Росс не знал, чей это дом, но возможностью распоряжаться им они были обязаны Хуссейну Казиму. Получалось, что спасение старика Мухаммеда из вади оказалось для Росса самым важным поступком в его жизни. Вот и сейчас, когда новости об Иане заставили их с Джулиет изменить свои планы, Хуссейн с готовностью откликнулся: он предложил им еще лошадей и предоставил этот дом.

Наконец-то они добрались до островка спасения! Лошади нервно переминались, так что Росс с Ианом с трудом спешились, и Джулиет с помощью Мурада сразу же отвела животных в находившуюся поблизости конюшню Казимов. Они заново пересмотрели весь план и решили обменять двух лошадей на одного верблюда и двух ослов.

Росс взял на себя функции камердинера и принялся ухаживать за Ианом, понимая, что шурину уместнее заботы его, Росса, нежели Мурада или Джулиет. Когда Иана провезли через внутренний дворик к небольшому зданию, он едва не потерял сознание. Однако, оказавшись внутри, он воодушевился:

— Я променял бы свою бессмертную душу на то, чтобы вымыться. Можно?

— Думаю, да. Мы постарались захватить все, что могло бы понадобиться только что освободившемуся узнику. — Росс снял с лампы колпак и заглянул в задние комнатки дома. Потом, обернувшись через плечо, сказал:

— Здесь есть корыто, ведра с водой, мыло и полотенца. К сожалению, воду нагреть невозможно.

— Слишком много роскоши губительно для меня в моем нынешнем состоянии, — заметил Иан. — Больше всего меня убивала в той адской дыре невыносимая грязь.

Корыто было достаточно большим, и Иан с удовольствием погрузился в воду. Сняв с себя чапан, Росс молча помог другу соскрести глубоко въевшуюся грязь. Голову Иану пришлось промыть три раза, прежде чем стал различим каштановый оттенок его волос. Выкарабкавшемуся из корыта Иану Росс заметил:

— Ты выглядишь куда лучше, чем час назад.

Иан слабо улыбнулся. Теперь он здорово смахивал на призрак.

— Я и чувствую себя значительно лучше, но мне еще долго придется приводить себя в порядок. — Он сглотнул. Кадык дернулся на его тощей шее. — Я все время боюсь, что это сон и я вот-вот проснусь.

Догадавшись, что состояние духа Иана столь же хрупкое, как и его физическое здоровье, Росс в очередной раз спокойно заговорил:

— Неужели ты, пусть даже во сне, настолько не уважаешь мой благородный титул, что принимаешь столь необычную, как мытье, помощь маркиза?

— Твой брат умер, не оставив наследника? — пристально поглядел на него Иан.

— К сожалению, да. — Росс взял полотенце и принялся вытирать Иана. — Ты как, сможешь держаться в седле? Как только выберемся за город, сразу же купим туркменских лошадей и во весь опор помчимся в Персию.

— Весьма любезно с твоей стороны, что ты спрашиваешь, но мне кажется, глупо нам сидеть и ждать, пока я поправлюсь. Не беспокойся, я сильнее, чем кажется. А если мне станет хуже, привяжете меня к седлу. Но если нас поймают… — Иан нервно задышал, весь напрягся. — Обещай, что убьешь меня, если такое случится. — Росс в изумлении открыл было рот, чтобы возразить, но Иан схватил его за руку. Костлявыми пальцами он словно тисками сжал Росса. — Обещай!

На Росса словно пахнуло сырым, могильным холодом: он вспомнил те несколько мгновений, когда остался один в Черном колодце. Разве можно осуждать Иана за то, что тот предпочел бы смерть новому заточению?!

Росс приложил все усилия, чтобы твердо сказать:

— Обещаю, но не думаю, что до этого дойдет. — Закончив вытирать Иана, он продолжил:

— Садись. Тебе надо поесть и залечить эти язвы.

Иан опустился на диван.

— Вы все продумали.

— Но если бы мы этого не сделали, то не стоило бы и пытаться. — Росс знал, что для человека, жившего впроголодь в течение нескольких месяцев, мясо неудобоваримо, поэтому заказал приготовить и оставить здесь блюдо из риса. В соломенной корзине стояли две глиняные миски, в одной — рисовый пилав с кусочками курицы, овощи и йогурт. Кроме того, там же стоял кувшин с чаем, упакованный в солому, чтобы не остывал. Росс подал чай и миску с рисом Иану.

— Положи себе, попытайся проглотить хоть немного еды. Надо набраться сил.

— Меня уже несколько месяцев не мучит голод. Наверное, мой желудок просто смирился с недостатком еды. — Иан скатал небольшой шарик риса, потом сунул его в рот и с трудом проглотил, запивая чаем. — А как, черт побери, вы с Джулиет меня нашли?

Пока Иан ел, Росс принялся накладывать мазь на язвы шурина, безобразные, глубокие, но, к счастью, поверхностные, и одновременно рассказывать, что делала в прошедшие двенадцать лет Джулиет; потом перешел к описанию того, как они вдвоем приехали в Бухару. Когда Росс упомянул Абдул Самут Хана, Иан сморщился:

— Значит, ты тоже имел дело с этим мерзавцем предателем? Он умеет быть обворожительным, когда захочет. Но при этом от жадности готов мать родную продать, если сойдется с покупателем в цене.

Росс взглянул на него:

— Он показал мне написанное тобой письмо и сказал, как тебе помогал.

— Это было до того, как он просил меня написать записку британскому послу в Тегеране с просьбой выплатить за меня десять тысяч дукатов, — сухо ответил Иан. — А когда я отказался это сделать, он объявил меня шпионом. Эмир и так уже меня подозревал, а когда наиб оговорил меня… В общем, на следующий день меня арестовали и бросили в Черный колодец.

— У меня он тоже пытался выудить деньги. Но мне повезло, что он ушел на войну, а то тоже обвинил бы в шпионаже. Мы убираемся отсюда как раз вовремя. — Покончив с язвами, Росс встал и принялся наспех стричь Иана и подравнивать ему бороду, чтобы тот походил на бухарца, а не на пустынного отшельника. — Узнав, что ты, возможно, жив и томишься в Черном колодце, нам стало ясно, что мы не сможем уехать отсюда, не попытавшись тебя спасти. Интересно, почему эмир объявил о том, что ты казнен?

— Потому что он так и думал. А вместо меня обезглавили Петра Андреевича. — Иан прерывисто вздохнул и прислонился к стене. — Полковника Петра Андреевича Кушуткина из русской армии. Его поймали якобы за шпионаж несколько месяцев назад, задолго до того, как я приехал в Бухару.

— Это дело тоже было сфабриковано?

— Нет, в данном случае так все и было. Он с воодушевлением играл в великую игру и сожалел лишь о том, что его поймали. Петр Андреевич старше меня, дольше сидел в Черном колодце. Он страшно кашлял, иногда приступы кашля продолжались по несколько часов, часто с кровью. — Иан прикрыл единственный глаз. Лицо его от тяжелых воспоминаний дернулось от судороги. — Когда они пришли за мной, он вызвался вместо меня, сказав, что все равно умирает.

— И никто ничего не заметил? — удивленно спросил Росс.

Иан сардонически посмотрел на него:

— Мы с ним были примерно одного роста, волосы почти одного цвета. Оба были такие тощие, грязные и заросшие, как бабуины, что надо было очень хорошо знать нас обоих, чтобы заметить разницу. — Он с трудом перевел дыхание. — Потому-то он и вызвался вместо меня. В то время у меня была лихорадка, иначе бы я возражал. Впрочем, все равно… Разве что он перестал мучиться. Но теперь… — Голос его умолк.

— Где бы сейчас ни был полковник Кушуткин, он должен быть горд своим решением, — тихо произнес Росс. — Судя по твоим словам, он не протянул бы долго, а ты выжил. И теперь ты можешь послать родным полковника его библию, как он этого желал.

Иан несколько успокоился при этих словах.

— На пустых страницах в начале и в конце библии он вел дневник, писал карандашом. Он учил меня русскому, а я помогал ему с английским. Не знаю, шпион он или нет, но лучшего товарища по камере невозможно было бы сыскать. Я не говорю, разумеется, о моем теперешнем обществе. — Иан стал надевать туркестанскую одежду, припасенную Россом. — Тюремщики считали, что я — это он, поэтому я ругался по-русски каждый раз, когда они со мной заговаривали. Никто ни о чем не догадывался.

Одевшись, Иан обмотал голову тюрбаном, закрыв кончиком ткани незрячий глаз. Закончив, он спросил:

— А вы с Джулиет… Вы помирились?

Росс замялся, решив, что это сложный вопрос, на который он не мог пока еще дать ясного ответа.

— Да. На время, — наконец ответил он.

— Хорошо. — Иан сел и натянул кожаные башмаки Росса. — Тогда, наверное, из всей этой кутерьмы родится хоть что-то стоящее.

Услышав какие-то звуки в парадных комнатах, Росс быстро повернулся. Оказалось, что, обменяв лошадей, вернулась Джулиет. Увидев брата, она широко раскрыла глаза.

— Поразительно! Трудно поверить, что ты менее двух часов назад вышел из Черного колодца.

— Колледж в Итоне и британская армия великолепно подготовили меня к одному-двум годам заключения, — с суховатым юмором ответил Иан.

Лицо Джулиет озарилось улыбкой, она подошла к брату и крепко, с чувством обняла его. До сих пор и возможности-то у нее такой не было.

Но в то время как она приняла слова брата за чистую монету, Росс видел, сколько мучений стоило Иану создать иллюзию веселья. Хладнокровие давалось ему дорогой ценой.

Джулиет повернулась к Россу:

— Ты сказал Иану, как мы собираемся покидать Бухару?

— Нет еще. — Росс взял два сложенных халата и передал их Джулиет и Иану. — Едущие в корзинах, подвешенных к верблюду, надевают такие женские накидки. Так что из вас обоих получится премиленькая парочка моих жен.

— Весьма остроумно. Мы будем полностью закутаны, а корзины скроют наш рост. — Иан взял накидку из конского волоса и набросил ее на голову. Так называемая чадра — накидка представляла собой огромный бесформенный черный мешок с прорезью для глаз. Через нее несчастная владелица чадры могла хоть что-то видеть.

Стерев усы, Джулиет натянула на себя чадру. Самая длинная «одежда», которую удалось раздобыть, была слишком коротка для нее и Иана. Но в подвесной корзине это вряд ли будет заметно.

— Пора. Чем раньше мы выберемся из города, тем скорее сбросим эти чертовы мешки.

Джулиет с Ианом вышли из комнаты. Сестра вела брата под руку, украдкой поддерживая его. Росс быстро оглядел комнату, проверяя, все ли забрал. «У Иана была библия. Он бросил здесь свои драные брюки. Ничего, завтра утром придет слуга Казимов и уберет все следы ночных гостей».

Выйдя во двор, Росс услышал крики верблюдов и ругань погонщиков. Значит, караван уже собирался в путь. К восторгу Росса, ему привели Джульетту — об этом тоже позаботился Хуссейн. Пока Джулиет с Ианом втискивали свои рослые тела в корзины, Росс поздоровался с Джульеттой и скормил ей яблоко. Потом взобрался на одного из безмятежно ожидавших поодаль осликов, а Мурад сел на другого. Через несколько минут они подъехали к площади, где уже ждал караван. Они легко затерялись в многоголосой толпе людей и животных. «Если нам повезет, через час мы будем за городом», — подумал Росс.

Шахид Махмуд обнаружил, что в ту ночь из Бухары вышли два каравана. Один, небольшой, отправился на юг через ворота Намазга, а другой, побольше — на восток, в сторону Самарканда. Послав отряд за караваном, вышедшим на юг, явир лично отправился к Самаркандским воротам.

Главные ворота в ту ночь не открывались, так что караван выходил через небольшие боковые ворота, которые пропускали по одному животному. Поэтому Шахид надеялся, что большая часть каравана все еще стоит в городе. Однако он опоздал: к тому времени как он добрался до ворот, последний пассажир уходившего на восток каравана уже исчез. Однако таможенные чиновники, которые проверяли грузы и паспорта, все еще стояли на постах, и после яростного допроса выяснилось, что в караване было несколько мужчин, которые по описанию совпадали с Кхилбурном.

Шахид с детства, как только выучился ездить верхом, стал охотником. И наконец-то его отточенный инстинкт хищника подсказал ему, что Кхилбурн ушел этим путем. Взяв с собой дюжину хорошо обученных и неплохо вооруженных солдат, он отправился в ночь: «Вряд ли этот ублюдок-ференги надолго застрянет в караване, но он только на час опережает меня. И не важно, как далеко и сколь быстро будет он продвигаться, я буду преследовать его, пока не настигну».

Последний успех дался беглецам без особых усилий: четыре великолепно приспособленные к пустыням туркменские лошади уже поджидали путников в небольшом сарае. Там были припасены ружья и снаряжение, которые Джулиет перенесла сюда из тайника на прошлой неделе.

А вот присутствия самого Хуссейна Казима они не ждали. Джулиет проследила за сменой лошадей, Росс содрал с себя противную бороду, от которой у него зудела кожа, и попрощался с Джульеттой. Верблюдица что-то печально прокричала ему в ответ, словно понимая, что больше никогда не увидит хозяина. Росс напоследок любовно потрепал ее по длинным ушам, повернулся и чуть ли не наткнулся на Хуссейна, который с удивленной улыбкой наблюдал за этой сценой.

Поздоровавшись с другом, Росс произнес:

— Как хорошо, что у меня есть возможность сказать тебе спасибо! За все спасибо. До свидания, Хуссейн. Невозможно оценить то, что ты для меня сделал.

Узбек махнул рукой.

— Ты вернул мне отца, а я помог тебе возвратить твоего брата. Все справедливо.

— Ты сделал для меня гораздо больше. — Предлагать плату значило бы оскорбить Хуссейна. Повинуясь импульсу, Росс вытащил из кармана античную греческую монету, которую он получил за победу в матче бозкаши. С тех пор он с ней не расставался. — Ты примешь это в память нашего незабываемого путешествия?

Хуссейн улыбнулся, показав ровные белые зубы.

— Я приму это в память о человеке, которого я никогда не забуду.

— Вернувшись в Англию, я собираюсь учредить институт, в котором люди со всего света смогут обмениваться знаниями, чтобы лучше понимать и уважать друг друга, — нерешительно произнес Росс. — Так вот, может, когда-нибудь ты приедешь туда и мы встретимся?..

Хуссейн покачал головой.

— Вряд ли я когда-нибудь отправлюсь в такое путешествие, но кто знает? Может, мой сын поедет, когда вырастет.

Они пожали друг другу руки, по-видимому, в последний раз, потом Росс вскочил на нервно пританцовывавшую каштановую лошадь. На востоке уже светало. К тому времени, когда солнце окончательно встанет, они должны будут обогнуть Бухару и направиться по западной дороге в Персию, а к полудню уже пересечь Оксус.

Впервые Росс позволил себе поверить, что этот безумный побег, эта невероятная попытка может оказаться успешной.

Шахид вопил и стрелял из своего длинноствольного ружья. Он вместе со своими солдатами остановил направлявшийся в Самарканд караван, потом проверил всех — пятьсот животных и шестьсот людей. Высокий бородатый патан провел несколько ужасных минут в руках бухарского солдата, прежде чем сам явир лично не удостоверился, что подозреваемый — не Кхилбурн.

Солнце уже поднялось, и Шахид, собрав путешественников, пригрозил им наказанием за сообщничество, если они не сообщат ему о шпионе-ференги и его отряде. Какой-то молодой казах нерешительно произнес, что видел верблюда и двух ослов, которые свернули от основной группы.

Этого было достаточно, чтобы подтвердить догадки Шахида: «Этот ференги, подобно голубке, сначала покружит вокруг Бухары, потом свернет на запад, в сторону своего дома. Вряд ли он станет углубляться в Туркестан».

Собрав своих солдат, Шахид припустился галопом: «Надо перехватить их до Оксуса, но если не получится, не важно. При необходимости мой вооруженный патруль сможет преследовать отряд ференги по Каракумам».

Шахид вел себя, как ищейка, напавшая на след: только смерть остановила бы его сейчас на пути преследования.