— Надевай! — Они стояли в распахнутых настежь сенях, Торлейв совал лыжи в руки Вильгельмины. — Скорей же, или будет поздно. Где собака?
— Мышкует в ельнике. Идем вместе, Торве!
— Я должен задержать их, Мина. Бери Буски и беги. Они все убийцы, настоящие душегубы. Жаль, я понял это слишком поздно, мог бы и раньше догадаться.
— Торве?..
— Не спрашивай ни о чем, лети как ветер. В поселок, к отцу Магнусу, к сюсломану, к Йорейд, куда угодно, только прочь отсюда, пока они пьют пиво!
— Они давно уже не пьют пиво! — раздался голос у него за спиной. Стюрмир стоял в дверях горницы и поигрывал обнаженным мечом. Торлейв заступил ему дорогу. Задира вылетел из ножен с коротким звоном.
— Беги, Мина! Я задержу их, сколько смогу.
— Ну, это ненадолго! — расхохотался Ягнятник, маячивший в полутьме за спиною Стюрмира.
— Нет! — крикнула Вильгельмина. — Я не уйду без тебя. Им нужна я, а не ты. Они просто убьют тебя, если меня не будет.
— Да, племянница, ты догадлива! — Прищуренные глаза Стюрмира перебегали с Торлейва на Вильгельмину. — Мы убьем его, и пусть пеняет на себя! Сам виноват, что теперь ему не уйти с миром! — Стюрмир завершил фразу стремительным выпадом снизу.
Торлейв подхватил удар — сталь Задиры коротко лязгнула о клинок Стюрмира.
Дверной проем был неширок, но Торлейву это было на руку: проще держать Стюрмира и не пускать остальных в сени.
— И как же ты потом объяснишь мою смерть сюсломану? — спросил Торлейв.
Стюрмир отступил на полшага и снова атаковал снизу, целясь в колено Торлейва.
Глаза его были полны ярости.
«Одержимый», — подумал Торлейв.
Он подцепил меч Стюрмира, увел его во вращение и прижал тыльной стороной к косяку двери. Через рукоять Задиры он ощутил дрожь Стюрмировой руки — это было странное чувство. Точно от меча к мечу током прошли к Торлейву страх и ненависть Стюрмирова сердца.
— Незаконное вторжение, — с натугой прохрипел Стюрмир. Он отчаянно дергал рукоять, пытаясь отобрать меч. — Убить того, кто напал на хозяина в его собственном жилище, — не преступление!
Он побагровел от усилий, бритая голова его покрылась капельками пота. На третьем рывке ему удалось высвободить клинок, сталь взвизгула о сталь.
— Закон пока не признал этот хутор твоим, Стюрмир, — отрывисто сказал Торлейв. — Наш сюсломан — человек въедливый. Он докопается до правды. Вильгельмина, черт побери! Говорю же тебе: беги отсюда!
Стюрмир побагровел еще сильнее.
— Есть масса способов спрятать твой труп, мой мальчик! — Он развернул меч и атаковал прямым ударом в живот, но Торлейв отвел его основанием клинка.
— Я уже понял, что с этим вы мастера справляться!
— Хорошо, что ты так понятлив, плотник! — крикнул Нилус из-за спины Стюрмира. — Да вот пойдет ли тебе на пользу твоя понятливость?
Парируя удар за ударом, Торлейв видел, как по круглому лицу Стюрмира стекают капли пота, как лихорадочно блестят его глаза. Конечно, биться со Стурлой на выгоне, сколько бы ты ни выкладывался, — это одно, а драться за жизнь — совсем другое.
— Чего я не понимаю, так это зачем вы убили старика Клюппа, — он отбил очередной удар. — У лесоруба хоть был кошель с монетами, но Клюпп-то гол как сокол!
— Скоро он тебе в аду расскажет зачем! — прорычал Нилус. Он метался за спиною Стюрмира, пытаясь протолкнуться в сени.
— Не спеши, Ягнятник, — посоветовал Торлейв. — Еще неизвестно, как распорядится судьба и удастся ли тебе встать над моим трупом!
С улицы послышались голоса, ругань, скрип снега под торопливыми шагами, — Альгот Весельчак и двое слуг нашли выход из дома через кухню. Торлейв увидел боковым зрением, как Вильгельмина метнулась к входной двери. Звякнула медная щеколда. Вильгельмина заперла ее, заложила брус за скобу. Дверь тут же сотряслась от удара — Весельчак снаружи двинул по ней сначала ногой, затем часто заколотил рукоятью меча.
«Всё, отступать некуда», — подумал Торлейв.
Стюрмир стоял в нижней стойке, выставив меч перед собою, и шумно дышал. Ноздри его раздувались.
— Тебя тоже сожрут лисы, как и твоего дружка Стурлу! И вороны выклюют твои глаза! — ревел Нилус. — Пропусти меня к нему, Коротышка, не то он будет до утра так играть с тобой.
Стюрмир решил внять его словам. Он шагнул в горницу, и это было его серьезной ошибкой. Ему сильно досталось тяжелой дверью — Торлейв захлопнул ее, навалился всем телом. Доски сразу же затрещали под секирой Дидрика, Торлейву казалось, что это трещат его ребра. Он задвинул засов; тот лязгнул и заклокотал в своем ложе.
Торлейв опустил меч, стер рукавом пот со лба. Вильгельмина была почти невидима в полумраке, лишь светлело лицо да поблескивали широко распахнутые глаза.
— Торве! — только и смогла сказать она.
— Рагнар, отважный воин, — Торлейв попытался улыбнуться, но улыбка прошла по сухим губам криво и больно. — Надо быстро решать, что делать. Мы должны прорваться.
— Через крышу! Спрыгнем в сугроб с той стороны дома, пробежим за баней и стабуром через ельник, к северным воротам!
— Ты великий стратег, Рагнар. Попытаемся.
Выбора все равно не было.
Из сеней попасть на чердак проще простого. В детстве Вильгельмина делала это, наверное, тысячу раз. С сундука на поленницу — и через полати. Торлейв передал ей две пары лыж и забрался следом.
На чердаке было холодно, под ногами лежал протрусившийся сквозь солому снег. Хлопая крыльями, метнулась в сторону серая неясыть; Вильгельмина невольно вздрогнула.
Торлейв быстро разобрал часть кровли. Стены тряслись от ударов, дом ходил ходуном. Осаждавшие ломали входную дверь, но с этой стороны дома путь был свободен. В проеме меж стропил синело вечернее небо, две звезды слабо мерцали в сумерках.
Торлейв спрыгнул, провалился в сугроб по пояс, принял лыжи и саму Вильгельмину, она соскочила ему навстречу ловко, как маленькая белка.
— Ты же в одной рубашке, Торве! — прошептала она.
На Торлейве были только кьёртл и куколь.
— Не замерзну, — усмехнулся он.
Они побежали к северным воротам, держась в тени ограды. Едва достигли стабура, как послышался треск и грохот — Дидрик Боров вышиб наконец внутреннюю дверь. Победный рев внезапно сменился тишиной, а затем раздался крик Нилуса из Гиске:
— Они не могли уйти далеко! Ищите их повсюду!
— Быстрее! — торопил Торлейв.
Сердце Вильгельмины билось как птичка. Она старалась сосредоточиться на одной мысли: остаться незамеченной! Так бежит лиса, прижимаясь к кустам вдоль изгороди, когда знает, что охотники вот-вот настигнут ее.
«Не увидят, — думала она. — Я невидима».
— Бабушка, помоги мне! — прошептала Вильгельмина.
Они уже почти добежали до ельника, когда сзади послышался торжествующий крик Дидрика:
— Вон он! Смотрите! Я вижу его!
— А где девчонка?! — заорал Стюрмир. — Мне нужна девчонка!
— Поймаем его — она придет сама!
«Не уйти», — подумал Торлейв.
— Беги, милый друг, беги не останавливаясь! — успел проговорить он. — Я задержу их, но, если ты останешься здесь, смерть моя будет бессмысленна.
— Торлейв! Что им надо от меня?
— Не знаю. Торопись!
Наперерез летели на лыжах Нилус Ягнятник и Альгот Весельчак. Торлейв остановился у амбара, сорвал лыжи и встал спиной к срубу, между поленницей и крыльцом, чтобы те защищали его с боков. Горло его горело. Он зачерпнул ладонью горсть снега и положил себе в рот.
— Торве, они убьют тебя!
— Спрячься, Мина, — хрипло выкрикнул он, не глядя на нее. — Когда меня убьют, дождись ночи и беги.
Он вынул меч из ножен и встал, широко расставив ноги. Вспомнились уроки Стурлы. Стойка «плуг», промелькнуло в голове. Как давно это было. Не в этой жизни.
Он вынул меч из ножен и встал, широко расставив ноги. Вспомнились уроки Стурлы.
— Прячься, — повторил он. — Под крыльцо. Ну же, быстро! И молчи. Помни о Стурле!
Вильгельмина послушно юркнула в щель под крыльцом амбара.
Нилус из Гиске, цедя сквозь зубы ругательства, подлетел к Торлейву первым, но немедля получил березовым поленом в грудь. Бросок был силен и точен. Нилус подавился собственной руганью, согнулся пополам от боли. И тут всей мощью налетел Дидрик Боров.
Секира взмыла над головой Торлейва. Он отпрянул в сторону, но там ждал его меч Зверолова из Гиске. Торлейв не успел увернуться — острие, летевшее горизонтально, врезалось ему в бок. Торлейв глухо вскрикнул. Поначалу даже не почувствовал боли, лишь резкий удар.
— Что, досталось тебе, плотник? — спросил Нилус со смехом.
Торлейв шарахнулся от нового удара — у самого его виска вонзилась в бревно секира Дидрика. Стена амбара содрогнулась. Дидрика вынесло вперед. Повиснув на секире, Торлейв пнул Дидрика обеими ногами в брюхо — тот всхрапнул и осел в снег.
Меч Нилуса пел, точно оса в воздухе, целился прямо в сердце Торлейва. Задира встретил его достойно. Сталь врезалась в сталь так, что посыпались искры, но рука резчика была крепка.
Меч Нилуса не дрожал, подобно мечу Стюрмира. Торлейв почувствовал силу Зверолова из Гиске, едва клинки соприкоснулись, и отразил атаку, отбив удар вверх. Нилус, не ожидавший такого отпора, ощерился как зверь.
Тем временем Дидрик рывком выдернул из стены свою секиру. Он был силен, но неповоротлив. Торлейв мог бы без особого труда удерживать его на расстоянии, если бы не пел над ухом, не смолкая, меч Нилуса из Гиске.
Рубашка на боку намокала все сильнее. Теперь боль дрожью пронзала ребра Торлейва, отзываясь на каждое движение. Он не знал, глубока ли рана, но надеялся, что неглубока, раз он еще на ногах. В ушах его стоял скрежет и звон — но это был звон мечей. В глазах темнело, но то сумерки застили свет. Торлейв стойко держал оборону, в самих его мышцах и суставах жила память о жестких уроках Стурлы.
— Как ни пыжься, все равно скоро сдохнешь! — кричал Нилус.
Наконец подоспели Весельчак и Стюрмир.
— Черт, здесь крыльцо! — выкрикнул Стюрмир. — Не подойдешь.
— Попробуем по-другому, — сказал Весельчак, пританцовывая за спиною Нилуса. Он достал один из своих ножей и метнул в Торлейва, но промахнулся. Нож ударился рукоятью о стену и упал в снег.
Альгот коротко ругнулся. В этот миг Нилус сделал мощный выпад снизу вверх. Торлейв подхватил его меч, увел еще выше. Локоть его наткнулся на твердый локоть Нилуса. Ягнятник разгадал движенье, но было поздно: удар достиг цели. Нилус страшно закричал и, схватившись за щеку, отступил назад. Кровь залила его лицо.
Торлейв прислонился спиной к стене амбара, занял нижнюю боевую стойку. Ноги его скользили. Сердце прыгало в груди, дыханье паром срывалось с губ, и волосы, мокрые от пота, уже смерзались сосульками на лбу.
— Пустяки, Нилус, это ж маленькая ранка! — прокричал Стюрмир. — Где девчонка?!
— Не знаю! — яростно отвечал Ягнятник, утирая кровь с лица рукавом красной рубашки. — Я отомщу этому щенку! В куски изрублю сукина сына!
Дидрик с ревом занес секиру над головой Торлейва. Задира подсек секиру в замахе и не дал ей опуститься. Торлейв отступил на два шага, вдохнул, сжал зубы и атаковал сам.
— Где ваши головы?! — заорал Стюрмир. — Зачем мне смерть какого-то плотника с Пригорков? Мне нужна девчонка, или Стурла никогда не расскажет мне про золото! Найдите мне ее!
Задира со свистом рассек воздух возле лица Дидрика.
— Лучше помоги нам! — закричал Боров, едва успев отскочить от Торлейва. — Мы найдем ее, когда покончим с этим стервецом!
«Они загнали его в угол, и меч его сломался».
Нет, меч Торлейва не сломался. Задира сверкал, рассекая вечерние сумерки, и вел за собой руку. Порой Торлейву казалось, что клинок Хольгера сам знает, что делать.
— Втроем не можете справиться с одним ремесленником! — с досадой воскликнул Стюрмир.
Поискав глазами, он выбрал одну из крепких жердей, что стояли у поленницы, и взбежал на крыльцо. Однако опора крыши мешала ему размахнуться, а подойти ближе он боялся.
Меж тем Торлейв чувствовал, что слабеет. Лица в сумерках расплывались мутными пятнами. Истоптанный снег, отмеченный темными крапинами его собственной крови, становился все более скользким. Торлейв едва не упал, но устоял, удержавшись за стену.
Нож Весельчака Альгота точно стрела просвистел мимо лица Торлейва и с глубоким стуком врезался в бревно, пригвоздив к нему рукав кьёртла. Торлейв рванулся, ткань затрещала. Ему удалось освободиться, но невольно он повернулся спиною к Стюрмиру. И тогда тот со всего маху хлестко ударил Торлейва по затылку.
Свет померк в глазах. Торлейв рухнул на снег, не издав ни звука.
Сердце Вильгельмины точно остановилось. Она закусила рукав, чтобы не закричать.
— Вот так глушат молодых бычков у нас в Нур-Трёнделаге! — ухмыльнулся Стюрмир.
Он вышиб ногою меч из руки Торлейва.
— Убью!.. — взревел Нилус, бросаясь вперед. По лицу его текла кровь.
— Убьешь, убьешь, — заверил его Стюрмир. — Только не сейчас. Халле! Андрес! Свяжите руки молодцу, заприте его в этом амбаре и стерегите, пока мы ищем девчонку. Если она появится — хватайте и трубите в рог. Дидрик, Альгот, обойдите южную часть усадьбы, мы с Ягнятником пойдем к северу. Не спрячется! Ей просто некуда деться.
— А через ограду и в лес? — предположил Халле.
— Вернется! — заверил Стюрмир, указав на распростертого на снегу Торлейва. — Она его не бросит, я-то уж знаю.
Слезы кипели на глазах Вильгельмины, она вытирала их замерзшими пальцами. Торлейву связали руки, проволокли над самой ее головой, скинув наземь с крыльца целый сугроб снега, и бросили в амбар.
Несколько мгновений, пожалуй, самых страшных в своей жизни, она чувствовала себя совершенно беспомощной; однако это быстро прошло.
Если бы вы всю жизнь свою прожили на хуторе Еловый Остров и если бы вы играли в свое время в прятки с таким мастером этого дела, как Торлейв, вы не говорили бы, что в усадьбе негде спрятаться. Она поняла, что должна сделать. Точно какой-то будущей памятью увидела она, как они с Торлейвом идут по лесу на лыжах.
— У меня все получится, — сказала она себе.
Уже почти совсем стемнело, но на дворе было достаточно светло из-за снега.
— Выпить хочется, — буркнул Андрес.
— На, возьми фляжку, там осталось еще со вчера, — зевнул Халле. Оба они были крепкие деревенские парни и совершенно не выглядели отпетыми злодеями.
Вильгельмина окончательно уверилась в успехе. Это был ее дом, ее лес, ее кусты. Ее мир — неужели он не укроет ее и не поможет? Поднялся ветер, будто нарочно, чтобы заглушить ее шаги. Она забрала лыжи Торлейва и Задиру из-под самого носа Халле и Андреса. Вдоль плетня, никем не замеченная, пробралась как лисица к северным воротам и спрятала лыжи и меч под еловыми лапами.
— Буски! Буски!
Пес, радостно виляя хвостом, подбежал к хозяйке.
— Сейчас ты будешь очень послушным псом, Буски, — прошептала Вильгельмина. — И ты сделаешь всё, что я скажу, ведь ты самый умный пес в мире, Буски, ты же знаешь!
Буски тепло лизнул ее в нос.
Амбар был одним из самых старых строений Елового Острова. Отец хотел поставить новый, но не успел. Одна доска в полу совсем прогнила. В конце лета, перед самым отъездом, Стурла просто подвел под нее снизу подпорку, сказал:
— Приеду — разберусь.
И уехал в Нидарос.
Халле и Андрес этого не знали. Они развели у крыльца костер, грелись, протягивая руки к огню.
— Вечно блажит, — сказал Андрес, подбросив еловых веток в огонь. — Вступит ему в башку — и пошло-поехало. А что, если деньги водятся, оно конечно. Будь я богат, я бы, может, тоже…
— Давно они вместе с Нилусом промышляют?
— Скажем так, не первый уже год. Я с ними такого повидал… Рассказал бы, да нельзя.
— А здесь-то что? — поинтересовался Халле. — Кой черт эта усадьба им сдалась? Да еще и девчонка. Ничем здесь особо не разживешься.
— Не скажи. На стене-то в горнице шпалеры хороши. И палаш кривой. Я бы взял себе, как до дележа дойдет. Мне так уже много чего перепадало.
— Палаш палашом, а зачем твоему Грошу девчонка-пигалица? Какая с нее корысть? У моего хозяина Дидрика куда проще работать. Если кого за деньги заломать надо, это пожалуйста. Усадьбы, было дело, брали, но куда богаче этой. Мужиков — ясное дело, того… А вот ребятишек, девок да баб не трогали. Запирали в каком-нибудь чулане. Не по душе мне, знаешь, за малой девчонкой-то бегать.
— Дочка она хозяйская, — сказал Андрес. — Помнишь, говорили же. Дочка того купца, что прячет золотишко. Клад Хравна Бешеного, северного хёвдинга. Трёнда, из старых морских вождей.
— Да байки же всё про тот клад!
— А вот и выходит, что не байки. Купец знает где, да язык за зубами держит. Вот хозяин и решил дочку к нему, на Воронов мыс. Чтоб купец язык развязал, ради дочки-то. Больше ничего не знаю. Мое дело маленькое. Сказали — сделал. Свяжи — свяжу, стереги — стерегу. Могу кого и на тот свет спровадить, если надобно. Но это не за жалованье; за такие штуки хозяин отдельно платит.
— Много платит-то?
— Да не жалуюсь. Денег-то я почти не трачу, у Гроша на всем готовом, вот и откладываю про запас. Думаю, года три еще прослужу у него, да и уйду. Куплю хутор где-нибудь на юге, слуг найму и буду сам себе барон.
— Видать, Грош-то тебя не обижает!
— Да как сказать. Грош, он ведь с норовом. Его лучше не задевать. А то и по шее схлопотать недолго. Он даром что мал, а рука у него тяжелая! Слышь, ты веток-то еще нарубил бы сухих! Огонь догорает.
— Да нарублю, погоди. Правда, что ли, про клад-то? Ты хоть сам купца этого видал?
— Видал, а как же. Крепкий мужик. Семеро нас было, так он двоих положил, пока его вязали. Насилу справились. Помнишь Оттара Дауфи, дурня такого здоровенного? Ты его встречал в Нидаросе прошлый раз.
— Да нет, — возразил Халле. — Меня там не было, хозяин тогда не брал меня с собой. С ним Атли ходил.
— Не важно. В общем, Дауфи Придурок вместе с Трондом Тигги и другими людьми Стюрмира караулят теперь того купца. Я в Нидаросе был, так свечку поставил святому Олафу, что хозяин не меня оставил купца стеречь.
— Ужели Коротышка Грош, хозяин твой, прямо у себя в усадьбе пленников держит?
— Зачем, не дурак же он, хозяин-то. Еще прознает кто. Королевские указы на это дело нынче строгие. В башне его держат там в одной, в лесу. А купец этот — он здоровый бугай, с ним, поди, хлопот не оберешься. Корми его да по нужде води…
— Ладно, пойду веток-то нарублю. Не то костер догорит, от холода загнемся тут с тобой.
Сведений было, пожалуй, слишком много для Вильгельмининой головы. И слишком мало времени на то, чтобы их обдумать.
Она проползла под амбар. Гнилая доска — пятая по счету.
Вильгельмина нащупала в темноте подпорку и уже потянула ее на себя, как вдруг послышался скрип лыж и резкий голос Стюрмира:
— Ну что?
— Никого, — лениво отозвался Андрес.
Вильгельмина замерла, сжалась, точно маленький зверек.
— Глядите во все глаза!
— Мы глядим!
— А где его меч? — Нилус из Гиске заорал так громко, что Вильгельмина вздрогнула. — Здесь лежал его меч, на этом самом месте!
— Мы не знаем, — отозвался Халле. — Может, мой хозяин Дидрик или хёвдинг Альгот его забрали?
— Надо Финну сказать, — заволновался Стюрмир. — Девчонка явно где-то здесь, неподалеку.
— Здесь она! — рявкнул Нилус. — Печенкой чую. Где, черт побери, этот колдун треклятый?
— В доме. Сегодня, говорит, ночь полнолуния, он ни за что на свете из дому не выйдет. Стрелы-то больше нет! Чертов плотник!
— А сам-то плотник на месте? — фыркнул Нилус. — Или исчез вместе со своим мечом? Если так, то, глядишь, и я про полнолуние начну думать. — Он коротко хохотнул.
— Давай глянем, — сказал Стюрмир. — А может, и прав колдун, — добавил он тихо. — В такие ночи лучше сидеть дома, запершись покрепче. Тем более если пролилась кровь и если нет у тебя стрелы с серебряным наконечником. Оборотни — они ведь чуют кровь. И идут на ее запах.
Торлейв очнулся в полной темноте. Было холодно. Голова, спина и вывернутые плечи страшно болели. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и не сразу понял, что связан. Попытался перекатиться на бок, но мокрая от крови и пота рубашка и волосы примерзли к полу. Попытался сказать что-то, но не смог — язык не ворочался.
Некоторое время он просто лежал в темноте. Снаружи разговаривали двое слуг, через отдушину доносились их голоса и смех, треск веток в костре. Он прислушался. Слова проникали в его сознание через ад в воспаленных висках и отзывались в сердце еще большим адом.
Послышался голос Стюрмира, его шаги. Дверь распахнулась. Яркий свет факела резанул по глазам.
— Здесь он! — сказал Стюрмир, пнув Торлейва в бок носком башмака. — Смотри, уже оклемался!
Подошел Нилус, в свете факела качнулось его перепачканное кровью лицо. Увидав Торлейва, он оскалил зубы и коротко рассмеялся.
— Ну что, парень с Пригорков, как дела? — весело спросил Стюрмир. — Славно тебе тут отдыхается?
— Где Вильгельмина? — прохрипел Торлейв. Лица вошедших, подсвеченные пляской огненных языков, пылали в глазах оранжево-алым.
— Воистину, и мы хотели бы знать! — рассмеялся Стюрмир. — Более всего хотели бы знать, где же Вильгельмина. Но ты не беспокойся, плотник. Мы ее обязательно найдем!
— Вам не догнать ее, — проговорил Торлейв, с трудом ворочая языком. — Она давно уже у сюсломана. Скоро приведет сюда его самого и его людей.
Стюрмир хмыкнул.
— Или ты думаешь, я зря промышляю охотою, плотник? Из ворот никто не выходил, следы не лгут.
— Она не оставляет следов, — сказал Торлейв, вспомнив, как в прошлом году в мороз он проваливался в снег по колено, а она стояла и смеялась над ним, и наст не ломался под легким шагом ее маленьких пьексов.
— Стало быть, и вправду ведьма? — спросил Стюрмир. Улыбка исчезла с его лица. — Так считает Финн. Он говорит, что твоя невеста — ведьма, как и ее бабка.
— Конечно, — с трудом проговорил Торлейв. — И они превратят вас в заячье дерьмо. — Он усмехнулся.
— Что-то тебе слишком весело, — прошипел Нилус из Гиске. — Ну да недолго тебе осталось веселиться, плотник.
— Как твое лицо, Нилус? — Торлейв продолжал улыбаться. — Мне кажется, я неплохо его украсил.
Сквозь муть в глазах, сквозь пляшущий свет факелов Торлейв увидел, как наклонился над ним темный силуэт Нилуса. Ледяное, твердое острие меча ощутил Торлейв на своем горле. Все тело его окоченело, но прикосновение клинка было еще холоднее.
«С трех ударов; с одного не сумел».
— Ты умрешь, — сказал Нилус. — Не сомневайся. Но не сейчас. Как только она будет в наших руках, ты подохнешь. Уж я об этом позабочусь!
Он резко развернулся и вышел, и Стюрмир следом за ним. Амбар вновь погрузился во тьму. Торлейв почти не чувствовал боли от раны в боку, но плечи и связанные за спиной руки страшно затекли.
— Воля Твоя, Господи, — прошептал Торлейв. — Но либо помоги мне, ради Мины и Стурлы, либо дай мне силы встретить смерть достойно.
Он снова попытался повернуться. Рубашка отдиралась тяжело, боль огнем обожгла ребра. Со второго раза удалось перекатиться набок.
В этот самый момент под полом послышался шорох. Мышь? Нет, мышь скреблась бы тише. Шорох постепенно усиливался. Доски затрещали.
— Кто это? — хрипло спросил Торлейв.
— Торве, ты жив? Я сейчас буду у тебя! — прошептала Вильгельмина.
Гнилая доска отошла, как показалось им обоим, с оглушительным треском. Однако у крыльца полыхал костер, трещали еловые ветки, и Халле с Андресом продолжали свой разговор.
Вильгельмина в темноте нащупала стянутые веревкой колени Торлейва.
— Я ничего не вижу.
— Я связан, — прошептал он. — Нож у меня за поясом.
Ее маленькая рука оперлась на его плечо, прядь ее волос коснулась его лица, а теплое дыхание — его замерзшей щеки. Он рассмеялся: все это напоминало ему их детские игры, возню в снежной крепости, когда за воротом полно снега и атакующий Рагнар Кожаные Штаны упирается коленом в грудь.
Вильгельмина разрезала веревки на руках Торлейва. Он хотел взять нож из ее рук, но окоченевшие пальцы не слушались.
— Можешь идти?
— Отсюда я выберусь и ползком, — прохрипел Торлейв.
— Мы удерем! — сказала она. — Я уверена.
Он протиснулся сквозь дыру в полу скорее волевым усилием, чем мышечным. Тело онемело, он не чувствовал ни рук, ни ног, ни даже боли в боку. Зато ломило голову и виски, и красное марево плыло перед глазами. Они выползли из-под амбара, и он чуть не упал, пытаясь подняться. В нескольких шагах от них все так же горел костер и, мирно развалясь на лапнике, беседовали Халле и Андрес.
Вильгельмина сняла с себя куртку Стурлы и натянула на плечи Торлейва, растерла его ледяные пальцы.
— Ты замерзнешь, — проговорил он окоченевшими губами.
— На мне теплая кофта. Мы быстро побежим.
— Ты думаешь, я смогу?
— Сможешь. Я спрятала лыжи и Задиру в ельнике. Луна еще не взошла, ветер качает ветки, шуршит снегом. Нас никто не увидит и не услышит.
Мороз ослаб, ветер гнал по небу быстрые облака. Двор тонул во мраке, но далеко, в южной части усадьбы, мелькали темные силуэты и рвалось на ветру пламя факелов, слышался возмущенный голос Стюрмира и басовитые выкрики Дидрика.
— Они ищут тебя в пивоварне, — прошептал Торлейв.
— Ты оживаешь?
— Понемногу. Я знаю теперь точно, что Стурла жив, и даже знаю, где он. Я слышал всё, что они говорили.
— Я тоже.
— Всё к лучшему, — Торлейв тяжело оперся на ее плечо. — Не зря я валялся в этом амбаре.
Было темно, но за озером, над дальней лесистой горой, на облаках уже заиграл серебряный свет.
— Поспешим, — сказал Торлейв. — Луна вот-вот взойдет!
Вильгельмина пошарила под еловыми лапами и вытянула оттуда две пары лыж и Задиру.
Торлейв вложил меч в ножны и сел на корточки, чтобы привязать лыжи.
Вдруг позади скрипнул снег. Вильгельмина вскрикнула. Он обернулся на ее голос, и все оборвалось в его груди.
Нилу с из Гиске стоял в двух шагах от Торлейва и смеялся. Левой рукой он прижимал к себе Вильгельмину, и клинок его меча отливал тусклой полосой света у самого ее лица.
Задира взлетел, точно его выбросило из ножен. Торлейв сжал рукоять, выставил меч перед собою в нижней стойке. Колени его дрожали, голова кружилась.
— Брось меч, парень! — сквозь зубы произнес Нилус. — Стой где стоишь, не двигайся!
Буски глухо зарычал. Шерсть на черном загривке его встала дыбом.
— Буски, назад! — спокойно сказала Вильгельмина. Глаза ее сузились, обеими руками она крепко вцепилась в державшую ее руку Нилуса.
— Вот я и нашел вас, малыши. Думали обвести вокруг пальца старого Нилуса из Гиске, да не удалось? Что ж, не удивительно. Это мало кому удавалось. А кто преуспел, те по большей части уже спят в сырой земле. Ты меч-то положи, плотник. Да не дергайся. Ты ж едва стоишь на ногах, я тебя свалю одним пинком, а личико этой красавицы будет попорчено так же, как ты попортил мое.
Бледный свет разгоравшейся луны плыл в глазах Торлейва золотым туманом.
— Буски, назад! — снова крикнула Вильгельмина, но было поздно. Пес черной молнией взвился в воздух, зубы его сомкнулись на плече Нилуса. Зверолов закричал, взмахнул мечом. Буски громко взвизгнул, откатился прочь.
Нилус не выпустил Вильгельмину, но ему пришлось отвести меч от ее лица. Все силы свои вложил Торлейв в стремительный выпад. Сил, однако, было немного. Нилус легко увел вправо первый его удар, и Торлейв раскрылся полностью. Если бы Вильгельмина не висела на руке у Нилуса, мешая ему развернуться, он легко достал бы Торлейва. Однако, как ни был слаб Торлейв, он успел уйти в сторону: удар не достиг цели. Опередив новую атаку, Торлейв бросился всем телом под замах, прямо в объятия Нилуса.
Задира глубоко вошел в грудь Ягнятника — в дюйме от плеча Вильгельмины.
Рука Нилуса сжалась на миг и сразу ослабла, отяжелела, поползла вниз. Вильгельмина с ужасом отбросила ее от себя и отскочила в сторону.
Торлейв повалился прямо на Нилуса, страшная слабость точно веревкою опутывала его руки и ноги, он едва смог встать на колени и отползти. В висках стучало, тошнота давила горло, сердце захлебывалось в груди. Когда взгляд его выплыл из паутины тьмы и боли, Торлейв увидел Вильгельмину: она перевязывала лапу Буски своим шейным платком. Нилус недвижно лежал на снегу.
— Я убил его, — глухо проговорил Торлейв.
— Мы должны бежать как можно скорее, — спокойно проговорила Вильгельмина. Обледеневшие ремни креплений выскальзывали из ее замерзших пальцев. — Вставай, милый друг, вставай же, Торве! Надо идти!
Торлейв кивнул. Он вытер клинок о снег и вложил его в ножны. Первые шаги на лыжах дались ему тяжело, но потом полегчало. Буски ковылял рядом на трех лапах.
— Боюсь, так мы далеко не уйдем, — сказал Торлейв.
Они дошли до северных ворот. Серебро над горбатой горою играло всё ярче. И вот меж елей показался первый луч, и сразу же, вся целиком, без изъяна, вынырнула луна и озарила заснеженную землю от края до края. Высветлила впадины и обозначила тени, просияла на весь небосвод, поглотила звезды и пошла подниматься выше и выше.
На том конце усадьбы послышались крики.
— Они заметили нас, — сказала Вильгельмина.
Торлейв попытался прибавить шагу, скользя на негнущихся дрожащих ногах.
— Продержись еще немного, Торве, они пока далеко. Может, успеем добраться до края леса.
— Мина, оставь меня здесь. Мне правда плевать, мне так плохо, что даже хочется умереть… хоть и жалко, что без покаяния… но ведь и Нилус умер без покаяния. Ты помчишься как птица, им тебя не догнать. Беги в поселок, мне теперь туда нельзя, но тебе можно. Только не ходи к сюсломану, он не должен знать, что ты принимала в этом участие, слышишь? Иди сразу к отцу Магнусу. Расскажи ему. Надо собрать людей, спасти Стурлу.
— В чем участие? Почему нельзя… тебе?
— Ты не понимаешь? Я убил государева человека. Нилус из Гиске — королевский исполнитель. За него не возьмут виру. За него возьмут мою голову.
— Если бы ты говорил меньше, — сердито проговорила Вильгельмина, — смог бы бежать быстрее.
Она обернулась. В лунном свете хорошо были видны фигуры лыжников с факелами в руках — они пересекли уже всю усадьбу и выходили через северные ворота. Торлейв и Вильгельмина тем временем достигли берега озера.
Луна поднялась еще выше, полный ее круг завораживал своим совершенством. Яснейшее око ночи глядело на озаренный серебряным светом мир: на дальние горы и ближние холмы, на высокий берег и заледеневшую гладь озера. Ветер утих, небо очистилось от облаков.
И в этом лунном свете, в этой торжественной тишине Вильгельмина внезапно разглядела легкое движенье: кто-то бесшумно пробежал за белыми кустами. Человек или зверь, она не могла понять.
— Торлейв, что это? — прошептала она.
Он поднял лицо, и измученные болью глаза его расширились.
— Прячься! — выдохнул он. — Держи Буски!
Они забились под кусты, Торлейв вынул меч и положил его перед собою на снег.
Из зарослей, покрывавших берег, на кромку льда вышли два огромных волка. Их заиндевелая шерсть серебрилась в лунном свете, их загривки точно рассыпали искры. Волки шли не торопясь: впереди — большая белая волчица, за ней, чуть поодаль, — крупный темно-серый самец. Она спустилась на лед и подождала его; все ее движения полны были глубокого достоинства. Он спустился следом. Она шевельнула хвостом, приветствуя его, — и, двигаясь бок о бок, они вместе направились к острову.
— Иисусе! — прошептал Торлейв.
Волки легкой рысцой приближались к выгону. Стюрмир и его люди только что вышли из ворот и заметили зверей, когда те были уже совсем близко. Вильгельмина услышала крики — темные фигурки с факелами на том берегу заметались, забегали.
— Идем, — сказал Торлейв, морщась от боли. — Идем скорее!
Вскоре они свернули на санный тракт, потом на дорогу, уводившую к Таволговому Болоту. Вильгельмина обернулась на вершине холма, окинула взглядом спящие усадьбы, Городище, черневшее в ложбине меж двух холмов, дальние хутора, церковь Святого Халварда и маленькую усадьбу отца Магнуса. Край озера также был виден отсюда, но хутор скрывали деревья.
— Ты как? — спросила она шагавшего рядом Торлейва.
— Живой, — улыбнулся он. — Ничего. Дойдем.
— Торве, что это было?
— Чудо, — сказал Торлейв. — Одно из тех чудес, что Господь посылает в такие моменты.
— Что теперь дома, на хуторе? Как ты думаешь?
— Не могу думать… Каждая мысль бьет в голову, как кузнечный молот.
— Обопрись на меня. Ты не смотри, что я маленькая. Ты же знаешь, какая я сильная.
— Знаю, Рагнар Кожаные Штаны. Ты настоящий воин и хёвдинг.
Он положил руку на ее плечо, и так они шли, хромой пес ковылял следом, и лес стоял над ними, сверкая под луною.
Иногда Торлейв просил отдыха. Рана кровоточила. Боли в боку он не чувствовал, но голова кружилась, и сил оставалось всё меньше. Ему казалось, что ночь никогда не кончится. Заснеженные поляны, залитые лунным светом, сменялись густыми зарослями, синие тени лежали на снегу. Кусты были полны шорохов, вершины елей — трепета и скрипа. Дважды Торлейв и Вильгельмина слышали протяжный волчий вой.
— Они далеко, — говорила Вильгельмина, хотя сама не верила своим словам, и душа ее уходила в пятки. — Слишком далеко, чтобы почуять нас.
Белая сова, завидев их, с криком сорвалась с ветвей. Раз громкий треск в кустах заставил Торлейва снова схватиться за меч — но то был всего лишь лось. Он вышел, возвышаясь перед ними живою горой. Рога его точно держали небо, глаз на мгновенье отразил лунный свет и двух прижавшихся друг к другу усталых, измученных детей.
Наконец перешли болото. Знакомая коряга-тролль приветствовала Вильгельмину высоко воздетой корявой лапой.
— Еще чуть-чуть, Торве! — повторяла Вильгельмина, сама совершенно обессилевшая. — Потерпи, немного осталось.
Поддерживать Торлейва становилось всё тяжелее.
Она не заметила, как рядом с ними неведомо откуда появилась старая Йорейд на своих подбитых мехом широких лыжах. Просто вдруг увидела, что бабушка идет рядом, подставив Торлейву согбенную спину. Он, однако, не решался опереться на старуху.
— Я еще не так плох, тетушка Йорейд, — пошутил он, едва шевеля бледными губами.
— Бабушка! — воскликнула Вильгельмина. — Бабушка! Если б ты знала!
Войдя, Торлейв ощутил тепло, запах сена, молока, дыма. Он упал на лавку напротив очага. Огонь полыхал, обдавал жаром его лоб и виски, его окоченевшие губы.
— Бабушка, он не умрет? — спросила Вильгельмина. Она боялась разжать руки, отпустить его холодные пальцы.
— С чего это, милая, что за глупости?
— Стурла жив. Теперь я знаю, где искать его.
— Конечно, он жив! — с раздражением сказала Йорейд. — Я же говорила!
Она принесла две кружки с горячим вином и дала Вильгельмине и Торлейву. Он пил медленно, руки его дрожали. Но вино пахло лесными травами, и с каждым глотком боль и смерть уходили и возвращалась жизнь.