Станислав Милькевич лежал в постели, глядя в распахнутое окно, и слушая неторопливую речь Арнольда, который старался не волновать больного. Но старик, несмотря на недомогание, вдумывался в каждое слово, заставляя себя сильно не беспокоиться. Когда врач закончил монолог, Станислав обратил усталый взор на рассказчика.
— Всё-таки, Юлиан имеет особые способности, как и его отец, — констатировал больной.
— Не развитые, но вполне явные, — подтвердил Арнольд, присматриваясь к состоянию пациента.
— Как же я мог подумать, что он умер, — старик снова повернул голову в сторону окна. — Я хочу их видеть немедленно.
Последняя фраза была произнесена твёрдым, но тихим голосом.
— Доктор, вы уверены, что готовы к встрече? — осведомился врач, уверенный, что визит родственников вызовет сильное волнение больного. — Давление ещё не упало…
— Мне остались считанные часы, — прервал Станислав. — Приведи их ко мне.
— Оба брата и их отец за дверью, — с выдохом проговорил Эйп.
Милькевич повернул голову в сторону врача и совсем тихо проговорил:
— Сначала я хочу увидеть сына. Одного.
Понимая, что возражение вызовет лишь больше волнения, Арнольд пригласил Джоша в комнату. Закрывая дверь, врач встретил строгий взгляд Станислава, требующий оставить его с сыном наедине.
Они смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Поток мыслей полных радости, сожаления и отчаяния смешанного со счастьем текли от лежавшего в постели учёного в сторону его, когда-то потерянного сына. Старик знал, что Джош прекрасно понимает всё, о чём он думает. Не в силах справиться с эмоциями, Станислав почувствовал, как по щеке скатилась слеза. Сын взял отца за руку и прижался к мягкой ладони щекой. За стеной, на пластиковом стуле сидел Юлиан, прикрыв глаза и внимая потоку эмоций, струившемуся через закрытую дверь. Его брат в очередной раз жалел, что не получил от рождения способностей отца и нервно мерил шагами короткий коридор. В дальнем конце узкого пространства появилась пожилая женщина с мальчиком лет восьми, который пристально смотрел на братьев, пока его бабушка разговаривала с санитаркой и врачом.
Более полувека назад, Станислав Милькевич выбрал в помощники молодую лаборантку, закончившую университет и интересовавшуюся его работами. Но никому, в том числе и ей, учёный не рассказывал всех деталей своего исследования. Для работы Станиславу был нужен живой материал, и он принял самое гуманное, на его взгляд, решение: двое детей были зачаты и выращены, используя симулятор материнской утробы. В то время это были очень редкие эксперименты, к тому же засекреченные. Первый зародыш погиб на седьмом месяце, зато его брат развивался без отклонений и родился вполне нормальным младенцем.
Для малыша придумали фамилию Фостан, по имени донора Фортунелии, и от имени Станислава. Ребёнок развивался без проблем, и Доктор был спокоен, подключившись к исследованиям университета по правительственной программе. Для своей работы учёному и его ассистентке оставалось следить за ростом малыша и ждать, когда он подрастёт, фиксируя новую жизнь день за днём. Фортунелия добилась, чтобы мальчик получил свидетельство о рождении, воспользовавшись помощью от государственных кураторов центра. Своих имён и причастности к рождению необычного ребёнка не указывали намеренно, но позже Фортунелия провела процедуру усыновления и её отношение к малышу изменилось. После этого у Станислава и Фортунелии стали возникать разногласия по программе. Женщина настолько привязалась к Джошу, что уже считала его своим собственным ребёнком, что, по сути, не было далеко от истины. Из-за своей увлечённости наукой, Милькевич упустил настроения молодой женщины.
Станислав полетел в Вашингтон, отчитываться с другими учёными за сделанную работу. Молодой Доктор был одержим наукой и то, что стал отцом, понял лишь, когда Фортунелия исчезла. Из-за истории с махинациями и субсидиями, пришлось заниматься организацией собственного предприятия. К тому времени Милькевич получил несколько приглашений принять участие в проектах исследовательских организаций в Европе и Азии, что помогало содержать собственную лабораторию. Получилось так, что Фортунелия воспользовалась его отсутствием и приняла единоличное решение увезти малыша. Но она оставила сообщение, что у мальчика появились нарушения в развитии и он вряд ли выживет. Станислав не мог проверить, где она и что с ребёнком, потеряв контакты с людьми из правительства. Позже он утешал себя тем, что мальчик действительно мог умереть, предполагая, что Фортунелия не вынесла такого удара, и именно это послужило поводом её ухода из медицины.
Подсознательно чувствуя нереализованные отцовские инстинкты и переживая потерю сына, Станислав решил больше не использовать собственный материал для исследований и привлёк далёких от науки людей, собиравшихся покинуть Бэйвиль, для повторного эксперимента. Помня о смерти одного из зародышей, Милькевич провёл сразу три подобные операции, все из которых оказались успешными. Но с течением времени стало ясно, что произошла более серьёзная ошибка и дети остановились в умственном развитии на уровне малышей. Обратный процесс произошел с их физическим развитием, которое не замедлилось, а продолжало сжигать энергию и развивать мускулатуру как в подростковом возрасте.
Чувствуя ответственность за жизнь и судьбы детей, Станислав принял решение до окончательного изучения проблем больше не ставить подобных экспериментов. Годы ушли на исследования и кропотливую работу, после чего был принят рискованный эксперимент с настоящими родителями, который к великой радости всех участников завершился крайне успешно. Дальше пошли цепочки рождения особенных детей в коллективе одержимых наукой жителей Бэйвиля.
С годами, глядя на милых малышей всё чаще появляющихся в городе, Станислав стал вспоминать Фортунелию и своего первого ребёнка. Чувство утраты вновь всколыхнуло душу состоявшегося учёного, делового человека и талантливого управленца. В один из дней он поделился своими переживаниями с близкой подругой, помогавшей по хозяйству и входящей в члены совета старейшин города. Грета Розендаль давно была влюблена в Станислава, но наблюдая за его ежедневными заботами, молчаливо согласилась стать тенью учёного и помогать ему в доме и на работе. В тот день произошло признание в любви, первое и единственное в жизни Милькевича. Понимая, что возраст женщины не позволит родить ребёнка естественным путём, Станислав вспомнил первые опыты и подготовил искусственный аппарат для рождения малыша. Родители решили провести всего одну операцию и доверить судьбе право решить участь их отношений. Через девять месяцев, совершенно без проблем на свет появился мальчик, которого назвали Владислав.
Ещё до того, как малыш стал разговаривать, родители знали, что у него проявляются те же способности, что и у многих детей живущих в городе. Позже, Владислав стал часто говорить, что у него есть старший брат. Отец сначала воспринимал такие заявления малыша, как фантазию, но со временем понял, что мальчик говорит о чём-то реальном. Тогда у него и стали появляться сомнения в том, что Фортунелия сказала правду. Попытки найти свою бывшую помощницу не увенчались успехом, но в Бэйвиле неожиданно появился молодой человек с редкой, выдуманной полвека назад фамилией.
Джош оторвался от постели, почувствовав, что отец стал совсем слаб. Он открыл дверь, встретив настороженные взгляды сыновей. В дальнем конце коридора стоял мальчик и смотрел сквозь пространство на незнакомых ему мужчин, чувствуя, что это и есть его родственники, о которых говорила Грета. Джош мысленно произнёс имя малыша и тот стремглав устремился к своему старшему брату, ошарашив присутствующих поразительным внешним сходством с Джошем.
Тихо войдя в палату, Владислав первым подошел к кровати и улыбнулся Станиславу, взглядом показав, что уже догадался кто эти люди, вошедшие вместе с ним.
— Александр, Юлиан, — впервые за несколько часов проговорил старик тихим, но волнующим голосом. — Это ваш дядя, Владислав.
Рука Станислава подтолкнула сына к внукам. Юлиан уже знал, кто этот мальчик, ожидавший в коридоре, а для Алекса представление было очередным сюрпризом.
— Вам придётся слушать его, а ты, Владислав, должен помогать племянникам по старшинству положения, — шутил Станислав, борясь со слабостью.
Когда в тесной комнате было четверо близких людей, трое из которых обладали особенными возможностями, Станислав смог ощутить сильный поток добрых чувств ободривших его и придавших сил. Нежность, с которой Джош держал отца за руку, помогла избавиться от сомнений, оставив в душе лишь радость свершившейся встречи. Увидев симпатичных, хорошо сложенных внуков, счастье старика окончательно выдавило из души печаль. На мгновение ему показалось, что он стал моложе, а болезнь, испугавшись, отступила. Он быстро упёрся руками о поручни и поднялся с подушки, по очереди обнимая родственников. В его глазах горели ослепительно яркие огни, а во всём теле вдруг почувствовалась необычайная лёгкость.
Привлечённые сигналами приборов, в палату быстро вошли Арнольд с Гретой. Родным пришлось выйти в коридор, уступив лечащему врачу, место у постели больного. Минуты ожидания тянулись неимоверно медленно. Джош заметил, как сильно волнуется пожилая женщина, не отрывая взгляда от двери и прижимая к себе мальчика. В какой-то момент Джош почувствовал, что опасность миновала, а через несколько минут к ним вышел Арнольд.
— Состояние тяжелое, — сообщил врач, — но будем надеяться. Всё-таки не стоило заставлять старика так волноваться, хотя…
Не закончив фразу, Арнольд позвал Джоша и Виктора в свой кабинет.
— Я вряд ли что-то смогу сделать, — закрыв дверь, с сожалением сказал врач. — Вы видели, насколько он слаб.
Не дождавшись ответа, Арнольд пробежался пальцами по клавиатуре и попросил посетителей взглянуть на монитор:
— Боюсь, что и результат сравнительного анализа неутешителен. У Виктора нет ни малейшего отношения к Алу Бреукману.
Не понимая, что имеет в виду врач, Джош пытался разобраться в изображении графиков и символов на экране. Арнольд старался объяснить суть простым языком, водя по глади стекла обратной стороной шариковой ручки:
— Если у Боба Сарански есть хоть отдалённые связи с Алом, то у Виктора нет и этого. Я перепроверил всё несколько раз, ошибки быть не может. Но, — пальцы врача снова пробежались по клавишам, — у мальчиков один отец. Кто это, я сказать не могу, но всё указывает именно на их близкое родство, от другого мужчины, не от Ала Брейкмана.
Подсознательно понимая, о чём идёт речь, Виктор всё-таки спросил:
— Мама родила меня от другого?
— Получается, что так, — ответил врач. — Мне очень жаль, парень, но это результат, точнее которого быть не может.
— Подождите, — очнулся от шока Джош, — если Боб имеет схожую с Виктором отцовскую линию, и это не Ал Брейкман, то значит, где-то живёт человек, с которым, — он покосился на юношу, — дружили обе женщины.
— Я знаю, что мать изменяла отцу, — избавил Виктор своего опекуна от поиска удобных выражений. — Но не думал, что и в моём случае.
Юноша выглядел хмуро.
— Господа, я не могу вам помочь советом, я только врач. Возьмите результаты, — Арнольд протянул подготовленные бумаги, — и используйте по своему усмотрению.
Выйдя из кабинета, Джош в знак поддержки положил руку на плечо Виктора, получив в ответ сердитое движение юного тела. Посмотрев в след юноше, решившему побыть наедине со своим разочарованием, экстрасенс подумал, как странно обошлась судьба с парнем, подарив надежду и почти сразу отняв её, да ещё и в такой неприятной ситуации. Знал ли Ал Брейкман, что Виктор не его родной сын или догадывался, но теперь стало понятно, почему он не оставил завещания. И знала ли об этом Сьюзан, так уверенно взявшаяся отстаивать претензии сына на состояние покойного. Несмотря на то, что Станислав Милькевич был в шаге от смерти, Джош всё-таки посчитал своё положение лучше, чем у расстроенного подопечного. Справится ли Виктор с очередным ударом или сдастся, теперь может зависеть только от него самого.
— Состояние Станислава стабилизировалось, — сказала Грета, прервав размышления Джоша. — Не стоит ли нам познакомиться поближе?
Посмотрев на женщину и стоявшего рядом мальчика, мужчина согласно улыбнулся, перехватив чистый взгляд широко открытых голубых глаз.
— Пойдёмте к нам, — предложил Владислав, протягивая старшему брату свою маленькую руку.
Дом Станислава Милькевича, в котором жили Грета с сыном, стоял на самом краю Бэйвиля, ближе всех к морю. Сразу за участком начинался бор, а сквозь гладкие стволы сосен просматривалась узкая полоска пляжа. Двухэтажное здание на вид не было особенно большим, но внутри оказалось просторней, чем можно было ожидать. Мебели было не много, от чего в каждой комнате создавалось ощущение свободы и избыточного пространства. Можно было догадаться, что хозяин является человеком широкой души.
— Станислав хотел, чтобы вы остановились в этом доме, — сказала хозяйка, когда все члены семьи были в сборе. — К сожалению, до сегодняшнего утра мне никто не сказал, что вы приехали. Поэтому я буду настаивать, чтобы вы покинули кемпинг и перебрались к нам. Заодно будет шанс лучше узнать друг друга. Да и Станислав обрадуется.
Джош почувствовал надежду в голосе Греты, но уже знал, что отец не вернётся в прежнее состояние, а момент смерти может наступить в любую минуту. То же самое чувствовал и маленький Владислав. В отличие от своего старшего брата, мальчик воспринимал смерть как естественное событие в жизни человека. Станислав учил сына не отдаваться горечи потерь и поражений, воспринимая мир таким, как он есть. Слыша мысли Джоша, Владислав догадался, что никто не рассказал взрослому мужчине, как нужно жить в момент скорби. Даже умная и сильная Грета выглядела расстроенной, разделяя чувства собравшихся, и мальчик по-своему принял настроение в комнате, как маленький, закрытый мир, живущий по своим законам.
— Расскажите, какой он, — попросил Джош хозяйку. — Какой он человек?
Гретта задумалась, посмотрев на Владислава, потом на остальных, словно ища сходство.
— Я бы для начала сказала, что очень увлечённый, потому, наверное, сильный. За те годы, что мы были знакомы, я не переставала удивляться напору его энергии и стремлению к поставленным целям, — женщина усмехнулась. — Боже, говорю как по книжке. Он был любимый, в первую очередь. (Пауза) Конечно любимый, а всё остальное было потом: и его сила и увлечённость, все таланты. Я ведь этого не замечала, просто любила его страстно и безответно, принимая таким, каков он есть. Прощала преданность науке, хлопоты в компании и заботу о Бэйвиле. Он меня не замечал, считая рядовой сотрудницей. Поэтому было легко взять на себя заботу о нём, поселиться под боком и помогать, наслаждаясь хоть какой-то близостью. Но бесследно ничто не проходит и в один день мы стали по-настоящему близки. Станислав всё видел, всё знал, просто не придавал этому значения, или у него на это не было времени. И я испытала второй прилив сил и чувств, кажущихся уже угасшими. Вот такой он человек: способный разжечь огонь страсти в семидесятилетней старушке. А всё остальное — просто видимая оболочка, — Грета прижала к себе сына, как бы показывая силу их со Станиславом любви. — Всё это неожиданно, трогательно и необычно одновременно. Я была согласна на то, что получила, но видимо заслужила старость в кругу родни, — в глазах Греты появилась ясная улыбка, её лицо расправилось. — И это всё он. В каждом из вас, во Владиславе, в этом доме.
Сердце Джоша сильно забилось, в голове мелькнули неприятные образы, по телу прошёл неприятный холодок. Сидящий рядом с матерью мальчик, поднял на женщину свой чистый, немного наивный взгляд:
— Папа умер.
Выражение лица не изменилось, лишь ресницы задвигались чаще, смахивая влагу с глаз: она была готова к этому. Смерть любимого человека была ожидаемым событием, пережить которое Грета готовилась последние дни, но не сдержалась и, извинившись, удалилась в комнату.
Весть о смерти Станислава Милькевича распространилась по Бэйвилю в мгновение ока, вызывая одинаково-печальные чувства горожан. В день похорон на улицы вышли все жители, провожая в последний путь уважаемого гражданина, в траурной процессии, заполнив путь от жилых кварталов к кладбищу. Никто не произносил речей, но подходя к гробу, каждый высказался, взглядом, словом или фразой выражая скорбь и признание. К концу дня дом Греты Розендаль наполнился людьми, желающими поддержать родственников. Заметив как мысли пришедших гнетут Джоша, близкая подруга покойного обратилась к присутствующим:
— Давайте вспомним то хорошее, что мы видели от Станислава: его заботу, любовь к людям и достоинство, которым он показывал пример всем нам. Довольно скорбеть о том, кто остался в наших сердцах неутомимым хозяином и близким человеком.
На лицах стали появляться улыбки. Сначала немного грустные, потом всё добрее и ярче. Подойдя к Джошу, Грета призналась:
— Я готова разрыдаться, прямо здесь, на глазах у всех…
— Спасибо, Грета, — ответил мужчина, беря её за руку. — Вы сильная женщина и очень чуткая.
— У меня был отличный пример, — вздохнув, ответила хозяйка. — Мне очень хочется, чтобы тот далёкий эксперимент не повлиял на вашу наследственность. Чувствую, что нам придётся потереться боками.
Прижавшись по-матерински нежно к Джошу, Грета вернулась к гостям, слушая добрые воспоминания о любимом человеке.
— Ты не видел Виктора? — спросил Алекса отец, провожая взглядом хозяйку дома.
— Он уединился в кемпинге, со вчерашнего дня не выходил, — ответил сын.
— Я поеду, поговорю с ним, — собрался Джош.
— Пап, — Алекс взял отца за руку. — Не надо. Он взрослый, самостоятельный парень и в этой ситуации должен сам справиться со своими чувствами.
— Ему всего девятнадцать, — возразил Джош.
— Мне было семнадцать, когда я поступил в университет на другом конце страны, — заметил Алекс. — Тогда, ты тоже сокрушался, что не сможешь оказать поддержку. Виктор прожил полгода без родителей, зная, что никогда их больше не увидит. Он всё прекрасно понимает, ему нужно время справиться со своими чувствами и понять смысл происходящего.
Джош всё ещё не соглашался с сыном, хотя на его лице появилось сомнение.
— Ты взял его в свой дом, поверил в силу его характера и возможность справиться с проблемами, начав с самого себя. Теперь, когда ты потерял отца, только узнав его, в тебе говорит некто другой, не похожий на Фостана старшего, человек. Прости, пап, но дети тоже взрослые люди, живущие своей жизнью.
— Вольные птицы, — проговорил Джош. — Да, ты, наверное, прав. Обещаю, я не буду тревожить Виктора, но мне тоже нужно побыть одному.
Похлопав сына по плечу, Джош покинул дом, освобождаясь от лишнего груза скорбных эмоций наполнявших пространство города.
Увидев у ворот кемпинга машину Майкла, мужчина обрадовался, что сможет отвлечься от грусти, заполнявшей его сознание. По сидящей на крыше вороне, Джош определил, в каком бунгало искать прибывших брата с сестрой. Почувствовав приближение человека, ослепшая в темноте птица приветливо каркнула, получив негромкий ответ. Предупредительно постучав, Джош увидел в открывшейся двери лицо Виктора.
— Я обещал Алексу, что не буду тебя тревожить, — оправдываясь, произнёс мужчина.
— Мистер Фостан, всё нормально, — ответил юноша, проходя внутрь. — Я рассказал Эмили и Майку об экспертизе.
Поприветствовав молодых людей, Джош услышал мнение девушки:
— Закрутила, Сьюзан, ничего не скажешь…
— Давайте не будем расстраиваться, — посоветовал мужчина. — Лучше расскажите, с какими новостями вы приехали.
Выслушав отчёт Эмили о последнем дне перед отъездом в Бэйвиль, Джош, как и адвокат, пожурил Майкла за опрометчивый поступок, притом, отметив, что инициатива не была лишена смысла. Убедившись, что время позволяет нарушить этикет лишь немного, Джош поспешил связаться с Маем и поделиться своими соображениями о дальнейшем ходе дела. Время до назначенного заседания позволяло действовать не торопясь.