Отпустив горничную, Мегги встала перед большим зеркалом, с придирчивой тщательностью изучая собственное отражение. Для сегодняшнего приема она выбрала весьма облегающее ярко-розовое платье. Выбор не был случайным: требовалось, чтобы ее заметили. Шею Мегги украшала витая золотая цепь, а отливавшие червонным золотом волосы были уложены в замысловатый узел на затылке. Решив, что такая прическа выглядит слишком строго, Мегги высвободила одну прядь. Шелковый локон игриво упал на обнаженное плечо, словно приглашая того, кто будет любоваться ею, повторить его маршрут губами или кончиками пальцев.

Мегги осталась довольна осмотром. Она выглядела и как леди и как искательница приключений.

Поскольку до восьми еще оставалось время, Мегги могла поразмышлять о Рейфе. Необходимо разобраться в своих чувствах, прежде чем они начнут вместе работать. Уж слишком сильны были эмоции, когда они оказывались рядом. Метание между озлоблением, гневом, удивлением и восторгом небезосновательно казалось ей опасным, особенно с учетом того, насколько важным и серьезным было их задание. Нельзя позволить необузданным чувствам помешать делу.

Мегги твердо решила, что больше поцелуев не будет. Не стоит повторять прежние ошибки. Не стоит провоцировать Рейфа, иначе она не устоит перед его напором, так что лучше не будить в нем зверя.

Да, двенадцать лет назад Рейф поступил как негодяй. Но в конце концов он искупил тот грех, доставив на родину тела дорогих ей людей. Нельзя не признать, что этот жест, необъяснимый с точки зрения нормальной логики, был весьма великодушным по отношению к женщине, которую Рейф однажды заклеймил позором. Какими бы ни были мотивы его поступка, они квиты.

Наверное, стоит вести себя так, будто встретились впервые два дня назад и нет у них никакого прошлого. Она должна видеть в нем всего лишь привлекательного мужчину, который призван помочь ей раскрыть заговор, ни больше, ни меньше. Жаль, конечно, что он так хорош собой. Это усложняет дело. Судя по всему, Рейф привык получать, что желает, а он ее хочет, это точно. Почему? По-видимому, просто из-за того, что оказалась под рукой, а может быть, из-за того, что не взял ее тогда.

Мужчины по своей природе азартны. Ни один рыбак не забудет про рыбу, сорвавшуюся с крючка в последний момент.

С годами Мегги хорошо узнала тип мужчин, к которому принадлежал Рейф. Выказывай ему полное неуважение, и это будет лишь подогревать его стремление наконец-то заполучить желаемое. Самая лучшая тактика в отношении таких, как он, — спокойное дружелюбие. Можно даже лицемерно дать ему понять, что хотелось бы быть с ним поближе, только дела мешают. Подобным образом удастся в, достаточной степени удовлетворить его тщеславие, не подогревая азарта.

Из зеркала на Мегги смотрела роскошная женщина, несколько высокомерная, уверенная в своих чарах. Мегги долго искала этот образ, и он не раз выручал ее. Пусть черты ее остались прежними, но кто же в этой салонной львице узнает Марго Эштон, дочь полковника Геральда Эштона и невесту Рафаэля Уайтборна?

Грусть легла на сердце Мегги. Где же та порывистая девочка, такая открытая, честная, не умевшая совладать с собой? Именно это неумение обуздать себя и подвело ее тогда, когда от нее требовалось всего лишь немного терпения и чуть меньше гордости. Куда делась? Туда же, куда ушла ее юность и невинность.

К счастью, именно в тот момент, когда мысли Мегги приняли столь грустный оборот, вошла Инга, ее горничная, и объявила, что приехал герцог. Гордо вскинув голову. Марго отвернулась от зеркала. Долгая жизнь во Франции побудила ее перенять некоторые привычки французов, в том числе и любовь к бесплодным фантазиям, но все же в глубине души она оставалась прагматичной англичанкой, так что, к счастью, привычка к философствованию не успела войти в плоть и кровь.

Герцог, как всегда, был великолепен. Одетый в превосходно сидящий дорогой вечерний костюм, он вел себя столь непринужденно, словно на нем были старые бриджи и куртка для верховой езды. Если на него и произвел впечатление убор Мегги, то отреагировал Рейф весьма сдержанно. Предлагая ей руку, он, чуть, приподняв бровь, спросил:

— Так вы тот самый пострел, что сиганул из окна моей спальни прошлой ночью?

— А у вас в спальне были гости? — улыбаясь, спросила Мегги. Рейф вел себя столь непринужденно, что выбранная ею тактика поведения совершенно не годилась. — Какого же пола?

— Трудно сказать, — с улыбкой прошептал ей на ухо Рейф, когда они вышли за дверь. — У меня, к сожалению, не было возможности провести более детальное расследование.

Его карета — изысканное сочетание черного с глубоким красным, цвета бургундского, запряженная четверкой лошадей, — ждала их внизу. Каждую из дверей экипажа украшал герб Кэндоверов. Рейф помог Мегги войти и сам сел напротив нее.

Лошади зацокали по мостовой, и под эти звуки Мегги попросила обращаться к ней как к Магде.

— Полагаю, ты мог бы называть меня Мегги, поскольку ты англичанин, — добавила она, — но никогда не зови меня Марго. Сам понимаешь, это может вызвать у окружающих любопытство, которое способно все испортить.

— Мне будет трудно, — ответил он, чуть улыбаясь, — но я постараюсь. Странно, когда ты была англичанкой, твое имя произносилось на французский манер, теперь, когда ты изображаешь из себя венгерку, тебя зовут добрым английским именем — Мегги.

— Если бы только в этом заключались все мои странности, — преувеличенно вздохнув, ответила Мегги.

— Смею спросить, в чем же остальные?

— Нет, не смейте, если вам дорога жизнь, ваша честь, — отрезала она.

Рейф не мог бы с уверенностью сказать, что повлияло на перемену настроения Мегги, но ее теперешнее поведение было намного лучше той круговой обороны, которую она занимала раньше.

— Зачем такая официальность, Мегги? Вместо «ваша честь» ты могла бы называть меня просто Рейф, дорогая, раз уж мы с тобой играем роль любовников.

— Не бойся. Уж я-то сумею сыграть, даже если ты забудешь.

Неожиданно перейдя на французский, Мегги добавила:

— Кстати, теперь мы можем разговаривать на языке страны, в которой находимся.

— Так это и есть французский с венгерским акцентом? — спросил он, с интересом прислушиваясь к ее голосу.

— Ну конечно! Разве я не венгерская графиня? — по-венгерски ответила Мегги и тут же на чистом французском добавила:

— Конечно, жаль моего безупречного французского. — Потом вдруг стала говорить с английским акцентом:

— Надеюсь, я не запятнаю себя позором, если буду говорить по-французски с английским акцентом, но все же лучше этого не делать.

Рейф слушал как завороженный, удивляясь, насколько легко она разговаривает на разных языках. И чисто парижский диалект, и английский акцент во французском были безупречны. Вероятно, и венгерский язык был передан так же точно.

— Какой же дьявол научил тебя этому? — спросил он.

— Не знаю, чей это дар — небес или преисподней, но у меня способности к языкам. Это вроде музыкального слуха, — пояснила она. — Я могу воспроизвести безошибочно любое произношение, только раз услышав. Там, куда мы сейчас направляемся, меня знают как венгерку, значит, и говорить я буду соответственно.

— Да уж действительно подарок природы, — восхищенно заметил Рейф. — Теперь я понимаю, почему пруссаки принимали тебя за свою, и итальянцы, и французы готовы были присягнуть лорду Стрэтмору, что ты одна из них.

— В самом деле? — засмеялась Мегги. — Вот она, обратная сторона медали! Не так уж хорошо иметь столько двойников в других странах. Всегда существует опасность встретить кого-то из предыдущих воплощений.

Карета остановилась, заняв место среди многих других экипажей, прибывших на прием. Вскоре они были уже у дверей британского посольства в числе других приглашенных. Великолепное здание было выкуплено герцогом Веллингтоном годом раньше у принцессы Боргесской, печально известной сестры Наполеона Паулины.

Поднявшись на цыпочки, Мегги, показывая взглядом на скульптуру у входа, шепнула Рейфу на ухо:

— Принцессу Боргес запечатлел в мраморе сам Канова. Когда один из друзей полюбопытствовал, как смогла она позировать обнаженной, та, невинно улыбаясь, ответила, что не испытывала никаких неудобств, поскольку в студии топили камин и было тепло.

Принимая предложенные Мегги условия игры, Рейф скользнул рукой под ее шаль и чувственным шепотом спросил, поглаживая бархатистую кожу:

— Неужели все, что говорят о принцессе, правда? Мегги вздрогнула, причем Рейф мог бы поклясться, что жест этот не был игрой и, засмеявшись глубоким будуарным смешком, ответила, опустив ресницы:

— Абсолютная правда. Говорят, она взяла в плен не меньше мужчин, чем ее брат, но только методы у нее были, как бы сказать, более интимные.

Мегги продолжила свой не слишком скромный комментарий, а Рейф с восхищением смотрел на ее блестящие глаза и полные, словно созданные для поцелуев губы Со стороны никто не усомнился бы в том, что эти двое — еще не успевшие надоесть друг другу любовники, одержимые взаимной страстью. Рейфу не приходилось играть, жар от полученного накануне сумасшедшего поцелуя все еще грел его, давая надежду на продолжение.

Бережно обняв за стройную талию, Рейф вел Мегги вперед. Обменявшись приветствиями с Кэстлри, Веллингтоном и прочими знаменитостями, Рейф со спутницей прошли в огромный бальный зал. Гости прогуливались, оживленно разговаривая.

Мегги держалась поближе к Рейфу, не отпуская его руки: он, казалось, был на короткой ноге с большинством присутствующих. Не меньше часа они только и делали, что здоровались с очередными знакомыми, не упуская при этом возможности пригубить прекрасное шампанское.

От Рейфа не ускользали завистливые и любопытствующие взгляды мужчин, гадающих, как за такой короткий срок ему удалось завоевать сердце столь очаровательной дамы. Льстили самолюбию и взгляды женщин, явно завидовавших его удачливой партнерше.

Как удается Мегги быть столь непохожей на англичанку? Да, у нее действительно по-восточному высокие скулы, и жестикулирует она живо, так, как принято на континенте, но ведь этого мало…

Случайно один неловкий гость, кого-то искавший в толпе, прижал Мегги к Рейфу, и тот уловил ее запах. Может быть, именно он был частью ее ауры: не легкое цветочное благоухание Англии, а куда более сочный, густой аромат, навевавший воспоминания о Великом Шелковом Пути, о пышных садах благословенной Персии. Запах, этот изначально присущий человеку код, по которому мы воспринимаем человека не умом, а инстинктом, создавал вокруг нее некую тайну — неразгаданную тайну Востока.

Мегги не нарушила обещания и вела себя с Рейфом так, что он и сам поверил, будто у них роман. Платье из кораллового шелка настолько ладно облегало фигуру, нежно лаская ее тело, что ему чертовски хотелось последовать его примеру. Едва она поднимала на Рейфа подернутые поволокой глаза, как бы невзначай прикасалась к нему, он с трудом сдерживался, чтобы не увести Мегги куда-нибудь в укромный уголок, подальше от чужих глаз. Будь на ее месте другая, давно бы уже сделал это. Но он боялся оказаться смешным, в который уже раз напоминая себе, что происходящее между ними всего лишь игра.

Почувствовав, что ему необходимо успокоиться, Рейф заметил, что в их на первый взгляд беспорядочном перемещении была на самом деле система. Мегги выбирала маршрут так, чтобы они оказались поближе к высокому военному в форме полковника прусской армии.

Мужчина стоял в гордом одиночестве, прислонившись к стене. Волосы его, светлые словно лен, при свечах казались седыми. Полковника можно было назвать красивым, если бы не брезгливая гримаса на лице. Казалось, пруссак презирает здесь всех и вся. Изредка он кивал то одному, то другому, но ни с кем не вступал в непринужденную беседу.

— Это Ференбах? — тихо спросил Рейф.

— Да, — ответила она, обернувшись. Их губы почти встретились, и Мегги, вспыхнув, отшатнулась.

Словно не заметив этого неосторожного, не укладывающегося в их сценарий жеста, Рейф спросил:

— Ты его знаешь?

— В общем-то нет. Мы были представлены друг другу, но его редко можно увидеть на подобных сборищах. Сегодня он пришел только потому, что бал дается в честь маршала Блюхера.

— Полковник Ференбах? Как приятно вновь с вами встретиться! — радостно воскликнула Мегги, когда они оказались вблизи гордого военного. Протянув ему руку, она представилась:

— Я графиня Янош. Мы с вами познакомились на военном смотре русских, вы не помните?

По всей видимости, полковник не помнил об этой встрече, но руку все же вежливо поцеловал. Подняв глаза и увидев в глубоком декольте платья то, что Мегги столь умело подчеркнула нарядом, он несколько растаял. Рейф был рад: Ференбах — настоящий мужчина.

Мегги представила своего спутника, и полковник отвесил ему вежливый поклон. От льдисто-серых глаз Ференбаха повеяло холодом. Рейф невольно по-, ежился. Этот человек и в ад пойдет с высоко поднятой головой и ни перед кем не согнет спину.

Мегги посмотрела вокруг, стараясь отыскать взглядом маршала Блюхера.

— Должно быть, служить такому полевому командиру, как ваш маршал, высокая честь. Равного ему не найдешь.

— Вы правы, — ответил полковник. — Маршал Блюхер — храбрый солдат и человек чести. Уловив подходящую тему, Мегги продолжала.

— Жаль, что его роль в битве при Ватерлоо еще недостаточно оценена. При всем мастерстве Веллингтона никто не мог бы поручиться за исход, не подоспей ему на помощь маршал Блюхер.

Рейф забеспокоился, как бы Мегги, увлекшись, не перегнула палку, но опасения были напрасны: Ференбах смотрел на нее с явным одобрением.

— Вы все очень верно чувствуете, графиня. Веллингтон раньше ни разу не встречался с императором, так что вполне возможен был и другой исход: победа императора, а не поражение.

Рейф почувствовал, что его гордость и патриотические чувства задеты. Веллингтон ни разу не проигрывал сражений, битва при Ватерлоо была практически выиграна к тому моменту, как Блюхер, уже около семи вечера, появился на поле брани. Однако мудро предпочел промолчать.

Мегги между тем продолжала расточать комплименты военному гению Пруссии.

— Говорят, будто Блюхеру доложили, что ему все равно не поспеть вовремя и даже не стоит пытаться.

— И это правда, — ответил полковник, как бы снова возвращаясь к жизни, — но маршал отказался слушать эти речи. Больной, он предпринял марш-бросок и сдержал данное Веллингтону слово. Ничто — ни небеса, ни преисподняя — не могло его сдержать.

— Вы были с ним?

— Да Мне выпала эта честь. Маршал — настоящий мужчина, человек слова, — полковник запнулся, глаза его блеснули холодным огнем, — не то что эти лживые французские сволочи.

Мегги пожала плечами.

— Не стоит всех французов стричь под одну гребенку. И среди них есть люди чести.

— Неужели? Имея короля, предавшего собственный народ, бежавшего из собственной столицы и пробравшегося назад в поезде союзников? С предводителями типа перевертыша Талейрана?

Гнев полковника набирал обороты. Голос его буквально звенел от злости.

— Франция встала за корсиканца, вернувшегося с Эльбы, и заслуживает возмездия. Земли ее нужно поделить между другими нациями, народ должен получить по заслугам, само слово «Франция» надо стереть с карты Европы.

Рейф был поражен силой ненависти полковника к французам Пожалуй, он и вправду представлял опасность с его неуемным желанием стереть в порошок любого вставшего у него на пути француза.

— Ну разве человечество ничему не научилось за последние две тысячи лет? — мягко возразила Мегги. — Неужели наш удел — вечное мщение и неспособность прощать?

— Вы — женщина, — презрительно пожав плечами, сказал полковник. — Женщины в подобных вопросах не разбираются.

Решив, что он и так долго молчал, Рейф вмешался в разговор:

— Я здесь — сторона нейтральная, но и я согласен с графиней в том смысле, что вендетта — не лучший выбор. Унизить оппонента — все равно что нажить себе смертельного врага. Разумнее помочь ему подняться и тем самым сохранить его достоинство Ференбах перевел пронизывающий взгляд на Рейфа — Вы, англичане, помешались на своей спортивной чести и правилах справедливой игры, — с сожалением произнес он. — Но то, что хорошо для бокса и гольфа, не всегда подходит к войне. Французы помогли моему народу узнать, что такое грубость и варварство, и мы прекрасно запомнили преподанный урок. Были бы вы столь беспристрастны, если бы сжигали вашу землю и убивали членов вашей семьи?

Прочитав на лице пруссака сильнейшее страдание, Рейф не решился дать ему заранее подготовленный ответ.

— Хотелось бы верить, что было бы так, — тихо ответил он, — но ручаться за себя не могу.

Полковник наконец сбросил свою несносную маску, и напряжение тут же спало.

— Я рад, что вы способны сомневаться, — по-человечески тепло ответил полковник. — Судя по моему общению с другими британцами, это качество у вас — редкость.

Эту фразу можно было принять и как оскорбление, но Рейф предпочел обойтись без комментариев. Тихонько погладив руку спутницы за спиной, он жестом спросил, не пора ли ретироваться.

Однако еще до того, как троица разошлась, к ним подошла женщина. Невысокая, с хорошеньким лицом в обрамлении каштановых кудряшек, чуть полноватая, она казалась скорее чувственной, чем элегантной, однако платье из голубого атласа своим покроем выдавало в ней стопроцентную француженку.

— Элен, дорогая, ты выглядишь просто прекрасно! Как долго мы не виделись, — тепло поприветствовала подошедшую Мегги.

Бросив на полковника быстрый взгляд, Элен поцеловала Мегги в щеку.

— Я рада встрече, Магда. Только сегодня я вернулась в Париж.

Голос у женщины оказался столь же приятным, как и ее лицо. Протянув руку Рейфу и приняв положенный в таком случае поцелуй, француженка обернулась к пруссаку.

— Ас господином Ференбахом мы уже знакомы. Полковник еще сильнее напыжился.

— Да, действительно, — сказал он таким тоном, каким можно только сказать: «Что вы! Никогда!"

Чувствовалось, что между этими двумя что-то есть. «Интересно, что», — подумал Рейф.

Не успела мадам Сорель, а именно так отрекомендовала ее Мегги, вставить слово, как полковник, поспешно сославшись на то, что его ждет маршал, ретировался.

Глядя на его быстро исчезающую в толпе несгибаемую спину, Мегги не удержалась от вопроса:

— Элен, скажи на милость, что ты с ним сделала, что он несется от нас во весь опор?

Мадам Сорель повела плечом, являя глазу обольстительные окружности.

— Да так, ничего. Мы несколько раз встречались по разным поводам. Он всегда смотрит на меня так, будто я — сам Бонапарт, а потом уходит. Кто знает, что у него на уме? Да и вообще, Ференбах ненавидит все французское.

Хитро прищурившись, Мегги спросила:

— Но ведь он мужчина ничего себе, так?

— Он не мужчина, он пруссак, — отрезала Элен. После дежурного обмена репликами подруги расстались, заговорщически улыбнувшись друг другу.

Рейф заметил, с какой жадностью наблюдают за передвижениями Элен мужчины в зале. Когда она отошла достаточно, чтобы не услышать его слов, он спросил.

— Что это за история? И вообще, ты что-нибудь понимаешь?

— Трудно сказать, — задумчиво протянула Мегги, — хотя кое-какие догадки имеются. — Запнувшись на мгновение, она быстро сверкнула глазами и бросив «Подожди, я сейчас вернусь», скрылась в направлении дамской комнаты.

Провожая Мегги взглядом и невольно сравнивая ее с мадам Сорель, Рейф не мог не удивиться тому, отчего следом за его партнершей не устремилась целая толпа мужчин.

Приятные размышления были прерваны появлением Оливера Нортвуда.

— Привет, Кэндовер! А ты быстро работаешь, как я погляжу. Всего три дня в Париже, а уже сумел окрутить графиню. — Рейф заметил контраст между веселостью тона Оливера и злобным выражением его лица. — Наверное, графиня не из тех, кто долго ломается перед кавалером с деньгами.

— По всей видимости, ты с этой дамой не знаком, — ответил Рейф с холодной надменностью.

— После того как ты назвал ее имя, я навел кое-какие справки. Никто не мог сказать мне ничего вразумительного Известно лишь то, что она вдова, причем вполне респектабельная и привыкшая жить на широкую ногу. — И, многозначительно подмигнув, добавил:

— Она преуспела, заставляя других расплачиваться за свои удовольствия.

С огромной радостью Рейф заехал бы Норвуду по физиономии, но вместо этого спросил:

— И что еще ты о ней узнал?

— Говорят, она стоит того, что за нее платят, и даже больше. Однако об этом ты должен знать лучше меня, не так ли?

Развязность бывшего однокашника раздражала Рейфа сверх всякой меры. Но в словах его был резон. В конце концов, Мегги была шпионкой, а как еще можно заставить мужчину проболтаться, если не делить с ним подушку? Кроме того, надо было себя содержать, и едва ли британское правительство много платило ей, чтобы так хорошо жить. И дом, и гардероб требовали уйму денег. Ведя жизнь, как и многие красивые женщины высокого полета, привыкшие получать драгоценности в обмен на ласки, она преследовала и другие, более благовидные цели. Кто же осудит ее за этот самый простой и удобный путь?

Странно, насколько легко он поверил в то, что Мегги — шлюха. По крайней мере гораздо естественнее было видеть в ней дорогую проститутку, чем предательницу.

Сидя за туалетным столиком, Мегги слегка припудривала лицо, и вдруг за спиной услышала французскую речь с сильно выраженным английским акцентом.

— Ну как вам Кэндовер? Он щедр? Мегги изумленно обернулась к женщине, прихорашивающейся за столиком позади нее.

— Простите, что вы сказали? — спросила она как можно спокойнее.

— Это я должна просить у вас прощения за такую смелость, — в замешательстве ответила девушка, — но мне показалось… Со стороны кажется, что вы с Кэндовером ведете себя так, будто…

Молодая женщина зарделась и взмахнула рукой. Только сейчас она поняла, насколько бестактным был ее вопрос.

На смену удивлению пришло болезненное любопытство, граничащее с раздражением.

— Из вашего замечания я поняла, — едко заметила Мегги, — что вы близко знакомы с герцогом, не так ли?

Девушка кивнула. Ей, должно быть, лет двадцать пять, не такая уж девочка, но непосредственный взгляд и манеры молодили ее.

— Меня зовут Синди Нортвуд, — представилась непрошеная собеседница, — Рейф был… очень добр ко мне раньше, в самом начале нашего брака, когда я особенно нуждалась в участии.

— А теперь, надо полагать, вы счастливы в супружестве и получаете все причитающееся вам участие от мужа?

— Нет, — ответила Синди, и ореховые глаза ее потемнели, — сейчас мой брак для меня ничто, и все, что мне нужно, я получаю в другом месте.

Мегги сочувственно вздохнула. Вот они — розы и шипы ее дара располагать к себе людей. Не в первый раз с ней делились самым сокровенным практически незнакомые люди в надежде получить добрый совет или хотя бы сочувствие.

Такой талант — находка для шпиона, но стоит задаться вопросом: хочет ли она выслушивать откровения о герцоге Кэндовере из уст его бывшей любовницы? Тем не менее Мегги, решив, что так будет удобнее обеим, представилась:

— Меня зовут Магда. Я графиня Янош, хотя, наверное, вы уже в курсе.

— Конечно. Вас тут, кажется, всякий знает. Я восхищена вами. Вы с Рейфом просто блестящая пара. И он, кажется, увлечен вами всерьез, не то что другими женщинами.

Ну разве можно обижаться на столь искреннее выражение восхищения? И все же Мегги предпочла заметить:

— Вы понимаете, насколько двусмысленна ваша реплика?

Синди снова вспыхнула.

— Ах, мой противный язык! Мама моя умерла, когда я была еще маленькой, а отец учил меня выражать мысли вовсе не так, как подобает женщине. И… и моему другу майору Бреверу тоже нравится моя манера разговаривать. Он говорит, что я не навожу тень на плетень, подобно другим женщинам. Честное слово, я не хотела вас оскорбить, — прижав руку к груди, добавила Синди.

И все же Мегги была заинтригована. Рассчитывая на искренность собеседницы, она решилась спросить:

— Кэндовер имеет все, о чем мог бы мечтать человек: титул, богатство, ум, воспитание, а обаяния ему хватило бы на троих. Так почему вы думаете, что он не слишком счастлив?

— Мне казалось, будто ему всегда скучно. Такое впечатление, что его не очень интересует то, чем он занимается. Хотя, конечно, — добавила Синди грустно, — Кэндовер мог вести себя так только со мной. Я знаю, ему никогда не было интересно в моем обществе, едва ли я для него достаточно умна и воспитана. Кэндовер был со мной лишь потому, что в это время не нашел себе кого-то получше.

Мегги внимательно, но с недоверием слушала Синди. Не слишком ли много эта девочка готова рассказать первой встречной?

— Миссис Нортвуд, вы не должны рассказывать о таких вещах незнакомке.

— Нет, не должна, — согласилась Синди, — но с тех пор как я попала в Париж, я и так наделала немало глупостей, и у меня появилось странное чувство, что чем хуже я себя веду, тем лучше. — Гордо вскинув подбородок, Синди добавила:

— Графиня Янош, мне искренне жаль, если я вас обидела. Надеюсь, вы поверите мне, если я скажу, что желаю вам и герцогу Кэндоверу счастья. Я желаю всем только хорошего, всем, кроме моего мужа.

С этим Синди ушла, сохраняя достоинство. Размышляя о странном разговоре, Мегги покачала головой. Вот уж кому точно грозит опасность, так это Синди Нортвуд.