Уисти
Это чудовищно. Весь город — одни только злобные лица и глаза, которые смотрят на меня так, словно я — ужасная преступница, хотя, клянусь, это неправда. Стадион забит до предела: люди стоят в проходах, на лестницах, на бетонных заграждениях, а еще несколько тысяч человек обосновались на игровом поле.
Сегодня здесь нет футбольных команд. Они бы и не смогли выбраться из коридоров, ведущих от раздевалок к полю, даже если бы попытались.
Известие об этой мерзости появилось на телевидении и в Интернете. И представители всех дурацких журналов и газет тоже здесь.
Ага, вижу операторов на специально оборудованных площадках, расположенных через определенные интервалы друг от друга по всему стадиону. И есть даже камера, управляемая дистанционно: она перемещается туда-сюда над полем на проводах. Вон она болтается прямо перед сценой, слегка подпрыгивая на ветру.
Так что, вне всяких сомнений, за происходящим наблюдают миллионы — гораздо больше народу, чем кажется. Но сердце мне разбивают те, что находятся здесь, на стадионе. Десятки, а может, даже сотни тысяч любопытных, беспечных или равнодушных лиц… Это пугает.
Глаза у всех сухие, ни намека на слезы. Ни слова протеста. И ногами никто не топает.
Руки со сжатыми в кулаки ладонями не поднимаются в знак солидарности.
Ни намека на то, что кто-нибудь хотя бы думает о том, чтобы ринуться вперед, пробиться через заградительный кордон, увести моих близких в безопасное место.
Для нас, Олгудов, сегодня явно неудачный день.
По правде говоря, когда я смотрю на таймер, мерцающий на гигантских экранах во всех концах стадиона, мне начинает казаться, что сегодня наш последний день.
Именно это внушает толпе очень высокий лысый человек там, наверху, в башне, которую возвели посреди поля, — он похож на гибрид Председателя Верховного Суда и Минга Беспощадного. Я знаю, кто он такой. Я даже с ним знакома. Он — Тот, Кто Избран.
Непосредственно за спиной Избранности находится огромный баннер с литерами «Н.П.» — «Новый Порядок».
А потом толпа начинает скандировать, чуть ли не петь: «Тот, Кто Избран!»
Тот, Кто властным жестом поднимает руку вверх, и его слуги в капюшонах, стоящие на сцене, толкают нас вперед, настолько, насколько позволяют веревки у нас на шеях.
Я вижу своего брата, Уита, красивого и храброго: он смотрит вниз, разглядывает механизм платформы. Размышляет, нет ли способа застопорить его, помешать ему прийти в движение и задушить нас. Спрашивает себя: а вдруг мы в последнюю минуту сможем выбраться?
Моя мать тихонько плачет. Не о себе, конечно. О нас с Уитом.
А вот мой отец: высокий, сутулится, смирившись с судьбой, и улыбается нам с братом, пытаясь подбодрить, напоминая о том, что не стоит вести себя жалко в наши последние мгновения на планете.
Однако я забегаю вперед. Здесь полагается быть предисловию, а не подробностям нашей публичной казни.
Так что давайте вернемся немного назад…