Эгнис вышла из спального вагона на перрон вся с ног до головы в черном крепе. Она явно располнела, и у нее появился какой-то неясный, рассеянный взгляд, которого прежде у нее не было. Марго, положив голову на ее плечо, расплакалась при всех, прямо на ярко освещенном солнцем вокзале Майами. Сев в «бьюик», они поехали на пляж. Эгнис, казалось, даже не заметила ни автомобиля, ни шофера в униформе – вообще ничего. Она взяла Марго за руку. Они сидели в машине, отвернувшись друг от друга, и каждая разглядывала в окошко свою сторону солнечных улиц, над которыми медленно двигались толпы прохожих в легкой летней одежде. Марго то и дело утирала слезы кружевным носовым платочком.

– К чему этот траур? – спросила она у Эгнис. – Без него тебе было бы куда легче, правда?

Эгнис, казалось, начала кое-что замечать лишь тогда, когда их «бьюик» подкатил к бунгало на пляже, а Раймонд, шофер-мулат с тонкими чертами лица, лихо спрыгнул со своего сиденья и теперь уважительно улыбался, ожидая, когда можно будет забрать багаж.

– Ах, какой милый автомобиль!

Марго показала ей дом под высокими пальмами, повела на крыльцо с навесом, с которого открывался чудесный вид на всю полосу песчаного берега и большие волны с белой кипенью…

– Ах, как здесь мило! – воскликнула Эгнис, опускаясь на упругий гамак «глочестер».

– Как же я устала, – вздохнула Марго.

Она вдруг снова заплакала.

Приведя себя в порядок перед большим зеркалом в холле, Марго вернулась к Эгнис напудренной и накрашенной и спросила ее:

– Ну, как тебе дом? Неплохая маленькая развалюха, не находишь?

– Теперь мы здесь больше не сможем жить… Что будем делать? – бормотала Эгнис. – Понимаю, все это жестокая реальность, никуда от нее не деться. Но все же, если бы его хоть изредка посещали мудрые мысли…

– Но ведь квартплата внесена и за следующий месяц, – сказала Марго.

– Да, но подумай, какие расходы!

Марго смотрела через сетчатую дверь на черный танкер, плывущий у горизонта. Повернув голову, она раздраженно бросила:

– Почему бы мне не приобрести кое-какие права на недвижимость, что мне помешает? Я же говорила тебе, что скоро здесь начнется строительный бум. Может быть, сумеем сделать кое-какие деньги. В этом городе я знакома со всеми более или менее важными лицами. Вот увидишь, Эгнис. Только наберись терпения.

Чернокожая горничная Элайза внесла на серебряном подносе с бумажной салфеткой серебряный кофейник, чашечки, тарелку с тостами. Эгнис, откинув черную вуаль, отпила маленькими глоточками немного кофе, пожевала кусочек тоста

– Ради чего так стараться? – спросила Марго, закуривая сигарету.

– Насколько я помню, ни ты, ни Фрэнк не любили траур.

– Но я ничего не могла поделать с собой. Так я чувствую себя лучше. Ах, Марго, если бы только не это их ужасное безверие, то они могли бы сегодня быть с нами. Ты об этом не задумывалась? – Вытерев глаза, она снова взяла чашечку и кусочек тоста. – Когда похороны?

– Они состоятся в Миннесоте. Его родственники позаботились обо всем. Они считают меня крысиной отравой.

– Ах, несчастный мистер Андерсон… Ты, дитя мое, наверное, в полной прострации.

– Ты посмотрела бы на них. Его брат Джим вполне готов забрать пятаки с глаз усопшего. Он грозит мне судом, хочет вернуть кое-какие ценные бумаги, которые, по его мнению, принадлежат Чарли. Ну, пусть судится, черт с ним. У меня свой адвокат, Гомер Кассиди, а в этом городе верят только тому, что говорит этот человек. Эгнис, тебе придется снять эту вдовью декорацию и снова стать нормальной женщиной. Что бы сказал Фрэнк, будь он здесь?

– Он и так здесь! – взвизгнула Эгнис, разразившись громкими рыданиями. Казалось, она в полном отчаянии. – Он смотрит сейчас на нас. Я это знаю! – Вытерев слезы, она продолжала шмыгать носом. – Ах, Марджи, когда я ехала сюда, то в вагоне все время думала: может, вы с мистером Андерсоном тайно поженились? Он, должно быть, нажил приличное состояние.

– Большая часть его заморожена… Но Чарли оказался все же молодцом, перед смертью он меня сносно обеспечил.

– Только подумать! Два таких скорбных события всего за одну зиму!

– Эгнис, – поднялась Марго. – Если ты будешь продолжать в том же духе, я отправлю тебя назад в Нью-Йорк… Неужели ты не видишь, что я и без твоего нытья в глубокой депрессии? Ты только посмотри на свой нос. Он у тебя красный, как вареный рак. Просто ужасно… Так вот, располагайся, чувствуй себя как дома. А мне пора заняться делами.

– Как же я здесь останусь? Одна? Мне будет так плохо! – снова зарыдала Эгнис.

– Ладно, можешь пойти со мной, только сними эту ужасную вуаль. И пошевеливайся, у меня деловая встреча.

Она помогла Эгнис сделать приличную прическу, заставила ее надеть белую блузку. Правда, черная одежда ей к лицу!

Марго потребовала, чтобы она чуть подкрасилась.

– Ну вот, дорогая, теперь ты милочка, – сказала она, поцеловав ее в щеку.

– Это на самом деле твой автомобиль? – спросила Эгнис, прижимаясь к мягкой спинке голубого «бьюика»-седана. – Просто не верится.

– Может быть, показать тебе документы? – спросила Марго. – Ладно, поехали. Раймонд, ты знаешь, где находится брокерская контора?

– Конечно, мисс, – почтительно откликнулся Раймонд, потеребив пальцами блестящий козырек своего картуза.

Он завел мотор, и тот мерно загудел под сияющим капотом.

В брокерской конторе – обычная толпа пожилых хорошо одетых людей в одеждах спортивного покроя. Все расселись по скамьям: мужчины, в легких костюмах для пляжа, в полотняных брюках-гольфах, прижимают руками к коленям белые панамки; женщины, в воздушных шелестящих розовых, зеленых, светло-коричневых и белых платьях. Марго всегда казалось, что здешняя обстановка очень похожа на церковную. Эти приглушенные шепотки, изысканные манеры, внимательные мальчишки, быстро и ловко заполняющие мелом колонки цифр и букв на длинных черных досках, ритмичное постукивание телеграфа, чей-то внятный твердый голос, считывающий биржевые сведения с ленты где-то в задней комнате.

Когда они вошли, Эгнис с благоговейным видом прошептала на ухо Марго, что лучше ей, мол, уйти, она подождет в машине, покуда Марго закончит все свои дела.

– Нет, оставайся здесь! – жестко приказала Марго. – Вон видишь – мальчики мелом отмечают на черных досках положение на бирже, торги за торгами… Я постепенно начинаю вникать в этот бизнес.

Два пожилых седовласых джентльмена с большими еврейскими носами, улыбаясь, подвинулись на скамье, освобождая место для них. Скамья стояла в самой глубине зала.

Несколько человек, повернувшись к ним, пристально разглядывали Марго. Она слышала, как одна из женщин что-то злобно прошипела сидевшему рядом с ней мужчине об Андерсоне. Увидев ее, все начали перешептываться, подталкивать друг друга локтями. Марго знала, что она хорошо одета, и ей на их поведение было наплевать.

– Ну, моя дорогая юная леди, – замурлыкал судья Кассиди за их спинами, – что сегодня – покупаем или продаем?

Марго обернулась. Широкое покрасневшее лицо под шапкой седых волос, улыбка, поблескивающий золотой зуб во рту, серый в масть волосам костюм, двойная золотая цепочка на распирающем из-под жилетки животе. Марго покачала головой:

– Сегодня ни то ни другое, – ответила она.

Судья Кассиди, тряхнув лохматой головой, направился к двери. Марго встала и пошла за ним, потащив за собой как на буксире, Эгнис. Они вышли на короткую, облитую солнцем улицу, ведущую прямо к пляжу. Марго предоставила ему Эгнис как своего ангела-хранителя.

Надеюсь, вы не разочаруете нас сегодня, как вчера, моя дорогая юная леди, – начал судья Кассиди. – Может, мы склоним к этому миссис Мандевилл…

– Боюсь, ничего не получится, – возразила Марго. – Вы же видите, как она, бедняжка, устала. Она только что приехала из Нью-Йорка… Видишь ли, Эгнис, дорогая, мы хотим осмотреть кое-какие земельные участки. Раймонд отвезет тебя домой, там тебя ждет заказанный ланч и все такое… Постарайся как следует отдохнуть.

– Конечно, мне так необходим отдых, – согласилась Эгнис, вспыхнув.

Марго помогла ей сесть в «бьюик», который ловко подогнал со стоянки Раймонд, поцеловала ее на прощание. Вместе с судьей им пришлось прошагать с квартал к тому месту, где стоял его «пирс-эрроу», автомобиль туристического класса, поблескивая на жарком полуденном солнце.

Судья сам водил машину. Марго села рядом на переднем сиденье. Как только он завел мотор, спросила:

– Ну, что с чеком?

– Видите ли, моя юная леди, боюсь, что если нет фондов, то их нет… Но все же, полагаю, мы сумеем оправиться, вернуть убытки.

– Чтобы успеть внести первый взнос за небольшой участочек на кладбище, так?

– Ну, знаете, все это требует времени… этот несчастный парень, судя по всему, оставил все свои дела в ужасном состоянии. Там царит такая путаница…

– Бедняга, – пожалела Чарли Марго, глядя через ряды пальм на неоглядную бухту Бискейн с желтоватой водой. То там, то сям среди островков зелени возвышались новые здания с еще не просохшей как следует штукатуркой, похожие на театральные декорации. – Я делала все, что могла, чтобы помочь ему все выправить, честно вам говорю.

– Само собой… Конечно, у него были значительные авуары… Во всем виновата эта сумасшедшая нью-йоркская жизнь. Здесь, на юге, мы все воспринимаем гораздо легче, мы знаем, когда нужно срывать плод, – только тогда, когда он созрел.

– Апельсины и лимоны, – поправила его Марго, засмеявшись.

Но судья оставался серьезным.

Они помолчали. Доехав до конца мостовой и миновав желтые каркасные строения у пристани, они повернули и влились в плотное движение на шоссе, протянувшемся вдоль берега залива. Повсюду, куда ни глянь, высокие здания словно слоеный пирог вознеслись над строительными лесами и большими кучами строительного мусора.

Прогрохотав по временному деревянному мосту через реку Майами и пробившись под гул бетономешалок, через облака пыли строительных площадок, автомобиль помчался дальше. Марго, повернув к судье каменное лицо с широко раскрытыми глазами, сказала:

– Видимо, придется заложить свои бриллианты.

Судья засмеялся.

– Могу вас заверить, что банк предоставит вам все необходимые средства. У вас сейчас в руках права на значительную недвижимость, если только я не ошибаюсь.

– Вы, конечно, не сможете дать мне взаймы пару «косых», чтобы свободно распоряжаться моими деньгами? Я очень на это рассчитываю, судья.

Они ехали по новой широкой бетонной магистрали среди густой тропической растительности.

– Моя дорогая юная леди, – сказал судья Кассиди, растягивая слова. – Я не стал бы этого делать только ради вашего же благополучия… подумайте, какие могут пойти разговоры… какие сплетни… Мы ведь здесь люди несколько старомодные. Знаете, я сейчас, в данную минуту, совершаю большую глупость, когда везу в своей машине по улицам Майами такую очаровательную пассажирку. Глупость, хотя и приятную. Но вы должны отдавать себе отчет, дорогая юная леди… Человек моего положения не смеет себе позволять такое. Прошу, не поймите превратно мои мотивы, моя дорогая юная леди. Я никогда не отказывал в жизни ни одному другу. Но мой шаг в данной ситуации будет наверняка неверно истолкован. Только муж или…

– Это что, предложение, судья? – перебила Марго.

Слезы жгли ей глаза. Она так и не сумела их сдержать.

– Нет, просто небольшой совет клиенту, – судья вздохнул. – К несчастью, я человек семейный.

– И как долго, по-вашему, продолжится этот бум?

– Стоит ли напоминать вам, что каждую минуту рождается зверь. Но какой именно?

– Можете не напоминать! – отрезала Марго.

Они въезжали на стоянку позади большого нового, цвета жженного сахара, отеля.

– Ну, насколько я понимаю, – сказала Марго, вылезая из машины, – кое-кто может позволить себе терять деньги. Нам такое непозволительно. Верно, судья?

– Моя дорогая юная леди, подобных слов не должно быть в лексиконе молодости. – Судья по-отечески подталкивал ее к ресторану. – А вон и они!

В центре довольно людного зала ресторана за круглым столиком сидели два круглолицых молодых человека, у каждого рот до ушей, оба в белых костюмах и розовых в клетку рубашках с желто-зелеными, цвета нильской воды галстуками. Оба встали им навстречу, не переставая жевать жвачку. Судья представил им Марго, они оба учтиво пожали ей руку. Близнецы, конечно, без сомнений.

Все сели. Один из них, подмигнув, погрозил шутя ей толстым пальцем.

– А мы частенько видели вас, девушка, в ресторане «Палмс». Что же вы не признаетесь, как вам не ай-яй-яй?

– Ну, ребята, – сказал судья, – как там делишки?

– Лучше не бывает, – ответил один из них с набитым ртом.

– Видите ли, ребята, – продолжал судья, – вот эта юная леди хочет сделать несколько небольших инвестиций с быстрой отдачей.

Близнецы что-то невнятно пробурчали, не переставая жевать.

После ланча судья отвез всех в Венецианский бассейн, где Уильям Дженнингс Брайан, сидя в кресле на плавающем плотике под навесом в полоску, общался с толпой. С того места, где они стояли, ничего нельзя было разобрать из того, что он говорил, до них долетали лишь аплодисменты и взрывы смеха…

– Знаете, судья, – сказал один из близнецов, когда они пробивались через толпу по самому края бассейна, – если бы этот старикан не тратил зря времени на политику, из него вышел бы великий аукционист.

Марго чувствовала, как она устала, пала духом. Вместе с близнецами они зашли в офис по недвижимости. Там было полно потных мужчин в жилетках. Судья нашел для нее стул. Она сидела, постукивая своей белой лайковой туфелькой по плиточному полу, изучая кучу лежавших у нее на коленях «синек». Все цены были ужасно высокие. Если бы рядом был мистер А, она могла бы чувствовать себя вполне спокойно – он-то знал, что нужно покупать, знал наверняка. За дверью на лужайке все скамьи были заполнены толпой участников торгов. Отовсюду доносились резкие лающие голоса. Аукцион начинался. Близнецы, стоя на кафедре, размахивали руками и били по ней своими молотками. Судья расхаживал большими шагами за спиной Марго, что-то бубнил, готовый вступить в беседу с любым, изъявившим желание его послушать.

Когда он наконец остановился, чтобы передохнуть, Марго, посмотрев на него, сказала:

– Судья Кассиди, не могли бы вы вызвать мне такси?

– Моя дорогая юная леди, я сам доставлю вас домой. Доставьте мне такое удовольствие.

– О'кей, – согласилась Марго.

– Вы очень мудро поступили, – прошептал он ей на ухо.

Когда они проталкивались сквозь толпу ближе к ее краю, один из близнецов увидал их. Сбежав со своей кафедры, он рванулся через толчею за ними.

– Мисс Доулинг, – сказал он, запыхавшись, – можно ли нам с Элом позвонить вам?

– Почему же нет? – ответила Марго с улыбкой. – Номер телефона найдете в справочнике. Моя фамилия Доулинг.

– Мы объявимся, – сказал он на прощание и побежал назад, к своей кафедре, где его брат колотил изо всех сил молотком.

А она опасалась, что не произвела должного впечатления на близнецов! Теперь она изменила свое первоначальное мнение, и морщины, появившиеся на ее лице от усталости, стали расправляться.

– Ну, что скажете по поводу масштабного развития Корал-Гейблз? – спросил судья, подсаживая ее в машину.

– Кто-то же должен делать там большие деньги, – сухо ответила Марго.

Дома она сняла шляпку, приказала Раймонду, который по вечерам становился у нее за дворецкого, приготовить коктейли с мартини, найти сигару для судьи, и, извинившись перед ним, вышла. Наверху Эгнис сидела в своей комнате в пеньюаре лавандового цвета у туалетного столика и маникюрила ногти.

Не говоря ни слова, Марго рухнула на кровать и заплакала.

– Что с тобой, Марджи, ты ведь никогда не плачешь…

– Знаю, что не плачу, – рыдала Марго, – но все так ужасно! Там со мной пришел судья Кассиди. Пойди займи его.

– Бедняжка! Ладно, пойду, но ведь он хочет общаться с тобой. Вы с ним так долго знакомы.

– Нет, я не вернусь в кордебалет… никогда… ни за что… – все не успокаивалась Марго.

– Ах, что ты, конечно, нет… Ладно, я сейчас спущусь… Кажется, я на самом деле отдохнула, отдохнула впервые за несколько месяцев, – сказала Эгнис.

Оставшись одна, Марго перестала ныть. «Нет, нет, я ничуть не лучше Эгнис», – бормотала она про себя, поднимаясь с кровати. В ванной комнате она включила оба крана. Было уже довольно поздно, когда она, переодевшись после ванны в вечернее платье, вышла к ним вниз. Судья был мрачен. Он сидел, мусоля губами кончик сигары, пуская облака дыма, и поцеживал коктейль. Эгнис разглагольствовала перед ним о вере.

Он сразу приободрился, увидев Марго на лестнице. Она поставила на проигрыватель пластинку.

– Когда я в вашем доме, то становлюсь похожим на греческого мудреца среди сирен… Я забываю о семейных узах, о делах, обо всем на свете… – сказал судья, подходя к ней.

Они потанцевали. Эгнис пошла к себе наверх. Марго отлично видела, что судья вот-вот начнет к ней приставать.

Она пыталась сообразить, как ей следует поступить в таком случае, как вдруг неожиданно в комнату вошел Клифф Вегман. Судья бросил на молодого человека подозрительный, испуганный взгляд.

– Это вы, мистер Вегман, а я и не знала, что вы в Майами. – Она выключила патефон, вытащила из держателя иголку. – Прошу познакомиться, джентльмены. Мистер Кассиди, судья, мистер Вегман.

– Очень рад познакомиться с вами, судья. Мистер Андерсон очень часто говорил о вас. Я был его личным секретарем.

«Почему у Клиффа такой изможденный вид, почему он нервничает?» – подумала она.

– Я только что приехал в ваш город, – объяснил он свое внезапное появление. – Надеюсь, не помешал. – Он широко улыбнулся Марго. – Я теперь занимаюсь состоянием Чарлза Андерсона.

– Бедный парень, – сказал судья Кассиди, поднимаясь. – Я имел честь быть большим другом лейтенанта Андерсона.

Покачивая головой, он по темно-синему ковру направился прямо к Марго.

– Ну, моя дорогая юная леди, прошу меня извинить. Но, как говорится, долг зовет. Мне было здесь с вами просто восхитительно.

Марго проводила его до автомобиля. Розоватый вечер переходил в серые сумерки. Где-то на перечном кусте возле дома распевал пересмешник.

– Когда принести драгоценности? – спросила Марго, наклоняясь к сидящему за рулем судье.

– Зайдите-ка лучше ко мне в офис завтра днем. Вместе сходим в банк. Само собой, оценка – за счет заимополучателя.

– О'кей, – сказала она. – К этому времени, надеюсь, вы что-нибудь придумаете, как мне поскорее получить дивиденды. Какая польза от такого бума, который нельзя обратить себе на пользу?

Судья вдруг поцеловал ее. Она отдернула голову. Его влажные губы скользили по ее уху.

– Не теряйте головы, судья! – строго сказала она.

В гостиной Клифф широко, энергично расхаживал взад и вперед, словно заводной. Внезапно остановившись, он с угрожающим видом подошел к ней, словно хотел ее ударить. Он жевал резинку. Его узкая нижняя челюсть беспрерывно ходила ходуном, как у овечки.

– Значит, босса укокошила нежная маленькая сиротка?

– Послушай, если ты приехал сюда, чтобы сказать мне эту гадость, то садись как можно скорее на поезд и убирайся вон отсюда!

– Послушай, Марго, не кипятись, я приехал по делу.

– По делу? – переспросила Марго, опускаясь на стул с плотной розовой обивкой. – Садись, Клифф… только нечего вваливаться ко мне, словно судебный пристав. Ты имеешь в виду состояние Чарли?

– Какое к черту состояние! – воскликнул он. – Я хочу на тебе жениться. Поживы пока никакой, но впереди у меня блестящая карьера.

Марго, взвизгнув от неожиданности, откинула голову на спинку стула. Она звонко рассмеялась, и никак не могла остановиться. Приступ смеха душил ее.

– Нет, не может быть, что это с тобой, Клифф? – говорила, захлебываясь, она. – Но я не собираюсь сейчас ни за кого замуж… Что ты, Клифф, мой сладенький мальчик. Хочешь, я тебя поцелую?

Подойдя к ней, он попытался ее обнять. Вскочив на ноги, она его грубо оттолкнула.

– Я не собираюсь портить замужеством свою карьеру.

– Но я не женюсь на актрисе… Тебе придется оставить весь этот вздор, – помрачнел Клифф.

Марго снова громко засмеялась.

– Даже на кинозвезде?

– Ах, ты только постоянно ребячишься, а я без ума от тебя, ты же знаешь!

Он сел на кушетку, в отчаянии обхватив голову руками. Она подошла, села рядом.

– Клифф, забудь об этом, прошу тебя!

Клифф вскочил словно бешеный.

– Я хочу тебе сказать только одно, ты ничего не добьешься, если будешь валять дурака с этим старым глупцом Кассиди. Он женатый человек и такой непревзойденный мошенник, что пролезет в щель под дверью. Сколько он вытащил у босса из кармана из-за этой сделки со строительством аэропорта!.. Может, это для тебя и не новость. Может, вы здесь действовали с ним заодно и получили, само собой, свой первый куш… И тебе, кажется, становится ужасно смешно, когда парень приезжает к тебе сюда, на этот трамплин, чтобы предложить свою защиту, свое доброе имя. Ладно, мне от тебя ничего не нужно. Спокойной ночи!

Выходя, он так грохнул стеклянной дверью, что одно стекло вылетело и разбилось о пол.

Эгнис прибежала на звон из столовой.

– Ах, как все это ужасно! – закричала она. – Я все слышала. Я-то думала, что мистер Андерсон оставил тебе какой-то трастовый фонд.

– У этого парня не все в порядке с головой, – объяснила Марго.

Через несколько минут зазвонил телефон. На проводе был Клифф. Весь в слезах, он умолял простить его за такой срыв, спрашивал, нельзя ли сейчас к ней вернуться, поговорить обо всем спокойно.

– Я не желаю видеть твоей рожи! – отрезала она, вешая трубку.

– Ну, Эгнис, такие вот дела, – сказала она, отходя от аппарата. – Нужно как следует над всем этим поразмыслить. Клифф прав в отношении этого старого дурака Кассиди. Этот парнишка никогда не был ни в чем замешан.

– Подумать только, а с виду такой достопочтенный человек, – сказала Эгнис, прищелкнув языком.

Раймонд объявил, что обед готов. Марго с Эгнис обедали вдвоем, сидя на противоположных краях длинного стола красного дерева, заставленного серебряной посудой на бумажных салфетках.

Суп остыл, и к тому же был пересолен.

– Сколько раз я твердила этой бестолковой девке, что не нужно ничего варить, просто опорожнить банку и все подогреть, – раздраженно жаловалась Марго. – Ах, Эгнис, почему бы тебе не заняться домом… Я никак не могу заставить их делать все так как надо…

– С большим удовольствием, – откликнулась довольная Эгнис. – Только мне еще никогда не приходилось управляться с таким большим домом, как ваш.

– А у нас его и не будет, – сказала Марго. – Придется ужиматься.

– Может, мне лучше написать мисс Фрэнклин, спросить, нет ли у нее работы для меня?

– Нет, пока не нужно торопиться, – одернула ее Марго. – Мы еще можем прожить здесь месяца два. Мне в голову пришла идея. Неплохо пригласить сюда Тони. Что, если мы пошлем ему билет? Пусть приезжает. Как ты думаешь, он меня снова не предаст, не станет злоупотреблять наркотиками?

– Но его же вылечили. Он сам говорил мне, что с этим покончил насовсем. Ах, Марго, – бормотала Эгнис над своей тарелкой. – Какая ты искренняя девушка, какая у тебя открытая душа… как и у твоей бедной матери… ты всегда думаешь о других…

Тони приехал в Майами, но он был такой бледный, словно мучной червь, однако стоило ему поваляться на пляже, позагорать, понырять среди больших, крутых пенистых волн, как он тут же обрел отличную физическую форму. Он теперь стал снова очень хорош собой, одно загляденье, он был им обеим очень благодарен за приглашение и всегда с удовольствием помогал Эгнис в ее работе по дому. Они уволили служанок. Те оказались не нужны Эгнис, которая с самого начала говорила, что ничего не может делать вместе с ними, уж лучше будет справляться со всем одна. Когда к Марго приходили в гости знакомые мужчины, она представляла им Тони как своего кубинского родственника. Он чуть не умер со смеху, когда Марго предложила ему научиться водить машину. Но, как это ни странно, он овладел этим искусством очень быстро и им пришлось расстаться с Раймондом. Однажды, когда он собирался отвезти ее на встречу с какими-то крупными риэлтерами, она в шутку предложила ему примерить униформу их бывшего шофера, посмотреть, как она будет на нем сидеть. Он в ней выглядел хоть куда. Но когда она предложила ему ездить в ней, то он закатил ей настоящий скандал, долго обиженно говорил о чести, мужском достоинстве. Марго успокоила его, сказав, что пошутила, а он ответил: шутка, мол, или не шутка, а он не будет ее носить (хотя шоферская форма ему явно нравилась, Марго часто заставала его перед зеркалом в холле, когда он в ней красовался). Недвижимость в Майами пользовалась спросом, и Марго удалось получить тысячу долларов прибыли за свои права, правда существовавшие только на бумаге. Ей никак не удавалось получить деньги наличными.

Близнецы-аукционисты, с которыми она познакомилась в Корал-Гейблз, не скупились на советы, но, кроме этого, от них, по ее мнению, ожидать было нечего, и она с большим подозрением относилась к ним. Они всегда бывали у нее по вечерам и по воскресеньям, сжирали всю провизию из холодильника, выпивали все спиртное в доме, напыщенно разглагольствуя при этом о тех великих, захватывающих дух перспективах, которые они откроют перед ней. Эгнис в шутку говорила, что стоит ей начать выбивать дома морской песок из туфли, как оттуда непременно выскочит один из близнецов. Они никогда никого с собой не приводили и никогда не приносили с собой даже бутылки виски. Эгнис терпимо относилась к ним, потому что Эл подбивал к ней клинья, а Эд пытался охмурить Марго. Однажды в воскресенье, после того как они весь день пролежали на солнышке на пляже попивая коктейли, Марго поднялась к себе, чтобы переодеться. Она уже начала стаскивать с себя мокрый купальник, как к ней в комнату ввалился Эд и стал неистово срывать его с нее. Она его ударила, но он и ухом не повел, так как был сильно пьян, а лишь удвоил свои усилия. Она была вынуждена закричать, позвать на помощь Тони, чтобы он хоть в такой ситуации сыграл роль мужа. Тони, схватив стул, уже был готов обрушить его на голову сластолюбца, но в эту минуту в комнату вошли Эл с Эгнис. Им хотелось узнать, что это там за шум. Эл заступился за своего брата Эда, ударил Тони и завопил, что он, Тони, сводник, а эти две женщины – проститутки, черт бы их побрал. Марго не на шутку струхнула. Им бы никогда не выпереть близнецов из своего дома, если бы не Эгнис. Она побежала к телефону и сказала, что сейчас вызовет полицию. Близнецы вначале хорохорились, говорили, пусть вызывает, полиция как раз и занимается тем, что выгоняет из города таких женщин, как они, но потом опомнились, быстро оделись и ушли. Больше Марго никогда их не видела.

После их ухода Тони закатил истерику. Громко рыдая, он кричал, что никакой он не сводник, что жизнь его здесь хуже некуда и что он покончит с собой, если они ему не дадут денег на обратный билет до Гаваны. Чтобы заставить его остаться, им пришлось пообещать ему отсюда уехать, уехать как можно скорее.

– Успокойся, Тони, успокойся, – увещевали они его. – Мы знаем, что тебе здесь не нравится, мы уедем, уедем в Калифорнию. – Эгнис гладила его по голове как ребенка.

– К тому же эти песчаные мухи на пляже становятся просто невыносимыми, – вторила ей Марго. Она спустилась в гостиную, приготовила всем еще по коктейлю. – Все, дно у бочки вышибли, пора сматываться из этой дыры, – сказала она. – Мне все здесь обрыдло.

Жарким днем, когда солнце палило вовсю, они, погрузив все свои вещи в «бьюик», отправились в путешествие по Соединенным Штатам. Тони сидел за рулем, только не в униформе, а в новом приталенном белом полотняном костюме. В машину было свалено столько чемоданов и разного домашнего скарба, что для Эгнис едва нашлось местечко на заднем сиденье. Гитару Тони подвесили изнутри к крыше. Сундук Марго с ее гардеробом привязали веревкой сзади.

– Боже праведный! – воскликнула Эгнис на заправочной в Уэст-Палм-Бич, где они остановились на несколько минут, чтобы заправиться. – Со стороны мы похожи на странствующий цирк-шапито.

На всех у них было около тысячи долларов наличными. Марго передала их на хранение Эгнис, и та держала их в своей черной сумочке. Весь первый день их путешествия Тони только и говорил, что о своем шумном успехе в кино.

– Если Валентино смог, почему я не смогу? Ведь мне легче после него, не правда ли? – говорил он, вертя шеей, чтобы посмотреть на свое отражение, на свой чеканный профиль в ветровом стекле.

На ночлег они останавливались в туристических лагерях. Все спали в простой хижине, чтобы зря не тратиться, а питались консервами. Эгнис все это очень нравилось. Она говорила, что все это ей напоминает старые веселые денечки, когда они гастролировали по сети театров Кейта, а Марго была маленькой актрисой. «Хотя она и была ребенком, маленькой артисткой, – признавалась Марго, – но она сама себя считала настоящей заслуженной взрослой актрисой». К полудню Тони начинал жаловаться на боли в запястьях, и тогда за руль садилась Марго.

На прибрежных территориях штатов Алабама, Миссисипи и Луизиана дороги были просто в ужасном состоянии. С каким облегчением они въехали в Техас. Погода была дождливой и им казалось, что никогда не удастся пересечь этот бескрайний штат. Эгнис сказала, что нигде в мире не растет столько люцерны. В Эль-Пасо пришлось купить новые покрышки и отрегулировать тормоза. Пересчитывая в кошельке деньги, Эгнис все больше мрачнела. Последние два дня, когда они ехали по пустыне, у них кончилась еда, и им пришлось довольствоваться только банкой бобов и несколькими сосисками. Стояла изнуряющая жара, а Эгнис не разрешала им купить в пропыленных придорожных аптеках даже бутылки кока-колы, так как нужно было экономить каждый цент, если они действительно хотели добраться до Лос-Анджелеса живыми и здоровыми. Они с трудом продвигались вперед в клубах пыли по недостроенному шоссе за пустыней, и вдруг увидели перед собой блестящий поезд-экспресс. Мимо них мчался новенький, высокий, широкий локомотив, за ним – «пульманы»: вагон-ресторан, вагон-клуб, а на платформе для обозрения гуляла толпа мужчин и женщин в легких летних платьях и костюмах. Из открытых тамбуров выглядывали цветные проводники, улыбались им во весь рот, приветливо махали руками. Марго вдруг вспомнила свои поездки на поезде во Флориду в салон-вагоне, и тяжело вздохнула.

– Не переживай, Марго, – пропела Эгнис с заднего сиденья. – Мы уже почти у цели!

– Но где? У какой цели? Очень хотелось бы знать, – печально отозвалась Марго, и слезы выступили у нее на глазах.

Машина угодила в яму, чуть не угробив подвеску.

– Ничего, ничего, – успокаивал ее Тони, – дай только сообразить, выбрать верное направление. Я буду зарабатывать тысячи долларов в неделю и мы будем с тобой путешествовать на личном автомобиле.

В Юме пришлось остановиться в отеле, так как все туристические лагеря были забиты до отказа, ни одного свободного места, и эта роскошь, конечно, сильно ударила по их бюджету. Вся троица была вконец измочалена, а Марго просыпалась ночью, и ее колотило, словно в лихорадке – во всем виноваты эта несносная жара, едкая пыль и жуткая усталость. Утром лихорадка проходила, но глаза все равно оставались опухшими, покрасневшими, в общем видок еще тот! Она так давно не мыла голову, волосы стали жесткими и были скорее похожи на свалявшийся пучок пеньки.

На следующий день ими так овладела усталость, что им явно было не до созерцания красот очаровательных, задумчивых, благоухающих гор. Сколько же в этой долине Сан-Бернардино ухоженных фруктовых деревьев, апельсиновых рощиц, с ковриками цветов, ирригационных каналов с прохладной прозрачной водой! Здесь Марго решительно заявила, что во что бы то ни стало вымоет голову, даже если этот шаг грозит ей верной смертью. У них в загашнике еще лежало двадцать пять долларов, их Эгнис сэкономила на домашних расходах еще в Майами. Марго с Эгнис отправились в салон красоты, а Тони, которому выдали два доллара, поехать мыть машину. Вечером в ресторане они заказали комплексные обеды по пятьдесят центов и сходили в кино.

Парикмахерша сказала им, что по дороге на Пасадену есть хороший туристический лагерь, и там им удалось получить в свое распоряжение просторную хижину, где они и переночевали. Утром они встали пораньше, чтобы лежавший в низинах вязкий холодный туман не успел подняться.

Вдоль хорошо накатанной дороги на многие мили тянулись апельсиновые рощи. Когда они приехали в Пасадену, взошло солнце, и Эгнис с Марго в один голос заявили, что никогда в жизни не видели такого красивого места, как здесь. Когда они проезжали мимо какого-нибудь особенно впечатляющего особняка, Тони тыкал в его сторону пальцем и говорил, что они будут жить именно в таком, как только он выберет в жизни верное направление.

Хотя по дороге они и видели указатели со стрелками на Голливуд, они как-то не придавали им значения. Они подкатили к маленькой конторе по сдаче жилья. Служащий назвал им несколько меблированных бунгало, но цены были им явно не по карману, тем более что требовалось внести плату за месяц вперед, поэтому они поехали дальше. Остановились, наконец, во дворе одного оштукатуренного бунгало на окраине Венеции. На хозяина, вероятно, произвел сильное впечатление их голубой «бьюик» с привязанным сзади сундуком с гардеробом Марго, и он разрешил им поселиться, потребовав только аванс за неделю. У Марго на душе было отвратительно, а Эгнис, напротив, пребывала в приподнятом настроении. Она говорила, что эта Венеция напоминает ей нью-йоркскую Голландию, где она давным-давно жила. «Но меня от нее просто тошнит», – призналась Марго. Когда они вошли, Тони сразу рухнул в изнеможении на кушетку, и Марго пришлось звать соседей, чтобы те помогли им внести чемоданы и ее сундук. Они прожили в этом бунгало несколько месяцев, что Марго вначале и предположить не могла.

Марго зарегистрировалась в агентстве по найму актеров под именем Марго де Гарридо. Ее сразу же взяли статисткой для светских сцен, так как у нее была хорошая одежда и она умело ее носила, чему когда-то научилась у старика Пико. Тони все время торчал в агентстве или бесцельно слонялся у ворот киностудии, где снималась какая-нибудь испанская или латиноамериканская картина – в кордовской шляпе с широкими полями, которую он купил у костюмера, в туго стянутых на талии брюках, иногда даже надевал ковбойские сапоги со шпорами. Но все было напрасно, если у студий чего-то и было навалом, так это латиноамериканских типажей. Он мрачнел, злился, и теперь с самодовольной ухмылкой катал на машине молодых парней, которых случайно подбирал на улицах. Наконец, вмешалась Марго. Она сказала, что автомобиль принадлежит ей и больше никому, и пусть больше не привозит в дом этих гнусных педиков. Он ужасно обиделся и демонстративно вышел, но Эгнис, которая занималась домом и распоряжалась всеми деньгами, зарабатываемыми Марго, решительно заявила, что он больше не получит ни пенни на карманные расходы, если только не извинится перед Марго. Его не было двое суток, но все же он вернулся, голодный, как побитая собака.

После этой стычки Марго заставила его облачаться в старую шоферскую униформу, когда он отвозил ее на натурные съемки. Она была уверена, что в таком виде он никуда больше не поедет, а вернется домой, чтобы переодеться, и тут Эгнис по ее распоряжению немедленно отберет у него ключи. Марго, возвращаясь такой уставшей после долгого утомительного рабочего дня, видела, что он по-прежнему ничего не делает, только целыми днями бренчит на гитаре, напевая любимую песенку «Больше не будет дождя», то и дело зевает, спит на всех кроватях в доме, повсюду рассыпает по полу пепел от сигарет. Он постоянно ныл, что она, Марго, погубила его артистическую карьеру. Но больше всего ее раздражала его манера постоянно зевать.

Так они прожили три года в предместьях Лос-Анджелеса, мыкаясь из одного бунгало в другое. Марго постоянно была занята на натурных съемках в качестве статистки, и на нее не обратил внимания ни один из режиссеров. Ей удалось скопить немного денег, чтобы платить проценты, но никак не удавалось заработать крупную сумму, чтобы выкупить свои драгоценности из ломбарда в Майами. Однажды в воскресенье они днем приехали в Алтадену. По пути домой остановились у какого-то гаража, чтобы сменить лопнувшую камеру колеса. Рядом были выставлены на продажу подержанные автомобили. Марго от нечего делать подошла, стала их разглядывать, ожидая когда Тони справится со спущенным колесом.

– Никак ищете для себя «роллс-ройс», леди, – пошутил с ней механик, вытаскивая из-под машины домкрат.

Марго влезла в большой черный лимузин с красным гербом на дверце, попрыгала на сиденье. Да, тут на самом деле так уютно. Выглянув из машины, спросила:

– Сколько?

– Тысяча долларов… дешевле только даром.

– Если дешевле, то сойдет и половина, – ответила Марго.

– Ты что, Марго, спятила? – подошла к ней Эгнис.

– Может быть, – ответила она равнодушно.

Она поинтересовалась, какую скидку ей предоставят, если она предложит им купить свой «бьюик». Механик позвал босса, молодого человека с лицом, как у жабы, с монограммой на шелковой рубашке.

Они с Марго проспорили по поводу цены битый час. Тони опробовал машину, сказал, что ходит она так легко, словно летит по воздуху. Он был в восторге от перспективы сесть за руль настоящего «роллс-ройса», пусть и старого. В конце концов они договорились: Марго продает им свой «бьюик» и потом выплачивает еще пятьсот долларов, по десять баксов в неделю. Она подписала с хозяином контракт, и Марго в качестве своих поручителей назвала имена судьи Кассиди и Тэда Уиттлси. Поменяв номера, они в тот же вечер вернулись на «роллс-ройсе» домой в Санта-Монику, где проживали в это время. Поворачивая у Беверли-Хиллз, Марго небрежно спросила:

– Тони, а тебе не кажется, что вот эта рука в кольчуге и с мечом на гербе дверцы очень похожа на ту, которая была на графском гербе де Гарридо?

– Эти люди здесь такие невежды, что им и невдомек, что существует какая-то разница, – ответил с достоинством Тони.

– Ладно, оставим все как есть, – сказала Марго.

– Конечно, – согласился Тони. – Для чего менять? Выглядит вполне помпезно.

Все статисты вытаращили глаза, когда на следующий день Тони в своей аккуратной униформе привез на съемки Марго в новом роскошном автомобиле. Марго напустила неприступное выражение на лицо. Когда одна из девушек спросила ее о машине, она небрежно бросила:

– Это старый автобус нашей семьи. До сих пор был в ломбарде.

– А это твоя мать? – продолжала интересоваться девушка, тыча пальцем в Эгнис.

Та, задрав нос, сидела на заднем сиденье громадного сияющего автомобиля в своем лучшем черном платье. Тони, тронув с места, повез ее домой.

– Нет, что ты, – ответила холодным тоном Марго. – Она моя компаньонка.

Немало мужчин пытались закадрить Марго, назначить ей свидание – в основном, статисты, операторы, реквизиторы или плотники, – но они с Эгнис решили, что им нечего якшаться с подобной публикой. Какая от этого польза? Теперь они вели скучную жизнь после той, веселой в Майами, когда все друзья, все смазливые парни сходили по ней с ума, где она была постоянно занята биржевыми сделками, всегда находилась в центре событий. Чаще всего по вечерам они с Эгнис раскладывали парный пасьянс или играли в бридж втроем, если Тони не был в дурном настроении и присоединялся к ним. Иногда ходили в кино, на пляж, если стояла теплая погода. Когда открывался сезон в китайском театре Громона, они по вечерам проезжали мимо идущей по Голливудскому бульвару толпы людей на своем блестящем роскошном «роллс-ройсе». На Марго было красивое, пока еще не вышедшее из моды вечернее платье, и все принимали их с Эгнис за кинозвезд.

Однажды в разгар зимы, одним ветреным вечером, Марго стало особенно тоскливо, потому что мода внезапно радикальным образом изменилась, и теперь, само собой разумеется, она не могла носить свои старые платья, а на новые у нее не было денег.

Они с Эгнис раскладывали пасьянс. Вдруг Марго вскочила, бросив карты на пол, и, чуть не плача, заявила, что ей нужно расслабиться или она сойдет с ума. Эгнис спросила, почему бы им не поехать в Палм-Спрингс, посмотреть там на новый отель для курортников. Там они пообедают, если это не очень дорого, переночуют в туристическом лагере возле Сэлтон-Си. Пора поразмяться, согреть косточки, которые наверняка насквозь пронизаны холодным лос-анджелесским туманом.

Когда они приехали в Палм-Спрингс, Эгнис сразу поняла, что там все ужасно дорого, им не по карману, и хотела тут же вернуться назад, но Марго уже завелась. Она приказала Тони дожидаться их в машине. Когда она сказала ему, что он может поужинать в забегаловке, он так помрачнел, что, казалось, вот-вот взорвется, но не посмел перечить Марго, тем более что рядом стоял привратник.

Сначала они пошли в туалет, чтобы привести себя в порядок, освежить лицо, потом неторопливо прогуливались между больших пальм в бочках, возле которых обычно назначают свидания, поглядывали по сторонам, разглядывая людей, может, среди них увидят знакомого киноактера. Вдруг Марго услыхала знакомый голос. Обернувшись, увидала какого-то смуглого мужчину с тонкими чертами лица, в белом саржевом костюме, который о чем-то болтал с лысым самодовольным джентльменом, явно евреем. Он пристально глядел на нее.

– Мисс Доулинг, – воскликнул он, – как нам обоим повезло!

Марго смотрела на улыбающееся, желтовато-бледное болезненное лицо, дергающееся от тика, с темными мешками под глазами.

– По-моему, вы фотограф…

Он впился в нее глазами.

– Вспомните, Сэм Марголис, – сказал он. – Я искал вас повсюду, обшарил всю Америку, Европу. Прошу вас пожаловать ко мне на студию для проб завтра в десять утра… Эрвин сообщит вам детали. – Он вяло махнул рукой в сторону толстяка. – Познакомьтесь, прошу вас… Мистер Гэррис… Мисс Доулинг… простите, но я никогда не беру на себя такой тяжкой ответственности и не знакомлю людей. Но я хочу, чтобы Эрвин посмотрел на вас… Вот одна из самых красивых женщин в Америке, Эрвин.

Он, протянув руку к Марго, заработал пальцами в двух дюймах от ее лица, словно скульптор, что-то лепящий из куска глины.

– Нельзя снимать ее как обычно, ничего не выйдет. Только я способен создать вот это очаровательное лицо на экране…

Марго почувствовала, как по ее спине пробежала ледяная дрожь. Она слышала, как у нее за плечами тяжело задышала, открыв рот, Эгнис. Марго чуть заметно улыбнулась уголками губ.

– Ты только посмотри, Эрвин! – воскликнул Марголис, схватив толстяка за плечо. – Все в духе комедии… Но почему вы ко мне больше так и не пришли? – Он говорил с сильным иностранным акцентом. – Что я вам такого сделал, почему вы решили мной пренебречь?

Марго уже начинало утомлять все это.

– Познакомьтесь, это миссис Мандевилл, моя… компаньонка… Мы решили немножко посмотреть Калифорнию.

– Ну, что у нас еще, кроме визита в мою студию?

– Не могли бы вы показать миссис Мандевилл киностудию? Ей так хочется посмотреть, что там делается, просто до смерти! Но, к сожалению, я никого не знаю в этих местах, ни души.

– Само собой разумеется, я завтра откомандирую к вам провожатого, он покажет вам все, что захотите. Правда, там особенно и смотреть-то нечего – так, одна скука и вульгарщина… Эрвин, именно такое лицо мне требуется для роли той девочки блондинки, только его я и искал… ты помнишь… А вы мне твердите об агентствах по найму, статистах, обо всем этом вздоре… Мне не нужны актрисы… Но скажите, мисс Доулинг, где вы все это время пропадали? Летом прошлого года я рассчитывал случайно встретиться с вами в Баден-Бадене… Вы как раз такая девушка, которая сразу вызывает ассоциации с этим курортным городом. Конечно, местечко довольно смешное, но ведь нужно куда-нибудь ездить отдыхать. Так где же вы скрывались?

– Во Флориде, в Гаване… ну, в общем, по всяким местам.

Марго теперь была уверена, что во время их последней встречи фотограф не растягивал так сильное свое «а».

– Вы бросили сцену?

– Родители были настроены против. – Марго пожала плечами.

– Ах, на самом деле, – подхватила Эгнис. – Мне никогда не нравилось, что она выступает на сцене. – Она терпеливо ждала, когда тоже сможет вставить словечко в разговор.

– Вам, наверное, понравится работать в кино, – примиряюще сказал толстяк.

– Моя дорогая Марго, – продолжал Марголис, – роль, сразу скажу, небольшая, но вы просто созданы для нее, само совершенство… Я своей камерой смогу извлечь и всем показать вашу тайну… Разве я не говорил тебе, Эрвин, что нужно уехать со студии, посмотреть мир… полистать книгу жизни… И в этом смешном караван-сарае мы находим нужное нам лицо, мы проникаемся духом комедии, видим улыбку Моны Лизы… Это знаменитый портрет, выставленный в Париже, который стоит пять миллионов долларов… Но я все предвидел… Конечно, ничего определенного обещать мы не можем, покуда не пройдут пробы… я вообще никогда не даю никаких обещаний…

– Но, мистер Марголис, а если у меня ничего не выйдет? – возразила Марго, чувствуя, как сильно колотится ее сердце. – К тому же мы так торопимся… В Майами у нас важные дела… семейные, само собой, вы нас понимаете.

– Это все неважно. Я обязательно найду вашего агента… пошлем кого-нибудь… все эти мелкие детали меня не интересуют. Скорее всего речь идет о недвижимости, так?

Марго неуверенно кивнула.

– Пару лет назад дом, в котором мы с ней жили, такой милый домик, просто снесло в море, – сказала Эгнис, сбиваясь с дыхания.

– У вас будет другой дом, куда лучше… Нечего так сильно жалеть… Пляж Малибу, Беверли-Хиллз… Вообще-то я ненавижу дома… Но я проявил недостойную грубость, посмел вас так долго задерживать… Забудьте о Майами… Все, что нужно, есть у нас здесь. Вы помните, моя дорогая Марго, тогда я говорил вам, что у киноискусства большое будущее, ну, тогда, вам и этому автомобильному магнату, правда, запамятовал его имя… Я сказал вам, что еще услышите мое имя в мире кино… Я редко делаю предсказания, но, нужно сказать, никогда не ошибаюсь. Все они зиждутся на моем шестом чувстве…

– Да, конечно, – перебила его Эгнис, – вы совершенно правы! Если вы верите в свой успех, то никакие провалы вам не грозят, вот что я изо дня в день твержу Марджи…

– Как здорово сказано… дорогая моя леди… Мисс Доулинг, киностудия «Континентал эттрекшенз», в десять… Я поставлю своего человека у ворот, он позволит вашему шоферу подвезти вас прямо ко входу в мой офис. По телефону связаться со мной практически невозможно. Когда я работаю над картиной, даже Эрвин не может найти меня на студии. Не пожалеете, если посмотрите, как я работаю. Наберетесь опыта…

– Ну, если только смогу, а мой шофер найдет дорогу.

– Вы, конечно, приедете, – сказал Марголис, увлекая за короткую белоснежную пухлую ручку Эрвина Гэрриса в ресторан.

Элегантно одетые люди глядели им вслед. Потом переводили свой взгляд на Марго и Эгнис.

– Пошли отсюда поскорее, расскажем все Тони. Они, вероятно, принимают нас за каких-то эксцентриков, – прошептала Марго на ухо Эгнис. – Я и понятия не имела, что встречу здесь Марголиса.

– Ну разве не чудесно? – воскликнула Эгнис.

Обе они были настолько возбуждены неожиданной встречей, что кусок не лез им в горло. Вечером, когда они вернулись в Санта-Монику, Марго сразу легла в постель, чтобы как следует выспаться и отдохнуть к завтрашнему дню. Ведь завтра у нее такая важная встреча.

Утром, когда они приехали на территорию киностудии в четверть десятого, оказалось, что мистер Марголис никого об их приезде не предупредил. Никто ничего не слышал о назначенной им встрече. Пришлось подождать с полчаса. Эгнис так расстроилась, что с трудом сдерживала слезы.

– Могу поспорить, этот тип либо сильно накачался и обо всем забыл напрочь, или с ним стряслось что-то другое! – натужно засмеялась она, чувствуя, как холодит у нее под ложечкой.

Тони уже завел мотор, чтобы ехать назад – не к чему Марго торчать у всех на виду у ворот киностудии, – когда вдруг к ним подкатил сделанный по спецзаказу белый «пирс-эрроу» городского типа, а в нем на заднем сиденье восседал с важным видом Марголис, в белом фланелевом костюме, в белом берете. Он сначала стал пристально разглядывать их «роллс-ройс» и, увидав рядом ее, по-видимому страшно удивился. Он постучал по окошку автомобиля своей тростью с фарфоровым набалдашником, чтобы привлечь к себе внимание. Выйдя из машины, он направился прямо к ней, бесцеремонно взял под руку.

– Я никогда не приношу извинений… Иногда мне просто необходимо заставить людей ждать себя. Пойдемте со мной. А ваша подружка пусть заедет сюда часов в пять… Нам с вами нужно поговорить о многом, я должен показать вам всю студию.

Они поднялись на лифте продолговатого, ничем не примечательного здания. Он провел ее через несколько комнат, в которых молодые люди в жилетках работали за чертежными столами, стенографистки что-то перепечатывали, актеры, сидя на скамьях, ожидали своей очереди.

– Фрида, – бросил Марголис на ходу секретарше, сидевшей за большим письменным столом в последней комнате, – пробы для мисс Доулинг, живо!

Он привел ее в свой кабинет, увешанный китайскими картинами. Посредине комнаты, в фокусе желтого пятна, исходящего от специальной мощной лампы, стоял большой готической резьбы стул, подальше, у стены – громадный, тоже резной, готический письменный стол.

– Садитесь, прошу вас… Марго, дорогая, как бы вам потолковее объяснить, какое большое удовольствие смотреть на лицо, не искаженное камерой! Прежде всего вы не должны чувствовать никакого напряжения, это точно… Не обращайте на камеру никакого внимания. Чисто кельтская свежесть в сочетании с беззаботной благородной Испанией… Сразу видно, что вы никогда еще прежде не стояли перед камерой… Простите меня…

Опустившись в массивное кресло, за столом, он поднял телефонную трубку. Время от времени в кабинет входила стенографистка, записывала то, что он диктовал ей тихим голосом. Марго все сидела, сидела, ожидая, когда же все это закончится… Кажется, этот несносный Марголис вообще забыл о ее присутствии. В комнате было тепло, даже душно, и у нее начали слипаться глаза. Ей стоило больших усилий бороться с охватывающей ее дремой, держать открытыми тяжелые веки. Вдруг Марголис, прыгнув от стола к ней, сказал:

– Ну, дорогая, пошли вниз…

Марго немного покрутилась перед камерами в какой-то комнате в подвале, где пахло штукатуркой. Потом Марголис повел ее на ланч в ресторан на территории студии, в котором было полно народу. Почти все поднимали головы от тарелок, чтобы посмотреть, что за девушку привел Марголис. За столом он интересовался ее жизнью на громадной сахарной плантации на Кубе, о первоначальном этапе жизни дебютантки в Нью-Йорке. Потом долго разглагольствовал о Карлсбаде, Баден-Бадене и Мариенбаде, о том, как южной Калифорнии все же удается покончить с ее смешной вульгарностью.

– У них здесь есть абсолютно все, что только пожелаете, все на свете.

После ланча они пошли в проекционную, чтобы посмотреть пробы. Там оказался и мистер Гэррис с сигарой в зубах. Все молча взирали на экран, на большое, то землистого цвета, то белоснежное лицо Марго, на ее широкую улыбку, повороты головы, тела, на то ее открытый, то закрытый рот, на вытаращенные глаза. От этой демонстрации Марго становилось не по себе, хотя до сих пор ей нравилось глядеть на свои фотографии. Но сейчас она никак не могла привыкнуть к этим крупным планам – какая она все же большая. Время от времени мистер Гэррис произносил что-то невразумительное, ворчал, и конец его сигары озарялся красной дужкой. Марго сразу полегчало, когда демонстрация проб завершилась, и они снова сидели в темноте проекционной. Включили, наконец, свет и все потянулись к выходу мимо киномеханика с красной физиономией, в жилетке, стоявшего в открытых дверях своей каморки с аппаратурой. Он внимательно посмотрел ей вслед, когда она прошла мимо него. Трудно сказать, понравилась она ему или нет.

На лестничной площадке Марголис с равнодушным, холодным видом протянул ей руку.

– До свиданья, моя самая дорогая Марго. Меня ждут сотни людей.

«Наверное, на этом все и закончится», – подумала про себя Марго. Но Марголис еще не закончил.

– Уладите все детали с Эрвином… В этом бизнесе я не понимаю ни бельмеса… Надеюсь, вы проведете сегодня день отлично…

Он повернул назад в проекционную, размахивая на ходу своей тяжелой тростью. Гэррис объяснил ей, что Марголис ее при необходимости вызовет, а тем временем они займутся составлением контракта. У нее есть свой агент? Если нет, он рекомендует связаться со своим другом, мистером Хардбейном, и он непременно позаботится о ее интересах.

В своем кабинете Гэррис занял место за столом напротив нее. Рядом с нею сидел мистер Хардбейн – с худым лицом, и с какой-то насмешливой манерой поведения. Через несколько минут она уже изучала свой контракт сроком на три года с жалованьем триста долларов в неделю.

– Ах, Боже мой, – вздохнула она, – боюсь, что я не выдержу такого продолжительного срока, ужасно устану от такой работы… Нельзя ли пригласить сюда миссис Мандевилл, мою компаньонку, чтобы все ей объяснить? Я ничего не понимаю в таких делах.

Она позвонила Эгнис, и пока та добиралась до студии, она беседовала с этими двумя джентльменами, в основном, о погоде.

Эгнис оказалась на высоте, ничего не скажешь. Она долго разглагольствовала о прежних деловых обязательствах, о важных сделках, о заботах о недвижимости, доказывала, что названная сумма явно не достойна такой актрисы, как Марго, и что ей придется отказаться от круиза по всему миру, и что если она и соглашается принять участие в съемках картины, то только ради того, чтобы сделать одолжение своему давнему другу мистеру Марголису. Конечно, мисс Доулинг привыкла во время работы идти на определенные жертвы, как и сама она, Эгнис, и поэтому готова трудиться не покладая рук, чтобы непременно добиться такого успеха, на который все рассчитывают. И она, несомненно, своего добьется, так как если веришь всем ничем не запятнанным сердцем в Бога, то Он никогда не оставит и всегда все сделает так, как должно быть. Потом она долго толковала о том, какой страшный грех неверие, и только около пяти часов вечера, когда контора закрывалась, они направлялись к своей машине. Эгнис несла в сумочке контракт сроком на три месяца и с жалованьем пятьсот долларов в неделю.

– Надеюсь, магазины еще не закрылись, – с облегчением сказала Марго. – Мне нужно купить что-нибудь из одежды.

Рядом с Тони на переднем сиденье устроился какой-то незнакомый им тип с серым жестким лицом, с белокурыми волосами, в дорожном костюме.

Марго с Эгнис уставились с заднего сиденья в его толстую шею.

– Отвези нас к магазину «Таскера и Хардинга» на Голливудском бульваре… магазин парижской моды! – приказала Эгнис Тони. – Ах, как чудесно! Ты сейчас накупишь себе кучу модной одежды, – прошептала она на ухо Марго.

Когда Тони высаживал незнакомца на углу Голливудского бульвара и Сансет, тот, чопорно, словно палка, поклонился и зашагал по широкому тротуару.

– Тони, сколько раз я говорила тебе, никогда не подсаживать незнакомых людей в мою машину… – начала было упрекать своего шофера Марго.

Они с Эгнис до того его извели по дороге домой, что он взбрыкнул, и заявил им, что все, баста, завтра он от них съезжает.

– Вы только и знаете, что эксплуатировать меня и мешать моей карьере. Между прочим, это был Макс Хирш, австрийский граф, знаменитый игрок в поло.

Тони, как выяснилось, не бросал слов на ветер – на следующий день он на самом деле уехал из дома.

Пять сотен баксов Марго с Эгнис хватило совсем ненадолго, деньги закончились гораздо раньше, чем они рассчитывали. Прежде всего их агент, Хардбейн, потребовал за свои услуги десять процентов от суммы, потом Эгнис настояла на депозитивном вкладе в банк пятидесяти баксов, чтобы выкупить драгоценности, заложенные Марго в Майами. Они переехали в новый дом в стижном районе Санта-Моники, а за это пришлось выложить кучу денег. Еще нужно было платить жалованье поварихе и горничной, к тому же теперь, когда Тони сбежал, им нужен был еще и шофер. А сколько стоила модная одежда, услуги рекламного агента, не считая всевозможных взносов в благотворительные фонды и различные подаяния на студии, от которых никак нельзя было отказаться. Эгнис была просто чудо. Она лично занималась всем на свете. Когда приходилось обсуждать дела, Марго обычно, поднеся пальцы к вискам и закрывая глаза, с минуту начинала стонать:

– Боже, как ужасно, моя голова совсем не создана для бизнеса.

Эгнис сама выбирала новый дом – пуэрториканский коттедж с резными балконами, заваленный старинной испанской мебелью. По вечерам Марго, сидя в большой гостиной в кресле перед камином, раскладывала с Эгнис пасьянс. Они получили несколько приглашений от актеров и тех людей, с которыми приходилось встречаться на съемочной площадке, но Марго не торопилась с визитами – прежде ей хотелось получше освоиться в новом городе.

– Не успеешь и сообразить, как тебя окрутит банда бродяг, которые причинят тебе гораздо больше вреда, чем пользы.

– Золотые слова, – похвалила ее Эгнис. – Ну как, например, эти два отвратительных близнеца в Майами.

Они давно не видели Тони. Однажды вечером, в воскресенье, когда они ожидали первого визита в свой новый дом Сэма Марголиса, он заявился около шести вечера абсолютно пьяный и с порога заявил, что они пополам с Максом Хиршем собираются открыть спортивную школу и для этой цели ему немедленно позарез нужна тысяча долларов.

– Тони, но откуда Марго их возьмет, скажи на милость? Ты же отлично знаешь, какие большие расходы нам приходится нести.

Тони закатил отчаянную сцену, он неистовствовал, плакал, повторял, что Эгнис и Марго разрушили его сценическую карьеру и теперь хотят угробить его карьеру в кинопроизводстве.

– Каким же сверхтерпеливым человеком я был! – вопил он, стуча кулаком в грудь. – Я сам позволил этим двум женщинам погубить меня.

Марго то и дело поглядывала на часы на каминной доске. Уже около семи. Наконец, она бросила на стол двадцать пять баксов, и сказала ему: пусть возвращается в конце недели.

– Он опять сходит с ума, – сказала она Эгнис, когда Тони, наконец, ушел. – Он в самом деле очень скоро помешается.

– Несчастный парень, – пожалела его Эгнис. – В принципе он неплохой, только ужасно безвольный.

– Ведь этот тип может его заарканить и причинить нам кучу неприятностей. Как я боюсь этого! У этого парня такая физиономия, что с ней прямая дорога в тюрьму… думаю, нужно начать искать адвоката и подавать на развод. Ничего лучшего придумать нельзя.

– А ты подумала о паблисити? – зарыдала Эгнис.

– В любом случае, – сказала Марго, – Тони должен убраться куда-нибудь подальше. Этот латиноамериканец уже сидит у меня в печенках.

Сэм Марголис опоздал на час.

– Ба, как у вас тихо-мирно, как спокойно! Разве такое мыслимо в этом чокнутом Голливуде?

– Но ведь Марго у нас обычная тихая, фабричная девчонка, – ответила Эгнис, забирая свою корзинку с шитьем и выскальзывая из комнаты.

Он устроился в мягком стуле с подлокотниками, не снимая с головы своего белого берета, вытянув свои саблевидные кривые ноги поближе к камину.

– Мне противна всякая искусственность.

– Даже сейчас? – спросила Эгнис от двери.

Марго предложила ему коктейль, но Сэм сказал, что не пьет. Горничная принесла обед, над которым Эгнис трудилась почти весь день, но он не стал есть, просто пожевал тост и положил себе в тарелку зеленого салата.

– Я никогда не ем и не пью в привычное для принятия пищи время. Я прихожу, только чтобы все посмотреть и поговорить.

– Вот почему вы такой худосочный, – пошутила Марго.

– Вы помните, как я выглядел в прошлом? В мой нью-йоркский период? Ну, не будем говорить об этом. У меня очень плохая память. Я живу только сегодняшним днем. Я теперь только и думаю о той кинокартине, в которой состоится ваш дебют. Я никогда не хожу на вечеринки, но сегодня вы приглашены со мной к Эрвину Гэррису. Ну-ка покажите мне ваши платья. Я сам выберу то, которое вы наденете. Теперь вы должны обязательно приглашать меня, как только соберетесь покупать себе обновку. – Поднимаясь за ней по скрипучей лестнице в спальню, он говорил: – Нет, вам нужна другая обстановка. Эта не подходит. От нее разит предместьем.

Какое-то странное чувство охватило ее, когда она ехала по широким улицам Беверли-Хиллз с высокими пальмами на обочинах, сидя рядом с Сэмом Марголисом. Он заставил ее надеть старое желтое вечернее платье – то самое, которое она купила, когда работала моделью у Пико… Эгнис нашла в Лос-Анджелесе одного французского портного, который его чуть переделал и удлинил. У нее похолодели руки, и она все время боялась, как бы Марголис не услышал, как сильно стучит в ее груди сердце. Она силилась рассказать что-нибудь смешное, забавное, но ничего не выходило, к тому же для чего, если Сэм никогда не смеялся? Интересно, о чем он думает? Она видела в свете мелькающих уличных фонарей его смуглое лицо, узкий лоб под черной густой шевелюрой, губы, профиль с носом, похожим на клюв. На нем был все тот же белый фланелевый костюм, белый широкий галстук с бриллиантовой булавкой в виде клюшки для гольфа. Машина, свернув, подкатила к строю высоких французских окон за рядом деревьев. Обращаясь к ней, спросил:

– Вы, наверное, боитесь, что там вам придется скучать, не так ли? Ничего подобного… Вы сильно удивитесь, когда увидите, что и у нас здесь кое-что имеется, то, что вполне подходит как иностранному, так и нью-йоркскому обществу, к которому вы так привыкли.

Он повернул к ней голову, и пучок света от фонаря мелькнул у него в белках глаз, скользнул по дряблым мешкам под ними, по влажным толстым губам. Он, крепко сжимая ее руку и помогая выйти из автомобиля, нашептывал:

– Вы там окажетесь самой элегантной женщиной, как яркая звезда, затмевающая блеском всех остальных.

Проходя мимо дворецкого, Марго вдруг неожиданно для себя захихикала.

– Продолжайте, продолжайте в том же духе, – сказала она. – Вы сейчас говорите, как… человек гениальный.

– Именно так меня все называют! – громко ответил Марголис, расправляя плечи и замерев по стойке «смирно», пропуская ее через широкие стеклянные двери в вестибюль.

Хуже всего ей пришлось в комнате для раздевания, где нужно было снять верхнюю одежду.

Женщины, приводившие в порядок лица и прически, все, как по команде, стали пристально ее разглядывать – их любопытные взгляды скользили по ней от вечерних туфель-лодочек, по чулкам, дальше выше, задерживаясь на каждой петельке и пуговичке ее платья, затем по шее, чтобы убедиться, нет ли на ней морщин, по волосам, уж не накрашены ли они. Ей тут же дали понять, что ей нужно манто только из горностая. Одна старая дама с сигаретой в руках стояла у двери кабинки в платье, осыпанном бриллиантами, с проникающими насквозь, как рентгеновские лучи, глазами. Марго поймала себя на том, что она неотрывно глядит на болтающийся ценник на ее роскошном туалете. К ней подошла цветная горничная с приятной улыбкой, обнажающей ее ровные зубы. Она перекинула через руку пальто Марго, и ей сразу стало гораздо лучше. Выходя из комнаты, она чувствовала на своей спине их взгляды, они вязко прилипали к ней, и от этого ей становилось не по себе, – наверное так чувствует себя собака с привязанной к хвосту жестяной банкой. «Ну, что они с тобой сделают, не съедят же», – закусив губу убеждала она себя, открывая перед собой двери туалетной комнаты. Как ей сейчас не хватало рядом Эгнис, она искренне порадовалась бы тому, как здесь, однако, хорошо.

Марголис ждал ее в вестибюле, где ярко сияло множество люстр. Играл оркестр, и гости танцевали в большой просторной комнате. Он подвел ее к камину в самом ее конце. К ним подошли Эрвин Гэррис с мистером Хардбейном, похожие на близнецов в узких черных вечерних костюмах. Поздоровались. Марголис пожимал руки, даже не глядя на них, потом сел у камина на большой, с резьбой деревянный стул, точно такой, как у него в кабинете. Гэррис пригласил Марго на танец. Теперь всех собравшихся она стала воспринимать как обычную толпу элегантных и со вкусом одетых людей. По крайней мере, ей так казалось, покуда она не станцевала с Роднеем Каткартом.

Она его сразу же узнала по фотографиям, но для нее стал настоящим откровением тот факт, что у него приятный цвет лица, что у него по жилам течет теплая кровь, что у него под чопорным вечерним костюмом чувствуются крепкие мышцы. Высокий, загорелый молодой человек со светлыми, с золотистым отливом волосами и особым английским выговором, мямливший слова. Ей было холодно, и она начинала дрожать, когда он вдруг пригласил ее. После первого танца он пригласил ее и на второй. В перерыве между танцами он повел ее через всю комнату к буфету, и попытался заставить что-нибудь выпить. Она неторопливо посасывала виски с содовой из высокого стеклянного стакана, а он залпом опорожнил два стаканчика неразбавленного шотландского и заел их полной тарелкой куриного салата. Он, казалось, был немного навеселе, но пьянее не становился. С ней он не разговаривал. Она тоже молчала. Ей, однако, очень понравилось танцевать с ним.

Танцуя в дальнем конце комнаты, она видела в громадном зеркале над камином всех гостей. Когда она выбрала правильный ракурс, ей показалось, что Марголис не спускает с нее глаз, сидя на резном стуле с высокой спинкой перед пылающими искусственными дровами в камине. Он, казалось, очень внимательно разглядывает ее. Отражение пламени придавало его лицу какую-то живую, теплую прелесть, чего она никогда прежде не замечала. Но вот темные, белокурые, курчавые, лысые головы, обнаженные женские плечи, мужские сюртуки заслонили все перед ее глазами, и она больше не видела, что делает в углу Марголис.

Около полуночи она увидела его у стола, где наливали виски.

– Хелло, Сэм! – поздоровался с ним Родней Каткарт. – Как идут делишки?

– Нам нужно ехать. Бедный ребенок, по-видимому, устал, вся эта суета, шум… Родни, думаю, пора тебе отпустить мисс Доулинг.

– О'кей, парень, – согласился Родней, поворачиваясь к столу и снова наполняя свой стакан.

Марго, надев пальто, увидела, что ее в вестибюле ожидает Хардбейн. Показавшись, он крепко сжал ей руку.

– С большим удовольствием хочу сказать вам, мисс Доулинг, что вы произвели здесь настоящую сенсацию. Все девушки сгорают от желания узнать, какой краской для волос вы пользуетесь. – Он засмеялся, а его широкая грудь в жилетке затряслась. – Не угодно ли вам прийти завтра ко мне в кабинет? Позавтракаем вместе, поговорим о делах.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответила Марго, пожимая плечами, – но, мистер Хардбейн, я никогда не хожу по кабинетам. Бизнес – это не по моей части… Лучше позвоните нам, идет?

Она вышла на крыльцо в колониальном стиле. В длинном белом автомобиле рядом с Марголисом сидел Родней Каткарт. Марго, широко улыбнувшись, устроилась между ними, абсолютно спокойная, как будто в этом ничего такого особенного не было, будто она давно ожидала увидеть в машине Роднея. Машина тронулась. Все молчали. Она не понимала, куда они едут. Все широкие улицы с высокими пальмами по обочинам с горящими уличными фонарями были на одно лицо.

Они остановились у ресторана.

– Думаю, неплохо нам наскоро перекусить… Вы за весь вечер так ничего и не съели. – Марголис, протянув ей руку, чтобы помочь выйти из автомобиля, незаметно пожал ее.

– Как странно! – воскликнул Родней Каткарт, выскакивая из машины первым. – От этих танцев разыгрывается просто волчий аппетит.

Метрдотель изогнулся в поклоне чуть ли не до самого пола. Он повел компанию через весь зал под настороженными взглядами посетителей к зарезервированному для них столику. Марголис пил молоко, заедая его разломанными пшеничными бисквитами, Родней Каткарт съел бифштекс, а Марго ограничилась несколькими кусочками паштета из омара.

– Несчастному пареньку нужно теперь что-нибудь выпить, – заворчал Родней, отодвигая тарелку, вычищенную до последнего картофельного чипса.

Марголис предупредительно поднял два пальца.

– Здесь нельзя… запрещается… в какой все же удивительной стране все мы живем! Какая глупость! – Он уставился своими большими глазами на Марго.

Ей показалось, что он ей подмигнул, а может быть, она ошиблась и это был всего лишь нервный тик. Она медленно, широко ему улыбалась, дарила ему ту улыбку, из-за которой он так суетился на первой ее съемке у него в студии в Палм-Спрингс.

Марголис поднялся:

– Пошли, Марго, дорогая… Хочу кое-что вам показать…

Они с Роднеем пошли за ним следом по красному ковру, и она почувствовала охватившее ее возбуждение от любопытных взглядов за столиками, точно такое, какое испытывала в ресторанах Майами после гибели Чарли Андерсона.

Марголис привез их к большому жилому дому кремового цвета. Они поднялись на лифте. Открыв дверь, он пригласил их войти.

– Вот, – сказал он, – моя небольшая холостяцкая квартирка.

Просторная темная комната с балконом, увешанная гобеленами. На стенах повсюду картины, выполненные масляными красками, каждая с подсветкой сверху. Восточные ковры, сложены один на другой на полу, вдоль стен кушетки, накрытые шкурами зебры и льва.

– Ах, что за чудное местечко! – воскликнула Марго.

– Ну, немного на аристократический манер, не находите? – Марголис, улыбнувшись, повернулся к ней. – Такое внутреннее убранство можно увидеть лишь во дворце какого-нибудь кастильского гранда.

– Да, вы совершенно правы, – согласилась с ним Марго.

Родней Каткарт бесцеремонно вытянулся во весь рост на одной из кушеток.

– Послушай, Сэм, старина, – сказал он, – может, у тебя найдется пару бутылочек доброго канадского эля? Или у тебя есть даже «гиннес», а?

Марголис вышел в кладовку, плотно закрыв за собой вращающуюся дверь. Марго бродила по комнате, разглядывая яркие краски, полки, уставленные пляшущими китайскими фигурками. Ей вдруг стало страшно, словно в этой квартире бывают призраки.

– Иди ко мне Марго… послушай, что я тебе скажу, – позвал ее с кушетки Родней. – Ты мне так нравишься… Можешь называть меня просто Сай… Так меня называют друзья. Выходит больше по-американски.

– Мне все равно, – сказала Марго, весело подходя к кушетке.

Родней протянул ей руку.

– Ну, давай свою лапу, радость моя.

Она наклонилась к нему, но в это мгновение он, схватив ее за руку, резко потащил на себя, на кушетку.

– Может, поцелуешь меня, Марго?

«Какая у него мощная хватка, – подумала она. – Да он и в самом деле сильный мужик».

Марголис вышел из кладовки с подносом, на котором стояли бутылки и стаканы, поставил его на столик черного дерева рядом с кушеткой.

– Вот здесь я занимаюсь своей работой, – сказал он. – Гении без соответствующей обстановки ничего не в силах сотворить… Садись вот здесь! – Он указал на кушетку, где лежал Каткарт. – Знаешь, я сам подстрелил вот этого льва… Прошу меня простить. Минуточку… – Он подошел к балкону, включил там свет.

Дверь за ним снова закрылась, и комната погрузилась в темноту. Горели лишь подсветки над картинами.

Родней сел на кушетке, пододвинулся к самому ее краю.

– Ради Христа, выпей чего-нибудь, сестрица…

– Ладно, Сай, налей мне капельку джина, – сказала Марго.

Она села рядом с Роднеем.

Да, он на самом деле привлекательный мужчина. Она позволила ему себя поцеловать. Но в ту же минуту его правая рука поползла по ее бедру под юбкой. Она вскочила, отбежала в противоположный угол комнаты, снова стала разглядывать выставленные картины.

– Ну, не будь глупышкой, – вздохнул он, падая спиной на кушетку.

Сверху до них не доносилось ни звука. Она невольно начала дрожать. Интересно, что так долго делает там наверху Марголис? Она снова подошла к кушетке, брызнула в стакан несколько капель джина. Родней Каткарт вдруг вскочил на ноги, крепко обнял ее сзади, игриво укусил за ушко.

– Ну-ка прекрати весь этот вздор, ты ведешь себя как дикарь. – Ей совсем не хотелось вступать с ним в борьбу, еще запачкаешь платье.

– Но это же я, – шептал он ей на ухо. – Ты меня так возбуждаешь!

Марголис стоял перед ними с газетами в руках. «Интересно, – подумала Марго, – как долго он находится здесь, рядом?» Родней Каткарт снова повалился на кушетку, закрыл глаза.

– Ну а теперь, Марго, дорогая, садись, – сказал Марголис ровным тоном. – Я хочу рассказать тебе одну историю. Посмотрим, вызовет ли она у тебя какие-то ассоциации.

Марго почувствовала, что краснеет. У нее за спиной Родней тяжело дышал, словно в беспокойном сне.

– Итак, тебе надоела круговерть европейских столиц, – продолжал Марголис. – Ты дочь старого армейского офицера. Твоя мать умерла. Ты успеваешь повсюду – танцы, званые обеды, любовные дела. Ты получила множество предложений руки и сердца. Отец твой – либо француз, либо испанский генерал. Родина призывает его к себе. Его отправляют в Африку, чтобы там противостоять воинственным маврам. Он намерен отправить тебя в монастырь, но ты хочешь поехать вместе с ним, настаиваешь на этом. Ну, ты следишь за мной?

– Да, слежу! – порывисто сказала Марго.

– Девушка проникает зайцем на корабль, чтобы вместе с ним отправиться на войну. На том же судне едет молодой студент американского колледжа, который тоже убежал из колледжа, который тоже убежал из дома, чтобы вступить в Иностранный легион. Позже мы узнаем причину. Это будет твой друг Сай. Вы встречаетесь… Все очень хорошо между вами. Твой отец серьезно болен. В это время ты находишься в грязном форте, осажденном дикарями – кровожадными, дико орущими местными жителями.

Сай прорывается через блокаду, чтобы доставить твоему больному отцу необходимое лекарство, которое может спасти ему жизнь. После возвращения его арестовывают как дезертира. Ты спешишь в Танжер, чтобы просить заступничества у американского консула. Жизнь твоего отца вне опасности.

Ты возвращаешься как раз вовремя и опережаешь расстрельный взвод. Сай – американский гражданин, он получает заслуженную награду. Сам генерал целует его в обе щеки, и передает свою красавицу дочь в его сильные, крепкие руки. Больше я не стану ничего рассказывать… Пусть эта история глубоко западет тебе в душу. Само собой, это лишь небольшой набросок. Все это вздор, но он открывает перед режиссером определенные перспективы. Я вижу тебя именно такой, способной рисковать всем на свете ради любимого человека, – своей репутацией, даже жизнью. Ну а теперь я отвезу тебя домой… Вот, Сай спит. Он сущее животное, грубиян, белокурая бестия.

Марголис, помогая ей надеть пальто, задержал руки на ее плечах.

– Однако есть еще кое-что, и это тоже должно глубоко отложиться в твоей душе, в твоем рассудке, в твоем сердце. Я не требую сейчас никакого ответа. Обсуди все это со своей очаровательной компаньонкой. Позже, после того как мы завершим работу над этой картиной, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я человек свободный. Много лет назад, в прежней жизни, у меня была жена, как и у всех мужчин, но мы даже не пытались устранить возникшее между нами недопонимание, и каждый пошел своей дорогой. В ближайшее время я буду очень-очень занят. Ты и понятия не имеешь, какая трудная предстоит мне работа. Когда я делаю фильм, то больше ни о чем не могу думать, но когда творческий процесс завершится, может быть, месяца через три, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Сейчас никакого ответа не нужно…

Они ехали сидя рядом и не проронили ни слова до самого дома в Санта-Монике, ехали медленно, сквозь плотный белый клочковатый утренний туман. Когда он остановил машину, Марго, наклонившись к нему, погладила его по щеке.

– Ах, Сэм, – сказала она, – какой замечательный вечер ты устроил для меня сегодня.

Эгнис ужасно волновалась из-за нее, где это она так долго задержалась? Она расхаживала по квартире в ночной рубашке, включая повсюду свет.

– После того как ты уехала, Марджи, у меня возникло какое-то смутное ощущение. Тогда я позвонила мадам Эстер, спросила, что она думает по этому поводу. Фрэнк передал через нее для тебя сообщение. Знаешь, в прошлый раз она мне сказала, что Фрэнк старается преодолеть негативные неблагоприятные воздействия.

– Ах, Эгнис, что же он теперь передал?

– В сообщении говорится, что твой успех полностью в твоих руках. Ах, Марджери, ты должна выйти за него замуж… Вот что он хотел передать нам.

– Какой вздор! Сорока на хвосте принесла! – сказала Марго, падая на кровать. – По-моему, я совсем выбилась из сил. Будь умницей, повесь мою одежду, Эгнис.

Но Марго была так сильно возбуждена, что не могла заснуть. В комнате слишком светло. Она видела красноватый свет сквозь закрытые веки. Но все равно нужно поспать. Можно представить себе, какой у нее будет видок, если она не выспится.

Она позвала Эгнис, попросила принести ей таблетку аспирина. Эгнис усадила ее в кровати, дала стакан с водой, чтобы запить лекарство. Как эта сцена была похожа на то, что происходило в ее детстве, когда Марго была еще совсем маленькой девочкой, а Эгнис ухаживала за ней, если она болела. Вдруг ей приснился сон – вот она заканчивает свой номер во «Все это умеют», и вдруг красные от натуги лица в партере начинают неистово орать, гремят аплодисменты, и она, словно на крыльях, несется за кулисы, а там ее ждет Фрэнк Мандевилл в черном плаще. Он распахивает навстречу ей руки и она влетает в его широкие объятия, и плащ обвивается вокруг нее, начинает душить ее. Она падает, а он сидит на ней, когтями срывает с нее платье, а за ним, за его спиной сидит и весело смеется Тони. Тони весь в белом, в белом берете с широким галстуком, заколотым бриллиантовой булавкой в виде клюшки для гольфа; он подпрыгивает, радостно хлопает в ладоши. Ее крик, вероятно, услыхала Эгнис и быстро поднялась к ней в спальню. Она что-то говорила Марго, но что именно, та не могла разобрать. Она сидела в кровати, дрожа всем телом.

Эгнис была в ужасном смятении, ее что-то сильно разволновало.

– Ах, какой ужас! Там внизу Тони! Он требует, чтобы я пропустила его к тебе, Марджи. Он прочитал обо всем в газетах, ну, о том, что ты играешь вместе с Роднеем Каткартом в следующей картине Марголиса. Он просто вне себя от гнева. Говорит, что он твой муж и что обязан заботиться о тебе, о твоем бизнесе. Он утверждает, что это его законное право.

– Ах, этот гнусный крысеныш! – воскликнула возмущенная Марго. – Ну-ка, пусть поднимется… Который час?

Соскочив с кровати, она подбежала к туалетному столику, чтобы привести в порядок макияж. Услыхав тяжелые шаги Тони по лестнице, она, набросив на себя розовую кружевную ночную рубашку, снова прыгнула в постель.

Когда он вошел, она сонно приоткрыла глаза.

– В чем дело, Тони? – спросила она.

– Что за дела? – начал он с угрозой в голосе. – Я здесь подыхаю от голода, а ты получаешь по три тысячи в неделю… Вчера нам с Максом не на что было пообедать… Нас выгоняют из квартиры. По закону все, что ты зарабатываешь, принадлежит и мне. Я был с тобой слишком мягким… Позволял тебе обманывать себя.

– Запомни, дорогуша, ты сейчас не на Кубе, – зевнула Марго, приподнявшись на кровати. – Тони, вот что я тебе скажу. Давай лучше расстанемся по-хорошему, друзьями. Контракт пока не подписан. После того как я поставлю под ним свою подпись, мы выделим тебе небольшую сумму, чтобы вы с приятелем организовали свою спортивную школу по поло в Гаване. Ты бесишься, потому что скучаешь по родине – вот и все.

– Как это будет замечательно, слов нет! – вмешалась в разговор Эгнис. – Лучшего места для этого, чем Куба, не найти… там всегда полно богатых туристов и все такое…

Тони стал серьезным, на его лице появилось жесткое выражение.

– Марго, не забывай, мы с тобой католики. Мы верим в Бога. Мы знаем, что наша церковь запрещает развод… Эгнис, по-моему, она этого не понимает.

– Я куда лучшая католичка, чем ты, доложу тебе, и ты это прекрасно знаешь! – взвизгнула Эгнис.

– Послушай, Эгнис, какой прок спорить о религии до завтрака? – Марго села в кровати, подтянула под одеялом колени к подбородку. – Мы с Эгнис считаем, что Мэри Бейкер вдохнула в нас веру в Бога. Понимаешь, Тони? Садись, на кровать, Тони. По-моему, ты сильно растолстел, Тони, и мальчикам не понравится твоя фигура, если она у тебя не будет похожей на девичью, понимаешь? Ты же знаешь, как несладко нам с тобой порой приходилось?

Он сел на кровать, закурил сигарету. Она пригладила упавшие ему на лоб черные жесткие пряди.

– Надеюсь, ты не примешься снова за свои старые штучки, когда я сумею добиться величайшего в своей жизни прорыва?

– Ах, каким я был скотом! Я абсолютно никчемный человек! – захныкал он. – Ну, что скажешь по поводу тысчонки в месяц? Ровно третья часть от твоего жалования. Ты ведь все равно все растранжиришь. Для чего женщинам деньги, понятия не имею!

– Возможно, они им и не нужны. Но ты же знаешь, сколько приходится вкалывать, чтобы заработать в этом бизнесе?

– Ладно, черт с тобой, пусть будет пятьсот. Я ничего не смыслю в цифрах, тебе об этом очень хорошо известно. Я ведь большой ребенок, разве не так?

– Я тоже ни черта в них не понимаю. Спуститесь с Эгнис вниз и там обо всем спокойно договоритесь. А я приму ванну и переоденусь. Скоро ко мне придет портниха, а мне еще нужно сделать прическу. Сегодня днем у меня сотня деловых встреч… Будь умницей, Тони.

Она погладила его по щеке, и Тони с Эгнис вышли из спальни. Тони теперь казался таким робким, словно послушная овечка.

Вскоре, когда она приняла ванну, Эгнис снова поднялась к ней.

– Марджи, – зло сказала она, – следовало развестись с Тони давным-давно. Этот немец так уцепился за него… А он очень плохой парень. Ты знаешь, как воспринимает любые скандалы мистер Хейз.

– Я знаю только одно – я сваляла дурака.

– Нужно посоветоваться с Фрэнком. Сегодня я встречаюсь с мадам Эстер. Фрэнк может порекомендовать нам надежного честного адвоката.

– Можно обратиться к Вардману. Это адвокат мистера Хардбейна и Сэма тоже. О девушке ничего не должно просачиваться в печать, если только она не отъявленная Аура.

Зазвонил телефон. Мистер Хардбейн, легок на помине. По поводу контракта. Марго попросила Эгнис сходить к нему в контору, поговорить об этом деле. Весь день она простояла перед высоким зеркалом, а портниха с полным ртом булавок, бегала вокруг нее, суетилась. Беспокойство не покидало Марго – что же прикажете ей делать? Около пяти пришел Сэм, чтобы взглянуть на ее обновки, а она все еще приводила в порядок волосы, сунув голову в сушилку.

– Как ты, однако, привлекательна с головой в этой штуковине, – сказал Сэм, – в этом кружевном неглиже, с уголком брюссельских кружев между бедрами… Никогда этого не забуду. У меня поразительная память. Никогда не забываю ничего, что хоть раз увижу. В этом секрет зрительного воображения художника.

Эгнис на «роллс-ройсе» вернулась за ней, но от Сэма невозможно было отвязаться. Он непременно хотел доставить их куда угодно на своем автомобиле.

– Марго, дорогая, какие у тебя могут быть секреты от меня? – ласково упрекал он ее. – Я ведь все понимаю, вот увидишь… все на свете… Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Вот почему я и уверен, что смогу срежиссировать твою картину. Я подробно изучал все ракурсы твоего лица, познал твою маленькую девичью душу, которую одолевает желание… Ну чем ты можешь меня удивить или шокировать?

– Вот и отлично! – сказала Марго. – Но все же пока оставь нас, прошу.

Он ушел, надувшись.

– Ах, Марджери, подумай, ну разве можно так обращаться с мистером Марголисом! – заныла Эгнис.

– Я-то могу обойтись без него, а он не может, – решительно заявила Марго. – Ему нужна новая звезда. Говорят, дела у него катятся под гору…

– Хардбейн считает, что это потому, что он уволил своего рекламного агента.

Было уже довольно поздно, когда они наконец выехали. Дом мадам Эстер находился в даунтауне, в заброшенной части Лос-Анджелеса. Они попросили шофера высадить их за два квартала, и прошли до дома пешком по улице, застроенной бунгало с пыльными, неухоженными дворами, – в подобных местах им приходилось жить, когда они приехали на Восточное побережье несколько лет назад.

– Тебе этот район ничего не напоминает? – толкнула Марго локтем Эгнис.

– Нужно всегда хранить в памяти только приятное, – ответила Эгнис, нахмурившись.

Мадам Эстер жила в большом сборном доме с широкими верандами и потрескавшейся крышей, покрытой кровельной дранкой. На всех мрачных окнах шторы опущены. Эгнис нашла небольшую застекленную дверцу с тыльной стороны, постучала. Ей тут же открыла высохшая старая дева с седыми взлохмаченными волосами.

– Мадам уже вошла в транс. Клиенты не любят, когда их заставляют подолгу ждать. Боюсь, что теперь будет трудно нарушить последовательность коммуникации.

– Она получила какие-нибудь сведения от Фрэнка? – прошептала Эгнис.

– Он ужасно рассержен… Не думаю, что он снова выйдет на связь… Дайте мне вашу руку.

Взяв Марго за руку, Эгнис протянула старой деве свою. Они прошли, глядя друг другу в затылок, по темному коридору, в котором горела лишь одна маленькая красноватая лампочка. Открыв дверь, вошли в абсолютно темную комнату, в которой было много народа. Все клиенты шумно дышали, шаркали ногами.

– А я думала, что все будет сделано конфиденциально, – робко прошептала Марго.

– Ша! – цыкнула на нее Эгнис.

Когда глаза привыкли к темноте, она увидела крупное, одутловатое лицо мадам Эстер. Сидя за огромным круглым столом, она качала головой. Вокруг стола – расплывчатые пятна лиц клиентов. Они потеснились, освобождая место для Марго с Эгнис. Марго вдруг почувствовала, что сжимает чью-то влажную, потную руку. Перед мадам Эстер на столе лежало множество маленьких блокнотиков из белой бумаги. В комнате теперь царила мертвая тишина, Марго только слышала, как тяжело дышит рядом с ней Эгнис.

Казалось, прошла целая вечность, но с ними ничего особенного не происходило, Марго заметила, что глаза у мадам Эстер широко раскрыты, виднелись только блестящие белки. Из ее рта исходил чей-то глубокий баритон, словно кто-то говорил на языке, которого Марго не понимала. Один из сидевших в кружке ответил той же тарабарщиной, видимо задавая духу вопросы.

– Это говорит Сиди Хассан, индус, – прошептала Эгнис. – Он иногда дает весьма полезные советы для игры на фондовой бирже.

– Тишина! – вдруг заорала визгливым голосом мадам Эстер, чуть не перепугав Марго до смерти. – Фрэнк уже ждет. Нет, его кто-то отозвал. Но он оставил сообщение, что все образуется, все будет в порядке. Также он указал, что завтра передаст всю нужную обеим сторонам информацию и что его маленькая девочка не должна ни под каким предлогом делать хотя бы один шаг без предварительных консультаций с ее дорогой Эгнис.

Эгнис вдруг разразилась истерическими рыданиями. Марго почувствовала, как кто-то легонько хлопает ее по плечу. Это была та же седовласая старая дева. Она проводила их с Эгнис к выходу. Она, вероятно, пользовалась нюхательной солью, от которой Эгнис зачихала. Перед входной дверью она сказала:

– Всего с вас пятьдесят долларов. По двадцать пять с каждой… И мадам говорит, чтобы эта красивая девушка больше сюда не приходила, ибо это очень опасно для нее, так как мы здесь подвергаемся вредоносным воздействиям. Но запрет не касается миссис Мандевилл. Она может приходить к нам, как и прежде, получать сообщения. Ей ничто не грозит, говорит мадам, потому что у нее золотое сердце ребенка.

На темной улице они осознали, что уже наступил вечер и повсюду горят уличные фонари. Марго подняла меховой воротник, чтобы ее здесь никто не узнал.

– Видишь, Марджи, – сказала Эгнис, когда они усаживались на проваливающееся мягкое сиденье старого «роллс-ройса», – все теперь будет хорошо, так как Фрэнк не спускает с нас глаз. Он хочет тебе сказать, чтобы ты не унывала и немедленно выходила замуж за мистера Марголиса.

– Ну, думаю, что это ничуть не хуже, чем подписать контракт на три года.

Она попросила шофера ехать как можно быстрее, так как ее ждал Сэм. Они сегодня вечером идут на премьеру в театр Громана.

Подъехав по дорожке к подъезду своего дома, они сразу же увидели Тони с Максом Хиршем. Те сидели на мраморной скамье в садике.

– Ладно, я сама поговорю с ними, – сказала Эгнис.

Марго, взбежав к себе наверх, начала быстро переодеваться. Стоя в нижнем белье, она разглядывала себя в зеркале, когда в комнату ворвался взбудораженный Тони. Когда он подошел ближе к лампочке над туалетным столиком, она увидела, что у него под глазом фингал.

– Ты что, объезжал лошадь, Тони? – спросила она не оборачиваясь.

Тони забормотал, с трудом переводя дыхание:

– Это Макс поставил мне под глазом синяк, так как я не хотел идти к тебе. Марго, послушай, он ведь убьет меня, если ты не дашь мне тысячу баксов. Мы с ним отнюдь не уйдем, покуда ты не выпишешь нам чек, потому что нам сейчас позарез нужны деньги. Макс сегодня устраивает вечеринку, а бутлегер не хочет везти нам спиртное без оплаты и требует только наличные. Макс говорит, что ты собираешься со мной разводиться. Как же так? Разве ты не знаешь, что в нашей церкви разводы запрещены? Это такой тяжкий грех, который я никогда не возьму на душу! Ты от меня развода не получишь, имей в виду!

Марго встала, повернулась к нему.

– Ну-ка передай мне пеньюар. Вон там, на кровати. Не хватало мне еще из-за тебя простудиться и умереть. Послушай, Тони, тебе не кажется, что ты разжирел? На прошлой неделе я сама набрала лишних два фунта. Пойми, Тони, этот болван тебя погубит. Пора тебе с ним завязывать, поехать куда-нибудь подлечиться… Мне совсем не светит, если федеральные сыщики тебя задержат по обвинению в употреблении и торговле наркотиками. Только вчера они устроили крупную облаву в Сан-Педро.

– Дай мне деньги. Ты просто должна. Ведь он переломает мне все кости, понимаешь? – расплакался Тони.

Марго бросила быстрый взгляд на ручные часики, лежащие на столике рядом с большой коробкой пудры. Восемь. Сэм должен быть с минуты на минуту.

– Хорошо, – сказала она, – в таком случае в следующий раз, когда ты с ним сюда заявишься, тебя встретят детективы. Я попрошу их охранять свой дом… Ты это понимаешь? Больше я не потерплю никаких твоих штучек… Еще раз – и все твои дружки окажутся в тюрьме. Если ты считаешь, что Сэм Марголис не сообщит о твоем вымогательстве в газеты, то сильно заблуждаешься, поверь. Ступай вниз, скажи Эгнис, пусть выпишет тебе чек и отдаст все деньги, которые есть в доме…

Марго продолжала одеваться.

Через несколько минут к ней прибежала Эгнис, вся в слезах.

– Что же нам делать? – запричитала она. – Я выписала ему чек, дала еще двести долларов. Ах, как все это Ужасно! Почему Фрэнк не предупредил нас об этом? Я же знаю, что он постоянно следит за нами, и мог бы и посоветовать, что нам делать с этим чудовищем.

Марго вошла в гардеробную, надела новое, с иголочки, платье.

– Этот чек нужно срочно аннулировать – это первое, что ты сделаешь завтра утром. Потом позвонишь в полицию, в отдел по охране жилищ, и пригласишь сюда, к нам, двух детективов. Пусть охраняют нас днем и ночью. Пусть займутся этим немедленно. Все кончено, мне это уже надоело до чертиков!

Марго взбесил наглый визит Тони. Она стремительно расхаживала взад и вперед по комнате в новом белом платье со стеклярусом и отделкой из страусиных перьев. Она заметила свое отражение в большом трюмо между кроватями, подошла поближе, глядя на свое тройное изображение. Какие у нее голубые, горящие гневом глаза, как порозовели щеки! Сзади подошла Эгнис, принесла ленту для волос с искусственным бриллиантом.

– Ах, Марго, – воскликнула она, – ты еще никогда не была такой сногсшибательной!

Вошла горничная, сообщила, что мистер Марголис ее ждет.

– Ты не будешь бояться детективов в доме, дорогая? – спросила Марго, целуя Эгнис на прощание.

Набросив на плечи горностаевое манто, которое ей только что прислали на одобрение, направилась к машине.

Родней Каткарт во фраке развалился в ленивой позе на заднем сиденье. На его смуглом лице, когда он улыбался, поблескивали два ряда белоснежных безукоризненно ровных зубов.

Сэм вышел ей навстречу, чтобы помочь сесть в автомобиль.

– Марго, дорогая моя, от твоего вида просто дух захватывает! Я знал, что это как раз то платье, какое тебе нужно, – сказал он. Глаза у него сияли гораздо ярче, чем обычно. – Сегодня для нас очень важный вечер. Съезд всех звезд. Я расскажу тебе об этом после. Я проверил наш с тобой гороскоп.

В гудящей в вестибюле толпе Марго и Родней подошли к микрофону, чтобы сказать несколько слов о своей новой картине, о своей работе с Сэмом Марголисом. В ярком слепящем свете «юпитеров» они прошли в холл под любопытными взглядами всех присутствующих. Церемониймейстер пытался заставить и Марголиса сказать несколько слов, но тот с сердитым видом отвернулся и, не глядя по сторонам, проследовал в еще пустой кинозал. После просмотра они пошли в ресторан, посидели немного за столиком. Родней Каткарт заказал себе отбивные из почек.

– Нечего нажимать на еду, Сай, – сказал Марголис. – Основное угощение ждет нас в моей квартире.

Он и вправду не солгал. Там их ждал большой стол, уставленный блюдами с холодной семгой и салатами из омаров. Филиппино, его дворецкий, ловко откупоривал бутылки шампанского только для них троих. На сей раз Марго не стала сдерживать аппетит, ела и пила все подряд, сколько влезет. Родней умял почти всю семгу, приговаривая, что она просто превосходна, высший класс, и даже Сэм, со словами, что угробит себя этой пищей, съел целую тарелку салата из омаров.

Марго опьянела, у нее кружилась голова, и она непрерывно глупо хихикала. Оглядевшись, она вдруг заметила, что Сэм Марголис вместе с Филиппино куда-то исчезли, а она сидит рядом с Саем на кушетке, покрытой шкурой льва.

– Итак, ты собираешься замуж за Сэма? – спросил Сай, одним залпом выпивая бокал шампанского.

Она кивнула.

– Молодец, умница! – Сай, сняв с себя пиджак и жилет, аккуратно повесил их на спинке стула. – Боже, как я ненавижу эту одежду… Ты обязательно должна приехать ко мне на ранчо… Там я без оной… Слишком жарко…

– Но ты так здорово все носишь! – сказала Марго.

– Правильно говоришь! – ответил Сай.

Наклонившись к ней, он вдруг одним движением посадил Марго к себе на колени.

– Опомнись, Сай, нельзя этого делать здесь, тем более на львиной шкуре Сэма.

– Я тебя возбуждаю, да? Ты бы взглянула на меня голого! – Он поцеловал ее.

– Ах нет, не надо! – запротестовала Марго.

Но что она могла сделать? Он такой сильный, а его крепкие руки уже шарили у нее под юбкой.

– Ах, оставь меня в покое, я совсем не хочу! – возмутилась она.

Он встал, принес ей еще один бокал шампанского. Себе налил целое ведерко, в котором лежал еще с вечера наколотый лед.

– Ну, а что до этого льва, то все это полная чепуха! Сэм на самом деле застрелил его, но этот болтун подстрелил его почти что в зоопарке. На одной из ферм по разведению львов решили избавиться от кое-каких старых особей и устроили настоящую охоту. Как можно было в таком случае не попасть в беднягу? Это было хладнокровное убийство, ничего больше.

Допив до конца шампанское, он вдруг прыгнул на нее, повалил на кушетку, подминая под себя своими мощными руками.

У нее сильно кружилась голова. Она ходила взад и вперед по комнате, стараясь восстановить дыхание.

– Спокойной ночи, сладострастное чучело гороховое, – бросил Сай. Не торопясь, надел жилет, пиджак и вышел.

Вернулся Сэм. Он показывал ей какие-то цифры, написанные на листке бумаги. Он впился своими сияющими глазами в ее лицо. Она пыталась прочитать, что там написано. Руки у нее дрожали.

– Вот сегодня вечером, – говорил он, – сегодня вечером пересеклись наши линии жизни. Мы, таким образом, женаты, хочешь ты того или не хочешь. Я не верю в свободное волеизъявление. А ты, дорогая Марго?

У Марго сильно кружилась голова. Она ничего не могла ему ответить.

– Ладно, дорогое мое дитя, оставим это, ты очень устала, – нашептывал ей мурлычущий, успокаивающий голос Марголиса.

Она не сопротивлялась, когда она повел ее в спальню, осторожно раздел и уложил на большую кровать со столбиками, на черные шелковые простыни…

Сэм привез ее домой в середине дня. Детектив, заметив, как они поворачивают по дорожке к подъезду, учтиво дотронулся двумя пальцами до своей шляпы. Как ей было приятно видеть этого крупного мужчину с круглым лицом, с широким приплюснутым носом, который теперь надежно охранял их жилище. Эгнис в цветастом стеганом пеньюаре нервно ходила взад и вперед по гостиной с газетой в руке.

– Где это ты пропадала? – закричала она, увидев ее. – Ах, Марджи, ты навсегда испортишь свою внешность, если будешь продолжать в том же духе, тем более сейчас, когда у тебя все только начинается… Ну, а теперь посмотри вот на это. Только не падай в обморок… Не забывай, что все к лучшему в этом мире.

Она протянула Марго «Таймc» с очерченным ее наманикюренным ногтем заголовком.

– Разве я тебе не говорила, что Фрэнк не спускает с нас глаз?

ГОЛЛИВУДСКИЙ СТАТИСТ УБИТ НА ВЕЧЕРИНКЕ

ЗНАМЕНИТЫЙ ИГРОК В ПОЛО ИСЧЕЗАЕТ

МОРЯКИ ЗАДЕРЖАНЫ

«Двое военнослужащих в военной форме – Джордж Кук и Фрэд Костелло, проходящие службу на корабле «Кеннсоу», – были задержаны вчера для дачи показаний. Их обнаружили в очень пьяном виде или накаченными наркотиками в подвале жилого дома по адресу Хигурас-драйв, 224, в Сан-Педро, где, по словам свидетелей, всю ночь тянулась вечеринка с обильными возлияниями. Рядом с ними был обнаружен труп молодого человека, которому кто-то раскроил череп тупым предметом. Он был опознан. Это тело кубинца по имени Антонио Гарридо, до последнего времени работавшего статистом на некоторых съемочных площадках известных киностудий. Он еще дышал, когда в подвал по вызову обеспокоенных соседей прибыла полиция. Четвертый участник вечеринки, немецкий гражданин по имени Макс Хирш, который, как некоторые полагают, является австрийским аристократом и который жил в фешенебельном бунгало в одной квартире с красивым молодым кубинцем, бежал с места происшествия еще до прибытия полицейских на место случившейся трагедии. Утром о его местонахождении все еще не было известно властям».

У Марго перед глазами поплыли большие радужные круги. Пошатываясь, она вышла из гостиной. «Ах, Боже мой!» – повторяла она. Поднимаясь к себе по лестнице, она крепко держалась за перила, чтобы не упасть. Сорвав с себя одежду, вбежала в ванную комнату, плюхнулась в горячую воду и долго лежала там с закрытыми глазами.

– Ах, Марджи! – выла в другой комнате Эгнис. – Ты только посмотри, во что превратилось твое новое платье!

Марго с Сэмом Марголисом прилетели в Гаскон, в Аризону, чтобы там сочетаться браком. На брачной церемонии никого не было, кроме Эгнис и Роднея Каткарта. После ее завершения Марголис подарил мировому судье новенькую стодолларовую купюру. Возвращение домой нельзя было назвать безоблачным, они на своем большом гремящем трехмоторном аэроплане попали над пустыней в такую болтанку, которая чуть не вытрясла из них все кишки. Под белым беретом Марголиса оттенки его лица постоянно менялись, но тем не менее он говорил, что все просто восхитительно, никаких проблем. Родней Каткарт и Эгнис не стесняясь блевали в картонные пакеты. Марго чувствовала, как ее улыбка то и дело превращается в болезненную гримасу, но все же ей удалось сдержаться и не расстаться со свадебным завтраком.

Когда самолет наконец приземлился в аэропорту, они с полчаса заставили ждать на бетонке кинооператоров с их камерами. Приведя себя в божеский вид, они, покрасневшие и счастливые, спустились по трапу, попав под ливень бумажных лент и конфетти, которыми их осыпала толпа под стрекот кинокамер. Роднею Каткарту пришлось осушить примерно с пинту виски, чтобы не подгибались ноги. Марго, улыбаясь, с удовольствием глядела на громадную охапку желтых орхидей, давно ожидавших ее в холодильной камере аэропорта. Эгнис вся светилась от счастья, у нее в руках тоже был букет орхидей, правда, лавандового цвета. Его ей купил заботливый Сэм и настоял на том, чтобы она спустилась по трапу вместе с ними, позируя перед камерами. Какое облегчение испытали все они, очутившись наконец после испепеляющего жара пустыни, ужасной болтанки самолета, то и дело проваливавшегося в воздушные ямы, в тихой костюмерной киностудии. К трем часам они уже загримировались. В небольшом павильоне на первом этаже Марголис немедленно приступил к работе. Он делал крупные планы вцепившихся друг в друга Марго и Роднея Каткарта на фоне задника, изображавшего угол грязного военного форта. Сай – обнаженный по пояс, с двумя крест-накрест пересекавшими грудь патронташами, в парусиновом легионерском кепи. Марго – в белом вечернем платье, в атласных туфельках-лодочках на высоких каблуках. Сцена объятий у них не получалась из-за патронташей Роднея. Марголис, громко стуча своей тростью с фарфоровым набалдашником, нервно ходил перед ними, то и дело выбегал из своей небольшой будки за камерой на слепящий свет «юпитеров», чтобы дать актерам указания. Марго и Саю пришлось бросаться в объятия друг друга и вырываться из них раз десять – двенадцать, пока, наконец, они не сделали то, что требовал от них режиссер.

– Мой дорогой Сай, – увещевал Марголис Роднея. – Ты должен сделать все, чтобы зрители прочувствовали эту сцену, каждое вздрагивание твоих мускулов должно свидетельствовать об охватившей тебя дикой страсти, а ты все еще действуешь, словно деревянная кукла. Все любят ее, этот хрупкий образец прекрасной вибрирующей женщины, которая готова пожертвовать всем ради чувства к любимому человеку… Марго, дорогая, ты почти на грани обморока, ты вся растворяешься в его объятиях. Если бы не его сильные руки, ты давно рухнула бы на землю. Сай, мой дорогой парень, пойми, ты ведь не атлетически сложенный инструктор по плаванию, обучающий молодую леди, как нужно держаться на воде! Ты пришедший в отчаяние возлюбленный, которому грозит смерть. Все зрители должны видеть в тебе самих себя, они верят, что ты любишь ее, любишь за всех них, за миллионы людей, которые мечтают о любви, красоте, о любовном восторге, но ты не думай о них, расслабься, мой дорогой, не думай и обо мне, забудь, что я рядом на площадке, что за тобой следит камера. Нет, вы с ней только вдвоем, вы оба стараетесь воспользоваться этим отчаянно сладостным моментом, вы только вдвоем, и вы оба подчиняетесь только своим бешено колотящимся сердцам, ты и самая красивая девушка в мире, новая возлюбленная, новая дива всей нации… Ладно… поехали… мотор!