Договора я выполняла, раз деньги Егором Сергеевичем были даны на мебель, я ее и собирала. По расчетам получалось, что на выданный аванс, как пасьянс складывались славянский шкаф, янтарные часы, дубовый стол и новые стулья под этот комплект, доведенные до антиквариата умелыми руками старшего Селедкина. Все честно, весь комплект стоял в квартире Родьки, под его неусыпной охраной. Он и порадоваться не успел, как к нему в квартиру позвонил заказчик с охранниками.

Родька о заказчике знал. Мобильный телефон ему купили для такого случая, он нажал на мой номер телефона. За дверью послышался стук и угрозы, но он успел сказать мне, что заказчик прибыл. Металлическая дверь гремела от ударов. Родька открыл дверь и отскочил в сторону, мимо него в комнату ворвались три человека, и остановились в немом изумление: из шкафа, часов, из стола и одного стула, в который вставили донорский кусочек дерева из шкафа, шло белое свечение. Казалось, предметы переговариваются.

– Не обманула, – прошептал Егор Сергеевич, – красота, какая! Мебель, я ваш новый хозяин, я заберу весь комплект, прячьте свое свечение.

Родька надеялся, что мебель съест наглецов, но предметы промолчали, они покорно погасили свой белый свет.

Янтарный кабинет продали достаточно удачно, я рассчиталась со всеми участниками проекта в рабочем кабинете. Господин Егор Сергеевич не пожалел денег за конторку с янтарем. Благодаря чему Шурик пересел на новую машину, что было выгодно мне, он становился моим любимым исполнителем и шофером по совместительству. Егор Сергеевич прислал Анне Александровне приглашение на открытие музея своего предка.

Ехать на официальную церемонию она не хотела, она решила послать на это мероприятие меня, чтобы я немного отдохнула, а Макар вместо меня посидит с малышом. Я согласилась поехать на открытие музея, от домашних хлопот я устала, а тут появился повод выйти из дома, да и Анна Александровна обещала посидеть с внуком. А я купила новую одежду, новые туфли, в которых и в гареме не грех показаться, так подумала о них Анна Александровна.

В назначенный день за мной заехала машина от Егора Сергеевича, музей находился за пределами города. И откуда берутся просторы? – думала я, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзаж за окном, на бесконечное мелькание зеленой массы деревьев, или полян, даже полей, покрытых зеленой растительностью.

Я посмотрела на шофера и вздрогнула, он мне показался странным, я невольно застегнула на груди молнию от легкой белой курточки, и отвернулась к окну, с мыслью, что уж очень долго едем к музею. За окном замелькали дома дачного поселка, заборы один выше другого, на укрепленных стенах стояли камеры наблюдения, металлические ворота катались по рельсам, охраны не было видно, но она подразумевалась. У одной такой современной крепости остановилась машина.

Дверь машины бесшумно открылась, открылась и дверь в ограждении современного замка, впуская меня на территорию особняка Егора Сергеевича. Людей не было видно.

Ничего себе открытие музея, – подумала я, – людей нет, здание более чем современное. Я посмотрела на внушительный дом с башенками, такой мини дворец.

Идти в дом я не решилась, села на скамейку рядом с небольшим фонтаном, из пасти льва, покрытого позолотой, струилась вода. Как в сказке 'аленький цветочек', – промелькнула в моей голове, – все есть, людей невидно, неслышно. Я посмотрела на ворота, они были закрыты. Машина, в которой я приехала, не въезжала на территорию особняка. Солнце припекало. Я сняла с себя белую курточку, положила ее на белую сумку с большой брошкой вместо замка, сумку поставила на скамейку, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и задремала под легкий шум воды фонтана.

Егор Сергеевич посмотрел сквозь легкие шторы на спящую Матрену, грудь кормящей женщины, белая, пышная выглядывала из маленького белого топика. Русые волосы крупными волнами лежали на ее плечах. На ногах бело – золотые туфли заканчивались шнурками почти у колен, где начинались светлые бриджи. У него появилась простая, мужская мысль, взять ее на руки, отнести в спальню, вместо открытия музея. Он надел белые брюки, светлые без пяток босоножки, снял с себя майку, и в таком виде спустился к ней. Я крепко спала. Егор Сергеевич взял меня на руки, и понес естественно в спальную комнату. Он положил меня не белое, шелковое покрывало.

Кондиционер поддерживал в комнате прохладную атмосферу, я сквозь сон почувствовала прохладу, мне захотелось укрыться.

Он посмотрел на божественную, нежную грудь, кормящей матери и прикрыл ее огромным, белым полотенцем. Потом он подошел к кальяну, и слабое средство, затуманивающее мозг, постепенно заполнило комнату. Легкие грезы окутали мозг, уставшей молодой матери. Два бокала легкого вина, виноградная лоза на золотом блюде, стояли перед моими глазами, на столе, с прозрачной, стеклянной столешницей. Я невольно потянулась к бокалу, жажда во сне меня стала мучить, от непонятного привкуса на губах. Залпом, выпив бокал, я взяла одну виноградинку, и только тут заметила внимательный взгляд хозяина.

Егор Сергеевич нажал на пульт, темные шторы на окнах опустились, легкий полумрак окутал Матрену. Молния на топике оказалась в руках мужчины в белых брюках. Его красивое лицо, приблизилось к ее лицу, молния медленно расстегнулась на груди, в его руках. Грудь двумя волнующими окружностями выступала над двумя белыми чашечками, он расстегнул застежку, расположенную спереди, для удобства кормления грудью. Егор Сергеевич двумя руками держал в руке грудь Матрены, пристально смотрел в ее глаза и медленно подносил сосок к своим губам. На соске выступило грудное молоко, он слизнул капли молока языком, потом охватил сосок губами, продолжая смотреть ей в лицо, и стал сосать молоко из ее груди.

Вторая грудь наполнилась молоком, я словно окаменела, из груди непроизвольно стало капать молоко на руку Егора Сергеевича. Он размял руками затвердевшую от молока грудь, молоко капало на его руки, на белое шелковое покрывало. Я молчала, онемев от изумления, приятная нега окутывала все тело, груди освобождались от молока, они становились мягче. Его руки, в сладком, грудном молоке, расстегнули последнюю молнию на моих брюках, липкие пальцы медленно и нежно, сняли с меня обувь, брюки, стянули последнюю, белую одежку…

Я лежала на белом, шелковом покрывале, в русом облаке своих волос. Он снял с себя белые брюки. Его мускулистая фигура приятно радовала глаза, а я и не возмущалась, а просто вся подалась навстречу этому необыкновенно приятному человеку. Мы обвились друг подле друга, как будто всегда были вместе. Бес слов, без единого звука мы изучали друг друга нежными ладошками, пальцами. Его губы раскрылись так широко, что обхватили мои губы, его язык вошел в мой рот, белые зубы от языка не волновались, но кожные покровы рта приветствовали его язык, божественной истомой.

Он покорил меня всю, без остатка, равномерные движения тел без скрипа великолепной постели, были апогеем приятного знакомства.

Проснувшись, я не увидела в комнате Егора Сергеевича, на себе я заметила простынь, рядом с кроватью стоял столик с едой. На краю постели лежал шелковый халат. Я надела халат, поискала глазами дверь в ванную комнату. Все удобства отливали кафелем. Я умылась, привела себя в порядок и вышла в комнату, в ней по-прежнему никого не было. Я подошла к окну, между воротами и фонтаном стояла детская коляска, в ней спал мой ребенок, но людей во дворе не было. Я вышла из комнаты и потеряла ориентир, я не знала, как спуститься вниз, двери, зеркала располагались кругами, или мне так показалось, я прошла в одну сторону, дошла до конца здания, не найдя лестницы, я повернула назад, прошла до конца коридора, лестницы не было.

По виду из окна я определила, что нахожусь не ниже второго этажа, мало того, я забыла из какой двери вышла. В отчаянье я села в кресло в холле, потом подошла к окну, перед окном находилось озеро, оно было совсем маленькое, но по нему плавали два белых лебедя.

От злости я толкнула створку окна, та раскрылась, и я оказалась на полукруглом балконе. С балкона свисала лестница из веревок и круглых палок, я уверенно перешла с балкона на веревочную лестницу и стала спускаться вниз. На земле я попала прямо в руки Егора Сергеевича, своим голым телом, под шелковым халатом.

Он нежно прижал меня к себе на одно мгновение, и поставил на землю. Голые подошвы ног коснулись мягкой травы зеленого газона.

Я непроизвольно поцеловала в губы Егора Сергеевича, а сама в это время заметила арку, по моему мнению, сквозь эту арку я могла попасть к коляске с ребенком, на другую сторону дома. Он поднял меня на руки и понес к арке, от арки я увидела коляску. Я вырвалась из рук Егора Сергеевича и побежала к своему ребенку. Малыш спал. Я поцеловала малыша и вопросительно подняла глаза на Егора Сергеевича.

– Матрена, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?

– Егор Сергеевич, меня дома потеряют!

– Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.

– Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?

– Все есть, но не сейчас.

– У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!

– Матрена, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?

– Свободу!

– Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Макара! Удар Платона Ивановича я запомнил, а твой Макар побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь?

Кстати, что у Анны Александровны было с этим Платоном Ивановичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Платон Иванович и я от неожиданности получил в челюсть.

– В моей квартире тогда жила Анна Александровна, а Платон Иванович ее мужчина, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.

– Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.

– Откуда у тебя такой дворец?

– Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут. Пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал меня, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.

Я остановилась у фонтана с коляской в руках, ко мне действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником. Я изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, мне помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером. То, что первый раз в нашей любви было случайностью, становилась закономерностью. Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел ко мне в спальню.