— Пора вставать, — сообщила Шатти, ложась на Кеннета сверху, стискивая ногами его бедра и прижимаясь к нему грудью. Она чувствовала, как бьется его сердце — ровно и сильно.

Кеннет недовольно застонал. Прошлым вечером, рухнув на койку, они поспешили избавиться от одежды и сполна изведать все восторги и удовольствия физической близости. Всю ночь занимались они любовью и заснули уже на рассвете, утомленные, ублаготворенные, слегка потрясенные силой своей страсти.

Шатти поцеловала его в шею.

— Уже почти двенадцать, а ты хотел окончательно выправить первую часть книги, прежде чем браться за девятую главу.

— Вот ведь какая строгая надсмотрщица выискалась! — притворно возмутился Кеннет, куснув ее за ухо. — Вечно принуждаешь меня к тому, чего я, может, и не хочу вовсе! — Он усмехнулся. — Искусительница!

— А ты вечно норовишь свалить вину на другого, — рассмеялась Шатти.

Кеннет ласково пригладил ей волосы.

— Знаешь, все, что ты делаешь, ты делаешь отлично, — промолвил он, разом посерьезнев.

Шатти смущенно зарумянилась.

— Вообще-то, опыта по части мужчин у меня почти что и нет…

— Это я и сам догадался, — ласково перебил ее Кеннет. — И мне льстит, что я стал твоим первым мужчиной… Но я имел в виду редактирование моей книги. Ты мне очень помогла. После того, как мы закончим, думаю, тебе стоило бы поступить на работу в издательство. Начнешь младшим редактором и при твоих талантах очень скоро продвинешься. — Кеннет заглянул в изумрудно-зеленые глаза и рассеянно поиграл рыжим локоном. — Глазом не успеешь моргнуть, как уже станешь каким-нибудь ведущим редактором. Пожалуй, я мог бы замолвить за тебя словечко моему издателю. Может, даже рекомендательное письмо написать.

— Ты действительно считаешь, что я на что-то гожусь? — спросила Шатти, радуясь нежданной похвале.

Ведь ее высокопоставленные родители считали, что она пригодна лишь для того, чтобы быть женой человека светского, достаточно умного, чтобы с толком распорядиться ее деньгами, и достаточно любящего, чтобы обеспечить им внуков.

— Конечно, — серьезно кивнул Кеннет.

Шатти вздохнула.

— Я подумаю. Всегда хотела заниматься литературой, знаешь ли. — Она села в постели, отбросила с глаз непослушный локон. — Если честно, Кен, мне очень нравится на тебя работать.

Я узнаю массу нового.

— Не на меня, а вместе со мной, — поправил он.

— Вместе с тобой, — послушно повторила Шатти. — В жизни у меня не было работы интереснее. — Она опустила взгляд на свою обнаженную грудь и смущенно зарделась. — Все забываю, что я — в постели с собственным боссом. — Шатти поморщилась, точно от боли. — То, что происходило между нами нынче ночью… и утром тоже… Что ты на этот счет думаешь?

Кеннет обнял ладонями ее лицо и заставил посмотреть на него.

— О чем ты спрашиваешь? Хочешь знать, понравилось ли мне то, что было? И не жалею ли я о чем-либо?

— Я спрашиваю, изменится ли что-то в наших отношениях или нет.

Лэверок заставил ее лечь рядом и, приподнявшись на локте, посмотрел на молодую женщину сверху вниз.

— Думаю, все уже изменилось. — Он порывисто наклонился, поцеловал Шатти в губы и усмехнулся. — Да, мне все очень понравилось. Нет, я ни о чем не жалею. Я надеюсь, что то, что было ночью, повторится еще не единожды. И очень скоро. Но не в ближайшие пять минут… по возможности. Я ответил на все твои вопросы?

Шатти кивнула, глубоко вздохнула, набираясь храбрости, и решительно продолжила:

— Знаешь, вчера ночью мы… немного увлеклись. Но я ничего такого от тебя по этому поводу не жду.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Кеннет.

Шатти изобразила улыбку. Нет, не так мечтала она начать новый день, не со сбивчивого объяснения в любви к Кеннету Лэвероку и не с неуклюжей попытки помочь ему разобраться в собственных чувствах к ней.

Она сама себя не понимала. С одной стороны, отлично знала: сейчас, в ее затруднительной ситуации, романы и увлечения для нее исключаются. Но с другой стороны… как можно не влюбиться в Кеннета?

— Я просто хочу сказать, что на предложение руки и сердца никоим образом не рассчитываю. Мы — здесь, мы — вместе, и то, что произошло между нами, маленькое чудо. Но и переоценивать его не стоит. Сейчас нам хорошо, но долго это не продлится.

Кеннет уселся в постели и минуту-другую не сводил с молодой женщины глаза. Открыл было рот, словно собираясь возразить, но тут же передумал.

— Да, пожалуй, ты права. Все это ровным счетом ничего не значит.

— Я… я ничего не в силах обещать, — убито продолжила Шатти. — Но если бы могла, именно тебе я пообещала бы все, что угодно.

Кеннет мысленно выругался.

— Мне не нужны обещания. — Он спрыгнул с койки и подобрал с полу джинсы. — Пойду сварю кофе.

Взгляд Шатти против воли скользнул по его обнаженному торсу, задержался на широких плечах, на узкой талии и бедрах, на безупречной формы ягодицах. По спине молодой женщины пробежал холодок, и она плотнее закуталась в одеяло.

А Кеннет тем временем натянул джинсы прямо на голое тело. Шатти молча наблюдала за ним: мускулы напряжены, зубы яростно стиснуты. Он явно злится. Что-то в ее словах задело его до глубины души. Но ведь она сказала только то, что Кеннет наверняка сам думает о случившемся. Они друг друга почти не знают, и хотя их свело вместе неодолимое физическое влечение, вряд ли любовные игры стоит рассматривать всерьез. Шатти перевела дыхание. — Или все-таки стоит?

Что, если проведенная вместе ночь — это не пустая причуда, не каприз разбушевавшихся гормонов? Шатти изо всех сил пыталась держать в узде собственные чувства, но ей и в голову не приходило, что Кеннет, возможно, испытывает то же самое. Да и с чего бы? Лишил невинности смазливую официанточку, которая сама на него вешалась, — разве тут есть из-за чего переживать? Вот если бы он знал, кто она такая на самом деле…

Кеннет тем временем взялся за ручку двери, но, словно передумав, вновь обернулся к молодой женщине и с нажимом произнес:

— Знаешь, мне дела нет до твоего прошлого.

А с» тех пор как мы познакомились, мне и на собственное прошлое плевать. Но если ты не считаешь нужным открыть мне правду, если ты не доверяешь мне, значит, нам не следует…

— Вместе работать?

— Нет, вместе спать.

Щеки Шатти запылали огнем.

— Если ты не хочешь…

— Черт подери, конечно, хочу! Заниматься любовью с чужим, посторонним мне человеком — вот что мне не по душе! Поверь мне, для меня все это внове. С любой другой женщиной я был бы только рад держаться на должном расстоянии. Но с тобой… — Шатти с нетерпением ждала окончания фразы, но Кеннет удрученно покачал головой и сказал то, что ей совсем не хотелось услышать:

— Да, вчера ночью все было прекрасно, но больше это не повторится. Не повторится до тех пор, пока не скажешь, кто ты такая и от чего убегаешь.

— А что, если правда тебе не понравится?

Кеннет досадливо взъерошил волосы.

— Да что ты натворила, черт тебя дери? Из тюрьмы сбежала? Подсыпала яду милой старушке и завладела всеми ее сбережениями? Банк ограбила? — Он помолчал. — Или ты замужем?

Ну что это за тайна такая страшная, что ты боишься открыться?

— Нет, я не замужем, — вздохнула Шатти. — И ничего дурного не совершила. Просто надеялась, что я тебе дорога такая, какая есть. А не в придачу к сведениям о моей прошлой жизни.

— Ты мне и нужна такая, какая есть, — резко выдохнул Кеннет. — А почему бы иначе я стал вытаскивать тебя из пьяной драки? Или спасать от переохлаждения? — Он уселся на край койки и завладел рукой молодой женщины. — Клянусь, мне и впрямь не волнует твое прошлое. Просто скажи правду — и мы вместе придумаем, как тебе помочь… Если, конечно, тебе нужна помощь.

— Но ведь тогда все изменится! — горестно всплеснула руками Шатти. — Изменится безвозвратно, поверь мне!

— Ладно, как только соберешься излить душу, я к твоим услугам. — С этими словами Кеннет чмокнул ее в щеку, встал и, не оглядываясь, зашагал к двери.

Шатти откинулась на подушку, прикрыла глаза рукой. Отчего бы и в самом деле не признаться ему во всем? Она ведь ничего предосудительного не совершила. Да, она богата, у ее семьи много денег, но ведь это не преступление. Правда, до недавнего времени она была помолвлена, и помолвка, наверное, до сих пор не расторгнута, поскольку официально она с Эдамом не порывала…

Однако за последние шесть месяцев Шатти хорошо усвоила урок: доверять можно только себе. Мало кто способен понять, что за причина погнала ее прочь из родного дома. Ей необходимо было понять себя, найти свое место в мире, освободиться от давления семьи и семейных капиталов. И за полгода она здорово преуспела. Но ей еще предстоит научиться самой себя содержать. И хотя дедушкиного наследства с лихвой хватит на все ее нужды, Шатти совершенно не хотелось жить на чужие деньги. Ей нужна интересная, перспективная работа и яркое, радужное, счастливое будущее.

Она перекатилась на живот и, сложив перед собою руки, оперлась на них подбородком, напряженно размышляя. Молодая женщина вспоминала прошлую ночь и пылкую, неудержимую страсть, что свела вместе ее и Кеннета. Да, ей хотелось пережить незабываемые, неизведанные доселе ощущения, но Шатти понятия не имела, что за какие-то несколько часов столь радикально изменит свои представления о себе и о жизни.

После истории с Эдамом Шатти научилась осторожности, поняла, что влюбиться — означает пойти на компромисс с собою. Вплоть до недавнего времени она ограничивалась ролью дочери и наследницы Гордона Алана Кэссилиса. И вовсе не собиралась провести оставшуюся часть жизни женой какого-нибудь пустоголового светского щеголя. Кеннет помог ей открыть в себе новые стороны характера — характера пылкого, страстного, любящего — научил лучше понимать себя.

Даже если совместного будущего у них нет, надо измыслить способ отблагодарить Кеннета за все, что он сделал для нее. Подарить ему незабываемую ночь любви — а может, и не одну, — казалось прекрасным, обоюдоприемлемым решением. И все-таки Шатти хотелось оставить по себе иную более осязаемую память — нечто, что Кеннет бережно сохранит при себе после того, как они расстанутся.

Взгляд Шатти упал на тетрадь в кожаной обложке, чей краешек торчал из-под стопки журналов. Молодая женщина вытащила тетрадь и задумчиво пролистала. В голове ее возник некий замысел. А к тому времени, когда она дошла до последней легенды — про благородного разбойника Лахланна Лэверока, спасшего от виселицы троих сыновей бедной вдовы, — Шатти уже знала, что делать. Она приготовит Кеннету самый замечательный рождественский подарок на свете: нечто, идущее от самого сердца… нечто, что непременно затронет его душу.

— А подарки на Рождество ты уже всем купил?

В последнюю минуту этим не занимаются! — отчитывала Кеннета Шатти, приподнимаясь на цыпочки и цепляя на елку очередной переливчатый шар.

Да-да, в кои-то веки на «Морском ястребе» стояла наряженная, искрящаяся огнями, душистая лесная красавица. И владелец шхуны нехотя признал, что помощница его была права: с елкой лучше, чем без нее. В душе и впрямь возникает некое особое ощущение… Праздничная атмосфера, вот как оно называется.

Шатти отошла на шаг, придирчиво разглядывая свое творение.

— До Рождества две недели осталось! — возмущенно продолжала она. — Подарки полагается выбирать не спеша, что-нибудь совсем особенное…

— Да я вообще никаких подарков покупать не собираюсь, — буркнул Кеннет, демонстративно отгораживаясь от елки газетой. — Если помнишь, я Рождество не праздную.

— Раньше не праздновал, — вкрадчиво улыбнувшись, поправила молодая женщина. — Но я взялась тебя перевоспитывать — и перевоспитаю.

Ведь сестры наверняка тебе что-то подарят, так?

Вот и ты изволь порадовать ближнего! А ведь у тебя еще и отец есть, и друзья, и жены друзей.

— С женщинами хуже всего, — пожаловался Кеннет, откладывая газету. — С друзьями никаких проблем: подаришь Гилу бутылку марочного виски, а Рэндалу — новый спиннинг, и все счастливы. А с женами-то их что делать? Я вот однажды Минване на день рождения лосьон подарил — французский, в красивом флаконе.

Так она на меня потом месяц дулась: он, дескать, для увядающей кожи. А откуда мне знать про типы кожи и всю эту чушь?

— Да ты бы хоть заранее спросил! — залилась смехом Шатти. — Обидел сестру ни за что ни про что!

— Слушай, а сходи-ка ты купи всем по сувенирчику, — оживился Кеннет. — Минване с Джанетт и Флоу с Бернис. А то, правда, вдруг они меня поздравлять вздумают, то-то по-идиотски я буду выглядеть с пустыми руками! Ты моя ассистентка, вот тебе новое поручение.

— Но ведь я их знаю только по твоим рассказам!

— Ты — женщина, — возразил Кеннет. — Ты должна знать, что им понравится.

Шатти подбежала к нему и нетерпеливо дернула за руку.

— А ну, вставай! Хватит на сегодня работать!

Пойдем-ка пройдемся по магазинам, может, чего и приглядим. Что-нибудь из бижутерии… или симпатичный свитер. А если сегодня ничего подходящего не встретим, тогда я, так и быть, возьму дело в свои руки.

Кеннет усадил молодую женщину к себе на колени, поцеловал в шею. В прошлом сама мысль пойти за покупками в компании женщины приводила его в ужас. Но в устах Шатти даже перспектива столь мрачная звучала вполне соблазнительно.

— Может, попозже? Не прямо сейчас?

Она решительно высвободилась из его объятий.

— Если мы останемся на шхуне, значит, судьба нам работать не покладая рук. А ведь с книгой мы почти закончили. Хорошо бы сдать рукопись раньше срока. Тогда ты сможешь сполна насладиться праздниками, не думая про дела.

Кеннет вновь уткнулся в газету, но строчки расплывались перед глазами и смысл прочитанного в голове не удерживался. Шатти права: книга почти закончена. А как только будет поставлена последняя точка, в ассистентке нужда отпадет. С этой мыслью он еще не свыкся, и отпускать Шатти ему страшно не хотелось.

— Я вот думал: давай вычитаем рукопись еще раз. Так, для очистки совести, дабы убедиться, что лучше книгу уже не сделаешь.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — благодарно улыбнулась Шатти.

— О чем же?

— Да ты все откладываешь, время тянешь, чтобы я не торопилась с поисками новой работы. Ты не бойся, я не пропаду, — заверила молодая женщина. — Непременно подыщу себе что-нибудь. Кстати, о деле, ты еще не передумал рекомендовать меня твоему издателю?

— В любой момент, только скажи.

— Вот и славно, — просияла Шатти, вручая ему куртку. — Но об этом мы после потолкуем.

А сейчас — пошли. Приглядим подарки для твоих сестер, а потом можешь меня на ланч пригласить.

Кеннет в свою очередь помог ей надеть куртку, и вдвоем, рука об руку, они поднялись на палубу. Ярко светило солнце, не по-зимнему теплый ветерок поднимал на море легкую зыбь. День выдался на удивление погожий. Снег на тротуарах подтаивал, с карнизов срывались крупные капли. Молодые люди неспешно шли по улице, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться на витрины лавок, торгующих всякой всячиной местного производства.

У одного из магазинчиков Шатти резко остановилась.

— Вот славные вещицы! — воскликнула она, указывая на выставленные в витрине украшения.

— Ты про серьги?

— Я про все. Их одна здешняя художница делает: это перламутр, чтоб ты знал. Я сюда уже несколько раз заглядывала. Оригинальный дизайн, ручная работа, вот только дороговаты. Но Минване и Джанетт эти украшения, наверное, понравились бы.

— А ты откуда знаешь?

— Просто предполагаю. Они красивые. Мне бы, например, было приятно получить такие в подарок, — весело заметила Шатти.

— Ладно. Подожди-ка здесь, — кивнул Кеннет.

Но Шатти намертво вцепилась в его руку.

— Я пойду с тобой и помогу выбрать.

— Сам справлюсь. Жди тут.

Кеннет вошел в магазинчик и направился прямиком к витрине, намереваясь в два счета покончить с тягостной обязанностью. Продавщица, приветливо заулыбавшись, поспешила к нему.

— Я бы купил этих ваших перламутровых вещиц, — буркнул Кеннет.

Продавщица открыла витрину. На черном бархате загадочно переливались и мерцали всевозможные образчики ювелирного искусства: кольца, браслеты, серьги…

— Все — ручная работа, — гордо объявила продавщица. — Их делает местная художница…

— Я возьму четыре пары серег, — бесцеремонно перебил ее Кеннет.

— Какие именно?

Лэверок нахмурился, беспомощно развел руками.

— Любые. Те, что покрасивее. Выберите сами.

И заверните отдельно. — Продавщица принялась не спеша откалывать вещицы от бархата.

Кеннет, нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу, скользнул взглядом по витрине.

Внимание его привлекла брошь в форме морской раковинки, вместо жемчужины в ней красовался кусочек отшлифованного морем стекла.

Продавщица вручила ему покупки, и Кеннет ткнул пальцем в брошь.

— Можно мне взглянуть вот на эту штукенцию? Со стекляшкой в центре?

Продавщица услужливо достала заинтересовавшую его вещь.

— Очень тонкая работа. Художница трудилась над ней целый месяц, не меньше.

Кеннет оглянулся через плечо на окно. Шатти стояла у входной двери, спиной к нему: видимо, любовалась морем.

— Как думаете, вот ей эта побрякушка понравится? — грубовато осведомился он.

Продавщица послушно поглядела в указанном направлении.

— Любая женщина порадуется со вкусом подобранному подарку от красивого мужчины, уж здесь вы мне поверьте.

Кеннет повернул брошь к свету — перламутр загадочно мерцал и переливался всеми цветами радуги. Вот и Шатти такая же: загадочная, завораживающая, многоликая… Он в жизни своей не покупал подарка для женщины, не считая сестер, конечно. Кеннет панически боялся показаться сентиментальным идиотом: чего доброго, подружка заподозрит, что у него тоже есть чувства… И уж конечно никогда и никому он не дарил украшений.

— Я возьму брошь, — сказал он. — Только заворачивать не надо. Просто положите в коробочку.

Продавщица, ни слова не говоря, извлекла из-под прилавка крохотную коробочку, а Лэверок бросил на тарелочку у кассы несколько солидных купюр. Сгреб сдачу, запихнул покупки в карман, поблагодарил приветливую продавщицу за помощь. Шатти ждала снаружи. Завидев выходящего, она порывисто бросилась к нему и завладела его рукой.

— Покажи, что купил, — потребовала она.

— Это еще зачем?

— Я должна убедиться, правильно ли ты все выбрал.

— А что, если не правильно? — нахмурился Кеннет.

— Тогда отдадим украшения обратно и купим что-то взамен.

— Ты — маленькая тиранка, — усмехнулся он.

— Да покажи, что купил наконец!

— Ну, четыре пары серег, если хочешь знать. , Сестрам и Флоу с Бернис. И еще — вот это. — Кеннет извлек из кармана куртки черную бархатную коробочку, которую вручил Шатти.

Она открыла крышку и извлекла на свет изящную перламутровую брошь. Поднесла к самым глазам и восхищенно вздохнула.

— Чудо как красиво.

— Это тебе, — промолвил Кеннет.

Шатти недоуменно заморгала, переводя взгляд с броши на Кеннета и обратно.

— Мне?

— Ну да, в подарок. Конечно, по-хорошему надо было дождаться Рождества, но я с детства не умею хранить тайны. Так что получай прямо сейчас.

— Но… но почему?

— Потому, — отрезал Кеннет, забирая брошь из рук молодой женщины. — Стой спокойно.

Шатти послушно замерла, и он неумело приколол брошь к ее куртке. Наверное, украшение столь изящное на зимней куртке смотрелось до крайности нелепо. Но Кеннету так не казалось.

— Спасибо, — прошептала Шатти, не отрывая глаз от броши., — Хотел, чтобы тебе понравилось, — смущенно буркнул Лэверок. — Красивая штука, ничего не скажешь.

Шатти подняла взгляд, в изумрудно-зеленых глазах блестели слезы. Поначалу Кеннет решил, что сделал что-то не так, каким-то непостижимым образом умудрился обидеть молодую женщину. Но тут она бросилась ему на шею и крепко-крепко обняла.

— Ничего прекраснее в жизни своей не видела! — пылко заверила она.

Ах, если бы слова ее относились не к перламутровой побрякушке, а к нему, Кеннету! Лэверок притянул Шатти к себе и еле слышно прошептал:

— Неужели ты никогда в зеркало не смотрелась?