Он был мальчишкой и, играя, боролся с другими мальчиками.

— Посмотри, вот как надо выполнять бросок. — Он продемонстрировал прием на светловолосом мальчугане, применив полученные им навыки для того, чтобы швырнуть противника на кровать.

Светловолосый вначале испытал шок, но потом расплылся в улыбке.

— Покажи мне медленно, как это делается, — заканючил он.

— И мне, и мне! — эхом откликнулись другие мальчики. Ему было приятно от сознания того, что его мастерство не только доставляет удовольствие ему и приносит практические плоды, но еще и помогает завоевать уважение.

Высокая властная женщина вошла в комнату как раз в тот момент, когда двое мальчишек взлетели на воздух, чтобы быть подхваченными двумя другими. Мгновенно наступила тишина, нарушаемая только шумом от падения маленьких тел на матрасы. Она осмотрела место схватки, и он мог бы поклясться, что увидел в ее глазах озорной блеск.

— Вижу, что мне придется организовать для вас игры в мяч, пока вы друг друга не покалечили от избытка энергии. Вам, однако, придется играть с деревенскими мальчишками, поскольку вас еще слишком мало в школе для того, чтобы играть в футбол или крикет по всем правилам.

Темноволосый паренек сказал:

— Мы их одолеем. Кровь свое возьмет, как говорит мой отец.

— Это верно, но не для спортивных полей, — сообщила женщина, которую заявление брюнета не впечатлило. — Вам пойдет на пользу, если вы потерпите поражение от ребят, у которых мастерства больше, чем породы. — Она окинула суровым взглядом каждого из них по очереди. — Пора вам спать, и не ломайте мебель.

Они все кивнули с серьезным видом, но после того, как женщина ушла, прыснули от смеха. Хотя больше они друг друга не швыряли. Полноватый жизнерадостный мальчик с каштановыми волосами принес жестяную коробку с имбирным печеньем, которое они разделили на всех и жевали, лежа в постелях и разговаривая. Некоторые говорили больше других. Он не мог вспомнить имен и ни одного разговора. Но он чувствовал атмосферу доброй воли и дружелюбия, которая окружала его. Друзья. У него были друзья…

Адам проснулся рано, улыбаясь от удовольствия, оставшегося после увиденного сна. Потянувшись, он убедился, что боль в мышцах еще не прошла, но в целом он чувствовал себя хорошо. Он попробовал порыться в памяти, гадая, был ли тот сон обрывочным воспоминанием из прошлого, или то был сон, навеянный столкновением с Берком. Самые настоящие его воспоминания все еще оставались о том, как он дрейфовал в море на волоске от смерти. Больше он ничего не помнил, хотя все события, случившиеся после того, как Мария вытащила его из воды, он помнил ясно.

И самым ясным из них был страх за нее, когда на нее напал несостоявшийся жених. Он до сих пор не знал, где он нашел силы для того, чтобы швырнуть Берка из одного конца комнаты в другой. Но он точно знал, что нашел бы в себе силы сломать любые двери, чтобы помочь Марии.

А самым живым было воспоминание о том душевном покое, который испытал он, когда вместе с женой отдыхал после ухода Берка. Она через час или два оставила его одного, нежно прикоснувшись к его волосам. Был ли то поцелуй? Ему было бы приятно так думать.

Он спал большую часть дня после ее ухода, просыпаясь лишь для того, чтобы поесть, попить и воспользоваться ночным горшком. Он смутно помнил приход миссис Бэнкрофт, которая сменила его повязку и сказала, что дела у него идут на лад.

Теперь он чувствовал себя вполне отдохнувшим и совсем не больным. Он скинул ноги с кровати и встал. На мгновение он покачнулся, но сумел дойти до умывальника без происшествий. Он поморщился, увидев свое отражение в маленьком зеркале над раковиной. Он выглядел как настоящий разбойник. Подбородок покрывала темная щетина, а синяки из багровых стали неприятного оттенка зеленого и желтого, и повязка на голове лихо съехала набок.

Он задумчиво потрогал бороду, гадая, сколько суток она росла. Невозможно сказать, не зная, как быстро у него появляется растительность на лице, но он подозревал, что растет она достаточно быстро. Умывшись, он стал искать бритву, но безуспешно. Надо будет попросить Марию.

Не осознавая, что делает, он сел, скрестив ноги, на потертый ковер. Положив руки на колени, он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Он уже вошел в ритм медленного дыхания, когда по-настоящему задумался о том, что именно он делает. Было ясно, что такого рода ритуал он совершал регулярно, но он не был до конца уверен в том, что окружающие с пониманием отнеслись бы к тому, что он делает. Итак, чем же он занимался?

Медитация. Слово выплыло из памяти. С легкостью, достигнутой долгой практикой, он успокоил мысли и сосредоточился на центре своего существа. Несмотря на то что прошлое его было задернуто темной завесой, он был жив и здоров. И пока этого довольно.

Несколько минут концентрации позволили ему сфокусировать внимание на главном и подготовиться к тому, что могла бы преподнести ему жизнь. Похоже, он медитировал каждое утро после умывания. Плеснув воды на лицо, он, должно быть, запустил какой-то давно отлаженный механизм. Поднявшись на ноги, он задался вопросом, какие еще модели поведения заявят о себе в ближайшее время.

В отсутствие памяти лучшим компасом должна служить интуиция. У него уже были моменты, когда определенные предметы и темы ощущались как знакомые. Например, он знает кое-что о сельском хозяйстве. Что еще? Лошади. Он был абсолютно уверен в том, что разбирался в лошадях.

Готовый это выяснить, он исследовал содержимое маленького гардероба и обнаружил там разнообразную одежду, поношенную, но годную к использованию. Он подумал, что одежда эта не его, он бы предпочел иные цвета и иные ткани. Одежда была неплохо скроена и неплохо сшита, но она отражала вкусы иного человека. Должно быть, Мария принесла эту одежду, пока он спал.

Впрочем, вкусы его могли измениться с утратой памяти. Неприятная мысль. Он хотел бы считать, что остался прежним человеком, пусть воспоминания временно ему недоступны. Он должен был во что-то верить.

Он верил, что ему повезло в жизни, если он сумел завоевать такую женщину, как Мария. Согретый этой мыслью, он нашел наряд, подходящий для прогулки по сельской местности. В процессе одевания его догадка о том, что одежда не его, подтвердилась. Он был чуть выше, чуть тоньше в талии, и камзол и сапоги разносились под иное тело. Но в целом наряд выглядел вполне прилично. Гораздо приличнее, чем те лохмотья, в которых его вытащили из воды.

Он догадался, что одежда принадлежала его свекру. Он попытался представить себе отца Марии и решил, что этот человек как капля воды похож на Марию, только в мужском обличье: те же светлые волосы, тот же теплый оттенок карих глаз. Этот образ был целиком плодом его воображения. Воспоминаний о настоящем Чарлзе Кларке не было.

Движимый желанием исследовать поместье, которое никогда не видел, он вышел из комнаты. Никем не замеченный, он вышел из дома. Усадебный дом выходил фасадом на западную часть Ирландского моря — прелестный вид на далекие островки и, возможно, на полуостров. Закаты здесь, наверное, незабываемые.

Он выбрался на тропинку, ведущую от усадьбы к берегу, и пошел в сторону узкой полоски песчано-галечного пляжа. Должно быть, по этой тропинке вела его в дом Мария после того, как вытащила на берег. Теперь расстояние показалось совсем небольшим. В ту ночь путь был бесконечен.

Он вдохнул солоноватый воздух моря. Волны плескались в ярде от его ног. Был ли он моряком, человеком моря? Он не был в этом уверен. Он хорошо знал море, ему нравилось находиться у воды даже сейчас, после того как он чуть было не погиб в темной пучине вод. Но у него не было ощущения, что вся жизнь его вращалась вокруг моря, как было бы в случае, если бы он действительно был капитаном судна. Почему он сразу решил, что мог бы быть капитаном? Он подозревал, что привык отдавать приказы.

Поднимаясь по тропинке к дому, он обнаружил, что дышит тяжело и что ноги у него дрожат. Ум его требовал действия, но тело еще не окончательно оправилось после выпавших на его долю суровых испытаний. Вместо того чтобы вернуться в дом, он направился к строениям, расположенным дальше, за домом. В небольшом загоне, смежном с конюшней, находилось несколько лошадей. Один из коней, гнедой жеребец с яркими глазами, с энтузиазмом затрусил к нему навстречу. Он улыбнулся и ускорил шаг. Он явно неплохо разбирался в лошадях.

Спускаясь вниз к завтраку, Мария решила заглянуть к Адаму, чтобы узнать о его самочувствии. Сердце замерло, когда на ее стук в дверь никто не ответил. Она в тревоге задержала дыхание, приоткрыла дверь и увидела пустую комнату. Что, если он ходит во сне? Вышел из дому и заблудился? Пропал? Что, если он забрел на берег и его смыло волной? Мария приказала себе успокоиться и не паниковать. Адам вел себя вполне разумно, и поэтому скорее всего он просто встал пораньше и решил, что достаточно хорошо себя чувствует, чтобы прогуляться. Заглянув в шкаф, она убедилась, что кое-что из одежды ее отца отсутствует.

Надеясь, что Адам ушел не дальше кухни, она направилась туда и обнаружила, что миссис Бекетт печет овсяные лепешки с изюмом. Мария взяла лепешку, такую горячую, что обожгла пальцы, и спросила:

— Мистер Кларк встал. Он сюда не спускался?

— Пока нет. — Кухарка сурово на нее посмотрела. — Вы никогда не говорили, что у вас есть муж.

— Я так мало с ним виделась, что и забыла о том, что замужем. Вернее, так и не привыкла считать себе замужней женщиной, — сказала Мария. Ее мучили угрызения совести. Приходилось громоздить одну ложь на другую. Получался какой-то снежный ком. — Нам придется снова привыкать друг к другу. — Она с наслаждением откусила лепешку. — Вкусно!

Мария подозревала, что у миссис Бекетт есть к ней вопросы, на которые Мария еще не успела придумать ответы, но, на ее счастье, кухарка продолжать тему не стала.

— Какие блюда любит мистер Кларк? Раз он уже встает, его надо как следует кормить.

— Сегодня ему лучше поесть чего-нибудь легкого, — сказала Мария, поскольку не имела ни малейшего представления о пристрастиях мистера Кларка в еде. — Возможно, какого-нибудь супчику и немного рыбы на ужин. — Она прихватила с собой несколько лепешек. — Я посмотрю, не вышел ли он прогуляться.

— Если вы его найдете, скажите, что я приготовлю ему вкусный омлет с зеленью на завтрак.

— Я бы тоже от омлета не отказалась. — Мария поцеловала кухарку в щеку и направилась к двери. — Миссис Бекетт, вы — сокровище.

Пожилая женщина, довольная похвалой, прищелкнула языком.

— Я в самом деле сокровище, так что не забывайте об этом.

Мария спустилась к морю, но Адама не увидела. Тогда она повернула к конюшням. Лепешки она несла в руке. Опыт подсказывал ей, что редкий мужчина пройдет мимо лошадей, так что скорее всего искать Адама следует на конюшне. В Хартли-Мэноре были, как и везде, рабочие лошадки, а к ним пара превосходных ездовых, которых отец выиграл в карты.

Она как раз откусила кусочек от одной из лепешек, когда из-за угла конюшни выехал на коне ее отец. Мария вскрикнула и прижала руки к губам, лепешки упали на траву, а она едва не упала в обморок от потрясения. Адам соскочил с коня и бросился к ней. В ярко-зеленых глазах его читались тревога и забота.

. — Мария, что с тобой?

Адам. Не отец. Она дрожала и закашлялась, едва не подавившись лепешкой.

— Я… я приняла тебя за отца. На тебе его одежда, ты ехал на его коне. И мне показалось, что ты — это он. Кстати, коня зовут Турок.

Турок доедал упавшую на траву надкушенную Марией лепешку. Адам заключил Марию в объятия. От одежды исходил слабый запах отца, но объятие было явно не отцовским.

— Бедняжка моя, — тихо сказал он. — У тебя были очень трудные несколько недель. Сожалею, что так тебя напугал.

Она уткнулась головой ему в грудь, благодарная за поддержку.

— Я… я все еще не могу смириться с тем, что папа умер. Не могу поверить в это, — пояснила она. — Если бы я увидела его мертвым, все было бы по-другому, но узнать об этом со слов другого человека — не то же самое, что увидеть своими глазами.

Адам гладил ее по волосам, и она начала осознавать, что в том, как он ее обнимал, было что-то ей незнакомое. В объятии этом не чувствовалось вожделения, в нем было больше от дружеской поддержки, чем от похоти. Оно было очень… интимным? Адам считал себя ее мужем и вел себя с покровительственной нежностью супруга, принимая как должное тот факт, что он имел право ее обнимать.

Мысль эта была столь же тревожной, сколь приятным, было его прикосновение. Он с такой естественной непринужденностью вошел в роль супруга, что она невольно задумалась о том, не ждет ли его где-нибудь настоящая жена. Жена, которой так же отчаянно хочется узнать о его судьбе, как отчаянно хочется узнать Марии о том, что на самом деле случилось с ее отцом, чтобы раз и навсегда избавиться от мучительной неопределенности.

Не желая больше думать в этом направлении, Мария отодвинулась от него. Адам поднял с травы остальные лепешки, заметив, что Турок готов съесть и их. Лепешка была все еще теплой, когда он протянул ее Марии.

— Как ты узнала о гибели отца? Есть ли вероятность того, что тебя ввели в заблуждение?

— Весть о его гибели принес мне Берк. — Увидев выражение лица Адама, она усмехнулась. — Нет, его не назовешь надежным источником, но у него было кольцо отца, которое тот постоянно носил. И это меня убедило.

— После встречи с ним меня бы не удивило, если бы я узнал о том, что он украл кольцо, — сказал Адам перед тем, как надкусить лепешку.

— Вероятно, он на это способен, но вскоре после сообщения Берка я получила письмо от лондонского нотариуса, в котором он подтверждал смерть отца. — Мария откусила от своей лепешки, задумчиво прожевала и сказала: — Самым убедительным подтверждением того, что отца нет в живых, является отсутствие писем. Раньше он писал мне по нескольку раз в неделю. Теперь же… ничего. Он не прекратил бы мне писать, если бы был жив и здоров. — Мария судорожно вздохнула. — Я действительно верю в то, что он умер, и при этом мне показалось совершенно естественным то, что он выехал мне навстречу верхом на Турке.

Адам доел лепешку.

— Я думаю, вполне естественно для человека надеяться вопреки всему. Столкнувшись с трагедией, мы все склонны поверить в то, что произошла ошибка, что трагедия не может коснуться нас лично.

— Ты знаешь об этом по опыту или ты просто мудрый человек?

Адам задумался.

— Я ничего не могу сказать об опыте, но я бы поостерегся называть себя величайшим из мудрецов.

Мария прыснула. Если это бабушка Роза послала ей «мужа», то она выбрала человека с чувством юмора.

— Тебе нравится Турок? Мой отец говорил, что этот конь — самый лучший из всех, что у него были. Разумеется, он выиграл его в карты.

Лицо Адама осветила улыбка.

— Он великолепен. Красивый шаг и сильный характер, но без злобы. Гнедая кобыла тоже красавица. Он и ее выиграл в карты?

— Да. Это моя лошадка. Ее зовут Орешек. — Мария пристально смотрела на Адама. В одежде ее отца он смотрелся настоящим помещиком: вальяжным, раскованным. Но лицо его казалось напряженным. — Я не ожидала увидеть тебя верхом. Верховая езда не слишком тебя утомила?

— Силы ещё не вернулись ко мне полностью, — признался он, — но мне на самом деле очень захотелось снова сесть в седло. Может, мы могли бы сегодня устроить конную прогулку по поместью?

— Позже, если ты будешь к этому готов. А сейчас миссис Бекетт хотела бы накормить нас обоих завтраком. Ты готов съесть омлет?

— Еще как готов!

Он взял ее под руку, и они повернули к дому. Ему нравилось касаться ее. И вновь она подумала о том, не проявляет ли он непринужденность женатого мужчины, который привык к тому, что у него есть женщина, которую он волен трогать, когда ни пожелает. Чем скорее ее дар моря обретет память, тем лучше будет для них обоих.

После великолепного завтрака Адам удалился в свою спальню отдохнуть. Во второй половине дня Мария на цыпочках вошла в его комнату и застала его лежащим навзничь на кровати. Он снял сапоги и камзол, но оставался в рубашке и бриджах. У него была идеальная мужская фигура, олицетворявшая представление джентльмена об идеальной физической форме, пропорциональности и элегантности. Был ли он джентльменом по рождению? Она не была в этом уверена, но, как бы то ни было, он им стал.

Решив, что не станет его будить, если он не проснется сразу, она прошептала:

— Адам, как ты себя чувствуешь?

Он проснулся и улыбнулся ей так, что она почувствовала себя единственной женщиной в мире. Его единственной любовью.

— Я мог бы прокатиться по поместью.

Она испытующе смотрела на него. Видимые синяки наводили на мысль о многих других, скрытых под одеждой. Да, ему крепко досталось.

— Давай подождем с прогулкой до завтра. Не стоит себя загонять.

— Тогда мне придется найти другое занятие, иной вид физической активности. — Он схватил ее за руку и потянул к себе. Пристально глядя ей в глаза, он сказал: — Жаль, я не помню первый поцелуй, придется все начать заново.

Он опустил ее на кровать и поцеловал. Губы его были плотными и теплыми, язык нежно раздвинул ее губы.

Ощущения захлестнули ее, лишая воли, туманя сознание. Ее не раз целовали молодые мужчины, причем не в щечку, и пару раз ей приходилось отбиваться от пьяных ухажеров вроде Берка, но так ее еще никто не целовал. Она чувствовала его восторг, его интерес, словно они лишь недавно стали любовниками, и при этом она ощущала его уверенность в том, что между ними уже есть связь, что они принадлежат друг другу.

Она схватила его за руки, ласково скользящие вдоль ее спины, отдающие дань каждому изгибу, каждой выемке. Те места, где тела их соприкасались, горели. Ей хотелось раствориться в нем, расплавиться, вжаться в него, ей хотелось целоваться до бесчувствия.

Правая рука его скользнула ей под подол и начала подниматься вверх по обнаженной ноге, и это шокировало ее столь же сильно, сколь и возбудило. Она отпрянула от него с бьющимся сердцем. Где-то далеко, у нее в голове, Сара назидательно произнесла:

— Ты сама в этом виновата.

Мария не могла спорить. Если они продолжат в том же духе, она потеряет девственность и, возможно, склонит Адама к супружеской измене. Ей надо бежать без оглядки, лишь бы положить конец этой ситуации.

Он смотрел в разгоряченное лицо озадаченно и немного обиженно.

— Что-то не так, Мария?

На миг ей пришло в голову, что можно признаться сейчас, но у нее не хватило духу одним махом лишить его той малой толики уверенности, что у него оставалась. Она пыталась найти ответ, который мог бы помочь установить между ними определенную дистанцию, ответ, который звучал бы хоть немного правдоподобно.

— Прости, Адам. — Она отодвинулась на край кровати и села, понимая, что в его объятиях ясно мыслить не может. — Это так… так внезапно для меня. Мы очень мало времени провели вместе, а сейчас я для тебя совсем как незнакомка.

— Возлюбленная незнакомка, — тихо сказал он. — И я тебе не чужой. Так ведь? Или я очень сильно изменился?

Она поежилась, спросив себя, не являются ли его чувства к ней удобной подменой его же чувств к настоящей жене. Вспомнив о том, что она говорила миссис Бекетт, Мария сказала:

— Дело не в том, что ты изменился, просто ситуация сама по себе странная. Ты согласишься за мной поухаживать, как если бы мы только познакомились? Мы сможем заново узнать друг друга. — Она взяла его за руку. — Память может вернуться к тебе в любой момент, и, конечно, это многое упростит. Но пока этого не случилось, мы можем начать все заново?

Он колебался. Она догадывалась, что он предпочел бы познать свою жену в библейском смысле, и чем скорее, тем лучше. Но вот он улыбнулся и поднял их соединенные руки, целуя кончики ее пальцев.

— Какая мудрая мысль, мисс Кларк. Вы самое чудесное создание, с которым мне довелось встретиться в жизни. Вы не согласитесь прогуляться со мной по саду?

— С удовольствием, мистер Кларк, — с облегчением сказала она. — Мы можем насладиться нарциссами и друг другом.

Он засмеялся, скинул ноги с кровати и потянулся за сапогами.

— Надеюсь, вас очаровали мои синяки и щетина. Я и сам не знаю, на кого я похож.

— В целом вы прекрасны, — заявила она. И это точно было правдой.