С того дня, как я покинула Африку, моя жизнь наполнилась таким смыслом и значением, о котором я и не мечтала с момента исчезновения Аддина и Шахиры. Я с головой окунулась в работу. Мне по-прежнему предстояло участвовать в проекте «В поисках дома», который был мне отвратителен из-за обилия рекламы, выступать в роли диктора за кадром в документальных фильмах, но для меня это был всего лишь способ заработать деньги на исполнение мечты. Вернувшись из страны масаи, я загорелась новой идеей: если четыре книги помогли этим детям научиться читать, то какую помощь окажет им целая библиотека? Для тех ребят голая земля была и учительской доской, и учебной тетрадью, что не помешало их горячему желанию учиться. Когда Наипанти и ее одноклассники держали в руках подаренные мной книжки, их лица озарялись радостью и любопытством, способными посрамить самые известные образовательные учреждения стран развитого мира.
Вернувшись из Кении, я связалась со своим австралийским издателем и уговорила его выделить мне партию детских книг стоимостью в двадцать пять тысяч долларов, чтобы передать в школы и детские дома, в которых мне довелось побывать. Отправка груза в Кению и распространение книг заставили меня побегать и поспорить, но как только мы разобрались с таможней и правилами экспорта, все оказалось не так сложно. Гонорар за мою первую книгу пошел на оплату транспортных издержек.
Одержав эту маленькую победу, я задумалась, как много значили для меня способность читать и писать и каким важным делом во благо своего народа занят сейчас Монго. Образование заложило основу моей личности: книги помогали мне развиваться, стали верными друзьями и дали уверенность, позволившую обладать собственным мнением. Если детей Африки научить читать и писать, это кардинально изменит их будущее.
Этот несовершенный проект стал для меня своеобразным мостиком к Шахире и Аддину. Когда они были маленькими, я читала им свои любимые книжки про лисенка и про многое другое. Позже я видела, какой радостью озарялись их лица, когда мы путешествовали по страницам «Хроник Нарнии». Я надеялась, что Аддин и Шахира помнят наши сказки на ночь и волшебные миры, которые могли возникнуть только благодаря чтению. Я хотела, чтобы они держались за эти воспоминания изо всех сил, что бы ни происходило с ними в будущем.
У воспитания так много разных форм, что иногда нам легко забыть на время о нуждах интеллекта и предаться удовлетворению простых физических нужд. Существует немало гуманитарных организаций, специализирующихся на предоставлении продовольствия и медицинской помощи. Но мне хотелось накормить и жаждущие детские умы.
Наделив человека способностью читать, вы даете ему возможность управлять своей судьбой. Женщина может прочитать медицинскую памятку о том, как пользоваться контрацепцией, и уведомление правительства о вакцинации детей. Становится доступно жизненно важная информация о СПИДе. Фермер может узнать об урожае и ирригации. Житель деревни – подать заявление, чтобы выкопали колодец, тем самым обеспечив всю деревню безопасным запасом воды; простой человек может принять осознанное решение о политическом будущем.
Распространение грамотности может стать своеобразным гарантом того, что данный народ не будет вечно зависеть от гуманитарной помощи. Именно этой мыслью руководствовался Монго.
Для того чтобы идея стала реальностью, необходимо привить детям мысль о том, что книги и чтение могут быть не только полезными, но и интересными, а это значит, что им необходимы образовательные и развивающие пособия. Я считаю, что лучше всего прививать интерес к чтению, вручив детям ярко иллюстрированные, хорошо написанные книги и рассказывая им истории. Переход к чтению казался мне естественным шагом в развитии такого народа с богатым устным творчеством, как масаи. Собрания женщин, на которых старейшие из племени рассказывали умопомрачительные шутки, легко могли лечь в основу книги или образовательной программы. Я всем сердцем желаю Монго исполнения его мечты.
Только как этого добиться? Я горела энтузиазмом, но не имела ни малейшего представления о том, что делать, и это сводило меня с ума.
* * *
Однажды, улучшив пару минуток, чтобы прилечь и отдохнуть, я включила телевизор и стала смотреть одно из дневных ток-шоу Опры Уинфри. Это было одно из моих тайных пристрастий, предаваясь которому я полностью забывала о проблемах собственного шоу и поглощала свою обеденную порцию шоколада. Должна признаться, я не могу без шоколада, а после пропажи детей практически прожила на одном только шоколаде со вкусом жареного миндаля и апельсиновом соке в течение более чем двадцати месяцев. В той передаче Опра призывала детей читать, убеждала свою аудиторию самим взять в руки книги и не бояться читать их, думать и задавать непростые вопросы. Еще через пару дней Опра рассказала о женщинах, занявшихся предпринимательской деятельностью и на всех парусах мчавшихся навстречу своей новой жизни. На следующей неделе она затронула сложную и грустную тему, поведав о страшной трагедии и эмоциональном исцелении. Я не помню точно, в чем именно там было дело, но мне запомнились слова Опры о том, что жизнь – это великое путешествие и что в поисках своей судьбы мы все выбираем разные пути.
Я почувствовала, как во мне что-то изменилось, будто бы сработал выключатель. Ее слова почти полностью повторяли мысли моего дорогого друга, Джона Удоровича, который не уставал повторять мне, что Господь ставил передо мной задачи и наделял уникальными способностями для их выполнения. Джон был твердо убежден в том, что все мои страдания не напрасны и боль от расставания с детьми даст мне возможность сопереживать и помогать другим так, как не сможет это делать кто-либо другой. Тогда я не придала значения его словам, но теперь они стали мне понятны. Сюжеты Опры пришлись как раз на то время, когда я пыталась составить программу повышения грамотности детей Африки. Друзья либо заявляли мне, что это нереально и невыполнимо, либо смотрели на меня непонимающим взглядом, когда я пыталась им объяснить, чего хочу достичь.
И тогда я решила перестать сомневаться и просто начать действовать, сделать так называемый «шаг в вере». Инстинктивно я чувствовала, что идея привезти в Африку тысячи книг, чтобы создать библиотеки и центры чтения, должна была сработать, и начала действовать в соответствии со своим девизом: «Живи надеждой».
Именно благодаря надежде человечество по-прежнему существует. И если найдутся люди, способные зажечь огонек надежды и поддержать его, то он засветится в глазах детей. Поэтому я взяла телефон и начала звонить всем известным мне влиятельным людям: издателям и сотрудникам фирм, занятых авиаперевозками, которые могли бы мне помочь в осуществлении идеи. Я не просила денег, потому что ответственность за них и их распределение лежала за пределами моих способностей и превратила бы мою идею в совсем другую миссию. Мне нужна была помощь в виде услуг и продукции.
Операция «Книги» родилась на свет в 1996 году как некоммерческая программа по повышению грамотности детей стран «третьего мира». Мне не нужно было выплачивать зарплат, потому что у меня не было штатных работников. Только я и те люди, которые согласились помочь мне в данную минуту. Джустина Грегов, которая работала в качестве секретаря и кризисного менеджера в программе «В поисках дома», помогала нам в свободное время. Ее увлекла моя идея, и она стала замечательной помощницей.
Впервые оказавшись в Кении, я словно «пощупала воду», а в 1996 году решила «погрузиться» в работу. Добиться помощи от ведущих книгоиздателей Австралии оказалось довольно легко, и в этом случае я с удовольствием пользовалась своим положением, открывавшим мне доступ в замечательные компании. Я понимала, что действую на голом энтузиазме, но для того, чтобы заразить людей какой-либо мыслью и подвигнуть их на поступки, я должна помочь им понять, как важна эта программа и какую роль они могут в ней сыграть. Я была приятно удивлена согласием таких ведущих издательских домов, как «Penguin», «Pan Macmillan», «Rigby Heinemann», «Random House», «Rider’s Digest» и «Macmillan Education». Они не колеблясь предоставили мне огромное количество самых разнообразных книг – от детских сказок и книжек с картинками до энциклопедий и тетрадей. В общей сложности мы отгрузили двадцать восемь тонн книг, стоимость которых превышала семьсот пятьдесят тысяч австралийских долларов.
Больше всего меня радовал тот факт, что люди, работавшее в издательствах, инстинктивно понимали значение операции «Книга» и с готовностью брались за дело. Благодаря изданию собственной книги я немного ознакомилась с тем, как обстоят дела на книжных складах. До того как на службу складам пришли компьютеры и штрихкоды, позволяющие определить количество хранимых книг и решить, пора ли их переиздавать, множество книг было напечатано с излишком. Нераспроданные остатки книг либо поступали в продажу с огромными скидками, либо шли на вторичную переработку. Я предлагала издательским домам для сокращения суммы налога за нераспроданные остатки книг передавать их гуманитарным организациям, способным полностью освободить от налогов фирмы – участницы операции «Книга». В результате издательства получали значительно большие финансовые выгоды.
Я обрушила на потенциальных жертвователей и спонсоров полный энтузиазма поток информации, и решающим аргументом послужили мои заверения в том, что я лично встречу каждый груз и отслежу его судьбу от начала проекта до конца. Другими словами, я сама стала гарантом того, что ни одно пожертвование не попадет мимо адресата и ни один спонсор не будет забыт или отвергнут.
В качестве благодарности я организовала серию статей в журналах и репортажей на телевидении и радио, в которых упоминались все компании, оказавшие поддержку проекту «Книга», который мы стали называть «Рождественский подарок детям Африки».
Многие воспринимали мою идею скептически, заявляя, что она бессмысленна и что я не сумею все организовать одна, без многолетней подготовки и огромного количества денег. Тем радостнее было видеть, как проект начал приносить плоды. Во избежание проблем с таможенными службами различных народов Африки я обратилась к послам и верховным комиссарам в соответствующих посольствах с прямым и местами дерзким заявлением. Каждый дипломат проявил активную поддержку моего проекта и сделал все от него зависящее, и даже больше, чтобы облегчить его выполнение. Поддержка посольств также избавила нас от необходимости платить взятку мелким чинушам.
Следующим шагом была сложнейшая задача: транспортировка воздухом двадцати восьми тонн груза в ЮАР, Кению, Танзанию и Эфиопию. В результате встречи с Брайаном Гарсайдом, заведующим отделом продаж «Саут Африкан Эйруэйс» в Сиднее, авиакомпания согласилась доставить меня с книгами почти на другой край земли. Я, в свою очередь, пообещала написать благодарность в их бортовой журнал и упомянуть об их участии в этом проекте. Главное, помните: если вы не можете заплатить за то, что вам нужно, проявите гибкость мышления.
Путешествуя вместе с грузом, я могла гарантировать спонсорам то, что книги достигнут своих адресатов, детей, которые в них нуждаются, и разобраться с возможными проблемами в пути. Мне одной было сложно распространить такое количество книг, поэтому я связалась с уже существующей образовательной инфраструктурой и гуманитарными организациями, работающими в Африке.
С помощью образовательных программ «Уорлд Вижн Интернейшнл» и филиалами «КЭР Интернейшнл» мы могли распространить тысячи книг в Кении. Образовательный фонд «Рид», дитя президента Нельсона Манделлы, помогал нам с распространением книг в ЮАР. Информация от этих организаций позволила мне определить, какие части Африки и какие школы нуждаются в книгах больше всего, и я отправила в каждую из них в среднем по две тысячи наименований: книги, пособия для учителей и канцелярские принадлежности. Когда мы отправлялись в поселение, где не существовало школы, то настаивали на том, чтобы для хранения книг выделили добротное здание с прочной крышей. Это было необходимо, поскольку тогда все жители получили бы доступ к книгам и появилась бы возможность для организации вечерних занятий по программе обучения чтению, которые могли посещать и неграмотные взрослые.
Большинство благотворительных организаций, с которыми я работала, оказались замечательными партнерами, но с одним из христианских обществ у меня возникли затруднения. Неприятности начались, когда я обнаружила, что оказание гуманитарной помощи и внедрение программ по детскому образованию в этом обществе тесно связано с пропагандой. Чем больше я узнавала об их работе, чем ближе знакомилась с их сотрудниками, тем больше понимала, как глубоко укоренена эта традиция. В статьях и интервью они истово открещивались от участия нашей программы и учебников в своей работе, а потом даже попытались запретить мне разговаривать с другими организациями.
Однажды я застала представителя этого общества во время запугивания жителя одной деревни, с которым я только что разговаривала. Он требовал, чтобы тот отдал мою визитку и не смел со мной связываться. В другом случае старейшина племени признал в приватном разговоре, что пение христианских гимнов и чтение молитв было непременным условием допуска детей к занятиям в школе, которую частично спонсировало это общество. У деревни, да и у правительства, не хватало денег на самостоятельные образовательные проекты, поэтому эти люди решили, что у них нет выбора, и постарались закрыть глаза на подобную практику.
Я считаю, что объединение гуманитарной помощи с навязыванием религии чрезвычайно тревожный признак. По-моему, это форма культурного геноцида, и тем более возмутительно, когда она становится условием для получения питьевой воды и образования для детей. Эти две вещи жизненно необходимы для развития и независимости людей. Я твердо убеждена, что гуманитарная помощь в любом ее виде должна быть свободна от религиозной или политической подоплеки. За нее нельзя требовать ничего взамен, только получать удовлетворение оттого, что сделал нечто полезное. И программа «Книга» прервала сотрудничество с этой гуманитарной организацией.
В Йоханнесбурге операция «Книга» произвела настоящий фурор, поскольку, по данным образовательного фонда «Траст», в беднейших районах Соуэто и Оранж-Фарм в школах не было книг. Старый режим апартеида не стремился заниматься образованием цветных жителей, строя школы, но не снабжая их необходимыми книгами. Судя по всему, апартеид опасался образованного черного большинства.
Сначала мне было страшно ездить по трущобам Йоханнесбурга, где нищета и преступность скорее были нормой, чем отступлением от нее. Тем более что дипломаты, представители правительства и друзья из местных жителей наперебой рекомендовали мне принять меры по обеспечению личной безопасности. Поэтому я не протестовала, когда полицейское управление выделило нам машину сопровождения, следовавшую за нашим микроавтобусом в самые неблагополучные районы Соуэто. В этом месте, на фоне серого каменного и бетонного пейзажа, редко встречались деревья, вернее, возле прямых и неестественно симметрично высаженных деревьев располагались жилища, зачастую представлявшие собой переоборудованные грузовые контейнеры. На дворе рядом с каждым домом горделиво высились похожие на будки туалеты. Эту идею предложило правительство после того, как пал апартеид, поскольку нужно было как-то улучшать гигиену жилищ и подавать воду в районы гетто. К домам подвели широкие асфальтированные дороги с грязными обочинами, по которым было легко добраться, но сложно выехать обратно. В этих местах никто не разводил цветов, и все вокруг напоминало о недавней открытой добыче полезных ископаемых. Конвейеры для шлаковой массы были свалены в кучу на огромных пустырях бесхозных просторов Йоханнесбурга. Здесь, в отличие от других городов, не было мягкого перехода от богатых кварталов к районам среднего класса, потом к рабочим кварталам, а затем к трущобам. Трущобы были неотъемлемым спутником города, в прямом и переносном смысле далеким от мира коммерции и дорогого образования. И эта черта жизни Африки казалась мне гнетуще несправедливым воплощением принципа «с глаз долой – из сердца вон».
Мне было неловко видеть радость на лицах детей в школах Соуэто. Часто, подъезжая к стоянке возле школы, я видела самодельные плакаты учеников с выражением благодарности программе «Книга». И каждый раз нас традиционно приветствовал хор из сотен поющих детских голосов. Когда я поняла, что в школе, рассчитанной на шестьсот учеников, может оказаться только тридцать пять учебников, я почувствовала, как удвоилось мое отвращение к бывшему правительству Южной Африки. Как может народ с прилично развитым обществом и широко представленным средним классом свести право человека на образование к вопросу о цвете кожи?
После Йоханнесбурга мысль о возвращении в Кению наполняла мое сердце радостью. Я увижу еще незнакомые мне части страны и смогу вернуться в земли масаи!
Мне предстоял трехчасовой перелет на север, в Кению. В прошлом году я уже посещала Найроби. Этот город был полон контрастов: некоторые его районы буйно цвели тропическими цветами и щеголяли идеальными лужайками. Здесь все было рассчитано для привлечения туристов. Иные же районы были грязны, запущены и заполнены детьми-попрошайками и карманниками. Пробки парализовывали движение на дорогах, а стоило мне выйти на улицу, как уши наполнял невообразимый гам тысяч голосов. В каждой беседе с местным жителем чувствовалась его неестественность и стремление к наживе, и это наводило меня на мысль о том, что существование огромных семей зачастую зависело от заработка одного человека.
Туризм и гуманитарная помощь были основными экономическими факторами жизни города. Поскольку в Кении было относительно спокойно, большинство благотворительных организаций, начиная от различных представительств ООН до небольших учреждений, разместили свои представительства именно здесь. Найроби часто выступал в роли отправного пункта для конвоев с гуманитарной помощью, направлявшихся в Восточную Африку. Там я познакомилась с настоящими ветеранами благотворительности, которые занимались всем – от управления машинами с жизненно важными продуктами питания во время голода в Эфиопии до дерзкого проникновения в Руанду, чтобы спасти осиротевших детей от геноцида и организовать эвакуацию, и выхаживания раненных в кровавых партизанских войнах. Аристократизм и изысканность голливудских представлений об Африке, проявившихся в таких фильмах, как «Из Африки», не имеют ничего общего с настоящей жизнью города, экономика которого целиком зависит от гуманитарной помощи и туризма. Но этот город дорог мне тем, что там я стала опекуном Расоа. В течение нескольких лет я отправляла деньги для нее, и во время первой поездки в Кению мне удалось немного отклониться от курса, чтобы наконец с ней познакомиться.
Перед тем как отправиться на восток, в земли масаи, я должна была доставить груз в ее детский дом, в трущобах Киберы. Расоа исполнилось четыре года, и она превратилась в проказливого ребенка с огромными карими глазами, кривоватой ухмылкой, которая не скрывала восхищения моими длинными волосами. Она была из племени кикуйу, говорила на суахили и знала пару английских слов.
В день нашей второй встречи Расоа бросилась ко мне, перебирая крепенькими ножками, и вдруг замерла, не дойдя совсем немного, ожидая, подзову ли я ее поближе. Я позвала, и она застеснялась, но все-таки подошла и взяла меня за руку. Я была счастлива увидеть ее снова после почти года разлуки и с удовольствием обняла.
Центр Мукуру, в котором живет Расоа, сочетает в себе детский дом, школу и реабилитационный центр. В Мукуру и районах вокруг него люди живут в самых ужасающих условиях, самой отчаянной нищете, какую мне доводилось видеть в мире. Там нет водопровода, канализации и электричества, люди живут в хибарах. Козы дерутся с детьми за объедки из мусорных куч, а перед их жилищами текут нечистоты. Детям негде получить медицинскую помощь, поэтому они часто погибают от малярии, бронхита и кори.
Когда я приехала, оказалось, что сарай, где хранили провизию, был почти пуст и поставок не ожидалось ближайшие две недели. Директор центра Мария рассказала, что чаще всего лишь ста двадцати детям из двухсот, проживающих здесь, удавалось получить по одной тарелке каши в день. Я не представляю, как именно Мария выбирала, когда и какого ребенка кормить.
Организация библиотеки в центре Мукуру действительно будет очень полезна для образования детей, но им была нужна еда, и я на собственные деньги накупила маиса и сушеных бобов, чтобы наполнить хранилище. Мысль о том, что Аддин и Шахира могли голодать, а мне пришлось бы выбирать, кого из них накормить, повергала меня в ужас.
Я провела два дня с Расоа и другими детьми в песнях, играх, рисуя следы разных животных, рассказывая им сказки и, конечно, читая книги. Я сидела на капоте джипа, а меня окружали дети, ахая и охая, когда я переворачивала страницы книги и на разные голоса разыгрывала описанные там истории или имитировала крики животных, чтобы оживить иллюстрации. Кто-то из детей вспомнил, как я в прошлый приезд изображала крик кукабарры, а в этот раз я привезла с собой кукол, надевавшихся на руку и изображавших живущих в Австралии птиц и животных, и фотографии австралийских пейзажей.
Трясясь по знакомой уже дороге в Энгконганарок, я не могла сдержать радости. Вот уже можно различить силуэт Килиманджаро, и издалека доносятся крики слонов. Мы были близко. Жители Энгконганарок знали, что я вернусь, но не знали когда. Все тревоги о том, что меня могут не вспомнить, исчезли в ту же секунду, как я спрыгнула с подножки автомобиля. Меня тут же окружили со смехом и объятиями и увлекли на место центрального загона для церемонии ритуального приветствия.
Мы пели и танцевали до тех пор, пока солнце не село на плечо Килиманджаро. Я осмотрела детей, которые родились за время моего отсутствия, и поиграла с теми, кого помнила с предыдущего визита. Когда стемнело, мы уселись возле костра. Голова Наипанти лежала у меня на коленях, и, опираясь спиной о спину ее матери, я слушала простые, пошловатые, но сногсшибательно смешные шутки старейших женщин племени. Там было что-то об обезьянах, холодных тестикулах и попытках стянуть пищу. Ярко светила луна, а воздух наполняли ароматы жарящейся козлятины и горящего дерева.
На следующий день переговоры велись за чашкой напитка из все еще теплой коровьей крови и молока. Я знала о том, что этот деликатес приберегался для самых почетных гостей или смертельно больных членов племени. Я не имела права колебаться, чтобы не нарушить этикета, поэтому взяла в руки чашу и выпила напиток залпом. У «эликсира жизни» был тепловатый металлический привкус, а послевкусие напомнило о моих детских попытках подоить корову. Я старательно гнала от себя мысль о том, что могу заразиться туберкулезом. Потом вдруг осознала, что окружена одними мужчинами, и задумалась о том, что могло стать этому причиной.
Потом Монго, его друг Капито и Даниэль, глава деревни, попросили меня следовать за ними в центральный загон. Там все стало ясно. Воины деревни перед всеми ее членами объявили меня почетным мужем и вручили мне связанный вручную пояс, который по традиции могли носить только мужчины. С широкой улыбкой Монго пояснил мне решение Даниэля: несмотря на то что я была мала ростом и улыбалась как женщина, ходила я высоко держа голову, то есть как мужчина. Это был лучший комплимент в моей жизни.
Самой большой наградой для меня стала возможность видеть своими глазами, как дети впервые видят книги. Они собирались группками, переговаривались и заглядывали друг другу через плечо, блестя глазами от любопытства. Спустя пятнадцать минут каждый ребенок отходил от группки, неся с собой книгу, потом садился на землю, начинал водить по странице пальцем и старательно читать. Как будто годы заучивания наизусть внезапно сложились в искру понимания и чтение настоящей книги перестало быть для них лишь мечтой.
Мне довелось пережить массу неприятных, смешных и трогательных моментов, благодаря которым я научилась держать удар, отвечая на него пожиманием плеч и быстро усвоенной шуткой: это Африка.
Однажды мне пришлось совершать аварийную посадку на удаленном заброшенном аэродроме на борту крохотного «Пайпер Чероки», за штурвалом которого сидел мой хороший друг, южноафриканский кинематографист Хэрмон Кьюсак. Дело было во время сильнейшего шторма. Я помню, как отреагировала Джой, моя помощница и спутница в долгом путешествии, увидев огромных жаб в душевом закутке нашего простого жилища в Неймлоке, Кения. А потом Джой подцепила вшей, не убрав волосы в прическу, когда раздавала книги в одном из детских домов. Жалобами на неудачи в Африке ничего не поправишь. Там ты должен трудиться, используя все, что у тебя под рукой, и придерживая крики и в озлоблении сжатые кулаки до настоящих катастроф, с кровопролитиями и воровством.
Операция «Книга» доказала мне, что даже один человек способен принести пользу. Вам всего лишь нужно быть уверенным и упрямым. Все люди, участвовавшие в проекте, внесли свою значимую лепту. Это было похоже на волну, которую поднимает брошенный в воду камень: добрый посыл порождал волны доброй воли.
К 1999 году школа Монго разрослась с тридцати человек до ста тридцати, причем многие ученики совершали двухчасовой переход по саванне, чтобы попасть на занятия. На помощь Монго правительством было отправлено три учителя, потом построена библиотека и два класса. По вечерам в деревне проходили уроки грамоты для взрослых. И все это выросло из простой идеи, четырех детских книжек и прекрасного учителя, Монго, который не собирался сдаваться, борясь за развитие своего народа.
Операция «Книга» действовала до 2000 года. В 1997 году она направилась в Боснию и участвовала в комплектации школ в районах Тузла и Сараево, пытаясь восстановить нормальную жизнь детей, пострадавших от затяжной войны. Позже мы распространяли книги в Свазиленде, Малави и Зимбабве, продолжая свое дело в Южной Африке и Кении.
Встречи с детьми стали бальзамом для моего сердца, истосковавшегося по родным чадам. Каждый год я общалась с тысячами детей, читала им книги посреди сражений или в окружении жирафов и зебр. И не знала, узнаю ли я смех Шахиры или голос Аддина. Но мне удалось сохранить веру в то, что каждый ребенок имеет право на грамотность. Наравне с питьевой водой, медицинской помощью и питанием, грамотность составляет стержень основных человеческих нужд и представляет собой инструмент для развития независимости и уверенности в себе.
* * *
Однажды я путешествовала в Африку и обратно вместе с австралийским писателем Брайсом Кортни. Брайс родился в ЮАР, в юношестве эмигрировал в Австралию и преуспел в рекламном бизнесе. Решив частично отойти от дел, Брайс занялся тем, о чем мечтал всю жизнь: он стал писать. Его первая книга «Сила личности» имела бешеный успех, стала бестселлером и была экранизирована в Голливуде. Так получилось, что на седьмом десятке Брайс сделал вторую, гораздо более успешную карьеру в качестве писателя. Отец четверых детей, Брайс знает, что такое утрата близкого человека. Его сын трагически погиб от полученного в больнице СПИДа, едва дожив до двадцати лет. Мне было очень приятно, что в беседе со мной он воздержался от банальностей в адрес меня и моих детей. Брайс меня понимал.
Мы познакомились в зале ожидания аэропорта Сиднея. Потом знакомство перешло в удивительно легкую беседу. Мы говорили о Южной Африке и Кении, и когда я рассказала ему о программе развития детской грамотности, его глаза зажглись радостью. Брайс – яркая личность, выражающая себя в широких жестах и неуемном энтузиазме. Наш рейс задерживался, и мы провели несколько приятных часов в аэропорту, потом обменялись телефонами. Затем наши пути разошлись: он летел бизнес-классом, а я – экономклассом.
Несколько недель спустя, когда я вошла в зал ожидания аэропорта в Йоханнесбурге, направляясь на рейс домой, я снова увидела его сияющее лицо и широкий взмах рук.
– Джексон, – он решил называть меня таким именем, – сюда! Ты именно та женщина, которую я надеялся увидеть!
На меня обрушился поток слов: Брайс помнил, что я должна была лететь домой одним рейсом с ним, и договорился, чтобы меня пересадили ближе к кабине пилотов. У меня не было желания ему возразить, потому что, когда Брайс решает что-то сделать, противление ему равносильно противостоянию стихии.
Мы проговорили весь перелет до Австралии: о детях, которых я видела, о школах, о странном автомобильном парке на дорогах. Но в основном мы вели речь о нашей общей любви: Африке и писательстве.
– Следуй за сердцем, Джексон, продолжай писать. Ты должна этим заниматься, – говорил он. – И продолжай делать то, что делаешь, все эти программы для детей, и для похищенных, и для остальных… и для своих тоже. Не изменяй своему сердцу и не позволяй никому себя отвлекать от твоего дела. Я тут купил тебе кое-что в Зимбабве, – продолжил он, доставая из кармана сложенный кусок бумаги бледно-голубого цвета. – Это чтобы ты не забывала хранить верность своему сердцу. И не надевай его, пока снова не полюбишь по настоящему. Храни его, ты узнаешь, когда придет его время. – И с этими словами он развернул бумагу, открыв сердце, выточенное из фиолетового аметиста размером в три карата, граненого, но не оправленного.
Опустив камень в мою руку, он широко, по-мальчишески улыбнулся.
– Я благодарю тебя от имени детей Африки, – объявил он и откинулся на спинку своего кресла.
Что я могла ответить, получив в дар этот удивительный камень и теплые слова? Сказанное им тронуло меня глубже, чем все остальное, сказанное другими людьми, вместе взятыми, раскрыло то, что я прятала за фасадом ущербных отношений. Он знал, что дома, в Мельбурне, меня ждет непростая жизнь и что мне нужно будет хранить в тайне неудавшийся брак и то, что мы с Яном живем каждый своей жизнью и вынуждены оставаться под одной крышей только для того, чтобы облегчить контакт с Аддином и Шахирой.
Брайс смог разглядеть мое одиночество и горе и обладал смелостью сказать мне об этом, несмотря на то что мы едва знали друг друга. На его лице не было ни тени двусмысленности, и я расслабилась, просто пожав его руку в благодарность.
После расставания с Брайсом, сидя в самолете, летевшем до Мельбурна, я сжимала камень в руке и думала, как дальше повернется моя жизнь. Я была матерью без детей, женщиной, защищавшейся от любви панцирем из цинизма.