После математики Элизабет столкнулась в коридоре с Джессикой и Лилой. Обе буквально задыхались от смеха.

– Идем устанавливать трон для Ее Величества Брук, – объявила Джессика.

– Коронация начинается! – Казалось, Лила сейчас лопнет от радости. – Я уже всем рассказала.

Джессика принесла из дома черную липкую ленту.

– Мы приклеим кусок ленты на спинку стула, чтобы легче было его отличить.

Девочки втроем направились к спортзалу. Элизабет уже не была уверена, что затея ей по душе.

– Все может оказаться не таким простым, – промолвила она.

– То есть? – Джессика уставилась на сестру. – Все идет отлично.

– Так-то оно так… Но знаешь, по-моему, план наш какой-то не очень… достойный. Похож на грязный трюк. К твоему сведению, Брук по дороге в школу сказала мне, что сожалеет о случае с плакатом.

Лила вскипела:

– Прекрасно! Сначала напакостила, а потом сожалеет. Нет, мы и так были слишком терпеливы. Я, например, устала ждать, и мне не терпится увидеть, как Брук получит по заслугам.

– Лиз, – мягко сказала Джессика, – мы знаем, какая ты добрая и как тяжело тебе наказывать людей. Если бы мистер Боумен не назначил меня вручать приз, я была бы рада сама сыграть роль Дженифер и расправиться с этим чудовищем. – Она ласково посмотрела на сестру, затем перевела взгляд на Лилу. – Но ничего не поделаешь, придется смириться. Пока я буду на сцене, моя замечательная сестренка воздаст Поганке по заслугам.

Элизабет не хотелось огорчать Джессику, но она уже не могла думать о Брук как о враге.

– Боюсь, мы поступаем нечестно. Все на одного.

– Ты что-то путаешь, – прервала Лила. – Это Брук напакостила почти каждому из нас.

Джессика взяла сестру под руку и увлекла в спортзал. Лила включила свет и стала искать коробку со стулом.

– Ты же не подведешь свою сестру, Лиз?

„Подчас бывает непросто объяснить, почему люди ведут себя так, а не иначе. Может, Брук на самом деле не такая уж и вредная?" – вспомнила Элизабет слова отца.

С другой стороны, папа не знает, как Брук отчитала Брюса, обидела Лилу и почти каждого в школе, и, что самое главное, папа не видел улыбки Брук, когда упала Джессика.

– Хорошо, я не подведу тебя, Джес, – сказала она сестре, и девочки принялись распаковывать стул.

Джессика решительно прилепила ленту к спинке стула, и все трое покинули зал. Элизабет поспешила на урок. У дверей кто-то хлопнул ее по плечу. Она обернулась и увидела рядом с собой Брук.

– Извини, Элизабет, – сказала Брук, – я ищу Дженифер. Не знаешь, где она?

– Нет, не знаю. – Как хорошо, что пиджак и бантик надежно упрятаны в шкафчике и не приходится говорить не своим голосом.

– Если ее увидишь, передай, пожалуйста, чтобы в обед меня разыскала. Это важно.

Брук выглядела бледной и чем-то удрученной.

Элизабет пообещала, но до самого обеда не могла решить, следует ли ей надеть пиджак и бантик и встретиться с Брук или сделать вид, что не смогла найти Дженифер. До чего же не хочется притворяться! Но ничего, осталось недолго: закрытие ярмарки будет заключительным актом пьесы.

Однако, когда прозвенел звонок на обед, Брук вновь подошла к ней:

– Не забудь, мне очень нужно увидеть Дженифер!

Какая-то нотка в ее голосе побудила Элизабет принять решение о встрече.

Она нашла Брук в столовой, сидящую за пустым столиком. Перед ней на подносе лежали два свертка из фольги.

– Ты почему не ешь? – спросила Элизабет глухим голосом Дженифер.

– Что-то не хочется. Давай лучше пойдем на улицу, у меня для тебя есть кое-что.

Брук взяла свертки, и они вышли в школьный сад.

Брук привела Элизабет на лужайку за школьным сараем. Здесь было безлюдно и тихо. Чудный укромный уголок! Элизабет лежала в траве и смотрела на старое кирпичное здание, которое отчетливо выделялось на фоне синего неба.

– Я сюда часто прихожу, здесь очень удобно думать, – сказала Брук.

Элизабет сразу вспомнила свое укромное местечко под старой сосной во дворе дома. Она-то знала, как нужно порой такое убежище.

– Что случилось, Брук? Ты сегодня какая-то грустная.

– Ничего особенного, – проронила Брук, разворачивая один из свертков. – Просто у меня день рождения.

Элизабет боялась поднять глаза и тупо смотрела на кусок торта, который Брук извлекла из свертка. Торт был великолепен: шоколадный, сверху покрыт белым мороженым и украшен голубыми цветами из крема.

– Действительно, – выдавила Элизабет, пытаясь изобразить удивление, – ведь сегодня твой день рождения.

Она медленно развернула свой сверток и обнаружила там такой же кусок.

– Какой чудесный торт, я ужасно люблю шоколад!

– А я ненавижу! Папа даже не спросил, какой торт я хочу. Он просто позвонил в самую дорогую кондитерскую и сделал заказ. – Брук закрыла глаза, и Элизабет показалось, что она заметила на ресницах слезы.

– Извини, Брук, я забыла про день рождения. Но твоя семья не забыла, и это главное!

Брук посмотрела на Элизабет.

– Какая семья? Посыльный из кондитерской – вот кто сегодня меня поздравил! Вообще-то мне все равно… – Брук еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Опять какая-то встреча в Голливуде. Как я не хотела, чтобы мы сюда переезжали!

– Да, тяжело, когда родители с головой уходят в работу, – сочувственно произнесла Элизабет.

– Твои родители хотя бы заботятся о тебе, – сказала Брук. Ее лицо было сердитым, несмотря на слезы. – А моя мама обо мне и не думает. Она даже хочет сделать мне больно.

Брук никогда раньше не упоминала о матери, и Элизабет решила, что та умерла.

– Да что ты, Брук! Я уверена, твоя мама не хочет причинить тебе боль.

– Тогда почему она меня бросила? Обещала скоро приехать, а самой до сих пор нет. Почему она вообще уехала? – Теперь Брук плакала навзрыд, и слезы градом катились по ее красивому лицу.

Элизабет вспомнила, сколько грубостей Брук наговорила ребятам. Теперь-то понятно, откуда в ней эти резкость и злость! Элизабет вдруг поняла слова отца. Может быть, имея все, Брук не имеет чего-то самого главного?

– Родители развелись несколько лет назад. Когда мама второй раз вышла замуж, судья сказал, что я не могу поехать с ней. И теперь обо мне будет заботиться один папа.

Слушая Брук, Элизабет подумала, что никогда не видела ее такой беззащитной.

– У мамы должен был появиться ребенок, и она решила уехать. А я осталась. Она даже не позвонила сегодня! Даже открытку не прислала!

Брук перевернулась на живот и уткнулась в траву. Элизабет вдруг захотелось приласкать ее: Брук казалась такой слабой, такой несчастной. Внезапно Элизабет вспомнила про Джессику. Она уже раскаялась, что согласилась прийти сюда. Неожиданно Брук подняла голову и посмотрела на нее, взгляд был открытый и доверчивый.

– Знаешь, Дженифер, – голос Брук задрожал, – у меня раньше никогда не было подруги. А теперь есть ты.

„А ведь Дженифер даже не существует", – с жалостью и стыдом подумала Элизабет.

– По крайней мере с первого класса, – продолжала Брук. – Когда мама уехала, я поняла, что никому не нужна. Никто меня не любит, потому что я не такая, как все. Ведь у всех есть мамы. – Она вырвала пучок травы и швырнула его в сторону школы. – Пусть меня никто не любит, я тоже никого не буду любить, особенно Джессику. У нее и так есть все, а у меня – ничего. Ненавижу себя!

Брук снова зарыдала.

Отец Элизабет оказался прав: Брук Деннис вовсе не была благополучной девочкой. Они все страшно заблуждались, и Элизабет должна исправить эту ошибку.

– Мне очень жаль. – Сейчас она не кривила душой.

– Слава Богу, хоть с кем-то могу теперь поговорить. – Брук села и вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Дженифер, не думай, пожалуйста, обо мне плохо. Пойми: всякий раз, когда мы переезжали, история повторялась. Я знала, что на новом месте меня будут ненавидеть. И никогда не ошибалась! Поэтому и приходится быть гадкой и притворяться, что наплевать на других. Ах, как иногда бывало трудно! Особенно здесь.

– А может, всему виной то, что ты заранее настраиваешься на плохое, не даешь людям поближе узнать тебя? – осторожно произнесла Элизабет.

– Не думаю. Я хорошо помню первую встречу с Джессикой. Она гуляла с собакой, и мне тут же стало ясно, что меня ждет в Ласковой Долине. Когда мы жили с мамой, у нас тоже были собаки. Похоже, их она любит больше, чем меня: собаки у нее до сих пор есть, а меня давно нет.

– Но ты не дала Джес ни единого шанса!

– А зачем? И так все ясно, – настаивала Брук. – Одного взгляда на ту старую толстую собаку было достаточно, чтобы понять: маме Джессики наплевать на всех этих глупых, мерзких собак! Я чуть не разревелась. Потом Джессика сказала „Привет" тоном закадычной подруги. Как думаешь, почему? Чтобы втереться в доверие и сделать потом больно!

Элизабет поняла, ей предстоит еще много объяснений и задушевных бесед. Но прежде надо сделать нечто более важное: сделать так, чтобы Брук не попала в приготовленную западню. Если лучшая подруга ее предаст, Брук больше никому и никогда не поверит. Только добротой и пониманием можно излечить ее. Но никак не жестокой шуткой! Брук поднялась, отряхнула крошки и траву с плиссированной юбки.

– Мне уже лучше. Были бы у нас общие уроки, Дженифер. Хочется почаще тебя видеть.

Никогда еще у Элизабет не было так тяжело на душе. От стыда ей хотелось сквозь землю провалиться!

„Надо во что бы то ни стало спасти Брук!" – решила она.

– Знаешь что, Брук, давай пропустим закрытие ярмарки и пойдем ко мне, поговорим по душам. – И Элизабет потянула ее за руку. – Все равно нас никто не хватится.

– Ни за что! – Брук отняла руку. – Ты столько трудилась над плакатом! У тебя же все шансы на победу!

Впервые Брук улыбнулась доброй и искренней улыбкой. Элизабет поняла: расчет Джессики оказался безошибочным. Поскольку Брук помогла Дженифер нести коробку, ей интересна дальнейшая судьба плаката и она надеется на победу. Брук силой потащила ее обратно в школу.

– Терпеть не могу толпу, – пыталась сопротивляться Элизабет. – Что, если и впрямь выиграю? Придется стоять на виду у всех.

– Не волнуйся, – успокоила Брук, беря Элизабет под руку. – Если тебе будет страшно на сцене, посмотри в зал и увидишь подругу, которая болеет за тебя всей душой!

Девочки подошли к спортзалу.