Маграр ехал на дачу без единой мысли, он даже не знал, как открыть ее ворота, поэтому попросил таксиста поставить машину рядом с забором, и с крыши перемахнул через забор. Дача была пуста. Он здесь и остался. Он медленно обходил дачу братьев. В помещении охранника он обнаружил вязанку ключей, которую бросила Ирмина Андреевна. Ему оставалось найти двери к этим ключам. Больше всего его интересовала столовая, и ее запасы. Поскольку народ сбежал с дачи внезапно, то продукты в наличии имелись.

Он открывал все двери, открыл музей. Он не ожидал увидеть дощечки, привезенные им самим из тайги. Но они замечательно украшали мебельный гарнитур, и так слились с основной массой дерева, что переход был практически не заметен. Ему вообще понравилось сидеть в музее, к которому он приложил свои руки, ничего мистического он здесь не наблюдал. Одно плохо, поговорить было не с кем, и еще ему очень надоело скрываться. Он нашел способ, как открывать ворота дачи. Маграр включил телевизор и долго не открывал глаз от экрана, где показывали, как делают пластические операции.

Он нашел деньги на пластическую операцию! Осталось продать мебель из музея, и на эти деньги изменить свою внешность! Он не стал много думать по этому поводу, а позвонил прямо в медицинский центр и предложил оплату антикварной мебелью. Там посмеялись, но нашелся хирург, который согласился сделать операцию за необычную плату, и даже сам взял машину и приехал на дачу за мебелью и пациентом.

Маграр закрыл все двери, а ключи взял с собой, на всякий случай. В больнице он познакомился с отцветающим хоккеистом, того качественно ударили клюшкой по лицу, когда он не надел маску на тренировке, в результате был вынужден делать пластическую операцию. Этот же хоккеист, был не против, приобрести гарнитур мебели, с мистическим уклоном. Маграр ему все уши прожужжал о новом комплекте мебели, который пока находится в работе. Покупателя он нашел, и после выписки, с новой внешностью попросил хоккеиста замолвить за него слово, в результате он получил новый паспорт. По его версии, его избили, ограбили, но он клялся и божился, что назвал свои личные данные при получении нового документа.

Итак, он стал другим человеком, голос у него еще в тайге изменился, а теперь он был неузнаваем, даже для себя. Что делать дальше Маграр не придумал, и поэтому вернулся на дачу. Дня три он отдыхал, на четвертый день он услышал, что к даче подъехала машина. В открытые ворота зашли Мариона и Гринсгорий Сергеевич. Маграр наблюдал за ними сквозь шторы из комнаты последнего этажа, сожалея, что не уехал с дачи раньше. Гринсгорий Сергеевич решил вновь продать очередной, музейный гарнитур, у него появилась мысль по обновлению фирмы Еврора Сергеевича. Они открыли дверь в музей, а там – пусто, хотя обоим привиделось виденье: Еврор Сергеевич сидит на своих подогнутых ногах посередине пустой комнаты. Во второе мгновение они увидели, пустую комнату, две другие комнаты тоже были пусты.

Остались висеть вишневые шторы.

– Мариона, ты, что-нибудь понимаешь? Куда могла исчезнуть вся мебель?

– Ты меня спрашиваешь? Мне откуда знать, спроси у Амгольда Николаевича, – ответила я, вспоминая о том, что тут было раньше.

– Амгольд Николаевич говорил, что, когда он уезжал с дачи, мистическая мебель была на месте, а Нина и Ирмина из-за нее теряли сознание, а дачу они оставили закрытой.

Для Гринсгория Сергеевича остался открытым вопрос: куда делась мебель? Она так дорого стоит! Он стал бегать по этажам, в Марионе увидеть сбежавшую мебель, чем сильно напугал Маграра, однако им повезло – они не встретились. Гринсгорий Сергеевич, весь потный от пробежки, понял одно, искать нечего: мебель украли. Он позвонил в антикварный магазин, ему ответили, что директор в командировке, а они ничего о мебельных гарнитурах не знают, у них в магазине стоят в продаже отдельные предметы антикварной мебели начала прошлого столетия. Я и Гринсгорий Сергеевич покинули дачу.

Маграр подумал, что с дачи надо уезжать, да так, чтобы собака след не взяла. Он взял перец и насыпал его везде, где мог. Все запасы перца распылил по земле.

Последнее время он стал часто вспоминать Мариону, запала она ему в душу, зря так глупо расстались, он хотел к ней вернуться в новом облике. Он позвонил домой к матери, но ее дома не оказалось, он позвонил ей на новую работу, ему ответили, что она уехала в командировку. Что делать?

Он поехал в квартиру матери, в новую квартиру. Он всегда знал, где у нее есть деньги, то есть сейфы или их подобие. Ключ от квартиры у него был. На новом месте его никто не знал, и сам из себя он весь новый, так что он спокойно вошел в квартиру Анны Александровны. Осталось найти деньги, но денег у нее не было! Он все обыскал, вспоминал все ее привычки – пусто. Тогда он подумал, а вдруг она свою машину дома оставила?

Он взял ключи от ракушки, машина стояла на месте. Доверенность на машину матери у него была, но машину он водил из рук вон плохо, поэтому был чаще без машины, чем с машиной. Выхода не было, пришлось брать документы и пищу на кухне. Выехал он на машине из ракушки, да сразу же врезался в столб. Вылез из машины, благо было раннее утро, и явных свидетелей его неудачи не нашлось. Маграр вернулся в квартиру матери и лег спать.

Утром Маграр позвонил другу Родьке, тот и голос-то его не узнал. Тогда Маграр решил проверить свою внешность на друге, а если тот узнает, то хотя бы не предаст. Он сказал Родьке, что хочет поговорить о производстве антикварной мебели, себя назвал представителем крупной фирмы. Они встретились. Родька друга не узнал.

И Маграр решил все так, и оставить, не называя себя нового, он даже новый паспорт показал Родьке, тот и паспорт воспринял нормально. Внешний вид прошел проверку на легальность, осталось еще раз поискать деньги. Он нашел деньги в квартире матери, да и те лежали в квитанциях на оплату коммунальных услуг двух квартир. Вот эти деньги он и взял с собой. В купе поезда Маграр оказался вместе с Серафимой. Он знал, что она жена Амгольда Николаевича. Гринсгорий Сергеевич обвинил ее в краже мебели с дачи, она рассердилась, собрала вещи и поехала к матери. Маграра она вообще не узнала. Они сидели и играли в карты.

Возраст у них был почти одинаковый, она назвала свое имя:

– Серафима.

– Эдик, – назвал себя Маграр, по новым документам у него было новое имя.

От Серафимы он услышал все виды ругательства в адрес дядьки и племянника, и если бы она знала, кто такой Эдик на самом деле, то он стал бы ее другом. Они волею судьбы стали единомышленниками! Маграр решил прилипнуть к женщине, как ракушка, ведь ехать ему на самом деле было некуда.

Итак, Эдик (Маграр) и Серафима оказались вдвоем в замкнутом пространстве, оба обозленные на свои вторые половины, оба разведенные, оба свободные. У нее была плоская бутылка коньяка, а в сумке лежали продукты: курица, яйца, колбаса, помидоры, огурцы, хлеб. Все просто замечательно, любовь под коньяк прошла, как по маслу. Они так сроднились, что Серафима пригласила Эдика к себе в родительский дом, но для этого им надо было выйти на пару остановок раньше, с чем Эдик решительно согласился, мол, какая разница, где отдыхать, коль он едет дикарем, да еще осенью! Внешность у него теперь стала просто актерская, он был такой писаный красавец, что Серафима ради него была на все согласна, особенно на любовь.

Меня обрадовал звонок знаменитого хоккеиста, он сказал, что готов купить комплект мистической мебели, я ответила, что мебель готова, мистическая рассада будет, останется ее высадить на мебель. Хоккеист издал победный клич. Удрученным оставался Гринсгорий Сергеевич, его дела не шли, ему не везло, он не богател, а становился все беднее. Общение со мной его не радовало, поскольку денег я ему не приносила. Он уже был готов продать дачу, хоть и обещал дядьке ее не продавать.

Осталось продать квартиру и уехать на Малахит, где у него дела шли лучше, чем в столице.

Гринсгорий Сергеевич покинул столицу и уехал на Малахит.

Анна Александровна жила одна. Она приехала ко мне и осыпала меня и малыша деньгами и подарками. Мы вновь подружились и вдвоем, по очереди гуляли с малышом, и вскоре его взяли в детский сад. Я вышла на работу, и стала набирать удивительную, зрелую красоту. Мои мягкие и нежные черты лица, в каскаде пышных волос, привлекали внимание людей, но в кои-то веки у меня никого не было. Я смотрела в зеркало и не находила в себе малейшего изъяна, кроме одного: некому на меня было смотреть. Мужчины ходили по улице, оглядывались на меня, но не подходили. На работе я ловила тягучие, мужские взгляды, но никто не приглашал меня на романтические свидания. Не подавал признаков жизни и Маграр. Гринсгорий Сергеевич уехал, ни разу не позвонив.

Я расцветала дивным цветком, но никто не пытался меня сорвать. Я ходила на работу, водила ребенка в детский сад, приводила в порядок квартиру, себя и ребенка с ощущением, что вокруг меня общественный вакуум. Вероятно, я была слишком хороша! Или меня боялись из-за Маграра, слухи тоже имеют ноги. Иногда мне хотелось уехать туда, где меня никто не знает, и начать все сначала. Была мысль поехать к Гринсгорию Сергеевичу на Малахит, но она быстро исчезла.

Опять пусто.

Летали желтые листья, когда я заметила необыкновенно красивого мужчину, его черты лица были столь утонченные, что казались неправдоподобными. Волосы были безукоризненно уложены в прическу, и казались великолепным париком. Он периодически стал попадаться мне на пути. Как-то он подошел ко мне и заговорил, тембр его голоса показался мне знакомым, но небольшой хрип в его басе, был абсолютно неизвестен. В нем было нечто знакомое, и в то же время, он был чужой.

Ребенок улыбался ему радостно и открыто, однажды он выдавил из себя "папа", мужчина вздрогнул, но в ответ улыбнулся. Где он жил, что делал, я не знала, просто он появлялся рядом со мной и сыном, периодически.

Я не выдержала первая и спросила:

– Простите, как вас зовут? Мы так часто встречаемся, и так мало общаемся!

– Вы меня заметили?

– Разве, вас можно не заметить? Сын уже папой назвал, а я имени вашего не знаю!

– Меня зовут очень скромно – Эдуард.

– Ничего себе скромно! Можно – Эдик?

– Пожалуйста! А как ваше имя, прекрасная молодая, мама?

– Мариона.

– Мариона? А сына как зовут?

– Женя.

– Понятно, сегодня мы много наговорили. Пока! – и он ушел быстрым, знакомым шагом.

Я смотрела ему вслед и думала, что если бы не видела его лица, то решила бы, что это идет Маграр. Маграр (Эдик) шел и думал, что как все глупо у них получается!

Родная жена смотрит ему в лицо и спрашивает, как его зовут. От Серафимы он быстро уехал, ничего у них дальше поезда не пошло. Ему очень надоело вынужденное раздвоение личности, он и к матери не заезжал, жил в вечном страхе, на даче.

Набрался храбрости, стал к жене подходить. До чего она красива!