ГЛАВА 100
Ястреб и Голубь оставили машину за углом огромного викторианского особняка в Пасифик-Хайтс, самого большого в этом районе мультимиллионеров с великолепным видом на залив.
Выбранный ими дом выглядел внушительным и гостеприимным — икона американского стиля, — но в то же время недоступным никому, кроме очень богатых людей.
Молодые люди оглядели окна в свинцовых переплетах, купола, старые деревья, стеной обступавшие дом, отделяя его от квартир прислуги, жившей над гаражом, и от соседей. На сайте риелторов Ястреб и Голубь изучили поэтажные планы и знали любой уголок на каждом этаже. Они прекрасно подготовились, их обуревало нетерпение, и тем не менее молодые люди действовали осторожно.
Это будет их лучшее убийство — и последнее. Они оставят по себе память, бросят свою визитную карточку — и снова станут обычными людьми. Сегодняшняя ночь станет легендой. Газеты неделями будут пестреть заголовками, по этому сюжету снимут фильм, а то и не один. Ястреб и Голубь не сомневались, что об этом пожаре, вершине их преступной карьеры, будут говорить и в следующем веке.
— Я нормально выгляжу? — спросил Голубь.
Ястреб поднял ему воротник и оглядел приятеля с головы до ног.
— Прекрасно. Ты просто картинка, друг.
— Ты тоже.
Они обменялись римскими рукопожатиями, взявшись за руки у локтя, как Чарлтон Хестон и Стивен Бойд в «Бен-Гуре».
— Ubi fumus, — сказал Ястреб.
— Ibi ignis, — закончил Голубь.
«Нет дыма без огня».
Голубь туже обернул золотую фольгу вокруг бутылки «Куантро», и юноши бок о бок пошли по длинной, выложенной камнем дорожке к парадному крыльцу. На стеклянной панели входной двери был приклеен листок: «Представителям прессы: пожалуйста, оставьте нас в покое».
Ястреб позвонил в дверь.
Дин-дон.
Через частые переплеты окон он видел, как в гостиной появился седой человек. Ястреб провожал его глазами, глядя, как хозяин, известная, узнаваемая личность, идет по дому — свет автоматически включался в каждой комнате — и подходит к двери.
Дверь открылась.
— Это вы звонили? — спросил Коннор Кэмпион.
— Да, сэр, — ответил Голубь.
— Представьтесь.
— А вы зовите пока меня Голубем, а его — Ястребом. Мы вынуждены соблюдать осторожность. То, что мы знаем, может нас убить.
— Вы должны нам доверять, — подхватил Ястреб. — Мы дружили с вашим Майклом, у нас есть информация, как я уже сказал по телефону. Мы больше не в силах молчать.
Коннор Кэмпион смерил обоих визитеров взглядом, решил, что оба порядочные мошенники и вруны, но кто знает, может быть, случайно скажут что-то важное. Им, конечно, нужны деньги.
Он распахнул дверь и пригласил их войти.
ГЛАВА 101
Шестидесятипятилетний Кэмпион провел юнцов через холл и гостиную в библиотеку и включил неяркое освещение: лампу от «Тиффани», стоявшую на столе, за которым Кэмпион работал в бытность свою губернатором, и нижний свет у книжных шкафов от пола до потолка, уставленных книгами по юриспруденции.
— А ваша супруга дома? — спросил Ястреб.
— У нее был очень напряженный день. Ей пришлось лечь пораньше. Что предложить вам выпить, молодые люди?
— Мы принесли вам подарок. — Голубь протянул хозяину бутылку «Куантро».
Коннор поблагодарил юношу, стянул фольговый мешочек и взглянул на этикетку.
— Спасибо. Я открою это для вас, если хотите. Или предпочитаете что-то еще? Я, например, буду скотч.
— Нет, сэр, спасибо, мы не пьем, — сказал Голубь.
Кэмпион поставил бутылку рядом с картиной Майкла на покрытую искусной резьбой каминную полку и нагнулся открыть пузатые стеклянные дверцы застекленного шкафа, который использовал как поставец. Оттуда Кэмпион достал бутылку «Чивас» и бокал. Обернувшись, он увидел в руке Ястреба пистолет.
Бывший губернатор каменно напрягся, глядя на оружие, затем посмотрел в насмешливое лицо Голубя.
— Вы что, с ума сошли? Вы меня грабить явились? — За Голубем Ястреб с блестящими глазами и нетерпеливой улыбкой вынул из заднего кармана моток лески. Кэмпион повернулся к юнцам спиной и сказал без всякого выражения: — Пожалуй, я тоже не буду пить.
Он нарочито долго убирал бутылку виски обратно в шкафчик, незаметно просунув другую руку за книжные полки.
— Мы вынуждены связать вас, сэр, чтобы выглядело как ограбление. Это для нашей защиты, — сказал Голубь.
— И нам нужно, чтобы миссис Кэмпион спустилась вниз, — твердо добавил Ястреб. — Она захочет услышать то, что мы скажем.
Кэмпион резко обернулся, навел свою «ЗИГ» на Ястреба и нажал на спуск. Раздался выстрел.
На лице Ястреба отразилось удивление, когда он посмотрел на свою розовую рубашку и увидел кровь.
— Эй! — вырвалось у него.
Разве эти жалкие панки не догадывались, что такой человек, как он, держит оружие в доступных тайниках по всему дому? Кэмпион снова выстрелил, и Ястреб упал на колени, поднял глаза на старика, выстрелил в ответ, попав в середину зеркала над камином, и рухнул на ковер лицом вниз.
Голубь, застывший на месте при звуке первого выстрела, закричал:
— Ты, сволочь! Старый псих, скотина! Посмотри, что ты натворил!
Он попятился из библиотеки и, оказавшись в гостиной, повернулся и кинулся к выходу. Коннор подошел к Ястребу и отбросил ногой пистолет подальше от выброшенной вперед руки негодяя, но потерял равновесие и едва не упал, ударившись подбородком о край стола. Он удержался, схватившись за ножку, встал и поковылял в прихожую, где нажал кнопку связи с коттеджем охранника.
— Глен! — заорал он. — Набирай «девятьсот одиннадцать», я тут кого-то подстрелил!
Когда Кэмпион вышел на крыльцо, Голубя уже и след простыл. Через двор бежал охранник с карабином, а в дверях стояла Валентина с огромными глазами, спрашивая, что, во имя Господа, здесь произошло.
В соседних домах замелькали огни, у соседей залаял волкодав.
Но Голубь как сквозь землю провалился.
Кэмпион стиснул оружие в кулаке и крикнул в темноту:
— Это ты убил моего сына, подонок, да? Ты убил моего сына!
ГЛАВА 102
Я примчалась к дому Кэмпионов через пятнадцать минут после звонка Джейкоби. Улицу перекрыл целый автопарк патрульных машин. Парамедики на редкость громко спускали по каменным ступеням тяжелую каталку, направляясь к машине «скорой помощи».
Я пошла рядом, разглядывая раненого, насколько позволяли обстоятельства. На нем была кислородная маска, простыней его накрыли до подбородка, но я видела, что молодому человеку не больше двадцати, что он белый, ростом, видимо, около пяти футов десяти дюймов, со светлыми волосами, которые явно стриг хороший мастер.
Главное, он был жив.
— Выживет? — спросила я одну из женщин-медиков.
Та пожала плечами:
— В нем две пули, сержант, плюс большая кровопотеря.
В доме Джейкоби и Конклин опрашивали бывшего губернатора и Валентину Кэмпион, которые сидели на диване, касаясь друг друга плечами и держась за руки. Конклин посмотрел на меня в упор, словно желая, чтобы я что-то поняла. Только спустя несколько минут до меня дошло — что именно.
Джейкоби кратко рассказал мне о происшедшем, упомянув, что у подстреленного Кэмпионом налетчика не было при себе документов, и спросил бывшего губернатора:
— Сэр, вы говорили, что сможете опознать второго. Поработаете с нашим художником?
— Разумеется, — кивнул Кэмпион. — Я при всем желании не смогу забыть его лицо.
Губернатору было физически худо — всего несколько минут назад он подстрелил человека. Когда Кэмпион жестом предложил мне присесть на стул у дивана, я решила, что он хочет что-то добавить по поводу происшедшего, но ошиблась.
Кэмпион сказал:
— Майкл хотел быть таким, как его друзья. Ходить по дискотекам. Веселиться. Я вечно к нему придирался. Когда я застал сына при попытке улизнуть из дома поздно вечером, устроил ему головомойку и лишил привилегий, за что он меня возненавидел.
— Коннор, — решительно заявила Валентина Кэмпион, — ты сделал то, на что у меня не хватало мужества.
— Сэр? — сказала я, не вполне понимая, к чему он начал этот разговор.
Лицо Кэмпиона осунулось от усталости.
— Он вел себя безответственно. А я пытался сохранить ему жизнь и дождаться появления новой медицинской методики, прорыва в фармакологии, чего угодно. Я ему прямо говорил: «Если решишь вести себя как взрослый человек, сообщи». Я, когда он меня ослушался, рассердился и испугался, — сказал Кэмпион треснувшим голосом. — И потерял его навсегда еще до того, как он умер. — Жена пыталась его успокоить, но Коннор Кэмпион был безутешен. — Зря я его тиранил. Весь последний месяц жизни Майка мы были как чужие. Знай я, что ему остался всего месяц… Майкл говорил мне: «Папа, качество жизни куда важнее…» — Кэмпион уставился на меня глазами в красных прожилках. — Вам вроде не все равно, сержант. Я все это рассказываю, чтобы вы поняли. Я впустил этих хулиганов в дом, потому что они сказали — у них есть информация о Майкле, и я обязательно должен был узнать какая. Сейчас мне кажется, они убили его. А вам? Сегодня они хотели нас ограбить, но почему, почему?
— Я не знаю, сэр.
Я обещала Кэмпиону сразу позвонить, как только мы что-нибудь выясним. Больше я ничего не могла для него сделать. Зато я поняла тот выразительный взгляд, которым впился в меня Конклин, когда я вошла в комнату, и теперь мозг лихорадочно заработал.
Я сделала знак напарнику, и мы вышли во двор.
ГЛАВА 103
Прислонившись к моей машине, мы глядели на мягкий свет, отражавшийся в мириадах маленьких стекол в старинных частых переплетах дома Кэмпионов. Ни бывший губернатор, ни его жена не подозревали, какую смерть планировали для них Ястреб и Голубь, зато это знали мы, и мысль о том, что́ могло произойти, повергала меня в ужас.
Не выстрели Коннор Кэмпион, Ястреб с Голубем сожгли бы его с супругой заживо.
Рич достал пачку сигарет и предложил мне. На этот раз я не удержалась и взяла одну.
— На пакете от ликера могут оказаться отпечатки пальцев, — сказал он.
Я кивнула. Если у налетчиков были приводы, их отпечатки имеются в базе, но особо рассчитывать на это не приходилось.
— Ястреб, Голубь… Дурацкие клички…
— Я рассмотрела Ястребка. Он подходит под описание так называемого ангела, который вынес из огня Молли Чу.
Конклин выпустил в ночь длинную струю дыма:
— А описание Голубка, данное губернатором, совпадает с парнем, который заложил колье Пэтти Малоун.
— А тут еще и леска. Но убили ли Ястреб и Голубь Майкла Кэмпиона? Не представляю, чтобы они разделались с ровесником, раз их фирменный почерк — связывать богатых супругов, оставлять в книге латинскую надпись и сжигать дом дотла.
— Мне тоже не верится. Но зачем, по-твоему, эти пташки залетели к Кэмпионам?
— Потому что те сейчас во всех новостях. Богатый дом. Большой пожар. Крупные заголовки. Громкое преступление.
Конклин улыбнулся:
— К счастью, у них не вышло.
— Да, — улыбнулась и я.
Нас охватило чувство ни с чем не сравнимой радости, которая приходит после долгого периода неудач и отсутствия улик и версий. Ниточка от А ведет к Б. Я не сомневалась, что Ястреб и Голубь — те самые садисты, на совести которых серия поджогов с человеческими жертвами, но у нас не только не было доказательств, мы даже не знали, кто такие эти Ястреб и Голубь.
Затоптав окурок на асфальте, я сказала:
— Главное, чтобы этот ублюдок выжил.
— Или хотя бы дотянул до допроса, — кивнул напарник.
ГЛАВА 104
Ястреба оперировал хирург Дэйв Хаммонд, плотный человек с рыжими волосами и суховатой манерой перфекциониста, который проводит ночи, заправляя пациенту вывалившиеся кишки в брюшную полость и сшивая разрезы. Мы с Конклином восемь часов провели в скромной скучной приемной больницы Святого Франциска, ожидая информации.
Когда в пятнадцать минут седьмого утра доктор вошел в приемную, я вскочила и выпалила:
— Он в сознании?!
— Сейчас состояние пациента можно назвать «висит на волоске». При поступлении он кровил как сукин сын — одна пуля пробила ему легкое и чиркнула по аорте, другая разнесла печень.
— Доктор, так когда мы сможем его допросить? — спросил Конклин.
— Инспектор, вы не поняли, что я сказал? Нам пришлось подключать его к аппарату искусственной вентиляции легких, перелить черт знает сколько крови и удалить часть печени. Это называется серьезным хирургическим вмешательством!
Конклин сверкнул неотразимой улыбкой:
— О’кей, я вас понял. Он в сознании?
— Только что глаза открыл, — с отвращением вздохнул Хаммонд. — У вас одна минута, войдете и выйдете.
Минуты нам вполне хватит узнать у этого урода имя и фамилию. Я толкнула дверь с табличкой «Послеоперационная» и подошла к кровати Ястреба. Зрелище было не для слабонервных.
Ястреба удерживали четыре поперечных ремня, чтобы он не мог двинуться и испортить огромную работу, проделанную хирургами. Закрепили даже голову. Висели мешки капельниц, откуда жидкость капала по трубкам, идущим в тело, а по дренажу, торчавшему из груди, сочилась жидкость из легких. Моча по катетеру сливалась в канистру под кроватью. Ястреб дышал кислородом через канюлю, прикрепленную к носу.
Выглядел он скверно, но все-таки был жив.
Мне было нужно, чтобы парень заговорил.
Я тронула его за руку:
— Привет, меня зовут Линдси.
Дрожащие веки Ястреба приподнялись.
— Где я?
Я сказала, что его ранили и он в больнице, но уже поправляется.
— Почему я… не могу двинуться?
Я сказала о ремнях и почему он привязан, после чего попросила помочь.
— Мне нужно позвонить твоей семье, но я не знаю твоего имени.
Ястреб изучающе смотрел мне в лицо, затем перевел взгляд на значок на лацкане и пистолет, бугрившийся под курткой, и пробормотал так тихо, что я едва расслышала:
— Моя работа закончена.
— Нет! — крикнула я, схватив его запястье двумя руками. — Ты не умрешь. У тебя отличный врач. Мы хотим помочь, но я не знаю, как тебя зовут. Ястреб, пожалуйста, назови свое имя!
Парень сложил губы, желая что-то произнести, но тут словно электрический разряд прошел по его телу: спина выгнулась, мышцы страшно напряглись, несмотря на сдерживавшие ремни. Палату наполнил высокий частый писк тревожного сигнала. Мне хотелось кричать от бессилия.
Глаза Ястреба закатились. Из горла вырвался булькающий звук, словно в стакан наливали газировку. На мониторе сердечный ритм ускорился до ста семидесяти ударов, затем вдруг замедлился до шестидесяти и снова начал нарастать, хотя давление стремительно падало.
— Что происходит? — спросил меня Конклин.
— Судороги! — крикнул Хаммонд, распахивая дверь. Частый писк превратился в сплошной ровный тонкий вой, зеленые линии на мониторе стали ровными. — Где электрошок?!
Медики бегом вкатили белую тележку, и нас с Конклином оттеснили от кровати. Медсестра закрыла белую шторку. Я слышала напряженные отрывистые реплики: врачи пытались реанимировать Ястреба.
— Давай, давай, — повторял Хаммонд. А затем я услышала: — Все. Время смерти — шесть тридцать четыре.
— К чертовой матери, — подавленно сказала я Конклину. — Все накрылось.
ГЛАВА 105
В семь сорок пять я повесила куртку на спинку стула и села напротив Конклина, открыв кружку кофе.
— Он нарочно умер, этот негодяй.
— Он мертв, но это отнюдь не тупик, — пробормотал Конклин.
— Клянешься?
— Честное бойскаутское.
Открыв ящик стола, я достала две булки в целлофановой упаковке и бросила одну Ричу; тот поймал ее на лету.
— О-о-о, обожаю женщин, умеющих готовить!
Я засмеялась:
— Скажи спасибо за булочку к кофе, мистер. Кто его знает, когда нам снова перепадет что-нибудь съедобное.
Мы ждали телефонных звонков. Размытый снимок Ястреба на каталке у дома Кэмпионов напечатали в утренней «Кроникл». Вряд ли кто-то его узнает, но не исключено. В восемь телефон залился трелью. Я схватила трубку и услышала голос Чарли Клэппера.
— Линдси, на бутылке и фольге дюжина отпечатков.
— Скажи мне что-нибудь хорошее!
— Я бы с удовольствием, — вздохнул Клэппер, — но совпадение только с отпечатками Ястреба, а его нет в базе.
— Плохо. Значит, он по-прежнему Неизвестный, как и Голубь.
— Прости, малышка. Остальные отпечатки принадлежат Кэмпиону.
— Все равно спасибо, Чарли, — вздохнула я и нажала мигающую кнопку второй линии.
Голос Чака Ханни звучал возбужденно, даже взвинченно.
— Хорошо, что я тебя застал! Новый пожар.
Я нажала кнопку спикерфона, чтобы Конклин тоже послушал.
— Несколько часов назад в Санта-Розе. Две жертвы. Я туда выехал.
— Поджог? Ты считаешь, связанный с нашим расследованием?
— Шериф говорит, одну из жертв нашли с книгой на коленях.
Я посмотрела на Конклина, зная, что он думает о том же, что и я: чертов ублюдок Голубь времени не теряет.
— Мы уже едем, — сказала я Ханни.
Я записала адрес и положила трубку.
ГЛАВА 106
Дом в стиле тюдор, окруженный высокими елями, находился в элитарном поселке с особняками от миллиона долларов и выше, на краю поля для гольфа в Санта-Розе. Втиснувшись среди шерифовских «круизеров» и красных пожарных машин, которые уже несколько часов находились на месте преступления, мы увидели, что пожарные сматывают шланги, а в дом, подлезая под желтую ленту, потянулись медэксперты и специалисты по расследованию поджогов.
Я была в ярости, что Голубь посмел убить снова и уже во второй раз перенес свою отвратительную оргию поджогов в округ, где Рич, Чак и я не имели официального статуса.
Чак позвал нас, и мы подошли к дому.
— Пожар начался в гараже, — сказал он, потирая на руке старый шрам от ожога.
Ханни придержал дверь, впуская нас внутрь. Гараж был на три машины, по стенам развешаны инструменты, в углу газонокосилка. В центре стоял сгоревший мини-вэн, ставший черно-сине-серым от пламени. Ханни представил нас шерифу Полу Аркарио, медэксперту Сесилии Роуч и спецу по расследованию поджогов Мэтту Хартнетту, который назвался другом Чака.
— Владелец дома Алан Бим, — сказал нам Хартнетт. — Он еще в салоне. Вторая жертва — женщина, лежала на полу рядом с машиной. Она уже в мешке — для сохранности. В остальном все так, как мы нашли.
Ханни посветил фонариком внутрь мини-вэна, чтобы мы с Конклином могли разглядеть обугленное тело на водительском сиденье. Оно было отодвинуто назад. Поперек коленей жертвы лежала тяжелая цепь, а сверху маленькая книга — прямо на вывалившихся розовых кольцах толстого кишечника.
У меня подкосились ноги.
В гараже стоял удушливый смрад горелого мяса и бензина. Я почти слышала крики, мольбы, тихое «чирк» спички и рев всепожирающего пламени. Рич спросил, в порядке ли я, и я ответила — да, но в голове крутилось, что произошедшее здесь ранним утром перешло некий предел ужаса и страданий.
Что это истинно сатанинское злодеяние.
ГЛАВА 107
Доктор Роуч застегнула черный мешок и попросила помощников отнести тело женщины в машину. Роуч была миниатюрной, лет сорока с небольшим. Густые седеющие волосы связаны в хвост, очки висят на украшенной стразами цепочке.
— При ней не было документов, — отметила она. — Все, что я могу сказать, — совсем юная девушка, может, даже подросток.
— Не жена?
— Бывшая супруга мистера Бима живет в Окленде, — пояснил шериф, складывая мобильный. — Она скоро подъедет.
Ханни начал беглый отчет о пожаре, делясь с нами информацией:
— Пожар начался на заднем сиденье. Позади водительского кресла были навалены газеты и дрова. А это буксирная цепь, — кивнул он на тяжелые звенья, стягивавшие колени жертвы. Указав на металлический лом между педалями, он объяснил, что это замок рулевого механизма; его пропустили через звено, а цепь застегнули за рулевой колонкой. Ханни считал, что сперва мужчину надежно приковали цепью, а потом полили бензином газеты и дрова. — Затем, наверное, жертв облили бензином, а канистру сунули между сидений…
— Извините, ребята, мне надо начинать осмотр места преступления. — Хартнетт открыл чемоданчик. — Шеф уже кипятком брызжет.
— Подождите минуту, пожалуйста, — попросила я. Взяв у Ханни ручку, я нагнулась в машину. Ханни направил свет фонарика мне через плечо. Ручкой я открыла книгу, лежавшую на коленях Алана Бима.
Какое послание оставил нам Голубь?
Обычную чепуху, как из печенья с предсказаниями?
А может, он сошел с ума и опрометчиво оставил нам что-нибудь разумное? Я посмотрела на титульный лист, но увидела лишь печатный заголовок: «Новый Завет». Больше там не было ничего. Ни кухонной латыни, ни даже экслибриса.
Я выпрямилась, когда Рич сказал:
— Линдси, вот это проверь.
Я снова полезла в машину и на сей раз увидела почерневший хвостик ленты, торчавший между страницами. Действуя ручкой, я открыла Библию на закладке. Евангелие от Матфея, стих 3:11.
Несколько строк было подчеркнуто ручкой.
Почти касаясь щекой обгоревших, оголившихся костей жертвы, я прочла подчеркнутое вслух:
— «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я недостоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем…»
ГЛАВА 108
— Очищение огнем — основная библейская тема, — проворчал Конклин.
В этот момент дверь гаража распахнулась и на пороге, залитая солнечным светом, замерла элегантная женщина лет сорока в деловом костюме, с искаженным гневом и страхом лицом.
— Я Алисия Бим. Кто здесь главный?
— Пол Аркарио, — представился шериф, протягивая руку. — Это я вам звонил. Давайте выйдем отсюда и поговорим…
Миссис Бим резко, чуть не оттолкнув его, прошла к мини-вэну. Конклин тоже не успел ее остановить. Долгую секунду она расширенными глазами смотрела внутрь сгоревшей машины, потом судорожно сжалась, согнулась и закричала:
— Боже мой, Алан! Что с тобой случилось? — Она вскинула голову и устремила взгляд на меня: — Где Валери? Где моя дочь?
Я представилась и сказала миссис Бим, что ей необходимо покинуть гараж и что я пойду с ней. Она подчинилась, когда я, придерживая ее за спину, повела к выходу. Мы направились к дому.
— Эти выходные дочь проводила с отцом, — проговорила миссис Бим. Она открыла дверь и, едва переступив порог, с криком бросилась бегом по комнатам: — Валери! Вэл! Где ты? — Я шла за ней. Остановившись, она сказала мне: — Может, Вэл осталась на ночь у подруги?
При виде преображенного надеждой лица миссис Бим у меня разрывалось сердце. Ее ли дочь лежит в мешке для трупов? Я не знаю. Если даже так, не мое дело ей об этом сообщать. Сейчас надо как можно больше узнать об Алане Биме.
— Давайте пару минут побеседуем, — попросила я.
Мы присели за сосновый деревенский стол на кухне, и Алисия Бим рассказала о своем двадцатилетнем браке, который год назад закончился разводом по инициативе Алана.
— Он много лет страдал депрессией. Считал, что его жизнь потрачена на добывание денег, что он пренебрегал своей семьей и Богом. Алан стал очень религиозным, все время каялся, повторял, что времени почти не осталось… — Алисия Бим замолчала на полуслове. Я проследила за направлением ее взгляда: она смотрела на стол у раковины, где рядом с конвертом лежал развернутый голубой листок. — Может, это записка от Вэл? — Она кинулась к раковине, схватила письмо и начала читать: — «Дорогая Вэл, моя самая любимая девочка, пожалуйста, прости меня, я просто не могу больше…» — Она подняла на меня глаза: — Это почерк Алана.
В этот момент Ханни просунул голову в дверь и попросил меня на два слова.
— Линдси, соседка говорит, у нее на автоответчике сообщение от Алана Бима. Он просит за все прощения, словно уезжает навсегда.
Стих из Библии вместо латинской цитаты. Отсутствие лески на руках и ногах. И жертвы не были супругами.
Голубь этого не делал.
Голубь не имеет отношения к этим смертям. Надежда вынудить его сделать ошибку и вычислить местонахождение стала мертвее, чем сгоревший человек в машине.
— Алан Бим покончил с собой, — сказала я.
Ханни кивнул.
— Версия самоубийства будет рабочей, пока все не проверим, но, по словам соседки, Бим и раньше пытался свести счеты с жизнью. По ее словам, у него был рак легких в терминальной стадии.
— Поэтому он приковал себя к рулю и поджег машину?
— Видимо, чтобы не дать себе передумать на сей раз. Но это уже его дело. А вот дочь, по-моему, пыталась его спасти, однако у нее с самого начала не было шансов…
— Ну да, сразу потеряла сознание от ядовитого дыма и раскаленного воздуха.
ГЛАВА 109
Добравшись вечером домой, я хотела очень многое рассказать Джо и надеялась не заснуть до разговора. Он сидел в кухне в шортах и футболке, в которых ходил на вечернюю пробежку с Мартой, и с бокалом вина в руке. По восхитительному запаху чеснока и орегано я поняла, что он и ужин приготовил.
Но выражение лица Джо заставило меня насторожиться.
— Джо, я всю ночь была в больнице…
— Да, Джейкоби сказал. Если бы я утром не увидел мокрых следов на коврике в ванной, то и не знал бы, что ты заходила домой.
— Ты же спал, Джо, а у меня было всего несколько минут! Неужели в этом доме надо отмечаться — пришел, ушел?
— Ты называешь это отмечаться, а я называю это думать о других. Обо мне, о том, что я волнуюсь.
Я не позвонила Джо. Почему я не позвонила?
— Я пью мерло, — сказал он.
Мы с Джо редко ссорились. У меня возникло неприятное сосущее ощущение под ложечкой, как бывает, когда я не права.
— Прости меня. И правда, я должна была позвонить.
Я подошла и обняла его за талию, но Джо отстранился:
— Мне не до флирта, Блонди. Я в бешенстве.
Он сунул мне бокал. Я повторила:
— Джо, я же извинилась, я признала, что была не права!
— Знаешь что? — повысил он голос. Марта заскулила и выбежала ко мне из комнаты. — Я тебя чаще видел, когда жил в округе Колумбия.
— Неправда!
— Поэтому я хочу задать тебе один вопрос, Линдси. Прямой вопрос. И хочу услышать правду. — «Нет, пожалуйста, только не спрашивай меня, хочу ли я выйти за тебя замуж, — подумала я. — Я еще не готова». Я посмотрела в темно-синие глаза Джо, где бушевал настоящий шторм. — Я хочу знать, что у вас с Конклином.
У меня даже рот приоткрылся.
— Ты решил, что я… Джо, ты пошутил.
— Я провел с вами час. Между вами что-то есть, и не говори мне, что вы просто напарники. Я сам с тобой раньше работал, Линдси, мы тоже были напарниками, и вот чем дело кончилось.
Я открыла рот и закрыла, ничего не сказав. Я чувствовала себя настолько виноватой, что даже не смогла разыграть обиду. Джо был прав во всем. Что мы с Ричем неравнодушны друг к другу, что я невнимательна к Джо, что наши отношения были ярче, когда Джо жил через два часовых пояса от Сан-Франциско.
С тех пор как Джо решился переехать, он стал моим, моим, по-настоящему моим. А я приняла это как должное. Я была не права, вынуждена признать. Горло сжалось от слез. Вот и мы столкнулись с проблемой, из-за которой разваливаются браки служащих полиции.
Работа. Вечная одержимость и преданность работе.
В этом все дело. Или нет?
Мне стало дурно от стыда. Я в мыслях не имела причинять Джо боль. Я поставила вино на кухонный стол и вынула бокал из пальцев Джо.
— Между нами ничего нет, Джо. Это просто работа.
Он глядел мне в глаза, словно досматривая мой мозг. Он знал меня слишком хорошо.
— Помешай соус пару минут, ладно, Линдс? Я пойду душ приму.
Я встала на мыски и обняла Джо за шею, держась за мужчину, которого считала своим будущим мужем, прижавшись щекой к его щеке. Я хотела, чтобы он меня обнял, и в конце концов он обхватил меня за талию и крепко притиснул к себе.
— Джо, я так тебя люблю. Постараюсь чаще это показывать, обещаю.
ГЛАВА 110
Когда я вошла, Рич уже сидел за компьютером, работая на пятой скорости: указательные пальцы так и мелькали по клавиатуре. Я поблагодарила за пончик с кремом, красовавшийся на салфетке рядом с моим телефоном.
— Моя очередь угощать, — сказал Рич, не поднимая глаз от экрана. — Звонила доктор Роуч; сказала, в желудке Алана Бима обнаружено пятьдесят пять кубических сантиметров бензина.
— Сколько это, три унции? Господи, он что, пил бензин?
— Похоже на то. И похоже, прямо из канистры. Бим действительно хотел железной гарантии, что на этот раз все будет как надо. Докторша говорит, стопроцентно погиб бы — не от огня, так от отравления. Ты сюда посмотри, Линдси.
— Что нашел?
— Иди сама смотри.
Я обошла столы и посмотрела из-за плеча Конклина. На экране был открыт сайт «Краймвеб.ком». Конклин нажал ввод, и начался мультфильм. Паук бросил липкую нить сверху страницы, соорудил паутину поверх кроваво-красного заголовка над статьей и убежал в свой угол листа. Я прочла: «Пять застреленных только на этой неделе. Когда копы и прокуратура оторвут зады от стульев?»
Статья представляла собой тошнотворный обвинительный приговор судебной системе Сан-Франциско, причем все было правдой. Число убийств выросло, а раскрываемость ухудшилась в результате нехватки людей, средств и времени.
Рич повел курсор по колонке с перечнем страниц сайта.
— Вот. Здесь. — Рич нажал на ссылку «Нераскрытые убийства», и на экране появились сильно уменьшенные фотографии.
Чета Малоун. Семейный портрет Мичемов. Рич нажал на миниатюру с Малоунами.
— Ты послушай. — И он зачитал: — «Совершены ли убийства Патрисии и Бертрама Малоун теми же людьми, кто расправился с Сэнди и Стивеном Мичемами? Мы говорим — да. Были и другие убийства, не менее гнусные, того же почерка: Джаблонски в Пало-Альто и Джордж и Нэнси Чу в Монтерее тоже погибли в своих домах во время пожара. Почему полиция Сан-Франциско не может раскрыть эти преступления? Если у вас есть информация, пишите нам на „Краймвеб.ком“. Diem dulcem habes».
Господи, опять латынь!
— Мы не сообщали прессе о латинских записках, — сказала я. — Что значит «Diem dulcem habes»?
— Хорошего дня.
— Да уж, — буркнула я. — Будем надеяться, сегодня будет лучше, чем вчера.
Я позвонила в окружную прокуратуру и попросила к телефону Юки. Подошедшему вместо нее Нику Гейнсу я сказала, что нам нужен ордер — заставить интернет-провайдера назвать имя владельца сайта.
— Обеспечу. Лично прослежу, — сказал Гейнс. — Только попросите, сержант. А у вас достаточное основание?
— Мы над этим работаем. — Я положила трубку. — Что теперь?
Рич нажал кнопку «Наши контакты» и двумя пальцами напечатал: «Должен поговорить с вами о пожарах у Малоунов и Мичемов. Напишите мне».
Электронный адрес Конклина свидетельствовал, что он работает в полиции Сан-Франциско. Если вебмастер не кто иной, как Голубь, это его спугнет.
С другой стороны… Да нет здесь другой стороны!
Долго волноваться не пришлось. Всего через пару минут Рич получил ответ: «Чем могу быть полезен?»
Подписано письмо было Линком Вебером и содержало номер телефона.
ГЛАВА 111
Назначив встречу с Вебером на четыре, мы уведомили Джейкоби, взяли подкрепление и в два часа выехали к книжному магазину в Ной-Валли под названием «Проклятое пятно». На Двадцать четвертой улице в техническом фургоне сидели инспекторы Чи и Макнейл, а у меня под рубашкой был закреплен микрофон. Инспекторы Лемке и Самюэлс работали под прикрытием — слонялись в гражданской одежде перед магазином и у служебного выхода.
Ладони вспотели, пока я с Конклином ждала в патрульной машине, — в кевларовом жилете было жарко, да и мысли не давали покоя.
Неужели нашли? Линк Вебер, он же Голубь?
В полчетвертого мы с Конклином вылезли из машины и направились к цели.
«Проклятое пятно» оказалось старомодным магазином. Темноватый, полный таинственных книг и подержанных романов в мягкой обложке, со стеллажом «две книги по цене одной», он совершенно не походил на кондиционированные сетевые магазины с кофе-барами и негромким джазом из динамиков.
За кассой стояло существо неопределенного пола в черной одежде, с коротким ежиком на голове и обилием пирсинга на лице. Нежным женским голосом кассир сообщил, что Линк работает наверху.
Я так и слышала, как скребутся мыши, устроившие себе гнезда среди молчаливых томов, когда мы шли по узким проходам, протискиваясь мимо посетителей, сильно смахивавших на клиентов клиники для душевнобольных. У дальней стены была простая деревянная лестница с табличкой на цепочке, натянутой между перилами: «Не входить».
Конклин отстегнул цепь, и мы поднялись на чердак. Потолок был сводчатый, как в соборе, но низкий, всего футов восемь в самом высоком месте, а у стен вообще фута три. Стол в конце лофта был завален журналами, газетами и книгами, едва оставлявшими место для двух больших мониторов.
За столом сидел худющий темнокожий мальчишка лет пятнадцати в очках с тонкой оправой. Татуировок или пирсинга я не увидела, если не считать таковым скобки на зубах, которые стали заметны, когда он улыбнулся.
Мои надежды рухнули.
Это был не Голубь. В описании Голубя, данном губернатором, говорилось о плотном белом юноше с длинными каштановыми волосами.
— Я Линк, — сказал парень. — Добро пожаловать на «Краймвеб.ком».
ГЛАВА 112
Линк Вебер объявил, что для него большая честь с нами познакомиться. Он указал на два мягких куба, обтянутых пластиком, служивших стульями, и предложил нам воды из кулера.
Присесть мы на кубы присели, от воды отказались.
— Мы прочли ваш комментарий на сайте, — небрежно сказал Конклин. — Нас заинтересовала ваша точка зрения на поджоги домов Малоунов и Мичемов.
— А давайте я начну сначала? — предложил пацан.
В принципе предложение было хорошим, но сегодня мое терпение оказалось, как никогда, близко к тому, чтобы лопнуть, и я хотела получить ответы на два вопроса, причем самых лапидарных: почему у себя на сайте Линк Вебер употребил латинскую фразу, и не знает ли он кого-нибудь по прозвищу Голубь.
Но Вебер заявил, что к нему еще никогда не приходили копы, и сегодняшняя встреча в его офисе оправдала его цель и само существование вебсайта до такой степени, что он и не мечтал. Битых пятнадцать минут Линк Вебер рассказывал, что «Проклятым пятном» владеет его отец, что детективами он, Линк, увлекся, едва научившись читать, что он хочет издавать художественные и документальные детективы, как только закончит школу.
— Линк, на сайте ты пожелал удачного дня на латыни. Почему? — перебила я.
— О, латынь… Я почерпнул идею отсюда. — Линк быстро перерыл стопки бумаг на столе, извлек книгу в мягкой обложке, восемь с половиной дюймов на одиннадцать, на которой элегантным шрифтом было вытиснено «Седьмое небо», и протянул мне. У меня перехватило дыхание, когда я открыла томик. Напоминавшая толстый комикс, книга все-таки была скорее романом в рисунках. — Сперва это публиковали в блоге, а потом папа купил права на первое издание.
— Ну а латынь? — спросила я снова. Горло сжалось от волнения. Меня распирало от догадок и версий.
— Все там. Персонажи так и сыплют крылатыми фразами. Слушайте, а можно, я напишу на сайте, что вы привлекли меня в качестве консультанта? Вы не представляете, что это для меня значит!
Я смотрела на титульный лист книги, которую держала в руках. Под заголовком значились имена иллюстратора и автора.
Ханс Веттер и Бретт Аткинсон.
Возле каждого имени стоял символ-иконка.
Ханс Веттер был голубем, а Бретт Аткинсон — ястребом.
ГЛАВА 113
К пяти вечера мы с Конклином вернулись в отделение. Конклин сразу засел в Интернете, разыскивая Аткинсона и Веттера, а я не могла оторваться от книги.
Роман, скажу прямо, захватывал.
Черно-белая графика, фигуры с огромными глазами — в целом стилистика напоминала жестокую, граничащую с порнографией японскую мангу. В смелых диалогах чистейший американский сленг был густо пересыпан латинскими поговорками. Сюжет выглядел безумным, но оторваться оказалось невозможно.
В романе Голубь был сразу мозгом и силой, а Ястреб скорее мечтателем. Эти праведные мстители взяли на себя миссию по спасению Америки от того, что авторы определяли как непристойную фантазию толстосумов на тему жизни. Это американское «свинство» они называли «седьмым небом», раем, который описывался как бесконечная спираль обжорства, наслаждений и расточительства. Теория Ястреба-Голубя предписывала убивать жадных богачей, дабы показать им настоящее обжорство — когда пожирает огонь.
Ястреб и Голубь одевались в черное — футболки, джинсы, сапоги для верховой езды и блестящие черные кожаные куртки до пояса с логотипами своих кличек-птичек спереди и сзади. Из их пальцев вылетали искры, а девизом служило «Aut vincere aut mori».
«Победа или смерть».
Ястреб — реальный, не книжный, — можно сказать, преуспел в том и в другом.
По моим предположениям, преступники просто не ожидали, что кто-нибудь из жертв успеет дать показания.
Мотивы и методы, которыми пользовались убийцы, подробно описывались в книге, но все было подано как фантазия, что злило меня до безумия. Восемь человек погибли из-за этой надменной чепухи, а у нас практически нет доказательств, что убийцы — реальные Ястреб и Голубь.
Я пролистала книгу до обложки, пробежав восторженные отзывы социальных критиков и уважаемых блогеров, и сказала Ричу:
— Знаешь, что самое противное? Эту книжку выбрала «Светлая полоса».
— А? — отозвался Рич, напряженно печатая и не отрывая взгляда от монитора.
— «Светлая полоса» — независимая студия, — пояснила я. — Одна из лучших. Они переделывают эту нудятину в фильм!
— Бретт Аткинсон, — начал Рич, — студент третьего курса Стэнфордского университета, факультет английской литературы. Ханс Веттер тоже учится в Стэнфорде на отделении компьютерных наук. Оба этих урода живут дома с родителями, всего в двух кварталах от Маунтин-Вью и паре миль от Стэнфорда. — Рич повернул ко мне монитор. — Вот фотография Бретта Аткинсона из студенческого альбома.
Бретт Аткинсон оказался Ястребом, тем парнем, которого застрелил Коннор Кэмпион: красивый блондин с патрицианскими чертами.
— А теперь, — сказал Рич, — познакомься с Голубем.
Иллюстратор «Седьмого неба» Ханс Веттер обладал внешностью красивого бунтаря-хулигана, специальностью выбрал компьютерные науки, а в настоящее время еще и факультативно повышал квалификацию серийного убийцы.
— Мы получим ордера, — хрипло сказала я и прокашлялась. — И мне все равно, кого придется умолять.
Рич стал таким серьезным, каким я его еще не видела.
— Да. Ошибки допустить нельзя.
— Aut vincere aut mori.
Рич улыбнулся, протянул над столом руку, и мы легонько стукнулись кулаками. Я позвонила Джейкоби, тот позвонил Траччио, а он позвонил судье, который, как мне потом пересказывали, скептически осведомился: «Вы хотите получить ордер на арест на основании сборника комиксов?»
Ночью я почти не спала, и утром мы с Ричем были в кабинете у судьи с «Седьмым небом», фотографиями найденных в сгоревших домах Малоунов, Мичемов, Джаблонски и сделанными в морге снимками супругов Чу. Я зачитала показания Коннора Кэмпиона, утверждавшего, что юноши, явившиеся к нему в дом с пистолетами и рыболовной леской, назвались Ястребом и Голубем, и показала судье фотографии из студенческого альбома, где были указаны их настоящие имена.
К десяти утра у нас на руках были подписанные ордера, а в нашем распоряжении — любое подкрепление, какое понадобится.
ГЛАВА 114
Стэнфордский университет, престижный вуз для самых лучших и талантливых, расположен в тридцати трех милях к югу от Сан-Франциско, рядом с шоссе 280, возле Пало-Альто.
Ханс Веттер, он же Голубь, проводил дни в видеолаборатории корпуса Гейтса — бледном пятиэтажном здании в форме буквы L, с черепичной крышей и полукруглой площадкой у входа, смахивающей на горб. Здесь располагался факультет компьютерных наук — лаборатории и рабочие кабинеты были сгруппированы вокруг трех главных аудиторий, а само здание находилось в невольной изоляции, как бы на острове, отделенное от других корпусов служебными дорожками.
Мы изучили поэтажные планы с федеральными маршалами, которые согласовывали наши действия с местной охраной. Глухих стен нет — стало быть, подъехавшую полицию заметит любой, кто сидит у окна.
Оставив машины на обочине узкого шоссе, чтобы их не было видно из корпуса Гейтса, мы пошли пешком. Под форменные куртки мы с Конклином надели пуленепробиваемые кевларовые жилеты, шли с пистолетами в руках, но руководили операцией федеральные маршалы.
Адреналин взорвался во мне бомбой, когда дали сигнал к началу операции. Боковые выходы были перекрыты. Двенадцать федеральных маршалов и мы с Конклином через главный вход вбежали в холл с высоким потолком и пошли вверх по лестницам и площадкам.
На каждом этаже от нашей группы отделялись два человека, которые очищали коридоры и запирали аудитории.
В голове лихорадочно метались мысли.
Я беспокоилась, что мы идем слишком громко, что нас уже видели, а если Веттер пронес пистолет через металлодетекторы на входе, он может опередить нас и взять в заложники кого-нибудь из студентов.
Мы с Конклином поднялись на верхний этаж. Федералы встали по обе стороны застекленной двери в видеолабораторию. Конклин посмотрел через стекло, повернул ручку и с силой распахнул створку до стены.
Обогнав Рича и федералов с автоматами, я ворвалась в комнату и крикнула:
— Стоять! Всем оставаться на местах, и никто не пострадает!
Раздался пронзительный женский визг, и через мгновение аудиторию охватила паника. Студенты сползали со стульев и прятались под видеотерминалы. Камеры и компьютеры валились на пол. В мелкие осколки разлетелось какое-то стекло.
Все вокруг крутилось как в калейдоскопе, вопли ужаса отлетали от стен. И без того скверная ситуация вышла из-под контроля, но я продолжала высматривать плотного парня с длинными каштановыми волосами, квадратной челюстью и глазами убийцы. Его нигде не было видно.
Где же Ханс Веттер?
Где он?
ГЛАВА 115
Посреди этого хаоса застыл столбом лаборант-инструктор. Белое как мел лицо исказилось бешенством, когда шок перешел в ярость. Довольно молодой, но уже лысеющий, в зеленом пиджаке, брюках с отворотами и странной обуви, смахивавшей на домашние шлепанцы, он выставил руки, словно желая вытолкнуть нас из своей аудитории. Назвавшись доктором Нилом Вайнштейном, он возмущенно спросил:
— Какого черта, что вы тут устраиваете?!
В менее опасной ситуации было бы почти комично видеть, как Вайнштейн, вооруженный только машущими руками и докторской степенью, чуть ли не грудью кидается на маршалов США, готовых разнести лабораторию в щепки.
— У меня ордер на арест Ханса Веттера, — сказала я, выставив перед собой сразу и ордер, и пистолет.
— Ханса нет на занятии! — завопил Вайнштейн.
Из-под перевернутого стола выглянула девушка с черными дреддами и кольцом в нижней губе.
— Я с ним утром говорила: Ханс сказал, что уезжает.
— Вы видели его сегодня утром? — уточнила я.
— Нет, я ему звонила. Хотела одолжить его машину.
Я оставила федералов допрашивать Вайнштейна и студентов, но когда мы с Конклином вышли из корпуса, мне казалось, что почва уходит из-под ног.
Смерть Ястреба заставила Голубя лечь на дно.
Он сейчас может быть где угодно.
На парковке напротив уже толпились студенты, удивленно глазея на происходящее. Кто-то смеялся неожиданному развлечению. «Вертушки» служб новостей кружили над головой, информируя мир об инциденте, обернувшемся полной катастрофой.
Я позвонила Джейкоби, зажав одно ухо, и в общих чертах обрисовала ситуацию. Не желая, чтобы шеф меня раскусил и понял — мы облажались и Веттер по-прежнему свободен как ветер, я говорила ровно и четко, но провести Джейкоби было нереально.
Я слышала, как он сопит в трубку, обдумывая услышанное.
Затем шеф сказал:
— По-моему, Боксер, ты пытаешься сказать, что Голубь упорхнул.
ГЛАВА 116
Сотрудники управления шерифа и спецназовцы уже занимали позиции по периметру владения, когда наша патрульная машина затормозила на чистеньком, прекрасно подстриженном газоне трехэтажного дома в колониальном стиле. Веттеры жили всего в трех милях от кампуса Стэнфорда, в элитарном районе. Особняк до мельчайших деталей был выдержан в точном соответствии ушедшей эпохе. На почтовом ящике значилось «Веттер».
Машина Ханса Веттера стояла у гаража.
Вокруг все говорили по портативным передатчикам, освободив радиоканалы. Периметр был оцеплен, спецназ уже занял позиции. Мы с Конклином выбрались из машины.
— Особняк сильно напоминает дома, которые Ястреб с Голубем сожгли дотла, — заметила я.
Прикрываясь дверцей машины как щитом, Конклин кричал в мегафон:
— Веттер, тебе не уйти! Руки на затылок и выходи! Давай все сделаем мирно!
На втором этаже я заметила движение — Веттер ходил из комнаты в комнату и, кажется, на кого-то кричал. Слов разобрать было нельзя.
— С кем он говорит? — спросил Конклин у меня через разделявшую нас машину.
— Видимо, с матерью, черт бы все побрал. Значит, она в доме.
В особняке включился телевизор, и кто-то сразу добавил звук до максимума. Можно было разобрать слова сюжета новостей. Странным казалось слышать, как репортер описывает события, в которых мы непосредственно участвовали.
«Тактический маневр, начатый два часа назад у Стэнфордского университета, переместился в элитарный район Маунтин-Вью, на улицу Милл-лейн».
— Веттер, ты меня слышишь?! — проревел Рич в мегафон.
По щекам у меня градом катился пот: на последних страницах «Седьмого неба» описывалась перестрелка с полицейскими. Я помнила рисунки: окровавленные тела на земле и убегающие Голубь и Ястреб. Они прикрывались заложником.
Посовещавшись с рыжеволосым капитаном спецназа, бывшим морпехом Питом Бейли, решили, что мы с Конклином встанем по обе стороны входной двери, чтобы задержать Веттера, когда он выйдет. А спецназ подключится, если ситуация осложнится.
Подойдя к дому, я обратила внимание на запах дыма.
— Что-то горит, — сказала я Ричу. — Чувствуешь?
— Да. Неужели этот урод решил сжечь собственный дом?
Из окон по-прежнему доносился голос теледиктора, комментировавшего изображение, полученное с вертолетов, и державшего зрителей в курсе событий. Очень неглупо со стороны Веттера следить за ходом операции по телевизору. Если мы с Ричем попали в объектив, Веттер знает, где мы стоим.
Капитан Бейли сказал мне по некстелу:
— Все, сержант, начинаем.
Но не успел он отдать приказ, как женский голос крикнул из-за входной двери:
— Не стреляйте, я выхожу!
— Не стрелять! — сказала я Бейли. — Выходит заложник.
Дверная ручка повернулась.
Открылась дверь, и серый дым клубами повалил в серый облачный день. Послышался звук хорошо смазанного мотора, и сквозь мутную пелену я увидела, как моторизованное инвалидное кресло натыкается на дверной косяк, маневрирует и выезжает на дорожку. Сидевшая в кресле женщина была маленькой и хрупкой — видимо, парализованная. Желтая шаль, наброшенная на голову и плечи, связана на костлявых коленях свободным узлом. Лицо — мучительно-напряженное, на пальцах сверкают бриллиантовые кольца.
Она поглядела на меня испуганными голубыми глазами.
— Не стреляйте, — взмолилась она. — Только не стреляйте в моего сына!
ГЛАВА 117
Я неотрывно смотрела в голубые, как льдинки, глаза миссис Веттер, пока она не нарушила молчание. Чуть повернув голову, женщина крикнула:
— Ханс, делай то, что они тебе скажут!
Желтая шаль упала с плеч, и мое сердце екнуло: в кресле сидели два человека.
Миссис Веттер сидела на коленях своего сына.
— Ханс, делай то, что тебе скажут, — передразнил ее Веттер.
Кресло выехало на газон. Теперь я прекрасно видела крупную правую руку Веттера на панели управления. Левой рукой он удерживал мать за талию, а правой сильно вдавливал ей под нижнюю челюсть обрез двустволки двенадцатого калибра.
Я опустила мой «Глок-9» и заговорила с деланным спокойствием, ни тени которого у меня не было:
— Ханс, я сержант Боксер, полиция Сан-Франциско. Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал, поэтому бросьте оружие. Из создавшейся ситуации есть нормальный выход, я вам его предлагаю. Я не буду стрелять, если вы опустите обрез.
— Ага, сейчас, — засмеялся Веттер. — А теперь оба слушайте меня. — Он указал подбородком на нас с Конклином. — Встаньте между моей матерью и копами и бросайте оружие, или погибнут люди.
Я не просто боялась. Я была в ужасе.
Я бросила пистолет на траву, Конклин сделал то же самое, и мы встали перед инвалидным креслом, заслонив миссис Веттер и ее ублюдка сынка от спецназовцев, ожидавших на границе участка. Кожу покалывало словно иголочками. Меня бросало то в жар, то в холод. Время замедлилось, ужасная сцена тянулась, по ощущениям, бесконечно, а между тем валивший из двери дым густел.
С приглушенным «бум» пламя вырвалось из окон по фасаду. Гостиная ярко осветилась изнутри. Мириады стеклянных осколков сверкающим дождем пролились на наши головы. Конклин держал руки так, чтобы Веттер их видел.
Инспектор прокричал:
— Ханс, мы сделали, что ты сказал. А теперь брось свою чертову пушку, парень. Мы будем прикрывать тебя до самой дороги, никто в тебя не выстрелит. Опусти ружье.
Пламя ревело как в горне. Вдалеке послышалось завывание пожарных сирен. Веттер сдаваться не собирался, если дикий блеск в его глазах я правильно разгадала как вызов.
Но Голубь не оставил себе выхода.
Что он готовится сделать, черт возьми?!
ГЛАВА 118
Веттер громко рассмеялся — на долю секунды я засмотрелась на красивые белоснежные зубы, которым с детства обеспечили лучших дантистов, — и сказал Конклину:
— Согласитесь, режиссировать эту сцену должен только Фрэнсис Форд Коппола!
Я услышала тихий щелчок и громоподобный выстрел.
Мне еще не приходилось видеть ничего подобного.
Только что я смотрела в глаза миссис Веттер, и вдруг ее голова взорвалась. Купол черепа раскрылся как цветок. Воздух на мгновение потемнел от кровавой росы, окатившей меня, Конклина и Веттера красной волной.
— Нет! — закричала я.
Веттер снова засмеялся, сверкая белоснежными зубами на кровавой маске. Обрезом он оттолкнул тело матери, и оно сползло с кресла, покатилось по траве и остановилось у моих ног. Веттер направил ствол между мной и Конклином и снова выстрелил. Раздался оглушительный грохот двойного, как мне показалось, выстрела картечью, которая, к счастью, пролетела над головами копов и спецназа.
Я пыталась осознать только что увиденное. Вместо того чтобы воспользоваться матерью как гарантией безопасности, Веттер ее убил. А группа захвата не может стрелять, потому что мы с Конклином стоим на линии огня.
Большим пальцем Веттер сдвинул рычаг, открыв замок, переломил обрез, перезарядил двустволку и одним движением закрыл ее с сухим щелчком — характерный резкий звук, который ни с чем не спутаешь.
Он снова готов стрелять.
Я не сомневалась, что живу последние секунды. Ханс Веттер нас сейчас убьет. Мне ни за что не подхватить «глок», чтобы опередить его.
От дыма стало трудно дышать. Второй этаж превратился в гигантский костер, откуда шел сильный жар. Языки пламени вырывались через крышу. Жар высушил пот и кровь убитой женщины на моем лице.
— Отойдите, — сказал Веттер мне и Конклину. — Хотите жить — отойдите.
ГЛАВА 119
К онемевшим пальцам вернулась чувствительность. Одновременно сердце затопила надежда. Я поняла: Веттер хотел пасть от пуль спецназа, как супергерой, овеянный ореолом славы. Он искал смерти, но я хотела, чтобы сперва он сполна расплатился по счетам.
В следующую секунду мое желание сбылось: Веттер завизжал и задергался в кресле, словно у него случился эпилептический припадок.
Я увидела провода и посмотрела на Конклина.
Пока Веттер все внимание перенес на спецназовцев, Рич отстегнул закрепленный на ремне «тазер» и выстрелил, пропустив через Веттера электрический разряд: маленькие острые дротики вонзились в правую руку и бедро. Не отпуская кнопку, Конклин повалил кресло на бок и пинком отбросил обрез подальше.
Пока Веттер корчился от боли, а спецназовцы бежали к нам вверх по склону, я, задыхаясь, выговорила:
— Ты такой молодец, тебе кто-нибудь говорил?
— Нет, никогда.
— Все в порядке?
— Пока нет, — пробурчал он.
Я нашарила в траве мой «глок» и приставила ствол ко лбу Веттера. Только тогда Рич отпустил кнопку «тазера». Еще дергаясь от судорог, Веттер широко ухмыльнулся мне:
— Неужели я в раю?
Я задыхалась, пульсировавшая кровь больно отдавалась в ушах, от дыма текли слезы.
— Ты сволочь! — крикнула я.
На дороге напротив горящего особняка затормозили пожарные машины. Нас окружили спецназовцы. Заметив ярость в глазах Конклина, капитан Бейли медленно, тщательно подбирая слова, сказал:
— У меня в фургоне есть все необходимое, чтобы вы привели себя в порядок.
И повернулся к нам спиной. Остальные спецназовцы тоже отвернулись. От вертолетов происходящее скрывала пелена густого дыма. Рич с размаху пнул Веттера по ребрам.
— Это за Малоунов, — говорил он, нанося удар за ударом, пока чертов псих не перестал ухмыляться и не заскрежетал зубами. — Вот тебе за Мичемов, за Джаблонски, это за Чу, — твердил Рич и напоследок сильно пнул Веттера в зад. — А это тебе за меня, подонок.
ГЛАВА 120
Мы с Конклином нещадно оттирали лица влажными бумажными полотенцами, но гарь и смрад смерти тянулся за нами шлейфом. Джейкоби перешел на наветренную сторону.
— Ну и несет от вас. По канализации гуляли?
Криво усмехнувшись, я поблагодарила за комплимент, но мне было не до смеха.
Огонь до фундамента уничтожил дом Веттеров, где могли быть улики, позволяющие связать Ханса Веттера и Бретта Аткинсона с поджогами и убийствами.
Теперь этих улик нет.
Мы стояли в двух кварталах от пожара, перед домом, где проживал с родителями покойный Бретт Аткинсон. Ультрасовременный особняк с консольными террасами и видом на сотню миль вокруг могли себе позволить лишь очень и очень богатые люди.
Родители Ястреба не открывали дверь на звонки и стук патрульных и не перезванивали, несмотря на несколько сообщений, оставленных нами на автоответчике. Тело их сына до сих пор лежало невостребованным в морге. Опрошенные соседи подтвердили, что Аткинсонов уже несколько дней не видно и не слышно, хотя те никому не говорили, что собираются уезжать.
Моторы машин Аткинсонов были холодными. В ящике лежала почта двухдневной давности, а парень, при нашем появлении переставший косить газон, сообщил, что ни Перри, ни Мойры Аткинсон не видно уже неделю.
Об уликах в доме Веттера можно было забыть, но я не оставляла надежду, что в гнезде Ястреба найдутся доказательства чудовищных убийств, которые совершили юнцы.
Прошло тридцать пять минут после того, как Джейкоби позвонил Траччио и запросил ордер на обыск.
Мне позвонила Синди и сообщила, что она и с десяток фургонов теленовостей стоят у полицейского пикета в начале улицы.
Конклин отбросил с глаз слипшиеся от крови волосы и сказал Джейкоби:
— Я уже и не знаю, какими должны быть обстоятельства, не терпящие отлагательства.
— Охолони, Конклин, понял?! — зарычал Джейкоби. — Если мы и сейчас напортачим, нас живыми закопают. Меня отправят в отставку, а вы двое пойдете работать в «Бринкс секьюрити», если сильно повезет!
Прошло еще пятнадцать минут.
Я уже решилась солгать, что чувствую запах разложения, когда из офиса окружного прокурора на паршивом «шевроле» примчалась стажерка. Выскочив из машины, она со всех ног полетела по аллее ко входу, на долю секунды опередив Конклина, который уже занес тяжелый лом над одним из окон дома Аткинсонов.
ГЛАВА 121
Аткинсоны жили в настоящем музее: целые мили блестящего натертого паркета, большие современные картины на белых стенах высотой в два этажа. Свет включался автоматически, когда мы входили в очередную комнату.
Ощущение действительно было как в музее после закрытия: в доме не оказалось ни души.
И это выглядело жутковато. Ни домашних животных, ни газет или журналов, ни тарелок в раковине. Помимо продуктов в холодильнике и идеально выровненной одежды на вешалках в каждом шкафу почти ничто не говорило, что дом обитаем.
Пока мы не дошли до комнаты Ястреба в дальнем от спальни хозяев крыле.
Комната мальчишки была большой и светлой, окна выходили на запад, где открывался прекрасный вид на горы. Кровать занимала до странного мало места — узкая, с простым синим постельным бельем, с динамиками с двух сторон и наушниками, воткнутыми в CD-плейер. По длинной стене тянулся встроенный стол, уставленный компьютерами, мониторами и прекрасными лазерными принтерами, а следующая стена закрыта толстым пробковым щитом.
На пробку приколоты рисунки Ястреба, многие из которых я узнала по «Седьмому небу», но были и новые сюжеты: судя по всему, шла работа над вторым графическим романом.
— Сдается мне, это их творческая мастерская, — сказала я Конклину. — Тут они все и состряпали.
Рич присел за стол, а я рассматривала пробковый щит.
— Вторая книга, — сказала я Конклину. — «Lux et Veritas». Что это означает, можешь перевести?
— Легко, — сказал Рич, опуская сиденье стула гидравлическим поршнем. — «Свет и правда».
— Броский заголовок. Обещает новые пожары.
— Ястреб вел дневник. Я тронул «мышку», а он был на экране.
— Настоящий подарок…
Пока Рич просматривал дневник Бретта Аткинсона, я разглядывала рисунки на стене. Один из них меня невероятно зацепил, прямо-таки булавкой пришпилил к пробковому стенду. Нарисованы были мужчина и женщина средних лет, обнимающие друг друга за талию, но с плоскими, без выражения, лицами. Под рисунком была подпись.
Я узнала почерк.
Эти буквы мы уже видели на титульных листах книг, оставшихся в домах жертв поджогов.
— «Requiescat in leguminibus», — прочитала я по слогам. — «Покоятся…» где?
Рич меня не слушал.
— Тут у Аткинсона карта в компьютере, — сказал он. — Звездочками помечены Сан-Франциско, Пало-Альто, Монтерей. Нереально, ты погляди — фотографии домов, которые они сожгли! Это же доказательства, черт побери!
Так оно и было.
Я смотрела через плечо Конклина, который открывал веб-страницы, просматривая поиск информации по каждой из погибших семей, включая имена детей и даты пожаров. Много времени прошло, прежде чем я вспомнила заинтересовавший меня рисунок.
— Requiescat in leguminibus, — настойчиво повторила я Ричу.
Он подошел к стене и посмотрел на портрет предполагаемых Аткинсонов, прочитал подпись.
— Leguminibus — означает, кажется, «овощи». По-моему, люди на рисунке сильно смахивают на овощи вроде бобов или гороха…
— Горох?! — заорала я. — Господи Иисусе!
— Что, что такое? — забеспокоился Рич.
Я во весь голос позвала Джейкоби, осматривавшего дом с людьми шерифа, и первая нашла лестницу в подвал. Конклин и Джейкоби спустились за мной. Морозильник был горизонтальный, вроде сундука, невероятно большой.
Я открыла крышку. Сразу потянуло холодом.
— Requiescat in leguminibus, — сказала я. — Покоятся в горохе.
Я начала перекладывать пакеты замороженных овощей, пока не увидела под ними лицо женщины.
— В этом ящике места на двоих хватит, — пробормотал Джейкоби.
— Угу, — промычала я, продолжая раскопки.
Судя по приблизительному возрасту, я наверняка нашла Мойру Аткинсон, одетую в лучшее платье и замерзшую насмерть.
ГЛАВА 122
На следующий день, облаченная в новую синюю форму, вымыв волосы тринадцать раз и еще один — наудачу, я вошла в анатомичку. Клэр стояла на верхней ступеньке шестифутовой стремянки, наведя свою «Минолту» на обнаженное безголовое тело Меки Веттер. Снизу Клэр выглядела огромной, а сооружение — весьма шатким.
— Неужели больше некому это сделать? — с неудовольствием спросила я.
— Я уже закончила. — Она начала спускаться, по одному осторожному тяжелому шагу за раз.
Я показала на женщину на оцинкованном столе:
— Могу сэкономить тебе время, случайно знаю причину смерти жертвы.
— Видишь ли, Линдси, я все равно обязана это сделать для доказательной базы.
— Ладно, но просто чтобы ты знала: вчера твоя пациентка окатила меня кровью, осколками костей, фрагментами волос, не говоря уже о мозгах. Знаешь, на что похожи на ощупь кусочки мозга?
— На теплый жевательный мармелад вроде мишек Гамми? — сразу ответила Клэр, широко улыбаясь.
— Гм. Ну да. Точно.
— Одним из моих первых дел было самоубийство. — Клэр сделала Y-образный разрез, проведя скальпелем от ключиц до лобка миссис Веттер. — Старый солдат свел счеты с жизнью, приставив под подбородок дробовик двенадцатого калибра. Я, вчерашняя студентка, зашла в трейлер, где он жил, наклонилась над телом, лежавшим в огромном мягком кресле, и начала делать снимки, а копы трепались и смеялись…
— Над чем?
— Не знаю. Это и обидно, подруга.
Я захохотала — впервые за долгое время.
— Ну вот, стою я над трупом буквой «зю», а примерно четверть мозга того мужика медленно отклеилась от потолка, сорвалась и шмякнулась мне вот сюда, за ухо. — Она шлепнула себя по шее, а я оценила ее рассказ хорошим смачным гоготом. — Как я и сказала, теплый жевательный мармелад. Ну, прошло-то как? — осведомилась Клэр.
— А что тебя интересует? Допрос дьявольского отродья твоей пациентки или встреча с мэром?
— И то и другое, дорогая. Я пробуду здесь всю ночь — благодаря твоим крылатым друзьям наш склеп не пустует.
— Ну, сперва о Веттере, коротко и ясно. Он тут же спрятался за спину адвоката — дескать, ему нечего сказать. А если и раскроет рот, то готова спорить на сотню долларов, будет утверждать, что убивал и мучил его приятель, а он просто смотрел.
— А что это изменит? Убийца или пособник, он все равно получит смертельную инъекцию. Да и вы стали свидетелями того, как он убил эту бедную женщину.
— Не только мы, еще тридцать спецназовцев. Но ради родственников погибших я хочу, чтобы он признался во всех убийствах.
— А с мэром как прошло?
— Ха! Сперва мы с Конклином обменялись смачными шлепками ладоней, а Джейкоби чуть не плакал — так нами гордился. Я думала: о, наконец-то мы сможем вытащить раскрываемость из подвала хотя бы до первого этажа, — и вдруг заходит разговор, у кого право первым приняться за Веттера, ведь убийства он совершал не только у нас, но и в Монтерее, и в Санта-Кларе, и… Клэр, дорогая, что с тобой?
Лицо Клэр исказилось от боли. Она уронила скальпель, и тот звякнул о стол из нержавеющей стали, схватилась за живот и подняла на меня полные ужаса глаза.
— Слушай, воды отошли! Линдси, мне же еще три недели ходить!
Я вызвала «Скорую» и помогла подруге сесть. Через минуту дверцы машины «скорой помощи» распахнулись, и два темнокожих санитара с носилками бодро вошли в патотделение.
— Что случилось, док? — спросил тот, кто был помассивнее.
— Угадай, кто здесь рожает? — огрызнулась я.
ГЛАВА 123
В связи с тем, что малютка Руби Роуз появилась на свет немного недоношенной, мы все надели стерильные розовые бумажные больничные халаты, шапочки и маски. Клэр выглядела так, словно ее четверть мили тащил трактор-тягач, но сквозь бледность пробивался радостный румянец. Поскольку радость заразительна, мы тоже пребывали в эйфории и все время хихикали.
Синди с гордостью распространялась о своем интервью с дядей Ханса Веттера, а Юки, набравшая пару унций веса после того, как оправилась от отравления ЛСД и чудом избежала смерти от рук Джейсона Твилли, фыркала над шутками Синди. Девчонки сказали мне, что я выгляжу сексуальной и, пожалуй, счастливой, то есть так, как мне и полагается, поскольку я живу с идеальным мужчиной.
— Сколько еще ждать? — снова спросила я Клэр.
— Терпение, подруга. Ее принесут, когда она будет готова. Съешь еще печенья.
Только я затолкала в рот клейкое печенье в шоколаде с грецкими орехами, как дверь палаты открылась и вошел Конклин. Он тоже был в халате, шапочке и маске, только голубого цвета. Оказалось, Рич один из немногих мужчин, которые классно выглядят даже в дурацком наряде. Прекрасные карие глаза радостно блестели.
За спиной Рич прятал большой букет цветов. Он поздоровался, чмокнул в щечку Синди и Юки, сжал мое плечо, поцеловал Клэр и с большой помпой преподнес ей красные розы.
— Рубиновые розы, — сказал он, сопроводив слова скромной версией своей ослепительной улыбки.
— Господи, Ричи, три дюжины роз, да каких длинных! Ты не забыл, что я замужем? — Когда стих смех, Клэр продолжила: — Спасибо. Когда малышка подрастет, она тоже тебя поблагодарит.
Синди смотрела на Конклина так, словно никогда не видела мужчин.
— Бери стул, — сказала она. — Ричи, мы сейчас собираемся в «Сьюзи». Не хочешь к нам присоединиться?
— Отличная идея, — поддержала я. — Должны же мы отпраздновать появление нового ассоциированного члена женского убойного клуба! А ты нас потом развезешь по домам.
— Я бы с удовольствием, — сказал Рич. — Но у меня самолет через… — он поглядел на часы, — два часа.
— А куда ты летишь? — спросила Синди.
Я тоже удивилась. Мне Рич о поездке ничего не говорил.
— В Денвер, на выходные, — ответил Конклин.
Я на мгновение встретилась взглядом с Клэр. Подруга все поняла. Она видела, как я приняла неожиданный удар.
— Едешь к Келли Малоун? — спросила Синди, не в силах подавить в себе репортера.
— М-м, — утвердительно промычал Рич. Если он не подхватил радостный румянец от Клэр, значит, волновался. — Я, пожалуй, поеду. Не хочу попасть в пробку. Клэр, поздравляю тебя с… такой прекрасной новостью. Хочу фотографию Руби для заставки на монитор.
— Обещаю. — Клэр потрепала Конклина по руке и снова поблагодарила за цветы.
— Хороших выходных, — сказала я.
— И тебе, — отозвался Рич. — И вам всем тоже.
И он ушел. Едва Конклин вышел из палаты, Синди и Юки завели разговор о том, какой же все-таки красавец Рич и не был ли он влюблен в Келли Малоун в школе, но тут дверь открылась, и медсестра подкатила к кровати крошечную тележку. Мы все уставились на нее.
Руби Роуз Уошберн была красавицей.
Она зевнула, открыла темные глазки, осененные длинными ресницами, и посмотрела на свою маму, мою замечательную, сияющую подругу Клэр.
Мы четверо взялись за руки, встав вокруг тележки, и молча молились за новорожденную. Клэр первая отняла руки, чтобы взять дочку.
— Добро пожаловать в мир, малышка, — сказала Клэр, обнимая и обцеловывая малютку.
Синди повернулась ко мне:
— А за что ты молилась?
— Для тебя нет ничего святого, просто бульдожья хватка, — фыркнула я. — Мне что, уже и с Богом нельзя поговорить без того, чтобы ты не попросила поделиться информацией?
Синди сникла, прикрыв рукой прелестные, косо поставленные передние зубки.
— Извини. — На ее глазах выступили слезы.
Я положила руку Синди на плечо:
— Я молилась, чтобы у Руби Роуз всегда были хорошие подруги.
ГЛАВА 124
Юки выбралась из машины Линдси со словами:
— Теперь я понимаю, что такое на ногах не стоять.
— Мы не смогли тебя удержать, и ты уговорила две «Маргариты», дорогая, хотя, видит Бог, мы пытались. Ты слишком маленькая для такого количества горючего. Давай я занесу тебя в дом.
— Не надо, — засмеялась Юки. — Сейчас сразу лягу спать. В понедельник поболтаем, ладно?
Она попрощалась с Линдси и вошла в холл «Королевского герба». Поздоровавшись со швейцаром Сэмом, Юки на нетвердых ногах поднялась на три ступеньки в почтовую комнату. С третьей попытки она вставила крошечный ключик в малюсенький замочек, вытянула перевязанный пакет с почтой и на лифте поднялась на свой этаж.
В квартире никого не было, но присутствие матери ощущалось в каждой мелочи обстановки, и Юки говорила с ней, бросив почту на консоль в коридоре. Одно письмо выскользнуло из ее пальцев на пол. Юки с удивлением посмотрела на конверт с мягкой подкладкой, не очень большой, темно-коричневый, с заполненным от руки адресом.
Она сбросила туфли на высоких каблуках и сказала:
— Мамуль, что бы это ни было, оно может подождать. Твоя дочь немножко упилась.
Но любопытство пересилило.
Держась за консоль, Юки нагнулась и подняла конверт, глядя на незнакомый почерк и выведенные шариковой ручкой строки. Прочитав обратный адрес в левом углу, Юки стремительно начала трезветь. Там было всего два слова: Джуни Мун. Юки надорвала конверт, нетвердой походкой направившись к зеленому маминому дивану.
Джуни оправдали по обвинению в смерти Майкла Кэмпиона. О чем же она может писать?
Юки вытряхнула содержимое конверта на стеклянный кофейный столик. Там оказалось письмо и второй конверт, тоже адресованный ей.
Сгорая от нетерпения, Юки развернула письмо.
Дорогая мисс Кастеллано!
Когда вы получите это письмо, я уже буду в дороге. Я не знаю, куда поеду, просто хочу повидать Америку. Я ведь нигде, кроме Сан-Франциско, не бывала.
Вы, наверное, удивляетесь, почему я вам пишу, поэтому перейду сразу к делу.
Улики, которые вы так хотели найти, лежат во втором конверте, и вы, возможно, решите их использовать, чтобы дело Кэмпиона получило какое-то завершение.
Думаю, вы поймете, почему я не могу сказать больше.
Берегите себя.
Джуни Мун.
Сосредоточившись, Юки еще раз перечитала письмо. Мысли немного плыли, но в голове засела строчка «Улики, которые вы так хотели найти, лежат во втором конверте».
Юки надорвала простой белый конверт, перевернула и потрясла над столом. Из конверта выпала манжета, оторванная от рукава рубашки, с вышитой монограммой — инициалами Майкла Кэмпиона, коричневая и заскорузлая от засохшей крови.
Второй уликой оказалась узенькая прядка темных волос длиной дюйма три, вырванных с корнями.
Руки еще дрожали, но в голове наступила ясность. Юки подумала позвонить Рыжему Псу, узнать, можно ли исследовать доставшиеся материалы вне очереди и сколько времени у лаборатории займет анализ ДНК, ведь кровь на манжете наверняка принадлежит Майклу Кэмпиону.
Еще она думала, что даже если Джуни Мун найдут и задержат, повторно судить ее за смерть Кэмпиона никто не будет. Можно, конечно, обвинить ее во всякой второстепенной ерунде: даче ложных показаний, препятствовании следствию и правосудию, — но если не удастся установить, как волосы и манжета оказались у Джуни, есть вероятность, что окружная прокуратура даже не будет предъявлять ей обвинение.
Глядя на страшные улики, практически свалившиеся ей на голову, Юки взяла телефон и позвонила Линдси. Слушая гудки, она подумала о Джейсоне Твилли.
Того обвинили в покушении на жизнь сотрудника правоохранительных органов, и, если присяжные сочтут его виновным, Твилли отправится в тюрьму на весь остаток жизни без права на досрочное освобождение. Впрочем, не исключено, что он наймет самого лучшего и самого дорогого адвоката по уголовным делам и выиграет дело.
Может, даже выйдет на свободу.
Юки представила, как Твилли сидит где-нибудь в лос-анджелесском кафе и увлеченно пишет шокирующий финал на миллион долларов. Телевизионные новости раструбят на весь свет об окровавленной манжете, пряди волос и совпадении образцов с ДНК Майкла Кэмпиона.
Кто преступник?
Твилли это доказывать не придется. В своем романе он волен просто пальцем указать на Джуни Мун.
Гудки прекратились, трубку сняли.
— Да, Юки? — спросила Линдси.
— Линдс, можешь вернуться? Мне нужно кое-что тебе показать.
ГЛАВА 125
Джуни Мун смотрела в окно, наслаждаясь ощущением полета и любуясь невероятным ярко-бирюзовым морем внизу. Впереди показался городок — Джуни даже не могла выговорить его название. Из динамиков послышался голос пилота. Джуни подняла столик и пристегнула ремень, глядя в окно на песчаные пляжи, игрушечные лодки и крошечные фигурки людей.
Господи, это слишком хорошо…
Она снова вспомнила ту ночь, когда Майкл Кэмпион перестал быть ее клиентом. Они говорили о своей любви, для которой, казалось, не было надежды.
Майкл шутя подергал за косичку, спускавшуюся на спину Джуни.
«Я кое-что придумал, — сказал он. — Чтобы нам быть вместе».
«Я готова на все, — ответила она. — На все, что угодно».
«Я тоже».
Так они обменялись клятвами.
Несколько недель они обдумывали план, к осуществлению которого приступили через полгода. Однажды ночью, когда все было готово, Майкл вышел от Джуни и бесследно исчез. Три месяца спустя кто-то позвонил в полицию и сообщил, что видел Майкла у ее дома. На допросе Джуни растерялась и придумала историю, навлекшую на ее голову столько неприятностей.
Неожиданно тяжелым оказалось заключение, суд и особенно невозможность получить письмо или поговорить по телефону. Но она знала: Майкл ее ждет. Если бы ее осудили, он бы объявился. Джуни собралась, на сто процентов использовала собственную голову и адвокатшу, посланную ей Богом, и выдержала роль до конца.
Слава Богу, ее оправдали.
Три дня назад она послала Юки Кастеллано кровь и волосы, которые прислал Майкл, и, сбросив с души тяжесть, отправилась в дорогу налегке. Переодевшись мальчишкой, она доехала на автобусе до Ванкувера, оттуда на самолете добралась до Мехико, а теперь другим самолетом летит в маленький приморский городок в Коста-Рике.
Этот милый уединенный уголок станет их новым домом. Всем своим существом Джуни Мун надеялась, что сердце Майкла когда-нибудь вылечат и выстраданное райское блаженство будет длиться вечно.
В туалете она переоделась в красивый короткий сарафан, взбила выпрямленные темно-каштановые волосы, надела шикарные очки «кошачий глаз». Самолет коснулся земли, несколько раз подпрыгнул и начал тормозить на длинной полосе. Пассажиры зааплодировали. Джуни тоже хлопала, пока самолет не остановился.
Через несколько минут дверь открылась, и Джуни Мун осторожно спустилась по ступенькам трапа, который подкатили к самолету. Она напряженно всматривалась в толпу встречающих в маленьком терминале под открытым небом.
Там стоял Майкл.
Он побрил голову, отпустил бородку, загорел до черноты. На нем была яркая полосатая рубашка и джинсовые шорты. Он широко улыбался и махал рукой, крича:
— Милая, я здесь!
Его никто никогда не узнает. Никто, кроме нее.
Это ее настоящая жизнь.
И она начинается сейчас.