Глава 1. Нейса

Я лежала недалеко от дома под старым раскидистым деревом, чудесным образом сопротивляющимся неумолимому натиску пустыни.

Отец говорил, что обитающий в дереве дух хранит нашу семью с тех пор, как сбежав от войны и выросших налогов, мы пришли на север и поселились в заброшенном доме расположившего перед высокими городскими стенами поселка.

Рядом, черно-блестящей угловатой горкой лежали закопченные кастрюли и сковородки. Мама велела их почистить, но, разморенная дневным солнцем, я играла сухими листьями, представляя, что это большие корабли, а муравей на них – я, и плыву по большому морю. Моря я не видела ни разу. Вообще не видела ничего, кроме простирающегося до горизонта желтого песка, но папа рассказывал, что там, где кончается песок, начинается море. Такое же синее, как небо, и я мечтала, что когда-нибудь увижу его.

Широкая, шелестящая на обжигающем ветру крона укрывала от солнца, но знойный воздух опалял кожу. Очень хотелось пить, а воды в оставленном мамой глиняном кувшине осталось только половина, и ее надо было растянуть до конца дня. Голода не чувствовала, но это и к лучшему – еды дома почти не было.

– Благословленная Шивой, – слышала я второй день. Люди приходили поглазеть и показывали на меня пальцем.

Наш дом стоял на окраине, около самой стены, защищающей селение от хищников, хотя, какие хищники могут быть в пустыне, а в большей мере – от набегов разбойников, и никогда, до вчерашнего дня, здесь не проходило так много людей.

Я вытерла испарину концом старенькой, доставшейся от сестры дупатты. После укуса змеи меня то бил озноб, то бросало в жар, при этом сил что-то делать становилось все меньше.

Случилось это в ночь, предшествующую сегодняшней – зимой, после захода солнца становится холодно, поэтому мы подняли бамбуковые шторы, разделяющие дом на комнаты и, прижавшись друг к другу, спали все вместе на циновке. Быть может, потому что спала с краю, заползшая в поисках тепла змея укусила именно меня. От боли я вскрикнула и толкнула спящего рядом Реянша. Брат сначала заворчал и оттолкнул меня, но всхлипы не давали заснуть, и он, взяв с алтаря лампаду, велел показать, где больно. При свете слабого, пляшущего огонька, едва различимые, на ступне темнели два крохотных пятнышка.

– Мама, папа, Анви! – закричал Реянш, стараясь разбудить остальных. – Нейсу укусила змея!

Все вскочили и принялись осматриваться, а я осталась сидеть на циновке и плакала – боли уже не было, но нога начала неметь. Из темноты раздалось приглушенное шипение. Брат осторожно поднес лампаду – приготовившаяся к броску кобра с расправленным капюшоном показалась мне огромной, а на полотняном потолке, в колеблющемся свете лампады покачивалась ее еще более громадная тень. Но Реянш сказал, что это еще детеныш, он накинул на змею циновку и вытряхнул ее во дворе.

– Сынок, не ходи, и тебя могут укусить, – воскликнула мама, когда брат понес меня на улицу.

Луна освещала двор и здесь было светлее, чем в комнате. Реянш положил меня под деревом и пошел на задний двор.

– Сынок, не трать на нее воду. Может, дух дерева ее заберет, – переминаясь на пороге дома, попыталась остановить брата мама, но он молча скрылся в темноте.

Вскоре Реянш вернулся с кувшином воды, промыл рану и, как смог, отсосал яд. После чего перетянул ногу моей же дупаттой.

– Оставайся здесь, тебе надо быть на холоде, – сказал он, а чтобы совсем не замерзла, укрыл своей шалью и вернулся в дом.

Дрожа от страха и холода и кутаясь в шарф, я встретила рассвет.

* * *

Первыми из дома ушли Реянш и отец. Городские ворота уже открыли, и брат с отцом направились по пока еще холодному песку к вздымающейся в небо городской стене. Мужчины нашей семьи, так же как и почти все в поселке, работали в красильных мастерских. От этого их руки и ноги всегда были покрыты въевшейся в кожу краской. Иногда, когда краска плохо ложилась, отец приносил домой отрезы, такие же тонкие и невесомые, как редкая в наших краях пелена облаков. Он говорил, что это брак. Я не знала, что такое брак, и прозрачная, текучая ткань казалась мне чудесной. Вот только получить ее могла лишь после того, как износит Анви.

Только я проводила взглядом отца и брата, как в проеме глиняной стены появились мама с сестрой и, даже не взглянув в мою сторону, ушли – они тоже работали в городе – вышивали на одежде красивые узоры. Я засмотрелась на Анви – моя сестра и брат, оба очень красивые – смуглые, высокие. Конечно, Реянш более рослый, потому что старше, но и сестра намного выше меня. Волосы брата кудрявятся в беспорядке, а у Анви убраны в аккуратную косу, только у шеи видны непослушные завитки. Мои же, прямые и тонкие, развевались на горячем ветру, как высохшая трава. Грустно вздохнула – как бы хотела быть такой же красивой, как Анви и Реянш, но мне всегда казалось, что у родителей закончились краски, и я получилось такой же ненужной, как и приносимая отцом ткань – мои волосы и кожа были светлее, чем у брата и сестры. К тому же, по сравнению со сверстниками, я была слишком худой. Неудивительно, что мама и папа любили старших детей больше.

Весь день мимо нашего дома ходили люди, казалось, что их было больше, чем я видела за всю свою жизнь. Они подходили к нашему невысокому плетеному забору и переговаривались. Вечером, когда солнце почти скрылось за соломенной крышей, а мама и сестра вернулись, пришли соседки и привели с собой священника.

Еще не совсем стемнело и человек в белой одежде с нанесенным на лоб тилаком выделялся на фоне селян, одетых в будничные выцветшие камизы и шальвары – в нашем поселке что женщины, что мужчины носили одинаковую одежду, только у самых зажиточных жены и дочери по праздникам надевали для молитвы хлопковые сари.

– Это она благословленная Шивой? – разглядывая меня, спросил пандит.

Я поежилась под его изучающим взглядом. Было стыдно, что из-под коротких шальвар видно мои тощие лодыжки и, подтянув босые ноги, постаралась спрятать их под дупаттой.

– Встань и прими благословение, – шикнула на меня мама.

Я попыталась встать, но по-прежнему не чувствовала укушенную ступню, поэтому, чтобы не упасть, подпрыгивала на одной ноге. Мама недовольно нахмурилась, а Анви подошла и, поддерживая под руку, помогла наклониться, чтобы коснуться обутых в веревочные сандалии ног священника, коснулась их и она.

– Живите долго, – сказал пандит, положив руку нам на головы.

Мы распрямились, а он провел пальцами по моей щеке, задержавшись на подбородке, приподнял голову и заглянул в глаза.

– Красивая девочка, – сказал священник, а я едва не открыла рот от удивления, и очень захотелось поверить, что мои глаза похожи на глаза Анви – большие, черные и блестящие, в обрамлении густых щеточек ресниц. Почему-то длинные и загнутые – брата, нравились мне меньше. – Если Господь ее отметил, то вы должны выдать девочку замуж.

– Как замуж? С ее рождения минуло только шесть дождей! – воскликнула мама и стиснула на груди камиз с наполовину стершимися и оторвавшимися медными кружочками.

– Мы всего лишь люди и не можем идти против воли Господа нашего Шивы, – спокойно ответил пандид.

А я заинтересованно на него смотрела – мне доводилось бывать на свадьбах – видела невест в красивых нарядах, украшенных начищенными и блестящими, как маленькие солнца – медными кругляшками и, как луны – оловянными. У девушек, глянцевые волосы были подняты и спрятаны под расшитую шаль, а на руках и ногах, покрытых рисунками мехенди, звенели браслеты. Старясь сохранять спокойствие, они дожидались жениха, после чего обменивались с ним гирляндами и семь раз обходили вокруг священного огня.

Я очень обрадовалась возможности быть такой же красивой, как и они, и не видела причин, почему бы не выйти замуж – как только почувствую свою ногу, вполне смогу обойти вокруг огня. Но, стараясь быть воспитанной девочкой, скромно молчала и дожидалась, что скажет мама.

– Но у нас нет денег на приданое. Надо еще старшую дочь выдать замуж, а без приданого Нейсу никто не возьмет, – мама перевела обеспокоенный взгляд с пандита на старшую дочь. Посмотрела на Анви и я.

Сестра выглядела мрачной – ее подружки одна за другой выходили замуж, правда они были старше, но и ровесницам уже поступали брачные предложения, к нашему же дому женихи не спешили. А по ночам я слышала, как отец с мамой в полголоса обсуждали, где взять денег на приданое.

– Если Господин наш указал на нее, то найдется и жених, – невозмутимо ответил пандит. – Зайди в храм, я составлю ее гороскоп.

Всхлипнув, Анви убежала в дом, мама проводила ее сочувственным взглядом, а священник – неодобрительным. Я пожалела сестру – у нее был поклонник из зеркальных мастерских. Иногда он дарил Анви несколько выпуклых и блестящих, отражающих солнечный свет кусочков. Сестра их хранила и собиралась сделать с ними вышивку на свадебной дупатте – она очень хотела выйти замуж и переехать за городские стены. Сейчас же, из-за слов пандита рушились все планы.

Мне мама не сказала ни слова и вслед за сестрой молча скрылась за домом. Вскоре оттуда потянуло запахом жарящихся лепешек. Несмотря на то, что я весь день ничего не ела, аппетит не разыгрался, и мама, после того как накормила вернувшихся с работы отца и брата, принесла мне две остывшие роти из нутовой муки и кувшин воды. От лепешек пахло прогорклым неочищенным маслом и меня начало мутить. Попросив маму отдать мою порцию отцу и Реяншу, я схватилась за кувшин и разом выпила едва ли не половину. Живот надулся и в нем отчаянно забулькало – это немного развеселило – я то втягивала его, то выпячивала, чувствуя, как внутри переливается вода, а устав, смотрела на светящиеся в небе точки – как будто те самые блестящие кусочки, вышитые на гигантском сари, которым укрылась, оставив на виду лишь лицо-луну, очень скромная женщина. Раздумывая, куда же женщина девается днем, я незаметно заснула, а когда проснулась, увидела воду и горку посуды, к которой до сих пор так и не прикоснулась.

Испугавшись, что по возвращении с работы мама меня отругает, я принялась медленно оттирать закопченные стенки. Руки двигались как чужие, не нанося саже ни малейшего ущерба.

 

Глава 2. Гость и гороскоп

Этот день ничем не отличался от предыдущего – так же ходили зеваки и с любопытством заглядывали во двор. Но вечером, когда мама и Анви вернулись с работы, пришел пандит и привел с собой невысокого, круглого, как кувшин, мужчину. Незнакомец не жил в нашем поселке, ведь я знала всех, да и одет он был очень странно – широкие, со множеством складок шаровары из плотной, мягко поблескивающей синей ткани; ярко-розовая, как наш закат, курта, а поверх нее – оранжевый жилет. Из-под складок шаровар выглядывали не веревочные сандалии, как у мужчин нашего поселка, а расшитые кожаные туфли с загнутыми носами. Закончив разглядывать чудную одежду, я перевела взгляд на лицо – оно выглядело не менее необычно – волнистые волосы до плеч обрамляли круглые щеки, из-за которых едва виднелись большие торчащие уши. В каждом блестела, словно начищенное олово, сережка. Чужак сложил на животе толстые короткие пальцы и внимательно разглядывал меня будто спрятавшимися за толстыми щеками глазами-щелочками – по спине побежали мурашки, словно из пустыни подуло ночным холодом.

«Неужели его, согласно гороскопу, выбрали в мужья?» – подумала я и постаралась укрыться от оценивающего взгляда под потрепанной дупаттой Анви.

Мне приходилось видеть как в день свадьбы плакали девушки, которым предстояло стать женой мужчины намного их старше, но тогда не понимала причины их горя. Сейчас же, представив, что уйду из родного дома и поселка с похожим на кувшин незнакомцем, что мне, как маме для нашей семьи, надо будет готовить для него и стирать – я попробовала сообразить, сколько времени понадобиться, чтобы постирать его шаровары (кажется ими можно укрыть весь наш дом) и едва не расплакалась, потому что до конца жизни не управиться с этой работой. Теперь я понимала несчастных невест и кусала губы, чтобы не разрыдаться от предстоящей разлуки. Меня не радовала даже возможность покрасоваться в нарядном сари. Хотелось только, чтобы все оставалось как раньше, и я жила вместе с мамой, папой, сестрой и братом. Но боясь расстроить маму, не показывала своих переживаний, только теснее прижималась к стволу дерева и молила живущего в нем духа отвести несчастье от нашего дома. Правда, сомневалась, что дух расслышит обращенные к нему просьбы, ведь у меня не было ни кусочка лепешки, ни капли масла, чтобы умилостивить его.

Мама отправила Анви на задний двор готовить ужин, а гостей пригласила в дом. Мне же пришлось вытягивать шею, чтобы узнать, о чем они говорят.

– Я составил гороскоп твоей дочери, – послышался степенный, но звонкий, как храмовые колокольчики, голос пандита, – и понял, что неверно истолковал знак Господа нашего Шивы. Вот смотри, – послышался шорох одежды и хруст разворачиваемого папируса, а я даже перестала дышать – неужели меня все-таки не отдадут толстяку? Тогда, зачем он пришел? – Она родилась во вторник, этот день пришелся на Двадаши. Кроме того, Луна стояла в накшатре Шатабхиша. Совпали все признаки виша-каньи. Нейсе нельзя выходить замуж – она принесет мужу смерть, и вам самим надо поскорее избавиться от нее, пока девочка не навлекла несчастья и на мужчин семьи.

– Что же нам делать? – всхлипнула мама.

А я по-прежнему ничего не понимала – новость об отмене замужества обрадовала, но зачем тогда пришел лохматый кувшин?

– Шива указал и путь, – продолжил священник. – Только, судьба Нейсы стать не женой и матерью, а служительницей супруги Его – жрицей Богини Кали. По Его воле в наши края приехал купец, поставляющий в храм Кали ткани и украшения. Он готов взять девочку с собой. Караван уже собирался в путь, и только по воле Шивы мне удалось перехватить купца. Так что, решайся быстрее, женщина. Эти достойные люди не станут ждать, пока ты наплачешься. И не забывай о знаке Его – не подчинишься изъявленной воле, и на поселок обрушатся страшные несчастья. Не забывай, она избрана, не гневи Богов.

– Могу предложить за нее небольшое вознаграждение, – послышался незнакомый и такой тягучий, что казалось в нем можно увязнуть, голос. Толстяк так странно произносил слова, что я едва разобрала смысл.

Мама показалась в проеме и заперла дверь, она понизила голос и о чем говорила с незнакомцем дальше, я разобрать не смогла, но через некоторое время все трое вышли во двор.

– Нейса, доченька, – мама подошла ко мне и погладила по щеке. – Тебе сейчас надо пойти с дядей, он приведет тебя в храм. Будешь воспитываться там, как жрица Богини. Дочка, это большое счастье, и не все девочки его достойны. Поднимайся, – мама потянула меня за руку.

– Это далеко? – вставая, спросила я.

– Нет, недалеко. Здесь же в городе. Когда соскучишься, сможешь приходить в гости, – переглянувшись с кивнувшим толстяком, поспешила ответить мама. – А в город поедешь на пони, ты ведь ни разу не ездила на пони? Дай ему руку.

Я подала толстяку руку, а он отогнул полу жилета, просунув руку в боковой разрез курты, достал из необъятных шаровар небольшой мешочек и отдал маме. Приняв подарок, она склонилась к ногам священника.

– Будь счастлива, – положив руку ей на голову, ответил пандит. – Пойдем, Нейса, взяв меня за вторую руку, он и незнакомец вывели меня со двора.

 

Глава 3. Путешествие

Двое мужчин вели меня к центру поселка – туда, где жил пандит. Сначала я оглядывалась на удаляющийся родной дом – хотелось увидеть Анви, попрощаться с ней, но сестра так и не показалась из-за дома. Одна мама, прижав к груди мешочек, продолжала стоять под моим деревом.

Потом вспомнила отца и Реянша – они должно быть расстроятся, когда вернутся с работы и не найдут меня. И я стала внимательно вглядываться в проходящих людей, надеясь увидеть родных, но, несмотря на то, что знала почти всех, это были не отец и брат.

Мы вошли во двор пандита, и я замерла от восхищения при виде невысокой лохматой лошадки. Пыльно-серая, с длинной густой челкой. Таких же, только украшенных, я видела на празднестве в городе, а сейчас могла рассмотреть и даже потрогать – она стояла около колышка и, уткнув нос в землю, искала траву. Я не могла сдержать радость, ведь предстояло ехать на этой лошади в большой город, где их много. Я представила, как по прошествии некоторого времени вернусь домой и расскажу брату и сестре, знакомым, соседям о всех чудесах и животных, которых увижу в городе. Быть может, посчастливится увидеть верблюда – Реянш говорил, что это такая лошадь с горбом, я не могла такого представить и очень хотела их увидеть. Представляла удивление соседей тому, как много всего увидела и узнала. Мне не терпелось сесть на лошадку и двинуться в путь. Я оглянулась на мужчин – незнакомец отдал пандиту такой же мешочек, как маме.

– Дай какую-нибудь мальчишечью одежду, не хочу, чтобы в дороге на девочку нашлись охотники. И шаль – надо спрятать ее волосы. Все мои ткани слишком дорогие для чумазой деревенщины.

Недовольно бормоча, пандит скрылся в доме. Вскоре он вышел с ворохом одежды.

Незнакомец осмотрел меня, велел надеть курту и дхоти и снять шальвар-камиз. Я послушалась – рубашка была велика, и пришлось закатать рукава, а подол едва не касался земли. Затем что-то невнятно наговаривая, толстяк собрал мои волосы и чалмой намотал на голову длинный и чистый хлопковый шарф.

– Ну вот, – сказал он удовлетворенно. – Теперь ты не девочка, а мой сын. Я везу тебя домой, поняла? В дороге не отходи от меня далеко, захочешь в туалет – скажи, я тебя провожу. Запомни – ты мальчик. Это очень важно.

Я ничего не поняла, но кивнула.

Толстяк подсадил меня на пони, с кряхтением взобрался сам, и мы поехали к поселковым воротам. На улицу высыпали, наверное, все жители, а я им весело махала и обещала скоро вернуться.

Когда мы выехали за пределы селения, наступили короткие сумерки, и за городской стеной тут и там появились пока еще редкие огни. Я думала, что пыхтящий за спиной, по-прежнему незнакомый человек повернет к ним, но пони пошел в противоположную сторону – в пустыню, к виднеющемуся на горизонте и подсвеченному последними закатными отблесками облаку пыли.

– Но город в другой стороне, – проговорила я, подумав, что чужеземец заблудился и уже повернулась указать, куда надо ехать, но меня больно дернули за ухо.

– Замолчи, мальчик. Чем меньше от тебя будет шума и беспокойства, тем тебе же лучше, – прогудел над головой голос. Толстяк говорил так, будто у него был полный рот горячего сабджи.

Я еще раз оглянулась на оставленную за спиной высокую стену, но ничего не увидела, кроме расшитой шелковой курты и жилета. Решив, что мы едем в какое-то другое, расположенное дальше селение, ведь я никогда не заходила так далеко в пустыню и не знала, что здесь есть, кроме родного поселка и ближайшего к нему города, то постаралась насладиться путешествием. Было очень удобно – от бега пони я мерно покачивалась, а сзади подпирал мягкий и круглый живот спутника. Кажется, он задремал, я бы последовала его примеру, но раздалось громкое урчание, и я даже не сразу сообразила, что это у меня в животе. Есть хотелось до тошноты, и я нетерпеливо завозилась – не терпелось уже приехать и поесть, но, сколько хватало глаз, кроме звезд над головой, не виднелось ни одного огонька. Мы отъехали так далеко от дома, что зародилось беспокойство – как же я вернусь к родителям, когда придет для этого время, как расскажу о своих достижениях? К тому же, уже соскучилась по ним, Реяншу с Анви, и захотелось домой. По щекам сами собой потекли слезы, и я начала тихонько всхлипывать. Видимо, это разбудило толстяка, он громко хрюкнул и зашевелился.

– Дядя, когда мы приедем? – воспользовавшись тем, что спутник проснулся, осмелилась спросить я.

– Уже недолго, – прошепелявил он.

Я снова захныкала.

– Что еще? – недовольно спросил дядя.

– Домой хочу, – с трудом выговорила я. – Когда мы вернемся домой?

Толстяк остановил пони, а я, особенно громко всхлипнув и икнув, удивленно уставилась на него – зачем мы остановились, вокруг только пустыня.

Он с кряхтением слез и стащил за шиворот меня. Я сидела на холодном песке и недоуменно смотрела на нависший надо мной живот.

– Мальчик, я уже говорил, чтобы ты не донимал меня, – донеслось из-за живота. – Пока мы в пути, твой дом – это я. Я тебя кормлю и везу, а ты, вместо того, чтобы молчать, мне докучаешь. Я в любой момент могу оставить тебя посреди пустыни на съедение диким зверям.

Я испуганно оглянулась – в каждой тени, в каждой складке песка чудились затаившиеся чудища, которые, как только толстяк уйдет, набросятся на меня и растерзают. Наверное, именно тогда я поняла, что больше не увижу наш маленький домик, родителей. Это их можно было разжалобить слезами или капризами, чужие же люди, что станут окружать меня впредь, останутся равнодушны к моим бедам так же, как простирающаяся насколько хватает глаз пустыня.

– Я больше не буду, – прошептала я больше песку под ногами, чем толстяку.

Толстые, мягкие и какие-то гладкие пальцы сомкнулись у меня на подбородке, надавили, я подняла голову – выглядывая из-за объемного живота, на меня смотрели внимательные глаза-щелочки.

– Надеюсь, что так и будет. Там, где ты станешь жить, умение быть послушным и быстро учиться, очень пригодится тебе, мальчик, – он снова посадил меня на пони, залез сам, и мы двинулись в путь.

За все время, я не проронила больше ни слова. Молчала, когда нагнали остановившийся на ночлег караван. Толстяк помог мне слезть и протянул завернутый в лист кусок лепешки. Есть хотелось очень сильно. Переживания почему-то не перебили аппетит. Стараясь лишний раз не злить раздражительного дядю, молча съела сухую лепешку и выпила оставшееся в ведре скисшее молоко. Холод обступал, я свернулась и прижалась к пони, чтобы хоть как-то согреться. С удивлением почувствовала, как меня укрыли чем-то колючим, но теплым. Постепенно я перестала дрожать, рядом уютно похрапывал пони. Из глубины лагеря, от гаснущих костров раздавался смех: высокий – женский и более низкий – мужской. Со всех сторон слышались подозрительные шорохи, и я теснее прижималась к теплому терпкому боку. Казалось, что никогда не смогу заснуть, но неожиданно почувствовала, как на плечо опустилась чья-то рука и потрясла.

Я быстро села, крепче прижала к себе покрывало, оказавшееся пестрым, оранжево-горчичным шарфом, и щурилась, стараясь рассмотреть того, кто хочет отобрать мое одеяло. Видимо, я все-таки уснула и не заметила, как прошла ночь. Сейчас же солнце, поднимаясь над горизонтом, стелило золотисто-розовые лучи по серо-коричневому песку. Лагерь начинал пробуждаться, а тряс меня кувшиноподобный толстяк.

– Пойдем, – сказал он и взял меня за руку.

Мы шли долго, пока лагерь не превратился в неясное, размытое утренним туманом пятно. Только тогда толстяк остановился, отпустил мою руку и отвернулся. Он стоял, не двигаясь, пока я не коснулась края его рукава, и мы пошли обратно.

К тому времени, когда мы вернулись, все уже проснулись и собирались в путь. А я смотрела во все глаза, боясь что-то упустить – в первый раз я видела столько людей и животных разом. Женщины, голоса которых я вчера слышала, привели меня в полный восторг – накрашенные, в ярких нарядах и с многочисленными звенящими браслетами, они были самыми красивыми, кого я когда-либо видела. Хотелось верить, что когда-нибудь я стану такой же, как и они.

– Эй, Гопал! – раздался рядом зычный голос. Я вздрогнула и обернулась – рядом с моим толстяком стоял худой, как палка, мужчина. Поднимающийся ветер раздувал его обширные одежды, и они хлопали, как белье на веревке. – Что это у тебя за мальчишка? – он взял меня за подбородок и стал рассматривать.

– Да вот, оказалось, что у меня есть сын, – отозвался мой дядя. – Я не молодею, семьи нет. Вот и решил взять его на воспитание и, если окажется толковым, то передать потом свое дело, а самому уйти на покой – греться под солнцем и есть финики.

Помня наказ перед отъездом из родного городка, я постаралась скрыть удивление и, опустив глаза, рассматривала свои грязные ноги.

Тощий отпустил мой подбородок и больно ущипнул за щеку.

– Слишком смазливый, чтобы быть твоим сыном, – рассмеялся он и снова потянулся к моей щеке.

– Он на мать похож, – недовольно отозвался толстяк и подсадил меня на пони. – Держись рядом и не отходи ни на шаг, – уже мне шепнул он на ухо.

– Она должно быть красотка, – еще громче рассмеялся тощий. – Что только в тебе нашла?

– Иди уже, скоро отправляемся, – оборвал его Гопал. Он сунул мне еще один завернутый в лист кусок лепешки, насыпал в ладонь изюму, после чего тоже взгромоздился на пони, и мы тихонько потрусили вслед за караваном. Позади всех, привязав к спине узлы с вещами и что-то громко обсуждая, шли женщины.

Иногда до нас доносился их визг. С трудом выглянув из-за обширного живота спутника, я видела, как несколько женщин, вцепившись друг другу в волосы, повалились в пыль. Но никто не обратил на них ни малейшего внимания и не замедлил шаг – время было дорого, припасы были строго рассчитаны на весь путь и не позволяли задерживаться.

Я сбилась со счета, сколько дней мы шли, останавливаясь на ночь среди бескрайних песков. На людей, особенно на женщин, обращали мало внимания, берегли только товар и вьючных животных. Наконец, пустыня кончилась. Сначала появились редкие кустарники, потом деревья, а потом мы окунулись в густую тень джунглей. Время от времени дорога подходила к стенам городов, но мы никогда не переступали за ворота – местные власти брали пошлину за возможность пройти через город.

Все чаще стали попадаться города и деревни, ночи уже перестали быть холодными, и в кострах отпала необходимость. Их разжигали только, чтобы отогнать хищников. Люди уже не жались к огню, а могли заснуть где угодно – чаще всего засыпали прямо на обочине дороги. Я больше не куталась в шерстяной шарф, а тюрбан мешал все сильнее – было жарко, и голова под ним нещадно чесалась. Хотелось поскорее снять его и почувствовать в волосах теплый, как мамины руки, ветер. Но я терпела.

В один из таких жарких дней, когда уставшие и мокрые, все время от времени поднимают взгляд к пронзительно синему небу в поисках хоть небольшого прозрачного облачка, которое бы защитило от безжалостного солнца и дало долгожданную тень, мы подошли к стене. Я задрала голову так высоко, что тюрбан едва не свалился, но не смогла увидеть, где она кончается. Казалось, что каменная кладка уходит прямо в небо.

Караван задержался ровно на столько, сколько времени понадобилось, чтобы расплатиться со стражей у ворот, после чего пестрая река потекла в широкие ворота, заполнила узкие городские улицы и, разделяясь, отдельными ручейками разлилась по переулкам.

Мы тоже свернули в сторону от основного потока. Толстяк остановился и велел помощникам везти товар в лавку, но прежде чем они двинулись, слез с пони и принялся копаться в одном из тщательно оберегаемых тюков. Закончив, отпустил нагруженных животных и погонщиков, а сам вернулся к пони и протянул мне небольшой, с неровными краями выгнутый кусочек зеркального стекла.

– Это тебе на счастье, – старательно отводя глаза, буркнул он и с кряхтением взгромоздился сзади, а у меня сам собой от удивления открылся рот – никогда прежде не держала в руках такой дорогой вещи.

Я развлекалась, пуская солнечных зайчиков, и совсем не смотрела, куда едем. Поэтому очень удивилась, когда остановились возле очередных высоких ворот. Стена, в которой они вырезаны, была такой длинной, что, казалось, опоясывает еще один город. А за воротами возвышалось самое высокое и красивое здание, которое я когда-либо видела. Его крыша, постепенно сужаясь, поднималась к самому небу, а на ее уступах были вырезаны и выкрашены в яркие синие и красные цвета, различные фигуры. Ворота и вход в само здание украшали цветочные гирлянды, и я на какое время остановилась, вдыхая их аромат, но толстяк, не отпуская мою руку, потащил дальше – в просторный зал с высокими колоннами, и плавающим меж ними дымом от курения благовоний.

Не давая мне как следует все рассмотреть, Гопал продолжал идти, пока мы не оказались перед великолепной статуей синей женщины. Она стояла на туловище мужчины, ее бедра охватывал пояс из человеческих рук, шею украшало ожерелье из черепов, а пышные волосы опускались ниже талии.

Стояли мы недолго. Я не успела рассмотреть все цветы и сладости, лежащие у ног статуи, когда из-за нее вышел замотанный в белую ткань мужчина.

– Это подношение Богине-Матери, – подтолкнул меня толстяк.

Ни слова не говоря, незнакомец кивнул, взял меня за руку и завел за статую. Мы прошли через небольшую дверь и оказались в длинном узком коридоре.

 

Глава 4. Новое окружение

Мне казалось, что идем очень долго. Длинные тени от скудного света масляных светильников прыгали по темным, сводом нависающим над головой стенам, и я жалась к ногам провожатого. Не заметив ступеньку, едва не упала, но незнакомец поддержал, и мы начали спускаться.

Спускались, наверное, еще дольше, чем шли по коридору, пока, наконец, не стало светлеть, и мы не оказались в небольшой округлой комнате. В нос ударил влажный, насыщенный удушливым запахом каких-то трав воздух. Я осмотрелась – лучи дневного солнца, попадая сквозь расположенные под потолком, забранные частой решеткой окна, освещали несколько высеченных прямо в полу, наполненных водой чаш. От них и поднимался немного маслянистый запах. Вокруг чаш, в которые по желобам стекала вода, курились благовония и стояли глиняные кувшины. Я не успевала оглядываться, чтобы все рассмотреть.

– Это еще что за замарашка? – услышала голос и, посмотрев, едва не упала – из воды, как Богиня Лакшми, поднялась совершенно обнаженная девушка. Она была красивее всех, кого я когда-либо видела – ее кожа блестела, как начищенные металлические кувшины на рынке, мокрые волосы толстыми змеями спускались ниже талии. Тяжелая грудь поблескивала от капель воды, они же стекали по мягко выступающему животу и округлым бедрам. Ступни и ладони красавицы украшали красно-коричневые рисунки. – Уберите ее отсюда, а то все здесь перепачкает, – снова раздался мелодичный голос, но я не могла пошевелиться и так и продолжала бы стоять, если бы провожатый не дернул за руку. Меня усадили на скрывающуюся в полутьме каменную скамейку, и оттуда я продолжала смотреть, как к девушке подошла полная женщина в промокшем сари и стала растирать маслом гладкую кожу, отчего та заблестела еще сильнее, а влажный воздух наполнился сладким цветочным запахом.

– Раздевайся, – засмотревшись, как купальщице расчесывают волосы, я не заметила, когда ко мне подошла вторая женщина и сейчас пыталась снять курту. – Что застыла? Думаешь, у меня больше работы никакой нет?

Она размотала тюрбан, и волосы сальными слипшимися прядями упали мне на лицо.

– Где вас только таких берут, – проворчала женщина. – Раздевайся сама. А волосы придется остричь.

Я вопросительно подняла на нее глаза, непроизвольно почесывая голову.

– Не переживай, – неожиданно ее голос стал мягче. – Зато отрастут красивые, здоровые, блестящие. Ты же не хочешь все время чесаться?

Я помотала головой, в то же время, наблюдая, как девушка, завернувшись в легкое сари и не обернувшись, вышла через другую дверь. Стараясь не выпустить зеркало, я неловко выпутывалась из одежды. Заметив мои неуклюжие попытки, женщина схватила меня за руку и разжала пальцы.

– Откуда это у тебя? Где украла? – дергала она меня.

– Я не крала. Это мое, – осмелев от того, что пытаются отнять единственную ценность, я заплакала и попыталась забрать зеркало, но женщина высоко подняла руку. – Это мое, мое! – продолжая попытки, плакала я.

– Отдай, – раздался от стены мужской голос. – Она сама и все, что у нее есть, принадлежит Богине-матери. Ты ведь не хочешь прогневить Кали, забрав у нее подношение.

Женщина нехотя протянула зеркало. Я схватила его и прижала к груди.

– Оставь здесь. Никто его не заберет, – раздался тот же голос.

Наверное, я так бы и не решилась расстаться со своим сокровищем, но женщина уже распутала пояс шальвар, отобрала зеркало, положила на скамью и, схватив меня за руку, потащила к воде. Переступив через упавший к ногам комок ткани и оставляя грязные следы, я пошлепала за ней.

Первым делом мне состригли все волосы, затем долго скребли голову. Вонючая пена лезла в глаза, отчего их больно щипало. Мне казалось, что уже не осталось ни кожи, ни волос, а женщина все скребла и скребла, пока я не начала хныкать. Наконец, она оставила в покое голову и принялась тереть меня расплющенными стеблями тростника. Было больно, кожа горела, а вода на глазах становилась коричневой, и по ее маслянистой поверхности плавали грязно-серые хлопья. Только когда я уже напоминала себе раскаленную головешку, женщина отбросила стебли и взялась за камень.

«Меня так мучили, чтобы теперь убить?» – пронеслось в голове, но истязательница взяла мою ногу и стала нещадно тереть ступни.

Я плакала, просила перестать, уверяла, что кожи совсем не осталось, и она отдирает мясо, но женщина не слушала и продолжала меня свежевать.

Ног я уже не чувствовала совсем, когда она наконец закончила – полила меня чистой водой, втерла в оставшиеся волосы то же пахучее масло, каким до меня растирали девушку, а ноги намазали какой-то мазью, завернули в чистое сари и подтолкнули к прячущемуся в тени стены мужчине. Первым делом я нашла зеркало и зажала его в кулак.

– Пойдем, – сказал мой провожатый, и я почувствовала прикосновение его руки.

Я хотела было идти к той же двери, из которой вышли, но мужчина повел меня к совершенно другой, даже не к той, через которую ушла красивая купальщица.

Мы шли по еще одному бесконечному извилистому коридору, но, запутавшись, я уже не пыталась запомнить, а старалась понять свои ощущения – сладкий цветочный запах кружил голову, ткань приятно холодила кожу, а каменный пол казался разгоряченным ногам странно-прохладным, я чувствовала ступнями каждую трещинку в кладке – это было щекотно и очень непривычно.

Казалось, уже успела закончиться вечность, когда мы попали в огромную, залитую светом комнату. Я боялась поднять глаза и видела только белые гладкие плиты под ногами, и свое отражение в них.

– Посмотри на меня, дитя, – раздался густой гулкий голос. Казалось, он растекается по комнате, заполняя самые ее дальние уголки.

Я немного приподняла голову, косясь, но еще не решаясь взглянуть на обладателя такого звучного голоса. Подумалось, что он, должно быть, достает до самого потолка. Было страшно, и я рассматривала узор на полу, нарисованный солнечными лучами, проникшими через резную оконную решетку.

– Смелее, дитя, – подбодрил голос.

Я еще немного приподняла голову, а потом, забыв о том, что надо вести себя скромно, уставилась во все глаза – передо мной, в резном блестящем кресле сидел, как мне показалось, старый-престарый человек с длинными белыми волосами и белой бородой. Его худое тело скрывалось под белой блестящей одеждой, а черные глаза, казалось, пронзали насквозь.

– Прими благословение, – раздался за спиной голос провожатого и меня подтолкнули к старцу.

Я поспешно прикоснулась к обутым в кожаные сандалии ступням.

– Живи долго, – на макушку опустилась рука, а затем мягкие пальцы, погладив по щеке, коснулись подбородка и приподняли голову. Новый незнакомец оказался так близко, что невольно стала его рассматривать. Несмотря на белые, как луна, волосы, кожа на его лице была на удивление гладкой и по сравнению с руками слишком белой, а пронзительность взгляду придавала черная подводка. – Так ты у нас виша-канья, родилась в накшатру Шатабхиши, – он замолчал и выжидательно смотрел.

Уже второй раз при мне говорили «виша-канья», но я не знала, что это такое. Не знала хорошо это или плохо, поэтому молчала.

– Молодец, – неизвестно за что похвалил меня старец. – Умные девочки всегда больше слушают, чем говорят. Как тебя зовут, дитя?

– Нейса, – пролепетала я непослушными губами.

– Родители выбрали для тебя благоприятное имя, дитя. Они сделали все, что смогли. Теперь твоя судьба зависит только от тебя. Ты красивая девочка и по рождению суждено стать девадаси.

Меня уже второй раз назвали красивой и от удивления несколько раз сморгнула – наверняка, он надо мной смеется. Я опустила голову и закусила дрожащие губы.

– Ты знаешь, кто такие девадаси? – после непродолжительного молчания, вновь раздался глубокий голос.

Я отрицательно помотала головой.

– Девадаси – это храмовая танцовщица.

Я настолько удивилась, что вновь вскинула голову, вглядываясь в белое гладкое лицо – может, он не соврал? Может, я действительно, красивая, если должна стать храмовой танцовщицей? О девушках при храмах слагали легенды. Говорили, что одного взгляда хватало, чтобы мужчина упал замертво, сраженный их красотой.

– Но для этого мало быть красивой девочкой, – старец прервал мои размышления. – Ты должна вырасти в красивую девушку и должна очень много для этого трудиться. Если же ты окажешься еще и умной, то станешь настоящей виша-каньей. Ты можешь быть трудолюбивой, но вырасти некрасивой. Тогда, твоя судьба быть прислугой при храме. Но если будешь лениться, то отправишься в город и очень повезет, если тебя примет гильдия куртизанок. Так кем ты хочешь стать? Прислугой, куртизанкой, девадаси или виша-каньей? – строго спросил он.

Я мало что поняла из его речи, но на всякий случай ответила:

– Я буду усердно трудиться.

– Умная девочка. Постарайся с возрастом не поглупеть. Следи за собой. Береги лицо и тело. У тебя не должно быть никаких изъянов, – наставлял старец. – Отведи ее к остальным девочкам, – обратился он к провожатому, все еще стоящему у входа в комнату.

Меня взяли за руку и снова повели по сумрачной прохладе нескончаемых коридоров. Я шла запинаясь о собственные ноги и оскальзываясь на гладких камнях, пока не оказалась в просторной комнате. За спиной скрипнула задвижка двери, а я, проморгавшись от яркого света, встретила десять пар глаз, рассматривающих меня в полной тишине.

Все девочки были примерное моего возраста, и у всех были короткие волосы. Я подумала, что они, как я, появились здесь недавно. Они сидели на настилах, покрытых яркими циновками, около каждой, горкой лежали корешки, и девочки старательно измельчали их в каменных ступках. Присматривая, чтобы девочки не отлынивали и не болтали, по комнате прохаживалась сурового вида женщина в коричнево-зеленом сари.

Заметив меня, она нахмурилась еще сильнее, отчего на переносице смуглого лица обозначились две синеватые складки.

– Новенькая, – не спрашивая, а утверждая, произнесла она. – Садись на свободное место и принимайся за дело. Эти корешки надо очень тщательно перетереть в муку. Не ленись. Но сначала дай мне посмотреть на твою ногу, – женщина говорила так же невнятно, как и привезший меня сюда толстяк, и что мне надо сесть, я догадалась скорее по кивку, чем из ее слов. Свободное место было рядом с девочкой чуть старше меня. Отросшие волосы мягкими кольцами закрывали ей уши. Я села рядом, а женщина, шурша сари и распространяя вокруг сладкий запах украшающих прическу белых цветов, подошла к полке в другом конце комнаты и взяла один из выстроившихся там горшков. Вернувшись, она покрыла место укуса зеленоватой, пахнущей травой пастой, – А теперь, молись, чтобы шрам был незаметен. Иначе на всю жизнь останешься служанкой. Приступай к работе, – и вернулась на середину комнаты, откуда видела всех девочек.

– Тебя как зовут? – я уловила еле слышный шепот и повернулась – из-под челки меня с любопытством рассматривали смешливые черные глаза.

– Нейса, – так же негромко ответила я.

– А меня – Малати, – шустрые глаза стрельнули в удаляющееся коричнево-зеленое сари, Малати убедилась, что женщина нас не видит, и снова уставилась на меня. – Так тебя правда укусила змея? – ее глаза забавно округлились, также, как и рот.

Я кивнула.

– Больно было? – продолжила Малати допрос, но, видимо, женщина нас услышала, потому что резко повернулась.

– Девочки, не отвлекайтесь, – повысила она голос. – От того, как качественно вы сделаете свою работу, зависит, насколько хорошее поучится лекарство.

– Ага, лекарство, – прыснула моя соседка. – Я тебе потом покажу, что это за лекарство.

– Малати! – прикрикнула женщина. – Прекрати болтать, а то останешься без обеда!

Малати замолчала, а я, склонившись над ступкой, продолжала краем глаза осматривать комнату – почти все девочки выглядели одинаково сосредоточенно. В одинаковых светлых сари, они сидели, выпрямив спину, и одинаково стучали пестиками в ступках. Из общего ритма выделялась только одна девочка – она сидела в самом темном углу, привалившись к стене и, словно через силу, поднимала и опускала руки.

– Что с ней? – шепнула я Малати, глазами указав на угол.

– Ей нездоровится. Скорее всего, ее выгонят отсюда.

– Здесь нельзя болеть? – теперь я тоже следила, чтобы женщина не заметила наш разговор, потому что есть хотелось очень сильно.

– Кое от чего нельзя. Потом расскажу. Не болтай. А то останемся голодными. Пратима это может устроить.

Мне казалось, что перетиранию кореньев не будет конца. Ныла шея, спина – Пратима следила, чтобы все девочки сидели прямо, и стоило кому-то ссутулиться, она тут же получала удар тростью. Руки отказывались повиноваться, в носу щипало от поднимающейся из ступки пыли, а по шее струился пот.

Вдруг, как по команде, головы всех девочек повернулись к выходу, потом, так же одновременно, уткнулись в ступки, а через некоторое время вошли женщины со стопкой больших листьев, миской с чем-то белым, от чего шел пар, еще одной, содержимое которой благоухало пряностями, и кувшином. Глаза всех девочек и моей соседки, заблестели жадным ожиданием. Женщины обошли всех и положили перед каждой лист с горкой белых зернышек и коричневой, аппетитно пахнущей лужицей, а также налили воды в маленькие кувшинчики. У девочки в углу они задержались и посмотрели на Пратиму. Немного подумав и оценивающе осмотрев девочку, она одобрительно кивнула, только после этого лист с едой появился и перед больной.

Я вопросительно посмотрела на Малати. После роти, я не знала, как есть эти зернышки.

– Это рис. Ешь вот так, – она скатала небольшой белый шарик, окунула его в коричневый соус и отправила в рот, закатив от удовольствия глаза.

Рис! О нем я только слышала, но никогда не ела. Он был слишком дорогим, и мама всегда покупала нут. Неловко скатала шарик, он получился не таким красивым, как у Малати, но желудок нетерпеливо сжимался. Первые несколько шариков я проглотила, даже не заметив их вкуса. Лишь утолив первый голод, распробовала сочетание пресного вкуса риса с кисло-острой приправой. Я съела все, что было и едва не съела лист, на котором лежала еда, поскольку голод все еще терзал мои внутренности, но пришлось довольствоваться водой в кувшине.

После обеда, нам разрешили немного походить по комнате, потом снова пришла Пратима. В руках она держала большой пучок трав. Девочки обреченно вздохнули и сели на настилах, поджав ноги.

– Девочки, – она окинула нас строгим взглядом. – Вчера мы с вами изучали свойства нескольких растений. Сейчас вы мне о них расскажете. Падма! – девчушка слева от меня с тугозакрученными короткими кудряшками вздрогнула. – Расскажи нам об этом растении. – Пратима вытащила из пучка красный стебель с бордовыми резными, как звезды, листьями и игольчатыми красными шариками.

Падма неловко встала и, робко посматривая на соседок, теребила паллу сари, но девочки избегали смотреть ей в глаза и сидели потупившись. Падма дрожала, отчего ее кудряшки мелко тряслись.

– Плохо! – сказала Пратима и раздался сухой треск – палка опустилась на плечо Падмы, и девочка упала на колени. – Разве я все это рассказываю не для того, чтобы запомнили? Или госпожа Падма решила, что она умнее всех и ей можно не слушать мои объяснения? Может, она и в фестивале не будет принимать участие?

Смуглые губы Падмы задрожали:

– Простите меня, Пратима, – поклонилась она. – Я была недостаточно внимательна. Пожалуйста, позвольте мне исправиться.

Фыркнув, Пратима отвернулась, но прежде чем подойти к другой девочке, сказала:

– Впредь будь внимательна, завтра спрошу с тебя в двойном объеме. Ратна! – поднялась пухлая девочка. Главным украшением ее лица был забавный вздернутый нос, чудом уместившийся между круглых блестящих щек.

– Почему ее зовут Пратима, а не госпожа Пратима? – шепнула я Малати.

– Потому что мы будущие жрицы Богини, а она – учительница. Если кто-то будет плохо учиться или станет некрасивой, то с ней перестанут заниматься, и она больше не будет жрицей, а останется служанкой. Ой! – на наши шеи опустилась трость.

– Малати, Нейса! Не болтайте! Нейса, слушай внимательно. С завтрашнего дня тебе больше не будет поблажек.

– Это касторовое растение, – между тем тараторила Ратна и ее полные губы забавно оттопыривались и кривились. – Из листьев делают масло для волос, чтобы они стали более густыми и быстрее росли, а семена очень ядовиты.

– Молодец, – девочка удостоилась похвалы учительницы и, казалось, раздулась еще больше. – Сколько семян этого растения достаточно, чтобы убить человека?

– Одного, – бойко ответила Ратна.

– Умница, садись, – горделиво оглянувшись, Ратна опустилась на циновки. – А Малати нам расскажет, через какое время умрет человек, съевший одно зернышко касторового растения.

– Два дня, – улыбнулась Малати, и ее густые прямые ресницы задрожали, как будто девочка вот-вот рассмеется. Я удивленно задрала голову – Малати поднялась так быстро и легко, что я этого даже не заметила.

– А это что такое? – Пратима выудила еще одну веточку с небольшими плотно растущими вдоль стебля овальными бледно-зелеными листьями, и кисточками светло-розовых цветочков.

Ресницы Малати снова дрогнули, и она бойко оттарабанила:

– Абрус. При контакте с глазами или открытыми ранами, вызывает смерть. Семена так же ядовиты. Смерть наступает в течение нескольких дней, и села на место также незаметно, как и встала.

– Что за фестиваль? – тихо спросила я, пока Пратима выбирала следующее растение.

– Ежегодный фестиваль, посвященный Богине Матери Кали. Все девочки идут пред повозкой и танцуют. Если ты не попадешь на шествие, то перестаешь быть жрицей. Поэтому никогда не ленись на уроках танцев, – не разжимая губ, произнесла она, чем немало меня испугала, и толкнула: – Слушай внимательно.

А Пратима уже рассказывала о следующем растении.

Урок закончился, когда у меня уже затекли ноги, онемела спина, а все растения смешались в одну коричнево-зеленую массу с торчащими то тут, то там колючками. Но вместо так ожидаемого отдыха, нас повели на улицу. Только девочка, что была нездорова, так и осталась сидеть прислонившись к стене. Ни за что бы не догадалась, что за высокой ширмой, отгораживающей часть комнаты, прячется дверь. Мы оказались в небольшом огороде. Там были и уже знакомые растения и те, про которые Пратима еще не успела рассказать.

– Теперь берите миски и поливайте, – распорядилась она, взглядом указав на небольшой пруд, возле которого горкой лежала глиняная посуда, а сама взяла загнутую с одного конца палку. После душной комнаты, девочки радовались, оказавшись на воздухе, и гурьбой побежали к воде, я же застыла на месте. Пратима закатала длинные рукава блузы, и я не могла отвести глаз от длинного и широкого синего шрама, поднимающегося от запястья к локтю. Учительница перехватила мой взгляд, но не опустила рукав. Я сжалась, ожидая наказания, но она лишь нахмурилась.

– Будь осторожна с этими растениями и не трогай те, что незнакомы, если не хочешь получить такой же, – мрачно сказала она. – Иди, поливай. Скоро молитва.

Я отступила и, уже поворачиваясь, увидела, как Пратима склонилась, разрыхляя землю у корней.

Девочки бегали от растений к пруду, веселились и поливали друг друга водой, я же старалась ходить очень осторожно – перед глазами то и дело вставал страшный шрам.

* * *

После учебы и работы на огороде, нас отправили мыться. Девочки весело бежали по сумрачному коридору. Ратна опередила всех, и мы периодически слышали вскрики, когда она врезалась в очередной поворот. Малати держала меня за руку и ступала так легко, что в общем шуме, я даже не слышала ее шагов. Привыкнув к полутьме, я увидела, что больной девочки с нами нет.

– Как же та, что осталась? – обратилась я к новой подружке.

– Не беспокойся о ней, – шепнула Малати. – Вообще ни о ком не беспокойся, кроме себя. И никого не жалей. Завтра поймешь почему, – ответила на мой вопросительный взгляд.

– Тогда, почему ты заботишься обо мне?

– Одной здесь не выжить. Ты – новенькая и еще не нашла подруг. Я оказалась расторопнее остальных. Но может наступить время, когда мы станем соперницами. Поэтому, не надейся ни на кого, кроме себя.

– Откуда ты все это знаешь? – я так удивилась ее рассуждениям, что остановилась.

– Много где бываю, много что вижу и все запоминаю, – усмехнулась Малати.

– А мне покажешь?

Подруга окинула меня оценивающим взглядом:

– Если не струсишь, – многозначительно проговорила она. – А теперь, молчи.

Мы уже подошли ко входу в купальни. Там стояла та самая женщина, которая утром хотела содрать с меня кожу, и давала каждой чистую одежду. Оставив аккуратные стопки на тех же скамьях, где я раздевалась, девочки побежали к воде и продолжили веселье там. Они по несколько человек прыгали в купальни, брызгались, терли друг друга стеблями тростника и намыливали головы, сооружая из волос причудливые прически. Присоединились к общему веселью и мы.

Когда женщина при купальнях решила, что уже довольно, она прикрикнула на нас и приказала одеваться. Мы облачились в похрустывающие сари и нас повели на вечернюю молитву.

В храме мы молились отдельно от горожан, нас разделяла ажурная, увитая цветочными гирляндами перегородка. Здесь же я увидела и остальных девушек, и девочек – оказывается, при храме жили не только те воспитанницы, с которыми я сидела на уроках. Незнакомки стояли двумя, объединенными по возрасту группами. В одной девочки были чуть старше нас, а в другой – совсем взрослые. Среди них я узнала и утреннюю купальщицу. Девочки, что постарше, смотрели на нас с горделивым превосходством, а взрослые – стояли со спокойным достоинством и обращали на всех остальных столько же внимания, сколько слон обращает на муравья. Я засмотрелась на их украшения и прослушала всю молитву. Очнулась, только когда Малати толкнула меня в бок, чтобы подошла к священнику и получила тилак. Девушки плавными, царственными походками плыли впереди и скрывались в предназначенной для них комнате. Прошли в спальню и мы. Девочки бросились к своим постелям, а Малати потянула меня за руку.

– Будешь спать со мной, – заговорщицки прошептала она.

Я же не могла отвести взгляд от девочки у стены – кажется, с тех пор, как мы вышли на улицу, она не сдвинулась ни на полпальца и выглядела очень бледной.

– Давай, пошевеливайся, не зевай по сторонам, – подталкивала меня Малати, расстилая циновки.

Вскоре в комнату вошла Пратима.

– Пейте молоко и спать! – распорядилась она и обвела взглядом притихших девочек.

В полном молчании она давала каждой кувшинчик молока, предварительно влив туда что-то из прозрачной бутылки, и кусок лепешки. Я очень проголодалась и с аппетитом жевала, запивая большими глотками молока. К моему удивлению, остальные пили молоко очень медленно и осторожно.

Подойдя к той девочке, что выглядела больной, Пратима немного подумала и не стала ничего добавлять в кувшин.

– А почему ей ничего не добавили? – спросила я у Малати, кивнув на девочку.

– Потому что уже бесполезно, – серьезно ответила она. – Вот от этого молока, ни в коем случае нельзя болеть. Но тебе вряд ли это грозит, – заявила подруга, укладываясь поудобнее. – Ты ведь выжила после укуса кобры, – сладко зевая, закончила она.

Шорохи постепенно стихали, но мне не спалось. Перед глазами кружились растения, они оплетали мои руки и оставляли страшные синие шрамы, а молоко кололось в животе красными иголками.

– Малати, ты спишь? – тихонько потрясла подругу за плечо.

– Сплю, – буркнула она. – И тебе советую. Завтра пожалеешь, что не заснула.

– Я не могу. Скажи, а откуда ты столько знаешь?

Малати повернулась ко мне и распахнула глаза, как будто совсем и не спала.

– Я живу здесь, сколько себя помню. Говорят, что меня нашли на пороге и взяли на воспитание. Я помогала в украшении, в уборке храма. Меня не хотели учить, но я очень просила и, наконец, когда кончились дожди, верховный жрец разрешил брать уроки. А до этого времени я узнала каждый переход, каждый закоулок и много чего видела. Видела, как девочек приводили, а через некоторое время выносили, как ее, – приподнявшись на локте, Малати указала подбородком на больную девочку. Видела, как скрывая лица, приходили мужчины в богатых одеждах, а потом одну или нескольких девушек уводили. Кто-то из них возвращался, кто-то – нет.

– А куда их уводили? – испуганно прошептала я.

– Чтобы они кое-кого отправили к нашей Матери, – в темноте блеснули белые зубы.

– Кого? – кажется, я перестала моргать.

– Того, чей срок пришел. Ведь мы Ее жрицы. Ну, или будем ими, если окажемся достаточно способными.

– А если не окажемся?

– Тогда, выгонят за стены храма, как и многих до нас. А ты как сюда попала? Говорят, тебя привел купец? – глаза Малати сверкали в темноте, как звезды. – Тебя продали родственники?

– Нет! – возмутилась я. – У меня есть родители, сестра и брат, и они меня любят! Наш пандит сказал, что мне суждено стать жрицей, а купец проезжал мимо нашего поселка и согласился доставить меня в храм. Я обязательно буду жрицей, потому что это моя судьба! – я рассердилась на подругу и отвернулась. Захотелось домой, обнять мамины колени, играть с Анви и Реяншем, слушать, как ветер пересыпает песок. Меня не могли продать! По щекам покатились слезы обиды, и я засопела.

– Значит, продали, – Малати улеглась и свернулась клубочком.

 

Глава 5. Ночные похождения

Проснулась неожиданно, услышав голос мамы. Я знала! Знала, что меня не продали. Малати все наврала! Ей просто обидно, что у меня есть семья, а у нее нет. Но мама меня любит, она пришла забрать меня домой. Я опустила ноги на пол и только тогда заметила, что место рядом пустует – Малати исчезла. Проигнорировав деревянные шлепки, я неслышно шла босиком к скрытой за ширмой двери. У самого выхода спала Пратима. Не дыша, я проскользнула мимо нее и оказалась в залитом лунным светом дворе.

Огород напоминал о себе сгустком мрака и, не зная, какие еще есть опасные растения, я постаралась обойти его стороной. Путаясь в широких штанах, я бежала к возвышающейся над садом неровной стене. Задыхалась и, скользя пальцами по шершавой поверхности, искала выход. Ведь если опоздаю, то мама может меня не дождаться.

Казалось, стена никогда не закончится. Я думала, что уже несколько раз обежала по кругу, и отчаялась, когда перед носом выросла еще одна стена – храм. Я едва не расплакалась от досады, но увидела темную полосу, разделяющую светлую кладку, и полезла в узкую, годную разве что для кошки щель.

Испачкалась сама, испачкала одежду, ободрала пальцы, но выбралась на улицу и… увидела пустую, убегающую вдаль дорогу. А где мама? Она была здесь. Я знаю, я ее слышала. Немного постояла посередине дороги и оглянулась – за спиной деревья отбрасывали густую тень. Было темно и страшно, и я пошла навстречу луне. Из канавы около дороги поднялась тощая фигура, обрывки одежды трепало ветром, как гирлянды у храма. Покачиваясь, она направилась ко мне.

– Мама? – несмело шагнула навстречу, но кто-то сзади цепко схватил меня за руку и потащил в тень храма.

От страха перехватило дыхание, я не могла даже закричать, когда, обернувшись, увидела в тени покрывала знакомые блестящие глаза.

– Малати? – губы еще плохо слушались, и говорить получалось с трудом.

– Ты куда собралась? – нахмурившись, она сняла покрывало, под которым мы спали, и укрыла нас обеих. – Нельзя одной выходить на улицу. Особенно ночью. Тот бродяга мог тебя поймать и потом куда-нибудь продать. Не бывать тогда тебе жрицей.

Она тащила меня обратно в храм – за статую Богини, по, видимо известному только ей, лазу. Не знаю, ходят ли здесь взрослые, но мы передвигались пригнувшись и готовы были уже выйти в коридор, ведущий к спальне, как Малати отдернула меня и зажала рукой рот. Мы стояли прижавшись к стене и не дыша, пока мимо не прошла Пратима с девочкой на руках.

– Тихо, – шикнула на меня Малати, – В коридоре может быть кто-то еще. Пойдем другим путем, – и повернула обратно.

Через несколько минут, показавшихся мне вечностью, она, а следом и я, нырнули в совсем узкий лаз и, протиснувшись, оказались у пруда, из которого поливали огород.

– Как же ты испачкалась, – заметила Малати, оглядев меня при свете луны. – Нельзя, чтобы тебя такой увидели, – она отряхивала мою одежду, пока я умывала лицо. Сама подружка, если не считать грязных ног, выглядела, будто только что искупалась. Закончив, мы вернулись в комнату. Пратимы все еще не было.

Все спали, и никто не заметил нашего временного отсутствия, только место заболевшей девочки пустовало.

– Если нас могут продать, то как ты не боишься покидать пределы храма? – задала я волнующий вопрос, когда мы забрались на настил и укрылись с головой.

– Я знаю, как войти и выйти незамеченной, а также, как передвигаться по городу, – сонно ответила Малати.

– Куда ты ходила? – не отставала я.

– Это мое дело, – плотнее закутываясь, отрезала Малати, показывая, что не собирается продолжать разговор.

 

Глава 6. Уроки танцев

На следующий день нас подняли с восходом солнца. Как и предупреждала Малати, ночная прогулка не прошла бесследно. Я еле встала и, отправляясь на утреннее купание, с трудом переставляла ноги. Потерла слипающиеся глаза и взглянула на подругу – она бодро шагала рядом. Как всегда веселая и подвижная, словно не пропадала неизвестно где всю ночь.

– Неужели ты не хочешь спать? – мне приходилось делать усилие, чтобы одновременно говорить, идти и не натыкаться на других девочек.

– Если хочешь много успеть, надо меньше спать, – рассмеялась Малати и толкнула меня в купель.

После молебна, на котором, как я заметила, Малати дремала, спрятавшись за одной из колонн, нас повели в замощенный гладкой плиткой внутренний двор. Туда же пришли и старшие девушки. Их было немного – четверо или пятеро, но в ярких легких нарядах, они выглядели, как стайка бабочек. Нас, младших, разбили на пары и, чтобы не мешались, усадили в стороне.

Старшие девочки перепархивали с места на место. Широкие юбки развевались. Пуская зайчиков, покачивались длинные серьги и позвякивали тяжелые браслеты. На бердах у каждой лежали блестящие и чешуйчатые, словно змеиная кожа, пояса. Рисуя замысловатые узоры танца, девушки передвигались практически впритирку, но, тем не менее, не задевая друг друга. Я смотрела на них открыв рот и не заметила, как, поджав ноги, напротив меня села Малати, взяла за руку и отгибала пальцы к тыльной стороне ладони.

– Ай! – воскликнула я и наконец посмотрела на подругу, когда показалось, что пальцы сломаются. – Зачем ты ломаешь мне руку?! – я постаралась отобрать ладонь.

– Тихо! – шикнула Малати. – Хочешь быть как они? – она кивнула на танцовщиц. Только сейчас я заметила, что их кисти выгнуты, словно лепесток лотоса, и согласно покачала головой. – Тогда, терпи, – неумолимо продолжила подруга. – Когда надавлю на пальцы, выдыхай, – дала напоследок совет.

Чтобы отвлечься от тянущей боли, я снова стала смотреть на танцовщиц. К этому времени они сняли пояса, превратившиеся в сверкающие хлысты, и теперь мотыльками мелькали между изгибающимися сверкающими змеями.

Я поняла, что снова сижу с открытым ртом, когда Малати меня толкнула и велела взяться за ее руки. Пальцы подруги были более гибкими и послушно отклонялись, едва не касаясь запястья.

Отпустив старших девушек, Мохини – учительница танцев – подошла к нам.

– Ну что, – подперев руками массивные бока, спросила она, и, казалось, что от низкого раскатистого голоса, задрожала листва. – Готовы? Сейчас я проверю, насколько усердно вы трудились.

Несмотря на нависающий над нарядным сари темный живот, Мохини двигалась на удивление легко и грациозно. Полные руки были быстры и при этом не суетливы. Перемещаясь между девочками и разливая из кувшина воду в выемки стоящих рядом с ними камней, она не делала ни одного лишнего жеста и излучала спокойное достоинство. Блестящие браслеты позвякивали в такт каждому движению и пускали солнечных зайчиков, а сари красиво колыхалось и ложилось мягкими складками.

– А теперь, – словно слон, протрубила Мохини. Засмотревшись на нее, я от неожиданности подпрыгнула на месте, и со всех сторон послышались смешки, но учительница не обратила на них внимания. – Вы все положите руки на камни, и у кого ладонь останется сухой, не будет допущен к следующему занятию.

Я перевела взгляд на камень рядом и едва не расплакалась – выемка в нем была такая глубокая, что мне никогда не коснуться налитой на самое дно воды. Прикусив губу, я старалась добраться до спасительной влаги. Пальцы болели, но у меня все равно ничего не получалось. Наконец, когда уже чувствовала за спиной горячее дыхание, вырывающееся из могучей груди учительницы, Малати резко надавила мне на костяшки. Я вскрикнула от боли и одновременно почувствовала, как ладонь касается воды, и, когда Мохини подошла ко мне, смело предъявила ей мокрую руку.

– Хорошо, – окатило меня раскатистой волной. – Теперь ты, – невероятно легко для ее внушительной комплекции, Мохини повернулась к Малати.

Широко взмахнув рукой, словно исполняя танец, Малати опустила ладонь на камень, и ее пальцы так легко выгнулись, будто там совсем не было костей, а на полу образовалась небольшая лужица от выплеснувшейся воды. Затем быстрым и изящным жестом предъявила учительнице мокрые пальцы.

– Молодец, – Мохини положила большую, похожую на мужскую ладонь на голову подруги. – Будешь так же старательно относиться к занятиям, то обязательно попадешь на шествие, – и величественно пошла дальше.

У Ратны задание тоже не вызвало затруднений. Не так легко, как Малати, но она тоже коснулась ладонью воды. Намного хуже обстояло дело у Падмы – как она ни старалась, как ни давила на руку, но вода продолжала оставаться недостижимо далеко.

– Ты очень ленивая девочка, раз не смогла справиться с таким простым заданием, – зависнув над ней, грозно прогудела Мохини. – Лень очень хорошо лечится физической работой. Может, тебя отправить стирать одежду? И тогда сможешь избавиться от своего порока?

– Пожалуйста, не надо. Я буду очень стараться и много трудиться, – Падма подняла на Мохини полные слез глаза.

– Хорошо, оставлю тебя до следующего занятия, – сжалилась учительница и, уже развернувшись, чтобы уйти, палкой надавила на руку Падмы так, что бедняжка вскрикнула, зато ее ладонь точно легла в углубление камня. – А теперь все встаньте и подойдите ко мне.

Мы выстроились полукругом, и Мохини раздала всем браслеты. Очень странные – гладкость внешней поверхности нарушали выпуклые дорожки. Учительница обошла нас и порошком окрасила браслеты каждой девочки в особый цвет.

– Теперь, каждая из вас змейкой пройдет между остальных. Старайтесь никого не задеть. После того, как все закончат задание, я проверю кто из вас оставил больше всего краски. Начали! – она хлопнула в ладоши, и та, что стояла первой, начала просачиваться между нами, после чего встала с другого конца полукруга.

Она очень старалась никого не задеть, но все равно, кое на ком остались оранжевые полосы от ее браслетов. Следующей была Ратна. Она очень торопилась обойти всех, поэтому постоянно оступалась и едва не падала. Конечно же, синих следов от ее браслетов было намного больше. Мохини недовольно нахмурилась и сделала знак следующей девочке. Ей оказалась Малати.

– Смотри, как я буду делать и постарайся повторить, – шепнула она и, пританцовывая, стала обходить девочек, а я внимательно наблюдала. И не только я, все будущие жрицы не отводили от нее глаз. Легко, как вода протекает сквозь пальцы, Малати обходила подруг. Не делая лишних движений и всегда стараясь держаться вполоборота, она умудрилась никого не задеть, и вся черная краска осталась на ее браслетах. Даже в конце, когда расстроенная и кусающая губы Ратна отставила руку, надеясь, что соперница на нее наткнется и испачкает, Малати легко и изящно увернулась и заняла свое место.

Мохини одобрительно улыбнулась, а потом, снова став суровой, посмотрела на меня. После Малати выполнять задание было страшно. Я была уверена, что не смогу справиться с ним так же блестяще. Ноги дрожали и подгибались, из-за образовавшегося в горле комка не могла нормально дышать, но увидев, как, постукивая палкой, Мохини направляется ко мне, сдвинулась с места. Я старалась идти так же плавно, как подруга, и делать не более одного шага на каждую девочку. В результате, мне удалось пройти почти всех. Только в конце, когда оставались Ратна и Малати, я немного осмелела и задела первую, оставив красную черту. Конечно, расстроилась, сбилась с темпа и едва не задела Малати, но подруга уклонилась.

– Спасибо, – вставая рядом, шепнула я.

– Что же, неплохо, – громыхнула Мохини, – Но было бы еще лучше, если бы не теряла сосредоточенности. Следующая!

Пробираясь между девочками, неуклюжая Падма растолкала всех. На каждой из нас красовались полосы зеленой краски, а она сама оказалась испачкана с ног до головы, словно праздновала Холи.

Мохини на нее даже не взглянула и снова встала пред нами.

– Смотрите внимательно, – призвала она к порядку перешептывающихся девочек, и все взгляды обратились к ней.

Мохини взмахнула руками в красивом жесте и прикоснулась к мочке уха, будто надевал сережку.

Мы должны были повторить, при этом самим не испачкаться краской с браслетов и не испачкать соседок. Когда у нас получилось прикоснуться к мочке одновременно, Мохини усложнила задание – мы снова должны были пройти мимо друг друга уже выполняя это движение и опять никого не задеть.

От напряжения у меня тряслись ноги и руки, но все-таки я смогла пройти и на этот раз никлого не задеть.

– Молодцы! – хлопнула Мохини в ладоши так, что мне показалось будто мощеный двор закачался. – Можете идти, а ты, – она ткнула пальцем в раскрашенную разными цветами Падму, – останешься отмывать браслеты.

– Но тогда я не попаду на урок Пратимы, и она не разрешит больше их посещать, – воскликнула Падма. – Пожалуйста, позвольте мне сейчас уйти, а после занятий я приду и все отмою, – несчастная сложила ладони и поднесла их к склоненному лбу.

– Об этом надо было думать до того, как лениться на моих занятиях, – жестко отрезала Мохини. – Неужели другие девочки должны заниматься с грязными браслетами, потому что ты хочешь попасть на урок? Идите, вы же не хотите тоже пропустить урок? – прикрикнула она на нас, а потом повернулась к Падме. – А ты приступай к работе.

Не решаясь ослушаться, мы вереницей потянулись в комнату и спиной чувствовали несчастный взгляд устроившейся на полу Падмы.

 

Глава 7. Первая потеря

Взмокшие и перепачканные, мы пришли на урок Пратимы и, толкаясь, рассаживались на настилах.

Учительница уже ждала нас с новой охапкой трав.

– А где Падма? У нее долг со вчерашнего дня, – она обвела нас суровым взглядом и уставилась на пустующее место.

– Ее задержали на предыдущем уроке, – отозвалась кто-то из девочек.

– Значит, она не так уж и хотела попасть на мой урок, иначе, занималась бы более прилежно и не заслужила наказания, – Пратима потеряла всякий интерес к отсутствующей ученице. – Что же, начнем, – обратилась она к нам. – Нейса, ты у нас новенькая. Проверим, как ты усвоила вчерашний урок.

Пратима вытащила из пучка веточку с узкими, словно иголки, короткими листиками и ярко-красными горошинами ягод.

Я облегченно выдохнула – благодаря красивому сочетанию светлой зелени и ягод, запомнила это растение и сейчас бодро рассказывала, что в нем ядовиты и листья, и побеги. Даже нахождение рядом с ним в течение длительного времени может привести к смерти. А если подать напиток в кубке, изготовленном из его древесины, то принявший угощение не будет больше ни есть, ни пить.

– Молодец, – скупо улыбнулась Пратима и уже поднимала следующую девочку, а я, смущенная от того, что удостоилась похвалы, села на место, и Малати тайком пожала мне руку.

Учительница опросила еще несколько девочек, рассказала про новые растения, и в коридоре послышался шум шагов, извещавший о наступлении обеда.

Все оживленно завозились, а Пратима пошла открывать дверь. В проеме показалась Падма. По девочкам прокатился шепоток, а бывшая ученица стояла потупив голову и не глядя на нас.

Учительница забрала еду и захлопнула дверь. Ели тихо, без обычных шуток. То, что нас стало меньше на одного человека, давило каменной плитой.

После обеда мы опять вышли во двор. Солнце садилось и на улице было намного свежее, чем в раскаленных стенах жилой части храма. К тому же, поливая растения и рыхля землю, мы брызгались друг в друга и от этого тоже становилось чуточку прохладнее. Теперь я уже не бездумно смотрела на цветы и кусты. Я знала чем они опасны и обращалась аккуратно, стараясь не задевать листья и цветы некоторых из них. Глядя на тонкие нежные лепестки с яркими прожилками, резные прозрачные листья или сочные ягоды, не верилось, что такая красота может нести смерть. А вот незнакомые растения по-прежнему обходила стороной.

– Молодец, Нейса.

Я удивленно обернулась – Пратима стояла и смотрела, как я огибаю высокие стрелки с ярко-синими цветами.

– Это аконит, он ядовит и легко впитывается через кожу. Ожогов ты не получишь, но можешь почувствовать себя плохо, а перед вечерним молоком это будет совсем лишним.

Похвала учительницы была приятна, и я смущенно потупилась, а сзади раздался короткий смешок. Обернувшись, увидела удаляющуюся спину Ратны. Еще в танцевальном зале, когда Малати ускользнула от ее браслетов и помогла мне, девочка стала на нас недовольно коситься. И я решила на всякий случай держаться от нее подальше.

После длительного и веселого купания, мы отстояли обязательную вечернюю молитву и пошатываясь от усталости вернулись в комнату, а там каждую ждал неизменный кувшинчик молока с капелькой желтоватой жидкости.

Уснула я сразу, как легла, но точно помню, что подруга была рядом. Проснулась посреди ночи, потому что показалось слишком много места. Рядом со мной было пусто – Малати опять исчезла. Сон куда-то пропал, я немного поворочалась, но боясь разбудить соседок, встала и тихонько вышла в коридор. Я решила дождаться подругу у лаза, но плохо помнила дорогу и, заблудившись в узких коридорах, оказалась в тесном проходе между двумя строениями и даже не поняла какими.

Соображая, как выбраться из лабиринта переходов, я прислонилась к стене и увидела какое-то движение в противоположном конце пролета. Испугавшись, что мое присутствие обнаружится, я вжалась в каменную кладку. Темная фигура дошла до середины и, присев, что-то делала у стены. Я постаралась стать как можно более незаметной, но тут что-то меховое коснулось босых ног. Желая удержать вскрик, я зажала рукой рот и обратила на себя внимание незнакомца. Он подлетел ко мне и больно схватил за руку.

– Ты что здесь делаешь? – у незнакомца оказался детский голос, да и рост такой же. – Шпионишь за мной? – покрывало сползло с головы, и в рассеянном свете луны я увидела блестящие глаза Малати.

Я чуть не бросилась ей на шею, но подруга меня остановила.

– Ты зачем здесь? – чуть ли не зло продолжала спрашивать она. – Сейчас побежишь доносить учителям или до утра подождешь? А, может, хочешь меня обокрасть?

– Что? – я растерянно хлопала ресницами. – Малати, это же я, Нейса! – я схватила ее за руки. – Я проснулась, но тебя не было. Я волновалась, не могла уснуть и пошла тебя встречать, но заблудилась. Малати, мы же подруги. К тому же, что у нас есть? Что я у тебя могу украсть?

– Пойдем, – в темноте сверкнули белоснежные зубы, и я почувствовала на руке пальцы подруги.

Малати подвела меня к тому месту у стены, где она что-то делала до того, как обнаружила мое присутствие. Вынула из кладки нижний камень – за ним оказалась деревянная коробка. Подруга достала ее и, развернув уголок покрывала, на миг показала мне, а потом положила в шкатулку горсть монет.

– Я заработаю много денег, выйду замуж и уйду отсюда, – прошептала она.

– Где?! – прошептала я после того, как прошло изумленное онемение. Подруга только подмигнула.

 

Глава 8. Тайна Малати

Время слилось в один сплошной нескончаемый день. Мы молились, перетирали травы, изучали и поливали растения, на дрожащих от утомления ногах возвращались с уроков танцев. Казалось, что это не закончится никогда, но, наконец, наступил долгожданный выходной.

После омовения и утренней молитвы все учителя и наставники куда-то ушли, и мы остались предоставленные самим себе. Кто-то из девочек лег спать, несколько убежали к пруду и плескались там, а я решила попрактиковаться в танце, тем более, что на последнем уроке получила замечание за то, что когда надо было замереть неподвижно, у меня начали трястись колени.

Я выставила одну ногу вперед, присела, так, чтобы она согнулась под прямым углом, а оставшаяся сзади нога не касалась пола, и замерла, отсчитывая удары сердца. На десятом толчке ноги снова начали дрожать, и я едва не падала, но старалась сохранить равновесие, когда, незаметно появившись рядом, Малати коснулась моей руки.

– Хочешь знать, куда я хожу? – еле слышно спросила она.

Я кивнула.

– Надевай джути и пошли. Не забудь дупатту, – донесся еле слышный голос подруги.

Все девочки занимались своими делами, и, незамеченные, мы вышли в огород, снова пробрались по узким переходам и оказались на улице.

– Закрой лицо, – удержав меня в тени стены, предупредила Малати и сама закуталась в дупатту так, что на виду остались только озорные глаза. – Нас никто не должен узнать. Ни один живой человек не видел и не увидит виша-канью. – Что ты застыла?! – она дернула меня за руку.

А я не могла отвести от подруги глаз. Сейчас, когда укрывающая ее шаль спрятала лицо и волосы, Малати оказалась одета не в обычное сари, а в короткую, расшитую блузу и яркую летящую юбку. На бедрах от каждого движения позвякивали латунные кругляши.

– Пойдем-пойдем, – она тянула меня за руку. – Сегодня ярмарка, и я не могу пропустить ее из-за тебя.

Я укрыла волосы и лицо шарфом и, взявшись за руки, мы побежали по пустой, залитой солнцем улице.

Деревянные подошвы сандалий глухо ударялись о землю и звонко шлепали по пяткам, вскоре ступни начали гореть так же, как в первый день, когда их оттирали камнем. По шее и спине градом катил пот, я остановилась, стараясь отдышаться.

– Скорее, опоздаем, – нетерпеливо приплясывала подруга. Она словно и не бежала во весь дух и не чувствовала полуденного зноя.

Я отдышалась, и мы снова припустили по улице. Когда появлялись редкие прохожие, прятались за деревьями или сворачивали в переулки, пока не добрались до огромной гомонящей площади. Люди смеялись. Мужчины обнимались и пили зеленоватое молоко, после чего смеялись еще громче и веселее. Женщины стайками подходили к торговцам и примеряли украшения или рассматривали искусную вышивку на нарядах. Звенели браслеты, задорно сверкали глаза, взмывая и опадая, переливались голоса.

Детвора завороженно наблюдала за заклинателем змей. Рядом с ним на расстеленном покрывали сидела малышня и присматривала за свившимися в кольца длинными скользкими телами.

Малати дала ребенку монетку и взяла одну из змей, бело-желтую, толстую. С тихим шипением и, показывая красный раздвоенный язык, она стала обвиваться вокруг подруги.

Но Малати не позволила ей сомкнуть кольца. Своевременно направляя, она позволила змее свободно ползать по телу, а сама, напевая, закружилась в танце.

Голос подруги, звонкий и мелодичный, взмывал к небу и опадал на празднующих, собирая их в круг, посредине которого она танцевала.

Малати подмигнула мне и кивнула на зевак. Я пошла по кругу, подставляя свободный конец дупатты под монеты, кидаемые щедрой или не очень рукой.

Тонкие руки взлетали над головой, покрытые пылью ноги мелькали из-под юбки, стан изгибался не хуже, чем у змеи. Малати мотыльком порхала с места на место и, опираясь только на пальцы, покачивалась, словно цветок на ветру. Создавалось впечатление, что это не стоит ей никаких усилий. Зрители посмеивались и одобрительно качали головами, но я видела, как по вискам подруги стекают струйки пота, а ступни покраснели.

Кружась, она тем не менее не сводила глаз с одной точки, будто пыталась удержать кого-то.

Я проследила за ее взглядом и увидела двоих – мужчину и юношу, они выделялись на фоне веселящейся толпы, как ростом, так и одеждой, поражающей богатой вышивкой и благородным блеском. У обоих в левом ухе было по маленькому золотому колечку, а за широкими поясами шаровар виднелись кинжалы, вернее, их рукоятки из слоновой кости, украшенные яркими, блестящими на солнце камнями. Мужчина и юноша были так похожи – высокие скулы, пронзительный взгляд карих глаз, прямые носы – что не оставалось сомнений – они отец и сын. У старшего губы прятались под длинными черными усами и густой бородой, у младшего же – аккуратными очертаниями темнели на гладком лице.

И они оба не сводили глаз с Малати: отец – с веселым любопытством, а сын – с каким-то странным напряженным вниманием.

Я настолько засмотрелась на странную парочку, что совсем забыла о своей обязанности, и Малати, приблизившись в танце, ощутимо меня толкнула. Я очнулась, подошла к ним и подставила угол дупатты.

– Отец, посмотри, еще одна, – младший из двоих удивленно меня разглядывал. – Кажется, в нашем городе кто-то занимается тайным разведением цветов. Он достал из-за пояса мешочек, и серебряная монетка упала в подставленную шаль. – А ты почему не танцуешь?

Он еще какое-то время рассматривал меня, а потом снова повернулся к Малати. Мне стало обидно и очень захотелось научиться танцевать так же красиво, как и подруга, чтобы и от меня зрители не могли отвести взгляд, и чтобы в обращенных на меня глазах горел тот же алчный огонь, что и в глазах молодого кшатрия.

Я уже хотела было уйти от них, но тут заговорил старший. Его голос накатывал на меня, так же, как волны бились о пристань, на которую меня как-то водила подруга.

– Откуда ты, девочка? – и в шаль опустилась еще одна серебряная монета. – Где ваш с сестрой дом?

Он не видел, как под дупаттой мой рот от удивления открылся сам собой, но округлившиеся глаза не заметить не мог.

– Не бойся, я тебя не обижу. Но не следует девочкам в вашем возрасте одним танцевать на улице. Где ваши родители?

Не зная, что делать и отвечать, я испуганно обернулась на подругу и отступила от знатного мужчины.

– Отец, не смущайте девочек, – не отводя взгляда от Малати, произнес юноша. – Наверняка, не от сытой жизни вышли на улицу развлекать народ. К тому же, кажется, она немая.

Воспользовавшись тем, что мужчина отвлекся на сына, я ускользнула от них и продолжила обходить зрителей, с другой стороны.

Серебряных монеток больше не бросали, но все-таки поблескивающая горка продолжала расти.

Когда знатная парочка отошла достаточно далеко, чтобы забыть о нас, но недостаточно, чтобы потеряться из виду, Малати прекратила танец, отдала мальчишке змею и, схватив меня за руку, потащила из сквозь толпу. Я еле успела завязать дупатту, чтобы не растерять монетки.

– Почему мы уходим? Я еще не успела всех обойти. Ты могла заработать больше, – задыхаясь, спрашивала я.

– Молчи, – шикнула на меня Малати.

Она сама, прячась в тени, вжалась в дерево и тянула в тень меня. А впереди степенно двигались две спины в богатых одеждах.

Так, перебегая от тени к тени, прячась в узких проулках от веселящихся горожан, мы дошли до большого богатого дома, возвышающегося над искрящимся под солнцем морским простором.

– Я выйду за него замуж, – подруга указала взглядом на скрывающуюся за высокой стеной спину молодого человека. – И мы будем жить здесь. Он будет очень сильно меня любить, и у нас будет много, очень много детей, – она сказала это так уверенно, что невозможно было не поверить.

Я посмотрела на величественный особняк, длинные резные галереи, высокие, забранные ажурной решеткой окна и, как наяву, увидела подругу. Открывая тяжелые двери, она нарядная, с аарати и подношениями, в сопровождении гомонящих ребятишек отправлялась на службу. Кружилась в танце по нескончаемой галерее под восхищенным взглядом мужа, получала благословение и подарки от свекров.

Мне тоже захотелось такой жизни, но пандит сказал, что я принесу несчастье в семью мужа.

– Откуда ты знаешь, что он женится именно на тебе? – немного обиженно спросила я. – Может, он выберет в жены знатную и богатую девушку. Зачем ему уличная танцовщица? – сказала и испугалась, что Малати обидится, но она лишь рассмеялась. Очень звонко и весело.

– Женится! – она задорно сверкнула черными глазами. – Он уже меня любит, только еще не знает этого. А когда узнает, то ничто его не остановит.

И я снова подивилась уверенности, с которой говорила подруга.

– Пойдем, а то нас хватятся, – она взяла меня за руку и потянула.

Возвращались мы преимущественно переулками, стараясь не попадаться на глаза прохожим. Протиснулись в узкий проход, и Малати, разделив монеты, спрятала свою часть за камнем.

– А ты свои куда денешь? – в полумраке виднелись только блестящие белки глаз и сверкали в улыбке зубы.

Не зная храмовые закоулки, я пожала плечами.

– Давай сюда! – Малати протянула руку. – Да не бойся, я твоего не возьму, – ногти царапали по рукам, сжимающим пригоршню монет. – Когда я исчезну, будешь знать, где искать – твоя часть будет дожидаться здесь.

Дернув, она оторвала кусок от моей дупатты, завернула в него заработок и сунула за камень.

Мы пробрались к пруду, обмыли ноги и освежили шеи, после чего вернулись в общую комнату.

– Где вы были? – уперев руки в мягкие бока, нас встретила Ратна. Ее прищуренные глаза, казалось, совсем спрятались за тяжелыми, масляно поблескивающими щеками. – Вы разве не знаете, что нельзя покидать территорию храма? – она продолжала сверлить нас щелками глаз. – Я сейчас же все расскажу Пратиме, – и еще выше подняла и без того вздернутый нос.

– Иди! – Малати просияла широкой улыбкой. – А хочешь? Пойдем вместе!

Ратна замешкалась и неуверенно посмотрела.

– Передумала? – участливо поинтересовалась подруга. – И правильно. Не стоит звать беду на свою голову. Ведь мы, в отличие от тебя, не спали весь день, а усердно занимались, чтобы не оплошать на уроке танцев. Нейса так увлеклась, что даже не заметила, как наступила на дупатту и порвала ее, – Малати незаметно мне подмигнула и хитро улыбнулась.

А Ратна, разочарованно фыркнув, снова улеглась и укрылась пледом.

 

Глава 9. Подготовка к шествию

На первый взгляд следующий день начался, как обычно – мы совершили омовение, отстояли службу и собрались во внутреннем дворе.

Ожидая Мохини, девочки расселись на полу и болтали. Едва я опустилась рядом, как Малати толкнула меня в бок и взглядом указала на ненавистные выемки в камнях, напоминая о необходимости заниматься. После вчерашней беготни по городу, болели мышцы и горели ступни, поэтому я решила сделать вид, что не поняла знака подруги и вместе со всеми стала насмехаться над Падмой.

Но стоило Малати отойти, как шутки девочек перестали казаться смешными, и я покосилась на подругу – на меня она больше не смотрела, отошла от веселящихся девочек и стала отрабатывать движения, надолго застывая в невообразимых позах.

И вдруг стало стыдно. Малати всегда мне помогала, поддерживала, рассказала свой секрет, а сейчас, я словно ее предала. Лицо пылало, словно его опустили в горшок с горячим рисом. Я подошла к подруге и попыталась повторить ее движения. Освобождая мне место, Малати молча подвинулась, но показалось, что ее взгляд подобрел, и по губам скользнуло подобие улыбки.

Малати выставила одну ногу вперед и присела. Оставшаяся позади нога всего лишь на волосок не доставала до пола, и подруга застыла, удерживая вес тела на одной опорной ноге и пальцах другой.

В ее исполнении это выглядело настолько легко, что я поспешила повторить. Благодаря усердным занятиям, на это раз я выдержала дольше, но все равно, вскоре ноги начали ощутимо дрожать, а потом и подпрыгивать. Несмотря на это, я старалась сохранить неподвижность, пока не упала. Оглушенная, не сразу поняла, что пришла Мохини. Как всегда, несмотря на внушительный вес, она появилась незаметно и сейчас равномерно и неторопливо хлопала большими ладонями.

– Так-так-так, – прогудела она. – Только Нейса и Малати планируют принять участие в предстоящем шествии? Остальные уже выбрали чем будут заниматься? Стирать, готовить или убирать? Молодцы, девочки.

Наверное, мне никогда не привыкнуть, к тому, что у такой внушительной женщины могут быть настолько мягкие пальцы, сейчас коснувшиеся моей щеки и щеки Малати.

Остальные девочки поспешно выстроились полукругом.

– Возможно, вы уже знаете, а если нет, то сейчас узнаете, – многозначительно сказала Мохини и помолчала, обводя нас пронзительным взглядом.

Очень хотелось сжаться в комочек и стать совсем незаметной, но усвоив болезненный урок, мы хоть и дрожали, но держали спину.

Кажется, Мохини осталась довольна и продолжила:

– Приблизилось самое главное испытание для будущих жриц. Начиная с сегодняшнего дня, усилия всех ваших наставниц будут направлены на подготовку вас к шествию. Внимательно слушайте, запоминайте, не ленитесь, и все будет хорошо. Те, кто не попадет на шествие, не будет допущен к следующему этапу обучения. Приступим! – она резко повернулась и складки сари заколыхались на необъятном теле.

Этот урок был сложнее и продолжительнее предыдущих. Мохини требовала, чтобы мы двигались одновременно, не сталкивались и не спотыкались, а браслеты на руках и щиколотках, звенели в такт и дополняли танец. Стоило какой-нибудь девочке сбиться и испортить рисунок, Мохини сурово хмурилась, и несчастная мечтала провалиться сквозь землю, лишь бы не стать причиной недовольства учительницы.

По окончанию урока, когда все мокрые мы собирались на урок к Пратиме, лишь одна девочка удостоилась скупой одобрительной улыбки. Конечно же, ею стала Малати. Но после ее выступления на площади, я уже ничему не удивлялась. Казалось, что она существует лишь для того, чтобы танцевать.

Пратима удивила не меньше Мохини. Мы расселись на настилах и приготовились к тяжелому и тоскливому перетиранию трав, разбавляемому только окриками наставницы и шутками девочек, но Пратима раздала нам по полотнищу тонкой шелковистой ткани и велела взять с полок за ширмой лампы и пиалы.

Когда мы расселись обратно и расставили все, что принесли, Пратима обошла нас с двумя кувшинами. Из одного она наполняла пиалы, а из другого – лампы. Маслянистый сандаловый запах заполнил комнату, и, следуя указаниям, мы опустили ткань в миски. После того, как полотно полностью пропиталось сандаловым маслом, его опустили в наполненные касторовым маслом лампы и подожгли.

Пока ткань горела, и удушливый дым поднимался к потолку, Пратима раздала нам металлические коробочки и тонкие костяные палочки.

– Когда погаснет огонь, палочкой соберете сажу со стенок лампы и сложите в коробочку. Полученным порошком будете подводить глаза перед выступлениями. Обращайтесь с ним аккуратно и старайтесь не рассыпать, как видите, для его получения используются дорогие компоненты. Каждая из вас сама будет делать краску для лица. Не пользуйтесь плодами чужого труда, потому что помимо самого красителя, в состав порошков будут входить и ядовитые растения, и если одна ошибется в количестве яда, то пострадать может другая. Будьте внимательны и предельно осторожны.

Все заметно оживились – вместо неинтересного, неизвестно для чего предназначенного занятия, нам предстоит сделать что-то, результат чего нам понятен. Сопя от напряжения, мы принялись соскабливать сажу и перекладывать ее коробки. В этом занятии тоже пригодились приобретенные на уроках танцев точность движений и твердость рук.

Порывистая и не очень складная Ратна несколько раз слишком сильно взмахнула рукой и уронила драгоценные комочки. Испуганно осмотревшись, она поспешно размазала сажу по покрывалу.

Я вопросительно посмотрела на Малалти – не отплатить ли Ратне за вчерашнее желание донести, но подруга только загадочно улыбалась и методично работала.

– Теперь, возьмите свои коробки и по очереди подойдите ко мне, – велела Пратима, когда все отложили палочки и отерли лбы.

Мы выстроились змейкой, а учительница придирчиво осматривала содержимое ящичков, взвешивала на маленьких весах и одобрительно кивала. Добравшись до Ратны, Пратима придирчиво осмотрела количество сурьмы, затем испачканные пальцы девочки и склонилась над весами. Вся фигура учительницы излучала неодобрение. Когда же весы подтвердили подозрения Пратимы, то недовольство приобрело вполне осязаемое воплощение и хлестко опустилось на пальцы Ратны, оставив на них красные полосы.

– Впредь будешь аккуратнее, – сурово отрезала Пратима, когда провинившаяся подняла на нее полные слез глаза. – Все во двор! – приказала она, и мы высыпали на солнце.

Еще больше, чем приготовлению краски для лица, мы удивились тому, что Пратима разбила всех на пары, дала тонкие бамбуковые палочки и велела накрасить друг друга.

Руки дрожали от волнения, палочка скользила во влажных пальцах, когда я поднесла ее к закрытым глазам Малати. Остро заточенный кончик дернулся, затем еще раз.

– Не надо выковыривать мне глаза, – от неожиданности я вздрогнула и тут же прыснула – подруга продолжала держать один глаз закрытым, зато второй, открытый, смотрел на меня до смешного серьезно.

Мы толкались, хохотали и делали вид, что хотим выколоть друг другу глаза, пока суровый окрик Пратимы не прекратил наше веселье.

Малати снова сомкнула веки, а я, прикусив губу и сдерживая рвущийся смех, чертила рваную линию.

Я закончила разрисовывать лицо подруги, как ни странно, оставшейся с целыми глазами, зато вокруг них красовались неровные, толстые круги. Теперь настала очередь Малати наносить краску.

Только она поднесла палочку к моему лицу, как я зажмурилась и фыркнула. Прикосновение было щекотоным и прохладным.

– Не бойся, дай мне тебя накрасить, – попросила подруга. Но я не могла расслабиться и в ответ на ее уговоры продолжала жмуриться.

– Ах так! – воскликнула Малати и двумя размашистыми движениями прочертила полосы практически до волос.

– Уже готово? – удивилась Пратима, когда Малати отложила палочку, и подошла посмотреть на результат. – Плохо! – покачала она головой. – Очень плохо. Если бы вы не баловались, а приложили достаточно стараний, то получилось бы так же… – Пратима обвела взглядом комнату, отыскивая, кого бы привести в пример.

Осмотрелись и мы. Успехи у всех девочек были примерно одинаковыми – ни у кого черный контур не проходил около ресниц, у всех он прыгал, словно волны в сильный ветер.

– Итак, я смотрю, что все вы отнеслись к этому заданию, как к развлечению, – уперев руки в бока, нависла над нами Пратима. – Напрасно вы так решили. Жрицы всегда были образцом красоты и грации. На шествии, да и в другое время, все будут видеть только ваши глаза. Глаза – это самая выразительная часть на лице женщины, – учительница прохаживалась перед нами. И подтверждая свои слова, поводила глазами из стороны в сторону. Блестящие белки контрастировали с черным контуром и притягивали взгляд. – Ваши глаза должны увлекать, пленять, заставлять забыть обо всем. Те, кто не хочет ради этого потрудиться, не сможет принять участие в празднестве. Сейчас тренируйтесь. Завтра проверю ваши успехи.

Оставив нас с этим пугающим знанием, Пратима ушла. Мы же не знали чем заняться – снова наносить краску или отрабатывать движения танца.

Я вернулась в комнату и забралась на настил, служащий нам кроватью. Из-под сложенных аккуратными квадратами пледов вытащила подаренный купцом кусочек зеркала, посмотрела и снова рассмеялась. В отражении я могла видеть только один глаз, но он был таким огромным, вытянутым, к тому же обведенный толстым черным овалом, что удержаться было невозможно.

– Над чем ты там смеешься? – я не заметила, как Малати оказалась рядом и, стараясь рассмотреть, что так развеселило, с размаху ударилась в меня лбом.

– Ай! – одновременно воскликнули мы, потирая ушибленные места.

– Дай, я тоже посмотрю, – она протянула ладонь, и я, не раздумывая, вложила в нее свое единственное сокровище. – Глаза должны пленять, увлекать, – глядя в отражение, передразнила Малати Пратиму. – Увлекайся, увлекайся, – как мантру повторяла она. При этом так широко открыла глаза, что казалось они сейчас выпадут. От смеха у меня уже катились слезы и болел живот, но подруга продолжала напевно растягивая слова. – Нет, не увлекают, – горестно вздохнула, покачала головой и, рассмеявшись, вернула мне зеркало.

Тут же со всех сторон потянулись руки – оказывается, привлеченные нашими голосами, пришли и остальные девочки.

– Дай. Дай. Мы тоже хотим посмотреть, – наперебой просили они.

Отдавать было страшно, но и не дать не могла – девочки и так косились, что мы с Малати держимся от них на расстоянии. Дрожащей рукой протянула осколок и с тревогой наблюдала, как девочки берут его, смеются и передают дальше. Несколько раз казалось, что он вот-вот упадет и рассыплется множеством осколков, тогда мое сердце, сжимаясь, тоже падало в живот.

Успокоилась я только когда зеркало снова вернулось ко мне и было надежно спрятано под покрывалами.

– Девочки! – Малати запрыгнула ко мне и повысила голос, обращая на себя внимание. – Сегодня мы вызвали недовольство сразу двух учителей. Давайте, сейчас снова попытаемся друг друга накрасить, а когда сядет солнце, повторим танец.

– А почему ты решаешь за всех?

Девочки обернулись и увидели Ратну. Она стояла расставив ноги и наклонив голову, как бодливый бычок.

– Почему мы должны делать то, что ты сказала? Когда ты стала учительницей?

– Можешь не делать, – спрыгивая на пол, легко согласилась Малати. – Можешь даже по своему обыкновению лечь поспать, Только не удивляйся, когда из учениц тебя переведут в служанки.

– Но почему мы должны сейчас учиться наносить краску, а после этого танцевать? Почему не наоборот? – от слов Малати Ратна попятилась, но все равно продолжала спорить. Мне показалось, что она делает это только из вредности и будет против всего, что предложит подруга.

– Потому что сейчас еще светло, а при свете рисовать проще, чем в сумерках. Когда зайдет солнце, станет прохладнее – самое то для танцев. К тому же, если мы сначала будет упражняться в танце, то потом станут дрожать руки, тогда точно не сможем провести ровную линию. Кто согласен, пойдемте во двор! – воскликнула она и первая побежала к озеру – смывать черные круги под глазами. Как созревший горох из лопнувшего стручка, мы высыпали за ней.

Умывшись в пруду, мы снова взяли палочки. На этот раз Малати решила быть первой.

– Закрой глаза и не морщись, – попросила она, нацелившись на меня черным острием.

Я тут же зажмурилась и почувствовала легкий щелчок по уху. Улыбнулась и постаралась расслабиться, но веки все равно подрагивали. Почувствовала прохладное прикосновение и вздрогнула.

– Тш-ш, – раздалось над ухом.

Не торопясь, твердой рукой, подруга провела сначала по одному веку, а за тем и по второму.

– Готово, – отстранилась она, а я бросилась к пруду.

Даже подернутое рябью, отражение показало мне две проведенные вдоль ресниц ровные линии.

– Как это у тебя получилось?! – развернувшись, я не моргая уставилась на подругу.

– Ты забыла, что я здесь живу, сколько себя помню? – Малати смешно сморщила нос. – Когда старшие девочки уходили на занятия, я пробиралась в их комнаты и училась накладывать краску.

– Так ты умеешь краситься? Зачем же тогда обманывала, что не умеешь? – я не понимала ее поступков. Если бы я умела так танцевать, как она на площади или краситься, давно бы стала лучшей ученицей и тогда мне бы не грозила участь стать служанкой. Малати же, словно специально допускала ошибки, чтобы держаться в середине и не выделяться.

– Затем, что не всегда надо показывать все, что умеешь, – вздохнула она, подтверждая мои догадки. – Ты же и сама замечаешь, что на тебя и меня начинают коситься. Девочки могут разозлиться и нарочно делать пакости. Тебе нужны враги? Представь, что на одном из занятий тебя «случайно» порежут или поставят подножку, – она поправила на плече браслет из девятиликих лунных рудракши.

Вспомнилось, как папа после работы, присев во дворе около нас с Реяншем и Анви, рассказывал о происхождении рудракши.

Давным-давно три демона-асура захотели обладать непобедимым могуществом. Они истово совершали самые строгие аскезы, и за это Брахма наградил их тремя самыми неприступными городами. Тогда-то асуры и проявили свой истинный лик – уверенные в своей непобедимости, демоны начали притеснять богов. Уже не зная, как справиться с наглостью асуров, боги взмолились Шиве, прося о помощи. И Шива откликнулся на зов. Он сел напротив городов асуров и стал смотреть. Под его взглядом города горели, камни рассыпались, но и из глаз Шивы потекли слезы. Там где они упали, выросли деревья, дающие плоды рудракши. Из слез солнечного глаза – желтые, лунного – светлые, а огненного – черные.

Но вот что значило девятиликая, то есть зерно из девяти сегментов, этого я вспомнить не могла и отчаянно копалась в памяти.

– Теперь, давай ты, – она закрыла глаза и подставила лицо заходящему солнцу.

Я посмотрела на ее спокойные черты и чуть не подпрыгнула, вспомнив – девятиликая рудракша дает покровительство девяти шакти Шивы – Дурги и остальных ее воплощений. Но зачем Малати покровительство Шакти Шивы? И случайно ли она оказалась именно в этом храме? Ведь Кали – тоже шакти Шивы. От кого моя подруга ищет защиты? Я взглянула на Малати, но она продолжала сидеть неподвижно, словно статуя.

Прикусив губу и задержав дыхание, я поднесла палочку к лицу подруги. Руки дрожали, и покрытый краской кончик снова начал выписывать штормовые волны.

– Дыши ровно и не волнуйся, – услышала я спокойный голос Малати. – Расслабь руку. Не получится сейчас, получится позже.

Прислушиваясь к советам подруги и к гомону остальных девочек, я вывела две не очень ровные, но уже не такие дерганные линии.

Солнце уже почти скрылось за верхушками деревьев и окрасило воду пруда в золотисто-розовый цвет. В него, словно начищенное медное блюдо, девочки рассматривали получившийся контур. Смотрела и я. Закат придал отражениям девчоночьих лиц неземную гладкость и свечение, словно наша кожа сияла изнутри. Именно сейчас казалось, что мы не те девочки, которых оторвали от родного дома, не те, что когда-то бегали босыми по улице. Что мы настоящие жрицы… или будем ими.

Кажется, не только меня посетили такое мысли, потому что мы вскочили почти одновременно и с воодушевлением принялись повторять танец.

Мы так усердно занимались, что едва не пропустили вечернее омовение. На этот раз в купальнях никто не брызгался и не смеялся. Уставшие, мы молча сидели, не желая двигаться. На молитву плелись уже сонные, но все равно в голове настырно крутилась мысль расспросить Малати о ее появлении здесь. Я об этом помнила вплоть до того момента, пока голова не коснулась подушки, после наступила сплошная чернота.

* * *

Громкий голос Пратимы вернул в реальность. Ночи словно и не было, и сейчас стены комнат розовеют не от зарождающегося, а от угасающего дня. Казалось, ресницы слиплись и не давали открыть глаза, а все тело ныло. С трудом я сползла с настила осмотрелась. Остальные девочки выглядели такими же хмурыми. Кто-то прихрамывал, кто-то крутил шеей, у меня же было ощущение, будто за спину повесили тяжелый тюк, и очень хотелось согнуться, но, помня строгость учительниц, распрямила плечи.

Боясь опоздать на утреннюю молитву, улитками поползли к купальням. Оступившись и едва не упав в прохладном сумраке коридоров, я схватила Малати за руку и вспомнила о чем хотела спросить перед сном.

– Расскажи, как ты сюда попала? – по-прежнему не отпуская ее руку и едва поспевая за быстроногой подругой, я плелась следом.

По прохладному дуновению поняла, что она повернулась ко мне – волосы взлетели темным облаком и мягкими волнами легли вокруг бледного овала лица. В пляшущем свете факела сверкнули белки глаз и зубы – Малати улыбалась.

– Я была слишком маленькой и не помню. Знаю только то, что рассказывали наставницы, – очередное движение воздуха – подруга пожала плечами.

– Все равно расскажи. Что знаешь, – не отставала я. Не знаю почему, но мне было очень важно узнать это.

– Однажды, – Малати таинственно понизила голос, а я затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово, – когда все ждали дождей, а они все не начинались. Жаркие ночи не приносили облегчения, и голова кружилась от запаха жасмина, цветущего в тот год особенно пышно. Служанка вышла на крыльцо храма, чтобы сбрызнуть его водой и хоть чуть-чуть освежить воздух, и нашла на ступеньках корзину с младенцем. Когда служанка наклонилась над ребенком, то откуда ни возьмись налетел ветер и закружил усыпавшие ребенка лепестки жасмина. Малышка смотрела на цветочный хоровод и улыбалась, и ветер становился сильнее, поднимая не только лепестки но и веточки. Желая оградить ребенка, служанка взяла корзинку, и раздался удар грома, а следом упали тяжелые капли долгожданного дождя. Женщина подхватила ребенка и побежала к жрецу. Когда священник ее выслушал, то решил, что это знак. Так меня оставили при храме и назвали Малати – то есть, цветок жасмина.

Я не сводила глаз с подруги и слушала затаив дыхание, поэтому ничего удивительного, что не заметила, как мы вошли в купальни и, запнувшись, свалилась в воду под всеобщее хихиканье. Вынырнула отфыркиваясь и потирая ушибленное плечо, но подруга, успев спуститься, снова окунула меня в воду. Под водой я извернулась и потянула ее за ноги. Потеряв равновесие и забрызгав все вокруг, Малати свалилась на меня. Мы дергали друг друга за ноги и за руки, выныривая, чтобы вдохнуть, и снова уходя под воду, хохотали во все горло, пока нас не вытащили и не велели одеваться. На молитву я уже шла бодрее – спина и плечи почти не болели, поэтому на урок танцев после службы пришла почти вприпрыжку.

– Сейчас проверим, как вы поработали над вчерашним движением, – как всегда, неизвестно откуда появилась Мохини и обвела всех внимательным взглядом. – Встаньте колонной, будто идете перед паланкином! Начали! – она подождала пока мы построимся и ударила палкой о пол.

Видимо, не зря мы вчера до темноты повторяли танец – глаза Мохини блестели, когда наши руки одновременно взлетали, и браслеты вторили им звоном. Даже губы у учительницы дрожали, словно она старается сдержать улыбку.

– Что же, молодцы, – взмахом руки она велела нам остановиться. – Вижу, вы с должным усердием отнеслись к моему заданию. Но это не значит, что все получилось идеально, – сурово сдвинув брови, Мохини обвела нас строгим взглядом. – Вы добились синхронности. Это хорошо. Но жрицы должны быть легкими, как мотыльки. Ваш танец должна сопровождать только музыка браслетов, а не топот, будто бежит стадо разгневанных слонов. Будем учиться прыгать! – она хлопнула широкими ладонями. – Начали!

Мы стали прыгать, а Мохини наблюдала.

– Легче! Выше! – командовала она, прохаживаясь между нами. – Вы легкие, вас тянет вверх, а не к этим плитам, – снова постучала палкой по плитам двора. – Если приложите достаточно стараний, то сможете танцевать не касаясь земли, как настоящие апсары. Что случилось? – Мохини обернулась на смешавшиеся ряды девочек и возникшую сумятицу – это, неудачно приземлившись и подвернув ногу, упала Малати.

Я тут же подбежала к подруге и помогла ей подняться, девочки толкались около нас и спрашивали у Малати больно ли.

Она отрицательно трясла головой, но при этом на глазах наворачивались слезы. Кажется, Мохини не слишком обрадовалась возникшей заминке. Сложив руки на необъятной груди и неодобрительно качая головой, она наблюдала, как Малати пробует встать на ногу, и я чувствовала на шее ее горячее дыхание.

– Садись и дай посмотреть ногу, – из-под сурово сдвинутых бровей Мохини смотрела, как я помогаю Малати опуститься на пол, и как она послушно вытягивает ногу.

Пальцы учительницы были крупными, наверное, толщиной с ногу Малати, и когда Мохини осторожно ощупывала щиколотку, то мне казалось, что кости вот-вот сломаются, как засохшие ветки под порывом ветра. Но все обошлось – Мохини ненадолго отошла, потом вернулась с куском узкого полотна и затянула ногу подруги.

– Ничего страшного. Но сегодня ты больше заниматься не будешь, – прогудела она. – Старайся не нагружать ногу и поправиться до начала празднества. А вы чего встали? – Повернулась к нам Мохини. – Продолжайте! Или тоже подвернули ноги?!

Толкаясь, мы поспешили построиться, и занятие пошло своим чередом.

* * *

Когда Мохини закончила урок, мы едва не падали от усталости. Хотелось просто лечь и не двигать ни отяжелевшей рукой, ни дрожащей ногой. Камизы у всех можно было отжимать и они неприятно липли к коже, а с пересохших губ срывалось прерывистое дыхание. Даже голова слегка кружилась. Но отдыхать было некогда, нас уже ждала Пратима.

Мы только сейчас поняли, какое это счастье, что на ее уроке можно просто сидеть. Да, возможно что нам снова предстояла кропотливая работа по изготовлению краски, но гудящие ноги и горящие ступни могли отдохнуть. Особенно это относилось к Малати – она все еще не могла ступить на ногу и в комнату вошла, опираясь на мою руку.

Урок Пратима тоже начала с проверки вчерашнего задания и, раздав коробочки с сурьмой, снова велела друг друга накрасить. Вчерашние старания дали свои плоды и почти у всех девочек лини получились ровными, хоть и разной ширины. Не хваля, но и не ругая, учительница обходила всех и качала головой.

– Что же, вы почти добились нужного результата. – она отошла и еще раз обвела всех нас взглядом. – При виде вас дух захватывает, вот только жаль, что не от красоты, – Пратима растянула губы и сверкнула крупными желтоватыми зубами. – Вам надо учиться твердо держать руку. Не важно, как в дальнейшем сложиться ваша судьба, но мастерство владения телом всегда пригодиться. Этому вы и будете сейчас учиться.

Не успели мы испугаться, что опять придется вставать, как Пратима раздала дощечки, краску и тонкие, удивительно мягкие кисточки.

– Сейчас представьте, что наносите мехенди и рисуйте. Той, у кого рисунок получится лучше всех, я перед праздником сама нанесу хну на руки и ноги.

Подстегиваемые желанием получить награду, мы старательно принялись за дело. Сами придумывали рисунки и, сосредоточенно сопя, выводили завитки.

– А зачем ты носишь этот браслет? – спросила я, когда, закончив очередной лепесток, я распрямилась, и взгляд упал на рудракшу Малати.

Подруга ненадолго застыла, потом осторожно отвела руку от своего рисунка и мрачно посмотрела на меня.

– Из-за тебя чуть не испортила узор, – проворчала она. – У меня не было матери, – Малати бережно поправила браслет. – А с этим браслетом я под ее защитой. Мать никогда не покинет свое дитя.

– Своей мамы? – я округлила глаза, придумывая, где бы мне достать такой же, чтобы и моя мама была рядом.

– Нашей общей матери – Кали. А она очень любит своих детей.

Почему-то показалось, что Малати мне врет, но расспрашивать дальше не смогла – подошла Пратима, и я снова углубилась в рисунок.

 

Глава 10. Праздник Кали

Наконец, день, к которому нас так долго готовили, наступил. Дожди еще не закончились, но изнуряющая и лишающая последних сил духота нехотя отступала. Дни еще плавились в жарком мареве, и если была возможность, то мы предпочитали прятаться в прохладе храмовых стен, где вода, стекающая по устроенным в полу желобам, давала ощущение свежести. Ночи же становились прохладнее, и мы с Малати, продолжая убегать из храма, одевались теплее из-за гуляющего по пустынным улицам ветра.

Нога подруги прошла, и Малати возобновила свои выступления. По мере того, как я делала успехи на уроках Мохини, подруга и меня привлекла к танцам, поручая несложные движения. И по-прежнему делилась заработком. Знатные мужчина и юноша появлялись еще несколько раз. Старший наблюдал за танцем и давал золотую монетку, порой пытался заговорить и выяснить где мы живем и почему взрослые позволяют одним танцевать на площади, а младший не сводил глаз с Малати. И с каждым разом отец уводил его со все большим трудом. А Малати, словно только их и дожидалась, сразу же уходила.

В этот раз я не пошла с подругой – берегла нанесенный Пратимой рисунок – поэтому Малати отправилась на площадь одна.

Принимая утреннее омовение, я любовалась прекрасными узорами, украшающими руки и ноги, и большими оранжево-коричневыми кругами на ладонях и ступнях. Благодаря им каждое наше движение должно быть видно издалека. Малати все еще не пришла, и я постоянно посматривала на прячущийся в тени вход. Время молитвы неумолимо приближалось, а я старалась придумать оправдание отсутствию подруги.

Ничего правдоподобного в голову не шло, а нас уже выгоняли из купален.

– И где же твоя любимая Малати пропадает? – прозвучал над ухом едкий голос Ратны. – Она пропустила омовение, сейчас пропустит молитву и не попадет на шествие. Посмотрим тогда, как ты без нее будешь справляться, – она многозначительно посмотрела на украшающие мои руки узоры.

В тот день, когда Пратима объявила, что сама нанесет мехенди той, у кого будет самый аккуратный и красивый рисунок, я оказалась лучшей. Но слишком старательно подруга отводила глаза, отдавая дощечку учительнице, чтобы поверить, что все произошло случайно.

Я горько вздохнула, сожалея о ее неосмотрительности, ведь она так хотела вырваться отсюда. А служанке вряд ли удастся обратить на себя внимание знатного господина.

– Она встала раньше всех, уже искупалась и отправилась в храм, – соврала я, глядя прямо в еще больше округлившиеся от предчувствия разоблачения глаза Ратны.

Распихивая девочек, Ратна побежала к храму, а я думала как же все объяснить наставникам, ведь противная девчонка наверняка обратит их внимание на отсутствие одной из самых прилежных учениц.

Вдруг из темноты вынырнула тонкая рука и ухватила меня за запястье.

Сердце застряло и сжалось где-то в горле, а на лбу выступил холодный пот. От ужаса я не могла ни кричать, ни дышать. Ноги вросли в каменные плиты и отказывались двигаться.

– Помоги мне, – в хриплом шепоте прозвучали знакомые нотки, а следом на меня упала бледная Малати.

– Что случилось? – стараясь, чтобы не услышали, воскликнула я и, поддерживая, отвела подругу подальше от факелов и любопытных глаз, под покров густой тени.

– Все потом. Сейчас помоги мне привести себя в порядок, – цеплялись за меня ее горячие пальцы.

А я тем временем обтирала концом дупатты мокрое от пота лицо подруги и чувствовала ее прерывающееся дыхание.

– Ратна уже заметила твое отсутствие во время купания и скорее всего постарается обратить на это внимание старших. Пойдем быстрее, нельзя опаздывать на молитву, – торопливо говорила я, приглаживая ее растрепанные кудряшки.

– Да, пошли, – выдохнула Малати и, продолжая за меня цепляться, похромала по коридору.

Мы двигались от одного отбрасываемого факелом маслянисто-желтого пятна до другого. Звонкие голоса возбужденных предстоящим празднеством девочек, множась, гулко отражались от сводов, и я не рискнула задавать Малати вопросы.

– Смотрите! Ее не было в общей комнате и в купальнях тоже. Не удивлюсь, если она уходила в город, – мы вошли в храм и увидели Ратну. Она стояла около Пратимы и тыкала в нас пальцем. Круглые щеки Ратны блестели от удовольствия, а из-за того, что верхняя губа была короче, кончик вздернутого носа двигался, словно подтверждая слова хозяйки. Никогда еще она не казалась мне такой неприятной, как сейчас.

– Вот ослица! Кто ее за язык тянет! – проворчала подруга и постаралась встать ровнее под суровым взглядом приближающейся наставницы. – Сама себе прокладывает путь к поясу Кали, – и тут же приняла самый невинный вид, а я посмотрела на жутковатый атрибут из отрубленных рук, красующийся на бедрах богини.

– Малати-джи, не снизойдете ли вы до пояснения, где вы были, когда ваши подруги очищали тело перед молитвой?

– Я волновалась перед шествием и мне не спалось, поэтому, чтобы не будить остальных, вышла во двор и повторяла танец. Потом пошла в купальни, – подруга низко склонила голову, выражая раскаяние и скрывая за рассыпавшимися волосами все еще пунцовые щеки. – Не хотела раньше всех появляться в храме. Поэтому ждала здесь. В коридоре.

– Да, Малати меня предупредила, и мы здесь встретились, – поторопилась я ее поддержать, потому что Пратима продолжала пристально нас рассматривать и в ее взгляде не было капли доверия.

– Нейса, Малати, я знаю, что вы мне лжете. Но поскольку мне это нечем подтвердить, а вы поддерживаете друг друга, то я сделаю вид, что поверила. Но не думайте, что и дальше сможете всех дурачить. Я буду наблюдать за вами. А с тобой поговорим отдельно! – Пратима развернулась и сурово посмотрела на надувшую губы Ратну. – Сейчас приступайте к молитве.

Мы сложили руки и подпевали мантрам священника.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что Ратна идет к поясу Кали? – спросила я у Малати, когда убедилась, что на нас никто не обращает внимания.

– Ты разве не знала? – из под полуопущенных в молитве ресниц, блеснули черные глаза. – Это же цикл реинкарнаций, а руки обозначают, что мы своими руками творим карму. Вот и Ратна сама создает себе карму и запускает начало реинкарнаций. – Не отвлекайся, – одернула она меня. – Сегодня ее праздник. Не стоит гневить мать, – и снова погрузилась в молитву.

По ее окончанию Пратима увела нас готовиться к празднику, но прежде чем раздать коробочки с краской, наряды и украшения, велела замолчать и послушать.

– Девочки, – она обвела нас пристальным взглядом. – Кое что из того, что сегодня произошло, вызвало у меня крайнее недовольство.

Пратима помолчала, а Ратна многозначительно посмотрела на меня и Малати.

– Не будем сейчас говорить, что некоторые из вас осмелились мне лгать. Хоть ложь и была произнесена в защиту подруги, но Кали отвергает любой обман и, конечно же, такое поведение недопустимо, какими бы причинами оно ни было продиктовано, – она снова замолчала.

Я практически не дышала, ожидая, когда наставница озвучит наказание. В горле встал тугой комок, во рту пересохло, а руки мелко дрожали. Я тряхнула головой, сожалея, что волосы еще недостаточно отросли и не могут скрыть пылающие щеки. Глаза чесались, в носу щекотало, слезы уже готовы были появиться, чтобы обличить перед всеми обманщицу, но почувствовала, как в ладонь скользнули тонкие пальцы Малати, слегка пожали, и смогла сдержать предательскую влагу.

– Но произошло нечто, что превзошло столь неприятное событие – оказывается, некоторые из вас не понимают зачем они здесь. Вы все, – Пратима взмахом руки указала на сгрудившихся и внимательно слушающих девочек, – дочери одной матери. Вы сестры и должны поддерживать друг друга, а не стараться избавиться. Если одна из вас прекращает обучение, то не потому, что кто-то оказался более удачливым, а потому, что не справилась сама. Может наступить такое время, когда только подруга рядом спасет от беды. Не ставьте себя выше интересов той, кому служите и своих обязанностей. Если подобное повторится еще раз, то виновница будет сурово наказана.

Девочки зашептались, переглядываясь, а Пратима ненадолго задержала взгляд на Ратне. втянувшей в плечи круглую голову, и хлопнула в ладони.

– Хватит бездельничать! Принимайтесь за работу. Вам надо накрасить друг друга для участия в шествии, – и раздала коробочки с краской.

– Спасибо, что помогла, – сказала Малати, забираясь на настил и устраиваясь поудобнее.

Ткань сбилась, и, сдерживая вскрик, я закрыла рот рукой при виде тянущейся от колена до щиколотки багровой ссадины.

– Что с тобой случилось? – прошептала я, усаживаясь рядом с подругой. – Сильно болит?

– Не важно, – нехотя ответила Малати, пряча ногу. – Я все равно должна сегодня танцевать. – она подвинулась ближе и невольно поморщилась. Посмотрела на меня и вздохнула: – Закрывай глаза и не моргай, я буду тебя красить и рассказывать.

Я покорно закрыла глаза. Тут же почувствовала прохладное прикосновение костяной палочки и услышала негромкий голос подруги, и из слов по кусочкам складывалась картина ее злоключений.

* * *

Площадь освещалась дрожащим светом факелов и кострами в жаровнях, установленных на высоких треногах. Воздух над ними дрожал и плавился. Мечущиеся в безумном танце тени кривили лица, превращая людей в демонов. Они, словно наша покровительница, развеивали обманчивую оболочку, оставляя только суть.

Посреди толпы, в багряных отблесках и дымном чаде танцевала маленькая девочка. Тонкие руки рисовали сложные фигуры, тело изгибалось, словно перетекая, застывало в новой форме. Если долго смотреть, то можно забыть зачем ты здесь, но желающих не так много – лишь несколько монет поблескивает под босыми ногами на пыльных камнях. То ли обыватели готовятся к предстоящему празднику, то ли храмовые танцы не так интересовали горожан, как горячащий опасностью танец девочки со змеей. Но двое преданных зрителей остановились, наблюдая, и даже бросили неизменную золотую монетку. Маленькая танцовщица не приближалась, но не сводила взгляда с младшего из мужчин. Создавалось впечатление, что она хочет что-то сказать ему. Юноша невольно подался вперед, но девочка, взметнув юбкой, закружилась в неистовом танце, подобно самой Кали.

– Не пугай, видишь ведь, она опасается людей, – остановил сына старший из мужчин, положив руку ему на плечо.

Юноша отступил и продолжал неотрывно следить за подобной вихрю девочкой, пока отец не позвал его домой.

Как и в предыдущие разы, танцовщица собрала монеты и последовала за мужчинами, прячась от праздных зевак и случайных прохожих. Вот только оказавшись у богатого дома, не ушла, как обычно, а задержалась, наблюдая за тем, как там готовятся к предстоящему празднеству.

Воздух благоухал ароматами, а по длинным галереям сновали многочисленные слуги с подносами приготовленных для служению фруктов и цветов и праздничными одеждами. Величественная фигура богини освещалась многочисленными лампадами и сверкала свежими красками.

Засмотревшись на царящую в доме суету, девочка забыла, что стоит одна посреди ночной улицы и опомнилась лишь когда почувствовала, как ее схватили за руку и потащили в узкий просвет между двумя соседними, погруженными в темноту домами.

– Я видел, как ты танцевала, – прошамкал худой оборванец. – У тебя что, нет никого из взрослых, кто бы присматривал за тобой? – он повернулся и посмотрел из-под спутанных волос, упавших на глаза грязными патлами. – Теперь я буду за тобой присматривать, а ты отдавать мне все, что заработаешь, – бродяга довольно захихикал, отчего под грязными лохмотьями затряслись острые плечи. – Давай сюда все, что у тебя есть, – грязные пальцы вцепились в тонкое запястье и старались раскрыть крепко сжатый кулачок.

Если бы это помогло избавиться от боли в руке, от зловония немытого тела, девочка не задумываясь отдала бы весь заработок, но понимала, что пригоршня монет лишь разожжет в нищем алчность, и отчаянно сопротивлялась, царапая ногтями свободной руки, заскорузлую кожу. Не поспевая за его широким шагом, она несколько раз падала, но бродяга, ничего не замечая, продолжал пробираться по тесным зловонным переулкам.

– А ты хорошо пахнешь маленькая танцовщица и кожа такая мягкая. Дай-ка я на тебя посмотрю. Может, от тебя будет больше пользы, чем танцы на площадях.

Он еще крепче стиснул ее руку и потащил под бледный сноп лунного света.

«Никто из живых не должен видеть лица виша-каньи» – это правило девочка запомнила крепко и разжала стиснутый кулак.

Блестящие монеты с глухим стуком упали в пыль. Воспользовавшись тем, что внимание бродяги отвлеклось, девочка вцепилась зубами в жилистую руку и, как только хватка ослабла, ящерицей взобралась на ближайшее дерево.

– Ну погоди, демонское отродье! – ползая в пыли, ругался оборванец. – Сейчас все соберу и доберусь до тебя. Будешь знать, как не почитать старших.

Дрожа от страха, девочка забралась еще выше, туда, где тонкие ветки едва выдерживали ее небольшой вес, и замерла среди листвы, недовольно ропщущей на посмевшую потревожить ее покой.

Закончив ковыряться в пыли, грабитель попытался вслед за беглянкой залезть на дерево, но каждый раз срывался и падал.

– На первое время и этого хватит, – в очередной раз поднимаясь и потирая костлявый зад, пробормотал он и, пошатываясь, поковылял прочь.

Девочка подождала, пока удаляющиеся шаги и недовольное бормотание окончательно стихнут, потом еще немного, и стала спускаться.

От громкого хруста несколько птиц испуганно захлопали крыльями и перелетели на более спокойное дерево. Девочка потеряла опору и упала на землю, рассадив ногу об ощерившийся обломок ветки.

– Попалась, маленькое отродье, – от темной стены отделилась пошатывающаяся фигура и направилась к ребенку.

Не в силах шевельнуться, несчастная сидела и сжимала ногу, расчерченную темными дорожками стекающих и поглощаемых пылью капель.

Неверно ступая в темноте, грабитель запнулся об упавшую ветку, недовольно зашуршали листья, приводя девочку в чувство. На время забыв о ране, она вскочила и, метнувшись вдоль выстроившихся вдоль дороги кособоких домишек, протиснулась через узкий просвет на другую улицу.

Все было незнакомым, и она не знала как вернуться в храм. Поэтому снова полезла на дерево, чтобы с крыши ближайшего дома поискать особняк будущего мужа.

На ее несчастье бродяга не оставил идею отыскать пропажу, и девочка, помимо желаемой высокой крыши своего будущего дома, увидела внизу пошатывающуюся кособокую фигуру.

Мысленно благодаря хозяев за то, что построили свои жилища так близко друг к другу, она перелезала с одной крыши на другую, превозмогая боль и приближаясь к знакомым местам.

Не дождавшись, когда танцовщица снова упадет к его ногам, бродяга ушел, а девочка смогла добраться до храма только к рассвету.

* * *

– Видишь, как опасно покидать эти стены, – воскликнула я, когда Малати закончила рассказ.

– Все равно придется на время прекратить вылазки, – она покосилась на широкую спину Пратимы.

Я посмотрела на подругу и потеряла дар речи – она не только накрасила меня, но и как-то умудрилась нанести краску себе, а сейчас протягивала мне мое же зеркало.

– Принеси мне макового молока, а то нога сильно болит, – шепнула Малати, воспользовавшись тем, что наставница повернулась к нам спиной. – Флакончик стоит на полочке за ширмой. Пратима без него не засыпает.

– А как я пройду мимо нее? – я покосилась на мерно вышагивающую учительницу.

– Сейчас.

Малати изменила положение, будто ненароком вытянула ногу и, опрокинув коробочку Ратны, тут же спрятала под юбку.

Пратима обернулась на возмущенный возглас и подошла узнать в чем дело. А я тем временем соскользнула с постели и шмыгнула за ширму.

Кажется, меня никто не заметил, все сгрудились около Ратны и старались собрать драгоценный порошок.

Я рыскала взглядом по полкам, уставленным горшочками, коробочками и пузырьками. Сколько же их здесь! И как я найду нужный? Торопливо оглянулась. Сквозь узорную резьбу увидела, что Ратна пока еще удерживает всеобщее внимание, что и подтверждал недовольный голос Пратимы.

Если она его постоянно пьет перед сном, значит, снадобье должно быть недалеко от того места, где учительница спит.

Еще раз обшарила все взглядом и в дальнем углу нашла свернутые циновки. Стала искать на полках рядом и… нашла – белая жидкость, просматривалась сквозь зеленоватое стекло – вот только стоял флакончик слишком высоко.

Руки начали дрожать – в любой момент Пратима может заметить мое отсутствие, начнет искать и найдет здесь. Как я смогу объяснить свое присутствие около ее кровати? Стараясь сохранить спокойствие, больно прикусила губу, но это не помогло. Сердце стучало все громче. Я даже удивилась, что его до сих пор никто не услышал. В панике оглянулась и увидела невысокую приступку. На мое счастье, видимо, и Пратима не доставала до самых высоких полок.

Стараясь как можно меньше шуметь, подтащила приступку и сняла снадобье. Руки так тряслись. что едва его не уронила. Покрепче прижала к груди и уже приготовилась спуститься, но подняла взгляд и оцепенела – прямо на меня двигалась Пратима.

Она все приближалась, а я продолжала стоять не в силах сдвинуться с места, и разделяла нас только резная ширма. Широко распахнутые глаза начало щипать. Я сморгнула и увидела обеспокоенную Млатати, старающуюся заглянуть за противоположный от учительницы край ширмы. Оторопь прошла и я, спрыгнув с приступки, побежала туда, куда взглядом указала подруга.

Двигаясь в разных направлениях, мы одновременно обогнули загородку и оказались каждая со своей стороны. Я со всех ног бросилась к подруге и, забравшись на кровать, передала флакончик.

– Спасибо, – еле слышно сказала Малати. – Ты уже второй раз меня спасла.

– Как будем возвращать? – продолжала нервничать я.

– Не беспокойся. Я сама верну, – она тайком пожала мне руку.

Пратима вышла из-за ширмы с новой коробочкой и протянула ее Ратне.

– Держи. Закончите наносить краску и переодевайтесь поскорее. Из-за вашей несобранности шествие не отложится.

Пратима снова величественно удалилась и появилась с ворохом одежды и гроздьями украшений. Пока она ходила, Малати быстро отпила настойку, а получив сари, немедля начала одеваться, стараясь встать так, чтобы учительница не увидела исцарапанную ногу.

Она несколько раз оступалась и едва не подала, но всякий раз я ее поддерживала за что получала благодарную улыбку. И все страхи и сомнения – правильно ли я поступаю – исчезали.

Тонкая и гладкая ткань была непривычно мягкой. Не желая собираться, драпировка все время норовила выскользнуть из пальцев или разъезжались уже заложенные складки. Мы с Малати, пыхтя от напряжения так же, как и все девочки, в четыре руки воевали с ее сари. Я засмотрелась на разбегающуюся по красному фону вышивку и выронила уже собранную драпировку.

– Нейса, соберись, – одернула меня Малати. – Успеешь насмотреться, еще тебя одеть надо.

Наконец, упрямый наряд сдался, и складки оказались надежно закреплены. Малати накинула паллу на голову и закрыла лицо, оставив на виду только накрашенные глаза.

– Я быстро, – одна подмигнула и зажала в руке стеклянную бутылочку. – Пока начинай закреплять сари, я вернусь и помогу, – и не успела я моргнуть, как она исчезла за ширмой.

Беспокоясь за подругу, обернулась на Пратиму – она переходила от пары к паре и помогала совсем запутавшимся.

Чтобы не привлекать внимание к себе и отсутствию Малати, я поспешно избавилась от одежды и снова залюбовалась переливами ткани и рисунком вышивки. Поднесла к лицу и приложила к щеке – прохладное, мягкое прикосновение, словно умылась из пруда. Вдыхала сладковатый цветочный аромат и не могла остановиться. На красном фоне полотна руки с оранжевым рисунком мехенди смотрелись словно части рисунка.

Я их прикладывала то так, то эдак, соединяла пальцы в мудры и восхищалась полученным результатом. Это занятие мне так понравилось, что могла продолжать бесконечно, но услышала за спиной голос Пратимы и, спохватившись, что до сих пор не одета, поспешила повязать сари.

– Ты все еще копаешься? – неизвестно откуда возникла Малати и бойко принялась драпировать.

– Что у вас? – как раз вовремя подошла Пратима и окинула нас оценивающим взглядом. – Малати, молодец, Нейса, поспеши.

Она забрала у Малати сборку складок и уверенно заправила ее за повязанную юбку.

– Прекрасно, – сказала она, отступая и любуясь на дело своих рук. – Теперь украшения, – придавив ткань на шею легло тяжелое ожерелье. И пока я его рассматривала, Пратима успела накинуть паллу мне на голову и, как до этого Малати, закрыв половину лица, закрепила булавкой. – Молодец, – похвалила она подругу и тоже вколола булавку. – Надевайте пока браслеты, я посмотрю, как у остальных дела.

Вскоре мы представляли собой одинаково укутанные фигуры, различались лишь контуром глаз. И Пратима повела нас в храм.

Я вошла и остолбенела и, кажется, не только я. Оглянувшись, увидела, что остальные девочки столпились у входа, не решаясь ступить дальше в клубящиеся синеватые завитки благовоний. В середине возвышалась уже готовая к выносу украшенная цветами статуя богини, а вокруг толпились все остальные будущие жрицы, которых мы встречали только на служениях.

Так же как и мы, в нарядных сари и с закрытыми лицами. Отличался только цвет. У самых взрослых он горел ярко алым. В спокойной уверенности, девушки, позвякивая браслетами, поправляли складки сари и обменивались шутками. Они словно даже не замечали такую мелюзгу, как мы.

Менее насыщенного цвета были наряды у стайки девочек постарше нас, но младше девушек. Эти задаваки всеми силами демонстрировали свое превосходство над нами, но дерганные суетливые движения, какими они разглаживали сари и поправляли выбившиеся волосы, выдавали их нервозность. Мы же, в самых бледных нарядах, напоминали сбившихся в стайку перепуганных птенцов.

Все изменилось, когда вошел тот самый беловолосый, которого я видела в первый день своего нахождения в храме. Мужчины в любимых Кали красных одеяниях выстроились с двух сторон от статуи, будущие жрицы собрались перед ней, причем старшие оказались непосредственно перед богиней, следующими, чуть впереди, встали девочки помладше, а самыми первыми оказались мы. Наверное, со стороны это напоминало распустившийся цветок, потому что чем старше были танцовщицы, тем их было меньше.

Предоставив нас самим себе, наставницы остались позади статуи и оттуда наблюдали за нами. Напряжение возрастало. Наконец, старец приблизился к изваянию, мужчины подняли оказавшееся паланкином возвышение и, подставив под него плечи, двинулись к выходу, к ожидающим шествие горожанам.

Наше появление вызвало гул возбуждения, и со всех сторон посыпались красные лепестки, а когда вышли за стены храма, потянулись к беловолосому, подавая ему цветы, фрукты и сладости.

Почти осязаемой волной прокатился трубный звук, с которым старец обратился к Богине, подув в раковину, и, надеюсь, что одновременно, мы подняли ладони с плотно сомкнутыми пальцами, показывая, что начинается танец.

Толпа затихла. Омываемые напевом мантр, мы двинулись по улице.

Барабаны задавали ритм, вины связывали его в мелодию, а перезвон браслетов указывал на значимые отрывки.

Наш танец показывал могущество Кали, проявленное в битве с асуром Мохиши. Мы кололи армию Мохиши копьями, рубили мечами и душили веревочными петлями, а поскольку все это время зрители осыпали нас лепестками, то вскоре наши ступни стали такими же кроваво-красными, как и ступни Кали, отплясывающей победный танец на телах поверженных врагов.

Когда достигли побережья – цели нашего путешествия – то от неистового вращения мы уже потеряли представление где небо, а где земля. С утра без воды и еды и целую ночь без сна, Малати пошатнулась и чуть не упала. Я постаралась оттеснить подругу в центр «цветка», чтобы никто не заметил ее ошибки, и продолжила танец, пока все не замерли, как Кали, обнаружив, что в приступе безудержного ликования наступила на супруга.

Перед глазами продолжало все кружиться, и люди, устремившиеся к паланкину за подношениями, слились в одну пеструю массу.

– Смотри, – толкнула меня в бок Малати.

Я поморгала, стараясь вернуть зрению четкость и проследила за ее взглядом. Вместе с толпой, но не смешиваясь с ней, а словно каким-то образом умудряясь оставаться в стороне, подошли и наши знакомые незнакомцы. Младший не отводил взгляда от замерших танцовщиц.

– Она здесь. Я ее точно видел, – тоже одетый во все красное юноша направился к нам.

– Как ты мог ее видеть, – отец поправил кинжал за поясом, придержал сына за плечо, и на пальцах желтым блеском сверкнули кольца – Они же скрывают лица.

– Я уверен, что она здесь, – продолжал упорствовать младший. – Ты же хотел узнать, откуда эти девочки. Вот и представилась возможность.

– Забудь! – отец развернул юношу к себе лицом и заглянул ему в глаза. – Тем более, если то, что они среди танцовщиц – правда. Эти девочки принадлежат храму. Ни ты, ни я ничего сделать не сможем.

– Нейса, ты стоишь ближе. О чем они говорят? – теребила за руку Малати, но я не обращала на нее внимания, потому что намного больше, чем разговор, меня заинтересовал кудрявый затылок, мелькающий за спинами отца и сына. Он так сильно напоминал затылок Реянша, что я чуть не свернула шею в попытках его рассмотреть. – Куда ты смотришь? – Малати наконец заметила мое невнимание и проследила за взглядом.

Пока мы перешептывались, изваяние сняли с паланкина, девочки расступились, словно распустившийся цветок, и Кали понесли в воду.

– Что они сказали, что ты забеспокоилась? – снова принялась за меня Малати, следуя за желающими сникать благоволение богини.

– Сын говорил, что девочка с площади здесь, он тебя узнал, а отец говорил, что этого не может быть, а если правда, то он должен тебя забыть, – рассеянно ответила я.

– Значит, он меня узнал! – Малати так обрадовалась, будто не расслышала второй части, и так оживилась, словно это не она недавно чуть не упала от истощения. Казалось, присутствие юноши наполняет ее новыми силами.

К своему удивлению, я поняла, что и сама не очень голодна, хотя до появления знакомого затылка могла думать только о том, когда же нам позволят попить и накормят.

В жизни бывает и что-то более важное, чем еда и вода! Эта мысль стала для меня открытием и всю дорогу до храма, я старалась его осмыслить.

А там уже ждали молоко, сома, пакоры, панир и много-много сладостей. Не делая в такой день различия между ученицами, нас кормили всех вместе, и смех рассыпался в комнате серебряными колокольчиками.

Но даже в такой день нас не избавили от обязательного кувшина сдобренного ядом молока.

 

Глава 11. Новый этап – новые обязанности

Утром вставать совсем не хотелось, будто предыдущий день отнял все силы, но тяжелая поступь и прикрикивания Пратимы не оставляли другой возможности. Зевая и протирая глаза, мы сползли на пол и недоуменно осматривались – длинные тени еще не торопились спрятаться по углам и безмятежно спали на стенах. Зачем же нас подняли в такую рань?

– С сегодняшнего дня вы приступаете к следующему этапу обучения, – не сказать, что обрадовала нас Пратима. Мы-то надеялись, что за праздником последует хоть небольшая передышка, но наставники не разделяли наших взглядов. – То, что вы в этот раз приняли участие в праздновании, не значит, что примете и в следующем. Поэтому продолжайте старательно выполнять все задания. Вы прошли только первую ступень на длинном пути. Дальше занятий будет больше и они станут сложнее. Вы продолжите изучать свойства трав, изготовления краски для лица и танцев. Но кроме этого освоите премудрость приготовления духов. Каждая из вас подберет себе уникальный аромат и в дальнейшем сама будет составлять его для себя. Также познакомитесь с искусством боя.

Если новость об изготовлении духов нас обрадовала, то известие о том, что будем драться, привело в замешательство. Зачем нам это? Переглядывались мы. Разве жрицы не должны уметь только красиво танцевать?

– И будете учиться играть на музыкальных инструментах, – словно прочитав наши мысли, добавила Пратима. – А сейчас во двор. Вас уже ждут, – закончила она, выгоняя нас из комнаты.

Мы высыпали на улицу и недоуменно осматривались – не считая нас, в такую рань здесь больше никого не было. Горячие утренние лучи уже касались наших макушек, а тени съеживались и трусливо прятались под камни и деревья.

Кто-то уселся прямо на плитку, а некоторые и прилегли досыпать. Мы с Малати хотели спуститься к пруду, чтобы хоть немного отогнать сонливость и чуть не подпрыгнули, когда от дерева отделилась мужская фигура.

Голый по пояс, в одном дхоти, незнакомец перемещался так быстро и в то же время плавно, что мы не могли отделить одно движение от другого. Завороженные, мы не могли отвести глаз от солнечных бликов, скользящих по его поджарому, словно состоящему из мышц и сухожилий телу.

– Вы должны научиться двигаться так, чтобы никто не мог догадаться, где вы окажетесь в следующее мгновение, – он замер, и начинающаяся ото лба лоснящаяся косичка упала ему на плечо. – А теперь закройте рты и повторяйте.

Он сделал длинный скользящий шаг и выжидательно посмотрел на нас.

Мы повторили, и раздалось дружное шарканье.

– Вы надеетесь своим топотом распугать врагов? – голос был недоволен, но при этом на гладкой блестящей коже не появилось ни одной морщинки, только брови причудливо изогнулись. – Нет! – я уже не смотрела на его лицо, только на брови – словно живые, они подползли друг к другу и соединились на переносице. – Вы только укажете противнику, где находитесь. Вы должны двигаться так, чтобы даже мотылек вас не почувствовал. – Еще раз, – и, в такт кивку коса, черной блестящей змеей мазнула по плечам.

Мы повторяли и повторяли, а я все не сводила глаз с бровей нового учителя. С лихвой восполняя неподвижность лица, они отражали малейшее изменение в его настроении. Поэтому я как-то сразу догадалась, когда после очередного круга нашего перемещения, мы уже чуть не падали от усталости, и брови поднялись домиком, он сказал, что на сегодня хватит.

Старания двигаться незаметно оказались очень утомительными, и мы мечтали поскорее попасть в купальни, чтобы охладить горящие ступни, при этом со страхом думали о следующем после молебна уроке танцев – Мохини не разжалобишь объяснениями, как мы устали.

– Какой ужасный человек, – прошептала Малати. То ли сказалась усталость, то ли недосып, но она уже не была такой оживленной, как раньше и выглядела такой же усталой, как и мы. – Ты видела его глаза? Они мертвые. Мне страшно на него смотреть.

– Зато брови слишком живые, – прыснула я и, поймав недоуменный взгляд подруги, пояснила: – Его брови, они так забавно двигаются, каждый раз по новому, в зависимости от того, что он думает.

Всю оставшуюся до купален дорогу она смеялась над моими описаниями учителя, снова становясь моей Малати.

Служба закончилась слишком быстро, и мы опять пошли по длинным коридорам.

Мохини уже ждала во дворе, но к нашему облегчению, не построила и не дала новое валящее с ног задание, а велела взять барабаны и сесть полукругом.

Проследив взглядом за ее жестом, мы оглянулись и к своему удивлению увидели незамеченные раньше, сложенный у стены барабаны.

Их деревянные бока кое-где расщепились, а кожаные донышки потемнели и залоснились от прикосновения множества ладоней, но все это совершенно не сказалось на звучании, в чем мы убедились, когда Ратна уронила свой, заслужив недовольный взгляд Мохини.

Наставница указала на нагревшиеся плиты, по которым мы недавно ходили, стараясь быть бестелесными, словно ветер, и все расселись полукругом, примостив барабаны на коленях.

Если раньше мы следовали ритму, то теперь создавали его сами, и это оказалось не менее трудно.

После того, как Мохини решила, что мы отдохнули, она снова нас подняла. Ноги и спина затекли, и мы еле двигались под ее недовольным взглядом.

– Вот уж не знаю, стоит ли вас учить дальше, – она обошла нас, неодобрительно качая головой. – Сейчас вы больше похожи не на жриц, а на уставших от тяжелой работы служанок.

Сказать по правде, мы и чувствовали себя так же. Ноги покалывало, словно их кусало бесчисленное количество змей, а шея отзывалась болью на малейшее движение.

– Кого могут очаровать унылые служанки? – продолжала кружить вокруг нас Мохини. Вот уж кто умудрялся всегда оставаться легкой, как танцующие в солнечном луче пылинки. Только наставница не спешила делиться своим секретом. – Вы же не хотите стать служанками? Соберитесь! Будьте легкими…

– Как мотыльки, – пробубнили мы.

– Правильно, как мотыльки, – одобрительно кивнула Мохини.

Все требовали от нас легкости, но заставляли работать как слонов на валке деревьев.

Следующие слова учительницы вдохнули в нас недостающую живость:

– Кому достанутся пояса, – она кивнула на похожую на клубок свившихся змей поблескивающую кучку. – Тот продолжит занятия. Поторопитесь, их на всех не хватит.

Толкаясь и стараясь опередить друг друга, мы бросились за поясами. А я вспомнила свой первый урок и танец девушек между извивающимися сверкающими, как клинки, лентами – наконец-то и мы сможем так же.

На удивление пояса достались всем, но танцевать мы не стали. Только учились управлять подвижными и хлесткими пластинками.

Сначала получалось плохо, с легким звоном пояса били по нам самим, по другим воспитанницам, оставляя на коже моментально вспухающие полосы – чешуйки и в самом деле были металлическими. Но они сдавались под нашим упорством, и вот уже изгибались так, как хотели мы, а не они.

С занятия мы уходили в синяках и расчерченные красными рубцами, но очень довольные, что удалось укротить своевольных «змей».

– Хороши! – осмотрев нас, высказалась Пратима. – Смотрите, не покалечьте друг друга. – А теперь, принимайтесь за работу, – она кивнула на дожидающиеся нас ступки.

Мы проворно забрались на настил. Теперь перетирание кореньев воспринималось, как отдых. Сосредоточенно работая пестиками, мы все чаще посматривали на дверь – есть хотелось все сильнее.

– Ты сегодня пойдешь на площадь? – спросила я, когда Пратима отвернулась.

– Нет, – покачала головой Малати. – Ты же помнишь, что теперь за мной следят. Надо переждать.

– Когда пойдешь, возьми меня с собой.

– Хорошо, – хитро прищурившись, подруга стрельнула на меня глазами.

* * *

Дни пролетали в усталости от новых занятий и дурманящем аромате растений. На вечернюю службу приходили слегка пошатываясь, и на ослабевших ногах с трудом выстаивали до окончания молитвы. После чего, вернувшись в комнату, проваливались в сон, словно в вечернее молоко нам добавляли не несколько капель яда, а мак. Даже ночные проверки Пратимы не очень беспокоили, потому что сил куда-то идти практически не оставалось.

Но шло время, Малати послушно засыпала и просыпалась вместе с остальными воспитанницами, и Пратима, видимо устав бодрствовать, снова начала прикладываться к пузырьку.

В тот день учитель с мертвыми глазами и живыми бровями учил нас уходить из захвата и лишать противника опоры.

После слов подруги я внимательнее пригляделась к его глазам – черные, с почти неразличимыми зрачками, они казались такими же равнодушными, как ночное небо, с которого исчезли все звезды.

– Мне всегда становится страшно, когда он на меня смотрит, – освобождаясь от моих рук и осторожно роняя на твердые плиты, сказала Малати и в подтверждение показала руку, покрытую мелкими острыми пупырышками.

Я покосилась на Ману. Он просил так себя называть. Конечно, мы удивились, что учитель не сказал своего имени и предпочел называться просто Человеком, но побоялись задавать вопросы. Когда же Малати сказала, что, скорее всего, он скрывает какую-то страшную тайну, желание любопытствовать пропало совсем.

Словно почувствовав, что мы увиливаем, он повернулся и вперился своими наводящими ужас глазами. Показалось, что на нас посмотрела бездна.

Одна бровь Ману неодобрительно нависла над черным провалом глаза, а вторая насмешливо изогнулась. И я снова не могла отвести взгляд от игры его лица.

– Не стоит отлынивать, – его голос был глухим и каким-то тусклым, словно доносился из глубокого колодца. – Однажды мои уроки могут спасти вам жизнь.

Он задумчиво рассматривал Малати. Она вся сжалась, будто старалась стать меньше и потрогала браслет из рудракши.

– На вас всегда наверчено много тряпочек и навешано украшений, – неторопливым движением Ману взял паллу сари Малати и немного приподнял.

Подруга вздрогнула и, показалось, готова была зажмуриться. Учитель действительно нагонял на нее ужас.

– С их помощью всегда можно лишить равновесия, – он резко дернул, и Малати упала на колени. – Учитесь искать уязвимые места противника и использовать их.

Я новыми глазами посмотрела на наставника – если не считать дхоти, то на нем больше ничего не было, а значит и не за что было ухватить. Вот только…

– А как же ваша коса? Ведь будет больно, если за нее схватят, – сказала я и сама испугалась собственной смелости

Ману неторопливо повернулся ко мне. Девочки отступили, и я осталась одна. Под изучающим взглядом чувствовала себя неловко и хотелось поплотнее закутаться в сари, но я не двигалась и дожидалась наказания за проявленную дерзость.

– Правильно, – сказал он так же вкрадчиво, как двигался. – Поэтому, если такое случится, я ее отрежу.

Вспомнив спускающуюся между лопатками лоснящуюся косу, я испытала уважение к наставнику. Хотела еще спросить, но сдвинутые брови пресекли мою попытку.

– А теперь попробуйте найти друг у друга уязвимое место и воспользуйтесь этим. И не пытайтесь отлынивать, – он сложил на груди руки и застыл в неподвижности, наблюдая за нашими усилиями.

Когда пришла Мохини, то прежде всего осмотрела нас со всех сторон – синяки от бледно-желтого до сине-красного украшали нас почти с ног до головы. Мы уже не замечали, когда их получали.

Учительница продолжала недовольно жевать губами. «Когда-нибудь он их покалечит». Расслышала я сквозь ее невнятное бормотание. Кажется, она недолюбливала Ману.

Но и уроки Мохини добавляли свою долю синяков. Единственное, чего на нас не было – это порезы и ссадины. Пока еще нам не доверяли ничего, что могло бы повредить кожу.

– Сегодня я снова пойду на площадь, – аккуратно смешивая масло со сладко пахнущим соком, сказала Малати. – Ты со мной?

Я поспешно кивнула – может, тот, похожий на Реянша, парень опять придет? И получится узнать, действительно ли это мой брат. Что если он ищет меня? Тогда, я смогу, так же, как и Малати, убежать из храма. Вернуться домой, к родителям.

Я почти не слушала Пратиму и, ловя на себе внимательный взгляд Малати, еле дождалась, когда закончатся занятия.

Выпила странно горчащее молоко и стала дожидаться, когда все уснут. Рядом прерывисто дышала Малати. Она тоже не спала и, немного повернув голову, я могла видеть ее блестящие глаза.

Девочки спали беспокойно. Я тоже почувствовала, как внутри все скручивается, и легла поудобнее.

Из-за ширмы раздался храп, и Малати взяла меня за руку. Ее ладонь была холодной и влажной.

– Пойдем? – прошелестел над ухом сиплый голос.

Я кивнула, и мы осторожно сползли на пол.

* * *

Босиком, держа в руках сандалии, старались идти бесшумно, и в этом нам очень помогли уроки Ману.

Неслышными тенями мы скользили по темным коридорам. Даже крыса, сидевшая у нас на дороге, ничего не заметила. Рассмеявшись, мы поздравили друг друга с успехом и все испортили – крыса на мгновение замерла, а потом скрылась в ближайшей трещине, а мы пошли дальше.

Когда выбрались на улицу, то обессиленно прислонились к стене. Малати мелко дрожала, а у меня подгибались колени, и по вискам стекали капли пота.

– Может, сегодня не пойдем? – облизнув пересохшие губы, спросила я.

– Нет, – Малати упрямо тряхнула головой. – Нас уже давно не было на пощади. Сегодня надо идти, – словно в поисках поддержки, она коснулась своего браслета.

И мы побежали дальше, останавливаясь и прислоняясь к деревьям или ограждениям, переводили дух, унимали головокружение и шли дальше.

А на площади опять было полно народу. Люди гуляли, развлекались, глядя на заклинателей змей. Собравшись небольшими компаниями, выпивали и громко перекрикивались. Порой, такие шутливые перебранки перерастали в гневные споры, а те, в свою очередь – в драки.

Мы увернулись от очередной потасовки. Ели успели отскочить, как в том месте, где мы только что стояли, разбилась деревянная скамья.

Во рту пересохло, перед глазами все плыло, и я с трудом понимала, куда идти, но Малати ничто не могло остановить, и я ухватилась за ее руку.

Наконец, добрались до места, где Малати обычно танцевала. Заклинатель змей со своими ребятишками почему-то не пришел, и нам пришлось танцевать без сжимающих кольца партнеров.

Мы сбивались с ритма, оступались, временами чуть не падая, и жаждущие развлечений зеваки разочарованно уходили. На пыльных плитах поблескивало всего несколько мелких монет. Знатные мужчины не появились, и вместе с ними и золотые монетки.

Теперь уже не только Малати высматривала в толпе знакомые лица, и я искала родной затылок. Но все усилия были тщетны.

Толпа отдыхающих редела – большинство разошлись по домам, те же, кто не мог идти, уснули прямо здесь. Нарушая воцарившуюся тишину, со всех сторон доносился раскатистый храп. Один за другим гасли факелы и жаровни, темнота подступала все ближе, а вместе с ней и неизвестность.

– Пойдем, они не придут, – взяла меня за руку Малати.

Ее пальцы были ледяными и дрожали, так же, как, кажется, и мои.

Я не могла выдавить ни звука из пересохшего горла, поэтому только кивнула. Надеялась, что вернемся к храму и, наконец-то, я смогу напиться, но Малати пошла в другую сторону, как я поняла, к дому знатных мужчин. Облизнув пересохшие губы и вытерев мокрый лоб, я нагнала подругу.

– Почему они не пришли? – шептала по дороге она.

– Может, заняты или уехали, или просто не захотели, – задыхаясь, предположила я и удостоилась гневного взгляда подруги.

Особняк встретил нас темнотой и тишиной.

– Спят, наверное, – предположила я, отступая и глядя в черные провалы галерей и окон.

– Нет. Не спят, – Малати устало села прямо на землю. – Его нет. Я знаю, – она мерно раскачивалась, будто в медитации. – Но почему? Он не мог уехать. Не мог, – ее голос становился все тише.

– Малати, пойдем. Нас могут хватиться, – я тянула подругу за руку, но она словно приросла.

– Он не мог меня оставить, – расслышала я еле слышный шелест и обернулась на громкие шаги за спиной.

Сгустком тьмы к нам приближалась группа людей. Увидев нас, они остановились, и все звуки исчезли. Остался только стук наших с Малати сердец.

Темное пятно стало приближаться, теперь уже бесшумно, словно потерявшая хозяина тень. Я отступила к стене, будто надеясь, что кладка разомкнется и укроет нас, но лопатки уперлись в твердый камень.

Малати поднялась и встала рядом. Я посмотрела на подругу – светлые сари отчетливо виднелись на фоне темной ограды. Те же, кто подходил, выдавали себя блеском лунного света на обнаженной коже – они, как и Ману, были по пояс голые.

– Видимо, сейчас придется показать все, чему нас научили. Вставай спиной ко мне, – сказала Малати, торопливо перевязывая сари так, чтобы ноги были свободны.

Я последовала ее примеру, не забывая краем глаза следить за темным сгустком.

Послышался шелест, словно ветер пробежался по деревьям, пересчитывая листья, и я поняла, что это переговариваются те люди.

От большого пятна отделилось одно маленькое и стало приближаться к нам.

– Кто это у нас тут? – раздался шепот странно похожий на то, как под порывом ветра пересыпается песок в пустыне. – Маленькие девочки? Что две маленькие девочки делают ночью на улице?

– Наверное, так должно быть. Кто мы такие, чтобы задавать вопросы? – ответил ему такой же бестелесный голос.

– Вам повезло, маленькие девочки, что вы оказались в это время в этом месте. Сегодня закончится ваш кармический цикл, и вы навсегда останетесь рядом с Матерью.

Кривые клинки блеснули в лунном свете.

– Сейчас. Колени, – тихо бросила Малати.

Наверное, тени не привыкли иметь дело с детьми, поскольку их замах был слишком высок. Пригнувшись, я проскользнула под рукой и оказалась сзади. Изо всех сил наступила под колено опорной ноги. Раздался глухой стук удара коленей о землю. Не теряя времени, запрыгнула на спину и перекатилась через голову. Коса оказалась как нельзя кстати. Вспомнив Ману, ухватила за нее и ударила тень головой землю. Краем глаза заметила, что Малати проделала то же самое. Кажется, тени потеряли сознание.

Не успели мы обрадоваться, как с глухим рычанием на нас бросилось отставшее большое пятно.

Понимая, что с ними нам уже не справится, мы с Малати переглянулись и встали спина к спине.

– Вы за это поплатитесь, маленькие демоницы, – шипели тени, окружая нас полукругом. В шевелящейся тьме мелькали холодные отблески клинков.

– Падай и катись под ноги. Когда окажешься за их спинами, постарайся взобраться на ближайшее дерево. На землю не спускайся, двигайся по крышам и деревьям, – шептала Малати. – Встретимся у храма. Давай!

Она сжалась и покатилась теням под ноги. Я последовала ее примеру. Кого-то удалось сбить с ног. Падая, они хватались за других, но во всеобщей свалке, я почувствовала, как на щиколотке сжались пальцы.

Сердце застряло где-то в горле и перестало биться. Дышать я тоже не могла, только отчаянно царапала удерживающую руку и слышала в ответ грязные ругательства.

Мою ногу отпустили, схватили за волосы и поставили на ноги. Подняв глаза, я увидела, что Малити тоже поймали и сейчас крепко держат за шею.

– Ну что, посланницы демонов, готовы предстать перед нашей Матерью и ответить за все грехи? – раздался над ухом хриплый шепот, и горла коснулось прохладное острие.

Я мысленно попрощалась с родителями, братом, сестрой и закрыла глаза.

Я ничего не увидела, только почувствовала дуновение ветра. Хрип, что-то горячее потекло на плечи и меня отпустили. Отпрыгнув, я прижалась к стене и смотрела, как мечется одинокая тень. И там, где она только что была, оседает на землю темное пятно. Вот уже рядом стоит дрожащая Малати.

– Ты в порядке? – испуганно спросила она.

Сил говорить не было, и я только кивнула, продолжая следить за молниеносным передвижением тени.

Когда все распластались на земле бесформенными лужами, Тень очутилась перед нами. Я и Малати непроизвольно отшатнулись, но помешала каменная кладка за спиной.

– Прости, – шепнула Малати.

Она хотел встать передо мной, но неожиданно тень наклонилась к нам.

– Вы в порядке? – спросила она голосом Ману.

И мы разрыдались.

– Ну-ну, успокойтесь. Все позади. Вас не обидели? – учитель утирал нам слезы нашими же сари.

На смену облегчению пришел страх, что Ману все расскажет Пратиме и нас выгонят из храма, и мы разревелись еще сильнее.

– Да успокойтесь же, – Ману нас встряхнул и толкнул за стоящее рядом дерево. – Подождите здесь. Я скоро. А то опять попадете в неприятности.

Мы кивнули, и Ману вернулся к месту драки. По одному, а то и по двое он оттаскивал напавших на нас к подернутой серебром воде, и каждый раз мы слышали глухой всплеск.

Закончив, он вернулся к нам и снова присел.

– Пойдемте, я отведу вас обратно, – он оправил на нас сари и вытер мокрые щеки.

– Как… как вы здесь оказались? – все еще всхлипывая, спросила Малати.

– Следил, – просто ответил Ману. – Я по вашему виду понял, что что-то замышляете. Вам надо учиться лучше контролировать свои эмоции, иначе могу догадаться не только я.

– Теперь… вы все расскажете? – не знаю, откуда Малати брала силы и храбрость, но сейчас она смотрела прямо в глаза Ману.

– Не-ет, – протянул Ману и улыбнулся.

Ману умеет улыбаться? Дар речи отнялся у меня окончательно.

– Вы сегодня хорошо себя проявили. Показали, что я не зря теряю с вами время. Но если хотите продолжать свои вылазки, надо больше работать. Вам не хватает силы и стремительности. Вот этим на следующем уроке и займемся, – он протянул нам руки. – Пойдемте, не стоит здесь задерживаться.

Прежде чем взять его ладонь, я извернулась и заглянула Ману за спину.

– На месте, – усмехнулся он, поймав мой взгляд.

Действительно, черная коса все так же спускалась между лопаток, но на коже темнели несколько сочащихся кровью порезов.

– Кто это были? – Малати топталась, не решаясь взять ладонь учителя – все-таки, даже несмотря на спасение, она продолжала его бояться.

– Туги, – коротко ответил Ману, и я услышала, что подруга резко выдохнула.

– Кто такие «туги»? – в свою очередь и я осмелилась задать вопрос.

– Бандиты, – учитель был не самым разговорчивым человеком. – Ночные убийцы, прикрывающие свои преступления служением Кали. Когда-то и я был одним из них. Все. Хватит болтать, – уже больше не дожидаясь, когда мы возьмем его руки, Ману сам схватил нас и потащил к храму.

 

Глава 12. Время выбора

Надо ли говорить, что после этого происшествия, Ману на занятиях стал уделять больше времени мне и Малати. Не чувствуя усталости сам и не замечая нашей, он заваливал нас все новыми заданиями, а когда остальные наставники спрашивали чем вызван столь повышенный интерес, то говорил, что видит у нас большие задатки.

В свободные дни, когда все девочки отдыхали в тени, он забирал нас из храма, чтобы научились плавать.

– Как думаешь, когда наше наказание закончится? – однажды спросила я у Малати, в очередной раз едва не сорвавшись в пропасть с горного уступа.

– Разве ты не поняла? – пропыхтела она. Карабкаясь по почти отвесной стене. – Это не наказание.

– А что, награда что ли? – не успела я перевести дух, как услышала подгоняющий окрик Ману.

– Он помогает нам выжить, – Малати уселась рядом и разминала затекшие пальцы. – Ты ведь помнишь ту ночь, с тугами?

И собравшись с силами, мы полезли дальше.

То, что нам хорошо запомнились бандиты, не значит, что мы перестали ускользать из храма и приходить на площадь каждая со своей надеждой. Время от времени видели следующую за нами тень. Но уже не боялись – мы знали, что это Ману оберегает нас от опасности.

Не встретив кого ждали на площади, мы шли к особняку, но он оставался все так же темен и тих.

Душные, пропитанные дождями ночи сменялись предостерегающим, словно змеиное шипение, шуршанием высохших листьев, перегоняемых колким, будто долетающим из пустыни, ветром. Восемь посвященных Кали празднеств прошло с моего первого шествия. У меня успели отрасти волосы. Как и обещала женщина при купальнях, в первый день состригая сальные пряди, они стали густыми и блестящими, как вода в пруде в безветренный день. И я не успела заметить, когда вместо озорной и быстроглазой девочки рядом появилась красавица с гибким станом и облаком волнистых волос. Каждое ее движение завораживало и пленяло, а от взгляда из-под ресниц даже у меня замирало сердце.

Сразу вспомнились слова Пратимы на первом уроке по макияжу, а сейчас я видела их живое воплощение.

Только вчера прошло очередное шествие, изваяние Матери было отпущено в морские волны, и наступил такой редкий день отдыха.

Мы сидели у пруда и болтали ногами. Сквозь плещущуюся воду цветы мехенди на ногах шевелились, словно живые.

– Пойдем сегодня на площадь? – спросила я зажмурившуюся от солнца подругу.

– Нет, – ответила она. – Сколько раз мы туда ходили и к дому, но все без толку. Они уехали, а я ошиблась.

Слышать равнодушный голос всегда жизнерадостной Малати было страшно. Еще страшнее – ее нежелание идти. В прошлый раз мне опять показалось, что вижу знакомый затылок, и очень хотелось проверить догадку.

– Если ты не согласишься, то я пойду одна.

– Не побоишься? – Малати заинтересованно приоткрыла один глаз, будто подмигивала.

Я мотнула головой, отчего по спине плащом рассыпались волосы, и положила руку на подарок Ману, надежно спрятанный в ножнах под юбкой.

– Хорошо, сходим. Но в последний раз, – Малати потянулась всем телом. – Я бы не хотела быть проданной в гильдию куртизанок.

Я содрогнулась, вспомнив, как одну из старших девушек застали с каким-то парнем. Сначала ее долго держали в одной из комнат подземелья, решая, что делать дальше, и мы тайком носили ей еду и воду. А потом за ней пришли. До сих пор я иногда слышу во сне ее крики и просьбы оставить при храме.

– Мы сможем себя защитить, – ответила я, а Малати лишь усмехнулась и покачала головой.

Две девушки на праздничной улице привлекали меньше внимания, чем, когда мы были детьми. Тех же, кто осмеливался подойти, отпугивал блеск клинков, и мы продолжали свой путь.

Площадь встретила нас знакомым гомоном и жаром факелов. Заклинателя змей пару дождей назад сменил его сын и при виде нас сверкнул белозубой улыбкой.

– Как обычно, красавицы? – он прикрыл корзину с норовившей убежать коброй. Ее голова покачивалась из стороны в сторону, а раздвоенный язык, показываясь, изучал мир. – Девика сегодня хандрит, – указал на лежащего толстой веревкой питона. – Возьмете Гори. Только она еще не привыкла к человеку, так что, осторожнее. Зато и отдам дешевле. О! Смотрите, она сама вас выбрала.

Действительно, с еле слышным шорохом, расправляя толстые кольца, к нам ползла белая, в свете факелов, змея.

Малати внимательно осмотрела змею – в темноте отлично были видны сокращающиеся под белесой кожей мышцы – и отдала мальчишке несколько монет.

Я же расстегнула пояс из металлических чешуек, с которым управлялась не хуже, чем подруга со змеями.

Под перезвон браслетов начали танец, и через короткое время нас окружило плотное кольцо зрителей.

Малати пленяла взгляды тягучим, как мед, танцем. Каждая часть ее тела двигалась, словно сама по себе, но при этом гармонично дополняя и продолжая друг друга. Зеваки следили за ней, как птенцы за удавом, в которого превратилась моя подруга.

Я же разжигала в зрителях страсти. Стремительным вращением, вихрем юбок, задорным звоном браслетов и сверкающим, как молния поясом, между смертоносных петель которого появлялась и исчезала я.

Если на Малати смотрели завороженно и приоткрыв рты, то мои зрители ревели и топали ногами, желая продолжения, но монеты блестели под ногами обеих.

– Удивительно, неужели это они. Но как выросли, – услышав голос, я сбилась и едва не попала под острый край собственного пояса. Замерла, немыслимо изогнувшись, и Матали. Наши взгляды обратились к стоящим в первом ряду мужчинам.

Младший уже сравнялся ростом со старшим. Аккуратные усы и борода скрыли нижнюю часть лица, но глаза не изменились – черные, проницательные и… неотрывно следящие за Малати. В этом он совсем не изменился, а вот у старшего в волосах и бороде появились серебристые нити и усталость в глазах.

– Отец, ты мне обещал, что если они все еще будут здесь…

– Я помню, – останавливая сына, старший поднял руку. – Дитя мое, – туфля из красной кожи с богатой вышивкой неслышно ступила внутрь круга. – Нас с сыном беспокоит ваша судьба. Если ваше занятие, когда вы были детьми, вызывало опасения, то сейчас, оно опасно вдвойне. – Приходите завтра днем в мой дом, мы найдем занятие, подходящее девушкам вашего возраста.

Зрители недовольно зашумели, когда, слушая старшего, Малати остановилась, и змея попыталась обвить ее руки.

Я же пыталась высмотреть брата. Показалось, что среди чужих лиц мелькнул знакомый мужественный профиль, но хлестко взлетающий пояс не позволял сбавить темп и присмотреться.

– Хорошо, – услышала за спиной голос подруги и звон упавших на камень монет.

Когда я повернулась, то знатная парочка уже исчезла, знакомые черты тоже растворились в толпе гуляк.

– Пойдем за ними, – направив сверкающих пояс за спину, я подошла к подруге.

– Что ты задумала? – подозрительно покосилась она. – Имей в виду, он мой.

– Хочу найти брата, – серебристая молния успокоилась и покорно легла у моих ног. – Пойдем? – я застегнула пояс и собрала монеты. Две золотые отдала Малати. Она уже успела вернуть Гори и сейчас подбирала то, что не заметила я.

– Приходите еще! – помахал нам заклинатель, к которому потянулись наши зрители.

 

Глава 13. Посвящение

Мы шли знакомыми улицами за тремя спинами. Да. Их было трое. Один высокий и статный и двое легких, подвижных.

Чем дольше я смотрела на второго молодого мужчину, тем меньше казалось, что это Реянш. Волосы незнакомца волнами опускались на плечи. Перевитые мышцами руки темнели на фоне светлой безрукавки. Широкий разворот плеч и быстрые уверенные движения – все это так не походило на моего доброго, порой медлительного брата.

– У тебя есть брат? – стараясь держаться в тени, спросила Малати.

– Да. Именно он спас меня после укуса змеи, – бесшумно ступая, я следовала за подругой.

– И почему решила, что он здесь? Ты говорила, что жила далеко отсюда.

– Предчувствие, – не желая вдаваться в объяснения своих неуловимых ощущений, ответила я, и, словно что-то почувствовав, незнакомец обернулся.

Лунный свет обрисовал четкую линию скул, нос с легкой горбинкой и высокий лоб.

– Это он! – схватив Малати за руку, прошептала я. – Он ищет меня!

– Здорово, – поддержала меня подруга, но в голосе слышалось сомнение. – Теперь мы сможем убежать вместе. О тебе будет кому позаботиться.

Мы посмотрели, как мужчины скрываются в сияющем огнями особняке, и, мечтая, что нас обеих укроют надежные стены замка, пошли обратно в храм.

Страстное желание быть жрицей растаяло, как тонкое облачко под полуденным солнцем, после предыдущего празднества, когда я стала ею.

* * *

– Нейса, пойдем, – Пратима подошла ко мне, когда все отдыхали после обеда.

Я растерянно оглянулась – больше наставница ни на кого не смотрела, а все девочки, даже Малати, старательно отводили взгляд. Не зная, чего ждать, я тайком отдала Малати подарок Ману и встала.

Не понимая в чем провинилась, я последовала за учительницей. Мы шли по бесконечным коридорам, пока не оказались в больших покоях, где я встретила беловолосого жреца в первое свое появление в храме.

Свет и тень все так же рисовали узоры на сверкающем полу, жрец, как и прежде, сидел в резном кресле, и я снова почувствовала себя маленькой растерянной девочкой, стоящей на пороге чего-то неизвестного и потому страшного.

– Подойди, дитя мое, – словно волной окатил звучный голос, и я вздрогнула. – Смелее.

Я дрожала, но как змея следует за дудочкой заклинателя, шла на голос, а приблизившись к жрецу, коснулась обутых в сандалии ног.

– Ты успешно прошла обучение. Наставники тебя хвалят, – благословляя, жрец положил мне на голову руку, а потом провел по щеке и, приподняв подбородок, заставил на себя посмотреть.

От взгляда черных глаз, казалось, проникающего в голову и читающего мысли, становилось жутко. По коже побежали мурашки и волоски на руках вздыбились.

– Не бойся, – жрец растянул губы в подобии улыбки. – Настало время применить приобретенные знания на практике. Если сегодня справишься, то станешь настоящей жрицей. Ты ведь этого хотела, не так ли?

Я хотела ответить, но язык онемел, словно я случайно хлебнула снадобья Пратимы, а горло пересохло, поэтому только кивнула.

– Вот и хорошо, – от пронзительных глаз лучиками разбежались морщинки, нисколько не смягчая их оценивающее выражение. – Теперь иди, готовься. Вечером тебя отведут.

Подумав, что надо возвращаться в общую комнату, я обернулась в поисках Пратимы, но наставница пропала. А вместо нее из тени появился нестарый мужчина в белом одеянии.

– Иди, – он посторонился, и за спиной открылся черный провал коридора.

Он меня не трогал, но не повиноваться давящей черноте взгляда я не могла и послушно шла, пока не оказалась в небольшой комнатке, с забранными частой решеткой окнами под потолком, подушками на полу и… большим выгнутым зеркалом. Там же было приготовленное, как я поняла, для меня сари, украшения, краски для лица и духи.

– Готовься, – распорядился мой немногословный провожатый. – Позже я за тобой приду. Духи пока не трогай, воспользуешься ими потом.

И ушел, а снаружи послышался звук задвигаемого засова.

Смягчая кожу, я натерлась кокосовым маслом, а затем села около зеркала и стала выравнивать брови, удаляя лишние волоски и придавая сходство с зарождающейся луной. Покрыла лицо тонким слоем смеси пшеничной муки и фиалкового корня, оно сразу же приобрело мягкое свечение. Потом подвела глаза сурьмой, удлинив до миндалевидной формы, а на веки нанесла перетертую в порошок рыбью чешую, отчего они стали напоминать жемчуг.

Дрожащей рукой придвинула коробочку с помадой – золотой порошок, смешанный с воском. Добавила перетертые ядовитые семена и стала аккуратно наносить на губы – если ошиблась с количеством яда, то сама же за это и поплачусь так или иначе.

Окрасила киноварью грудь, чтобы она соблазнительно просвечивала сквозь сари и, натерев ногти соком кактуса, отчего они стали гладкими и блестящими, стала ждать и от скуки рассматривала браслеты.

Под внешней позолотой проступали острые, как кинжалы Ману, ободы. Я коснулась одного из них и тут уже поднесла палец ко рту, слизывая выступившую каплю крови. Я знала, что мне предстоит сделать, но в то время меня это не трогало – ведь такова воля Кали. Поэтому спокойно восприняла возвращение мужчины и сидела не двигаясь, пока он укладывал волосы в замысловатую прическу и украшал ее цветами. Он накинул паллу мне на голову и свободным концом закрыл лицо. Меня вывели из храма и усадили в закрытый со всех сторон паланкин. Рядом сел и провожатый. Я несколько раз пыталась выглянуть на улицу, но мужчина каждый раз задергивал занавеси.

Мерное покачивание усыпляло. И я почти задремала, когда неожиданно паланкин замер, но мой спутник не торопился выходить. Из-за широкого пояса он достал флакончик ароматического масла и смочил мне шею, сгибы локтей и, бесцеремонно задрав сари, грудь. В нос сразу ударил дурманящий запах, и слегка закружилась голова.

– Теперь пора, – пряча пузырек, сказал провожатый и помог мне выйти.

У низкой калитки в высокой толстой стене нас встретил еще один мужчина и повел по темным тропинкам к светлеющему на фоне черного неба большому дому.

Мы шли темными узкими коридорами, и я, чувствуя себя совсем взрослой, старалась держаться уверенно, а не жаться к служителю Кали, как испуганный ребенок. Неожиданно коридор закончился, и мы остановились перед низкой дверью.

В ушах стучало. Хорошо, что я ничего не видела. Потому что могла поклясться, что стены качаются и вот-вот упадут на подпрыгивающий пол, а стук сердца слышно далеко за пределами коридора.

Незнакомец толкнул дверь, и темноту прорезал тонкий луч света, а тяжелую затхлость воздуха развеяло дуновение, благоухающее цветами и специями.

Я шагнула к свету, но мужчина остановил меня и сам исчез за тяжелой дверью.

– Вам прислали подарок, – с трудом расслышала я. Следом раздалось невнятное гудение.

Пятясь спиной, мужчина вернулся в коридор и вытолкнул меня в просторный зал.

Какое-то время я топталась на месте, моргая и привыкая к свету. Потом стала осматриваться: стены покоев были затянуты алым шелком с вышитыми на нем золотыми листьями. На полу стояли высокие вазы со свежими цветами. Все это великолепие освещали толстые свечи в массивных подсвечниках. Возможно, в воск или фитиль были добавлены ароматические масла, и их запах стелился по комнате, но его уже начал заглушать дурманящий аромат моих духов.

– Открой лицо, дай на тебя посмотреть. – услышала и посмотрела туда, откуда донесся голос.

Среди груды ярких подушек я даже не сразу увидела его обладателя – маленького круглого человечка с длинными волосами и усами. Унизанными перстнями толстыми пальцами он брал с блюда орехи и с громким хрустом разгрызал, запивая из серебряных кубков. Из-под густых бровей меня рассматривали черные блестящие глаза, густо подведенные сурьмой.

Почти не дыша, я потянула край сари. Когда открылось лицо, мужчина одобрительно хрюкнул, а когда ткань соскользнула с головы – даже приподнялся.

Чувствовать его взгляд на себе было неприятно и меня сейчас меньше всего занимало, кто и почему решил, что ему пришла пора умереть.

– Подойди поближе, красавица. Покажи себя, – он оперся на толстую руку, обтянутую плотной блестящей тканью, но она не выдержала его веса и подогнулась.

Кряхтя, поднялся и неловко отряхнул с курты рассыпавшиеся орехи. Кажется, он уже был чем-то одурманен, что же будет, когда подействуют мои духи?

Я повернулась, показывая себя и, приготовившись танцевать, встряхнула браслетами.

Покачивание бедра, и сари, колыхнувшись и играя цветом, легло мягкими складками. Поворот плеч, и тонкая ткань натянулась на груди, притягивая взгляд к ее очертаниям. Круг, и голой кожей спины чувствую жадный взгляд зрителя. Плавный шаг, и я снова к нему лицом. Сокращаю мышцы, и по животу бежит волна, а кожа переливается перламутром в пламени свечей.

Мне неприятно смотреть на незнакомца. На его расплывшуюся по подушкам фигуру, на торчащие из шаровар и покрытые черным волосом лодыжки. Но невольно отметила подернутый масляной поволокой взгляд и приоткрытые, влажно поблескивающие губы. Судя по всему, он уже попал под действие моих духов.

– Где тебя нашли такую? – он вытер рукой рот и в усах застряли крошки. – Подойди сюда, хочу тебя получше рассмотреть.

Представив, как он прикасается той же рукой, которой сейчас вытирал мокрые губы, я содрогнулась, но подчинилась.

Медленно, шаг за шагом, приближалась к вороху подушек и расставленным среди них серебряным блюдам и кувшинам.

– Хочешь есть? – он обвел возвышающиеся на блюдах яства рассеянным взглядом. – Попробуй кокос, очень вкусно, – взял ломтик белой мякоти и протянул мне.

– Нет, спасибо, я не голодна, – я отступила, а мужчина нахмурился.

– Наклонись-ка поближе, – поманил он.

На мгновение замявшись, я приблизилась еще на шаг.

– Садись, – пухлая ладонь легла на подушку.

Взгляд метнулся в двери. Уходить, не доведя дело до конца, было нельзя. От бессилия и отвращения выступили слезы, но я опустилась на колени.

– Никто не смеет пренебрегать моими предложениями, – он схватил меня за шею, притянул к себе и засунул в рот ломтик кокоса.

Ногти больно врезались в кожу, но я не проронила ни звуки и жевала сладкую мякоть. Как ни странно, это помогло справиться со слезами.

– Какая ты ароматная, – он уткнулся мне в шею, оставляя мокрые следы. Длинные усы неприятно щекотали, но я старалась не подавать вида, насколько мне противно. – А на вкус ты такая же сладкая?

Я не успела опомниться, как он повалил меня на подушки и впился в губы, жадно причмокивая и слизывая помаду вместе с ядом.

– Ты прекрасна… прекрасна… – натужно хрипел он, а руки тем временем торопливо шарили под сари, сжимали грудь, ощупывали бедра, я же, глотая слезы, молилась, чтобы все это поскорее закончилось.

– Помоги снять все это, – то ли просипел, то ли прохрипел он. Из-за шума в ушах я уже не могла разобрать, и повалился на спину, выкатив большой живот. – А то, что-то я…

Теперь он уже на самом деле хрипел, с трудом втягивая воздух. Его глаза, остановившись, смотрели в потолок, на губах выступила пена, а толстые пальцы хватали воздух.

Еще пара коротких рваных вздоха, и он затих. Я же продолжала сидеть не в силах ни встать, ни говорить, ни плакать. Только благодарила Богиню, что ядовитая краска на груди оказалась невостребованной, и смотрела на побледневшего мужчину.

Я не заметила когда из темной ниши появился мой провожатый. Видела, как он наклонился над толстяком и приложил пальцы к его шее, но не осознавала происходящего. Безучастно отнеслась, когда он поправлял на мне сари, прикрыл лицо.

– Пойдем, нам пора. Хватит сидеть, как статуя, – дернул он меня за руку.

Я молча поднялась и, ничего не видя, пошла.

Прежде чем покинуть дом, мой спутник сунул слуге звякнувший мешочек и помог мне забраться в паланкин.

– Ты все сделала очень хорошо. Молодец. В следующих раз, после того, как выполнишь свою миссию, не застывай. Сразу уходи. Тебя никто не должен видеть.

Всю дорогу я молчала и ничего не видела из-за заслонившей взгляд белой пелены, а когда добрались до храма, вошла в общую комнату, забралась на служащий ложем настил, поджала ноги и укрылась циновкой.

Кто-то присаживался радом, что-то говорил, тряс, но я ничего не воспринимала и хотела лишь одного – чтобы меня оставили в покое.

– Пойдем-пойдем. Тебе надо смыть все с себя, – кто-то сказал и приподнял меня.

Я встала. По знакомым коридорам шла, не видя их и того, кто шагал рядом.

И только когда чьи-то руки прикоснулись к сари и попытались снять, оторопь спала.

Я кричала, брыкалась, пыталась оттолкнуть руки, но кто-то меня обхватил за плечи.

– Успокойся, ты дома, все хорошо, – кто-то гладил меня по голове, и я узнала голос Малати. – Успокоилась? – она заглянула мне в глаза. – Сними украшения и сари, тебе надо смыть краску.

Она отступила, а я с ужасом смотрела на стекающую по ее рукам кровь, потом перевела взгляд на свои браслеты – на них тоже расплывались красные разводы.

– Извини, – сипло прошептала я.

– Ерунда, просто царапины, – Малати махнула рукой. – Раздевайся, я попрошу, чтобы их обработали.

Я опустилась в воду, а к ней подошла женщина и смазала порезы, потом перевязала руки чистым полотном, и Малати, вернувшись ко мне, села на край купальни.

– Я бы тебе помогла, если бы ты меня не порезала, – улыбнулась она.

Я кивнула, оттирая кожу от маслянистых духов и краски.

– Нейса, не молчи. Скажи что-нибудь, – подруга ловко выбирала цветы из моих волос.

– Он умер, – прошептала я. – Умер у меня на глазах, а до этого… – я вздрогнула.

– Я знаю, – ответила Малати. – Постарайся об этом не думать.

– Ты знала?! – широко открыв глаза, я повернулась с ней.

– Ты сделала благое дело – переправила сына к матери и остановила цепь реинкарнаций. Вот о чем думай. К тому же он ушел без страданий. Наоборот, получая удовольствие. Ты же жрица – это твой долг, – приговаривала Малати, расчесывая мне волосы.

– Не хочу быть жрицей, – буркнула я, а Малати только вздохнула.

* * *

И вот сейчас, после новой встречи со старыми знакомыми, у меня тоже, как и у Малати появился шанс изменить свою судьбу.

– Как мы завтра уйдем на встречу? – спросила я.

– Ложись спать, – оглянувшись на спящих девушек, прошипела Малати, и почти совсем неслышно добавила: – Завтра видно будет.

И я уснула, уверенная, что уж она-то точно что-нибудь придумает.

* * *

День начался, как обычно – Ману учил нас защищаться сразу от нескольких противников. Сначала без оружия, потом с длинным шестом, с нашими, обычно отточенными до остроты, а сейчас затупленными поясами, и наконец, с кинжалами. Конечно, никто не дал нам настоящие, поэтому учились на деревянных и уколы лишь обозначали.

Но больше всех старалась Ратна. Торопилась, стараясь запутать и быть везде одновременно. Это у нее получалось плохо. По-прежнему неуклюжая, она постоянно оступалась, падала или ноги вообще несли ее в другую сторону. Не знаю, как она смогла продержаться до сих пор и не перейти в ряды учительниц, потому что с травами у нее все обстояло намного лучше, чем с танцами или сражениями. Но это не значит, что мне не досталось от нее синяков и ссадин – падая, она всегда старалась зацепить меня. И благодаря этому совершенствовалось мое искусство уворачиваться.

Порой Ману, оставаясь на дополнительные занятия со мной и Малати, говорил, что что меня можно смело выпускать на улицу в дождь, я проскользну между капель и вернусь сухой. Иногда в его голосе даже слышалась гордость и это очень льстило.

После того, как я стала жрицей, занятия перестали быть тяжким трудом, наоборот оказались способом забыться и отвлечься.

Никто не понял, что произошло после моего посвящения. Никто не заметил, что отравленная ядом убийцы, в которого я превратилась, маленькая и послушная Нейса умерла, а ее место заняла другая, пока еще мне незнакомая, жесткая и расчётливая девушка.

Проявляемое мной на занятиях усердие, учителя приписывали пришедшему понимаю обязанностей жрицы и появлению цели.

В чем-то они были правы. У меня действительно появилась цель, но не та, что думали наставники – теперь я мечтала покинуть храм и старалась перенять как можно больше знаний и навыков, которые бы помогли мне в самостоятельной жизни.

Только Ману время от времени пристально смотрел на меня и Малати, словно догадывался о наших планах.

После его урока мы шли усталые, побитые, но я была довольна, что в моей копилке добавился еще один навык. Правда, тому, что физически вымотанные мы теперь занимались пением, а не танцами, я тоже была рада, танцы же перенесли на вечер, потому что после Ману, на уроках Мохини мы передвигались, как улитки, что страшно ее злило.

Музыкой же занимались сидя, и мы могли отдохнуть.

Чечевичный суп и миндальную запеканку я проглотила, даже не почувствовав вкуса. Теперь у нас появилась еще одна роскошь – свободное послеобеденное время. Предполагалось, что мы должны использовать его для ухода за собой. И обычно так оно и было, но не в этот раз.

 

Глава 14. Время выбора

– Пойдем, – Малати дернула меня за руку и покосилась на дверь. – Успеем вернуться к вечерним занятиям. А может, уже и не придется возвращаться.

Девушки занимались своими делами.

– Пойдем в купальни, – нарочно громко сказала Малати, и мы вышли из общей комнаты.

Одной ей ведомыми переходами добрались до стены и выскочили на улицу.

– Бежим, – подруга прикрыла лицо и припустила, стуча деревянными подошвами по пыльной дороге.

Вскоре я нагнала ее, а долетающий с моря влажный ветер гладил кожу и трепал сари.

Прежде я бывала на улице при свете дня только во время шествия. Тогда все было празднично украшено, ярко одетые горожане толпились около храма, пахло цветами, фруктами и сладостями. Сейчас же горячие лучи безжалостно высвечивали несвежую солому на крышах, осыпающиеся стены домов, гниющие по обочинам дороги отходы, и увлеченно роющихся в них коров, собак и голых малышей. Зловоние смешивалось со сладковатым запахом нагретого молока, жарящихся лепешек и овощей.

Высокие стены храма ограждали нас, и мы понятия не имели о повседневной жизни города, а о доме уже успели забыть.

Мимо неспешно проходили хорошо одетые мужчины под зонтиками из пальмовых листьев и, иногда останавливаясь возле громкогласых торговцев, скрывались в дверях красивых домов или подсаживались к другим мужчинам выпить чаю с молоком и специями и обсудить свои проблемы.

Женщины тоже встречались, но реже. Нагруженные корзинами со снедью, они возвращались с рынка, а за ними семенили девочки с корзинками поменьше.

Одна маленькая девочка запнулась и упала. Корзинка покатилась по дороге, разбрасывая пучки зелени. И я засмотрелась на то, как бережно подняла ее мама, погладила по голове, утерла слезы уголком своего сари и поцеловала в щеку. Они вместе собрали зелень и, отряхнувшись, продолжили путь.

– Ты чего застыла? – окликнула меня Малати.

– Ничего, – ответила я, пытаясь вспомнить свою маму. Но не смогла. Воспоминания о ней стерлись так, же как и о всей моей жизни до храма. Еще и поэтому я отчаянно хотела найти Реянша – он был частью моей семьи, частью меня прежней.

А еще подумалось, что эта женщина вряд ли продала бы свою дочку неизвестным людям. До посвящения, я наверняка бы расплакалась от тоски по семье, сейчас же глаза оставались сухими. Стоит ли тосковать по тем, кто обрек меня на такую жизнь? Сейчас появился шанс ее изменить, и я его не упущу.

– Пришли, – сказала Малати и остановилась.

За размышлениями я не заметила, как мы оказались у высокой стены.

Подруга решительно постучала.

Никто не отозвался. Тогда она постучала дольше и сильнее.

– Что вам здесь надо? Уходите, пока кости це… – зевая и взлохмачивая волосы, вышел слуга, но, увидев нас, замолк.

– Доложите своему господину, он нас пригласил, – я удивленно посмотрела на подругу – откуда в ее голосе появились повелительные нотки, оставалось только догадываться. Видимо, мне никогда не разгадать Малати.

Слуга засомневался – тон Малати и наша хорошая одежда дали понять, что он ошибся, приняв нас за бродяжек.

Он еще раз осмотрел нас с ног до головы, потом неодобрительно покачал головой, буркнул: «Подождите» и закрыл дверь прямо перед нашими носами.

Мне показалось, что его не было целую вечность, и уже начала беспокоиться, что он попросту забыл про нас, но Малати стояла прямая и несгибаемая, и я тоже расправила плечи.

Дверь распахнулась неожиданно, и слуга поприветствовал нас поклоном и сложенными на уровне лба ладонями.

– Проходите-проходите, – забегая вперед, суетился он.

Благодаря урокам Ману и Мохини мы плыли так, что ни один из цветков, окаймляющих мощеную дорожку, даже не покачнулся, за что удостоились восхищенного взгляда провожатого.

Он провел нас через высокие двери в просторный внутренний двор и сразу же вернулся к воротам.

Оказавшись внутри, мы открыли лица и осмотрелись. Дом казался еще больше и выше, чем виделся с улицы. Широкие каменные лестницы поднимались от этаже к этажу. Фигурные балясины поддерживали массивные перила. На общие круговые галереи задувало из покоев легкие занавеси. Кое где виднелись небольшие выступы балконов.

– Рады вас видеть, добро пожаловать в наш дом.

Раздался звучный голос, и мы повернулись – на затененном лианами диване сидели и пили чай хозяева дома. Но больше всего меня заинтересовал тот, кто стоял за их спинами, положив руку на рукоять сабли, а за широким поясов виднелась рукоять катара. Хоть сабля была и достаточно необычной – в середине, там, где должен располагаться желоб, был просвет, а в нем красовались зеленые матовые шарики, пропускающие солнечный свет, но мое внимание больше привлек ее владелец – Реянш. Я не ошиблась, это был именно он, но, кажется, он меня не узнал.

– Намасте, – поздоровалась Малати, сложила руки на уровне груди и наступила мне на ногу. Я поспешно повторила ее жест.

– Проходите, садитесь, – старший из мужчин указал на второй диван. – Хотите чаю?

Пряно пахло специями, но мы отрицательно покачали головами

– Тогда, воды? Нельзя отказываться от гостеприимства, – он махнул куда-то рукой. – А пока, расскажите о себе. Как вас зовут?

– Малати, – подруга не сводила глаз с молодого господина, и это было взаимно

– Нейса, – сказала я и посмотрела на Реянша – несмотря на отрешенный вид, он вздрогнул и все-таки посмотрел на меня.

– Красивые имена. А я господин Марвари. Это мой сын, – он обнял молодого человека за плечи. – Он слишком мягкосердечен и его очень интересует, почему две девочки, а сейчас уже девушки, танцуют на площади. Где вы живете? Кто за вас отвечает? Если у вас нет старших мужчин, то мы можем вас взять в наш дом и дать работу.

– Нам есть где жить и мы не ищем работу, – раньше, чем я успела что-то сказать, ответила Малати.

– Так-так, – задумчиво протянул господин Марвари. – А не тебя ли мой сын рассмотрел на празднике в честь Кали?

– Да, это были мы. И мы очень хотим уйти из храма, – выпалила я, не сводя взгляда с Реянша. После моих слов он стал внимательно меня разглядывать.

Лицо старшего Марвари превратилось в непроницаемую маску, а нога Малати снова больно проехалась по моей.

– Это намного все осложняет. Мы не можем дать вам приют. Вы принадлежите Богине. Возвращайтесь в храм и постарайтесь больше не попадаться нам на глаза.

– Отец, – поднялся младший. – Мы не можем дать им приют, как служанкам, но я могу жениться.

– Нет! – отрезал отец. – И забудь об этом. Ты не можешь жениться ни на одной из них.

– Отец, я не хочу идти против вашей воли. Но вы сами знаете, что я могу жениться и без вашего согласия, ритуалом гандхарва. Наша каста дает на это право.

Воспользовавшись тем, что все заняты разговором, я шагнула брату. Он наполовину обнажил саблю и закрыл собой мужчин. Старший господин Марвари удивленно посмотрел на нас, но я не собиралась отступать.

– Реянш, – позвала я.

– Вы знакомы? – черные глаза хозяина дома удивленно распахнулись. Брат вздрогнул, но не сдвинулся с места.

– Он мой брат, – я не сводила с Реянша глаз. – Ты меня забыл? Я же Нейса. Ты позаботился обо мне после укуса змеи, а потом мне сказали, что я буду жрицей, и увезли из дома.

– Нейса? – голос брата был хриплым, а глаза повлажнели. Он вопросительно взглянул на старшего господина, а тот лишь махнул рукой.

– Сестренка, – Реянш одним шагом преодолел разделяющее нас расстояние и обнял так, что захрустели кости. – Нам с отцом сказали, что тебя украли бродяги.

Он хотел еще что-то сказать, но старший из мужчин его прервал:

– Девушки, что же вы делаете? – он потер виски, словно при головной боли. – А ты отойди от нее! Быстро!

Реянш и я недоуменно обернулись.

– Не знаешь, что говорят про девушек, живущих в храме и служащих богине Кали? – Брат отрицательно покачал головой. – Даже одно прикосновение к ним приносит смерть. – Сын, – старший господин повернулся к младшему, – неужели думаешь, что я позволю соединиться узами брака с такой девушкой?

Я удивленно раскрыла рот. Да, мы могла отравить поцелуем, что я и сделала однажды, могли убить, слегка поранив смазанными ядом браслетами, но, что даже прикосновение несло смерть, об этом не задумывалась и сейчас с беспокойством смотрела на брата.

– Это неправда! – раздался твердый голос Малати. – Мы так же ядовиты, как и вы. Смотрите.

Неслышно и молниеносно, так, что никто не успел и моргнуть, она приблизилась к дивану, сняла ползшую по резному подлокотнику жирную муху и посадила себе на руку.

Все замерли и, кажется, перестали дышать, только неотрывно следили за тем, как муха почистила крылышки и стала безмятежно намывать головку.

– Она должна была умереть, верно? Но, по-моему, ей вполне удобно.

Малати стряхнула муху, и та, загудев, лениво вернулась на подлокотник.

– Все равно, – старший покачал головой, – Если вы покинете храм, вас будут искать. Я даже не могу пойти туда и предложить вас выкупить, потому что мне вообще не положено про вас ничего знать. Пострадать можем и мы, и вы.

– Реянш, забери меня. Я больше не могу там жить, – взмолилась я.

– Отец, мы можем уехать из этих мест. Тогда, никто их не найдет, – младший Марвари шагнул, словно пытался спрятать Малати.

– Хорошо, я что-нибудь придумаю. Сейчас возвращайтесь в храм, пока вас не хватились, – он махнул рукой на выход.

– Реянш, прошу тебя, не лишай меня семьи снова, – благодаря урокам Мохини и Пратимы, я научилась прекрасно управлять свои лицом и сейчас придала ему самое жалобное и беззащитное выражение.

Искоса посмотрела на Малати – она не просила, не лебезила, только пристально смотрела в глаза своего избранника, и он отвечал ей взаимностью, словно, ведя безмолвный диалог.

– Возвращайтесь завтра. За это время я подумаю, что можно сделать, а сейчас, уходите. Не стоит лишний раз кликать беду.

Я и Малати переглянулись, закрыли лица и вышли на улицу.

* * *

Мы уже почти подошли к храму, когда неожиданно Малати схватила меня за руку и заставила спрятаться за угол ближайшего дома.

– Что там? – спросила я, и мы обе, стараясь оставаться незаметными, выглянули.

Закутанная в темное фигура постучалась, а когда открыли, вошла в низкую, скрытую в стене калитку.

– Это плохо. Очень плохо, – пробормотала Малати. – Пошли, – мы юркнули в знакомый лаз и спрятались за разросшимся розовым кустом.

– Мне нужна ваша помощь, – не открывая лица, сказал гость.

– Какого рода? – осведомился служитель, который был со мной на посвящении.

Я узнала его и едва не вскрикнула, но вовремя зажала рукой рот.

– Тише, – шикнула Малати.

– Это он, – одними губами сказала я, и Малати согласно прикрыла глаза.

– Во время отъезда старшего брата я растратил много денег и не хочу, чтобы об этом узнали, – сказал гость.

– И много «их»? – неодобрительно покачав головой, уточнил служитель.

– Трое: отец, сын и еще один парень, которого они притащили. Возможно, кто-то из слуг.

– Вы знаете, что наша Мать отвергает любую ложь. Покайся, расскажи все ей, и она укажет путь.

Служитель повел гостя к храму, а мы, неслышно, как мыши, последовали за ними.

Незнакомца оставили в уединенном небольшом зале перед большой и полой сзади статуей Кали. Мы нырнули в нишу и, оставаясь сбоку, видели его по одну сторону и слушающего верховного жреца – по другую.

Никем не замеченные, слушали и мы будущего убийцу собственного брата. Он уже закончил, а я все не могла прийти в себя от того, какие страшные тайны скрывают своды храма, и нашей настоящей роли – невольные, но мы не более, чем наемные убийцы, и ничем не лучше напавших на нас уличных разбойников.

Служитель посоветовался со жрецом и вернулся к гостю.

– Нелегко будет искупить ваш грех, – сказал он.

– Да-да, – закивал незнакомец и, запустив руку в складки, вытащил увесистый мешок.

– Понадобятся несколько жриц…

В руку служителя опустился еще один звякнувший мешок.

– Прольется кровь…

Гость оглянулся и вытащил третий.

– А когда?

По наклону головы я поняла, что он заглядывает в глаза служителю.

– Сегодня вечером, – свысока обронил он. – Пойдемте, вам пора.

Они пошли к выходу, а Малати потащила меня за руку.

– Скорее-скорее, нельзя, чтобы нас не нашли. Мы ввалились в купальни и, быстро сбросив одежду, плюхнулись в воду.

Только успели растереть друг друга маслом, как, переваливаясь, в купальни торопливо зашла одна из служанок, а из-за ее спины блестели любопытные глаза Ратны.

– Я же говорила, что они здесь, – в ее голосе послышалось разочарование, но сразу же повеселела, стоило служанке напуститься на нас:

– Вылезайте скорее и одевайтесь. Вас все ищут. Разве можно столько времени проводить в воде? Вы же с головы до ног покроетесь рыбьей чешуей и придется ее соскребать. Пошевеливайтесь!

Мы вышли из воды и, оставляя на полу мокрые следы, направились к лежащим на каменных скамьях сари.

– Что-то случилось? – драпируя складки, невинно поинтересовалась Малати, отвлекая внимание Ратны от моих дрожащих рук.

– Придете, узнаете, – как могла многозначительно ответила она, но с таким интонациями, словно нашего возвращения дожидаются сотни тугов.

– Придется поторопиться, – Малати растянула губы в улыбке, но в глазах веселья не было.

К этому времени я уже успела справиться с сари, и мы поспешили в общую комнату.

– Вот вы где, наконец-то! – уперев руки в широкие бока, нас поджидала Пратима. – Что так долго можно делать в купальнях, – ворчала она, не ожидая ответа.

Мы стояли потупившись, словно устыдились того, как расточительно использовали свободное время.

– Впрочем, это даже неплохо. Будете лучше выглядеть, – Пратима непривычно суетливо теребила сари. – Малати, – подруга подняла вопросительный взгляд, – ты прекрасно владеешь обольщением. Не знаю как, но это у тебя получается. Нейса, – Пратима перевела взгляд на меня.

Щекам стало горячо, а в ушах зашумело, как деревья перед грозой. И так же, как ветер подхватывает и кружит листья, в голове металась только одна мысль: «Только не я».

– Нейса, как сказал Ману, ты лучше всех владеешь поясом.

Сдерживая возглас протеста, я до боли закусила губу. Еще раз проходить через подобное испытание было выше моих сил.

Кажется, Пратима ничего не заметила и обвела взглядом оставшихся девочек.

– Ратна!

Она поспешила шагнуть вперед, но запнулась о кого-то и чуть не упала. Пратима нахмурилась, но Ратна выпрямилась и широко улыбнулась.

– Это будет твое посвящение, подруги тебе помогут.

Теперь настала очередь Ратны недовольно хмуриться. Кажется, наше присутствие ее совсем не радовало.

«Может, предложить ей, чтобы пошла одна», – промелькнула мысль и тут же исчезла, ведь Ратна обязательно всем об этом расскажет.

– Лила, красавица, – радостно воскликнула Пратима.

Мы недоуменно оглянулись – в комнату вошла совсем взрослая девушка, я бы даже сказала – женщина. Ей, наверное, было дождей двадцать. Но лицо еще сохранило гладкость и миловидность. Она была чуть выше нас и смотрела снисходительно.

– Ты будешь за ними присматривать, чтобы все прошло, как надо.

Призрачные остатки надежды развеялись от холодной улыбки на смазливом лице – сегодня вместе с нами к кому-то придет смерть. Но, возможно, уже завтра я и Малати покинем это место. И эта мысль помогла двигаться, когда Пратима отправила нас готовиться.

– Знаете, что нам предстоит? – сбросив одежду, Лила присела на подушки напротив зеркала и протирала кожу водой из чаши, в которой плавали розовые лепестки.

Я и Малати покосились на нее – улыбка на красивом лице показалась жестокой и, отвернувшись, мы стали заниматься собой, только Ратна наблюдала за Лилой, округлив глаза и приоткрыв рот, и старалась подражать каждому движению.

– Сегодня мы исполним свой долг перед Матерью, и кто-то из обывателей умрет.

Казалось, Лилу забавляет наш угрюмый вид и зачарованный взгляд Ратны.

– Ты готова исполнить свое предназначение? – Лила посмотрела на ее отражение в зеркале.

Ратна торопливо кивнула.

– А твои подруги, кажется, не очень рады, – сверкнула она на нас черным взглядом.

Ратна раздраженно передернула плечами.

– Я бы и одна справилась. Не понимаю, зачем их тоже отправили.

– Значит, тебе не доверяют.

Лила с явным удовольствием наблюдала, как раздуваются и без того широкие ноздри Ратны.

– Хватит болтать. Время уходит, – оборвала ее Малати, пресекая попытку Лилы разозлить Ратну.

Переживания скрылись за белой пудрой, контур из сурьмы спрятал беспокойство в глазах, превратив их в искусную ловушку, а золотая краска на губах обещала убийственное удовольствие.

Яркие наряды и украшения лишь дополнили образ совершенных, без малейшего изъяна, убийц.

Ратна восхищенно рассматривала свое искривленное отражение, дотрагивалась до тики на лбу, любовалась браслетами и вышивкой сари, время от времени ревниво посматривая на остальных – не лучше ли наряды. А увидев, что я надела многослойную юбку, чоли и закрепляю пояс, надулась, но, помня слова Пратимы, не стала спорить.

– Готовы? – заглянул служитель, и, закрыв лица, мы последовали за ним.

И опять ехали по городским улицам. Плотные шторы скрывали не только нас от взглядов праздных зевак, но и их от нас.

Духи, которыми на этот раз мы воспользовались прежде чем сесть в повозку, окутывали нас плотным удушающим облаком.

Казалось, это сама ночь, пробралась под полог и, сгустившись, старается задушить нас вязкими щупальцами, защищая тех, к кому мы едем.

Я вздрогнула, словно от холода, хотя по виску стекла щекочущая капля.

– Боишься? – звук был похож на шипение змеи перед броском.

Я перевела взгляд на его источник – во мраке блестели белки глаз Лилы и оскалившиеся в улыбке зубы. Посмотрела на Ратну. Силуэт угадывался с трудом, но казалось, что она сидит напряженно выпрямив спину, а остановившийся взгляд направлен в никуда. Ратна всеми силами старалась скрыть страх и неуверенность перед насмешливой Лилой.

Волнение все возрастало по мере того, как близилось окончание нашего путешествия. Даже занавеси тревожно трепетали, пропуская долетающий с берега соленый ветер. Он остужал влажную кожу, трепал тонкую ткань нарядов, и от внезапного дуновения невольно перехватывало дыхание.

Наконец, повозка дернулась и остановилась. Друг за другом мы выбирались на улицу. Малати замешкалась на выходе, врезавшись в ее спину, я едва не упала. Оправив юбку, распрямилась и замерла. Не в силах ни двинуться, ни вымолвить ни слова, я смотрела на дом мечты Малати.

– Пойдем, – кто-то меня подтолкнул, и я пошла.

В голове шумело, словно море в шторм. Осталась только одна мысль: «Желанием сбежать мы прогневили Богиню. И теперь сами должны уничтожить единственную возможность покинуть храм». Ее подбрасывало волнами и ударяло о лоб, затылок, виски. И каждый раз голову пронзало болью. Взгляд застилало туманом, но я продолжала идти, хоть к ногам будто привязали камни, а в груди разрастался огонь: «Наверное, мне и впрямь нельзя жить среди людей, раз одними мыслями об этом навлекала на них несчастья». И жертвой моей неосмотрительности и себялюбия станет мой собственный брат – тот, кого мама старалась защитить от меня.

«Я согласна! Согласна больше никогда его не увидеть, согласна остаться в храме, только бы он остался жив», – мысленно взмолилась я. – «Пусть его не будет среди зрителей. Пусть его отошлют куда-нибудь, и я выполню свой долг».

Но мы уже стояли в освещенном факелами зале, а на возвышении сидели незнакомый мне мужчина, отец и сын Марвари, а за плечом сына стоял… Реянш.

– Я рад вашему возвращению и решил устроить праздник – пригласил танцовщиц. После длительного отсутствия, вы, наверное, соскучились по красоте и изяществу. Эти прекрасные девы будут услаждать ваш взор танцами, а слух – пленительными голосами. Мне надо отлучиться, кое-что еще проверить, – он похлопал старшего Марвари по плечу и степенно удалился, еще до того, как начался танец.

Поскольку это было ее посвящение, то Ратна вышла вперед. Я покосилась на Малати – она неотрывно смотрела на младшего Марвари, а он – на нее. Перехватила удивленный взгляд Реянша. Что же, пришло время брату чуть больше узнать о сестре.

А Ратна тем временем уже танцевала и медленно приближалась к хозяевам дома.

Приняв решение, Малати, словно молния, сверкнула украшениями и встала перед Ратной, преградив ей дорогу. Ратна ненадолго замешкалась, а потом, уже не тратя времени на танец, бросилась к Малати.

Мужчины вскочили от неожиданности и, кажется, отшатнулись, больше я не смогла рассмотреть, потому что оказалась рядом с подругой, и пояс, распустившись, звякнул о блестящий каменный пол.

– Вы что придумали? – прошипела Лила, мгновенно оказавшись рядом с Ратной. – Вы будете сурово наказаны.

Пригнувшись, как зверь, она выискивала возможность добраться до мужчин, но отступила, когда перед носом сверкнул металлический хлыст.

Мужская рука, кажется, старшего Марвари, легла мне на живот и попыталась отодвинуть.

– Девочки, посторонитесь, – сказал он.

И тут же кисть пересекла красная полоса, и из нее потекли тяжелые капли.

– Оставайтесь сзади. Есть другой выход? – крикнула я, снова закрывая собой кшатрия и создавая между мной и Лилой сверкающую стену, в то время как Малати пыталась справиться с более тяжелой Ратной.

Мужчины отступали к стене, а я и Малати прикрывали их. Ратна нападала грубо, прямолинейно, и я краем глаза видела, что подруга, периодически роняя, справляется с ней без особого труда. С Лилой было сложнее – быстрая и верткая, она была всюду одновременно, и если бы я владела поясом немного хуже, то пришлось бы туго.

Оба Марвари и Реянш уже достигли стены и, откинув полог, нашли потайную дверь. Они ждали только нас, чтобы нырнуть в темную глубину и поставить между собой и убийцами спасительную преграду.

– Скорее-скорее, – торопили они.

Малати одновременно сделала подсечку и толкнула Ратну в плечо. Гулко ударившись головой об пол и звеня украшениями, она упала.

Осталась одна Лила, но она, как змея, старалась проскользнуть в любой просвет между сверкающих петель.

– Нейса! – позвала Малати.

Поддерживая старшего Марвари, она передала его на руки сыну и Реяншу, а сейчас дожидалась меня, готовая стразу захлопнуть дверь.

– Вы все равно далеко не убежите, – прошипела Лила, оказавшись в опасной близости от проема.

Завившись тугой спиралью, пояс со звоном распрямился и хлестко ударил Лилу. Вскрикнув, она отступила и закрыла лицо рукой, а между пальцами сочились красные капли. Но ее место уже заняла Ратна.

– Нейса, быстрее. Один ранен. Надо как можно скорее оказать помощь и отсосать яд.

Пока еще серебристая змея меня защищала, но в узком коридоре не смогла бы воспользоваться поясом и отгонять Ратну и Лилу.

– Иди. Уведи моего брата. Спаси ему жизнь, – не поворачиваясь, бросила я, и пояс высек искры около самых ног Ратны. – Уходи! Всем нам не выбраться.

– Если получиться спастись, забирай все, что спрятано под камнем. Это твое, – сказала Малати и растворилась в темноте.

Дверь за спиной захлопнулась и скрежетнул засов.

Вытерев лицо концом сари, передо мной возникла Лила. Смотреть на нее было страшно – тонкая, красная рана пересекала лицо от глаза до уголка рта. Кровь продолжала стекать, но жрица не обращала на это внимания – в руке она сжимала длинный подсвечник.

– Ты заплатишь за то, что сделала, – прошипела она. – Ратна, приготовься.

Ратна замерла сбоку. Пояс взвился, но запутался в подставленном подсвечнике, и тут же на меня упала Ратна. Она занесла руку, стараясь расцарапать мне лицо, но я схватила ее за волосы и, потянув, сбросила с себя. Оглянулась в поисках своего меча. На затылок опустилось что-то тяжелое и наступила темнота.

 

Глава 15. Расплата

Что было потом, я не помню. Очнулась в темной комнате без окон и дверей. Впрочем, нет, двери были. Это я узнала, когда, встав на четвереньки, поползла и наткнулась на стену. Тогда решила узнать, насколько большая у меня темница, а что это именно она, сомнений не возникало. Оставаясь на четвереньках и путаясь в широкой юбке, я стала измерять длину стены: десять «шагов» – тупик, еще десять – опять тупик, неровность.

«Дверь» – подумала я, и снова тупик.

В итоге, комната, где меня заперли, оказалась десять на десять «шагов»

Света мне не оставили, а воду я не нашла и, прислонившись спиной к каменной кладке, прислушалась к себе – живот ныл. Прикосновение отдалось тупой болью – не иначе, Ратна постаралась. Саднило щеку. Интересно, во что они превратили мое лицо? Коснулась ладонями – жжение усилилось, других повреждений обнаружить не удалось, а на руки и ноги я даже внимания не обратила – заживет или нет, какая разница – жрицей мне больше не быть. Намного больше интересовало, смогли ли спастись беглецы. Не хотелось бы, чтобы моя жертва была напрасной.

Не знаю, сколько я так сидела, но, наверное, постепенно задремала, потому что вздрогнула и едва не подпрыгнула, когда услышала скрежет открываемой двери.

Свежее дуновение коснулось кожи, и я откинула с лица спутанные волосы. Скорее всего, сейчас они больше напоминали ворох соломы, чем изысканную прическу.

Скрежет продолжался и вскоре узкую щель осветил пляшущий огонек свечи. Следом за ним показалось и испуганное лицо служанки, а за ней… от воспрянувшей надежды сердце забилось сильнее – Ману.

Оставаясь за спиной служанки, он сделал знак молчать. Когда девушка подошла поближе, я узнала Падму, но стоило мне подняться и сделать шаг, как она замерла и повернулась к выходу, но наткнулась на бронзово поблескивающую грудь Ману.

Что он здесь делает? Падма – служанка, наверняка, самая молодая, понятно, почему именно ее отправили выполнять неприятную работу – обслуживать нарушившую правила пленницу, но Ману, он учитель, почему он здесь? Внимательно присмотрелась – Падма испуганно жалась к стене, а по прыгающему свету свечи было видно, как ее трясет, но все-таки, не сводя с меня глаз, поставила на пол кувшин с водой и тарелку с лепешками. Видимо, Ману сопровождает ее в качестве силовой поддержки на случай, если я нападу. Я слабо улыбнулась и тут же заболели разбитые губы. Ману мог бы легко от нее избавиться и выпустить меня, если… их не ждали где-то неподалеку.

– Свечу оставь. Пока не решили, что с ней делать, она должна быть в порядке, – прервав мои размышления, Ману остановил метнувшуюся к двери Падму.

Присев, Падма поспешно поставила свечку на пол и тут же отскочила, словно я на самом деле змея и могу ее укусить.

– Ешь, – сказал Ману, выпуская Ратну и закрывая дверь, но прежде чем закрыть окончательно, шепнул так тихо, что я еле расслышала: – Я позже приду.

Он ушел, а я первым делом бросилась к кувшину – справившись с желанием выпить все залпом, я делала маленькие глотки и отщипывала кусочки лепешки. Если до принятия решения не стали морить меня голодом, то возможно, я им нужна живая. Вот только для чего?

Беспокойство поднималось горячими волнами паники, но я постаралась успокоиться, ведь Ману обещал вернуться.

Он пришел, когда свеча почти догорела, и принес новую.

– Верховный жрец сейчас решает твою судьбу, – сказал Ману, опускаясь рядом со мной на пол. – Дуреха, что же ты не убежала? Я думал, что ты умнее. Выходит, зря тратил время?

Он внимательно смотрела на меня, а черные глаза блестели в свете свечи.

– Не смогла, – вздохнула я и поведала обо всем, что произошло. – Что теперь со мной будет?

– Сложно сказать, – Ману потер лоб. – Ты опорочила всех, не выполнив задание. Ведь если поползут слухи, что такие как ты, не отправляют указанных людей к Матери, то перестанут поступать заказы. Ты нанесла храму большой крон, лишив этого заработка и поставив под вопрос будущие. Обратно тебя не примут – это точно. В город не отпустят – слишком много знаешь. Служанкой? Ты ненадежна, поскольку напала на своих. Боюсь, у них не будет выбора… – он с жалостью на меня посмотрел.

– Поможешь сбежать? У меня есть деньги! Я заплачу! – я вскочила, но, охнув, согнулась пополам.

– Оставь себе, – Ману тоже встал. Показалось, что он презрительно скривился, но в пляшущем свете могло и померещиться. – Тебе будут нужнее. Есть знакомые? Где спрятаться? Как выбраться из города? Тебя же начнут искать, когда побег обнаружится. А пешком не уйдешь, – взмахом руки Ману указал на то, как я скрючилась

Распрямившись, я привалилась к стене и отрицательно покачала головой.

– Девчонка! А еще куда-то бежать собралась, – с трудом разобрала я его бурчание, а потом уже громче продолжил: – Сиди тихо, набирайся сил. Если кто придет, не делай глупостей. Я пока узнаю что решили относительно тебя и попробую найти укрытие на время, пока поправишься, или договориться об отплытии, – он уже почти ушел, но замешкался и обернулся. – Как думаешь, подруга будет тебя дожидаться?

Я мотнула головой.

– Нет, я сама просила ее спасти брата. Думаю, что их уже нет в городе.

– Она оказалась умнее тебя, – и Ману запер меня одну.

Таял воск свечи, по потолку прыгали тени, словно демоны, дожидающиеся своего часа и готовые вот-вот меня растерзать. Я обхватила колени и положила на них голову.

Кажется, Мать тоже решила меня наказать. Управляя временем, она то замедляла его, то заставляла лететь со стремительностью падающей с горы воды. Также билось и сердце.

Порой, казалось, что слышу шаги за стеной, и тогда оно готово было выпрыгнуть из груди, когда же все стихало, то замедлялось и оно, становясь практически неощутимым. В такие моменты я думала, что уже умерла, только не заметила этого.

Чтобы понять, что жива, стала представлять где сейчас может быть Малати, отец и сын Марвари, и Реянш. Хотя… если старшего Марвари ранили, то, скорее всего, он сейчас уже рядом с Матерью.

С удивлением поняла, что радость от того, что Реянш уцелел, заслонила сожаление из-за смерти кшатрия, а ведь именно я и такие как я стали ее причиной.

Но и удивление было недолгим. На смену ему пришло равнодушное принятие того, что я плохая и мое себялюбие дорого обходится людям. Ведь это я попросила Кали сохранить Реяншу жизнь и за это отдать жизни двух других людей. А к ней пришел один. Мать не терпит обмана, поэтому, вместо второго, который ускользнул, призвала меня.

Что же, так тому и быть. Второго обмана Кали не потерпит. Жаль только, что усилия Ману оказались бесполезными.

Дожидаясь, когда за мной придут, я снова вернулась мыслями к Малати. Не хотелось чтобы они пробирались по горам и джунглям, и я посадила их на корабль.

Я видела, как Реянш – сильный и красивый – поднимает паруса, а соленый ветер треплет его густые волосы. Благородный младший Марвари стоит за штурвалом и сосредоточенно смотрит на горизонт, а Малати – легкая и грациозная в развевающемся сари – стоит на корме и не сводит глаз со ступенчатой крыши храма, возвышающейся над жилыми домами.

Острым носом корабль разрезал сине-зеленые, пронизанные солнцем волны, и оставлял за собой пенно-белый след. Он удалялся и удалялся, пока не превратился в маленькую темную точку.

И тут скрипнула дверь.

Я вздрогнула и попыталась встать. Неслышной тенью сквозь появившуюся щель проскользнул Ману.

– Пойдем, – протянул он руку. – Я все устроил. Переоденешься мужчиной, заберешь свои деньги, про которые говорила, и я отведу тебя в порт. Корабли уходят в Персию и согласились взять еще одного матроса. По прибытию сойдешь на берег и начнешь новую жизнь, – Ману тянул меня за руку, но я уперлась. Такое бегство, да еще и в мужской одежде слишком напоминало то, как меня привезли сюда. К тому же, что я буду делать в чужой стране, без знакомых, без связей.

– Нет. Спасибо тебе за все, но я никуда не пойду, иначе умрет мой брат, – я снова прислонилась к стене. Чем больше времени проходило, тем сильнее болели ушибы.

– Глупая! – вспылил Ману. – Ты же знаешь, что тебя ждет смерть!

Я кивнула.

– Ты был очень добр ко мне. Спасибо большое. Но я уже приняла решение. Прости за то, что побеспокоила.

– Добр?! Побеспокоила?! – рявкнул Ману. Я еще не разу не видела его таким рассерженным, и это пугало. – Добр, – уже тише и как-то обреченно повторил он, а потом без всякой связи продолжил: – Ты ведь знаешь кем я был, но не знаешь, что у меня была семья: жена и прелестная дочка. Я верил в то, чем занимаюсь. Верил, что несу людям благо. Верил, что служу Ей. Но однажды… – его голос сорвался. – Однажды они возвращались с вечерней пуджи. Девочка и женщина. Беременная женщина. Такие, как я их не пожалели. Я нашел их под утро. Мертвыми. Ты и Малати отличались от остальных девочек. Я надеялся хоть вас вытащить в память о них. Что вы не станете хладнокровными убийцами, сможете вести нормальную жизнь. А ты говоришь «добр», – в темноте раздался невеселый смешок. – И я вытащу тебя, даже против твоей воли!

За неплотно закрытой дверью раздались шаги.

– Если ты не пойдешь сама, я тебя вынесу. Мы еще успеем скрыться, – он шагнул ко мне.

«Извини Ману. Зря ты уделял нам больше времени, чем остальным», – мысленно сказала я.

У меня было преимущество – за время нахождения здесь, мои глаза привыкли к темноте, Ману же ориентировался исключительно на звук. Неслышно, как он и учил, я проскользнула под рукой и, оказавшись за спиной, ударила ребром ладони по шее.

– Прости, но я уже приняла решение, – пробормотала я, утаскивая его в темный дальний угол. После чего плотно прикрыла дверь.

Когда за мной пришли, я сидела недалеко от двери, обхватив колени.

Несколько служителей, появившись в проеме, при виде меня тут же отшатнулись

Стало даже весело, как сильно они меня боятся.

– Выходи, – сказал один, подняв свечу повыше.

Несмотря на боль в животе, я порывисто встала, отвлекая их внимание от скрюченного в углу Ману. Как и ожидала, священники сгрудились около двери.

– Куда делся этот бродяга? – расслышала я их недовольное бормотание. – И почему дверь не заперта.

– Наверное, служанка со страху забыла задвинуть засов. Хорошо, что эта, – кивнул один из них на меня, – не стала проверять заперта ли дверь, иначе только мы ее и видели бы. Тогда бы пришлось возвращать деньги.

– Да-а, верховный был бы в ярости.

– Хорошо, что этот простофиля согласился вместо денег забрать ее. Только, что он с ней будет делать?

– Верховный кого хочешь уболтает, лишь бы не возвращать деньги, – хохотнул сопровождающий.

Вооруженные заостренными шестами, они, окружив меня, шли по коридору.

Направленные на меня острия не очень беспокоили, поскольку бежать все равно не собиралась. Больше тревожил вопрос – сколько обо мне известно новому хозяину? Уверен ли, так же как Марвари-старший, что одно прикосновение ко мне может принести смерть или ему рассказали, как яд работает на самом деле? В первом случае, его посягательства мне не грозят – испугается, а во втором… при первой же попытке, я убью его. Клянусь. Больше никто ко мне не прикоснется.

Меня привели в тот же зал, где брат заплатил за убийство брата. В лице находящегося там мужчины угадывались фамильные черты Марвари: высокие, резко очерченные скулы, прямой нос, вот только волевой подбородок младшего Марвари у дяди превратился в узкий и невыразительный, а спрятавшиеся под нависшими бровями колкие глаза нисколько не напоминали открытый взгляд отца и сына.

Он обходил меня по кругу и рассматривал, не делая попыток приблизиться. Я тоже осмотрела себя – юбка вся грязная и мятая, чоли разорвана на плече, и обрывки ткани свисают, оголяя кожу. Кажется, это особенно заинтересовало братоубийцу. Он даже сделал шаг ближе, но трусливо оглянулся на стоящих в стороне служителей и снова отошел.

Что же, неплохо. Видимо, жрецы не захотели раскрывать посторонним свою тайну, а это значит, что он не посмеет ко мне приближаться. При таком условии, что бы меня не ждало в будущем, я смогу это пережить.

– Какая красавица, – он облизнул губы, а я еде сдержала дрожь отвращения и постаралась прикрыть плечо. – Жаль. Очень жаль, что вы сделали ее такой. Если бы она была обычной девушкой, я бы еще доплатил, чтобы получить ее в свой гарем. Хотя, она все равно в нем окажется, – он коротко хохотнул, а я сжала зубы, сдерживаясь, чтобы не плюнуть ему в лицо. – Вот только жаль, что лишь стражей. Зато, больше ни у кого такой не будет. Только у меня, личная ядовитая змейка. – Он поднял руку, собираясь потрепать меня по подбородку, потом опомнился и, потерев пальцы, опустил. – Приведите ее в порядок, – Марвари брезгливо указал на мою потрепанную одежду. – Потом привезите ко мне. Полагаю, не стоит опасаться обмана?

Обглядываясь и потирая руки, он двинулся к выходу, а меня повели в купальни.

Пока служанка оттирала мне кожу, она то и дело неодобрительно вздыхала, но не решалась что-либо сказать. Порой, вольно или невольно, она надавливала чуть сильнее, и тогда прикосновения отзывались болью, но я только морщилась и терпела.

Потом пришла Пратима и, недовольно качая головой, осмотрела мое лицо и заставила выпить разбавленное водой маковое молоко. Через некоторое время боли в животе утихли, и Пратима занялась лицом, смазывая ссадины остро пахнущей травами мазью.

– Тебе повезло, – неожиданно заговорила она, – что он решил тебя забрать. Ты останешься жить. К тому же переселишься в городской дом. Да, ты будешь рабыней, но свободнее многих, кто здесь живет, а может, и счастливее, если не будешь дурочкой. Не лезь никуда, выполняй свои обязанности и держись в стороне от интриг. Учинишь какую-нибудь глупость и тогда тебе точно не сносить головы. Никто за тебя не заступится. Хоть на этот раз будь умнее, – втолковывала она, а я лишь согласно кивала.

За наставлениями Пратима не забывала и о работе, и вскоре моя кожа заблестела от втертого масла, а волосы оказали уложены в прическу и украшены цветами.

– Поднимайся! – распорядилась теперь уже бывшая наставница. – Одевайся, – протянула свернутое сари. – Пока лицо не заживет, краску не наноси. Я дам тебе мазь, – Пратима помогала драпировать, а сама косилась на служанку и наконец не выдержала: – Ты что здесь забыла? Возьми грязную одежду и отнеси прачкам.

Служанка собрала лежащую ворохом ткань и скрылась в проеме, а Пратима проводила ее внимательным взглядом:

– Продолжай принимать яд. Однажды это может спасти тебе жизнь. Его тоже дам. На первое время хватит, а там освоишься и достанешь. – уже тише продолжила она, а потом оглянулась и совсем тихо просвистела на ухо: – Где Малати?

– Сбежала, – прошептала я.

– Это хорошо, – пробормотала учительница. – И тебе… – она не закончила и потрепала меня по щеке. – Будь умницей и не делай глупостей.

– А можно мне пояс вернуть? – осмелилась спросить я.

– Зачем? – сразу же насторожилась Пратима.

– На всякий случай. Обещаю, буду использовать с умом, – я сложила руки у груди.

– Подожди, сейчас принесу, – проворчала Пратима и скрылась.

Вскоре она вернулась, пряча мой пояс в глубоких складках сари, и обернула его вокруг моих бедер.

– Ну иди. Тебя уже ждут, – накинула угол сари мне на голову и подтолкнула к выходу.

 

Глава 16. Новый дом

Я стояла перед высокими воротами особняка, стиснув в кулаке подарки Пратимы. Вместо Малати теперь здесь буду жить я, только не хозяйкой, а рабыней.

Как приобретенный на рынке товар, служитель передал меня слуге и сел в паланкин.

Провожая к дому, слуга держался поодаль и постоянно кланялся, но преувеличенное почтение не могло изменить того факта, что я собственность. Меня купили, как кухонный горшок.

Во внутреннем дворе провожатый опять сменился – место слуги занял богато, я бы даже сказала слишком богато одетый мужчина. Из-за множества складок его шаровары скорее напоминали юбку и еле помещались под длинной расшитой золотой нитью туникой, а края жилета украшал мелкий жемчуг.

– Нейса-джи? – он старался выглядеть высокомерно, но по сжимающимся и разжимающимся усеянным перстнями пальцам, было видно, что нервничает. – Я старший над гаремом. Идите за мной.

Мы пересекли двор, поднялись на галерею, свернули в коридор, потом еще в один, снова спустились еще в один двор и подошли к выложенным яркой мозаикой воротам, около которых стояли стражники с пиками. Они нам не препятствовали, мы прошли дальше и попали в лабиринт переходов, миновав который, оказались в еще одном внутреннем дворике, в центре которого красовался пруд с фонтаном, а вокруг него сидели женщины и бегали дети.

Едва мы вошли, женщины вскочили и подозвали детей.

– Нейса-джи, – представил меня надсмотрщик и обвел взглядом прижимающих к себе детей женщин. – Она будет охранять ваш покой от всех, кроме вашего господина. Близко к ней не подходите, она ядовита, – женщины отшатнулись, а он посмотрел на меня свысока и густые усы дрогнули, словно в усмешке.

Кажется, мое появление его не обрадовало.

– Я провожу вас в покои, – он указал вверх.

Я подняла голову – в небо ярусами уходили террасы. Возможно, мне показалось, но чем выше, тем они становились уже.

– Ваши покои на самом верху, – в медовом голосе проскользнули язвительные нотки.

Я окинула его оценивающим взглядом – нет, моим союзником он не станет – и снова посмотрела наверх.

– Отлично, – постаралась ответить как можно более жизнерадостно. – Сверху будет прекрасно все видно. А вы?..

– Гопал-джи к вашим услугам, – он сказал это таким тоном, что как-то сразу стало понятно – помощи от него не дождусь. Ну и ладно.

Я постаралась не унывать и легко взлетела по лестнице, торопясь познакомиться со своими покоями, а раздающееся за спиной натужное пыхтение даже радовало.

Моя терраса, действительно, оказалось самой маленькой, но это ничуть не расстроило. Зато комната за резными дверями была только моя. Естественно – кто захочет жить с ядовитой девушкой. Я тихо радовалась – в храме о такой роскоши даже мечтать не приходилось.

Распахнула дверцы шкафа и обомлела – на полках, пестря яркими красками и подмигивая украшениями, возвышались стопки одежды. Но я же не жена и не наложница. Зачем мне столько нарядов? Такое изобилие скорее насторожило, чем обрадовало. Столик с горящим под солнечными лучами медным кувшином и пиалой. Блюдо с виноградом – что уж говорить, к моему прибытию подготовились. И чем больше я в этом убеждалась, тем тревожнее становилось.

Широкая кровать с ворохом ярких подушек и стопкой циновок после храма показалось царским ложем, при этой мысли я содрогнулась. Вспомнив о бывших хозяевах дома.

Но больше всего меня заинтересовала ажурная решетка, сквозь которую проникало вечернее солнце.

Как и предполагала, это было окно, скрывающее от посторонних взглядов обитательниц гарема. а за ним… сливаясь с небом, простиралось море.

По мере того, как садилось солнце, вода стремительно темнела, а я продолжала стоять и смотреть.

Жалела ли, что не воспользовалась предложением Ману? Наверное, нет. По крайней мере, здесь все знают, что связываться со мной опасно, и, возможно, мне не придется это демонстрировать.

Подумав о собственной ядовитости, я вспомнила и про подарки Пратимы. Разжав стиснутые кулаки, посмотрела сколько во флаконе снадобья. Хватит, но ненадолго. Надо как-то пополнить запас трав, да и косметика скоро понадобится. К моей радости, наставница не забыла и самое главное мое сокровище – зеркальце. Бережно развернула тряпицу и протерла искривленную поверхность. Из отражения на меня смотрела девушка с распухшими губами, кое-где покрытыми подсохшей коркой. Под глазом красовался синяк и одна щека была поцарапана. Кто так потрудился, Лила или Ратна, я не знала. Радовало лишь, что с рассеченной щекой Лила больше не сможет быть жрицей, а Ратна так и не прошла посвящение. Скорее всего, ее не выгонят, но к жрицам, с первого раза не прошедшим посвящение, все относятся с предубеждением. И это клеймо останется с ней навсегда.

Я поставила флакончик и коробочку с мазью на самую верхнюю полку и обернулась на скрип двери.

– Госпожа, – на пороге стояла девочка еще младше меня в простеньком сари и заплетенными в косу волосами.

От удивления, что так обращаются к рабыне я даже растерялась.

– Господин желает сегодня вечером видеть наложниц, – она нерешительно переминалась, но блестящий любопытством взгляд обшаривал всю комнату.

– И что от меня требуется? – не понимала я.

Черные глаза удивленно раскрылись, а неухоженные брови подпрыгнули к волосам.

– Вы же их будете сопровождать, – она сказала это как нечто очевидное, и я почувствовала себя очень глупой.

– Да-да, разумеется, – пробормотала я.

– Какую одежду приготовить, пока вы купаетесь? – девушка продолжала крутить любопытным носом, уж очень ей не терпелось залезть в мой шкаф. Что будет, если она по глупости попробует содержимое флакончика, думать не хотелось.

– Ты знаешь, что я ядовитая? – строго спросила я. – И касаться моих вещей опасно, ты можешь умереть.

– Так вы же еще ничего не успели надеть – все новое, – невинно заметила она.

«Вот ведь, проныра».

Я нахмурилась, а девушка виновато отступила.

– Простите, госпожа.

– Проводи меня в купальни, – я решила не начинать новую жизнь с ссор и, распахнув дверцы шкафа, сняла первую же, попавшуюся в руки стопку.

– Конечно, – девчонка снова просияла. – Наложницы уже искупались и сейчас готовятся, так что вам никто не помешает. Я буду у вас убирать и приносить кушанья. Если что-то надо, обращайтесь – продолжала тараторить она.

Служанка у рабыни – я мысленно усмехнулась. Даже в храме у меня не было личной служанки, правда, там мне помогали мыться, здесь же, чтобы не опровергать окружающие меня слухи, придется обходиться самой. Верить здесь я никому не могла.

Выйдя на балкон, я невольно посмотрела вниз – у фонтана столпились ярко одетые женщины, и от стен отражались их возбужденные голоса.

Увидев меня, они сразу отвели глаза, словно даже один взгляд может им повредить. Только одна пожилая женщина, ей должно быть было уже дождей тридцать – Раздавшаяся талия, вислый живот и большие мягкие груди позволяли думать, что она не один раз стала матерью – кривила полные губы и сверлила меня пристальным взглядом густо подведенных сурьмой глаз. К ее коленям не прижималась многочисленная малышня – видимо, ее дети уже взрослые… или же умерли.

– Это старшая жена, – шепнула девушка, когда мы проходили мимо фонтана. – С ней лучше не ссориться.

– Это будет зависеть от того, как она соблюдает правила гарема. Как я понимаю, сохранять порядок и неприкосновенность обитательниц – это и есть моя задача?

Девушка что-то невразумительно промычала, как я поняла не очень одобрительное.

Мы нырнули в коридор и через некоторое время оказались в еще одном дворике с апельсиновыми и лимонными деревьями, а в их тени располагались купальни. Здесь же, на каменных скамьях лежали девушки, а служанки растирали маслами их кожу, и голова кружилась от витающих в воздухе цитрусовых, кокосовых, миндальных, жасминовых и розовых ароматов.

Девушки весело щебетали, предвкушая предстоящее развлечение и гадая, кого господин пригласил в гости.

– Марна! Кого это ты привела? Новая рабыня? – заметив нас, спросила одна из них и оценивающе меня осмотрела, задержавшись на разбитых губах и ссадинах.

Значит, мою служанку зовут Марна.

– Она будет охранять гарем. Чтобы никто посторонний не проник и причинил вам вреда, – сказала Марна и многозначительно на них посмотрела.

Девушки загомонили чуть тише, а я никак не могла понять и, погрузившись в воду, спросила:

– Объясни. Девушки говорили о гостях и о том, что будут их развлекать. Но, если они в гареме господина, разве может их видеть кто-то еще?

– Так ведь они не жены, – как очевидную истину сказала Марна и, подавая мыло, недоуменно на меня посмотрела.

– Не поняла, – еще больше обескуражила я служанку.

– Чему вас учат в вашем храме?! – всплеснула она руками и, повинуясь моему жесту, подала кокосовое масло. – Здесь не все жены господина, – как малолетнему ребенку, поясняла она, пока я осторожно смазывала маслом ссадину на щеке. – Жены только те, что были у фонтана. Они занимают здесь самое высокое положение. А эти, – она кивнула на девушек, – наложницы. По статусу немного выше обычных рабынь. Если господин захочет, то может предложить их своим гостям. Уж лучше быть наложницей, чем женой, которая не смогла подарить наследника, – Марна широко ухмыльнулась, а я медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы и еще раз поблагодарила Мать за свое положение.

Наложницы закончили и вернулись в покои завершать подготовку, я же воспользовалась одиночеством и постаралась собраться с мыслями.

Слишком быстро стала меняться моя жизнь. Еще совсем недавно я думала, что стану свободной, потом оказалась в шаге от смерти, а сейчас, не будучи ни женой, ни наложницей принимаю ванну в гареме. Что меня ждет на приеме у нынешнего моего хозяина?

– Ты можешь идти, – не открывая глаз, сказала я Марне.

– Я подожду, – ответила она. – Так это правда, что вы можете убить одним прикосновением? – от нетерпения услышать ответ, она даже приблизилась ко мне.

– Подай масло, – попросила я, когда поняла, что побыть одной не удастся. Марна послушалась и жадно уставилась на меня.

– Хочешь узнать? – я протянула руку, а Марна отшатнулась и разлила жасминовое масло. – Правильно, не стоит, – я постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее и стала втирать масло в волосы. – Меня укусила кобра, и я выжила, а после это постоянно поили змеиным ядом. Так что, он пропитал каждую частичку моего тела, – пугала я служанку. Чем большему количеству людей она расскажет об этом. Тем мне же будет лучше.

Пока она, открыв рот, испуганно хлопала ресницами, я заплела тугую косу и поднялась из воды.

Марна подала одежду, теперь уже она старалась не подходить близко. Мне это понравилось, но, одеваясь, постаралась сдержать улыбку.

– А вы будете наносить краску? – торопливо семенила она следом за мной по коридорам.

– Нет, надо подождать, пока лицо заживет.

Марна сочувственно помолчала, но надолго ее терпения не хватило.

– А за что вас так?

– За то, что разрубила лицо одной из нас.

Марна запнулась и едва не уронила свечу. Может, отпадет охота ко мне приставать или плести интриги.

Во внутреннем дворе нас уже ждали готовые наложницы – в ярких нарядах и сверкающих украшениях, они напоминали стайку щебечущих птиц. Но мне надо было еще зайти в свои покои. Не зная, чего ждать от предстоящей встречи, я решила подготовиться ко всему и, поднявшись на самый верхний ярус, закрепила на бедрах пояс, а по губам провела смоченным в яде пальцем.

Полностью готовая, спустилась к фонтану. Жены, видимо, не желая оставаться рядом с наложницами, разошлись по своим покоям. Только за легкими шторами иногда мелькали тени. Значит, любопытство неподвластно высокомерию. Слегка улыбнувшись, чтобы не повредить запекшиеся губы, я приблизилась к наложницам и почувствовала себя рядом с ними, словно скромный ирис, нечаянно попавший в розовый сад.

Девушки внимательно меня осмотрели и пренебрежительно отвернулись, успокоившись, что соперницей мне не стать.

– Пойдемте? – предложила я, открывая ярко расписанные двери.

Там уже ждал Гопал, и охраняющие вход стражники беспрепятственно нас пропустили.

Интересно, чего же так боится господин Марвари, что завел для своего гарема столь многочисленную охрану?

Но долго задаваться вопросами не пришлось.

– Запоминай, в следующий раз сама поведешь, – сказал Гопал, степенно шествуя по широкому, освещенному множеством свечей коридору.

Пляшущее пламя оживляло написанные прямо на стенах картины, и, как-то сразу становилось понятно, что это царство чувственного удовольствия. Очаровывая округлыми формами, фигуры на стенах целовались, сплетались плененные страстью, иногда сразу несколько женщин ублажали мужчину.

Видеть это было неприятно, и я предпочла смотреть под ноги, молясь только об одном – чтобы нас не привели в тот страшный зал, где умерили мои мечты стать свободной.

К счастью, вскоре мы оказались в небольшом зале. Ноги утонули в толстом ковре, а голова кружилась от густого, насыщенного смолами и мускусным ароматом воздуха. Несколько мужчин сидели на низких скамейках и курили наргиле. Белый дым поднимался к потолку и клубился там удушающим облаком. И даже сквозь него проглядывали такие же, как на стенах, искривленные похотью, пышные бело-розовые фигуры.

При виде девушек мужчины оставили фишки. На брошенные ракушки уже никто не смотрел – все взгляды обратились к нам.

– У меня сегодня праздник, и поэтому я хочу сделать подарок своим друзьям, – язык господина Марвари заплетался, и разобрать, что он говорит, было сложно. Впрочем, под стать ему были и друзья. Масляным с поволокой взглядом они наблюдали, как девушки расходятся по комнате. – Но, прежде чем они начнут, я хочу вам кое-что показать, – он повернулся к двери, нашел меня и махнул, чтобы подошла.

Ногти впились в ладони, но я шагнула вперед. Юбки прохладным шелком скользнули по ногам, а на бедра приятной тяжестью давил металлический пояс. Несмотря на боль, мне удалось идти ровно и плавно, как и учила Мохини, а неслышной сделал ковер, поглощая все звуки.

– Подойди ближе, красавица, – позвал меня господин Марвари.

Я насторожилась, но сделала еще один шаг.

– Еще ближе. Я хочу сделать тебе подарок, – его тон был ласковым, но я положила руку на застежку-рукоять пояса, не зная, что делать дальше, если придется его применить. – Посмотрите на нее, – Марвари повернулся к гостям и показал на меня. – Только не трогайте. Не правда ли, она восхитительна! – не прикасаясь ко мне, он по воздуху обвел контур бедра – Жаль только, что ядовита. Я взял ее из храма Кали. Теперь у меня собственная змейка, которая будет охранять мои сокровища.

Потянувшись было ко мне, гости поспешно отдернули руки, и я, наконец-то, смогла перевести дыхание и немного расслабиться.

– Ну, возьми свой подарок, Нейса, и дай нам насладиться танцем, пока я не забыл о твоей особенности, – он указал на сверток.

Стараясь ни к кому не прикасаться даже краешком одежды, чтобы не развеять окружающую меня легенду, я поспешно подняла подарок и отошла к двери, спиной чувствуя внимательный взгляд. Только оказавшись вдали от хозяина и гостей, развернула ткань и увидела браслеты. Браслеты с тонкими, острыми ободками. Точно такие же были на Малати…

Подскочив, сердце остановилось, в глазах потемнело, и я прислонилась к отполированному до шелковистой гладкости наличнику двери.

Когда зрение немного прояснилось, то подняла глаза и встретила внимательный взгляд Марвари. Что он хотел сказать? Что Малати схватили, а с ней и остальных беглецов? Не видя красоты танца, я смотрела на девушек, а Марвари не сводил взгляда с меня. Вообще, в отличие от гостей, казалось, что наложницы его интересуют мало.

Девушки подходили все ближе, двигались все призывнее. Кое-кто уже сидел на коленях у мужчин, пил из их кубков. Смех, становясь все громче, колебал пламя свечей, но и его сменили томные вздохи, шумное дыхание и редкие вскрики, а воздух густел от похоти.

Смотреть на сплетенные, словно клубок змей, тела, было неприятно, я попыталась открыть дверь, чтобы выйти, но она оказалась заперта, видимо, чтобы гости случайно не забрели на запретную территорию. Тогда просто постаралась отрешиться от происходящего и раздумывала с чего начинать обследование замка – ведь мне надо будет как-то пополнять запасы ядов и компонентов для приготовления косметики. Да и знание места, где живешь, никогда не бывает лишним – это я поняла, пробираясь за Малати по тайным закоулкам храма. Теперь же мне придется узнавать все самостоятельно, и в первую очередь – куда ведет коридор, по которому сбежала подруга – тяжесть браслетов на запястьях не позволяла забывать о ее судьбе.

Пока я размышляла, зал успел опустеть – гости, прихватив девушек, видимо, разошлись по покоям – остался только хозяин и все так же наблюдал за мной.

– Ты так ничего и не сказала. Понравился мой подарок? – спросил он, поймав мой взгляд.

– Очень. Спасибо большое. Я не заслуживаю вашей доброты, – стараясь выглядеть как можно более покорной, тихо ответила я.

– Ты права, не заслуживаешь, но заслужишь.

Я робко подняла взгляд и тут же опустила. Хитрость не подействовала на Марвари, и он не спешил пояснять свою мысль. Вместо этого поднялся и подошел ближе.

– Ты сейчас такая скромная, послушная, – он приблизился еще на шаг, потом отступил. – И совсем не похожа на ту девушку, что обезумела и напала на своих сестер. Какой ты будешь со мной?

– Какой вы захотите, господин, – смиренно ответила я.

– Мне нравится, что ты такая покорная. Ты могла бы стать примерной женой. Как жаль, как жаль, – он сокрушенно покачал головой. – Почему же все-таки ты напала на своих сестер?

– Они не хотели выполнить свое предназначение, – собравшись с духом, начала я. Конечно, Мать не терпит лжи, но сейчас я уже не служу ей и мне необходимо узнать, что случилось с подругой. – Они собирались бежать. Мы обязаны были им помешать и отправить к Матери тех, кого она выбрала.

– Странно, мне поведали обратную историю. Почему же твоя подруга все-таки сбежала?

– Она хотела нагнать беглецов, пока я сдерживала сестер. Она погибла?

– Нет, их не нашли и решили, что она сбежала с ними. Не переживай, если то, что ты сказала правда, то рано или поздно гнев Матери их настигнет.

– Но браслеты… – я направила на него самый беззащитный взгляд, на который только была способна. О, мои строгие учителя, пусть ваши дни будут долгими и сытыми.

– Стражники нашли их в коридоре, и я решил подарить тебе.

– Наверное, сняла, чтобы не выдать себя их звоном.

– Но, если твоя подруга не сбежала с ними, зачем же тогда она им понадобилась? Вы же ядовитые, к вам нельзя прикасаться, – на последних словах его глаза алчно сверкнули. Кажется, мы ступили на опасную для меня почву.

– Возможно, тоже решили продать или оставить себе, надеясь превратить в личное оружие. Но одного из мужчин я успела задеть. Так что он, скорее всего, не добрался до цели, – мне удалось спрятать горечь сожаления, и в голосе звучало лишь равнодушие послушания.

– Не понимаю. Неужели жрецы могли так ошибиться или ты настолько хорошо лжешь? Что из того, что я услышал, правда? – Марвари действительно выглядел озадаченным.

– Ваша мудрость поможет вам во всем разобраться, – я слегка повела глазами, чтобы ресницы дрогнули. Чуть-чуть, только чтобы тронуть его сердце, но не разбудить мужчину.

Общение с господином Марвари стало напоминать танец на острие сабли – необходимо было вызвать его симпатию, но не настолько сильную, чтобы он забыл обо всем.

– Я еще подумаю над твоими словами. А сейчас, иди. Ты слишком хороша, чтобы проводить с тобой время в беседах и слишком опасна, чтобы остаться со мной на ночь, – он развернулся и пошел к дальней стене, а я, облегченно переведя дух, постучала в дверь.

В отличие от нового хозяина, мне думать ни о чем не хотелось, поэтому поспешила добраться до своих покоев.

Горящие свечи создавали уют и наполняли ощущением покоя. Не торопясь, я сняла браслеты и аккуратно положила в шкаф, рядом, поблескивая, свернулся и пояс – кроме яда, это все мое оружие.

Уже закрывая дверцы, вспомнила о наставлениях Пратимы и отмерила в пиалу каплю мутноватой жидкости из флакона. А когда оставшееся место заполнила водой, в дверь постучали, и в образовавшейся щелке показался любопытный нос Марны.

– Я приготовлю вас ко сну, – осчастливила она меня, наблюдая, как пью мелкими глотками.

– Каким образом? – поинтересовалась я. – Ты же не можешь ко мне прикасаться.

– А? – Марна оторвалась от разглядывания винограда, посмотрела на меня, а потом снова вернулась к сочным ягодам. – Я… я подготовлю постель, – она махнула на стопку циновок, но не сдвинулась с места.

– Хочешь? – кивнула я на блюдо. В животе сосало, но я решила потерпеть. – Я его еще не трогала, оторви себе веточку.

Я и моргнуть не успела, как Марна подбежала к столику, ухватила пригоршню ягод и все сразу затолкала их в рот, словно опасаясь, что я передумаю. Ее щеки стали такими круглыми, что почти закрыли глаза, и Марна, не теряя времени и усердно жуя, старательно расстилала циновки.

– А что ты обычно ешь? – я тоже отщипнула ягодку.

– Чечевицу, овощи, – с трудом разобрала я, а Марна подставила ладони, ловя выпавшие ягоды. – На праздники сладости, – она снова покосилась на соблазнительно поблескивающие зеленые бока.

– Завтра еще дам, – пообещала я. – И всегда так кормили? При прежних хозяевах тоже?

Марна метнула испуганный взгляд на дверь, мучительно сглотнув, протолкнула в горло все, что не успела прожевать и поспешно затараторила:

– Господин очень хороший. Он очень добр ко всем. После смерти старшего господина, он позволил его женам, тем, кто захотел, совершить обряд сати, – веско, словно решающий аргумент, высказала Марна. – А вы откуда знаете, что был другой хозяин? Он и его сын погибли, когда на дом напали разбойники – какое счастье, что они не добрались до гарема – еще до вашего появления, – Марна внимательно на меня смотрела.

Я прикусила язык, но поздно. Конечно, вряд ли служанки и обитательницы гарема в курсе, что тогда произошло в парадном зале.

– Женам даже проститься не позволили, настолько были обезображены тела, – меж тем продолжала причитать Марна.

– Слышала на приеме. Гости между собой говорили о прежнем хозяине, – постаралась я скрыть промах.

– Гости? – глаза служанки заинтересованно сверкнули. – Ой! Вы же были на приме! Пожалуйста, расскажите, что там было? Я их ни разу не видела, даже прислуживать не позволили.

Я рассказывала об убранстве покоев, о густоте ковра. О курящихся благовониях и подаваемых кушаньях. Описывала одежду мужчин, их лица, повадки и голоса, а Марна, присев на пол у настила, слушала, приоткрыв рот. Интересно, в каком возрасте она сюда попала, что каждое мое слово для нее в диковинку.

Когда я закончила, Марна уже сладко посапывала, положив голову на сложенные руки. Я прикрыла ее шалью и улеглась сама. Было непривычно просторно и одиноко. Не хватало знакомой тесноты и тепла Малати, и от того, что больше ее не увижу, на подушку скатилась сначала одна слезинка, потом вторая, а за ней полились и остальные.

Стараясь не всхлипывать, чтобы не разбудить служанку, я наконец-то могла поплакать. По подружке, по потерянному шансу на свободу, по морю, что плескалось за стеной, такое же недостижимое, как и когда я жила дома, среди песков.

Слезы все лились и лились, принося успокоение, и вскоре я заснула.

 

Глава 17. Гаремный беспорядок

– Нейса-джи, Нейса-джи! – через одеяло трясла меня Марна. – Вставайте. Скоро вернутся наложницы. Их надо встретить.

Служанка уже успела переменить одежду и принести творожный пудинг с кокосом и изюмом.

– Успею посетить купальни? – приглаживая волосы, спросила я, пока Марна собирала все покрывала.

– Нет. Извините. Я проспала и не разбудила вас, – она виновато потупилась.

– Ничего страшного, – я завязала волосы в узел и, пока жевала лист бетеля, сменила сари на более простое, после чего сполоснула рот водой. – Пойдем?

Марна торопливо собрала покрывалом сброшенный наряд и, кивнув, направилась к двери.

Гарем еще спал, тихо шептал фонтан, освежая еще прохладный с ночи воздух. Солнце, проникая сквозь узор решетки, окрашивало белые стены жемчужно-розовым и весело играло бликами в торопливых струях. Наверху же, синеватые сумерки еще старались уцепиться за гладкие балясины балконов.

Мы неслышно спускались по лестнице, а я не уставала любоваться игрой света и тени, когда показалось, что на одной из галерей промелькнул силуэт и снова исчез за каменным выступом.

– Кто встает в такую рань? – я недоуменно повернулась к Марне, но она молчала и старательно отводила взгляд.

– Почему ты молчишь? Ты что-то от меня скрываешь? – я остановилась на ступеньке и перегородила служанке дорогу.

Марна затравленно осматривалась, выискивая путь на свободу, но продолжала молчать.

– Ты же знаешь, что меня взяли поддерживать порядок в гареме, я должна знать, что здесь происходит. Если сейчас же не скажешь, то я поднимусь и посмотрю. Возможно, разбужу одну из жен господина. Ты этого хочешь? – я сделала шаг вперед, а Марна, отступая, поднялась на ступеньку.

– А что вы сделаете, когда узнаете? Скажете господину Марвари? – Марна метнула один короткий взгляд туда, где мне почудилось движение и, не мигая, уставилась на меня.

– Не-ет, – прищурившись, протянула я. – Сначала выясню как может чужак сюда проникнуть и прекращу подобные посещения. Ты же понимаешь, что это моя обязанность.

– Здесь много женщин… – неуверенно начала Марна. – И у господина на всех просто не хватает времени. Наложницы хоть иногда гостей развлекают, а некоторые жены годами ждут его благосклонности. Вот и ищут утешения, – она смущенно улыбнулась, а щеки зарозовели.

Я же еле сдержала дрожь, не понимая, как кто-то может добровольно искать близости с мужчиной. Кроме тошноты эта мыль не вызывала у меня больше ничего. Я полагала, что женщины счастливы жить здесь в сытости и уходе, да еще когда муж практически забыл о твоем существовании, но оказалось, что кого-то тяготит это положение.

Разбираться в их странностях не хотелось – моя задача охранять обитательниц гарема. Этим и буду заниматься.

– Перед сном покажешь мне, как сюда пробираются посетители, – предупредила я Марну и пошла к резным дверям, а она побежала в прачечную.

Сонную негу пустых коридоров и замерших на стенах любовников не тревожил звук моих шагов, только тусклый свет свечи нехотя разгонял царящую здесь темноту.

Опираясь на пики, у дверей дремала стажа, и я, практически не дыши, приоткрыла дверь и скользнула в зал, где вчера танцевали наложницы. Слуги еще не успели прибрать, и поднимающее солнце безжалостно высвечивало лужи от разлитых напитков и измятые фрукты, а взирающие сверху изображения безуспешно пытались спрятать наготу остатками тающей темноты.

В утреннем свете они казались еще более розовыми и непристойными. Я поморщилась и отвернулась. Я пришла сюда не рассматривать рисунки, а найти выход из гаремной части дома.

Как жаль, что беспокоясь за судьбу Малати, я не заметила, куда мужчины увели девушек. Я неслышно двинулась вдоль стен, стараясь найти в скользких складках драпировок потайную дверь и чувствуя, как с потолка за мной неотступно следят нарисованные хмельные глаза.

Наверное, я бы так ничего и не нашла, но вскоре фестоны плавно колыхнулись и в зал, томная и разомлевшая вплыла первая девушка. Я скользнула ней взглядом – припухшие губы, глаза с маслянистой поволокой, растрепанные волосы и мятое сари. Красивая и ухоженная вчера, сегодня наложница выглядела потрепанной и неопрятной, а от сопровождающего ее терпкого запаха похоти к горлу подкатывал тугой комок.

– Какая замечательная ночь, – потянувшись, как сытая кошка, она присела на подушки и, не разбирая чей кубок, сделала большой глоток. – Почаще бы гости приходили. Будешь? – хрипло спросила и протянула его мне. – Ах, да. Тебе же нельзя, – короткий смешок и наложница прилегла, глядя меня снизу-вверх. – Надеюсь, они задержаться, – она медленно провела языком по губам. – А ты бы хотела?.. – обмакнула палец в напиток, а потом неторопливо его облизала.

Я вздрогнула от отвращения и посмотрела на скрывающую дверь портьеру.

– Когда подойдут остальные?

– Вот-вот должны. Мы должны уходить до того, как проснутся гости.

Из месива раздавленных фруктов, она выбрала более целые и с удовольствием ела.

– Он такой ненасытный, и я так проголодалась…

От дальнейших откровений меня спас тихий скрип и появление других девушек. Как и первая, они выглядели помятыми и потрепанными, но очень довольными.

– А смотрите, что мне подарили, – хвасталась одна, показывая колечко с маленькой жемчужиной. – И сказал, что я самая красивая, кого он когда-либо видел.

Девушки столпились около нее, стараясь лучше рассмотреть подарок и завистливо вздыхая. Та, что хвасталась аппетитом ночного гостя, вскинув голову, подошла к двери и покосилась на товарок.

– Пойдемте, пора уже.

– Каришма еще не пришла, – ответила другая.

– Видимо, решила остаться, – сказала любительница голодных.

– Наверное, надо за ней послать? – я неуверенно посмотрела на скрывающуюся за драпировкой дверь.

– Выспится и придет или ее вытолкают, – она пренебрежительно усмехнулась. – Пойдемте уже. Я есть хочу.

Я все еще сомневалась и, как выяснилось, зря. Едва мы вышли в коридор, как сбоку послышалось шлепанье сандалий. Всмотревшись в рассеивающийся сумрак, я разглядела незамеченную вчера и сегодня утром винтовую лестницу, круто уходящую вверх. По ней, поддерживая шаровары и отирая мокрый красный лоб, к нам спешил Гопал.

Я заинтересованно заглянула ему за спину – крутые ступени заканчивались чем-то вроде балкона на высоте, примерно такой же, как высота потолка в зале. Интересно. Хозяин особняка в курсе, что за ним и его гостями подсматривают?

– Где Каришма? – тем временем поинтересовался Гопал, окинув нас быстрым взглядом.

– Осталась у гостя, – ответила я.

– Хорошо, я разберусь, – Гопал мрачно глянул на хихикающих девушек, отчего смех зазвучал еще громче. – Отправляйтесь в купальни. Госпожи уже провели омовение и сейчас на пудже.

Смеясь и подталкивая друг друга, наложницы поспешили по коридору, а Гопал снова вернулся к лестнице. Может, там тоже есть какой-нибудь коридор?

– Бедный-бедный Гопал-джи, – когда мы уже достаточно отошли, воскликнула обладательница кольца.

– Да уж, остается только наблюдать, как развлекаются другие, – отозвалась та, что хвасталась мужской силой партнера. – Хотел бы быть на их месте, а остается только девушек из постелей вылавливать – вот и все удовольствие – другим пакость сделать.

– То есть, как, хотел бы? – решилась уточнить я. – Он может хотеть?

Услышав меня, девушки чуть не попадали от смеха.

– Откуда только тебя привели?! – воскликнула третья девушка – Он же несостоятелен. Конечно, хотеть он может, а вот сделать… Иначе, кто бы его взял в гарем? Да и мы бы не так скучали.

И девушки снова залились звонким смехом и, подталкивая друг друга локтями, ввалились во двор с фонтаном. К счастью, их шумное появление никого не потревожило – жены, видимо, были на службе, и, дав распоряжение служанкам, девушки побежали в купальни. Мылись они так же, как и мы в храме – по несколько человек. Только мне оставили отдельную ванну.

Как потом сказала Марна, даже когда меня не было в купальнях, все обитательницы гарема обходили ее стороной, боясь умереть из-за отравленной мной воды.

Девушки весело делились впечатлениями о прошедшей ночи, а я неторопливо смывала с себя смрад гостевого зала, оставивший на коже липкие отпечатки.

– Нейса-джи, вы все еще моетесь? – над головой возникло лицо Марны. – Поторопитесь, вас уже ждут госпожи, – она протянула розовое, как рассветное облако, сари, все в мелких серебристых искорках.

Гадая, зачем могла понадобиться, я оделась и поспешила во двор. Жены уже успели закончить молитву и сейчас собрались у фонтана. При моем приближении они расступились, и я увидела стоящее на бордюре большое блюдо.

– Мы собрали супругу подношения. Ты должна их отнести и передать наши послания, – старшая из жен кивнула на запечатанные свитки. – После того, как все исполнишь, зайди ко мне, – она указала на широко распахнутую дверь на втором ярусе.

Тень я видела выше. Значит, не эта женщина принимает тайных гостей.

– Хорошо, госпожа, – ответила я. – Только поднимусь за браслетами.

Хмуро кивнув, она сказала уже мне в спину:

– И ни к чем не прикасайся. Не понимаю, как такую вообще взяли. Она же угроза для нас всех, – еле разобрала я ее бормотание и довольная влетела в свои покои.

Осторожно надела браслеты, погладила по плоскому боку – это все, что у меня осталось от подруги.

Спустившись, потянулась за блюдом и тут же отдернула руки, отстраняясь от старшей жены.

Спохватившись, кого едва не коснулась, женщина отступила.

– Откуда они у тебя? – требовательно поинтересовалась она.

Убедившись, что глупая идея удержать меня, отступила, я снова подошла к блюду.

– Это подарок, госпожа, – ответила я, глядя прямо ей в глаза.

– Твоего господина? – кажется, женщине не понравилась моя дерзость.

– Да, – распрямляясь, просто ответила.

Это разозлило ее еще больше, чем недавний безмолвный вызов и, круто развернувшись, она гордо прошествовала к себе. Я же была уверена, что, если бы она смогла, то сорвала бы с меня браслеты. Да уж, веселая похоже жизнь у тех, кто ниже ее по статусу.

Раздумывая над гаремной иерархией и своем в ней месте, я вновь пошла по украшенному картинами коридору. Интересно, это единственный путь, соединяющий гарем и остальную часть дома.

Уже подошла к дверям в зал, где вчера проходил праздник, но стражники преградили путь.

– Я к господину с посланиями от жен, – сказала я, но они не шелохнулись.

Попробовала пройти, но пики преградили мне путь. Раздумывая, что делать дальше, я рассматривала браслеты и, поймав себя на этом, одернула: «Здесь я не могу пускать их в ход, когда вздумается».

– Вот ты где! – за спиной раздалось громкое сопение. – Куда ты собралась, если не знаешь, как пройти, – отчитывал Гопал. – Пойдем, провожу. Сюда приходят только по приглашению.

Пыхтя, он поднимался по винтовой лестнице, а следом за ним и я.

– Этот путь ведет в личные покои господина, – не оборачиваясь, пояснил он. – Но не думай, что сюда так просто попасть.

Я смотрела по сторонам – здесь не смотрели нагие люди со всех сторон – стены были увешаны яркими коврами с густым ворсом. Показалось, что в одном месте, ковер покачивается, но узнать так ли это было невозможно, и я продолжала подниматься, пока не оказалась на площадке перед очередными дверями.

– Она к господину с посланиями от жен. – сказал Гопал стражникам, и нас пропустили. – Теперь это ее обязанность, – сказал он, прежде чем за нами закрылась дверь. – Пойдем-пойдем. Господин, наверное, уже заждался.

Гопал поспешил по коридору. После картин, ковров, коридор со стенами, украшенными только факелами, показался мрачным, но зато сквозь зарешеченные окна виднелся сад и долетало пение птиц.

Гопал подвел меня к тяжелым дверям и ушел, а я… постучала.

– Войдите, – услышала гулкий голос и толкнула створку.

Господин Марвари сидел с ногами на софе, поочередно просматривал лежащие ворохом свитки и время от времени брал миндаль или кусочки кокоса со стоящего рядом низкого столика.

Хоть я и знала, кого увижу, но все-таки показалось, что передо мной старший из братьев, и дыхание перехватило, но он поднял голову, и морок развеялся.

– А это ты, – рассеянно, как человек, который полностью погружен в свои мысли, сказал он. – Что-то произошло?

– Нет, господин, – скромно опустив глаза, тихо ответила. – Ваши жены прислали подношения, – показывая, я приподняла блюдо.

– А, хорошо, оставь, – он кивнул на столик. – Я рад, что мой подарок тебе понравился, и ты его носишь, – скользнув взглядом по моим рукам, сказал Марвари и взял одно из посланий. Прочитав, отложил, затем следующее и так, пока не просмотрел все.

– И все они хотят меня видеть, – вздохнув, он сказал не мне, а куда-то в пространство. – А я – нет, но придется сделать выбор.

Пока он говорил, я старалась рассмотреть что он читал до моего прихода, но ничего не получалось.

– Господин чем-то расстроен? Получили плохие известия?

Я решила, что проявить обеспокоенность будет уместным, тем более, что это совпадало с моим стремлением показаться новому хозяину скромной и послушной.

– Нет, – он бросил на меня короткий, но внимательный взгляд, я же, не поднимая глаз, рассматривала его сквозь ресницы. – Обычные заботы, – и, словно желая спрятать, придвинул к себе один из свитков.

– Простите, – я постаралась запомнить свиток. Вдруг удастся незаметно пробраться и прочитать.

И следующие слова господина подкрепили мои надежды:

– Перед закатом приходи, я передам ответ женам, – отряхнул пальцы от крошек и продолжил: – Тебе очень идет этот цвет. Ты становишься похожа на Лакшми, но вечером надень что-нибудь более яркое. Иди, змейка, мне пора заниматься делами.

Сложив ладони перед грудью, я поклонилась и ушла – пусть думает, что приручил меня.

Если бы я была обычной девушкой, то, наверное, побоялась бы принести госпожам такое известие, поскольку, после посещения хозяина наложницами, они очень нервничали.

И действительно, когда подошла к фонтану, меня встретили напряженно выжидательные взгляды жен и озорные – наложниц

– Господин сказал, что сейчас он занят, а вечером сообщит, кого он хочет видеть.

Я поклонилась, собираясь подняться к себе, но вперед выступила старшая из женщин:

– Иди за мной. Я хочу задать тебе несколько вопросов, – и, развернувшись, она величественно поплыла в свои покои, а следом неслышно ступала и я.

Мы прошли в большую светлую комнату, и женщина плотно закрыла двери.

– Ты знаешь, что я такая? – повернувшись, она сверкнула черными глазами.

– Да, госпожа, – я осталась стоять на пороге.

В одной из ниш в комнате стояла очень красивая статуя Богини Дурги, а перед ней лежали круглые головки цветов, и горела лампада.

– Я старшая жена и мать наследника, – весомо проговорила хозяйка. – Я здесь самая главная, и ты должна во всем мне подчиняться. Поняла?

– Конечно, госпожа, – почтительно ответила я, размышляя, что она сделает, если стану поступать, как сама считаю нужным.

– За что ты получила эти браслеты? – она кивнула на мои украшения.

– Господин подарил, чтобы я поскорее освоилась, – сдержанно ответила я, сочувствуя этим женщинам, что вынуждены ревниво следить кто и какие украшения получил.

– Если ты была на приеме, то видела, с кем ушел мой муж. Говори!

Она сверлила меня взглядом, словно хотела прочитать мысли.

– Я не знаю, госпожа. Я же ядовита, а гости веселились, и чтобы никто ненароком не умер, меня оставили за дверью, – учтиво ответила я, мысленно смеясь над ее ревностью. Успокаивать и говорить, что ее дрожайший супруг провел ночь один не хотелось совершенно. Что-то мне подсказывало, что она испортила жизнь не одной девушке, а возможно, и не только жизнь.

– Отныне ты будешь следить за тем, кто остается в его покоях и докладывать мне. Поняла?

Я кивнула.

– Также будешь говорить кто и какие подарки получил.

– Да, моя госпожа.

Повелительным тоном и уверенностью в своих силах женщина успела меня порядком утомить. Если когда-нибудь возникнут сомнения в моей смертоносности, то она будет первая, на ком я это продемонстрирую.

– Надеюсь, ты меня поняла. Ослушаешься, и я тебя уничтожу. Иди, – она величественно махнула на дверь.

– С вашего позволения, моя госпожа, – я вышла и аккуратно закрыла за собой дверь.

В своих покоях застала хлопочущую Марну. Она уже успела подмести пол, а сейчас расставляла на столике кушанья.

– Нейса-джи, – служанка испуганно повернулась на скрип. – Вы так долго. Что-то случилось?

– Все в порядке, Марна. Просто выполняла свои обязанности, – я опустилась на настил. – Возьми себе, что хочешь, – поймав блестящий взгляд девушки, предложила я. Как же хорошо, что времена, когда я сама постоянно была голодной, давно закончились. И сейчас с жалостью смотрела, как девчонка набивает рот мягким сыром и пакорами.

Наконец, с трудом сглотнув, она благодарно на меня посмотрела.

– Госпоже еще что-то надо?

– Господин Марвари велел на вечер выбрать более яркое сари. Поможешь?

– Вы идете с ним на встречу? – Марна забавно округлила глаза.

– Только для того, чтобы передать послание для одной из его жен, – ответила я. – Когда вернусь, покажешь мне тот проход, – при этом напоминании, Марна понурилась, но все-таки кивнула. – А теперь, пошли выбирать.

Я поднялась и подошла к шкафу. Я снимала стопки ткани и, разворачивая, прикладывала к себе, а Марна восхищенно смотрела на тонкие, украшенные богатой вышивкой наряды.

День проходил спокойно. Жены сидели поодаль от наложниц, обсуждали здоровье детей и держались преувеличенно высокомерно, но постоянно поглядывали на сбившихся в стайку девушек. Они же, не обращая внимания на косые взгляды, продолжали щебетать, обсуждая, прошедшую ночь.

Я стояла на своем ярусе и наблюдала за госпожами, стараясь выяснить, к кому же из них приходил ночной гость.

Сначала меня заинтересовала молодая женщина – она была бледная, какая-то вялая и все время зевала. Стараясь ее запомнить, я стала присматриваться, но в это время служанка принесла ей малыша и что-то сказала, после чего они все подняли головы ко мне. Интересно, что они хотели увидеть? Как я капаю на ребенка ядом? Женщина встала и поднялись в покои, расположенные выше, чем те, что интересовали меня.

Я продолжала рассматривать оставшихся женщин, а они проводили товарку недовольными взглядами и снова уставились на меня.

Я отошла от ограждения и, когда они отвернулись, снова взглянула вниз. Женщины что-то втолковывали подросшим детям, и при этом показывали на меня. Разумно. Если малышня не станет ходить за мной хвостом, это значительно развяжет руки.

Среди энергичной жестикулирующих выделялась одна. Она казалась менее взвинченной, чем остальные, более умиротворенной, довольной, а на губах время от времени появлялась легкая улыбка.

Я присмотрелась к ней – миниатюрная, миловидная, с глянцевыми черными волосами и удлиненными раскосыми глазами, она выглядела весьма необычно и, хоть и старалась поддерживать оживленный разговор, но все чаще подавляла зевки. Кажется, любительница острых ощущений нашлась. Я улыбнулась и вернулась в свои покои – перекусить и немного отдохнуть. Вечер предстоит долгий.

Проснулась, словно кто-то толкнул в плечо, и увидела Марну. Она стояла перед распахнутым шкафом и рассматривала свернутый кольцами пояс.

– Что ты делаешь? – стараясь говорить ровно, поинтересовалась я.

От неожиданности Марна подпрыгнула на месте и повернулась, пряча руки за спину.

– Я ничего не брала, – попятилась она.

– Руки покажи, – я встала и неторопливо оправила сари.

– Я просто смотрела. У вас такие красивые вещи, – Марна по-прежнему держала руки за спиной.

– Что бы ты ни прятала, чем дольше будешь держать, тем быстрее умрешь.

Готовая вот-вот расплакаться, Марна захлопала ресницами и протянула ко мне дрожащие руки – на раскрытой ладони лежал флакончик духов.

– Положи на место и живо беги мыть руки, может, яд еще не успел впитаться. Пойдешь обратно, принеси воды, надо умыться.

Когда служанка убежала, я задумалась. Надо ее как-то отучить шарить по шкафам. Может порезаться и вправду умереть или в будущем найти что-то, что не предназначено для ее глаз. Взгляд остановился на бутылочке с ядом – что же, придется с ней поделиться.

Я отломила веточку от кисточки винограда и смазала несколько ягод ядом. Надеюсь, что она не умрет, хоть и помучается.

Вернулась бледная Марна и, продолжая дрожать, полила мне на руки из кувшина. Я умылась и посмотрела в осколок зеркала, как заживает лицо, продолжая краем глаза наблюдать за Марной.

При виде отломившейся веточки ее глаза радостно блеснули. Служанка осторожно посмотрела на меня и, увидев, что я сосредоточено изучаю лицо в отражении, затолкала все в рот.

Не желая смущать девочку и чтобы дать ей все прожевать, я повернулась к шкафу и достала приготовленное на вечер сари. Помочь она мне не могла, поэтому я оделась сама и осторожно надела браслеты.

– Передай госпожам, что я скоро вернусь с ответом, – сказала я, а Марна, наскоро проглотив, кивнула.

 

Глава 18. Расследования

Мне никто не препятствовал, и по уже знакомому пути я прошла в покои господина.

– А вот и ты, я уже заждался, – поприветствовал он меня, не забыв окинуть наряд оценивающим взглядом. – Там, – Марвари указал на стол около софы, – на подносе лежат подарки для моих жен. Отнеси им и скажи, что я слишком устал и никого не хочу видеть, а сама возвращайся, – он довольно улыбался, а перехватив мой недоуменный взгляд, пояснил: – Поскольку ты меня послушалась и выполнила просьбу, – взмахом руки указал на сари, – тебе тоже полагается подарок. Но получишь его только после возвращения.

Загадочная новость совсем не обрадовала. Если он не хочет видеть ни жен, ни наложниц, то зачем потребовалась я? Ведь говорить со мной ему удовольствия не доставляет, а больше я ни на что не гожусь.

Раздумывая над тем, что меня ждет и не стоит ли в дополнение к браслетам надеть пояс, я возвращалась в гарем и не замечала, как при моем приближении стража распахивает двери.

Опомнилась и остановилась, лишь когда едва не врезалась в бордюр фонтана. Сидящие около него женщины уже хотели подбежать, но их величественным жестом остановила старшая жена.

– Поставь поднос на стол, рабыня, – на последнем слове голос усилился, словно она хотела, чтобы это услышали все. – Никто из нас к тебе не подойдет.

Бровь сама собой удивленно поползла вверх, но я поспешно опустила голову.

– Господин слишком устал, чтобы кого-то принимать. Он передал вам подарки, – ставя поднос, куда она указала, сказала я и отступила.

Нарочно не обращая на меня внимание, женщина приблизилась к подносу и, отыскивая записку, торопливо перебирала цветные мешочки.

– Ты ее украла! – подняла она нам меня сверкающие глаза. – Наш муж не мог оставить без внимания своих жен!

Она была так зла, что не будь я ядовитой, наверняка вцепилась бы мне в волосы или обыскала, но вместо этого только сжимала и разжимала кулаки.

– В этом году не было еще ни одного наследника. Он должен был пригласить одну из нас, – продолжала шипеть она.

У меня же лоб покрылся испариной – не хочет ли господин Марвари получить наследника с особыми способностями? Но ведь тогда он умрет, и он это знает? Или лекари подсказали ему способ нейтрализовать яд такой, как я? В горле пересохло, а кожу подергивало, и по ней пробегали неприятные мурашки.

– Если не верите мне, можете пойти к господину Марвари и спросить сами, – ответила я, решив сегодня не экономить на яде. А значит, надо поскорее найти выход из особняка, чтобы пополнять его запасы.

Мое предложение остудило пыл старше жены – видимо, пренебречь волей мужа, даже если не верит моим словам, она не решилась.

Оставив женщин делить украшения – даже если передушат друг друга – это не мое дело, я взбежала по лестнице и захлопнула за собой дверь покоев. Тут же чуть не запнулась о свернувшуюся в клубочек Марну.

О, Богиня! Как я могла о ней забыть. Служанка прижимала руки к животу и была очень бледна.

– Что с тобой, – не прикасаясь, я склонилась над ней.

– Не знаю, живот скрутило, – прошептала она и облизнула пересохшие губы.

– Встать сможешь?

Марна слабо кивнула.

– Тогда, выпей молока и ложись отдыхай. Меня ждет господин. Нет. Ты мне не нужна, – ответила на ее вопросительный взгляд. – Иди, пей.

Пока я покрывала губы ядом и закрепляла пояс, Марна, скрючившись, подошла к столу. Едва не расплескав, налила в пиалу молока и поднесла к губам.

– Пей мелкими глотками, – посоветовала я, приглаживая волосы и проверяя сколько яда осталось – да, поторопиться стоит. Но Марна сегодня мне в этом не помощник. – А теперь ложись и спи. Со сном хворь выходит. Теперь ты поняла, как опасно прикасаться к моим вещам? – уже выходя из комнаты, строго спросила я.

– Простите, госпожа, – слабо донеслось мне в спину, когда уже запирала двери.

Не зная, чего ждать, я шла по гаремным коридорам. Я все ждала, что кто-нибудь меня остановит, преградит путь, и тогда с чистой совестью смогу вернуться к себе. Но стража расступалась и беспрепятственно пропускала, и чем ближе я подходила к покоям хозяина, тем сильнее нервничала.

– Господина здесь нет, – уже у самых дверей встретила меня стража.

Кровь прилила к щекам, стало очень жарко, а ноги ослабели и подкосились. Я едва не упала, но ухватилась за стену и устояла.

– Он ждет вас в большом зале приемов, – закончили они, и щекам стало холодно, а сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди.

Все еще нетвердо стоя на ногах от пережитых прямо противоположных эмоций, я следовала за мужчинами и молилась, чтобы это оказался не тот зал, где должны были умереть отец с сыном и мой брат. Но, видимо, мать отвернулась от меня – когда, тяжело вздохнув, распахнулись высокие двери, я оказалась именно там.

Где в прошлый раз находились отец и сын, теперь сидел их брат и дядя. При моем появлении он даже привстал и внимательно вглядывался мне в лицо. Поэтому я сдержалась и не посмотрела на спрятанную за ковром дверь.

– Нейса, я рад, что ты выполнила мою просьбу, – он опустился в кресло. – Подойди, на ступенях тебя ждет подарок. Надеюсь, он тебе понравится.

Как можно более плавно, чтобы сохранить схожесть со змеей, я подошла к возвышению и присела рядом с мешочком. В нем оказались длинные серьги с зелеными, как мое сари, камнями.

– Мне показалось, что они тебе подойдут. Надень, – его глаза горели ожиданием.

– Мой господин, я не могу принять такой дорогой подарок, – потупилась я. – Эти украшения больше подойдут вашей супруге, чем простой рабыне, – я хотела было вернуть серьги в мешочек, но господин Марвари пресек мою попытку:

– От моих подарков не отказываются, – сказал он таким тоном, что спорить сразу расхотелось. – Надень.

И пока я прикрепляла тяжелые украшения к волосам, более мягко спросил:

– Как удалось сбежать тем, кого вы должны были отправить к Матери?

Хорошо, что я смотрела в пол и вовремя спохватилась, чтобы не взглянуть на потайную дверь. Сквозь ресницы тайком посмотрела на господина Марвари – он не сводил с меня пытливых глаз. Неужели Лила и Ратна ничего не рассказали? Или меня проверяют? В любом случае, я уже соврала и теперь стоит придерживаться этой версии.

– Я не знаю, – я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Меня ударили, и я потеряла сознание. Очнулась только в темнице храма. Я ничего не видела.

– Твои раны, они сильно болят? – решил он сменить тему.

– Спасибо, мой господин. Все в порядке, – осторожно ответила я.

– Как думаешь, сможешь станцевать для меня? Говорят, вы великолепные танцовщицы, – он снова слегка подался вперед, а я облегченно перевела дух. Вот что ему надо – посмотреть на храмовую танцовщицу.

– Разумеется, мой господин, – сожалея, что воспользовалась ядом, а не прихватила маковое молоко, я отошла на середину зала. Быть может, получилось бы в танце приблизиться к его кувшину и влить несколько капель снадобья, тогда без помех смогла бы исследовать тайный коридор. Но сонных капель не было, и я стала вспоминать танцы Малати – плавные и завораживающие, они у нее получались лучше.

Тем не менее, я постаралась вложить в танец, всю текучую неторопливость и ленивую грацию, что смогла привить мне Мохини. Неуловимо для глаз одно мое движение перетекало в другое, сари обвивало тело, как струи фонтана омывают чашу. Я удерживала внимание и гипнотизировала зрителя, как удав добычу, только моей целью было не съесть, а усыпить. Я легко отталкивалась от пола и неслышно опускалась. Палла сари, подобная крылу мотылька, едва заметно колыхалась за спиной, а непотревоженное пламя факелов и свечей горело ровно и сильно.

Вскоре живот снова стал болеть, но, стиснув зубы и сохраняя улыбку, я терпела. Наконец, глаза господина начали закрываться, а голова клониться на грудь, и вскоре зал огласил раскатистый храп.

Не будучи уверенной, что это не очередная хитрость, я подкралась к хозяину и поводила ладонью пред лицом. Он продолжал храпеть. Тогда, я подула. Марвари что-то невразумительно пробурчал и отмахнулся, как от мухи.

Я решила рискнуть и, взяв свечу, бесшумно скользнула за ковер. Подергала дверь – не открывалась. Как же я могла забыть – ведь Малати заперла ее, когда уходила, а после их ухода отпереть было некому.

Разочарованно стукнув кулаком по стене, я вернула все на место присела на ступеньку у ног Марвари, дожидаться его пробуждения.

Господин спал долго, я и сама уже успела задремать, когда, всхрапнув особенно громко, он вздрогнул и осоловело заморгал.

– Что ты со мной сделала? – Марвари протер глаза и замотал головой, стряхивая сонливость. – Ты способна танцами усыплять людей? Какими еще тайными чарами обладаешь?

Он так внимательно смотрел, словно прикидывал, как можно меня использовать, и я поторопилась развеять дурные мысли:

– Что вы, мой господин, – я встала и плавно, почти неуловимо для человеческого глаза, отошла. – Вы просто устали от дневных забот. А здесь, в тишине, расслабились и задремали, – постаралась, чтобы голос звучал как можно более искренне и, судя по тому, что черные глаза перестали меня сверлить – получилось.

– Наверное, ты права, – задумчиво сказал он. – Пойду спать. Иди отдыхать и ты, – он уже пошел к дверям, но в последний момент обернулся – Мое имя Поллав. Так меня и называй. Если доверил тебе своих жен, почему бы не довериться и самому?

Господин ушел, а я так и продолжала пребывать в оцепенении. Чем объяснить его легкомыслие? Толком меня не зная, сообщил свое имя. Неужели мое притворство оказалось настолько успешным, или он меня проверяет? Может, назвал имя врага, чтобы я навела на него порчу? Как жаль, что не умею этого делать. А раз не умею, надо продолжать искать выход из гарема. Марна! Она должна уже оправиться.

С этими мыслями я покинула зал приемов и поспешила в спящий гарем.

Служанку я нашла в своих покоях. Свернувшись клубочком, она спала на полу рядом с кроватью.

– Марна, – негромко позвала я.

Девчонка завозилась и отерла влажный лоб, а я вспомнила, как мы с Малати танцевали после увеличенной порции яда. На мгновение стало жаль несчастную, захотелось дать ей возможность спокойно оправиться, если бы подобная слабость не была опасна для меня самой.

«Я смогла справиться, сможет и она», – решила я и снова позвала:

– Марна, вставай.

Служанка вскочила, растерянно осмотрелась и широко зевнула.

– Нейса-джи, я не спала. Я только на секунду прикрыла глаза, – затараторила она. Марна хоть и выглядела немного бледной, но в ней не было ни намека на вялость – выносливая девочка. – Зачем вас вызывал господин Марвари? – пытливо заглянула мне в лицо.

– Узнать, как дела в гареме. Не ссорятся ли жены, не обижают ли наложниц, – я решила не распространяться о том, как мы проводили время. Не хватало еще, чтобы кроме старшей жены, на меня ополчились и остальные, а с ними и наложницы за то, что краду господина их ночей. – Ты помнишь, что должна показать мне, как в гарем проникают посторонние?

Марна сразу сникла, но деваться было некуда и, вздохнув, она нехотя поплелась к выходу.

Перевязав сари, чтобы оно напоминало мужское дхоти и не мешало идти, я двинулась следом.

Освещая путь дрожащим пламенем свечи, мы спустились на несколько ярусов и оказались прямо над покоями старшей жены.

Марна приложила палец к губам и свернула за угол. Часть казавшейся сплошным камнем стены подалась под ее руками и открыла зияющий чернотой проход.

Мать-Богиня! Это не дом, а какая-то путаница ходов и переходов.

– Что это? – одними губами спросила я.

– Проход. Если на дом нападут, и враг проникнет в гарем, чтобы жены и дети могли спастись.

– Неужели в гарем так просто попасть с улицы? – не поверила я.

– Нет, – Марна покачала головой. – Пойдемте.

Она пропустила меня и вернула часть стены на место. Мы шли осторожно, стараясь не касаться влажных стен, пахло сыростью и плесенью. Через некоторое время воздух посвежел, и пламя свечей задрожало.

– Я не пойду дальше, – услышала я голос Марны и обернулась. Служанка уже сильно отстала и сейчас вжималась в стену, словно хотела пройти сквозь нее и спрятаться. Что же ее так напугало, что такого страшного ждет меня в конце длинного коридора?

Соленый ветер путался в складках тонкого шелка, трепал волосы и холодил кожу, но я продолжала идти, пока очередной порыв не затушил свечу, а я не оказалась на узком карнизе, нависшем над черными волнами.

Женщина-луна, укрывшись мерцающим небесным пологом, смотрелась в зеркало-море, и сияние ее лица, оставляло на темной ряби светящуюся дорожку. Она убегала вдаль, приглашая в свой таинственный мир. Где-то там, в конце этой дорожки, остались мой брат и подруга. Малати скорее всего уже вышла замуж. Помнит ли она обо мне или успела забыть?

Под ногами тяжело вздохнуло море, прохладные брызги упали на лицо, и я вспомнила, зачем сюда пришла. Внимательнее присмотрелась к почти отвесной стене – должны же были жены как-то отсюда спуститься, а ночной гость – подняться.

От карниза, на котором я стояла, виднелись небольшие уступы. Казалось, они спускались прямо к воде. Я присмотрелась – волна ударилась о стену и отступила, оставив на камне брызги и заблудившийся в них свет луны.

Только благодаря этому смогла разглядеть узкую тропинку, едва возвышающуюся над облизывающими стену волнами. Чтобы на нее попасть, нужна ловкость и определенный навык. Не каждый мужчина сможет вскарабкаться по стене, а тем более изнеженная в гареме женщина. Скорее всего, жены с этого карниза должны были перейти сразу на корабль, но, в его отсутствие, мне придется попробовать спуститься по скользким от сырости уступам.

Сандалии пришлось оставить на карнизе, и, цепляясь за уступы, я спускалась к морю. Дело двигалось довольно споро, и вскоре теплая вода коснулась ног. Волны накатывали, разбивались о камни и, шипя и цепляясь за ноги, отступали.

Пожалев, что ничего не взяла, чтобы прикрыть голову, я побежала к храму – там точно можно достать яд, да и деньги Малати оставлять не хотелось.

Опасаясь встречи с бандитами или бродягами, я старалась оставаться в густой тени деревьев или домов. Это значительно замедляло, но все-таки я приближалась к цели. Первым вестником стал перезвон покачивающихся на ветру колокольчиков. Потом обоняния коснулся и аромат благовоний с вплетением цветочной свежести. Показалась знакомая стена, и я отыскала узкий лаз. Без свечи пришлось пробираться наощупь, но мы с Малати столько раз здесь ходили, что я нашла бы проход и в кромешной темноте, сейчас же дорожка серебрилась лунным светом.

Я без труда нашла тайник – все было так, как мы и оставили. Деньги решила забрать сразу – мало ли, как все повернется, вдруг придется убегать другим путем. Завязав их в край сари, я пошла дальше, к той комнате, где когда-то жила.

С того дня, как я покинула храм, здесь ничего не изменилось – коридоры были все так же тихи, темны и пусты. Из бывшей моей комнаты доносились тихие вздохи и сонное бормотание, время от времени перекрываемое раскатистым храпом Пратимы.

Вспомнив о Ратне, я стиснула кулаки. До Лилы мне не добраться, да она и получила свое, а вот противная девчонка должна пожалеть о том, что сделала, тем более, что живот до сих пор еще отзывался тупой болью. Вот если бы у меня сохранился подарок Ману, но увы, катар остался в храме.

Я проскользнула в комнату и обомлела – на том настиле, где мы с девушками спали, теперь сопели совсем маленькие девочки. Наверное, они были не старше меня, когда появилась в храме.

Что же, Ратне повезло, но не отменяло цели моего прихода. Неслышно ступая, я прокралась за ширму и подошла к полкам учительницы. Не разбирая, сметала все: флакончики, коробочки, масла, корешки – обстоятельно разберусь уже когда доберусь до своих покоев, и при свете, и все увязывала в многострадальное сари. Поискала и не нашла катар. Пратима всхрапнула и перевернулась на другой бок, а я вздрогнула и замерла с очередной склянкой. Решив больше не искушать удачу, вышла в огород и, скорее наугад, чем зная, набрала листьев и плодов, которые на уроках превращали в ядовитый порошок.

Когда складки сари раздулись, как бока беременной коровы, я решила, что хватит, ведь еще предстоит идти по узкому лазу и взбираться по скользкой стене. Жаль, что не удалось поквитаться с Рантой, но, возможно, это и к лучшему, иначе бы обнаружила свое присутствие.

Так же незаметно, как до храма, я добралась и до стены. Поудобнее перевязала сари, чтобы ничего не звякало и не мешалось, собралась ухватиться за первый выступ и подтянуться, когда от стены отделилась тень, а на шее, впечатывая меня в грубый камень, сомкнулись железные пальцы. Лунный свет обрисовывал рельеф обнаженных рук и плеч, а ветер трепал длинную косу.

Я потянулась к поясу, но, не задевая браслета, он перехватил мою руку и тоже вдавил в стену. От боли прикусила губу и попробовала его порезать свободной рукой, незнакомец отпустил шею и стиснул второе предплечье. Пригвожденная к стене, я продолжала беспомощно трепыхаться.

– Снова вернулась к своим проделкам? – смуглое лицо приблизилось и… я узнала Ману.

От облегчения и страха, что едва не убила учителя, я почти разрыдалась.

– Ты! Ты! – всхлипывая, повторяла я. – Как ты здесь оказался? Зачем так незаметно подкрался, я же могла тебя убить!

– Разве? – в темноте сверкнули белые зубы. – Ты еще слишком неопытна, маленькая Нейса, чтобы причинить мне вред. Как тебе живется? Тебя не обижают? – он отпустил мои руки и отошел, будто чтобы рассмотреть.

– Нет. Они знают, что я ядовита и боятся приблизиться. Это даже забавно, – тихо ответила я.

– Значит, твой новый хозяин не догадался что без оружия и яда ты обычная девушка. Почти обычная, – поправил он себя, поймав мой возмущенный взгляд. – Я слышал, что ему не стали открывать правду, но все же, решил проверить.

Я не сразу поняла о чем он, а когда дошло, то рот сам собой открылся от удивления.

– Так это ты проникал в гарем? – уже зная ответ, все-таки решила уточнить. – Из-за меня?

– Ну не только, – черные глаза хитро прищурились. Видя мое недоумение, Ману пояснил: – Это против природы держать взаперти красивых женщин и лишать их мужской ласки.

Меня передернуло.

– Не все такие, как ты, – на макушку опустилась твердая ладонь. – Как правило, женщинам это нравится.

– И оно того стоит? – я скривила губы. – Ты же рискуешь жизнью.

На первый вопрос Ману не ответил, только снова сверкнул зубами.

– Но ты же меня не выдашь, – его уверенность меня покоробила.

– Но я не могу предать доверие, – все-таки осмелилась возразить.

– Чье доверие? – изумился Ману. – Братоубийцы?! – но перехватив мой угрюмый взгляд, смягчился. – Да, я тоже не святой, – он понурил голову. – Но я верил в то, что делал и никогда не предавал свою кровь. Давай поступим так, – примирительно погладил меня по щеке. – Ты не будешь замечать меня. Обещаю, что не стану злоупотреблять. А я буду приносить яды и все, что необходимо девушке, подобной тебе.

– Ты пытаешься меня подкупить? – я улыбнулась – не хватало сил сердиться на Ману, ведь он – это все, что у меня осталось от жизни в храме и от Малати.

– Сотрудничать, – усмехнулся учитель.

– О Малати ничего не слышно?

Ману покачал головой и полез за пояс шаровар.

– Возьми, я же пришел сегодня, чтобы передать это тебе, – на темной ладони поблескивал в лунном свете мой клинок.

– Спасибо, – шепнула я, прижимая катар к груди.

Ману меня подсадил, и я ящерицей покарабкалась к карнизу.

 

Глава 19. Новые обстоятельства

Дни шли своим чередом, я смотрела за порядком в гареме, правда, не так ревностно, как себе это представляла вначале. Теперь, зная тайну одной из жен Поллава Марвари, я старалась не замечать незаконные проникновения Ману. Но после каждого его посещения находила новый флакончик яда, духов или коробочку с краской.

Обычно Ману исчезал до того, как я проснусь, но вчера перед уходом зашел в мои покои, чем немало удивил.

Я поспешно посмотрела на служанку – она даже не шелохнулась, настолько бесшумно передвигался учитель.

– Приближаются перемены. Будь готова, – таинственно сказал он.

Я хотела спросить какие изменения и к чему надо быть готовой, но человек-тень уже исчез.

Я снова посмотрела на Марну. Причмокивая, она перевернулась на другой бок и всхрапнула.

Не в силах снова заснуть, я стала раскладывать вещи в шкафу, поскольку после того раза, Марна к ним больше не прикасалась, когда громкие крики у фонтана привлекли мое внимание.

«Опять считают у кого украшений больше», – посетовала я на завистливых и не знающих чем заняться женщин и пошла их успокаивать.

Но, спустившись, обнаружила, что причиной шума стали не побрякушки, а Гопал, который тащил за руку упирающуюся девочку. Совсем маленькую, еще не оформившуюся, и вряд ли у нее уже была первая кровь. Зачем она здесь? Новая служанка?

Девочка упиралась и все норовила сбежать, но Гопал, цепко ухватив за руку, упорно тащил ее к собравшимся у фонтана женщинам.

– Это новая жена господина, – торжественно представил он, озирающуюся по сторонам девчушку.

Я чуть не поперхнулась воздухом.

Как же такую маленькую отдали замуж, да еще и за мужчину намного старше. К горлу опять подкатила тошнота, когда подумала о Поллаве-джи и этой девочке.

Жены же, как ни странно, отнеслись к ней по-матерински и повели в купальни, за ними последовала и я – пора предоставить господину отчет о делах в гареме и передать послания жен.

Я неторопливо поливала себя водой, втирала в кожу мало, расчесывала волосы, пока госпожи мыли и наряжали новую товарку и что-то ей шептали, показывая на меня усеянными перстнями пальцами.

Закончив, они удалились, я же не спешила и давала им время написать просьбы, пожелания, уверения в преданной любви и подготовить подношения.

Наконец, я завершила омовение и надела бледно-голубое, цвета полуденного неба, сари.

У фонтана меня уже ждали, и старшая жена величественным и полным пренебрежения жестом указала на поднос.

Несмотря на то, что за время своего пребывания, я ни разу ей не перечила, отношение ко мне нисколько не потеплело, а скорее ухудшилось. С ревнивым вниманием она каждый день осматривала меня – не появились ли новые украшения, на которые не скупился господин. Боясь подходить, она даже подсылала Марну украсть тяжелое ожерелье с изумрудами, которое в комплект к серьгам преподнес господин. Но наученная горьким опытом, служанка предпочла сознаться мне, чем снова рисковать жизнью.

Тогда пришлось нанести второй и последний визит в покои старшей жены.

– Если господин решил что-то подарить мне, значит, он хочет видеть это именно на мне, – поглаживая металл пояса и не обращая внимания на сверкающий гневом взгляд, начала я. – Вы должны принимать его волю, как волю богов. Ведь вы не стали бы спорить с Господом Шивой, повстречай его. Так почему противитесь воле супруга? Мне придется сказать господину, что вы не почитаете его должным образом, и он может заболеть, принимая ваши подношения. А что сделают остальные жены, если узнают, что из-за вас могут остаться вдовами?

Я прислонилась плечом к стене и расслабленно замерла, наблюдая, как суетливо женщина перебирает браслеты, и как беспокойно бегают глаза.

– Что ты хочешь? – наконец, нехотя спросила она. – Еще больше украшений? Тебе мало полученных от моего мужа? – она рывком распахнула дверцы шкафа и швырнула на кровать массивную шкатулку. Крышка отлетела, и цветастое, расшитое покрывало усыпали переливающиеся самоцветы.

– Не нужны мне ваши украшения. Только оставьте меня в покое, – я уже повернулась, чтобы уйти.

– Стой! – окликнула меня хозяйка покоев. – Вот. Возьми деньги. У меня много денег, – она протягивала стянутый шнурком мешочек. Потом, немного замявшись, отпустила, и кошель с глухим звоном упал к моим ногам.

Я вопросительно подняла бровь и, не глядя под ноги, отступила. Пусть теперь думает, расскажу о ее поведении или нет. И боится.

– Можешь идти, – женщина величественно отвернулась, но продолжала коситься.

– Да, госпожа, – мой тон тоже утратил значительную долю почтительности.

Я вышла из дверей, а в сладострастном коридоре услышала за спиной торопливые шаги. Обернувшись, увидела спешащего Гопала.

– Подожди, – от усилий меня догнать, он запыхался. – Я с тобой. Надо доложить о прибытии новой жены.

– Так она действительно жена? – не удержалась я. – Когда же господин успел? И потом, она еще слишком молода.

– Вот тебя позабыл спросить и отчитаться, – съехидничал Гопал. – Не суй свой хорошенький носик, рабыня, в дела, тебя не касающиеся. И не лезь к госпоже. Она может быть очень опасной. Даже для тебя, – помолчав, добавил он.

В покои господина он величественно вплыл первым, а следом неслышно проскользнула и я.

– Ваша супруга благополучно прибыла, – недовольно косясь на меня, начал смотритель гарема.

– Да? – в голосе Марвари слышалось неподдельное любопытство. Неужели, имея столько жен, он заинтересуется ребенком? Я еле смогла сдержать дрожь отвращения, когда господин поднял на нас сверкнувшие интересом глаза, – И как? Ей все нравится?

– Разумеется! – разливался Гопал, – Она очень гордится честью быть вашей супругой и горит нетерпением исполнить перед вами свой долг.

– Не сейчас, – отмахнулся Марвари. И я перевела дыхание, сбившееся на последних лживых словах Гопала. – Приданое тоже доставили?

– Разумеется, – покачал головой смотритель. – Все доставлено в целости и сохранности.

– Отлично, – Марвари потер руки.

Так вот в чем заключается интерес господина к слишком юной супруге – в ее приданом, а не супружеских ласках.

Это, конечно, низко, но не так гадко, как-то, о чем я подумала вначале.

– Пусть пока осваивается. Вечером ее приведет Нейса.

Я вздрогнула. Кажется, слишком рано и слишком хорошо подумала о господине Марвари.

– А теперь я хочу узнать, что творится в гареме? – господин отослал Гопала взмахом руки и посмотрел на меня.

Я подошла и поставила поднос у его ног.

– Ваши дети и супруги здоровы и шлют подношения в знак почтения и горячей любви. Они скучают и желают видеть, как можно чаще.

– Да-да. Я все это знаю, – останавливая меня, он нетерпеливо взмахнул рукой. – Признаков беременности ни у кого нет?

Я отрицательно покачала головой.

– Бесполезные создания, – проворчал Марвари и повернулся ко мне. – У меня сегодня будут друзья, поэтому приведи и наложниц. Можешь идти. И передай моим любимым женам, что их господин занят важными делами и не может уделять им столько времени, сколько хотел бы.

– Конечно, господин.

– Зови меня по имени, – нахмурился Марвари.

– Конечно, Поллав-джи, – послушно ответила я и пошла к двери, чувствуя ощупывающий взгляд хозяина.

В гареме меня встретили полные надежды и нетерпения взгляды жен.

– Госпожи, – я окинула взглядом нарядно одетую и сверкающую украшениями стайку. Их юная товарка исчезла, наверное, прячется в своих покоях. – Господин передал, что очень занят. Тоска по вашему прекрасному обществу разрывает ему сердце, но дела не позволяют следовать желаниям, – я поклонилась и, оставив возмущенно гомонящих женщин, пошла к наложницам, которые, расположившись в стороне от жен, лакомились спелыми манго и хохотали, слизывая с губ сладкий вязкий сок.

Предупредив, что их ждут вечером, я отправилась на поиски новой обитательницы предназначенной для услады половины дома.

Как самую младшую и бесправную, девочку поселили прямо подо мной. Когда я вошла в небольшие, но светлые и почти пустые покои, она сидела в углу, обхватив колени, и плакала, а служанка деловито раскладывала в шкафу одежду.

– Госпожа, – обратилась я к девочке. Она подняла красные опухшие глаза и испуганно вскочила. – Супруг ждет вас вечером. Будьте готовы.

Я видела ее испуг, видела, как она нервно сжала край сари, но ничего не могла поделать и ничем помочь.

– Помогите мне, – она бросилась ко моим ногам, но я отошла и тонкие пальцы сжали воздух. – Помогите. Скажите, что я плохо себя чувствую с дороги, – я отступала, а она продолжала ползти и стараться ухватить мое сари. – У меня есть чем отблагодарить. У меня есть украшения. Много украшений!

– Не подходите ко мне, госпожа. Я ядовита, – я отступила еще на шаг, поймав заинтересованный взгляд служанки. Девочка в ужасе отшатнулась, а я продолжала. – Это хорошо, что у вас много украшений. Вы должны быть красивой, чтобы радовать своего мужа, – смотреть на ее несчастное лицо не было сил, и я поспешила уйти.

– Сделайте примочки из розовой воды, чтобы снять отечность, – уже в дверях сказала служанке и поспешила вернуться к себе.

* * *

Вечер неумолимо наступал, и яркая, щебечущая стайка наложниц в нетерпеливом ожидании собралась у фонтана. Время от времени они посматривали на мой балкон, но я не торопилась, поскольку девочка еще оставалась в своих покоях. К счастью, жены разбрелись по своим покоям, прекрасно понимая, что в первый день молодая супруга имеет полное право на время господина, и не собирались это право оспаривать, иначе, при виде наложниц и из-за невнимания, что их постигло в последнее время, мог бы разгореться скандал.

Вскоре молодая госпожа вышла, спустилась и я. Девочка выглядела очень нарядной и очень бледной, а нос и глаза еще больше опухли и покраснели. Видимо, все это время она не переставала плакать.

Горло сжималось от жалости, а глазам становилось горячо, но я неумолимо повела всех по коридору. Я уже привыкла к расписным стенам и практически не замечала их, но девочка, рассматривая похотливые позы, в которых застыли любовники, даже перестала всхлипывать, удивленно приоткрыла рот и лишь иногда икала.

Наложницы хихикали, подталкивали друг друга локтями и делились надеждами и ожиданиями, отчего большие глаза девочки еще больше округлялись.

Она поравнялась со мной и, не решаясь прикоснуться, старалась обратить на себя внимание.

– Вы что-то хотели, госпожа, – я наконец заметила ее попытки.

– То, о чем они говорят, – она кивнула на наложниц. – Это действительно так хорошо? – теперь в ее голосе вместе со страхом слышалось любопытство.

– Я не знаю, – призналась я.

Девочка вздохнула.

– Мне страшно, – было невыносимо от того, как она заглядывала мне в глаза, словно искала материнскую защиту.

– Я уверена, что супруг будет добр с вами, госпожа, – как можно более уверенно ответила я. А что еще могла сказать?

Девочка повела еще по-детски округлыми плечами, словно замерзла и снова на меня посмотрела.

– Меня Майя зовут.

– Все будет хорошо, Майя-джи, – очень хотелось погладить ее подбодрить, но это было непозволительной в моем положении слабостью.

Мы продолжили путь, а я думала в кого со временем превратится маленькая испуганная девочка. В любвеобильную наложницу? В хитрую женщину, принимающую в своих покоях посторонних мужчин или в жестокую, властолюбивую супругу.

Занятая подобными размышлениями, я не заметила, как мы добрались до зала удовольствий. Стража распахнула двери, и мы увидели господина в окружении десятка мужчин.

Майя шла впереди, но увидев их, запнулась и врезалась мне в колени, пользуясь полутьмой, я поддержала ее и отступила. Тот час же взгляды всех присутствующих обратились к нам.

– А вот и цветы моей жизни, – провозгласил Марвари. – Проходите.

Не решаясь ослушаться супруга, Майя сделала шаг, потом еще один. Все так же не сводя с картин широко открытых глаз, она медленно подошла и коснулась ног мужа.

– Садись, дорогая, угощайся, – Поллав указал на место рядом с собой, потом махнул рукой на уставленный блюдами низкий столик и отвернулся, возвращаясь к компании.

Они опять играли. Только на этот раз в свете свечей блестели монеты. Майя, посматривая на мужа из-под ресниц, осторожно, словно боялась, что ее ударят, взяла модак и быстро положила в рот. Она старалась занимать как можно больше места, но на нее никто не обращал внимания – из центра круга слышалось позвякивание ракушек и азартные возгласы.

– Что же вы не танцуете? – повернулся Поллав к топчущимся у дверей наложницам. – Моя жена первый раз в доме. Мои друзья хотят увидеть красивые танцы. Сделайте нам праздник! – он взмахнул кубком, и из него выплеснулось зеленоватое молоко, а мужчины пересели полукругом. Так, чтобы видеть девушек.

Запах духов смешивался с запахом пота и тающего воска. Звон браслетов танцовщиц тонул в гомоне и споре игроков. Они стучали кубками, раздраженно бросали деньги, а потом тянулись, чтобы взять финик или грецкий орех из чаши с медом. И чем дольше девушки танцевали, тем чаще тянулись за орехами гости, не сводя с наложниц горящего взгляда.

Господин же, рассматривая меня, задумчиво крошил сладости.

– Господин Марвари, вы нарочно пригласили таких чаровниц, чтобы мы проигрались подчистую? – воскликнул один из гостей и обратил на себя мое внимание.

Это был молодой человек, недавно вошедший в зрелость. Короткая бородка, хоть и была густой, но даже на вид казалась мягкой. В ушах поблескивали крохотные сережки, а гладкая коже блестела в неровном свете.

– Гостеприимство позволяет вам обирать гостей, – хмельно и громко воскликнул он и, вытащив из-за пояса кошель, нетвердой рукой бросил в центр полукруга.

– Абхей-джи, но вас ведь никто не заставлял играть, – мягко и вкрадчиво сказал Поллав. – А за проигрыш надо платить. Если хотите, могу ссудить вам некоторую сумму, – он облизнул блестящие губы.

– Найду никогда не одалживались! – воскликнул молодой человек. Он вскинул голову и покачнулся, едва не упав.

Значит, его зовут Абхей Найду? Но что такой молодой делает среди зрелых мужчин, к тому же заядлых игроков? Они же оберут его до нитки. Но, казалось, парень именно этого и хотел – горстями кидал деньги и делал ходы не глядя, не замечая, как переглядываются остальные.

– А почему она не танцует? – Абхей поднял помутневшие глаза и нетвердо указал на меня пальцем. – Поллав-джи, порадуйте нас танцем этой прелестницы.

– Это не наложница, и она не будет танцевать.

Казалось, при этих словах изо рта господина польется масло, но я могла поклясться, что видела раздвоенный змеиный язык и слышала в голосе предупреждающее шипение.

– Подойди, змейка, – обратился ко мне господин. – Моя супруга утомилась, проводи ее в покои. Но сначала, – он тяжело обернулся и взял что-то из-за спины. – Возьми вот это, – протянул Майе шелковый сверток. – В благодарность за твое чудесное общество.

Дрожа, как лист на ветру, Майя приняла подарок, прижала его к груди и снова коснулась ног супруга.

– Иди, – Поллав поцеловал девочку в лоб. – Надеюсь, ты мне подаришь много сыновей. А сейчас отдыхай, – потом повернулся ко мне, – Отведи госпожу и возвращайся.

По-прежнему сжимая сверток, Майя чуть не бегом бросилась к двери, а когда вышла в коридор, то уже и не сдерживалась. Она мчалась к гарему, ничего не замечая и едва не падая.

Только у самых дверей мне удалось ее нагнать.

– Майя-джи, – громоко позвала я, поскольку не знала не подсматривает ли кто за нами и не решалась прикоснуться. – Вы теперь замужем. Вы госпожа. Ведите себя подобающе, не напрашивайтесь на пересуды.

Девочка опасливо на меня посмотрела и крепче сжала сверток.

– Это ваше. Никто не отнимет, – успокоила я. – Остановитесь, отдышитесь и с достоинством войдите в гарем. Вы были с супругом и имеете полное право на его подарки. – Вот так, – удостоилась похвалы Майя, когда распрямилась, расправила плечи и с достоинством вошла в открытые стражниками двери.

Я проводила госпожу в покои и вернулась к игрокам. Стоило войти, как ко мне устремились взгляды двух пар глаз: ставший привычным – Марвари и затуманенный – Абхея.

Наложницы уже не танцевали, а удобно устроились около гостей. Девушки громко смеялись и поили мужчин, при этом напитки нередко проливались, и тонкая ткань сари намокала, бесстыдно выставляя на обозрение все то, что должна скрывать.

Выпивалось все больше, объятия становились все теснее, и все тяжелее кошельки появлялись в центре полукруга, а в воздухе висел тяжелый запах мускуса и разгоряченных тел.

– Смотрите-ка, – неожиданно воскликнул Абхей, забирая разноцветную горку мешочков. – Эта девушка вернулась, и удача снова на моей стороне. Не иначе, как она воплощение Лакшми на земле. Поллав, я хочу, чтобы на эту ночь она стала моим амулетом, – он помахал мне, подзывая.

Опешив от подобной наглости, я не двинулась с места. К счастью на выручку пришел господин.

– Найду, – благодушный голос вибрировал от сдерживаемого раздражения. – ты пользуешься гостеприимством этого дома, так уважай его хозяина. Нейса принадлежит мне, и я буду решать, где ей находиться. Она не будет ничьим талисманом. Она здесь не для этого.

Я перевела дух, но уловила заинтересованный блеск в глазах Абхея. Кажется, мое имя не оставило его равнодушным, только я не понимала почему.

После речи господина, гость перестал обращать на меня внимание и полностью сосредоточился на игре. Но накал азарта уже начал спадать, ставки снижались, ходы замедлялись и все больше внимания уделялось девушкам.

Свечи выгорали и начинали коптить, в полукруге уже образовались прорехи, а те, кто остался, совсем переключились на наложниц.

– Все! Хватит! – Поллав сделал рукой неопределенный жест. – Игра окончена. Расходитесь спать!

Покачиваясь, гости потянулись к выходу. Абхей следовал за ними и отчаянно зевал.

– Нейса, задержись, – окликнул господин, когда я тоже хотела уйти.

Я остановилась. Быть может, показалось, но Абхей задержался в дверях, исподтишка посмотрел на меня, а потом, едва не упав, вышел.

– Змейка, тебе хорошо здесь живется? – Поллав протянул ко мне руку, потом, одумавшись, сжал кулак и медленно опустил.

– Конечно, господин. Мне очень хорошо. Вы очень добры.

– Поллав, – поправил он меня. – Значит, ты мне не желаешь зла?

– Разве я могу? – я постаралась посильнее округлить глаза. – Вы спасли мне жизнь. Поллав-джи. Я предана вам душой и телом.

Кажется, последнее, в порыве воодушевленного вранья, я сказал зря. Глаза господина сверкнули, и он торопливо облизнул губы.

– Значит, ты выполнишь мою просьбу? – хоть и хмельной, но Поллав смотрел на меня так пронзительно, словно хотел прочесть мысли.

Я невольно попятилась и похвалила себя за то, что не ослабила бдительность и каждый раз, отправляясь к господину, щедро покрывала губы ядом.

– Теперь я буду частенько тебя приглашать. Приглядывай за Найду. Он молодой, глупый, но почему-то я ему не доверяю. Расскажешь все, что увидишь.

– К вашим услугам, господин, – ответила я и прикусила язык, когда кожу обжег алчный взгляд.

– Ну, иди, – он прикрыл рукой глаза и, словно через силу, отвернулся.

Я старалась не показывать страх, перехвативший горло спазмом. Чего мне бояться? Ведь я же виша-канья, ядовитая девушка, за прикосновение и поцелуй которой платят жизнью. Я плавно подошла к двери и также не торопясь вышла из зала.

В коридоре едва не побежала со всех ног, как Майя. Подальше от Марвари, от зала, пышные украшения которого не скрывали, а, наоборот, подчеркивали царящую в нем тяжелую атмосферу азарта и похоти. От винтовой лестницы послышался едва уловимый шорох. Вспомнив, что Гопал, с ведома ли господина или по своей инициативе, подсматривает за гостями и наложницами, я сдержалась и степенно пошла к гарему.

Утром, как обычно вернулись наложницы, и весь день только и разговоров было, что о достоинствах гостей.

Майя, хоть по статусу и сидела рядом с женами, но с жадным интересом прислушивалась к разговорам девушек. Пока одна из жен, заметив ее любопытство, не поднялась и со словами: «Не стоит их слушать. Мы сами тебя научим, как ухаживать за нашим господином», – не увела девочку в свои покои.

Я развеселилась – ведь именно она делила ложе с Ману, в то время, как остальные женщины засыпали в одиночестве. Ей действительно есть чему научить новенькую, хотя, возможно, что подслушивание разговоров наложниц дало бы ей больше.

Улыбаясь своим мыслям, я наблюдала за обитательницами гарема, а в памяти помимо воли всплывал полный страдания взгляд Поллава, но он тут же сменялся заинтересованным Абхея.

Ни то, ни другое меня не радовало. Даже если бы я и искала общества мужчин, то точно не кутилы и игрока.

– А что это наша ядовитая стражница так улыбается? – заметила мое состояние одна из жен. Почему-то я все еще не давала им покоя, хотя старшая, после нашего разговора больше не приставала. – Не иначе, господин снова пригласил к себе. Эта девка отравила, опоила нашего господина.

Она, а следом за ней и остальные, с вызовом посмотрела на меня, но получили безмятежный ответ:

– Хотите обсудить это с ним? Я отнесу ваши послания.

Женщина замялась и замолчала. А господин действительно меня пригласил. Так же, как и в последующие дни.

Иногда они играли вдвоем, а иногда в компании. Когда приезжали гости, Поллав приглашал еще и наложниц. Гости играли, девушки танцевали, а я стояла в стороне и наблюдала за молодым человеком. Вскоре стала замечать, какими уловками он пользуется, чтобы проигрывать или выигрывать, но на вопросы господина всегда отвечала, что ничего не видела. Не очень хотелось ввязываться не в свое дело.

Ропот же на невнимание становился все громче, а взгляды, бросаемые на довольных наложниц – злее, и я не могла оставить это без внимания.

– Господин, – осмелилась обратиться, когда в очередной раз принесла послания из гарема. – Простите мою дерзость, но я должна сказать вам это, – Марвари поморщился, и я поспешно добавила: – Поллав-джи.

Он кивнул, разрешая продолжать.

– Поллав-джи, ваши супруги просмотрели все глаза, в надежде получить от вас весточку. Они плачут днями напролет и думают, что господин разлюбил их, раз не позволяет принять благословение у его ног и не ищет удовольствий в их обществе. Они постятся и возносят молитвы за ваше здоровье и долголетие и лелеют надежду на ваше внимание.

– А ты? – после недолго раздумья и изучения меня, спросил Марвари и встретил мой взгляд. – Ты бы хотела получить благословение у моих ног? Хотела бы, чтобы я искал удовольствие в твоем обществе?

– Как я могу, Поллав-джи? – я отступила. – Я не ваша жена и не наложница. Я всего лишь простая рабыня.

– Ты перестанешь быть рабыней, как только захочешь, – он подошел совсем близко и пристально смотрел в глаза, словно искал ответа, я же готова была откусить свой глупый язык за то, что заронила подобные мысли. – Ты так сладко пахнешь. Это из-за яда? – он с силой втянул воздух и прикрыл глаза.

Мои духи туманят разум, поэтому, пока господин совсем не забылся, надо постараться уйти.

– Да, именно поэтому, – подтвердила я. – Я не могу этого хотеть, потому что не могу подвергать опасности вашу жизнь.

– Только поэтому? – не отводя взгляда от губ, он медленно наклонялся, словно хотел поцеловать. Я вонзила ногти в ладони, но стояла не двигаясь и ждала, что он сделает дальше.

Его губы скользнули едва на коснувшись моих, и Марвари отстранился.

– Если дело только в этом, то я найду способ излечить твою ядовитость, – пригрозил он. А теперь, иди. Ты права, передай, что я жду ее, – он что-то набросал на листе, и передал поднос со свитком мне.

Плавно, как и подобает домашней змейке, я пошла к дверям. Но стоило покинуть покои господина, добежала до первого же поворота и прислонилась к стене.

Руки дрожали, поднос ходил ходуном, и, того и гляди, послание господина готово было упасть.

«Что если господин действительно найдет способ сделать мой яд неопасным?» – одна только мысль об этом приводила меня в ужас.

За все то время, что я провела в гареме, ходила мимо расписных стен, слушала наложниц или сетования жен, эта сторона отношений мужчины и женщины так и не вызвала ни любопытств, ни желания испытать описываемые чувства. Не было ничего, кроме гадливости.

Пока я стояла и пыталась унять дрожь, откуда ни возьмись появился Абхей. Он осмотрелся, убедился, что никого нет рядом и, схватив за локти, пригвоздил к стене.

Конечно, я все еще находилась на половине господина, но что юноша делал возле покоев хозяина дома?

– Вы не можете ко мне прикасаться, если не хотите умереть, – я дернулась, но он держал так крепко, что не могла пошевелить руками, что делало бесполезными отравленные браслеты. – Отпустите. Нас могут увидеть, – снова попыталась освободиться, но результат оказался прежним.

– За кого ты беспокоишься, Нейса? За меня или за себя? – он склонился ко мне близко, слишком близко, и я отвернулась.

Было непривычно слышать свое имя, произнесенное так просто. Здесь все меня звали или рабыней, или змейкой, или же с обязательной приставкой – джи. Но дыхание Абхея, опаляя кожу и вызывая воспоминания о посвящении, не дали сосредоточиться на этом чувстве. Меня снова начало трясти от омерзения и неспособности воспротивиться близости чужого мужчины.

– Вы умрете за столь близкое общение со мной, – губы дрожали и не слушались, но я старалась с этим справиться.

– Нажалуешься Марвари, и он меня убьет? Ведь просто прикосновение к тебе меня не убьет, – он подул, и волосы около шеи разлетелись. Я старалась вжаться в стену, чтобы быть как можно дальше, но твердый камень отказывался меня пропускать. – Нет, не скажешь, – я покосилась, Абхей выглядел очень довольным. – Тогда твоя легенда развеется, как туман под горячими лучами солнца. Не так ли, Нейса?

Откуда он знает? Я повернула голову и встретилась со смеющимися карими глазами. Новая волна отвращения к мужчине и злости на собственное бессилие помогли вспомнить один из приемов, которому нас с Малати обучил Ману.

Борясь с сотрясающей меня дрожью, я собрала все силы и двинула обидчика коленом в пах.

– Змея! – согнувшись пополам, просипел он.

– Именно, – ответила я, затем подобрала оброненный поднос, свиток и побежала в гарем.

Жены встретили меня полным составом. Словно птенцы в клюв матери, они заглядывали на поднос в моих руках.

Не желая приближаться сама и не подпуская никого, старшая жена жестом велела поставить поднос на бортик фонтана.

Я выполнила и отошла, ожидая представления, как они будут делить несчастный свиток.

Но, все так же, на правах главной, старшая подошла и взяла послание. Остальные женщины плотно ее обступили и старались раньше всех рассмотреть имя счастливицы.

И будто по злой шутке богов ею стала та самая миловидная и скромная на вид женщина, которая, пока остальные томились от невнимания, дарила свою благосклонность Ману.

Я стояла оглушенная, пока счастливица кружилась, подняв вожделенное приглашение над головой, а потом побежала в свои покои готовиться, и ничего не понимала. Где же божественная справедливость? Почему за грехи сластолюбицу вознаграждают, а праведные женщины так и остаются ни с чем? Как могла не терпящая обмана Мать допустить поощрение лжи.

Как хорошо, что жен к господину сопровождает Гопал, я же могу спокойно подумать. Потому что сейчас мысли напоминали хаотичный хоровод мотыльков.

Под недоуменным взглядом Марны я взобралась на софу, обняла колени и глубоко задумалась, стараясь найти объяснение божественной воле.

– Нейса-джи, – суетилась и отвлекала служанка. – Вы нездоровы, что-нибудь принести?

– Голова болит, – нехотя ответила я. – Ничего не надо, только посиди тихо. Не шуми.

Не могла же я открыть тайну Ману и спросить у Марны совета? Ману! Ведь он может именно сегодня прийти. Необходимо его предупредить.

Я покосилась на Марну – не догадалась ли о моих мыслях?

Служанка сидела в углу и смотрела, стараясь по лицу угадать мои желания и бежать их исполнять.

Выносить ее преданный взгляд становилось все труднее.

– Марна, принеси мне имбирный чай и можешь быть свободна. Я постараюсь поспасть, – отослала я служанку и постаралась расслабиться.

Солнце утонуло в океане, оставив после себя только розовые отблески, служанки зажгли факелы, и Гопал повел наряженную и надушенную счастливицу к господину. Гарем затих, заснула и Марна, а я отправилась в тайный коридор дожидаться Ману.

Неслышной тенью, без факела и свечи, я пробилась в полной темноте, ориентируясь только на слабый шепот прибоя. Наконец, влажный ветер ударил в лицо и разметал волосы. Я напрягала зрение, чтобы увидеть серебрящуюся рябь воды и не свалиться в пропасть. Наконец, показалась и она, и я присела у стены.

Море было неспокойным. Волны с грохотом разбивались о камни и, превратившись в белую пену, с шипением отступали, чтобы влиться в новый сноп воды и броситься на стену. Я не могла решить, что мне это напоминает больше – женщину ли, в отчаянии кидающуюся грудью на камни или полчища врагов, пытающихся захватить крепость. Тяжелые тучи пенились в небе, словно там тоже был шторм. Временами они прятали луну, словно захватчики плененную женщину, и в такие моменты я благодарила Мать за то, что осветила мне путь и позволила увидеть где заканчивается коридор.

Сначала на узкий карниз упала одна капля, оставив на нем более темное пятно, затем, вторая, а следом вход закрыла серая пелена.

Я встала и отряхнула сари – в такую погоду Ману не придет. Карабкаться по мокрой отвесной стене равносильно самоубийству.

Уже шагнула обратно, но что-то заставило остановится. То ли еле заметный среди шума дождя шорох, или же движение теплого ветра, но я молниеносно выхватила кинжал и одновременно повернулась, приставив острие к груди предполагаемого противника. Конечно, кроме Ману здесь никого больше быть не могло, но в моем положении предосторожность лишней не бывает.

– Молодец, Нейса. Растешь, – в темноте раздался голос Ману, и блеснули зубы. – Я боялся, что среди шелков и сладостей, забудешь все навыки, но ты приятно меня удивила, – он подождал, пока я уберу клинок обратно за пояс и отелился от стены. – Как ты узнала, что я здесь и зачем пришла сама?

Он опустился на корточки, я села рядом.

– Я ждала тебя. А как почувствовала? Сама не знаю. Будто что-то в воздухе витало.

– Умница, – учитель погладил меня по голове. – Из тебя бы получился прекрасный воин. А ждала зачем? Ты его уже видела?

– Сегодня твою женщину вызвал господин. Я хотела предупредить, – выпалила раньше, чем Ману задал последний вопрос, и опешила: – Кого? – я знала, что учитель меня не увидит, но все-таки озадаченно моргнула.

– Абхея, – Ману пошевелился, и я почувствовала на себе его взгляд. – Он же пришел в особняк искать тебя. Вы что, так и не увиделись?

Казалось, я схожу с ума. Неужели тот Абхей, что пил с господином, хотел меня в качестве талисмана, тот, что поймал меня в коридоре, пришел специально ради меня? Но зачем? Как он обо мне узнал?

– Зачем? – вместо всех вопросов, только и смогла выдавить я.

– Рано я тебя похвалил, – судя по тону, Ману разочарованно покачал головой. – От твоего брата. Малати рассказала обо мне. Абхей нашел меня и попросил помочь разыскать тебя. Ты что, правда ничего не знаешь? Ну вы даете, молодежь!

Нет, я не лишилась чувств. Хотя и была очень близка к этому. И только родное имя позволила сохранить ясность мыслей – Реянш. Он не забыл обо мне. Я вскочила на колени.

– Реянш? Он жив? Он здесь? Что ты о нем знаешь? – цеплялась за голые плечи учителя.

– Угомонись! Перебудишь весь гарем! – учитель схватил меня за руки и усадил на пол. – Я ничего не знаю. И это правильно. Чем меньше посвященных, тем лучше. Вот встретишь его и обо всем расспросишь. А сейчас, забери вот это и беги, пока не хватились, – из складок дхоти он вытащил очередные склянки с ядом, сгрузил мне в руки и исчез в темноте, а я, сдерживая ликование от предстоящей встречи и возможности узнать побольше о брате, осторожно пошла в гарем.

 

Глава 20. Ожидание

Теперь, когда я знала кто такой Абхей, стала с нетерпением ждать, когда же господин позовет меня одну, чтобы можно было в коридоре встретиться с юношей и побольше узнать о брате, о Малати и ее женихе. Но Поллав продолжал собирать друзей, а значит приглашал и наложниц. Мужчины играли, девушки танцевали, а мы с Абхеем тайком переглядывались.

Видимо, мы были недостаточно осторожными, потому что после очередной игры, когда хмельные гости разошлись и увели наложниц, Поллав не торопился уходить.

– Нейса, останься, – когда я двинулась к двери, позвал он.

Я настороженно замерла, потом медленно повернулась.

– Вы что-то желаете, Поллав-джи?

– Подойди, змейка, – он протянул ко мне руку.

Я подчинилась и остановилась на волосок от кончиков его пальцев.

– Ты знаешь, чего я хочу, – глаза Поллава алчно сверкали, он подался ко мне, и я в страхе попятилась. А он уже стоял передо мной на коленях. Видеть это было стыдно и неловко, но я ничего не могла сделать, чтобы воспрепятствовать. – Ты отравила меня!

– Что вы говорите, господин? Как я могла? – прикрыв рот, я отступила еще на шаг. Стало еще страшнее. Неужели, Марвари решил меня погубить? Наказанием за покушение на жизнь господина может быть только смерть.

– Да. Ты отравила меня своей красотой и грацией. Разве сама не замечаешь, что я никого больше не вижу. Никто больше не может доставить мне удовольствие. Ты грезишься мне.

Его горячечная, торопливая речь ужасала меня не меньше, что его взгляд. Я постаралась поплотнее укрыться прозрачной тканью.

– Но господин, я не могу быть вашей. Вы же знаете, – попробовала воззвать к его рассудку.

– Конечно, знаю!

Богиня помоги мне! Забыв обо всем, Поллав продолжал ползти ко мне на коленях.

– Но ты же помнишь, что я обещал найти выход!

– Вы его нашли? – я не смогла справиться с дрожью в голосе.

– Еще нет, – его голос охрип, а дыхание было слишком частным и тяжелым. – Ты обиделась на меня за это? Поэтому переглядывалась с этим мальчишкой? Хочешь, чтобы я ревновал? Ведь он тоже не может быть с тобой. Так же, как и я, – зубы обнажились в безумной улыбке.

– Конечно, Поллав-джи, не может, – теперь я очень тщательно выбрала слова, боясь нарушить его шаткое равновесие. – И мне нет до него никакого дела. Я следила за ним только, чтобы угодить вам, – изо всех сил старалась отвести беду от головы юноши.

– Ты старалась угодить мне? – я вжалась спиной в дверь, а господин почти касался сари. – Ты хочешь быть со мной так же сильно, как я?

Казалось, что он вот-вот схватит меня и тогда живым останется только один.

– Разумеется, – я едва шевелила губами. – Это самое мое больше желание. Но пока вы не нашли способ сделать меня безвредной, не стоит искушать судьбу. Позвольте мне уйти, – я едва не плакала.

– Ты так любишь меня, Нейса? – Поллав смотрел на меня снизу-вверх. – Я очень хочу выполнить твое желание, но не могу. Моя кровь закипает при виде тебя. Позволь на тебя посмотреть. Только посмотреть. Сними сари. Клянусь моими детьми, я тебя не трону, – он уже взял край сари и потянул

По спине потекли капельки холодного пота, а волосы на затылке зашевелились. Если бы выполнила его просьбу, то умерла бы от стыда. Я крепко ухватила ткань и теперь отнять ее могли, только оторвав мне руки.

– Поллав-джи, я простая рабыня и не могу оскорбить своим видом ваш взор, – нашлись спасительные слова. Мать не оставила меня. – Прошу вас, не просите меня об этом. Позвольте уйти.

– Ты права, – наконец он обмяк. – Видеть твою красоту и не обладать ей, это оскорбление природы. Иди, – выпустил сари, – Но я найду способ, и тогда мы встретимся, как равные. Верь мне, Нейса. Это обязательно случится.

Именно это меня больше всего и пугало. Перепуганная, я выскочила в коридор и, не замечая ничего, побежала к гарему.

Как жить здесь дальше? Как себя вести? Как заставить Марвари забыть о его желаниях.

А в гареме полным ходом шли приготовления – завтра великий праздник, и все жены готовятся к посту. А после него проведут время с мужем. Значит, по крайней мере два дня, я буду свободна от его общества.

Обитательницы гарема встали с первыми лучами солнца. Сегодня не было различий между женами и наложницами. Сегодня их объединяла одна цель – выдержать пост и совершить молитвы, чтобы их хозяин и супруг и дальше продолжал здравствовать.

И только я смотрела на царящий бедлам с кощунственными мыслями – если Поллав не прекратит свои попытки сближения, то все их молитвы напрасны.

Женщины шумной толпой вернулись из купален, рассыпались по покоям и вскоре собрались у фонтана, обсуждая сари какого цвета лучше надеть и с какими украшениями, заодно и хвастаясь количеством подарков.

«Куда это они так собираются?» – сквозь их гомон думала я. Ах, да. Молитва. Они все вместе пойдут на службу в ближайший храм. А мне их сопровождать и охранять от зевак и прохожих. Пора тоже освежиться. Только я об этом подумала, как разноголосое стрекотание замолкло – во двор вплыла вернувшаяся от господина жена.

В каждом ее движении сквозила утомленное довольство. Она напоминала львицу на полуденной жаре, что идет отдохнуть в тень после сытного обеда.

Сделав вид, что не заметили ее появления, женщины снова загалдели, я же читала по их лицам так же легко, как если бы сказали вслух – они завидовали. Завидовали зло и непримиримо. Все, кроме маленькой Майи. И только одно примиряло с тем, что она провела ночь с мужем – это то, что они этой ночью наелись, а счастливице придется весь день голодать на пустой желудок.

– Я так не выспалась, – сладко потянулась она, чем заслужила стрелы злых взглядов. – Но перед молитвой необходимо провести омовение. Рабыня, – она снисходительно посмотрела на меня. – Пойдем. Составишь мне компанию, а не то я усну прямо в воде.

Женщина махнула служанкам, и они поспешили к купальням. Я не ее служанка и не обязана подчиняться, но поскольку сама недавно решила помыться, то не стала возражать.

– Ты одна мне не завидуешь, – завела она разговор, – за исключением Майи, но она еще слишком мала. А ты в расцвете красоты, но не завидуешь ни одной из нас: ни женам, ни наложницам. Почему?

– Как я могу завидовать, госпожа? Вы супруги господина. Перед Богами и людьми дали друг другу священные обеты. Наложницы – это наложницы. А я простая рабыня, – я как всегда постаралась спрятаться за свой статус.

– Но ты и не слушаешь, когда девушки обсуждают с каким гостем они были. Тебе это совсем неинтересно?

Мы уже вошли в купальни. Женщина сбросила одежду и неторопливо пошла к купели, демонстрируя роскошное тело: ровную смуглую кожу, налитую грудь, тонкую гибкую талию и тяжелые бедра. Она была словно дорогая бронзовая статуэтка. Неудивительно, что сразу двое мужчин искали ее общества.

– У тебя никогда не было мужчины? – она опустилась в воду и позволила служанкам до красноты растирать кожу.

– Я жила в храме, госпожа, и была жрицей нашей Матери, – тихо ответила я, не желая продолжать неприятный разговор.

– Так у тебя правда никогда не было мужчины? – женщина заливисто рассмеялась, но я не могла понять почему. – Бедные девочки, как же вы там живете, – продолжила она. – Готова поспорить на все свои украшения, что муж положил на тебя глаз и сдерживает его только твоя ядовитость. Ведь так? Признайся?

Я вздрогнула. Еще не хватало призывать недовольство жен на свою голову.

– Зачем господину обращать внимание на какую-то рабыню, когда у него столько прекрасных женщин.

Скорее бы она уже закончила и ушла – молилась я. Купальщица же, казалось, никуда не торопилась.

– Да не какую-то, а очень хорошенькую и невинную. Тебе никогда не говорили, что ты красива? А скромность и смущение действуют на мужчин, как звук трубы на боевых слонов.

«Красива» – сейчас это звучало как насмешка. Ведь в детстве я именно об этом и мечтала – стать красивой, стать жрицей. Я стала и той и другой, но принесло ли это счастье? Теперь я хотела, чтобы на моем лице появился какой-нибудь изъян. Чтобы Поллав и его друзья не останавливали на мне маслянистых взглядов, не облизывали губы, не раздевали глазами. Чтобы никогда больше не пришлось пережить того, что было в ночь посвящения и в прошлую ночь.

– Так что, будь готова. Рано или поздно кто-нибудь отважится покорить эту крепость. И тогда не дерись, как дикая кошка, а с благодарностью прими дар, – она посмотрела на меня из-под полуприкрытых век. И махнула рукой, когда я попробовала возразить. – Хватит про свою ядовитость. Я не верю в нее. Пугай других.

Все. Хватит. Я поднялась из воды и начала одеваться. Кажется, первый кандидат на подтверждение моей смертоносности найден. Ману, зря ты так откровенен с женщинами.

Итак, что было в моем распоряжении? Жены вместе с наложницами делали сладости, чтобы после поста съесть их вместе с мужем. Та, что слишком много болтает, тоже сидела с ними и голодными глазами смотрела, как изюм и орехи исчезают в лакомстве.

Именно это мне и надо.

– Марна, – позвала я служанку. – Принеси мне фруктов и орехов, я пока надену украшения, – приказала я и пошла в свои покои.

Пользуясь отсутствием служанки, обильно смочила пальцы ядом – мне он не повредит, а вот на орехах останутся следы. Теперь главное сделать так, чтобы женщина соблазнилась на них.

Я села так, чтобы меня отовсюду было хорошо видно и, отправляясь в покои, невозможно было пройти мимо. Я не была ни женой, ни любовницей, поэтому могла позволить себе вдоволь есть, при этом ловила злые взгляды.

– Я тоже хочу есть, – посмотрев на меня, сказала Майя, и я почувствовала стыд. Девочка ни в чем не виновата, но вынуждена страдать, из-за того, что ее так рано выдали замуж, а подружке Ману захотелось поболтать.

– Тебе нельзя до вечера, – внушала ей старшая жена, кажется, она стала Майе кем-то вроде матери. – Ты же не хочешь, чтобы наш муж заболел?

Майя помотала головой, но при этом не сводила с меня голодных глаз. Я бы нашла способ с ней поделиться, но все было яде, как и я сама.

– Ну что же, надо очистить руки для мехенди, – сказала подруга Ману, когда сладости ровными рядами выстроились на подносах. Она поднялась и отправилась к себе, подтверждая, что я все правильно рассчитала.

Она прошла совсем рядом и собрала в горсть все что лежало на подносе. Но и я не зевала – немного выдвинула ногу, и женщина споткнулась. Чтобы устоять, она оперлась мне на плечо, но тут же отстранилась и заговорщицки подмигнула.

– Что случилось? Ты ее коснулась? – раздались обеспокоенные возгласы. – Обязательно вымой руки, – напутствовала женщину старшая жена.

– Конечно, – обернулась она и пошла дальше, с хрустом разгрызая отравленные орехи.

Теперь мне осталось только ждать и наблюдать. Получилось просто замечательно – никто не заметил, что плутовка ела, но все видели, что она коснулась меня. Яд сильный, и уже к вечеру она почувствует себя плохо. А пока пусть веселится и думает, что всех провела.

Я улыбнулась своим мыслям и устроилась поудобнее – впереди нанесение мехенди. Мастерицы уже пришли, и женщины шумно выбирали рисунки.

Под терпкий запах хны они наперебой посвящали маленькую Майю в тайны супружеских отношений. Девочка слушала приоткрыв рот, я же тем временем внимательно наблюдала за подругой Ману. Видимо, яд уже начал действовать: она судорожно сглатывала и взглядом искала воду – все это было мне знакомо, только в более щадящем варианте, так же, как и мгновенная смена жара ознобом. Об этом говорили ее красные щеки, которые, спустя один удар сердца, теряли все краски. Женщина прикасалась дрожащими пальцами ко лбу, потом к украшенной золотом шее. Наверняка, у нее сейчас горит горло и жжет в животе. Вода бы могла помочь, но в пост никто не позволит ей пить, а значит яд подействует еще быстрее. Не удивлюсь, если еще до наступления вечера все будет кончено.

– Видья, что с тобой? – старшая жена наконец-то заметила ее нездоровье. – Плохо себя чувствуешь из-за голода? – сквозь сочувствие, в ее голосе явно пробивалось удовольствие. Очевидно, старшая считала, что Видья должна платить за то, что две ночи провела с господином. В то время, как остальные томятся в одиночестве и молятся.

Я же подумала: «Как удивительно. Я столько времени прожила в этом доме, но узнала имя подруги Ману только перед ее смертью. Сколького я еще не знаю в этом доме?»

– Ничего-ничего, потерпи, – старшая по-матерински погадила Видью по голове. – До вечера уже недолго осталось. Это же не первый твой пост.

– Да-да. Все в порядке, – Видья говорила с трудом. Я вспомнила детство и сама чувствовала, как слова царапают пересохшее горло.

Удивительно, но когда все собрались на молитву, Видья тоже нашла в себе силы отправиться в храм, я же должна их сопровождать. Теперь я не была жрицей и могла не скрывать лицо. Так же поступили и наложницы – в отличие от жен, больше напоминающих кокон шелкопряда, чем женщин – они сверкали красотой и украшениями.

Теперь уже зная, насколько храмы далеки от истинного служения своему покровителю, я не испытывала ни малейшего желания туда входить, поэтому осталась на улице дожидаться, пока женщины совершат все обряды – в храме им и без меня ничего не грозит, а уж за себя-то я постоять смогу.

Я стояла поодаль и наблюдала за пестрой толпой, что обвязывала священное дерево красными нитями, молилась старому, узловатому стволу, и думала, что у них за мужья? Для кого они просят здоровья и долголетия, сами отказываясь от еды и воды? Похожи ли они на господина Марвари? Так же ли ради приданого берут в жены маленьких девочек? Засматриваются на то, что им не принадлежит, и не обращают внимания на жен, которым перед священным огнем клялись в верности? А те, что сейчас смиренно молятся с укрытыми от посторонних взглядов лицами, так же, под покровом ночи тайно встречаются с другими? Так в чем же смысл брака?

На этот вопрос я ответить не могла и продолжала наблюдать, когда за спиной раздался тихий голос:

– Нейса.

Несмотря на то, что втайне от себя я этого ждала, все же вздрогнула. Не оборачиваясь, отошла, словно устала быть на одном месте. Предчувствие не обмануло – Реянш стоял рядом и внимательно смотрел вглубь храма, словно высматривая невесту или сестру. Он не поворачивался ко мне, а я не старалась задерживать взгляд на нем, хоть сейчас больше всего хотелось повиснуть у него на шее и никогда не больше не отпускать. Брат возмужал, сейчас это был уже не юноша, а молодой мужчина. Между широких бровей залегли две тонкие морщинки, придавшие родному лицу суровый и сосредоточенный вид. Только взгляд остался таким же добрым, как у того Реянша, что спас меня после укуса змеи и напоил водой.

– Вы спаслись, – только невероятным усилием воли я сдерживала ликование. – Как вы сбежали? Как Малати? Что дальше?

При упоминании подруги, складки между бровями залегли глубже.

– Слишком много вопросов, сестренка. Ты сама как? Тебя не обижают?

Сдержаться и не разрыдаться было тяжело – вопрос Реянша напомнил обо всем, что произошло с тех пор, как я покинула родной дом – меня два раза продавали, травили ядом, из меня сделали убийцу, а сейчас хотят превратить в любовницу.

– Я же виша-канья, ты забыл? Что со мной будет? – сглотнула вставший в горле тугой комок. Не стоит сейчас Реяншу беспокоиться обо мне. Ведь у него наверняка что-то на уме. Может, с этим придет и моя свобода? Я постаралась улыбнуться, но получилось плохо.

– Абхей говорил, что ты себя в обиду не даешь, – Реянш ухмыльнулся. Кажется, он остался доволен моим поступком. – Но не обижай его больше. Он пришел за тем, чтобы помочь Марвари вернуться домой. Я не могу тебя забрать сейчас, сестренка. Я знаю, что тебе приходится терпеть и больше всего хотел бы избавить тебя от этого, а твоего хозяина придушить собственными руками, но нам нужна твоя помощь. Пожалуйста, потерпи еще немного и будь осторожна, – он говорил горячо, торопливо и на сжимающихся в кулаки руках вздувались вены.

Все-таки правильно я решила ничего не говорить брату, голова ему сейчас нужна ясная.

– А как я узнаю, что надо делать? – кажется, Реянш хотел только удостовериться, что со мной все в порядке и заверить, что Абхей мне не враг. – И как ты узнал, что я буду здесь?

– Твой друг сказал, – усмехнувшись, ответил брат. – Он же вхож в гарем. А в дальнейшие планы тебя посвятит Абхей.

Молельщицы потянулись из храма с полными подношений подносами, и Реянш повернулся, чтобы уйти.

– Как Малати? Они поженились? – мне необходимо было это знать, что в этом безумии хоть кто-то счастлив.

– Малати исчезла. После того, как выбрались из особняка, мы сели на корабль. Марвари старший был очень плох и не дожил до окончания путешествия. Кто-то из вас его отравил. Твоя подруга была счастлива и щебетала, как птичка, скрашивая печаль Саджита-джи. Но, когда сошли на берег, и Саджит все организовал для брачных обрядов, она исчезла, но до этого успела рассказать о вашей жизни и об учителе Ману. У молодого господина больше не осталось причин скрываться, меня беспокоила твоя судьба, и мы стали думать, как вернуться.

Новость о подруге ошеломила – Малати грезила о молодом Марвари. С самого детства видела себя его женой. Она не могла сбежать. Наверняка с ней что-то случилось.

– А вы ее не искали? Может, кто-то из храма узнал ее и похитил? – не удержалась я от нового вопроса.

– Саджит перевернул весь город, но твою подругу никто не видел и не слышал. Она, будто апсара, словно растворилась в воздухе, – мрачно ответил брат. – Иди, твои подопечные уже закончили молитву, нельзя, чтобы нас видели вместе.

Сказал он и ушел, а радостный женский гомон, наоборот, приближался.

Женщины вернулись домой усталые, я же, после встречи с братом, наоборот была оживлена и больше всего хотела встретиться с Абхеем, чтобы он сказал, что делать дальше. И улыбнулась – ни за что бы не поверила, что буду с нетерпением ждать встречи с мужчиной.

– Смотрите-ка, наша змейка умеет улыбаться, – указала на меня одна из женщин, и все тут же повернулись. – Видимо, воздух города пошел на пользу. Может, и яд повыветрился?

Она рассмеялась, а вслед за ней и остальные, но смех сменили испуганные крики, когда Видья упала, а изо рта у нее пошла пена. Признаться, на такой эффект я не рассчитывала.

Сначала, женщины бросились к ней, потом кто-то воскликнул «Она прикасалась к змее». От Видьи все отшатнулись и с ненавистью уставились на меня.

– Она ее отравила!

– Она всех нас отравит!

Раздавалось со всех сторон шипение, словно я угодила в клубок змей.

– Коснетесь меня и тоже умрете, – отступив, предупредила я.

– Нам необязательно подходить! – выкрикнула старшая жена – наконец-то представилась возможность избавиться от непокорной рабыни.

Она сняла со стены факел и пошла на меня. Ее примеру последовали и остальные.

Что же, я сражалась с двумя обученными виша-канья, поэтому стайка неловких женщин не представляла угрозы. Я расстегнула пояс, взмахнула, и раздалось угрожающее звяканье металла о камень.

Сначала они отступили, но потом, словно, прилив, устремились ко мне.

Я прижалась спиной к стене, обеспечив безопасность тыла и создала между собой и наступающими женщинами сверкающую стену. Подойти они боялись, но старались дотянуться факелами.

Скрежет металла о металл, и один обвитый поясом факел уже полетел на пол, задев одну из подступавших, в то время, как пояс оставил алую полосу на руке другой.

На душераздирающий крик прибежал Гопал.

– Что здесь происходит? Сейчас же прекратите! – громкий голос перекрыл визг и вой. – Нейса-джи! Вы должны сохранять порядок! А что устроили?

– Она хочет всех нас отравить! Воскликнула старшая жена. – Вон, посмотри на Видью! Она уже умирает!

– Что с ней? – боясь приблизиться, Гопал посмотрел на хрипящую женщину. – Почему не позвали лекарей? – он жестом отослал перепуганных служанок.

– Видья случайно прикоснулась к ней перед мехенди, потом занемогла, а после молитвы пошла пена, – с готовностью пояснила старшая жена. Они все еще стояли окружив меня и не отпускали факелы.

– Что? – Гопал порывисто к ней обернулся. – Она прикоснулась к рабыне? Так чем же виновата Нейса? Вы все знаете, что она ядовита. Но Видья сама проявила неосторожность. Сознательно Нейса ей не вредила, и вы сами это подтвердили. Оставьте ее в покое. Нейса-джи, вернитесь в свои покои.

Все еще не убирая пояс и двигаясь спиной вперед, я отправилась к лестнице.

– Марна, иди с ней и следи, чтобы никуда не ушла, – продолжил Гопал. – Я доложу господину, а вы позаботьтесь о Видье.

Раздав указания, Гопал покинул гарем.

Я сидела в своих покоях и только слышала суетливую беготню во дворе. Марна время от времени выглядывала с балкона и сообщала, что там происходит: вот прибежали лекарки и столпились около больной; чем-то ее поят, но желудок ничего не принимает.

– Вы и правда ее отравили? – обернувшись, служанка уставилась на меня. От страха, ее глаза стали круглыми, как пиалы.

– Отравила? – стараясь не поддаваться панике, я удивленно приподняла бровь. – Ты же слышала – она сама неосторожно меня коснулась. Все знают, что я ядовита.

Марна неуверенно покачала головой и снова выглянула во двор.

– Господин пришел, – она обернулась и сделала страшные глаза.

Несмотря на показное спокойствие, я тоже боялась. Кто знает, что ему наговорят испуганные женщины. А от того, кому он поверит мне или им, и от его решения зависит моя дальнейшая судьба.

Прибежала служанка и что-то зашептала Марне на ухо.

– Господин велит вам спуститься, – Марна дрожала и испуганно на меня смотрела.

Хотелось потрепать ее по полечу, сказать, что все будет хорошо, но первое я не могла сделать, а второго не знала.

Проверила, быстро ли расстегивается пояс – даром отдавать жизнь я не собиралась. Если уж жених Малати решил вернуться в родной дом, то хоть в этом ему помогу.

– Госпожа! – воскликнула Марна, заметив мой жест. Она видела, как я использую пояс и сейчас испугалась. – Пожалуйста, не делайте опрометчивых поступков. Господин благоволит к вам. Проявите смирение, и, возможно, он вас пощадит.

Если уж служанка заметила благосклонность господина, то чего мне ждать от его жен? К тому же, я не знала что хуже – быть приговоренной и прихватить с собой столько, сколько смогу, или же стать обязанной жизнью человеку, который ничего, кроме отвращения не вызывает.

Я снова застегнула пояс, еще сохранивший алые разводы и, вскинув голову, пошла к лестнице.

Откуда-то уже успели принести резное кресло, на котором среди разноцветных подушек и восседал Поллав, а перед ним выстроились жены.

– Нейса, – господин немного подался вперед, словно пытался что-то мне сказать. – Мои жены и лекари уже высказали свое мнение. Прежде чем огласить свое решение, я хочу выслушать тебя. Расскажи мне, что произошло.

Во время речи господина я стояла скромно потупившись, но когда он обратился ко мне, подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Господин, – я хлопнула ресницами, – ваши супруги готовили подношения для предстоящей молитвы, а я сидела в стороне и, выполняя свои обязанности, присматривала, чтобы не было раздоров. Когда все закончили, Видья-джи пошла вытереть руки, но, проходя мимо меня, оступилась и оперлась на плечо. Госпожа, – я посмотрела на старшую жену, – увидела, что Видья-джи меня коснулась, и сказала ей хорошенько вымыть руки. Видья-джи сказала, что все знает и ушла. Потом она почувствовала себя плохо, но все решили, что это из-за поста и пошли на молитву. Я не прикасалась к ней, господин. Разве клинок виноват, что порезал того, кто неосторожно с ним обращался.

Поллав смотрел на меня, а я не отводила глаз от него.

– Она опасна для всех! Нельзя держать в доме ядовитую змею и думать, что она никого не укусит, – выступила вперед старшая жена.

Но, подняв ладонь, Поллав остановил ее.

– Хватит! Я выслушал всех и верю Нейсе. Вы все знали кто она такая. Этак вы попросите погасить весь огонь и станете сидеть в темноте, боясь, что он может кого-нибудь обжечь.

Раздался недовольный ропот, но под суровым взглядом господина вскоре замолк.

– Поскольку вы ее боитесь, и на время, что понадобиться для совершения ритуала погребения, я переселяю Нейсу в другое место. – Женщины радостно переглянулись, но следующие слова супруга заставили их погрустнеть. – Она будет охранять мои покои и переселится на мою половину дома.

Эта новость оглушила не только жен, но и меня. Я совершенно не знала. Радоваться ли ей или беспокоиться? С одной стороны, я получаю свободу передвижения по всему дому и, возможно, смогу встретиться с Абхеем, а с другой, близость к господину внушала опасения.

– Кто твоя служанка? – повернулся ко мне Поллав.

Я кивнула на выглядывающую с балкона Марну.

– Помоги госпоже перенести вещи, – подняв голову, сказал он. – Я сообщу Гопалу, что забираю тебя, – это уже мне. – Уже сегодня Нейса переедет в новые покои. И если она там не появится, то я знаю где искать виноватого, – многозначительно сказал женам и, развернувшись, ушел.

Я пошла к Марне, слыша за спиной сдавленное шипение. Но теперь ядовитые языки были мне не страшны. На другой половине дома меня поджидала новая опасность – Поллав и его похоть. Смогу ли я справиться ними обоими?

Не теряя времени, Марна куда-то убежала, но вскоре вернулась с большим платком и расстелила его на полу.

Я сложила на него одежду и украшения, только косметику, духи и запас ядов, увязала отдельно и, не доверяя служанке, взяла сама.

Уже в дверях оглянулась на комнату. Море за окном шептало, словно прощалось. Розовые лучи заходящего солнца пятились к оконной решетке, а от противоположной стены на них наступала тень. Будто вместе со мной комната избавлялась от всего теплого и светлого. Но мне неплохо здесь жилось, а если бы не косые взгляды жен и вынужденные визиты к господину, то было бы совсем хорошо.

– Пойдем, – позвала я Марну и шагнула в двери.

Мы спустились к фонтану уже готовые к переезду и встретили поджидающего нас Гопала.

– Говорил же, чтобы вела себя осмотрительней, – встретил он меня недовольным ворчанием. – А со своей заносчивостью ты добилась только того, что тебя выгнали из гарема. Я же предупреждал, что она может доставить не приятности.

Гопал кивнул на стоящую поодаль старшую жену. Женщина держала голову высоко поднятой, но глаза беспокойно перебегали с меня на Марну. Госпожа нам не доверяла, и то, что я приблизилась к господину, ее совсем не радовало. Она бы предпочла, чтобы меня выгнали за ворота, а не просто из гарема.

– А где твоя одежда? – Гопал окинул Марну внимательным взглядом. – Господин был так добр, что разрешил тебе остаться с хозяйкой.

Кажется, эта новость еще сильнее огорчила старшую жену. Я переезжаю не как униженная рабыня, пленница, дожидающаяся расправы, а как госпожа с личной служанкой.

Услышав Гопала, Марана сначала застыла, как вкопанная, потом хотела куда-то побежать, повернулась ко мне, протянула, вознамерившись вручить мне, узел с одеждой, опомнилась и снова прижала его к груди, и, неожиданно став очень степенной, с достоинством повернулась к смотрителю.

– Я отнесу вещи Нейсы-джи и вернусь за своими,

Кажется, Марна рада была остаться со мной, несмотря на всю мою ядовитость. Почувствовала облегчение и я. Находящаяся рядом служанка возможно избавит меня от навязчивого внимания господина, а с Абхеем найду возможность встретиться и в бесчисленных коридорах особняка.

– Беги за этой змеей, она и тебя отравит, – в спину нам раздалось шипение кого-то из женщин.

Я обеспокоенно посмотрела на служанку – ведь и с ней проделывала подобный фокус, не затаила ли девушка обиду? Но Марна словно ничего не помнила и едва не приплясывала от радости.

Следуя за Гопалом, она запрокинула голову и зачарованно рассматривала стены и потолок коридора. Иногда поворачивалась ко мне, будто хотела обратить на себя внимание и, тыкая пальцем на какую-нибудь сцену, смущенно хихикала под томными взглядами беспечных любовников. Когда же вышли в зал, то Марна совсем остановилась и кружилась на месте, стараясь рассмотреть все.

– Вы сюда приводили наложниц? – глаза служанки сверкали от любопытства. – И они делали все то, что здесь нарисовано?

– Не знаю, я не видела, – нехотя ответила я. Вспоминать шумное дыхание и похотливые взгляды совершенно не хотелось.

Марна недоверчиво на меня посмотрела и замолчала, а Гопал подвел нас к двери, через которую выходили гости.

За исключением зала приемов и покоев господина, я больше нигде не была на этой половине и сейчас осматривалась с любопытством, не уступающим Марне.

Роскошью убранства эта половина не отличалась от гаремной, только шелка сменились мрамором и слоновой костью, а роспись – жемчугом и зеркалами.

Деревянные сандалии Марны громко стучали по мрамору, в то время как я в кожаных джути шла неслышно. Ману был бы мной доволен. Ману. Он был единственным мужчиной, кроме брата, с кем я могла нормально общаться и не бояться, что он даст волю желаниям. Сейчас же учитель стал для меня недосягаем, так же, как и тайный выход к морю. Придется учиться общаться с Абхеем. Тем более, что надо через него предупредить Ману о смерти подруги. Тогда, учитель больше не придет. Стало немного грустно. Или же найдет кого еще утешить. Я улыбнулась.

– Красиво, правда? – повернулась ко мне Марна.

Я проследила за ее сияющим взглядом – действительно, красиво. Чередуясь цветом и текстурой, тонкие пластины: золотистые – сандала и белые – слоновной кости – воссоздавали битвы Богов с Асурами. Не обошли вниманием и Мать. С растрепанными волосами, она кружилась в неудержимом танце на телах поверженных демонов, а на месте высунутого языка, сверкали рубины.

Мы продолжали идти, а из стен то и дело вырастали мраморные стражники. Как правило они располагались у ведущих в покои плотно закрытых дверей.

– Стойте, – пройдя очередной поворот, Гопал застыл и жестом велел нам прижаться к стене.

Я послушалась, пропуская неизвестного, направляющегося в свои покои и встретилась взглядом с Абхеем. Он не выглядел удивленным. Скользнул равнодушным взглядом по мне и Марне и продолжил пусть. Я тоже постаралась скрыть замешательство. Только Марна провожала его до дверей зачарованным взглядом.

Так я смогла узнать в каких покоях его поселили.

– А остальные гости господина такие же красивые? Нейса-джи, скажите. Вы ведь их видели, – умоляюще посмотрела на меня служанка.

Красивый? Никогда не думала так об Абхее. Но, прислушавшись к словам Марны, вспомнила прямую спину молодого человека, широкий разворот плеч, тонкие черты лица, словно он из знатной семьи, и выразительные глаза. Да, наверное, его можно считать красивым. Что же до остальных, то их я даже вспомнить не могла. Что ответить девушке? Проявить почтение и сказать, что все остальные гости такие же? Этим я покажу свой интерес к мужчинам. Доложит ли Гопал о нашем разговоре? Я покосилась на смотрителя. Будто почувствовав мой взгляд, он обернулся и неодобрительно покачал головой.

– Придержи язык, бесстыдница. Тебе ли рассуждать о гостях хозяина? Да и Нейсе незачем на них смотреть. Для вас есть только один мужчина – ваш господин. О других не стоит думать, – развеял он мои сомнения.

– Не знаю, Марна. Я не смотрела, – ответила я.

Служанка выглядела разочарованной, но при Гопале старалась не подавать вида.

Вскоре она забыла об Абхее и остальных мужчинах, а вместо этого восхищенно рассматривала наши новые покои.

– Задержись, – окликнул Гопал, когда я тоже хотела войти. – Думаю, это предупреждение излишнее, но сейчас ты будешь жить не в гареме и можешь встретить в коридоре мужчин. Не разговаривай с ними и постарайся поскорее уйти. Если до господина дойдут слухи, что ты с кем-то любезничаешь, то ему это не понравится, – Подтвердил он мои мысли. – А сейчас я покажу тебе его покои, – он прошел немного вперед и кивнул на высокие резные створки.

Оказывается, моя комната совсем рядом, но подошли мы с другой стороны. В этом доме столько ходов, словно его строили муравьи.

– Устраивайся. Сегодняшнюю ночь господин проведет в обществе жен, но вот завтра скорее всего пригласит тебя.

Оставив меня с этой нерадостной информацией, Гопал ушел.

Я вошла в покои и осмотрелась – стены, словно створки раковины жемчужницы, были покрыты перламутром; тяжелые портьеры скрывали окно, забранное не такой частой решеткой, как в гареме.

Марна отдернула занавесь, выглянула и тут же отшатнулась, но вскоре снова осторожно посмотрела. Заинтересовавшись поведением служанки, подошла к окну и я. Часть улицы, что была доступна взгляду наполняли спешащие люди: женщины с маленькими детьми и большими корзинами, мужчины с тюками или кувшинами воды. Моря мне будет не хватать.

– Здесь видно улицу! – со смесью радости и страха прошептала Марна.

Я удивилась – неужели она никогда не выходила на улицу? Во сколько же лет девушка попала в гарем? И стала ли бы я такой же, если бы мне не встретилась Малати? Что же случилось с подругой? Но ради нее я должна сделать все от меня зависящее, чтобы молодой Марвари вернулся домой.

Я задернула штору и стала раскладывать одежду в шкафу из темного глянцевого дерева.

Марна тем временем подбежала к задернутой пологом широкой кровати и ахнула, увидев яркие покрывала и множество пестрых подушек.

– Нейса-джи, вы теперь как махарани, – она осторожно, боясь испортить прикоснулась к вышивке.

– Возьми себе подушку и покрывала, – предложила я.

Не веря ушам, Марна уставилась на меня круглыми от изумления глазами.

– Бери-бери, – подтвердила я. Тебе же надо где-то спать.

Словно думая, что обману, служанка схватила оранжевую подушку, два покрывала и прижала к груди.

– Убери, пока не пришло время спать, – сказала я. Живот требовательно сжался. – Принеси поесть, а то с этими происшествиями я жутко проголодалась.

Отослав служанку, я тоже покинула покои и тенью прокралась к дверям Абхея.

Он словно поджидал – едва постучала в створку, как меня тут же втащили внутрь.

Абхей выглянул, чтобы убедиться, что меня никто не видел, и захлопнул дверь.

– Кто это мне заглянул, – отстранившись, он осмотрел меня с ног до головы. – Сама ядовитая девушка! Неужели решила меня убить?

Несмотря на то, что мужчины не вызывали положенного благоговения, тем не менее, я не могла ответить, что он говорит глупости, и ограничилась только замечанием:

– Если бы решила, то вы не успели бы об этом сказать. А теперь отпустите меня, – я стояла и не двигалась, опасаясь что отвращение вырвется из-под контроля.

– Да, я наслышан о твоих способностях, да ты и сама не стесняешься их показывать, – к счастью, Абхей не стал упорствовать и отпустил мои руки. – Ты поступила неосмотрительно, тебя могли увидеть. Как думаешь, что сделает Марвари, если узнает, что его любимая змейка навещает гостя? Несдобровать ни тебе, ни мне. А в мои планы не входит умирать сейчас.

– Все заняты, – я пожала плечами и отошла от стены. – Господин – с женами, служанка – обустройством на новом месте.

– А остальные слуги? Что подумает твоя служанка, когда вернется? Если хочешь поговорить, то присаживайся, – он указал на такую же широкую, как и у меня, кровать.

Я отшатнулась.

– Ты конечно очень привлекательна. Но я не могу обидеть сестру Реянша, да и сама за себя постоять ты в состоянии. Я не интересуюсь девушками, что сбегают от свадебных ритуалов, а твоя подруга именно так и поступила. Нет, я не сделаю тебе ничего плохого, но не будешь же ты стоя разговаривать. Впрочем, если тебя это смущает, можешь устроиться на полу, – пока говорил, он расхаживал по покоям, а я непроизвольно следила за его вполне мужественной фигурой.

Немного подумав, опустилась на пол, а Абхей сел на кровать и подал мне несколько подушек.

– Если Малати так поступила, значит у нее были веские причины. Но я пришла не за тем, чтобы обсуждать подругу, а чтобы узнать, что мне делать и чем я могу помочь брату, – устроившись поудобнее и прикрыв ступни от задержавшегося на них взгляда Абхея, сказала я.

– Значит, зря пришла. Пока ты ничем помочь не можешь. Саджит хочет унизить дядю. Я здесь затем, чтобы отыграть у него все, чем он незаконно завладел. В том числе и тебя.

Как он смеет?!

Я вскочила и сжала кулаки. Меня снова передают с рук на руки, как осла!

– Не сверкай на меня своими глазищами, – словно не замечая, что я сейчас готова его ударить, Абхей расслабленно откинулся и облокотился о кровать. – Это совместная идея Саджита и Реянша, – я ему не верила и приблизилась на шаг.

– Саджит хочет отобрать у дяди все, что ему дорого, а Реянш не желает предоставлять ему ни единого шанса, оставить тебя себе. Успокойся, я не собираюсь пользоваться правом выигравшего. Как уже сказал, такие девушки как ты, мне не интересны.

– Но для этого надо выиграть, – пробормотала я. – А пока ты успешно только проигрывал.

– Я профессиональный игрок и знаю, когда надо дать выиграть противнику, – рассмеялся Абхей, потом прислушался и внезапно, словно бросок кобры, схватил меня за руку и потянул на себя.

Я упала на кровать и уже готова была пустить в ход ногти и зубы, но Абхей приложил палец к губам, вскочил и задернул балдахин.

Вскоре послышался осторожный стук в дверь и мужские голоса.

– Найду-джи, господин Марвари передает, что сегодня игра не состоится, он будет занят гаремом.

– Что же, придется искать компанию в городе, – это голос Абхея.

Значит, он уходит в город, возможно встретится с Ману или братом.

Шаги, и завеса балдахина исчезла.

– Если встретишь Ману, передай, что его подруга умирает. Сейчас, наверное, уже умерла. Она слишком много знала, и я не могла оставить ее в живых, – на обращая внимания на протянутую руку, я сползла с кровати.

А Абхей так и застыл на месте. Кажется, мое сообщение его обескуражило.

– Так ты, действительно, можешь убивать? – он смотрел на меня так, словно не верил собственным словам.

– А разве Малати вам не рассказала? – я оправила сбитое сари.

– Я ее не видел. Она исчезла раньше, чем я встретился с Саджитом.

– Я не горжусь этим, но если бы не могла убивать, то ваш друг был бы сейчас мертв. Разве вы не знаете, почему он оказался вдали от дома?

– Саджит был слишком подавлен после смерти отца и побега девушки, поэтому я старался не заводить об этом разговор.

Неужели самоуверенный Найду выглядит смущенным?

– Но вы же знали о моих браслетах, иначе не прижали бы так руки, – теперь меня интересовало, откуда он столько знал, если не общался с младшим Марвари. Брат не мог столько обо мне знать.

– Твой приятель Ману рассказал, – пояснил Абхей, все еще рассматривая меня.

Я поежилась. Ох уж этот Ману. Что-то он разговорился.

– Если бы он меня не предупредил, ты бы убила меня? – словно догадавшись, о чем я думаю, спросил Абхей.

Я кивнула, а он мрачно усмехнулся.

– Что же с тобой сделали в том храме?

Он испытывающе на меня посмотрел, но я не собиралась отвечать, и без того постоянно снится посвящение, чтобы еще о нем и рассказывать. Вместо этого сказала:

– Раз пока моя помощь не нужна, вернусь в свои покои, а то служанка потеряет и поднимет панику.

– Да, так будет лучше, – согласился Абхей и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. – Чисто. Можешь идти, – повернулся к мне.

Боясь, что придумает что-то еще, я опрометью выскочила из его покоев и побежала к себе.

– Нейса-джи! – как и предполагала, Марна меня потеряла и сейчас встретила с нескрываемым облегчением. – Как хорошо, что вы вернулись! Я не знала где вас искать!

– Я ведь теперь должна хранить покой господина, поэтому осматривала коридоры, чтобы знать откуда может прийти опасность. Больше не беспокойся, если буду долго отсутствовать, – излишняя преданность Марны становится для меня помехой. – Давай есть. Я проголодалась, – я опустилась на кровать и почему-то вспомнила, как несколько минут назад пряталась за балдахином у Абхея.

Выбросив глупости из головы, с удовольствием принялась за палак панир

Разбуженные Абхеем воспоминания преследовали меня и во сне.

Я не помнила лица своей жертвы, но чувствовала на себе его руки, мокрый рот. Хотелось кричать, но горло сдавило, словно меня душили или же я сама выпила собственного яда. Но вскоре лицо появилось и оказалось лицом Поллава. С треском рвалось сари. Я старалась прикрыться обрывками, но Марвари сдирал и их, хрипло приговаривая: «Ну же, я хочу только посмотреть. Я не трону тебя, змейка». Горячие руки шарили по мне, а я не могла избавиться от гадких прикосновений. Тело не повиновалось, будто было не моим, а браслеты и пояс исчезли. Я рыдала, просила остановиться, но Марвари меня не слышал. И когда я совсем обессилела и только глотала слезы, то почувствовала себя завернутой в остатки сари, словно в кокон, а чьи-то руки, обнимали меня и утешали. Я подняла глаза, увидела, что это Абхей, и снова залилась слезами. На этот раз от унижения и облегчения одновременно.

– Нейса-джи. Нейса-джи, – приговаривал он, поглаживая мне голову.

Но Абхей никогда меня так не называл. От неожиданности я проснулась.

Рядом сидела Марна и, боясь ко мне прикоснуться, звала и ломала руки.

– Нейса-джи, проснитесь. Вам привиделся дурной сон. Вы плакали.

Я коснулась лица – щеки мокрые от слез. Пригладила растрепанные волосы и осмотрела сари – сбитое и измятое, но оно было целым. Значит, все это действительно мне только приснилось. Но что значит этот сон? Только ли впечатление от разговора с Абхеем или же посланное Матерью предупреждение?

Весь день я чувствовала себя разбитой. Не помогли ни омовения, ни натирания маслом, ни вкусный завтрак, который я по обыкновению разделила с Марной.

Постоянно получая от меня еду, служанка покруглела и уже больше не напоминала выпавшего из гнезда птенца. Пожалуй, она могла бы с успехом соперничать с изнеженными наложницами. Теперь еще и за нее переживать, чтобы ненароком не попалась на глаза господину, и из нее не сделали очередное средство ублажения для гостей.

По мере того, как желто-оранжевый круг, напоминающий обжаренную в масле лепешку, клонился к городским крышам, я все больше прислушивалась к тому, что происходит за дверью, и вздрагивала от каждого приближающегося шума.

Наконец, случилось то, чего я ждала и боялась – раздался громкий стук.

Посмотрев на меня и получив молчаливое согласие, Марна открыла створку.

– Господин Марвари желает сегодня видеть госпожу Нейсу в зале удовольствий.

Я кивнула, а слуга поклонился и ушел.

После разговора с Абхеем и сна, я с трудом надела сари – руки дрожали и не слушались.

– Нейса-джи, с вами все в порядке? Вы не заболели? – Марна обеспокоенно заглядывала мне в лицо.

Но как я могла ей сказать, что я видеть не могу того, кто забрал меня из гарема и переселил сюда. Ведь она считает его благодетелем, а я мечтаю, чтобы Абхей поскорее меня выиграл. Надеюсь, он сдержит слово и вернет меня брату.

Чувствовать себя вещью, которую можно купить, подарить, было отвратительно, но если только так могу вернуться к брату, то я согласна пережить очередное унижение.

Господин любит радоваться и не любит огорчаться, а, избавив меня от общества обозленных жен, он рассчитывает на благодарность, поэтому к вечернему визиту я готовилась особенно тщательно.

Надела так любимое им зеленое сари. Украшения с зелеными камнями, как знак, что я помню его доброту и ценю подарки. И, конечно же, пояс и браслеты. А яд и без того уже стал моим постоянным спутником.

Под восхищенным взглядом Марны, вышла из покоев и отправилась плутать по лабиринтам коридоров.

Я думала, что заблудилась, когда неожиданно вышла к нужной двери и, открыв дверь, увидела шумную, поглощенную игрой компанию и танцующих наложниц.

Теперь я уже не сопровождала девушек, а стала частью охраны господина, поэтому встала за его спиной.

Абхей скользнул по мне скучающим взглядом и подмигнул. Я вздрогнула и посмотрела на Марвари, но, казалось, что он увлечен игрой и ничего не видит. Судя по горкам монет около игроков, дела у господина шли неплохо. Что же творит Абхей, ведь он обещал, что разорит Марвари, а тот только выигрывает.

– Моя змейка пожаловала, – поднял он голову. – Теперь игра пойдет еще веселее, – и бросил ракушки.

 

Глава 21. Задание Марвари

Я с беспокойством следила за мужчинами. Напитки лились рекой, и чем больше выпивалось, тем невнятнее и громче становилась речь. Видимо, игра действительно становилась очень серьезной, потому что к неудовольствию танцовщиц на них никто не обращал внимания.

Свечи таяли, пламя тускнело, а девушки казались утомленными, когда довольный Марвари прекратил игру и придвинул к себе внушительную горку монет.

– Вот так-то, юноша. Поучитесь у взрослых, как надо играть и сохранять голову ясной, – он довольно посмеивался в усы.

Я обеспокоенно посмотрела на Абхея – он выглядел очень мрачным. Кажется, он проиграл все, а ведь так хвалился, что сумеет обыграть Марвари. Что же мне теперь делать? Надо как-то встретиться с братом, а Ману я больше не могу видеть.

Мои размышления прервал Абхей. Покачиваясь, он встал и, нетвердо стоя на ногах, воскликнул:

– Я завтра отыграюсь, Марвари!

– Безумец, ты уже все проиграл. На что ты собираешься отыгрываться? – обращаясь к гостям, Марвари рассмеялся и его с готовностью поддержали

– На крис отца, – воскликнул Абхей и все замолчали.

Я не знала о чем он сказал, но видимо это было что-то очень ценное, потому что насмешники замолчали.

– Хорошо, – мутные глаза Марвари заинтересованно блеснули, – Дам тебе возможность немного отыграться. Не нищим же тебе возвращаться домой, – все снова довольно засмеялись, а Марвари уже повернулся ко мне. – Змейка, раз сегодня такой хороший день, станцуй для нас.

Уставшие девушки отступили и освободили мне место.

Из-за проигрыша Абхея мне было очень грустно, поэтому и танец получался очень неторопливым и печальным, и предназначался он для Абхея.

Показав из-под края сари кончики пальцев ступни, медленно обвела круг – уведи меня.

Еще один круг другой ногой – уведи далеко-далеко.

Лианой клонюсь к полу и протягиваю руки к Абхею – иначе я здесь погибну.

Ладонь на уровне груди, и показываю, что выпрыгивает сердце – я здесь задыхаюсь.

Откинулась назад и закружилась – я уйду отсюда, даже если придется стать ветром.

Закончив, я остановилась и замерла с опущенной головой. Надеюсь, мое послание дошло до адресата.

Мгновение тишины, а потом прозвучал громкий выдох нескольких ртов.

– Можешь идти к себе, змейка, – послышался сиплый голос Поллава.

Все так же не поднимая глаз, чтобы не видеть лиц зрителей, я тенью скользнула к двери и спиной ощущала обжигающие взгляды, пока не скрылась в коридоре.

Дуновение ночного ветра приятно охладило пылающие щеки. Зачем Марвари попросил танцевать для него? Неужели нашел способ обезвредить меня. Что тогда мне делать? Я запустила пальцы в волосы и сжала. Вспомнился недавний сон, и меня снова начало трясти. Необходимо что-то предпринять, чтобы обезопасить себя.

С этими мыслями я вошла в комнату.

– Нейса-джи! – увидев меня, воскликнула Марна. – Что-то случилось? На вас лица нет!

Лицо на мне было, только, наверное, очень испуганное. Решение пришло неожиданно.

– Марна, – подкупающе мягко начала я. – У господина Марвари сегодня была очень удачная игра, и он опасается, как бы менее удачливые игроки не решили забрать выигрыш. Поэтому я буду охранять подходы к его покоям, а ты можешь спать в моей кровати.

Казалось, Марна потеряла дар речи.

– Нейса-джи! Вы позволяете мне спать на вашей кровати?! – не веря ушам, переспросила она. Я утвердительно покачала головой. – Но… но как же вы, – от ликования она даже начала заикаться.

– А мне этой ночью спать не придется. Я должна охранять покой и жизнь господина. Это моя обязанность, как преданной рабыни.

Я переоделась в сари попроще, проследила, что служанка устроилась среди подушек, задернула балдахин и вышла из комнаты.

Я собиралась найти какой-нибудь темный закуток среди бесчисленных переходов и переждать там ночь, но осуществить план все не получалось. Даже удивительно, что все закоулки лабиринта были хорошо освещены, и сколько я ни старалась, не получилось найти ни единого затененного тупика, куда бы точно не сунула нос любопытная прислуга.

Раздались шаги, и я юркнула за ближайший поворот. Вовремя – вскоре появился слуга с уставленным чашами подносом. К счастью, слуга прошел мимо, и, прислонившись к стене, я облегченно перевела дух. Уловила запах лимона – кажется, кому-то дурно. Выглянула, чтобы удостовериться, что слуга ушел достаточно далеко, и увидела как он скрывается за открытой дверью. Очень знакомой дверью. Или все они здесь одинаковые, или я опять нахожусь рядом с покоями Марвари. Зачем раз за разом Мать приводит меня к нему? Что хочет сказать? Чтобы я безропотно приняла неизбежное?

Не бывать этому! Я развернулась и побежала прочь от резных дверей. Неважно, куда. Главное – подальше. Бежала во весь дух, не глядя по сторонам и, особенно, не оглядываясь назад. Каменные стражники провожали меня молчаливым неодобрением, светлые стены сменялись темными дверями. Я уже подумывала, не спрятаться ли за одними из них, и не подождать до утра, но страх, что попаду к одному из гостей, неизменно останавливал.

Я свернула в очередной коридор и с разбегу наткнулась на мужчину. Не давая упасть, на плечах сомкнулись сильные пальцы, а над ухом прозвучал знакомый голос:

– Ты что носишься по коридорам? Убегала от кого-то? – он одним движением руки задвинул меня себе за спину, и посмотрел откуда я прибежала.

Было странно и непривычно чувствовать себя укрытой чьей-то спиной. Ведь до сих пор я или сама прикрывала кого-то, или же встречалась с опасностью лицом к лицу.

– Никого нет, – повернувшись, Абхей прервал мои размышления. – Так от кого ты убегала?

– Я… – начала я, чувствуя, как глупо выгляжу. – Я искала где переночевать, но оказалась у дверей господина и побежала.

Абхей выглядел озадаченным.

– Разве у тебя нет комнаты, где можно было бы переночевать? – он все еще ничего не понимал.

Как практически незнакомому человеку, мужчине, объяснить, что при виде Марвари меня пробирает дрожь отвращения?

– Я не могу там оставаться, – выдавила я.

– Хорошо, – Абхей не стал выпытывать у меня причины. – Проведешь ночь у меня.

Я невольно отшатнулась и отчаянно затрясла головой.

– Пойдем-пойдем, – не обращая внимания на сопротивление, Абхей тащил меня по коридору. – Как уже говорил, такие девушки, как ты, меня не интересуют. А тебе надо где-то спать. И не беспокойся, я не буду тебя расспрашивать. Можешь оставить при себе все свои страшные тайны. Даже если ты еще кого-то отравила и оставила умирать в своей комнате. Если хочешь, могу даже подтвердить, что все это время ты была со мной, – он обернулся, увидел мои круглые от удивления и страха глаза и рассмеялся.

– Тогда, и вам не сносить головы. Вы же это понимаете, – поняв, что он шутит, спокойно ответила я, освобождая руку из его пальцев.

– Разумеется, – кивнул Абхей. – Тогда постараемся вести себя как можно тише, – я не заметила, что мы уже оказались у дверей в покои Абхея. Он ловко втолкнул меня внутрь и захлопнул за собой дверь. – Все к вашим услугам, госпожа, – преувеличенно учтиво обвел рукой комнату.

Что же, благодаря ему этой ночью мне есть где спать. Я отошла в угол, села на пол и прислонилась спиной к стене.

Все это время Абхей не сводил с меня глаз, а когда откинула голову и закрыла глаза, недоуменно спросил:

– Что ты пытаешься мне доказать?

Глаза распахнулись сами собой, и я изумленно уставилась на хозяина комнаты – о чем это он?

– Зачем ты мостишься на полу, точно бездомная собака, когда есть кровать? – пояснил он.

Мысль, что он хочет уступить мне ложе, даже не заглянула в голову, и я решила, что Абхей собирается спать вместе со мной. Конечно, в храме мы спали все вместе, но это были девушки, и мы росли вместе, а Абхей – мужчина, о чем, даже если закрою глаза, не давал забыть терпкий запах его кожи.

– Я не лягу вместе с тобой, – раньше, чем успела подумать, вырвалось у меня.

– Разумеется, – усмехнулся, Абхей. – Даже не мечтай. Только жена сможет разделить со мной ложе.

Он сдернул с кровати покрывало и, сложив его пополам, расстелил на полу.

– Мне не привыкать, а вот нежная кожа служительницы Богини, боюсь, этого не выдержит, – ответил на мой недоуменный взгляд. – Ложись, пока я не передумал.

Под его пристальным взглядом я сняла браслеты, расстегнула пояс, почему-то было неловко, словно я раздеваюсь перед толпой зрителей. Сначала Абхей рассматривал мои голые запястья, потом, словно что-то мысленно решив, приподнял балдахин.

– Забирайся, – теперь он старался на меня не смотреть.

Я проворно юркнула в темный провал и сжалась, ожидая, что будет дальше. А дальше ничего не было. Абхей отпустил полог, и я услышала, как он устраивается на полу. Только после этого смогла расслабиться и свернулась клубочком среди подушек.

Было темно, тихо, постель пахла Абхеем, и я проваливалась в этот запах, как в облака в сезон дождей, и уже почти заснула, когда подскочила от пронзительного крика.

– Сиди тихо, я проверю, – что-то царапнуло по полу, и раздался тихий скрип открывающейся двери.

Сколько я просидела, поджав ноги и сжимая покрывало? Я не знаю. Казалось, что течение жизни замерло, и началась вечность. Я уже хотела спуститься, взять свой пояс и выйти в коридор, когда сквозь щель в занавеси увидела, что, зажав рукой рот и сдерживая смех, вернулся Абхей.

– Что там случилось? Кто так кричал? – я все-таки выскочила из укрытия.

Задыхаясь от смеха, Абхей опирался о кровать и не мог говорить.

– Марвари… – с трудом восстановив дыхание, выдавил он. – Он вошел в твою комнату, а служанка испугалась, решив, что ее хотят задушить.

Я перестала дышать – именно этого и опасалась, оставляя Марну одну. Что с ней стало? Надеюсь, господин не выместит на ней злость за ошибку. Надо узнать, как она!

Я бросилась к двери, но Абхей меня перехватил.

– Куда?! – он вернул меня обратно на кровать. – Ты же поэтому не стала ночевать у себя? Боялась, что он придет?

– Я должна узнать, что с Марной? – продолжала настаивать я.

– Чтобы все слуги увидели, что ты выходишь из моей комнаты и доложили Марвари? Сиди, пока все не успокоятся. Правильно сделала, что ушла. Надо было сразу ко мне прийти, а не шататься по коридорам.

Я не заметила, как он оказался рядом и сжал плечи, только тогда поняла, что дрожу.

– Успокойся, ты в безопасности, – тихий голос успокаивал, словно разглаживая ощетинившиеся колючки.

Абхей снова уложил меня и продолжал гладить по голове до тех пор, пока я не затихла.

То ли я уже устала бояться, то ли дело в самом юноше, но с ним было очень спокойно, словно с Реяншем. К тому же сказал, что я его не интересую.

После пережитых волнений клонило в сон. Снимая напряжение, вздохнула и без страха закрыла глаза – я знала, что этой ночью мне ничего не грозит, потому что Абхей рядом.

На этот раз мне снилось, что я снова в храме, и Малати спит рядом. Я даже чувствовала тепло ее тела, и как подруга складывает на меня руки.

Я повернулась, чтобы сложить на нее ноги, и увидела, как в темноте подкрадываются два женских силуэта. Их лица были смазаны, но у одной виднелась длинная красная рана. Они были уже близко, я старалась разбудить Малати, но она не просыпалась,

Одна из фигур скрутила шаль в тонкий жгут, а вторая поднесла к лицу факел. Я одновременно пыталась оттолкнуть горящий факел и помешать накинуть петлю на шею подруги. Женщина со шрамом, пыталась схватить меня на за руки, но я отбивалась и царапалась, оставляя на ее коже глубокие борозды.

– Думала, мы тебя не найдем? – шипела женщина. – Ты проснешься, и мы будем рядом. Как только ты проснешься, – потом с шипения перешла на крик. – Просыпайся! Да просыпайся же! – и схватила за плечи.

Я вздрогнула и распахнула глаза.

Абхей сидел напротив и тряс меня за плечи.

– Просыпайся! Да просыпайся же! – повторял он.

– Да, я… не сплю, – я потрясла головой, при этом взгляд упал на руки Абхея – от локтя и до запястья они были исполосованы темными бороздами. Перевела взгляд на свои и онемела – ногти и кончики пальцев были черные, словно густо выкрашенные хной, но это была не хна. Как же хорошо, что перед сном я сняла браслеты, ведь он мог поплатиться жизнью за мой дурной сон.

– Извини, я не хотела, – я стала торопливо сползать с кровати.

– Ты куда? – он еще пытался меня удержать.

– Я могла тебя убить. Я не могу больше здесь оставаться. Мне надо вернуться к себе.

– Возможно, ты права. Скоро утро, и лучше тебе быть в своей кровати, когда проснется весь дом, – он меня отпустил и, пока я торопливо надевала браслеты и пояс, поправил мне растрепавшиеся волосы. – Нейса, – позвал Абхей, когда я уже шагнула к двери. Я обернулась. – Всегда. Слышишь? Всегда, можешь ко мне прийти за помощью.

Я кивнула и выскользнула в коридор. Там было пусто, и я неслышно пробежала расстояние, отделяющее меня от собственных покоем. Осторожно, боясь побеспокоить Марну, приоткрыла дверь и… увидела ее. Сжавшись в комочек, она сидела на полу у кровати.

– Нейса-джи! – едва я шагнула в комнату, воскликнула она и бросилась ко мне.

– Т-ш-ш. Ты всех разбудишь, – я приложила палец к губам и поскорее закрыла дверь.

– Нейса-джи, не оставляйте больше меня одну, – сложив ладони над головой, Марна упала на колени. – Прошу вас, – умоляюще посмотрела на меня, и ее глаза и рот начали медленно округляться. – Нейса-джи, что это у вас? – служанка пятилась и показывала пальцем мне на лицо.

Я приложила ладони к щекам, пытаясь догадаться, что увидела служанка, но вроде все было на месте.

– Вы… вы совершили свадебные обряды? – голос Марны дрожал, и она все еще не сводила с меня глаз.

Ничего не понимая, я подбежала к шкафу и достала зеркальце. Из-за слов Марны сразу посмотрела на лоб – у самого пробора красовалась полоска засохшей крови, а волосы рядом превратились в корку. Сразу вспомнились исцарапанные руки Абхея и то, как он поправлял мне волосы. Мать Богиня, что ты наделала? Я же не могу быть ничьей женой, если не хочу навлечь на него несчастья! Да и вообще не хочу замуж. Все чего желаю – это жить вместе с Реяншем, стать сестрой его жене и заботиться о его детях, чтобы они никогда не узнали, что такое быть проданными. Почему, даже Богиня, что заботится обо всех, как о своих детях, снова передает меня, будто товар?

– Нет! Конечно, нет, – ответила я, стирая уголком сари волю Матери. – Просто, шла по темному коридору, споткнулась и ударилась об угол. А что здесь произошло ночью? – поспешила сменить тему. – Мне показалось, что слышу крики, но когда пришла, было все тихо.

Марна зарделась и выглядела смущенной.

– Господин сказал, что если буду болтать, то мне не поздоровится, – она отвела глаза, потом осмотрела комнату и спохватилась: – Вам же надо совершить омовение!

Марна бросилась к дверям, но я встала у нее на пути.

– Рассказывай. Я никому не проболтаюсь.

После полученного урока, Марна больше не рисковала ко мне прикасаться, проскользнуть мимо не могла, поэтому начала говорить.

– Я спала на вашем ложе, когда почувствовала, что кто-то отодвинул полог. Я подумала, что это вы, и приподнялась, собираясь освободить место. Но когда присмотрелась, то увидела, что фигура для вас слишком высокая и массивная. Тогда я поняла, что это мужчина, и закричала. Он закрыл мне рот какой-то тканью и велел молчать. По голосу я узнала господина и испугалась еще сильнее. Я поняла, что он искал вас, а коснулся простой служанки. После такого позора, господин вряд ли оставит меня в живых. «Не дергайся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я еще не придумал, как сделать тебя неопасной». Говорил он и, обмотав руки тканью, стаскивал с меня сари. Я боялась пошевелиться, чтобы он не догадался, что обознался, но, закончив, господин взял оставленную на полу свечу и поднес ко мне. Рассмотрев кто перед ним, он отшатнулся, словно увидел змею или скорпиона, и велел мне помалкивать. Нейса-джи, что теперь со мной будет?

– Думаю, что ничего страшного, – я постаралась успокоить испуганную служанку. – Господин же велел тебе молчать. Значит, он тоже не заинтересован, чтобы о его оплошности узнали все. Но в любом случае, ты моя служанка, и я сделаю все, чтобы тебя защитить. Не переживай.

– Спасибо, Нейса-джи, – Марна упала на колени.

Стало неловко. Если бы могла, то обязательно подняла бы ее, но я лишь сказала:

– Не за что пока благодарить. А омовение, совершить надо, да и поесть бы не помешало. Чувствую, господин скоро призовет меня.

Взгляд Марны снова стал испуганным, и служанка поспешно покинула комнату.

Господин Марвари оправдал ожидания. К счастью, когда от него пришел слуга, я уже успела смыть с себя приключения прошедшей ночи и сменить сари. Даже удалось немного перекусить. Плотный шелк надежно скрывал меня от нескромных взглядов, поэтому к покоям Поллава шла почти спокойно, даже удалось обдумать, как отвечать на вопросы о Марне, если господин решится их задать.

– Господин Марвари? – я обвела взглядом просторную, залитую светом комнату и увидела сдвинутую ширму и большой металлический чан, а в воздухе витал запах ароматных трав. Видимо, господин смывал с себя прикосновение к нечистой служанке.

– Доброе утро, – я наклонила голову и сложила над ней руки. – Вы хотели меня видеть?

– Подойди, – Поллав махнул мне, отчего вода вплеснулась на пол. – А ты выйди, – на этот раз он махнул поливавшей его водой девушке, и ее сари мгновенно намокло.

Покачав головой, девушка пошла к выходу, но, поравнявшись со мной, покосилась.

Я присмотрелась – скромная, тихая, она была самой незаметной в гареме и меньше всех доставляла всем хлопот, видимо, поэтому и удостоилась отмывать супруга от грехов.

Девушка молча покинула комнату и неслышно прикрыла дверь, а я подошла к господину.

Смотреть на него было неприятно: на груди, заросшей густым и жестким волосом, поблескивали капли воды, сразу из-под нее начинался круглый живот. Он тоже курчавился черной шерстью, а с другой стороны виднелись пальцы ног с длинными ногтями.

Я старательно отводила глаза и невольно подумала, так же ли неприятно выглядит неодетый Абхей.

– Где ты была сегодня ночью? – громыхнул Поллав.

Я вздрогнула и все-таки посмотрела на него – мокрые волосы прилипли к голове, а усы и брода уныло обвисли и придали господину несчастный, а не грозный вид.

Раз он не упомянул о Марне, не стала ничего говорить и я.

– Вы много выиграли, Поллав-джи, и, поскольку теперь за вашу безопасность отвечаю я, то решила охранять ваши покои, во избежание нападения. Я всю ночь осматривала близлежащие коридоры. Что-то произошло? Я в чем-то провинилась? – я постаралась придать лицу самое искреннее и бесхитростное выражение.

– Я посылал за тобой, но служанка сказала, что тебя нет, – Поллав сверкал на меня черными глазами, словно хотел прочитать мысли.

– Не будьте с ней слишком строги, – я постаралась сделать голос насколько возможно мягким, и он лился как масло. – Бедняжка заспалась или растерялась, увидев слугу-мужчину. Она же кроме Гопала-джи никогда их и не видела. Позвольте, я сама ее накажу, не тратьте свое драгоценное время и острый ум на глупую девчонку.

– Но она помешала нам увидеться, – Поллав все еще хмурился. – Она разве не сказала, что я тебя приглашал?

Вот и наступил миг истины, и от моего ответа зависит дальнейшая судьба Марны.

– Нет, Поллав-джи, – я сокрушенно покачала головой. – Наверное, испугалась наказания.

Лицо Поллава смягчился, и взгляд перестал быть таким колючим. Он понял, что служанка не открыла его тайну и ничего не рассказала о ночном происшествии, даже мне.

– Хорошо, поступай с ней, как сочтешь нужным, – великодушно разрешил он, и я осторожно выдохнула, решив, что самое страшное уже позади, но ошиблась. – А ты больше не покидай своих покоев. Жди, когда я тебя приглашу. И если тебя опять не окажется на месте, то я разозлюсь. Можешь идти, – он махнул рукой, отправляя меня, а сам погрузился в воду.

Итак, я снова стала пленницей.

В коридоре встретила дожидающуюся девушку.

– Супруг ждет вас, – тихо сказала я и побежала к себе.

В комнате меня встретил испуганный и выжидательный взгляд Марны.

– Про тебя господин ничего не говорил, – решив, что не стоит ее пугать, ответила я на незаданный вопрос.

Прошла дальше и присела на кровать, осмотрела светлые стены – теперь это все, что я смогу увидеть, кроме зала удовольствий. Сначала, переселив из гарема, у меня отобрали возможность увидеть Ману, теперь – Абхея. Какая сила ведет Марвари и помогает ему лишать меня всех союзников?

– Вы чем-то расстроены? – осмелилась спросить Марна.

Я посмотрела на служанку, раздумывая, могу ли доверить ей свою жизнь и свободу, и не решилась.

– Нет, – я отрицательно покачала головой. – Все в порядке. Принеси поесть.

Хотелось побыть одной и подумать, а кроме этого, поупражняться с поясом. Предчувствие подсказывало, что скоро он может мне понадобиться.

Марна убежала, и, пока не вернулась нагруженная снедью, я кружилась по комнате в сверкающих кольцах пояса. Руки были все такими же сильными, а тело послушным, и это вселяло некоторую уверенность.

В течение всего дня я старалась куда-нибудь отправлять Марну. Понимание, что я пленница и заключена с ней в четырех стенах, раздражало и одновременно наводило уныние.

А вечером, как и следовало ожидать, пришел слуга с распоряжением Марвари явиться.

Я была уже готова, поэтому без промедления последовала за ним.

На этот раз игроков было всего двое: Поллав и Абхей, и ни одной наложницы. При моем появлении мужчины подняли глаза, но потом снова углубились в игру.

– Танцуй, – бросил Поллав.

Он выглядел уже не таким веселым, как вчера, и хмурился все больше.

Я закружилась, но на меня никто не обращал внимания. Петь опасалась, чтобы не навлечь на себя неудовольствие господина и не отвлекать Абхея. Когда время от времени посматривала на игроков, глаза Абхея азартно блестели, кажется, он начал отыгрываться, и Марвари это совершенно не радовало.

– Хватит, – он махнул мне рукой, когда, как мне показалось, прошла цела вечность, свечи почти сгорели, а около Абхея возвышалась не только приличная горка монет, но и украшения. – Завтра продолжим, – исподлобья посмотрел, как Абхей поднимает с циновки чудную волнистую саблю с красивым, будто растительным, рисунком на клинке и вкладывает в деревянные ножны. – Я все равно отыграю ее, – кряхтя, Поллав тоже поднялся.

– А гостеприимный хозяин предложит подарок? – Абхей блеснул на меня глазами, и это не осталось незамеченным.

– Тебе не удастся так просто ускользнуть и не дать мне возможности вернуть свои деньги, – Поллав через силу рассмеялся. – Она же ядовитая. Одно прикосновение, и ты умрешь.

– Хотя бы только танец, – Абхей растянул губы в улыбке.

– Змейка танцует только для меня. Я щедрый хозяин, можешь попросить любую из наложниц и не получишь отказа, только не ее. Нейса! – господин повернулся ко мне. – Отправляйся в свои покои.

Не желая еще больше злить Марвари, я поспешно повернулась и покинула мужчин, не дожидаясь, чем закончится их спор.

Следующий день стал таким же, как предыдущий: омовение, тщательный уход за телом. Но рутинные дела не могли занять весь день, и мы с Марной придумали себе развлечение – смотреть в окно на суетящихся горожан и рассказывать друг другу истории про них: куда идут, какая у них семья, интересы.

Мы так этим увлеклись, что приход слуги стал полной неожиданностью, и я оказалась совершенно не готова.

Вихрем пронеслась по комнате, сдернула сари, что лежало наверху – оно оказалось цвета чая с молоком и золотой вышивкой, в тон ему бездумно нанесла на губы золотую краску, освежила сурьму на глазах и нанесла за уши по капле духов. Тяжелое золоте ожерелье, браслеты с ядовитыми ободами и остро наточенный с краев пояс дополнили образ.

Посмотрев на меня, Марна вытащила из вазы цветок в бело-розовыми толстыми лепестками и протянула мне. Я вставила его в прическу и вышла к дожидающемуся слуге.

Раскаленный диск солнца еще не успел окунуться в синюю прохладу моря, а господин уже меня вызвал. Это было очень странно.

Еще больше удивилась и испугалась, когда в зале удовольствий не увидела никого, кроме Поллава.

– Поллав-джи, вы желали меня видеть? – стараясь скрыть замешательство, почтительно спросила я.

– Подойди, змейка, – он сидел там же, где и всегда, и выбирал зернышки из граната. Я исполнила просьбу-приказ, и он продолжил: – Ты знаешь, что я отношусь к тебе не как к обычной рабыне, да ты и не такая. Также знаешь, что я обещал найти возможность сделать тебя неопасной, – внимательно посмотрел мне в глаза. Не представляю, что там увидел, но огорченно покачал головой. – Я знаю. Мне этого хочется не меньше, чем тебе. Возможно, даже больше, но жрецы не выдают своих секретов.

Услышав о жрецах, я вздрогнула – неужели Марвари обращался к ним? Если моя безопасность теперь зависит от алчности священников, то Абхею стоит поторопиться, потому что это совсем ненадежная защита.

– Да, – самодовольно продолжал Поллав. – Я обратился даже к ним. Видишь, на что ты меня толкаешь. Но сейчас у меня к тебе другая просьба, ты же ее выполнишь?

Выхода не было, и я кивнула, не представляя, что господин от меня потребует.

– Если бы я мог, то никогда бы тебя не попросил, но нашему юному другу слишком везет в последнее время, – Поллав говорил об Абхее, а я затаила дыхание, опасаясь самого худшего – Марвари догадался, что я провела ночь у его гостя. – И я тебя очень прошу, присматривай за ним во время игры и… постарайся отвлечь.

С облегчением перевела дух.

– Это очень важно. Ты же это сделаешь для меня, змейка?

– Конечно, Поллав-джи. Я приложу все силы, чтобы его отвлечь, – улыбнулась я, убедившись, что господин ничего не знает о моих похождениях.

Только мы закончили, как появился Абхей и, скользнув по мне безразличным взглядом, сел напротив Марвари.

Они снова принялись за игру, а я, повинуясь жесту и желанию господина, начала танцевать и петь.

Как и велел Марвари, я старательно отвлекала Абхея. Заключалось это в том, зашла за спину Поллава, исчезнув из его поля зрения, и махала руками, чтобы браслеты звенели и создавали видимость танца.

Время от времени Абхей посматривал на меня и посмеивался, отчего Поллав, не понимая, что происходит у него за спиной, начинал нервничать.

Я это видела по тому, как он встряхивал волосами, словно собирался обернуться, в этот миг я сразу же принимала красивую позу, но господин продолжал сверлить взглядом противника, хоть плечи и каменели от напряжения. И я наивно радовалась тому, что, выполняя распоряжение Марвари, сделала все наоборот.

Не забывала я следить и за игрой, и каждый раз, когда горка монет передвигалась от Абхея к Поллаву, горло перехватывало тугим обручем, а внутренности словно завязывались в узел, но стоило блестящей кучке вернуться к юноше, грудь распирало от ликования, и я, действительно, готова была пуститься в пляс.

– Кажется, у вас больше ничего не осталось, – сказал Абхей, придвигая к себе очередную сверкающую горку. Около Поллава, кроме кушаний, ничего не осталось. – Может, закончим? Удача сегодня не на вашей стороне.

Он нахмурился, чтобы сдержать улыбку.

– Нет! Продолжим. Не можешь ведь ты забрать все мое состояние, – заявил Поллав. Снял с шеи длинное нефритовое ожерелье и бросил на циновку.

Абхей взял ракушки, и игра началась снова. Затаив дыхание я следила за каждым передвижением бобов по клеткам, и вскоре ожерелье перекочевало от хозяина к гостю.

Я видела, как на руках, покрытых черными волосами, вздуваются жилы – Марвари злился, а Абхей был совершенно спокоен, словно не замечал, что Поллав готов сорваться.

– Если хотите отыграться, то готов принять ставкой вашу змейку, – он остановился на мне плотоядным взглядом. Хоть я и знала, что это часть плана, но невольно передернула плечами, и браслеты звякнули громче.

Поллав вздрогнул, будто очнулся. Обернулся, внимательно меня осмотрел, словно прицениваясь, сколько он сможет стребовать за меня с Абхея. Я же продолжала танцевать, словно все происходящее меня не касается.

– Уж больно хороша, – закончил Абхей, вдоволь насмотревшись.

– Нет! – Марвари рывком поднялся. – Ее я оставлю себе.

Абхей пожал плечами, будто не очень и хотел меня заполучить.

– В таком случае, кроме особняка, вам больше играть не на что. Завтра утром я уеду.

При этих словах я чуть не вскрикнула, но поймав его внимательный взгляд, направленный на Марвари из-под полуприкрытых век, сдержалась.

Абхей заманивал Поллава, как опытный охотник глупую птаху.

– Оставайся на завтра. К вечеру я достану деньги и отыграю все, что потерял, – Марвари жестом указал Абхею на дверь и повернулся ко мне. – Змейка, задержись.

Я остановилась на полдороге, повернулась к господину и склонила голову, давая понять, что слушаю.

– Подойди ближе, – грустно попросил он, и я подчинилась. – Ты знаешь, что ты моя жемчужина, и я выделяю тебя из всех остальных. Я избавил тебя от женщин гарема… – Марвари замолчал.

– Я очень благодарна вам, Поллав-джи, – сказала я, чувствуя, что он ждет моего ответа.

– Приблизил к себе…

– Я счастлива быть рядом с вами и служить вам.

Я еще не понимала, чего он хочет.

– Ты можешь это сделать, – Поллав внимательно смотрел на меня из-под черных бровей. – Видят Боги, как я не хочу тебя об этом просить, но мне не оставили выбора.

Я начала догадываться, что хочет от меня Поллав и застыла от ужаса.

– Сейчас ты наденешь красивое сари и пойдешь в покои нашего гостя. Он знает, что ты ядовита, но я уверен, ты в состоянии заставить его забыть об этом. Сделай это, моя змейка, и ты спасешь мое доброе имя, спасешь меня и себя. Если наш гость сможет осуществить все, что задумал, то он разлучит нас. Ты же этого не хочешь?

Не в состоянии ни о чем думать, я отрицательно покачала головой.

– Сделай это, мое сокровище. Ради меня. Ради нас, – он прижал пальцы к губам, словно посылая поцелуй, а я еле сдержала дрожь отвращения.

– Хорошо, господин, – с трудом выдавила и, не видя ничего и не понимая, как теперь поступить, пошла к себе.

– Нейса-джи! – встретила меня щебетанием Марна. – Не хотите поесть перед сном? Смотрите, что я принесла? – она указала на заполненный сладостями и фруктами стол и нетерпеливо переступала, зная, что я обязательно поделюсь, и предвкушая предстоящее лакомство.

Оставив приглашение без внимания, я подошла к шкафу и стала рыться сложенных стопкой сари. Если за мной будут следить, то они должны увидеть, что я в точности выполняю приказ господина.

– Нейса-джи! Что-то случилось? – видимо, заметив безразличие к еде, служанка подошла и заглянула мне в лицо.

– Господин велел идти в покои одного из гостей, – ответила я, перебирая расшитую ткань.

Марна сразу догадалась что это значит и, распахнув глаза, прижала ладони ко рту.

– Вы пойдете? – сквозь пальцы прошептала она.

– Это распоряжение господина. Я не могу ослушаться, – из разноцветной стопки я выдернула сари цвета закатного солнца, приложила к себе и вопросительно посмотрела на служанку.

Марна кивнула и ткнула пальцем на украшение из рубинов.

Я взяла и его и приложила к накинутому сари.

– Очень красиво, – прошептала Марна. – Но Нейса-джи, ведь вы же…

Теперь пришла моя очередь кивать.

Пока я переодевалась, служанка смотрела на меня со смесью ужаса и благоговения. Одно дело, когда она сама случайно отравилась или еще кто-то по неосторожности, но сейчас я шла хладнокровно убивать – и это совсем другое.

Как удачно я вспомнила о своем предостережении Марны. Я оглянулась на служанку, встала так, чтобы заслонить полку с ядом, и незаметно засунула пузырек за пояс. Если Абхей согласится, то можно будет проделать с ним то же, что в свое время сделала с Марной. Главное, не ошибиться с количеством.

Пара капель духов на шею, и, готовая, я направилась к выходу. При моем приближении Марна испуганно отскочила, словно действительно увидела змею, и не двигалась до тех пор, пока я не скрылась за дверью.

Шурша сари и шлепая туфлями по каменному полу, на этот раз не было необходимости таиться, я шла к покоям Абхея и спиной чувствовала чей-то следящий взгляд, но не оглядывалась, только поздравила себя с проявленной предусмотрительностью.

Наконец, поравнялась с его дверью и постучала.

Долго ждать не пришлось.

– Господин прислал меня скрасить сегодня ваше одиночество, – сказала я появившемуся на пороге юноше. Очевидно, он уже собирался спать и был в одном дхоти.

Вот и представился случай посмотреть на него почти без одежды. По-пояс обнаженный, он выглядел намного лучше, чем Поллав – поджарое, как у гепарда, и, наверное, такое же быстрое тело, гладкая бронзовая кожа, а волосы покрывали руки только от локтя до запястья и выглядели очень мягкими.

– Какой приятный подарок, – отвлекая меня, воскликнул он, но удивленным при этом совсем не выглядел. – Входи, – но прежде чем отступить вглубь комнаты и дать мне пройти, окинул взглядом коридор.

Посмотрела и я, и показалось, что, скрываясь за углом, мелькнули цветастые шаровары Гопала. Вот значит кого Поллав отправил за мной следить.

Я расправила плечи и, улыбаясь как можно соблазнительнее, шагнула в комнату.

 

Глава 22. Неосторожность

– Значит, мой гостеприимный хозяин решил поделиться своей любимицей? – по мере того, как я углублялась в комнату, Абхей отступал. – За что же такое счастье? Решил, что больше не стоит играть со мной, и хочет вернуть потерянное другим путем?

Он знал. Он все знал.

– Что же мы с тобой будем делать? – спокойно, словно ничего не произошло, он присел на кровать. Даже в этом положении его живот остался плоским, а не превратился в шар, только обозначилось несколько более темных складок. И дхоти, приподнявшись, открыл взгляду крепкие лодыжки. – Убив меня, ты безусловно получишь безграничное расположение своего господина, но кто знает, когда еще представится случай освободиться от него. А не выполнишь приказ – навлечешь на себя его гнев… возможно, что не только гнев, – он внимательно меня осмотрел, и я поспешно поправила сари, прикрывая оголившийся живот. – Ты действительно очень привлекательна и умело этим пользуешься, – сипло сказал он, потом отвел глаза и прокашлялся. – А Марвари может решить, что его змейка не настолько ядовита, как он считает.

Я это прекрасно понимала и вздрогнула, а Абхей рассмеялся.

– Так я и думал, что только страх держит его на расстоянии от тебя. Так что мы будем делать?

Я шагнула к нему. Видимо, не зная что от меня ждать, Абхей откинулся.

– Ты мне веришь? – я смотрела ему прямо в глаза и приближалась. Медленно, неторопливо, стараясь не делать резких движений.

Абхей не сводил с меня глаз, словно птенец, зачарованный взглядом кобры, только все больше отклонялся, пока совсем не лег.

– Верить? – он с трудом шевелил губами, и с них срывался хриплое сипение. – Тебе? Я буду последним ослом, если поверю женщине.

По-прежнему глядя мне в глаза, он наблюдал, как я присела рядом, вытащила из-за пояса флакончик и, капнув на кончик пальца мутноватую жидкость, поднесла руку к его лицу.

Пока Абхей продолжал на меня смотреть, я склонилась над ним, приоткрыв губы, приблизилась к его лицу. Как и ожидала, он расслабился и потянулся ко мне. Я воспользовалась этим и скользнула пальцем ему в рот.

Его губы были горячими, сухими и твердыми, а зубы, когда он прикусил мне палец – острыми.

Занятая проводимой игрой, я не заметила, что все это время, делая вид, будто поддается моим чарам, Абхей тянулся за саблей. И сейчас, молниеносно перекатившись, придавил меня своим весом и приставил острие к шее.

– Значит, все-таки решила отравить, лишив при этом последнего удовольствия? Твой господин оказался более великодушным, чем его хладнокровное орудие. Теперь, когда моя судьба предрешена, я же ничего не потеряю?

Обжигая, его горящий взгляд остановился на моей напряженной шее, и Абхей провел пальцем выше того мечта, где змеистое лезвие почти рассекло кожу.

– Вы же обычно не так убиваете людей. Почему тогда для меня сделала исключение?

Он склонялся все ниже, а я не могла ничего сделать – одно неосторожное движение, и кринок перережет мне горло.

– Ты не умрешь, – прохрипела я.

Абхей остановился в волоске от моих губ.

– Что ты сказала? – переспросил он, все еще не убирая сабли. – Ты же только что накормила меня ядом.

– Я дала тебе немного яда. Ты почувствуешь себя плохо, но не умрешь. Поэтому и спросила – доверяешь ли ты мне. А сейчас, слезь с меня, пока я не передумала и не убила тебя, – я лежала не шевелясь, а Абхей не торопился меня освобождать. Я же, поверив, что он не причинит мне вреда не надела ни пояс, ни браслеты.

– Расскажи понятнее, – приказал он.

Я чувствовала на лице его дыхание. От этого, а также от тяжести его тела, сбивалось и мое, а в груди казалось стучит тяжелый молот. Очень хотелось закрыть глаза, но, не зная, чего теперь можно ожидать, я сдержалась. Только глубоко вздохнула, чувствуя, как острие врезается в кожу.

– Я уже проделывала это, – начала говорить я, а Абхей, все еще придавливая меня к кровати, внимательно слушал. – Я дала немного яда служанке, когда она стала вести себя очень вольно. Она выжила, но теперь боится ко мне подходить. Ты тоже выживешь.

– Если ты не ошиблась с количеством.

– Я не ошиблась. Ты крепкий и здоровый. Ты почувствуешь себя плохо. Вызовут лекаря, и он подтвердит, что ты был отравлен. Что поделать, если твой организм справится с ядом.

После моих слов Абхей выглядел задумчивым. Он даже убрал саблю, хоть и продолжал меня придавливать.

– И ты готова рискнуть собственной безопасностью? Ведь Марвари может решить, что и ему не опасен твой яд.

– Я спрашивала тебя – веришь ли ты мне, – я смотрела ему прямо в глаза, чтобы быть уверенной, что он поймет все. – Ты не ответил. От меня зависела твоя жизнь. Теперь от тебя зависит моя жизнь, потому что я скорее умру, чем позволю Поллаву коснуться себя. И я скажу тебе – я верю. Верю, что ты успеешь спасти меня раньше.

Кажется, мне удалось удивить Абхея. Настолько, что он все-таки освободил меня, и, легко соскользнув с кровати, я бросилась к двери, но Абхей опередил. Не зря он показался мне похожим на гепарда – в несколько длинных прыжков, оказался у дверей и перегородил дорогу.

– Не так быстро, змейка, – мягко проворковал он. – Разве все должно было произойти так быстро? Ведь сначала ты должна меня соблазнить?

Не понимая, чего он хочет, я недоуменно смотрела на Абхея.

– Я хочу сказать, что прошло еще недостаточно времени, – пояснил он. – Задержись немного. Я проголодался. А ты? – и показал на уставленный стол.

– Тебе сейчас надо больше пить, – сказала я прежде чем, посомневавшись, присела к столу.

– Обязательно, – пробубнил Абхей. Он уже успел набить рот самосой. – Только сначала поем, я очень голоден. Эти игры очень изматывают, – и не успев прожевать, затолкал следом сразу несколько кусков кокоса. – Ешь, – кивнул на заполненные блюда. – Ты ведь тоже голодная.

Последний раз я ела днем, но голода не чувствовала и с беспокойством всматривалась в лицо Абхея. Несмотря на самоуверенное заявление, что он не умрет, я очень боялась, что ошиблась с количеством яда. Но все же, повинуясь внимательному взгляду, отщипнула ягоду винограда и задумчиво жевала.

Абхей с усилием проглотил все, что было во рту, отхлебнул пол кувшинчика воды и отломил внушительный кусок сыра.

– Так почему ты решила, что можешь мне доверять? – не отставал он и, поморщившись, потер живот.

– Брат бы не доверил свою сестру ненадежному человеку, – негромко ответила я, очень надеясь, что так оно и есть.

– Ты любишь брата, – не спросил, а подтвердил Абхей и, снова поморщившись, опустился на локоть.

– Кроме того, – кивнув, продолжила я. – Мне кажется, что у тебя в этом деле свой интерес. И ты его не упустишь, а для этого надо, чтобы все произошло именно так, как вы придумали.

Я с беспокойством наблюдала, как он побледнел и нахмурил брови, а на лбу выступили бисеринки пота.

– Ну и хитрая же ты, – он скривил губы в болезненной ухмылке. – Что же так больно? Будто изнутри меня режут тупым ножом. Так и должно быть? Ты не ошиблась?

Я вспомнила как сама чувствовала себя после приема яда и утвердительно кивнула.

– Я же говорила, выпей воды, – протянула ему свой полный кувшин.

Когда Абхей коснулся моих пальцев, я испугалась насколько холодные у него руки и придвинулась, решив сама его напоить.

Он хоть и посмотрел удивленно, но не стал спорить и послушно приник к горлышку, после чего уложил голову мне на колени.

– Не уходи. Если я умру от твой руки, то сделаю это на коленях убийцы, – облизывая пересохшие губы и сглатывая, начал Абхей. Я дала еще воды, и он жадно выпил. – А сейчас расскажу, в чем мой интерес.

– Молчи, не трать силы, – он тяжело дышал, и я попробовала его остановить. Но Абхей сжал мою руку ледяными пальцами и отвел от своего лица.

– Я хочу. Слушай:

Далеко отсюда, там, где бескрайние пески вытеснили всю растительность…

В описании я узнала родной край и сердце забилось сильнее.

Был мой дом. В тех же краях жили родственники мамы Саджита, и, когда он приезжал, мы вместе играли. Мы соревновались в драках, в стрельбе из лука, бегали в храмы смотреть на девочек, но однажды мой друг и противник пропал – как я понял позже, отец посчитал, что пора посвящать его в дела.

Тем временем на наш замок напали. Я вызвался отправиться в бой вместе с отцом, но он посчитал, что я слишком мал, и оставил вместе с женщинами за крепостными стенами.

Наши воины терпели поражение от более многочисленного противника, но не отступали и умирали от стрел, лошадиных копыт и ног слонов. Когда на поле брани не осталось ни одного живого защитника замка, враги подступили к воротам и использовали закованных в доспехи слонов в качестве таранов.

Убитые горем женщины наблюдали, как умирали их мужья и сыновья, а когда ворота содрогнулись от первого удара, то собрались во внутреннем дворе и разожгли костер. Ни одна из них не хотела становиться трофеем врага.

Мои сестры выстроились за спиной матери, а я, самый младший, бросился к ее ногам, умоляя бежать. Но в ней текла гордая кровь раджпутских воинов, и мама ответила, что без мужа ее жизнь потеряла смысл. Только позвала молоденькую служанку, отдала ей свои украшения и велела вывести меня через подземный ход. Я противился, говорил, что останусь вместе с сестрами, но девушка оказалась сильнее и вскоре мы уже удалялись от родных стен.

Служанка не позволяла мне оборачиваться, но я не слушался и сквозь пелену слез смотрел на черных дым, уносящий маму и сестер на небо.

Солнце несколько раз скрывалось в песках, а луна воцарялась на небе, когда, измученные, мы добрались до первого, не пострадавшего от набегов города. Мы были жутко голодны и хотели спать, служанка решила продать мамины украшения, но торговец обвинил ее в краже и отдал стражникам, а я спрятался за углом ближайшего дома. Что с ней стало потом, я не знаю, но думаю, что мои сестры выбрали лучшую из возможных участь.

Я же стал искать работу. Ходил по богатым домам, по домам удовольствий, по постоялым дворам, берясь за все, что предложат. Мною двигала только одна цель – вернуть свой дом и устроить большую службу для отца, матери и сестер.

Абхей закашлялся и с трудом втянул воздух.

– Ты меня все-таки убила, змейка, – прохрипел он.

Я похолодела и снова поднесла воды. Пришлось держать ему голову, пока делал большие глотки и мучительно глотал.

– Хватит, – губы еле шевельнулись. – Надо успеть рассказать.

– Ты сделаешь то, что задумал. Обязательно. Я тебе обещаю, – сейчас он был беспомощен, я положила руку на холодный лоб, и Абхей закрыл глаза.

Я работал не жалея сил, потихоньку накапливая деньги, и как-то на постоялый двор заглянул один мужчина. Он играл. Играл много. Со всеми, кто пожелает. Кто-то выигрывал, кто-то проигрывался начисто.

Я смотрел и наконец, попросив благословения Лакшми, решил тоже попробовать.

Незнакомец сначала насмешливо на меня посмотрел, и к моему удивлению согласился. Зеваки тут же окружили нас плотным кольцом.

Сначала выигрывал. Много выигрывал. Зеваки смеялись и подталкивали друг друга, говоря, что сопляк обчистит его до нитки. Но Лакшми видимо наскучила игра, и тогда деньги потекли обратно в кошель незнакомца.

Пытаясь отыграться, я спустил почти все, что выиграл. Так что не понаслышке знаю, что такое азарт. Незнакомец сам сжалился и прекратил игру, пока я не остался без всего. А когда стемнело, поймал меня на заднем дворе, сказал, что ему нужен напарник и предложил уйти вместе с ним.

Терять мне было нечего, и я согласился. Динеш учил меня всем хитростям, как разжигать в противнике азарт, лишая его разума, как играть с ракушками, чтобы они выпадали в твою пользу и как оставаться хладнокровным, несмотря на результат игры.

Мы обошли много земель и попали в на родину матери Саджита как раз тогда, когда пристал их корабль.

Мы встретились в портовой закусочной и с трудом узнали друг в друге друзей детства.

Саджит в то время, впрочем, как и сейчас, был глубоко опечален смертью отца побегом невесты, а сопровождал его всего лишь один стражник.

Друг поведал мне, почему он оказался так далеко от отцовского дома, и мы сговорились сначала восстановить его права, потом он поднимет своих воинов, чтобы вернуть мой дом.

Это и был мой интерес, до тех пор, пока не увидел тебя…

Абхей снова закашлялся, цепляясь за мои руки, и посмотрел в глаза.

Я боялась ответить, но когда решилась, то встретила ясный, хоть и лихорадочно горящий взгляд.

«Все будет хорошо. Хорошо», – повторяла я про себя, пропустив мимо ушей его последние слова.

– Видимо, ты создана, чтобы погубить меня, – он все еще не отводил взгляда.

– Не смей так говорить! – я накрыла пальцами его пересохшие губы.

«Нет! Я не могу его погубить. Он мне посторонний. Моя судьба не должна бросать тень на его. Это несправедливо!»

Я обхватила руками его голову и баюкала, словно могла излечить. Мать не может быть такой жестокой и забрать мою последнюю надежду выбраться отсюда.

Его лоб блестел от испарины, и я осторожно стерла холодные капли.

– Как хорошо, – прошептал Абхей и закрыл глаза. – Никогда бы не подумал, что буду умирать на коленях красивой девушки.

Я неодобрительно покачала головой – вот уж эти мужчины, еле дышит, а все равно только бы о девушках думать.

– Ты не умрешь, – он по-прежнему не открывал глаз, только с приоткрытых губ срывалось сиплое дыхание, и я отважилась обвести контур лица.

Потом, поражаясь собственной смелости, пригладила густые брови, но сразу же отдернула руку и посмотрела в лицо – оно было расслабленно, только ресницы подрагивали. От страха и собственной дерзости перехватывало дыхание, а пальцы саднило от желания продолжить исследование. Сейчас Абхей выглядел совсем неопасным и был первым мужчиной, к которому хотелось прикоснуться. Сначала по воздуху очертила контур высоких скул и теперь уже плотно сомкнутых губ, а, набравшись храбрости и старясь унять дрожь в пальцах, тронула выступающую на виске жилку.

Абхей сразу же распахнул глаза, а жесткая ладонь стиснула запястье.

– Что ты делаешь? – пронзительный взгляд прожигал насквозь.

– Отирала пот, – пролепетала я, с трудом совладав с непослушными губами и, не в силах сказать, что хотела его потрогать, смущенно отвела взгляд. – Кажется, тебе стало легче, а мне пора идти, иначе могут возникнуть ненужные вопросы.

Я уже не доверяла себе и, осторожно переложив голову Абхея на подушки, поспешно поднялась.

– Я думал, что ты останешься до утра, – он смотрел на меня снизу-вверх и в этот миг, несмотря на рост и крепкое сложение, больше всего напоминал потерянного ребенка, каким я была, когда меня привезли в это город.

– Не могу, – я опустилась на колени и уже без страха и смущения убрала с его лба растрепавшиеся волосы. – Если мы хотим провести Поллава, то я должна уйти.

На один короткий вдох он задержал мою руку на своем лице, а затем отпустил.

– Что же, иди. Я уже получил больше, чем мог ожидать. Надеюсь, в следующий раз увидимся при более благоприятных обстоятельствах. Ты не ошиблась, поверив мне, а сейчас, уходи, – он еще что-то беззвучно шептал, а потом и вовсе отвернулся.

Я поднялась, поправила сари, пригладила волосы, вышла из покоев и сразу же наткнулась на стражников. Обступив с двух сторон, они проводили меня до комнаты, где не спала и поджидала Марна.

При моем появлении она вскочила и, не решаясь спрашивать, только вопросительно смотрела.

– Я сделала то, что мне поручил господин. Давай спать. Я устала, – отвернулась и скрылась за пологом, надеясь, что с самого утра эта новость распространится по дому.

Следующий день начался с обыденных занятий: омовение и по приобретенной в храме привычке – молитва. Все это время я чутко прислушивалась к тому, что происходит в доме, надеясь и одновременно страшась приказа Поллава явиться.

Пришла Марна с паратхами, чатни и молоком с куркумой.

Я принялась за еду, надеясь, что присущая служанке болтливость не даст ей долго молчать, и не прогадала.

– Сегодня ночью гость господина почувствовал себя плохо, и слуги пригласили лекаря.

Я отломила кусочек промасленной лепешки, обмакнула в кисло-острый соус и, поощряя продолжать, посмотрела на Марну.

– Лекарь сказал, что гостя отравили очень сильным ядом, и вряд ли сможет чем-то помочь, – служанка бросила на меня настороженный взгляд. Надеюсь, что я смогла остаться невозмутимой, хоть по спине и стекла капелька пота. Неужели я не рассчитала с количеством яда? Или Абхей так умело притворяется? Как узнать? – Какой удар по имени господина! – тем временем продолжала щебетать Марна. – В его доме отравили гостя. На кухне говорят, что если об этом станет известно, то честь господина очень пострадает. А в купальнях говорят, что теперь станет меньше желающих воспользоваться его гостеприимством, – она замолчала, а я отпила молока. Марна переминалась с ноги на ногу, ее так и тянуло поделиться еще одной новостью, но решиться не могла. Продолжая молчать, я сделала еще один глоток, и служанка не выдержала. – А в гареме говорят, что это вы его отравили, и теперь господин выгонит вас. Клянусь, я никому ничего не говорила, но кто-то видел, как вы входили в его комнату.

«Конечно же», – я еле сдержалась, чтобы не усмехнуться. – «Я даже знаю, кто видел меня у дверей Абхея».

– Нейса-джи! – когда я подняла взгляд на служанку, то увидела в ее глазах слезы. – Вас правда могут выгнать?

– Не знаю, Марна, – почти искренне ответила я, действительно, не зная, как поступит со мной Поллав. Подобный исход стал бы для меня самым лучшим, но не стоило слишком на него надеяться. Если я вызову неудовольствие господина, то, скорее всего, просто убьют, чтобы больше никто меня не заполучил. – Господин может это сделать, я ведь и правда отравила его гостя, а теперь выяснилось, что есть свидетели, – в голову проникла настолько неожиданная мысль, что даже замолчала – что если Поллав все это спланировал сам, чтобы иметь возможность угрожать мне разоблачением и заставлять делать все, что он захочет? Но и без этого я выполняю все его приказы. Или слишком много возомнила о себе? Стоп. Кажется, я начинаю паниковать. Надо успокоиться. Способность мыслить ясно мне сейчас нужна как никогда.

– Но господин сам велел вам идти в покои гостя, – по взгляду Марны я видела, что она ничего не понимает.

– Ты правда думаешь, что господин это признает, когда для очистки имени потребуется наказать виновного? – грустно спросила я.

Кажется, моя дальнейшая судьба приобретает все более четкие очертания.

– Что же нам делать? – воскликнула Марна.

Я посмотрела на служанку – кажется, со мной ей стало житься лучше, чем было до этого, и наверняка она не захочет лишиться теплого и сытного места. И на этом можно сыграть.

– Полагаю, все зависит от того, выживет ли гость, – медленно, словно раздумывая, начала я. – Ты можешь послушать, что говорят об этом слуги? Уж они-то должны быть в курсе всего.

Как и ожидала, Марна с готовностью вскочила.

– Конечно, Нейса-джи! Я все узнаю! – и не успела я моргнуть, как она скрылась за дверью.

Выходить мне все еще было запрещено и, пока не вернулась Марна, смотрела в окно на горожан. А там кипела жизнь: под знойным солнцем в земле возились полуголые ребятишки, женщины неторопливо махали метлами, расчищая улицу около своего дома и поднимая еще больше пыли, туда-сюда сновали юноши-водоносы и торговцы, громкими криками привлекающие внимание к своему товару – пестрота, суета и гвалт, в то время как каменной стеной стояла полнейшая тишина, словно в подземной темнице, чем для меня и стали великолепные покои богатого дома, на который мы с Малати когда-то смотрели и возлагали столько надежд.

Отвлекая от грустных мыслей, стукнула дверь. Я обернулась, и стоявшая на пороге Марна сокрушенно покачала головой на мой вопросительный взгляд.

– Со мной никто не хочет говорить, – она подошла и опустилась рядом со мной на колени. – Все очень напуганы и говорят, что я пропиталась вашим ядом и стала такой же. Нейса-джи? – служанка подняла голову и заглянула мне в глаза. – Это возможно? Что я тоже стала ядовитой?

– Нет, Марна, – хотелось погладить испуганную девушку по голове, успокоить, но я сдержалась. – Это невозможно. Ты не станешь такой. Так что, ты не смогла ничего узнать?

Прояснив, видимо, важный для себя вопрос, Марна расправила плечи и горделиво на меня посмотрела.

– Удалось, – она улыбнулась, но улыбка получилась грустной. – Я походила среди служанок, послушала. Нейса-джи, все уже знают, что вы побывали в покоях гостя и после этого он заболел. Все уверены, что это вы его отравили.

Я задумалась. О моем визите знали только я, Абхей, господин и приставленный за мной следить Гопал. Неужели смотритель сам разболтал о том, что видел, или все же это было поручение господина? Может, мои предыдущие предположения не так и ошибочны? Что теперь ждать от Поллава?

– Нейса-джи! – отвлек от раздумий голос Марны. – Жены настаивают на встрече с господином и собираются просить его избавиться от вас, пока вы не отравили еще кого-нибудь…

– Значит, гость умер? – перебивая трескотню служанки, выпалила я и в ожидании ответа перестала дышать.

– Нет, он пока живой, но очень плох. Лекари все еще не уверены, что он выживет, – со знанием дела, словно она сама лекарь, заявила Марна.

Я перевела дыхание и приготовилась слушать дальше, поскольку, служанка, кажется, еще не закончила отчет.

– Нейса-джи, вам необходимо опередить жен и встретиться с господином. Он благоволит вам. Вы в силах склонить его на свою сторону, пока жены не настроили против.

– Все в руках Матери, – рассеянно ответила я.

В словах Марны безусловно был смысл, если смотреть на ситуацию ее глазами, но, боюсь, что мое положение было намного сложнее. Несомненным оставалось только одно – Абхей должен выжить. Как жаль, что учителя, обучая нас ядам, совсем не познакомили с противоядиями, ведь нашим жертвам не полагалось выживать.

Служанка еще продолжала что-то щебетать, а я уже раздумывала как бы незаметно проникнуть к Абхею, чтобы своими глазами удостовериться в его состоянии. Хотя, то, что он еще жив, давало надежду на дальнейшее выздоровление.

Я слишком углубилась в раздумья и даже не услышала негромкий стук в дверь. Очнулась, только когда Марна позвала меня по имени, подняла рассеянный взгляд и увидела топчущегося на пороге слугу.

– Господин ожидает вас в своих покоях. Поторопитесь. Он велел не медлить.

Вот и пришло время истины. Надеюсь, встретившись с Поллавом, я смогу узнать что у него на уме. Вот только я все еще была в утреннем сари. Симпатичном, конечно, цвета розового лотоса, но оно совсем не подходило для глаз господина, как своей простотой, так и прозрачностью.

Я вопросительно посмотрела на Марну и увидела на ее лице сложную смесь ликования и страха.

Подбежав, служанка распахнула шкаф и указала на тяжелые украшения с аметистами. Массивное ожерелье очень удачно легло поверх тонкой ткани и практически закрыло грудь. Браслеты скрыли руки почти до локтя, а длинные серьги отвлекали взгляд от неприбранных волос.

Надев последними собственные ядовитые браслеты и застегнув пояс, я направилась к выходу.

– Нейса-джи! – Марна подлетела ко мне, обвела руками около моего лица, сжала кулачки и поднесла их к своим вискам. – Пусть у вас все будет хорошо, – напоследок прошептала она, а я отправилась к Поллаву.

Встречавшиеся по пути слуги испуганно отскакивали, стражники стояли с каменными лицами, не подавая вида, что знают о вчерашнем, но стоило миновать их, как за спиной слышалось перешептывание.

Пусть сколько угодно шепчутся и злословят, лишь бы возможность покинуть этот дом не исчезла вместе с Абхеем.

Нервно сжимая и разжимая кулаки, я шла к покоям господина, и, достигнув цели, постучала.

– Входи, – донеслось из-за двери, и я толкнула тяжелую створку.

Поллав развалился на кровати и выглядел крайне помятым. Длинные жесткие волосы спутаны, подведенные сурьмой веки отекли, и глаза превратились в узкие щелки. Дорогая ткань одежды расцвечена пятнами и подтеками, а яркие циновки почти скрылись под объедками и крошками. Судя по его виду, можно было подумать, что он не спал всю ночь и пил какой-то дурманящий напиток. Неужели он так беспокоился из-за исхода моей с Абхеем встречи.

– Рассказывай, – его голос был тусклым и невыразительным, в то время как глаза жадно шарили по прозрачному сари.

Решив заранее как оправдать то, что Абхей выжил, я послушно начала говорить:

– Как вы и велели, я надела красивый наряд, украшения и пошла к молодому господину… – глаза Поллава сверкнули злостью, и я осеклась, не понимая, в чем ошиблась.

– Молодому?! – рыкнул он. – Неужели этот мальчишка тебе понравился тем, что молод?

«Ах вот в чем дело», – я успокоилась и недоуменно хлопнула ресницами.

– Поллав-джи, как может этот мальчик сравниться с вами, – как смогла вкрадчиво произнесла я. – Вы же сами отправили меня к нему.

– Да, я знаю, змейка, – он с силой потер лицо, отчего на коже проступили красные полосы, и господин стал выглядеть еще неприятнее. Странно, но к Абхею я не испытывала подобного отвращения. А то, что привыкла к нему, не сделало меня более терпимой к остальным мужчинам. – Знаю, что сам отправил тебя, но от этого не становится легче. Знать, что ты, моя маленькая змейка, там наедине с этим сопляком, стало истинным мучением.

О, Богиня! Как же он воспримет весть о неудаче?

– Поллав-джи, я сожалею и надеюсь только на вашу доброту и снисходительность, – потупившись, пролепетала я, – но я оказалась слишком глупой и неловкой для вашего поручения.

– Что это значит?! – Поллав подался вперед, и на меня пахнуло несвежим дыханием.

– Я сделала все, что в моих силах. Пела самые пленительные песни и танцевала красивые танцы, но ваш гость хорошо помнил, что я ядовита и только смотрел, не делая попытки сблизиться, – последние слова снова напомнили мое посвящение и горло так сдавило, что я еле смогла договорить. – Только один раз мне удалось коснуться его в танце, после этого он избегал меня.

– Так вот почему мальчишка все еще жив, – пробормотал Поллав, и я облегченно перевела дух. – Одно не пойму, как кому-то удалось противостоять твоим чарам. В храме меня уверяли, что это невозможно.

Постаравшись принять как можно более недоуменный вид, я пожала плечами.

– И если он не хотел тебя, то почему так старался выиграть? Змейка, неужели ты могла предать мое доверие и замышлять что-то у меня за спиной? – сквозь узкие щелки черный взгляд пронзал меня точно стрелами.

– Как я могу знать мысли молодого господина? – я снова постаралась принять самый невинный вид. – Возможно, захотел, как дорогую безделушку или в качестве личной стражи, – стоя с опущенными глазами, бросила косой взгляд на Поллава – эти доводы должны быть ему понятны, ведь и сам приобрел меня именно с этой целью.

Какое-то время он хмурился, раздумывая, а потом в глазах сверкнул какой-то странный огонь, и Поллав так резко подался вперед, что от неожиданности я отступила.

– Расскажи, – хрипло выдохнул он и торопливо облизнул губы. – Расскажи все, что между вами произошло.

От нетерпения у господина даже начала подергиваться щека, что придало ему совсем безумный вид.

– Поллав-джи, – я не знала куда деваться от шарящего по мне взгляда. – Я не могу удовлетворить ваше любопытство, ведь молодой господин…

– Знаю-знаю, – оборвал меня Поллав. – Он к тебе не прикасался. Но вы ведь что-то делали столько времени. Расскажи, что?

Я не понимала, что господин хочет услышать, а он тем временем теребил край богато украшенной, но грязной туники.

– Господин Найду очень удивился моему приходу, но когда я сказала, что это ваш приказ, впустил, – начала я рассказ, не зная, чем он закончится. – Он ужинал и предложил мне.

– Вы сидели рядом? Ели с одного листа? – Поллав тяжело дышал, а широкие ноздри напряженно раздулись.

– Разве я могла? – покачала головой я, а господин как-то странно мне подмигнул. – Я только выпила воды.

– И он смотрел, как ты пьешь? На, пей! – строя страшные гримасы, Поллав подвинул мне кувшин.

О, Богиня, зачем ты лишила его разума?

Не повиноваться я не могла и полила водой на ладонь, а она тонкой струйкой стекала мне в горло, а частично на шею.

Закончив, взглянула на Поллава – открыв рот, он смотрел на намокшее сари.

Богиня, прошу, верни ему рассудок, я не хочу никому причинять зло.

– Дальше! – хрипло бросил он.

Мать, помоги мне и ему!

– Потом он попросил меня станцевать, – продолжила я.

– Танцуй! – приказал Поллав. – То же самое, что и ему.

Я выбрала самый плавный и неторопливый танец, покачиваясь, словно под порывами ветра. Но, как ни старалась избежать, все равно из-под сари иногда показывалась ступня или даже щиколотка. И все это не укрылось от сверкающих глаз Марвари.

– Как ты его задела, покажи! – он плеснул на ладонь воды и протер шею. Спутанные волосы слипшимися прядями упали на лицо и намочили одежду, добавляя ей еще больше неряшливости.

Опасаясь неосторожных порывов господина, я медленно подошла ближе и подняла руку, словно хотела коснуться лица.

Поллав повернулся, и я поторопилась отойти.

– Продолжай, – потребовал он, увидев, что я остановилась. – Я хочу знать все, что он с тобой делал.

– Но, господин… – я попыталась его вразумить, но Поллав прервал:

– Твой Найду слишком много на себя взял: захотел обыграть меня, да еще и выиграть тебя – мальчишка! Как только я понял его намерения, глупец стал приближаться к своей смерти, и убить его должна была ты. Да-да, змейка, именно ты, – подтвердил он, взглянув на меня и удостоверившись, что я удивлена, – чтобы доказать свою преданность! Я видел, как ты с ним переглядывалась. Ты моя собственность, и я не позволю тебе заглядываться еще на кого-то, – смотреть на Поллава было страшно – покрытые коркой от постоянного облизывания губы кривились, щеки подергивались, а пальцы постоянно перебирали ткань туники. – И теперь мы с тобой заодно. Накрепко связаны общим убийством. Ты всегда будешь со мной, моя змейка!

Одним броском он сорвался с места, обхватил меня за бедра и уткнулся лицом в живот. Теперь вместо туники отекшие пальцы сминали и дергали мое сари

– Вместе, навсегда, – кожей чувствовала его жаркое дыхание.

Паника и отвращение накрывали с головой. Извиваясь, как змея, я пыталась избавиться от омерзительных прикосновений, но Поллав только теснее прижимался и оставлял на коже мокрые следы.

Пол уходил из-под ног, глаза застилало туманом, сквозь который время от времени пробивались ярко-красные, словно молнии, вспышки. Поллав цеплялся за меня, как плющ, мокрые следы перемещались все выше, а у меня к горлу подкатывала тошнота, и я могла думать только о том, как избавиться от гадких прикосновений.

– Поллав-джи, вы не можете… – старалась я его вразумить.

– Он же выжил, я тоже выживу, – бормотал Поллав, оставляя болезненные укусы.

– Нет! Нельзя! – воскликнула я и, пока не лишилась чувств, оттолкнула его.

Он потянулся за мной, я отбивалась и, этого не могло не случится – браслетом порезала ему руку.

Рана показалась мне огромной, а кровь из нее текла густой красной рекой. Она пачкала мне пальцы, впитывалась в сари, а в нос уже проникал тошнотворный запах.

– Ах ты змея! – Поллав наконец-то перестал за меня хвататься и смотрел, как кровь тяжелыми каплями падает на мраморный пол. – Я тебя пригрел, а ты меня укусила?!

Воспользовавшись свободой и понимая, чем все закончится, я выбежала в коридор.

 

Глава 23. Свобода или смерть

Я бежала во весь дух. Спасаясь от летящего в спину рева Марвари.

Впереди раздался приближающийся топот, и, отскочив, я с трудом втиснулась за статую стражника – на зов господина мимо меня, не заметив, пробежали слуги и скрылись за поворотом.

Я снова припустила и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, практически ввалилась в покои Абхея.

Он лежал на кровати, а слуга, смачивая в воде куски полотна, обтирал ему шею и грудь.

Абхей, хоть и был бледен, но выглядел лучше, чем я ожидала.

– Выйди, – едва увидев меня, велел он слуге.

Мужчина испуганно покосился – неудивительно, ведь мои руки и сари были перепачканы кровью – и поспешил скрыться за дверью.

– Чем презренный смертный заслужил счастье лицезреть красоту утреннего лотоса? – улыбнувшись, Абхей приподнялся на локтях. – Пришла завершить начатое? Но сейчас я уже настороже и не так слаб, как может показаться, – но улыбка в тот же миг погасла, стоило ему рассмотреть меня. – Что случилось? – в голосе слышался неподдельный испуг. – Ты ранена?

Я почувствовала, как на плечах смыкаются руки, вспомнила гадкие прикосновения Марвари и сорвалась:

– Не трогай меня! – завизжала я, ощущая себя настолько грязной и оскверненной, что любой, кто ко мне прикоснется, станет таким же.

Но Абхея это не испугало. Обхватив так, что я не могла пошевелить рукой и причинить ему вред, он прижал меня к груди и шептал на ухо успокоительные слова.

– Что произошло? – он решился отстранится, только когда сотрясавшая меня дрожь немного утихла.

И слова полились потоком. Захлебываясь, я рассказывала, как Марвари приказал мне прийти, расспрашивал о том, как Абхей вел себя во время встречи, а потом, как в попытке освободиться я его ранила.

– Значит, Марвари умрет, – прошипел Абхей, и крепче прижал меня к себе. В его голосе звучала такая злость, что мне стало страшно. – Ему повезло, иначе я сам бы его убил за то, что он с тобой сделал.

Я удивленно подняла на него взгляд – никто, кроме, возможно, Ману, не стремился меня защитить.

– Ты же сестра моего брата по оружию, – пояснил Абхей и провел пальцем по моей щеке. Только тогда я поняла, что плачу. – Как я могу позволить кому-то оскорбить мою сестренку. – Не плачь. Я выведу тебя отсюда, а после смерти дяди Саджит сможет вернуться, как полноправный хозяин. Клянусь, мы не хотели, чтобы все произошло так, но Поллав сам выбрал свою судьбу.

В коридоре раздались крики:

– Я видел! Она открывала эту дверь!

Звон сабель.

Сердце пропустило только один удар, как я уже оказалась за спиной Абхея, а он, с той самой саблей, что хотел выиграть Поллав, повернулся ко входу.

Время остановилось. Только дыхание и стук наших сердец нарушали воцарившуюся в комнате тишину.

Словно во сне, я расстегнула пояс и покрепче перехватила рукоять, помня, как Лила смогла выбить оружие из моих рук.

Дверь с грохотом распахнулась, и воздух взорвался криками и лязганьем металла.

У меня был самый лучший учитель, Абхей тоже не производил впечатление новичка, но стражников было большое, и поэтому я не собиралась прятаться за спиной, пока Абхей сражается за нас двоих.

Я сделала шаг вперед и встала рядом с его плечом.

– Это несколько другие танцы, змейка, – покосился на меня Абхей.

– С ними я тоже хорошо знакома, – ответила я и предупреждающе взмахнула гибким мечом, как хлыстом.

Он угрожающе зазвенел, и стражники невольно отступили.

– Что же, тогда давай танцевать, – звонко воскликнул Абхей.

Кажется, для него это тоже часть игры, что кружит голову азартом, а для меня это часть жизни. Та часть, о которой я больше всего хочу забыть.

Но долго предаваться размышлениям не позволили противники, они навалились на нас с силой волн, во время шторма бросающихся на каменный утес. Но, как и утес, мы устояли.

Сначала мы сражались плечом к плечу, но по мере того, как стражники окружали, а Абхей прокладывал путь к дверям, я переместилась и стала прикрывать его спину.

Мы, действительно, словно танцевали – не мешая друг другу и не попадая под руку, довольно успешно отбивались от противника.

Помня, что Абхей еще слаб, я время от времени огладывалась, чтобы убедиться, что у него все в порядке.

С его стороны нападавших было больше, а змеистой сабли почти не было видно, только свист, с которым она рассекала воздух. Ко мне же видимо отчаялись приблизится из-за сверкающего между нами пояса-меча.

Я шагнула, оттесняя Абхея, и, описав идеальный круг, мы поменялись противниками.

Абхей сможет немного перевести дух, я же, закручивая пояс змеиными кольцами и выстреливая им, как Индра молниями, обезоруживала и разгоняла стражников.

Они отступили, и мы на удивление беспрепятственно выбежали в коридор, где и встретились с остальными, поджидающими стражниками.

– Куда теперь? – обезоруживая очередного, выкрикнула я и обернулась – кто-то бросил чакру. Я толкнула Абхея, и отточенный по краю диск пролетел мимо.

– Спасибо, – хрипло ответил он. – К залу приемов, там же есть потайной ход.

– Но он закрыт, – я увернулась от просвистевшего мимо уха кинжала.

– Уже нет, – теперь Абхей оттеснил меня. Резкий выпад, и на сабле тяжело повисло тело стражника.

Чакры и кинжалы летели со всех сторон.

О, Богиня! Когда же они закончатся?

Я отбила один, увернулась от второго и подставилась, спасая Абхея от третьего – острое лезвие рассекло кожу на плече.

– Ты как? – крикнул Абхей, убирая с нашего пути очередного стражника.

– Нормально, – ответила я, игнорируя жгучую боль, и благодаря гибкости и длине меча достала метателя кинжалов, а с ним и еще несколько человек.

Воспользовавшись возникшей у противника сумятицей, мы бросились бежать. Абхей значительно отставал, и я с ужасом увидела, что часть шаровар у него пропитана кровью, и на полу остаются красные следы.

– Ты ранен! – воскликнула я. – Беги вперед, я тебя прикрою.

– Нейса, я не буду прятаться за спиной женщины. – Хватит и того, что я уже потерял мать и сестер.

Какой же он упрямый!

Но я все равно отстала, давая ему возможность убежать. Мы почти достигли зала приемов, а приближающийся топот говорил, что стражники снова нас догоняют. Неизвестно еще, что нас ждет за дверями зала.

Богиня, помоги!

Прервав молитву, Абхей перехватил меня поперек живота и толкнул к дверям.

– Беги. Спасайся. Проход выведет тебя к порту.

Я возмущенно обернулась и увидела чакру, летящую прямо в лицо Абхея.

Молниеносный прыжок, взмах меча, и чакра, изменив направление, прошлась мне вдоль ребер.

От жгучей боли на миг ослепла, только чувствовала, как Абхей, обхватив за талию, куда-то меня тащит.

Над ухом раздаются сдавленные ругательства. Абхей ведь ранен, а тут еще я вишу на нем, бесполезная, как мешок с горохом. С силой прикусила губу. Предметы обрели четкость, и я увидела, что мы уже в зале приемов. К счастью он был пуст, но так продолжалось недолго – вместе с нами сюда ввалились и стражники.

Одной рукой удерживая меня, а другой сдерживая противника, Абхей отступал к скрытой за портьерой двери.

К ране на ноге добавились порезы на руках и лице, а стражники все напирали – откуда они только брались?

Я высвободилась из-под руки Абхея и тут же почувствовала, как что-то теплое потекло по коже. Старалась не смотреть, да и некогда было, но ощущала, как намокая, сари липнет к телу. Я выступила вперед, чтобы дать Абхею перевести дух, как оказалось вовремя – раненая нога подогнулась, и он упал на одно колено.

Выпав из рук, звякнула сабля. Я подцепила ее ногой и поймала налету. Теперь я дралась за двоих – изгибаясь и зловеще щелкая, пояс создал между нами и нападающими стену, тех же, кто смог пробраться за сверкающий заслон, я колола и резала саблей. В руке она лежала прекрасно, была так послушна, будто отлита специально для меня, и входила в плоть, словно кинжал в мягкий сыр.

В пылу битвы я не заметила как за спиной колыхнулась портьера и рядом со мной возник Ману.

– Уходите! – бросил он и бронзовой тенью налетел на стражников.

Учитель двигался так неслышно и молниеносно, что прежде чем нападавшие поняли в чем дело. Несколько человек уже лежало на плитах пола.

Ману отступал, тесня нас к двери. Я помогла Абхею подняться, и он тут же отнял у меня свою саблю. Хотела поддержать, но он отстранился и, опираясь на клинок, как на палку, пошел к двери, сильно припадая на раненую ногу. Стараясь не обращать внимания на жжение в боку, я следовала за ним, а за нами, прикрывая спину, Ману.

По очереди мы проскользнули в коридор, и учитель, захлопнув дверь, заложил засов.

– Как ты здесь оказался? – спросила я, привалившись к стене и стараясь отдышаться.

– После, все после. Надо торопиться, – подталкивал меня в спину Ману. – Абхей, тебе помочь?

– Не надо, – отрезал он. – Я могу идти.

– Нейса, ты как? – одновременно спросили они.

– Нормально, – зажимая бок, ответила я. – А где Реянш?

Конечно, я не хотела, чтобы жизни брата что-то угрожало, но очень хотелось его увидеть.

– Он хотел пойти, но я не позволил, – пояснил из темноты Ману. – Одному можно пробраться незаметно, а вдвоем уже нет. К тому же, он не умеет двигаться так же незаметно, как я или мои любимые ученицы, – в его голосе слышалась нескрываемая гордость.

Остальной путь мы проделали в полном молчании. Только мой пояс звякал, да сабля Абхея чиркала по полу.

– Стойте, – услышала голос учителя, когда спертый воздух сменился влажным морским. – Я выйду первым и найду рикшу. Нейса, не обижайся, но чем меньше людей вас увидят, тем будет лучше.

– Хорошо, – с готовностью согласилась я.

Слова Ману нисколько не обидели, даже обрадовали – шрамы, которые наверняка останутся на теле, обезобразят его. Я уже не буду годиться в жрицы, да и мужчины перестанут меня желать – а это все, чего я хотела.

 

Глава 24. Выздоровление

Укрытые тенью коридора мы послушно дожидались Ману. Иногда перед глазами темнело, но, покачнувшись, я всегда чувствовала надежное плечо Абхея и его руку на своей талии.

Видимо, я настолько обессилела, что было уже все равно как и где он ко мне прикасается.

– Нейса, – кто-то прикоснулся к плечу.

Я и не заметила, как снова впала в беспамятство, открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Ману.

– Я нашел рикшу. Он здесь недалеко. Сможешь дойти? Я не могу тебя отнести, потому что должен вас защищать.

– Я отнесу, – я не узнала раздавшийся над ухом хриплый голос. Удивленно обернулась и увидела бледного, как стена Абхея.

– Ты не сможешь. Ты ранен, – возразил Ману.

– Смогу, – Абхей упрямо выдвинул челюсть.

Не успела я возразить, как уже оказалась в воздухе. Абхей покачнулся, и я, не решаясь дергаться, испуганно вцепилась ему в плечи.

Неодобрительно покачав головой, Ману пошел впереди, показывая путь и частично закрывая нас от любопытствующих зевак.

Абхей оступился на неровной дороге и неловко перехватил меня, чтобы не уронить.

Бок полоснуло болью, и день снова померк.

– Оставь, так она легче перенесет поездку, – неясный голос, донесшийся словно сквозь шум воды, был последним, что я услышала.

А когда снова открыла глаза, то увидела вокруг стены небольшой комнатки и крохотное, забранное решеткой окошко. А рядом сидел Реянш и с беспокойством всматривался мне в лицо.

– Сестра, ты как? – заметив, что я проснулась, поспешил спросить он.

Я прислушалась к себе – саднило руку, а бок пылал так, словно его жгут огнем. Абхей!

– Где Абхей?! Он жив?! – попыталась вскочить, но тут же снова рухнула на подушки и почувствовала, как спине стало мокро.

– Лежи, ты потеряла много крови. – все такой же незаметный, от стены отлепился Ману. – Твой Абхей жив. Я уже о нем позаботился, теперь твоя очередь. Жаль не успели, пока ты была в беспамятстве. Потерпишь?

Я ничего не понимала, но кивнуть не было сил, поэтому просто закрыла глаза, соглашаясь. Терпеть мне не привыкать.

Но то, что произошло дальше, стало неожиданностью даже для меня.

– Держи ее, – бросил Ману брату, а сам вытащил кинжал, засунул клинок в горящий факел, подождал, когда металл раскалиться, а потом, не обращая внимания на Реянша, откинул с меня покрывало и приложил кинжал к ране на боку.

Стены крохотной комнатки содрогнулись от истошного вопля. Я даже не сразу поняла, что это кричу я. По щекам катились крупные слезы, и я никак не могла их остановить, а от запаха горелого мяса к горлу подступил комок.

Я билась в руках брата, как птица в силках и готова была выпрыгнуть из кожи, только бы унять жуткую боль, но Мать сжалилась, и меня снова накрыла тьма.

Не знаю, сколько я так пролежала, но сначала почувствовала на лбу прохладные прикосновения, а потом – стекающие к волосам капли воды.

Хотела открыть глаза, но веки были тяжелыми, словно на них стояли слоны. Все-таки удалось разлепить ресницы и в свете пляшущего пламени факела я увидела сидящего рядом Абхея. Это его прикосновения я почувствовала, это он, словно мать ребенку, смачивал мне лоб и виски.

– Где Реянш? – я попыталась поднять тяжелую голову, но звезды решили спуститься с неба и кружились передо мной в хороводе.

Было холодно, будто я не в теплом краю, а снова вернулась домой, под колючий ветер пустыни, в голове же гудело, точно священник, оповещая о начале молитвы трубил в большую раковину.

– Лежи смирно, – не позволяя повторить попытку, Абхей положил руку мне на плечо и побледнел. Пальцы показались мне ледяными.

Вспомнив о ране, я перевела взгляд на его ноги – под дхоти можно было различить на темном бедре более светлую тугую повязку. Мелкие раны тоже были перевязаны и пахли чем-то сладким, кажется, медом.

– Ты потеряла много крови и у тебя жар, – тем временем говорил Абхей, укрывая меня покрывалом. Без богатой вышивки из простой хлопковой ткани, но теплым. – Пей, тебе сейчас это нужно.

С трудом дотянувшись до большого кувшина, он отлил воды в пиалу и помог мне поднять голову. Вода тоже имела сладкий вкус.

– Теперь ты. Тебе тоже нужны силы, – сказала я после того, как сделала несколько глотков и смочила пересохшее горло.

– Я уже достаточно напился, пока ты спала, – сказал он и снова придвинул пиалу к моим губам. – Пей.

Я сделала еще несколько глотков, и силы кончились.

– Где мой брат?

Глаза снова закрывались, но я прилагала все усилия, чтобы их открыть.

– Они с Саджитом и Ману пошли в особняк, чтобы вернуть его. А поскольку мы стали бесполезны, то оставили нас в обществе друг друга. Теперь ты не только сестра барата по оружию, но и сама стала братом по оружию. Именно поэтому мне и доверили за тобой ухаживать.

Сказав столь длинную речь, Абхей совсем выдохся и привалился к стене.

– Но их же там убьют, – в меня же его слова наоборот вдохнули сил. И я бы вскочила, чтобы бежать брату на помощь, если бы могла разглядеть дверь в кружащихся стенах.

– Если наши предположения верны, то твой господин, бывший господин, уже должен предстать перед Матерью, – голос Абхея становился все тише. – А если еще нет, то уже близок к этому, ведь отцу Саджита хватило одного пореза. Дети Поллава еще слишком малы, чтобы с оружием отвоевывать то, что им не принадлежит, а слуги не посмеют поднять руку на господина. Тем более, что отдавать приказы уже некому, – последние слова я еле различила, но все равно не могла успокоиться.

– А что будет с детьми, женами, слугами? – перед глазами встали Марна, младшая жена – совсем еще ребенок – малыши, цепляющиеся за материнские сари.

– Я уже говорил, Саджит их не обидит, – собрав остаток сил, проговорил Абхей и закрыл глаза.

Меня тоже клонило в сон и уже не было сил сопротивляться.

Так плохо мне не было даже когда в храме поили ядом. Я то просыпалась, то впадала в забытье, и всегда, когда открывала глаза, Абхей был рядом.

Если меня мучила жажда, то около губ оказывалась пиала воды. Дрожала от холода – он укрывал. А когда рана начинала болеть особенно сильно – давал макового молока.

Никто и никогда обо мне так не заботился.

Проснувшись утром, когда первые солнечные лучи робко заглянули в крошечное окно, я почувствовала себя лучше, вот только бок… Но все-таки осторожно повернулась и собралась слезть с кровати, когда увидела Абхея – бледный и осунувшийся он вытянулся на самом крае кровати и казался совсем беззащитным.

Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, я придвинулась к нему и убрала со лба спутанные влажные волосы.

Абхей замычал, дернулся, повязка на руке съехала, и открылась красная воспаленная рана.

Познаний у меня было мало – врачевать раны нас не учили, но я все же решила, что стоить снять повязку и все промыть. Но для этого надо встать…

Рука болела, бок тянуло, на все остальные порезы уже можно было не обращать внимания, но, собрав все силы, я поднялась и, стараясь держаться поближе к стенам, пошла искать воду.

Она нашлась в больших кувшинах на заднем дворе, где была кухня.

Как с ними справиться? Я бессильно опустилась на землю. Потом перед глазами предстало бледное лицо Абхея, и я взяла себя в руки – невзирая на слабость, он всю ночь ухаживал за мной. Так неужели я не смогу всего лишь промыть рану.

Болью прострелило все тело, но я отлила немного воды в емкость поменьше. Неспеша, осторожно, иногда останавливаясь, чтобы переждать головокружение, вернулась в комнату.

Почему же во всем доме никого нет? Разве они не должны были уже вернуться? Хоть кто-то?

Теперь ткань. Но где ее взять?

Мое сари не поражает чистотой – никто не решился меня переодеть, и теперь оно засохло жесткой коркой. Дхоти же Абхея было чистым, видимо, юноша смог вымыться.

Не сомневаясь и не колеблясь, я оторвала кусок от нижнего края и смочила в воде, после чего промокнула рану.

Абхей застонал, пошевелился, но не проснулся. Сполоснула тряпицу, отжала и снова приложила к порезу. Так продолжала пока вода не помутнела, а рана не порозовела. Теперь надо снова намазать медом и перевязать.

Придется опять идти на кухню. Более серьезную рану на ноге я решила не трогать. Скорее всего, как и моя на боку, она сейчас покрыта грубой толстой коркой.

«О Мать, дай мне силы!» – поднимаясь, прошептала я, и тут в дверях показался Ману. Один.

Перед глазами потемнело.

Когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу на кровати, а учитель накладывает Абхею повязку.

– Ты чего вскочила? – хмуро глянув на меня, проворчал Ману. – Ты еще слишком слаба. А если бы упала и рана открылась?

– Реянш! – воскликнула я, вспомнив, почему лишилась чувств. – Что с ним?! – желая и боясь услышать ответ, стиснула покрывало.

– С ним все в порядке. Ты слишком переживаешь за всех, а должна бы подумать о себе. Реянш вместе с Саджитом сейчас в особняке. Саджит устанавливает свои порядки, а твой брат помогает. Станет посвободнее и придет.

– Но они там одни! Разве это не опасно? – воскликнула было я, но посмотрела на спящего Абхея и понизила голос до шепота.

Ману укоризненно покачал головой.

– Разве я ушел бы, если бы им угрожала опасность?

– Расскажи мне все, – потребовала я, приподнимаясь и садясь. – Как ты узнал, что нам нужна помощь?

– Хорошо, расскажу, если позволишь осмотреть твои раны.

Я Кивнула, и Ману, аккуратно снимая повязку на плече, начал говорить:

– Накануне решающей игры Абхей пришел и сказал, что ночью все закончится. Он поставит хозяина особняка в безвыходное положение и отыграет тебя, а потом, у сломленного потерей уже ничего не будет стоить отыграть и особняк.

Я поморщилась, когда учитель оторвал ткань от раны.

– Заживает хорошо, воспаления нет. Ты молодец, – похвалил Ману и, снова намазав медом, перевязал чистым полотном. – Мы ждали, но Абхей не возвращался. Как ты знаешь, Видья умерла, – в голосе Ману послышался упрек, но я, уверенная в том, что поступила правильно, не опустила взгляд. – А с ней пропала и возможность узнать что происходит в стенах особняка. Но в одном я не сомневался – если Абхей не появился, значит что-то пошло не так. И решил, что стоит разузнать самому. Через гарем я уже не мог проникнуть, но оставался еще один вход – через потайной коридор, ведущий в зал приемов. Сбегая, Малати его заперла, но Абхей предусмотрительно открыл. Вот через него я и пробрался, надеясь отыскать Абхея и узнать, что происходит, но вы нашлись сами.

– А как вас встретили в особняке? – я расскажу Ману, что произошло с его Видьей, но сначала должна быть уверена, что с братом все в порядке.

– Сейчас, – Ману приподнял паллу сари и вопросительно посмотрел мне в лицо. Прикрыв глаза, я кивнула и почувствовала на месте ожога осторожные прикосновения.

Он невесомо ощупывал рану и было почти небольно. Я же терпеливо дожидалась пока закончится осмотр – зная Ману, можно уверенно сказать, что не продолжит говорить раньше, чем удостоверится, что у меня все в порядке.

– Мы вошли в особняк через главный вход, – снова начал учитель, видимо, удовлетворившись моим состоянием. – Стражники попытались оказать сопротивление, но, узнав молодого хозяина, опустили оружие. Саджит велел приготовить родительские покои, но ему доложили, что там обосновался его дядя. Мы отправились туда. Около дверей толклись лекари, слуги и окруженная служанками старшая жена. При виде молодого господина все беспрекословно расступились, и, сопровождая Саджита, мы шагнули в покои. Саджит еле сдержался, когда увидел дядю на супружеском ложе родителей. От немедленной расправы его остановило только то, что Поллав был уже очень плох и вряд ли узнал бы чья рука избавила его от мучений. Ты хорошо поработала, Нейса, жрецы бы тобой гордились, – я вздрогнула, но Ману погладил меня по волосам. – Ничего-ничего, – приговаривал он. – Все в прошлом. Теперь есть кому о тебе позаботиться, и больше не придется никого убивать. Ты освободилась, дочка, – учитель прижал мою голову к своему плечу, и я в самом деле наконец-то почувствовала успокоение. – Поллав уже никого не узнавал, но при виде племянника попытался подняться. Силы уже покидали, и он со стоном упал на подушки.

«Брат, ты пришел забрать меня с собой», – перепутав Саджита с его отцом, прохрипел Поллав. – «Смотри, я тоже умираю. Умираю от той же змеи, что натравил на тебя. Видимо, Боги помутили мой ум, когда решил, что смогу приручить убийцу. Я спас эту злодейку, приблизил к себе. Хотел возвысить, а она вместо благодарности укусила руку, с которой ела».

– Здесь уже Реянш не утерпел и, если бы я его не сдержал, испачкал бы руки кровью братоубийцы.

Реянш… при имени брата в груди разлилось тепло. Как и в далеком детстве, он бросается на защиту если не жизни, то чести сестры.

– Удержал его и Саджит, – между тем продолжал Ману. – «Не стоит приближать неизбежность. Его конец и без того близок», сказал он твоему брату. «Не уходи, скажи, что не держишь зла», хрипел Поллав, протягивая к Саджиту дрожащие руки, но он развернулся и покинул покои. «Облегчите его страдания», велел лекарям и слугам. С появлением молодого господина их количество у дверей умирающего заметно уменьшилось. Бесследно исчезла и старшая жена. Не обращая больше ни на кого внимания, Саджит пошел дальше, как я потом понял – к покоям своих братьев.

Ману прервался чтобы приложить ладонь ко лбу Абхея.

– Он поправится, – заверил учитель, перехватив мой обеспокоенный взгляд. – По тому, что рассказывал, ему еще и не в таких передрягах приходилось бывать. А сейчас есть цель, есть ради чего жить. Абхей же хочет вернуть родовые земли. Разве он тебе не говорил? – хитро прищурившись, пояснил Ману в ответ на мой недоуменный взгляд. – У покоев братьев Саджита нас встретили стражники, – продолжил Ману, снова приняв серьезный вид. – Но стоило этим храбрым воякам увидеть твоего брата с саблей, я же действую не так красиво, – усмехнулся он, но я была с этим не согласна. Животная гибкость и стремительность учителя завораживали не хуже взгляда змеи. – Как они тут же разбежались врассыпную. Только женщина могла доверить детей подобным невеждам, – он неодобрительно покачал головой. – Когда мы распахнули двери, то увидели старшую жену. Глупая женщина стояла посреди покоев, высоко подняв факел. И все бы ничего, но она, как наседка, собрала вокруг себя и детей.

Боясь вскрикнуть и разбудить Абхея, я прикрыла рот.

– «Это ты натравил на нас ту змею», шипела она на Саджита. Если бы не малышня, я отрезал бы ее ядовитое жало, но детвора столпились вокруг матери и зыркали на нас испуганными глазенками. «И теперь я не позволю тебе убить собственных братьев!» Кричала она. Мальчонка выкрутился из цепких рук матери и выступил вперед. Ему едва ли минуло десять дождей, но малец старался скрыть за щуплой спиной внушительные формы матери и исподлобья смотрел на брата. «Тетя! О чем вы говорите?» Воскликнул тогда Саджит. «Разве могу я причинить вред своей крови?» Мальчик обернулся к матери и подергал ее за сари, но она ничего не слышала. Глаза безумной выкатились, она вся тряслась и только повторяла: «Не позволю… не позволю…» Пришлось действовать быстро. Пока Саджит пытался вразумить ее, я и Реянш оттащили детей. Когда последняя ручонка отделилась от ее сари, женщина взвыла и уронила факел. Наверное, она облилась маслом, больше я ничем не могу объяснить, почему пламя занялось так быстро. «Уведите детей!» Крикнул нам Саджит, а сам сдернул с кровати покрывало. Дети визжали и брыкались. Потребовалось немало сил, чтобы вывести их в коридор, и я видел только мечущийся огненный шар. Немного погодя, появился Саджит и мрачно покачал головой. Мы отвели детей в другие покои и, удостоверившись, что сейчас Саджиту и Реяншу ничего не грозит, я поспешил проведать вас.

Только после того, как Ману закончил рассказ, я поняла, что изо всех сил вонзила зубы в сжатый кулак.

– Им точно ничего не грозит? – выдавила я.

– Ничего, – Ману опустил мою руку на кровать и успокаивающе похлопал. – Сейчас они скорее всего наводят порядок среди прислуги. Как только Реянш сможет, он сразу же придет. Отдыхай, ты слишком переживаешь из-за пустяков.

Глаза и правда закрывались. Я улеглась поудобнее, а Ману укрыл меня покрывалом и коснулся губами лба.

 

Глава 25. Воссоединение

Я уже готова была заснуть, но будто что-то толкнуло.

– Подожди! – удерживая Ману, я схватила его за рукав туники и скривилась от боли.

– Что еще? – обернулся он.

– Видья, – собравшись с силами, начала я. – Ты рассказал ей обо мне, и у меня не осталось выбора.

– О чем ты? – Ману грустно на меня посмотрел. – Я ничего ей не рассказывал. Как я мог кому-то выдать твой секрет?

– Но как она узнала? – я ничего не понимала. – Она же ясно дала мне понять, что знает в чем заключается моя ядовитость. Ману, я не могла поступить иначе. Если бы Марвари об этом узнал… – продолжать я не могла, поскольку вспомнила его гадкие прикосновения и горло сдавило тугим обручем.

– Я понимаю, дочка. Очевидно, Видья догадалась, и ты испугалась, – учитель потрепал меня по щеке.

– Мне очень-очень жаль, – я не хотела этого, но слезы покатились сами.

– Я знаю, – он прижал мою голову к своей груди и укачивал, как мать укачивает ребенка. – Но ты сделала выбор. Уже ничего не вернуть и с этим придется просто жить. А теперь, спи. Набирайся сил.

После того, как поделилась с Ману тем, что меня тяготило, я смогла спокойно заснуть, а когда открыла глаза, то Абхея уже рядом не было, а около меня сидел Реянш.

Не в силах поверить, что не сплю, я смотрела на него и не могла отвести глаз. Брат стал совсем взрослым мужчиной и выглядел хоть и уставшим, но довольным. Я рассматривала его волосы. В моей памяти они остались беспорядочными вихрами, а сейчас спускались на плечи длинными блестящими волнами. Подбородок уже скрылся под густой недлинной бородкой. Жилет из плотной расшитой ткани открывал сильные, привыкшие к оружию руки не мальчика, а воина.

Очень хотелось его потрогать, но было страшно: вдруг я пошевелюсь, и видение исчезнет.

– Сестренка, ты чего? – видение само коснулось моей руки.

Только тогда я поверила и с криком «Реянш» бросилась ему на шею, не обращая внимания на боль в боку и плече.

– Сестренка, ты чего? – продолжал повторять брат, а я рыдала у него на плече, заливая слезами дорогой жилет.

– Наконец-то ты пришел. Я так тебя ждала. Так хотела, чтобы ты меня забрал. Чтобы мы жили вместе, – бормотала я в перерывах между всхлипываниями.

– Конечно, пришел, – гладил он меня по спине. – Как я мог бросить мою маленькую отважную сестренку? Ману говорит, что ты идешь на поправку, но я должен был удостовериться сам, и Саджит отпустил меня. Да, он передает тебе огромную благодарность и пожелания скорейшего выздоровления. А так же спрашивает, что он может для тебя сделать.

– Отпустил? – все еще держа брата за руку и не желая отстраняться, я заглянула ему в глаза. – Значит, ты не останешься? Ты уйдешь?

– Нейса, – в голосе брата слышалось страдание. – Я на службе. Я служу Саджиту. Я его правая рука и сейчас очень нужен ему.

– А мне? – слезы снова покатились по щекам. В последнее время я только и делаю, что реву. – Мне ты тоже нужен, брат. Ведь здесь нет ни родителей, ни сестры. Никого, кроме тебя. Я могу понять, что ты не можешь пренебречь обязанностями, но тогда отвези меня к маме и папе. Я буду жить с ними.

Если до этого, успокаивая меня, Реянш гладил волосы и стирал слезы, то после упоминания о семье, отвел глаза, и широкие плечи горестно опустились.

– Что? Что с нашими родителями? – требуя ответа, я вонзила ногти ему в руку, но брат, кажется, этого даже не заметил.

– С тех пор, как ты пропала, прошло несколько дождей, – вздохнув, начал Реянш. – Был праздничный день, и все готовились к молитве. Беда пришла из пустыни вместе с размахивающими саблями всадниками. Первыми их увидели детвора. Они бросились к старшим, и поселок охватило безумие. Мужчины искали жен и детей, женщины – мужей и детей, а дети – родителей, но в общей сутолке никто не мог ничего понять. Отец бросился домой, чтобы вывести маму и Анви, но они уже успели уйти. Тогда я побежал к храму и нашел их среди плачущих женщин. Пандит велел всем покинуть дома и искать защиты за городскими стенами… – брат замолчал, собираясь с духом. Чувствуя, что предстоит перенести еще одну потерю, молчала и я. – Они нагнали нас у самых стен. Стража уже закрывала ворота, но мы бы успели проскочить, вот только мама запнулась и упала. «Бегите!», крикнул отец мне и Анви, но я повернул к маме. «Бегите и не оглядывайтесь! Повинуйся своему отцу!», – крикнул он. Оглядываясь на нас, Анви тоже остановилась. «Бегите!», снова крикнул отец. «Или ты хочешь, чтобы сестра попала в руки разбойников?» Потерять еще и Анви я не мог и, взяв ее за руку, побежал. Мы успели в самый последний миг. Земля под ногами уже сотрясалась от лошадиных копыт, и стражники почти закрыли ворота. За городской стеной я сразу же потерял сестру. Всех мужчин и детей, кто мог быть полезен собрали на защиту города, а женщины бросились к храму молить Богов о милости. Мы сбрасывали камни на головы карабкающихся по стенам врагов, подкидывал дрова в огонь под чанами с маслом. Кто-то рядом сказал, что у него кончились стрелы. Я побежал и принес. Лучниками оказались мужчина и молодой человек чуть старше меня. Судя по виду, это были благородные господа, и я не понимал, как они здесь оказались. Это и были Саджит и его отец. Видимо, тогда старший Марвари меня и приметил, и когда нападение было отбито, предложил ехать дальше с ними в качестве компаньона его сына. Я сначала отказался, ведь я нужен родителям и сестре, но когда нашел отца и мать затоптанными лошадиными копытами, а сестра бесследно исчезла, то отыскал Марвари и согласился их сопровождать.

Реянш сидел свесив голову и молчал. Я не знала что сказать, поэтому просто обхватила ладонями его крепко сжатые кулаки.

– Прости меня, Нейса, – голос брата был глухим, словно доносился из колодца. – Я никчемный сын и брат. Я не смог сохранить родителей и сестру, не смог защитить тебя. Как подумаю, что ты пережила после того, как покинула дом… Сестренка, я недостоин жизни, если не смог оградить тебя от всего этого, – он взмахнул рукой, одновременно указывая на раненую руку и бок. – Как мама могла так с тобой поступить?

– Она заботилась о вас, – сумев сдержать слезы, выдавила я. Вспоминать поездку и свою жизнь в храме мне тоже не очень хотелось. – Пандит сказал, что я родилась под несчастливыми звездами и принесу несчастье всем мужчинам, что будут рядом со мной.

– И что дало отдаление тебя от семьи? – Реянш все-таки поднял голову и грустно на меня посмотрел. – Родители мертвы. С Анви неизвестно что. Я только надеюсь, что она вышла замуж за работника из зеркальных мастерских. Разве ты в этом виновата? Это все моя вина. Поэтому я решил, что теперь о тебе должен заботиться кто-то другой. Тот, кто сможет сделать что не смог я. Тот, кто сможет тебя защитить.

Я не верила своим ушам – только обрела брата, только почувствовала себя в безопасности, и он тоже отказывается от меня? О, Мать! Чем же я так прогневила тебя, что отвратила от меня родных людей?

Противиться воле брата неправильно, поэтому я молчала, только слезы, стекая горячими каплями, оставляли на щеках мокрые дорожки.

– Сестренка, ты что? – Реянш удивленно на меня посмотрел. – Разве ты не хочешь мужа, семью?

Я вздрогнула.

– Если ты выдашь меня замуж, я себя убью, – тихо ответила я.

Конечно, брат не знал, что даже мысль о замужестве вызывает у меня отвращение. Я понимала, что он хочет для меня лучшей жизни, вот только я ее не хотела.

– Нейса… – Реянш выглядел ошеломленным. – Но я на службе у Саджита и не смогу быть с тобой рядом, девушка в твоем возрасте не может жить одна без мужской защиты.

– Ману может меня защитить, – вскинула я голову. – А насчет одиночества… если Саджит-джи действительно хочет мне отплатить за свое спасение, то в особняке есть служанка Марна. Он может прислать ее ко мне. Тогда я не буду одна.

– Сестренка, – Реянш погладил меня по щеке. – Ману еще не старый и может захотеть свою семью. Он не может постоянно быть при тебе. Давай договоримся так. Ты сейчас выздоравливай, набирайся сил. Я попрошу Саджита прислать служанку, чтобы ты не оставалась одна с Абхеем. Это нехорошо. А когда оправишься, придешь в себя, тогда и подумаем о твоем браке. Тш-ш-ш, – на попытку возразить он прижал палец к моим губам. – Я приму это решение только после твоего согласия.

И я выдохнула. Если Реянш сдержит слово и будет ждать моего согласия, то я никогда не вступлю в брак.

– Вот и решили, – уверившись, что я больше не плачу, Реянш поднялся. – Я вернусь завтра. Приведу служанку. А пока тебе еще придется побыть только в обществе Ману и Абхея. Спи, Нейса. Когда-нибудь все обязательно образуется, – он коснулся губами моего лба и ушел.

Я же наконец-то смогла спокойно заснуть. Известие о родителях конечно печалило, так же, как и пропажа Анви, но теперь я была уверена, что Реянш меня не бросит, а Ману не держит обиду за Видью. И сны в этот раз были светлые, легкие. Они не оставляли после себя чувства опустошенности, и я проснулась отдохнувшая.

Было тихо, словно дом опустел. Я сползла с кровати и пошла осмотреться. Сил еще было очень мало, поэтому двигалась я медленно и осторожно. Во дворе на кухне никого не было, внутри дома тоже, кроме Абхея. В крохотной комнатке он разметался на узком настиле и спал. Совершенно один. Видимо, Ману куда-то ушел.

Что-то во мне изменилось. По-прежнему не желая думать о замужестве и совместной жизни с мужчиной, я, тем не менее, чувствовала необходимость заботы об Абхее и прикасалась к нему без страха или отвращения. Может, я не воспринимала его как остальных мужчин? А, как он сказал, брат по оружию? Возможно, все дело в общих переживаниях, в сотрудничестве?

Я подошла к узкому ложу и укрыла Абхея покрывалом. Он дрожал, а губы покрывала сухая корка. Кожа вокруг ран опять покраснела.

«Почему же у него все заживает медленнее?» – думала я, набирая воды и отыскивая чистую ткань. А потом снова промывала и перевязывала раны. И хоть я старалась делать все аккуратно, но Абхей все-таки проснулся.

– Пить, – прошептал он.

Я смочила ему губы. Абхей жадно облизнул их и сглотнул. Тогда я поднесла кувшинчик воды. Абхей сразу же его выхватил, будто опасаясь, что отберу, и стал торопливо пить, а я его рассматривала.

За время болезни он осунулся, а глаза блестели от лихорадки. Волосы были спутаны так же, как и бородка. Надо его расчесать, а когда придет Ману, попросить помочь помыться. Но сейчас Абхея необходимо накормить… или хотя бы напоить. Я оставила ему воду и пошла на кухню искать молоко.

Услышав стук входной двери, я вернулась, и мои надежды оправдались – в комнате, где я спала, теперь стоял брат, а рядом с ним переминалась и осматривалась Марна.

– Нейса-джи! – воскликнула она, увидев меня. – Я так рада, что вы живы!

Марна бросилась было ко мне, но через пару шагов остановилась.

– Не бойся, – я протянула к ней руки. – Я ядовита только когда мне угрожает опасность.

Так хотелось наконец-то оставить все позади и снова обрести подругу, что я решилась немного приоткрыть свою тайну.

– Как настоящая змея? – глаза Марны округлились.

Я кивнула.

– Значит, – она задумчиво склонила голову набок. – Когда я отравилась, вы сделали это намеренно? И Видья?

Марна спрятала руки за спину и отступила.

– Видья стала опасной. Она догадалась о моем секрете и могла проболтаться, а твое любопытство стало опасным для тебя самой. По незнанию ты могла отравиться, поэтому я тебя предупредила. Марна, я всегда хотела тебе только добра. Ты останешься? Не бросишь меня?

Я стояла, не делая ни шагу навстречу служанке и позволяя ей самостоятельно принять решение.

Марна думала недолго. Сначала обернулась на дверь, потом осмотрела комнату, взглянула на Реянша, и я могу поклясться своей жизнью, что при этом в ее глазах сверкнула искра интереса. Подумала и, подбежав ко мне, крепко обняла.

Я охнула, и от боли выступили слезы.

– Девушки, полегче. Нейса еще не оправилась, – подошел к нам Реянш. – Сестренка, не хочешь покормить гостей.

– Конечно, – улыбнулась я. – Манра, пойдем на кухню, а Реянш пока поможет Абхею помыться.

При упоминании еще одного мужчины девушка смутилась и посеменила следом за мной.

– После того, как вы отравили господина и исчезли, – споро замешивая тесто на лепешки, начала Марна. – Слуги попрятались, а в гареме поселился страх. Все боялись, что вы вернетесь и закончите начатое. А старшая жена, сказав, что должна сохранить жизнь наследникам, побежала к сыновьям. Тогда все испугались еще больше, ведь поскольку дети еще слишком малы, то дом переходит в ее полную власть, – Марна уже закончила месить и ловко раскатывала лепешки. – Когда появился молодой господин, вообще началась полная неразбериха. Кто-то плакал, что не хочет проводить сати, кто-то, наоборот, уверял, что это самый лучший выход, поскольку господину нет до них дела. Только Майя… Помните девочку – последнюю жену господина? – пояснила Марна, поймав мой недоуменный взгляд. – Забилась в угол в своих покоях и боялась выходить.

Если Реянш и Ману правы, и молодой Марвари не обидит женщин, то за них я не очень переживала, в то время как судьба девочки вызывала беспокойство. Она ведь только начала жить, а смерть мужа перечеркнула все ее будущее. Вряд ли найдутся желающие повторно взять ее замуж, да и родители скорее всего не примут. Никто не желает, чтобы в дом пришло несчастье, а вдова – это дурной знак.

– Что сделал молодой господин? – поторопила я служанку, поскольку она замешкалась, разводя огонь.

– Он сам пришел в гарем в сопровождении страшного человека с косичкой и того, кто меня привел. Это ваш брат? – Марна отвлеклась от обжаривания лепешек и стрельнула в меня лукавым взглядом. Я кивнула. – Вы похожи, – покачала она головой. – Все женщины собрались у фонтана, вывели даже Майю, хоть она и старалась спрятаться за спинами. Молодой господин сказал, что на правах сына единственного законного хозяина, он принимает всех обитателей дома под свое покровительство. Женщины испуганно зашептались, спрашивая, что же произошло со старшей женой и ее детьми. Тогда Саджит-джи заверил, что с его братьями все в порядке, они остаются в своих покоях, и он станет их растить и воспитывать, будто сыновей своего отца. А их мать себя сожгла, и это первый и последний раз, когда при нем проводят сати. Больше этого не повторится. Женщины тревожно зашептались, обсуждая какую судьбу им приготовили. Но когда заговорил Саджит-джи все замолчали. В полной тишине его голос казался еще более звучным. Затаив дыхание женщины слушали, что матери останутся в доме, чтобы быть рядом с детьми. Бездетные, если хотят, могут уйти в ашрам, господин сделает все необходимое, если же не хотят, то могут остаться. Как только денежные проблемы решаться, господин постарается устроить им повторный брак. Жены разбились на группки и загомонили, тогда Саджит-джи заметил Майю.

Я затаила дыхание. Если молодой Марвари благосклонно отнесся к женам того, кто погубил его отца, он не может быть жестоким к невинному ребенку.

– «А ты кто?» Удивленно спросил он, – продолжала Марна. – Майя сжалась и постаралась ускользнуть, но старшие не позволили и вытолкнули ее вперед. «Это еще одна жена. Она недавно здесь появилась.» Пояснили они. «Жена?» Саджит-джи удивленно рассматривал девочку. Не сводил с нее глаз и тот, что с косичкой. Он подошел к господину и что-то сказал. Саджит-джи ответил. Они переговаривались так тихо, что ничего не было слышно. Потом господин подозвал Майю и стал говорить с ней, а когда закончил, то взял ее руку и передал тому страшному человеку.

Марна еще что-то говорила, но я уже не слушала – Ману забрал Майю? Но зачем она ему нужна – девочка, ребенок? Я ничего не понимала, боялась сделать выводы и поэтому не спешила, решив сначала переговорить с учителем.

Марна закончила готовить и пока раскладывала еду по глиняным мискам, я разогрела молоко и добавила в него куркумы.

Мы вернулись в комнату к Абхею, и Марна, накрывая на стол, смущалась и старалась не смотреть на Реянша и полуобнаженного Абхея.

Пока служанка расставляли пиалы на невысоком столике, я подошла к Абхею и протянула ему кувшинчик.

Марна мялась в стороне, а Реянш сделал вид, что полностью увлечен лепешкой, пока я поила больного молоком. Я не успела убрать руки, когда Абхей обхватил кувшин и прижал мои пальцы в округлым стенкам. С одной стороны я чувствовала тепло нагретого молока, а с другой – горячие сильные пальцы. Наблюдая, как Абхей жадно пьет, я заметила, что Марна постоянно посматривает сквозь ресницы на моего брата и кивнула ей, чтобы помогла.

Вдвоем мы накормили молодых людей. И, как-то так получилось, что Марна подкладывала лепешки и чатни Реяншу, а я Абхею. А поскольку он полулежал на подушках и не мог постоянно тянуться к столику, то приходилось подносить к самому рту. И Абхей осторожно, словно боясь спугнуть, принимал кусочки лепешки из моих пальцев.

Вымытые волосы все еще оставались спутанными и падали на плечи влажными кольцами, чистая кожа бронзово блестела и приятно пахла кокосовым маслом.

– Ну, мне пора, – Реянш закончил есть, отряхнул пальцы и встал. – Еще очень много дел.

Абхей тоже перестал есть и тяжело привалился к моему плечу.

– До скорой встречи, сестренка, – Реянш дольше, чем это было необходимо задержал взгляд на Марне, принимая у нее свернутый лист бетеля, после чего поспешно покинул комнату.

Марна принялась суетиться, убирая со стола, но я попросила ее сначала принести мой гребень. Служанка исполнила просьбу и занялась своими делами.

Скромный, деревянный, но мне он был гораздо дороже, чем оставшийся в особняке подарок Поллава – красивый, из полированного дерева и украшенный ракушками и мелким жемчугом.

– А сейчас я буду тебя расчесывать. Я постараюсь осторожно, но и ты не дергайся, – попросила я, разбирая спутанные пряди.

– Теперь ты меня не боишься? – Абхей поднял на меня сонный взгляд.

– Почему я должна тебя бояться? – я слишком сосредоточилась на том, чтобы не сделать больно и не сразу поняла куда он клонит.

– Первый раз, когда мы оказались с тобой рядом, ты меня хотела меня убить.

Я вспомнила молодого человека, прижавшего меня к стене в коридоре особняка и не понимала. Чего я тогда испугалась? Разве, глядя на него, можно подумать, что он может причинить вред? Какая же я была глупая, как плохо разбиралась в людях и как всего боялась.

– Нет, не боюсь, – я дунула, убирая с глаз выбившиеся пряди.

– Почему? – он поднял руку к моему лицу, но я инстинктивно отпрянула и дернула волосы. – Ай! – вместо того, чтобы коснуться меня, Абхей схватился за свою голову.

– Прости, я не хотела, – я положила руку поверх его ладони и пояснила: – Ты же сам сказал, что мы братья по оружию. Ты же не захочешь обидеть Реянша.

– Ах, да, – опуская глаза, пробормотал он, отнял руку от головы и наши пальцы сами собой переплелись.

В груди что-то горячо толкнулось и щекам стало жарко. Я посмотрела на Абхея, а он внимательно, будто что-то спрашивая, смотрел на меня.

– Потом закончу. Сейчас тебе надо отдыхать, – я вскочила с кровати, укрыла его пледом и опрометью бросилась к себе.

Абхей медленно шел на поправку, и следующие несколько дней я постоянно сидела возле него. Даже, и особенно, ночью, когда начинался жар и приходилось постоянно менять мокрые повязки и поить молоком с медом. Ели мы с Марной тоже подле Абехя, сначала накормив его, и лишь когда приходил Реянш, то сидели все вместе, но все равно я старалась сначала убедиться, что больной больше ни в чем не нуждается.

Марна все больше привыкала к Реяншу, я видела, как они шепчутся в сторонке, бросая на нас с Абхеем короткие, брат – пронзительные, а Марна – лукавые, взгляды. Она провожала его до ворот и долго оставалась на улице, но не делилась со мной своими мыслями.

В один из таких дней пришел Ману, я решилась поручить Абхея заботам Марны и подошла к учителю.

– Брат сказал, что ты забрал из особняка Майю? – я не хотела показаться дерзкой и лезущей не в свои дела, но не могла не спросить.

– Да, – осторожно ответил Ману и внимательно посмотрел мне в глаза. – А почему ты спрашиваешь?

– Она ребенок, и я переживаю за нее, – я не выдержала его прямого взгляда и отвела глаза.

– Нейса, – приподняв за подбородок, Ману все-таки заставил посмотреть ему в лицо. – Имеешь смелость задавать вопросы, умей и смотреть в глаза ответчику. Да, Майя еще ребенок. Ребенок, которого я потерял. И я не хочу, чтобы она заживо похоронила себя во вдовьем ашраме. Она будет расти, как обычный ребенок, как моя дочь. А когда повзрослеет, то выдам замуж. Я хочу дать себе и ей второй шанс, зажить нормальной жизнью, иметь семью. Уж ты-то должна меня понять. Ведь ты тоже сейчас получила второй шанс, нашла брата.

– Конечно, ты прав, – мне стало стыдно за то, что в голове возник даже намек на то, что Ману может поступить непорядочно, но я не отводила взгляд и мужественно смотрела ему в глаза.

– Вот так-то, – Ману потрепал меня по щеке. – Чем кормить будешь гостя?

Он прошел в комнату Абхея и присел на край кровати.

– Что, герой, так медленно выздоравливаешь? – Ману откинул покрывало и довито осмотрел затягивающиеся раны. – Посмотри, Нейса тоже еле живая была, а сейчас порхает мотыльком. Хотя, если бы у меня была такая сиделка, я бы тоже не торопился вставать, да? – он толкнул Абхея в плечо, и тот, не сдержавшись, охнул. – Ничего-ничего. Саджит сказал, что отправляет корабль и, как только он вернется, сдержит данное тебе обещание. Девушки, ну что же вы стоите? Мы голодные, – повернулся он к нам.

Я кивнула Марне, и мы ушли, оставив мужчин говорить о делах.

Ману сказал, что Саджит сдержит обещание, а это значит, что Абхей уедет к себе на родину? Грудь сдавило болезненным предчувствием, ведь будет битва, а в них погибают люди. Что если Абхей погибнет? Я не переживу еще одну потерю. Даже если он вернется домой и забудет меня, я должна знать, что он жив. Значит, отправлюсь с ним. Очищая овощи я так с такой решительностью сжала нож, что порезала руку, и опомнилась только когда меня окликнула Марна.

Я промыла рану и оставила служанку заканчивать, а сама вернулась в комнату и думала, как убедить брата, что мне надо ехать.

Я старалась забыть об особняке как можно скорее и никогда не спрашивала о нем брата, но, судя по тому, что Реянш стал проявляться все чаще, жизнь постепенно налаживалась.

Иногда он оставался на ночь, и тогда Марна словно парила над полом. Перед тем, как должен был прийти Реянш, она старалась находить себе дела на улице, когда же брат появлялся, то, входя вместе с ним в дом, что-то торопливо прятала в сари, а потом старалась не попадаться мне на глаза. А я не приставала с расспросами, решив, что это касается только Марны и Реянша. Больше меня занимали мысли об Абхее – раны затягивались, и он начал выздоравливать, причем очень быстро.

Редко удостаивал визитом Саджит. Сколько его видела, он всегда был очень грустным. Печаль словно следовала за ним по пятам. Когда я спросила брата в чем дело, ведь Саджит добился чего хотел – вернул все, что не по праву отнял Поллав, Реянш ответил, что молодой господин тоскует по моей подруге. Несмотря ни на что, он так и не смог ее забыть. Брат сказал, что они постоянно уговаривают его растворить печаль потери в семейных радостях и тревогах, но ответ всегда был один: «Такой, как Малати, больше нет».

Я тоже скучала по подруге. Скучала по ее заразительному смеху, отчаянной смелости, неунывающему нраву и находчивости. Но жизнь продолжается, и чтобы унять ощущение пустоты, ставшее частью меня со дня ее исчезновения, я убедила себя, что она не человек, а божество, спустившееся на землю, чтобы помогать мне, а сейчас просто вернулась к себе, но продолжает присматривать. С верой в сердце пережить расставание было легче.

Да, Саджит прав – такой, как Малати, больше нет, ведь Боги очень редко спускаются на землю.

По мере того, как Абхей выздоравливал, он становился все более угрюмым. Я понимала в чем дело – он стремится поскорее пуститься в поход и вернуть родовой замок, при этом он стал меня избегать, ведь каждый раз, когда удавалось остаться наедине, я заводила разговор о том, что пойду вместе с ними.

Видимо, Абхей решил, что наше общение пора прекращать. Он скоро снова станет родовитым господином, а я так и останусь девушкой-убийцей. Брат тоже не поощрял эти разговоры, отделываясь словами, что еще слишком рано загадывать.

Но солнце на небе сменялось луной, закончились дожди, и однажды Реняш пришел с долгожданным и поэтому ужасным известием: суда Саджита благополучно достигли берега, и теперь он выполнит данное Абхею обещание.

 

Глава 26. Подготовка к походу

Мужчины собрались идти в особняк, чтобы обсудить предстоящий поход, а я, наконец-то набравшись смелости, преградила им дорогу.

– Я с вами. Я не стану обузой. Вы же оба знаете, что я умею драться, – я стояла, уперев руки в бока, и загораживала собой дверь.

– Сестренка, тебе это будет неинтересно. Мы станем обсуждать такие скучные вещи, как наиболее удобный маршрут, количество припасов, стратегия, – Реянш обхватил ладонями мое лицо и пристально смотрел в глаза. – Лучше останься здесь, приготовь обед к нашему возвращению, помоги Абхею собраться.

– Но в поход я пойду с вами, – я не отводила взгляд от лица брата.

– Конечно, – он коснулся моего лба таким долгим поцелуем, словно не хотел его прерывать, – но сначала мы должны все обговорить.

Посторонившись, я пропустила их и при этом бросила взгляд на Абхея – он так пристально смотрел на меня, что стало не по себе, будто старался запомнить каждую мельчайшую частичку.

«Но они же к вечеру вернутся», – отогнала я дурные мысли и посмотрела на выглянувшую Марну.

Ее глаза подозрительно блестели, но увидев, что я повернулась к ней, служанка улыбнулась и качнула головой, предлагая последовать за ней на кухню.

Реянш с Абхеем ушли, а я, стараясь избавиться от сосущего ощущения в груди, побежала в свои покои.

– Марна, я не смогу тебе помочь. Надо столько всего подготовить, – на ходу бросила я.

Она грустно покачала головой и ушла. Мне некогда было ломать голову над причинами ее печали – я проверяла свой пояс – так же ли он остер и подвижен. Удовлетворившись состоянием меча, осмотрела браслеты – конечно, противника лучше близко не подпускать, но надо быть готовой ко всему. Они тоже оказались в порядке, а когда складывала их обратно, на глаза упала выбившаяся из косы прядь.

Волосы! Сразу вспомнилось, как мне их прятали под чалмой, когда везли в храм. Даже если оденусь, как мужчина, из-за них во мне издалека признают женщину, а женщина в дороге – это помеха. Эту истину я усвоила с детства. Не раздумывая дольше – ведь я же обещала, что не буду обузой – я побежала к Марне и, схватив самый острый нож, взмахнула им около самой шеи.

– Нейса-джи! – только и успела воскликнуть служанка, а я уже держала отрезанные волосы. – Что вы наделали? – всплеснула она руками.

– В походе они только мешаться будут, – я тряхнула тем что осталось. Неровные кончики едва касались плеч, а голове стало намного легче, словно сняли наполненную камнями корзину.

Марна поспешно отвернулась, но я заметила, что на щеке блеснула слезинка.

– Ты плачешь? – я выбросила длинный хвост и подбежала к служанке. – Поранилась?

– Лук, – ответила Марна, вытирая глаза уголком сари и бросая в кипящее масло вынутые из нутового теста ароматные травы.

– Хорошо, – занятая мыслями о сборах, я удовлетворилась этим объяснениям, тем более, что над служанкой на самом деле витал едкий и аппетитный запах нарезанного лука.

В груди снова сжалось. Так вот это что – я просто проголодалась. Скорее бы Марна закончила, и брат с Абхеем вернулись, тогда все поедим.

С этими мыслями я побежала в комнату Абхея, чтобы осмотреть его саблю и лишний раз подержать в руках. Я еще помнила, как удобно рукоять легла в ладонь, какое удовольствие получаешь, чувствуя, как оружие повинуется даже не движению, а лишь мысли.

Я обшарила всю небольшую комнату, но сабли не было.

«Возможно, взял с собой», – сказала я себе и решила посмотреть одежду – возможно, что-то нуждается в починке.

К моему удивлению одежды на полках почти не было, не нашлось больше и ни одного клинка, а вряд ли Абхей довольствовался только одной саблей.

«Может, Марна отдала одежду в стирку?» – отгоняя дурное предчувствие, я вернулась на кухню.

Марна уже закончила с пакорами и сейчас заваривала чай.

– Ты уносила куда-то вещи Абхея?

На мой голос служанка обернулась и часто-часто заморгала.

– Марна, что происходит? – я подошла к ней вплотную, и Марна невольно отступила. – Ты что-то от меня скрываешь?

– Нет! Что я могу скрывать? – она поспешно отвернулась и сделала вид, что полностью сосредоточена на перетирании имбирного корня.

Я взяла одну пакору – она оказалась со жгучим перцем – на глазах сами собой навернулись слезы и, борясь с подступающим беспокойством, пошла в свою комнату искать одежду, в которой я бы больше напоминала мужчину, чем женщину.

Просматривая и сортируя одежду, я и не заметила, как солнце начало клониться к земле. Поняла, что уже поздно лишь когда длинные тени подползли к ногам, взобрались на кровать и укрыли руки, а Реянш и Абхей все еще не пришли.

«Они просто задержались. Увлеклись обсуждением и не заметили, как наступил вечер», – стараясь подавить беспокойство и уговаривая себя, я вышла во двор.

Там не было ни огонька, а в бледном, стелящемся по земле лунном свете поблескивали кувшины, и темным бесформенным пятном сидела сжавшаяся в комочек и покачивающаяся Марна.

– Ты заболела? – спросила я, разжигая огонь. – Все уже остыло. Как мы будем кормить Абхея и моего брата? Надо приготовить все свежее, – я разбирала овощи в дрожащем оранжевом свете. – Сходи в особняк, узнай скоро ли они будут, а я пока приготовлю.

Я продолжала возиться, наливая чистую воду и не сразу заметила, что Марна не двинулась с места.

– Что же ты сидишь? – я подошла к служанке. Проверяя нет ли у нее жара, заглянула в лицо и встретилась с широко распахнутыми глазами.

– Я не пойду, – Марна попятилась.

– Почему? – не поняла я. – Боишься? – недоверчиво спросила и оглянулась.

Горожане готовились к вечерней трапезе, и в домах в одном за другим зажигали свечи. Их дрожащие языки немного освещали и улицу.

– Тогда ты готовь, а я приведу их. Даже если еще не закончили, то завтра договорят, – я накинул на голову паллу сари и направилась к калитке, но Марна обогнала.

– Нет! – хватая меня за руки, воскликнула она. – Я не могу вас отпустить!

– Не волнуйся, я сама объяснюсь с братом. Еще и попеняю, что он так задержался, – я старалась избавиться от цепких пальцев, но Марна, словно плющ, тот же миг снова хваталась за меня. – Марна, я должна их вернуть.

Я уговаривала служанку, но она продолжала путаться под ногами.

– Их там нет! – наконец воскликнула она. – Они ушли.

Я остановилась и непонимающе на нее посмотрела. Я знаю, что брат и Абхей ушли, и хочу привести их домой.

– Они сегодня отправились в поход, – разрыдалась Марна, а я от неожиданности уселась прямо в пыль. – Нейса-джи, простите меня. Реянш-джи велел ничего вам не говорить, – бормотала она, уткнувшись мне в колени. – Реянш-джи сказал, что вы хотите идти с ними, а я должна сберечь вас.

Меня снова обманули! Я оттолкнула служанку и вскочила на ноги.

– На этот раз они меня не бросят! – воскликнула я и бросилась к калитке.

Сначала Марна отпрянула в испуге, но затем, обхватив меня за ноги, повалилась на землю.

– Нейса-джи! – взывала она. – Одумайтесь! Наступила ночь. Вам опасно быть одной на улице! Они уже скорее всего далеко ушли, как вы их найдете?!

Но я пропускала мимо ушей ее увещевания. Я не могу снова остаться одна. Я просто этого не переживу. Сидеть и не знать, что с ними, живы ли еще, или я снова осталась одна на всем свете? Я сойду с ума.

– Я быстрая. Я нагоню, – уверяла я себя и Марну, волоча ее за собой по земле, хоть и понятия не имела куда идти, но оставаться в доме и ничего не делать не могла.

Уже почти достигнув заветной дверцы, я сделала отчаянный рывок, чтобы избавиться от мешающей девчонки, и врезалась в широкую грудь.

Я чуть не упала и вцепилась в крепкие плечи, но когда подняла взгляд и узнала Ману, хотела отшатнутся, а он уже держал меня крепко.

– Пришел, как только смог. Как она? – бросил он куда-то в сторону, выкручивая мне руки, в то время как я старалась вцепиться ногтями ему в лицо.

– Отпусти! Отпусти, я должна их найти! – верещал кто-то высоко и надрывно.

– Нейса… – Ману уже задыхался, так исступленно я сопротивлялась. – Ты их уже не догонишь. Они давно ушли… – ему наконец удалось прижать мои руки и обхватить за плечи, мешая вырваться. – Они обязательно вернутся, а ты их дождешься. Я же присмотрю за вами обеими. Буду приходить так часто, как только смогу. Невыносимый визг, от которого уже начали болеть уши, прекратился. Только тогда поняла, что это была я.

– Они меня обманули… Опять… – голос осип, а я бессильно опустилась на землю.

– Застели постель и принеси воды с медом, – словно сквозь толщу воды слышала я голос Ману.

Маленькие огоньки светящихся окон становились больше, расплывчатей, пока не растворились в темноте.

 

Глава 27. Новая семья

Я словно вернулась в детство, и меня опять отрывали от семьи. Я плакала, просила оставить меня дома, вырывалась из держащих меня рук, но сил было недостаточно, и я снова плакала.

Жесткий захват сменяли мамины руки, они утирали мне слезы, гладили по волосам и утешали.

Но потом мама исчезла, и я оказалась в храме, а Малати убегала от меня через узкий лаз в стене.

Я бросилась за ней, умоляла подождать, не бросать меня, но подруга только смеялась в ответ и все больше отдалялась, оставляя запах жасминового масла. Я протискивалась следом за ней, но проход все сужался, пока не превратился в крохотную щель. Я обдирала кожу, пытаясь выбраться на улицу, на свежий воздух, к звонкому смеху подруги, но меня схватили и не пускали чьи-то руки. Обернувшись, к своему ужасу увидела Поллава, или это был мужчина, которого я убила во время посвящения?

– Змейка, почему ты все время от меня убегаешь? – сочные влажные губы растянулись, обнажая красноватые от бетеля зубы. – Я так хотел возвысить тебя…

– Ты была такая юная и невинная… – эхом прозвучал другой голос.

– А ты нас убила, – одновременно закончили они, и на губах Поллава выступила кровавая пена.

– Нет, нет, – шептала я и старалась закрыть глаза ладонями, чтобы не видеть остановившийся взгляд и стекленеющие глаза.

Но Поллав крепко держал за руки, а по его предплечьям текли алые ручьи. Тяжелые капли падали на мое сари и мгновенно впитывались, оставляя черно-красные подтеки.

– Посмотри, что ты со мной сделала, – прямо напротив лица двигались сине-серые губы.

– Я не хотела! – я билась в его руках, как пойманная в силки птица.

– Конечно не хотела. Я знаю, – шептал на ухо голос Абхея, а теплые руки тем временем обняли за плечи, и я оказалась прижата к широкой груди. – Все будет хорошо, хорошо, – повторял он.

Я расслабилась и обмякла под его прикосновениями, даже позволила уложить себя на кровать.

– Вот и умница, лежи, отдыхай, – он провел мне по щеке, встал и стал отдаляться.

– Постой, не уходи! Не оставляй меня опять, – я хотела вскочить, но не было сил даже поднять руку, и продолжала лежать, заливаясь слезами.

За завесой влаги силуэт дрожал, менялся, пока не стал напоминать Реянша, но все так же не обращал внимания на мои мольбы, а грудь разрывалась от жгучей боли.

– Они вернутся, вернутся. Живые и здоровые, – мои щеки осторожно гладили маленькие руки, а на лицо падали горячие капли.

Я с трудом открыла глаза и увидела лицо склонившейся надо мной Марны.

– Она пришла в себя! – куда-то крикнула она, и свет из окна (когда успело взойти солнце?) закрыла широкоплечая фигура.

– Реянш! – голос звучал хрипло и царапал горло.

Я рванулась, чтобы вскочить, потрогать брата, убедиться, что это он, и больше никогда не отпускать, но служанка держала крепко.

– Нет, не Реянш. Это всего лишь я, – рядом присел Ману. – Ну и напугала ты нас, Нейса. Со вчерашнего вечера была в забытьи. Металась, плакала, бормотала, кричала. Как сейчас чувствуешь себя? – твердая ладонь легла на лоб, потом прошлась по щеке, стирая соленые дорожки.

Сил говорить не было. Я только покачала головой, и, скопившись в уголках глаз, снова полились слезы. Кажется, я за всю жизнь столько не плакала, сколько с тех пор, как Реянш ушел.

– Поешь, – продолжая осторожно гладить меня по голове, Ману кивнул Марне, и она сразу же скрылась. – Ты должна быть сильной. Такой, как была в храме, такой, какой я тебя увидел. Ты освободилась от жрецов, от рабства, в которое тебя продали. Неужели теперь, став свободной, не сможешь просто дождаться брата? – уговаривал он.

Я же чувствовала себя как никогда слабой. Словно все мужество, все упрямство и целеустремленность брат и Абхей забрали с собой. Но, может, они им нужнее. Я согласна остаться совсем без сил, лишь бы они вернулись живые и здоровые.

– Давай, поднимайся, – подсунув руки мне под плечи, Ману легко меня усадил. – Ешь давай, а то совсем стала как пушинка. Марна, садись рядом, – пригласил он, и служанка без пререканий устроилась по другую сторону кровати.

Я хотела отругать за то, что она меня обманула, но когда подняла глаза, слова замерли на языке – Марна выглядела осунувшейся, а покрасневшие глаза отекли – видимо, она совсем не спала.

– Марна всю ночь просидела подле тебя, сменяя компрессы, – подтвердил мои подозрения Ману. – Я должен был уйти, ведь меня ждала Майя…

Я прикрыла глаза, давая понять, что все понимаю. В это время Марна подала мне кувшинчик молока, и только тогда я поняла насколько хочу пить. Руки все еще были слабыми, я бы не смогла удержать сосуд, но, припав губами, осушила его в несколько жадных глотков.

– Вот и молодец, – одобрительно заметил Ману, пережевывая кусок лепешки. – Теперь поешь. Не подводи меня. Я обещал Реняшу, что присмотрю за тобой. Если хочешь, то мы с Майей можем перебраться к вам, пока мужчины не вернутся.

Принимая из рук Марны лепешку, я благодарно посмотрела на учителя и сделала попытку кивнуть. Быть может, с появлением в доме ребенка некогда станет хандрить и ко мне снова вернутся силы.

– Я так и знал, что хлопоты станут для тебя лучшим лекарством, – Ману потрепал меня по плечу.

Я отвернулась от протянутого Марной очередного куска. Есть не хотелось совершенно, а вот еще от одной порции молока не отказалась бы – горло все еще саднило.

Словно догадавшись, она долила в мой кувшинчик из большого кувшина, но не успела поднести, как Ману ее остановил.

– Подожди-ка. Вот это поможет спать крепко и восстановить силы, – он достал из-за широкого пояса маленькую бутылочку с хорошо знакомым мне беловатым содержимым и отлил несколько капель в мое молоко. – Вот теперь пей, – Ману проследил за тем, как я поспешно глотаю молоко и хлопнул себя по коленям, – Ну, девочки, мне пора. Еще Майю обрадовать, что поживем в гостях. А вы отдохните хорошенько, ведь с приездом непоседы вам уже будет не до этого.

Я проваливалась в сон, и последние слова учителя превратились в шелест ветра.

Проснулась от собственного крика и с болью в груди. Выбелив комнату, лунный свет осветил фигурку Богини, и к своему ужасу я поняла, что я не зажгла лампаду, чтобы она защищала дорогих мне людей.

Стараясь отогнать разбудившее меня ужасное видение лежащего в кровавой грязи брата, я, держась слабыми руками за стены, добралась до домашнего храма. Нашла и зажгла лампаду. Сил идти обратно уже не было, но я решила, что это и к лучшему – трепещущий на ветру огонек не погаснет, а значит, Мать позаботится о Реянше и Абхее.

Наверное, я так и задремала на полу обхватив колени, потому что когда проснулась, то увидела Марну. Она точно так же сидела рядом, а перед Матерью горела еще одна лампада.

Не желая беспокоить Марну, я долила в лампады масло, а затем осторожно встала и пошла готовить к приходу Ману и Майи комнату, где выздоравливал Абхей.

Зашла и остановилась на пороге, не смогла пройти дальше. Казалось бы, ничего особенного: ярко выкрашенные стены, кровать с балдахином, циновки, столик и шкаф, но из каждого угла, из-за каждой занавеси выглядывали воспоминания.

Как промывала раны и перевязывала Абхея, как хватался за мою руку, если нечаянно причиняла боль, как кормила его и, утомленные, засыпали рядом.

Напомнив себе, что скоро придет Ману, я собралась с духом и все-таки вошла. В первую очередь решила перестелить постель. Но стоило сдернуть полотнище из простого грубого хлопка, как снова замерла, зарывшись лицом в ворох такни – она еще сохранила запах кожи Абхея, и я вдыхала терпкий аромат и не могла остановиться.

С трудом заставила себя отложить ее и пошла к шкафу, чтобы достать чистое, а руки сами собой потянулись к оставленной одежде.

Стараясь на нее не смотреть, я быстро нашла свежее белье и подготовила постель для учителя, только после этого сгребла с полок все, что не забрал Абхей и, опустившись на пол, стала перебирать.

Я аккуратно раскладывала туники, жилеты, шаровары и вдыхала-вдыхала терпкий запах тонковыделанной кожи, маслянистый – сандала и сладковатый – меда и кокоса. Все эти составляющие объединились и соткали мираж Абхея.

– Почему вы опять меня обманули? Почему бросили совсем одну в неизвестности? – спрашивала я.

Но он не отвечал, только смотрел ласково и грустно.

За этим занятием, вбежав, меня и застала Марна.

– Нейса-джи, – падая рядом со мной на колени, воскликнула она. – Зачем вы встали? Вам надо отдыхать!

Она попыталась отобрать у меня одежду Абхея, но я не отдала. Как я могла ей объяснить, что мне необходимо держать в руках какое-то вещественное свидетельство его существования? Будто пока горит лампада, и пока я помню, пока думаю о нем, с ним ничего не случится.

– Не называй меня больше госпожой. Называй просто Нейса, – попросила я.

От удивления Марна приоткрыла рот и неверяще смотрела на меня.

– Нейса-джи, – она взяла меня за руки. – У вас жар. Идите, отдохните, – она попыталась меня поднять.

– Нет у меня жара, – я отняла руки и поднялась, не забыв взять вещи Абхея. – Мало кто заботился обо мне так же, как ты. Тем более, что мы с тобой остались здесь вдвоем.

– Как же вдвоем? – Марна все еще смотрела недоверчиво. – Ману-джи скоро придет.

– Именно, ты закончи здесь, а я уберу лишнее, – собрав разложенную одежду, я унесла ее к себе и бережно, словно самую главную ценность, убрала в шкаф.

Тут же открылась дверь, и когда я вышла посмотреть кто пришел, то увидела Ману, а из-за его спины выглядывали черные блестящие от любопытства глаза.

– Принимайте новых жильцов, – Ману сделал широкий шаг, заполнив собой все небольшое пространство, и снял с плеча увесистый узел.

* * *

Как и предрекал Ману, с их приходом жизнь в доме забила ключом. Если по началу Майя меня дичилась, помня, как страшную тетю из гарема, то к Марне она прониклась полным и безграничным доверием, посвящая во все свои маленькие тайны. Их беготня, перешептывания заговорщицкий вид так напоминали нас с Малати, что я невольно улыбалась.

Со временем Майя освоилась и уже испуганно не затихала при моем появлении. Хихикая друг над другом, словно одна из нас не довольно-таки взрослая женщина, а мы обе еще дети, учились у Марны шить одежду и украшать ее вышивкой. А бывшая служанка беззастенчиво отчитывала бывшую госпожу за неверный стежок. Иногда я их делала специально, и Майя заливалась звонким смехом, глядя на получившийся несуразный рисунок.

Но стоило Ману переступить порог дома, как все внимание переключалось на него. Майя металась между кухней и комнатой, не зная то ли забраться на колени, то ли самолично заняться приготовлением обеда, и больше мешала, чем помогала. Марна суетилась около очага, а я собирала на стол. И глядя на то, как Майя льнет к своему новому отцу, понимала насколько мудрое решение приняли мужчины, решив продлить ее детство.

Нередко Ману возвращался с подарками, и тогда звонкие голоса Марны и Майи не смолкали до самого сна – с таким жаром они обсуждали и хвастались обновками, я же ждала только новостей, но их учитель подарить мне не мог. Хотя, однажды ему удалось вызвать улыбку и на моем лице – когда принес рудракшу Малати. Оказывается, он нашел браслет после побега подруги, но забывал мне передать.

Но все домашние радости и хлопоты не мешали мне каждую ночь с криком просыпаться от одного и того же сна. Первое время Ману вбегал в нашу комнату, думая, что пробрались воры и меня режут, но вскоре он и Майя перестали обращать внимание. Марна же только ворчала и переворачивалась на другой бок. А я вставала, пила воду, чтобы остудить голову и заглушить шум ушах, и шла к домашнему храму. Только там, только при свете лампады на меня снисходило успокоение, и остаток ночи проходил безмятежно.

В тот день я сидела на крыльце, перебирала светлые бусины, думала о том, где сейчас может быть Малати, и что означает этот знак, когда мимо дома прошла женщина, увешанная гирляндами из жасминовых цветов.

– Красавица, – остановившись, окликнула она меня. – Дай воды попить.

Женщина тяжело навалилась на невысокий забор и вытирала мокрый лоб краем сари.

– Конечно, подождите, – я вскочила и побежала на задний двор. – Держите, – вернувшись, подала наполненный кувшинчик.

– Спасибо, красавица, – незнакомка запрокинула голову и направила в рот струю воды. – Возьми цветы, нарядишься для мужа Завтра ведь пост, – тяжело переводя дух, она вместе с пустым кувшином протянула несколько нитей.

– Подождите, я сейчас, – попросила я.

Я не могла просто так взять у женщины товар, которым она зарабатывала на жизнь себе и своей семье, и вскоре вернулась с несколькими монетами.

– Я беру вот эти, – указала на длинные плети, решив, что и Марна с Майей не откажутся украсить цветами волосы.

Майе еще незачем, а вот суда по тому, как Марна смотрела на Реянша, она с радостью станет поститься за его здоровье. В мой же жизни теперь два важных человека.

– Будь счастлива, дочка. И пусть у тебя будет все, что ты хочешь, – незнакомка обвела мое лицо ладонями, поднесла зажатые кулачки к вискам и пошла дальше.

А я, стоя у раскрытой калитки и сжимая к руках сладко пахнущие гирлянды, смотрела ей вслед.

Смотрела до тех пор, пока из-за слепящего солнца она не превратилась в темный силуэт. Я уже хотела повернуться и идти в дом, когда на пустой, словно выжженной палящими лучами улице, не показалась еще одна фигура. Неясные очертания не позволяли разобрать мужчина это или женщина, но путник шел медленно, словно не был уверен в том, что делает. Временами останавливался, но потом, припадая на одну ногу, продолжал путь.

Я решила, что этот неизвестно кто скорее всего тоже захочет напиться, и побежала на задний двор, а когда вернулась с наполненным кувшинчиком, силуэт приблизился, и стало понятно, что это мужчина.

Лицо ошпарило горячкой надежды, грудь сдавило так, что стало трудно дышать, а в ушах оглушающе стучало.

Неужели, дождалась?

Ноги подгибались, но я все-таки шагнула за калитку. Увидев, что кто-то вышел из дома, мужчина остановился, а потом ускорил шаг.

Ослабевшие руки уже не могли держать кувшин, и он разлетелся у моих ног на множество осколков. Выплеснувшись, вода ослепительно сверкнула множеством брызг. Они искрились и переливались яркими цветами, в потом медленно и тяжело опускались в пыль. Омыли ступни, намочили подол, сразу же облепивший щиколотки, а я, не чувствуя, как похолодевшие пальцы отпускают калитку, а ноги оскальзываются в жидкой грязи, бросилась к путнику.

Хоть она и искалеченная, но эту походку я узнаю среди множества других. Я бежала не чувствуя ни ног, ни земли, ни мелких камушков. Остановилась только когда врезалась в широкую грудь и окунулась в тот самый запах, что все это время бережно хранила.

Цветочные плети взлетели, когда я крепко обняла сильную шею, и осыпали нас лепестками жасмина. Я знала, что поступаю неправильно, что неприлично прилюдно и так открыто проявлять свои чувства, но было совершенно все равно – он живой, и он вернулся.

На талии сомкнулись сильные руки, а над ухом раздавалось тяжелое дыхание и сиплый голос:

– Нейса. Нейса.

А я плакала и смеялась одновременно, но вскоре смех затих, когда наконец осознала, что он пришел один. Я резко отстранилась.

– Реянш?.. – не решалась задать вопрос, потому что черная волна паники уже готова была захлестнуть с головой.

– С ним все в порядке, – поторопился успокоить меня Абхей. – Он в особняке с Саджитом. Проверяют все ли делалось в строгом соответствии с распоряжениями. – Они отправили меня сообщить тебе хорошие новости. Я не хотел идти, но они настояли.

Не хотел?

Узнав, что и с братом все в порядке, я снова готова была счастливо смеяться, но слова Абхея озадачили.

– Что значит не хотел? – шутливо ударила его кулаком в грудь. – Вы меня бросили здесь одну. Я ничего о вас не знала. Живы ли еще. И ты говоришь, что не хотел мне сообщить, что вы вернулись живыми и здоровыми?

Моу кулаки ударялись о его грудь, как о барабан, но Абхей не отступил ни на шаг.

– Нейса, – позвал он, и я подняла глаза. – Разве ты не видишь каким я стал? Как мог я показаться тебе на глаза?

Безграничное счастье застилало взгляд мерцающей пеленой, но я присмотрелась и увидела то, что не заметила вначале – длинный шрам. Он рассекал лоб и спускался от брови к подбородку, опустив уголок глаза и навсегда искривив губы в горькой усмешке.

О Богиня! Неужели это его останавливало?!

Мне ли пугаться шрамов? Долгое время при омовении Марна не могла сдержать слез, когда видела мое изуродованное шрамом тело, и предпринимала безуспешные попытки, чтобы сделать его менее заметным.

– Ты жив. Вы оба живы. И это самое главное, – глядя прямо ему в глаза, я осторожно провела кончиком пальца вдоль синеватой полосы.

– Пойдем, тебе надо охладиться и отдохнуть, – я беззастенчиво взяла Абхея за руку.

Но Абхей не двинулся с места, и я удивленно обернулась – чего он ждет? Разве я не сказала, что мне совершенно неважно насколько он изранен? Я даже не буду его корить за то, что тайком сбежали и оставили меня мучиться беспокойством. Еще немного, чуть-чуть пусть побудет рядом, чтобы я поверила, что мне это не привиделось, что они на самом деле вернулись, но Абхей осторожно освобождался от моих пальцев.

– Я пришел сказать, что мы все живы и скоро ты увидишь брата, а сейчас мне тоже надо идти, вам надо будет многое обсудить. Я пока не могу остаться дольше. Ты должна решить.

– Что решить? – я продолжала цепляться за его руки и заглядывать в лицо, но Абхей отвел глаза и поспешил уйти.

А я осталась стоять посреди улицы и ничего не понимала. Мы столько времени провели вместе в этом доме. Иногда засыпая рядом. Вместе ели. Я расчесывала его волосы, промывала раны. Так, как я его знаю, больше никто не узнает, и более близкие и доверительные отношения между мужчиной и женщиной невозможны. Так что же могло помешать ему остаться?

Медленно я побрела обратно, по пути стараясь вернуть лицу веселость и беззаботность. Ни к чему Марне и Майе видеть мое смятение.

– А мы уже думали, что ты решила превратиться в изюм под солнцем! – едва переступила порог дома, повисла на мне Майя. – А ты оказывается жасмин выращивала! Какая красота, – она подхватила длинные ароматные плети и пропускала их между пальцами.

– Откуда это? – присоединилась к ней Марна.

– Женщина попросила воды и подарила гирлянды к завтрашнему посту, – ответила я.

– Но до завтра они завянут, – хитро прищурилась Майя и, забрав у меня цветы, подбежала к своей любимице. – Укрась мне волосы. Хотя, нет, – она отступила и спрятала руки за спину. Сначала мы украсим Нейсу, а то она очень грустная. Наверное, потому что завтра придется голодать!

Рассмеявшись, она увернулась от шлепка Марны, подбежала ко мне, дернула за руку, усаживая на пол, и принялась колдовать над волосами.

– Зачем же ты их остригла, – причитала Майя. – Если бы у меня были такие волосы, я бы ни за что их не отрезала, – болтая, она тем не менее ловко перебирала пряди, вплетая в них цветы.

– Подай мне зеркало, – попросила я Марну, решившуюся присоединиться в Майе.

Получив зеркальное стекло, я стала наблюдать, что девушки творят с моей головой, когда показалось, что вижу смеющиеся глаза Малати. Она подмигнула и исчезла. Не замечая, что подружки выдернули мне часть волос, я резко обернулась.

– Ты что? Чуть все не испортила! – прекратив хихикать, возмутилась Майя.

Как и ожидала, кроме нее и Марны, я больше никого не увидела. Тогда что значит это видение? Что я скучаю по самой близкой подруге?

Видя, что я полностью погружена в свои мысли, девушки отстали от меня и принялись за украшать друг друга. Потом кто-то из них, а кто я не разобрала, подбежала и забрала у меня кусочек зеркала.

Они все еще красовались, выхватывая друг у друга кусок выгнутого стекла, когда на пороге послышались тяжелые шаги.

Меня словно подбросило. Я вскочила и бросилась к двери раньше, чем остальные успели понять что происходит.

Распахнула створки и… повила на шее Реянша.

– Задушишь, – смеялся и обнимал меня брат, а я все никак не могла его отпустить.

Абхей так быстро ушел, и теперь я боялась, что Реянш точно так же исчезнет, стоит мне расцепить руки. Но услышав восклицание за спиной, обернулась.

Бледная, как траурное сари, Марна стояла и не сводила с Реянша широко распахнутых глаз, а из-за ее спины осторожно выглядывала Майя и переводила изумленный взгляд с гостя на подругу.

– Какие вы все красивые. Неужели знали, что мы придем? – снова повернулась к брату. Хоть он и говорил о всех, но смотрел только на Марну, на лицо которой стали возвращаться краски, и щеки заливало горячим румянцем, а глаза подозрительно блестели.

Кажется, кое-кто здесь лишний, даже несмотря на поглотившее меня целиком желание ни на миг не выпускать брата из вида.

– Ты же, наверное, устал и проголодался, – воскликнула я.

Продолжая рассматривать Марну, Реянш согласно покачал головой.

– Майя, пойдем. Надо накормить гостя, – я протянула девочке руку.

Немного посомневавшись, она отпустила сари Марны и подошла ко мне. И, оставив молодых людей наедине, мы пошли на кухню.

Майе я доверила готовить чай, а сама торопливо замешивала лепешки и перетирала овощи для чатни.

Не знаю, о чем они говорили, но когда Марна вернулась, то выглядела очень растерянной и у нее все валилось из рук.

– Нейса, Реянш… джи просил тебя прийти, – пробормотала она себе под нос так, что я еле разобрала.

– Сейчас, сейчас, – процеживая чай и добавляя меда, ответила я. – Пожарь пока лепешки, – бросила через плечо и побежала в комнату.

Реянш уже сидел на кровати и с благодарностью принял из моих рук пиалу с чаем.

– Садись рядом, сестренка. Я хочу с тобой поговорить.

Я присела на край и жадно рассматривала брата. За время отсутствия он возмужал и раздался в плечах. Горячее солнце засмуглило, а сухой воздух пустыни обветрили кожу. Черты лица заострились и стали суровее, только блестящие глаза остались такими же добрыми, какими и были.

– Вкусный чай, – отхлебнув сказал он. Из тебя получится прекрасная заботливая жена.

– Это Майя готовила, – ответила я на столь странное замечание.

– Нейса, – Реянш поставил недопитую пиалу на низкий столик. – Ты моя сестра и я очень тебя люблю, – он сжал мои ладони.

– Я тоже тебя люблю. Сильно-сильно. Ты – это все, что у меня есть, – я снова потянулась, чтобы его обнять, но брат меня остановил.

– И я меньше всего хочу с тобой расставаться, но тебе надо устраивать свою жизнь.

– Мы никогда не расстанемся. Даже если ты женишься, я стану помогать твоей жене воспитывать детей, – теперь уже я сжала его крупные мозолистые ладони.

– Нейса, – брат приподнял мою голову за подбородок и заправил за ухо упавшую на глаза прядь. – Помнишь наш разговор перед моим отъездом. Я пообещал, что ты выйдешь замуж, только если сама согласишься. Так вот. Я думаю, что это время пришло. Ты согласишься пройти брачные обряды с Абхеем?

Я испуганно отшатнулась, но брат приложил палец к моими губам.

– Подожди, дай мне сказать. Еще когда мы вышли в поход, Абхей сказал, что если победим и он вернет себе родной замок, то будет просить твоей руки, поскольку тогда будет уверен, что сможет обеспечить твое будущее. Я рассказал ему о нашей договоренности, и добавил, что о таком зяте можно только мечтать.

Я хотела было возразить, но Реянш не отнимал пальца от моих губ.

– Бой был долгим и тяжелым. Абхей дрался, как тигр. Если я кому и обязан жизнью, то это ему. Именно так он и получил свой шрам – я оступился и упал, и враг уже занес саблю, но откуда ни возьмись появился Абхей, закрыв меня собой, отразил удар. Клинки звенели, сверкали алыми отблесками и достигли цели: Абхею рассекли лицо, а он пронзил нападавшего. После этого он больше не заговаривал о браке, а когда я напомнил, то ответил, что со своим уродством больше не сможет составить счастье столь красивой девушке. Я не стал его разубеждать, но мы договорились, что когда вернемся, он первый, без предупреждений покажется тебе на глаза, и ты не испугаешься. Неужели я не знаю собственную сестренку, – он шутливо щелкнул меня по носу, а я больше не пыталась заговорить, только слушала, затаив дыхание. – Как я и ожидал, – продолжил Реянш, – тебя шрам нисколько не испугал, и настала моя очередь выполнить обещание. Ты согласна?

Я вздрогнула и посмотрела в сияющие глаза брата.

– Реянш, – губы плохо слушались. – Зачем ты хочешь его погубить? Ты же знаешь, что я не могу выйти замуж. Я приношу мужчинам несчастья. Смотри, только за упоминание о женитьбе на мне, Абхей получил шрам и мог лишиться жизни. А что будет после совершения ритуалов?

Я едва не плакала. Да, я хотела видеть обоих дорогих мне мужчин рядом. Но это очень себялюбиво. Если Реяншу я сестра и независимо от его семейного положения могу оставаться рядом, то Абхея надо отпустить. Он заслужил счастья. Заслужил иметь заботливую жену и много ребятишек. Зачем брат так жесток со мной?

– Ах это, – Реянш махнул рукой, словно отгонял москита. – Видимо, в храме тебе позабыли сказать, а пандит из нашего поселка, возможно, не знал. Но я не хотел, чтобы ты обрекала себя на одиночество и поэтому спрашивал всех, кого только мог. Сочетание звезд при твоем рождении – это не приговор. Ты столько жила при храме и знаешь, что мы сами создаем свою карму. Праведная жизнь и самоотречение могут изменить все. Изменить предначертанную судьбу, изменить последствия. Ты столько сделала добра всем, кто тебя окружает, что заслужила счастья.

– А сколько я сделала зла? – опустив глаза, спросила я. – Ты знаешь, скольким людям я причинила зло? Я убивала, брат.

– Сестренка, скажи мне, кто убивает, клинок или рука, что его направляет? – он обхватил мое лицо и заставил посмотреть ему в глаза. – Это не ты убивала, а жрецы, что превратили тебя в оружие.

– А как же Поллав? Его я убила сама.

– Ты защищала свою честь. Даже рабынь нельзя принуждать к близости. А скольких ты при этом спасла. Разве Майя того не стоит?

Я вспомнила звонкий смех девочки и ее счастье рядом с Ману.

– Твой учитель, – словно прочитав мои мысли, продолжил Реянш. – Он тоже обрел семью. Вспомни отца Саджита, ты никогда не выбирала убийство, если был выбор. Так что мне сказать Абхею?

Ветер, ворвавшись в открытую дверь, взметнул волосы Реянша, раскачал жасминовые гирлянды, и несколько лепестков, взвившись, упали мне на голову.

Малати.

«Ты уверена?» – мысленно спросила я.

Гирлянды снова качнулись.

– Но ведь ему надо возвращаться в свой замок. Когда же проводить ритуалы? – снова опуская глаза, спросила я. – Нам с тобой снова придется расстаться?

Брат обхватил меня за плечи и крепко прижал к себе.

– Я очень рад, что ты согласилась. Абхей хороший человек, и ты с ним будешь очень счастлива. Обряды проведем как можно быстрее. Саджит поможет. Вы будете приезжать в гости сюда, а мы будем навещать вас. Сестренка, мы не расстанемся навсегда.

– Нейса уезжает?! – появившись в комнате, воскликнула Марна.

– Да, – подтвердил Реянш. – Но, боюсь, что у тебя не будет времени скучать по ней, – и ее щеки заалели, словно маки.

* * *

А на следующий день мы все втроем постились. Майя с важным видом объясняла, что ждет такого же хорошего жениха, какого получила ее подруга, и стойко терпела голод.

В этот раз нам не пришлось самим прерывать пост.

* * *

Иллюстрация для обложки Пастуховой Светланы.

* * *

Эта книга – участник литературной премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква – 2019». Если вам понравилось произведение, вы можете проголосовать за него на сайте LiveLib.ru до 15 ноября 2019 года.