Война – смысл жизни рыцаря. Конечно, будучи посвященным в это звание, он становился воином Божьим, и ему надлежало умерять свой вкус к войне, подчиняя его требованиям веры. Однако ни сам вкус, ни пристрастие к военным действиям от этого не исчезали, и подтверждением тому – литература. Литература увлекательная, описывающая героические сражения, где прекрасные рыцари в сверкающих доспехах совершают бесчисленные ратные подвиги до тех пор, пока их не постигнет славная гибель или пока они не одержат самую славную из своих побед. Литература воинственная, повествующая о справедливой войне и великодушном мире, воспевающая тех, кто сражается, дабы утвердить законное право сеньора, защитить служителей и достояние церкви, помочь тем, кто беден и слаб, кто нуждается в помощи.

Реальная жизнь, впрочем, текла по-иному, и отважным деяниям Говена, подвигам Ланселота места в ней не находилось. Как не существовало и никаких непробиваемых кольчуг; шлемов, украшенных драгоценными камнями; волшебных мечей, делающих непобедимыми своих владельцев. Война велась не из желания славы, а из жажды наживы. Заключение мира считалось не великодушным, а унизительным и подвергалось бесчисленным насмешкам. Крупные сражения происходили редко и вовсе не были такими кровопролитными; понятия славной гибели не существовало вообще. Здесь не было сияющего света мечты, но не было и заурядной серости повседневной жизни.

 

Частные войны и Божий мир

В середине XIII века право на ведение войны принадлежало еще всем. Оно воспринималось как один из двух способов осуществить свои права; второй же способ заключался в правосудии сеньора. Существовал выбор между путем действия и путем права. Такое представление о частной войне, происходившее от существовавшего у германцев старинного понятия «файда» (право на месть), практически исчезло во времена Карла Великого и вновь появилось в период упадка централизованной власти, оставаясь вплоть до XIII века одной из основных черт феодального общества. Частная война имела свои собственные правила, ее следовало объявлять в определенной форме и продолжать до перемирия или окончательного мира. Она распространялась на всех членов рода вплоть до последующих поколений, пока, наконец, не признавалось возможным заключение брака между представителями воюющих сторон. В действительности далеко не каждый мог объявить войну, ведь это предполагало определенное могущество, как финансовое, так и политическое. А потому ее вели в основном владельцы феодов, особенно крупных, действуя во имя собственных интересов или, реже, во имя интересов своих вассалов.

Если не считать Крестовых походов, о которых речь пойдет позже, международных войн не существовало, а происходила лишь борьба между сеньором и вассалом, соперничество феодов, месть родов. Таким образом, нескончаемые распри между королями Франции и Англии – отнюдь не межгосударственные конфликты, а всего лишь частные войны могущественного вассала и сюзерена, в которых каждый искал способ заставить уважать то, что он сам считал своим законным правом. Так, Филипп Август, отправляясь на север Франции в 1214 году для ведения победоносной военной кампании (закончившейся битвой при Бувине), намеревался не столько выступить против международной коалиции (которую возглавлял император и король Германии Отгон Брауншвейгский), сколько наказать вероломного вассала и разорить феод человека, пренебрегшего вассальными обязанностями, – графа Фландрии Феррана.

Но помимо этого, а может, и в большей степени война являлась эффективным средством увеличения состояния и власти. В XII веке война – всегда поиск добычи. Впрочем, для могущественных сеньоров это не просто проявление обыкновенной жадности, а самая насущная необходимость: ведь полученные трофеи служили для оплаты наемников, укрепления замков, вознаграждения вассалов, о грядущей верности которых надлежало позаботиться заранее. Тем более что успех, достигнутый в ходе военной кампании одного года, неизбежно влек за собой агрессию со стороны проигравшего на следующий год. Сопровождавшие сеньора рыцари воспринимали добычу как справедливое вознаграждение за само свое присутствие, ибо оказание военной помощи (это мы увидим в дальнейшем) требовало от них не только времени, но и денежных затрат, поскольку каждый снаряжался за собственный счет. Жаждой наживы и грабежа жили все: аристократы и простолюдины, вассалы и наемники; и именно эта жажда являлась главной причиной участия в войне. Всем были абсолютно безразличны битвы, которые велись во имя каких-то совершенно чужих интересов.

Таким образом, цель войны заключалась не столько в том, чтобы убить или победить врага, сколько в том, чтобы захватить его в плен, ограбить, потребовать за него выкуп. Война представляла собой не ряд крупных сражений, а серию налетов, набегов, осад, грабежей и поджогов. Она тянулась долго, прерываясь короткими перемириями, вновь вспыхивала каждый год в конце марта и продолжалась до начала ноября, никогда не разрешая никаких проблем.

Поэтому те, кто хотел достигнуть какой-то определенной цели, охотнее использовали переговоры. Это и встречи воюющих сторон на границе, нейтральной территории или во время паломничества; и обмен посланниками, представителями высших светских или духовных рангов, пользовавшихся неприкосновенностью, с многочисленной свитой. Они передавали верительные грамоты и подарки, что сопровождалось торжественными церемониями. Также обращались к секретным посланцам, обычно клирикам, обладавшим просто неограниченными полномочиями для ведения переговоров; прибегали к помощи третейского суда и посредников, в качестве коих могли выступать какие-либо влиятельные лица. Так, один из легатов, представлявший папу, могущественный сеньор граф Филипп Фландрский в течение всего своего правления – 1168—1191 годы– стремился быть великим посредником Запада. Могли приглашать коллегию третейских судей, которые затем представляли свой проект соглашения. Договоры заключались довольно часто, при этом старались получить как можно больше гарантий: клятвы на Священном Писании или святых мощах; назначение заложников на случай, если сеньор нарушал обязательства договора; угрозы отлучения от церкви или аннулирования верности сеньору, лишения феода. Тем не менее все это не давало большого эффекта.

Эти частные войны, как между низшими вассалами, так и между крупными землевладельцами, представляли собой нескончаемые раздоры, приводившие к опустошению деревень и перераставшие в откровенный разбой. Церковь первая выступила против этого бедствия. Она не только призывала к Крестовым походам и учреждала рыцарские ордена, предполагая направить боевой пыл воителей на службу Богу, но в течение всего XI века принимала различные назидательные меры, дабы уменьшить разрушительные последствия этих войн. В середине следующего века подобные меры объединялись в две большие группы: Божий мир и Божье перемирие. Предполагалось, что Божий мир должен защищать тех, кто не участвовал в военных действиях (священнослужителей, женщин, детей, землепашцев, паломников, торговцев), а кроме того, общественно значимое имущество (церкви, мельницы, рабочий скот, урожай), помещая их под свой покров и ограждая от нападения или разрушения. Божье перемирие запрещало ведение войн в определенные периоды года (Рождественский и Великий посты, Пасха) или дни недели (с вечера пятницы до утра понедельника), предназначенные для более интенсивной религиозной жизни. Нарушение Божьего мира или Божьего перемирия считалось особо тяжким преступлением, за него отлучали от церкви и привлекали к «трибуналу мира», в который входили прелаты и сеньоры. Этот суд всегда принимал крайне суровые меры.

Такие правила, сначала соблюдавшиеся и достаточно эффективные, потеряли свою былую силу, когда церковь чрезмерно расширила их, что произошло в начале XIII века: ее служители предприняли попытку навязать соблюдение Божьего перемирия с вечера среды до утра понедельника. В этом отношении показателен следующий факт: великое сражение при Бувине (27 июля 1214 года) состоялось именно в воскресный день.

Инициативу церкви поддержали светские власти и, в частности, суверены, стремившиеся ограничить ведение частных войн. Например, Филипп Август первым запретил войны простолюдинов. Кроме того, он издал множество законов , подобные которым впоследствии появятся и в соседних королевствах: знаменитый «Закон о 40 днях короля» запрещал нападать на родственников соперника в течение сорока дней после объявления войны (чтобы избежать участившихся внезапных нападений); «королевская охранная грамота» давала возможность отдельному человеку, группе лиц или учреждению находиться под особой охраной короля. Нападение на тех, кто защищен такой грамотой, приравнивалось к нападению на самого короля. Наконец, «королевское подтверждение» – гарантия, даваемая сувереном при заключении соглашения о ненападении между сеньором и группой лиц.

Таким образом, в 1220—1230 годах война сделалась более редким явлением. Помимо ограничений, обусловленных временем года (зимой военных действий не вели), состоянием атмосферы (бой прекращался с началом дождя), дневными часами (ночью сражения не проводили), запретов, налагаемых церковью (Божий мир и Божье перемирие), появились ограничения, исходившие от высочайшей королевской власти, которая становилась все могущественнее.

Отныне главным занятием рыцарей становится не война, а турнир.

 

Феодальная военная служба

Во второй половине XII века произошел некоторый упадок военных институтов. В отличие от суровости самих феодальных принципов реальная практика оказывалась более гибкой, а деньги зачастую значили больше, нежели вассальные обязательства.

В обмен на землю, получаемую в виде феода, вассал должен был выполнять определенные обязательства в отношении своего сеньора, в том числе оказывать ему военную помощь трех видов: служба в войске, конные походы, охрана замка. Участия в войске могли требовать только сеньоры, стоявшие на самом верху феодальной иерархии, – короли, герцоги или графы. Как правило, речь шла о дальнем наступательном походе, проводимом один раз в год и длившемся не более сорока дней. Каждый являлся с определенным количеством своих собственных вассалов (пропорционально значимости феода) и снаряжался за собственный счет (оружие, продовольствие, лошади). По истечении срока сеньор имел право продлить срок службы в войске, но в этом случае он обязывался взять на себя расходы на снаряжение и довольствие, а также возместить убытки тем, кто согласится остаться. Конная служба проходила в течение ограниченного времени (обычно около недели) и на ограниченном пространстве (равноценном одному дню похода). Такая помощь и требовалась чаще всего, а именно во время войн между соседями: кратковременные походы на территорию противника или налеты на его замок. Каждый сеньор мог требовать выполнения этой обязанности тогда, когда считал нужным. Наконец, охранную службу несли воины, располагавшиеся непосредственно в замке сеньора; и поскольку речь шла лишь о выполнении оборонительной функции, ее в основном исполняли вассалы преклонного возраста и инвалиды, остальные же, когда не велось военных действий, привлекались к ней только на короткое время.

Все вышеизложенное касается лишь людей, владевших землей. Военные обязанности простолюдинов определялись сложнее и по-разному в зависимости от местности. В Северной Франции вилланы помогали только во время оборонительных мероприятий: охраняли замок и участвовали в защите сеньории от набегов. Впрочем, они довольно часто откупались от охранной службы, заплатив налог, позволявший содержать вместо них профессиональное войско; а при защите владений сеньора они оказывали лишь необходимую помощь в качестве часовых, землекопов, конвоиров. Однако король Франции в своем собственном домене иногда требовал службы простолюдинов: каждая административная единица (резиденция прево, община, королевское аббатство) должна была предоставить войско из пеших солдат, количество которых определялось пропорционально числу дворов. Того, кто отправлялся на такую службу добровольно или по жребию, снаряжали в складчину все жители.

Наконец, наряду с обычными формами военной помощи, король или крупный землевладелец мог в случае крайней опасности провести массовый набор войска среди своих слуг, вассалов или вилланов (причем на неограниченное время): так называемый призыв ополчения, отголосок старинной общественной службы, которую у каролингских суверенов несли все свободные люди. В XII веке такой призыв ополчения произошел только один раз; его осуществил король Людовик VI, когда в августе 1124 года император Генрих V попытался захватить Шампань.

Однако подобная организация в полном виде существовала лишь в теории. В реальной жизни феодальную службу несли весьма неохотно, а нередко и вовсе пытались от нее уклониться. Во время конной службы низшие вассалы не решались покидать свои земли и зачастую отказывались служить за пределами сеньории. Да и сами сеньоры также неохотно отправлялись в войско своего сюзерена. В Англии многие не соглашались следовать даже за собственным королем во время его походов на континент. Во Франции Людовик VII, а затем Филипп Август могли с уверенностью рассчитывать на помощь только незначительного числа землевладельцев, да и то лишь после проведения тяжелых переговоров с чередованием обещаний и угроз. Таким образом, в войско отправлялись обычно только те, кто жил недалеко от места проведения военных действий.

К этому можно добавить постоянные опоздания, недисциплинированность, распущенное поведение во время сражений и посредственную подготовку войска. Проблема существовала на всех уровнях феодальной лестницы, по крайней мере во Франции. Так, в начале XIII века Филипп Август располагал армией, не превышавшей трех тысяч человек, из которых две тысячи составляли пешие солдаты, набранные в королевском домене, 300 – наемники из Брабанта и 200 – арбалетчики. Даже во время войн ему редко удавалось собрать более 350—400 рыцарей. Документ под названием «Milites regni Francie» («Рыцари королевства Франция») сообщает, что в 1216 году, то есть через два года после победы при Бувине, в королевскую армию входило только 436 рыцарей, причем все – уроженцы Северной Франции. Так, герцог Бретани Пьер Моклерк привел всего лишь 36 рыцарей, хотя для службы в собственном войске мог бы собрать их в десять раз больше; граф Фландрии – 46 рыцарей, а герцогство Нормандия, самое могущественное в христианском мире, – только 60 рыцарей.

 

Наемники

Подобные уклонения от несения военной вассальной службы послужили причиной появления наемных солдат . Постепенно деньги стали истинным «двигателем» войны. Уже в раннем Средневековье допускалась возможность уплаты особого налога вассалами низшего ранга, теми, кто достиг преклонного возраста, болен или отсутствовал (например, совершал паломничество), для того чтобы их можно было заменить кем-то другим. Со временем такая практика получает все более широкое распространение. В Англии, начиная с середины XII века, любой вассал имел право откупиться от службы в войске. Существовала даже тенденция обязать всех свободных людей платить налог, позволивший бы содержать королевскую армию. Во Франции немногим позже Филипп Август учредил так называемые «денежные феоды»: те, кто ими пользовался, получали не саму землю, а ренту и должны были за это оказывать военную помощь королю, часто в качестве лучников или арбалетчиков. Эти меры позволяли суверенам лучше вознаграждать согласившихся сражаться на их стороне, нанимая на службу настоящих профессионалов военного дела, и, таким образом, закладывать основы постоянной армии.

Хотя попадались отдельные рыцари, продававшие свои услуги тем, кто предлагал большую цену, наемниками в основном становились люди неблагородного происхождения, чаще всего из самых бедных и малонаселенных районов Западной Европы: Уэльса, Брабанта, Фландрии, Арагона, Наварры. Для их обозначения обычно употребляли название местности, из которой они происходили (арагонцы, брабантцы), или более общие слова – простолюдины» и «кольчужники». В начале XII века наемные солдаты встречались еще довольно редко и в основном у королей Англии. Количество наемников возросло начиная с 1160—1170 годов, когда они превратились в настоящее бедствие для всего Запада, поскольку не только произвели переворот в военном искусстве, используя новое оружие, которое убивает, а не просто помогает захватить врага в плен (ножи, крюки, арбалеты), но и стали организовывать банды, причем практически неистребимые, во главе с военачальниками, действовавшими исключительно ради собственной выгоды. С этими бандами приходилось постоянно вести переговоры и торговаться, потому что они оказывались еще более опасными в мирное время, чем в период военных действий. Ожидая начала очередной войны, они открыто жили за счет местных жителей, совершая разного рода незаконные поборы и бесчинства. Периодически на них организовывали гонения, устраивая настоящие крестовые походы. Но несмотря на суровые меры, принимаемые против тех, кого удавалось захватить в плен (в 1182 году Ричард Львиное Сердце приказал повесить половину пойманной им банды брабантцев, а остальных велел выслать, предварительно выколов им глаза), Западная Европа страдала от наемников, по меньшей мере, до середины XV века.

 

Снаряжение воинов

Снаряжение воинов известно нам относительно хорошо. Правда, его образцов сейчас практически не сохранилось, поскольку исходный материал, особенно железо, стоил в то время достаточно дорого, и оружие, изношенное или испорченное, использовали для изготовления нового. Зато изображения (миниатюры и особенно печати) и литературные свидетельства (эпические песни и рыцарские романы) представляют нам довольно обширные сведения. Прежде всего поражает крайнее разнообразие оружия и одежды, как у конных, так и у пеших воинов. Одни одеты так же, как участники битвы, изображенной на знаменитом ковре королевы Матильды из Байе, другие снаряжены подобно Людовику Святому и его соратникам. Основная причина этого заключалась в том, что каждый воин вооружался за свой счет. Снаряжение же стоило очень дорого; соответственно, число тех, кто владел всем необходимым, было невелико. Мы уже говорили о том, как некоторые кандидаты в рыцари откладывали время своего посвящения, потому что состояние их отца или же их самих не позволяло приобрести нужное снаряжение. Рыцарю полагалось иметь, по крайней мере, кольчугу, шлем, щит, меч и копье; конному воину – стеганую куртку, подбитую волосом, шлем, меч или рогатину, лук или арбалет; пехотинцу – кожаную рубаху, кожаный или железный шлем, лук или арбалет и множество другого наступательного оружия, в том числе пращу, дубину, палки, ножи и разнообразные крючья.

Рассмотрим поподробнее отдельные элементы воинского снаряжения.

Кольчуга, или котт-де-май, – главная часть защитного снаряжения рыцаря. Она представляла собой своеобразную металлическую тунику из множества железных или стальных соединенных между собой колечек. Ее надевали так же, как рубашку, свисавшую до колен, и на поясе стягивали ремнем. Спереди и сзади у кольчуги имелись разрезы для удобства езды на лошади, сверху она заканчивалась капюшоном, закрывавшим шею, затылок и подбородок. Рукава сначала делали чуть ниже локтя, впоследствии они становились все длиннее и в конце концов к 1200 году, закрывали всю руку. Такая котт-де-май произошла от старинной брони воинов X и XI веков из кожи или толстой ткани, которую стали покрывать металлическими колечками. Собственно кольчуга появилась после того, как придумали продевать одно колечко в другое, чтобы таким образом создать целое полотно, и тогда кожа или ткань стали ненужными. В конце XII века обычная кольчуга состояла приблизительно из тридцати тысяч колечек, и ее вес достигал 10—12 килограммов. Она стала еще тяжелее в начале следующего века, когда некоторые части или всю ее научились делать из двойных или тройных колец, а некоторые места (плечи, локти, колени) – укреплять железными или латунными пластинками, пришитыми прямо к металлическому полотну. Прочность увеличивалась за счет утраты гибкости. Колечки раскрашивали разноцветными лаками, чаще всего зеленым; некоторые значительные сеньоры даже покрывали их золотом или серебром и украшали вышивкой по краю рукавов и подолу туники. А Кретьен де Труа снабдил своего героя Эрека настоящей серебряной кольчугой из множества тройных колечек, никогда не ржавевшей и более легкой и удобной, чем шелковый плащ .

В действительности, конечно, подобных кольчуг не существовало; даже обычная стоила баснословно дорого, и заплатить такую цену могли лишь очень богатые рыцари. Остальные довольствовались рубашкой с короткими рукавами, состоявшей из колечек, а то и обыкновенным нагрудником. Чтобы защитить ноги, рыцарь надевал своеобразные чулки из металлического полотна: шоссы, крепившиеся шнурком на бедре. Именно с них начиналось постепенное облачение рыцаря в военный костюм.

В конце XII века появилась котт-д'арм – просторная льняная или шелковая туника, надевавшаяся рыцарем поверх кольчуги, чтобы защититься от дождя или солнца. Сначала ее делали однотонной, затем стали окрашивать в самые невероятные цвета, а в начале XII века на ней появились изображения гербов.

Два других важных защитных элемента – щит и шлем. Шлем претерпел значительные изменения в продолжение изучаемого периода. В середине XII века он представлял собой своего рода стальную каску, состоявшую из шапочки полукруглой или остроконечной формы с плотным ободком, и прямоугольной железной пластинки для защиты носа. Постепенно задняя часть шлема стала закрывать затылок, передняя пластинка расширилась и прикрывала даже щеки. В 1210—1220 годах этот головной убор приобрел продолговатую форму из-за присоединения к нему боковых пластинок, закрывавших виски и уши. Это уже классический шлем XIII века с несколькими отверстиями для воздуха и прорезью для глаз. Поскольку он был тяжелым и громоздким, его надевали только во время боя; в остальное время рыцари предпочитали железную каску, закрывавшую только верхнюю часть головы, – шапель.

Хотя шлем и делали внутри мягким, его надевали не прямо на голову, а на капюшон кольчуги и завязывали дюжиной кожаных шнурков, продевавшихся через колечки. Нередко для смягчения ударов поддевали еще своеобразный колпак из шерсти или ткани. Иногда шлемы расписывали; чаще всего зеленой краской. Остальные части – верхушка, пластинка, закрывавшая нос, обод – более или менее изящно выковывали и украшали разноцветными стеклами, превратившимися в рыцарских романах в драгоценные камни или те самые сияющие карбункулы, что позволяли видеть в темноте.

Щит по форме напоминал большую миндалину; он был немного искривлен по вертикальной оси и заканчивался острым концом, позволявшим втыкать его в землю, чтобы защитить себя сзади. Размеры щита довольно значительны: около 1,5 метра в высоту и 50—70 сантиметров в ширину; он полностью прикрывал воина от подбородка до ног, а после сражения служил носилками. Щиты делали из соединенных между собой досок, укрепленных двойной железной основой, она шла по краям и соединялась в центре в виде восьмиконечной звезды. Внутреннюю часть щита набивали волосом, а внешнюю покрывали мехом, тканью или кожей, которые прибивали гвоздями. В наиболее выпуклом месте щита помещалась металлическая шишка, несколько выступавшая, изящной работы, иногда украшенная кусочками стекла или даже драгоценными камнями. Когда рыцарь не участвовал в военных действиях, он носил щит через плечо или вешал его на шею на ремне, длину которого можно было изменять по желанию. Во время боя он держал щит в той же руке, что и поводья лошади, за более короткий ремешок в форме креста на предплечье или запястье. Правильное пользование щитом считалось довольно сложным искусством и требовало, если верить текстам, длительного обучения.

Если внешнюю сторону щита делали из ткани или кожи, то ее раскрашивали и украшали растительными, животными или геометрическими узорами, постепенно превращавшимися в настоящие геральдические эмблемы. По мере того как кольчугу стали укреплять металлическими пластинками (в частности, «крылышками» на плечах), защитная функция щита уменьшилась, и он начал служить в основном для представления герба. В первой четверти XIII века щит стал меньше и напоминал плоский равносторонний треугольник.

Миндалевидная форма щита, конечно, не единственная. Круглые щиты каролингских всадников еще полностью не исчезли в XII веке. Но обычно они все же предназначались для простых конных воинов и пехотинцев.

Таково защитное снаряжение той эпохи. Рассмотрим теперь орудия наступления.

Меч – главное рыцарское оружие. Он состоял из трех частей: клинка, рукояти и ее головки. Его размеры и формы могли быть самыми разными, однако чаще всего встречался нормандский меч длиной около метра и весом примерно два килограмма. Его широкий (от 7 до 9 сантиметров), крепкий и острый клинок делался из прочной стали с одной или двумя выемками на каждой плоской стороне (так называемыми каннелюрами), иногда его украшали золотой или серебряной насечкой. Однако им чаще пользовались как оружием рубящим, а не колющим, стараясь нанести противнику удар, но не убить его. Острие пускали в ход только для «протыкания щита» или «распускания колец кольчуги». Рукоять особенно богато украшали; узкая и длинная, она защищалась двумя дужками гарды, прямыми или загнутыми к лезвию. Головка рукояти представляла собой диск диаметром 6—10 сантиметров, иногда ее делали из драгоценных металлов, также она могла служить, по крайней мере в эпических песнях, реликварием. Например, у меча Роланда, называемого Дюрандалем, эта часть сделана из чистого золота, и хранились в ней:

Причина в том, что довольно часто меч становился объектом настоящего литургического действа. Его считали самым благородным оружием, символом правосудия и власти. Каждый рыцарь стремился сохранить свой меч как можно дольше, а затем передать его своему сыну или «крестнику», посвящаемому в рыцари. Мечи литературных героев имели особые имена: меч короля Артура звали Эскалибор, Карла Великого – Жуайез, Оливье – Альтеклер, Ожье Датчанина – Куртен.

Ножны крепились слева у пояса, их изготовляли из дерева и обивали кожей или дорогой тканью. Иногда рыцарь пользовался двумя мечами, одним – во время конных сражений, другим – во время пеших; причем для второго специальных ножен не существовало. Второй меч делался длиннее и тяжелее первого, и его, как правило, носил оруженосец. Кроме того, его затачивали острее, ведь пешие сражения были намного опаснее, поэтому им старались как можно быстрее ранить противника, попав в прорезь для глаз или складку между кольчугой и шоссами.

Копье – колющее оружие, его длина (около 3 метров) и вес (от 2 до 5 килограммов) не позволяли использовать его для метания. Древко копья изготовляли из крепких пород дерева, чаще всего – из ясеня, иногда – из граба, яблони или сосны и раскрашивали. Внизу оно заканчивалось металлическим наконечником, позволявшим втыкать его в землю, что во время сражений символизировало желание вступить в переговоры. На боевой стороне копья крепился короткий и острый наконечник в форме конуса, ромба или лепестка. Там, где рыцарь держал копье рукой, делалась выемка, иногда обтянутая кожей. Во время пеших переходов копье несли в вертикальном положении, а в бою его держали горизонтально (на плече или под мышкой, на уровне головы или бедра) или наклонно; в этом случае древко укрепляли на войлочной подушке у седла. Основная задача состояла в том, чтобы выдержать удар и, стремительно атаковав, разоружить противника, проткнуть его щит и повредить кольчугу.

К верхней части древка, под самым острием, прибивали кусочки ткани, выполнявшие роль эмблемы. В первой половине XII века они уже трансформировались в маленький прямоугольный флажок с несколькими острыми концами. Около 1150 года его заменила баньера – флаг также прямоугольной формы с большей осью, параллельной оси копья. Такой флаг использовали военачальники, прибывавшие в войска в сопровождении нескольких вассалов. Флаг украшался гербом, а во время сражения он служил сигналом всеобщего сбора. Рыцари попроще довольствовались узкой треугольной полоской ткани, окрашенной в цвета их сеньории.

Рассмотрим теперь наступательное снаряжение солдат. В качестве ручного оружия они использовали топор (длина рукояти примерно 1 метр, площадь лезвия – 30 на 15 сантиметров); кнут из нескольких кожаных ремешков без рукоятки; булаву, своеобразную дубину с верхушкой, утыканной острыми шипами; нож, особенно опасный в рукопашном бою; а также различные толстые палки, которыми вооружались самые бедные деревенские жители и вилланы. Копье заменяла пика или простая рогатина, ее древко заканчивалось широким и острым железным крюком, иногда двойным или тройным, предназначенным для того, чтобы стаскивать всадников и валить лошадей.

Говоря о метательном оружии, следует упомянуть пращу, состоявшую из ручки, двух ремешков и сетки, а также лук и арбалет.

Лук чаще делали из дерева (из тиса или ясеня), реже – из металла или рога; его размеры достигали одного-двух метров; впрочем, более распространен был короткий лук. Из него выпускали стрелы длиной около 30 сантиметров на расстояние более 200 метров; как и копье, стрелу иногда украшали флажком. Арбалет, хотя и известный на Западе довольно давно, широкое распространение получил только во второй половине XII века. Его считали коварным, слишком смертоносным и недостойным христианина оружием, поэтому долгое время употребление арбалета запрещалось церковью. Однако в 1139 году Латеранский собор позволил использовать его для борьбы с иноверцами. Западные воины пошли еще дальше, и, начиная со времен правления Генриха II, в английской армии существовал постоянный корпус арбалетчиков. Позже Ричард Львиное Сердце увеличил их число (по роковому стечению обстоятельств его самого смертельно ранят именно из арбалета); во Франции его дело продолжил Филипп Август, создавший целый отряд конных арбалетчиков.

В XII веке арбалет представлял собой тугой лук небольших размеров, перпендикулярно укрепленный на деревянной подставке. Его стрелы делались короче и толще, чем у обычного лука. Как и лук, арбалет иногда снабжали своеобразным стременем, в которое продевали ногу, чтобы легче было натягивать тетиву. При этом тетиву держали обеими руками и до спуска закрепляли в специальной прорези. Преимущество арбалета состояло в том, что при уже натянутой тетиве руки не уставали и воин имел возможность лучше прицелиться. Однако радиус и мощность действия арбалета оставались такими же, как у обычного лука, а обращение с ним, напротив, требовало гораздо большего времени: пока арбалетчик посылал две стрелы, лучник успевал выпустить десять, двенадцать, а то и пятнадцать стрел.

 

Конь

Лощадь, конечно, занимала большое место в военной деятельности рыцаря. Эпические песни, в отличие от куртуазных романов, представляли коня как верного спутника героя и персонифицировали его, наделяя именем: коня Карла Великого звали Тансан-дор, Роланда – Вельянтиф, Ганелона – Ташбрюн,

Пийома Оранжского – Босан, Рено де Монтабана – Баяр, а коня Ожье Датчанина, заплакавшего от радости, когда он вновь встретился со своим хозяином после семилетней разлуки, – Бройфор .

В зависимости от функции лошади авторы называют ее по-разному. Парадный конь – аристократическое животное; дамы и прелаты использовали его для всех видов поездок, а сеньоры – для выездов во время церемоний. Боевой конь участвовал в сражениях: рыцарь садился на него только с началом военных действий; в остальное время его вел оруженосец, ехавший верхом на толстой рабочей лошадке, больше привыкшей к полевым работам и упряжке. На вьючных лошадях перевозили грузы, багаж и различное снаряжение.

В действительности же столь тонких различий почти не существовало, хотя изучение конных изображений на печатях свидетельствует о значительном разнообразии коней, требовавшихся для военных действий в XII и XIII веках. Так, рыцарь, владевший необходимым снаряжением, должен был иметь как минимум дорожного коня для путешествий, вьючную лошадь для перевозки оружия и прочего снаряжения, а также одного или двух коней, предназначенных специально для участия в сражениях. Любопытно, что для выполнения последней функции кобылы считались непригодными.

Поэтами и романистами также очень подробно описаны конские масти. Лучшими считались чисто белые или абсолютно черные; затем шли лошади с крупными белыми пятнами, за ними – серые в яблоках. Гнедые кони не ценились.

Во второй половине XII века значительно изменилась конская сбруя. Ленчик седла стал шире, а его задняя лука образовывала нечто вроде маленькой спинки. Седло (в литературных текстах всегда богато отделанное) укладывалось на прямоугольный ковер, украшенный геральдическими узорами, – попону. К концу века этот ковер превратился в настоящий чехол, покрывавший в защитных целях шею, тело и ноги лошади. Поскольку попона изготавливалась в «комплекте» с рубашкой, надеваемой рыцарем под кольчугу, ее также украшали изображениями гербов. Кроме того, герб иногда помещали и на узкую кожаную или металлическую полоску, защищавшую голову животного. Вместо стремян полукруглой формы, изображенных на ковре в Байе, стали использовать треугольные. Они крепились на концах путлищ, широких кожаных лент, проходивших по бокам лошади над чехлом или попоной, ближе к голове. Поэтому требовались длинные шпоры, состоявшие из металлического стержня с коническим острием. Первые шпоры с подвижным колесиком, почти не причинявшие боли животному, появились уже в начале XIII века, однако их распространение происходило довольно медленно.

Вопреки сложившемуся мнению, в действительности шпоры не были принадлежностью исключительно рыцарского сословия, хотя и служили его своеобразным символом. В день посвящения именно шпоры вручали молодому рыцарю сразу после меча; если же, совершив серьезное преступление (обычно предательство), он лишался своего рыцарского звания, их отбирали в последнюю очередь, разрубали топором и втаптывали в землю.

 

Осадная война

В XII веке война носила преимущественно скрытый характер, боевые действия чаще всего заключались в том, чтобы опустошить земли соседа или совершить несколько налетов на его замок. Большие осады, как и крупные сражения, происходили редко. Но даже если осадные действия и не отличались интенсивностью, они все равно оставались главной составной частью войны и занимали важное место в повседневной жизни воинского сословия.

Осады всегда планировались заранее, обычно – за несколько недель, иногда даже – за несколько лет. Войска Филиппа Августа осаждали знаменитый замок Шато-Гайяр в течение восьми месяцев (с сентября 1203-го по апрель 1204-го), а крестоносцы смогли взять город Акру только после двух лет осады (октябрь 1189-го – июль 1191-го). Существовало множество видов «инженерных» сооружений, возводимых вокруг осаждаемой крепости: палатки, навесы, деревянные бараки (для размещения людей, продовольствия, животных и другого имущества), рвы и палисады вокруг крепости, препятствовавшие поступлению помощи, лестницы, башни, передвижные галереи (для того, чтобы приближаться к стенам).

Самим же стенам приходилось выдерживать не только натиск людей, но и настоящий артиллерийский огонь. Опыт Крестовых походов способствовал усовершенствованию военных орудий по образцу арабских и византийских. Их можно разделить на две группы: орудия с пружиной и орудия с маятником. К первым относились огромные катапульты; орудие таких размеров и сложности невозможно собрать непосредственно на месте сражения, поэтому их перевозили в готовом виде. Чаще всего использовали модель, напоминавшую гигантский арбалет; посредством него метали дротики, небольшие балки и зажигательные снаряды. Кроме этого, существовали баллисты, более легкие, похожие на те, что знали в античности. Под руководством «механика» плотники возводили их непосредственно перед сражением; эти орудия могли метать огромные камни, иногда размером «с четверть скалы», зажигательные снаряды, удушливые вещества (например, зажженную серу) и даже падаль (с целью вызвать в крепости эпидемию). Наибольшее распространение получила так называемая «требюше», представлявшая собой нечто вроде огромной рогатки. Из нее метали ядра весом 20—30 килограммов на расстояние не менее 200 метров.

Эти обстрелы предназначались не для того, чтобы разрушить стены, а для того, чтобы защитить тех, кто работал у подножия крепости. Сосредоточение метательных орудий на одной стороне должно было нейтрализовать противника. Тем временем землекопы прорывали рвы, по которым под прикрытием передвижных галерей продвигались минеры, чтобы постараться выбить нижние камни стены. Иногда они пользовались подземными ходами и, проделав значительные углубления в основании крепости, поджигали ее.

Именно эти работы, а не военные машины способствовали образованию проломов и обвалов в крепостной стене, через которые нападавшие проникали в крепость. Впрочем, сначала пытались сокрушить тараном ворота и проникнуть в крепость через них. Таран представлял собой огромную балку длиной 6—10 метров из твердого дерева, иногда с металлическим наконечником, подвешенную на канатах и наподобие маятника раскачиваемую двенадцатью воинами. Преодоление стен при помощи лестниц и следовавший за этим рукопашный бой, столь часто изображаемые на миниатюрах, в действительности случались гораздо реже.

Это связано с тем, что осажденные также располагали весьма эффективными средствами отражения вражеских атак. Они использовали не только всякие крючья и кипящую жидкость, предназначенные для тех, кто забирался на стену по лестнице, не только поспешно возведенные деревянные башни, обеспечивавшие преимущественное положение их лучникам и арбалетчикам, но главное – в распоряжении защитников имелись точно такие же баллисты и катапульты, как и у тех, кто осаждал замок. Главная задача осажденных заключалась в том, чтобы при помощи собственных орудий быстро разрушить орудия противника. Так, во время осады Тулузы (1218 год) знаменитый Симон IV де Монфор, один из организаторов Крестового похода против альбигойцев, был убит ядром, посланным из требюше, установленной в городе, в то время как он сам находился на расстоянии более 200 метров от крепостной стены.

И все же, несмотря на свои довольно впечатляющие размеры, эти орудия оставались малоэффективными. Чтобы зарядить их, требовалось весьма длительное время; например, из требюше можно было произвести лишь один выстрел за два-три часа. К тому же во время обычных осад редко использовали несколько орудий одновременно. Наконец, боевой пыл осаждавших далеко не всегда соответствовал тому, каким его представляют в рыцарских романах. Терпение порой значило больше, чем все боевые качества; следует признать, что в XII веке падение крепости чаще всего происходило из-за усталости, голода, эпидемии или предательства.

 

Сражение

Вплоть до XIV века война и сражение оставались двумя совершенно различными явлениями военной деятельности. В своей недавней книге Ж. Дюби удачно заметил, что война заканчивалась, когда начиналось сражение: оно было «мирной процедурой», настоящим «Божьим судом» . Дать или принять сражение означало положить конец запутанному конфликту, рискуя при этом за несколько мгновений утратить достижения многих месяцев или даже лет, полностью полагаясь на суд Божий, приговор коего будет уже невозможно оспорить. Таким образом, сражение возводилось в ранг священного, и сопровождавшие его обряды выглядели неким священно-действом: выбиралось особое, ровное и просторное место; проводились долгие торжественные приготовления (речи военачальников, церковные таинства покаяния и причащения); на протяжении всего сражения не прекращались настойчивые увещевания священников с обеих сторон; наконец, войско побежденного противника в полном составе бежало с поля битвы, дабы обозначить всю полноту законного права победителя. Ведь победа делала законным все, предшествовавшее сражению, и все, что следовало за ним. В течение изучаемого периода крупные сражения между христианами случались редко, очень редко. Можно даже сказать, что всего однажды: при Бувине, в воскресенье 27 июля 1214 года. Факт весьма показательный: это было первое значительное сражение, данное королем Франции после поражения при Бре-мюле за сто лет до этого, в 1119 году, когда войско французского короля Людовика VI потерпело сокрушительное поражение от солдат короля Англии Генриха I Боклерка. Ту же ситуацию мы найдем и в рыцарских романах. Средневековые авторы, в частности Кретьен де Труа, крупным битвам предпочитали дуэли, турниры, небольшие военные столкновения. И только в 1230 году в романе «Смерть короля Артура» появляется описание крупномасштабного сражения: битвы при Солсбери. Впрочем, оно щедро вознаградило все ожидания, поскольку речь шла о сражении поистине гигантском, «самом крупном из всех, когда-либо бывших», оно и положило конец приключениям Артура и его рыцарей, что повлекло за собой исчезновение королевства Круглого стола.

Так обстояло дело в литературе. Рассмотрим теперь, как же все происходило в реальной жизни.

Тактика тех времен довольно проста. Перед началом сражения войско строилось в три ряда. В первом, сидя на корточках, располагались копейщики, вооруженные рогатинами и крюками, о которых уже говорилось выше; во втором ряду стояли лучники и арбалетчики; в третьем ряду находились всадники: тяжеловооруженные (рыцари) – в центре, остальные – по флангам. Именно они и только они выполняли наступательную функцию. Выстроившись по одной линии, они должны были совершать последовательные нападения на врага при поддержке с флангов собственной пехоты, за ней они могли укрыться в случае не очень удачной атаки. Лучники и арбалетчики не двигались со своего места; их действия сводились к защитной функции: сдержать натиск вражеской конницы и защитить свою. Единственное, что они могли сделать, – растянуться вдоль флангов (иногда даже замыкая круг), в том случае, если коннице со всех сторон угрожала опасность.

Довольно быстро, после двух-трех атак с обеих сторон, сражение становилось всеобщим и распадалось на ряд отдельных схваток. При этом каждый вассал или оруженосец старался не отдаляться от знамени своего сеньора и сражаться рядом с ним, что, впрочем, удавалось не всегда. После первого же столкновения опознавательные знаки (знамена, шпоры, рубашки с изображениями гербов) приходили в негодность. И это служило причиной многочисленных ошибок. Можно было, конечно, использовать боевые кличи, но они, скорее, устрашали врага и поднимали общий дух войска, нежели служили ориентирами в гуще сражения. Если эти кличи не являлись политическими или религиозными призывами – как, например, знаменитое «С нами Бог!» крестоносцев, то возглашались названия феодов, иногда сопровождаемые определениями. Так, люди графа Генегаусского гордо восклицали: «Благородный граф Генегаусский!», а фламандские военачальники, намекая на герб своего предводителя, кричали: «Львиная Фландрия!»

Но даже когда в сражении все перемешивалось, каждый рыцарь старался сразиться только с одним рыцарем из противоположного лагеря. Причина этого не столько в соблюдении правил рыцарской чести, которых, в принципе, не существовало, сколько в стремлении к достижению корыстных целей: захватив пленника, следовало потребовать выкуп и тем самым насколько возможно обогатиться. Противников не убивали, а брали в плен и затем продавали. Таким образом, в самых ожесточенных рукопашных схватках постоянно совершались всевозможные сделки: стоило пленнику пообещать заплатить выкуп, его сразу же освобождали, и он снова брался за оружие, чтобы, в свою очередь, пленить того, чей выкуп возместит его собственный ущерб. К тому же суровая военная реальность иногда заставляла изменять даже самым нерушимым клятвам в верности и оказании помощи. Когда сражение становилось слишком жарким, а удача – неверной, сеньору вновь приходилось договариваться с сопровождающим его войском о поддержке! Деньги – вот основная движущая сила сражения. В реальной жизни не существовало воинской доблести Говена, Ланселота и их соратников. Конечно, воины были достаточно храбрыми (в конце концов, кольчуга защищала практически от всех ударов), однако отвага еще не стала необходимой добродетелью. Каждый пытался выйти из боя невредимым, как в денежном, так и в физическом отношении: ловко увернуться от стрел, выпущенных из арбалета (единственного по-настоящему смертоносного оружия), постараться, чтобы тебя не выбил из седла кто-нибудь из пехотинцев противника, которым с началом всеобщей схватки полагалось валить лошадей и стаскивать всадников. В хрониках можно узнать о рыцарях «весьма осторожных» (читай «трусливых»), которые во время боя прятались один за другого.

В этих сражениях больше всего страдала пехота. Ее калечили всадники, топтали кони, и добивали свои в случае общего бегства. Если лучники и копейщики попадали в плен, за них не требовали выкуп у пехоты противника, их просто убивали на месте, чтобы ограбить. У рыцарей, наоборот, раны – многочисленны, смертельные же исходы – редкость. Если верить хроникам, возможно, такое случилось всего один раз, в битве при Бувине. Как бы то ни было, по приблизительным подсчетам, вероятность смертельного исхода составляла около двух процентов. Впрочем, сражение длилось не дольше двух часов, а участвовало в нем не так много войска. Недавние работы показали, что в своем распоряжении Филипп Август имел всего 1300 рыцарей, 1200 обычных конных воинов и около пяти тысяч пехотинцев, в рядах же англо-германской коалиции, возглавляемой От-тоном Брауншвейгским, насчитывалось такое же количество всадников и на одну-две тысячи больше пехотинцев. Эти цифры представляются довольно скромными и весьма далеки от размаха битвы при Солсбери, повлекшей упадок Круглого стола, где, как пишет Вас, сражалось около 100 тысяч воинов и, по свидетельству неизвестного автора «Смерти короля Артура» , после целого дня братоубийственной схватки погибли все рыцари легендарного короля.