Увертываясь от ударов Говарда, Маккензи умышленно опрокинул чайник, чтобы загасить огонь, и перевернул один из фонарей. Остальные фонари контрабандисты перевернули без его помощи.

Под прикрытием смрадной темноты он бросился туда, где находилась девушка. Каменная стена оказалась ближе, чем он рассчитывал. Маккензи ощупывал грубую каменную стену, уверенный, что где-то здесь прикована девушка.

Однако этой чертовой девчонки там не оказалось. Неужели он потерял способность ориентироваться?

Но нет. Под его правой рукой загремела цепь. Ощупывая каждое звено, он прошелся рукой до конца цепи. Девчонки не было. Но как, черт возьми…

Наручник был сломан и разогнут. Мисс Кэрри Форд оказалась еще более удивительной особой, чем он думал. Он повернулся и направился к выходу из пещеры, надеясь, что она не угодила в самый центр побоища.

— Девчонка убегает! — крикнул кто-то.

— Хватайте ее! — взревел Говард.

Под крики контрабандистов Маккензи добрался до выхода из пещеры. Девчонка еще не успела выбраться наружу: он обнаружил ее по запаху, раньше обратив внимание на соблазнительный аромат ее духов. Мысленно поблагодарив судьбу за то, что она цела и невредима, он покровительственно обнял ее рукой за плечи…

…и тут же растянулся на полу, потому что она зацепила своей стопой, словно крюком, его ногу и толкнула его. Он инстинктивно ухватился за нее, и они упали оба, причем он оказался наверху.

Она предприняла коварную попытку ударить его коленом в пах, но, придавив ее собственным весом, он лишил ее способности двигаться и хрипло прошептал ей на ухо:

— Оставь свои приемчики, ведь я спасаю тебя!

Она перестала драться.

— В таком случае отпусти меня и давай, черт возьми, убежим отсюда!

Он сразу же отпустил ее, и они оба поднялись на ноги. Он бросил в пещеру мешочек с пятьюдесятью гинеями и следом за ней выбрался наружу.

Шел проливной дождь, но ночь казалась светлой по сравнению с кромешной тьмой пещеры. По крайней мере теперь можно было разглядеть что-то вокруг и сориентироваться.

Он увидел: вдоль самого края обрыва бежит Кэрри. Свернув направо, она, словно обезумевшая горная козочка, стала подниматься по каменистой тропе вверх. Маккензи усмехнулся и, чтобы не отстать, тоже прибавил ходу. Девушка, должно быть, была смертельно напугана, когда ее схватили контрабандисты, но не поддалась страху. И это было хорошо, потому что через некоторое время кто-нибудь из контрабандистов бросится за ними в погоню.

После ливня тропинка стала опасно скользкой. Кэрри почти добралась до небольшой поляны, на которой размещался загон для лошадей, когда, оступившись, заскользила к краю обрыва. Мак, едва успев уцепиться одной рукой за какой-то куст, другой рукой схватил девушку и вернул ее на безопасное место.

На мгновение они оба застыли, прижатые к холодному мокрому камню. Пьянящий аромат сирени, специй и женщины заставил его позабыть о том, что за ними гонятся разъяренные контрабандисты.

Из транса его вывел ее резкий окрик:

— Отпусти меня, балбес!

Вырвавшись из его рук, Кэрри снова побежала вверх по тропе, к поляне. Он бежал следом, отстав от нее на несколько шагов. Тяжело дыша, она остановилась у ворот загона. Маккензи понял: она специально успокаивается, чтобы не волновать животных.

Не успел он подойти к ней, как она открыла ворота и оказалась среди лохматых пони. Высокий жеребец со звездочкой во лбу сразу же подошел к ней. Мак обрадовался, увидев, что конь оседлан и, значит, готов отправиться в дорогу.

Так как Мак не предполагал задерживаться у контрабандистов, его конь тоже был не расседлан, так что они могли, не задерживаясь, двинуться в путь. Поскольку он предполагал, что дождь может затянуться, он сделал скатку из запасного плаща и приторочил ее к седлу своего Цезаря. Теперь он достал плащ и предложил его деве-воительнице:

— Возьми-ка это, девушка.

Она быстро оглянулась, в руке ее блеснул нож.

— Держись от меня подальше!

— Положи ты эту штуковину, — спокойно сказал он. — Я всего лишь предлагаю тебе плащ, чтобы ты не замерзла до смерти.

— Прошу прощения, — сказала она таким тоном, как будто никакого прощения просить не собиралась, но нож спрятала и приняла плащ. — Спасибо.

Маккензи показалось, что, закутываясь в плащ, она стучала зубами от холода.

— Хочешь, я помогу тебе сесть в седло? — спросил он.

Взглянув на круп высокого коня, она неохотно согласилась.

Девушка поставила ножку в сапоге на его сцепленные руки и взлетела в седло. Было бы неплохо и другим женщинам перенять у нее фасон разделенных на две штанины юбок, подумал Маккензи. Не обращая на него внимания, Кэрри, ударив коня пятками по бокам, тронулась с места с таким мастерством, будто ее посадили верхом на лошадь прямо из колыбели.

Покачав головой с довольным видом, Мак шуганул от себя парочку дружелюбных пони, мешавших ему открыть ворота, и сел на Цезаря. Темнота и дождь замедлили скорость, и Кэрри немного опередила его. Добравшись до верхней точки дороги, он увидел, что она остановилась и пристально вглядывается в темноту.

Она не имеет ни малейшего понятия о том, в какую сторону ехать, догадался Маккензи и остановился рядом с ней.

— Дувр находится в нескольких милях отсюда, дорога полна всяких неожиданностей, поблизости нет никаких деревень, идет косой дождь, так что нам было бы лучше найти какое-нибудь пристанище, — заметил он. — Я знаю один вполне уютный сарай примерно в получасе езды. Едва ли контрабандисты рискнут преследовать нас так далеко.

Она подняла к нему лицо, похожее на бледный овал на фоне темной ткани.

— Неужели они станут это делать?

— Я оставил им пятьдесят гиней в уплату за свою покупку. Большинство из них это удовлетворит. — Мак вспомнил разъяренную физиономию Говарда. — Однако пьяный и взбешенный Говард вполне может броситься вслед за нами. Да и некоторые его дружки тоже. Лучше уж нам оказаться от них как можно дальше.

— Никаких «нам», мистер Маккензи, — ледяным тоном сказала она. — Я решительно намерена держаться на почтительном расстоянии также и от вас. И уж поверьте, не буду ночевать вместе с вами в каком-то сарае.

— С Ла-Манша дует ледяной ветер, — заметил он. — Может быть, мы продолжим обсуждение этого вопроса под крышей?

Она подняла лицо к моросящему дождю и содрогнулась. Затем, после продолжительной паузы, сказала:

— Вы даете слово джентльмена, что не создадите мне проблем в этом вашем сарае?

— Я даю слово, что не причиню вам вреда, но, если я не джентльмен, мое слово ничего не стоит. Вы должны довериться своей интуиции.

— Трудно бояться человека, который признается, что он ленив и не выносит вида собственной крови, — вздохнув, сказала она. — Я сильно устала и потому рискну довериться вашему не вполне отчетливо изложенному чувству чести. Это доверие да еще нож будут гарантами моей безопасности.

— Не бойтесь, я безопасен, — сказал он самым невинным тоном. — С женщинами много хлопот даже тогда, когда они сами этого хотят. Зачем бы мне иметь дело с такой, которая этого не хочет?

Кири фыркнула.

— Ладно. Но помните, я вооружена, мистер Маккензи.

— Условия соглашения сформулированы не слишком деликатно, — заметил он и, повернув Цезаря в нужном направлении, отправился в путь, а дева-воительница последовала за ним.

Сарай, о котором говорил Маккензи, стоял вдали от всех других хозяйственных строений. Кири, радуясь тому, что они наконец-то добрались до места, остановила коня. Она насквозь промокла и была измучена до такой степени, что ее обрадовала бы любая крыша над головой. Трудно было представить, что этот день начался для нее с кружки горячего шоколада и свежеиспеченного хлебца, которые ей подали в ее уютную спальню в Граймз-Холле.

Ее непрошеный попутчик спешился и открыл широкие двери, чтобы она могла завести Чифтена внутрь сарая.

— Здесь наверняка имеется сено, — сказал он. — Заройтесь в него, это поможет вам согреться. А я оботру вашу лошадь.

Она с трудом спешилась: у нее болела каждая мышца.

— Я сама позабочусь о своем коне.

— Вы говорите как настоящая наездница, — с одобрением заметил он. — Тогда я посмотрю, нельзя ли развести огонь. Мы здесь находимся достаточно далеко ото всех, так что никто не увидит.

Кири сняла с Чифтена седло и попону. Конь принялся жевать сено, а она стала тщательно обтирать его досуха клочком сена.

Обтерев одну сторону, она перешла на другую и тут с удивлением увидела, что Маккензи с помощью огнива высекает сноп искр, направляя их на кусок сухого гнилого дерева, который сразу же загорелся. При свете пламени стали видны щепки, приготовленные для растопки, а рядом — сухие дрова.

— Удобно, когда есть все, чтобы развести костер, — сказала она, когда дым потянулся к двери, которая стояла распахнутой настежь. — Ваши друзья-контрабандисты пользуются этим сараем для хранения товаров?

— Иногда пользуются, поэтому здесь и лежат дрова. Но они мне не друзья. — Он снова положил в карман плаща коробочку с трутом. — Мы просто деловые партнеры.

— Вы занимаетесь поставкой алкогольных напитков?

— У меня имеется заведение, для которого требуются высококачественные вина и спиртные напитки. — Когда огонь разгорелся, он встал и принялся обтирать своего коня. — Если покупаешь непосредственно у капитана Хаука, это гарантирует качество.

— Практично, хотя не вполне легально, — заметила она и добавила, взглянув на мускулистою коня Маккензи: — Лошадь у вас на редкость некрасивая.

— Возможно, на Роттен-роу его осыпали бы насмешками, но я никогда не встречал лошадей, равных ему по выносливости, — сказал Маккензи, потрепав коня по шее. — Я купил его в Португалии за кисет табаку. Он был настолько некрасивым жеребенком, что его собирались пустить на рагу из конины. Так что в тот день нам с ним повезло обоим.

Его явная привязанность к своей лошади показалась Кири весьма трогательной. Хотя Чифтен был несравненно красивее.

В сарае было несколько пустых стойл — весьма удобно для хранения бочек с кларетом. Обтерев Чифтена, Кири поставила его в одно из стойл, позаботившись о том, чтобы там было достаточно сена и воды. Потом уселась у огня, В его мерцающем свете она внимательно осмотрела украденный нож. Это было мастерски изготовленное оружие, небольшой размер которого позволял держать его незаметно пристегнутым к предплечью или ноге.

Ручка была украшена замысловатой гравировкой, а короткое лезвие заточено со знанием дела.

Когда подошел Маккензи и уселся рядом с ней у огня, она проверяла балансировку ножа. Он взглянул на лезвие, которое как раз было повернуто острием в его сторону, и спросил:

— Это предупреждение о том, чтобы я не забывал соблюдать дистанцию между нами?

— Возможно. — Кири поворачивала нож, наблюдая за отражением огня в лезвии. — С какой стати я должна верить вам?

— Это не я взял вас в плен и не я приковал к стене в пещере.

Она прищурила глаза.

— Это правда, но мне показалось, что вы не очень расстроились, когда увидели, что сделали ваши «деловые партнеры».

Он удивленно приподнял брови:

— Разве помогло бы, если бы я воскликнул в ужасе: «Мерзавцы! Сию же минуту освободите эту молодую леди!»?

— Да уж. Они расхохотались бы вам в лицо и возможно, приковали бы вас рядом со мной.

— Именно так. Надо знать, с кем имеешь дело, — сказал он. — Если бы не Говард, то, возможно, мне удалось бы купить вашу свободу. Но поскольку он не захотел отпускать вас, мне пришлось изменить тактику. Игра в карты позабавила их.

Она содрогнулась.

— Умный ход, но ведь вы могли проиграть. Даже когда вы выиграли, этот озверевший Говард обвинил вас в жульничестве.

— Он, конечно, грубое животное, но не дурак, — усмехнулся Маккензи. — Я действительно жульничал.

Она охнула от неожиданности, потрясенная его небрежно сделанным признанием в бесчестном поведении.

— Вы жульничаете, играя в карты?

— Когда это необходимо, — ответил Маккензи, — Вы ведь не хотели, чтобы я проиграл, не так ли?

— Не хотела, но… ведь вы джентльмен, а подобное поведение респектабельным не назреешь.

— Я не джентльмен, — рассмеявшись, сказал он. — И респектабельным меня не назовешь, но это значительно упрощает мою жизнь.

Кири провела свою жизнь в окружении в высшей степени достойных джентльменов и теперь была буквально заворожена тем, что встретила человека, весело признающегося в том, что он бесчестен.

— Но как же Говард не заметил, что у вас крапленые карты, когда вы вытащили из кармана эту колоду?

— Потому что в колоде не было крапленых карт. Как я и сказал, это была новая колода. Но такую же колоду с краплеными картами я держал в ладони. После того как я выиграл и Говард полез на рожон, я ногой опрокинул чайник и один из фонарей, в пещере началось столпотворение, и мы смогли под шумок убежать.

Она едва подавила разбиравший ее смех.

— Я радовалась тому, что вы выиграли: ведь от вас проще сбежать, чем от банды контрабандистов.

— Утром, когда буря пройдет, я выведу вас на дорогу в Дувр. Вот тогда сможете сбежать от меня, — сказал он и вынул из еще одного внутреннего кармана флягу. — Выпейте немного бренди. Это поможет вам согреться.

Фляга была теплой от тела Маккензи. Кири осторожно отхлебнула глоток и поняла, что это превосходный французский коньяк.

— Вы покупаете у контрабандистов первоклассные вина.

— Для моих клиентов все должно быть самым лучшим. — Он покопался в другом кармане и извлек сверток, завернутый в салфетку. — Если вы голодны, то попробуйте сыр. Заодно проверите, хорошо ли работает ваш нож.

На этот раз она даже не пыталась подавить улыбку.

— Вы уже извлекли из карманов деньги, карты, выпивку, а теперь еще и еду. Сколько же карманов на вашем плаще?

— Много, — сказал он, доставая из кармана два хлебца. Потом взял из приготовленной растопки две щепочки и сказал: — Я собираюсь сделать обжаренный хлеб с сыром. Не желаете присоединиться?

Горячая еда. Осознав, что умирает с голоду, Кири быстро отрезала несколько ломтиков сыра и половину предложила ему.

— Я нарежу хлебцы, их тоже можно будет обжарить.

— Отличная мысль. — Маккензи передал ей хлебцы. — Превосходный нож. Вы, видимо, не успели вытащить его, когда они вас схватили?

— У меня его тогда не было. — Она положила нож на ладонь, чтобы он мог лучше разглядеть его. — Я выхватила его у контрабандиста, который пытался меня прирезать, когда я убегала.

Маккензи, казалось, был потрясен.

— Не уверен, что хуже — знать, что вас могли зарезать, или знать, что вы могли бы зарезать меня. При одной мысли о том, что мне довелось бы увидеть собственную кровь, я могу потерять сознание.

Она рассмеялась.

— Пока что я рада, что не зарезала вас.

Половина хлебца уже поджарилась, поэтому она сняла со щепки хлеб и насадила на острый конец кусочек сыра. Когда чеддер начал плавиться и источать приятный запах, она намазала его на обжаренный хлеб и откусила кусок.

— Пища богов!

Он тоже откусил кусок от своего хлеба с сыром и принялся жевать, смакуя.

— Да уж, поистине пища богов. Холод, ливень, голод и страх за свою жизнь способны сделать самую простейшую еду божественной.

— Я определенно рада, что не зарезала вас, — решила Кири. — Не было б у меня тогда ни еды, ни коньяка, ни крыши над головой.

— Значит, и я могу на что-то сгодиться, — сказал он, принимаясь обжаривать другой кусок хлебца. — Каким образом такая опытная молодая леди, как вы, могла оказаться в руках контрабандистов?

Она вздохнула, вспомнив, что заставило ее оказаться в неправильном месте в неправильное время.

— Я гостила в этих местах и по чистой случайности подслушала кое-что такое, что меня очень расстроило. Я немедленно уехала оттуда и направилась в Дувр, где хотела сесть в почтово-пассажирский дилижанс и доехать до дома. Но случайно наткнулась на контрабандистов, которые перевозили свои товары, и они побоялись, что я их выдам. Будь тропа чуть пошире, Чифтен мог бы развернуться, я бы смогла убежать, но не получилось: на меня набросили птичью сеть.

— Не повезло, — с сочувствием проговорил он. — Вы позаимствовали коня, чтобы доехать до Дувра?

— Человек придирчивый мог бы сказать, что я его украла, — призналась она. — Но я была в такой ярости! Если бы я осталась, то, пожалуй, могла бы кого-нибудь убить. Поэтому я взяла Чифтена. Я отошлю его назад из Дувра.

— Охотно верю, что кому-то могло не поздоровиться, — сказал он с легкой восхищенной улыбкой, как-то странно отозвавшейся у нее внутри. — Но если бы вы не подслушали тот разговор, я бы не встретил вас. Я достаточно эгоистичен, чтобы радоваться тому, что наши дороги пересеклись.

— Я тоже этому рада, потому что не смогла бы убежать без вашей помощи.

— Как вам удалось сломать наручник? Или он сильно проржавел?

— Да, он был довольно ржавым, — Кири вытянула правую руку, на которой при свете костра сверкнули бриллианты. — Я пилила металл этими камнями, пока не смогла его сломать.

— Вы и впрямь потрясающая женщина! — восхищенно сказал он.

Она смущенно потупила взгляд:

— Когда вернусь в Лондон, я позабочусь о том, чтобы вам заплатили.

Он криво усмехнулся:

— Я знаю и другой способ расплатиться, который меня вполне устроил бы.

Ее рука, лежавшая на рукоятке ножа, напряглась. Если он думает, что она ляжет с ним!..

— Это не то, о чем вы подумали, дорогая дева-воительница, — заметил он, усмехнувшись. — Я бы с наслаждением получил поцелуй.