На самом деле Мегги вовсе не хотелось возвращаться в злополучный замок, но под предлогом заботы о коте она могла избежать неловкости, которая непременно возникла бы, задумай Рейф навестить их с Робертом. День выдался по-летнему теплым, и поездка была приятной.

Прусская охрана сообщила, что слуги разбежались и усадьба совершенно опустела. Сержант у ворот узнал ее и без лишних формальностей пропустил в замок, когда она сообщила, что пришла за котом и еще полюбоваться садом.

Тот, кто называет кошек безразличными, равнодушными созданиями, должно быть, никогда не имел с ними дела. Стоило только позвать Рекса по имени, как он появился, чтобы поприветствовать новоиспеченную хозяйку, милостиво принять поклонение и еду.

Мегги предусмотрительно захватила с собой жареную курятину. Пообедав всласть, Рекс, забравшись к Мегги на плечо, сладко задремал.

Запущенный, разросшийся сад выглядел прелестно, цветы источали сладостный аромат, наслаждаясь последними отпущенными им днями. Все тонуло в покойной неге теплой поры, гнетущее впечатление, вызываемое присутствием в замке Варенна и того зла, которое порождал этот человек, исчезло.

Кот был достаточно упитанным зверем, и вскоре плечо затекло. Мегги решила отдохнуть, погреться на солнышке. В маленьком розарии, огражденном живой цветочной изгородью, Мегги отыскала каменную скамью под навесом, увитым плющом. Мирная тишина нарушалась лишь щебетанием птиц и тихим плеском небольшого фонтана в центре парка.

Рекс спал, положив голову ей на колени, растянувшись во всю длину скамьи, свесив лапу вниз. «Вот прекрасный наставник, — лениво думала Мегги, глядя на кота, — который может научить мирной, спокойной жизни, он-то умеет отдыхать как следует, просто позавидуешь».

Обстановка способствовала тому, чтобы расслабиться, и Мегги почувствовала, как постепенно спадает нервное напряжение. Можно во всем найти положительные стороны и уметь довольствоваться малым: пусть последние несколько недель превратились для нее в жестокую пытку, зато между ней и Рейфом установился некий баланс, и еще она унесет с собой чудесное воспоминание о проведенной в постели ночи, и оно будет согревать ее, когда станет совсем невмоготу.

Неожиданный звук ворвался в смутную страну полугрез. Мегги вскинула голову. Кто-то приближался к беседке по дорожке из гравия. Нет, она не ошиблась, это был Рейф. Увидев ее, он остановился в нерешительности, но вскоре продолжил путь, замедляя шаги. Волосы его слегка растрепал ветерок, но одет он был со своей обычной элегантностью. Рейф был так красив, что Мегги зажмурилась, прикусив губу.

Эта встреча не сулила ничего, кроме еще одной ночи в слезах, но сердце, помимо воли, радостно сжалось.

— Добрый день, ваша честь, — сказала Марго с дежурной улыбкой. — Что привело вас в замок?

— Ты. Можно я сяду?

Рейф сел слева, правую половину скамейки занимал кот.

— Довольно мрачное место. Кроме прусской стражи у ворот, здесь никого нет.

— Совершенно верно, даже повар и горничная сбежали. Хорошо, что я пришла за Рексом. Он бы не погиб, мышей в замке достаточно, но страдал бы от одиночества. Кот привык к людям, — добавила она, поглаживая животное по пушистому меху.

Рейф ничего не ответил, только посмотрел на нее пристальным, долгим взглядом. Что-то в нем сильно изменилось. Сегодня он был не таким, как обычно. Может быть. Марго ошибалась, но ей показалось, что во взгляде его куда меньше от герцога Кэндовера и куда больше от юноши, каким Рейф был двенадцать лет назад, от того парня, в которого она влюбилась.

Молчание затянулось. Обоим отчего-то стало неловко.

— Во-первых, я пришел извиниться. Сейчас трудно объяснить, как я мог поверить Нортвуду, когда он заявил, что переспал с тобой.

С куда большим удовольствием Мегги поговорила бы на более отвлеченную тему, например, о погоде или о красотах сада. Об этой истории Марго предпочитала никогда не вспоминать, на ней как бы лежало табу.

— Я узнала о том, что это сделал Нортвуд, вчера, когда он хвастал передо мной своей проницательностью. И действительно, этот человек сделал верный выбор, притворившись пьяным, шепот часто бывает услышан лучше, чем крик.

— Господь знает, как я был наказан за глупую ревность. Прости, Марго. Не доверяя тебе, я совершил самую большую ошибку в жизни.

Рейф замялся, подыскивая верные слова, а затем заговорил медленно, с запинкой:

— У моих родителей был во всех отношениях респектабельный брак. После того как они выполнили свой долг и произвели на свет меня, они почти перестали жить вместе, только изредка бывая под одной крышей, а еще реже — в одной постели.

Встретив тебя, я решил, что нашел ту, которую искал. Но вероятно, я сам не мог поверить своему счастью, именно поэтому и поверил клевете Нортвуда.

— Я не помню, чтобы ты хотя бы раз говорил о своих родителях раньше, — тихо сказала Марго.

— И говорить не о чем. Моя мать умерла, когда мне исполнилось десять, но я не заметил утраты, поскольку и при жизни почти ее не знал. Отец в точном соответствии с парадигмой лорда Честерфильда считал, что смеяться вслух — вульгарность. Он был весьма пунктуален в том, за что отвечал: состояние, движимость и недвижимость, обитатели его владений, будь то слуги или собственный сын, а также регулярность заседаний в палате лордов. Настоящий английский джентльмен.

Рейф опустил взгляд.

— Иметь тестем полковника Эштона для меня… было заманчиво.

У Марго заныло сердце. Неужели гордый, самоуверенный Рейф, каким она воспринимала его в восемнадцать, не только желал ее, но и нуждался в ней? Непонятно, зачем он признался. Едва ли ждет сочувствия.

Признание Рейфа заставило задать вопрос, не перестававший мучить ее и по сей день, лишавший сна.

— Если бы я стала отрицать обвинения Нортвуда, ты бы мне поверил?

— Думаю, да. Я хотел, может быть, бессознательно, чтобы ты отвесила мне пощечину… — Рейф запнулся, затем медленно сказал:

— То, что ты не стала ничего отрицать, доказывало мне твою вину.

— Ах, мой темперамент, будь он проклят! — горько произнесла Марго, с прежней остротой переживая ту боль. — Я была так разозлена и так оскорблена, что поспешила удалиться как можно быстрее, чтобы не разрыдаться перед тобой. Мне надо было остаться и выдержать объяснение до конца.

— Мое недоверие куда преступнее твоего справедливого гнева. Я — преступник. Если бы твой отец не почувствовал, что должен немедленно увезти тебя из Лондона, он не поехал бы во Францию и, возможно, остался бы жив.

— Нет, — покачала головой Марго. — Настала моя очередь извиняться. Я много наговорила тебе тогда, но на самом деле никогда не винила тебя в смерти отца. Мы действительно уехали из страны из-за моей расторгнутой помолвки, но остались после возобновления войны потому, что отец получил приказ от командования задержаться во Франции. Он знал, что мир долго не продлится, и использовал поездку еще и для того, чтобы разузнать о количестве войск и вооружениях противника.

Марго послала Рейфу насмешливый взгляд.

— Как видишь, я переняла профессию шпионки по наследству. Поэтому наличие способностей к этому ремеслу — вещь вполне естественная.

— Спасибо, — вздохнул Рейф. — Теперь мне уже немного легче.

— Жизнь — причудливый гобелен с самыми неожиданными узорами, — медленно проговорила Марго. — Если бы я не поехала во Францию, если бы не погиб отец, если бы я не стала работать с Робертом, кто знает, что бы произошло сегодня в Париже? Может быть, Варенну повезло и в Европе вновь началась бы война. Возможно, гибель моего отца и не была такой бессмысленной, как кажется при ближайшем рассмотрении?

— Наверное, ты права. Хотелось бы надеяться, что трагедия прошлого принесет плоды в будущем. Есть еще одна причина, почему я здесь. Марго, — сказал Рейф, доставая из кармана обитую черным бархатом коробочку. — Я хочу, чтобы ты приняла мой подарок.

Мельком взглянув на коробку. Марго ответила:

— Не могу. Подарок слишком ценный, чтобы я могла его принять.

— Если бы я подарил тебе цветы, то не услышал бы возражений. Так в чем же разница?

— Всего лишь в пяти тысячах фунтов. А возможно, и больше.

— Ерунда, — сказал Рейф, накрывая ее ладони своими. — Прими от чистого сердца.

Тепло его рук лишало Марго стойкости. Честно говоря, ей очень хотелось оставить подарок Рейфа у себя, и дело было вовсе не в цене и не в красоте украшения, а в том, что это его, Рейфа, дар и память о нем.

— Ну что же, — тихо сказала она, — если ты настаиваешь, я оставлю их у себя.

— Я хотел бы дать тебе гораздо большее. И вновь, как уже было однажды, слова его вызвали в ней всплеск ярости. Ну для чего он все испортил? Она встала, оставив на скамье и коробку с изумрудами и кота, лежащего в той же позе.

— Я не хочу большего, — сквозь зубы проговорила Марго. — И этого много. Забирай свои проклятые камни и отдай их той, кто выразит благодарность тем путем, которого ты ждешь.

Гордо вскинув голову, она вышла из беседки, машинально сорвав приглянувшуюся розу. Обрывая колючий стебель, мысленно приказала себе не устраивать сцен, оставаться гордой и непреклонной.

Но сказать гораздо легче, чем выполнить. Рейф нагнал ее и положил руки на плечи и, хотя в этом жесте не было ничего особенно чувственного, решимость Марго стала таять с катастрофической быстротой.

Сочным, густым голосом Рейф произнес:

— Давай жить вместе, стань моей любовью, мы будем радоваться…

Марго отшатнулась, повернувшись к нему лицом только тогда, когда он не мог до нее дотянуться.

— К черту, Рейф Уайтборн! Все это уже было! Я не стану твоей любовницей.

Он мог бы подойти к ней поближе, вновь пустить в ход оружие обольщения, которым владел не менее искусно, чем оружием войны, но не стал. Вместо этого тихо сказал:

— Я не прошу тебя стать моей любовницей. Я прошу стать моей женой.

Мегги думала, что худшее уже позади, но она ошибалась. Рейф высказал самое сокровенное желание, и слова его, словно заклинание, вызвали к жизни весь годами таившийся в ее сердце страх и горе.

— Вы оказали мне великую честь, герцог Кэндовер. Но оба мы знаем, когда мужчина собирается жениться, он выбирает себе невесту побогаче и помоложе. — Мегги натянуто рассмеялась. — Я лишена и молодости, и состояния. Приключение подействовало на вас как наркотик, не пройдет и недели, и вы пожалеете о сказанных в запальчивости словах.

Рейф получил отказ, но, удивительно, не потерял надежды. Наоборот, приободрился. Марго не сказала, что не любит его. А ведь именно отсутствие любви стало основанием для отказа Роберту. И только это могло быть действительно веской причиной, чтобы дать ему от ворот поворот.

— Не надо судить обо мне как обо всех мужчинах, Марго. Я — Рафаэль Уайтборн и поступаю так, как считаю нужным, а не как принято. Я достаточно богат, чтобы содержать двоих, а если понадобится, и сотню, так что твои деньги меня не интересуют. Красота? Это вопрос вкуса. Для меня ты всегда будешь самой желанной женщиной в мире. Была и будешь. Что касается возраста…

Он сделал к ней шаг, сократив расстояние между ними до нескольких дюймов, пристально вглядываясь в глаза любимой, заставляя ее поверить.

— ..единственная молоденькая девушка, очаровавшая меня, была ты, а женщина, в которую ты превратилась, влечет меня еще больше.

Марго раскрыла рот, чтобы ответить, но Рейф приложил палец к ее губам.

— Если дело только в этом, то почему бы тебе не выйти за меня?

Рейфу показалось, что он заметил тревожную вспышку в ее глазах прежде, чем Марго успела справиться с собой.

— Потому что я слишком хорошо себя знаю, Рейф, — ответила она как можно спокойнее, отведя в сторону его руку. — Потому что не смогу делить тебя с другими женщинами. Как только ты начнешь мне изменять, я не справлюсь с собой, закачу сцену, унизительную для нас обоих. Я этого не вынесу, Рейф. Ты сможешь скрывать свои адюльтеры от меня, но жить во лжи я не согласна, какой бы приятной ни была та ложь.

— Мне не нужен был формальный брак в двадцать один год, тем более не нужен сейчас, — с нажимом в голосе произнес Рейф. — Если мы поженимся, клянусь, я не дам тебе ни единого повода усомниться в моей верности.

Тронутая его признанием, не зная, верить или нет своему счастью. Марго сказала:

— Послушай, Рейф. Каждый совершает ошибки. Ты не должен жениться на мне во искупление своей вины. Перестань казнить себя. Меня вполне устраивает моя независимость, и я не спешу с ней расстаться.

— Ты уверена? Отчего же ты вся дрожишь? Боюсь, ты не в силах сейчас мыслить ясно, а вопрос чертовски серьезен, чтобы решать его сгоряча.

Она опустила глаза, издав что-то среднее между всхлипом и смехом, и увидела свои руки, сжатые в кулаки, с побелевшими костяшками. Медленно разжав пальцы, убедилась, что они дрожат.

— Наша юношеская любовь была очень сильна и не похожа ни на какое другое чувство, — запинаясь, сказала Марго, — но мы не можем ее вернуть. Считай, что все в прошлом, Рейф.

Рейф взял ее ладонь и нежно погладил вмятины, оставленные ногтями.

— Зачем возвращаться назад, когда надо идти вперед? Сейчас мы можем привнести в то чувство глубину и мудрость — все то, чего нам так не хватало тогда.

Прикусив губу. Марго покачала головой.

— Можем мы хотя бы попытаться?! — воскликнул он. — Жизнь дает нам вторую попытку, Марго! Ради Бога, не отбрасывай руку судьбы!

Она с трудом подняла глаза и заметила во взгляде Рейфа то, что уже видела однажды в то злополучное памятное утро двенадцать лет назад. Боль, горе, мольба — все слилось в этом взгляде, начисто лишенном цинизма, приобретенного годами светской жизни. Надеясь, что у нее достанет мужества сказать то, что должна сказать. Марго, резко отвернувшись, пошла по центральной аллее к фонтану. Уставившись на каменную вазу, из которой била вода, словно перед ней был шедевр мировой культуры, она сказала горько, но веско:

— Ты противоречишь сам себе. Вторых попыток не бывает, ни в жизни, ни в любви.

Последовало долгое молчание. Мегги решила, что Рейф понял наконец и больше не будет пытаться переубедить ее.

Но она должна была догадаться, что так просто он не отступится. Рейф подошел к ней, тронул за плечо.

— Перестань упираться, Марго. Ты сама призналась, что совершила ошибку, убежав тогда, двенадцать лет назад. Я не дам тебе сделать этого вновь.

Темный, неосознанный страх все нарастал.

— Оставь меня, Рейф, — сказала она резко. — Я знаю, чего ты хочешь, и для этого тебе вовсе не обязательно жениться.

Рейф успел подготовить себя к такому повороту. Он понимал, что пока не скажет Марго, что знает все о ее прошлом, она будет приводить все новые и новые доводы невозможности их брака, заставив его наконец принять один из них.

— Я знаю, что произошло в Гаскони, — тихо вымолвил Рейф.

Встретив ее испуганный взгляд, он с той же настойчивостью добавил:

— Все знаю.

— Роберт тебе рассказал?

— Да, когда мы сидели в одной камере.

— Проклятие! Как он посмел?! — воскликнула Марго, ее глаза метали молнии. — Он не имел права никому об этом рассказывать, а тебе в особенности!

— Я убедил его. Мне очень нужно было узнать.

— Так вот что тебя побудило сделать мне предложение, — задыхаясь от ярости, проговорила она, — жалость. Очень благородно пригреть у себя на груди женщину с подпорченной репутацией. Но, черт побери, это вовсе ни к чему! Я вполне обойдусь без твоей благотворительности! Расточай свои милости по другому адресу!

Лицо его исказила гримаса боли.

— Значит, так ты себя воспринимаешь — «женщина с подпорченной репутацией»?

Марго села на бордюр фонтана и спрятала в ладонях лицо. До сих пор только Роберт был в курсе ее истории. И совсем невыносимой тяжестью легло на плечи сознание того, что Рейф, именно Рейф узнал всю глубину ее падения.

Она больше не замечала ни солнца, ни аромата цветов. Страшные, жуткие воспоминания навалились на нее, накрыли мрачным, кровавым куполом. Марго боролась, но силы оказались неравны. Самым страшным в них была даже не боль, а сознание беспомощности. Потом она только и делала, что доказывала самой себе, что чего-то стоит, что вовсе не так беспомощна…

Унизиться, растоптать себя перед Рейфом, расплакавшись от жалости к себе? Нет, только не это.

— Не просто с подпорченной репутацией, — хрипло выдавила из себя Мегги, — но и надломленная, Ремонту не подлежит. Поэтому и решила остаться в Париже с Робертом, и даже лорд Стрэтмор не знает моего настоящего имени. Марго Эштон умерла, и я не хочу тревожить ее праха.

— Марго Эштон не умерла. Она превратилась в чудесную женщину. Сильную, добрую, способную сострадать. — Голос Рейфа звучал мягко, даже нежно. — Ты сделала в своей жизни больше добра, чем десяток обычных людей, вместе взятых. К тебе шли за советом, за помощью и получали то, что искали. Не стану отрицать, я чувствую огромную вину за то, что сделал, но не поэтому предлагаю тебе руку и сердце.

— Не надо, Рейф, — тихо сказала она, поднимая лицо.

Словно и не было последней ее реплики, Рейф, присаживаясь рядом с ней на бордюр, продолжал:

— В двадцать два года я любил тебя так, как только может любить очень зрелый человек. Временами даже боялся, что люблю тебя сильнее, чем гордость, чем честь, боялся твоей надо мной власти.

Сорвав несколько травинок, Рейф машинально растер их между пальцами.

— Когда я потерял тебя, у меня остались только честь и гордость, и я стал их заложником. Во мне нет ничего особенно хорошего. Если я всегда был вежлив, то только потому, что внутри был груб. Когда соблазнял кого-то, то поступал так потому, что этого требовала гордость. Все мои поступки диктовались только желанием заполнить пустоту, забыть о бесполезности своего существования.

Рейф повернулся к Марго, цепко удерживая ее взгляд.

— Ты — вот что придает моей жизни смысл. Ты, Марго.

Он обнажал перед ней свою душу, а она как по волшебству становилась очень ранимой. Чувствуя себя все более испуганной, Марго отвела взгляд, чтобы Рейф не заметил ее малодушия.

— Я не смогу наполнить твою жизнь смыслом.

— У тебя нет выбора.

Он скрутил травинку и надел ей на палец.

— Так будет и если мы поженимся, и если больше никогда не увидим друг друга.

С каждой его фразой защита ее становилась все уязвимее.

Воспоминания о происшедшем в Гаскони, страх, боль, нынешнее волнение — все слилось в единый клубок. Не в силах больше выдержать, Марго закричала:

— Я больше не смогу начать сначала, Рейф! Мне страшно потерять тебя вновь! Угроза Варенна вышибить мне мозги — детская шалость в сравнении с этим страхом!

Сухие травинки хрустнули, зажатые между его пальцами. Рейф заговорил не сразу.

— Моя жизнь по сравнению с твоей может показаться легкой. Но кое-что о страхе знаю и я. Последние двенадцать лет я ходил по самому краю, но не боялся за свою жизнь, потеряв тебя. Я жил как бы вне этого мира, наблюдая за собой со стороны. Всегда старался не сходиться ни с кем слишком близко, в особенности с женщиной, которую мог бы полюбить.

— Тогда ты должен понять, что я чувствую. Рейф, прошу тебя, отступись.

Мегги задыхалась, хватая воздух мелкими болезненными глотками. Она понимала, что не должна больше его слушать. И в то же время не могла заставить себя уйти.

— Но я убедился, что дело это безнадежное, — непреклонно продолжал Рейф. — Да, моя любовь к тебе пугает меня, мучает, но я знаю, что должен рискнуть, потому что самая сильная боль все равно лучше холода и пустоты этих двенадцати лет. Помнишь, после той погони на площади дю Каррусель ты сказала мне, что только одна вещь сильнее страха — страсть. Ты ошибалась.

Рейф бережно, едва коснувшись, убрал со щеки белокурую прядь.

— Не страсть сильнее страха, а любовь. Я люблю тебя и думаю, что и ты хотя бы немного любишь меня, иначе никогда бы не стала делить со мной постель. Любовь существует, так дай любви залечить раны прошлого.

Сердце ее истосковалось по тому, что он предлагал ей. И все же она не хотела принять его предложения. С тех пор как Рейф появился в Париже, один сильнейший удар следовал за другим, барьеры, охранявшие ее душу, вот-вот готовы рухнуть. Как можно жить с кровоточащей раной вместо сердца? Страх, страх рвал его на куски, сметая всякую надежду на выздоровление.

Оставался только один способ не раствориться в этом жутком вихре страха: забыться хотя бы на время.

Марго соскользнула с бордюра, вскинула руки Рейфу на шею и стала целовать его жадно, почти грубо. Не в силах сохранять спокойствие, он сильно прижал ее к себе. Страх немного отступил, уступая место желанию.

Рейф расстегнул платье, обнажил ее плечо, но вместо того чтобы утонуть в поцелуе, замер. Руки его тряслись от сдерживаемого напряжения.

— Мы должны поговорить, — произнес он заплетающимся языком, — а не раздевать друг друга.

— Разговоры ни к чему не приведут, Рейф, — ответила Марго, подняв затуманенные желанием глаза. — Помочь может только страсть, пусть на время, пусть на чуть-чуть…

Марго скользнула рукой вниз по его телу, коснувшись горячего холмика трепещущей мужской плоти, мгновенно окрепшей под ее ладонью.

— О Боже, Марго…

Не в состоянии противостоять искушению, Рейф увлек ее на согретую солнцем траву. С бешеной торопливостью они сбросили одежды. Тела изнывали от жажды поцелуев и ласк. Страх все никак не хотел покидать ее, но чувство легкости, освобождения, когда он вошел в нее, оказалось сильнее страха. Марго застонала, предвкушая благословенные минуты наслаждения.

Но Рейф замер. Его била дрожь. Нечеловеческим усилием воли заставляя себя сдержаться, он прошептал:

— Не сейчас, любовь моя. Я еще не все рассказал о страхе. Жизнь научила тебя бояться, но это не продлится вечность. Позволь мне любить тебя.

— Разве мы не занимаемся любовью? Стремясь увлечь его в безумство желания, Марго задвигала бедрами.

Рейф невольно вошел глубже, но, придя в себя, вздохнув, чуть подался назад. Лицо его взмокло от пота.

— Это не любовь, а похоть, и это совсем не то что любовь.

— Прекрати говорить о любви! Марго в гневе набросилась на него, впиваясь ногтями в плечи и грудь.

Рейф мягко, но настойчиво взял ее за кисти и прижал к траве.

— Я буду говорить о любви, — тихо продолжил он, — потому что из-за любви оба мы ступили на этот горький, полный мрака и страха путь.

— Прекрати, Рейф! Ты не на трибуне в парламенте!

И, словно моля о пощаде, вновь задвигала бедрами.

Рейф застонал, уронил голову, черные влажные пряди упали на глаза. Марго повторила попытку и, ощутив пробежавшую по его телу дрожь, уже мысленно праздновала победу.

Но вновь оказалось, что Рейф сильнее. Подняв голову, он хрипло сказал:

— Позволь мне любить тебя, Марго, ибо страсть не даст ничего, кроме временного облегчения.

— Ты прав, — прошептала она. — Но страсть… безопаснее, чем любовь.

Он нависал над ней, его широкие плечи заслоняли солнце, как будто в мире оставалась только одна реальность — Рейф, все остальное призрачно, зыбко.

— Страсть — плохая защита.

Не в силах вынести пронзительной глубины его взгляда. Марго закрыла глаза, надеясь, что волны желания подхватят ее и унесут в иной, далекий мир.

— Смотри на меня! — резко приказал он. Сама не желая. Марго повиновалась, в смятении оттого, что, кажется, уже не имела своей воли.

— Ты заслуживаешь большего, — едва слышно проговорил он. — Ты испытала муки любви, так испытай же и ее радость.

И тогда пала последняя преграда, и Марго оказалась один на один со своими воспоминаниями. Очень давно она поклялась себе никогда не возвращаться в то далекое прошлое, но сейчас память подхватила ее несчастную душу и бросила в ледяную бурю. Последний предсмертный крик отца, его кровь, текущая по лицу дочери. Хищные руки, мучительный стыд, когда оскверняли ее тело, навеки потерявшее тогда невинность. Немыслимо грязные способы совокуплений, которые и представить не могла восемнадцатилетняя девушка из благополучной семьи.

Марго закричала в голос. Желание испарилось, жестокие рыдания рвались из горла. Ее трясло. Она замерзала, стыла и была так одинока, так одинока…

И в этот момент Рейф отпустил ее руки, обнял, прижал к себе, словно телом своим и душой хотел защитить от ледяного вихря.

— Я люблю тебя. Марго! — настойчиво повторил он. — Я всегда буду с тобой. Больше ты никогда не останешься одна.

Марго каждой клеточкой, каждым нервом знала, что стоит ей посмотреть страху в лицо, и она умрет.

Но она не умерла. Рейф был рядом с ней, его нежность и сила укрывали ее, а повторяемые как заклинание слова любви были нитью, за которую она держалась, спасаясь от горьких воспоминаний.

Постепенно водоворот страха стал терять силу. Марго задышала ровнее. Прошлое осталось таким, каким и было, воспоминания не утратили горечи, а шрамы в душе — глубины. Но жуткий туман рассеялся от любви, как исчезают испарения под лучами солнца.

Страх уходил, оставляя в душе пустоту. Затем медленно, подобно приливу, зияющая пропасть стала наполняться любовью. Теплота его ласки развеяла тень и залила ее душу светом.

С любовью возродилось и желание. Но это была уже не безумная жажда забытья, что правила ею раньше, а сильнейший всплеск эмоций, в которых страсть и нежность сливались в одно неделимое целое.

Укрывая ее от ледяного ветра страха, Рейф немного остыл и сам. Марго прогнулась ему навстречу, предоставляя телам говорить друг с другом на понятном им языке. Страсть согревала их, и, оттаяв, Марго прошептала:

— Я люблю тебя, Рейф.

Он дал наконец выход энергии, тела их двигались в извечном ритме, и слияние было полным. Не осталось и следа от той отчужденности, которая существовала между ними тогда, когда они спали вместе. На этот раз Рейф принадлежал ей целиком — без остатка.

Бешеная пляска тел вызвала к жизни еще один вихрь, светлый огненный вихрь желания. Марго закричала и прижалась к нему, тело забилось в бешеных конвульсиях. Крику ее вторил и глухой стон Рейфа, оставившего глубоко в ней свое семя.

Возвращение к жизни оказалось медленным. Постепенно сад перестал кружиться, свет проник в сознание. Приходя в себя. Марго заметила, что Рейфа тоже бьет крупная дрожь. Она погладила его по потной спине, нежно успокаивая, пока не восстановилось дыхание.

— Как ты понял, что мне так одиноко? — прошептала Марго.

Рейф приподнялся на локте и посмотрел ей в лицо. Напряженность черт выдавала его волнение, Марго видела, сколь много для него значил ее душевный срыв.

— Думаю, я узнал в тебе себя. Когда оглянулся назад, то понял, что страх очередной потери заставляет меня отстраниться от жизни, избегать риска испытывать глубокие эмоции. Мне казалось, так безопаснее, но вместо чувства защищенности пришло одиночество. Я догадался, что и с тобой происходит то же.

— Все так, — медленно проговорила Марго. — Я никогда не забывала о том, что было, но и никогда не позволяла себе вспоминать. Чтобы выжить, нужно было спрятаться от страха, и поэтому я отрезала себя от всего и… всех.

— Ты говоришь так, будто все это в прошлом.

— Да, потому что на этот раз ты не дал мне убежать от себя. Спасибо тебе, Рейф. Кстати, может быть, ты не понял, когда я говорила об этом раньше, — я люблю тебя, Рейф.

Рейф улыбнулся в ответ.

— Как я уже повторял раз тридцать или сорок, я тоже тебя люблю.

Марго тихонько рассмеялась.

— Кажется, мы впервые пришли к полному согласию.

И тут лицо его омрачилось легкой тенью.

— Прости меня, я так увлекся, что не успел вовремя… — Замявшись, Рейф добавил:

— Надеюсь, что… не будет нежелательных последствий.

Марго засветилась радостью, приятное чувство сознания своей женской силы согревало ее.

— Такие последствия не могут быть для меня нежелательными, — со спокойной невозмутимостью сказала она. — И потом, ты наверняка захочешь наследника.

Мгновение Рейф молча смотрел на нее во все глаза, а затем, внезапно прозрев, засветился улыбкой.

— Так, значит, ты выйдешь за меня? Марго нежно взъерошила темные кудри.

— Если ты уверен, что хочешь заполучить в жены женщину с темным прошлым, я ничего бы так не хотела, как стать твоей женой.

— Ты еще сомневаешься!

Смеясь, он обнял ее и перевернулся на спину так, что она оказалась над ним.

— Я еще ни в чем не был так чертовски уверен, как в этом!

— Ты был прав, Рейф. Любовь сильнее страха, и любить намного лучше, чем не любить! Марго потерлась щекой о его щеку.

— Хвала тебе за то, что ты оказался храбрее, чем я.

— Риск того стоил.

Рейф нежно погладил ее обнаженную спину.

— Ты, кажется, боялась, что я не смогу устоять перед очарованием других женщин, но помни, бывшие повесы становятся самыми лучшими мужьями.

Марго задумалась на мгновение, но, решив, что должна быть честной до конца, призналась:

— Откровенно говоря, я этому никогда не верила. Я знаю, что ты говорил искренне, но… приходит на ум сравнение с леопардом: пятна на его шкуре не исчезают.

— Мне всегда нравились женщины в той степени, в какой они походили на тебя, но ни одна из них не могла до конца заменить собой оригинал. Может быть, тебе будет легче мне поверить, — добавил он, усмехнувшись, — если я признаюсь, что примял траву на многих лужайках, и поэтому точно знаю, что она не бывает зеленее, чем ей положено по природе.

— Ты меня убедил.

Со смехом Марго опустила голову ему на плечо.

— Ну почему такие грубые приемы убеждения действуют лучше, чем самые благородные речи?

— В силу грубости человеческой природы, вероятно.

Предаваясь ленивой неге, Рейф и Марго лежали на теплой траве, и солнце припекало нежную кожу женщины. Рейф вдруг подумал, что избыток солнца может быть вреден для блондинки и бережно перевернул ее на спину, заслонив собой от палящих лучей.

— При свечах ты была очаровательна, но при солнечном свете — еще лучше.

Рейф деликатно дотронулся до синяков под грудью. За несколько дней из лиловых они превратились в зеленовато-оливковые.

— Хотел бы я, чтобы они поскорее исчезли. Ты необыкновенная женщина, Марго, — с неожиданной серьезностью добавил он. — Прошла через такое… Другой человек, не такой сильный, как ты, превратился бы в прах.

Марго поймала его руку и приложила к своему сердцу.

— Ничто не дается даром, любовь моя. С того дня, когда умер отец, и по сегодняшний день страх был моим постоянным спутником, таким же верным, как моя тень. Я не боялась, вероятно, потому, что самое страшное со мной уже случилось. Наверное, я стала во многом сильнее, чем была, способной на то, о чем и не могла помыслить раньше. Вот почему смогла стать неплохой шпионкой.

Рейф поцеловал ее в лоб.

— Ах ты моя неукротимая графиня и в скором времени герцогиня!

— У меня есть одно требование, — неуверенно сказала Марго.

— Все, что прикажете.

Марго много раз проигрывала в уме этот разговор и наконец решила, что нужные слова найдены.

— Роберт — моя семья. Так будет всегда. Рейф криво усмехнулся.

— И ты не хочешь, чтобы я вел себя как ревнивый, упрямый идиот. Справедливо. Мне нравится Роберт, я его очень и очень уважаю. Если немного поработаю над собой, то смогу убедить себя в том, что он твой брат. Я всегда буду рад видеть его в нашем доме и надеюсь, что он будет часто бывать в нем. Ты это хотела услышать?

— Да, любовь моя.

Мягкое шелковистое создание, потершись о ее бок, улеглось рядом. Рекс решил, что гораздо уютнее спать под боком у теплой хозяйки, чем на жесткой скамье.

— А как насчет Рекса? — с улыбкой спросила Марго.

— И его примем с радостью, — рассмеялся Рейф. — В каждом добропорядочном семействе должен иметься кот, а раз я уже превращаюсь в образцового семьянина…

Марго беззаботно рассмеялась, взъерошила черные волосы своего будущего супруга, прижалась к нему всем телом, наслаждаясь близостью… В тот момент, когда губы их встретились, она успела подумать о том, что, на их счастье, сад такой пустынный.

Им предстояло наверстать столько лет разлуки.