Хирург и Салли Ланкастер уже давно уехали, а Джослин все еще сидела за чаем. Тетя Лора сказала бы: «Ты сама себя наказала». Да, наверное, ей не следовало выходить замуж за майора…

Исида прыгнула к хозяйке на колени и громко замурлыкала. Джослин невольно улыбнулась и принялась поглаживать свою любимицу. Поглаживая гладкую шерстку Исиды, Джослин всегда успокаивалась, но сейчас ей едва ли удастся успокоиться — ведь она стала женой совершенно незнакомого человека! Это был очень милый незнакомец. Более того, она восхищалась его мужеством. Но все-таки он оставался незнакомцем… В такой ситуации даже самая спокойная женщина может устроить истерику.

И кроме того, поправившись, майор, возможно, изменится, превратится в совершенно другого человека. Ведь он тоже не рассчитывал на длительный брак, и очень может быть, что он теперь огорчен не меньше, чем она. А если майор полюбит какую-нибудь женщину? Если захочет жениться на ней? В таком случае он, конечно же, захочет развестись…

Увы, о разводе не могло быть и речи, ведь Джослин всю жизнь страдала от того отвратительного скандала, которым сопровождался развод ее родителей. Нет, она на это никогда не решится. На развод требовалось специальное разрешение, и такое разрешение можно было получить лишь после унизительного обсуждения всех подробностей…

И даже если она решится пойти по этому пути, то ей потребуется повод для развода. Как правило, поводом становится измена жены, на что она определенно не пойдет. И кроме того, не исключено, что майор Ланкастер ни при каких обстоятельствах не захочет с ней разводиться, ведь она — богатая женщина. Слава Богу, майор подписал бумагу и отказался от собственности жены — в противном случае он мог бы ее разорить.

Джослин улыбнулась и покачала головой. Ее фантазия слишком уж разыгралась. Здоровый Дэвид может отличаться от умирающего, но она не может поверить в то, что он превратится в чудовище. Она готова биться об заклад, что майор Ланкастер — человек порядочный и благородный. Ей просто не хочется быть его женой.

Наконец Исида спрыгнула на пол и отправилась по своим кошачьим делам. Джослин же решила, что пора проведать майора.

Хью Морган по-прежнему находился в голубой комнате, рядом со своим спящим подопечным. Майор спал, лежа на животе, и дыхание у неге было спокойным и ровным.

— Все в порядке? — шепотом спросила Джослин. Слуга встал со стула и подошел к двери.

— Спит как дитя, миледи.

— Прекрасно. А как ваш брат? Он хорошо устроился?

— Очень хорошо. Замечательно… Он совсем ободрился. Спасибо, что вы о нем справились. — Морган смущенно улыбнулся. — Вы были правы насчет служанок, миледи. Они все хлопочут вокруг Риса, и это ему полезно.

Джослин улыбнулась. Она искренне порадовалась за Хью Моргана и его брата.

Поужинав в одиночестве, Джослин отправилась спать, но ее по-прежнему одолевали тревожные мысли. Она старалась смириться со своим неожиданным замужеством. В конце концов, через сто лет они оба умрут… так что все это не имеет никакого значения. Тем не менее она несколько часов ворочалась в постели, прежде чем забылась в беспокойном сне.

Ее разбудил настойчивый стук в дверь. Исида, лежавшая, как всегда, у нее в ногах, насторожилась и подняла голову. В следующую секунду дверь отворилась, и в спальню вошла Мари.

— Хью Морган попросил меня разбудить вас, — сказала служанка. — Майору очень… не по себе, миледи, и Морган тревожится.

— Сейчас приду. — Джослин встала с постели и надела капот. Сунув ноги в тапочки, она вышла в коридор, где дожидался Морган с подсвечником в руке. — Доктор Кинлок оставил свой адрес?

— Да, миледи. Он сказал, чтобы его вызвали, если понадобится.

Джослин перетянула капот поясом и поспешила следом за Морганом в голубую спальню. Слуга держал над головой подсвечник — был самый темный час ночи.

Миновав галерею, Джослин вошла в комнату. Она надеялась, что им все-таки не придется беспокоить доктора Кинлока. Майор теперь лежал на спине, и казалось, что он вздрагивает под одеялом. Джослин присмотрелась и ахнула в изумлении: ноги Дэвида шевелились! Кинлок оказался прав: он не был парализован.

Джослин подошла к кровати и, склонившись над майором, приложила ладонь к его лбу. Она решила: если у него жар, она немедленно пошлет за доктором. Однако ей показалось, что жара не было.

Дэвид немного успокоился и пробормотал по-французски:

— Жаннет… это ты, милая?

Она выпрямилась и отчетливо проговорила:

— Нет, это Джослин. Порядочная англичанка, а не одна из ваших французских или бельгийских девиц.

Он приоткрыл глаза и, похоже, немного смутился.

— А почему вы решили, что Жаннет — это не моя лошадь?

— Вы стали бы называть лошадь «милая»?

— Солдат и его лошадь… на войне они становятся очень близки, — ответил майор, и глаза его лукаво блеснули. Джослин невольно рассмеялась:

— Думаю, мне не следует вдаваться в подробности. Но скажите, вы помните, что происходило? Помните доктора Кинлока и операцию?

Дэвид промолчал, и Джослин поняла: ему страшно спрашивать о результатах операции.

— Операция прошла успешно, — сказала она. — Кинлок считает, что вы полностью поправитесь.

Майор по-прежнему молчал, и Джослин додумала, что он не расслышал ее слов.

Но несколько секунд спустя Дэвид вдруг кивнул и шевельнул правой ногой. Потом чуть приподнял колено. Затем то же самое проделал и с левой ногой.

— Господи! — воскликнул он с дрожью в голосе. — Это правда! Я могу двигаться. Я могу двигаться!!!

Майор поспешно закрыл глаза, чтобы сдержать заблестевшие в них слезы. Джослин села на стул у кровати и взяла его за руку. Повернувшись к Моргану и Мари, она сказала:

— Можете ненадолго уйти. Морган, вы, наверное, проголодались. И вам обоим следовало бы выпить чаю.

— Да, это было бы кстати, миледи, — кивнул слуга. Выходя из комнаты, Хью и Мари обменялись многозначительными взглядами, было очевидно, что предложение хозяйки пришлось им по душе.

Дэвид пытался осознать произошедшее, а Джослин тем временем рассказывала ему о том, что говорил доктор Кинлок перед отъездом. Когда же майор наконец открыл глаза, она спросила:

— Как вы себя чувствуете?

— По сравнению с тем, что я чувствовал после Ватерлоо, — сравнительно неплохо. Хотя, в сущности, отвратительно.

Улыбнувшись его шутке, Джослин спросила:

— Боли сильные?

— Конечно! Замечательные боли! Глаза майора лихорадочно блестели.

— Знаете, Дэвид, я подозреваю, что вы будете очень трудным выздоравливающим.

Джослин внимательно посмотрела на майора, и ей вдруг показалось, что она видит в нем еще одну, менее заметную перемену.

Глаза! Впервые его глаза выглядели… не так, как прежде. Видимо, действие последней дозы настойки закончилось. Она взяла пузырек, стоявший на столике у кровати.

— Доктор Кинлок велел дать вам немного опия, если вы проснетесь ночью. Чтобы поправиться, вам нужно больше отдыхать.

— Нет!

Дэвид взмахнул рукой — она и не подозревала, что у него хватит на это сил, — и выбил из ее рук пузырек. Бутылочка разбилась, и по лежавшему на полу роскошному персидскому ковру расползлось темное пятно.

Джослин изумленно смотрела на Дэвида. По комнате разливались запахи гвоздики и корицы. А на лице больного вдруг появилось выражение отчаяния.

— Простите, — пробормотал он. — Я не хотел вас обидеть. Но я… я больше не буду принимать опиум. Никогда!

— Почему?

Дэвид нахмурился. Он понял, что должен все объяснить, иначе Джослин вольет в него это проклятое зелье.

— Доктор Кинлок сказал, что я умирал из-за отравления опиумом?

Она кивнула, и он снова заговорил:

— Большие дозы опиума затуманивают разум и искажают чувства. Зрение, слух — все изменяется. Это было похоже… казалось, у меня украли душу. Я скорее умру, чем снова допущу такое.

— Вы действительно предпочли бы умереть? — прошептала Джослин.

Он судорожно вздохнул:

— Ну… возможно, я преувеличиваю. Наверное, принял бы дозу опия, если бы она спасла мне жизнь, но сегодня… сегодня я вдруг почувствовал, что не нуждаюсь в этой проклятой настойке. Я сумею обойтись и без нее.

— А как же боль? Он криво усмехнулся.

— Я бы солгал, если бы не признал: у меня сейчас такие ощущения, будто в тело мое впились когти тигра. Но даже это лучше, чем забытье под действием опия.

— Хорошо, майор, — кивнула Джослин, — я не буду заставлять вас принимать настойку. Хотя не могу обещать что доктор Кинлок поступит так же. Он придет к вам утром. Если доктор скажет, что опий необходим для вашего выздоровления, то я сама помогу вас держать, пока он будет вливать в вас лекарство.

— Да, конечно, леди Джослин, — улыбнулся Дэвид.

— Если вы не хотите спать, то, может быть, голодны? Вам надо набираться сил.

Дэвид прислушался к своим ощущениям.

— А знаете, — проговорил он с удивлением, — кажется, я и впрямь проголодался.

— Может, желаете жаркого?

Майор вдруг почувствовал, что ему действительно ужасно хочется жаркого.

— О… это было бы замечательно, — ответил он.

— Нет уж, приготовьтесь есть суп, — проворковала Джослин. — А если он вам не повредит, то, может быть, я дам вам омлет и немного заварного крема.

Майор рассмеялся:

— Я вынужден подчиниться, леди Джослин. Она потянула за шнурок звонка, и вскоре явился Морган. Пока Джослин объясняла слуге, что следует принести, Дэвид любовался ее точеным профилем. Ему ужасно хотелось приподняться и обнять ее, хотелось прижать ее к груди…

И тут слуга пробормотал:

— Повар будет недоволен, если разбудить его среди мочи. Джослин выразительно подняла брови:

— Если месье Шарбонье выразит неудовольствие, можете передать ему, что я не задерживаю его в своем доме. Надеюсь, что все заказанные блюда будут поданы через четверть часа. Вы меня поняли?

Пряча улыбку, Морган кивнул и поспешно вышел из комнаты.

— Поверьте, леди Джослин, вы могли бы стать замечательным сержантом, — заметил Дэвид. — Все подчиненные мгновенно выполняли бы ваши распоряжения.

Она улыбнулась, ничуть не смутившись.

— По-моему, мои слуги слишком обленились. Полагаю, им не вредно время от времени сталкиваться с трудностями.

— Мне кажется, они довольны жизнью. Майор прекрасно понимал, что леди Джослин только кажется холодной и высокомерной, на самом деле она была добросердечной и отзывчивой.

— Кому-нибудь нужно сообщить о том, что вам уже лучше? — спросила она. — Утром я отправлю записку Ричарду Дэлтону. Но может быть, известить об этом кого-нибудь еще? Наверное, у вас есть родственники, которые будут рады такой новости?

Майор тотчас же ответил:

— Братья едва ли обрадуются моему выздоровлению.

— У вас есть братья? — удивилась Джослин. — Я полагала, что у вас нет никого, кроме сестры. Дэвид с явной неохотой проговорил:

— У нас с сестрой есть три старших единокровных брата, но мы стараемся не вспоминать об их существовании. Наша с Салли мать была намного моложе отца. Его сыновья от первого брака презирали нашу мать, потому что у нее не было приданого. К тому же, по их понятиям, она была недостаточно знатной. Братья не смели оскорблять ее в присутствии отца, поэтому вымещали свою злобу на нас с Салли. — Он невесело улыбнулся. — Я рано научился драться — это оказалось очень кстати. После смерти отца старший брат выгнал нас троих из дому.

— Какая низость! Разве можно так обращаться с женой отца и с братом и сестрой? — воскликнула Джослин. — А отец вас не обеспечил?

— Он был поглощен наукой и наивно считал, что его наследник о нас позаботится, отец заблуждался. К счастью, нашей матери полагалась небольшая доля наследства. Денег хватило на небольшой домик и приличное образование для нас с Салли. — Майор грустно улыбнулся, вспомнив о домике, где прошли его самые счастливые дни. — После смерти матери поступление денег, конечно, прекратилось, но к тому времени я уже служил в армии, а Салли заканчивала учебу. Мы неплохо справились с трудностями.

— Неудивительно, что вы с сестрой так близки.

— В детстве мы были лучшими друзьями. Мы вместе играли и вместе учились. — Он улыбнулся. — С ней было даже веселее, чем с моим любимым пони.

Не скрывая зависти, Джослин призналась:

— Мне всегда хотелось иметь брата или сестру.

— Я бы предложил вам одного из моих единокровных братьев, но сомневаюсь, что вы могли бы с ними поладить. Они даже друг с другом не ладят. Когда я их знал, они постоянно ссорились. И я не думаю, чтобы они стали лучше. От некоторых недостатков с возрастом можно избавиться, но останутся подлость и злость… Наверное, братья похожи на свою мать — во всяком случае, на отца они абсолютно не похожи.

— Я, кажется, понимаю, почему ваша сестра не считала возможным обратиться к ним в трудную минуту. — Джослин поджала губы. — Предательство со стороны близких оказывается самым жестоким ударом…

Дэвиду было бы интересно узнать, чье предательство оказалось для Джослин жестоким ударом. Возможно, она вспомнила об отце, составившем столь странное завещание.

— Жаль, что родственников нельзя выбирать, как выбираешь друзей, — пробормотал майор.

— Да, очень жаль, — улыбнулась Джослин. — Но лишь благодаря моей тете Эльвире мы с вами познакомились. Если бы она не мечтала заполучить этот дом, то мне, возможно, не пришло бы в голову… я не решилась бы на столь необдуманный брак.

Дэвид тяжко вздохнул. Слова Джослин стали отрезвляющим напоминанием о том, что интимность этого ночного разговора всего лишь иллюзия. Их брак существует лишь на бумаге, и, конечно же, через несколько недель его придется расторгнуть. Ведь леди Джослин была абсолютно уверена в том, что он не выживет.

Майор понимал, что им предстоит обсудить этот вопрос, но сейчас у него не было сил на подобные разговоры.

— Не надо тревожиться, леди Джослин. Я думаю, что с таким непреднамеренным браком можно будет покончить к обоюдному удовольствию.

Она, похоже, обрадовалась.

— Неужели? Каким образом?

Но тут в комнату вошел Морган с подносом в руках. Обуздав свое любопытство, Джослин сказала:

— Мы сможем обсудить это завтра. Или, вернее, сегодня, днем. А сейчас вам надо поесть.

Хотя поднос был снабжен специальными ножками, воспользоваться им, лежа в постели, оказалось не так-то просто, возможно, потому, что разговор с леди Джослин очень утомил Дэвида. Когда он попытался поднести ко рту ложку куриного супа с ячменем, его рука дрогнула и суп разлился по подносу. Моргана уже отправили обратно на кухню, поэтому Джослин решила сама накормить майора. Она взялась за ложку, но он тотчас же запротестовал:

— Вам не следует это делать! Она укоризненно посмотрела на него.

— Вы думаете, я не справлюсь?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. — Майор хотел еще что-то сказать, но тут Джослин влила ему в рот ложку супа. Проглотив его, он в смущении пробормотал:

— Вам не стоит утруждать себя ради меня.

Она покачала головой:

— Если я аристократка, то это еще не значит, что я ни на что не гожусь. Возможно, вам следует называть меня просто Джослин.

Майор открыл рот, чтобы ответить, но она тотчас же влила в него следующую ложку и весело рассмеялась. Дэвид выразительно взглянул на нее и, проглотив суп, пробормотал:

— У вас это неплохо получается. Вам уже приходилось ухаживать за больными?

Джослин нахмурилась и опустила глаза.

— Я ухаживала за отцом в последние недели его жизни. Отец всегда был очень здоровым и энергичным человеком. И болеть он совершенно не умел. Когда я находилась рядом, он вел себя лучше.

И в ответ на дочернюю преданность граф составил это возмутительное завещание. Неудивительно, что она говорила о предательстве…

И тут он почувствовал, что больше не сможет проглотить ни ложки супа.

— Мне очень жаль… — Майор с сожалением посмотрел на куриные крылышки, оставшиеся на дне тарелки. — У меня не хватит сил, чтобы съесть что-то еще.

Джослин широко улыбнулась.

— А я на это и не рассчитывала. Откровенно говоря, омлет и заварной крем я заказала для себя. Когда я просыпаюсь среди ночи, мне всегда хочется есть.

Она поставила поднос на столик и быстро расправилась с омлетом. Майор с удовольствием смотрел, как Джослин ест. Правду ли говорят те, кто утверждает: если женщина с аппетитом ест, то она ненасытна и в постели? Размышляя на эту приятную тему, он впервые за много недель погрузился в здоровый сон.

Засыпая, Дэвид почувствовал, как Джослин осторожно пригладила ладонью его волосы. А может, это ему просто показалось?..