Уже третий день Василий был занят, само собой, самым важным и главным для него пока делом – вынужденным поправлением своего драгоценного здоровья, можно сказать, что и ничегонеделанием. Для него такое состояние являлось не очень-то и характерным. Но что делать – хоть и самочувствие у него улучшилось, и он вполне мог ходить, правда, так слегка, но левое плечо болело ужасно. Нельзя было делать и резких движений. А вот всякие бациллы, кажется, миновали его полностью. Ведь нынче для него можно было ожидать всяких осложнений, ведь пенициллина-то и прочих лекарств с будущего у него-то не имелось, но собственное крепкое здоровье да здоровая экология и народная медицина мамы Ганки сделали своё дело. Ещё чуть-чуть, и попаданец мог заняться дальнейшими делами, к примеру, произвести разведку окрестностей деревни.

Вот только дел-то пока и не было. Можно было, конечно, по-мужски заняться по хозяйству, тем более, дом новой мамы сильно обветшал. Вот только ему это пока было не по силам, да и особого смысла не имелось. Как ни крути, но мужчина в дальнейшем планировал перебраться куда-нибудь подольше на восток от этих весьма неспокойных мест и обязательно в какой-нибудь крупный город. Само собой, теперь он уж ни за что бы не оставил свою новую маму здесь.

За эти двое с лишним суток новоявленный сын, вдруг потерявший, получается, по независящим от него причинам абсолютно всех своих родных, и бедная женщина, в принципе, уже давно одинокая и тоже лишившаяся единственного сына, нежданно-негаданно сильно сблизились. К тому же, прежний Василь и так уж нечасто бывал дома и, соответственно, её мать и тогда, возможно, чувствовала себя как бы и одинокой.

Судьбе, а может, и неведомым богам, было угодно, чтобы стало именно так. Вася вдруг почувствовал, что мама Ганка как-то вот так нежданно взяла и заменила ему маму. Было в ней что-то близкое и схожесть с родной, давно уж отошедшей в мир иной, мамой. Конечно, что чувствовала при этом сама женщина, знать было невозможно, но, похоже, и она осталась довольной, что на очередном витке испытаний она вдруг обрела вполне родственную душу. Вольно, невольно, но получилось так, что между двумя людьми образовалась связь именно как между матерью и сыном.

Пару раз в их, уже их, дом заходили односельчане, точнее, немногочисленные жители небольшой деревушки, затерявшейся в лесах северо-восточнее ещё царского Брест-Литовска, точнее, нынешнего польского Бреста-над-Бугом, или знаменитой на весь мир, уже чуть позже, Брестской крепости. Почти рядом находился и, получается, Каменец-Литовский, совсем небольшой, но, кажется, весьма древний польско-литовский-белорусский городок или местечко, населенный преимущественно евреями.

И, вообще, как уже знал Василий, само собой, со слов своей новой матери, народ тут являлся даже как бы «тутейшим», точнее, жили тут полещуки, и, вроде, даже никаким образом не белорусы или почти белорусы. Сама же деревенька, вроде, относилась к гмине Городечно, наверное, сельсовета или сельской администрации, с центром в каком-то Щерчево, Пружанского повета, то есть, наверное, уже района, Полесского воеводства с центром именно в Бресте-над-Бугом. Правда, люди чаще ездили в Каменец-Литовский, то есть в соседнюю гмину, уже Брестского повета. Как сказала мама Ганка, первый центр гмины-сельсовета тоже деревенька так себе, а второй – это уже вполне приличный городок. Севернее же находились земли какого-то Бельск-Подляского повета из совсем уж другого воеводства, вроде, даже Белостокского.

Хотя, откуда попаданцу было разбираться в местных реалиях?

Так что, получалось, вроде, и близко от более-менее приличных мест, раз в том же Бресте было жителей, кажись, под шесть-семь десятков тысяч человек, но на деле выходила обычная глушь, до которой просто никому не имелось дела.

Ладно, хоть этот Каменец-Литовский, вроде, его районного городка, был под боком. Там, получается, как раз сейчас находились советские войска и, со слов добродушных посетителей, время от времени проходили перестрелки между советскими и немецкими солдатами. Правда, вроде особо сильных боёв ещё не было, но противоборствующие стороны, как прекрасно понимал бывший военнослужащий, вовсю ощупывали друг друга, ища, само собой, слабые места. Так ведь могло дойти и до настоящих сражений. Как помнилось попаданцу, такого, как бои между немецкими и советскими войсками, в его истории точно не было. Кажется, и сам Брест-Литовск должен бы быть оставлен корпусом Гудериана.

Но немецкие войска всё ещё оставались в городе и его окрестностях. Не было понятно, что явилось к тому причиной, но изменение истории, хоть и незначительное, кажется, было налицо. К примеру, по некоторым слухам, вполне себе был убит неизвестным польским снайпером не кто-нибудь, а сам «быстроходный Гейнц». Новость об этом сильно грела душу попаданца. Получается, возможно, что и он, как-никак, в том числе, приложил руку к изменению истории?

Вроде, по слухам, ещё держалась и Варшава, да и во многих местах польские войска все ещё оказывали ожесточенное сопротивление. Даже как будто и Львов ещё не сдался никому. По слухам, части РККА и вермахта с двух сторон окружили город и, хоть и не воевали друг с другом, но не отходили никуда и стояли на месте. Кажется, и эти две стороны готовились к схваткам друг с другом? Получилось, что в таких условиях им пока было не до поляков. В других же местах, если можно было так считать, имелся как бы и так называемый «слоеный пирог». Части РККА, оказывается, худо-бедно дошли почти до Белостока, к сожалению, уже занятого немцами. Теперь же они с севера вполне как бы нависали над Брестом. В свою очередь, этот Белостокский выступ мог быть запросто срезан, как и в Великую Отечественную войну. Такое же примерно намечалось и южнее Бреста, где части РККА, вроде, успели достаточно далеко выдвинуться на запад в сторону Люблина, где в самом городе и окрестностях пока всё ещё держались поляки. Опять же этому Люблинскому выступу угрожали с севера и юга немецкие части из-под Бреста и Львова. С другой стороны, у немцев тут, под городом, не имелось достаточно надежной связи со своими основными войсками, так как по узким коридорам и с севера и с юга непонятно куда сновали туда-сюда разбитые польские части. Хоть они и не старались особо резать немецкие коммуникации, но какие-то нежданные проблемы, пусть и мелкие, создавали. Интересная получилась картина.

Все эти сведения или «свежие» новости, точнее, никак и никем не проверенные слухи, явно почерпнутые односельчанами девушки, скорее, именно в Каменце, куда они, несмотря на все нынешние перипетии, продолжали ездить по своим нуждам, с приличным запозданием уж несколько раз исправно приносила непоседливая Алеся, приноровившаяся ненароком навещать соседку. В числе прочих причин, похоже, было то, что нежданно-негаданно вернувшийся «блудный сын» соседки весьма сильно заинтересовал, несомненно, эту красавицу.

На самом деле, прежний Василь, ещё лет десять назад сорвавшийся из дома, оказывается, за это время успел проучиться где-то в самой Варшаве и получить какую-то техническую специальность. Правда, что за специальность, мама Ганка не знала, да и документов на этот счёт не имелось. Но что её сын работал на одном из варшавских заводов, это было точно, так как случайно обнаружились кое-какие бумаги об этом, неизвестно отчего позабытые дома во время редких приездов драгоценного кровиночки. Оттуда Василь был призван в польскую армию и погиб где-то там же под столицей Польши, правда, ещё в самом начале войны. Хорошо хоть, что польские власти прислали бумагу об этом. Само собой, с появлением нового Василя они пока что просто были запрятаны как можно дальше.

При посетителях, в том числе, и при Алесе, новому Василю всё ещё приходилось притворяться контуженным. Правда, на удивление, некоторые успехи по «тутейшему» языку у него были налицо. Вот и на этот раз, уже под вечер, он только молчал и больше слушал взволнованную девушку:

— Цетка Ганка, а у веску разам дзядзькам Михасем прыйшли, пабыли трохи, и сышли кудысьци на повнач чырвоныя. Цэлы атрад! Людзи казали, што цикавилися паляками. Дзядзька Михась жа распавев, што их начальник пацикавився усими жыхарами вески, з яго слов записав усих, але па хатах хадзиць не став. Мавляв, мев мала часу. Накшталт, и дзядзьку Василя записали.

Да, было волноваться от чего. Как понял мужчина, в деревеньке ненадолго побывал отряд красноармейцев. Конечно, время-то военное. Ну, насчет остановки на более долгий срок – так, пока, наверное, в деревеньке делать нечего. Жаль, что красноармейцы ушли и не пошли по домам. Можно было бы познакомиться с их командиром.

Вот только Васе, отчего-то, сильно захотелось, чтобы Алеся больше не называла его дядей. Ну, какой он дядя, а вполне себе ещё добрый молодец.

— А-ле-ся, из-ви-ни, ка-ли лас-ка, ка-ли мож-на, клич мя-не прос-та Ва-си-лем. Я ж яш-чэ не зу-сим ста-рый. А?

Видать, вышло у больного не так понятливо. Ведь трудно сразу же усвоить местный, «тутейший» язык, да и пришлось растянуть слова, ещё и вклинилось русское словечко, чтобы было понятливее. Хотя, у него и так уж имелись кое-какие способности к языкам, да и не с чужими же, уж совсем «заморскими» людьми он разговаривал.

— О, дзядзька Василь! Ой, выбачайце, так, Василь! Вы стали паправляцца, раз трохи ужо можаце размавляць? Як вы сябе адчуваеце? Я так спалохалася, як убачыла вас у ваколицы ледзь не нежывым. И цетка Ганка так спалохалася. А цяпер яна так рада, што вы, нарэшце-то, вярнулися дадому. Бо вы больш никуды не паедзеце?

Наверное, надо было что-то ответить? Ведь ранее на то, что надо бы уехать на восток и обязательно вместе, мама Ганка, в принципе, особо и не сомневаясь, и так уж почти ответила согласием.

— Ня-ма, больш ни-ку-ды з ха-ты. Ка-ли и ку-ды-то, то толь-ки ра-зам з ма-май. Ну, раз-ве што, ка-ли хто-не-будзь ды за-про-сиць ку-ды-не-будзь. Мо-жа, и ты, А-ле-ся?

Конечно, вышло двойственно. Алеся сразу же весьма сильно покраснела, но взгляда от Василия не отвела. Лишь взволнованно зашевелились реснички. Когда же их глаза встретились, то, похоже, на невысказанный вслух вопрос первого вторая, после некоторого раздумья, просто так же ответила, само собой, глазами, согласием.

Мама Ганка внимательно наблюдала за всем и особо вмешиваться не собиралась. Да и, наверное, не имела она ничего против соседской девчонки? Но разговор, и то, похоже, лишь для того, чтобы да кабы что не вышло, да до лучшего усвоения местного языка, она всё же прервала:

— Так, Алесь, без мяне Василь больш никуды не паедзе. Можа, мы, кали ен паправицца, паедзем разам з им куды-небудзь у Баранавичы, а то и в Минск? А пакуль, Василь, адпачни. Видаць, што табе и размавляць пакуль цяжкавата. Вось кали ж ен паправицца, то, Алеся, вы наговоритесь адзин з адным вволю. Ей-богу, прабач ужо, дзявчынка, але з вас выйшла б выдатная пара.

Конечно, девушка покраснела ещё больше. Но, видимо, давать резкую отповедь на эти слова она и не собиралась.

— Ну и скажаце ж вы, цетка Ганка. Ваш Василь вунь яки, а я?

— Василь, ты як, не супраць Алеси? Падабаецца яна табе?

Тут уже Василий сам сильно оторопел. Не ожидал он от своей новой мамы такого резкого перехода, и сразу к делу! А что делать, придётся согласиться с ней, да и то ведь дальнейшие последствия вполне приятны!

— Так, ма-ма, па-да-ба-ец-ца! — И что тут скажешь, ведь на самом деле нравится! — Вось толь-ко я не ве-да-ю, як жа са-ма А-ле-ся?

— Алеся? Як табе Василь?

— Падабаецца, цетка Ганка, — смущённо произнесла девушка.

Это было нечто! Отказаться просто не имелось возможности, да и кто бы хотел? Такие девушки просто так на пути не попадаются!

Ну вот, первый раз в жизни и, можно сказать, что без него женили, и кто, мама. Про дальнейшее уже можно было и не думать – женится Вася и, однозначно, на прекрасной Алесе, и больше ему действительно никто не будет нужен. Уж про себя-то попаданец знал многое, в том числе и свои черты характера. Что ни говори, сердце оно такое!