— Куда мы едем? — снова спрашивает Люк, когда солнце перебирается на другую часть неба.

— Сейчас вперед, — командую я. — На светофоре налево.

Люк в точности выполняет мои инструкции, а потом еще раз повторяет свой вопрос.

— Нет, серьезно. Я думал, ты хочешь просто немного погулять после школы, а не устраивать полицейскую слежку.

— Ха-ха-ха, — отвечаю я и показываю рукой: — Сейчас направо, а потом сбавь скорость. Мне нужно взглянуть на номер дома.

У меня на бумажке написано: 1553, Маунтин-стрит. Просто поразительно, сколько полезной информации можно найти в обыкновенной телефонной книге!

— Это здесь, — бросаю я, инстинктивно втягивая голову в плечи. — Белый дом справа. С черными жалюзи. Проезжай мимо и остановись чуть дальше по улице.

Люк сокрушенно качает головой, но подчиняется. Он подъезжает к обочине и переключается на режим парковки. Я убавляю громкость у радио, хотя его и так едва слышно. Потом выключаю совсем.

— Не сходи с ума, — хихикает Люк. — Такой звук можно услышать только при наличии бионических ушей!

— Тише! — шикаю я, выворачивая шею в попытке посмотреть на оставшийся сзади дом.

— Попробуй так, — говорит Люк, опуская козырек со стороны пассажирского сиденья и открывая зеркало. Я наклоняю козырек так, чтобы видеть дом, не прибегая к акробатике.

— Спасибо, — шепчу я Люку.

— На здоровье, — отвечает он, с любопытством глядя на меня. — И что теперь? Чем мы тут занимаемся?

— Следим за домом, — отвечаю я.

— Зачем? Кого мы выслеживаем?

— Посланца.

— Посланца, — бесстрастно повторяет Люк, а потом откидывается на спинку своего кресла и смотрит в окно.

Какая-то машина останавливается через два дома от нас, и из нее выходит женщина с полными руками сумок и пакетов. Она хочет войти в дом, но ей мешает ветер. Он закрывает женщине лицо ее же собственными волосами, он яростно отпихивает ее прочь, когда она пытается добраться до укрытия.

Никогда в будущей жизни я не буду скучать по ветру.

Осенью, зимой, весной и летом он только и делает, что дует, дует и дует.

— Понимаешь, я хочу выяснить, кому миссис Райе дает частные уроки, — говорю я Люку.

— Что? Откуда ты знаешь, что она репетитор? — переспрашивает он.

Я устало приподнимаю брови и поясняю:

— Оттуда, что я это помню. Джесси Хэнсон скажет мне в будущем году, что миссис Райе как репетитор в сто раз лучше, чем мистер Хановер как учитель.

— А кто такая Джесси Хэнсон? — интересуется Люк, пропустив мимо ушей всю важную информацию.

— Просто одна девочка из моего математического класса в будущем году, — раздраженно отвечаю я. — Она будет сидеть рядом со мной. И еще она большая болтушка.

— Постой, значит, ты хочешь выяснить, кому дает уроки миссис Райе, и рассказать этому кому-то о делишках ее мужа? — спрашивает Люк, наконец-то ухватив суть дела.

Я с улыбкой киваю.

— Но разве этот кто-то не скажет миссис Райе, кто открыл ему глаза? — теряется Люк.

— Нет, если я не буду дурой, — огрызаюсь я.

— Понятно, — задумчиво тянет Люк, но я не уверена, что он говорит правду. Он вздыхает и барабанит пальцами по рулю как человек, которому очень скучно.

В доме Райсов все остается по-прежнему, и с каждой секундой моя уверенность в успехе сегодняшней миссии становится все меньше.

Громко вздохнув, я решаю сменить тему.

— Слушай, что ты думаешь о гипнозе? — спрашиваю я.

— Честно говоря, ничего, — отвечает Люк, глядя на меня своими ласковыми голубыми глазами.

— А ты попробуй подумать, хотя бы на минутку. Как ты думаешь, гипноз мог бы помочь мне вспомнить больше?

— Больше о чем? О прошлом или о будущем?

— И о том, и о другом, — отвечаю я, хотя это не совсем правда. Вспоминать будущее для меня привычно и естественно. Ничего особенного. Но единственное воспоминание о прошлом торчит в моем мозгу, как гвоздь. Оно словно чужое.

— Может быть, гипноз поможет вытащить твои воспоминания обо мне? — спрашивает Люк, снова глядя на улицу.

— Может быть, — вздыхаю я, переводя взгляд на дом. — Разве тебе не хочется встречаться с девушкой, которая вспоминает тебя каждое утро?

— Конечно, хочется, — отвечает Люк. — Слушай, я тебе еще не надоел?

— Ни капельки, — твердо отвечаю я. — Ну, что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это тебе решать, — говорит Люк. Этот безразличный ответ выводит меня из себя. Я поворачиваюсь, гневно смотрю на Люка, а потом снова упираю взгляд в зеркало.

Там все по-прежнему.

— Понимаешь, во всем, что касается твоего сознания, я заранее согласен с любыми твоими желаниями, — говорит Люк, когда я снова поворачиваюсь к нему и наши взгляды встречаются. — Но для меня это неважно, я все равно тебя люблю.

Целый водоворот чувств просыпается у меня в груди: счастье и печаль, вина и любовь, уважение и смущение, горечь и ясность — все вместе и все одновременно.

Может быть, мое сердце работает лучше, чем мозг? Может быть, именно поэтому я сейчас сижу в машине с Люком, которого, строго говоря, впервые увидела сегодня утром в школьном вестибюле?

Но тут что-то привлекает мое внимание, и все волшебство исчезает. Белая машина на полной скорости проносится мимо нас, и я успеваю только подумать, что за рулем наверняка сидит подросток, который, в отличие от меня, не может предвидеть грядущих опасностей столь безрассудного вождения.

Не сбавляя скорость, машина вылетает на дорожку перед белым домом с черными жалюзи. 1553, Маунтин-стрит.

Посланец прибыл.

Я нетерпеливо жду, когда темный силуэт за боковым стеклом выключит двигатель, соберет свои пожитки и откроет дверь. Забыв о зеркале, я оборачиваюсь, чтобы лучше видеть, и первым делом замечаю длинные светлые волосы, выплеснувшиеся из распахнутой двери машины.

Я вглядываюсь — и тихо вздыхаю.

Согласно моему блестящему плану, мне нужно было всего лишь небрежно намекнуть Посланцу о том, где и когда можно застать с поличным Джейми и мистера Райса, после чего оставалось только ждать, когда поднявшаяся волна накроет их обоих и разбросает в разные стороны.

Но как этого добиться, если в роли Посланца выступает Карли Линч?

— Что собираешься делать? — спрашивает Люк час спустя, в сотый раз подбрасывая в воздух маленькую декоративную подушку. Мне хочется вырвать у него эту подушку и вышвырнуть ее в окно.

— Не знаю, — отвечаю я, вспоминая многочисленные случаи, когда Карли откровенно демонстрировала свое отношение ко мне, варьирующееся от хмурого безразличия до показательных процессов, в ходе которых она удостаивала публичной критики мою одежду, походку, внешний вид и состояние рассудка.

— А ты не можешь вспомнить, что сделала в будущем, и сделать то же самое сейчас? — спрашивает Люк, продолжая подбрасывать эту дурацкую подушку.

— Люк! — ору я. — Неужели ты думаешь, что я сейчас сходила бы с ума, если бы помнила, как решить эту проблему? По моим воспоминаниям, Джейми и мистер Райе расстанутся гораздо позже и при совершенно ужасных обстоятельствах. Я из кожи вон лезу, чтобы как-нибудь это изменить, но действовать приходится наугад. Неужели это не понятно? И вообще, может быть, ты постарался бы хоть немного мне помочь, вместо того чтобы играть с подушкой?

Как раз в этот момент подушка в тысячный раз приземляется в руки Люка, но вместо того, чтобы снова запустить ее в потолок, он молча откладывает летательный снаряд в сторону.

— Извини, — говорит он, садясь и глядя на меня. — Иди сюда.

— Не хочу, — огрызаюсь я, как капризный ребенок. Но прекрасные глаза Люка и его коварная улыбка быстро заставляют растаять лед, и вскоре я уже растягиваюсь рядом с ним на постели, и мы вместе начинаем перебирать различные способы погубить незаконный и незаконченный роман Джейми.

Мы все еще валяемся на постели, когда в 9:45 моя мама стучит в дверь и входит в комнату. Она сегодня поздно вернулась с работы, а я, честно признаться, совершенно забыла о ней. Я забыла об ужине, о времени и вообще обо всем на свете.

— О, Люк! — говорит мама, увидев моего парня, развалившегося на покрывале.

— Мы составляем план, — поясняю я в ответ на мамин вопросительный взгляд. Нет, я понимаю, что это так себе объяснение, но другого у меня нет.

— Это замечательно, но почему бы вам не продолжить его составление завтра? Уже поздно, — говорит мама.

— Сколько времени? — спрашивает Люк, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на часы, стоящие на моем ночном столике.

— Почти десять!

Люк как ошпаренный спрыгивает с моей кровати и начинает одеваться.

— Мне пора бежать, — торопливо говорит он. — Родители, наверное, уже волнуются.

Нашарив ногами свои ботинки, Люк встает, потом наклоняется и целует меня в губы — прямо на глазах у моей мамы.

Это сильно.

Он натягивает куртку, машет нам с мамой на прощание и выбегает из моей комнаты. Я слышу, как он проносится по лестнице, выскакивает из дома и с грохотом захлопывает за собой дверь.

— Извини, — говорю я маме, когда мы остаемся одни. — Я даже не думала, что сейчас так поздно.

— Все нормально, милая, — говорит она, гладя меня по голове. — Люк хороший мальчик.

Мне кажется, будто я слышу нотку ревности в ее голосе, но, возможно, это не так.

— Да, и он мне очень нравится, — отвечаю я. — Кажется, я его люблю.

Я готова к тому, что мама сейчас прочитает мне нотацию о первой любви, целомудрии и прочее-прочее, от чего нам обеим будет стыдно, но она этого не делает. К моему удивлению, она просто говорит:

— Я знаю.

Она обнимает меня и уходит, а я остаюсь одна в комнате, переполненная счастьем этого дня, и сожалею только о том, что не смогу сохранить его навсегда.

Поэтому помимо письма одному человеку я пишу еще одно, самой себе, и только потом отпускаю этот чудесный день в небытие.