем перестала готовить и ходить в магазин.

– У твоего отца прекрасная идея, – сообщила Карен, когда поняла, что Эмили не собирается спрашивать ее о том, почему ухаживать за малышкой Кэрри было так утомительно. – Он купил билеты в театр, так как полагает, что мне нужно немного отвлечься от домашних дел. И я думаю, он прав. Во всяком случае, я сказала ему, что ты посидишь с Кэрри. Не могу ее доверить больше никому… А ты так хорошо с ней справляешься, Эм.

Эмили почувствовала, как у нее внутри сработал сигнал тревоги. Как только мачеха начинала хвалить ее или называть уменьшительным именем, девушка понимала, что следует ждать неприятностей.

– Когда? – спросила она, стараясь сохранять спокойствие.

– В пятницу, – ответила Карен. Лицо ее выражало явное удивление. – А что? У тебя есть какие-нибудь планы на этот день?

Эмили закусила губу.

– Между прочим, да.

– А нельзя их изменить? Твой папа уже купил билеты, Эм, а они стоят уйму денег.

По опыту Эмили знала, что означает недовольная гримаса на лице мачехи: «Лучше побыстрее соглашайся со мной, а не то тебя ждут неприятности».

– Я договорилась встретиться с другом, – медленно произнесла Эмили. – Возможно, мне удастся перенести встречу, но я бы предпочла…

– Превосходно! – воскликнула Карен, прерывая ее на полуфразе. – Большое тебе спасибо, Эм. Я, право, не знаю, что бы мы без тебя делали!

Сдерживая себя, Эмили пристально смотрела на мачеху. Она почувствовала себя загнанной в угол. Можно было устроить скандал, вовлечь в него отца и настоять на том, что она не станет менять своих планов, но это заставит Карен настойчивее пытаться выдворить ее из дому. Либо оставалось смириться, что было равносильно признанию за Карен права совершенно не считаться со своей падчерицей.

Похоже, Карен добилась своего, указав ей на место. И Эмили не видела никакого выхода.

– Не валета, Джессика, – произнес дедушка с укоризной. – Запомни, каждая карта с картинкой стоит десять очков. Почему вместо этого ты не сбросила пятерку?

Обе сестры сидели на полу в гостиной и с азартом осваивали игру в карты, изобретенную их бабушкой.

– Это разновидность покера, – пояснила им бабушка, вынимая из кармана очки и надевая их, чтобы изучить свои карты. – Везет в картах – не везет в любви. – Она вздохнула и опустила руку. – Ну что ж, так тому и быть, – шутливо сказала она, с улыбкой глядя на дедушку Уэйкфилда. – Пусть уж у меня всегда будет дедушка, чем по четыре туза на день.

– Похоже, у них все идет отлично, – заметил Нед Уэйкфилд, присоединяясь к жене, сидевшей у бассейна в глубине сада.

Вечерний воздух был напоен цветочными ароматами, и миссис Уэйкфилд отдыхала в шезлонге с нераскрытым романом на коленях.

– Ну еще раз скажи это! – ответила миссис Уэйкфилд. – С тех пор как приехали твои родители, я не провела ни минуты наедине с Джессикой или Элизабет. Словно для них больше никто не существует! – добавила она.

– Э-э, – укоризненно произнес мистер Уэйкфилд. – Уж не ревнуешь ли ты девочек к моим родителям, а?

Его жена с минуту помолчала.

– Нет, – вздохнула она. – Дело в том… ну, они выглядят такими счастливыми, когда здесь твои родители. Это, видимо, и заставляет меня слегка задуматься, вот и все.

– Задуматься о чем? – настаивал мистер Уэйкфилд.

– Нед, – серьезно проговорила его жена, наклонившись вперед и заглядывая ему в глаза, – тебе не кажется, что в последнее время я уделяю девочкам недостаточно внимания?

– Недостаточно внимания? – рассмеялся мистер Уэйкфилд. – Элис, ты шутишь? Ты превосходная мать, – успокоил он ее.

Миссис Уэйкфилд выглядела задумчивой.

– У меня так много работы в последнее время, – произнесла она, как бы размышляя вслух. – Я почти не бываю дома. К тому же девочки стали такими самостоятельными, что я вообразила, будто они этого совсем не замечают. Но, глядя на них теперь, я вижу – в обществе бабушки и дедушки они просто расцвели!

– Тут совсем другое дело, – напомнил ей муж. – Мои родители приехали к нам всего на три недели. Им многое хочется наверстать. Не забывай об этом.

– Тем не менее, – задумчиво произнесла миссис Уэйкфилд, – отныне мне надо постараться приходить домой пораньше. В конце концов, – подчеркнула она, – еще немного, и девочки поступят в колледж. Посмотри на Стива, – добавила мать.

Старший брат близнецов был первокурсником колледжа, находившегося неподалеку, однако случалось, что он подолгу не бывал дома – так много приходилось заниматься.

Отец, вспомнив что-то, щелкнул пальцами.

– Все хотел тебе рассказать. В субботу утром Стив приезжает домой. Он звонил сегодня днем мне в офис, чтобы предупредить.

Миссис Уэйкфилд пристально посмотрела на мужа.

– Вот видишь! – воскликнула она возмущенно. – Он позвонил не мне, а тебе, разве не так?

– Он пытался, – успокоил ее муж. – Ты была на какой-то встрече. Элис, ничего особенного, обычный телефонный звонок. Он просто переживает; ему хотелось бы подольше побыть с бабушкой и дедушкой до их отъезда.

Жена покачала головой.

– Пусть так, – сказала она твердо, – все равно мне нужно постараться больше бывать дома. Мне кажется, я теряю контакт со своими детьми.

– Ты никогда не сможешь потерять с ними контакт, – ласково сказал муж, погладив ее по руке. – Ты же лучшая мать во всем мире, Элис Уэйкфилд. И самая лучшая жена. И не забывай об этом!

Она ничего не ответила, но по выражению ее лица было ясно, что слова мужа ее не успокоили.

«Я должна что-то предпринять, – приказала она себе. – Никогда не поздно постараться стать лучшей матерью!»

 

4

Элизабет была так поглощена редактированием своей собственной статьи, что не сразу услышала робкий стук в дверь офиса газеты «Оракул».

– Эмили! – воскликнула она, когда дверь открылась и в комнату вошла миниатюрная брюнетка. – Не ожидала тебя увидеть здесь так скоро! Неужели ты уже написала свою пробную статью?

Эмили грустно покачала головой и вздохнула:

– Ничего не получается, Лиз. Я целыми часами просматривала те старые статьи, которые ты дала мне почитать. Но для меня они звучат так, словно были написаны на иностранном языке. Я не имею ни малейшего представления, с чего начать свою статью!

Элизабет положила на стол блокнот и повернулась лицом к Эмили.

– Поначалу это не так легко, – согласилась она. – Помню свою первую заметку для «Оракула». Это был полный провал.

– И как же ты научилась? – спросила Эмили, снимая с себя вельветовую куртку и садясь за стол, рядом с Элизабет.

– Ну, вообще-то я очень много практиковалась. Это как в любом другом деле. Чем приятнее то, чем занимаешься, тем легче это дается.

– Это как когда играешь на ударных, – задумчиво сказала Эмили.

Элизабет испытующе посмотрела на нее.

– Эмили, ты уверена, что хочешь посвятить все свое свободное время писанию статей для школьной газеты? Не лучше ли тебе побольше практиковаться на ударнике?

– Лиз, – начала Эмили размеренным тоном, – мне делается по-настоящему страшно – обстановка в доме ухудшается день ото дня. Если я не буду делать то, что хочется Карен, то, скорее всего, мне придется покинуть Ласковую Долину!

Элизабет откинула «конский» хвост на бок, как она часто делала, когда задумывалась над чем-нибудь очень важным. Она сожалела, что знает Эмили Майер не настолько, чтобы сказать ей все, что думает по этому поводу. Ведь Элизабет прекрасно понимала, что газета – не то дело, где Эмили могла бы проявить свои способности. Она – музыкант, а не писатель. И ее место в «Друидах»!

Кроме того, Элизабет мало верила в то, что даже при большом старании можно переделать себя, как надеялась Эмили. Элизабет придерживалась принципа «всегда оставаться самой собой». Однако, зная Эмили недостаточно хорошо, она не решалась прямо сказать ей это. Единственное, что она могла сделать, это выслушать девушку. А решение Эмили придется принять самой.

Но, к удивлению Элизабет, Эмили почти сразу же полностью раскрылась перед ней. Видимо, она так долго молча переживала свои беды, что, начав говорить, уже не могла остановиться. Девушка рассказала все о Карен. И о своем отце. Как близки они были в прошлом и насколько натянутыми стали отношения между ними теперь!

Элизабет всем сердцем сострадала Эмили. Было ясно, что тут не обычное предубеждение падчерицы против мачехи. Карен была явно неуравновешенной женщиной и вымещала свое раздражение на Эмили.

Однако Элизабет чувствовала, что дело не только в этом.

– Эмили, мне неловко задавать тебе столь болезненный вопрос, – сказала она наконец, – но как давно умерла твоя мама?

Эмили вся зарделась.

– Я… о… – Некоторое время, прежде чем взглянуть Элизабет прямо в глаза, она нервно крутила пружинку своего блокнота. – Ты умеешь хранить секреты? – обеспокоенно спросила она.

Элизабет молча кивнула головой.

– Моя мать жива, – прошептала Эмили. – Я просто сочинила эту историю. Она вовсе и не умерла.

Элизабет напряглась.

– Но, Эмили… почему? – спросила она осторожно. – Зачем тебе было выдумывать такое?

Эмили потупилась.

– Потому, что я стеснялась сказать кому-либо правду, – призналась она с несчастным видом; лицо ее продолжало пылать. – Мне было семь лет, когда однажды, придя из школы домой, я узнала, что моя мать только что уехала. Она просто… – Глаза Эмили наполнились слезами. – Оставила записку на кухонном столе… как делала это всегда, когда уходила в магазин или еще куда-нибудь. Но на этот раз в записке говорилось совсем о другом. Мать сообщала, что покидает нас и не вернется.

Сердце у Элизабет учащенно забилось.

– Бедняжка, – прошептала она, вставая со стула и обнимая Эмили за вздрагивающие от рыданий плечи.

– Это было ужасно, – выдохнула Эмили. – И она действительно не вернулась. Следующий раз она разговаривала со мной из Чикаго. И сейчас, насколько мне известно, она живет там.

– Ты хочешь сказать, что не разговаривала с ней с тех пор? – спросила, ужаснувшись, Элизабет.

Эмили заморгала.

– Моя мать не… ну, она далеко не образцовая мать, Лиз. Судя по тому, что я слышала, у нее множество проблем. По-моему, я знаю о прегрешениях матери больше чем достаточно. Она причинила мне немало горя, – резко заключила Эмили. – Единственное, чего мне хочется, так это жить спокойно.

– Ох! – покачала головой Элизабет. – А теперь тебя допекает Карен. Какой уж тут покой, да?

Эмили покачала головой.

– Уж и не знаю, что правильно, а что нет, – произнесла она нервно и, встав со стула, принялась ходить взад-вперед по комнате. – Лиз, не могу себе представить, что мне придется покинуть родной дом. Он – все для меня. Понимаешь?

Элизабет кивнула. В горле ее стоял комок. Ей было ужасно жаль Эмили. Она не могла даже вообразить, сколько обид и унижений выпало на долю этой девушки с раннего детства. И теперь она вновь страдает. Хуже того: ей грозит разлука с отцом, единственным родным для нее человеком. Не говоря уже о разлуке с родным домом, школой и со всем, что так дорого ей.

Элизабет не знала, что и сказать.

– Как бы мне хотелось хоть чем-нибудь помочь тебе, Эмили, – проговорила она. – Как ты думаешь, я могу что-нибудь сделать для тебя?

– Просто будь моей подругой, – выпалила Эмили, глядя Элизабет прямо в глаза. – И храни мою тайну. Хорошо? Знаю, что это глупо, но мне будет ужасно тяжело, если кто-то еще узнает правду о моей матери. Не знаю, почему мне захотелось рассказать обо всем тебе, но я рада, что сделала это, – сказала она в заключение, смущенно глядя в сторону.

– Конечно, я сохраню твою тайну, – с чувством ответила Элизабет. – И я рада, что ты доверилась мне, Эмили. Можешь рассчитывать на мою дружбу, независимо ни от чего.

– Спасибо, – поблагодарила ее Эмили, беря свою куртку. – Ты даже не представляешь, как много для меня это значит, Лиз.

– И на твоем месте я не очень бы беспокоилась по поводу пробной работы для газеты, – по-дружески посоветовала ей Элизабет. – Ведь у тебя и без того хватает забот. А если Карен не может принять тебя такой, какая ты есть, то вряд ли что-либо изменится, если ты и попытаешься изменить себя в угоду ей.

– Думаю, здесь ты полностью права, – согласилась Эмили. – Кроме того, – продолжила она, засмеявшись, – я действительно ужасный писака!

– Уверена, что это не так. Но ты слишком талантлива в музыкальном отношении, чтобы напрасно тратить время на то, что тебе неинтересно.

– Лиз, – волнуясь сказала Эмили, – могу я иногда звонить тебе, если в доме станет совсем невыносимо? Или, может быть, прийти к тебе? Знаешь, я чувствую, что все приобретает больше смысла, когда поговорю с тобой.

– Эмили Майер! – воскликнула Элизабет. – Заходи ко мне в любое время. Я всегда буду тебе рада!

После ухода Эмили Элизабет долго сидела, погрузившись в свои мысли. Ей еще ни разу не приходилось слышать столь трогательной истории. Ей так хотелось хоть чем-нибудь помочь этой девушке. Но интуиция подсказывала, что Майеры должны разобраться во всем сами, без посторонних.

Элизабет просто надеялась, что Эмили окажется достаточно сильной, чтобы постоять за себя. Но если все это будет продолжаться до бесконечности, подумала она с грустью, то Эми может не выдержать такого напряжения. И тогда трудно даже представить, что произойдет.

– Китайские кушанья! – раздался восторженный возглас Джессики, ворвавшейся в комнату Элизабет. Она так и подпрыгивала от радости. – Представляешь, – добавила она, – мы почти полгода не были в китайском ресторане.

Немного успокоившись, она схватила с туалетного столика щетку сестры для волос и встала перед зеркалом.

– И в чем, по-твоему, причина? – спросила Элизабет, завязывая лентой свой конский хвостик. – Видимо, отчасти оттого, что папа не переносит китайскую кухню?

– Как-то не думала об этом, – весело ответила Джессика, открывая верхний ящик туалетного столика Элизабет и извлекая оттуда шелковый шарфик. – Ты не собираешься надевать его сегодня вечером?

– Пока не знаю, – возразила Элизабет. – Я не могу приблизиться к своему туалетному столику. Как же мне решить, что надеть.

На самом деле она была уже полностью одета, но иногда ей доставляло удовольствие поддразнить Джессику за то, что та постоянно пользуется ее вещами.

– Хорошо, – медовым голоском проговорила Джессика, повязывая шарфик вокруг шеи. – Бабушка считает, что мне к лицу голубой цвет. Она говорит, что от этого у меня глаза становятся еще голубее.

Элизабет простонала.

– Только постарайся не заляпать его соевым соусом, – предупредила она. – Как ты думаешь, мама не будет возражать против нашей поездки? – спросила она.

Джессика посмотрела неодобрительно на свое отражение в зеркале, развязала шарфик, потом повязала его по-другому.

– Почему это она должна возражать? Вероятнее всего, она будет даже рада, что они с папой смогут провести хоть один спокойный вечер вдвоем.

– Возможно, – задумчиво произнесла Элизабет, – но мне показалось, что в последние дни…

– Эй! – раздался веселый голос Элис Уэйкфилд из передней. – Есть кто-нибудь дома? Это ваша давно потерянная мама наконец-то пришла домой пораньше, покинув сумасшедший мир интерьерного дизайна!

– Привет, мам, – откликнулась Джессика, внимательно разглядывая свои глаза в зеркале после того, как заново завязала шарфик.

– Я так счастлива быть дома, – продолжала мама, поднимаясь по ступенькам наверх и входя в комнату Элизабет. – Пфу! Я чувствую себя нормальным человеком – возвратившись домой, когда на улице еще светло.

– А что, кто-нибудь из клиентов отказался от твоих услуг? – спросила Элизабет.

Элис Уэйкфилд улыбнулась:

– Нет. Между прочим, это я отказала одному из клиентов. Мне вдруг так захотелось приготовить что-нибудь по-настоящему домашнее и очень вкусное – со всевозможными деликатесами. И по пути домой я остановилась у рынка и выбрала там шесть самых крупных, сочнейших бифштексов. Таких вы еще не видели. Потом я купила отличную картошку, которую запеку, сметану и всего-всего, что необходимо для самого вкусного салата.

Джессика и Элизабет обменялись тревожными взглядами.

– Но, мам, мы вроде бы… – начала Элизабет.

– Сегодня вечером мы собирались пойти в китайский ресторан, – перебила сестру Джессика. – Бабушка с дедушкой говорят, что в получасе езды отсюда есть один из лучших во всей стране кантонских ресторанов. И мы думали…

– Мы ведь не знали, что ты собираешься приготовить грандиозный ужин, – уточнила Элизабет.

– А-а, – произнесла миссис Уэйкфилд упавшим голосом. – Ну, ладно…

– Ты можешь сохранить бифштексы? – спросила Джессика. – Мы могли бы устроить праздничный ужин завтра.

Элис Уэйкфилд на минуту задумалась.

– Может, мы совершим эту вылазку все вместе, – предложила она с надеждой. – В последнее время я так редко вижу вас, а таким образом, возможно…

– Мам, – многозначительно произнесла Джессика, – папа не любит китайскую кухню, ты что, забыла? Он говорит, что после нее он чувствует себя больным.

– Ну, мы могли бы пойти в какой-нибудь другой ресторан, – сделала еще одну попытку мама.

Лицо Джессики исказилось, словно от зубной боли.

– Мам, мы же готовились к этому целую вечность! И не можем же мы теперь менять наши планы. Это очень расстроит бабушку.

– Понятно, – проговорила Элис Уэйкфилд. – Ну, тогда как-нибудь в другой раз, – добавила она вяло, выходя в коридор.

– Джессика, – с озабоченным видом произнесла Элизабет, когда мать вышла из комнаты, – тебе не кажется, что она расстроилась? Мы могли бы попросить бабушку с дедушкой перенести этот выход в ресторан на любой другой вечер.

– Не будь глупой, – прошипела Джессика. – И потом, – добавила она, проводя в последний раз по волосам щеткой сестры, – матери не обижаются на подобные вещи, Лиз. Если бы мама возражала, она бы сказала об этом прямо!

– Наверное, ты права, – согласилась Элизабет, выключая в комнате свет.

«И все-таки, похоже, мама чем-то озабочена, – подумала Элизабет, выходя из комнаты вслед за сестрой. – Впрочем, Джессика права: причиной могло быть что угодно, только не такой пустяк, как ужин в китайском ресторане».

При этом Элизабет была уверена: мама поделилась бы с ними, если бы это было действительно важно.

Эмили возвращалась домой после разговора с Элизабет с твердым намерением сделать еще одну попытку.

«Лиз права, – решительно сказала она себе. – Нет смысла пытаться перетянуть Карен на свою сторону, заставляя себя стать совсем другой. Если Карен хочется иметь в семье писателя, ей придется подождать, покуда подрастет Кэрри!»

Но весь оптимизм, с которым она возвращалась домой, моментально испарился, как только Эмили вошла в дом или, точнее, когда просмотрела почту, лежавшую на полке в кухне, и обнаружила три брошюры из школ-интернатов в Новой Англии.

«О боже! – подумала Эмили, глубоко вздохнув. – Карен принялась за дело всерьез!»

Правда, ее настроение немного улучшилось, стоило ей закрыть за собой дверь, ведущую в цокольный этаж, и спуститься в свою студию, которую помог ей оборудовать отец. Это была любимая комната Эмили. Тут она чувствовала себя полной хозяйкой. Вместе с отцом они отгородили большой угол этажа и установили там ее ударные инструменты. В студии все было, что так любила Эмили. В большом ящике в углу хранились ее ноты и пленки с записями. Здесь же стояло и большое удобное кресло, в котором она сидела, когда не играла. Иногда Эмили спускалась сюда, просто чтобы подумать. А такое случалось все чаще.

Карен строго ограничила время, когда Эмили разрешалось репетировать.

«Но сейчас один из тех моментов, когда мне это разрешено», – подумала она, посмотрев на часы. Кэрри никогда не спит между четырьмя и шестью.

Эмили ждала этого момента весь день. Накануне из Лос-Анджелеса прислали новый набор инструментов, которые она заказала там недавно в музыкальном магазине. У Эмили еще не было возможности испробовать их, поскольку Кэрри тогда спала и Карен не разрешила Эмили даже дотронуться до них.

Наконец установив инструменты, Эмили была готова начать. Буквально через несколько минут она забыла обо всем на свете, кроме ритма, когда включила кассетный магнитофон и начала ударять палочками по барабанам. В ритме новой песни было что-то завораживающее, ей стало казаться, что вся ее душа наполнилась музыкой.

Она была поглощена звучанием новых инструментов, когда Карен открыла дверь в студию.

– Эмили! – заорала Карен, гневно сверкая глазами. – Мне с таким трудом удалось уложить Кэрри спать, а ты взяла и разбудила ее!

Эмили удивленно уставилась на мачеху:

– Но мы же договаривались, что между четырьмя и…

– Мне плевать, о чем мы договаривались, – холодно заявила Карен. – Я сыта по горло этим постоянным грохотом, милочка. Если ты отказываешься следовать нескольким простым правилам…

– Но я совсем не отказываюсь! – воскликнула Эмили. – Просто ты все время меняешь эти правила! Карен, не могу же я…

Если бы в этот момент не зазвонил телефон, Эмили наверняка потеряла бы контроль над собой. Внезапный звонок на время прервал возникшую напряженность.

– Я возьму трубку, – быстро проговорила Эмили, рванувшись к аппарату, который отец установил в соседней общей комнате.

Это был Дан.

– Это меня, – сказала Эмили, прикрыв трубку рукой и вопросительно глядя на Карен, которая вошла следом за ней. – Ты хочешь, чтобы я перезвонила или…

Лицо Карен потемнело от злости.

– О, делай как знаешь, – ответила она, направляясь к лестнице. – Но только прекрати этот шум. Иначе, если ты еще раз потревожишь малышку Кэрри – я не шучу, Эмили, – в следующий раз… – Ее голос затих за закрытой дверью, но в комнате все еще оставался отголосок угрозы.

– Я не смогу быть сегодня вечером на репетиции. – Эмили едва сдерживала слезы.

Она ничего не рассказывала Дану о своих семейных проблемах, а сейчас была слишком расстроена, чтобы придумать подходящее объяснение. Лишь в одном она была совершенно уверена – нарушать «комендантский час» сегодня вечером не следует: при воинственном настрое Карен это может обойтись дорого.

– Мне так хотелось послушать твои новые ударные, – посетовал Дан. – А нельзя мне зайти к тебе? Я мог бы сделать это завтра после школы.

Эмили стала быстро соображать. Ей очень хотелось показать Дану свою студию. Но Карен…

Вдруг она вспомнила, что завтра днем Карен идет с Кэрри к врачу. Если точно рассчитать время, можно не опасаться, что Карен узнает о визите Дана.

– Прекрасная мысль, – горячо откликнулась Эмили, нервно теребя телефонный шнур. – Почему бы нам не встретиться после уроков под часами в школе? Мы сможем прийти сюда вместе.

– Отлично, – согласился Дан. – А что мне сказать всем сегодня вечером на репетиции?

Эмили вздохнула:

– Скажи, что я все еще болею. Это не так уж далеко от истины.

«Однако сильно рискую, – с грустью подумала она. – Дана Ларсон, например, заинтересуется, почему это всегда в школе я чувствую себя прекрасно, а по вечерам заболеваю».

Девушка была в полной растерянности. Но дело не только в «Друидах». Она уже понимала, что если вообще хочет остаться в Ласковой Долине, то ей придется уйти из группы.

А вот Дан… С Даном гораздо труднее. Эмили не собиралась подвергать риску дружбу с ним.

 

5

– Джессика, – задумчиво произнесла Элизабет, переворачиваясь на живот, чтобы достать лосьон для загара, лежавший рядом с разостланным на траве полосатым полотенцем, – ты не заметила ничего странного в поведении мамы… или это мне просто кажется?

– М-м-м, – сонно промычала Джессика; приоткрыв один глаз, она взглянула на сестру. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты не заметила, как странно она себя ведет? – пояснила Элизабет. – За последние два дня мама не менее пяти раз предлагала нам провести время вместе. Не знаю, что происходит, но, кажется, ей действительно хочется почаще бывать с нами.

– По-моему, ты все это напридумывала, – заявила Джессика. – Согласись, Лиз, ты просто-напрасно мнительна.

– Ладно, – ответила Элизабет и принялась загибать пальцы. – Начнем хотя бы со вчерашнего ужина. Что бы ты ни говорила, я считаю, что она расстроилась из-за того, что мы пошли в ресторан. Разве ты не заметила, какой молчаливой она была, когда мы вернулись?

– М-м-м, – едва слышно произнесла Джессика.

– Потом, – продолжала Элизабет, загибая второй палец, – она хотела повести нас в кино. Это было тем более странно, что перед этим бабушка предложила нам просто прогуляться.

– Ты меня еще ни в чем не убедила, – сказала Джессика, зевая.

– Хорошо, – не отступала Элизабет. – А что ты скажешь про сегодняшний звонок с работы? Позвонить из офиса, чтобы узнать, не хотели бы мы прокатиться с нею вдоль побережья? Это тоже кажется тебе в порядке вещей?

– Нет, – согласилась наконец Джессика. – Не кажется. Слава богу, мы отделались от этого. Если бы бабушка с дедушкой не пообещали до этого повезти нас на Гемпширскую площадь, походить по магазинам, нам, наверное, пришлось бы согласиться.

Элизабет мучило чувство, что Джессика неправа.

– И все же я никак не пойму. Неужели мы сделали что-то такое, что заставило ее подумать, что она нам не нужна?

– Я бы не волновалась по этому поводу, – успокоила ее Джессика. – Лиз, тебе следовало бы прочитать ту книгу о медитации, что показала мне недавно Лила. Похоже, ты тот тип человека, которому это действительно необходимо.

Элизабет простонала.

– Мне эта книга нужна так же, как дырка в голове, – проворчала она. – Нет, Джес, я действительно думаю…

Джессика привстала и прислушалась.

– Ты не слышишь, телефон звонит? – произнесла она, напряженно прислушиваясь.

Элизабет рассмеялась. Она ничего не слышала, но у нее частенько мелькала мысль, что сестра обладает шестым чувством, когда еле слышно, что звонят по телефону или в дверь.

– Да звонит же! – воскликнула Джессика и помчалась по лужайке к черному ходу с такой скоростью, словно ее жизнь зависела от того, успеет ли она к телефону. – Лиз, это тебя! – крикнула Джессика из окна кухни.

Элизабет направилась к дому.

– Эмили Майер, – сообщила Джессика, прикрыв трубку рукой. – Вот теперь тебе есть из-за чего поволноваться, – добавила она, покачивая головой и передавая сестре трубку. – Она сказала, что случилось нечто совершенно ужасное и ей нужно немедленно переговорить с тобой!

Эмили все еще не могла поверить в стечение обстоятельств того дня.

Как они и планировали, она встретилась с Даном после уроков и прошла с ним километра два до дома Майеров. Это была одна из самых приятных прогулок за многие годы, насколько она припоминала.

«Дан такой симпатичный», – думала про себя Эмили.

Ей многое нравилось в нем: острый ум, необычайно развитое чувство музыки. Он удивительно много знал о самых разных вещах и даже о науке. Оказывается, Дан действительно собирался заняться в будущем изучением физики. Когда они уже подошли к дому, он рассказывал Эмили о взаимосвязи музыки и физики. Как Эмили и предполагала, дома никого не было, и она открыла парадную дверь своим ключом.

Поначалу, оставшись наедине в доме с парнем, которого знала не слишком хорошо, девочка немного нервничала. Но Дан так повел себя, что она тут же совершенно успокоилась. Она и не заметила, как они начали болтать непринужденно, как давние друзья. Эмили смеялась до колик в животе над забавными описаниями людей, с которыми ему приходилось вместе играть в одной из групп.

Она не помнила, когда в последний раз так от души смеялась. Давно не чувствовала она себя так хорошо. И конечно же, ей было удивительно приятно показывать Дану свою студию, которая явно понравилась ему.

Дану, естественно, захотелось послушать, как звучат, ее новые ударные. И Эмили заиграла. Она играла от души, так, как не играла уже долгое время.

Она была настолько поглощена музыкой, что не услышала, ни как наверху открылись ворота гаража, ни как хлопнула дверь. Эмили не услышала даже, как заплакала малышка Кэрри. Она опомнилась, лишь увидев в студии мачеху с плачущим ребенком на руках. Красивое лицо Карен было искажено гневом, когда она смерила взглядом сначала Эмили, а потом Дана.

– Я полагала, что достаточно ясно выразилась вчера, Эмили! – Она буквально кипела от ярости, стараясь изо всех сил успокоить Кэрри. – Говорила я тебе или нет, что больше в этом доме не должно быть никакого шума?

Эмили почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

«О, только не в присутствии Дана, – мысленно подумала она. – Пожалуйста, Карен, не унижай меня таким образом!»

Но это было лишь началом.

– Боюсь, ты не познакомила меня со своим другом, – ядовито произнесла Карен, оборачиваясь, чтобы посмотреть на Дана.

Слово «друг» она произнесла таким ужасным тоном, что Эмили вся съежилась от стыда и страха.

– Меня зовут Дан Скотт, – выдавил из себя тот. – Думаю, мне лучше уйти.

– Да уж! – в бешенстве воскликнула Карен. – Эмили! – обернулась она к падчерице с пылающим лицом. – С каких это пор ты приглашаешь парней без моего разрешения? И при этом когда никого больше нет дома?

Эмили от волнения затошнило.

– Я… ну…

– Тебе, может быть, безразлично, как это выглядит в глазах других людей, – продолжала Карен, – но еще раз повторяю, дорогуша, что с этой минуты ты больше не будешь предоставлена самой себе, о тебе есть кому подумать.

От досады и возмущения у Эмили на глаза навернулись слезы.

– Мы ничего плохого не делали, Карен, – запротестовала она. – Ты же сама видишь. Я просто показывала Дану свои новые инструменты. Я не…

– Не рассказывай мне о том, что вы делали, а чего не детали, – злобно прокричала мачеха. – Я предупреждала твоего отца миллион раз, – добавила она. – Почему, ты думаешь, я установила тебе такой распорядок дня? Разве ты не понимаешь: чтобы предотвратить такого рода вещи? Поверь мне, – продолжала она, повышая голос, – я знаю, в каком доме ты воспитывалась, Эмили. Я знаю, что твоя родная мать тоже плевала на все правила поведения до тех пор, как бросила твоего отца! Но я, – ее голос дрогнул, – не допущу, чтобы ты стала такой, как твоя мать. Я просто не могу позволить, чтобы мой ребенок рос в одном доме со… со шлюхой!

При упоминании о матери Эмили буквально остолбенела. Едва ли она слышала все, что говорила Карен дальше. Единственное, что девушка поняла: ее тайна раскрыта. Дан знает теперь; что она лгунья и что ее мать на самом деле жива. И хуже того, он узнал, что думают люди о ее матери.

«Шлюха» – именно это слово произнесла Карен и именно это слово Эмили, будучи маленькой, слышала время от времени.

Теперь Дан узнал, и какого невысокого мнения о ней самой ее мачеха, и как ужасно относится к ней.

Но все это теперь не имело никакого значения. Ничто уже не имело значения. Дан узнал все. Единственное, чего Эмили хотелось: чтобы он покинул их дом как можно скорее. Она не хотела его больше видеть. Теперь, когда ему все известно о том, кем ее считают и какова ее мать…

– Думаю, что мне лучше уйти, – повторил Дан.

Карен разрыдалась, продолжала плакать и малышка Кэрри. Эмили же настолько оцепенела, что не могла даже заплакать.

Она едва взглянула на Дана, когда он уходил, поняв, что ей больше никогда в жизни не захочется посмотреть ему прямо в глаза. Она подумала, что просто не выдержит этого после всего, что он только что услышал.

Глаза девочки наполнились слезами. Карен, продолжая плакать, побежала наверх, неся на руках Кэрри. Эмили осталась одна.

Почти машинально она потянулась к телефону.

«Звони мне в любое время, когда я тебе буду нужна», – сказала ей Элизабет Уэйкфилд.

«Ну, сейчас, кажется, самое подходящее время», – подумала Эмили.

В самом деле, она не могла припомнить, чтобы ей когда-либо было так плохо, и никогда еще она не чувствовала себя такой опустошенной и одинокой.

 

6

Эмили поежилась: на улице было прохладно, а она в спешке забыла надеть куртку. Но, покидая дом, она вообще плохо соображала. Хотелось только уйти – и как можно скорее.

Эмили позвонила Элизабет из автомата. И только начала говорить, как тут же разрыдалась. Слезы струились по ее лицу. Она пыталась рассказать Элизабет, что произошло, но почувствовала, что лепечет что-то бессвязное.

– Ты можешь приехать к нам? – спросила Элизабет. – С тобой, видно, стряслось что-то ужасное. Приходи к нам прямо сейчас, и мы обо всем поговорим.

– Хорошо, – согласилась Эмили. – Но не волнуйся, если я задержусь. Мне надо немного пройтись пешком, чтобы успокоиться.

Эмили показалось странным, что она испытывает такое доверие к Элизабет Уэйкфилд. Еще неделю назад та была для нее просто знакомой – одной из тех, с кем Эмили хотелось бы сойтись поближе. Но с Элизабет она не могла вести себя свободно и раскованно. Элизабет казалась ей девушкой, у которой есть все: прекрасная внешность, превосходное чувство юмора, отличные оценки в школе и удивительная семья.

Именно поэтому раньше Эмили не могла даже вообразить, что когда-либо обрушит на Элизабет свои горести. Те самые качества Элизабет, которые вызывали восхищение, делали ее в глазах Эмили такой недоступной.

Но как только Элизабет заговорила с ней в тот памятный день в редакции «Оракула», Эмили сразу же прониклась к ней глубокой симпатией. Элизабет, похоже, действительно обладала всем, но это «все» включало также сочувствие и теплоту. И Эмили верила, что эти чувства искренни. Она не притворялась, что слушает, а действительно проявляла интерес к тому, что ей говорили. Вообще в Элизабет все казалось неподдельным.

Как ни странно, но Эмили было легче довериться Элизабет, чем кому-либо из своих друзей, например Дане Ларсон. Другие члены «Друидов» – Гай Чесни, который играл на синтезаторе, и Макс Делон, ведущий гитарист группы, – знали Эмили целую вечность. С ними можно было подурачиться, часто они вместе обедали в школьной столовой. Но Эмили никогда бы не доверилась никому из них – даже Дане. Атмосфера в группе была непринужденной и весьма беспечной. Существовало как бы некое неписаное правило, которое запрещало относиться к чему-либо достаточно серьезно. Эмили несколько раз пыталась заговорить с Даной Ларсон о Карен, но, как только разговор принимал серьезный оборот, она чувствовала, что между ними возникает глухая стена непонимания. Дана просто не была готова обсуждать личные проблемы Эмили.

Что касается Дана Скотта, то при воспоминании о той ужасной сцене девочка не могла даже заставить себя подумать о нем, не почувствовав, как от стыда у нее начинают пылать щеки. Еще за несколько часов до этого она могла бы довериться Дану. Он начинал нравиться ей все больше.

«Ну, а теперь все кончено», – подвела итог Эмили, отшвырнув носком ботинка камешек, валявшийся на дороге.

«Что же теперь со мной будет?» – думала она, снова чувствуя комок в горле.

Как она может после всего того, что наговорила ей Карен, вернуться домой и вести себя так, словно ничего не произошло?

В то же время Эмили не знала, куда еще можно пойти.

Глаза ее наполнились слезами, в ушах все еще звучали слова Карен: «…я не допущу, чтобы ты стала такой, как твоя мать! Я просто не могу позволить, чтобы мой ребенок рос в одном доме со… со шлюхой!»

«Шлюха, – тупо подумала Эмили. – Вот кто, оказывается, моя мать. А кто может сказать, что я не начинаю следовать ее примеру? Может быть, у меня нет другого выбора».

Однако в глубине души Эмили знала, что не верит в это. Она понимала, что Карен не имела права бросать все эти ужасные слова ей в лицо – тем более в присутствии Дана.

Более того, Эмили сознавала, что ей нужно что-то предпринимать, и очень быстро. Неоднократно она пыталась поговорить обо всем с отцом, но это не помогло. Так или иначе, что-то должно измениться. Эмили молилась, чтобы у Элизабет появились какие-нибудь идеи на этот счет. Ей казалось, что вся ее жизнь рушится прямо на глазах; еще немного и она потеряет все – отчий дом, семью, друзей.

А силы ее были на исходе. Если и Элизабет не сможет как-то помочь, то Эмили просто не представляла, что ей делать дальше.

Уэйкфилды только что сели ужинать, когда раздался звонок в дверь.

– Я открою, – сказала Элизабет, вскакивая из-за стола. – Это, должно быть, Эмили Майер.

– Эмили Майер? – с недоумением повторил Нед Уэйкфилд, вытирая салфеткой рот и вопросительно глядя на жену, сидевшую напротив. – Кто это – Эмили Майер?

– Она учится с нами в одном классе, – пояснила Джессика. – И кажется, у нее дома какие-то сложности, – добавила она драматическим шепотом.

– О господи! – воскликнула бабушка Уэйкфилд с опечаленным видом. – Такие вещи всегда так удручают. Просто не пойму, что нынче происходит с американской семьей.

– У родителей не хватает времени для собственных детей, вот в чем дело, – резюмировал дедушка Уэйкфилд. – Элис, бифштекс просто восхитителен, – добавил он с видом знатока. – Ты добавляла туда что-нибудь особенное или просто здешний воздух делает его таким вкусным?

Элис Уэйкфилд испытующе смотрела на Джессику и, очевидно, не слышала, что говорил ей свекор.

– Джес, тебе хоть раз приходило в голову, что я не уделяю вам с Лиз достаточно времени. Я имею в виду…

– Ш-ш-ш, – произнесла Джессика. – Они идут сюда, мам!

– Хочу вам всем представить Эмили Майер, – проговорила Элизабет, ведя за собой черноволосую девочку. – Эмили, перед тобой клан Уэйкфилдов! С Джессикой ты уже знакома, а это мои мама, папа и бабушка с дедушкой, которые приехали к нам из Мичигана.

– Очень приятно с вами познакомиться, – прошептала Эмили, оглядывая всех сидящих за столом и пытаясь улыбнуться.

– Эмили, подсаживайся, – приветливо предложил ей Нед Уэйкфилд, вставая из-за стола и освобождая для нее место между Элизабет и бабушкой. – Поешь что-нибудь?

Эмили покачала головой.

– Нет, спасибо. Я не очень голодна, – усаживаясь, ответила она.

– Еда, – быстро произнесла бабушка Уэйкфилд, – абсолютно необходима для всех растущих организмов. Элис, разреши взять тарелку, чтобы Эмили могла отведать бифштекс.

– Я принесу ее сама, – нерешительно отозвалась Элис Уэйкфилд, стараясь поймать взгляд мужа.

– Мы можем поговорить позже, – шепнула Элизабет Эмили, когда мать вышла из комнаты. – Понимаю, что тебе не хочется говорить обо всем этом в присутствии такого числа людей.

Эмили пожала плечами.

– Я просто больше не могу держать все в себе, – ответила она. – И пришла сюда, чтобы спросить, нельзя ли мне остаться у вас ненадолго.

За столом воцарилась мертвая тишина.

– Ты имеешь в виду остаться здесь, в нашем доме? – мягко спросил мистер Уэйкфилд, испытующе глядя на Эмили. – Ты что, попала в беду?

Вместо ответа Эмили разрыдалась.

– Бедняжка, ах ты бедняжка! – воскликнула бабушка Уэйкфилд, наклонившись, чтобы обнять девочку за плечи.

В этот момент Элис Уэйкфилд как раз ставила тарелку на стол перед Эмили. Тарелка выпала из рук хозяйки, ударилась о пол и разбилась.

– Элис, прости, – сказала бабушка Уэйкфилд с выражением испуга на лице.

– Ничего страшного, – ответила Элис, которая была слишком усталой, чтобы обращать внимание на такой пустяк. – Лиз, не могла бы ты принести другую тарелку с кухни? И совок для мусора?

– Это я виновата, – попыталась вмешаться Эмили, вытирая слезы. – В последние дни я все порчу.

– Эмили, – спокойно произнес мистер Уэйкфилд, – почему бы нам не разобраться во всем по порядку? Не могла бы ты рассказать, что именно стряслось у вас в доме?

Эмили сделала глубокий, прерывистый вздох.

– Хорошо, – сказала она, – но это довольно длинная история.

В течение последующих десяти минут семья Уэйкфилдов хранила полное молчание. Говорила лишь Эмили. Когда она перешла к особенно тяжелой части своего повествования, ее голос начал прерываться. Не так-то просто было рассказывать о своей матери или о неприятностях, которые возникли у нее с Карен.

Но Эмили чувствовала, что все здесь хотят ей помочь, и понимала: для этого они должны узнать всю правду.

Дойдя до описания того, что произошло днем, она почти потеряла самообладание.

– Было так стыдно, – тихо проговорила она со слезами на глазах. – Мне и самой-то было бы крайне неприятно выслушать все это о собственной матери! Но в присутствии Дана… воображаю, что он мог подумать обо мне…

– Я уверена, что он все понял, – сказала Элизабет, кладя ладонь на руку Эмили.

Эмили покачала головой.

– Я пришла сюда, потому что просто не знаю, что теперь делать, – проговорила она удрученно. – Отец опять встанет на сторону Карен. Даже не сомневаюсь в этом! И я не могу больше там оставаться. Просто не могу.

Нед Уэйкфилд со вздохом посмотрел через стол на жену.

– Положение довольно затруднительное, Эмили, – произнес он мягко. – Мы сделаем все, чтобы помочь тебе, но боюсь, как бы мы не вышли за рамки дозволенного – и с точки зрения этики, и с точки зрения закона, – если вмешаемся в ваши семейные дела. Понимаешь?

– Иными словами, вы не можете мне помочь? – спросила Эмили.

Плечи ее снова затряслись от рыданий.

– Мы хотим помочь, – сказала Элис Уэйкфилд, наклоняясь к девочке. – Но нам прежде всего нужно знать, что ты хочешь, чтобы мы сделали.

– Разрешите мне остаться у вас некоторое время, – взмолилась Эмили. – Пока я не найду какой-то выход! Прошу вас! – добавила она в отчаянии, умоляюще глядя на мистера Уэйкфилда. – Я не знаю, что делать, если вы скажете «нет»!

Нед Уэйкфилд глубоко вздохнул.

– Ты, конечно, можешь остаться на сегодняшнюю ночь, – промолвил он наконец, вопросительно посмотрев на жену. Легким кивком она дала понять, что не возражает. – Возможно, это поможет всем немного остыть. Но мы можем разрешить тебе остаться у нас только при одном условии, – добавил он.

– Каком? – спросила Эмили дрогнувшим голосом.

– Тебе следует сразу же после ужина позвонить своему отцу и сообщить ему, где ты находишься, что ты в безопасности и что остаешься здесь на ночь. Иначе он будет с ума сходить от беспокойства.

Эмили сидела, опустив глаза. Она так разволновалась, что разорвала свою салфетку на мелкие кусочки, даже не заметив этого.

Одна ночь было не совсем то, на что она надеялась, но все же лучше, чем ничего. Эмили не так уж была уверена, что отца хоть сколько-нибудь волнует, где она находится в настоящий момент, но она понимала, что мистер Уэйкфилд по-своему прав.

– Хорошо, – сказала она наконец, закусив губу. – Я позвоню ему.

– А теперь поешь! – приказала бабушка Уэйкфилд, пододвигая к ней хлебницу. – Не удивительно, что ты так расстроена! Ты, вероятно, ничего не ела весь день, худышка ты эдакая!

Все рассмеялись, и напряжение в комнате несколько спало.

Но Эмили не могла заставить себя съесть что-нибудь, хотя бабушка близняшек поставила перед ней тарелку, полную вкусной еды. Она не переставала думать о том, что после ужина ей нужно позвонить отцу. Что он ей скажет?

В раннем детстве, еще до ухода матери, Эмили, когда бывала чем-то расстроена, придумывала себе всякие приятные сценарии того, как будут развиваться дальнейшие события. Это были маленькие грезы наяву, в которых все оборачивалось для нее наилучшим образом. Вот и сейчас она поймала себя на том же. Может быть, Карен скажет отцу, что очень сожалеет обо всем. А может быть, когда Эмили позвонит, отец признается, что тоже очень сожалеет. И они скажут ей, что выезжают, чтобы забрать ее домой.

– Не желаешь ли картофеля, Эмили, – предложил дедушка Уэйкфилд, и грезы Эмили разом рассеялись.

Она вернулась к реальности, каждая минута приближала ее к этому пугающему звонку.

– Эмили? – голос отца звучал напряженно. – Где ты? – спросил он.

По его тону Эмили не могла определить, сердится он или нет.

– Я дома у подруги, – ответила она, оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что дверь в кабинет по-прежнему прикрыта.

– У какой подруги? Ты у Ларсонов?

Эмили не ответила.

– Папа, о том, что произошло сегодня после обеда… – начала она, нервно теребя телефонный шнур.

– Об этом мне уже все известно, – оборвал ее отец. – И, по правде говоря, Эмили, я сыт этим по горло. Если ты не научишься ладить с Карен, я просто не знаю, что сделаю с тобой! Разве я не просил тебя быть уступчивее? Ты должна прекратить грохотать по барабану, ведь теперь у нас маленький ребенок.

Глаза у Эмили наполнились слезами.

«Грохотать по барабану» – вот как отец относится к тому, что значит для нее больше всего на свете!

– Я не грохотала, – яростно возразила Эмили. – Я просто показывала Дану мои новые инструменты. А Карен не было дома, папа! Она ходила с Кэрри к врачу, и я была дома одна!

– Еще один больной вопрос, – напомнил ей отец. – Карен просила тебя соблюдать несколько очень простых правил и не приводить друзей, когда дома нет никого из взрослых. А ты отказываешься выполнять их.

– Папа, – спросила Эмили, чувствуя, что у нее перехватило в горле, – Карен рассказала тебе о том, что она говорила про маму?

– Нет, – резко ответил господин Майер. – О чем ты говоришь, Эм?

Эмили не могла ответить. Конечно, Карен не рассказала ему, подумала она, чувствуя себя несчастной. Мачеха никогда не выставит себя в невыгодном свете. Но девочка не могла заставить себя повторить отцу слова, произнесенные Карен. Это причинит ему ужасную боль. К тому же она догадывалась, что это ни к чему хорошему не приведет. Эмили начинала понимать, что эту борьбу ей не выиграть.

– Я не хочу обсуждать это по телефону, – отрезал отец. – А теперь, если ты мне скажешь, где ты находишься, я тотчас приеду за тобой, Эм. Перестань разыгрывать трагедию и сообщи мне, где находишься.

Эмили тяжело вздохнула.

– Я не поеду домой, па.

– Что? – грозно произнес он. – Эмили, я не шучу. Немедленно скажи мне, где ты!

– Я тоже не шучу, – возразила Эмили, пораженная тем, как холодно звучал ее голос. – Я больше не могу жить так, как жила до сих пор, папа. И я не вернусь домой.

– Эмили, – произнес ее имя отец так, словно оно причиняет ему боль, – если тебя не будет дома ровно через час, я выставлю все твои инструменты на улицу. Ты меня понимаешь?

Эмили чуть не задохнулась.

– Ты не сделаешь этого! – вскрикнула она. Молчание на противоположном конце провода подсказало ей, что она ошибается. Не может быть, чтобы это происходило на самом деле, подумала она, тупо глядя на телефонную трубку. – Ладно, – ответила она резко. – Я буду дома по возможности скоро.

– Что случилось? – озабоченно спросила Элизабет, когда Эмили вышла из кабинета.

– Я вынуждена ехать домой, – ответила Эмили, неожиданно поняв, как сильно устала. Все тело у нее разламывалось и глаза как будто воспалились и болели.

– Все в порядке? – настаивала Элизабет, обнимая ее.

Эмили глубоко вздохнула.

– Я не знаю, – сказала она наконец. – Но я вынуждена вернуться домой.

– Мы поедем с тобой, – предложила Джессика и бросилась к шкафу в передней, чтобы взять куртку. – Мы можем тебя подбросить.

– Почему бы вам не дать мне… – начала мать девочек.

Но свекор перебил ее.

– Мы ее отвезем, – твердо сказал он. – Таким образом мы составим близнецам компанию на обратном пути. Мы возьмем машину Неда.

Элис Уэйкфилд открыла было рот, чтобы возразить, но тут увидела, как Джессика обхватила дедушку за шею, целуя его в щеку.

– Ты самый лучший дедушка на свете! – воскликнула девочка.

А миссис Уэйкфилд, хотя ей очень жаль было Эмили, у которой на глазах навернулись слезы, печально подумала, что эта девочка – не единственный человек, который чувствует себя чужим в своей собственной семье. Сейчас больше, чем когда-либо, она была уверена, что утратила связь со своими дочерьми. Но что ей делать? Как вернуть их любовь?

 

7

– Эмили! – позвал Дан, догоняя ее.

Только что прозвенел второй звонок, и ученики наводнили главный коридор, спеша на следующий урок. Дан был уверен, что Эмили заметила его, но она не замедлила шага. Она даже не обернулась, когда он окликнул ее.

Дан не переставал думать об Эмили с той самой минуты, как покинул ее после вчерашней сцены. Он трижды звонил ей домой, но не смог связаться с ней. В первый раз ее отец сказал, что девочки нет дома. Судя по голосу, он был расстроен. В следующий раз телефон был занят. А в третий раз трубку сняла мачеха Эмили.

– Эмили не может сейчас разговаривать, – резко ответила она и даже не спросила, не хочет ли он что-либо ей передать.

Никогда в жизни Дану не приходилось сталкиваться с тем, что произошло накануне в студии Эмили. Не то чтобы у него не возникали иногда споры с матерью. У кого этого не бывает. Но то, чему он стал свидетелем в доме Майеров, нельзя было назвать просто спором. Дан прежде не встречался с мачехой Эмили, и, возможно, было несправедливо судить о ней только на основании того, как она вела себя тогда. Но всякий раз, вспоминая, как она кричала на Эмили, он испытывал ярость. Он также чувствовал свою беспомощность. Ему хотелось продумать, чем можно помочь Эмили. Судя по той порции, которую она выдала вчера, было похоже, что мачеха – штучка весьма ядовитая.

А то, как она говорила о матери Эмили… Дану не была известна вся подноготная. Да он и не очень хотел узнать ее. Дана рассказывала ему, что мать Эмили умерла, когда она была совсем маленькой. Но из сказанного мачехой можно было сделать вывод, что та еще жива. Дан содрогался каждый раз, думая обо всем этом.

Он почувствовал бы негодование, если бы услышал, как в подобном духе кто-либо разговаривает с любым из его близких друзей. Ну, а с Эмили – с ней тем более. Она всегда очень нравилась Дану, но он был слишком застенчив, чтобы показать ей это, на самом деле он был сильно влюблен в нее. Дан даже хранил фотографию Эмили в ящике своего письменного стола. Вообще-то это была фотография всех участников группы «Друиды», сделанная на школьном вечере танцев и опубликованная в газете «Оракул». Никого из них нельзя было как следует разглядеть, однако Эмили вышла лучше других. Она такая красивая, думал Дан. Такая миниатюрная, даже хрупкая. К тому же она очень находчивая, остроумная, тонкая натура. Мысль о том, что кто-то обижает ее, приводила парня в бешенство. Дан толком не знал, что может сделать, чтобы помочь Эмили. Но чувствовал, что должен поговорить с ней, заставить поверить, что он полностью на ее стороне, несмотря ни на что.

– Эмили, подожди! – крикнул он и побежал, чтобы догнать ее, прежде чем она свернет за угол.

– Что такое? – спросила Эмили, поворачиваясь и бросая на него холодный взгляд.

Дан был ошарашен выражением ее лица. Он точно не знал, чего можно было ожидать от нее: будет ли она смущена или расстроена или же попытается сделать вид, что ничего не произошло. Но он никак не ожидал, что она одарит его таким ледяным взглядом!

– Мне нужно поговорить с тобой! – решительно сказал Дан, беря ее за руку. – Эмили, вчерашнее происшествие меня сильно расстроило. Не могли бы мы сейчас…

– То, что произошло вчера, – холодно ответила Эмили, отворачиваясь от него, – сегодня не имеет значения: все в полном порядке, Дан. Сожалею, что ты оказался свидетелем подобной сцены. Но сейчас все прекрасно.

Дан пристально посмотрел на нее.

– Но, Эмили, твоя мачеха сказала…

– Моя мачеха была немного расстроена, – объяснила Эмили. – Ей не следовало говорить всю эту чепуху в твоем присутствии. Она действительно сожалеет об этом.

– Но как насчет…

«Как же мы?» – хотел спросить Дан.

Но Эмили вела себя так странно, что он боялся заговорить об этом.

– Как насчет твоих новых ударных? – невпопад спросил он.

Эмили покачала головой.

– Думаю, что с ними покончено, – заявила она. – Между прочим, Дан, коль скоро ты заговорил об этом, я, наверное, могу сказать тебе сейчас. Я ухожу из «Друидов».

Дан почувствовал себя так, словно получил удар поддых.

– Ты не можешь сделать этого! – воскликнул он. – Эмили, «Друиды» – лучшая группа во всей Ласковой Долине! Играть в ней – такая блестящая возможность! Кроме того, – добавил он, заметно помрачнев, – что мы будем делать без тебя? Ты такая талантливая, Эм. Ты не можешь просто…

– Дан, – начала Эмили бесстрастным голосом, – я все тщательно обдумала. И сыта этим по горло. Полагаю, я перегорела, – добавила она, не глядя на Дана. – Но в любом случае меня тошнит сейчас от всего этого. Кроме того, Карен действительно нуждается в помощи по дому. И я намерена быть рядом, когда понадоблюсь ей.

«Вот и все, – подумал Дан. – Если сейчас я ничего ей не скажу, у меня, вероятно, никогда не будет другой возможности».

– А как же мы с тобой? – спросил он с пересохшим горлом. – Эмили, я никогда не говорил тебе об этом, но я действительно…

На мгновение Дану показалось, что Эмили вот-вот расплачется. Выражение ее лица изменилось: казалось, она готова броситься к нему и изо всех сил прижаться.

Но в следующую минуту девочка уже взяла себя в руки.

– Дан, мне нужно бежать, – скороговоркой произнесла она.

И все кончилось. Эмили отвернулась и поспешно пошла по коридору, а он остался стоять на месте.

Дан был словно оглушен. Он не мог поверить, что Эмили всерьез решила уйти из «Друидов».

И зачем это она заговорила о намерении помогать мачехе, когда из всего случившегося вчера было ясно, что они презирают друг друга?

Поведение Эмили показалось Дану странным. Он не мог отделаться от ощущения, что она отчаянно пытается держать себя в руках и что стоит ей лишь на секунду потерять над собой контроль, как все рухнет.

«Я должен что-то предпринять, – с тревогой подумал он, – просто обязан».

Но что же он мог сделать, чтобы действительно помочь ей?

– Лиз, не могла бы ты уделить мне минутку? – спросила Эмили, просунув голову в дверь офиса газеты «Оракул».

– Заходи же, – ответила Элизабет. – Я весь день пыталась тебя найти!

– Не беспокойся, – поспешно сказала Эмили, избегая ее испытующего взгляда. – Все хорошо, просто прекрасно.

Элизабет продолжала пристально смотреть на нее.

– Что ты имеешь в виду? Что сказала Карен, когда ты вернулась домой? Она извинилась перед тобой?

Эмили глубоко вздохнула.

– Вчера мы долго разговаривали втроем, – начала она. – И я думаю, что все должно быть теперь хорошо, Лиз. Честно говоря, мне больше не хочется об этом говорить.

Элизабет чувствовала, что все очень скверно.

– Так вы втроем нашли разумный выход из создавшегося положения? – спросила она с сомнением в голосе.

– Ну, – сказала Эмили, пряча глаза, – судя по тому, как Карен вела себя вчера вечером, стало немного лучше. Думаю, и со мной не так-то легко иметь дело. Я к тебе пришла вот зачем. Хочу поместить объявление в номере «Оракула», который выйдет на следующей неделе. Не могла бы ты подсказать, как мне это сделать?

– Конечно, – ответила Элизабет. – Что-нибудь продаешь?

Эмили потупилась.

– Мои ударные инструменты.

Элизабет вытаращилась на нее.

– Твои… Эмили, ты шутишь?

– Нет, – уныло ответила Эмили, – не шучу.

– Но почему ты решила продать их? Эмили, ты лучшая барабанщица во всей школе! Что будет с «Друидами», если ты уйдешь?

– Ударников больше чем достаточно, – сказала Эмили упавшим голосом. – А я не так уж и хороша, Лиз. Кроме того, для меня теперь это не имеет прежнего значения.

Элизабет внимательно смотрела на Эмили, и у нее возникла ужасная догадка.

– Эмили, что, вчера во время разговора с родителями вновь был поднят вопрос о школе-интернате? И с этим связано твое решение расстаться с ударными инструментами?

Эмили покраснела до корней волос.

– Я не желаю говорить об этом.

– Скажи мне только одно, – потребовала Элизабет. – Ты заключила какую-то сделку со своей мачехой? Пообещала ей расстаться со своими инструментами, чтобы тебя оставили в Ласковой Долине?

Эмили развернула листок бумаги.

– Посмотри, – произнесла она дрожащим голосом. – Вот текст объявления, которое я хочу поместить. Просто опубликуй его в газете, Лиз, и скажи, сколько это стоит.

Элизабет взяла в руки листок, который выглядел так, словно его сворачивали и разворачивали десятки раз.

– Эм, – начала она увещевающим тоном. Но, подняв глаза, увидела, что Эмили уже вышла.

Элизабет вновь взглянула на листок бумаги. На нем было написано:

«Продается: Один комплект ударных инструментов. В прекрасном состоянии. Минимальная цена – 200 долларов».

Элизабет покачала головой.

«Я просто не могу допустить, чтобы она сделала это», – решила она.

Элизабет была почти уверена, что ее догадка верна: Карен пригрозила, что выдворит падчерицу из дому, если та не будет выполнять ее требования.

Элизабет не винила Эмили. Если бы ей самой пришлось выбирать, она, вероятно, сделала бы то же самое. Но Элизабет также понимала, какой несчастной должна чувствовать себя Эмили. Уйти из «Друидов», казалось, было худшим, что она могла сделать.

– Дан! – окликнула Элизабет. Занятия закончились, и в коридоре почти никого не было. Дан Скотт был среди немногих оставшихся там учеников. – Я надеялась, что встречу тебя сегодня, – призналась она, когда Дан подошел к ней. – Мне хотелось поговорить с тобой об Эмили. Она рассказала мне, что произошло вчера после школы. Должно быть, это для вас обоих было ужасно.

– Я чувствовал себя очень неловко, – признался Дан, прислонясь к стенке и глядя в пол. – Но Бог знает, каково было бедняжке Эмили. Это… ну, честно говоря, очень трудно сейчас даже вообразить, что она чувствует после всего случившегося. Думаю, она пытается убедить себя в том, что все в порядке. Но я не верю этому.

– Я тоже, – согласилась с ним Элизабет. – Она сказала тебе о том, что уходит из группы?

Дан кивнул головой.

– Это безумие, – в сердцах проговорил он. – И не только из-за того, что мы теряем такого хорошего ударника. Я ведь знаю, как много значит для нее музыка. Эмили могла бы стать прекрасным музыкантом, если бы продолжала совершенствоваться!

– Не знаю, следует ли мне говорить об этом, – заколебалась Элизабет, а затем продолжила: – Сегодня после школы она принесла мне объявление, которое хочет поместить в нашей школьной газете. Она собирается продать свои ударные инструменты.

Дан ударил себя по лбу.

– Да она просто сошла с ума! – воскликнул он. – А сколько она хочет за них получить? – спросил он немного погодя.

– Не знаю. Кажется, двести долларов, – попыталась вспомнить Элизабет.

Дан покачал головой.

– Глупышка. Эти инструменты стоят гораздо больше. И Эмили, вероятно, копила на них всю свою жизнь. Элизабет, если она действительно поместит это объявление, кто-нибудь несомненно купит их! И тогда Эмили уже не сможет изменить свое решение!

– Я знаю, – сказала Элизабет. – К тому же уверена, она очень скоро об этом пожалеет. Подозреваю, что мачеха предъявила ей какой-то ультиматум. Я попыталась выяснить это, но Эмили даже не стала говорить со мной на эту тему.

– А со мной она вела себя сегодня так, словно перед ней какой-то незнакомец, – пробормотал Дан, засовывая руки в карманы.

Элизабет испытующе посмотрела на парня. Ей почудилось, что в данном случае имело место нечто большее, чем простое сочувствие.

– Она очень расстроена, – мягко сказала Элизабет. – На твоем месте, Дан, я бы не отступалась. Ей нужна поддержка.

Дан залился краской.

– При том, что я чувствую, у меня нет иного выбора, – произнес он тихим голосом.

– Послушай! – воскликнула Элизабет в отчаянии. – Неужели мы ничего не можем сделать? Я уже подумывала: не «потерять» ли мне случайно ее объявление или просто забыть опубликовать его? Но ведь на следующей неделе, не увидев объявления в газете, она захочет узнать почему.

– Ладно, – приговорил Дан медленно, покачиваясь на каблуках, – может, тебе следует опубликовать его. Похоже, у тебя нет иного выхода. В конце концов, – добавил он, и застенчивая улыбка появилась у него на лице, – будет неэтично не выполнить просьбу Эмили.

– Но если я опубликую его, – возразила Элизабет, – кто-нибудь может взять и купить ее инструменты!

Лицо Дана расплылось в улыбке.

– Ага, – согласился он. – У меня даже есть сильное подозрение, что кто-то действительно это сделает.

– Но… – уставилась на него Элизабет. Вдруг она тоже заулыбалась. – До меня дошло. Ты имеешь в виду…

– Помещай объявление, – сказал Дан, заговорщически подмигнув. – Как знать, – добавил он словно про себя. – Набор ударных инструментов такого качества за двести долларов – ну, возможно, я сам этим заинтересуюсь!

Элизабет громко рассмеялась. Неожиданно она стала немного меньше беспокоиться об Эмили Майер. Было здорово узнать, что она не единственный человек, который принимает интересы этой девушки так близко к сердцу!

 

8

В субботу утром, неделю спустя, Эмили играла с Кэрри в ее детской.

– Вот видишь, – прошептала она, перебирая пальцами мягкие белокурые локоны Кэрри, – не так уж все и плохо, не правда ли? Пока что у меня все идет нормально, правильно, Кэрри?

Кэрри, засунув кулачок в рот, таращила на нее свои глазенки. Широко улыбаясь, она издала один из тех маленьких звуков, которые Карен упорно называла «разговором». Эмили вздохнула.

«Что за прелесть эта малышка», – подумала она.

Порой Эмили становилось немного больно, глядя на Кэрри, она была такой хрупкой, такой беззащитной. Какой ласковый, довольный всем ребенок, размышляла Эмили, продолжая гладить Кэрри по головке. Она и не знает, как много несчастья существует в мире.

«И я когда-то была такой, – продолжала думать Эмили. – Таким же крохотным существом. Может быть, и моя мать брала меня на руки так нежно, как это делает Карен. Возможно, она беспокоилась, когда я не могла заснуть. Возможно…».

Слезы навернулись Эмили на глаза.

– Я хочу защитить тебя, – сказала она, беря Кэрри на руки и тесно прижимая ее к себе. – Как жаль, что не могу сделать так, чтобы ты никогда не узнала, сколько неприятностей вокруг!

Кэрри издала воркующий звук, уставившись своими большими голубыми глазами на Эмили.

– Эмили, – проговорила Карен, входя в детскую, – только что звонил телефон, ты что, не слышала?

Эмили покачала головой, опуская Кэрри в ее кроватку.

– Извини, – сказала она, стараясь говорить ровным голосом. – Это меня?

– Да, – ответила Карен с явно недовольным выражением лица. – Это опять тот парень – тот самый, который был здесь тогда.

Эмили, пробегая мимо мачехи, глубоко вздохнула.

«Ей невозможно угодить», – подумала она.

Взяв параллельную трубку у себя в спальне, она сказала:

– Привет, Дан. Что случилось?

– Мне просто хотелось узнать, как у тебя дела, – бодрым голосом проговорил он. – Нам так не хватало тебя на репетициях на прошлой неделе, Эм. Мы все надеемся, что ты изменишь свое…

– Дан, я не желаю говорить о «Друидах», – оборвала его Эмили. – Если ты позвонил только для этого…

– Ну, – заторопился Дан, – между прочим, я звоню совсем не поэтому, Эмили. Я увидел твое объявление в «Оракуле». Ты это серьезно насчет продажи своих инструментов?

Эмили глубоко вздохнула.

– Да, и не пытайся отговорить меня от этого! Я знаю, что делаю, Дан.

– Ты уверена? – с сомнением в голосе спросил он. – Двести долларов кажется не слишком высокой ценой.

– Ну, они ведь подержанные, – подчеркнула Эмили. – Кроме того, деньги в данном случае не главное для меня. Я просто хочу избавиться от них.

Дан немного помолчал.

– Понимаю, – протянул он наконец. – Ну, если ты действительно уверена…

– Да, уверена, – повторила она.

– Ну, в таком случае, у меня есть друг, который, мне кажется, действительно может захотеть их купить. Его зовут Джэми, он учится на втором курсе в Палисэдесе. Как-то он говорил мне, что давно ищет хорошие инструменты. Так что, когда я увидел твое объявление…

Эмили прокашлялась.

– Ты имеешь в виду… – произнесла она.

«Ты имеешь в виду, что не собираешься отговаривать меня от этого?» – подумала она при этом, не веря своим ушам.

Было очевидно, что Дан мало огорчен из-за того, что она отказалась от своей музыкальной карьеры! Единственное, что его интересует, поскорее забрать у нее ударные инструменты для какого-то парня из Палисэдеса!

– Ну, раз уж ты уверена и все такое, – поспешно добавил Дан. – Понимаешь, Эм, я не хотел брать их у тебя, не убедившись, что ты настроена по-серьезному. Вот почему сначала решил все точно узнать. Но если ты уверена…

– Я уверена, – холодно отрезала Эмили. – Можешь сказать своему другу, что они в его полном распоряжении – если, конечно, у него есть двести долларов.

– Прекрасно! – воскликнул Дан. – Эмили, это замечательно! Он будет так счастлив, – добавил он.

Эмили не отозвалась. А она-то считала, что нравится Дану. Мог бы по крайней мере притвориться, что пытается уговорить ее изменить свое решение!

– Могу я прямо сейчас прийти за ними? – словно сгорая от нетерпения, спросил Дан. – Я пообещал Джэми выяснить, не продали их уже. Он собирался позвонить мне сегодня вечером.

– Парень, а ты, я смотрю, не теряешься, – колко заметила Эмили.

– Ну, – удивленно протянул Дан, – коль скоро они продаются, то я подумал, что мог бы…

– Отлично, – прервала его Эмили. – Приходи за ними, когда пожелаешь.

– Эмили, – раздался веселый голос Карен из прихожей. – Ты еще не закончила говорить по телефону? Я хотела спросить тебя, не сможешь ли ты посидеть сегодня вечером с Кэрри.

– Конечно, – вяло откликнулась Эмили.

«А почему бы и нет?» – подумала она печально.

Не важно, что она оставалась с Кэрри и накануне вечером. У нее нет больше никаких своих дел. Это уж точно!

Когда Дан появился, по всему было видно, что у него хорошее настроение.

– Ну, похоже, ты семь раз отмерила, прежде чем решиться на это? – спросил он Эмили, спускаясь за ней в ее студию.

– Да, – ответила Эмили, стараясь не выдать голосом своего душевного состояния.

Как только они спустились вниз, оживление Дана как рукой сняло. Казалось, сам вид студии действовал ему на нервы, словно у него перед глазами вновь возникла безобразная сцена, происшедшая в позапрошлый четверг.

– Ну, – произнес он неловко, стараясь не встречаться с Эмили взглядом. – Как ты поживаешь?

Эмили тоже вдруг оробела. Она не могла не заметить, как хорошо выглядел Дан. На нем, как обычно, были джинсы, но сверху – трикотажная вязаная рубашка темно-бордового цвета, которая очень шла ему. И ей очень нравились его волосы, которые при свете лампы отливали золотом.

– Все хорошо, – быстро ответила она.

Ей так хотелось сбросить с себя эту скованность и стать с Даном самой собой. Но каждый раз при взгляде на него девочка вспоминала, как Карен выкрикивает все эти ужасные слова о ее матери.

«Бог знает, что он должен был подумать обо мне, – мысленно терзала она себя. – Вероятно, он всем в школе рассказал обо мне – о том, какая я лгунья: говорила, что мать умерла, а она на самом деле жива. Могу побиться об заклад, что он рассказал об этом и всем «Друидам», – подумала она вдруг. – Уверена, они даже рады, что я ухожу от них! Может быть, этот парень Джэми займет мое место».

– Я давно хотел поговорить с тобой, – начал мягко Дан, не отрывая взгляда от покрытого ковром пола. – Эмили…

– А почему же мы не забираем ударные инструменты? – поспешно спросила она, проскальзывая мимо него в глубь студии.

Ей хотелось поскорее с этим разделаться и чтобы Дан сразу ушел. Его присутствие приводило ее в сильное замешательство. Только бы поскорее забыть о том, что здесь произошло в прошлый раз. Она собирается стать другим человеком, твердила Эмили самой себе, вытаскивая из шкафа коробки с инструментами и бросая прощальный взгляд на свое сокровище. Избавление от ударных должно было стать первым практическим шагом к новой жизни.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил ее Дан, когда она помогала ему загружать коробки в багажник его машины. – Не хотела бы сходить в кинотеатр или что-нибудь в этом роде?

– Нет, спасибо, – отказалась Эмили, с трудом сдерживая слезы.

Было ужасно видеть, как инструменты, запакованные в коробки, навсегда исчезают в багажнике чьей-то машины. И Дан вел себя в этой ситуации так бессердечно!

– Ты уверена? – переспросил он разочарованно.

Эмили кивнула.

– Я снова в роли няньки, – объяснила она, и вовсе не потому, что считала, что это ему действительно интересно. Он, вероятно, очень рад, что нашел для своего друга целый комплект ударных инструментов.

– Ну, полагаю, мне лучше отдать тебе деньги, – произнес он, вытаскивая кошелек. – Двести долларов, не так ли?

Эмили нервно сглотнула. Как только он вручит ей деньги, ударные станут чужой собственностью.

– Да, – ответила она удрученно. – Ведь именно так сказано в объявлении?

Дан ничего не ответил. Вынув четыре хрустящие пятидесятидолларовые банкноты, он молча протянул их Эмили.

Первым ее побуждением было оттолкнуть деньги. Ее чуть не затошнило при виде их. Но она сама затеяла все это и теперь должна была довести дело до конца.

– Спасибо, – глухо поблагодарила она.

Возвращаясь к дому, Эмили сложила купюры пополам и засунула их к себе в карман. Сердце бешено колотилось, но она продолжала идти к дому, не оглядываясь.

– Эм, – легко постучался отец к Эмили.

Не услышав ответа, он толкнул дверь и просунул голову в комнату.

– Привет, – сонно поприветствовала его Эмили, садясь на постели.

Она не помнила, как заснула, но, судя по тому, что в спальне было темно, легко было догадаться, что наступил вечер. Отец переоделся и выглядел нарядно. На нем были темно-синий блейзер и галстук. Когда же он вошел и присел на край ее кровати, она уловила запах одеколона.

– Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты сегодня снова взялась понянчить малышку, – проговорил отец, погладив ее по голове. – Эм, я понимаю, в последнее время тебе нелегко. И хочу, чтобы ты знала, что ценю твои усилия.

Эмили почувствовала, как к горлу подступает комок. Было достаточно тяжело убедиться, что отец полностью встал на сторону Карен, или наблюдать его гнев. Но когда он пришел к ней и заговорил так ласково, перенести это было еще труднее.

– Я рада быть полезной, – заученно произнесла она, опуская ноги с постели. – Не придавай этому особого значения, папа.

Отец бросил на нее испытующий взгляд.

– Что ты решила делать с «Друидами»? Есть ли какая-нибудь возможность убедить их проводить репетиции пораньше, чтобы ты могла не нарушать свой распорядок дня?

Эмили уставилась взглядом в пол. К такому повороту она не была готова.

– Я ухожу из группы. Между прочим, сегодня я продала свои инструменты.

Глаза у господина Майера потемнели.

– Ты… Эмили, что такое ты говоришь?

Эмили пожала плечами.

– Похоже, из-за них слишком много волнений, вот и все. Кроме того, нет большого смысла держать инструменты здесь. Каждый раз, когда я начинала репетировать, Карен заявляла, что я бужу Кэрри.

Рональд Майер тяжело вздохнул.

– Ты знаешь, я искренне надеялся, что мы втроем сможем найти разумное решение, Эм. И меньше всего я ожидал, что ты будешь действовать так поспешно. Понимаю, как ты была расстроена, но не вижу, как, принеся в жертву занятия музыкой, ты надеешься наладить отношения.

По щекам Эмили катились слезы.

– Я не приносила никакой жертвы! Папа, ты ничего об этом не знаешь! Я сделала то, что меня принудили сделать, – добавила она. – И, честно говоря, рада, что этих барабанов больше нет.

– Возможно, сейчас ты чувствуешь именно так, – печально произнес отец, – но что, если ты передумаешь? Ведь будет слишком поздно что-либо предпринять. Инструменты утрачены тобой безвозвратно. Что ты думаешь делать, если тебе вдруг захочется вернуть их на следующей неделе?

Эмили закусила губу.

– Я не захочу вернуть их, – сказала она глухим голосом. – Никогда не захочу больше играть на ударниках, никогда, пока буду жива.

– Надеюсь, что ты хоть получила за них какие-то деньги. Помню, как много ты работала, чтобы накопить их.

– Я получила деньги! – отрешенно ответила Эмили, вспомнив, что почувствовала, когда Дан протянул ей пятидесятидолларовые купюры. – Не беспокойся, папа, я знаю, что делаю.

– Я оставлю на столе в моем кабинете номер телефона, где мы будем, – сказал отец, вставая.

Как только он вышел из комнаты, Эмили вскочила с кровати и направилась к своему столу. Включив настольную лампу, она открыла нижний ящик, в котором хранила все свои «сокровища»: полученное ею первое любовное послание; голубую ленту за победу в легкоатлетических соревнованиях в шестом классе; многочисленные почетные грамоты за музыкальные выступления.

Незадолго до этого Эмили спрятала в глубине ящика конверт с двумястами долларами. Она вытащила его наружу и заглянула внутрь. У нее не было пока никаких планов, как распорядиться этими деньгами. Но сознание, что они лежат там, помогло ей почувствовать себя немного увереннее.

Тут среди беспорядочно лежащих на дне ящика вещей Эмили заметила уголок другого конверта и извлекла из него фотографию.

На ней были Эмили и ее родители около озера Секка, расположенного на окраине Ласковой Долины. Снимок, сделанный летом незадолго до ухода матери, был единственной, по-настоящему хорошей, фотографией с ее изображением. Было трудно рассмотреть черты лица отца: во время съемки он слегка зажмурился от яркого солнца. Но мать… ее мать выглядела очень красивой! Черты лица у нее были мягкими, и она мило улыбалась, глядя в камеру. Она казалась такой доброй, подумала девочка, такой ласковой.

Но через минуту засунула фотографию обратно в ящик. Нет смысла жить прошлым, сказала она себе и, решительно выключив настольную лампу, встала со стула.

Ей нужно идти приглядывать за малышкой Кэрри. Все остальное в прошлом: мать, музыка, Дан… Но Эмили обещала себе не сдаваться. Она намерена приспособиться к новой жизни своего отца, даже если это будет убивать ее. Она станет делать все возможное, чтобы помогать своей мачехе. Потому что иначе, твердо знала, Карен убедит отца, что школа-интернат – это единственное правильное решение. Эмили действительно боялась, что разлука с Ласковой Долиной будет означать для нее конец.

 

9

Элис Уэйкфилд вынула последнюю партию белья из сушилки стиральной машины, встряхнула полотенца и сложила. В это воскресенье в полдень в доме царила тишина. На выходные приехал старший сын Стивен, чтобы повидаться с бабушкой и дедушкой, и они впятером, включая близнецов, отправились на пляж.

Еще неделя, подумала Элис, и старики возвратятся к себе в Мичиган. Интересно, почувствует ли она себя спокойнее после их отъезда. Не то чтобы ее не радовал их визит: она всегда была в добрых отношениях с родителями мужа, а на прошлой неделе получила от общения с ними еще больше удовольствия, чем обычно. Причина ее беспокойства была в дочерях.

Элис предпринимала попытки приобщиться к их планам, но пока они не увенчались успехом. Вначале она старалась убедить себя, что близнецам просто хочется побыть наедине с бабушкой и дедушкой. И вряд ли следовало порицать их за это. Ведь внучки виделись с ними всего раз в году, а ее видят каждый божий день.

Но Элис трудно было отделаться от чувства, что здесь кроется что-то большее. В прежние времена, с печалью вспоминала она, дочери всегда советовались с ней, им хотелось узнать ее мнение об их школьных нарядах или помочь в доме по хозяйству. В последнюю очередь, правда, им хотелось, чтобы она помогла им починить что-то или показала, как пользоваться теми или иными кухонными принадлежностями. Теперь они подросли и больше не нуждаются в ее помощи и, кроме того, у них нет для нее свободного времени.

Однако на этот раз у Элис Уэйкфилд созрел, казалось, отличный план. Она заблаговременно предупредила руководство своей фирмы, что в понедельник не придет на работу. Целую вечность у нее не было ни одного отгула.

«Таким образом, – подумала она с удовлетворением, – я буду дома к возвращению девочек из школы, и дедушке с бабушкой не удастся перехватить их и увезти куда-нибудь. Можно, например, взять их с собой за покупками – уж от этого-то они ни за что не откажутся!»

Элис Уэйкфилд настолько понравился собственный план, что поначалу ей показалось, будто она ослышалась, когда в ответ на ее предложение, сделанное после обеда в гостиной, Джессика возразила:

– Мы не можем, мам. Бабушка обещала повезти нас на площадку для запуска воздушных шаров, наполняемых горячим воздухом.

– Что?

Джессика, которая в этот момент сосредоточенно закатывала рукава тенниски, ответила так, словно речь шла о самом обыденном:

– Ты знаешь, мам, будет так здорово прокатиться на воздушном шаре!

– Бабушка полна самых безумных идей, – захихикала Элизабет. – Можешь себе представить, чтобы женщине в ее возрасте хотелось полетать на одном из этих аппаратов? Но именно ей пришла эта мысль в голову. Неподалеку, на побережье есть место, откуда запускают эти воздушные шары с корзинами. Так что завтра после уроков бабушка с дедушкой заедут за нами в школу, и мы попробуем до ужина совершить один такой полет.

– О, – только и смогла произнести Элис Уэйкфилд, совершенно сраженная.

Полет на воздушном шаре! Разве можно было этому что-нибудь противопоставить?

– Может, мы могли бы поехать за покупками как-нибудь в другой раз, мам, – предложила Элизабет, заботливо глядя на мать. – Как ты думаешь, Джес?

Джессика, казалось, все еще была озабочена своими рукавами.

– Что? – спросила она рассеянно, переводя взгляд с Элизабет на мать. – Я что-то пропустила?

– Нет, – резко ответила Элис Уэйкфилд, быстро вставая. – Не волнуйся, Джессика. Ты ничего не пропустила.

– Что с ней? Разве я сказала что-нибудь, чего не стоило говорить? – покидая комнату, услышала мать возмущенный голос Джессики.

«Ну все, я сдаюсь, – решила про себя Элис Уэйкфилд, входя в кабинет. – Совершенно очевидно: им со мной неинтересно. Они больше не нуждаются во мне, и я для них скучна».

– Эй, – окликнул ее муж, откладывая в сторону газету. – Ты чего такая мрачная? Что-нибудь случилось?

Элис пожала плечами и села напротив него в свое любимое кресло.

– Ничего особенного, если, конечно, не считать, что быть кому-то полезной важно, – вздохнула она.

– О чем ты это?

– О девочках. Они просто во мне больше не нуждаются, Нед. И, признаться, мне становится от этого грустно.

– А может, расскажешь все с самого начала? Боюсь, мне нужны некоторые разъяснения.

Элис Уэйкфилд подробно рассказала о том, что мучает ее в последнее время, как она собиралась приготовить для всех праздничный ужин и почему ей это не удалось. Упомянула также, как старалась возвращаться домой с работы пораньше, чтобы провести с дочерьми побольше времени, и что из этого получилось.

– Нед, кажется, я уже не пользуюсь у них спросом. С твоими родителями им так интересно, что я по сравнению с ними, видно, выгляжу как старая размазня, – вздохнула она.

Дрожащим от обиды голосом Элис описала последний эпизод – как наметила взять отгул на работе, чтобы съездить с Джессикой и Элизабет за покупками.

– Угадай, что предложили твои родители? – глухим голосом спросил она.

– И что же? – На лице мужа появилась сочувствующая улыбка. – Охоту на крупного зверя? Путешествие в Диснейленд?

– Хуже. Полет на воздушном шаре с горячим воздухом! Нед, как же может заурядная, замотанная на работе мать выдержать сравнение с подобным?

– Элис, – ответил Нед Уэйкфилд. – Едва ли тебя назовешь заурядной. Напротив, ты одна из самых занимательных женщин, которых я когда-либо встречал.

– Возможно, я веду себя глупо, но я действительно чувствую себя уязвленной.

– Не забывай, – успокоил ее муж, – что дедушка с бабушкой бывают здесь не слишком часто, вот и стараются вовсю ублажать их.

– Да знаю я, знаю. Просто чувствую себя удивительно неуверенной. И ничего не могу с этим поделать! Если бы девочки хотя бы раз обратились ко мне с какой-нибудь, пусть крошечной просьбой, если бы они хоть чем-нибудь показали, что нуждаются во мне, а не обращались со мной, как с… Я не знаю, как с вешалкой для одежды или чем-то в этом роде!

– Милая, ну потерпи еще немного. В конце этой недели родители уезжают, и все пойдет по-прежнему.

– Но в том-то и дело! – с болью в голосе воскликнула Элис. – Я не хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Я хочу, чтобы отношения между мной и девочками стали лучше, чем были. Неужели ты не понимаешь?

– Может, тебе поговорить с ними, – предложил Нед Уэйкфилд. – В прошлом это приводило к самым хорошим результатам, не так ли?

– Да, но мне не хочется оказывать на них давление. Не хочу, чтобы у них создалось впечатление, что их заставляют… ну, знаешь ли, быть снисходительными к своей мнительной матери или что-то в этом роде.

– Ну, мое дело предложить. По-моему, лучший способ прийти к взаимопониманию – это поговорить начистоту.

– Столько лет работы в суде, – поддразнила мужа Элис Уэйкфилд, с любовью глядя на него, – и ты продолжаешь верить, что все можно уладить простыми разговорами?

– Да, все еще верю, – ответил он, широко улыбаясь.

Она покачала головой, хотя в глубине души подозревала, что муж прав. Однако ей не хотелось самой заводить разговор с дочерьми. Только если бы дочери по собственной инициативе пришли к ней, она вновь почувствовала бы, что нужна им.

Сидя около ванны, Эмили глубоко вздохнула и вытерла лоб тыльной стороной руки. Силы ее были на исходе. Трудно поверить, что уход за ребенком может оказаться таким изнурительным. Кэрри уже научилась хорошо ползать, и лишь стоило Эмили посадить малышку на пол, как та моментально вставала на четвереньки и со скоростью молнии неслась к первому попавшемуся ей на глаза предмету.

К тому же, казалось, все всегда происходило одновременно. Как только Эмили начинала менять Кэрри подгузники, принимался звонить телефон. Или в самый разгар игры с Кэрри наверху в спальне Эмили вдруг вспоминала, что внизу на плите у нее что-то варится. Было похоже, что нужно иметь не меньше шести рук, чтобы успевать все делать!

– Вы еще не закончили? – спросила Карен, входя в ванную.

Эмили растерянно заморгала.

– Нет, я только что начала.

– Как я устала от всего этого, – вздохнула Карен. – Кстати, я подумывала после обеда выбраться в центр, если, конечно, ты не возражаешь, Эмили. Мне необходимо найти что-нибудь для вечеринки, которую Бронсоны устраивают в следующий уик-энд.

«Выходит, я снова остаюсь с ребенком, – подумала Эмили. – И сегодня после обеда и в следующий уикэнд».

– Надеюсь, ты не против? – повторила Карен свой вопрос, не дожидаясь ответа Эмили. – У меня уже явно начинается клаустрофобия от сидения взаперти. Если твой папа вернется домой до меня, скажи ему, где я, хорошо?

Эмили кивнула, намыливая спинку малышке Кэрри.

– Может быть, ты заодно приготовишь что-нибудь на ужин, – вскользь бросила Карен. – В ящике для овощей лежит латук, из которого можно сделать салат. А в холодильнике есть, помнится, немного томатного соуса. Если бы ты просто могла…

– Карен, – заговорила Эмили, стараясь сохранять спокойствие, – мне довольно тяжело делать две вещи сразу. Если все послеобеденное время я должна присматривать за Кэрри, то вряд ли смогу одновременно заниматься приготовлением ужина.

Глаза Карен потемнели.

– Прекрасно! – отрезала она. – Забудь, что я тебя об этом просила.

«Ого-о, – подумала Эмили. – Похоже, я снова раздула огонь».

– К твоему сведению, – холодно добавила Карен, доставая из ящика тюбик с губной помадой и наклоняясь ближе к зеркалу, чтобы подкрасить губы, – мне совсем не нравится тон, которым ты разговариваешь со мной. Я прошу ведь так немного, Эмили, и мне вовсе не нравится твое отношение.

«Ай-я-яй, – отметила про себя Эмили. – Она, видать, сегодня в отличном настроении!»

Эмили устала от неблагодарности. Ведь мачеха прекрасно знает, как много она работает по дому, а все остальное время уходит на сон, учебу и уход за ребенком!

Но Карен было на это наплевать. Она явно по-прежнему ненавидела Эмили и ждала малейшего повода, чтобы наброситься на нее. Чаша терпения Эмили скоро переполнится.

Она надеялась, что отец приедет домой до возвращения Карен из поездки по магазинам. Ей так нужно поговорить с ним. Доведенная до отчаяния, она готова была рассказать ему о том, что Карен говорила о матери. Что-то должно измениться – и очень скоро.

– Есть кто дома? – позвал Рональд Майер, кладя клюшки для игры в гольф в кладовую рядом с кухней. – Карен?

– Карен нет дома, – сообщила ему Эмили, входя на кухню с Кэрри на руках. – Она просила передать тебе, что поехала в центр. Собирается купить что-нибудь для вечеринки, на которую вы отправляетесь в следующий уик-энд.

Рональд Майер наклонился, чтобы поцеловать Кэрри в затылочек.

– Моя дорогая малышка, – тихонько пропел он, поглаживая ее по шелковистым волосикам.

– Она сказала, что вернется к ужину.

– Хорошо, – улыбнулся отец. – А как ты, голубушка? День прошел хорошо?

– Так себе, – честно призналась Эмили.

«Такого подходящего случая, как сейчас, больше не будет, – сказала она себе. – Я должна рассказать ему правду!»

– Почему же «так себе»? – спросил отец, достав стакан из буфета и открывая бутылку с пивом.

Эмили сморщила нос.

– В последнее время мне приходится много нянчится с ребенком.

Рональд Майер отхлебнул глоток пива.

– Но это не так уж и плохо. Если ребенок такой ангелочек, как Кэрри!

Эмили прикусила губу. Судя по всему, разговор будет не из легких.

– Она просто прелесть, – ответила Эмили без особого воодушевления. – Но, папа…

– Ну, в чем проблема? – спросил отец весело. – Может, появились сомнения насчет ударных инструментов?

Эмили вспыхнула. В последнее время ей даже не верилось порой, что совсем недавно они были так близки с отцом. Ей вдруг пришло в голову, что он не имеет ни малейшего представления о том, что она чувствует.

– Нет, папа, – выпалила она. – Дело не в этом. У меня осложнения с Карен. Мне нужна твоя помощь.

Отец поставил стакан на стол. На минуту в доме, казалось, все притихло.

– И какие проблемы?

Эмили беспомощно пожала плечами.

– Ты знаешь, папа! Она все время мной недовольна, что бы я ни делала. Если я не выполню хоть малейшее ее поручение, она приходит в ярость. Чувствую, что даже не могу с ней нормально разговаривать. Кажется, я боюсь ее. Я словно в западне.

– Эмили, ты знаешь, как ранима сейчас Карен. Она переживает очень трудное время, привыкая ухаживать за ребенком, приноравливаясь жить с почти уже взрослой падчерицей. На нее так много всего свалилось, и она нуждается в твоей помощи.

Эмили почувствовала, что теряет контроль над собой.

– А как насчет меня, папа? Почему никто больше не думает о том, в чем сейчас я нуждаюсь? Думаешь, мне легко приноравливаться к мачехе и младенцу в доме в одно и то же время? Тебя больше не волнует, что я чувствую?

– Эмили, – вздохнул отец и взял в руку стакан с пивом. – Мы говорили с тобой об этом десятки раз. Конечно, меня волнует, что ты чувствуешь! Но я многого жду от тебя. Я всегда возлагал на тебя большие надежды. Карен жалуется, что иногда ты бываешь с ней ужасно грубой. Это беспокоит меня, Эм.

– Я не грублю ей, – ответила Эмили дрожащим голосом. – Она говорит неправду, папа.

Рональд Майер вскинул брови вверх.

– Это уже серьезное обвинение, – произнес он ровным голосом. – Ты уверена, что именно это имеешь в виду?

Сделав глубокий вдох, Эмили начала рассказывать отцу о том, что наговорила Карен о ее матери.

– Она говорила ужасные вещи, папа, – продолжала дочь со слезами, струящимися у нее по щекам. – Она назвала ее шлюхой… в присутствии моего друга Дана…

Лицо Рональда Майера покрылось пятнами от гнева.

– Я не хочу больше слышать ничего об этом, – произнес он наконец, со стуком поставив стакан на стол. Кэрри начала извиваться в руках Эмили и заплакала. – Сейчас хозяйка в нашем доме твоя мачеха, – гневно проговорил отец. – И что бы она ни потребовала, должно выполняться. Я не потерплю, чтобы ты огрызалась на ее слова или говорила что-либо за ее спиной! Ты должна уважать ее и относиться к ней как к члену семьи. Ты слышишь меня?

– Да, – прошептала Эмили, сильно побледнев.

В следующий момент отец выскочил из кухни.

– Не плачь, – ласково поглаживая головку Кэрри свободной рукой, утешала ребенка Эмили. – Не плачь, Кэрри, все будет хорошо.

Но голос девочки дрожал. И когда она нагнулась, чтобы поцеловать малышку в лобик, все ее лицо было мокрым от слез.

 

10

– Это была просто фантастика! – воскликнула Джессика. – Бабушка, можем мы еще раз полететь на воздушном шаре до того, как вы уедете? Я могла бы заниматься этим до бесконечности.

– Только без меня, – простонала Элизабет, хватаясь за живот. – Бабуля, удивляюсь, как ты это выдержала, – добавила она, обняв бабушку за плечи. – Я думала, что потеряю сознание, когда нас начало раскачивать там, вверху.

– Да это же было самым интересным, – запротестовала Джессика. – Сверху все казалось невероятно крошечным! Это было превосходно, совершенно превосходно!

– Только между нами, – прошептала Элизабет на ухо сестре, – думаю, что могла бы прожить долго, не повторяя подобного.

Джессика покачала головой.

– Мне не хочется менять тему разговора, – сказала она, – но что происходит с Эмили? В последнее время я не вижу ее за обедом в столовой.

Элизабет нахмурила брови.

– Я тоже не вижу ее. Вчера вечером позвонила ей домой, но ее отец ответил, что она рано легла спать. Я по-настоящему беспокоюсь за нее.

– Дан хранит ее ударные инструменты в надежном месте?

Элизабет кивнула.

– Тем не менее это не поможет, если Эмили не проявит достаточно интереса к их возврату. Мы должны что-то придумать, чтобы помочь ей, но пока ничего не приходит в голову.

Сестры направились следом за бабушкой и дедушкой на кухню. Они были так увлечены своим разговором, что, когда вошли туда, едва обратили внимание на выражение лица матери.

– Ну, как там было, наверху? – спросила Элис Уэйкфилд, стараясь казаться веселой. – Хочет ли кто-нибудь перекусить после стольких усилий?

– Мы прекрасно провели время, мам! – ответила Джессика, блестя от возбуждения глазами. – Не правда ли, Лиз?

Элизабет рассмеялась.

– Было забавно. Немного тяжело для живота, но интересно.

– Я подумала, может быть, нам всем вместе пойти сегодня вечером в мексиканский ресторан, – предложила Элис Уэйкфилд, поглядывая на дочерей. – Как, неплохая идея?

– Не знаю, мам, – первой ответила Элизабет. – Не уверена, что я сейчас смогу осилить мексиканские блюда.

– Знаете что, – оживилась бабушка, – мы с Бобом на скорую руку приготовим что-нибудь прямо здесь, на кухне. Может, какой-нибудь суп с сандвичами или с чем-либо.

– Я помогу, – предложила свои услуги Джессика.

– А я накрою на стол, – быстро подхватила Элизабет.

Никто из них не заметил, что мама вышла из кухни.

– Эй, – раздался час спустя голос Неда Уэйкфилда, который вошел на кухню и положил на стул свой портфель, – вы не возражаете, если я на несколько минут украду у вас этих двух проказниц?

– Конечно, нет, – рассмеялся дедушка, помешивая суп, который кипел на плите. – Они и так немало потрудились, помогая нам.

– Что случилось, пап? – спросила Элизабет в то время, как они с Джессикой следовали за отцом к нему в кабинет.

– Ох-хо-хо, – протянула Джессика, наблюдая за тем, как отец закрывает за собой дверь. – Похоже, дело серьезное, Лиз. Что же мы натворили на этот раз?

Нед Уэйкфилд рассмеялся.

– Перестань, – запротестовал он. – Я просто захотел поговорить с вами обеими, вот и все.

– Мы слушаем тебя, папа, – заверила его Элизабет. – В чем дело?

– По правде говоря, кое-что действительно не так, – признался отец. – С вашей мамой. Ни одна из вас не замечала ничего непривычного в ее поведении в последнее время?

– Что-то в этом роде, – ответила Элизабет, обменявшись с Джессикой взглядом. – А что? С ней все в порядке, надеюсь?

Джессика заметила тревожное выражение на лице Элизабет и запаниковала.

– Мама не заболела? – спросила она, вскакивая со стула. – Папа, что с ней случилось? Ты должен сказать нам!

Нед Уэйкфилд разразился смехом.

– Ничего плохого с ней не случилось, – успокоил он дочерей. – По крайней мере физически, – добавил он, усаживаясь поудобнее в кресле. – Девочки, я думаю, ваша мама страдает одним очень распространенным недугом, которому, однако, окружающие редко уделяют должное внимание.

– Что же это такое, пап? – с трудом выдавила из себя Элизабет.

– Она чувствует себя заброшенной, – объявил отец и, подождав с минуту, чтобы его слова дошли до сознания дочерей, продолжил: – Маме кажется, что ее дети стали такими взрослыми, что больше в ней не нуждаются. У нее также сложилось впечатление, что у них есть масса более интересных вещей для времяпровождения, чем быть рядом со своей матерью.

– О, нет, – простонала Элизабет. – Джес, в последнее время мы были такими невнимательными! Вспомни, какой подавленной мама выглядела, когда она задумала приготовить праздничный ужин дома, а бабушка с дедушкой повезли нас в китайский ресторан?

– Но тут уж папина вина, – уточнила Джессика. – Извини, пап, – быстро поправилась она, – но ты единственный из нас, кому не нравится китайская кухня.

– А как насчет сегодняшнего полдня? – продолжала Элизабет. – Ты видела, как ей хотелось взять нас с собой за покупками, Джес! А вместо этого мы с бабушкой и дедушкой отправились летать на этом ужасном воздушном шаре с горячим воздухом.

– Он не был ужасным, – запротестовала Джессика. – Все было превосходно, Лиз.

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Нед Уэйкфилд. – Нет смысла обвинять друг друга. Просто вам обеим очень хочется провести как можно больше времени с бабушкой и дедушкой, что вполне естественно. И ваша мама понимает это. Но она же живой человек. И не может не чувствовать себя в какой-то степени одинокой, когда вы все вместе без нее прекрасно проводите время. Сейчас я думаю, что же мы все вместе могли бы сделать, чтобы до отъезда бабушки с дедушкой вывести маму из депрессии. Есть ли какие-нибудь идеи? – заключил он, сложив руки на груди, как обычно, когда пребывал в раздумье.

– А что, если предложить маме полетать вместе на воздушном шаре, как вы думаете, ей понравится? – первой отреагировала Джессика.

– Джессика, – простонала ее сестра, – мы можем сделать массу гораздо более интересных вещей.

– Совершенно не сомневаюсь в этом, – объявил отец. – Я не знаю никакую другую пару, которая была бы более горазда на выдумки, чем мои дочери. Уверен, что достаточно мне обратить ваше внимание, и вы сами обо всем позаботитесь.

Сестры обменялись взглядами. Элизабет засомневалась, уж не слишком ли уверен в них отец. Судя по всему, задача, поставленная перед ними, была не из простых. Как дать матери почувствовать, что они нуждаются в ней больше, чем раньше, но так, чтобы это не выглядело как-то нарочито?

– У меня есть идея! Пошли, Лиз! – воскликнула Джессика, схватив сестру за руку и таща ее из кабинета за собой.

– Спасибо, папа, – оглянулась Элизабет перед тем, как закрыть за собой дверь.

Она была рада, что Джессика взяла на себя инициативу. Элизабет искренне переживала за маму и считала: чем скорее они исправят положение вещей, тем лучше будет мама себя чувствовать.

Элис Уэйкфилд сидела наверху, перебирая груду фотографий, когда двойняшки пришли к ней.

– Мам, – торжественно произнесла Джессика, почти сбив с ног сестру, так она торопилась попасть в спальню первой, – у нас к тебе важный вопрос. Правда, Лиз?

Элизабет кивнула.

– Ты занята? – спросила она. – Мы могли бы прийти попозже.

– Нет, – поспешно ответила мать. – Я просто просматривала некоторые старые фотографии. Так в чем дело?

– Ну, мы думали… – начала Элизабет, искоса поглядывая на сестру. – Было так замечательно принимать у себя дедушку с бабушкой. Мы подумали, было бы приятно устроить для них что-нибудь особенное перед их отъездом.

– Ведь они, – подхватила Джессика, – так много для нас сделали!

– Я знаю, – сказала мать, приводя в порядок карточки, находившиеся у нее в руках. – Вам очень повезло, – добавила она отрешенно, – что у вас такие замечательные дедушка с бабушкой.

– Что ты думаешь по поводу того, чтобы перед их отъездом организовать особенный ужин? – спросила Джессика.

– Не просто ужин, – уточнила Элизабет, словно размышляя вслух, – а своего рода прощальный вечер.

– Это было бы очень хорошо, – согласилась Элис Уэйкфилд, стараясь казаться увлеченной этой идеей. – Уверена, бабушке с дедушкой это понравится.

«А как насчет тебя?» – подумала Элизабет.

Вдруг ей стало больно за мать, которая была так самоотверженна, всегда готова дать им с Джессикой все, чего они захотят. И вот теперь, когда мама сама нуждается в заботе и внимании, они просто игнорируют ее.

– Дело в том, что мы не хотим, чтобы бабушка с дедушкой заранее знали об этом, – тихо сказала Элизабет, глядя прямо в глаза матери. – И, признаться честно, действительно нуждаемся в помощи.

– Это точно, – поддержала ее Джессика. – Мы не имеем ни малейшего представления, с чего начать. Как ты думаешь, должен ли это быть ужин за столом или нам лучше сделать а-ля фуршет, как в прошлый раз, когда ты устроила прием? А что, если…

– Подождите! – засмеялась Элис Уэйкфилд, поднимая руки вверх. – Давайте все по порядку. Прежде всего, собираетесь ли вы приглашать гостей или это будет чисто семейный вечер?

Элизабет и Джессика уставились друг на друга.

– По правде говоря, мы не думали еще об этом, – призналась Джессика.

– Пожалуй, с этого лучше всего и начать, – несколько вымученно улыбнулась мать. – А какие кушанья вы хотите приготовить? Не решив этого, мы не можем делать выбор между фуршетом и застольем.

– Ну, мы еще твердо не решили, – сообщила Джессика. – Конечно, нам хотелось бы сделать что-то особенное. Но мы вовсе не собираемся тратить на это миллион долларов.

Элис Уэйкфилд покачала головой.

– Надеюсь, что нет, – сказала она. – Прежде всего нужно составить список гостей, а затем перечень блюд, которые наиболее подходят для данного случая. А как насчет украшений? – вспомнила она вдруг. – Джессика, ко дню приезда бабушки с дедушкой ты так все хорошо устроила. Не хотелось бы тебе повторить что-то в этом духе?

Элизабет переглянулась с сестрой. Срабатывает, подумала она с удовлетворением. Мама вновь становится самой собой – увлеченной, заинтересованной, радующейся жизни.

Элизабет была теперь счастлива, что отец вовремя предостерег их. И идея Джессики оказалась просто превосходной – особенно если учесть, что она была такой здравой. Они действительно хотели сделать прощальный ужин для дедушки с бабушкой, и на самом деле им была необходима мамина помощь. Если бы только им удалось убедить ее в этом, она, возможно, не чувствовала бы себя больше такой заброшенной, оттаяла бы и стала радоваться оставшимся дням пребывания бабушки и дедушки.

Эмили сидела внизу, в гостиной, пытаясь одновременно заниматься подготовкой доклада по текущим событиям для урока по истории и следить за малышкой Кэрри. Был уже четверг, и она запаздывала со своим домашним заданием на эту неделю.

А Карен только что сказала, что Эмили вновь надо посидеть с ребенком.

– Я собираюсь навестить своих родителей, – объявила она, стоя на пороге и нахмурясь. – Буду дома около десяти. У твоего отца сегодня вечером много работы с документами, так что не могла бы ты присмотреть за Кэрри вместо меня, пока я не вернусь?

Эмили кивнула.

– Единственное, что нужно, это искупать ее, – добавила Карен, быстро взглянув на часы. – Если что, номер телефона моих родителей на письменном столе.

Эмили снова молча кивнула.

Карен опустилась рядом с малышкой, которая сидела на большом ковре, расстеленном на полу, и протянула ей новую игрушку – маленькую тряпичную куклу с косичками на затылке и двумя бусинами вместо глаз.

– Посмотри, что тебе купила мамочка, – проворковала ласково Карен. – Какая симпатичная куколка!

– Ой! – воскликнула вдруг Эмили, беря куклу у Карен из рук. – Боюсь, эти бусинки пришиты недостаточно крепко, Карен. Тот, что на левой стороне, похоже…

– Эмили, ради бога, – оборвала ее Карен, выхватывая у нее игрушку.

Эмили глубоко вздохнула. Это несправедливо, подумала она. Проводя так много времени с Кэрри, она не могла не чувствовать себя ответственной за нее!

Карен снова протянула куклу Кэрри.

– Не волнуйся, моя сладкая, – пропела она. – Мамочка не позволит Эмили отнять у тебя куколку.

Тут зазвонил телефон, и Карен, взяв Кэрри на руки, подняла трубку параллельного телефона в гостиной. Эмили вздохнула и уткнулась в свою тетрадь. Все говорило о том, что ей предстоит провести еще один долгий вечер, приглядывая за Кэрри.

Карен посадила дочурку рядом с собой на кушетку. Кэрри продолжала держать куклу в руках. Судя по всему, у телефона была мать Карен. Они спорили о фотоальбоме, который Карен обещала привезти с собой.

– Но, мама… – резким тоном говорила Карен, играя телефонным шнуром. – Нет мама…

Господи, не хотела бы я провести с этими двумя хотя бы один вечер, подумала Эмили, не отрывая глаз от тетради. Карен была так увлечена разговором, что не заметила, как Кэрри удалось оторвать у куклы плохо державшуюся бусинку. Издавая воркующие звуки, ребенок рассматривал ее со всех сторон.

– Мама, я же говорила тебе… – сердито произнесла Карен.

Кэрри засунула бусинку себе в рот.

В следующее мгновение дом превратился в ад. Карен бросила трубку и пронзительно закричала. Малышка Кэрри проглотила бусинку и начала задыхаться. Ее крохотное личико посинело, из глаз лились слезы, но она не могла произнести ни звука: шарик попал в дыхательное горло, и ребенок не мог дышать.

– Кэрри! Кэрри! – истошно кричала Карен, схватив дочь в охапку и начав с силой трясти ее.

Эмили услышала встревоженный, пронзительный голос матери Карен, раздававшийся из трубки, которая свисала с кофейного столика.

– Она задыхается, – вскрикнула Эмили, вскакивая на ноги.

Было очевидно, что мачеха не имеет ни малейшего представления о том, что делают в таких случаях. И если немедленно не принять необходимые меры, Кэрри может умереть у них на глазах.

– Отдай ее мне! – потребовала Эмили, схватив Карен за плечи и поворачивая к себе лицом.

Но впавшая в истерику Карен изо всех сил вцепилась в ребенка.

Если не вырвать Кэрри из рук матери, ребенок наверняка задохнется. У Эмили не оставалось времени на раздумье. Она где-то читала, что лучший способ остановить истерику – влепить пощечину. Именно это девочка и сделала.

Со всего размаху она ударила мачеху по щеке и, воспользовавшись замешательством Карен, выхватила у нее из рук Кэрри.

Эмили точно знала, что делать. В прошлом году она закончила курсы первой помощи и научилась применять метод Геймлиха для спасения от удушья. Эмили обучали этому методу на детях старшего возраста и на взрослых, и она надеялась, что он сработает и в данном случае.

Крепко держа маленькую Кэрри на коленях, Эмили положила обе руки ей на животик. Сцепив пальцы, она сильно надавила на диафрагму Кэрри. Бусинка выпала изо рта малышки, и та закричала во все горло.

На глазах Эмили выступили слезы. Она спасла жизнь ребенку. Кэрри снова могла дышать.

– Дай мне ее! – вскрикнула Карен, рванувшись вперед и выхватывая Кэрри у Эмили из рук.

– Что здесь происходит? – раздался требовательный голос Рональда Майера, ворвавшегося в комнату.

Представшая его взору картина могла испугать кого угодно. Из телефонной трубки, все ее свешивавшейся с кофейного столика, раздавались нечленораздельные звуки. Один стул был перевернут, и все находящиеся в комнате плакали – Карен, Эмили и Кэрри, чье личико быстро восстанавливало свой нормальный цвет с каждым новым глотком воздуха, поступавшим в ее легкие.

– Отвечайте же! – выкрикнул Рональд Майер, при этом его лицо начало покрываться багровыми пятнами.

Но было похоже, что никто здесь не был в состоянии говорить. Эмили находилась на грани потери сознания. Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть, и беспомощно глядела на мачеху.

«Расскажи ему, – в отчаянии молча молила она, – расскажи папе, что произошло».

Но Карен, казалось, была в шоке. Все, что она могла делать, это качать головой, безудержно рыдать и изо всех сил прижимать к себе маленькую Кэрри.

– Ну, что ты теперь еще натворила? – закричал отец, обращаясь к Эмили.

– Я ничего не сделала! – хрипло прокричала Эмили в ответ, все еще продолжая держаться за край стола. – Честное слово, папа, я просто…

– Я сыт этим по горло, – решительно проговорил отец. – Я слышу одно и то же изо дня в день. Вон отсюда! – закричал он. – Ступай наверх и оставайся там, покуда я не разрешу тебе спуститься вниз!

Эмили разрыдалась.

– Папа, я не сделала ничего плохого! Карен, скажи же ему, – взмолилась она, обращаясь к мачехе. – Скажи ему, что я просто пыталась помочь.

Карен продолжала плакать.

– Кэрри, – стонала она, всхлипывая. – Мой бедный ангелочек… мое бедное дитятко…

Лицо Рональда Майера стало белым, как полотно.

– Ты попыталась причинить боль малышке Кэрри? – требовал он ответа, снова поворачиваясь к Эмили с выражением, какого она до этого никогда не видела на его лице.

– Нет, – хрипло прошептала Эмили, не спуская с него глаз.

– Уйди отсюда! – прорычал отец, метнувшись через комнату и обнимая Карен и малышку. – Ты слышала меня! – крикнул он, свирепо глядя на дочь из противоположного конца комнаты. – Ступай вон.

«Ну, что же, я уйду, – сказала себе Эмили, взбегая вверх по лестнице. Вихрем пронесясь через свою комнату, она открыла нижний ящик письменного стола. – Где же он?» – плакала она, и слезы застилали ей глаза.

Наконец неуверенными пальцами она нащупала конверт в глубине ящика. Деньги были на месте. Эмили положила их в сумку с ремешком через плечо.

Она уже было вышла из комнаты, но тут, что-то вспомнив, вернулась к столу и снова открыла ящик. Вынув оттуда фотографию матери, Эмили сунула ее в сумку.

– Прощай, комната, – громко сказала она, оглядывая ее в последний раз.

Затем сбежала по лестнице и выскочила через парадную дверь, захлопнув ее за собой изо всех сил.

Час спустя Эмили сидела в одном из наиболее популярных ресторанов в Ласковой Долине «Бокс три кафэ». Перед ней на столе стояли пустая тарелка и стаканчик с кусочками льда на дне. Эмили даже не могла вспомнить, как выпила бутылку содовой и съела десерт, заказанные ею. Не помнила она, и как попала в ресторан. После того как она выбежала из дому, все происходившее с ней было словно в тумане.

Эмили не привыкла ходить в ресторан одна, особенно вечером. Было уже половина восьмого, и столики вокруг были заняты семейными компаниями. Они с удовольствием ужинали, отовсюду слышались веселая болтовня и смех. Но Эмили едва замечала их. Ей нужно выработать план действий, лихорадочно думала она, доставая записную книжку из сумки. Необходимо решить, что делать дальше.

Первая мысль была позвонить Элизабет Уэйкфилд. Ее родители разрешат Эмили остаться у них в доме не более чем на день-два – и то при условии, что она сообщит об этом своему отцу. Но по крайней мере они пустят ее к себе переночевать. А на следующий день в это самое время она будет уже далеко отсюда.

Слишком далеко, чтобы кто-либо мог найти ее.

С той самой минуты, как Эмили вынула из ящика фотографию матери, она знала, что ей нужно делать.

«Я найду ее, – твердила она себе, помешивая соломинкой оставшиеся в стаканчике кусочки льда. – Я как-нибудь доберусь до Чикаго и найду ее».

На глазах у Эмили выступили слезы. С десятилетнего возраста она не слышала от мамы ни слова. Вначале, после отъезда матери, от нее изредка приходили письма. Затем Эмили стала получать весточки только на свой день рождения и на Рождество. Потом только на дни рождения. И наконец…

«Все равно, – думала она упрямо, вставая из-за стола и направляясь к платному телефонному автомату. – Она – все, что у меня теперь есть. Совершенно очевидно – отцу я не нужна. Мать – единственная оставшаяся у меня надежда».

Опустив монету в автомат, Эмили, однако, не набрала номера справочной службы Чикаго, как собиралась. Вместо этого она позвонила Уэйкфилдам.

– Эмили! – вскрикнула Элизабет. – Я целую вечность не могла с тобой связаться. Как дела?

– Плохо, – ответила Эмили, стараясь говорить потише, чтобы никто из посетителей ресторана не мог услышать. – В сущности, я… – Голос у нее прервался, и она замолчала.

– Где ты находишься? – спросила встревоженная Элизабет.

– Я в «Бокс три кафэ». Лиз, как ты полагаешь, можно мне прийти к вам? Мне необходимо с тобой поговорить.

– Конечно, можно. Почему бы тебе не подождать меня в ресторане? Я сейчас же за тобой приеду.

– Хорошо, – ослабевшим голосом ответила Эмили.

Она была явно не в состоянии преодолеть пешком расстояние до их дома. В этот момент она почувствовала себя страшно уставшей. Единственным желанием было теперь как можно скорее добраться до постели и заснуть.

Может быть, завтра она станет сильнее, говорила себе Эмили. Достаточно сильной для того, чтобы найти номер телефона матери, позвонить ей и спросить, можно ли приехать к ней в Чикаго и жить с ней.

Чувствуя легкое головокружение, Эмили повесила трубку и вернулась к своему столику, чтобы взять счет. Она словно оцепенела. Казалось, у нее остались силы только на то, чтобы рухнуть на стул и дождаться Элизабет, которая приедет и заберет ее к себе домой.

Элизабет уже сообщила всем в семье, что с Эмили что-то стряслось.

– Похоже, что-то серьезное, – заключила она, схватив ключи от машины и надевая на ходу нейлоновую куртку. – Я поехала в «Бокс три кафэ» за Эмили.

– Сделай одолжение, Лиз, – попросила ее мать. – После того как заберешь Эмили, остановись около супермаркета. У нас нет молока.

– Обязательно, мам, – заверила Элизабет, торопясь через прихожую к парадному выходу.

«Бедняжка Эмили, – думала она. – Надеюсь, все будет в порядке».

Она обдумывала ситуацию, в которой оказалась Эмили, не забывая следить за дорожным движением через стекло заднего зеркала машины «фиат», которой на двоих пользовались она и Джессика.

Элизабет очень привязалась к Эмили после того, как та посвятила ее в свою тайну. Однако она чувствовала себя недостаточно уверенной, чтобы дать девочке какой-нибудь совет. Ей так сильно хотелось помочь Эмили, но она не знала, как лучше взяться за дело.

Элизабет напрасно нервничала по поводу того, что скажет Эмили при встрече. Прошло не более нескольких минут после того, как Эмили оказалась в машине, как та начала рассказывать Элизабет обо всем, что произошло после злосчастного четверга, когда близнецы и их дедушка с бабушкой отвезли ее вечером домой.

Из всех событий, о которых Элизабет узнала из этого рассказа, ей был известен только один эпизод – о том, как Дан покупал ударные инструменты для своего друга Джэми.

Все дальнейшее глубоко потрясло Элизабет. Трудно было представить себе сцену, которая произошла сегодня вечером в доме Майеров. Как могла Карен молча стоять рядом в то время, как отец обвинял Эмили в том, что она обидела Кэрри? И это после того, как девочка спасла ребенку жизнь!

– Это ужасно, – сказала Элизабет, качая головой. Въехав на стоянку перед супермаркетом, она спросила: – Эмили, что ты собираешься делать?

– Уехать в Чикаго, – ответила Эмили упавшим голосом. – Я хочу отыскать номер матери, позвонить ей и спросить, могу ли приехать к ней.

Элизабет была поражена.

– Неужели ты можешь решиться на это? Вот так просто собраться и уехать за многие сотни миль отсюда, Эмили?

– У меня есть деньги, которые Дан дал мне за инструменты, – продолжала настаивать Эмили. – Уверена, что мне хватит их на билет на автобус до Чикаго. А после того как я туда приеду, обо мне сможет позаботиться моя мать.

Элизабет покачала головой.

– Ну, ладно, – сказала она наконец. – А что, если поговорить с твоим отцом? Понимаю, что он вел себя сегодня вечером ужасно, но, может быть, если ты ему все объяснишь, он сможет…

– Не думаю, – твердо сказала Эмили. – Я уже пыталась, Лиз. Все бесполезно. Нет смысла также говорить ему о том, куда я собираюсь. Он никогда этого не поймет.

Элизабет прикусила губу.

– Оставайся здесь. Я на минутку заскочу в магазин, куплю молока. Тебе ничего не нужно?

Эмили покачала головой.

Положив в карман ключи от машины, Элизабет поспешила внутрь ярко освещенного супермаркета. У нее голова шла кругом от всего рассказанного ей Эмили. Неужели она всерьез намерена покинуть город? Похоже, что это так! Но как она может вот так уехать, не сказав даже своему отцу, куда отправляется?

Внезапно Элизабет подумала, что не только у Эмили сейчас сложная ситуация.

«Я тоже в растерянности, – подумала она, рассеянно беря из контейнера пакет молока. – Неужели можно дать Эмили уехать, так и не позвонив отцу и не сообщив, что она намерена делать?»

Все казалось таким простым до того, как Эмили заговорила о том, что собирается уехать. А теперь Элизабет не имела ни малейшего представления, что делать.

Она была настолько поглощена своими мыслями, что не заметила, как ей улыбается светловолосый юноша, сидящий на контроле.

– Лиз, – окликнул он ее и засмеялся. – Ты что, уже перестала здороваться со своими друзьями?

– Эдди! – воскликнула Элизабет. – Ты давно работаешь здесь?

Эдди Стронг был выпускником средней школы в Ласковой Долине, и Элизабет познакомилась с ним в газете «Оракул». Он увлекался графикой и сделал для мистера Коллинза несколько макетов газеты.

– Почти месяц. Стараюсь подзаработать немного денег, чтобы этим летом отправиться куда-нибудь путешествовать.

Элизабет улыбнулась ему, не желая показывать, насколько она расстроена и озабочена. В другое время она была бы рада поболтать со школьным приятелем, но сейчас, зная, как Эмили измучена, она понимала, что не вправе оставлять ее одну так долго.

– Послушай-ка, ты виделась с Региной после ее возвращения? – спросил Эдди, беря у нее из рук деньги и отдавая сдачу.

– С Региной? – вытаращила глаза Элизабет. – Ты имеешь в виду Регину Морроу?

– А что, ты знаешь еще какую-нибудь Регину? – рассмеялся Эдди.

Элизабет была ошеломлена.

– Что же она делает сейчас в городе? Ведь курс ее лечения в Швейцарии завершен лишь наполовину!

– Спроси кого-нибудь другого, – пожал плечами Эдди. – Я всего-навсего посыльный и контролер в магазине. Вчера вечером я отвозил заказ в дом Морроу и увидел Регину. Она со своей тетушкой только что приехала из аэропорта.

Элизабет положила сдачу в карман и, поблагодарив Эдди, медленно направилась к двери с надписью «Выход».

Регина Морроу вернулась в город со своей тетей? Элизабет не могла поверить, что подруга даже не написала ей о возвращении. Они регулярно переписывались, и, судя по последнему письму, она и не планировала в ближайшем будущем возвращаться в Ласковую Долину.

Да и Брюс Пэтмен ни словом не обмолвился об этом, а он отнюдь не был из тех, кто не растрезвонил бы по всему городу о том, что его подружка собирается остановиться здесь по пути из Швейцарии!

Регина Морроу поступила в школу в Ласковой Долине только в этом году. Это была девушка, у которой, казалось, было все. Дочь владельца крупной компьютерной компании, она отличалась безупречной красотой; у нее были блестящие цвета воронова крыла волосы и прекрасные голубые глаза. И при всем при этом она была чрезвычайно милой. С той самой минуты, как семья Морроу поселилась в роскошном поместье на холме, возвышающемся над Ласковой Долиной, все окружающие просто души не чаяли в Регине.

У девушки был только один недостаток: она была почти совсем глухой.

Элизабет подружилась с Региной вскоре после того, как та приехала в Ласковую Долину. Ей очень нравилась эта девушка, и она немного опекала свою новую подругу. Именно поэтому Элизабет не была в восторге, когда Регина стала встречаться с Брюсом Пэтменом, единственным сыном в одной из старейших и богатейших семей в Ласковой Долине. Брюс учился в старшем классе. Он был высокого роста, хорош собой, с черными волосами и обаятельной улыбкой. Номерные знаки на его черном «порше» свидетельствовали о его самомнении, на них было написано: «1 БРЮС 1». Элизабет сначала опасалась, что Брюс может причинить Регине боль, но оказалось, что благодаря влиянию девушки он сильно изменился.

В течение нескольких месяцев Регина проходила курс лечения в Берне, где всемирно известный отоларинголог надеялся восстановить ее слух. Поскольку Элизабет и Регина часто писали друг другу, Элизабет была озадачена тем, что только что сообщил ей Эдди. Впрочем, Морроу были достаточно богаты и могли позволить себе принимать порой неожиданные решения, напомнила она себе. Возможно, Регина затосковала по дому и убедила родителей разрешить ей не надолго съездить в Ласковую Долину.

В любом случае Элизабет решила в ближайшие дни заехать в особняк Морроу, чтобы сказать «привет». Регина, вероятно, будет занята, но Элизабет сможет хотя бы поздравить ее с возвращением домой!

В данный момент, однако, Элизабет должна была сосредоточить свое внимание на Эмили. На сей раз, подумала она печально, ей не придется выдумывать предлог, чтобы обратиться к своей маме за советом. С этой мыслью Элизабет поспешила к маленькому красному «фиату». Ей действительно нужно узнать мнение матери.

Элизабет просто не знала, как поступить с Эмили и мистером Майером. Но, учитывая то, как серьезно говорила Эмили насчет билета на автобус до Чикаго, Элизабет понимала, что нельзя терять ни минуты.

 

12

Было почти девять часов, когда Элизабет и Эмили добрались до дома.

– Привет! – воскликнула Элизабет, открывая парадную дверь. – Мы уже здесь.

В тот же момент их окружили все члены семейства. Каждому хотелось знать, все ли в порядке с Эмили, настроена ли она разговаривать или предпочитает остаться одна.

– Вы не возражаете, если я поднимусь наверх? – попросила Эмили. – Я просто изнемогаю от усталости. Если бы только мне было можно где-нибудь прилечь…

Элис Уэйкфилд обняла Эмили.

– Пойдем со мною наверх. Девочки, я думаю, мы положим Эмили в комнате Лиз. В настоящий момент это, кажется, самое простое.

«В настоящий момент, – подумала Элизабет. – А как же, однако, нам быть с мистером Майером?»

Она была уверена, что их отец не разрешит Эмили остаться в их доме даже на одну ночь, если не сообщить мистеру Майеру о том, где находится его дочь. В то же время она знала, что Эмили эта идея будет совсем не по душе.

Элизабет решила подняться наверх и поговорить с ней до того, как та заснет.

Когда Элизабет вошла в свою комнату, Эмили сидела за рабочим столом и изучала содержимое своей сумки.

– Пытаюсь найти последний номер телефона, который дала мне мать, – объяснила она, перелистывая записную книжку. – Не знаю, поможет ли это оператору, но это все же лучше, чем ничто.

– Ты не хочешь рассказать моим родителям, что собираешься разыскать свою мать?

Эмили покачала головой.

– Твои родители не поймут этого, – сказала она печально. – Они такие замечательные люди. Если я расскажу им, что произошло сегодня вечером, им трудно будет в это поверить.

Элизабет присела на краешек кровати.

– Эм, я должна поговорить с тобой, – медленно начала она. – Не знаю, что скажут мои родители о твоей попытке дозвониться матери по телефону или уехать в Чикаго. В самом деле не знаю. Но я точно знаю, что, – она втянула в себя воздух, – им не понравится сама мысль о том, чтобы ты осталась здесь ночевать, при том что отец не будет поставлен в известность, где ты находишься. Они наверняка захотят ему позвонить, Эмили.

Эмили вскочила на ноги, сверкая глазами.

– Они не могут этого сделать! – выпалила она. – Пожалуйста. Я просто не выдержу еще одну такую сцену, как сегодня вечером. Можешь ты это понять?

Элизабет кивнула. Самое ужасное было то, что она-то могла понять, но была далеко не уверена, что ей удастся убедить родителей.

– Давай договоримся так, – сказала она наконец, медленно поднимаясь на ноги. – Я спущусь вниз, поговорю с матерью и узнаю ее мнение. Возможно, я сумею уговорить родителей ничего не делать хотя бы на эту ночь. А завтра…

– Завтра, – горячо воскликнула Эмили, – я буду сидеть в автобусе, идущем в Чикаго. Ничто и никто не сможет меня остановить!

– Мама, – обратилась Элизабет к матери, входя на кухню, где они с Джессикой обсуждали меню для прощального ужина, который собирались устроить в субботу вечером, – мне нужно с тобой поговорить. Об Эмили, – пояснила она, присаживаясь к кухонному столу.

– Как она? – спросила Элис Уэйкфилд.

– Не очень, – вздохнула Элизабет. – Сегодня вечером между нею и отцом с мачехой произошла ужасная ссора. Она твердо решила, что не сможет больше оставаться дома.

– О, не может быть. Лиз, расскажи мне, что произошло.

Набрав в себя воздуха, Элизабет выложила все, что узнала о случившемся в этот вечер в семье Майеров. Когда она дошла до эпизода, где жизнь маленькой Кэрри оказалась в опасности, лицо Джессики сильно побледнело.

– Господи, как ужасно для бедняжки Эмили, – посочувствовала она. – А сейчас ребенок в порядке?

– В том-то и весь парадокс, что именно Эмили спасла малышке жизнь. В прошлом году она закончила курсы первой помощи и научилась спасать людей от удушья.

– О, слава тебе, господи! – воскликнула мать. – А в чем же тогда дело? – спросила она, сбитая с толку. – Я думала, что мачеха должна была бы простить Эмили все что угодно после того, как та спасла жизнь ее малютке!

– И я так думала. Ну а дальше следует самая непонятная часть всей этой истории. Очевидно, все были в таком замешательстве, что никто не знал, с какого конца начать. И когда мистер Майер вбежал в комнату, он подумал, что во всем виновата Эмили, и накинулся на нее.

– Это ужасно! – возмутилась Джессика. – И Карен даже не вступилась за нее?

– Как я поняла, нет, – вздохнула Элизабет. – По словам Эмили, мачеха вообще ничего не сказала. Она лишь рыдала и изо всех сил прижимала к себе Кэрри.

– Ну, вероятно, она была сильно потрясена, – предположила Элис Уэйкфилд. – Ведь на ее глазах ребенок чуть не задохнулся до смерти. Возможно, она объяснила все отцу Эмили после того, как та убежала из дома.

– Примерно то же самое сказала я Эмили. Но она совсем не настроена прощать их за этот инцидент. Она приняла твердое решение не возвращаться домой.

– А что же она собирается делать? – спросила Джессика.

Элизабет сделала глубокий вдох.

– Ну, она хочет попытаться связаться со своей матерью.

– Ты хочешь сказать, что она уезжает из Ласковой Долины?! – воскликнула пораженная Джессика.

– Эмили убеждена, – кивнула Элизабет, – что отец все равно отправит ее в школу-интернат, если она останется здесь. А она этого не перенесет. Ей хочется быть в настоящей семье – жить с людьми, которым она нужна и которые нужны ей.

– Но ее мать… – задумчиво произнесла Элис Уэйкфилд. – Как бы мне этого ни хотелось, я не вижу счастливого конца у этой истории. Мать, которая так долго не давала о себе знать, вряд ли будет слишком рада увидеть на своем пороге неизвестно откуда взявшуюся взрослую дочь.

– Именно, – вздохнула Элизабет. – В этом-то и весь ужас. Боюсь, Эмили не хочет даже помыслить, что произойдет, если мать не примет ее. Судя по ее словам, мать – единственная и последняя ее надежда. Если Эмили не сможет найти ее или если мать не согласится взять ее к себе… – Элизабет содрогнулась. – Не знаю, что тогда будет с ней.

Элис Уэйкфилд глубоко задумалась.

– Прежде всего необходимо решить, что делать в настоящий момент. Эмили сегодня вечером не в состоянии ничего предпринять. Но если она останется здесь, – лицо матери омрачилось, – то ваш отец будет настаивать на том, чтобы она позвонила домой, дабы уведомить их, что она в безопасности.

– Эмили даже слышать не хочет о том, чтобы разговаривать с ними, – ответила Элизабет тихим голосом. – Я было заговорила с ней об этом, но в ответ услышала решительное «нет!».

– Боюсь, ничего другого нам не придумать, – покачала головой Элис Уэйкфилд. – Лиз, можешь себе представить, как бы мы с папой переживали, если бы ты или Джес попали в какую-то беду? Мы бы сошли с ума от беспокойства!

– Трудно представить, что мистер Майер или Карен слишком сильно беспокоятся об Эмили, – возразила Джессика. – Особенно судя по тому, как они вели себя сегодня!

– И все же посторонним почти невозможно разобраться в том, что происходит в чужой семье. Не забывайте, что мы выслушали только одну сторону.

– Мама, – заговорила Элизабет, тщательно выбирая слова, – Эмили ни за что не станет звонить отцу, как бы мы ее ни убеждали. А как, по-твоему, было бы этично, если бы кто-нибудь из нас позвонил Манерам? Тогда они хотя бы узнали, что с ней ничего не случилось.

– Все это пустая болтовня, – прокомментировала Джессика. – На месте Эмили, Лиз, я бы перестала с тобой разговаривать, если бы ты сделала нечто подобное!

– Вообще-то, Джес, в предложении Лиз есть смысл. Если Эмили наотрез отказывается звонить домой, за нами остается право выбора.

Когда Джессика взглянула на сестру, сидящую напротив, Элизабет густо покраснела.

– Я не хочу обидеть Эмили. Мне просто хочется поступить правильно.

– Конечно, дорогая, – успокоила ее мать, слегка сжав руку дочери. – Лиз, по-моему, это лучшее, что мы можем сделать сейчас для нее. И, думаю, именно ты должна позвонить мистеру Майеру, – добавила она, вставая из-за стола.

– Я?! – вскричала пораженная Элизабет. – Мама, я не могу ему звонить! Мне казалось, что ты…

– Просто сообщи ему, что с Эмили ничего не случилось и что она остается на ночь у нас. Не волнуйся, дорогая. – Рассмеявшись, мать потрепала Элизабет по волосам. – Ты ведь одна у меня такой дипломат. Все будет хорошо.

– Предательница, – прошипела Джессика, вскочив и опрометью бросившись из кухни.

Элизабет перевела дух. Ей претила сама мысль делать что-то за спиной Эмили. И брошенное Джессикой оскорбление отнюдь не подбадривало.

Но выбора у нее, видно, не было.

«Деваться некуда», – подумала Элизабет и, взяв трубку параллельного телефона на кухне, принялась набирать номер Майеров.

Эмили сидела на кровати в комнате Элизабет, подперев голову руками. Она изо всех сил старалась сдержать слезы, но после состоявшегося только что разговора это было единственным средством против полного нервного срыва.

Как только Элизабет вышла из комнаты, Эмили набрала номер телефона квартиры, где жила ее мать, когда они в последний раз разговаривали друг с другом. Было это почти четыре года назад, и Эмили мало надеялась, что мать все еще там. Счет за разговор она перевела на отцовский номер, так что Уэйкфилдам не придется его оплачивать. Примерно на десятый звонок трубку сняла какая-то женщина. Но это не была ее мать.

Эмили объяснила, кто она, и женщина воскликнула:

– Ты хочешь сказать, что Джоанн Эдвардз твоя мама?!

– Да, это так, – ответила Эмили.

Эдвардз была девичьей фамилией матери, которую она вернула себе сразу после развода.

– Конечно, я ее помню. Мы снимали эту квартиру на двоих. Но у нее теперь другая фамилия – она вышла замуж.

Вышла замуж! Сердце у Эмили забилось с удвоенной силой. Ее мать еще раз вышла замуж и даже не известила ее? Трудно было в это поверить.

– А куда… вы не знаете, куда она уехала после того, как вышла замуж? – спросила она. От волнения ее горло пересохло.

– Я не совсем уверена. Она уехала около двух лет назад. Но, думается, она могла перебраться в Мексику. Кажется, этот ее муж мексиканец. Разве она не написала тебе об этом?

– Нет, – ответила Эмили, уставясь в стену невидящим взглядом. – Не написала.

Она почти не слушала, что дальше говорила ей эта женщина.

«Она ни разу мне не написала, – с горечью думала Эмили. – Покинула страну с каким-то мужчиной и не удосужилась сообщить мне, что уезжает».

Эмили никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Она даже не могла заставить себя подумать о том, что будет делать дальше. Вряд ли имело смысл отправляться в Мексику на поиски женщины, которая не сочла нужным послать дочери хотя бы открытку и сообщить, что вновь вышла замуж!

Эмили была настолько потрясена, что не заметила, как открылась дверь.

– Извини меня, – услышала она ласковый голос. – Можно мне войти? Я просто проходила мимо твоей комнаты и увидела свет.

Воспаленными от слез глазами Эмили взглянула на морщинистое, ласковое лицо бабушки Уэйкфилд.

– Заходите, пожалуйста, – ответила она прерывающимся голосом. – Ведь это не моя комната, – добавила она настороженно.

Бабушка Уэйкфилд села на край кровати Элизабет и, прежде чем заговорить, испытующе поглядела на Эмили.

– Знаешь ли, я занимаюсь изучением истории, – начала она наконец. – И чем старше я становлюсь, тем больше ее люблю, ибо все с большим уважением начинаю относиться к тому, что произошло многие годы назад. Кто знает, отчего это так? Но я хотела бы спросить, – проговорила она с застенчивой улыбкой, – ты не против, если я расскажу тебе кусочек своей собственной истории? Об этом я еще не рассказывала своим внучкам.

– Конечно, – печально ответила Эмили, подумав про себя: «Сейчас все это вряд ли имеет значение».

– Ну, тогда начнем, – проговорила бабушка Уэйкфилд, усаживаясь поудобнее. – Рассказ в действительности пойдет о том, как начиналась наша совместная жизнь с Бобом, моим мужем. Или, может быть, больше о том… ну, встретив Боба, я влюбилась в него с первого взгляда. Он был такой замечательный. – При воспоминании черты ее лица смягчились. – Боб уже был до этого женат, но тогда я не знала об этом. Его первая жена погибла в железнодорожной катастрофе, и после нее остался прелестный мальчик, которого звали Луис. К тому моменту, как мы познакомились с Бобом, мальчику исполнилось одиннадцать лет. Луис и слышать не хотел о том, что отец может снова на ком-нибудь жениться. Его мама была удивительной женщиной, и ему не хотелось, чтобы кто-либо попытался заменить ее.

Эмили села прямее, слушая с большим вниманием.

– Короче говоря, мы с Бобом поженились, и через год у меня родился сын – Эдвард. Правда, сейчас его все называют Нед, а тебе он известен как мистер Уэйкфилд. Ну, можешь себе представить, какие чувства меня обуревали, когда появился на свет этот младенец. Я была на седьмом небе! Все для него должно было быть самым лучшим. Полагаю, в первые несколько месяцев я не замечала ничего вокруг. А Луис… – У нее по лицу пробежала тень. – Он становился подростком со своей собственной жизнью и своими проблемами. Меньше всего ему нужны были новая мать и новый младенец в доме. Для всех нас это было очень тяжелое время.

– Но вы никогда не вели себя бессердечно по отношению к Луису, не так ли? – нетерпеливо спросила Эмили. – Не могу себе представить, чтобы вы были несправедливы к кому-либо!

– Ты очень великодушна, Эмили, – улыбнулась бабушка Уэйкфилд. – Но я была бы плохим историком, если бы не старалась быть объективной. Нужно честно признаться, что и я бывала несправедлива по отношению к Луису. Я была новоиспеченной женой и новоиспеченной матерью. И еще у меня на руках оказался подросток, который также требовал внимания! Я не знала, как вести себя с ним. Боюсь, что довольно долго была достаточно бестактна. Я любила его, – заключила она, уставясь на ковер. – О, да, я любила его. Но сколько разных недоразумений возникало между нами! Я даже несколько побаивалась его. И совершала всевозможные ошибки.

– И что же с ним случилось? – спросила Эмили.

– Ну, постепенно мы стали лучше ладить. Хотя это произошло не сразу, Эмили. Для этого потребовались годы. А к тому времени, когда Луис стал достаточно взрослым, чтобы поступить в колледж, я уже почти не помнила, что это не мой сын. С течением времени я совершенно забыла те первые годы. Теперь Луис и Нед для меня оба родные сыновья. Но когда я недавно услышала о твоей судьбе, историк, сидящий во мне, вдруг вспомнил все, что было похоронено в памяти под спудом многих лет.

– О, бабушка Уэйкфилд! – заплакала Эмили, обнимая полную добрую женщину. – Как жаль, что у меня нет такой бабушки, как вы, – всхлипывала она, подняв свое заплаканное лицо и глядя ей в глаза.

– О, дитя. – Бабушка Уэйкфилд крепко прижала Эмили к себе. – Все образуется, – успокаивала она девочку, гладя ее по голове и слегка покачивая, как ребенка. – Все должно быть прекрасно.

Бабушка Уэйкфилд все продолжала утешать ее, и Эмили вдруг почувствовала, как напряжение ее спало, из глаз потоком полились слезы, словно прорвало плотину.

Девочка плакала так сильно, что ничего не ощущала, кроме учащенного биения своего сердца и ласкового прикосновения. Она не слышала, как внизу по подъездной аллее к дому подошла машина, и не видела, как свет мощных фар осветил стены комнаты Элизабет.

Лишь когда раздался звонок в парадную дверь, Эмили пришла в себя. Она подбежала к окну и, обернувшись к бабушке близнецов, прошептала, глядя вниз:

– Это папа… папа с Карен… и Кэрри.

Обе не произнесли больше ни слова, но Эмили вдруг ощутила всем сердцем, что между ними возникли нежность и доверие. И впервые за многие месяцы в душе Эмили вновь вспыхнула искорка надежды.

Теперь она была готова встретиться с ними, как бы тяжко это ни казалось.

 

13

Когда Элизабет вошла в гостиную, она не могла поверить своим глазам: Карен Майер выглядела совсем обезумевшей.

– Где она? – воскликнула мачеха, по-прежнему крепко держа в руках Кэрри. – Где Эмили?

– Я здесь, – ясным голосом отозвалась Эмили.

Она стояла у подножия лестницы, глядя через открытую дверь на собравшихся в гостиной – там были ее отец, Карен, Джессика, Элизабет, дедушка Уэйкфилд и родители близнецов. Бабушка Уэйкфилд стояла на лестнице за ее спиной и слушала.

Нед Уэйкфилд откашлялся и, встав со стула, предложил:

– Почему бы нам всем не выйти отсюда и не дать семье Майеров возможность поговорить между собой?

– Нет! – вскричала Карен истерически. – Простите, – произнесла она, стараясь взять себя в руки. – Но то, что мне нужно сказать, следует произнести при всех, кто находится в этой комнате. Я должна извиниться перед Эмили, и поскольку я унизила ее перед ее друзьями, то хочу воспользоваться случаем и принести ей извинения в вашем присутствии.

У Эмили закружилась голова, и она ухватилась за дверь рукой. Карен… извиняется?

– Если бы не Эмили, – продолжала Карен прерывающимся голосом, еще теснее прижимая к себе ребенка, – Кэрри была бы… – Слезы полились у нее по щекам. – Малышка Кэрри была бы сейчас мертва, если бы не Эмили. В горлышко ей попала бусина, оторвавшаяся от куклы, которую я дала ей сама: игрушка оказалась ненадежной. И Эмили это заметила! Она предупредила меня! Но я была слишком упряма, чтобы обратить на это внимание. И даже когда я увидела, что случилось, я не знала, как спасти мое дитя. Если бы не Эмили…

Карен замолчала, ее плечи тряслись от рыданий. Никто не произнес ни слова, и у Эмили все поплыло перед глазами. Она не могла поверить в реальность происходящего.

– Но это лишь часть истории, – продолжала Карен, подняв заплаканное лицо и обводя взглядом лица собравшихся вокруг нее. – Став женой Рона, я с самого первого дня начала испытывать к Эмили чувство ревности. Рон обожал ее, и я не могла вынести, что он уделяет ей столько внимания. Поэтому я пыталась…

– Почему бы вам не присесть, Карен? – мягко предложила Элис Уэйкфилд, предлагая ей стул.

– Нет, благодарю вас, – покачала головой Карен. Откашлявшись, она продолжала почти шепотом: – Я ни разу не дала Эмили ни малейшего шанса. Не желала выслушать ее. Вела себя неразумно в связи с ее распорядком дня и ударными инструментами. Я заставляла ее почувствовать себя, – Карен сделала глубокий, прерывистый вдох, – нежеланной, нелюбимой. И этому не может быть прощения. Не знаю, как я могла вести себя подобным образом, – разрыдалась она. – Я была так эгоистична! Думала лишь о том, что для меня станет гораздо проще, если Эмили не будет в доме. Поэтому я начала угрожать, что отправлю ее в школу-интернат. На самом деле я сама чувствовала угрозу, – призналась Карен со слезами, умоляюще глядя на сочувствующие лица. – Я ощущала страх, потому что Эмили оказалась такой способной. Она знала все о том, как вести хозяйство, а я совсем в этом не разбиралась! Даже с Кэрри – она так хорошо за ней ухаживала. А я была очень не уверенна в себе. Эмили, – проговорила Карен прерывающимся голосом. – Я так сожалею обо всем. Если можешь, прости меня.

Тут расплакалась и Эмили. Она больше не стояла в дверях. Обеими руками девочка обнимала Карен и Кэрри.

– Папа, – только и смогла произнести Эмили, обернувшись наконец к отцу.

Рональд Майер быстро пересек комнату и, широко распахнув руки, заключил в объятия жену и двух своих дочерей. Впервые с тех пор, как она была маленькой, Эмили почувствовала себя частью семьи, настоящей семьи, с отцом и матерью.

Ей показалось, что она заняла свое место на фотографии, которую так ценила. Только на этот раз, горячо пообещала она себе, они останутся все вместе. Они должны добиться этого так же, как этого добились в свое время бабушка Уэйкфилд и Луис. И ничто не разлучит их, покуда они живы!

– Это должно стать самым лучшим ужином-сюрпризом. – Пробуя из ложки с длинной ручкой подливку, которая варилась на плите, улыбаясь, произнесла Джессика. – Мам, ты была абсолютно права насчет того, чтобы сделать фуршет. Мы ни за что не разместили бы всех приглашенных в столовой.

– Ну, мы же не знали, что придут все Майеры, – засмеялась Элис Уэйкфилд.

Был субботний вечер, и сестры вместе с матерью заканчивали украшать блюда с закусками, прежде чем вынести их гостям.

– Надеюсь, что Эмили понравится сюрприз, который я подготовила для нее, – шепнула Элизабет Джессике. – А вдруг она рассердится на меня за то, что я вмешиваюсь?

– Тогда так ей будет и надо, – хихикнула Джессика. – Когда должны пожаловать эти таинственные гости?

– Точно не знаю, – ответила Элизабет, посмотрев на часы. – Дан сказал, что им понадобится некоторое время, чтобы собраться вместе и приехать к нам.

– Лиз, – войдя в кухню, застенчиво предложила Эмили, – могу я чем-нибудь вам помочь? Я чувствую себя такой бесполезной, сидя без дела в гостиной!

Элизабет бросила на Джессику предупреждающий взгляд.

– Нечего-нечего, – весело ответила она, жестом отправляя Эмили из кухни.

Эмили кажется совсем другим человеком, подумала Элизабет, улыбаясь. Счастливой и успокоенной.

– Я хочу предложить тост, – сказал Нед Уэйкфилд, когда все собрались в гостиной. Он откашлялся, обводя взглядом застывшие в ожидании лица. – За семьи, – провозгласил он наконец, и, обменявшись со своими родителями взглядом, улыбнулся им.

– За семьи, – громко поддержал его Рональд Майер, обнимая Эмили за плечи.

– За матерей и дочерей! – с сияющим лицом воскликнула Карен.

– Поддерживаю этот тост! – лучезарно улыбнулась Элис Уэйкфилд своим дочерям.

– И конечно, за дедушек и бабушек, – подключилась Элизабет. – Я так сильно буду по вам скучать!

– Ты всегда можешь добраться до Мичигана на воздушном шаре, – довольно рассмеялась бабушка Уэйкфилд.

– Нет уж, спасибо, – простонала Элизабет.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Я открою, – торопливо проговорила Элизабет и поспешила к парадному входу. – Входи, – пригласила она, переводя дыхание. – Ты привез их? – спросила Элизабет Дана, принимая у него пальто. – Привет всем, – обратилась она к остальным – Гаю Чесни, Максу Делону и Дане Ларсон. – Я так рада, что вы смогли собраться все вместе!

– Ты что, смеешься? – усмехнулся Макс. – Мы не знаем, как вернуть в группу Эмили. Ты не представляешь, как плохо у нас получается без ударника.

– Мы все привезли с собой, – сообщил Дан и вместе с Максом вышел на улицу. Немного погодя они вернулись, неся футляры с инструментами. – Куда можно их положить?

Элизабет стала быстро соображать.

– Давайте-ка сложим все это в столовой, – прошептала она. – Пойдемте, ребята, но только потихоньку!

Через десять минут столовая Уэйкфилдов совершенно преобразилась. Элизабет отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться результатами работы. В углу были установлены ударные инструменты Эмили. Включены все усилители и микрофоны, подключены гитары Макса и Дана. И вот наконец все было готово.

– Ужин подан, – позвала всех Элизабет, стоя на пороге гостиной и церемонным жестом приглашая их в столовую. – Эмили, почему бы тебе не войти первой, – предложила она, едва сдерживая улыбку.

Удивленно взглянув на нее, Эмили послушно проследовала в столовую. В следующую минуту Дана включила освещение, и «Друиды» заиграли одну из самых популярных своих песен. Макс играл на гитаре, Гай Чесни – на синтезаторе, а Дан, не сводивший глаз с Эмили, – на бас-гитаре.

– Мои инструменты! – вскрикнула Эмили, побледнев. Она уставилась на Дана. – А я думала…

– Джэми передумал, – улыбаясь, пожал плечами Дан. – А что, может, и ты передумаешь?

– Дан Скотт! – закричала Эмили, подбежав к нему и обнимая за шею. – Ты самый замечательный парень в мире!

Никто не успел и глазом моргнуть, как Эмили оказалась за своими ударниками – именно в эту минуту она чувствовала себя счастливой. И тут «Друиды» заиграли, а все присутствующие, включая Карен и Рональда Майера, стали прихлопывать им в такт.

Эмили все еще не верила своему счастью. Она легко постукивала палочками по упругой поверхности барабанов. Ей казалось, что тело ее становится все невесомее по мере того, как музыка овладевала ею. Из противоположного конца комнаты на нее, улыбаясь, смотрели Карен и отец.

А рядом был Дан, который играл сейчас так, как никогда прежде.

– У нас с тобой может получиться весьма неплохой дуэт, – прошептал он, когда песня закончилась.

Эмили не ответила. От избытка чувств сердце ее билось учащенно. Но и взгляда, которым она его одарила, было достаточно, чтобы Дан понял все. Она подумала, что вдвоем они смогут со временем создать особенную музыку.

Впервые за много-много лет девочка чувствовала себя такой счастливой. И у нее появилось предчувствие, что это только начало!

Во второй половине воскресного дня Элизабет медленно ехала к прогулочной площади, наслаждаясь прекрасной погодой. Они договорились встретиться с Джессикой «У Лизетт», и она рассчитывала получить массу удовольствия. Будет приятно отдохнуть.

Проезжая по живописным местам, Элизабет вспоминала события завершившейся недели. Ее переполняло чувство радости: Эмили наконец воссоединилась со своей семьей и помирилась с Карен.

Элизабет услышала автомобильный гудок и увидела, как Эдди Стронг машет ей рукой из светло-коричневого «форда», поворачивающего за угол. Она помахала в ответ, и ее глаза вспыхнули при воспоминании о том, что она так и не удосужилась повидать Регину.

«Может быть, я смогу навестить ее сейчас», – сказала она себе и поглядела на часы.

Элизабет обещала Джессике встретиться с ней в половине четвертого. Так что у нее было еще достаточно времени. Свернув в ближайший переулок, она посмотрела в зеркало заднего вида, сдала назад и приготовилась к развороту.

«Прогулка может подождать», – подумала Элизабет.

Ей захотелось заехать к Морроу. Было бы невежливо не навестить Регину и не сказать ей «Добро пожаловать в Ласковую Долину!».

Пять минут спустя она достигла поворота дороги, ведущей к поместью Морроу. Обычно въездные ворота из кованой стали были открыты, но на этот раз на них висел огромный замок. Вокруг никаких признаков жизни.

– Как странно, – вслух произнесла Элизабет. – Интересно, а что, если… – Тут она прервала себя на полуфразе.

Неужели Эдди ошибся насчет Регины? Судя по всему, в доме никого не было.

Повинуясь безотчетному порыву, Элизабет решила сделать небольшой крюк и заехать домой к Брюсу Пэтмену, который жил в нескольких минутах езды. Если Регина действительно вернулась, Брюс наверняка должен знать об этом.

Через двадцать минут Элизабет стояла на вымощенной площади, окружавшей шикарный, олимпийских размеров, бассейн. Брюс проплыл солидную дистанцию, прежде чем вылез из бассейна, обмотался полотенцем и присоединился к девочке.

К огромному удивлению Элизабет, он ни слова не слышал о возвращении Регины в Ласковую Долину.

– Этого не может быть! – воскликнул Брюс, когда Элизабет поделилась с ним услышанным от Эдди. – Она начала новый курс лечения и вряд ли могла покинуть сейчас Берн.

Элизабет была совершенно сбита с толку.

– Но Эдди, казалось, был так уверен. Он сказал, что она возвратилась в город со своей тетей. Как ты думаешь…

– Одну минутку, – перебил ее Брюс.

Он пробежал по площадке и исчез в доме. Через минуту появился снова – с радиотелефоном в руке.

– Последняя игрушка моего отца, – пояснил Брюс, с улыбкой показывая ей аппарат. – Предназначен для людей, которым лень сделать лишнее движение: всегда и везде можно иметь при себе телефон.

– Не рассказывай об этом моей сестричке. Нам только этого не хватает!

Брюс сел в шезлонг и набрал семизначный номер.

– Так говоришь, что, по утверждению Эдди, Регина здесь со своей тетей? – спросил он у Элизабет, дожидаясь соединения.

Элизабет кивнула.

– Алло. Вас беспокоит Брюс – Брюс Пэтмен. Я только что узнал от одного из своих приятелей, что Регина вернулась в город, и немного удивлен. Не могли бы вы мне сказать, где она?

– Ее здесь нет, – резко ответил ему незнакомый голос. – Извините.

Брюс нахмурился.

– Будьте любезны, а с кем я разговариваю? – вежливо спросил он.

– Это тетя Регины, – ответила ему женщина, и тут же в трубке раздались частые гудки.

– Очень странно, – проговорил он, нахмурив брови и задумчиво глядя на раскинувшуюся перед ним изумрудную зелень лужайки.

– Что странно? – настойчиво спросила Элизабет, наклонясь вперед.

– Отвечавшая по телефону назвалась тетей Регины, – ответил Брюс озабоченно. – Но у Регины нет никакой тети. Ее родители – единственные дети в своих семьях.

У Элизабет екнуло сердце.

– Брюс, ты думаешь, здесь что-то неладное? – спросила она и тотчас припомнила закрытые на замок кованые ворота при въезде в поместье семьи Морроу.

Брюс поднялся с шезлонга.

– Не знаю, – ответил он озабоченно. – Но вот что я тебе скажу – я намерен в этом разобраться!