Однообразная и унылая жизнь средневекового общества вместе с тем бывала и праздничной, и веселой даже для низших слоев населения, поскольку официально существовало время, предназначенное для труда, и время для развлечений. Каждый день им посвящались послеобеденные и долгие вечерние часы, а каждую неделю – день обязательного воскресного отдыха. Кроме того, любая важная церемония сопровождалась коллективными увеселениями, собиравшими рыцарей и вилланов, горожан и деревенских жителей. Литература дает нам, правда, несколько идиллическое, но довольно верное представление о том, как проходил праздник в конце XII века.

Так, по случаю свадьбы Эрека и Эниды «всех местных менестрелей, всех, кто был сведущ в искусстве развлечений, созвали ко двору Артура. В огромном зале царила атмосфера всеобщей радости. Каждый блистал своими талантами. Один прыгал, другой падал, третий фокусничал; этот пел, тот свистел; один играл на свирели, другой – на флейте, третий – на волынке, четвертый – на роте . Девушки танцевали фарандолу. Все участвовали в общем веселье. Не жалели ничего, что могло бы послужить для увеселений (…). Весь день двери не закрывались. Войти в них могли все: и богатые, и бедные. Король Артур ни на что не скупился. Он приказал раздавать всем желающим мясо, хлеб и вино. Никому ни в чем не было отказа. Всех оделяли в изобилии…» .

Большинство развлечений являлись общими для всех социальных категорий: прогулки и зрелища (театр, жонглеры, животные), музыка и пение, танцы, но, кажется, любимое развлечение средневековых жителей – это азартные и домашние игры. Все они хорошо известны, и мы не будем на них останавливаться. Однако существовали развлечения, присущие лишь аристократии и не всегда правильно понимавшиеся историками. О трех из них и пойдет речь.

 

Турниры

Турниры служили основным развлечением рыцарей. В большей степени, чем война – где настоящие сражения были редкостью, – они составляли основу военной жизни и наиболее верный способ приобрести славу и состояние. Поэтому рыцарские романы и, в частности, цикл Круглого стола посвящают им значительную часть своего повествования. Происхождение турниров известно довольно плохо. Возможно, они связаны с воинскими обычаями германцев. Их средневековая форма получила распространение на территории между Луарой и Маасом во второй половине XI века. И с этого времени, несмотря на многочисленные запреты церкви и некоторых суверенов, популярность их неуклонно росла. Там, где из-за введения Божьего мира частые войны прекратились, турниры предоставляли рыцарям единственную возможность реализовать свою излишнюю агрессивность, а также отличный предлог покинуть замок с его наскучившей монотонностью. Впрочем, на протяжении XII и XIII веков церковь порицала эти пустые встречи для игры в сражение, часто служившие причиной смерти, порождавшие упорную ненависть и ослаблявшие силы христианского рыцарства, единственной заботой которого должна быть защита Святой земли. Однако эти запреты не приносили ощутимых результатов. И если некоторые суверены, например, Генрих II Плантагенет или Людовик Святой, поддерживали их, то большинство оказывались более терпимыми, даже те, кто, как Людовик VII или Филипп Август, относился к самим турнирам без особого уважения. Ведь именно их вассалы становились инициаторами, организаторами, а иногда и главными участниками подобных развлечений. Действительно, во второй половине XII века именно Франция, ее северная и западная части, представляли собой поистине райское местечко для любителей турниров.

Но кто же участвовал в этих состязаниях? В основном молодые, неженатые рыцари, не имевшие феодов, те, кто, объединившись в неугомонные банды, отправлялись на поиски приключений и богатых наследниц. Об этом мы уже говорили. Под предводительством какого-нибудь графского или княжеского сынка, они участвовали в турнирах на протяжении пяти, десяти, а иногда даже пятнадцати лет, ожидая возможности сделаться владельцем семейного феода. Для Уильяма Маршала такая полная странствий «спортивная молодость» продолжалась целых двадцать пять лет.

Турнир действительно можно назвать видом спорта. Даже командным видом спорта, поскольку конных поединков, где сражались бы один на один, не существовало до начала XIV века. А турнир XII века – это противостояние не отдельных воинов, но нескольких, хотя их правильное построение перед началом сражения быстро превращалось в беспорядочную свалку, где, как и на настоящем поле боя, бились небольшими группами, активно используя при этом различные опознавательные знаки. Скорее всего, именно турниры, а не войны стали в XII веке главной причиной распространения гербов среди представителей знати. Этот командный вид спорта приносил и денежную прибыль. В этой области существовали свои профессионалы, продававшие собственные услуги тем группам участников, которые предлагали наиболее высокую цену. Некоторые из них, объединившись вдвоем или втроем, специализировались на каком-нибудь одном определенном виде боя. В этом случае они особенно ценились. Кроме того, турнир, возможно, в большей степени, чем война, служил источником обогащения участвовавших в нем рыцарей. Противника захватывали в плен, отнимали оружие, сбрую, коня. Множество сделок и взаимных обещаний совершалось как в пылу сражения, так и после его окончания. На этом делались целые состояния. Например, «История Уильяма Маршала» повествует о том, как за десять месяцев будущий регент Англии, участвуя в турнирах вместе со своим грозным напарником, фламандцем Роже де Гаити, сумел получить выкуп с трехсот рыцарей ! Конечно, подобная доблесть сопровождалась определенным риском, ведь турнир – исключительно опасный вид спорта. Многочисленные раненые, убитые – не редкость, причем церковь зачастую отказывала им в христианском погребении. Использование «куртуазного» оружия с тупыми остриями и лезвиями и даже сделанного из дерева очень медленно получало распространение. Вплоть до середины XIII века вооружение участников турниров ничем не отличалось от оружия настоящих воинов.

Однако если турниры и напоминали войну, они не были ею. Турниры воспринимались как радостное событие. Кроме периода Великого поста, их устраивали с февраля по ноябрь каждые пятнадцать дней на территории своей же провинции, но не в крупных городах, а возле одиноких крепостей, на границе двух княжеств или феодов. Их не проводили ни на сельской площади, ни на подступах к замку, а выбирали ровное поле, ланды или луг, где пространство не ограничено. Самому турниру предшествовала серьезная подготовка. Сеньор, бравший на себя его организацию, за несколько недель должен был объявить по всей округе время и место его проведения. Также ему следовало послать гонцов в соседние провинции, обеспечить жилье участникам (иногда их съезжалось несколько сотен) и тем, кто их сопровождал, запасти продовольствие, подготовить трибуны, палатки, конюшни, светские развлечения и увеселения для народа. Каждый турнир становился праздником, собиравшим множество людей. И если в самом сражении участвовали только аристократы, то «поболеть» за них разрешалось выходцам из любых социальных слоев. Этот праздник служил, кроме того, и ярмаркой, за счет которой существовали целые толпы артистов, фокусников, поваров, торговцев, нищих и преступников.

Турнир продолжался в течение нескольких дней, обычно трех. Сражения начинались на рассвете, сразу после утрени, и заканчивались только вечером, перед церковной службой. Несколько лагерей – созданных по географическому или феодальному признаку, – сражались друг с другом, сначала по очереди, затем одновременно. На поле царила такая неразбериха, что герольдам, специальным глашатаям, приходилось вести для зрителей своеобразный репортаж: описывать основные воинские подвиги и выкрикивать имена тех, кто их совершил. Вечера посвящались перевязыванию ран, пирам, музыке, танцам, любовным интрижкам. На следующее утро все начиналось заново. Вечером последнего дня, когда каждый подсчитывал свои доходы, самая знатная дама вручала рыцарю, отличившемуся в бою особой доблестью и куртуазностью, символическое вознаграждение. В литературных произведениях в этом качестве выступает щука, обладавшая, как полагали, свойствами талисмана. Ланселот, когда он участвовал в турнирах, всегда выходил победителем. Если же он отсутствовал, приз доставался его кузену Борсу, реже – Говену. В целом, романы артуровского цикла как бы несколько опережали действительность: уже в конце XII века они описывали частные поединки, воспевали личную отвагу и предоставляли женщинам главную роль в определении победителей. А в реальности турниры станут приносить славу и приобретут куртуазный и утонченный оттенок только в следующем веке.

 

Охота

Охотой, в отличие от войн и турниров, занимались во все времена года. У большинства она превращалась в безграничную страсть, и ради нее многие рыцари решались терпеть любую непогоду и самые ужасные опасности. Так, Филипп Август, не падкий на иные развлечения, охотился каждый день после обеда, как в период войн, так и мира, как во Франции, так и в других странах, не делая исключения даже для Святой земли.

Впрочем, занятие охотой диктовалось не только страстью, но и необходимостью. Ведь круглый год стол сеньора следовало обеспечивать крупной и мелкой дичью, поскольку питались в основном мясным. Иногда же целью было уничтожение некоторых хищных зверей (лисиц, волков, медведей), угрожавших урожаю, домашней птице, а порой и крестьянам. Именно в таких случаях в полной мере раскрывался дикий, опасный и азартный характер охоты.

Особое место следует отвести соколиной охоте, появившейся на Западе в начале XI века и очень быстро ставшей одним из излюбленных развлечений аристократического общества. Занятие действительно в высшей степени благородное, жестокое и красивое одновременно, коим не пренебрегали даже дамы. Подобная охота представляла весьма сложное искусство, и будущему рыцарю приходилось посвящать ему не один час занятий. Он должен был знать, как поймать птицу, как ее кормить и ухаживать за ней, как научить ее слушаться жестов и посвистываний, распознавать жертву и охотиться на нее. Этой тонкой науке, считавшейся самой изысканной в куртуазном воспитании, посвящены многочисленные трактаты, большинство из них составлены на Сицилии, а некоторые сохранились и до наших дней . Они сообщают нам, как именно должна происходить выучка молодого сокола. Его брали из гнезда, желательно сразу после рождения. После первой линьки ему подрезали когти, привязывали к лапке колокольчик (на случай, если он потеряется) и зашивали веки (чтобы хорошо выучить птицу, ее нужно сделать временно слепой). И лишь затем начиналась собственно выучка: сокола приучали сидеть на специальной жердочке и на руке, обучали посвистываниям, которые он должен уметь различать; далее, освободив веки, заново приучали его к свету, дразнили при помощи искусственных жертв. На все это уходил почти целый год. Наконец наступало время первой охоты. Сокол, накрытый капюшоном, сидел на руке хозяина. Когда появлялась дичь, накидку снимали. Птица взмывала в небо, выслеживала жертву, бросалась на нее и терзала до тех пор, пока свист хозяина не приказывал вернуться обратно.

В большей степени, нежели собаке и коню, именно соколу выпала честь стать любимым животным рыцарей. Вилланам запрещалось владеть этой исключительно благородной птицей. К тому же на покупку хотя бы одного сокола требовалась значительная сумма, а подарок подобного рода расценивался как поистине княжеский. Смерть сокола становилась для хозяина горестной утратой. Не случайно трактаты, посвященные дрессировке этих птиц, содержали множество советов, как продлить их жизнь, хотя в отличие от описания техники обучения они оказываются недостаточно серьезными и зачастую противоречат друг другу. Вот несколько рецептов по уходу за простудившимся соколом из трех разных трактатов.

Первый скромно рекомендует: «Возьми горячего вина, смешанного с толченым перцем; влей эту смесь в глотку соколу и держи, пока тот ее не проглотит. Тогда он излечится» .

Второй отдает предпочтение мясному средству: «Смесь воды с содой для стирки и золы от лозы виноградной сгоревшей влей ему в глотку. Подожди, пусть проглотит, затем ящерицу съесть ему предложи. И излечится он» .

Третий, наконец, предлагает полный курс лечения: «Возьми четыре куска сала, обмазанного медом и посыпанного металлическими опилками; вложи их ему в глотку. Поступай так в течение трех дней, исключая всякую другую пищу. На четвертый день пусть он проглотит небольшого цыпленка, которого следует предварительно напоить большим количеством вина. После этого перед огнем разотри ему горячим молоком грудь. Остальные дни корми его воробьями и другой мелкой птицей. Он верно излечится»

 

Шахматы

Среди многочисленных домашних игр наибольшей популярностью пользовались кости. В ту эпоху они имели такое же значение, какое впоследствии приобретут карты. Представители всех социальных категорий в хижинах, замках, тавернах и даже монастырях предавались этой игре с губительной страстью, тщетно порицаемой суверенами и прелатами-реформаторами. Здесь проигрывались деньги, одежда, лошади и жилища. Многие, как, например, несколько позже поэт Рютбеф , жаловались, что потеряли в этой игре все, чем владели. К тому же играть в нее было еще и опасно. Хотя игроки пользовались рожком, нередко встречались случаи мошенничества, особенно из-за поддельных костей: одни имели намагниченную поверхность, у других одна и та же грань воспроизводилась дважды, у третьих одна сторона утяжелялась за счет примеси свинца. В результате возникали многочисленные распри, порой перераставшие даже в частные войны.

Гораздо более безобидной считалась игра «марель» («la marelle»), не столько азартная, сколько требовавшая размышлений: победителем считался тот, кто первым составлял геометрическую фигуру из перпендикулярных или наклонных линий при помощи трех (иногда пяти) пешек. Впрочем, это было не так уж сложно. Больших усилий требовала загадочная игра «табль» («tables»), литература придавала ей особое значение, однако ее правила практически неизвестны. В какой-то степени она напоминала игру в триктрак , участвовали двое или четверо игроков, используя несколько костей и много жетонов. Иногда этим же словом обозначали игру в шашки, в них в XII веке играли точно так же, как и сейчас.

Однако лучшая домашняя игра, в отношении которой авторы просто неистощимы, – это шахматы. Во Франции они появились в XI веке, а вовсе не во времена Карла Великого, как это иногда утверждают. Очень скоро они сделались любимым времяпрепровождением аристократического общества. Умение играть в шахматы считалось одной из составных частей воспитания юного рыцаря. Чтобы достичь в нем совершенства, нужно, как говорится в «Песне о Ли де Нантейле», начать обучение в возрасте шести лет . Возможно, именно так и произошло с Бедуайеном, коннетаблем короля Артура, ведь во всех романах Круглого стола он предстает как лучший игрок своего времени . В литературе описание шахматных партий занимает значительное место. Это одновременно и забавный эпизод, и драматическое действие. Иногда эти партии начинались из-за столкновения серьезных интересов: в них могла разыгрываться судьба женщины, пленника, армии и даже целого королевства. Часто проигравший в ярости от своего поражения ранил или убивал противника. В «Рыцарстве Ожье» Шарло, сын Карла Великого, проиграв Бодине, сыну Ожье Датчанина, «схватил обеими руками шахматную доску, бросил ему в голову и проломил ее так, что брызнул мозг» . Реальная жизнь менее жестока. В ней не разыгрывались ни человеческие жизни, ни королевства, ни даже деньги. Тем более что церковь это запрещала. Дамы и молодые женщины без малейших колебаний садились за шахматную доску и часто показывали себя более искусными игроками, чем мужчины.

По легенде Алиенора заставила потерпеть поражение в шахматах самых влиятельных князей Англии и Франции.

Однако интересно выяснить, как именно играли? Как выглядели шахматные фигуры? В чем заключались отличия от современного варианта этой игры?

Шахматная доска из дерева или металла считалась предметом роскоши. Владелец демонстрировал ее с неизменной гордостью, даже если сам не умел пользоваться ею. Она делалась больших размеров и часто служила верхней частью богато украшенной шкатулки, внутри которой находилась табль, а на противоположной стороне – марель. До конца XII века шахматная доска была однотонной (обычно белой), и прорезанные (иногда отмеченные красным) линии делили ее на 64 клетки. Современный вид – чередование черных и белых клеток – доска приобрела только в начале правления Филиппа Августа. Это не изменило правил игры – и сегодня можно играть в шахматы на одноцветной доске – однако облегчило видение и проверку ходов. Сами ходы несколько отличались, поскольку фигуры имели несколько иной характер и правила передвижения. Прежде всего «ферзь» (от персидского слова, обозначавшего визиря) двигался не во всех направлениях, а только по диагонали и не больше, чем на одну клетку за ход. Сила этой фигуры на шахматной доске была невелика. Так же и «альфен» (alfln), заменявший современного слона, продвигался по диагонали на две клетки через две (и мог при этом перепрыгивать через другие фигуры). Зато король, ладья, конь (вместе с рыцарем на спине) и пешки ходили точно так же, как и в современной игре, если не считать некоторых незначительных отличий. Например, король и ладья могли делать рокировку в любом положении, а пешкам в начале игры разрешалось передвижение только на одну клетку, не допускалось также взятие на проходе. Цель игры, как и сегодня, – поставить мат королю противника, и так же, как и сегодня, говорили «шах», если ему угрожала непосредственная опасность.

Форма фигур зависела от местности и уровня игры. Для повседневных игр уже делали стилизованные фигурки из кости или дерева, и никаких правил их изготовления не существовало. Для парадных же игр фигурки вытачивали из слоновой кости, эбенового дерева, янтаря или яшмы. Каждая из них служила определенным символом. Три оставались практически неизменными: король всегда с короной на голове; конь – всадник верхом на коне; пешки – в виде легковооруженных солдат. Форма остальных трех фигур варьировалась. Ферзя мог представлять сидящий человек с лицом, как у короля, но без короны, иногда – под влиянием куртуазной культуры – вместо него выступала дама. Alfin изображался в Англии и Западной Франции как епископ, во Фландрии и Рейнской области – как граф; в других районах – как пожилой человек, дерево или животное. Наконец, ладья могла быть сделана в виде тяжеловооруженного солдата или животного с башенкой на спине, а чаще представлялась целой сценой с участием двух персонажей: Адама и Евы, святого Михаила, убивающего дракона; двух переплетенных чудовищ, двух рыцарей, сражающихся копьями. У каждого играющего имелось по 16 фигур, перед началом партии их расставляли так же, как и в современной игре. Причем с одной стороны выстраивались белые, а с другой – не черные, а красные. В области шахмат царили те же символы, как и во всем остальном: до XIV века в сознании западного человека белому цвету противопоставлялся не черный, воспринимавшийся отсутствием цвета, как такового, а красный – цвет цвета.