Никлас проснулся с тяжкой головной болью, вполне естественной после вчерашнего. Неподвижно лежа с закрытыми глазами, он попытался вспомнить все, что с ним произошло. По-видимому, вечером камердинер Барнес уложил его в постель, предварительно надев на него ночную рубашку. Обычно Никлас предпочитал спать нагишом, но при данных обстоятельствах он вряд ли имел право на какие-либо претензии.

Он начал было поворачивать голову, по тут же остановился, почувствовав, что еще чуть-чуть — и она, пожалуй, отвалится. Да, вчера она перепил как последний дурак, и вот неминуемая расплата. Но все-таки жаль, что количество бренди оказалось недостаточным Для того, чтобы полностью стереть из памяти события вчерашнего дня. Вспоминая ту задиристую девицу, которая явилась к нему и неожиданно приняла его сумасшедший вызов, Никлас не знал, плакать ему или смеяться. Однако предвидя, что как рыдания, так и смех будут иметь самые печальные последствия для его бедной головы, предусмотрительно воздержался и от того, и от другого. Он не понимал, как мог ляпнуть вчера такую несусветную глупость, однако отрицать, что он и впрямь нагородил массу нелепостей, было невозможно — он слишком ясно помнил вчерашнюю беседу. Ему еще повезло, что мисс Клер Морган пришла без оружия: после всего, что он ей наговорил, она вполне могла бы решить, что ее долг доброй методистки состоит в том, чтобы избавить мир от такого ужасного аристократического паразита. При этой мысли Никлас едва не улыбнулся. В общем-то перепалка с Клер даже пришлась ему по вкусу, хотя он искренне надеялся, что по зрелом размышлении девушка почтет за лучшее остаться дома и их вчерашняя сделка потеряет силу. Право же, такая особа, как мисс Морган, может любого мужчину напрочь лишить душевного спокойствия.

Дверь спальни распахнулась, и возле кровати послышались чьи-то осторожные шаги. Наверняка это Барнес пришел проверить, проснулся уже хозяин или нет. Предпочитая, чтобы его оставили в покос, Никлас продолжал лежать с закрытыми Глазами, и вскоре шаги стихли.

Но ненадолго. Не прошло и пяти секунд, как на голову Никласа хлынула струя ледяной воды.

— Черт возьми! — завопил он, рывком садясь на кровати. Сейчас он убьет этого урода Барнеса, прикончит его на месте!

Но это был не камердинер. Открыв затуманенные похмельем глаза, Никлас узрел в своей спальне Клер Морган, которая стояла на безопасном от него расстоянии, держа в руке пустой фарфоровый кувшин.

Поначалу он подумал, что ему, должно быть, снится кошмарный сои, правда, необычайно ясный для сновидения, но потом до пего дошло, что ему никак не могли пригрезиться ни эта сладко-высокомерная усмешка на маленьком личике Клер Морган, ни холодная вода, пропитавшая его ночную рубашку.

— Какого черта вы это сделали? — грубо спросил Никлас.

— Ваше «завтра утром» превратилось в «завтра днем», — спокойно ответила она. — Я нахожусь в доме уже три часа, ожидая вашего пробуждения. За это время я успела выпить чашку чая, составить список всего необходимого для Пенрита и произвести предварительный осмотр дома с целью определить, что нужно предпринять, чтобы сделать его пригодным для проживания. Оказалось, довольно многое, как вы, надо полагать, и сами заметили. А может, и не заметили — мужчины нередко способны совсем не замечать то, что их окружает. Потом, чтобы хоть как-то разогнать скуку, я решила вас разбудить. Насколько я могу судить, именно так порой поступают любовницы, вот я и старалась по мере сил как можно убедительнее сыграть роль, которую вы мне отвели.

Она говорила с чуть заметным мелодичным валлийским акцептом, и голос, глубокий, грудной и чуть хрипловатый, чем-то напоминал хорошо выдержанное виски. Услышать такой голос у чопорной старой девы!.. Черт побери, эффект получился потрясающе эротическим. Желая привести се в замешательство, он сказал:

— Любовницы всегда будят меня с помощью более интересных способов. Хотите, я опишу вам некоторые из них?

— Нет, не хочу. — Она взяла с умывальника полотенце и подала ему.

Никлас вытер, как мог, мокрые волосы и лицо и промокнул рубашку. После чего, почувствовав, что обрел более пристойный вид, бросил полотенце Клер..

— И часто вы так напиваетесь? — поинтересовалась она.

— Очень редко, — брюзгливо ответил он. — Теперь я вижу, какую ошибку совершил, напившись именно вчера. Если б я тогда был трезв, мне не пришлось бы терпеть ваше общество на протяжении ближайших трех месяцев.

— Если вы решите отказаться от всей этой затеи, я не стану думать о вас хуже, — ответила Клер с деланно-застенчивым видом, в котором, однако, сквозило нескрываемое злорадство.

Никлас Невольно моргнул, услышав, как она бросила ему в лицо его же собственные снисходительные слова.

— Ну и острый же у вас язык. — Он начал пристально разглядывать ее и, удостоверившись, что от этого разглядывания Клер стало явно не по себе, докончил: — Это как раз то, что мне всегда нравилось в женщинах.

К его восторгу, она покраснела. Оскорбления, похоже, нисколько ее не обескураживали; однако комплименты и знаки мужского внимания явно выбивали из колеи. Приободрившись, он сказал:

— Разыщите моего камердинера и велите ему явиться ко мне с горячей водой для бритья. Потом распорядитесь на кухне, чтобы мне приготовили большой кофейник с очень горячим кофе. Через полчаса я спущусь к столу. — С этими словами он откинул одеяло и сел на край кровати.

Отведя взгляд, Клер проговорила: «Хорошо, Никлас», — и поспешно удалилась.

Когда дверь за нею закрылась, он довольно фыркнул. Если сила ее страсти окажется под стать силе характера, то в постели она будет просто превосходна!

Ступив босыми ногами па холодный пол, он задумался: а удастся ли ему соблазнить ее? Весьма вероятно, что нет; можно предположить, что ее неумолимая добродетель продержится дольше, нежели его терпение.

Однако попробовать, безусловно, стоит: игра предстоит весьма увлекательная. Негромко насвистывая, Никлас стянул с себя насквозь промокшую ночную рубашку и принялся обдумывать, когда и где он сорвет свой первый поцелуй.

Когда ровно тридцать минут спустя лорд Эбердэр появился в утренней гостиной, все следы его вчерашних чрезмерных возлияний уже совершенно исчезли. Если не считать его необычно смуглой кожи и чересчур длинных волос, он был полнейшим воплощением щеголеватого лондонского джентльмена. Взглянув на него, Клер решила, что предпочла бы видеть Никласа в прежнем затрапезном обличье; при виде его нынешнего одеяния ей стало неуютно: уж слишком зримо оно подчеркивало огромное различие в их социальном положении — одной стороны сиятельный граф Эбердэр, а с другой — скромная деревенская учительница.

Но тут она вспомнила, как он выглядел в ночной сорочке, с полуобнаженной грудью и облепленными мокрой тканью мускулистыми плечами. Нет уж, избави ее Бог от такого откровенного неглиже!

Не произнеся ни слова, она встала и налила ему чашку горячего кофе. Он, так же не нарушая молчания, осушил ее в три глотка и снова протянул ей. Вторая чашка была выпита почти так же быстро, как и первая. Третью он налил себе сам, после чего сел на стул, стоящий напротив Клер.

— Итак, вы можете начать свое изложение несчастий Пенрита, а также тех мер по их ликвидации, которые я должен предпринять.

Его нарочитая деловитость несколько озадачила девушку.

— Проблемы носят экономический характер и вызваны несколькими причинами, — радуясь, что приготовилась заранее, начала Клер. — Положение стало ухудшаться пять лет назад, когда ваш дед добился, чтобы парламент принял новый закон об огораживании. После того как общинные земли огородили, чтобы граф Эбердэр мог пасти там своих овец, множеству мелких фермеров пришлось переселиться в деревню, потому что они больше не могли кормить свои семьи, обрабатывая землю.

Рабочих мест в Пенрите немного, и почти все они сосредоточены на шахте. При таком наплыве дешевой рабочей силы ее управляющий тут же снизил заработную плату; кроме того, теперь он не считает нужным покупать новое оборудование и платить даже за самые элементарные меры по охране труда.

Прежде чем она смогла приступить к деталям, граф поднял руку, прерывая ее:

— Сколько людей погибло в шахте?

— За последние четыре года различные аварии отняли жизнь у шестнадцати взрослых мужчин и четырех мальчиков.

— Это весьма печально, однако разве такое положение дел не является естественным? Количество жертв не кажется мне чрезмерным. Работа в шахте всегда считалась опасной, и шахтеры, которых мне доводилось знать, гордились тем, что их труд требует большой силы и мужества.

— О да, они гордятся, — согласилась Клер, — но гордость не затмила их разум и не сделала их слепыми дураками. Условия труда в шахте Пенрита намного, намного опаснее, чем в других рудниках: все, кто там работает, считают просто чудом то, что в шахте до сих пор не произошла катастрофа. Но раньше или позже полоса везения кончится, и тогда погибнут десятки, может быть, даже сотни людей. — Хотя она пыталась говорить бесстрастно, голос ее дрогнул.

Пока она пыталась снова взять себя в руки, граф тихо сказал:

— Полагаю, в этой шахте погибли ваши друзья?

— Не только друзья, — Клер вскинула голову, и лицо се застыло. — Именно там погиб мой отец. Никлас был потрясен.

— Но какого черта преподобный Морган делал в шахте?

— Он делал там то же, что всегда, — свою работу. В тот день в одном из забоев обрушилась порода. Два человека погибли сразу, а третьего, члена нашей общины, завалило камнями, раздавив нижнюю часть его тела. Но он был жив и оставался в сознании. Он попросил позвать к нему моего отца, и пока другие шахтеры пытались освободить его из-под завала, отец держал его за руку и молился вместе с ним. — С трудом переведя дыхание, Клер закончила: — Потом произошел еще один обвал. Мой отец, шахтер, которого пытались вызволить, и один из спасателей погибли.

— Ваш отец до конца был верен себе, — мягко сказал Никлас. — Находите ли вы утешение в том, что его смерть была такой же, как и его жизнь, — мужественной и самоотверженной?

— Если это и утешение, то очень слабое.

Какое-то время он не знал, что сказать, потом спросил:

— Но почему вы обратились за помощью ко мне? Хотя земля, на которой находится шахта, и является моей собственностью, она отдана в аренду горнорудной компании.

Изменить положение вещей могут только владелец компании и его управляющий.

Губы Клер плотно сжались.

— Управляющий, Джордж Мэйдок, и слушать ничего не хочет. Поскольку он получает процент с прибыли, ему доставляет удовольствие класть в свой карман каждый лишний пенс, даже если из-за этого гибнут люди.

— А как же лорд Майкл Кеньон? Ведь шахта все еще принадлежит ему? Насколько я его знаю, он не из тех, кто остается глух к разумным просьбам.

— Мы не раз пытались связаться с лордом Майклом, но он не отвечает на наши письма и петиции. А поговорить с ним лично никому из нас не удалось, так как за последние четыре года он так ни разу и не приехал в нашу долину.

— Четыре года, — повторил Никлас, и на лице его промелькнуло странное выражение. — Интересный срок. Однако если ни Мэйдок, ни лорд Майкл не желают ничего менять в шахте, то что, по-вашему, могу сделать я?

— Вы можете поговорить с лордом Майклом, — убежденно сказала Клер. — Ведь он же ваш друг. Если вам удастся уговорить его сделать шахту более безопасной, одного этого, наверное, уже будет довольно.

— Майкл был моим другом, но за последние четыре года я ни разу не видел его. Более того, сказать по правде… — Никлас вдруг умолк и начал рассеянно крошить ломтик поджаренного хлеба. — В общем, я не имею ни малейшего представления, где он сейчас находится, и не знаю, смогу ли я на него повлиять. Возможно, его вполне устраивает теперешнее положение дел.

— Это и мне приходило в голову. — Понимая, что именно теперь наступил решающий момент, когда она наконец точно узнает, насколько далеко готов зайти граф Эбердэр, чтобы исполнить свою часть договора, Клер нервно вытерла взмокшие ладони о свою серую шерстяную юбку и сказала: — Если окажется, что с шахтой ничего нельзя поделать, то выход один — создать другие рабочие места. И вы вполне можете сделать это, причем без особого труда.

— Я так и знал, что у вас уже есть наготове план, — пробормотал Никлас, и, небрежно развалившись на стуле, скрестил руки на груди. — Продолжайте, мисс Морган.

— Начнем с того, что именно вы, милорд, являетесь самым крупным землевладельцем в долине, однако вы ничего не делаете для того, чтобы поощрить внедрение более передовых методов ведения сельского хозяйства. Ваши арендаторы до сих пор работают так же, как и во времена Тюдоров. А между тем новейшие достижения в области племенного животноводства и обработки почвы могли бы повысить благосостояние долины и создать много новых рабочих мест. — Она взяла со стола пачку бумаг и протянула ее Никласу. — Сама я не знаток сельского хозяйства, но внимательно изучала статьи по научной агрокультуре, применяемой в Англии, и отметила те методы, которые могли бы дать хорошие результаты в наших местах.

— Стало быть, на свете все же существует что-то, в чем вы не являетесь знатоком. — Бросив беглый взгляд на бумаги, граф опять положил их на стол. — Вывести местное сельское хозяйство из тьмы средневековья — тут работы хватит лет на десять или двадцать. У вас имеются еще какие-нибудь просьбы — на тот случай, если после всех этих трудов у меня все-таки останется немного свободного времени?

— Да, есть один крупный проект, который вы могли бы осуществить и который почти сразу же принес бы свои плоды, — пропустив его сарказм мимо ушей, спокойно ответила Клер.

— В самом деле? Продолжайте, мисс Морган. Я с нетерпением ловлю каждое ваше слово.

— Возможно, вы об этом запамятовали, по вам принадлежит старая шиферная каменоломня в дальнем конце долины. Хотя она уже много лет как заброшена, там вполне можно было бы опять начать добычу. — Она наклонилась вперед и постаралась придать своему голосу как можно большую убедительность. — Возобновление добычи шифера не только принесло бы вам прибыль, но и обеспечило бы работой тех, кто ее сейчас не имеет. В каменоломнях Пенрин, что в графстве Флинтшир, работает более пятисот человек, и их труд куда менее опасен, чем работа в шахтах. К тому же, если вы откроете каменоломню, Мэйдок вынужден будет улучшить условия труда в шахте Пенрита, чтобы не потерять своих лучших работников.

— Я хорошо помню эту каменоломню, — задумчиво проговорил Никлас. — Думаю, что добытым в пей шифером покрыта каждая крыша в долине. Однако достаточно ли шифера там еще осталось, чтобы разработки могли принести коммерческую выгоду?

— Все признаки указывают на то, что месторождение очень велико, а что до качества вашего шифера, то оно всегда было превосходным.

— Все признаки? — переспросил граф. — Полагаю, сие означает, что ради оценки запасов этого минерала вы незаконно вторгались в мои владения?

Клер неловко заерзала.

— Каменоломня находится очень близко от пролегающей через ваши земли общественной дороги.

— Надеюсь, вы не распугали моих овец. — Он в раздумье сдвинул брови. — Когда имеешь дело с шифером, самое главное — найти способ доставить его туда, где он нужен, не понеся при этом чрезмерных затрат. Если я возобновлю добычу, придется построить рельсовый путь от каменоломни до реки, чтобы можно было доставлять шифер до побережья на баржах.

— Рельсовый путь? А что это такое?

— Это такая дорога, состоящая из параллельных деревянных или стальных брусков, скрепленных друг с другом. Эти бруски называются рельсами, и лошади тянут по ним вагонетки с грузом. Строительство рельсовых путей обходится дорого, наверное, именно поэтому на пенритской шахте таких путей нет, однако по ним тяжелые грузы можно перевозить гораздо быстрее, чем по обычным дорогам. — Он снова задумался. — Вероятно, на побережье придется построить еще один причал.

— Но после того, как вы его построите, вы сможете доставлять ваш шифер куда угодно: и по каналу в Бристоль, и на север, в Мерсисайд. Возможно, вы даже сумеете возместить часть своих издержек, взимая плату с угледобывающей компании за использование вашего причала. Компания будет вынуждена ею использовать, потому что ее собственный причал слишком мал. Это предприятие может принести вам большую прибыль, лорд Эбердэр.

— Перестаньте использовать прибыль в качестве наживки, — раздраженно бросил граф. — Эта тема меня мало волнует. — Он побарабанил пальцами по столу красного дерева. — Кстати, вы представляете хотя бы приблизительно, сколько тысяч фунтов потребуется, чтобы вновь открыть каменоломню?

— Нет, — честно призналась она. — Я не умею оперировать подобными суммами. А что, расходы настолько велики, что вы не можете себе этого позволить?

— Этого я не говорил, — сказал он, вставая. — Вы умеете ездить верхом?

Сбитая с толку столь резкой переменой темы, Клер недоуменно заморгала.

— Немного умею, но в последней время мне не приходилось кататься — после смерти отца я продала его лошадь.

Она была старая и спокойная, так что мой опыт верховой езды весьма ограничен.

— В конюшнях наверняка найдете лошадь, которая вам подойдет. Наденьте амазонку и ждите меня там через пятнадцать минут. Мы поедем осматривать эту вашу каменоломню. — Он повернулся и с величавым видом удалился.

Клер сидела ошеломленная, как будто над нею только что прогремела сокрушительная гроза. По крайней мере одного она добилась — Никлас отнесся к ее идеям серьезно.

Однако он не дал ей времени сказать, что никакой амазонки у нее нет. Чуть заметно улыбаясь, она встала из-за стола и поднялась на второй этаж, в отведенную ей комнату. Что ж, придется скакать верхом в той одежде, в которой она каталась прежде. Возможно, ей даже удастся шокировать графа. Во всяком случае, она на это надеялась.

Войдя в конюшню, Клер обнаружила, что Никлас уже опередил ее и теперь поглощен разговором с одним из обитателей просторных дощатых стойл. Стук каблуков старых сапог Клер наставил его повернуться. Ее вид так поразил его, что он не сразу нашел что сказать.

— Неужели в Пенрите амазонкой называют мужские бриджи?

— Лишь очень немногие из жителей долины ездят верхом, а тех, кто может позволить себе иметь дорогостоящее платье, предназначенное только для конных прогулок, и того меньше, — твердо сказала Клер. — Мне очень жаль, если вы не одобряете мой наряд, но я всегда ездила верхом именно в нем, и другого у меня нет.

Никлас посмотрел на нес с ленивой плотоядной улыбкой.

— Разве я сказал, что не одобряю? Советую вам надеть эти бриджи, когда будете кататься верхом в Лондоне, и, возможно, вы станете родоначальницей новой моды. Или же спровоцируете общественные беспорядки.

Прежде Клер никогда не волновало отсутствие в ее верховом костюме юбки, однако она совершенно не ожидала, что почувствует себя такой… голой под тем изучающим взглядом, который граф устремил на ее ноги, обтянутые панталонами из оленьей кожи. Лицо ее вспыхнуло; и она с негодованием подумала о том, что за прошедшие с момента их встречи сутки ей приходилось краснеть чаще, чем за последние десять лет. Посмотрев в сторону стойла. Клер спросила:

— Здесь стоит та самая лошадь, которую вы для меня выбрали?

— Да. Ронда — чистокровный валлийский пони. — Его длинные изящные пальцы нежно гладили серую в яблоках морду Маленькой кобылке явно нравилась эта ласка: она издала довольное ржание. — Она спокойная, смирная и послушная. И намного умнее, чем большинство лошадей. Для меня она слишком низкоросла, но вам подойдет как нельзя лучше.

Пока он открывал дверцу стойла и выводил Ронду, из помещения, где хранилась сбруя, вышел конюх с дамским седлом в руках.

— Это нам не понадобится, — сказал граф. — Принеси мисс Морган обычное седло.

Бросив на Клер любопытный взгляд, конюх сделал, как ему было велено, и оседлал кобылу. Граф между тем вывел из другого стойла крупного вороного жеребца, того самого, на котором он скакал вчера, когда Клер наблюдала за ним.

Резвый конь горячился, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Клер опасливо попятилась, граф же смело шагнул вперед и дунул жеребцу в ноздри.

Конь сразу успокоился. Увидев изумление Клер, Никлас весело улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами.

— Это старый цыганский способ успокоить лошадь. Особенно он бывает полезен, когда хочешь эту лошадь украсть.

— Не сомневаюсь, что в этом деле у вас был весьма богатый опыт, — сухо заметила Клер.

Седлая своего жеребца, он с видимым сожалением покачал головой.

— Увы, боюсь, что нет. Одно из печальных следствий богатства — это то, что воровство утрачивает для тебя всякий смысл. А между тем за всю свою жизнь я ни разу не ел ничего вкуснее, чем поджаренные на костре ворованные курица и картошка, которыми меня как-то угостили в детстве! Это было великолепно.

Понимая, что он нарочно дразнит ее. Клер повернулась к Ронде и сама проверила, хороню ли затянута седельная подпруга. Краешком глаза она заметила. что наблюдавший за нею граф одобрительно кивнул. Он направился было к ней, и она, чтобы уклониться от помощи, которую он явно намеревался ей предложить, сама забралась в седло.

Пока они отъезжали от конюшен, Клер нервничала, но Ронда действительно оказалась смирной и послушной лошадкой, и вскоре девушка успокоилась и даже начала испытывать от езды удовольствие, хотя знала, что потом у нее наверняка заболят мышцы, давно отвыкшие от подобных упражнений.

Никлас ехал впереди, направляясь к тропе, которая пролегала вдоль высокого края долины. Для ранней весны день выдался необычайно теплым, а воздух был так прозрачен, что Клер могла ясно разглядеть деревья, растущие на противоположной стороне долины.

До старой каменоломни было несколько миль; поначалу всадники ехали в полном молчании. Клер поймала себя на том, что ее взгляд то и дело невольно обращается к Никласу. Он двигался, как кентавр, настолько слитый со своим конем, что смотреть на него было истинным наслаждением. Но в очередной раз осознав, что восхищение ее уж чересчур сильно. Клер заставляла себя вновь направить внимание на окрестности.

На половине пути тропа расширилась настолько, что теперь они могли ехать рядом. Никлас прервал молчание:

— Вы ездите верхом куда лучше, чем я ожидал, если учесть тот факт, что вы учились на старой кляче вашего отца. Помню, она была ужасно тихоходной.

Клер улыбнулась:

— Если я кажусь вам хорошей наездницей, то это целиком и полностью заслуга Ронды. Очень приятно ехать на лошади, которая так послушна и идет таким ровным аллюром. Однако и у старика Уиллоу были свои достоинства. Путешествуя верхом, мой отец часто впадал в рассеянность, но он мог не беспокоиться, что предоставленный самому себе Уиллоу вдруг занервничает и понесет.

— Уж это точно. Скорее всего стоило вашему отцу ослабить внимание, как Уиллоу просто останавливался и начинал щипать траву. — Нисколько не изменив тона, он продолжал: — Мне было бы весьма любопытно узнать, какова моя репутация среди обитателей здешних мест. Что именно жители Пенрита говорят о тех мелодраматических событиях, которые произошли здесь четыре года назад?

Ронда остановилась и недовольно мотнула головой, когда Клер непроизвольным движением натянула поводья.

Заставив себя расслабиться, девушка невозмутимо сказала:

— В Пенрите считают, что после многолетних попыток разбить сердце вашего дедушки вы наконец добились своего, соблазнив его жену. Когда он застал вас с нею в постели, с ним случился апоплексический удар, который и убил его. Когда ваша собственная жена, леди Трегар, узнала о том, что случилось, ее охватил ужас. Испугавшись, что вы и ей причините вред, она спешно покинула Эбердэр. В ту ночь бушевала гроза, и она погибла, когда ее карета съехала со скользкой дороги и свалилась в реку.

Когда Клер замолчала, он непринужденно спросил:

— И это все?

— А вам что, мало? — язвительно спросила Клер. — Возможно, вам будет приятно узнать, что многие высказывали догадки, будто на самом деле ваш дед умер от цыганского яда, а смерть вашей жены была вовсе не такой уж случайной, какой казалась на первый взгляд. То, что сами вы в ту же ночь покинули Эбердэр и так и не вернулись, подлило еще больше масла в огонь. Тем не менее расследование, предпринятое мировым судьей, не обнаружило во всем этом деле никаких признаков преступления.

— Но разумеется, есть и такие, кто считает, будто Старый Ник вполне мог подкупить мирового судью, чтобы тот скрыл правду, — с иронией подхватил граф.

— Подобные догадки высказывались, однако мирового судью слишком уважали. Кроме того, кучер леди Трегар поклялся, что с нею и вправду произошел несчастный случай, в котором виновата была она сама, поскольку настаивала, чтобы он гнал быстрее, хотя он и предупреждал ее, что это опасно.

— А кучер случайно не говорил, куда это леди Кэролайн так ужасно спешила? Я иногда задавался этим вопросом. Клер на мгновение задумалась, потом покачала головой.

— Нет, во всяком случае, я ничего такого не слышала. А что, это имеет какое-то значение? Он пожал плечами:

— Возможно, и нет. Мне было просто любопытно. Ведь я, как вам известно, уехал в спешке, так и не узнав всех деталей. Однако… вы случайно не знаете, по-прежнему ли этот кучер живет в долине?

— Нет. Когда вы уехали из поместья, большинство слуг были уволены, и им пришлось переехать. — Не в силах сдержаться, она добавила: — По меньшей мере тридцать человек потеряли работу, когда господский дом был закрыт. Вы хоть раз подумали о том, что с ними будет, когда столь торопливо уезжали прочь?

— Честно говоря, нет, — после долгого молчания медленно проговорил Никлас.

Вглядевшись в его профиль, она заметила, что лицо его напряжено. Стало быть, вся его небрежность — не более чем маска? Клер хотелось пробудить в нем угрызения совести, однако теперь, когда ей это удалось, она почувствовала, что отнюдь не жаждет видеть у него на лице такое страдальческое выражение.

— Однако у вас были не только хулители, но и защитники, — сказала она. — Например, мой отец никогда не верил, что вы могли поступить столь дурно.

Как и преподобный Морган, Клер тоже не желала верить тому, что говорили. И сейчас она надеялась, что Никлас воспользуется случаем, чтобы опровергнуть вес обвинения в гнусной безнравственности и правдоподобно объяснит, что же произошло на самом деле.

Но вместо этого он только сухо сказал:

— Ваш отец был святой, я же — всего лишь грешник.

— И очень этим гордитесь, не так ли? — От разочарования голос ее прозвучал особенно едко.

— Ну разумеется. — Его подвижные брови взлетели вверх. — Должен же человек чем-нибудь гордиться.

— Но почему вы не можете гордиться такими качествами, как честность, милосердие или ученость? — с досадой воскликнула Клер. — Гордиться добродетелями взрослых мужчин, а не пороками, свойственными маленьким мальчикам?

На мгновение ей показалось, что он обескуражен, однако к нему тут же вернулась прежняя беззаботность.

— Когда я жил в Эбердэре, у добродетелей уже был хозяин — на каждую из них претендовал мой дед. Так что на мою долю остались одни только пороки.

Клер бросила на него сердитый взгляд.

— Старый граф умер четыре года назад, а вы давно уже взрослый. Подыщите себе лучшее оправдание или научитесь вести себя более достойно.

Граф нахмурился.

— Вы отчитываете меня скорее как жена, чем как любовница.

— Всего лишь как школьная учительница, — осознав, что зашла слишком далеко, мягко ответила Клер.

— Совершенно уверен, что все ваши уроки будут образцом благоразумия и возвышенности, — с серьезным видом изрек граф. — А как насчет тех, что вы получите от меня?

Хотя Клер и промолчала, она знала ответ на этот вопрос: все уроки, которые ей предстоит получить от Никласа, будут очень и очень опасны.