Глядя в зеркальце, висящее над комодом, Гилли с немалым удовлетворением обнаружила, что ее волосы в чудовищном беспорядке. Вчера, до того, как к ним прилипла жевательная резинка, их надо было только немного пригладить расческой. Сегодня они стали похожи на участок, перепаханный бульдозером: там — вырванное с корнем дерево, здесь — наполовину разрушенная стена с развалившейся печью. Грандиозно. Троттер будет вне себя. Вприпрыжку Гилли сбежала по лестнице в кухню.

Она задрала голову и уселась за кухонный стол в ожидании взрыва.

— Я отведу тебя в школу в начале десятого. Слышишь? — сказала Троттер.

Разумеется, Гилли слышала. Она слегка наклонила голову вперед, чтобы привлечь внимание толстухи.

— Если я приведу тебя раньше, будем сидеть да ждать — они нами не скоро займутся. Лучше посидеть дома за чашкой кофе, верно я говорю? — Она поставила перед Гилли миску с дымящейся овсяной кашей.

Гилли энергично закивала головой:

«Да!»

Уильям Эрнест уставился на нее. Очки у него запотели от пара, поднимающегося от горячего геркулеса. Гилли оскалила зубы и повернулась к нему, на этот раз она отчаянно замотала головой в его сторону: «Нет!» Мальчик громко засопел и втянул голову в плечи.

— Тебе салфетка нужна, Уильям Эрнест? — Троттер вытащила из кармана передника бумажную салфетку и осторожно вытерла ему нос. — На вот чистую, возьми с собой в школу, детка. — Она наклонилась к нему и засунула чистую салфетку в карман его брюк. Гилли вытянула шею, словно хотела разглядеть, что лежит в кармане у Уильяма Эрнеста. Ее голова находилась под самым носом Троттер. Теперь толстуха уж наверняка обратит внимание на ее волосы.

— Вчера Уильяма Эрнеста перевели в группу лучших учеников по чтению. Правда, детка?

Мальчик кивнул, не отрывая глаз от миски.

— Почитай-ка нам вслух, покажи Гилли, как ты умеешь читать.

На мгновение Уильям Эрнест поднял глаза — в них застыл ужас. Троттер, конечно, этого не заметила, но от Гилли не скроешься — она снова широко осклабилась и изо всех сил затрясла всклокоченной головой.

— В этой группе они читают толстые книги, — объяснила Троттер. — Попасть в такую группу — большая честь, правда? — Она наклонилась поверх головы Гилли, положила на стол несколько кусочков поджаренного хлеба. — Мы старались изо всех сил.

— Значит, у старика Уильяма котелок варит?

Троттер с недоумением взглянула на нее:

— Да, он делает успехи.

— Вы и глазом не моргнете, как он научится самостоятельно вытирать нос и даже причесываться, — громко сказала Гилли.

— Он и сейчас все делает сам, — спокойно ответила Троттер. — Почти всегда, — с глубоким вздохом она опустилась на стул. — Передай-ка мне, пожалуйста, хлеб, Гилли.

Гилли взяла тарелку с хлебом, подняла на уровень своей головы и, не опуская, протянула Троттер.

— Спасибо, детка.

В половине девятого Троттер стала провожать Уильяма Эрнеста в школу. Гилли давно позавтракала, но все сидела за кухонным столом, подперев голову кулаками. С порога до нее доносился голос гусыни, хлопающей крыльями над своим гусенком.

— Ну, смотри, отличник, не ударь лицом в грязь, слышишь?

Наконец входная дверь захлопнулась, и Троттер вернулась на кухню. Когда она появилась в дверях, Гилли расправила плечи и изо всех сил затрясла головой.

— Тик у тебя что ли, детка?

— Нет.

— То-то я подумала, вроде рано тебе жаловаться на трясучку, — пробормотала толстуха, плавно опускаясь на свое место перед желанной чашкой кофе. — Ты в кедах. Это хорошо, они тебе понадобятся на физкультуре. А еще чего возьмешь с собой в школу, подумала?

Гилли отрицательно покачала головой, но на этот раз не так энергично. Кажется, она перестаралась.

— Пожалуй, поднимусь наверх, еще есть время, — сказала она.

— Пока будешь наверху, детка…

— Что? — Гилли тут же насторожилась.

— Застели, пожалуйста, кровати, ладно? А то весь день будут стоять неубранными, куда это годится; мне-то совсем не под силу лазать вверх-вниз по лестнице.

Гилли вошла в свою комнату и раздраженно захлопнула дверь. Сквозь стиснутые зубы она сыпала проклятьями, но все не могла отвести душу. Эта тупица, чучело, гиппопотам, эта безмозглая уродина. Эта… Эта… Эта ведьма Троттер не позволит, чтобы капля упала с носа ее драгоценного крошки Уильяма Эрнеста, но она готова пустить Гилли в школу, в новую школу, где ее никто не знает, в таком виде, как пугало огородное! Надо будет обязательно сообщить об этом мисс Эллис. Гилли ударила кулаком по своей подушке. Должен же быть закон, чтобы наказывать приемных матерей, у которых есть любимчики.

Ну погодите, Гилли еще покажет этому жиртресту, где раки зимуют! Она рывком выдвинула левый верхний ящик комода, вытащила сломанную расческу и с остервенением попыталась пробиться сквозь всклокоченные дебри; наткнувшись на кусок жвачки, расческа застряла. Гилли кинулась в ванную, перевернула все вверх дном в аптечке, наконец схватила маникюрные ножницы — сейчас она отхватит эти непокорные вихры. Но несколько упрямых прядей не подчинялись ни расческе, ни ножницам. Она безжалостно намочила их и все-таки заставила покориться. Ну, погодите. Она покажет всем. Она всему свету покажет, кто такая Галадриэль Хопкинс — с нею шутки плохи.

— Тебя, кажется, зовут Гилли, — сказал директор школы, мистер Эванс.

— Полное имя бедняжки мне и не выговорить, — сказала Троттер с усмешкой, что казалось ей проявлением дружелюбия.

Настроения Гилли это нисколько не улучшило. Она все еще кипела из-за неудачной попытки управиться с волосами.

— Что же, Гилли — хорошее имя, — сказал мистер Эванс, и это было равносильно подтверждению, что и в школе ей также придется жить среди идиотов.

Директор просматривал документы, которые ему переслали из начальной школы «Голливудские Сады», где раньше училась Гилли. Несколько раз он кашлянул и, наконец, сказал:

— Ну что же, я считаю, что эту юную леди надо направить в класс, где ее заставят подтянуться.

— Это вы верно говорите, соображения у нее хватает.

«Ну до чего же ты глупа, Троттер. Откуда тебе знать, соображаю я или нет. До вчерашнего дня ты меня и в глаза не видела».

— Я хочу направить тебя в класс мисс Харрис. В шестых классах у нас предметное обучение, но…

— Какое такое обучение?

«Ох, Троттер, дурачина, заткнись!»

Но директор, кажется, не понимал, с какой идиоткой он имеет дело. Он неторопливо стал объяснять ей, что в некоторых шестых классах занятия математикой, чтением и другими предметами ведут разные преподаватели, а мисс Харрис остается со своим классом на весь учебный день. Вот занудство.

Медленно, чтобы Троттер не упала замертво, они поднимались по старой лестнице на третий этаж в класс мисс Харрис. В коридорах пахло мастикой для паркета и супом из кафетерия. Гилли думала, она так ненавидит все школы на свете, что уже ни одна не сможет ни расстроить ее, ни разочаровать, но с каждым шагом на сердце у нее становилось все тяжелее, она шла, как смертник на виселицу.

Они остановились перед дверью с надписью «ХАРРИС-6».

Мистер Эванс постучал; дверь открыла высокая негритянка с шапкой густых черных волос. Она улыбнулась, глядя сверху вниз на стоящих перед ней людей — она была выше даже самого директора. Гилли отпрянула, но натолкнулась на громадную грудь Троттер — пришлось тут же податься вперед. Господи, только этого недоставало: учительница — негритянка! Никто, кажется, ничего не заметил, разве только в темных глазах мисс Харрис что-то вспыхнуло.

Троттер похлопала Гилли по руке, пробормотала какую-то фразу, оканчивающуюся словом «детка», после чего они с директором скрылись в глубине коридора — дверь с надписью «ХАРРИС-6» захлопнулась за Гилли. Учительница подвела Гилли к свободной парте в середине класса, попросила снять куртку и передала ее другой девочке, чтобы та повесила на вешалку, стоящую в глубине класса. Потом велела Гилли сесть за парту, а сама прошла, села за учительский стол и стала просматривать бумаги, которые ей передал мистер Эванс.

Почти сразу она подняла глаза; лицо ее осветила добрая улыбка.

— Галадриэль Хопкинс, какое прелестное имя. Из Толкина, конечно.

— Нет, — пробормотала Гилли, — из «Голливудских Садов».

Мисс Харрис рассмеялась звонким золотистым смехом.

— Нет, я говорю о твоем имени — Галадриэль. Так звали прекрасную королеву в книге, которую написал Толкин. Но ты, конечно, знаешь об этом.

Черт побери. Никто никогда не говорил Гилли, что ее имя взято из книги. Притвориться, что ей это известно, или представить себя круглой идиоткой?

— Если не возражаешь, я буду звать тебя Галадриэль. Это прекрасное имя.

— Нет! — Все с удивлением посмотрели на Гилли. Наверно, она выкрикнула это слишком громко. — Я предпочитаю, чтобы меня называли Гилли.

— Хорошо. — В голосе мисс Харрис звучала теперь скорее сталь, чем золото. — Договорились. Будем называть тебя Гилли. — Она улыбнулась, на этот раз всем остальным ученикам. — Так, на чем мы остановились?

Гомон голосов гулом отзывался в голове. Хотелось уткнуться в парту, но кто-то сунул ей под нос учебник.

Это было несправедливо. Несправедливо с начала и до конца. Однажды она видела в старой книге картинку: рыжая лиса на высокой скале, окруженная со всех сторон оскалившимися собаками. Вот и с ней так. Она умнее их всех, но их слишком много. Они окружили ее со всех сторон, они хотят разорвать ее в клочья…

Над ней наклонилась мисс Харрис. Гилли отпрянула.

— Вы проходили в «Голливудских Садах» деление дробей?

Гилли отрицательно покачала головой. Она кипела от злости. Мало того, что ее привели в эту паршивую старую школу, так еще оказаться отстающей, словно она глупее остальных, сидеть как дура перед всеми этими… Почти половина учеников в классе — черные. Оказаться дурой перед ними, перед…

— Подвинь стул к моему столу, и мы с тобой разберемся в этом.

Гилли схватила стул, обогнала мисс Харрис и ринулась вперед. Она еще им покажет.

Во время перемены Моника Брэндли, одна из белых учениц в классе, должна была приглядеть за ней. Но Монике было интереснее болтать со своими подружками, что она и сделала: она повернулась спиной к Гилли, прислонилась к стене и стала хихикать и сплетничать с двумя шестиклассницами — одна из них негритянка с множеством тоненьких косичек на голове. Как у африканки. Ну и наплевать. Ей-то что. Чего волноваться? Хихикайте себе на здоровье. Гилли повернулась к ним спиной. Пусть знают.

И в эту самую минуту баскетбольный мяч, вырвавшись из рук какого-то игрока, упал на землю и подкатился к самым ее ногам. Чего-чего, а это дело знакомое. С мячом в руках она подбежала к корзинке и подбросила мяч вверх, но поторопилась. Мяч ударился о край кольца и отскочил в сторону. С раздражением она подпрыгнула и поймала его на лету. До нее донеслись протестующие крики игроков, но это были мальчишки, большинство моложе ее и меньше ростом — беспокоиться нечего. Она снова бросила мяч в кольцо, на этот раз без спешки. Мяч описал плавную дугу и попал точно в цель. Она оттолкнула кого-то и ловко поймала падающий мяч.

— Эй, ты, чего лезешь?! — один из игроков, чернокожий парень с нее ростом, попытался было вырвать мяч. Она увильнула в сторону, сбила мальчишку с ног, снова забросила мяч точно в цель и опять подхватила его.

Тут все мальчишки бросились за ней. Громко смеясь, прижимая мяч к груди, она бежала по площадке. Сзади вопили, но она бежала быстрее, чем они. Она выскочила на площадку, где играли в классы, перескочила через веревку, помчалась к столбу с корзинкой и снова кинула мяч, но в веселом азарте промахнулась.

Мальчишкам было не до мяча. Они набросились на нее, сбили с ног и задали ей трепку. Она отчаянно царапалась и лягалась. Они визжали, как побитые щенки.

— А ну, ребята! Что здесь происходит? — над ними возникла мисс Харрис.

Под ее пристальным взглядом сражение мгновенно прекратилось. Она повела всех в кабинет директора. Гилли с радостью увидела большую красную царапину на щеке долговязого парня. В этой потасовке она как следует наподдала им. Вид у мальчишек был, прямо скажем, незавидный. Все против одного — совсем неплохо, даже для великолепной Гилли Хопкинс.

Мистер Эванс как следует отчитал мальчишек за драку на спортивной площадке и отправил их в классы. А Гилли он задержал.

— Гилли, — директор произнес это имя так, словно оно само по себе составляло целое предложение. Потом он откинулся в кресле, сцепил пальцы рук и молча уставился на нее.

Она пригладила волосы и, не опуская глаз, ждала, что будет. Люди терпеть не могут, когда вот так пристально смотришь на них — словно это они в чем-то провинились. Они не знают, что им делать. Так и есть. Директор первым отвел глаза.

— Хочешь сесть?

Она резко тряхнула головой: «Нет!»

Директор откашлялся.

— Я бы предпочел, чтобы мы стали друзьями.

Гилли усмехнулась.

— Не годится затевать драки на спортивной площадке, — он посмотрел ей прямо в глаза, — и в любом другом месте в пределах нашей школы. Ты должна это понять, Гилли.

Она вызывающе задрала голову и все смотрела ему прямо в глаза.

— Ты пришла в новую школу, и у тебя есть возможность начать новую жизнь. Если захочешь.

Значит, «Голливудские Сады» уже обо всем его известили. А? Ну и что. Все равно, они скоро и так бы все поняли, уж она бы об этом позаботилась.

Гилли улыбнулась самой своей зловещей улыбкой.

— Может, я могу чем-нибудь помочь тебе, может, ты хочешь поговорить с кем-нибудь?

Ну, нет, не нужны ей эти понимающие взрослые. Избавьте! Она улыбалась изо всех сил, даже мышцы возле глаз устали.

— Не беспокойтесь, — сказала она. — Мне не нужна ничья помощь.

— Если тебе не нужна ничья помощь, я не собираюсь ее тебе навязывать. Но запомни, Гилли, — он наклонился к ней и сказал очень медленно и мягко, — никто не позволит тебе обижать других.

Она громко перевела дух. Соображает дядя, что к чему. Мистер Эванс откинулся на спинку стула, и ей показалось, что он вздохнул.

— Во всяком случае, я этого не потерплю.

Гилли вытерла нос тыльной стороной ладони. Она заметила, как директор потянулся было к коробке с бумажными салфетками, но тут же убрал руку.

— А теперь можешь идти в класс. — Она направилась к дверям. — Надеюсь, ты постараешься ради себя и ради нас, Гилли.

Она пропустила эти слова мимо ушей. «Недурно, — думала она, поднимаясь по темной лестнице. — Прошло всего полдня, и директор уже заколебался. Дайте ей неделю. То ли еще будет. Пройдет неделя, и она все перевернет вверх дном в этой распроклятой школе. Но на сегодня хватит. Пусть почешут в затылках. А вот завтра или даже послезавтра — у-у-х!» Она чувствовала, к ней возвращаются прежние силы. Усталости как не бывало.