Услышав это ужасное заявление, мужчины, сидящие вокруг стола, как по команде, резко втянули воздух сквозь стиснутые зубы.

— Ну и дела! — воскликнул в ужасе чей-то голос.

Мак замер. Сердце его бешено колотилось. То, что его посадили за стол вместе с Рупертом Суиннертоном, было просто случайностью. Но он никак не ожидал этого ужасного заявления, сделанного мимоходом в разгар карточной игры. Хотя мог бы и ожидать: сообщение о его смерти вызвало повышенный интерес к нему.

Прошло более трех лет, но ни разу нигде Суиннертон не сказал, что убитая женщина — его жена. Эта история плохо отразилась на каждом из них.

Когда глаза всех присутствующих, включая Кири, уставились на Суиннертона, Харди недоверчиво спросил:

— Если это правда, то как случилось, что его не повесили?

— Убийство произошло в Португалии. Не так уж трудно замять преступление, совершенное в далекой стране во время войны, — с горечью сказал Суиннертон. — Маккензи был незаконнорожденным, из семейства Мастерсонов. Его единокровный брат и какой-то высокопоставленный друг сумели замять дело, пообещав, что его лишат офицерского чина и немедленно отправят домой.

— Возможно, то, что его застрелили, означает, что наконец восторжествовала справедливость, — пробормотал майор Уэлш.

— Может, это восторжествовала справедливость, а может быть, об этом позаботился муж той женщины, которую он обесчестил, — мрачно проговорил мистер Рид. — Если бы Маккензи сделал такое с моей женой, он был бы мертв гораздо раньше.

— Не верится, что удалось замять убийство офицерской жены, — сказал Харди, нахмурив брови. — Возможно, что-то было не так.

Суиннертон покачал головой:

— Я слышал это от одного офицера, который находился там и видел все собственными глазами. Грязное дело. У женщины была интрижка с Маккензи, так что ее мужу не очень-то хотелось трубить об этом на каждом перекрестке.

— Это можно понять, — сказал, качая головой, Уэлш. — У бедняги такой страшной смертью погибла жена, а ему отказали в справедливости! Я полагаю, что Маккензи в срочном порядке увезли из Португалии, пока муж не вызвал его на дуэль?

Не дав Суиннертону ответить, Рид нетерпеливо проговорил:

— Очень печальная история, но довольно об этом. Мы здесь собрались для того, чтобы играть в карты.

Разговор прекратился, но Мак не мог прийти в себя. Ломбер, испанская игра, основывается скорее на тактике, чем на везении. Это была его любимая карточная игра, а он теперь едва видел карты.

Женская рука опустилась ему на бедро, и Кири промурлыкала:

— Мне что-то спать хочется, дорогой. Ты еще не готов пойти домой, в постельку?

Когда она шутливо лизнула языком его ухо, он чуть не выпрыгнул из собственной кожи, но она обеспечила ему хорошее оправдание для ухода. Партия заканчивалась, и он сказал:

— Поскольку моя леди устала, я выхожу из игры, джентльмены. Спасибо за игру и доброй ночи.

Остальные тоже пожелали ему доброй ночи, с понимающими минами и некоторой завистью поглядывая на Кири. Когда они уходили, она с обожанием взяла его под руку и особенно соблазнительно вильнула бедрами. Никто из присутствующих мужчин не запомнил ее лица, поскольку все они пялились на другие части ее тела.

Мак набросил ей на плечи плащ и повел к ожидавшему их экипажу. Как только они уселись и экипаж тронулся, она тихо спросила:

— Что произошло на самом деле?

— Разве ты не слышала? — с горечью произнес он. — Я изнасиловал и убил жену одного из офицеров и едва избежал виселицы.

— Вздор! Ты не насильник и не убийца. — В темноте она сжала его руку, и его пальцы конвульсивным движением ухватились за нее.

— Что же произошло? — тихо спросила она.

— Убитой женщиной была Гарриет Суиннертон, жена Руперта Суиннертона, который рассказал эту историю.

Кири затаила дыхание.

— Ты служил вместе с ним?

— Очень недолго. Когда я пришел в армию, я служил под командованием Алекса Рэндалла. Когда нас отправили в Португалию, меня перевели в другое подразделение, где был нужен младший офицер. Суиннертон был лейтенантом, но я очень редко видел его. Обычно он был занят своими делами. — Мак вздохнул. — Я выполнял свой долг, но хорошим солдатом не был, Кири. Я пошел в армию потому лишь, что мой отец пообещал мне купить офицерский чин — нечто вроде путевки в жизнь, так сказать. Это гораздо больше, чем мужчины делают обычно для своих незаконнорожденных отпрысков.

— Тебя гораздо легче представить на поле боя, чем на месте викария, — заметила она.

Он едва не рассмеялся.

— Что правда, то правда. Участвуя в настоящей битве, ты чувствуешь, что живешь. Тебе страшно, ты возбужден, ты готов ответить на вызов. Но битва — это лишь маленькая часть солдатской жизни, а остальное — правила, ограничения и приказания, которые отдают дураки.

— Вроде Суиннертона?

— Он был не просто дурак, но дурак жестокий. Ходили слухи, что ему пришлось жениться на Гарриет после того, как он совратил ее. Естественно, они не любили друг друга. Оба были широко известны своими интрижками, — продолжал он, покачав головой, будто до сих пор не верил собственной глупости. — Я знал, что делаю ошибку, связываясь с ней, но все-таки совершил ее.

— Ты любил ее? — тихо спросила Кири.

Даже спустя три года он не мог с уверенностью ответить на этот вопрос.

— Немного, я думаю. Она была красивая и злая. Но была в ней какая-то хрупкость, которая вызывала желание заботиться о ней. Я был одинок, и когда она стала со мной заигрывать, я от нее не отвернулся, как это сделал бы более умудренный опытом мужчина, — сказал он. — Она как-никак была красавицей и очень искусной любовницей.

— Судя по всему, в ней было что-то трагическое, — сказала Кири. — Как она умерла?

Каждое мгновение той ночи врезалось в его память.

— Суиннертон уехал, поэтому я пришел к ней на квартиру. Она в ту ночь была очень беспокойной и, когда я собрался уходить, вдруг потребовала, чтобы я бежал вместе с ней.

— Ты почувствовал искушение? — спросила Кири.

— Ни малейшего. Я уже подумывал о том, чтобы закончить нашу связь, и ее предложение лишь подсказало мне, что пора это сделать. Она не была в меня влюблена. Ей просто хотелось уехать из Португалии. Это погубило бы нас обоих. — У него дрогнули губы. — Но если бы я сказал тогда «да», возможно, она была бы сейчас жива.

— Почему ты так думаешь?

— Она пришла в ярость, орала на меня, швыряла на пол вазы и угрожала рассказать мужу, что я пытался изнасиловать ее. В результате я ушел без сожалений, твердо уверенный, что поступил правильно.

— Значит, когда ты уходил, она была жива?

— Жива и полна энергии. — Он сделал глубокий вдох. Ему очень не хотелось рассказывать, что было дальше. — Потом поздно ночью неожиданно приехал домой Суиннертон, и разразился страшный скандал. Он сказал, что нашел Гарриет и ее португальскую служанку избитыми до полусмерти, Суиннертон утверждал, что Гарриет, когда, он нашел ее, была еще жива, и что, умирая, она обвинила меня в том, что я изнасиловал ее и жестоко избил и ее и служанку.

— Боже милосердный! — прошептала Кири, сильно сжав рукой его руку. — Тебе не кажется, что Суиннертон узнал об интрижке и что это была его месть вам обоим?

Он кивнул.

— Я думаю, Гарриет была в такой ярости, что рассказала ему не только обо мне, но и о других своих любовниках, и он пришел в ярость, — сказал Мак. — После того как она умерла, Суиннертон, ссылаясь на ее так называемое предсмертное признание, передал дело в военно-полевой суд. Меня приговорили к телесному наказанию в виде порки с последующей смертной казнью через повешение.

— И как тебе удалось избежать виселицы? — содрогнувшись, спросила Кири.

— Спасли меня Алекс Рэндалл и мой брат Уилл, Мой сержант сообщил об этом Уиллу, и тот немедленно отправился к лорду Веллингтону, а Рэндалл тем временем помчался в лагерь, чтобы узнать, что происходит. — Мак невесело усмехнулся. — Если бы Суиннертону не хотелось так сильно унизить меня публичной поркой, я был бы мертв еще до прибытия Рэндалла. Ну а когда Рэндалл примчался, я рассказал ему, что, по-моему произошло на самом деле.

— Слава Богу, что он приехал вовремя и поверил тебе! — с горячностью воскликнула Кири.

— И что он — Рэндалл, — добавил Мак. — Он стоял перед зданием, в котором меня заперли, и твердил, что не верит в мою виновность, а если меня попытаются повесить на основе доказательств, полученных с чужих слов, это смогут сделать только через его труп.

— А как на это отреагировал Суиннертон?

— Когда Веллингтон и Уилл галопом примчались в лагерь, он визжал и угрожал Рэндаллу. Веллингтон приказал всем успокоиться и рассказать, что произошло, а Уилл тем временем отыскал свидетельницу избиения — служанку. Она получила серьезные травмы, но выжила. Служанка свидетельствовала, что у Гарриет была со мной любовная связь, но когда я уходил в ту ночь, ее хозяйка была жива и здорова.

— Она смогла опознать настоящего убийцу?

— Она сказала, что не видела этого мужчину отчетливо, но может с уверенностью заявить, что это был низкорослый португалец, — сдержанно проговорил Мак. — Скорее всего — вор.

— Ты думаешь, она узнала Суиннертона, но не осмелилась сказать об этом?

— Такова моя версия, но я могу ошибаться. Против него было не больше улик, чем против меня. На нем не было следов крови, но его жилище не обыскивалось, так что он мог переодеться и уже потом поднять тревогу. Согласно другой версии, я спал не только с хозяйкой, но и со служанкой, поэтому она солгала, чтобы выгородить меня.

— Зачем ей защищать человека, который убил ее хозяйку и чуть не убил ее? — спросила Кири. — Это противоречит здравому смыслу.

— Такие дела не имеют ничего общего со здравым смыслов, — сказал он еще более сдержанно. — Лорд Веллингтон постановил, что при отсутствии веских улик британский офицер не может быть подвергнут экзекуции. Сняв обвинения, Веллингтон настоятельно посоветовал мне продать свой офицерский патент и как можно скорее вернуться в Англию. Что я и сделал, — закончил Мак.

— Мудрое решение. Хотя тебе и не были предъявлены обвинения, ты не смог бы продолжать служить в том же полку.

— Я был рад вернуться в Лондон, хотя понятия не и мел, что буду делать. Потом ко мне зашел Керкленд и предложил заняться весьма необычным, но полезным делом. Мне показалось это очень заманчивым. Керкленд оказался гораздо лучшим владельцем игорного дома и информатором, чем солдатом.

— Наверное, убийство Гарриет так и осталась нераскрытым?

— Официально так и осталось. Этот инцидент погубил и его, и мою карьеру. Суиннертона подозревали не меньше, чем меня. Его семья оплатила ему перевод в вест-индский полк, поэтому он смог уехать, не дожидаясь еще большего скандала.

— Такой перевод сам по себе является наказанием, учитывая, сколько там всяких болезней, — сказала Кири. — У него довольно желтый цвет лица. Возможно, он продал офицерский патент по причинам, связанным со здоровьем.

— Я не слышал, что он вернулся в Лондон, наверное, это произошло совсем недавно, — сказал Мак. — Я без сожаления покинул армию. Но было бы лучше, если бы это произошло как-нибудь по-другому.

— Сожалею, что тебе пришлось пережить это. — Кири повернулась, положила голову ему на плечо и обняла свободной рукой за талию. Потом продолжала: — Судя по всему, Руперт Суиннертон — настоящее чудовище. К тому же он может оказаться одним из похитителей, хотя полной уверенности у меня нет, — сказала она. — Думаю, к нему следует присмотреться.

Мак припомнил то, что он знает о Суиннертоне: хладнокровный, как змея, этот человек приобрел в армии навыки, полезные для убийцы.

— Я стараюсь избегать предубежденности, но мне кажется, Руперт Суиннертон способен на что угодно.

— А я так надеюсь, что он виновен, — задумчиво сказала Кири. — Он очень неприятный человек.

— Значит, сегодня ночью мы сделали кое-что полезное. Хорошее начало для нашего расследования, — сказал Мак. Он наклонил голову и прикоснулся губами к гладкой округлости ее щеки. Она потянулась к его губам, и благодарность преобразовалась в страсть. Зеленое шелковое платье сводило его с ума с того момента, как Кири впервые его надела, а теперь ему больше всего хотелось снять с нее это платье и освободить ее груди — такие полненькие, такой безупречной формы. Запах, присущий только Кири, усиливался ароматом экзотических духов и изгонял из его головы все здравые мысли.

Ее колено скользнуло между его коленями… Но тут экипаж, скрипнув, остановился перед домом 11 по Эксетер-стрит.

Когда Мак прервал объятие, у него пульсировало все тело.

— Когда я рядом с тобой, здравый смысл, кажется, улетучивается сквозь окошко, — тяжело дыша, сказал он.

— Это вполне логично, — отозвалась она, с трудом сдерживая смех. — В экипаже мы одни, и нам хочется наброситься друг на друга.

— Ты хорошо разбираешься в логике, — сказал Мак, нежно прижимая ее к себе. — Наброситься и не выпускать из рук…

— Я научилась этому, наблюдая за кошками. Ее рука скользнула между его ног, и она с потрясающей точностью накрыла ладонью нужное место. — Логика подсказывает, что нам следует подняться в мою комнату и предаться безумной, страстной любви.