Глава 1
Синди Томас застегнула свой легкий тренч от «Бербери» и сказала: «Доброе утро, Пинки», — когда консьерж открыл для нее входную дверь Блейкли-Армс.
Он приветственно коснулся рукой полей шляпы и, поймав взгляд Синди, произнес:
— Хорошего дня, мисс Томас. Будьте осторожны.
Синди не могла сказать, что никогда не искала неприятностей на свою голову. Она работала в «Кроникл» в отделе криминальной хроники и говорила: «Плохие новости — это хорошая новость для меня».
Однако полтора года назад псих, одержимый манией тишины и незаконно снимавший комнату двумя этажами ниже, проникая в апартаменты жильцов Блейкли-Армс, жестоко расправлялся с ними.
Убийца был пойман, осужден и находился в камере смертника тюрьмы строго режима «Калипатрио».
Но Блейкли-Армс еще не оправился от тех событий. Каждую ночь его жители запирались на бесчисленные замки, вздрагивали от резких звуков и больше не чувствовали себя в прежней безопасности.
Синди не собиралась жить под властью этого страха.
Она улыбнулась консьержу:
— Я — еще та задира, Пинки. Лучше пусть всякие отморозки будут осторожней, присматриваясь ко мне.
Она выскользнула на улицу, чтобы насладиться прохладным воздухом раннего майского утра.
Идя по Таунсенду, от пересечения с Третьей и до Пятой улицы — два довольно длинных квартала, Синди будто путешествовала между старым и новым Сан-Франциско. Она прошла мимо винного магазина, располагавшегося в соседнем здании, мимо «Макавто» на другой стороне улицы, оставила позади кофейню «Старбакс» и книжный магазин «Бордерс», занимавших первый этаж нового многоквартирного небоскреба, и все это время отвечала на звонки, назначала встречи и планировала свой дальнейший день.
Она задержалась около недавно отремонтированной станции «Колтрейн», которая прежде была адской ночлежкой для бездомных наркоманов, а теперь здорово преобразилась благодаря программе по облагораживанию района.
Правда, позади станции за забором располагалась боковая изогнутая дорожка, идущая вдоль станционного парка. Вдоль нее стояли проржавевшие автомобили и грузовики времен Джими Хендрикса. Они теперь и стали местом ночлега для бездомных.
Едва Синди собралась с духом, чтобы пройти по этой «бесполетной зоне», как заметила впереди группу бродяг — и некоторые из них, казалось, рыдали.
Синди в сомнении замерла.
Затем достала из кармана пальто свой заламинированный пропуск и, держа его перед собой словно полицейский жетон, стала проталкиваться сквозь гущу толпы — и та расступилась перед ней.
Растущие из трещин в мостовой айланты отбрасывали неровную тень на груды тряпья, старые газеты и огрызки из закусочных, валявшиеся возле забора из рабицы.
Синди почувствовала приступ тошноты, заставивший ее задержать дыхание.
Груда тряпья на самом деле оказалась мертвым человеком. Вся его одежда пропиталась кровью, а лицо было так избито, что Синди не могла различить черт.
Она спросила стоящих поблизости:
— Что случилось? Кто этот мужчина?
Ей ответила грузная беззубая женщина, с перебинтованными до колен ногами, облаченная во множество слоев одежды. Ее нос покраснел от рыданий.
— Это С-с-скиталец Иисус. Кто-то убил его!
Синди набрала 911 на своем мобильнике «Трео», сообщила об убийстве и осталась дожидаться полиции.
Вокруг нее стали собираться бездомные.
Это были неумытые, неприметные, никому не нужные люди, способные проникнуть повсюду и жившие там, куда бюро переписи боялось даже ступить.
От них воняло, они заикались, дергались и чесались и стремились подобраться поближе к Синди, чтобы дотронуться до нее, поговорить с ней, поправляя друг друга.
Они хотели быть услышанными.
И хотя всего полчаса назад Синди всеми силами избегала бы контакта с ними, теперь же жаждала всех их услышать. Время шло, но полиция все не приезжала. Синди чувствовала, что история начинает прорисовываться и вот-вот раскроется перед ней.
Она снова взялась за телефон и набрала домашний номер своей подруги Линдси.
В трубке прозвучало не меньше шести гудков, прежде чем мужчина резко ответил:
— Слушаю?
Похоже, Синди прервала Линдси и Джо в самый неподходящий момент.
— Отличное выбрала время, Синди, — с отдышкой произнес мужчина.
— Мне очень жаль, Джо, правда, — извинилась она. — Но мне действительно нужно поговорить с Линдси.
Глава 2
— Не сходи с ума, — сказала я, натягивая на него одеяло до самого подбородка, потом нежно погладила поросшие щетиной щеки и подарила поцелуй из категории «Детям до 13 лет смотреть запрещается», стараясь не увлекаться, поскольку у меня не оставалось свободного времени.
— Я не схожу с ума, — ответил он, не открывая глаз. — Но намереваюсь потребовать вознаграждения сегодня ночью, поэтому подготовься должным образом.
Я улыбнулась своему огромному красивому парню:
— Дождаться не могу, честное слово.
— Синди плохо на тебя влияет.
Я рассмеялась.
Синди — это притаившийся питбуль. Эдакая милашка снаружи, но цепкая и упорная внутри. Благодаря таким чертам характера она и ухитрилась шесть лет назад пробраться на кровавое место преступления, где я работала, и не отказалась от своего задания, пока я не раскрыла преступление, а она не написала репортаж. Я хотела бы, чтобы все полицейские походили на Синди.
— Она — настоящая умница, — сказала я своему любимому. — И ты ей нравишься.
— Да? Поверю тебе на слово, — усмехнулся Джо.
— Дорогой, ты не будешь против?..
— Погулять с Мартой? Не буду. Потому что я дома работаю, а ты ходишь на настоящую работу.
— Спасибо, Джо. Ты скоро с ней пойдешь? Думаю, ей уже давно пора.
Он посмотрел на меня с каменным лицом, но его большие голубые глаза не сулили ничего хорошего. Послав ему воздушный поцелуй, я побежала в душ.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мой Дом на Потреро-Хилл выгорел практически до основания, а я все еще привыкала к совместному проживанию с Джо в его новой квартире, располагавшейся в дорогом районе.
Не то чтобы я не наслаждалась белой итальянской душевой кабиной с двойным душем и специальным диспенсером для жидкого мыла, шампуня и увлажняющего лосьона, да еще и с висящими на теплом полотенцесушителе аккуратно сложенными полотенцами, как в отеле. Верно! Все могло быть гораздо хуже!
Я включила горячую воду и намылила волосы, продолжая размышлять над звонком Синди: почему она так зацепилась за эту смерть?
Насколько мне известно, смерть бездомных никогда не занимала первых страниц газет. Но Синди сказала, что это какой-то особенный бродяга с особенным именем. И попросила приехать на место преступления, ради нее.
Высушив волосы, я отправилась по застеленному ковром коридору к моей собственной гардеробной, до сих пор почти пустой. Надев чистые рабочие брюки, я натянула пуловер цвета морской волны, проверила оружие, застегнула на плече кобуру и накинула поверх синий блейзер — один из моих любимых.
Наклонившись, чтобы потрепать уши моей любимой колли, моей сладкой Марте, я крикнула Джо:
— Пока, дорогой!
И направилась на встречу с новой страстью Синди: мертвым бездомным с безумным именем.
Скиталец Иисус.
Глава 3
Синди стояла возле трупа и вносила в блокнот имена, описания и комментарии друзей Иисуса и прочих скорбящих.
— Он носил очень большой крест, — рассказывал ей мексиканец, работавший посудомойщиком в тайском ресторане. Мужчина щеголял в адидасовской футболке и джинсах, поверх которых был надет грязный фартук. На руках у него красовались татуировки с золотыми рыбками. — Крест был сделан из двух, как бы это сказать, гвоздей…
— Это было распятие, Томми, — поправила его седая женщина с язвами на ногах, стоявшая с краю толпы, облокотившись на торговую тележку; ее грязное красное пальто своими полами подметало улицу.
— Ну, извини-и-ите, босс. Да, я говорил о распятии.
— И не из гвоздей, а из болтов около семи с половиной сантиметров, связанных медной проволокой. И не забудь про крошечного младенца на кресте. Маленького розового младенца.
Старая женщина чуть расставила большой и указательный пальцы, чтобы показать Синди, каким крошечным был пупс.
— Зачем кому-то брать его распятие? — спросила полная женщина. — Но вот его с-сумка. У него была настоящая кожаная сумка! Леди, запишите это! Его убили из-за в-вещей.
— Мы даже не знали его настоящего имени, — сказала Бейб, крупная девушка из китайского массажного кабинета. — Он дал мне десять долларов, когда у меня не было денег на еду. И ничего за это не попросил.
— Скиталец ухаживал за мной, когда я заболел пневмонией, — начал седовласый мужчина, чьи костюмные брюки в белую полоску были затянуты на поясе веревкой. — Меня зовут Бункер. Чарлз Бункер, — сказал он Синди.
Он протянул ей руку, и Синди ее пожала.
— Я слышал выстрелы прошлой ночью, — продолжил Бункер. — Примерно после полуночи.
— Вы видели, кто в него стрелял?
— Очень хотел бы.
— У него были враги?
— Позволите мне пройти? — Чернокожий мужчина с дредами и золотой сережкой-гвоздиком в носу, одетый в белую водолазку и старый смокинг, протискивался сквозь толпу по направлению к Синди.
Мужчина медленно и четко произнес свое имя — Харри Бейнбридж, чтобы Синди могла его правильно записать. Потом Бейнбридж протянул свой длинный костлявый палец к верхней части тела Скитальца, показывая на вышитые на спинке окровавленного пальто буквы.
— Вы можете их прочесть? — спросил он.
Синди кивнула.
— Они расскажут вам обо всем, что вы хотите знать.
Синди записала их в свой блокнот: «Иисус спасает!»
Глава 4
К тому времени как мы с Конклином добрались до пересечения Четвертой улицы и Таунсенда, полицейские уже огородили территорию, заставив прибывающих пассажиров добираться до входа на станцию окружным путем, выставили свидетелей за ленту ограждения и блокировали проезд для любого постороннего транспорта.
Синди ждала нас у проезжей части.
Она махнула нам и, открыв для меня дверцу машины, начала рассказывать свою историю прежде, чем я успела коснуться ногами земли.
— Я уверена, что намечающаяся серия статей о бездомных Сан-Франциско вызовет широкий общественный резонанс, — сказала она. — И первой будет история о жизни и смерти этого человека.
Она показала на окоченевшее тело в кровавых лохмотьях.
— Над ним рыдало тридцать человек, Линдси. Не знаю, было бы так же много горюющих, окажись там мое тело.
— Заткнись, — проворчал Конклин, обходя машину спереди. — Ты ненормальная.
Он ласково потряс Синди за плечо, слегка взлохматив ее светлые кудряшки.
— Ладно, ладно, — улыбнулась она Конклину. Ее слегка неровные передние зубы вызывали ощущение ранимости, лишь подчеркивающее природное обаяние Синди. — Это была шутка. Но по поводу Скитальца Иисуса я совершенно серьезна. Ребята, держите меня в курсе дела, договорились?
— Еще бы, — ответила я, по-прежнему не понимая, почему Синди отнесла Скитальца к знаменитостям, а его смерть — к значимым событиям. — Синди, среди бездомных каждый день кто-то умирает…
— И всем до лампочки. Черт, люди хотят, чтобы они умирали. Именно это я и говорю!
Я оставила Синди и Конклина за ограждением, а сама отправилась показать свой значок К. Дж. Грилиш, дежурной группы, осматривавшей место преступления. Это была молодая худощавая и темноволосая женщина, едва не кусавшая губы от досады.
— Я на ногах последние двадцать семь часов, — сказала она мне, — а бессмысленный пересмотр этой кучи мусора с места преступления займет еще столько же. Объясни еще раз, зачем мы здесь?
Как только на станцию с грохотом приезжал очередной поезд, поднимались облака пыли, с деревьев падали листья, а газеты летали туда-сюда, еще больше «загрязняя» место преступления.
Раздался громкий гудок — это машина судмедэкспертов расчищала себе путь среди полицейских. Дверца открылась, и наружу выбралась доктор Клэр Уошберн. Она положила руки на свои широкие бедра и лучезарно улыбнулась мне, а я улыбнулась в ответ, подошла к ней и обняла. Клэр являлась не только начальником службы судебной экспертизы, но еще и моим ближайшим другом.
Мы сблизились лет пятнадцать назад, когда она еще была пухленькой чернокожей помощницей медицинского эксперта, а я — высокой блондинкой с грудью четвертого размера, пытающейся выжить в свой первый суровый год обучения без отрыва от работы в отделе по расследованию убийств.
То были тяжелые, кровавые годы для нас обеих, старающихся выполнять свои обязанности на чисто мужском поприще.
Мы по-прежнему общались каждый день. Я стала крестной матерью ее последнего ребенка, и Клэр казалась мне роднее собственной сестры. Правда, я не видела ее уже больше недели.
Когда мы наконец выпустили друг друга из объятий, Клэр обратилась к дежурной:
— Кей Джи? Фотографии жертвы сделаны?
Грилиш утвердительно кивнула, и мы нырнули под заградительную ленту, естественно, в компании Синди.
— Все в порядке, — сказала я Грилиш. — Она — со мной.
— На самом деле, — пробурчала себе под нос Синди, — это вы со мной.
Мы аккуратно обошли кровавые следы и все отметины, потом Клэр поставила на землю свою сумку и склонилась над телом. Рукой, облаченной в перчатку, она покрутила голову Скитальца из стороны в сторону, осторожно ощупала его череп, исследуя на наличие рваных ран, трещин или иных повреждений.
— Вот это да! — воскликнула она после продолжительной паузы.
— Давай без медицинского жаргона, а перейдем сразу к нормальному английскому, — сказала я подруге.
— Как обычно, Линдси, — вздохнула Клэр, — никаких официальных заявлений, пока не проведу полное исследование. Но могу все-таки сказать… и это не для прессы, девушка-репортер, слышишь? — обратилась она к Синди.
— Ладно, ладно. Мой рот запечатан, как сейф.
— Похоже, вашего парня не просто жестоко избили, — пробормотала Клэр. — Этот бедный бродяга получил множество выстрелов в голову. Я бы сказала, что в него стреляли с близкого расстояния и, возможно, до полного опустошения обоймы.
Глава 5
Убийство бездомных в отделе по расследованию убийств имеет нулевую степень важности. Звучит жестоко, но у нас нет возможности и сил заниматься делами, в которых нет шансов найти убийцу.
Мы с Конклином обсуждали это, сидя в машине.
— Скитальца Иисуса обокрали, верно? — сказал он. — Какие-то другие бездомные стали отнимать у него деньги, а когда он оказал сопротивление — убили.
— Что касается этих выстрелов, не знаю. Больше похоже на действия бандитов. Или на группу подростков, избивающих бомжей ради забавы. Они убили его, потому что чувствовали свою безнаказанность. Ты только взгляни туда. — Я показала на место преступления, где кровавые отпечатки испещрили мостовую.
Вдобавок ко всему не было никаких свидетелей выстрелов, не нашлось прикрученных к фонарным столбам видеокамер, как и пустых гильз.
Мы даже не знали настоящего имени жертвы.
И если бы не драматическая история, которую Синди намеревалась опубликовать в «Кроникл», дело этого бездомного засунули бы на самое дно ящика и забыли. В том числе и я.
Однако множественные выстрелы с близкого расстояния не давали мне покоя.
— Избиение и выстрелы кражам несвойственны, Рич. Я вижу здесь преступление из ненависти. Или еще каких-либо сильных эмоций.
Конклин выдал свою улыбку, убийственно действовавшую на дамочек.
— Что ж, давай поработаем, — сказал он.
Конклин заглушил мотор, и мы пешком направились в конец квартала, где за оградительной лентой без дела слонялись объекты расспросов Синди.
Мы опросили их всех еще раз, а после расширили зону поиска информации, включив в нее Клайд-стрит, Таунсенд и переулок Ласк. Мы опросили кассиров близлежащих магазинчиков, продавцов из нового секс-шопа Для голубых, проституток и наркоманов, болтающихся на улице.
Мы стучались в квартиры домов с низкой арендной платой и угробили весь полдень на механиков электропогрузчиков и рабочих складов Таунсенда, расспрашивая о прозвучавших прошлой ночью выстрелах в районе станции «Колтрейн» и о Скитальце Иисусе.
Естественно, множество людей убегали, едва завидев наши значки. Многие клялись, что ничего не знали ни о Скитальце, ни об его кончине.
Но те, кто его знал, неизменно рассказывали какой-нибудь связанный с ним случай. Как Иисус помешал ограблению винного магазина, как помогал в столовой для бездомных. У него всегда находилось несколько долларов для тех, кому они особенно нужны.
«Он был элитой, королем улицы, — говорили нам, — бродягой с золотым сердцем. И его смерть стала настоящей трагедией для друзей».
К концу дня мой скептицизм сменился любопытством, и я поняла, что заразилась лихорадкой Синди — или, возможно, лихорадка подхватила меня.
Скиталец Иисус был хорошим пастырем для заблудшего стада.
Так почему же его убили?
Может, он просто оказался не в то время и не в том месте?
Или его смерть была тщательно продумана?
Таким образом, перед нами встали два больших вопроса, на которые хорошие полицейские не могут закрыть глаза: кто убил Скитальца Иисуса и почему?
Глава б
Мы с Конклином вернулись в полицейское управление около пяти. Пройдя через общий зал, мы вступили в крошечный стеклянный кабинет лейтенанта Уоррена Джейкоби, когда-то бывший моим местом работы.
Джейкоби тоже когда-то принадлежал мне — он был моим напарником. Теперь мы поменялись местами и частенько спорили, но благодаря прошедшим годам совместной службы он понимал и мог угадать мои мысли, как никто другой — будь то Клэр, Конклин, Синди или Джо.
Когда мы вошли, Джейкоби разбирал свалку на своем столе. Мой старый друг и теперешний босс был седовласым грузным мужчиной пятидесяти трех лет, больше двадцати пяти лет отслужившим в отделе по расследованию убийств. На меня устремился пронзительный взгляд серых глаз, и я заметила смешливые складки в уголках губ. Джейкоби никогда не смеялся. Совсем.
— На что вы, черт побери, потратили целый день? — спросил он меня. — Я все правильно понял? Вы занимались смертью бездомного?
Инспектор Красавчик — так Конклина величали в управлении — сначала предложил мне стул напротив Джейкоби, затем умостил свою привлекательную пятую точку на секретере и расхохотался.
— Я сказал что-то забавное, Конклин? — рявкнул Джейкоби. — У тебя на столе лежит двенадцать нераскрытых дел. Мне их перечислить?
Джейкоби реагировал так болезненно, потому что по уровню раскрытия убийств Сан-Франциско болтался где-то на самом дне, ниже Детройта.
— Я ему все объясню, — сказала я Конклину.
Водрузив ноги на передний край стола, я принялась за дело:
— Время работает против нас, Уоррен. У этого преступления несколько аспектов, к тому же завтра в «Кроникл» выйдет большая статья о жертве. Думаю, нам следует подготовиться к возможной шумихе.
— Продолжай, — произнес Джейкоби таким тоном, словно я была подозреваемой и беседовала с ним в камере.
Я посвятила его во все подробности проделанной работы и изложила различные теории: Скиталец Иисус был миссионером или филантропом, куколка на его распятии — это некий протест против абортов или символ того, что все мы были когда-то невинны и чисты, как младенец Иисус.
— Он умел ладить с людьми, — сказала я в заключение. — Очень харизматическая личность, своего рода персональный святой для бездомных.
Джейкоби забарабанил пальцами.
— Ты ведь не знаешь имени этого святого, верно, Боксер?
— Да.
— И даже представления не имеешь, кто его убил и за что?
— Ни намека.
— Тогда вот что… — Джейкоби хлопнул ладонями по столу. — Расследование прекращено. Закрыто. Пока кто-нибудь не придет прямо сюда и не признается в содеянном, вы не будете тратить на это дело рабочие часы. Понятно?
— Да, сэр, — ответил Конклин.
— Боксер?
— Я вас слышала, лейтенант.
Мы вышли из кабинета Джейкоби и отправились восвояси, поскольку рабочий день закончился.
— Ты все понял, верно? — спросила я Конклина.
— Что может быть непонятного в слове «закрыто»?
— Рич, намеки Уоррена прозрачны как стекло. Он предложил нам работать над делом Скитальца Иисуса в свое личное время. Я собираюсь навестить Клэр. Идешь со мной?
Глава 7
Клэр была облачена в хирургический халат с булавкой-бабочкой на воротничке, поверх она повязала фартук, а шапочка для душа в цветочек довершала ее рабочий костюм. Перед ней на столе для аутопсии из нержавеющей стали лежал обнаженный Скиталец Иисус, и его чудовищно изуродованные черты освещал яркий свет ламп.
V-образный разрез шел от ключицы до лобковой кости и был елочкой зашит белой грубой нитью. Все тело покрывали кровоподтеки, рваные раны и синяки.
Над Скитальцем Иисусом «поработали» с особой жестокостью.
— Я забрала рентгеновские снимки, — сказала Клэр.
Я взглянула на стенд с подсветкой, куда они были приколоты. У бездомного обнаружилось множество переломов и трещин, включая лицевые кости и череп. И конечно, были сломаны ребра, целых три.
— Все эти удары, нанесенные тупым предметом, могли бы стать причиной его смерти; но он был уже мертв, когда взялись за его избиение.
— Причина смерти? Ну же, Бабочка? Я вся внимание.
— Боже! — воскликнула она. — Я работаю так быстро, как только могу, но все равно недостаточно для Линдси.
— Пожалуйста, — попросила я.
Вздохнув, Клэр потянулась назад и достала маленькие пакетики из вощеной бумаги с содержимым, напоминающим деформированные пули.
— Двадцать второй калибр? — спросил Конклин.
— Абсолютно точно, Рич. Четыре выстрела в голову устроили мешанину внутри. Они вошли здесь, здесь, правее и чуть сзади, срикошетили от черепа и остались лежать внутри, словно сдохшие мухи под половиком. Однако я полагаю, что у мистера Иисуса все-таки был крайне ничтожный шанс пережить эти четыре выстрела.
— И? — не удержалась я. — Что его убило?
— Так вот, девочка моя, стрелок пустил мистеру Иисусу одну пулю прямо в висок, и она скорее всего и убила. Потом он выстрелил ему еще раз в затылок, до кучи.
— И принялся лупить его по лицу? Ломать ребра? — спросила я недоверчиво. — Мы имеем убийство в состоянии аффекта.
— Или его кто-то сильно ненавидел, — добавила Клэр и обратилась к своей помощнице: — Убери мистера Иисуса за меня, ладно, Банни? Пусть Джоуи тебе поможет. А на бирке на ноге напиши «Неизвестный, номер двадцать семь» и дату.
Мы с Конклином отправились вслед за Клэр в ее кабинет.
— Я хочу показать вам еще кое-что, — сказала она, сорвав с себя шапочку и сняв лабораторный халат. Под ним оказались голубые медицинские брюки и ее любимая футболка со знаменитой надписью на груди: «Я, наверное, толстая, и мне сорок, но я такая, какая есть».
Эта фраза поднимала Клэр настроение, но сейчас ей уже стукнуло сорок пять, и, думаю, она обзаведется в ближайшее время новой любимой футболкой.
Тем временем Клэр предложила нам присесть, а сама расположилась за своим столом и открыла верхний ящик. Она достала оттуда еще один прозрачный пакет для улик, положила его на столешницу и изогнула настольную лампу так, чтобы свет падал на содержимое пакета.
— Это распятие Скитальца, — сказала я, уставившись на предмет искусства бездомного, имевший налет Древности и ценности настоящего артефакта.
Оно было именно таким, как его описывали: два болта, медная проволока и крошечный пупс, привязанный к центру распятия.
— На пупсе могут быть отпечатки пальцев, — заметила я. — Где ты его нашла?
— В горле Скитальца, — ответила мне Клэр и сделала глоток воды. — Кто-то постарался вбить распятие прямо в его глотку.
Глава 8
Я жаждала услышать соображения Джо по делу Скитальца Иисуса.
Сегодня мы ужинали в ресторане «Зарубежное кино». И хотя ресторан располагался в дрянном квартале, окруженном сомнительными заведениями, винными лавками и дешевыми магазинчиками, внешний вид здания и его великолепный дизайн создавали впечатление, будто какое-то инопланетное летающее устройство подхватило его с улицы Лос-Анджелеса и по ошибке обронило на Мишн-стрит.
Но если отвлечься от внешнего вида, настоящим сокровищем «Зарубежного кино» являлся сад с небольшими столиками, где на стену соседнего здания проецировались старые фильмы.
Этим поздним майским вечером небо было совершенно ясным, а атмосфера казалась еще более уютной благодаря теплу, излучаемому инфракрасными лампами, стоящими по периметру дворика. За одним из столиков сидел Шон Пенн с каким-то своим приятелем, однако большей удачей было другое, ведь для этого совместного ужина никому из нас не пришлось заказывать билет на самолет.
После отношений на расстоянии, напоминающих стремительную езду на американских горках, мы вошли в более спокойную фазу, когда Джо переехал ко мне в Сан-Франциско. Теперь мы наконец-то жили вместе.
Мы наконец-то дали себе шанс.
Пока старый французский фильм «Шербургские зонтики» беззвучно мерцал на стене, Джо внимательно слушал мой рассказ о событиях этого удивительного дня: как мы с Конклином все ноги стоптали, пытаясь выяснить, кто убил Скитальца Иисуса.
— Клэр извлекла из его головы пять пуль, четыре из них оказались прямо в черепной коробке, — говорила я Джо. — Пятый выстрел был произведен в висок. Еще один, уже посмертный, сделали сзади в шею. Прямо какая-то безудержная ненависть, ты не находишь?
— Эти пули. Они — двадцать пятого или двадцать второго калибра?
— Двадцать второго, — ответила я.
— Интересно. Пули должны были оказаться довольно мягкими, иначе они пробили бы череп насквозь. На месте преступления нашли гильзы?
— Ни одной. Возможно, преступник воспользовался револьвером.
— Или стрелял из полуавтоматического пистолета, а гильзы потом собрал. Люди такого типа все тщательно продумывают заранее.
— Ладно, это достойная точка зрения. — Я прокрутила в голове идею Джо. — Возможно, наше преступление было спланировано, так?
— Все не столь безнадежно, Линдси. На мягком свинце могут остаться борозды. Подожди заключения экспертов. Плохо, что у вас не будет отпечатков с гильз.
— Может, найдутся отпечатки на пластиковом пупсе.
Джо кивнул, но я видела, что он не согласен.
— Разве нет? — уточнила я.
— Если наш стрелок забрал все гильзы, он вполне может оказаться профессионалом. Заказным убийцей или военным. Или полицейским. Или бывшим заключенным. Если же он — профессионал…
— То на распятии никаких отпечатков тоже не будет, — закончила я. — Но зачем профессиональному убийце убивать бездомного — и с такой жестокостью?
— Линдси, сегодня — только первый день расследования. Дай себе побольше времени.
— Конечно, — сказала я и подумала, что Джейкоби уже перекрыл кислород расследованию. Обхватив голову руками, я наблюдала, как Джо подзывает официанта и заказывает вино. Потом он взглянул на меня и одарил загадочной улыбкой.
Я откинулась на спинку стула. Эта улыбка сделала его похожим на парнишку, который что-то скрывает.
Я поинтересовалась, что происходит, но он принялся пробовать вино. Потомив меня еще некоторое время в ожидании, он наконец склонился над столом и взял мою руку.
— Ну, Блонди, догадайся, кто мне звонил сегодня из Пентагона?
Глава 9
— О Боже! — невольно вырвалось у меня. — Не говори!
Я не сумела сдержаться, испугавшись, что Джо возвращается работать в Вашингтон, — а я даже мысли этой не могла вынести.
— Линдси, полегче. Разговор шел о поручении. Не исключено, что новые поручения, и весьма выгодные, станут хорошей рекламой для моего консультационного бизнеса.
Когда я познакомилась с Джо, работая над одним делом, его визитка гласила: «Заместитель начальника службы национальной безопасности». Он был лучшим по борьбе с терроризмом в Вашингтоне. И именно эту работу бросил Джо, чтобы перебраться на другое побережье и остаться со мной.
Его профессиональные навыки и репутация оказались выше всяких похвал, однако в Сан-Франциско все складывалось не так быстро и радужно, как хотелось бы.
Я расслабилась. Я улыбнулась. Я сказала: «Фу-у-у. Ты напугал меня, Джо» — и начала за него тревожиться.
— Тогда расскажи мне об этом поручении.
— Конечно, только давай сначала сделаем заказ.
Я не помню, что выбрала из меню, ведь когда нам подали еду, Джо сказал мне, что едет на конференцию в Иорданию — и уже утром. И пробудет там не меньше трех недель, а может, и больше.
Джо отложил вилку и спросил:
— Что не так, Линдси? Тебя что-то беспокоит?
Он спрашивал меня ласково. Он действительно хотел понять, но кровь уже забурлила в моих жилах, и я не смогла ответить так же приветливо.
— Завтра — твой день рождения, Джо. Мы собирались отправиться на выходные к Кэт, помнишь?
Кэтрин — моя сестра, на шесть лет младше меня жила в симпатичном прибрежном городке Халф-Мун-Бей с двумя дочками. Я намеревалась устроить настоящий семейный уик-энд — драгоценное время, проведенное с Джо и той единственной семьей, которая у меня имелась.
— Мы сможем побыть у Кэт и в другой раз, любовь моя. Мне необходимо поехать на конференцию. Кроме того, Линдси, в день рождения мне нужна только ты и этот вечер.
— Я не могу сейчас с тобой говорить, — сказала я, бросая свою салфетку на стол. Потом вскочила, загородив часть проецируемой картинки, и услышала, как люди просят меня сесть.
Пройдя через ресторан, я двинулась к выходу по длинному коридору, украшенному нишами с высокими свечами, и, вытащив из кармана телефон, стала вызывать такси.
Я ждала такси, обуреваемая сначала гневом, потом пришло оцепенение и, наконец, злость на себя.
Я поступила как обычная тупая блондинка — тот тип женщин, который всегда презирала.
Глава 10
«Вот чертова кукла!» — сказала я себе. Наклонилась к окошку, дала таксисту пять долларов и отправила его восвояси.
Затем я проделала обратный путь через романтичный длинный коридор со свечами, через ресторан, прямиком к дальнему саду.
Я подошла к столику, когда официант убирал тарелки.
— Эй, впереди, сядьте! — снова закричал кто-то из посетителей. — Вы. Да, вы.
Я села напротив Джо и сказала:
— Я вела себя глупо, прости.
Выражение его лица поведало мне, как сильно я его ранила.
— И ты меня прости, — ответил он. — Мне не следовало тебя так огорошивать, но я не думал, что ты среагируешь подобным образом.
— Нет, не извиняйся. Ты был прав, а я повела себя как полнейшая идиотка, Джо. Ты простишь меня?
— Я уже тебя простил. Но, Линдси, во время каждой ссоры трещина в наших отношениях делается все шире.
— Скоро провалимся? — попыталась я пошутить.
Джо улыбнулся, но это была печальная улыбка.
— Тебе скоро стукнет сорок.
— Я знаю. Спасибо за напоминание.
— А мне исполняется сорок семь, как ты уже заметила, завтра. В прошлом году я просил тебя выйти за меня замуж. Кольцо, подаренное мной, все еще лежит в коробочке в ящике комода, а не красуется у тебя на пальце. Что я хочу на свой день рождения? Хочу, чтобы ты приняла решение, Линдси.
В этот чрезвычайно неловкий момент три молодых официанта возникли около нашего столика с небольшим тортом с зажженными свечками и принялись петь для Джо «С днем рождения тебя». В точности как я планировала.
Песня была подхвачена другими посетителями ресторана, и множество взглядов устремилось к нам. Джо улыбнулся и задул свечи. Потом взглянул на меня, его лицо светилось любовью.
— И не проси, Блонди. Я не скажу, чего пожелал.
Чувствовала ли я себя предательницей, испортившей вечер?
Чувствовала.
Знала ли я, как мне поступить с желанием Джо и тем кольцом с бриллиантом из черной бархатной коробочки?
Не знала.
Но я была абсолютно уверена, что моя нерешительность никак не связана с Джо.
Глава 11
Мы проснулись еще до рассвета и страстно занялись любовью, не говоря ни слова. Разметавшиеся волосы, опухшие губы, сброшенные на пол подушки.
Неистовая страсть подпитывалась поселившейся в сердцах уверенностью — мы зашли в тупик. И ни один из нас не мог бы сказать ничего нового, чего бы уже не знал второй.
Кожа блестела от пота, мы лежали бок о бок, крепко обнявшись. Ультрасовременные часы на прикроватной тумбочке проецировали на потолок красные цифры: время и уличную температуру.
Пять пятнадцать.
Одиннадцать градусов.
— Мне приснился хороший сон, — сказал Джо. — Всё будет отлично.
Он убеждал меня? Или самого себя?
— О чем сон?
— Мы купались вместе, обнаженные, у водопада. Вода. Сексуально, верно?
Он выпустил мою руку. Матрас прогнулся. Джо встряхнул одеяло и накрыл им меня.
Я лежала в темноте и слушала звук льющейся в душе воды, едва сдерживая слезы и чувствуя себя подавленной и неопределившейся. Я задремала и проснулась, когда Джо коснулся моих волос.
— Я уже ухожу, Линдси.
Я потянулась, обняла его за шею, и мы поцеловались в темноте.
— Хорошей поездки. Не забывай писать.
— Я позвоню.
Было неправильно позволить Джо уехать после такого прохладного прощания. Входная дверь закрылась. Замок щелкнул.
Я выскочила из кровати.
Натянув джинсы и один из свитеров Джо, я босиком бросилась в коридор. Нажала на лифте кнопку «вниз», и последовало долгое ожидание, пока кабина поднимется обратно на одиннадцатый этаж и откроет двери.
Меня охватило отчаяние — лифт так медленно опускался. Я представила, что вещи Джо уже уложены в багажник, а машина движется вдоль Лэйк-стрит и, набирая скорость, мчится в аэропорт.
Но когда лифт наконец выпустил меня в холл, через стеклянную дверь я увидела Джо, стоящего возле «линкольна». Я промчалась мимо консьержа и выскочила на улицу, выкрикивая имя своего мужчины.
Он поднял глаза, раскрыл объятия, и я упала в них, прижалась лицом к его куртке, чувствуя, как хлынули слезы.
— Я люблю тебя так сильно, Джо.
— Я тоже люблю тебя, Блонди.
— Джо, когда мы купались у водопада, на мне было кольцо?
— Да, с большим старинным бриллиантом. Его можно было разглядеть даже с Луны.
Я рассмеялась ему в плечо. Мы обнимались и целовались, снова и снова, пока водитель не пошутил:
— Оставьте немножко и на потом, ладно?
— Мне нужно ехать, — сказал Джо.
Я неохотно отступила, и он забрался в машину.
Я помахала, и Джо помахал мне в ответ, а черный «линкольн» уже увозил прочь мою любовь.
Глава 12
Юки находилась в своем кабинете — одной из дюжины неуютных клетушек без окон, обустроенных в здании суда специально для помощников окружного прокурора. Она была полностью готова и уже облачилась в свое «судебное» одеяние: серый костюм от Энн Кляйн, бледно-розовая шелковая рубашка и туфли за триста долларов, купленные за полцены в универмаге «Нойман».
Шесть тридцать утра.
Примерно через три часа она произнесет последнюю обвинительную речь по ужасно кровавому делу двадцатипятилетней Стейси Гленн, бывшей королевы карнавала, оказавшейся одновременно и красавицей, и чудовищем.
То, что Стейси Гленн сотворила со своими родителями, было отвратительно, беспричинно и непростительно, и Юки намеревалась прищучить эту психопатку и засадить ее. Но несмотря на всю целеустремленность и способность находить и приводить лучшие доказательства, за ней все равно закрепилась определенная слава — проваливать обвинение. И Юки это убивало.
Дела обстояли следующим образом.
Если Стейси выкрутится, то Юки, как бы она это ни ненавидела, придется вернуться к делам по гражданским правам и заниматься разводами богачей и переговорами о заключении контрактов. И это только при условии, что ее не уволят еще раньше.
Юки ссутулилась и принялась перебирать стопку карточек. Каждая из них содержала ключевой момент, с помощью которого она должна будет убедить жюри присяжных.
Пункт первый: Стейси Гленн в два часа ночи покинула апартаменты в Потреро-Хилл и проехала сорок миль на своей приметной «субару-форестер», в том числе и по мосту Золотые Ворота, до дома родителей, находящегося в округе Марин.
Пункт второй: Стейси Гленн вошла в дом родителей между тремя и тремя пятнадцатью ночи, воспользовавшись запасным ключом, который был спрятан под камнем в виде сердца возле входа. Она прошла через кухню в гараж, взяла лом и поднялась с ним в хозяйскую спальню, где нанесла каждому из родителей несколько ударов по голове.
Пункт третий: соседка свидетельствовала, что часа в три видела на подъездной дорожке к дому Гленнов красную «субару» с большими колесами и узнала в ней машину Стейси.
Пункт четвертый: оставив родителей умирать, Стейси Гленн вернулась домой, приблизительно в четыре тридцать пять проехав через пункт взимания дорожных сборов.
Именно это время было наиболее важной точкой в доказательствах Юки относительно ночных перемещений Стейси Гленн и полностью опровергало утверждения последней, что во время нападения на родителей она была одна дома и спала.
Пункт пятый: Стейси Гленн являлась безудержным шопоголиком, погрязшим в долгах. Живыми ее родители ничего для нее не стоили, зато они стоили миллион долларов мертвыми.
Пункт шестой: у Стейси Гленн были мотивы, средства и возможность, а еще имелся свидетель преступления.
Именно этот свидетель и являлся девяностопроцентным гарантом победы Юки.
Юки скрепила карточки резинкой и убрала их в сумочку. Опершись подбородком на сложенные руки, она задумалась о своей матери, Кейко Кастеллано, умершей насильственной смертью. Кейко безумно любила свою дочь, и Юки даже сейчас чувствовала успокаивающее присутствие матери.
— Мамочка, побудь сегодня со мной в суде и помоги победить, хорошо? — сказала Юки вслух. — Нежно тебя целую.
Чтобы убить время, она навела порядок в ящике с карандашами и ручками, выбросила мусор, удалила ненужные файлы из адресной книги и сменила свою слишком яркую блузу на более сдержанную сине-зеленую рубашку, висевшую за дверью в специальном пакете из прачечной.
В восемь пятнадцать второй помощник Юки, Ники Гейме, появился на этаже и неспешно двинулся по коридору, выкрикивая ее имя.
— Ники, удостоверься только, что «Пауэр Пойнт» работает. Мне от тебя больше ничего не требуется.
— Я — тот, кто тебе нужен, — пошутил Ники.
— Отлично. Закрой свой рот, и пошли.
Глава 13
Юки поднялась из-за стола обвинителя, когда судья Брендан Джозеф Даффи вошел в зал через панельную дверь за скамьей и занял свое место между флагами и перед большой государственной печатью штата Калифорния.
У Даффи было телосложение бегуна, седеющие волосы и крупные прямоугольные очки, которые он носил на кончике носа. Выдернув из ушей наушники от айпода, он вскрыл жестяную банку спрайта и, когда присутствующие уселись, попросил судебного исполнителя пригласить в зал присяжных.
Сидящий через проход оппонент Юки, весьма уважаемый защитник по уголовным делам Филипп Р. Хоффман, тихонько шептался о чем-то со своей клиенткой, Стейси Гленн.
Высокий — под метр девяносто, сутулый, сорокадвухлетний Хоффман являлся обладателем пышной черной шевелюры. Сегодня он облачился в темно-синий костюм от Армани и розовый шелковый галстук.
Как и Юки, Хоффман был педантом.
В отличие от нее его рейтинг побед-поражений вывел его в другую, более высокую лигу. Обычно плата за его услуги начиналась от девятисот долларов в час, но сейчас он защищал Стейси Гленн на общественных началах. Хоффман не был альтруистом. Зал суда ломился от прессы, и их репортажи отсюда приносили миллионы его фирме.
Стейси Гленн была красивой голубоглазой брюнеткой с румянцем на щечках, который только подчеркивал тюремную бледность. Безвкусный костюм в неприглядную бледно-зеленую клетку выставлял ее скорее школьной учительницей или обычной статисткой, но никак не расчетливой, способной на убийство транжирой-психопаткой, которой она являлась на самом деле.
Рядом с Юки хрипло дышал Ники Гейме, страдающий хроническим аденоидным насморком, а в это время присяжные входили в зал через боковую дверь и рассаживались по своим местам.
Судья Даффи поприветствовал присяжных, объявил, что сегодня обе стороны произнесут свою заключительную речь и присяжные смогут начать обдумывание приговора.
Даффи сделал большой глоток содовой прямо из банки и спросил:
— Мисс Кастеллано, обвинение готово?
— Да, ваша честь.
Взяв свои заметки, Юки направилась к возвышению в центре обитого дубовыми панелями зала. Она улыбнулась двенадцати присяжным и двум запасным, чьи гримасы, смех и даже закатывание глаз за прошедшие шесть недель выучила наизусть, и сказала:
— Всем доброе утро!
И, указав на обвиняемую, заговорила со всей искренностью, на какую была способна:
— Стейси Гленн — испорченная женщина и нераскаявшийся убийца. Она убила своего отца, который ее обожал. Она сделала все возможное, чтобы убить свою мать, и думала, что ей это удалось. Она безжалостно убивала своих родителей, потому что хотела получить выплату по страхованию их жизни в один миллион долларов. Она сделала это из-за денег.
Юки перешла к краткому изложению фактов: в дополнение к показаниям служащего по взиманию платы за пользование платной дорогой и к показаниям соседки Гленнов она напомнила им о звонке Стейси страховому брокеру, с целью выяснить состояние страхового полиса родителей.
Наконец, она напомнила присяжным показания инспектора Пола Чи, уважаемого детектива из отдела по расследованию убийств Сан-Франциско, и Линн Коломелло — опытного врача.
— Инспектор Чи и врач «скорой неотложной помощи» Линн Коломелло заявили, что Роуз Гленн была при смерти, когда они обнаружили ее в кровати рядом с мертвым мужем. Она была еще в здравом уме, — сказала Юки присяжным. — Роуз Гленн смогла выполнить указания врача. Она знала, кто напал на нее, и, что важно, была способна передать эту информацию полиции. Вам известно, что инспектор Чи имел при себе видеокамеру, когда его тем утром вызвали на место преступления. Осознав, что миссис Гленн еще жива, он записал на видео их разговор, в надежде сделать эту запись предсмертным заявлением женщины. Роуз Гленн четко знала, кто напал на нее. И ее слова с этой пленки скажут вам больше, чем мои. Ники, пожалуйста, запускай.
Глава 14
На экране, располагавшемся сбоку от судьи и недалеко от присяжных, появилось тусклое изображение места убийства.
Объектив видеокамеры сфокусировался на спальне с огромной кроватью. Постельное белье оказалось смятым и темным от засохшей крови. Скрюченное мужское тело располагалось на дальнем краю кровати, лицо было отвернуто от объектива, брызги крови и ошметки мозга покрывали деревянное изголовье, на голове и горле виднелись глубокие раны.
Женская рука, похожая на длань призрака, поднялась и призвала снимающего подойти ближе. Звук дающегося с трудом дыхания становился все громче по мере того, как камера приближалась к кровати.
Увиденное дальше пугало и потрясало одновременно: несмотря на полностью раздробленную челюсть и выбитый глаз, Роуз Гленн была жива.
— Я — инспектор Пол Чи, — произнес мужской голос за камерой. — «Скорая» уже едет, миссис Гленн. Вы меня слышите?
Поразительно, но подбородок женщины медленно двинулся вниз, потом обратно вверх.
— Вас зовут Роуз Гленн?
Женщина снова кивнула.
— Рональд Рейган — президент Соединенных Штатов?
Роуз Гленн едва заметно повела головой из стороны в сторону — нет.
— Роуз, вы знаете, кто сделал это с вами и вашим мужем?
И хотя дыхание женщины стало более прерывистым, она все равно смогла опустить и поднять подбородок, кивая.
— На вас напал незнакомый человек? — спросил ее Чи.
Роуз снова отрицательно мотнула головой.
— На вас напал член семьи?
Она кивнула.
Неожиданно затрещала полицейская рация, и в комнату с шумом въехала каталка, загородив обзор камеры. Однако картинка почти тут же прояснилась.
Врач «скорой помощи» со стянутыми в хвост светлыми волосами произнесла хриплым прокуренным голосом:
— Матерь Божья! Она жива!
Этим врачом, уже дававшим показания перед присяжными, была Линн Коломелло. На записи она поспешила к Энтони Гленну, чтобы прощупать его пульс. Чи снова обратился к умирающей женщине:
— Роуз, на вас напал сын? Ваш сын, Руди, сделал это?
Роуз Гленн медленно, с усилием помотала головой — нет.
Звуки шагов помешали дальнейшим вопросам, в комнату вошли еще два врача. Они заговорили о том, что необходимо сделать для женщины в первую очередь, подтащили кислородный баллон и начали вставлять канюли Роуз в ноздри.
— Мне нужна еще одна секунда, — послышался спокойный голос Пола Чи, обращенный к медикам. Потом он заговорил с жертвой: — Роуз, Роуз, нападавшим была ваша дочь, Стейси?
Женщина утвердительно кивнула.
— Роуз, вы говорите, что это совершила ваша дочь, Стейси?
— Дааа, — выдохнула женщина.
Казалось, воздух покидает ее легкие, словно женщина на последнем выдохе сообщает Чи, кто ее убил, — ужасный звук.
Потом, по счету Коломелло, врачи быстро переложили Роуз на каталку. Больше никаких вопросов не последовало.
Экран потемнел, и в зале суда загорелся свет. Присяжные уже смотрели эту запись прежде, но она была лучшим аргументом Юки, и та надеялась, что увиденное потрясет их снова.
Юки прочистила горло и продолжила:
— Леди и джентльмены, тем утром Роуз Гленн было задано несколько вопросов. Она могла кивками отвечать на них и даже сумела заговорить. Когда ее спросили: «Это дочь напала на вас?» — она ответила: «Да». Во время судебного разбирательства Роуз Гленн отрицала то, что поведала инспектору Чи. Она просто не могла ничего вспомнить. А почему она не могла вспомнить? Потому что ее дочь пробила голову матери ломом, нанеся такую травму, что доктора только разводили руками — со столь серьезными повреждениями прежде никто не выживал. Но Роуз Гленн выжила. Овдовевшая, изуродованная и частично парализованная на всю оставшуюся жизнь. Все это с ней сотворила обвиняемая, леди и джентльмены. Обвинение просит вас признать Стейси Гленн виновной по обоим пунктам: в убийстве ее отца, Энтони Тленна, и в попытке убийства матери, Роуз. Мы просим вас заставить Стейси Гленн заплатить за содеянное по всей строгости закона.
Когда Юки заняла свое место, ее переполняли чувства, и все — приятные: удовлетворение от сделанного, одобряющее похлопывание Ники по плечу и ощущение маминого присутствия, нежным объятием окутывающее ее.
«Хорошая работа, Юки, — сказала ей мама. — Ты попала прямо в яблочко».
Глава 15
Филипп Хоффман никогда не терял самообладания в присутствии присяжных. Он относился с должным почтением к свидетелям защиты и всегда говорил простым и доступным языком. Он чувствовал, что присяжные доверяют ему и симпатизируют, и, полагаясь на их отношение, рассчитывал оправдать свою подзащитную.
— Ребята, — сказал он, вставая за кафедрой, показавшейся игрушечной на его фоне, — Стейси Гленн — хорошая девушка, она в жизни своей никому не причинила вреда. Она любит своих родителей; и когда Роуз Гленн выступала перед вами, хотя это давалось ей безумно трудно как эмоционально, так и физически, она сказала, что в Стейси Гленн нет ни капли жестокости. Что Стейси бы никогда, никогда не напала ни на своего отца, ни на нее, Роуз.
Вы слышали Роуз Гленн: она глубоко несчастна, потому что ее слова и действия, когда она находилась на грани жизни и смерти, были неправильно поняты и стали причиной для обвинения ее невиновной дочери.
Хоффман покачал головой и положил свои записи на кафедру, потом прошел к ложе присяжных и, сцепив Руки за спиной, внимательно посмотрел на них.
— Обвинение использовало видеозапись с места преступления, чтобы тронуть вас, ведь у них больше ничего нет. Но и сама запись, какой бы трогательной она ни была, не доказывает, что Стейси Гленн виновна хоть в чем-то.
Хоффман изложил присяжным свою точку зрения на дело, процитировав двух невропатологов и психиатра, утверждавших, что Роуз Гленн была в шоковом состоянии во время допроса инспектора Чи и ее ответы абсолютно недостоверны.
Он сказал, что служащий по взиманию платы за пользование платной дорогой верил, будто видит Стейси Гленн, но «контакт» с каждым водителем длится самое большое несколько секунд, и в данном случае он видел водителя в темноте ночи.
— Нет никакой записи с регистрационным номером «форестера», — добавил Хоффман, — и никакой видеозаписи с лицом водителя. Бернис Лоуренс, — продолжал адвокат, — та соседка, что клянется, будто видела машину Стейси на подъездной дорожке Гленнов… что ж, она — хороший гражданин и всеми силами пыталась помочь следствию. Возможно, она видела похожую машину или даже могла перепутать дату. В любом случае она признает, что самой Стейси не видела.
Руководствуясь здравым смыслом, мы вряд ли поверим, что моя клиентка оказалась бы настолько глупа и припарковала свою машину прямо перед родительским домом, а потом отправилась внутрь убивать. Это нелепо.
Вы видели, на что походила спальня Тони и Роуз Гленн после нападения. Вы верите, что человек может замахнуться ломом, ударить с невероятной силой, поднять и ударить снова, и так несколько раз, и при этом не оставить на себе ни пятнышка крови, ни единого волоска?
Стейси забрали на допрос всего через несколько часов после случившейся трагедии. Ее волосы, руки, все ее тело были тщательно обследованы. Ее квартиру обыскали, а обувь и одежду отправили на экспертизу в лабораторию.
И не нашли никаких доказательств. Никаких.
Машину Стейси чуть ли не разобрали по винтикам — и снова никаких доказательств.
Поговорим об оставленном снаружи ключе. А сколько из вас хранят запасной ключ снаружи под ковриком или в любом другом, доступном для посторонних месте?
Теперь о звонке Уэну Чедвеллу, страховому брокеру. Стейси была заботливой дочерью. Ее родители старели. Она проверяла состояние их полиса, потому что хотела быть уверенной в их защищенности.
Подводя итоги, я скажу вам так, ребята: нет никаких криминалистических доказательств, которые бы связали мою подзащитную с этим преступлением. Никаких.
И только потому, что у полиции были сомнительные показания тяжело раненной женщины, они повесили это преступление на Стейси — и даже не собирались искать кого-то другого. Имеются ли у нас основания для сомнений? Я полагаю, что у нас нет ничего, кроме разумных оснований для сомнений.
Роуз Гленн потеряла мужа и едва не погибла сама. И сейчас обвинение просит вас усугубить трагедию этой бедной женщины, забрав у нее дочь.
Стейси не делала этого, ребята.
И нет доказательств, подтверждающих ее вину.
Я призываю вас признать Стейси Гленн невиновной по всем пунктам. Спасибо вам.
Глава 16
Синди, выглядевшая в своем пальто и розовом палантине поверх платья так, словно сошла с витрины универмага, обошла наркоманов, слоняющихся у входа в трехэтажное кирпичное здание на пересечении Пятой улицы и Таунсенда, и поблагодарила беззубого молодого мужчину, придержавшего для нее дверь.
Первый этаж «От всего сердца» представлял собой большую комнату с жаропрочным столом для самообслуживания вдоль одной стены, с выставленными рядами складными столами и стульями и множеством людей в лохмотьях. Некоторые говорили сами с собой, другие ели яичницу из одноразовых бумажных тарелок.
Синди заметила худую чернокожую женщину, наблюдавшую за ней из-за стола рядом с входом. Женщина выглядела лет на сорок и была одета в черные облегающие брюки и блузу с крупным принтом. Очки в бордовой оправе висели на груди на специальном шнурке, а на приколотой к блузе табличке было написано: «Мисс Луви Джамп, смотритель комнаты отдыха».
Мисс Джамп еще некоторое время с сомнением оглядывала Синди, но потом спросила:
— Вам помочь?
Синди представилась и сказала, что пишет статью о Скитальце Иисусе для «Сан-Франциско кроникл».
— Я слежу за расследованием его убийства, — добавила Синди, вытаскивая из сумки с ноутбуком утреннюю газету. Она раскрыла ее на третьей странице и показала заголовок на развороте.
Женщина краем глаза взглянула на газету и спросила:
— Вы уже пили кофе?
— Нет, — ответила Синди.
— Тогда присаживайтесь.
Луви вернулась через минуту с двумя чашками кофе, корзинкой булочек и упакованными в фольгу кусочками масла.
— Прочитаете мне вашу статью? — спросила она и села напротив Синди, ставя на стол поднос и выкладывая салфетки. — Я не взяла с собой очков для чтения.
— С удовольствием, — улыбнулась Синди. — Меня не часто просят почитать. Называется «Убийство уличного мессии. У полиции нет зацепок», — начала она, расправив газету.
— Ага. Продолжай.
— Хорошо, здесь написано: «Примерно после полуночи шестого мая возле парка Колтрейн на Таунсенд-стрит был избит и застрелен бездомный мужчина. Каждый год на наших улицах от равнодушия и ненависти умирают сотни бездомных, а город их хоронит и тут же забывает».
— Можешь повторить это снова, — пробормотала Луви.
— «Но этого мужчину забыть будет непросто, — продолжила Синди. — Он был другом для отверженных, для беднейших из бедных. Он был их пастырем, и они любили его. Мы не знаем его имени, но бездомные называли его Скитальцем Иисусом».
У Синди запершило в горле, и, остановившись, она взглянула на Луви и увидела, как та ей улыбается, однако губы женщины дрожали, словно она вот-вот готова была заплакать.
— Он принял у меня роды, когда я рожала старшего на улице, — сказала Луви. — Поэтому у него и был тот крошечный пупс на распятии. Иисус спасает. Иисус спасает. Чем я могу вам помочь, Синди Томас? Только скажите.
— Я хочу знать о нем все.
— С чего начать?
— Вы знаете настоящее имя Скитальца?
Глава 17
Этот мертвец завладел Синди — его сердце, его разум, его душа захватили ее. Мы с Конклином сидели вместе с ней в баре «Пиво Макбейна» — любимом местечке полицейских на Брайант-стрит. Музыкальный автомат заливался «Dancing Queen», а длинная отполированная барная стойка была чуть ли не в три ряда занята оживленной толпой, пришедшей сюда прямиком из здания суда сразу после окончания рабочего дня.
Синди не замечала ничего вокруг.
В ее голосе чувствовалась злость.
— Он принял у нее роды, а она даже не знает его имени. Никто не знает! Если бы только его лицо не было так изуродовано, мы могли бы нарисовать портрет. И тогда кто-нибудь сумел бы его идентифицировать.
Она допила пиво и со стуком поставила пустую кружку на стол.
— Я хочу, чтобы люди поняли его. Хотя бы на минуту оторвали свои носы от светской хроники и осознали, насколько важны такие, как Скиталец Иисус.
— Мы уже поняли, Синди, — ответила я. — Переведи дух. Дай и остальным высказаться!
— Извини, — рассмеялась Синди. — Сидни, — позвала она нашу официантку, подняв руку, — налей мне еще, пожалуйста.
— Мы с Ричем вместо обеда просматривали дела о пропавших без вести и сверяли отпечатки Скитальца.
— Вместо обеда. Вау, — шутливо ответила Синди.
— Эй, только подумай: мы перетащили это дело на самый верх очень толстой стопки активно разрабатываемых дел.
Синди бросила на меня извиняющийся взгляд, но на самом деле никакого сожаления не испытывала. Вот сопля! Я рассмеялась. Что мне еще оставалось?
— Вы что-нибудь отыскали? — спросила она.
— Никаких похожих отпечатков, — ответил ей Конклин. — С другой стороны, в Калифорнии за последние десять лет пропало более двухсот белокожих мужчин средних лет с карими глазами. Я звонил тебе в два тридцать, чтобы ты успела к своему крайнему сроку. Но когда ты сбрасываешь все звонки на голосовую почту…
— В любом случае спасибо, Рич. Я брала интервью и потому выключила звонок.
Принесли еще пива, а когда подали еду, Синди вкратце поведала нам содержание других интервью из «От всего сердца». Прошло совсем немного времени, и я вдруг поняла, что Синди заигрывает с Конклином. Потихоньку справляясь со своей порцией говядины, я наблюдала за их флиртом.
Мое отношение к партнеру претерпело резкий и неожиданный поворот примерно полтора года назад, когда расследование одного дела занесло нас в Лос-Анджелес. Мы тогда поздно поужинали, выпили немного вина и потому пропустили обратный рейс в Сан-Франциско. Было уже поздно, и я потратилась на две комнаты в отеле при аэропорте «Марриотт». Я как раз облачилась в банный халат, когда в мою дверь постучал Конклин. Двумя минутами позже мы уже страстно обнимались, лежа на огромной кровати.
Я нажала на тормоза прежде, чем случилось непоправимое, и при этом чувствовала себя ужасно, была опустошена и разбита. Все казалось неправильным — как если бы солнце вдруг село на востоке. Но я была права, что остановилась, ведь, несмотря на наш разлад с Джо, я по-прежнему любила его. Кроме того, Конклин моложе меня на десять лет, и мы — напарники. К тому же я была его начальником.
После той ночи мы решили игнорировать моменты, когда разряд между нами способен зажечь сирену на нашей машине, когда я забываю, что говорю, и только безмолвно смотрю в светло-карие глаза Ричи. Мы изо всех сил старались избегать таких моментов, при которых прежде Рич бурно объяснялся, как я ему нравлюсь.
Но сейчас был иной момент.
Сейчас инспектор Красавчик вовсю улыбался Синди, а она почти забыла о моем присутствии.
Следовало признать, что Синди и Рич составили бы отличную пару. Оба были одиноки. Хорошо смотрелись вместе, и, казалось, им есть о чем поговорить.
— Рич, — тем временем сказала Синди, — я все налегаю на пиво. Ты уж проследи, чтобы я добралась до дома, ладно?
— Я довезу тебя, — дружески хлопая ее по руке, заверила я. — Моя машина стоит прямо перед баром, и я заброшу тебя домой на обратном пути.
Глава 18
Юки едва не налетела на Фила Хоффмана, когда он выходил из лифта.
— Как ты думаешь, что случилось? — тихо спросил он.
— Непонятно, да? — ответила Юки.
Было десять часов утра. Прошло два дня с того заседания, как они с Хоффманом выступили с заключительной речью, и вдруг сегодня раздается звонок от секретаря судьи и их просят явиться в зал номер 6А.
Юки шла по длинному, окрашенному в светло-желтый цвет коридору рядом с Хоффманом, возвышающимся над ней на добрых тридцать сантиметров, а позади семенил Ники Гейме.
— Возможно, сущие пустяки, — заметила Юки. Мне как-то передали просьбу присяжных произвести денежные расчеты по делу. Подумала, что они рассчитывают дополнительные выплаты для моего клиента. Оказалось — заполняют налоговую декларацию во время обеденного перерыва.
Смеясь, Хоффман открыл одну створку двери в зал, в то время как Гейме распахнул вторую, три юриста вошли внутрь и заняли свои места.
Судья Даффи был уже здесь, как и секретарь с протоколистом; представитель судебного исполнителя, поглаживая усы, стоял перед ложей присяжных.
Даффи снял очки, закрыл свой лэптоп и попросил представителей защиты и обвинения подойти к нему, что они и сделали.
— Старшина присяжных передала мне обращение, — сказал судья. Когда он раскрыл вчетверо сложенный лист, на его лице появилась улыбка. Даффи повернул лист так, чтобы Юки с Хоффманом могли видеть нарисованные на нем черным маркером двенадцать виселиц. Снизу, под виселицами, было написано: «Вашачесть, полагаю, у нас возникли трудности».
— Как? — воскликнула Юки. — Они повесились после?.. Зашли в тупик всего после десяти часов обсуждения?
— Ваша честь, — добавил Хоффман, — пожалуйста, не позволяйте им сдаться так быстро. Это уж слишком!
Юки не могла прочесть выражение лица Даффи, но выражение Хоффмана прекрасно понимала: он испытывал ту же тревогу, злость и растерянность, как и она. Понадобилось несколько месяцев, чтобы подготовить дело к судебному процессу. Неимоверные затраты сил и времени перед самим судом и потом еще шесть недель безупречной, по мнению Юки, работы в течение самого процесса.
Если причиной сочтут нарушение процессуальных норм в ходе судебного разбирательства, то обвинение может решить не тратить дополнительные средства на повторное слушание. Фирма Хоффмана в этом случае тоже может отказаться от повторной защиты.
А значит, Стейси Гленн выйдет на свободу.
— Занимайте свои места, оба. Пока нет необходимости в переводе обвиняемой.
— Мистер Бонавентур, — обратился Даффи к представителю судебного исполнителя, — пригласите сюда присяжных, пожалуйста.
Глава 19
Когда присяжные уселись, поставив на пол свои сумки, мысли Юки завертелись, подобно огонькам сирены на полицейской машине. Она пристально изучала их по мере того, как они входили в зал суда, пыталась прочесть выражения лиц, язык тела.
Кто поверил, что Стейси Гленн невиновна? Сколько из них проголосовало за оправдание и почему?
Старшиной присяжных была Линда Чен, сорокалетняя американка с китайскими корнями, выпускница университета из Лиги плюща и владелица преуспевающей фирмы по недвижимости. Деловая женщина с открытой улыбкой — с Чен было комфортно и Юки, и Хоффману, когда они отбирали присяжных.
Сейчас Юки удивлялась, почему Чен позволила присяжным так быстро сдаться.
Даффи улыбнулся и сказал:
— Я всерьез обдумал ваше обращение. Понимаю, что шесть недель судебного разбирательства стали для вас суровым испытанием и многие хотели бы отправиться домой. Следует сказать, что этот процесс оказался очень дорогим — и дело не только в деньгах, хотя штату Калифорния он стоил немало, — добрую часть года обе стороны усердно трудились, дабы вынести дело на ваш суд. И что у нас есть на данный момент? — продолжал Даффи. — Именно вы — специалисты в деле против Стейси Гленн. Если вы не сможете прийти к единодушному решению, то дело придется рассматривать заново; и нет никакой уверенности, что другая группа присяжных окажется более компетентной или объективной или у них найдется больше мудрости для принятия решения, чем у вас.
Даффи сказал присяжным, что просит их продолжить обсуждение, просит еще раз непредвзято взглянуть на принятое прежде решение, чтобы прийти к единому мнению.
Судья привел им «Обращение Аллена» — заключительный призыв судьи, помогающий преодолеть разлад между присяжными. Правовые пуристы считали его принудительной мерой.
Юки понимала, что это лучший из возможных выходов, однако «Обращение Аллена» могло иметь и негативные последствия. Обиженные присяжные способны из протеста вынести первое же выдвинутое решение, чтобы быстрее закончить процесс.
Очевидно, что самым легким и не оставляющим угрызений совести решением станет единогласное оправдание.
— Я хочу, чтобы у вас была максимально уединенная и удобная обстановка, — тем временем продолжал говорить судья Даффи, — поэтому распорядился подготовить для вас изолированные апартаменты в отеле «Фермонт» на столько, сколько понадобится.
Юки увидела выражение шока на лицах присяжных, когда они поняли, что судья без предупреждения запер их в отеле, лишив телевизора, газет, домашней еды и прочих составляющих повседневной жизни.
Они были недовольны.
Даффи поблагодарил присяжных за содействие суду и, забрав свою банку спрайта, покинул зал.
Глава 20
Телефон Юки зазвонил, едва она вошла в свой кабинет.
— Это я, — раздался голос Леонардо Паризи, заместителя окружного прокурора, по совместительству являвшегося ее начальником, куратором и самым суровым критиком. — Найдется минутка?
Открыв косметичку, Юки освежила помаду, потом затолкала все обратно в сумочку и вышла в коридор.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Ники Гейме, приглаживая копну светлых волос.
— Да. Попробуешь его рассмешить.
— Серьезно?
— Не повредит.
Паризи говорил по телефону, когда Юки постучала по его распахнутой двери. Крутанувшись на стуле, он поднял вверх указательный палец, показывая, что освободится через минуту.
Ему было уже далеко за сорок. Владелец жестких рыжих волос, внушительного живота и слабого сердца, едва не убившего его полтора года назад. В городе его называли Рыжий Пес, и Юки полагала, что Паризи это нравится. Прозвище вызывало в памяти картинку с брызгающим слюной бульдогом в ошейнике с шипами.
Паризи повесил трубку и подозвал Юки и Ники.
— Я все правильно понял? — рявкнул он. — Присяжные «повесились»?
— Да, — ответила Юки еще от двери. — Даффи провозгласил «Обращение Аллена» и изолировал их.
— Серьезно? Что думаешь? Сколько присяжных проголосовало против обвинительного приговора?
— Не знаю, Лен, — ответила Юки. — Но шестеро из них избегали встречаться со мной глазами.
— О Боже! Я рад, что Даффи надавил на них, но не стоит обнадеживаться. — Он покачал головой и риторически спросил: — Какие могут быть затруднения? Это сделала Стейси Гленн.
— Полагаю, все дело в показаниях Роуз Гленн, — предположила Юки. — Когда она сказала: «Моя детка никогда бы не причинила нам вреда». И потому…
Паризи больше не слушал.
— Ладно, мы пока подождем. Гейме, тебе следует постричься. Кастеллано, после обеда помоги Кэти Вэлой. Она зашивается. Вот так. Всем спасибо.
Паризи схватил зазвеневший телефон и повернул кресло к окну.
— Я должен был что-то сказать, — говорил Ники, когда они с Юки шли обратно по коридору. — Но он Даже не взглянул на меня. Я не смог бы выдать ничего остроумного или находчивого. Даже никакого каламбура не пришло в голову.
Юки рассмеялась.
— И поверь, у меня была одна шутка наготове. Ты слышала анекдот о священнике, кролике и бегемоте, которые пошли в бар…
Юки снова засмеялась. Ее сдавленное хихиканье выдавало чудовищное напряжение.
— Ты смешишь меня, — сказала она Ники. — А это что-то значит. Ты поступил правильно, номер два. Увидимся позже.
Юки спустилась в холл и вызвала полицейского, который открывал массивные стеклянные двери, ведущие на Брайант-стрит.
Она быстрым взглядом окинула репортеров, слоняющихся по ступенькам у главного входа. Ее никто не видел — пока.
Хорошо.
Бывало, когда пресса засыпала ее вопросами, а она хотела ответить, то частенько, не подумав, давала прямой ответ. Поэтому стоило Юки увидеть Кэнди Стимпсон — дерзкого репортера из «Экзаминер», как она быстро начала спускаться вниз по лестнице.
— Юки! — закричала Кэнди. — Верно, что дело Гленн можно спустить в унитаз? Как вы себя сейчас чувствуете? Мне нужен только комментарий. Один вонючий комментарий.
— Отвали от меня, Кэнди, — бросила Юки, поворачивая голову к репортеру, при этом она продолжала идти вперед и уже ступила на проезжую часть. — Мне нечего сказать.
— Юки, нет!
Но этого Юки уже не услышала.
Глава 21
Резкий свет ударил Юки в глаза.
— Мам! — закричала она. — Мамочка!
— Все в порядке, — раздался спокойный мужской голос. — Вы в порядке.
Слепящий свет исчез, и она увидела серые глаза с голубым ободком, а после и все лицо. Она не знала этого мужчину, никогда прежде не встречала.
— Кто вы?
— Доктор Чесни, — ответил он. — Джон. А вас зовут?..
— Мисс Кастеллано. Юки.
— Хорошо, — улыбнулся мужчина. — С удостоверением личности совпадает. У меня есть несколько вопросов…
— Какого черта? Что происходит?
— Вы находитесь в отделении «Скорой помощи», — ответил доктор Чесни. На вид ему было тридцать с небольшим, и выглядел он уставшим. — Вы вышли на проезжую часть, и вас сбила машина.
— Нет.
— На ваше счастье, она уже тормозила перед светофором, — продолжил Чесни. — Ваша компьютерная томография оказалась не очень хорошей. Небольшое сотрясение мозга. Вы заработали пару царапин, несколько швов и внушительный кровоподтек на левом бедре, но без переломов. Сколько пальцев я показываю?
— Два.
— А теперь?
— Три.
— Хорошо. Сделайте так. Закройте глаза. Дотроньтесь до кончика носа указательным пальцем левой руки. Теперь то же самое правой. Отлично. Что последнее вы помните?
— У меня внушительный кровоподтек на левом бедре.
Чесни рассмеялся.
— Я имел в виду, что последнее вы помните до столкновения с машиной?
— Меня преследовала репортер…
— Как ее имя?
— Кэнди Трепло Стимпсон.
— Очень хорошо. Она ждет снаружи. Я хотел бы оставить вас здесь на ночь, чтобы понаблюдать…
Но Юки его уже не слушала. Она оглядывалась вокруг, начиная узнавать покои «Скорой помощи», и ее охватил ужас. Она вцепилась в края кровати.
— Какая это больница?
— Муниципальный госпиталь Сан-Франциско.
«Здесь умерла мама!»
— Я хочу проверить вас еще раз утром…
— Черта с два! — ответила Юки. — Я отлично себя чувствую.
— Или вы можете покинуть госпиталь, — продолжил доктор и положил на прикроватную тумбочку бланк. — Это заявление, в котором говорится, что вы отказываетесь от медицинской помощи. Подпишите здесь.
— Ручка найдется?
Чесни дал ей ручку, и Юки подписала там, где он показывал.
— Я выпишу вам рецепт на ацетаминофен. Еще не поздно передумать и остаться здесь на ночь, Юки.
— Нет. Нет, нет, нет.
— Решение за вами. Вот ваш рецепт, — сказал доктор, отрывая листок. — Не мойте голову по крайней мере три дня…
— Вы с ума сошли? Не мыть? Мне нужно работать…
— Слушайте. Посмотрите на меня, Юки, и внимательно послушайте. Вы можете попросить вашего доктора снять швы не раньше чем через десять дней. Если вы подождете тридцать — сорок секунд, медсестра принесет сюда вашу одежду. Советую вам отправиться домой и поспать.
— Простите?
— Езжайте домой спать. И я не шучу. Впредь смотрите, куда идете.
Глава 22
«Я должна выбраться отсюда, — думала Юки. — Должна!»
Закончив одеваться, она скользнула в туфли, распахнула занавески вокруг каталки и двинулась прочь. Ошибившись поворотом, она попала в акушерское отделение и прошла через кафетерий, когда наконец нашла дверь, ведущую в приемную.
Кэнди Стимпсон вскочила, увидев Юки.
— О Боже, Юки! Мне так жаль.
У Кэнди были длинные вьющиеся волосы и огромный бюст. Она обняла Юки, та секунду потерпела, но практически тотчас освободилась и направилась к выходу.
— Который сейчас час? Сколько я здесь пробыла?
Кэнди пошла следом, рассказывая на ходу:
— Сейчас начало шестого. У меня твой портфель и сумочка, а еще твои бумаги. Чтобы предоставить всю информацию, мне пришлось раскрыть твой бумажник. Надо было достать страховку и… о! Я еще записала имя и телефон водителя, сбившего тебя. Она хотела удостовериться, что с тобой все в порядке. Возможно, волновалась, что сбила юриста на своем «бумере»… ха! О, дай мне твой рецепт, Юки. Мы остановимся около аптеки. У тебя дома есть еда? Голова болит?
— Голова?
Кэнди посмотрела на нее и молча кивнула.
Юки подняла руку и дотронулась до левой стороны головы, ощупывая выбритые волосы и швы.
— О не-е-т. Зеркало. Мне нужно зеркало.
Кэнди покопалась в своей сумочке и, достав двойное складное зеркальце, протянула его Юки. Та открыла его и наклонила под утлом. Уставившись на свое отражение широко раскрытыми глазами, она не поверила себе самой.
Слева на голове была выбрита полоска шириной сантиметров в семь, начинающаяся у левого виска и изящным изгибом заходящая за ухо. Черные стежки, похожие на колючих гусениц, шли по самому центру этой выбритой дорожки.
— Посмотри на меня! Я — фрик! — Юки практически кричала на Кэнди.
— Тебе идет быть фриком. Обопрись на меня, дорогая. Я отвезу тебя домой.
Глава 23
Это была еще одна чертовски шикарная ночь в «Арии». Вурлитцер чередовал современные хиты и классические оперные произведения, туристы хмелели от убойного мартини, а завсегдатаи надирались джином с тоником.
Любимица сидела в одиночестве у забитой народом барной стойки, лелея свою тайну, словно только что вылупившегося птенца.
Изящная кареглазая блондинка, выглядевшая лет на десять моложе своих тридцати трех; женщина, которая могла войти в комнату и выскользнуть оттуда так незаметно, будто обладала плащом-невидимкой, словно была супергероем.
Нет худа без добра.
Любимица положила десять долларов на стойку и, забрав свой ирландский кофе, вернулась обратно в ВИП-зал. Там на бильярдном столе в бронзовом гробу лежал Оливер Маккензи — скоропостижно скончавшаяся рок-звезда и ее бывший парень.
Ее любовь к Маккензи длилась шесть месяцев или двадцать семь лет — зависит от того, как считать, — однако закончилась весьма печально несколько дней назад.
Все псу под хвост. Она до сих пор совершенно не могла понять почему. Она любила его, его настоящего: парнишку с впалой грудью, страдающего плоскостопием, одновременно крутого и напуганного, такого же, как в детстве, когда он был просто Микки, а она — его другом.
Однако это для него ничего не значило, и доказательством тому являлась малолетняя бездомная наркоманка с татуировками на лице и кольцом в носу, «настоящая» подружка Маккензи, с которой он встречался все то время, пока Любимица встречалась с ним и узнала об этом последней.
Когда она застала их, Маккензи только взглянул на нее, словно говоря: «Брось. Посмотри, кто я. Чего ты ждала?»
Он даже не сказал: «Прости».
Глядя на обитый шелком гроб, Любимица вынуждена была признать, что выглядел Маккензи хорошо. Он выглядел чистым — в обоих смыслах. Она почувствовала, что в носу защипало, а глаза наполнились слезами, сердце сжалось от горя — то, чего она меньше всего ждала и когда меньше всего ждала.
Вытерев слезы ладонью, она положила ключ от его входной двери в нагрудный карман его кожаного пиджака и прошептала: «Выкуси, засранец!» Потом расписалась в гостевой книге и только затем плюхнулась на софу, чтобы понаблюдать за вечеринкой со стороны.
А что это была за вечеринка!
Ребята из его группы вдыхали кокаиновые дорожки прямо с бильярдного стола. В уголке совещался со своим менеджером Боно. Заскочил отдать дань уважения Вилли Нельсон. Вокруг несли всякий вздор о случившейся трагедии — люди, которых она знала всю жизнь, думающие, что знают ее, — но они были не правы.
Любимица закрыла глаза и стала слушать Джираза, ведущего вокалиста группы Маккензи. Он пел «Темную звезду». После аплодисментов Джираз со словами: «Как ужасно, что ты умер чертовски молодым, парень» — отсалютовал стаканом мертвецу.
Свет погас. Загорелись свечи. Все присоединились к Джиразу, запевшему «Ночной провал». Друзья и фанаты Маккензи думали, что его убили наркотики.
Но Любимица знала — наркотики здесь ни при чем.
Оливер Маккензи был убит.
Она это знала, потому что сама убила его.