И тело и разум будто онемели. Только где-то в глубине сознания теплилась мысль: ничего не случилось. Это неправда. Коб не хотел, чтобы это было правдой.
Он ничего не знал о детях. Только по собственному опыту помнил, как много бед может принести ребенку отец. Он не хотел приносить несчастья маленькому созданию. Он ковбой, черт возьми, и только в этом хорош. Он не может быть…
— Что? — Он, сощурившись, посмотрел на Алису, требуя подтверждения.
— Отец, — повторила она, пытаясь удержать Джейси.
— Вниз! Мое сапоги! — Девочка тянула к сапогам пухлые пальчики. А Коб так сжимал их, что у него побелели костяшки.
— Ты имеешь в виду, что это… это… — В последней надежде он перевел взгляд с разметавшихся рыжих волос на Алису.
— Мое!
— Твое, твое! — Алиса нежно погладила малышку по голове.
Радость, какой Коб еще никогда не испытывал, смешалась с болью и пониманием. Грудь сдавило жаркой тяжестью. Несмотря на неожиданно проснувшийся родительский инстинкт, что-то в нем сопротивлялось. Такой израненный жизнью одиночка, как он, не создан для того, чтобы быть отцом.
А тут еще защипало глаза, они повлажнели. Коб судорожно заморгал, и все прошло.
— Почему ты мне не сказала? — И без того тихий хриплый голос прозвучал едва слышно.
— Я говорила. — Алиса поставила девочку на пол, но по-прежнему держала за руку. Письмо за письмом возвращались неоткрытыми, а позвонить я не могла, ведь ты нигде надолго не задерживался. Да и гоняться за тобой в машине я была не в состоянии.
Взгляд скользнул по ее теперь плоскому животу, только сейчас до него дошло, в каком положении она оказалась: в одиночестве носила его ребенка, в одиночестве рожала, в одиночестве заботилась об их дочери. А он-то переживал, что унизил ее. Все это пустяки по сравнению с тем, что он натворил, бросив ее беременную!
— Алиса… я… — Он понурил голову.
— Мое! Мое сапоги.
Девочка вырвала у матери руку и потянулась к желанной игрушке. Наконец она ухватилась за сапоги, стараясь вырвать их из рук Коба.
Алиса тихо вздохнула.
Коб перевел взгляд на упрямую малышку, пытавшуюся вовлечь его в боевые действия. Первый раз в жизни он смотрел в глаза собственному ребенку. И вдруг почувствовал такую глубокую связь с этим крошечным существом, что у него перехватило дыхание.
— Джейси, не надо. — Алиса шагнула к дочери.
— Джейси? — Он поднял голову. — Джакоб? Ты назвала ее в мою честь?
— Джейси — это уменьшительное от Джейн Картрайт. — Алиса скрестила на груди руки. — Я назвала ее в честь бабушки. Ты знаешь, что она была на Западе одной из первых ковгерл, которая могла потягаться с любым ковбоем.
— Джейси… — У Коба никак не укладывалось в голове, что он отец.
В его отношениях с женщинами было столько грязи, и вдруг Всемогущий нашел нужным подарить ему крохотное чистое создание. Едва взглянув в глаза этой маленькой женщине, он тут же захотел услышать от нее «Папа». Он непременно заслужит этот титул, только бы не испортить жизнь своей дочери!
— Ты хотела девочку и получила ее. — Коб попытался вложить в голос хоть немножко юмора.
— Не говори так, будто я это сделала тебе назло. — Алиса поймала руку Джейси.
— Нет, — завизжала малышка при первом же прикосновении матери. — Мое сапоги.
Коб посмотрел на когда-то любимые сапоги, потом на ребенка. Он совершенно не представлял, как обращаться с дочерью.
— Нет, нет, нет! — Круглое личико Джейси выражало упрямство.
— Она хорошо знакома с этим словом, — пробормотал Коб, не отрывая глаз от настойчивого создания.
— В два года они должны быть такими. — Алиса снова взяла девочку на руки.
Теперь, когда мать с дочерью стояли совсем близко, Коб мог видеть все: и розовую ступню Джейси, легко помещавшуюся на материнской ладони, и напряжение в глазах Алисы, и бледность ее сочных губ…
— Значит, ей два года.
Два года — небольшой срок, но для его ребенка это вся жизнь. Чувство вины отдавалось в каждом болезненном ударе сердца. Нет, не годится он на роль отца.
— Нет. — Джейси выпятила нижнюю губку и предупреждающе покачала перед ним пальцем. — Мое сапоги. Отдай малышу.
— Малышу? — Он недоуменно вздернул бровь.
— Ей два года, — повторила Алиса, будто это все объясняло. — В этом возрасте они еще не видят себя как отдельную личность.
— Но уже видит, что принадлежит ей? — Его ребенок опережает своих ровесников, решил Коб, чувствуя, как распирает грудь от отцовской гордости. А ведь он сомневался в своей пригодности для этой роли.
— Понимание себя как отдельной личности — показатель зрелости. Только не надо путать сильную личность со зрелостью. — Алиса отбросила назад волосы и многозначительно посмотрела на Коба.
— О-о-ох, — поперхнулся он. Прозвучавший в ее словах вызов ни капельки не ущемил его достоинства. Он родился взрослым, иначе бы ему не выжить. Если кому-то и не хватало зрелости, так это Алисе. Но раз ей приятно, пусть думает по-другому, ведь ему от этого не хуже.
— Джейси на той стадии развития, когда она еще только начинает отделять себя от окружающих, узнает, кто она. Психологи считают, что именно в этом возрасте формируется личность человека. — Она держала вырывавшуюся малышку, словно не замечая ее протестов.
Коб ошеломленно кивнул: черт, как мало он знал о детях! Да и о женщинах тоже.
Моргая, смотрел он на мать своего ребенка. А он еще опасался, что она не приспособлена к повседневной жизни: к работе, домашнему хозяйству, финансовым расчетам. Считал, что ей придется быть зависимой от него во всех мелочах, но, столкнувшись с необходимостью проявить максимум способностей, она превзошла все ожидания. Сейчас он недоумевал, знал ли он вообще Алису? Женщину, которая сейчас стояла перед ним, он определенно не знал. Но всем сердцем мечтал о возможности узнать ее и их ребенка.
— Мама! Мое сапоги! — в отчаянии всхлипнула Джейси.
Алиса строго взглянула на хныкающую девочку.
— Прости, но она очень привязана к этим сапогам.
— Да уж вижу.
— Нет, Джейси. Это ЕГО сапоги. Они принадлежат ему.
— Его плохой. — Джейси ткнула пальцем в Коба.
Так вот кто он. Ни папа, ни родной человек, он «ЕГО».
— Его отнимает у малыша.
От пореза ржавой бритвой не так было больно, как от этих слов.
— Нет, дорогая. — Коб прокашлялся, опасаясь, что его хрипота испугает ребенка. Но звук его голоса почему-то успокоил Джейси.
Маленькое извивавшееся тельце замерло. Зелено-голубые глаза зачарованно глядели на него, будто девочка инстинктивно ощущала связь между собой и этим большим человеком.
Коб почувствовал, словно что-то в нем растаяло. Что-то твердое и холодное, обосновавшееся на самом дне его души. Он шагнул вперед и протянул сапоги словно предложение мира.
— Нет, я ничего не хочу отнимать у малыша. Бери сапоги, Джейси.
Девочка вопросительно посмотрела на мать.
— Это вовсе не обязательно, Коб, — заметила Алиса.
— Я хочу. — Минуту назад он думал, что ему нечего предложить Джейси, кроме, может быть, финансовой поддержки. Теперь он хотел подарить ей весь мир. Все изменилось в ту минуту, когда он посмотрел ей в глаза. Если Джейси хочет эти сапоги, то я хочу, чтобы они у нее были.
Алиса опустила девочку на пол, и Коб поставил рядом с ней сапоги.
Толстушка всунула пухлые ноги в огромные сапоги. Она смеялась, покачивалась и гладила старую светло-коричневую кожу, будто это был спящий щенок или котенок. Потом закинула вверх голову, наморщила курносый нос и одарила Коба таким восхищенным взглядом, что у него защемило сердце. Она улыбалась — ему одному. Улыбалась так, как ему никто никогда не улыбался.
Что делать дальше, он не знал: не знал, как быть отцом, не знал, какую роль ему разрешат играть в жизни девочки. Он и так уже испоганил все, что можно. О восстановлении прежних отношений с Алисой теперь, конечно, нечего и думать. Но одно Коб знал точно: ему необходимо хотя бы иногда заглядывать в глаза своей дочери. И не важно, что для этого потребуется, он согласен на все. Теперь, познав радость отцовства, он готов был броситься в огонь ради улыбки дочери.
— Это еще не все, Коб. — Алисе хотелось взять его за локоть, чтобы отвлечь внимание от малышки.
— М-м-м? — Он не сводил глаз с Джейси.
— Мне еще многое надо сказать тебе. Нам надо поговорить.
— Чертовски правильно, нам надо поговорить, — пробормотал он рассеянно.
Джейси затопала. Каблуки сапог застучали по полу.
— Мое. — Она снова улыбнулась Кобу.
— Правильно, — прошептал он. — Моя.
«НЕТ, МОЯ!» — хотелось крикнуть Алисе. Джейси ее ребенок. До этой минуты ей и в голову не приходило, как это будет выглядеть — делить девочку с кем-то. Даже с Кобом. Это что, эгоизм? Разве может быть забота о ребенке эгоистичной? Конечно, Коб биологический отец, но в реальности он для девочки почти чужой.
— Малышу нравится ЕГО. — Джейси выставила палец в направлении Коба.
— По-моему, она знает, кто я, — благоговейно прошептал он.
— Не будь смешным. — Алиса склонилась над девочкой. — Джейси нравится любой, кто выполняет ее желания.
Коб поник головой, и Алисе стало стыдно. Почему она так оскорбительно и остро реагирует на ситуацию, о которой молилась годами?
— Прости, Коб. — Она опустилась на колени рядом с малышкой. — Я несправедлива. Просто до этого момента нас было только двое. — Она замолчала, поглаживая пушистые рыжие волосы. Словно в ответ на нежную ласку, они струились между пальцами, рассыпались по плечам. Алиса втянула нежный запах детской присыпки, кожи и мужского лосьона после бритья и задержала его на секунду. Вместе с выдохом ушла ее тревога. — А теперь после стольких лет ты вернулся на сцену. Я думала, что готова к этому. Хотя бы ради Джейси. Но, столкнувшись с реальностью, поняла, что это порождает много новых сложностей, которые я не предвидела. И они заставляют меня чувствовать себя… — Она не знала, как объяснить Кобу, но он понял.
— …кошкой, защищающей котенка от чужого зверя.
— Да, — пробормотала она, удивляясь его проницательности. — Как ты догадался?
— Просто у меня такое же чувство. — Коб тоже опустился на колени, болезненная гримаса на долю секунды исказила его лицо. — И должен тебе сказать, Алиса, я эту девчушку в обиду не дам. Если кто-нибудь и может по достоинству оценить твою осторожность, когда ты показываешь своего нежного ангела старому бездомному псу, так это только сам старый бездомный пес.
— Коб… — Она осторожно коснулась его руки. — Нам надо поговорить.
Ей так много хотелось сказать ему: во-первых, что она не считает его старым бездомным псом, во-вторых, что если Джейси и нужна защита, то только не от него, а от тех опасных и непредвиденных ситуаций, которые подстерегают детей на каждом шагу. Кроме того, есть одна небольшая проблема: их брак все еще действителен…
— О чем, Алиса?
Мурашки побежали по спине от чувственного хриплого голоса. Алиса попыталась сосредоточиться, но в этот момент ее взгляд встретился с ожидающими ответа глазами Коба, и, окончательно смешавшись, она лишь растерянно пробормотала:
— Ну что ты, Коб, — она покосилась на счастливую малышку, сидевшую между ними, и слабо улыбнулась. — Джейси вовсе не нежный ангел.
— Ну разве не ангел? — прошептал Коб двадцать минут спустя, когда они уложили девочку спать в детской.
Глядя на счастливое розовощекое создание, мирно посапывающее в кроватке, Алиса хмыкнула:
— Посмотри на этого ангелочка, когда он проснется, и ты увидишь сущего дьявола. Она заряжена динамитом, Коб, в точности как ее… — Алиса прикусила язык, судорожно вцепившись в спинку детской кровати.
Коб прокашлялся.
Комната наполнилась такой тишиной, что Алисе казалось, она слышит хруст суставов, когда он переминался с ноги на ногу.
— Наверно, нам лучше…
— Может быть, мы…
Они заговорили одновременно и еще больше смутились.
Три года разлуки и миллион обид лежали между ними, разве можно ожидать, что они встретятся как ни в чем не бывало? Алиса пыталась взять себя в руки.
Показав жестом, чтобы он последовал за ней, она направилась к дверям. Мысли вихрем кружились в голове. Надо быть дурой, чтобы не предвидеть, какое воздействие на нее окажет присутствие Коба. Конечно, она выросла, но ни время, ни «жизненный опыт» не могут изменить ее чувств, когда он стоит рядом. А если бы Коб знал, что их брак все еще действителен? Способна ли она сейчас рискнуть и открыть ему секрет?
Будущее дочери висит на волоске, напомнила она себе, тихо закрывая дверь детской.
— Алиса, я… — В холле Коб прислонился к стене.
— Коб, — она протянула руку, прерывая его. — Нам еще многое надо обсудить. И я должна сказать тебе что-то важное.
— Дорогая, — Коб провел рукой по голове, приглаживая короткие черные волосы, — после того, как узнаешь, что ты отец, трудно сосредоточиться на чем-то еще.
— Слава Богу, что ты так считаешь. — Она чуть улыбнулась. — Я как раз хотела тебе предложить продолжить разговор позже и в более… м-м-м… нейтральном месте.
— Мне нравится твое предложение. — Он обвел взглядом безвкусный холл и расправил плечи, будто освобождаясь от какого-то груза.
— Хорошо, — удовлетворенно вздохнула она и скрестила на груди руки. — Тогда я договорюсь с моим адвокатом, и мы сможем встретиться в его…
— Что?! С адвокатом? — Он попятился, будто она толкнула его.
— Коб, но ты же согласился на нейтральное место.
— Да, но нейтральной была бы для меня встреча в центре города. Завтра в полдень назначено открытие родео. Торжественный парад участников, на площади установят лотки с едой и сувенирами… Мы могли бы устроить себе выходной день в честь того, что я наконец узнал о своем ребенке. Там бы и поговорили. Непринужденная обстановка, никакого давления, вокруг полно народа…
У Алисы вытянулось лицо. Она решительно шагнула вперед.
— Где народ, там и сплетни. Ты представляешь, сколько пересудов вызовет наше совместное появление?
— Очень хорошо представляю, дорогая. — Глаза потемнели и заволоклись дымкой желания.
У Алисы подгибались колени, будто она только что спешилась после многочасовой изнурительной скачки. Она ни разу не была ни с одним мужчиной, кроме того, что стоял напротив. Но никто другой ей и не был нужен. Ни один мужчина не мог воздействовать на нее так, как Коб: прикосновением, взглядом, словом…
Кожа стала влажной. Алиса вздрогнула, но не от холода — от ожога собственных воспоминаний. Несмотря на прошедшие три года, она помнила каждую клеточку тела Коба, каждый его шрам, родинку, морщинку… Хотела забыть и не могла, как его мозолистые ладони царапали нежные груди, как его губы исследовали ее рот, потом тело, пока он не…
— Нет, Коб, нет. — Она тряхнула головой, прогоняя воспоминания. — Нам с тобой нельзя появляться в центре города. А о том, чтобы провести вместе целый день, не может быть и речи.
— Почему? Ведь это совершенно невинно. — На подбородке проступил розовый шрам.
— Нет. — Она резко мотнула головой, радуясь, что новая стрижка добавляла решительности этому жесту. — На открытии родео? Ну, знаешь ли… И ты полагаешь, что это подходящее место для серьезного обсуждения судьбы нашего ребенка, не говоря уже…
— Хи-ха-хоу, а вот и дедушка!
Алиса поежилась. Отец уже поднимался по лестнице.
— Где мой маленький ковбой? — басил он, подражая койоту из мультфильма.
— Проклятье! — простонала Алиса. — Угораздило же их вернуться домой именно сейчас.
— Дорогая, твоих родителей как опытных шоуменов отличает одно очень важное преимущество — чувство времени, — усмехнулся Коб.
— ДОРОГОЙ, моих родителей как проведших всю свою жизнь на ранчо ковбоев отличает еще одно очень важное преимущество — стрельба без промаха, — прошептала Алиса. — Знаешь, как они огорчатся, когда после стольких лет обнаружат тебя здесь?
— Нет, не знаю и не хочу знать. — Он скрестил на груди руки. — Жить в постоянном страхе, опасаясь огорчить родителей, всегда было твоим уделом.
— БЫЛО моим уделом. — Она тоже скрестила на груди руки. — Многое изменилось, Коб. Родители больше не управляют моей жизнью.
— Йип Картрайт, будь потише, — попросила Долли мягко, но решительно. — Клянусь, ты разбудишь нашу крошку. И тогда Алиса заставит нас обоих прятаться по углам.
Алиса удовлетворенно улыбнулась: слова матери как бы подтверждали ее новый статус независимой личности.
— Вот еще! Малышка спала бы и под пушечную канонаду, если бы мамочка не приучила ее спать в тишине, — пробасил Йип. — Ну что может знать о детях такое неуравновешенное существо, как Алиса? Я люблю ее как собственную жизнь, но ты же знаешь, ма, какую беду способна натворить наша инфантильная дочь, если за ней не присмотреть.
У Алисы от унижения опустились руки. Несколькими фразами отец уничтожил все, чего она достигла за три года. Да еще в присутствии Коба!
— Уже прогресс, — усмехнулся Коб, нежно касаясь ее плеча, — теперь он лишь пытается присматривать за тобой.
— Присматривать за мной? — пробормотала Алиса свистящим шепотом, казалось, струйка пара вырвалась из закипающего чайника. — Ну что же, пусть попробует!
— Только дедушки, только они все знают о малышах. И я скажу…
— Папа! — Алиса подошла к перилам ведущей вниз лестницы и сжала их с такой силой, будто это были поводья норовистого мустанга.
— Алиса, это ты? — спросил Йип, задирая голову вверх.
— Кто же еще, конечно, я, — раздраженно ответила Алиса. — Ведь ваша инфантильная дочь не может позволить себе переехать в свой дом — туда, где за ней и ее ребенком никто не будет присматривать.
— Не порть себе нервы по пустякам, — безмятежно проворковала Долли.
— Это уж я сама решу, что мне делать: портить себе нервы, ругаться, закатывать истерику — пока до вас наконец не дойдет, что я уже не ребенок.
— О-хо-хо, детка, и что это тебе попало под седло? — раскатисто пробасил Йип.
— Я не детка, а взрослая женщина, которая сама принимает решения и сама отвечает за их последствия.
— Тише, Джейси еще не…
Но это напоминание отца только подлило масла в огонь.
— Интересно, папа, когда ты вошел в дом, вопя как деревенский буян, ты не подумал, что можешь разбудить малышку?
В этот момент из детской донесся жалобный плач.
— Слышишь? Теперь ты доволен? — прокричала Алиса с верхней ступени.
— Вопрос в том, довольна ли ты? — прошептал за ее спиной Коб.
— Пока еще не совсем. — Криво усмехнувшись, она оглянулась на мужа, отца своего ребенка, источник ее постоянных конфликтов с родителями.
Ткнув пальцем в его сторону, Алиса крикнула вниз:
— Есть еще одно, что вы оба должны знать. Вернулся Коб Гудэкр. Сейчас он здесь. А завтра, нравится вам это или нет, мы возьмем нашего ребенка на открытие родео и ВМЕСТЕ проведем день в городе.