Эгнис была такая милочка. Она сумела достать деньги через благотворительный фонд «План Морриса» на операцию для Марго. Доктор Деннингсон сказал, что такая операция абсолютно необходима сейчас же, если только она не хочет серьезно подорвать свое здоровье, а потом Эгнис ее выхаживала точно так же, как тогда, в детстве, когда она болела корью. Когда Марго сказали, что у нее никогда не будет детей, она не очень расстроилась, а Эгнис все плакала, плакала.
Марго постепенно выздоравливала и настолько окрепла, что стала подумывать о работе. Теперь ей казалось, что они с Эгнис всегда жили только вместе и никогда не расставались. В кафе «Старая южная вафля» дела шли хорошо, и Эгнис зарабатывала семьдесят пять долларов в неделю; ей очень повезло с работой, тем более Фрэнк Мандевилл рассчитывает получить новый ангажемент, так как на его представления не было спроса со времени окончания войны – так он убеждал их всех. Теперь он все время был таким печальным и относился с подчеркнутым уважением к Эгнис, особенно после того, как они заключили брак в маленькой церквушке за углом, и теперь большую часть времени проводили за игрой в бридж в Лэмбс-клубе, и там, сидя за игральным столом, он постоянно вспоминал о минувших приятных днях, когда они гастролировали вместе с Ричардом Мэнсфилдом. После того как Марго окончательно встала на ноги, она всю безотрадную скучную зиму обивала пороги агентств и офисов по найму актеров для музыкальных шоу. Там ее как-то однажды днем и увидел Фло Зигфильд – она сидела у входа в контору на лавочке, рядом с несколькими девушками-претендентками.
По счастливой случайности он обратил на нее внимание, и она, состроив приветливую рожицу, чуть заметно ему улыбнулась. Он остановился, быстро, внимательно оглядел ее с ног до головы. На следующий день мистер Герман выбрал ее для первого состава нового шоу Начались репетиции, и они оказались для нее труднее всего на свете.
С самого начала Эгнис заявила, что никогда не позволит Марго танцевать в этом дрянном кордебалете, и хотя ей приходилось являться на работу каждое утро ровно в девять, Эгнис неизменно каждый вечер приходила в театр после поздних репетиций или вечерних спектаклей, чтобы проводить Марго домой. Только после встречи Марго с Тэдом Уиттсли, полузащитником из Йеля, который после окончания футбольного сезона регулярно приезжал на уик-энды в Нью-Йорк, Эгнис позволяла себе время от времени пропустить один-другой вечерок. Если Марго вечером встречал Тэд, она оставалась дома. Эгнис внимательно изучала Тэда, приглашала к себе на воскресные обеды и в результате знакомства с ним пришла к выводу что для сына миллионера он вполне хорош, надежен, и что ему самому нравится проявлять заботу о Марго. Ответственный парень.
Теперь по вечерам Марго всегда торопилась, на ходу поправляла свои белокурые кудри под голубой бархатной шляпкой без полей, всовывала руки в рукава шубы, которая, конечно, не из черно-бурой лисицы, но издалека сойдет, очень похожа, и выбегала из пыльной, душной комнаты для переодевания, из которой не выветривался стойкий запах щипцов для завивки, шоколадного масла, женского пота из-под мышек и декораций, минуя старого, с землистым лицом Люка, сидевшего в своей маленькой стеклянной каморке. Выходя на холодную, продуваемую ветром улицу, она делала глубокий вдох. Она никогда не разрешала Тэду встречать ее у другого служебного входа, где дежурил другой служащий, по имени Джонни. Ей всегда было приятно встречаться с ним в холле отеля «Астория», где толкалась толпа людей в вечерних туалетах, а он стоял среди них в своих надраенных коричневато-рыжеватых ботинках, широко расставив ноги, в своем широко распахнутом пальто из енота, чтобы издалека лучше были видны его галстук в полоску и теплая мятая рубашка.
Тэд – очень простой, краснолицый парень, который не любил много болтать. Обычно с первой же минуты, когда он усаживал ее в такси, чтобы везти в ночной клуб, Марго начинала болтать. Она рассказывала ему смешные истории о подругах, реквизиторах, мужчинах, танцующих в кордебалете, а он от души смеялся. Иногда просил даже повторить ту или иную историю, чтобы получше ее запомнить и потом рассказать своим приятелям в колледже. История о том, как эти мужики, которые в большинстве своем педики, довели своими подначками одного молодого парня, ухажера Мерзи де Map, до того, что он сам превратился в гомика, ужасно напугала Тэда.
– В самом деле, сколько всего происходит на свете, о чем мы толком ничего не знаем, – сказал он.
Марго сморщила носик.
– Ты и половины всего не знаешь, дорогой.
– Но, может, все это выдумки?
– Нет, что ты, это правда, Тэд, все именно так и случилось. Мы сами слышали, как они улюлюкали, вопили в своей комнате для одевания. Они все, окружив его, поносили, проклинали его. Мы все так перепугались.
В тот вечер они пошли в «Коламбус серкл чайлд», где заказали себе яичницу с ветчиной и оладьи.
– Послушай, что я тебе скажу, Марго, – начал он с набитым ртом, заканчивая вторую порцию оладий. – Мне кажется, такая жизнь не для тебя… Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал, и к тому же такая воспитанная…
– Не беспокойся за меня, Тэд, твоя маленькая Марго не будет танцевать всю жизнь на сцене в кордебалете.
В такси по дороге домой Тэд начал к ней приставать. Марго его поведение сильно удивило – ведь он не мальчишка со школьной скамьи. И пьян он не был, всего-то и выпил бутылку канадского эля.
– Черт возьми, какая ты чудесная девушка, Марго… Не пьешь, не кокетничаешь, ни с кем не обжимаешься.
Она клюнула его в щеку.
– Пойми меня, Тэдди, – сказала она. – Мне сейчас нельзя ни о чем думать, кроме работы.
– Ты принимаешь меня, наверное, за раскудахтавшегося петуха.
– Что ты, Тэд. Ты очень милый парень, но все же ты мне нравишься больше, когда держишь руки в карманах и не даешь им волю.
– Ах, какое ты все же чудо, – вздохнул Тэд, поглядывая на нее широко расставленными глазами из-за поднятого пушистого воротника.
– Просто я такая женщина, которую мужчины быстро забывают.
Теперь Тэд стал частым гостем у них в доме по воскресеньям. Он приходил обычно пораньше, чтобы помочь Эгнис накрыть на стол, затем после обеда снимал пиджак и, оставшись в жилетке, закатывал рукава, помогал мыть посуду, вытирать тарелки. После уборки все четверо играли в карты, а рядом с каждым, у локтя, стоял стакан легкого вина с тоником из аптеки. Марго не переваривала эти воскресные вечера, но они так нравились Фрэнку и Эгнис, а Тэд всегда торчал у них до последней минуты, когда ему нужно было лететь к отцу в Метрополитен-клаб, и он, прощаясь на ходу, заверял их всех, что никогда в жизни так мило не проводил время.
Однажды воскресным днем, когда на улице валил снег, Марго, выйдя из-за карточного стола и сославшись на сильную головную боль, ушла к себе в спальню. Она лежала там на кровати, прислушиваясь к воркованию батареи отопления, чуть не плача от смутного беспокойства и скуки. Тэд уже ушел, когда Эгнис вошла к ней в пеньюаре с сияющими от счастья глазами.
– Марго, тебе нужно выходить за него замуж. Какой он в самом деле славный парень! Он признался нам, что здесь, у нас, он впервые чувствует себя как у себя дома. Ничего подобного, говорит, прежде не испытывал. Его воспитывали слуги, учителя верховой езды и люди, подобные им… Мне никогда и в голову не приходило, что сын миллионера может быть таким душкой.
– Никакой он не миллионер, – возразила Марго, надув губки.
– У его старика персональное место на фондовой бирже! – крикнул Фрэнк из другой комнаты. – А акции нельзя купить за купоны, полученные в табачном магазине за сигары, слышишь, дорогое мое дитя?
– Ну и что? – сказала Марго, зевая и потягиваясь. – у меня наверняка муж будет заядлым скупердяем. – Сев в кровати, она погрозила пальчиком Эгнис. – Хочешь, сейчас скажу тебе, почему это ему так нравится обедать у нас по воскресеньям? Он получает здесь еду задарма и ему не нужно платить за нее ни цента…
Джерри Германа, маленького, высохшего человечка с желтоватым болезненным лицом, директора агентства по найму актеров, все девушки смертельно боялись. Когда Реджина Риггс рассказала, что видела его в ресторане Куинса, где обычно готовили только мясные блюда, в компании Марго, за одним столиком, в перерыве между двумя представлениями в субботу, они все переполошились, и разговоры об этом из ряда вон выходящем случае в их комнате для одевания не стихали. От этих пересудов Марго становилось не по себе, у нее сосало под ложечкой от их глупого хихиканья и перешептываний.
Реджина Риггс – широколицая девушка из Оклахомы, настоящее имя которой было Куини, танцевала в кордебалете Зигфильда, по-видимому, еще в те дни, когда трамваи по Бродвею таскали лошади, – однажды спускалась по лестнице вместе с Марго после утренней репетиции. Взяв ее доверительно за руку, она сказала:
– Послушай, малышка. Послушай, что я тебе скажу по поводу этого парня. Может, мой совет и пригодится. Ты же прекрасно знаешь, что я здесь прошла сквозь огонь, воду и медные трубы, всех мужиков отлично знаю и не дам ни за одного из них и понюшки табаку. Никогда еще ни одна девушка ничего не получила от этого плута, переспав с ним. Многие пытались. Может, я тоже не исключение. С этим мошенником каши не сваришь, тем более что тело белой женщины в этом городе – самая дешевая вещь на свете… У тебя такой невинный вид, что мне захотелось предостеречь тебя, так сказать, наставить на путь истинный…
У Марго от ее слов глаза полезли на лоб.
– Что это тебе взбрело в голову… Что заставило тебя вообразить, будто я… – Она вдруг стала заикаться, словно робкая ученица.
– Ладно, ладно, малышка, оставим… Думаю, тебе удастся избежать свадебного звона колоколов…
Они обе прыснули. И с тех пор стали хорошими подругами.
Однако никто не узнал, даже Куини, что однажды после продолжительной репетиции одного номера, который нужно было подготовить к понедельнику следующей недели, Марго, сама не отдавая в том себе отчета, вдруг села в родстер Джерри Германа. Он, подъехав к ней, предложил довезти ее до дома, но когда они выехали на Коламбус серкл, спросил, не хочет ли она поехать к нему на его ферму в Коннектикуте, где она сможет по-настоящему отдохнуть. Марго позвонила из аптеки Эгнис и соврала ей, сказав, что все воскресенье им придется репетировать и она останется ночевать на квартире у Куини, которая живет значительно ближе к театру.
Когда они выезжали из города, он все время расспрашивал Марго о ней.
– В вас, маленькая девочка, есть что-то особенное. Кажется, вы что-то от меня утаиваете, говорите далеко не все, – сказал он. – Могу поспорить… Вы храните какую-то тайну…
Всю дорогу Марго морочила ему голову, рассказывала о своей прежней жизни на сахарной плантации на Кубе, о громадном доме ее отца в Гаване, на Ведадо, о кубинской музыке и танцах, о том, как ее отца разорил местный сахарный трест, а ей приходилось одной, совсем еще ребенком, поддерживать семью, когда она принимала участие в рождественских пантомимах в Англии, о своем раннем неудачном браке с испанским аристократом, но вот, слава Богу, теперь вся эта жизнь позади и сегодня она заботится только об одном – о своей работе.
– Ну, такая богатая история жизни заслуживает гораздо большего паблисити, – только и заметил по этому поводу Джерри Герман.
Они подъехали к освещенному фермерскому дому со множеством высоких деревьев вокруг, посидели немного в машине, чуть дрожа от просочившегося в салон холодного тумана из какого-то ручья. В темноте он повернулся к ней, пытаясь заглянуть в лицо.
– А тебе известна легенда о трех обезьянках, дорогая?
– Конечно, известна, – ответила Марго. – Ни в чем не усматривай зла, никогда не слушай зла, никогда не желай зла.
– Совершенно верно, – сказал он.
Тогда она позволила ему поцеловать себя.
Внутри дом оказался очень приятным фермерским особняком. У ревущего камина сидели двое мужчин в клетчатых рубашках лесорубов, рядом – две странные женщины в нарядах из Парижа, с культурным выговором, как на Парк-авеню. Оказалось, что они работают художницами по интерьеру в этом бизнесе. Мужчины были театральными художниками. Джерри сам приготовил на кухне яичницу с ветчиной для всех, и они пили крепкий сидр и веселились, хотя Марго, конечно, не знала, как нужно себя вести в подобной обстановке. Чтобы занять чем-то руки, она сняла со стены гитару и сыграла «Сибоней» и другие кубинские мелодии, которым ее обучил когда-то Тони.
Одна из женщин сказала, что Марго обязательно нужно сделать что-то чисто кубинское, и от такого комплимента у нее занялось сердце. Они легли спать уже на рассвете, когда через плотный туман за окном проникал голубоватый дневной свет. Они хорошо, на сельский манер, позавтракали, много смеялись, шутили, хихикали в своих ночных, пеньюарах. Днем в воскресенье Джерри привез ее в город и высадил на Драйве возле Семьдесят девятой улицы.
Когда она вошла домой, то по лицам Фрэнка и Эгнис сразу заметила, что оба они ужасно чем-то озабочены. Оказывается, Тэд названивал им целый день. Он съездил в театр, и там ему сообщили, что никаких репетиций на сегодняшний день не предусмотрено. Марго язвительно заметила, что она репетировала свой особый номер и что если любой студент колледжа считает себя вправе вмешиваться в ее карьеру, то пусть прежде хорошенько обо всем подумает. На следующий уик-энд, когда Тэд ей позвонил, она отказалась с ним встретиться.
Но неделю спустя, когда она вышла, как обычно, около двух часов из своей комнаты к столу, к большому воскресному обеду, устроенному Эгнис, то увидела Тэда. Он сидел, низко опустив голову, а его руки провинциала болтались между колен. Рядом с ним на стуле лежала зеленая коробка из цветочного магазина, и она сразу догадалась, что в ней лежат розы сорта «Американская красавица».
При виде ее он вскочил.
– Ах, Марго, прошу тебя, не обижайся… Знаешь, без тебя мне так плохо, ничем не могу заняться, все опостылело.
– Я на тебя не обижаюсь, Тэд, – сказала она. – Просто я хочу всем дать понять, что не потерплю ничьего вмешательства в свою личную жизнь и в мою работу.
– Понятно, понятно, – извиняющимся тоном произнес Тэд.
К ним подошла Эгнис, расплывшись в улыбке, поставила розы в вазу с водой.
– Черт возьми, совсем забыл! – воскликнул Тэд, вынимая из кармана коробочку из красной кожи. Он вдруг начал заикаться. – Видишь ли, па-па да-ал мне несколько акций побаловаться, но на про-ошлой неделе я сорв-вал хороший куш и вот куп-пил вот это. Только пообещай мне сперва, что будешь наде-вать его, только когда мы будем выходить с тобой вдвоем.
Это была нитка жемчуга, зерна небольшие, скверно подобранные, но все равно жемчуг есть жемчуг.
– Ну с кем еще я могу выйти в этом ожерелье, ты, остолоп? – От такой невольной грубости она вдруг покраснела. – Жемчуг не искусственный?
Тэд покачал головой. Она бросилась ему на шею, поцеловала.
– Черт возьми, кажется, оно тебе на самом деле нравится, – заговорил быстрее, уже не заикаясь, Тэд. – Знаешь, есть еще кое-что… Папаша разрешил мне взять «Антуанетту», ну, его яхту, знаешь… Можно будет этим летом совершить на ней двухнедельный круиз с гостями по моему выбору. Я приглашаю тебя и миссис Мандевилл. Я бы пригласил еще и мистера Мандевилла, но…
– Чепуха! – резко оборвала его Эгнис. – Я уверена, что ваша компания вполне обойдется и без меня… К тому же я страдаю морской болезнью… Мне всегда было ужасно плохо, когда несчастный Фрэд возил меня на рыбалку.
– Фрэд – это мой отец, – пояснила Марго. – Он всегда обожал побыть на воде… яхты… лодки… в общем, все такое… Думаю, поэтому я такая заправская морячка.
– Потрясающе! – воскликнул Тэд.
В эту минуту в комнату с воскресной прогулки вернулся Фрэнк Мандевилл, в утреннем пальто, с тростью с серебряной ручкой. Эгнис тут же выбежала на кухню, где жарила нашпигованную чесноком телятину с овощами, чтобы вытащить из духовки пирог с земляникой, от которого уже давно носился по комнате теплый соблазнительный запах.
– Черт возьми, как мне у вас нравится! – сказал Тэд, откидываясь на спинку стула, когда все они расселись за обеденным столом.
Почти всю весну Марго приходилось всячески выкручиваться, чтобы избежать неожиданной встречи Тэда с Джерри, – ей это было ни к чему. Они с Джерри никогда не встречались в театре; еще в самом начале она сказала ему, что никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь и работу, а он, бросив на нее пронзительный взгляд проницательных сердитых глаз, только сказал:
– Хамф… Мне очень хочется, чтобы было побольше таких вот девушек, как ты, пусть они говорили мне откровенно то же, что и ты… А так мне постоянно приходится их всех отгонять от себя.
– Что же в этом хорошего? – спросила она. – Ты, Валентино из агентства по найму актеров!
Ей, конечно, нравился Джерри Герман. Сколько у него всякой секретной информации о театральном бизнесе! Однако ей не нравилось, что чем они становились ближе друг другу, тем чаще он заставлял ее платить за себя в ресторанах и демонстрировал ей фотографии жены и детей, живших в Нью-Рошелле. Она усердно работала над исполнением кубинских песен, но пока из ее особого «гвоздевого» номера ничего не получалось.
В мае их шоу отправилось на гастроли. Она долгое время не могла решиться – ехать ей или не ехать. Куини Риггс была настроена резко против. Ей-то все равно, убеждала она, ей ничего не грозит во время турне, у нее нет особых амбиций, может, лишь стремление подцепить в пути в другом городе коммивояжера и выскочить за него замуж, покуда он еще не отрезвел после ночного кутежа. А у нее, Марго Доулинг, все обстоит иначе – впереди ее ждет карьера, и тут нужно, конечно, задуматься. Лучше пользоваться свободой все лето, чем танцевать в кордебалете на этих гастролях.
Джерри Герман ужасно на нее рассердился, когда она отказалась подписать контракт на гастроли. Он буквально взорвался прямо у входа в офис, на глазах у стоявших в очереди претенденток, никого не стесняясь.
– Ладно, хорошо! – бушевал он. – Я чувствовал, что такое случится обязательно… теперь у нее, видишь ли, голова идет кругом… теперь она возомнила о себе черт знает что… думает, что она Пегги Джойс… Ладно, с тобой У нас все кончено!
Марго смотрела на него в упор, прямо в лицо.
– Вы, по-видимому, принимаете меня за кого-то другого, мистер Герман. Насколько я знаю, лично я с вами ничего и не начинала, так что и кончать нечего!
Джерри Герман смотрел на нее с такой злостью, словно был готов ее задушить, немедленно, вот на этом месте. Когда она вышла из конторы, то услыхала за спиной хихиканье претенденток. Все, никакой тебе больше работы, ни в одной актерской труппе, для которых он набирает людей.
Все душное лето она провела в городе, бесцельно слоняясь взад-вперед по квартире Эгнис. А Фрэнк не упускал ни малейшей возможности, чтобы ее потискать, поэтому ей приходилось запирать двери своей спальни на ключ, когда ложилась спать. Весь день она лежала на кровати в этой ужасной жаркой маленькой комнатке с облезлыми зелеными обоями и грязными стеклами в окне, выглядывала через него на закопченные задние дворы, на пару китайских ясеней и вывешенное для сушки белье. Целыми днями она читала журналы, экспериментировала, как мартышка, со своей прической, маникюрила ногти и мечтала о том, как бы ей поскорее покончить с этой несчастной, омерзительной жизнью. «Омерзительной» – именно такое слово она где-то подхватила. Теперь оно прочно привязалось к ней, не давало ей покоя, все время звенело в голове: омерзительный, омерзительный, омерзительный. Теперь она решила, что сходит с ума по Тэду Уиттсли.
Наступил август, и Тэд написал ей из Ньюпорта, что мать заболела и их круиз на яхте откладывается до следующего сезона. Марго показала его письмо Эгнис, и та прослезилась.
– Ну что делать? Разве в море мало другой рыбки? – сказала Марго, успокаивая ее.
Они с Куини, которой пришлось уволиться во время гастролей после рукопашной схватки с режиссером, ежедневно обходили снова все агентства по найму актеров. Целых четыре недели они репетировали одно шоу, которое провалилось в день премьеры. Потом им удалось найти работу в варьете в Гринвич-Виллидж. Режиссер предоставил Марго возможность сделать свой кубинский номер, но его, к сожалению, вычеркнули из программы, так как спектакль получался слишком длинным.
Она не видела впереди никакого просвета, сплошной мрак. Как вдруг после Дня благодарения объявился Тэд и вытащил ее из дома вечером в субботу. Фрэнк лежал в постели – приступ почек, а Марго буквально сходила с ума от свалившихся на нее забот: убирать в квартире за Эгнис, ухаживать за больным Фрэнком, по вечерам торчать в душной комнате, так как довольно часто Эгнис приходила с работы поздно, не раньше десяти-одиннадцати вечера. Фрэнк не вылезал из постели, лежал с изможденным, пожелтевшим сердитым лицом и постоянно требовал к себе внимания. Эгнис, нужно отдать ей должное, никогда не волновалась, не ныла, но Марго до чертиков надоело слоняться в поисках работы по Нью-Йорку, и в конце концов она подписала контракт в одном ресторанчике с выступлениями артистов в Майами, где ей отныне предстояло играть роль затейника, а Куини с Эгнис в один голос завопили, что это конец всей ее артистической карьеры.
Она еще не уладила спор со своим агентом по поводу того, кто оплатит ей расходы по переезду на юг, когда однажды утром в феврале ее разбудила Эгнис. Она вся сияла, как новая монета, и Марго сразу поняла: что-то случилось, причем довольно важное. Да, ее требовал к телефону Тэд. Он слег с бронхитом и теперь месяц не будет посещать занятия в колледже, а станет учиться с репетитором на яхте отца, в Вест-Индии.
Яхта находится в Джексонвилле. Пока туда не прибыл преподаватель, ему хочется организовать небольшой круиз со своей компанией. Может, она к нему приедет? И захватит подругу? Но не слишком веселую и заводную. Лучше всего, если она приедет с Эгнис, но теперь, когда Фрэнк болеет, кого она хочет пригласить с собой? Марго была настолько взволнована его звонком и таким заманчивым предложением, что едва дышала от счастья.
– Тэд, как все чудесно, – сказала она. – Я как раз на этой неделе собиралась уехать на юг. По-моему, ты умеешь читать мысли на расстоянии, как ясновидящий.
Она тут же договорилась с Куини Риггс, что та непременно поедет с ней. Только вот Куини никогда прежде не бывала на яхте и очень опасалась, чтобы там не сделать что-нибудь не так.
– Ну а я провела столько времени на гребных лодках, когда была еще ребенком… Это, могу сказать тебе, то же самое, – успокоила ее Марго.
Такси довезло их до Пенсильванского вокзала. Там их встретил Тэд с каким-то худощавым, невысокого роста пареньком с лоснящимися волосами. Оба были здорово возбуждены, и от них довольно сильно несло перегаром.
– Вот что, девушки, идите и приобретайте билеты сами для себя, – прошептал ей на ухо Тэд, сунув в карман шубы несколько банкнот. – Предварительный заказ сделан на твое имя… У вас будет купе в салон-вагоне, а у нас – свое.
Парочка смышленых парнишек, – прошептала ей на Ухо Куини, когда они стояли в очереди к окошку кассы.
Его приятеля звали Дик Роджерс. Марго сразу же по его взглядам заметила, что он думает о Куини: мол, слишком стара для него и недостаточно воспитана. Марго тоже волновалась, но по поводу багажа. Чемоданы девушек – такая дешевка по сравнению с их чемоданами из свиной кожи. Поезд отходил от вокзала, а Марго никак не удавалось преодолеть свое унылое настроение. «С самого начала я совершаю промахи», – подумала она. А Куини, откинув голову и демонстрируя свои золотые зубы, визжала и громко смеялась, словно они принимают участие в пикнике сильно подвыпивших пожарных.
Все четверо устроились в отдельном купе у девушек за небольшим столиком, чтобы пропустить стаканчик-другой джина. Очень скоро все оживились, почувствовали, как спадает напряжение. Поезд вырвался из тоннеля, и теперь в темноте за окном то и дело вспыхивали яркие огни. Куини опустила штору.
– Боже, так гораздо уютнее! – воскликнула она.
– Теперь мне нужно подумать о том, как переправить вас, девушки, на яхту. Папаша ничего не скажет, если будет уверен в том, что мы вас подцепили в Джексонвилле. Но если он узнает, что мы привезли вас из Нью-Йорка, то начнется страшная вонь.
– В Джексонвилле нас ждет прекрасная дуэнья, – сказал юный Роджерс. – Она просто чудо. Глухая, слепая и не говорит по-английски. Чего еще требуется?
– Жаль, что с нами нет Эгнис, – сказал Тэд. – Это мачеха Марго. Боже, отличная тетка!
– Ну, девочки, – сказал юный Роджерс, делая большой глоток из бутылки джина. – Ну, когда начнем оргию?
Пообедав в вагоне-ресторане, они, пошатываясь, вернулись в свое купе, еще выпили джина. Юный Роджерс предложил всем сыграть в покер на раздевание, но Марго наотрез отказалась.
– Ах как было бы здорово! – хохотнула Куини. Она уже была сильно на взводе.
Марго надела шубку.
– Нужно пораньше уложить Тэда, – сказала она. – Ведь он прямо с больничной койки.
Схватив за руку, она вытащила его в коридор.
– Пошли, нужно оставить ребят наедине… Беда со всеми студентами колледжа. Как только они замечают, что девушка без комплексов, то сразу готовы кинуться на нее.
– Ах, Марго! Ты просто прелесть!
Они стояли на холодном ветру площадки для обозрения, а Тэд крепко обнимал ее через толстый мех.
Поздно вечером, когда они разделись, юный Роджерс в халате вошел в купе к девушкам и сказал, что кто-то в соседнем купе зовет Марго.
Она спала в одном купе с Тэдом, но не позволила ему лечь рядом с собой.
– Честно, Тэд, не обижайся, ты мне очень нравишься, – сказала она, глядя на него из-под одеяла, с верхней полки, – но ты же знаешь… Никто и ничто, никакие небеса не оградят несчастную фабричную девчонку, если она сама не позаботится о себе… А в нашей семье мы обычно прежде женимся и только потом занимаемся любовью.
Тэд, вздохнув на нижней полке, повернулся лицом к стене.
– Ах, черт подери… я уже думал об этом…
Она выключила свет.
– Однако, Тэд, ты не хочешь поцеловать меня, пожелать спокойной ночи?
Посередине ночи раздался стук в дверь. Вошел юный Роджерс, довольно помятый.
– Ладно, по местам, – сказал он. – Я все время боюсь, как бы кондуктор нас не застукал.
– Плевать ему на тебя, пусть занимается своим делом! – сердито бросил Тэд.
Но Марго уже незаметно выскользнула за дверь и пошла в свое купе.
Утром за завтраком Марго то и дело подначивала вторую пару, все время стараясь выяснить, почему это у них темные круги под глазами. Роджерс молча уписывал тарелку устриц. Все, кроме него, хихикали.
Они подъезжали к Джексонвиллу, и Тэд, снова пригласив Марго на площадку для обозрения, спросил ее словно невзначай, почему это она, черт бы ее побрал, не хочет выходить за него замуж. Ведь он человек свободный, ему двадцать один, и он, судя по всему, белый, не цветной, разве не так? Марго вдруг расплакалась и, широко улыбаясь ему сквозь слезы, ответила, что таких причин у нее множество.
Они сошли с поезда на ярко освещенный солнцем перрон, а Тэд все не успокаивался.
– Бог ты мой! – воскликнул он. – Все равно купим себе обручальные кольца.
Они поехали в отель на такси, но Тэд велел остановить машину у ювелирного магазина и купил там ей бриллиантовый солитер в оправе из платины, заплатив за дорогую покупку чеком.
– Боже, у него старик на самом деле должен быть настоящим миллионером, – прошептала Куини на ухо Марго торжественным, словно в церкви, голосом.
Из ювелирного магазина они отвезли девушек в отель «Мэйфлауер». Они поднялись в номер, чтобы немного привести себя в порядок. Постирали нижнее белье, приняли горячую ванну, разложили на кроватях свои платья.
– Послушай, хочешь знать мое мнение? – спросила Куини, помогая Марго мыть голову. – По-моему, наши молодцы струсили… Всю жизнь хотела покататься на яхте, но теперь, кажется, мы никуда не поедем. Оба они трусливы как зайцы… Ах, Марго, может, это я все испортила? Очень хочется надеяться, что я ошибаюсь.
– Тэд сделает ради меня все, что я захочу! – зло возразила ей Марго.
– Не говори гоп! – предупредила подруга. – Для чего нам ссориться, если мы приехали сюда развлекаться? Разве мы сейчас не в самом роскошном номере самого роскошного отеля Джексонвилла, во Флориде?
Марго, не выдержав, засмеялась.
– Ну и кто виноват в этом?
– Мудрый вопрос задаешь, – сказала Куини, выходя из пропахшей шампунем ванной комнаты, резко захлопывая дверь перед носом Марго. – За тобой последнее слово.
В час к ним в номер поднялись ребята, предложили побыстрее собрать вещички и выписаться из отеля. На взятом напрокат Тэдом «линкольне» они поехали в нижнюю часть города, на пристань. «Антуанетта» стояла на якоре на реке Сент-Джонс. До нее они добрались на маленьком катере.
Капитаном на ней оказался привлекательный молодой парень, весь в белом; он, прикоснувшись пальцами к козырьку фуражки, протянул девушкам руку, чтобы помочь им подняться на борт. Марго, взяв его под руку, сразу почувствовала литые мускулы под рубашкой из грубой парусины, заметила, как солнце играло в его золотистых волосах, на его загорелых руках. Сидя на темно-синей мягкой кушетке, она наблюдала за тем, как Тэд передает ему их чемоданы. Какое у него бледное после болезни лицо, какое оно смешное, широкое, но все же нельзя не признать, что он хорошо сложен, настоящий детина, нисколько не хуже, чем капитан. Она с трудом подавила в себе острое желание порывисто, крепко его сейчас же обнять.
Тэд сел за руль, и катер помчался по воде так быстро, что у девушек перехватило дыхание. Они опасались, как бы брызги не испортили их новых спортивных костюмов, которые они надели сегодня впервые. «Ах, какая все же красота!» – вздохнули обе, увидав «Антуанетту» – большую белоснежную яхту с рубкой из красного дерева и широкой, окрашенной в желтый цвет трубой.
– А я и не знала, что у вас паровая яхта! – воскликнула Куини. – Боже, да на ней можно пересечь весь океан!
– На ней стоит не паровая машина, а дизель, – объяснил Тэд.
Тэд так быстро гнал катер, что, не рассчитав, врезался прямо в спущенный для них трап из красного дерева. Тот, покачнувшись, опасно затрещал, заскрипел, казалось, что он вот-вот рухнет в воду. Но все же матросам на борту удалось его удержать.
– Держись, Ньют! – озорно засмеявшись, крикнул юный Рождерс.
– Черт бы ее побрал! – выругался Тэд, с недовольной физиономией поднимаясь на борт.
Девушки обрадовались – теперь они были на прекрасной яхте, а не на рыскающем быстроходном катере, и здесь им нечего бояться за свои новые наряды.
На яхте было полно франтоватых офицеров, под тентом на корме уже был накрыт стол для ланча, и рядом с ним стоял дворецкий, филиппинец по национальности, с подносом в руках, а на нем – стаканы с коктейлями и множество маленьких бутербродиков самой замысловатой формы. Все быстро расселись за столом, так как, по словам ребят, они просто умирают с голоду.
Им подали вареного флоридского омара под красным томатным соусом, холодную курятину, салат. Они с удовольствием пили охлажденное шампанское. Марго еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.
Они все еще сидели за столом, а яхта уже начала медленно двигаться вниз по реке, все дальше уходя от убогих обветшавших пристаней, от грязных старых пароходов, устремившись на быстрину. Вода в реке казалась Желтоватой, покрытой зелеными клумбочками водяных лилий. Со стороны неразличимых за Хитросплетением Деревьев берегов ветер доносил непривычный сырой запах болот. Над ними пролетела стая больших белых птиц с длинными шеями.
– Это белые аисты, – пояснил Тэд.
– Наверное, эти птицы дорого стоят, – сказала Куини.
– Они находятся под защитой федерального правительства, – пояснил юный Рождерс.
К кофе им подали маленькие рюмочки с бренди. Когда они вышли из-за стола, то все были довольно навеселе. Марго пришла к выводу, что Тэд – самый потрясающий парень на свете, таких она просто никогда не видела. Но она не станет больше цепляться за него, что бы ни случилось.
После ланча Тэд повел их по яхте. Столовая их просто поразила: повсюду зеркала, белые и золотистые панели на стенах. А о каютах и говорить нечего – они были такими нарядными на вид, такими уютными, казалось, что такого уюта не сыскать больше нигде. Выделенная им, девушкам, каюта смахивала на старомодную гостиную.
Весь их багаж был аккуратно расставлен, еще когда они сидели за ланчем.
Во время экскурсии по яхте юный Роджерс с Куини куда-то исчезли, а Марго, не отдавая себе в этом отчета, оказалась наедине с Тэдом в его каюте. Он показал ей фотографию парусника, на котором его отец выиграл Бермудскую гонку. Когда они вместе разглядывали фотографию, их пылающие щеки соприкоснулись и они поцеловались.
– Ба, как же ты здорово целуешься! – удивился Тэд. – А я, кажется, такой неумеха в этом деле… сказывается недостаток практики, понимаешь?
Она сильнее прижалась к нему.
– По-моему, у тебя ее было предостаточно, – возразила она.
Свободной рукой он нашарил задвижку на двери.
– Надеюсь, ты все сделаешь так, как требует обручальное кольцо, Тэд? Не позволишь себе вольностей?
Когда после этого они поднялись на палубу, Тэд повел себя довольно странно. Избегал смотреть ей в глаза и все время разговаривал с одним только Роджерсом. На щеках у Куини пылал румянец, и вся она казалась такой помятой и измочаленной, словно она только что из-под пресса для выжимания белья, к тому же ее пошатывало. Марго заставила ее сесть и привела в порядок ее растрепанную прическу. Она уже точно раскаивалась в том, что пригласила с собой подругу. Сама она, Марго, выглядит такой свежей, словно цветочек. Она пришла к такому выводу, посмотрев на себя в большое зеркало в салоне наверху.
Вдруг яхта остановилась. После разговора с капитаном лицо у Тэда было мрачное, грозовое.
– Придется возвращаться в Джексонвилл, – сообщил он. – Полетел подшипник в масляном насосе. Только этого нам не хватало, черт подери!
– Ну и отлично! – воскликнул юный Роджерс. – Посмотрим, как протекает местная ночная жизнь.
– Ну а мне ужасно хочется знать, где обещанная нам дуэнья, о которой вы, ребята, так много говорили? – спросила Куини.
– Бог мой! – воскликнул Тэд. – Мы забыли про миссис Винтон. По-видимому, она околачивается на пристани весь день, могу побиться об заклад.
– Теперь уже поздно травить гербицидами этот божий одуванчик, – сказала Марго, и все они прыснули. Все, кроме Тэда, который помрачнел еще больше прежнего.
Когда они вернулись в Джексонвилл, уже стемнело. Предстояло снова паковать чемоданы. Девушки переоделись.
Влезая в свое платье, Куини без умолку болтала, несла ужасную чепуху.
– Помяни мои слова, Марго, этот парень намерен на тебе жениться.
– Не будем об этом! – обрывала Марго ее несколько раз.
– Но – ты к нему так дурно относишься, постоянно третируешь. Что он тебе, мусор под ногами?
– А кому до этого какое дело? – взвизгнула рассерженная Марго.
Куини, вспыхнув, занялась своим чемоданом. Марго почувствовала, что подруга обиделась.
Они поужинали на скорую руку в отеле. После ужина юный Роджерс настоял на посещении кабака – он отыскал тут один, вполне приличный. Марго хотела было отказаться, сославшись на сильную головную боль, но все так настойчиво убеждали ее в том, что там будет здорово, что она в конце концов согласилась. Местечко оказалось не больно презентабельным – на столиках клеенка, на полу опилки. В другом помещении, у стойки бара, несколько иностранцев, то ли итальяшек, то ли кубинцев. Куини тут же заметила, что здесь не место для послушной маминой дочки. А если их здесь увидят?
– Кто, черт возьми, нас здесь увидит? – проворчал Тэд.
Он все еще хандрил.
– Разве мы не хотим увидеть собственными глазами, что такое ночная жизнь? – сказал юный Роджерс, пытаясь поднять у всех настроение.
Марго уже не слушала, о чем они говорили. Через открытую дверь она вглядывалась в салон бара. Среди иностранцев у стойки она увидела Тони. Он постарел, лицо у него обрюзгло, но это без сомнения был Тони. Он в самом деле выглядел ужасно. На нем мятый белый костюм с бахромой на отворотах штанин, и, разговаривая, он постоянно вилял задом, словно женщина легкого поведения. Как, черт подери, ей, Марго, мог когда-то нравиться этот грязнуля и растрепа? Краем глаза она видела хмурое лицо Тэда, его красивые, чуть растрепанные легкие волосы, ей нравилось, как он одет, как носит свой костюм, точно так, как студент колледжа. Нужно было что-то предпринимать. Только она хотела открыть рот и сообщить всей компании, что ей нужно немедленно вернуться в отель, как перехватила направленный на нее удивленный взгляд Тони – его черные большие глаза, длинные черные ресницы. Он уже направлялся своей вихляющей походкой к их столику, протягивая обе руки.
– Querida mia… Как ты здесь очутилась?
Она представила его друзьям, назвав Антонио де Гарридо, как своего партнера по кубинскому танцу в театре Кейта, но этот нахал не стал ни чуточки притворяться и сразу начал громко называть ее «моя жена, дорогая женушка».
Она видела, как Тэда всего передернуло от этих слов. Вдруг Тэд совершенно изменился, начал суетиться возле Тони, заказывать для него выпивку. Они с Роджерсом о чем-то перешептывались и смеялись. Вдруг Тэд пригласил Тони принять участие в их круизе.
Она понимала, что Тэд больше представляется пьяным, чем был на самом деле. Внутренне она была уже готова к тому, что ее ждет. Их спутники встали. У Тэда красное, как свекла, лицо.
– Нам нужно ехать к капитану по поводу неполадки в двигателе, – сказал он. – Может, сеньор де Гарридо проводит девушек в отель?… Но только прошу не позволять себе того, что я себе не позволяю.
– Увидимся утром, красотки! – пропел юный Роджерс. Как только они ушли, Марго встала.
– Для чего нам торчать здесь, в этом грязном вертепе?… Ты, я вижу, крепко сел на мель, Тони.
У Тони на глазах навернулись слезы.
– Хуже некуда, – сказал он. – Может, моя маленькая Марго помнит… ведь мы когда-то так любили друг друга. Ты, конечно же, знаешь моего патрона, дона Манфрэдо. К сожалению, ему пришлось спешно уехать из Гаваны. Я-то надеялся, что он возьмет меня с собой в Париж, а он привез меня в Майами. Теперь мы с ним раздружились. Нам к тому же еще не повезло в рулетку… Он ни с кем не хочет делиться своими деньгами.
– Почему же ты не устраиваешься на работу?
– В таком вот костюме? Обноски… Мне стыдно даже показываться на людях… может, твои друзья…
– Держись от них подальше, предупреждаю тебя! – выпалила Марго.
– Что теперь будем делать? – проворчала Куини. – Нужно было купить обратные билеты до Нью-Йорка. В следующий раз будет тебе наука. Никогда нельзя уезжать с насиженного места без обратного билета в кармане. Заруби себе это на носу!
Тони отвез их в отель на такси и заплатил за него, сколько они его ни отговаривали. При расставании он закатил трагическую сцену.
– Маленькая моя Марго, если мы с тобой больше никогда не увидимся, то помни: я всегда тебя любил… Я застрелюсь…
Поднявшись к себе на лифте, они из окна видели его – он стоял на тротуаре все на том же месте.
Утром их разбудил гостиничный посыльный и принес на серебряном подносике конверт. В нем лежало письмо Тэда, адресованное Марго. Не почерк, а черт знает что такое! Сплошные каракули. Он сообщал ей, что круиз отменяется, так как приехал его репетитор и сейчас они уезжают за отцом в Палм-Бич. В концерте лежали пять бумажек по двадцать долларов каждая.
Ах, какой молодец, молодец! – воскликнула Куини, увидав у нее в руках деньги. Она даже села в кровати. – Пешедралом домой далековато… Честно говорю, Марго, этот твой парень – не парень, а настоящий принц.
– Сукин сын, будь он проклят! – огрызнулась Марго. – Тебе пятьдесят и мне пятьдесят. Как все же мне повезло, что у меня ангажемент в Майами!
Куини сказала, что возвращается первым же поездом в свой маленький старенький Нью-Йорк. «Очень хорошо, – подумала Марго. – Какое облегчение!» Ей больше не хотелось видеть никого из этой компании.
Не успели они упаковать чемоданы, как на пороге номера появился Тони. У него был несчастный вид. Марго, теряя терпение, заорала на него:
– Для чего, черт побери, ты приперся сюда? Кто тебя вообще пустил в отель?
Тони молча опустился на кресло и, откинув голову, закрыл глаза. Куини, защелкнув замки чемодана, подошла к нему, пристально поглядела на него.
– Ба, да этот тип, кажется, умирает от голода. Может, закажем кофе или что-нибудь посущественнее? Неужели он в самом деле твой муж, как он натрепался?
Марго кивнула.
– Ну, что-то нужно с ним делать. Бедный мальчик, ему, по-моему, и на ногах стоять трудно.
– Думаю, ты права, – отозвалась Марго, разглядывая их обоих.
В этот день она так и не поехала в Майами. Тони на самом деле заболел и, хотя он поел, лучше ему не стало, его даже вырвало. Оказывается, у него во рту не было маковой росинки целую неделю, он только пил, и пил крепко. «Могу поспорить, он еще и наркотики глотает», – прошептала ей на ухо Куини.
Они обе всплакнули, прощаясь. Куини собиралась на вокзал.
– Должна поблагодарить тебя за то прекрасное время, которое мы провели вместе с тобой, – искренне сказала она.
После ее ухода Марго уложила Тони в постель. Администратор в окошечке поднял шум, и ей пришлось признаться, что Тони – ее муж. Теперь нужно было снова зарегистрироваться в отеле, как ей было противно вписывать в книгу постояльцев их имена – мистер и миссис Антонио де Гарридо. Но она все же преодолела себя. Вообще-то ничего особенного, пройдет, подумала она.
Тони поднялся только через три дня. Она вызвала для него врача. Тот прописал больному бромид и горячее молоко. За номер приходилось платить в сутки семь с половиной долларов, плюс еда, которую приносили в номер, плюс услуги врача. Все это стоило денег, а они довольно быстро таяли. Придется заложить кольцо, подаренное Тэдом, – другого выхода нет.
Теперь рядом с Тони она все время чувствовала себя так, словно играет роль в какой-то пьесе. Она его, конечно, еще любила, тут скрывать нечего, но совсем не рассчитывала на такой поворот событий. Когда ему стало лучше, он все чаще заводил с ней разговор о том, какой великолепный номер они с ней могут подготовить. Может, ей удастся протолкнуть его в том ресторанчике в Майами, в котором она собиралась работать? Тони, в сущности, такой добросердечный, милый парень.
Но ее постоянно настораживало одно. Стоило ей куда-нибудь выйти, в магазин или парикмахерскую, возвращаясь в номер, она постоянно находила у них в номере сального черноволосого парня, одного из рассыльных отеля. Когда она спрашивала у Тони, что все это значит, он только смеялся и отговаривался:
– Да ничего особенного! Просто он приходит, чтобы поговорить по-испански. Вот и все. Он так внимательно меня слушает!
– Понятно, понятно, – говорила она.
Ее и так тошнило от всего вокруг, так что наплевать!
Однажды утром, когда она проснулась, Тони в номере не было. Пачка денег из ее кармана исчезла, исчезли все драгоценности, кроме солитера с бриллиантом на пальце. Она позвонила вниз администратору, осведомилась, заплатил ли он по счету. «Нет, – сообщили ей, – он ничего не заплатил, а лишь попросил разбудить ее в двенадцать. Вот и все. Никто не видел, когда он вышел. Этот сальный гостиничный рассыльный тоже куда-то пропал».
Теперь у Марго оставалась только шубка, да еще пятьдесят центов в кошельке. Она не потребовала принести ей счет, но точно знала, что придется заплатить пятьдесят или даже шестьдесят баксов. Она тщательно, не торопясь оделась, чтобы пойти в закусочную и выпить там чашку кофе. Больше она ничего не могла позволить себе на завтрак.
Какой теплый весенний выдался денек. Солнце поблескивало на корпусах выстроившихся в ряд припаркованных автомобилей. Улицы, магазины, газетные киоски казались ей при ярком солнечном свете такими свежими, словно умытыми, такими воздушными. Она ходила взад-вперед по главной улице Джексонвилла, чувствуя, как у нее от голода сосет под ложечкой. Заглядывала в витрины галантерейных магазинов, разглядывала выставленные дешевые ювелирные безделушки, останавливалась перед ломбардами и внимательно изучала афиши на кинотеатрах. Вдруг она очутилась на автобусной остановке. Долго там изучала расписание и стоимость проезда до Майами, Нового Орлеана, Талахассы, Орландо, Тампы, Атланты, Джорджии, Хьюстона, штат Техас, и Лос-Анджелеса, Калифорния. Тут же рядом, у остановки, она увидела закусочную. Робко вошла в нее, чтобы потратить там свои последние пятьдесят центов. Она, конечно, могла бы получить гораздо больше за свое кольцо в ломбарде, если бы только не пошла туда на голодный желудок. Размышляя о своей промашке, она села за стойку и заказала чашку кофе и сэндвич.