Утром я просыпаюсь под писк штерновских наручных часов, которые он мне одолжил вместо будильника.

— Вы очень беспокойно спите.

Я выворачиваю голову из-под одеяла. Он с ногами сидит в компьютерном кресле в пол-оборота ко мне и сосредоточенно глядит на дисплей, что-то там щелкая мышкой в открытом документе. Волосы у него еще не до конца просохли после душа, на нем черно-синий халат, подпоясанный перевитым шнуром с умопомрачительными кистями — именно на таких поясах должны вешаться всякие отчаявшиеся аристократы в старинных романах. С моего места открывается великолепный обзор на его безволосую грудь и длинную голую шею. На ней — никаких медальонов, амулетов, цепочек… просто голая шея. И что?.. Вот эту красоту я тоже смогу теперь беспрепятственно наблюдать каждое утро?..

— Думаю, это все из-за ваших сюжетных снов, — продолжает он.

— Но вы мне точно сегодня не снились, — хриплым голосом говорю я.

— Я в курсе.

В курсе он! Очень интересно… С чего это он так уверен, что мы снимся друг другу строго одновременно?..

— Кофе? — спрашивает он, наконец, поворачивая ко мне голову и одновременно повертываясь вместе с креслом.

Я трясу головой, спешно закрывая лицо руками. Потому что там не только шея — там голое предплечье аж до самого локтя, там босые ноги, там лодыжки… Нет, ну нельзя же быть настолько красивым!.. Он встает с кресла и идет на кухню, а я, пользуясь его отсутствием и ворча на себя по поводу своей впечатлительности, одеваюсь. Лезу в рюкзак за антиперсперантом и натыкаюсь на пакетик быстрорастворимой лапши. О, вот и завтрак!.. А то, расслабился, понимаешь, на чужих харчах… Кофе еще куда ни шло, а вот с едой надо что-то придумывать, потому что, судя по вчерашнему ужину, полноценного финансового участия в закупке провианта я явно не потяну.

На кухне меня ожидает еще одно испытание в лице все того же облаченного в элегантный халат Штерна, колдующего над джезвой. Изо всех сил стараясь не смотреть на его голые руки, включаю электрический чайник и лезу в буфет за кружкой. Он искоса оглядывает оценивающим взором мою китайскую пищу.

— Так, а вот чтоб этой гадости я в своем доме больше не видел.

Ну, ладно, на работе позавтракаю. Что я, с деспотами никогда не жил?…

— Ведро там, — не оборачиваясь, останавливает он меня на выходе из кухни.

Я возвращаюсь обратно.

— Не, ну я все понимаю… Оскорбленные эстетические чувства — это серьезно. Но нельзя прямо так вот еду — в помойку!

— Это не еда.

Нет, ну просто тиран какой-то…

— По-моему, я внятно объяснился, — говорит он. — Я не могу жить рядом с человеком, который настолько презирает то, что ем и готовлю я, что готов тащить в дом всякую дрянь.

— Послушайте, док, — я сажусь за стол для мирных переговоров. — Мне, правда, очень нравится, как вы готовите. Просто у меня сейчас вообще нет денег. Не могу же я снимать у вас жилье, чтобы потом вы меня на эти же деньги и кормили.

Он выключает кофе, отодвигает стул и садится напротив, какое-то время собирается с мыслями или переваривает полученную информацию. Может, уже и раскаивается, что впустил к себе такого неплатежеспособного человека.

— Я понимаю, — сумрачным тоном говорит он, — что для вас тут, вероятно, есть некоторая моральная дилемма. Давайте, чтобы вы не чувствовали себя излишне мне обязанным, поможете мне лучше с переводами. Покупать и готовить на двоих все равно выйдет дешевле, чем питаться по отдельности. Готовить, если хотите, можем по очереди.

Да, это был бы просто идеальный вариант, вот только…

— Я же никогда ничего не переводил. Вдруг у меня не получится.

— Слушайте, вы так лихо всегда переводите названия заказываемых мною книг с французского и немецкого, что уж простенькую английскую статью о политических взглядах Аквината вы точно осилите.

Ух ты!.. Про самого Фому переводить!…

— Что, уже собрались бежать к компьютеру? — усмехается он. — Расскажите мне лучше, что вы на завтрак будете.