Я уже давно не виделась с Люси и чувствовала себя виноватой перед ней — из-за того, что жила у Джесси, когда они поссорились. В общем, я решила нагрянуть к Люси с визитом. На звонки она не отвечала, и я уже тревожилась, не считает ли Люси мое тесное общение с Джесси своего рода предательством. Я знала, что между тремя и четырьмя Люси обычно дома и что в это время у нее подобие передышки перед тем, как поехать забирать дочек из школы. Я купила для Люси букет белых роз с зелеными листьями, а девочкам — упаковку печенья в розовой сахарной глазури и отпросилась у Майлса на часок.

Люси открыла дверь, и на лице у нее было выражение сильнейшего облегчения. Мы от души обнялись, я протянула ей розы, а она сказала:

— Спасибо, но в честь чего это?

— В честь нашей дружбы. Я по тебе соскучилась! — честно ответила я.

Люси впустила меня, я огляделась и поняла, что атмосфера в доме изменилась, стала спокойнее. Да и обстановка тоже поменялась — например, я что-то не припоминала этих современных картин в холле.

Люси провела меня на кухню, поставила чайник. В доме царила ослепительная чистота, как будто всю обстановку сменили на свежую, сдували каждую пылинку и клали все на свои места. Вещей как будто стало меньше и в доме было пустовато, но зато не так неуютно, как в прошлый раз.

— Ты сделала ремонт? — поинтересовалась я.

— Да нет, скорее, выгребла весь хлам. — Люси села напротив меня за кухонный стол. Покрутила бриллиантовую сережку-гвоздик в ухе.

— Дейзи, Эдвард ушел. Окончательно ушел. Все кончено, и слава богу.

— Эдвард ушел? Когда?

— Да с месяц уже.

— Месяц назад?! — потрясенно переспросила я. — И ты молчала?! Но почему ты мне не сказала? А, вот поэтому ты и не отвечала на звонки!

Люси обвела глазами кухню, словно пытаясь выиграть время. Потом она заговорила — медленно, тщательно подбирая слова, точно давно отрепетировала свой ответ.

— Не говорила, потому что мне самой нужно было с этим свыкнуться. Потому что боялась — вдруг тебе надоело мне сочувствовать с тех пор, как выплыла измена Эдварда? Потому что мне стыдно признать, что я мать-одиночка, — это так жалобно звучит. Потому что, когда он ушел, я была уже настолько морально готова к его уходу, что расстроилась значительно меньше положенного, и все удивлялись. И потому что мне нравится тишина в доме и молчащий телефон и то, что обо мне некому волноваться. Знаешь, у меня такое ощущение, что я живу частной, замкнутой жизнью и впервые за долгие годы, уложив детей или отвезя их в школу, я могу полностью сосредоточиться на себе. Даже странно — если не считать клейма «матери-одиночки» и этого отвратительно-снисходительного сочувствия со стороны родни, которая твердит «бедняжка, теперь ей придется везти весь воз самой», в остальном уход Эдварда меня совершенно не подкосил. Может, конечно, я, как страус, прячу голову в песок и отрицаю очевидное, или, может, оттого, что последнее время Эдвард вел себя просто отвратительно, так отвратительно, что я старалась этого не замечать, — но теперь, когда он ушел, я испытала одно лишь облегчение и ничего кроме облегчения.

Я слушала, боясь шелохнуться и прервать этот выстраданный монолог. Люси продолжала:

— Ушел Эдвард после очередной ссоры, в половине пятого утра, а поссорились мы потому, что у меня на нервной почве начался кашель. Я закашлялась во сне, а он стал утверждать, мол, ты нарочно кашляешь, чтобы мешать мне спать. А потом началось настоящее извержение вулкана. Эдвард взорвался, я тоже, потому что наружу полезли вся накопленная ярость и боль, и он сказал что «семейной жизни с него хватит» и он уходит. Я ему говорю — отлично, собирай вещи и вон отсюда немедленно, и он так и поступил. Я швырнула ему кучу мусорных мешков и, пока он заталкивал туда свое барахло, как ни в чем не бывало мыла посуду и запускала стирку.

Когда Люси сказала это, я подумала, что именно детали, крошечные детали объединяют нас, делают такими уязвимыми и в то же время сильными, делают нас людьми. Муж уходил от нее, уходил, оставляя с двумя детьми, а она, не зная, чем себя занять, пока он пакует вещи, запускала стиральную машину.

— Когда он ушел, — продолжала Люси, — я легла в постель, и мне вдруг стало так спокойно. Я не плакала, просто смотрела на часы, пока не зазвонил будильник и не надо было поднимать девочек и кормить завтраком и везти в школу. Потом я отправилась на свою йогу, и дальше день пошел как обычно. А вот что я никогда не забуду — это как Эдвард отнес вещи в машину, а потом вдруг вернулся в дом и поднялся на второй этаж. Я-то думала, он решил взглянуть на дочек, посмотреть, как они спят, ну, может, почувствует себя виноватым… так что я двинулась за ним. Но он пошел прямиком в ванную — намазать волосы гелем для укладки. Ты представляешь?! Вот это и стало последней каплей. У меня как будто сердце для него захлопнулось. Я смотрела на этого мужчину, которого когда-то обожала, и думала: «Да ты просто тщеславный бесхребетный пижон!»

— Как, по-твоему, после истории с Сюзи он завел кого-то еще? — спросила я.

— Да уж наверно, — спокойно ответила Люси. — Мужчины обычно потому и уходят, что у них кто-то есть.

— Да-да, — кивнула я, — женщины, как правило, собираются с силами и быстро привыкают к одиночеству, просто потому, что мы ранимее и, обжегшись, уже не рискуем завязывать новые отношения, но мужчинами руководит неосознанный ужас, поэтому они бегают от одной к другой, в новые объятия и гостеприимные постели.

Люси улыбнулась.

— Надо было мне давно тебе все рассказать. Я так и знала, что ты меня поймешь.

— Пойму? Да я бы тебе весь сценарий с закрытыми глазами наперед предсказала. — Я ласково потрепала Люси по руке. — Никогда не видела тебя такой уверенной. Я горжусь тобой. Конечно, паника еще будет накатывать, но, обещаю, надежды перевесят сожаления.

Я решила вытащить Люси на вечеринку — пусть взбодрится, ей полезно. Поскольку моя работа в книжном магазине шла успешно и я обеспечивала заведение Майлса всеми возможными бестселлерами по самопомощи, то меня теперь хорошо знали в издательствах, занимающихся эзотерической и популярно-психологической литературой, и охотно приглашали на вечеринки. Вот на одну из таких вечеринок я и повела Люси — на презентацию новой книги американского писателя Чеда Нимба. Книга называлась «Алхимия судьбы и влечения» и в Штатах уже стала бестселлером. После выступления автора предполагался фуршет. Мы с Люси устроились в задних рядах и слушали Чеда, который оказался стройным, на редкость симпатичным и элегантным для писателя. Щеголяя туфлями от Гуччи и дорогим кашемировым свитером цвета кофе со сливками, Чед вещал о внутренней боли одиночества, исподволь подтачивающей каждого из нас. Я толкнула Люси в бок и прошептала: «Вот, то, что доктор прописал!» Люси, будучи закоренелым скептиком, слушала писателя равнодушно, но я, конечно, впитывала каждое его слово, как губка воду.

— Потребность в том, чтобы быть услышанным, нужным кому-то, потребность в том, чтобы тебя ценили, — эта потребность столь сильна в каждом из нас, что мы ищем положительную оценку в любой возможной форме, — говорил Чед, который, честное слово, нарочно смотрел мне прямо в глаза. — Для многих людей любовная связь нужна потому, что для них это вроде аффирмации «со мной все в порядке, я нравлюсь». Однако любовная связь всегда таит под собой глубинную боль. В большинстве своем мы приучаемся отмахиваться от нее, но нужно, наоборот, признать ее и прочувствовать. Не нужно заглушать эту боль сексом или топить в бутылке, — необходимо принять ее, встретиться с ней лицом к лицу. Только тогда вы освободитесь от прошлого, только тогда заживут ваши старые раны и только тогда вы сможете запустить алхимическую реакцию влечения и найдете свое счастье.

— Господи, какую же замшелую чушь несет этот тип! — фыркнула Люси, когда выступление закончилось и начался фуршет. Она схватила бокал вина. — Не понимаю, почему бы и не отвлечься, что в этом такого плохого? Я бы с удовольствием завела роман… да, вот именно, обзавестись любовником — это пункт первый в моих планах, и чем быстрее, тем лучше.

— Да ничего в этом нет плохого! Просто Чед говорил о другом! — объяснила я. — Он имел в виду, что нужно заглянуть себе в душу и здраво оценить свои мотивации. Если ты хочешь завести роман, чтобы заглушить боль и отвлечься от неприятного события — ухода Эдварда, тогда тебе придется разбираться с наболевшими вопросами позже. Ты ищешь легкого пути или хочешь отложить кризис?

— Я хочу вновь ощутить себя желанной женщиной! — заявила Люси.

— Но почему для этого тебе непременно нужно завести роман? — недоумевала я. — Разве ты не слушала, что говорил Чед? Он сказал, что большинству людей не хватает мужества на что-то большее, чем любовная интрижка, особенно если они уже успели пережить разочарование в любви. Почему ты не хочешь влюбиться еще раз? Зачем ограничиваешь себя?

На мгновение вид у Люси сделался такой измученный, что мне показалось — она вот-вот плеснет вином мне в физиономию.

— Дейзи, я очень рада, что благодаря помешательству на книжках по самопомощи ты сделала такую карьеру, но иногда мне хочется тебя придушить. Пойми, не все живут в радужном и благостном Дейзиленде, фантастическом сиропном мирке, где рано или поздно прилетает пухленький Амур и одним выстрелом превращает нашу скучную обыденную жизнь в непрерывный праздник с песнями, плясками и дождем из конфетти. Мне сорок, у меня двое детей, и вероятность встретить настоящую любовь так же ничтожна, как проснуться в одно прекрасное утро и обнаружить, что грудь у меня стала такая же упругая, как до кормления.

Я хотела было ответить: «Знаешь, а я вообще-то читала, что при нынешнем уровне разводов и приоритете карьеры для женщин после сорока — пятидесяти жизнь только начинается, то есть начинается с новой страницы», но и рта раскрыть не успела: меня легонько постучали по плечу, я обернулась и увидела Чеда Нимба собственной персоной. Он широко улыбнулся и спросил:

— Вы ведь и есть Дейзи Доули?

Я радостно кивнула. Встреча с автором, перед которым благоговеешь, — всегда необычайно интимное событие, потому что у тебя есть иллюзия, будто ты проникла в самые тайные его помыслы. Вместе с миллионом других читателей, но это неважно.

— Говорят, за вами можно поухаживать? — светски поинтересовался Чед.

— Почему? Вы разве не женаты? — ядовитым тоном вклинилась Люси. — Или миссис Нимб все-таки существует? Или вы чего-то недоговариваете? — Люси вела себя так раскованно и боевито, что я пришла в восторг. Это раньше она была застенчивой, а я слыла нахалкой. Теперь я ей и в подметки не годилась. Можно подумать, уход Эдварда снял все барьеры.

Чед захлопал густыми длинными ресницами.

— О да, конечно, миссис Нимб существует, — сказал он, глядя на Люси.

— А Нимб — это настоящая ваша фамилия или тоже подделка, как все остальное? — непочтительно поинтересовалась Люси.

— Настоящая, просто ее написали с ошибкой, на самом деле — Нимм.

— Меня это, признаться, не удивляет! — прошипела Люси и удалилась.

— Я, собственно, хотел сказать, — Чед, нисколько не обескураженный, повернулся ко мне и обратил все свое обаяние на меня, — что с радостью бы повидал вас на рабочем месте, в магазине.

— О, это было бы замечательно! — отозвалась я. — Устроим встречу читателей с автором и раздачу автографов.

Наступило то самое утро, на которое была назначена эта встреча, и я хлопотливо расставляла в витрине и на столе экземпляры нимбовской книги. Внезапно в магазин влетела запыхавшаяся и раскрасневшаяся Люси.

— Вот уж кого не ожидала! — удивилась я. — Тебе известно, что через час с небольшим тут будет Чед Нимб?

— Я и забыла про этого придурка, — бросила Люси, бросаясь мне на шею. — О, Дейзи, я сейчас лопну от ярости! Я ничего не соображаю! Нет, правда, меня вот-вот удар хватит!

Усадив Люси, я сунула ей антистрессовый мячик — очень полезная штука: сжимаешь-разжимаешь и сбрасываешь напряжение. Или швыряешь об стенку. Все равно что подушку колотить, только компактнее.

— Вчера вечером Эдвард заявился домой забрать еще какие-то пожитки, — начала Люси, — я так радовалась, что это его последний визит — даже ничего не почувствовала, когда он пришел. Но стоило мне взглянуть ему в лицо… трусливое, бледное… и мне вдруг стало глубоко наплевать. Если я что и чувствовала, так только изумление: надо же, я когда-то влюбилась в это ничтожество. Но когда он ушел, я обнаружила, что он унес знаешь что? Тостер! Вот скотина! Утащил — и все, а как девочки будут завтракать, даже не подумал! Нет, ну какая гадость, какая мелкая подлая низость! Когда я обнаружила пропажу, у меня в глазах потемнело от ненависти — все накопившиеся чувства так и накатили. Я потратила столько лет на этого типа, а у него, оказывается, нет ни морали, ни принципов — вообще ничего, за что можно было бы его уважать!

Люси со всей силы швырнула антистрессовый мячик об стенку, но в полете он сбил пирамидку из экземпляров книжки Чеда, которую я так старательно сложила.

— Вот зараза! — воскликнула Люси.

— Разве ты не поняла? — Я принялась складывать пирамидку заново. — Все яснее ясного. Ты начала отпускать Эдварда от себя. В эмоциональном плане. А тостер он взял потому, что не мог придумать, что бы еще взять.

Люси клекочущее рассмеялась, — ну просто гарпия, от такого смеха кровь в жилах стынет.

— М-да, ты права. Нет, понимаешь, ты не знаешь человека, пока не выйдешь за него замуж, а потом ты разводишься и выясняешь, что вообще его не знала!

— Именно это я и чувствовала, когда рассталась с Джейми, — кивнула я. — Можно подумать, замуж выходишь, потому что тебе нравится, как он тебя воспринимает — больше, чем то, как ты себя воспринимаешь. А потом разводишься и смотришь на этого холодного сердитого незнакомца, которого больше выносить не можешь.

— Ну, по крайней мере, вы с Джейми не завели детей, так что тебе больше с ним встречаться не придется. А мне придется, и еще как: нужно же договориться, как он будет видеться с девочками, а я при виде Эдварда не могу скрыть отвращения.

— Это когда-нибудь да пройдет, — сочувственно сказала я. — Помню, я часами лежала в постели и думала о том, как ненавижу Джейми, а теперь уверена, случись мне с ним столкнуться, я от всей души пожелаю ему счастья. Со временем ты поймешь, что совместно прожитые годы со счетов не сбросишь, — все-таки вы прожили их не зря, вон у вас какие девочки славные.

— А мне жалко Эдварда и всегда было жалко Джейми, — пробасил знакомый голос. Мы повернулись и увидели, что из-за прилавка высунулся Майлс. — Бедняги. — Он перепрыгнул через прилавок, молодецки подскочил к Люси и нагло чмокнул ее прямо в губы. Она замешкалась, но тут же удивленно отстранилась.

— Вот! — улыбнулся Майлс. — Вот что тебе нужно. Я уже давно приметил: женщина, только что расставшаяся с мужем, вся в напряжении. С одной стороны, женщины в таком состоянии настороженные и подозрительные, а с другой — их так и грызет желание поддаться разрушительной физической страсти, чтобы стряхнуть с себя паутину и пыль.

— Ты прав! — выдохнула Люси.

— Странно, что ж ты тогда ни разу не поцеловал меня, когда я рассталась с Джейми? — не без обиды спросила я Майлса.

— Да потому, что твоя настороженность и подозрительность зашкаливали и перешибали потребность в трахе. Тебя бы это не успокоило, а только взвинтило еще больше, а ты у нас и так на головку слабенькая.

Люси ушла, пообещав вернуться, «когда придурок очистит помещение», имея в виду Чеда. Писатель явился вовремя, исправно ставил автографы и так же исправно заигрывал со всеми женщинами с голодными глазами, присутствовавшими на встрече, то есть вообще со всей аудиторией, которая по преимуществу и состояла из неглупых и опустошенных дам. Я смотрела на все это и думала о том, какую же сильную душевную боль переживает большинство людей. Все эти женщины так пришиблены разочарованием и несбывшимися надеждами, что их жажда покоя и любви достигла градуса насущной необходимости. Мне показалось, что в публике мелькнуло знакомое лицо, я пригляделась и узнала Сюзи — сводную сестру Майлса и бывшую любовницу Эдварда.

— Привет, как поживаешь? — я подошла поближе.

— Ничего, спасибо. Теперь, после фиаско с Эдвардом, я, сама понимаешь, стала осторожнее.

— И правильно! — улыбнулась я.

— Жалко, я сюда раньше не забегала. Даже не знала, что тут так интересно и оживленно, — сказала она.

— Обычно не так уж интересно и оживленно. В будни тут только мы с Майлсом — переругиваемся и пикируемся.

— Думаю, ему это на пользу.

Подошел Чед, я познакомила его с Сюзи. Похоже, она была заядлой читательницей его книг, и я подумала, до чего же Эдвард недооценивал девушку. Да она гораздо сложнее и тоньше, чем просто холодная призовая красотка! Расхаживая по магазину, я краем уха услышала, как Чед говорит Сюзи: «Совесть — это способ, которым душа оберегает вас от беды». Интересно, что она ему о себе рассказала? Я глянула на Сюзи, а она быстро подмигнула мне.

Настало время разлить по пластиковым стаканчикам дешевое вино и разложить по тарелочкам печенье. Именно этим я и занималась, когда Чед подвел ко мне, немолодую, ученого вида даму с темными вьющимися волосами.

— Дейзи, знакомьтесь, это Дженни Скипвич, мой издатель из «Прозрения».

— Рада встрече, — она протянула мне руку. — Вы просто молодчина, так развернулись с бестселлерами, они у вас все представлены. Похоже, у вас острый нюх на то, что нужно читателю.

Я почувствовала, что щеки у меня запылали.

— Спасибо. В основном я руководствуюсь интуицией, так, наобум.

— О, я уверена, вы отлично умеете все просчитывать! — Дженни протянула мне свою визитную карточку. Меня прямо распирало от удовольствия: не привыкла я к похвалам на профессиональном поприще. Я взяла карточку, поблагодарила, Дженни сказала: «А вдруг в один прекрасный день вы и сами что-нибудь напишете? Не забудьте о нас тогда», все это было ужасно приятно, но я все равно чувствовала себя идиоткой — бездарной и серой. Совсем не такой, как Чед Нимб с его сильным, уверенным, оригинальным голосом. Ну, положим, мне удавалось вычислить несколько потенциальных бестселлеров, потому что они понравились лично мне, но что в этом выдающегося и какое уж тут чутье?

Я подняла глаза от визитки Дженни и увидела, что в магазин вошел Макс Найтли.

— Дейзи! — сказал он. — У меня для тебя новость, и, боюсь, ты от нее будешь не в восторге.

В моем сознании калейдоскопом закрутились разные сценарии дальнейшего развития событий, но особого волнения я не ощутила. Предположим, Макс заключил длительный договор на работу за границей, и теперь наши отношения превратятся в роман на расстоянии. Ну и что? Это будет даже забавно. Я вспомнила все трогательные сцены встреч в фильме «Реальная любовь», подумала о бурном торопливом сексе в гостиничных номерах, о слезах и разлуках, о том, как мы будем писать друг другу игривые эсэмэски и возбудительные электронные письма и томиться в ожидании новой встречи, яркой и бурной. Ну, если так, Макс напрасно думает, будто я огорчусь. Подобная перспектива меня ничуть не отпугнет, более того, она отсрочит унылую брачную рутину, ту скуку, в которую неизбежно вырождаются любые отношения. Я буду к нему ездить. Если он поселится в отеле за счет фирмы, то оно и лучше: не придется заморачиваться с готовкой и стиркой, не будет этой унылой прозы, когда ты отскребаешь пригоревшую сковородку, а он швыряет в стиральную машину растянутые трусы. Да, такой вариант, с работой за рубежом, — это был бы просто праздник. Или Макс предложит мне испытание посерьезнее? Может, его мама против нашего романа, может, она замучила его придирками и жалобами в духе «как ты мог так поступить, сынок? Ведь она старше тебя, да еще и разведенка». Может, она пилит его за то, что он увлекся совсем не такой женщиной, какую она мечтала заполучить себе в невестки, и твердит, что у нее на примете есть невесты куда моложе, и лучше, и престижнее? И твердит, что меня стыдно показать ее подружкам по бриджу? Но и эти проблемы меня не страшили — они в порядке вещей, с ними можно как-то справиться (откуда я знаю, играет ли его мама в бридж? Может, она вовсе не такая мещанка, как я ее себе рисую, — я же с ней незнакома. Может, она богемная старушка!). Я повторяла себе, что справлюсь с чем угодно, а Макс тем временем провел меня в подсобку, втолкнул внутрь и запер дверь. Я села на коробку с книгами и вопросительно взглянула на него.

— Дейзи, поверь, мне нелегко это говорить, — произнес Макс, — но я полюбил другую женщину.

— Другую? — тупым эхом отозвалась я. А потом внутренне захохотала: с моей смесью заносчивости и обаяния прирожденной язвы-колючки в сочетании с низкой самооценкой первая реплика, пришедшая мне в голову, звучала так: «Не дури. Где ты еще найдешь такую неповторимую и занятную личность, как я?»

Но сказать я этого не сказала.

Макс опустился передо мной на колени, и теперь мы смотрели друг другу в глаза.

— Послушай, я сам этого не ожидал, но так уж получилось. Ты мне действительно нравилась, и я ждал нашей новой встречи, надеялся, что все наладится…

— Так уж и нравилась? — поддела его я, уже с обычной своей колкостью. — Прямо-таки действительно нравилась? А не ты ли говорил, что я самая большая оригиналка из всех, кого ты знаешь, но тебе со мной не справиться? А не ты ли говорил, чтобы я тебя не отталкивала и подпустила поближе? А?

— Да, говорил, — промямлил Макс. — Именно это я и говорил, причем не только говорил, но и чувствовал, но, говоря по совести, ты самая сложная задачка, с какой я когда-либо сталкивался, и я был просто заворожен.

Я встала. Меня так трясло от гнева, что ноги отказывались слушаться, но я встала. Макс тоже поднялся.

— Значит, я была сложной задачкой? Необъезженной лошадкой, ты еще скажи! Но стоило меня покорить, и тебе стало неинтересно? Так? Стоило нам переспать — кстати, это не я говорила «ты мне слишком нравишься, и потому у меня не получается», — и ты уже нашел себе задачку посложнее? Присмотрел новую необъезженную лошадку?

— Совершенно необязательно иронизировать! — процедил Макс, и мне захотелось придушить его.

— Иронизировать?! Вы, мужики, ни фига не понимаете! Тупые дубины! Да у меня такое ощущение, будто ты отшвырнул меня и отхлестал по лицу мокрой тряпкой! Я говорила тебе, я не такая, как все. У меня разбито сердце. Но ты за мной ухаживал, ты уболтал меня, убедил, что тебе-то можно доверять. А как только я расслабилась и опустила забрало и открыла тебе свою измученную душу, ты — оп! — сообщаешь мне, что я для тебя недостаточно хороша.

— Ничего подобного я никогда не говорил! — возразил Макс.

— И не надо, мне вполне достаточно «я встретил другую». Это все равно что сказать «я нашел кое-кого получше тебя».

Макс в изнеможении прислонился к стене, и я подумала — какие же мужики слабаки! Как они быстро пасуют при эмоциональных всплесках, которые сами же и спровоцировали!

— Просто с ней мне легче… — устало сказал он.

— Потому что она моложе? — поинтересовалась я.

— Отчасти и поэтому. У нее нет особых надежд и запросов. С ней я понимаю, что могу просто приятно провести время и ни о чем не загадывать, поскольку она слишком молода, замуж пока не стремится и детей заводить тоже еще не планирует.

— А я разве говорила, что хочу выйти за тебя замуж и завести от тебя детей? — возмутилась я.

— И без слов все было понятно — с женщинами твоего возраста это всегда подразумевается. Скажешь, нет? — Не щадя меня, он продолжал: — Женщина постарше всегда молча давит на тебя, мол, будь мужчиной, будь хоть ты мужчиной, потому что предыдущие не смогли. Под конец я ощутил, что не дотягиваю до твоих требований.

— Не дотягиваешь. Теперь я и сама вижу, — уязвленная, произнесла я.

Макс понурился и направился было к двери, но я остановила его, насмешливо сказав:

— С тех пор как ты впервые пригласил меня на свидание, ты запел по-другому. Помнится, тогда ты говорил, что не выносишь двадцатилетних, потому что у них, мол, завышенные требования?

Макс остановился, но ничего не ответил. Да слова были и не нужны: у него на лице крупными буквами было написано: «У всех баб требования завышены».

Когда он ушел, я плюхнулась прямо на пол подсобки и залилась слезами. Так меня и нашли Люси с Майлсом. Но, хотя я и ревела в три ручья, какая-то часть меня критически рассматривала пыльный ковролин на полу и думала «хорошо бы тут как следует пропылесосить». Может, это такая форма самозащиты у нашей психики — отвлекаться на мелочи, давать сознанию небольшие задачи именно в разгар кризиса, чтобы пробки не вылетели? Например, у тебя сердце разрывается от боли, а ты сосредоточенно точишь карандашик, доводя его острие до игольной остроты, и смотришь, как причудливо разлетаются по столу стружки, и думаешь, отчего это они разлетаются именно так. Люси подняла меня с пола и крепко обняла.

— Не убивайся так, — сказала она, — он того не стоит.

— Люси права, — поддержал ее Майлс. — Мы, непостоянные ублюдки, все поголовно изображаем, будто нам нужны длительные отношения, а на самом деле хотим уложить женщину в койку с наименьшими затратами.

— Это я помню! — Люси тряхнула головой.

Через два часа, когда Люси забрала дочек из школы и отвезла к своим родителям, на городскую квартиру, она выразила желание подбросить меня домой, к маме.

— Но мама с Арчибальдом, — воспротивилась я, — и ей совершенно ни к чему, чтобы я маячила на горизонте и своим несчастным видом напоминала ей о том, что она плохая мать — ведь ее дочь неспособна построить нормальные отношения с мужиком.

— Она тебя любит, глупышка, — возразила Люси. — Переживает твою боль, как свою. И вообще, я ей все равно уже позвонила, и она нас ждет. Подогревает свое горячее сочувствие в духовке и варит бальзам для твоего израненного сердца.

Я улыбнулась.

— А теперь расскажи, каково это — иметь дело с Майлсом?

— Я и забыла, что мужское прикосновение может так возбуждать! — призналась Люси. — Он всего-то и запустил пальцы мне за пояс джинсов, а я уже была на седьмом небе.

— Да, прикосновение говорит о человеке многое, если не все. Но ты помни, что пальцы Майлса всегда говорят одно и то же: «Когда же я тебя заполучу?» Люси засмеялась.

— Он все шептал мне на ухо, уговаривал пойти к нему, и я была готова на все, чтобы это сделать, но спохватилась, что мне пора забирать девочек из школы. Я ждала их на школьном дворе, и меня внезапно пришибла одна простая мысль: свидания с матерью-одиночкой могут быть какими угодно, но только не спонтанными.

— Что нам с тобой нужно, это секс-приятели.

Люси взглянула на меня озадаченно.

— Последний писк в Штатах, — объяснила я. — Дружеский секс с хорошо знакомым мужчиной. Лучше всего для этой цели подходят бывшие любовники, потому что ты их уже отлично знаешь и ничем не рискуешь. Дружеский секс, не такая распущенная штука, как случайные связи и не такая сложная, как роман, — никакой эмоциональной программы не подразумевается, но всем хорошо. Просто нужно найти кого-то, с кем тебе уютно и приятно, с кем всегда можно переспать, а потом разбежаться по своим делам.

— А вдруг одна из сторон увлечется всерьез?

— А это и есть главная опасность дружеского секса. Нужно сохранять эмоциональную отстраненность, иначе ничего не получится, — растолковала я. — Да, и еще важно сохранять способность встречаться с объектом только для этого.

— Почему бы тебе тогда не договориться с Майлсом? Не в службу, а в дружбу? — спросила Люси.

— По тем же причинам, по которым он не подойдет и тебе. Ни ты, ни я не застрахованы от того, чтобы увлечься им. Майлс, конечно, сущий бес, но лучше уж знакомый бес…

Мы благополучно доехали до маминого дома, и мама принялась по мере своих сил нас подбадривать. Материнская мудрость обволокла нас, как пушистый плед. Арчибальд не показывался, и очень кстати: когда тебе нужно мамино утешение, независимо от возраста все-таки хочется, чтобы она была в соответствующем настроении. В такие минуты не хочется воспринимать ее как чью-то любовницу. Мама растопила камин и усадила нас перед огнем, подала чай, домашний сливовый джем и сдобные пышки.

— Мужчин не изменишь, — мудро сказала она. — Усвойте это, девочки. Они — это они, а вы — это вы, и незачем копья ломать. Или вы танцуете, или нет. Все очень просто.

— А как же найти хорошую пару? — спросила Люси.

— Избраннику необязательно быть похожим на тебя. Но вы должны подходить друг к другу, как ключ к замку. Чтобы этак приятно щелкало.

— Но как его найти, избранника? — горестно простонала я.

— Верить в него, то есть верить в себя, — объяснила мама. — Тогда ты точно поймешь, чего хочешь, а чего нет.

— Ну да, конечно, именно об этом Чед Нимб и пишет в своей книге! — радостно подпрыгнула я.

Люси закатила глаза.

— Нет, правда, послушайте! Он предлагает такой метод: написать будущему избраннику письмо.

— То есть прежде, чем с ним познакомишься? — недоверчиво спросила Люси.

— Именно! Это будет вроде как приглашение, чтобы он появился в твоей жизни. А вселенная послужит тебе почтальоном. Давай попробуем, что нам терять? Ну, Люси, ну давай!

— А насколько конкретным должно быть письмо? — насмешливо спросила Люси. — Размер ботинок избранника указывать или не надо?

Мы сидели на постели в пижамах, вооружившись блокнотами и ручками. Люси была настроена скептически.

— Нет, ты мне скажи! Нужно писать ему: «Дорогой суженый, пожалуйста, окажись не инвалидом и не симпатичным карликом. Будь так добр, пусть у тебя среди друзей будет хотя бы одна мировая знаменитость — любая, мне все равно, какая. И еще, пожалуйста, никакой волосатой спины, седеющей козлиной бородки и золотых украшений и барсеток»? Так и писать?

Я захихикала.

— Мне казалось, надо сосредоточиться больше на том, чего хочешь, а не на том, чего не хочешь.

Люси вздохнула и внезапно посерьезнела.

— Знаешь, когда у тебя дети, все гораздо сложнее, потому что нужно думать и о них тоже, и требования сразу же возрастают. Нужно, чтобы мужчина полюбил и тебя, и детей. Все матери-одиночки жаждут познакомиться с таким мужчиной, который стал бы для ребенка идеальным отцом. Биологические отцы благополучно забывают о том, что превращаются в приходящих пап с покаянными подарками, но настоящими отцами быть перестают, потому что перестают ежедневно возиться с детьми и воспитывать их. А настоящим отцом делается отчим, потому что это он помогает маме, встает ночью к ребенку, успокаивает детские истерики, смазывает разбитые коленки и относится ко всему терпеливо и с любовью, как взрослый мужчина.

— Вот это и напиши. Ведь эти качества решают дело, и для тебя они принципиально важны, — посоветовала я.

Мы дружно застрочили, храня молчание и даже не переглядываясь. И только когда мы закончили, Люси попросила меня зачитать письмо первой. Чтобы успокоиться, я вдохнула поглубже и начала.

— Дорогой спутник жизни! Я никогда не думала, что мне придется писать такое письмо, потому что была замужем и полагала, что сумею победить одиночество. Но теперь мне кажется, что мой поиск любви превратился в сражение между нами. Сердце обмануло меня, уверило, что мне будет легко смириться и сдаться, научиться вести жизнь, в которой будет все, кроме подлинной любви и настоящего верного спутника. Жизнь, в которой будут друзья и способность видеть красоту в самом простом и повседневном — в цветке, закате, красивой песне. Сердце убеждало меня, будто такая жизнь станет плодородной почвой и на ней пышным цветом взойдут семена счастья. Но разве в жизни есть смысл, если идешь по ней в одиночку и некому показать цветок и вместе восхититься закатом? Да, закат будет так же прекрасен, но станет печальнее, потому что смотришь на него в одиночку и знаешь, насколько ярче были бы его краски, если любоваться им вдвоем.

Мне все равно, сколько тебе лет (но все-таки ты уж будь не совсем пенсионного возраста, потому что я хочу, чтобы тебя хватало на любовные утехи). Главное, чтобы ты существовал на свете, чтобы тебя омывало море эмоций, в котором плещемся мы все, чтобы ты понимал тот внутренний диалог, который питает наши страхи и пробуждает в нас мечты. Может быть, я покажусь тебе независимой и сильной — в чем-то я такая и есть. Но моя неспособность идти на компромисс и моя незрелость, которой пришел конец, завели меня на дорогу одиночества, а она упирается в тупик. Я никогда не верила себе и другому настолько, чтобы раскрыться и отдаться на волю любви и судьбы. Я хочу, чтобы рядом с тобой можно было быть беззащитной, не держаться настороже, расслабиться. Хочу, чтобы рядом с тобой можно было испытать восторг и страх авантюрного путешествия, потому что без этого жизнь скучна, бессмысленна и уныла и в конечном итоге превращается в саморазрушение.

Пожалуйста, поторопись и объявись поскорее! Я уже устала плакать глубокой ночью, устала ходить на вечеринки и свадьбы одна, устала проводить Рождество с мамой, потому что у меня нет своей семьи и дома. Я смертельно устала от того, что ты где-то есть, но я не знаю где и ты не рядом со мной. Вот… все. — Я перевела дыхание.

— Ах, Дейзи! — восхищенно вздохнула Люси. — Как ты здорово пишешь! Он у тебя получился просто замечательный. Ты его заслужила.

Потом Люси зачитала свое письмо, из которого мне особенно запомнился один фрагмент. Голос ее дрогнул, когда она прочла:

— У меня две маленькие дочки. Они ничем не заслужили, чтобы их отверг отец, который нас бросил. Я вспоминаю свою с ним жизнь и ясно вижу, что он мало и редко играл с ними и вообще держался в стороне и не желал радоваться семейному теплу и своему отцовству. Если ты любишь меня, пожалуйста, полюби и их как родных. Цени их нежную невинность, прелестные улыбки, их природную доброту, их неисчерпаемое умение радоваться. Люби нас всех вместе как семью. Пожалуйста, не бросай нас, если придется нелегко, и не уходи, потому что в моих мечтах такого нет. Может, по нашему виду и не скажешь, что ты нам нужен, но мы ждем тебя и подарим тебе самую горячую любовь.

Письмо Люси заставило меня устыдиться. Как это похоже на меня: написать целое письмо о том, что нужно мне! Ну что я за эгоистка такая! А Люси настолько щедра душевно, что закончила свое письмо словами о том, чем она одарит избранника. Ну какой нормальный мужчина устоит перед такими обещаниями?