На следующее утро Мегги получила записку от Элен Сорель — в ней говорилось о том, что некий французский офицер набирает добровольцев, которые за небольшую плату взялись бы убить герцога Веллингтона. Поскольку этот идиот делал предложение на глазах у многих свидетелей, его немедленно арестовали.

Криво усмехнувшись, Мегги отложила записку. Таких заговорщиков в Париже пруд пруди, но глупцы вроде того француза опасности не представляли.

Однако ее дела, надо признать, стояли на месте. Роберт заходил накануне поздно вечером рассказать о своих расследованиях, но прийти к определенному выводу так и не удалось. Слишком много подозреваемых, слишком мало времени…

Как ни старалась Мегги сложить мозаику из отрывочных сведений, которые удалось добыть, четкой картины не получилось. Оставалось только продолжать начатое. Может быть, генерал Росси внесет какую-нибудь ясность.

Даже любимое зеленое платье, выбранное для бала у Оркова, не могло поднять ее настроение. Мегги подавленно молчала, пока горничная делала ей прическу, собирая каскад золотых кудрей на затылке. Честно говоря, причиной дурного настроения был не только застой в делах. Интересно, какую роль в этом сыграл Рейф.

Мегги верила в его лучшие намерения относительно их общей миссии, но добрые помыслы — это все, на что она могла рассчитывать с его стороны. Как шпион Рейф был совершеннейшим профаном, нечто вроде шлюпки, забытой на палубе: в шторм от нее никакой пользы, одна опасность. Утверждение, что играть в любовь можно, не загораясь у ее огня, оказалось софистикой. Уж слишком тонкая оболочка отделяла от пламени. Что касается Рейфа Уайтборна, то для него такая игра оказалась по силам.

Вошла Инга доложить о приезде герцога. Надо продолжать игру. Придав лицу кокетливое выражение, Мегги вышла навстречу Рейфу. Как и любая другая на ее месте, Мегги в первую очередь оставалась женщиной и только во вторую — шпионкой. Встретив восхищенное выражение его глаз, она почти забыла о неприятностях по шпионской части.

— Графиня, вы сегодня великолепны. Спасибо, что прислушались к моему совету и выбрали именно это платье. Оно очень подходит.

— Подходит к чему?

Рейф протянул ей маленькую, обитую бархатом коробочку.

Мегти открыла ее и замерла. На черном бархатном ложе покоились изумрудное ожерелье и серьги необычайной красоты. Камни безупречной формы, светящиеся изнутри, была оправлены в золото. Все вместе создавало ощущение воздушности, и в то же время Мегги понимала, что камни, каждый из которых весил несколько карат, стоили баснословно дорого.

— Ради чего все это, Рейф?

— Ради тебя, конечно.

— Я не могу принять такой дорогой подарок. Люди подумают, что я…

— Что ты — моя любовница? А разве не в этом цель, моя дорогая?

Голос его, глубокий и сочный, был полон нежности, и Мегги в какой-то момент страстно пожелала, чтобы их игра перестала быть игрой, но сумела отогнать эту предательскую мысль прочь. Пусть ее влекло к нему как ни к кому другому, но, подчиниться воле этого самонадеянного вельможи значило бы для нее подписать себе приговор. Нет, ни за что. Разбитая жизнь — вот расплата за то, что, может быть, принесет немало приятных минут им обоим. Мотивы его королевской щедрости ясны, но она — не приз, чтобы вручать себя победителю.

Мегги захлопнула коробочку и вернула ее владельцу.

— Нет смысла предоставлять свету доказательства нашей близости в виде королевских подарков.

— Ты не права, — как можно спокойнее возразил Рейф, — в Париже сейчас половина лондонского высшего света, и для них не секрет мои привычки. Я всегда дарил подарки своим подругам. Люди не поймут, если для тебя будет сделано исключение.

— Ничего себе подарочек! — возмущенно воскликнула Мегги. — Да на такие деньги можно купить половину графства в Англии!

— Ты преувеличиваешь, дорогая. Не больше четверти, да и то самого небольшого.

Улыбка его была столь заразительной, что и Мегги не удержалась.

— Отлично, — улыбаясь, согласилась она, — я приму от тебя этот подарок, но как только маскарад закончится, ты получишь его обратно. Прибережешь его у себя, пока не подыщешь следующую любовницу. Ее и наградишь за труды.

Взяв из ее рук коробочку, Рейф повел Мегги к трюмо, расположенному между двумя окнами. Встав у нее за спиной, он осторожно расстегнул простенькое ожерелье, украшавшее шею Мегги.

— Эта вещь не каждой подойдет. Лучше всего она будет смотреться на женщине, чьи глаза так же переливаются зеленым, как и эти изумруды.

Рейф вынул ожерелье из коробочки.

— Только та будет выглядеть королевой в этом, как ты сказала, королевском подарке, кто сможет держать себя как королева. Не могу представить в нем никого, кроме тебя.

Рейф примерил ей ожерелье, теплое прикосновение его рук казалось особенно волнующим по сравнению с холодом камней. Сильно декольтированное бальное платье открывало шею, плечи, приоткрывало грудь. Пальцы Рейфа скользили по обнаженному телу, и Мегги почувствовала себя совершенно голой. Желание зрело, требуя выхода. Когда ей было восемнадцать, тот же самый мужчина пробудил в ней первые ростки чувственности, а сейчас ее чувства к нему только усилились.

Мегги подняла глаза, и взгляды их встретились в зеркале. Рейф опустил руки на ее столь соблазнительные плечи и заговорил серьезно, без насмешки, откровенно и прямо:

— Марго, давай забудем о прошлом и станем наконец самими собой. Меня влечет к тебе, как ни к какой другой женщине. Быть с тобой рядом и не коснуться тебя — самый простой путь к безумию.

Он медленными круговыми движениями провел пальцами по ее затылку.

— Я хочу тебя и знаю, что и ты желаешь меня. Так почему бы нам и вправду не стать любовниками?

Он больше не был тем циником, каким стал с годами. Рядом стоял Рейф ее юности, тот самый, кого она так любила когда-то. Сердце потянулось к тому, что было у них давным-давно и что они потеряли. Собрав в кулак остатки воли, Мегги еле слышно сказала:

— Это будет ошибкой.

Наклонившись над ней, он поцеловал ей мочку уха, выглядывающую из-под каскада золотых волос, затем коснулся губами шеи. Ладони его нежно скользнули по обнаженным рукам женщины. Сомкнув их на ее талии, он с силой прижал Мегги к себе. Она вскрикнула, не в силах сдержать переполнявшего ее возбуждения.

— Мы взрослые люди, достаточно взрослые, чтобы знать, чего мы хотим. Кому будет от этого плохо? — добавил он, переходя на шепот. Густой, бархатный голос вибрировал, вызывая в ней ответную дрожь. — Я знаю, что нас ждет редкое наслаждение.

Руки его скользнули вверх, к ее груди. Медленно он сжал упругие полукружия в ладонях, почувствовал, как напряглись и отвердели соски.

Непроизвольно она прижалась бедрами к ногам Рейфа. Ощутив, как вжалась в нее его твердая плоть, Мегги едва смогла сдержать стон.

— Нет, прошу тебя, — выдохнула она, — не надо. Правая рука его углубилась в вырез платья, лаская соски, левая — опустилась туда, где смыкаются бедра.

— Нет? — спросил он, отыскивая опытными руками самые чувствительные места. — Ты говоришь одно, а тело твое — совсем другое.

Да, он был чертовски прав, и огонь, сжигавший тело, едва ли уступал по ярости пламени, бушевавшему в ее сознании. Конечно, она хотела его. Воля ее ослабела от желания, и Мегги уже была на грани того, чтобы послать к дьяволу и прошлое, и будущее и позволить ему любить ее прямо сейчас, в этом безумном, волшебном настоящем.

Но Мегги прошла уроки выдержки в самой жестокой из школ и держать себя в руках умела. Как бы ни хотелось ей все забыть, она понимала, что следом за счастьем наступит горькое разочарование, а с нее было довольно боли. Нельзя снова влюбиться в Рейфа. Однажды, потеряв его, она чуть было не потеряла себя. Что будет, если она согласится стать его любовницей? Выгадает для себя неделю счастья? Ну пусть не неделю — месяц, два… А потом долгие годы смертной муки?

Но где найти силы, чтобы сказать «нет»? Надо, надо собраться и положить конец…

— Я обещаю тебе хорошо платить, — шепнул на ухо Рейф. — Изумруды — это только начало. Итак, он хочет сделать ее своей любовницей. Желание перешло в ярость, достаточную для отпора. Отскочив от Рейфа, она, словно обороняясь, прикрылась рукой.

— «Нет» значит «нет», если бы я хотела сказать «да», так бы и сделала!

Резко отвернувшись, Мегги задела его локтем, угодив ему прямо в солнечное сплетение, да еще с такой силой, что он потерял способность дышать. Хватая ртом воздух, Рейф отступил.

В смятении Мегги отошла к зеркалу, цепляясь побелевшими пальцами за трюмо.

— Прости, — выдавила она, — я не хотела тебя ударить.

Рейф выпрямился, стараясь вернуть дыханию обычный ритм. Серые глаза его не были холодны, как обычно. Они горели гневом, даже больше чем гневом. Мегги не представляла, что он способен ударить женщину, но в этот момент уверенность ее как-то пошатнулась. С опаской взирала она на мощные плечи и сильные руки атлета. Мегги ранила его гордость, и вероломство этого поступка не шло ни в какое сравнение с болью от предательского удара локтем.

— Считай, что ты легко отделалась, — процедил Рейф, отдышавшись. — Будь ты мужчиной, тебе бы не поздоровилось.

— Будь я мужчиной, не возникло бы и такой ситуации, — резонно заметила Мегги с едва заметной дрожью в голосе.

Рейф понемногу остывал.

— Полагаю, ты права, я довольно разборчив в своих пристрастиях.

Несмело улыбнувшись, Мегги спросила:

— Ты простишь меня, если я пообещаю больше тебя не бить, за исключением тех случаев, когда у меня действительно будет в этом нужда?

Рейф вынужден был ответить улыбкой.

— Прощаю.

Мегги опустила глаза, нервно натягивая перчатки. Рейф видел, что его визави сильно переживает из-за случившегося, и уже одно это внушало оптимизм. И все же он чувствовал себя несколько виноватым из-за того, что, не удержавшись, обидел ее.

Мегги посмотрела на Рейфа, и его расчеты рухнули как карточный домик. В зеленоватой, подернутой дымкой глубине ее глаз он увидел отвагу и ранимость чувствительной души и со всей остротой внезапного прозрения осознал, что вовсе не графиню, сводящую его с ума, жаждет он, а ту девочку, которую звали Марго Эштон.

В тот момент Рейф отдал бы и герцогство, и половину своего состояния за то, чтобы перевести часы назад, когда любовь их не знала осложнений, когда они были почти детьми. Увы, время нельзя повернуть вспять, но девочка, которую он любил, все равно жила где-то внутри Мегги, шпионки с холодным сердцем. И если в человеческих силах вытащить на свет ту, прежнюю Марго, он это сделает.

С удивлением Рейф обнаружил, что не переставал думать о ней как о Марго, о той, какой она была, или такой, какой хотел ее видеть.

— Ну почему ты противишься, чтобы я звал тебя Марго? — спросил он.

Она ответила ему долгим-долгим взглядом. Ее глаза скрывали какую-то непостижимую тайну. Наконец Мегги заговорила, заговорила так, будто каждое слово давалось ей с великим трудом:

— Быть Марго мне очень, очень больно. Этим было сказано все и ничего, но интуиция подсказывала Рейфу, что сейчас не время для расспросов. Выдержав паузу, он вымолвил:

— Пора ехать на бал. Нас ждет охота на генерала.

— Совершенно верно, — ответила Мегги, снимая у зеркала свои серьги и надевая вместо них — изумруды. — Как только наша миссия кончится, ты получишь назад эти безделушки. — Театральным жестом обернув вокруг плеч кашемировую шаль, она повернулась к нему, превратившись вновь в графиню Янош. — Так мы едем?

Рейф предложил ей руку, поздравив себя с тем, что ему удалось подавить желание снова ее обнять. И все же, помогая Мегги сесть в экипаж, он не удержался и дотронулся рукой до золотистой пряди. Нежный шелк скользнул по его пальцам словно паутинка, и ему всем сердцем захотелось уткнуться в это мягкое душистое золото.

Рейф хотел ее сильно, как никогда, но она оказалась куда менее доступной, чем он предполагал. Герцог думал, что Мегги отдастся страстному порыву без особых раздумий, подобно красавицам из общества, с которыми ему доводилось иметь дело. Однако он ошибся.

Но Рафаэль Уайтборн не привык мириться с поражением, не сделает этого и на сей раз. Должна быть дорога к ее сердцу, и он, видит Бог, ее найдет.

Бальный зал князя Оркова был украшен с варварской роскошью его восточной родины, даже ливрейных лакеев одели в наряд евнухов. В примыкающей к залу комнате давала представление танцовщица из Египта. То, что она показывала, выглядело несколько вызывающе даже для ко всему привычного Парижа.

Вместо того чтобы переживать, что дело о раскрытии заговора не сдвинулось с мертвой точки, Мегги просто отдыхала. Хозяин держал ее руку и заглядывал в глаза с чисто славянской чувствительностью, но, к счастью, он был слишком занят сегодня, чтобы посвятить ей себя целиком.

Всю первую половину вечера Рейф оставался подле Мегги, превосходно играя роль по уши влюбленного обожателя, так, будто и не было травмирующей сцены перед балом. Честно говоря, для герцога этот эпизод вряд ли мог иметь какие-то неприятные последствия, поскольку вокруг было полно красивых женщин, с удовольствием готовых вернуть его к жизни. Стоит только подождать второй половины вечера.

У Мегги мелькнула мысль о том, чтобы позволить ему пройти до конца тот путь, на который он так стремился. Едва рухнет стена неприступности, так влекущая его к ней, как Рейф заскучает и будет искать удовольствия в других местах.

"Да нет, перестань же, — приказала она себе. — Все это — только уловка. Не сможешь ты разделить с ним постель без любви, а где чувства, там и душевная боль. Издержки будут невосполнимы. И так он довел тебя до того, что стоит только взглянуть на него, вспоминаешь прикосновение его губ и чувствуешь слабость в коленях».

Сегодня о деле думалось с трудом.

В толпе никак не удавалось отыскать генерала Росси, хотя он, как им сообщили, должен был быть на балу. Мегги уже начала волноваться из-за того, что они пришли зря, и тогда Рейф предложил разделиться: кому-нибудь из них двоих обязательно повезет.

Часы пробили полночь, накрыли ужин, приготовили танцевальный зал, а Мегги так и не нашла того, кого искала. Наконец она решила посмотреть его в группе гостей, наблюдавших за представлением восточной танцовщицы.

Женщина плавно изгибалась под аккомпанемент протяжной, тягучей мелодии. Такая музыка была непривычна для европейского слуха. В полумраке комнаты Мегги все же отыскала того, ради кого пришла на этот бал. Они не были представлены друг другу, но как-то его показали ей, и она запомнила этого человека настолько, чтобы сразу узнать.

Мишель Росси был роста небольшого и сложения хрупкого, однако чем-то он напомнил ей полковника Ференбаха. Надо сказать, что эти два человека, преуспевших на поле брани, шли к геройству разными путями. Пруссаку, аристократу по рождению, самой судьбой была уготована карьера военного, тогда как француз пришел в армию добровольцем и своего звания добился трудом. И тем не менее даже невооруженным глазом было видно, что они братья по духу, вояки по призванию.

Так накопил ли в себе Росси столько же ярости, сколько его прусский противник? Из всех трех подозреваемых бонапартист по своим убеждениям больше всего подходил к заговорщикам.

Мегги подошла к Росси и села с ним рядом, невольно задаваясь вопросом, как сможет она заговорить с ним, не будучи представленной. Генерал не отрывал взгляда от исполнительницы танца живота, а Мегги пристально смотрела на генерала.

Она никогда не видела подобных танцев, поскольку те немногие места, где исполнялись такого рода номера, были закрыты для женщин. То, что она увидела, заставило ее заморгать от удивления. Неужели это реально — вращать грудями в противоположных направлениях? Значит, действительно возможно — все происходило на глазах. Производимый эффект усиливался благодаря наряду со спиральным орнаментом. Танцовщица для европейских стандартов была тяжеловата, но тело ее, открытое взгляду, выглядело весьма натренированным.

Мегги, должно быть, даже присвистнула от удивления, потому что мужской голос у нее над ухом заметил:

— Весьма талантливая исполнительница, вы не находите?

Голос принадлежал Росси.

— Действительно, монсеньор, я даже не представляла, что человеческое тело способно вытворять такие вещи.

— Орков нанял ее из чистого любопытства, но он, похоже, не промахнулся. Это искусство достойно самой высокой похвалы.

— Вы называете искусством то, что видят в исполнении танца живота мужчины?

— Должно быть, вначале мужчинам приходят в голову мысли, далекие от искусства, — согласился Росси с улыбкой, — но поверьте мне, побывавшему в Египте и привыкшему к подобным танцам, очень скоро начинаешь относиться к ним именно как к искусству.

Мегги припомнила, что первый боевой опыт Росси получил во время египетской кампании Наполеона в 1798 роду, когда он был почти мальчиком. Да, генерал — человек бывалый.

— Полагаю, вы правы, — ответила она. Музыка закончилась, и взмокшая от пота танцовщица, откланявшись, покинула сцену. Зрители тоже разошлись, и Мегги с Росси остались вдвоем.

— Расскажите мне про Египет, — попросила она. Улыбка генерала потеплела.

— Незабываемая страна, где остановилось время. Страна пирамид. В их древность невозможно поверить, даже когда видишь так же ясно, как я вас сейчас. Мы смотрели на соборы, выстроенные пять столетий назад, и на нас веяло холодом веков. Их храмам во много раз больше лет. Вот где настоящая древность…

На мгновение генерал покинул бал, унесенный в прошлое воспоминаниями.

— Бонапарт провел ночь в самой большой из пирамид. На следующее утро, когда его спросили, что он видел, тот ответил, что не станет рассказывать, потому что ему все равно не поверят.

С горечью генерал добавил:

— В истории Египта французская оккупация не больше чем песчинка в пустыне, для французской истории Наполеон тоже может стать чем-то вроде песчинки.

— Пройдет тысяча лет, и для наших потомков ваши слова, возможно, покажутся справедливыми, — сухо заметила Мегги, — но для нас Наполеон был и остается крупнейшей фигурой века.

Росси насторожился, и Мегги почувствовала, что она зашла слишком далеко. Даже учитывая ее желание как можно скорее расположить генерала к себе, наверное, было рискованно высказывать столь явную симпатию его взглядам.

— Вы не француженка, мадам, — холодно заметил он, — и едва ли видите Наполеона в том же свете, в каком мы, французы.

Движимая желанием узнать истоки его убеждений, Мегги решилась спросить:

— Так что же Наполеон для Франции? Я — одна из тех, кому пришлось заплатить немалую цену за его амбиции. Так стоят они того или нет?

Генерал пристально посмотрел Мегги в глаза.

— Вы были правы, назвав его величайшим человеком эпохи. Когда он начинал, быть с ним рядом — это как… как стоять на ветру. Этот человек буквально источал жизненную энергию. В нем было больше силы и больше прозорливости, чем в любом из встреченных мною на жизненном пути умных и сильных людей. Да и сейчас ему не найдется равных.

— Слава Богу, — сказала она, не в силах сдержать горечь.

Подавшись вперед, Росси увлеченно заговорил:

— После революции все страны Европы ополчились на Францию. Моя страна должна была погибнуть, но этого не случилось. Бонапарт вернул нам силу и гордость. Мы были непобедимы.

— Но потом ваш император потерял всю армию. Сотни тысяч солдат, без счета мирных жителей. Слава Франции была растоптана. Однажды он сказал, что миллион жизней для него ничто, — возразила Мегги. — Когда Бонапарт вернулся с Эльбы, разве не вы были одним из тех, кто забыл присягу королю и пошел за Наполеоном?

Помолчав, Росси тихо произнес:

— Да, я был с моим императором. Поглубже вздохнув, Мегги напомнила себе, что должна держать под контролем эмоции.

— Вы считаете это правильным?

— Нет, — неожиданно ответил генерал. — Не скажу, что это было правильно, но я не мог поступить иначе. Наполеон был моим императором, и я готов был последовать за ним хоть в ад.

— Тогда вы получили то, что хотели. Говорят, при Ватерлоо был настоящий ад.

— Император был уже не тот, и пятьдесят тысяч солдатских смертей — тому подтверждение. Возможно, и я разделил бы их участь, но Бог готовил для меня иное.

Горькие складки на лице бравого генерала разгладились, и совсем с другим выражением он добавил:

— Быть может, я и не заслужил такого блаженства, но жизнь доказала мне, что война — это еще не все.

Довольно странное утверждение для военного человека. От дальнейших комментариев Мегги удержало появление в комнате двух новых лиц. Одним из пришедших был Рейф, другой — миловидная женщина с черными густыми волосами и заметно округлившимся животиком. Видно было, что она носит ребенка. Росси встал и совершенно преобразился, улыбнувшись.

— Магда, любовь моя, — начал Рейф, — разреши представить тебе мадам Росси. Она показала мне рисунки хозяина дома. Оказалось, что мы с ней родственники, хоть и дальние. Она родом из Флоренции, как и моя мать, так что наши семьи пошли от одной и той же прабабки.

Мадам Росси тепло поприветствовала Мегги. Одного взгляда на чету Росси было достаточно, чтобы догадаться, о каком благословении небес вел речь генерал. Видно было, что они страстно любят друг друга. Был ли генерал настолько привержен Бонапарту, чтобы рисковать собственным счастьем во имя заговора?

Мегги, к ее великому сожалению, допускала такую возможность.

Прежний разговор на столь животрепещущую тему, исполненный предельного напряжения, сменился светской беседой об искусстве. Все четверо оказались страстными поклонниками живописи и договорились о совместном посещении Лувра дня через три.

В зале заиграли вальс. Рейф подхватил Мегги, не спрашивая у нее разрешения. Скользя в головокружительном танце, она подумала, что мнение обывателей о моде на вальс недалеко от истины. Действительно, несмотря на то, что Рейф не прижимал ее к себе, сильное возбуждение охватило Мегги. И ритм, и движения весьма напоминали то, что называют занятиями любовью.

С великим облегчением Мегги узнала, что танец был всего лишь предлогом, когда Рейф вдруг спросил:

— Что ты решила насчет Росси? Мегги еще три такта сохраняла молчание, ответив, на четвертом:

— Он предан Франции и ее императору, и думаю, вполне может участвовать в заговоре, главная цель которого — возвести Наполеона на престол. Из всех подозреваемых у Росси наиболее реальные мотивы. К этому следует прибавить ум и стремление довести дело до конца.

— Но есть и другие соображения, перечеркивающие то, что ты сейчас сказала, — заметил Рейф, читая между строк.

— Только одно, — вздохнула Мегги. — Этот человек мне симпатичен. Начав почти с нуля, он достиг всего только благодаря собственным заслугам. Помимо военного мастерства, у него есть вкус. Хотела бы я, чтобы заговорщиком оказался Варенн, но, увы, скорее всего это именно генерал Росси.

— Тогда моя вновь обретенная кузина может остаться вдовой, — ответил Рейф, помрачнев. — Если Росси уже однажды нарушил клятву на верность Луи, малейшее подозрение, и он присоединится к маршалу Нею, ожидающему казни.

— Какие глупцы эти мужчины! — воскликнула Мегги. — У Росси — красавица жена, обожающая мужа всем сердцем. У него есть все, чтобы жить в достатке, довольстве, но нет, что-то толкает его на опасный путь.

— Мне Росси тоже понравился, — заметил Рейф. — Ты уверена, что он тот, кого мы ищем? Мегги покачала головой.

— Не знаю, ничего не могу утверждать. Может, он и не участвует в заговоре, но мне сдается, что замешан.

В такие моменты Мегги готова была возненавидеть свою работу. Слишком велика цена ошибки. Проще простого заподозрить невиновного, а с учетом того, насколько подозрительно сейчас относились к бонапартистам, малейшее подозрение — и человека отправят на эшафот.

Мегги угрюмо напомнила себе, что ставки в игре выше одной человеческой жизни и, если заговор будет осуществлен, в пожаре войны погибнет пол-Европы.

— Надо как можно скорее доложить о наших опасениях Кэстлри, — сказала она. — Время не ждет.

— Я уже отправил курьера к Люсьену, — ответил Рейф, — но по-моему, настало время для разговора с Кэстлри.

Привыкшая работать через посредников, Мегги сразу же встрепенулась. Однако Кэстлри, должно быть, осведомлен о ее секретной миссии и отнесется к предупреждению с должным вниманием. Если они с Рейфом переговорят с ним лично, серьезных последствий можно будет избежать.

— Мы должны встретиться с ним так, чтобы не возбудить подозрений у непосвященных, — сказала она.

— Это просто, — ответил Рейф. — Лорд и леди Кэстлри часто принимают у себя гостей, а я при всей моей скромности вполне могу быть в их числе. Ты, как моя любовница, будешь принята тоже. Так положено: джентльмены приходят в гости с дамами. Я встречусь с ним где-нибудь наедине и попрошу, чтобы он устроил ленч для избранного общества в неофициальной обстановке.

— Тебе стоит поторопиться, — мрачно сказала Мегги. — Шестое чувство мне подсказывает, что события не заставят себя ждать.

Музыка смолкла, и они отошли в сторону. Мегги готова была предложить уехать, как снова заиграли вальс, и к ним подошел Роберт. Скупо поприветствовав Рейфа, он поклонился даме, приглашая на танец.

Если не считать недоброй вспышки в глазах Рейфа, ничто не мешало Мегги принять приглашение. Для общества они с Робертом были всего лишь знакомыми, а добрым знакомым отказывать не принято. Улыбнувшись, она протянула ему руку.

— С удовольствием, мистер Андерсон. Послав Рейфу воздушный поцелуй, Мегги унеслась в вихре танца в объятиях Роберта.

За все годы самой тесной близости они ни разу не вальсировали. Роберт оказался блестящим танцором, но это не явилось для нее откровением — они слишком хорошо знали и чувствовали друг друга. С беззаботной улыбкой Мегги спросила его:

— Роберт, что-то стряслось?

— Послушай и сделай выводы. — Беспечное выражение лица никак не вязалось с тревожным, пристальным взглядом. — Один из моих осведомителей назвал имя главаря заговорщиков. Не имя, а скорее кличку — Ле Серпент.

— Ле Серпент? — сдвинув брови, переспросила Мегги. — Это имя мне ни о чем не говорит.

— Мне тоже. В Париже никто не носит подобных кличек. Мой информатор не знает, француз он или иностранец. Известно лишь, что Ле Серпент набирает наемников для осуществления заговора против одного из лидеров союзников.

Нет, эта информация для нее была новой.

— Я расспрошу о нем своих женщин. А что, больше никаких концов?

— Нет, только это. Но я думаю… — Роберт затих, когда они проплывали мимо пары, ведомой подвысившим русским, чей энтузиазм заметно превышал его возможности как танцора. Оказавшись от них на безопасном расстоянии, Роберт продолжил:

— Может статься, истоки прозвища нужно искать в родовом гербе. Человек, которого мы ищем, наверняка из стана сильных мира сего и предпочитает прикрывать свое оружие семейным щитом.

К его словам стоит прислушаться. Роберт обладал сильной интуицией, почти такой же, как у Мегги. Не в первый раз случалось так, что маленький факт помогал вытащить наружу целое дело. Очень часто Роберт оказывался прав.

— Весьма вероятно, — согласилась она, — я попробую выяснить, в чей герб так или иначе затесалась змея. Не думаю, что таких людей окажется много. Хорошо бы все-таки прийти к какому-то одному решению после всех сомнений.

Затем Мегги описала Роберту встречу с Росси и выложила свои подозрения.

Роберт внимательно слушал. Когда она закончила, он сказал:

— Попробую выяснить, нет ли за ним какой змеи. Мне кажется, мы с Божьей помощью уже подбираемся к раскрытию заговора. Только прошу тебя, Мегги, будь осторожна. Если верить моему информатору, Ле Серпент сродни самому дьяволу. Кем бы он ни был, этот человек чертовски опасен.

Музыка заканчивалась. На последних аккордах Роберт и Мегги остановились прямо около герцога Кэндовера. Поблагодарив за танец и пожелав доброй ночи, Андерсон удалился.

Мегги проводила его заботливым взглядом. Роберт, должно быть, устал не меньше ее, но, насколько она его знала, он сейчас не пойдет спать. Большую часть ночи проведет в самых злачных местах Парижа, отыскивая след Ле Серпента. Вот кого следовало бы предупредить об осторожности!

Поглощенная заботой о друге, Мегги даже не заметила, как помрачнел Рейф, наблюдая за ее взглядом.