После возвращения домой моя жизнь очень скоро вернулась в обычное русло, и через пару недель мне уже трудно было поверить, что я побывала во всех этих экзотических местах. Бахрин еще не приехал, но я нисколько не возражала против одиночества и даже радовалась ему. Я пешком ходила с работы в наш дом в Карлтоне, наслаждаясь теплом и ласковым летним солнцем, подолгу сидела в нашем крошечном садике, иногда ходила в балетную студию, чтобы не терять формы. Кажется, впервые в жизни я осталась наедине сама с собой и училась получать от этого удовольствие. Я часто задаю себе вопрос, как сложилась бы моя жизнь, если бы Бахрин не вернулся тогда в Мельбурн. Хотя, возможно, я чувствовала себя тогда так спокойно и уверенно только потому, что в моей жизни был Бахрин. Сейчас уже поздно искать ответ. Путь, выбранный в юности, невозможно изменить двадцать лет спустя.

А потом он вернулся и привез с собой обручальное кольцо, море романтики и мое будущее.

Кольцо Бахрин торжественно вручил мне в первый же вечер во время обеда при свечах в нашем любимом ресторане «Бистро Циндоса», сказав при этом: «Три бриллианта: я – люблю – тебя». Я молча приняла его и таким образом согласилась стать его женой. Мне даже не пришлось отвечать «да», потому что Бахрин меня ни о чем не спрашивал.

Романтикой Бахрин буквально завалил меня так, словно все время носил в кармане пособие «Как очаровать девушку». Я не испытывала недостатка в интимных ужинах, во время которых мы почти не разговаривали, а только молча смотрели друг на друга, в долгих поездках на автомобиле без определенной цели, тоже молчаливых, потому что из магнитофона всегда неслась громкая музыка, и, конечно, в цветах.

Цветы были моей слабостью, и Бахрин умело ее использовал. Придя домой 14 февраля 1981 года, я обнаружила, что вся входная дверь скрыта под орнаментом из лент и гвоздик. Прихожая была буквально завалена цветами и «валентинками». Пробравшись между ними, я подошла к лестнице и обнаружила, что она вся увита красными розами: к каждому столбику перил было привязано по цветку. Собирая их на ходу, я поднималась по ступенькам, и на верхней площадке у меня в руках был уже огромный букет, который я с трудом смогла обхватить. Распахнув дверь, тоже украшенную розами и надписью «Я люблю тебя», я обнаружила Бахрина, спокойного и совершенно невозмутимого, как будто не было ничего особенного в том, что он притащил в дом содержимое целого цветочного магазина. Когда, еще не придя в себя от изумления, я попыталась выразить свой восторг и благодарность, он слегка улыбнулся и сказал: «А что тут такого? Ведь ты – моя будущая жена». В ответ я могла только поцеловать его.

По мере того как развивался наш роман, я теряла связь все с большим числом своих прежних друзей. Центром моей новой жизни стала вновь обретенная любовь, и я почти не замечала, что круг наших приятелей теперь состоит только из родственников Бахрина и его товарищей по университету, да и тех можно пересчитать на пальцах одной руки.

Потом пришел март, и мы не думали уже ни о чем, кроме приближающихся выпускных экзаменов Бахрина. Все произошло в воскресенье восьмого марта. Мы пообедали и смотрели телевизор в кабинете, когда Бахрин вдруг повернулся ко мне и объявил: «Знаешь, на следующей неделе состоится коронация дяди и утверждение Мизана наследником престола и мне придется присутствовать. – А потом быстро добавил: – Думаю, нам лучше поехать в Тренгану вдвоем и там пожениться».

В тот момент я сидела на ковре и так застыла там, не в силах сказать ни слова. От сотни вопросов и лихорадочных мыслей у меня закружилась голова. Раньше мы никогда не обсуждали с Бахрином дату свадьбы. Я полагала, что мы поговорим об этом позже, когда он закончит университет. Мне нравилось просто быть его невестой, и, поскольку я принимала таблетки, мы могли не опасаться нежелательной беременности.

– Но мне ведь только семнадцать лет, – пробормотала я наконец.

– Так что же, значит, ты собиралась только поразвлечься со мной? – зло спросил Бахрин. – Неужели ты думаешь, что я любую ввел бы в свой дом и познакомил с матерью? У меня с самого первого дня были серьезные намерения. Я сразу понял, что хочу жениться на тебе и что ты будешь мне хорошей женой. Почему ты сейчас начинаешь вилять?

– Но ведь это уже через семь дней… – бормотала я, пытаясь выиграть время. – И я не могу выйти за тебя замуж: я несовершеннолетняя. И у меня даже нет свадебного платья, – добавила я, что было довольно глупо.

Этот лепет, казалось, еще больше разозлил Бахрина.

– Ты не забыла, что я член королевской семьи? Ты понимаешь, что это значит? Я могу все устроить. Все будет совершенно законно. Мне надо всего лишь один раз позвонить в Малайзию. Я – единственный человек, который предложил тебе достойное место в жизни, – продолжал он. – Здесь, в Австралии, тебе нет места. Ты чужая тут, ты выглядишь не так, как они… Впервые в жизни у тебя появилась возможность стать частью настоящей семьи, а ты в ответ только бормочешь какую-то чушь! – уже кричал на меня Бахрин. – Когда ты выйдешь за меня замуж, станет не важно, кем или чем ты была раньше. Ни один человек в Малайзии не осмелится подумать плохо о члене королевской семьи. Здесь ты всего лишь азиатская полукровка. Ты сама рассказывала, как австралийские дети издевались над тобой в школе. В Тренгану ничего подобного никогда не случится. Впервые в жизни у тебя будет настоящая семья. Я предлагаю тебе самую надежную в мире защиту, а в ответ слышу только придирки и капризы!

Я никогда не видела Бахрина таким сердитым и очень испугалась. Возможно, он прав. Возможно, мое место и правда не в Австралии. Возможно, именно в Малайзии я обрету свою истинную родину и обеспечу будущее своим детям. Я совсем не хочу, чтобы они, как и я, чувствовали себя чужими в своей собственной стране.

Я плакала и пыталась объяснить Бахрину все, что пугало и мучило меня, но он не желал ничего слушать. Он продолжал выкрикивать обвинения, разрушая всю хрупкую броню из уверенности в себе, которую я с таким трудом создавала, безжалостно обнажая все мои слабые места, воскрешая все страхи.

– Что ты будешь делать? – вопрошал он. – Куда ты пойдешь?

– О чем ты? – робко спросила я.

– Ну ты ведь понимаешь, что мы не можем по-прежнему жить вместе, если не поженимся? Я не хочу жить со шлюхой! Я мусульманин, и без того мы с тобой совершили грех. Я не желаю продолжать это. Я дал тебе уже достаточно времени, чтобы повзрослеть, а сейчас даю последний шанс стать кем-то, найти свое место в жизни, создать семью, но ты отвергаешь его. Я люблю тебя, но все-таки должен сказать: либо мы поженимся – либо расстанемся.

Я не хотела потерять его. Меня ужасала перспектива остаться одной. Я любила его и не хотела стать такой, как моя мать. Возможно, он прав. Возможно… Голова кружилась так, что путались мысли. Я рыдала, а Бахрин продолжал осыпать меня упреками.

В какой-то момент я собралась с духом и выпалила, что он мусульманин, а значит, может иметь несколько жен. Даже у его дяди, султана, было две жены одновременно. А я не хочу, чтобы он женился на ком-нибудь еще. Я кричала, что не вынесу этого. Я хочу выйти замуж один раз и навсегда. Я не признаю полигамных отношений и не собираюсь соперничать с другой женщиной.

– Я не буду делить тебя ни с кем! Никогда! – горячо заключила я.

Вместо ответа Бахрин схватил Коран, который всегда лежал у него на каминной полке, опустился на колени и поклялся, что у него никогда не будет другой жены и что мы будем вместе до самой смерти. Он клялся именем Аллаха на книге, святой для всех мусульман. Уже после того, как мы поженились, он повторял эту клятву как минимум три раза, по требованию и в присутствии своей матери и тоже с Кораном в руках.

И я сдалась. Он так твердо заявлял, что мы расстанемся, если я откажусь выйти за него замуж на следующей неделе, что мне пришлось уступить. У меня уже не было сил спорить, и я очень боялась потерять его, если стану настаивать, что нам надо подождать.

Потом мы занимались любовью, и Бахрин неустанно повторял, что никогда не оставит меня, и что будет любить меня вечно, и что теперь мы будем очень-очень счастливы.

Позже он сообщил мне, что решил воздержаться от секса до самой свадьбы; мы будем по-прежнему спать вместе, но не прикоснемся друг к другу до нашей первой брачной ночи. Я решила, что это немного запоздалое решение и что толку запирать двери конюшни, после того как лошадь уже убежала, но не стала возражать. Кто я такая, чтобы оспаривать его решения?

Всего лишь невеста.