Шестилетнее время правления третьего немецкого рейхсканцлера, князя Хлодвига Гогенлоэ, было бурной фазой развития молодой Германской империи. В течение этих лет Германия окончательно превращается из аграрного в индустриальное государство. Статистика показывает, что в 1882–1907 гг. число занятых в сельском хозяйстве неуклонно сокращалось, а в промышленности возрастало. В 1895 г. между ними было достигнуто равновесие, а в 1907 г. число трудящихся в аграрном секторе составляло 32 %, а в промышленном — 37.

Происхождение и карьера

Князь Хлодвиг Карл Виктор Гогенлоэ родился 31 марта 1819 г. в Ротенбурге и принадлежал к старому, разветвленному роду франконского дворянства.

После изучения права князь поступил на прусскую службу, в 1848 г. был избран во Франкфуртский парламент и в 1849 г. стал послом в Лондоне. После войны 1866 г. он был назначен баварским премьер-министром и стремился вопреки сторонникам сепаратизма к вступлению южногерманских государств в Северогерманский союз. Гогенлоэ реформировал баварскую армию по прусскому образцу. С 1871 по 1877 г. он представлял в рейхстаге Консервативную имперскую партию, во время «культуркампфа» выступал за запрет ордена иезуитов и вследствие этого навлек на себя вражду Центра. В 1874 г. Гогенлоэ занял пост посла в Париже и прилагал все усилия для улучшения немецко-французских отношений. В 1885 г. он стал имперским наместником в Эльзас-Лотарингии и безуспешно пытался примирить местное население с немецким господством.

Сам Гогенлоэ обозначал свое политическое кредо как умеренный либерализм. 26 октября 1894 г. князь получил в Страсбурге телеграмму императора, который приглашал его на пост рейхсканцлера. Официально вступив в должность 29 октября, он стал первым и до 1917 г. единственным непруссаком на посту канцлера.

Хлодвиг цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст

Назначение Гогенлоэ вызвало в Германии общее удивление. Предполагалось, что император предложит этот пост более молодому и энергичному человеку. Позднее стало известно, что Вильгельм назначил Гогенлоэ по совету своего дяди — великого герцога Фридриха Баденского — и своего друга — князя Филиппа цу Ойленбурга. Фридрих рекомендовал почтенного старца как государственного деятеля, который стоит в стороне от всех партий. Но из-за его возраста, уточнял герцог, нужно, однако, придать ему энергичного помощника.

При Гогенлоэ, который понемногу начинал выживать из ума от старости, Вильгельму удалось сменить последних министров, пытавшихся действовать самостоятельно.

Удобный, покладистый канцлер, к тому же еще дядюшка императрицы, как называл его кайзер, с удовольствием получал из придворной кассы секретное дополнительное жалованье размером 120 тыс. марок в год и был совершенно не склонен ставить под угрозу столь теплое местечко. В 1897 г. Гогенлоэ спокойно принял отставку самых талантливых сотрудников: статс-секретаря иностранных дел Маршалла фон Биберштейна, статс-секретаря внутренних дел Бёттихера и адмирала Хольмана. С этого времени и до самой своей отставки в октябре 1900 г. старый князь, по его же собственным словам, был только «марионеткой» и «вывеской».

«Переходный» канцлер

Третий канцлер Германской империи был, по мнению многих историков, полнейшим ничтожеством. Меру этого показывают «Воспоминания» Гогенлоэ, из которых его карликовая фигурка выступает во всем убожестве. Скупой до скаредности, одержимый карьеризмом, который готов был выродиться каждую минуту в лакейство, абсолютно лишенный инициативы и энергии — таков был человек, проделавший во второй половине XIX в. едва ли не самую блестящую карьеру в Германии. Будучи послом в Париже и наместником Эльзас-Лотарингии, он слепо повиновался Бисмарку, хотя порой и с отвращением. Став канцлером, старался угадать и предупредить малейшие желания Вильгельма и только после отставки удосужился понять, как мало красивого было в его роли. От такого канцлера нельзя было ожидать ни непоколебимой стойкости Бисмарка, ни полной достоинства выдержки Каприви. Но Вильгельму это нравилось.

Канцлеру предстояло найти парламентские возможности для осуществления замыслов императора. Опираться на либералов при этих условиях было невозможно. Парламентские принципы Каприви следовало забыть. Приходилось искать новые комбинации. Гогенлоэ искал их недолго.

Прежде всего отставка Каприви примирила аграриев с правительством. Они сразу почувствовали свою силу, ибо было совершенно ясно, что после разрыва с либералами без них обойтись будет нельзя, особенно во всякого рода военных и морских проектах, которые готовило правительство. И аграрии немедленно принялись поправлять свои собственные дела. На сцену вновь выплыл пресловутый проект графа Каница. Проект требовал передачи всей торговли иностранным хлебом в руки государства на началах монополии и законодательного установления минимальной цены на различные сорта хлеба, продаваемого государством. Впервые он был внесен на рассмотрение еще при Каприви, но тогда большинство рейхстага встретило его хохотом и он моментально был отклонен. Но Каниц и его сторонники не сложили оружия. Началась агитация в стране, проект переработали и, когда он был внесен вновь 13 марта 1895 г., к нему отнеслись серьезнее. Но так как в проекте оставались слишком явные следы аграрных аппетитов в виде определенно указанных цен, превышавших вдвое цены на мировом рынке, то он снова не получил одобрения. В третий раз проект быт внесен в декабре 1895 г. с тем изменением, что цены на хлеб предлагалось повысить лишь тогда, когда они окажутся ниже цен мирового рынка. Но рейхстаг вновь не согласился на такую меру. 17 января 1896 г. проект был отвергнут окончательно.

Неудача сильно обескуражила аграриев, и они попытались возместить ее в других сферах. В 1896 г. по их требованию был введен новый биржевой закон, ограничивающий свободу биржевых операций. По мнению аграриев, биржевая игра с хлебом вела только к понижению цен. Правительство пошло навстречу аграриям, не предвидя того бурного недовольства, которое было вызвано биржевой реформой. Она просто взбунтовала крупный капитал и привела к тому, что биржевики объявили бойкот новой бирже: ее здания стояли пустыми, биржевые бюллетени не публиковались, сделки совершались в других местах. Правительство должно было сначала допустить обход закона, а через несколько лет восстановило старые порядки почти в полном объеме.

Правительство чувствовало, что оно обязано поддержать аграриев, ибо находилось в зависимости от них в военных и морских делах. Но одни аграрии правительство не устраивали. Имея против себя Центр и все левые партии, нельзя было добиться большинства. Следовательно, необходимо было договориться с Центром, который при Гогенлоэ был очень силен, — особенно укрепили его положение выборы 1898 г.

Общая программа правительства постепенно выяснилась из тронных и других речей императора и заявлений нового канцлера. Во внешней политике — укрепление Тройственного союза, но в то же время улучшение отношений с Россией с целью предотвращения франко-русского сближения. Внутри — покровительство сельскому хозяйству, торговле и промышленности. Для развития торговли — усиление флота; для осуществления военной и морской реформы — новые реформы имперских финансов.

Первым делом, которым поторопился заняться Гогенлоэ и на котором он жестоко оскандалился, был знаменитый каторжный законопроект — дополнение к уголовному кодексу, которое грозило строгими карами за подстрекательство к наказуемым деяниям, подстрекательство солдат к нарушению дисциплины, а всех вообще — к сопротивлению властям, за нападки на религию, монархию, брак, семью и собственность, а также за одобрение всех этих преступлений. Словом, это должно было стать повторением закона против социал-демократов. Все эти меры в свое время фигурировали в проекте уголовного кодекса, но были провалены рейхстагом. В обществе поднялась волна протеста, ибо стало ясно, что новый закон является таким же покушенем на культуру, каким был и школьный закон. Многие представители литературы и науки опубликовали коллективные протесты. Под одним из них стояли имена известного экономиста Ад. Вагнера, профессора педагогики Фридриха, юриста Фёрстера, Франца Листа, под другим — знаменитого немецкого историка, лауреата

Нобелевской премии Моммзена, немецкого общественного деятеля, врача Рудольфа Вирхова, философа Теобальда Циглера, художника Адольфа Менделя, писателей Густава Фрейтага и Теодора Фонтане. Многие опубликовали свои протесты индивидуально. К числу их принадлежали писатель Фридрих Шпильгаген, натуралист Эрнст Геккель, экономист Луйо Брентано, философ Фридрих Паульсен. Из Мюнхена рейхстаг получил резкую резолюцию баварского общества литераторов и ученых. Во всех петициях указывалось на то, что поправка к уголовному кодексу, если только она будет принята, сделает невозможной и свободную критику, и независимую культурную работу. Об отношении радикальной части общества и социал-демократов к этому закону не стоит и говорить.

Провалу проекта кроме общественного негодования способствовала также его доработка в комиссии рейхстага, в которой большинство принадлежало клерикалам. Комиссия смягчила общие положения проекта, но усилила наказание за выпады против религии и церкви. Был введен параграф, карающий за восхваление богохульства и поношение церковных учений. Это доводило до абсурда весь проект. Он в значительной мере лишился своей прелести в глазах правительства и консерваторов. 11 мая 1895 г. предложение Гогенлоэ было отклонено рейхстагом.

Дебют нового канцлера был, таким образом, громким, но неудачным. Чтобы сгладить впечатление от позорного провала, нужно было приниматься за серьезные реформы. И правительство стало торопиться. В феврале 1896 г. бундесрат вытащил последнюю из залежавшихся у него в портфеле бумаг о мерах защиты труда: указ о 12-часовом рабочем дне в пекарнях.

В июле 1896 г. была проведена наконец принципиальная имперская реформа, ожидавшая своей очереди с 1870 г. Рейхстаг принял общеимперский гражданский кодекс, который должен был вступить в силу 1 января 1900 г.

С репрессивными мерами после трескучего провала каторжного законопроекта Гогенлоэ вообще стал осторожнее. Между тем одну такую меру он был обязан внести в рейхстаг — проект о защите свободы труда во время стачек. У этого проекта была своя история. Под влиянием саарского угольного магната Штумма и его друзей 6 сентября 1898 г. Вильгельм произнес речь, в которой заявил о подготовке нового закона, «по которому каждый — он может быть кем угодно и называться как угодно — кто попытается мешать немецкому рабочему, желающему выполнить свою работу, или станет подстрекать его к забастовкам, будет наказан каторжной тюрьмой». В этих словах император, очевидно, что-то напутал, ибо отправить на каторгу за такое «преступление» противоречило всей сути и духу немецкого законодательства. Юристы долго пытались понять, как можно выпутаться из казуса, созданного августейшим оратором, но так и не сумели этого сделать. В новом проекте кара за насильственные меры против желающих работать была увеличена лишь слегка, а каторга стала наказанием за участие в стачке, угрожающей безопасности империи, жизни и собственности. Рейхстаг сразу же отверг проект (20 ноября 1899 г.). Против него высказались и Центр, и национал-либералы, испугавшиеся, что вступление на путь таких репрессий может привести империю к самой откровенной реакции. За него выступили только консерваторы.

Одна группа мер стояла особняком в деятельности Гогенлоэ — меры, направленные на развитие торговли и промышленности Германии. Политика Каприви достаточно укрепила и ту и другую. Теперь было необходимо расширить внешние рынки, создать условия для успешной конкуренции с другими странами, обеспечить вооруженную защиту немецких интересов, и Вильгельм заранее, по своей привычке, выдвинул план, заявив: «Наше будущее — на воде». Внешние рынки, колонии и особенно флот — такова была программа, и Гогенлоэ начал выполнять ее по мере сил и способностей. Впрочем, в одном направлении правительству пришлось идти вслед за частной инициативой. Уже в 1888 г. немецкие фирмы сумели добиться железнодорожной концессии в Турции. В нее было вложено много немецких капиталов, и Вильгельм решил оказать поддержку частному Анатолийскому обществу. Это означало полный разрыв с политикой Бисмарка, который сознательно толкал на Балканы и в Малую Азию Австрию и Россию, не видя там ничего, что могло бы интересовать Германию. Но Вильгельм считал, что интересы Германии, если не политические, то экономические, имеются повсюду, и не хотел упускать ни одного случая, когда эти интересы можно было отстаивать. Каприви был не очень восторженный поклонник малоазиатской авантюры, но Гогенлоэ, как и во всем, покорно следовал указаниям монарха. Когда в 1896 г. Анатолийское общество стало требовать получения концессии на дорогу до самого Багдада, немецкая дипломатия активно поддержала эти усилия. А в 1898 г. кайзер сам посетил Константинополь и направился в Иерусалим, чтобы поднять престиж Германии на Востоке. Концессия на дорогу от Конии через Багдад до Персидского залива была дана Анатолийскому обществу в 1899 г. Но расчеты показали, что дорога не будет давать дохода, и с этого момента немецкая дипломатия стала искать гарантии ее рентабельности, не желая до этого приступать к постройке. Вопрос затянулся и был решен в 1902 г. уже при преемнике Гогенлоэ.

Большим событием стало открытие 19 июня 1895 г. Кильского канала, соединяющего Балтийское море с Северным, что давало возможность Германии не только быстро осуществлять переброску военного флота, но и сокращало торговые пути. Вслед за этим Германии неожиданно представился случай утвердиться на Дальнем Востоке. В Китае были убиты два немецких католических миссионера. Правительство немедленно приказало адмиралу Дидерихсу, командующему восточноазиатской крейсерской эскадрой, занять бухту Киаочау с городом Цзинтау. Оккупация совершилась 15 ноября 1897 г., а вскоре после этого, 5 января 1898 г., между Германией и Китаем был заключен арендный договор на 99 лет, по которому бухта передавалась в руки Германии. Стало ясно, что правительство потребует дальнейшего усиления флота. 24 марта 1898 г. рейхстаг, несмотря на сопротивление партии свободомыслящих, принял первый закон об усилении флота до 19 броненосцев, 8 береговых крейсеров и 42 крейсеров. Это количество стало казаться недостаточным уже после того, как в 1899 г. Германия купила у Испании Марианские и Каролинские острова. Поэтому в 1900 г. был внесен новый проект увеличения флота, на этот раз до 38 броненосцев, 14 больших и 38 малых крейсеров. В июне 1900 г. рейхстаг принял и этот закон.

В судьбе Германии как морской державы начался новый этап. С тех пор как в 1853 г. с аукциона в Бремене были проданы 9 кораблей, составлявших весь общегерманский флот, и до канцлерства Гогенлоэ Германия имела лишь минимум военных кораблей. Колониальная политика сделала необходимым усиление флота, а темпераменту Вильгельма Германия обязана тем, что его рост превзошел все требования необходимости и разумное само по себе государственное дело превратилось в азартную игру, поглощавшую огромные средства. Тем самым Германия стала одним из лидеров мировой политики.

В 1897 г. Вильгельм II предпринял радикальное персональное изменение в имперском правительстве и в прусском государственном министерстве, так что Гогенлоэ практически лишился власти и влияния. Всем заправляли статс-секретарь по иностранным делам Бюлов, министр финансов Микель и адмирал Тирпиц. Робкие предупреждения Гогенлоэ об опасности столь «быстрых и бесконечных планов» просто не принимались во внимание. Ничто не показывает его бессилие лучше, чем запись осенью 1900 г., в которой он приводил доводы ухода в отставку: «Вмешательство Германии в подавление боксерского восстания в Китае было устроено без моего участия. Все было обсуждено и решено Его Величеством и Бюловым без меня. Его Величество не слушает моих советов, и все вопросы решаются без моего участия».

Когда перед Германией встали новые задачи, особенно связанные с внешней политикой, старик Гогенлоэ, которому шел 81-й год, но у которого не было железной энергии Бисмарка, оказался для их решений непригодным. Нужен был более молодой и энергичный человек. Выбор императора был сделан давно: 17 октября 1900 г. место Гогенлоэ занял Бернхард фон Бюлов. Через несколько месяцев, 6 июля 1901 г., Гогенлоэ умер на швейцарском курорте Рагац.

Как старый аристократ и крупный землевладелец Гогенлоэ противостоял вызовам своего времени, особенно индустриализации. Его радовало, что в дни его молодости не было ни железных дорог, ни телеграфа, ни телефона. Еще больше радовало то, что он давно будет «спать праведным сном, когда изобретут летательные аппараты. Боже, как невыносимо будет это!»

Литература

Curtius F. (Hrsg.). Denkwiirdigkeite des Fiirsten Chlodwig zu Hohenlohe-Schillingsiurst: 2 Bd. Stuttgart; Leipzig, 1907.

Muller K.A. von (Hrsg.). Fiirst Chlodwig zu Hohenlohe-Schillingsfurst. Denkwurdigkeiten der Reichskanzlerzeit. Stuttgart; Berlin, 1931.