Для меня было очень важно понять, какими выросли мои дети. Их похитили вместе, и мне следовало удерживаться от того, чтобы воспринимать их двоих как единое целое. Я должна была принять каждого из них как самостоятельную личность. Они многое пережили за эти годы, и их опыт, в зависимости от пола, успеваемости в школе, послушания и способности адаптироваться, во многом различался. Постепенно, шаг за шагом, в письмах и разговорах я все больше узнавала этих дорогих мне людей.

В то же самое время Верити росла и развивалась у меня на глазах, превращаясь в веселого человечка, расточающего улыбки и преисполненного уверенности в том, что она горячо любима мной и Биллом. Она с удовольствием купала большого пупса, которого мы с Биллом купили ей, чтобы дать возможность привыкнуть к мысли о появлении брата. Она прижималась губами к моему животу и разговаривала с малышом о еде, рисовании и обо всем другом, что приходило ей в голову. Она смотрела со мной видеозапись своего рождения, и этот процесс не только не смутил, но и очаровал ее. Ей очень нравилось, что она выросла внутри моего живота, и даже еще помнила, как я кормила ее грудью.

Шахира тоже, пусть издалека, но была пленена рассказами о том, как шевелится еще не рожденный ребенок, и фотографиями, которые я ей отправила, где я с животом и Верити. Моя беременность стала поводом для меня рассказать Шахире, что я чувствую к ней, что помню о ее рождении и какой она была в детстве. И я часто разговаривала с ней об этом. Судя по всему, ей была очень важна эта материнская любовь, пусть даже издалека. Верити и Шахира даже подружились. Они недолго болтали по телефону, и Шахира придумала прозвище для своей младшей сестренки: она называла ее Ви.

Боль кругами расходилась от низа спины. Я облокотилась предплечьями о край кровати и покачивалась из стороны в сторону, а Билл массировал мне спину. Сью читала вслух статью из газеты. Наступило 21 апреля 2003 года, и я рожала своего четвертого ребенка.

Верити мы отправили к бабушке с дедушкой, родителям Билла, и она дожидалась там рождения своего брата. Я точно знала, что они избалуют ее до неприличия. Дедушка и бабушка души не чаяли в Верити, своей первой внучке. Билл со смехом жаловался на то, что вся строгость пресловутого греческого воспитания исчезла в неизвестном направлении, когда дело коснулось Верити.

Шли часы, я ходила и раскачивалась, стараясь ускорить ход родов. Потом позвонила Шахире в Малайзию.

– Мама! Ты уже родила? – вскрикнула она, не дав мне даже поздороваться. Она тут же отбросила свои дела и потребовала рассказать, как я себя чувствую. Удивительные эмоции наполнили меня, когда я слушала, как дочь по телефону уговаривает меня поскорее родить ей брата.

С детьми не всегда получается так, как ты планируешь. Вот и с Лизандром произошло то же самое. Я инстинктивно почувствовала, что с родами не все в порядке. Боли усиливались, но все равно не шли ни в какое сравнение с настоящими болями при родах. Схватки длились уже двенадцать часов, интервал между ними теперь составлял девяносто секунд, а я все еще могла разговаривать, шутить и даже прогуливаться. К тому времени я уже должна бы лишиться дара речи от боли и приближаться к потугам, но внутри у меня что-то не заладилось.

Врач осмотрел меня, и новости оказались нерадостными. Ребенок запрокинул голову назад и уперся ею в кость над родовым каналом. Его сердцебиение по-прежнему было сильным, но мое сердце стало проявлять признаки усталости. Рожать самой при таком странном положении головы и слабости сердца не представлялось возможным. Мне собирались делать кесарево сечение, то, чего я боялась больше всего на свете.

Не прошло и двадцати минут, как я уже лежала в операционной, не чувствуя своего тела от поясницы до пальцев ног. Я лишь ощущала, как меня раскачивают и тянут из утробы сына. Билл сидел возле моего левого плеча, по его лбу стекал пот. Я знала, что он волнуется, и боялась, что он упадет в обморок, увидев столько крови. Но тут появился Лизандр Антонио, и Билл растворился в эмоциях. Это произошло 21 апреля в 21.21.

Билл перерезал пуповину, и мне дали возможность поцеловать маленький лобик Лизандра, который разразился басовитым воплем.

Меня окатило волной хмельной радости, и я расплакалась. Я все еще находилась в дурмане от наркоза и обезболивающих, но потом мир сжался в горошинку. У меня началось кровотечение.

Билла унесли из операционной вместе с Лизандром, и хирурги вновь принялись за работу.

Два часа спустя, заштопанная и по глаза накачанная морфином, я впервые взяла Лизандра на руки и смогла его рассмотреть. Билл не отходил от кровати, потому что я не могла удержать ребенка без его помощи. Мальчик родился потрясающе красивым и просто огромным!

Лизандр стал самым крупным из рожденных мной детей: 3 килограмма 900 граммов и 62 сантиметра ростом! Помню, я тогда подумала, что нам уже пора откладывать деньги на обувь нестандартно большого размера. Узнав, что его голова 37,5 сантиметра в окружности, я почувствовала радость и благодарность за кесарево.

У Лизандра были ярко-синие глаза, светлые волосы и удивительно длинные пальцы на руках и ногах. Он с жадностью припал к груди и довольно урчал, засыпая.

Билл протянул мне телефон и сказал, что на проводе Шахира, которой он позвонил, чтобы поделиться новостями. У нас получился очень эмоциональный разговор. Одурманенная лекарствами, я была так счастлива, что могла только плакать. В тысячах километров от меня со мной вместе плакала моя дочь, а я вспоминала счастье, подаренное мне при рождении каждого из моих удивительных детей. Я лишь надеялась, что вскоре смогу познакомить их друг с другом.