Глава 68
Мэгги Роуз Данн снова во тьме.
Вокруг сновали какие-то тени. Но она знала, кто они, и где она, и почему. Порой в голову приходили мысли о побеге, но она гнала их прочь. Ей было сделано предупреждение. И она о нем помнила.
Если ты попытаешься убежать, Мэгги, тебя не убьют. Это было бы слишком просто. Тебя опять посадят под землю. Ты вернешься в ту могилу. Так что и не пытайся. Даже думать об этом не смей.
Она уже начала забывать многое. Например, порой не могла вспомнить, кто она. Все происходящее казалось ей жутким сном, сплошной чередой ночных кошмаров.
Она мечтала, что мама с папой по-прежнему ищут ее. Но зачем им искать? Ее похитили очень давно, и все думают, что она умерла. Мэгги осознавала это. Мистер Сонеджи увез ее из школы. Но больше она его не видела. Зато было предупреждение. Иногда ей казалось, что она — героиня самой же выдуманного страшного рассказа.
Глаза ее наполнились слезами. Тьма отступала. Проступало утро. Нет, она больше не сделает попытки убежать. Эта мысль ей ненавистна, но очень уж страшно вновь возвратиться под землю.
Мэгги знала, что за тени снуют вокруг. Это были дети. Все в одной комнате большого дома, откуда не было спасения…
Глава 69
Через неделю после окончания суда Джеззи вернулась в Вашингтон, и это показалось мне началом новых свершений. Боже Всемогущий, я вновь готов был жить дальше.
Мы немного поговорили по телефону о ее душевном состоянии. Она сообщила мне одну вещь: раньше все в ее жизни было направлено на карьеру, но теперь ее это совсем не волнует.
Я скучал по ней намного сильнее, чем мог себе представить. Я постоянно о ней думал, даже во время расследования жуткого убийства двух тринадцатилетних подростков из-за пары спортивных туфель. Мы с Сэмпсоном поймали убийцу — он из банды «Черная дыра». Ему пятнадцать. На той неделе мне предложили работу координатора между полицией и ФБР в Вашингтоне. Куда более престижный и высокооплачиваемый пост, нежели мой теперешний, но я решительно отказался. Это была подачка от мэра Карла Монро. Нет уж, спасибо.
Ночами я не мог уснуть, так как все мысли по-прежнему были заняты похищением, как и в первый день расследования. Я не мог взять и выкинуть из головы Мэгги Роуз Данн, не мог не думать о ней. Я не мог себе этого позволить. Я смотрел все новости по телевидению, иной раз даже в три-четыре утра. В старом пабе около церкви Св. Антония я изображал Алекса, умирающего от жажды. Мы с Сэмпсоном на пару выпивали несколько ящиков пива, а потом сгоняли лишний вес в гимнастическом зале. В промежутках мы вкалывали.
В день возвращения Джеззи я сразу поехал к ней домой, по пути слушая болтовню Дерека Мак-Гинти. Он стал мне как брат. Его мягкий голос успокаивал мои нервные боли в желудке. Однажды я даже позвонил ему во время ночной передачи. Изменив голос, я поведал о Марии и детях, слишком долго занимал линию связи…
Джеззи предстала передо мной в дверях, и я был ошеломлен ее видом. В отросших волосах играли солнечные блики, она загорела и выглядела здоровой, как калифорнийский спасатель в августе. При взгляде на нее казалось, что у нее все отлично.
— Ты выглядишь отдохнувшей и прочее, — промямлил я, чувствуя легкую обиду. Все-таки ее отъезд до окончания суда без прощания и объяснений был странным. Что я должен был думать?
Джеззи всегда держала форму, но сейчас она стала еще тоньше, исчезли темные круги под глазами, частенько появлявшиеся от неумеренной работы. На ней были хлопчатобумажные шорты и старая футболка с надписью: «Если не можешь сразить великолепием, ткни в дерьмо». Уж она-то могла сразить великолепием.
— Алекс, мне намного лучше, — мягко улыбнулась Джеззи, — я почти исцелилась.
Мы вышли на веранду, и она сразу упала в мои объятия. Тогда я тоже ощутил себя исцеленным. Прижимая ее к себе, я почувствовал, что слишком долго был одинок в этом странном мире. Я видел себя словно в лунном пейзаже, в полном беспросветном одиночестве. Пора кончать с этим, пора позволить себе вновь полюбить и быть с кем-то.
— Расскажи мне обо всем, что произошло. Каково это — взять и послать все к черту? — попросил я, вдыхая чистый и свежий запах ее волос. Все вокруг нее сияло жизнью и обновлением.
— Послать все к черту — просто замечательно. С шестнадцати лет мне не приходилось бездельничать. Первые несколько дней было слегка не по себе. А уж потом я привыкла. — Она спрятала голову у меня на груди и шепнула: — Но было кое-что, по чему я скучала. Я хотела, чтобы ты был со мной. Извини — звучит так банально.
Но именно это я и жаждал услышать.
— Так я бы приехал!
— Нет, я должна была сделать то, что сделала. Нужно было все обдумать самой. Я не позвала никого, ни единой души. Зато я многое узнала о себе самой, о том, кто такая Джеззи Фланаган.
Взяв ее за подбородок, я заглянул ей в глаза:
— Расскажи мне о ней!
И мы, рука в руке, вошли в дом.
Нет, Джеззи не стала распространяться о себе и о том, что она осознала в своем домике на озере. Мы просто вернулись к нашим старым привычкам, по которым, сознаюсь, я очень скучал. Мне нужно было выяснить, любит ли она меня по-прежнему, и насколько ей хотелось вернуться в округ Колумбия. Я ждал знака от нее.
Она расстегивала мою рубашку, и я не собирался ее останавливать.
— Я скучала по тебе, Алекс, — раздался шепот у самой моей груди. — А ты скучал?
Я улыбнулся: лучшим ответом на сей вопрос служило мое физическое состояние.
— Угадай сама!
В тот вечер мы слегка обезумели. Я не удержался от воспоминаний о ночи, когда за дверью нашей комнаты в мотеле нас подстерегли журналисты из «Нэшнл стар». Да, Джеззи стала еще стройнее и изящнее, еще совершеннее во всех смыслах.
— Кто из нас темнее? — усмехнулся я.
— Конечно, я. Как кофейное зерно — так говорят у нас на озере.
— Ты поражаешь великолепием!
— Угу. И долго мы будем смотреть и разговаривать, даже не касаясь друг друга? Может, расстегнешь на мне остальные пуговицы? Ну-ка, будь добр!
— А тебе точно этого хочется? — не без труда выговорил я.
— Угу. Почему бы тебе не снять рубашку?
— Ты намеревалась рассказать, кто ты такая и что узнала во время своего чудесного исцеления, — напомнил я. Исповедник и любовник в одном лице. Женская сексуальная мечта.
— Алекс, ты можешь поцеловать меня, если хочешь, конечно. Можешь сделать так, чтобы соприкасались только наши губы?
— Ммм… я в этом не уверен. Дай-ка, я перевернусь… Почему это ты все время затыкаешь мне рот?
— К чему мне это, доктор-детектив?
Глава 70
Я вновь с головой ушел в работу. Я дал себе обещание, что непременно доведу до конца дело о похищении. Черный Рыцарь не будет побежден.
Однажды промозглым, холодным, дождливым вечером я пустился в утомительный путь, чтобы еще раз встретиться с Ниной Серизьер. Все же девчушка — единственный человек, видевший сообщника Гэри Мерфи. К тому же мы все-таки жили по соседству.
Почему я бреду по Лэнгли-Террас поздно вечером под холодным накрапывающим дождиком? Потому что у меня до сих пор нет достаточной информации о похищении, случившемся восемнадцать месяцев назад. Потому что в последние тридцать лет своей жизни я привык доводить любое дело до конца. Потому что мне нет спасения от печального взгляда Мустафы Сандерса. Потому что я обязан узнать правду о Сонеджи-Мерфи. Такие слова я говорил сам себе.
Глори Серизьер не выказала никакой радости по поводу моего появления на пороге дома. Минут десять мне пришлось простоять перед входной дверью, прежде чем она соизволила ее открыть. Периодически я принимался стучать по алюминиевой обивке.
— Детектив Кросс, вам известно, который час? Почему вы не оставите нас в покое? — Она наконец распахнула дверь. — Нам и без того тяжело вспоминать о Сандерсах. Мы не нуждаемся в бесконечных напоминаниях!
— Мне это известно. — Я полностью соглашался с высокой решительной женщиной, которой явно было под пятьдесят. Она пристально разглядывала меня своими миндалевидными глазами. Изумительной красоты глаза на малосимпатичном лице.
— Речь идет об убийствах, миссис Серизьер, о зверских убийствах.
— Но убийца пойман и осужден, — напомнила она. — Вы слыхали об этом, детектив Кросс? Вы вообще читаете газеты?
Я почувствовал, что разговор зашел не в ту степь. Наверное, она подозревает, что я чокнутый. Сообразительная женщина.
— Ах, Боже мой. — Я покачал головой и громко расхохотался. — Знаете что, а ведь вы абсолютно правы. Я замотался до чертиков. Честное слово, прошу извинения.
Это ее обезоружило. Глори Серизьер улыбнулась в ответ доброй, кривоватой улыбкой.
— Так пригласите же бедного ниггера на чашечку кофе! Я, конечно, чокнутый, но по крайней мере знаю об этом. Впустите же меня, наконец!
— Ну, ладно, ладно. Заходите, детектив. Поговорим еще разок. Так уж и быть.
— Да, так уж и быть, — согласился я. Мне удалось войти к ней в доверие, лишь сказав правду.
В ее крошечной кухне мы пили плохой растворимый кофе. Обнаружилось, что она совсем не прочь посудачить. Мне было задано огромное количество вопросов о том, как проходил суд. Ее живо интересовало, как чувствуешь себя, когда даешь интервью для телевидения. Как и многие другие, она проявляла любопытство относительно актрисы Кэтрин Роуз. К тому же у Глори Серизьер была собственная теория о похищении.
— Этот тип тут ни при чем, Гэри Сонеджи или Мерфи, как его там. Кто-то выдал себя за него, понимаете? — Она рассмеялась, веселясь, что делится своими безумными идеями с чокнутым копом.
— Окажите мне еще раз услугу, — попросил я, подойдя окольными путями к нужной теме. — Напомните еще разок, что рассказывала Нина об увиденном ночью? Повторите все как можно подробнее.
— Да на что вам это сдалось? И почему именно сейчас, в десять вечера? — Глори потребовала разъяснений.
— И сам не знаю, — откровенно признался я, отхлебывая мерзкий напиток. — Возможно, из-за того, что нужно узнать, почему именно на меня пал выбор в Майами. Точно не знаю зачем, однако я здесь, перед вами.
— Вы прям свихнулись на этом похищении, так ведь?
— Да, точно, прям свихнулся. Расскажите еще разок, что видела Нина. О человеке, который сидел в машине с Сонеджи.
— Наша Нина с раннего детства любила сидеть у окна на лестничной клетке. Это ее любимое место. Свернется там калачиком и читает книжку или с кошками возится. А то и просто смотрит на улицу. Однажды она заметила этого Гэри Сонеджи, белого. Здесь ведь мало белых по соседству, все больше черные да латины. Она обратила на него внимание, и он казался ей все более подозрительным. Как она вам и говорила. Он наблюдал за домом Сандерсов. Как будто выслеживал кого. А другой, тот, что был в машине, как будто выслеживал его самого.
Вот оно! Мой уставший мозг сумел ухватить эту ключевую фразу. Глори Серизьер собралась продолжать, но я ее остановил:
— Вы только что сказали, что человек в машине выслеживал Гэри Сонеджи. Вы сказали, что он его выслеживал.
— Неужели я так сказала? Я уж и забыла. Нина говорила, что они вроде бы были вместе. Одна команда — что-то в этом роде. Но иногда она говорила, что вроде бы один выслеживал другого.
Я помню, что она так говорила. Я в этом уверена. Сейчас позовем Нину, а то вы уже сбили меня с толку.
Вскоре мы сидели втроем. Миссис Серизьер помогла нам общаться, и Нина в конце концов разговорилась. Да, она убеждена, что человек в машине следил за Гэри Сонеджи. Они не были вместе. Нина точно помнит, что он именно выслеживал Гэри. Она совсем не помнит, белый он или чернокожий. Она не упоминала об этом, так как не считала важным, к тому же полиция тогда задала бы еще кучу вопросов. Как и все дети Саут-Иста, Нина боялась и ненавидела полицию.
Итак, человек в машине следил за Гэри Сонеджи.
Быть может, никакого напарника не было, а просто был некто, выслеживающий Гэри Сонеджи-Мерфи, в то время, как тот выискивал потенциальных жертв. Кто бы это мог быть?
Глава 71
Мне позволили посетить Сонеджи-Мерфи, но лишь в связи с расследованием дел Сандерсов и Тернера, преступлениям, по которым, скорее всего, никогда не начнется судебное разбирательство, однако не в связи с преступлением, имеющим все шансы остаться нераскрытым. Такова логика нашей бюрократии.
Сейчас Гэри находился в Фаллстоне, где у меня был приятель. Уоллеса Харта, главного психиатра Фаллстона, я знал еще с начала своей службы в полиции. Уоллес встретил меня в фойе.
— Приятно такое внимание к моей особе, — сказал я, пожимая ему руку. — Впервые с этим встречаюсь.
— Ну, ты ж теперь знаменитость, я тебя видел по ящику!
Уоллес — чернокожий маленького роста со внешностью ученого: вечные очки с круглыми стеклами и мешковатые синие костюмы. Нечто среднее между Джорджем Вашингтоном Карвером и Вуди Алленом. Он одновременно похож на негра и на еврея.
— Как твое впечатление о Гэри? — поинтересовался я в лифте. — Образцовый заключенный?
— Ну, у меня к психопатам особое отношение. Я чертовски их люблю. Вообрази себе жизнь без истинных мерзавцев: сплошная скука!
— Ты не допускаешь возможности раздвоения личности — так я тебя понял?
— В принципе допускаю, но весьма осторожно. Слишком силен в нем мерзавец. Я вообще удивляюсь, как он сунул свою задницу в вашу ловушку, как он вообще дал себя поймать.
— Хочешь услышать фантастическую теорию? Гэри Мерфи сам поймал Сонеджи. Он не смог с ним справиться и дал его схватить.
Маленькое личико Уоллеса озарила широченная ослепительная улыбка.
— Алекс, я в восторге от твоих сумасшедших идей, но неужто ты и впрямь в это веришь? Что одна сторона выдает другую?
— Да нет. Просто хотелось узнать, как ты это воспримешь. Он, конечно, психопат во всех смыслах, но нужно узнать, насколько далеко это зашло. Когда я его наблюдал в последний раз, признаки параноидального расстройства были очевидны.
— Вот тут я согласен. Он переутомлен, недоверчив, требователен, самонадеян. Впрочем, как я уже сказал, мне этот тип интересен.
Увидев наконец Гэри, я был слегка шокирован. Глаза его запали, веки покраснели, словно от конъюнктивита. Кожа на лице туго обтягивала череп. Он потерял в весе, на мой взгляд, фунтов тридцать, но выглядел по-прежнему опрятно.
— Я слегка подавлен. Здравствуйте, доктор, — сразу объявил он мне со своей койки. Это был Гэри Мерфи — так мне, по крайней мере, сейчас, казалось.
— Здравствуйте, Гэри. Я не мог не прийти.
— Так долго никто не приходил… Вам что-то от меня нужно? Попробую угадать: вы пишете обо мне книгу. Хотите стать как Энн Рул?
Я помотал головой:
— Мне давно уже хотелось повидать вас, но для этого нужно разрешение. Я пришел поговорить об убийствах Тернера и Сандерсов.
— Правда? — Он казался покорным, пассивным и ко всему равнодушным. Вид его мне не нравился: казалось, что личность его на грани полного распада.
— Мне разрешено говорить лишь об этих преступлениях. Если предпочитаете, можем побеседовать о Вивиан Ким.
— Если так, то говорить нам не о чем. Я ничего не знаю об этих убийствах — я ведь не читаю газет. Клянусь жизнью моей дочери! Может, наш друг Сонеджи знает. Но не я, Алекс, не я.
Казалось, ему нравится называть меня Алексом. Все-таки хоть где-то у него есть друг — должно быть, приятно это сознавать.
— Ваш адвокат должен был говорить с вами об этих убийствах. В этом году будет еще одно судебное разбирательство.
— Я больше не встречаюсь с адвокатами — это бессмысленно. К тому же такие дела едва ли пойдут в суд. Слишком дорогое удовольствие.
— Гэри, — я вновь говорил с ним как со своим пациентом, — я хочу снова загипнотизировать вас. Вы подпишете все необходимые бумаги? Мне очень важно поговорить с Сонеджи. Позвольте мне это сделать.
Гэри Мерфи улыбнулся, покачивая головой. Наконец он кивнул:
— Честно говоря, я и сам хотел бы побеседовать с ним. Если мне удастся, я убью его. Убью Сонеджи. Так, как он убивал тех, остальных.
В тот вечер я намеревался встретиться с бывшим агентом Секретной службы Майком Дивайном. Это был один из тех двух агентов, закрепленных за Голдбергом и его семьей. Меня интересовало его мнение о теории «сообщника». Майк Дивайн добровольно ушел в отставку примерно через месяц после похищения. Из-за того, что ему было уже сорок, я сделал вывод, что его просто попросили со службы. Мы с ним проговорили пару часов, сидя на его каменной террасе с видом на Потомак.
У Дивайна уютная, со вкусом обставленная квартира. Он великолепно выглядел: румянец и свежий загар — наилучшая реклама пользы ранней отставки. С виду он напоминал Тревиса Мак-Ги из романов Джона Макдональда: отлично сложен, выражение лица свидетельствует о сильном характере. «А он неплохо себя чувствует, уйдя со службы в полиции», — подумалось мне. И с виду — прямо-таки киногерой: копна вьющихся каштановых волос, открытая улыбка, изобилие баек.
— Нас с напарником просто вышвырнули, как вы догадываетесь, — признался Дивайн после пары кружек пива. — Босс и не подумал вступиться за нас.
— Что ж, это дело получило такую огласку, что просто должны были явиться герои и злодеи, — философствовал я, смакуя холодное пивко.
— Вероятно, оно и к лучшему, — заключил Майк Дивайн. — А вы не подумывали начать все сначала, пока еще есть силы и энергия? Пока Альцгеймер дремлет?
— Да, подумывал о частной практике. Я ведь психолог. Иногда провожу кое-какие исследования для себя.
— Но слишком сильно любите Работу, чтобы оставить ее? — усмехнулся Майк Дивайн и прищурился на солнечные блики, пляшущие по воде. Вокруг террасы летали морские серые птицы с белыми грудками. Как чудесно было вокруг!
— Послушайте, Майк, помогите мне восстановить пару дней, предшествовавших похищению.
— Да у вас просто навязчивая идея, Алекс. Я самолично обследовал каждый дюйм территории и, поверьте, ничего не нашел: это совершенно гнилое занятие. Я много чего пытался и остался ни с чем.
— Да, я вам верю. Но меня очень интересует та машина, последняя модель седана, что видели на Потомаке. Возможно, «додж», — это автомобиль, который Нина Серизьер приметила в Лэнгли-Террас. — Вы не замечали темно-синий или черный седан на Соррелл-авеню или где-нибудь в районе Вашингтонской частной школы?
— Да нет! Я тот день буквально воссоздал по крупицам. Вы можете свериться с записями в наших ежедневных отчетах. Никакой таинственной машины не было обнаружено.
Мы с Дивайном поболтали еще немного. Он не сообщил ничего нового. В конечном счете я заново выслушал его восхваления жизни на пляже, рыбной ловле, игре в мяч и прочему. Его новая жизнь только начиналась, и он не терзался по поводу дела о похищении детей Даннов и Голдбергов.
И все же смутное беспокойство не оставляло меня: мозг все сверлила мысль о сообщнике или наблюдателе. Помимо того, я нутром чувствовал, что с Дивайном и его напарником Чакли что-то связано. Поганое ощущение: интуиция подсказывала мне, что они знают больше, чем говорят, но чем это подтвердить?
В конце концов, разогревшись, как десятидолларовый пистолет, я решил в тот же вечер обратиться к бывшему партнеру Дивайна. После увольнения Чакли с семьей обосновался в Темпе, Аризона. У нас полночь, стало быть, в Аризоне часов десять вечера. Не так уж поздно, решил я, набирая телефонный номер.
— Чарльз Чакли? Это детектив Алекс Кросс из Вашингтона, — любезно представился я. На том конце провода — неуютное зловещее молчание. Мне показалось странным, что он враждебно настроен: это усилило подозрения по поводу бывших агентов.
— Что, к чертовой матери, вам нужно? — вдруг заорал Чакли. — Как вы смеете сюда мне звонить? Я уволился из Службы, пытаюсь забыть все, что со мной произошло. Оставьте меня в покое! Держитесь подальше от меня и моей семьи!
— Простите за беспокойство, но… — начал было я, однако собеседник немедля перебил:
— Отвяжитесь! Отвяжитесь — и все! Не лезьте в мою жизнь!
Ведя этот эмоциональный разговор, я вспоминал внешность Чарльза Чакли. Я видел его сразу после похищения. Ему лишь пятьдесят один, но выглядел он на все шестьдесят: жирное брюхо — от неумеренной любви к пиву, остатки жидких волос на голом черепе, полные печали глаза. Чакли — живой пример того, какой вред причиняет Работа, если ей это позволить.
— К несчастью, я еще занимаюсь парой убийств, — пояснил я в надежде на его понимание, — подозревают Гэри Сонеджи-Мерфи. Он тогда вернулся, чтобы убить учительницу, Вивиан Ким.
— Вы же обещали не беспокоить меня! Почему бы вам не сделать вид, что никогда не звонили? Тогда я сделаю вид, что не брал трубку! Долго еще мы будем ходить вокруг да около?
— Послушайте, я ведь могу вас вызвать повесткой. Вы отлично это знаете. И тогда мы продолжим нашу беседу в Вашингтоне. Или мне наведаться к вам в Темп? Ну что ж, ждите как-нибудь вечерком на барбекю…
— Эй, эй. Кросс! Вы что, рехнулись? Чертово дело закрыто. Оставьте его в покое, да и меня тоже.
Что-то странное звучало в его голосе. Казалось, он сдерживается из последних сил.
— Сегодня я разговаривал с вашим бывшим напарником Дивайном, — сообщил я. Это убедило его продолжить.
— Вот как? Вы разговаривали с Мики Дивайном? Я и сам иногда с ним болтаю.
— Рад за вас обоих. Через минуту оставлю вас в покое, но ответьте на два вопроса.
— Хватит с вас и одного, — грубо отрезал Чакли.
— Не припомните ли вы темного седана последней модели, припаркованного на Соррелл-авеню? Или где-то рядом с домами Голдбергов или Даннов? За неделю или около того перед похищением?
— Да нет же, о Господи, нет, черт возьми! Все записано в наших ежедневных отчетах. Дело о похищении закрыто! И все тут! До свидания, детектив Кросс!
И Чакли повесил трубку.
Весь этот разговор показался мне очень странным. Неизвестный наблюдатель завладел всеми моими помыслами. Это — потерянная нить, слишком важная, чтобы проигнорировать ее. Нужно поговорить с Джеззи о Майке Дивайне и Чарли Чакли, об их ежедневных отчетах. Тут дело нечисто: они явно что-то утаивают.
Глава 72
Весь день мы с Джеззи пробыли в ее домике на озере. Ей нужно было выговориться, поведать о том, как она переменилась, что узнала о самой себе в дни своего добровольного одиночества. И здесь, в Непонятно Где, произошли два очень странных события…
В пять утра мы выехали из Вашингтона и к половине девятого добрались до озера. Было уже третье декабря, но погода напоминала октябрьскую: воздух прогрелся до семидесяти градусов (по Фаренгейту), с гор поддувал освежающий ветерок. Над водой резвились десятки всевозможных птиц. Отпускники давно уехали, так что озеро было в нашем полном распоряжении. Около часа мы гоняли на моторной лодке, ее рев пробуждал ассоциации с автомобильными гонками. Нас было двое в лодке и на всем озере.
По обоюдному согласию мы не стали сразу же обсуждать серьезные проблемы, выкинув временно из головы Дивайна, Чакли и последние теории насчет похищения. Вторая половина дня была посвящена восхитительному путешествию по еловому лесу. Мы побрели вдоль кристально чистого ручья, терявшегося где-то в горах. Джеззи была прелестна без косметики и с развевающимися волосами. На ней были джинсовые шорты и спортивная толстовка с лейблом университета Вирджинии. Ее голубые глаза сочетались с небесной синевой.
— Я уже говорила, что узнала многое о себе, Алекс, — делилась Джеззи в то время, как мы все дальше углублялись в лес. Она говорила по-детски тихо и мягко.
Я внимательно вслушивался в каждое слово, желая узнать о Джеззи все.
— Я расскажу о себе. Именно сейчас, когда я готова к разговору, я скажу тебе, как и почему, и прочее.
Я кивнул.
— Мой отец… Он был неудачник. Он мог бы преуспеть, если б захотел, но он родился в лачуге, и это наложило на него неизгладимый отпечаток. Он постоянно во что-нибудь влипал из-за своего негативного отношения к окружающему его миру. При этом его не волновало, каково приходится мне или матери. Когда ему было уже за сорок, он стал заядлым пьяницей. Так и окончил свои дни — без единого друга и фактически без семьи. Мне кажется, именно поэтому он и наложил на себя руки. Он покончил самоубийством, Алекс! Он сделал это в своей машине. Никакого сердечного приступа не было — это ложь, сочиненная мной для колледжа.
Дальше мы побрели молча. До этого Джеззи лишь раз или два упоминала о своих родителях. Я знал, что они алкоголики, и никогда не подталкивал ее к этим разговорам, в основном потому, что ничем не мог помочь. Я полагал, что она заговорит о них сама, когда сочтет нужным.
— Я не хотела быть неудачницей, как мои родители. А они именно такими себя и видели. Они так и разговаривали. У них всякое самоуважение отсутствовало. Я не могла себе позволить быть такой.
— А кем ты их видела?
— Неудачниками, думаю. — По ее губам скользнула виноватая улыбка — болезненная и честная. — При этом оба были невероятно умны и эрудированны. Они знали все обо всем, прочитали все на свете книги. Умели поддержать разговор на любую тему. Вот ты бывал когда-нибудь в Ирландии?
— Я был однажды в Англии, по полицейским делам. Это единственный случай, когда я посетил Европу. Вообще, у меня нет средств на такие поездки.
— В некоторых ирландских деревнях люди умеют поразительно четко и грамотно выражать свои мысли, но при этом живут в дикой бедности. Это «белые гетто». Там каждый третий дом — кабак. В этой стране тоже полно образованных неудачников. Я не хотела стать такой. Я уже рассказывала об этом моем кошмаре. Поэтому я так училась в школе. Мне нужно было во всем быть первой, не важно, какой ценой. Затем — в министерстве финансов. Я быстро продвигалась и была довольна своей карьерой и жизнью в целом.
— Но после дела о похищении тебя сделали козлом отпущения и ты перестала быть «отличницей».
— Именно так — со мной покончено. Агенты принялись судачить за моей спиной… Итак, я бросила службу. Мне не оставили выбора. Конечно, все это дерьмо. Жуткая несправедливость. Вот я и приехала сюда — разобраться в себе. Мне нужно было это сделать самостоятельно.
И здесь, в самой чаще леса, Джеззи обняла меня. Раздалось тихое всхлипывание. Раньше я не видел ее плачущей. Я крепко обнял Джеззи. Мне еще не приходилось чувствовать себя таким близким ей. Она сказала горькую правду. Мне предстояло ответить ей тем же.
Мы тихонько разговаривали в абсолютно уединенном местечке, как вдруг явилось ощущение, что за нами наблюдают. Я скосил глаза вправо, не поворачивая головы. В лесу кто-то был. За нами следили.
Еще один наблюдатель!
— Джеззи, здесь кто-то есть. Справа, за тем холмом, — шепнул я. Она не повернула голову — в ней крепко засели повадки копа.
— Ты уверен, Алекс?
— Да. Можешь мне поверить. Давай разделимся. Если он или они вздумают убегать, мы их догоним.
Мы разделились и пошли с двух сторон к холмику, где я заметил наблюдателя. Кем бы он ни был, это его спугнет.
И точно — он убегал!
Это был мужчина в спортивных туфлях и темном спортивном костюме с капюшоном, который делал его незаметным среди листвы. О его весе и телосложении я не мог сказать ничего. Пока. Мы с Джеззи неслись за ним добрую четверть мили, но никак не могли сократить расстояние, поскольку оба были босиком. Мы даже отстали на несколько ярдов. Ветки хлестали по нашим рукам и лицам. Наконец, мы выбежали из сосновых зарослей на проселочную дорогу, как раз вовремя, чтобы услышать шум автомобильного двигателя. Машину увидеть не удалось — мы не добежали до поворота.
— Черт, как странно! — воскликнула Джеззи. Мы стояли у обочины, переводя дыхание, пот струился по лицам, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Кому известно, что ты здесь? Хоть один человек это знает?
— Никто! Это и странно! Да кто ж там мог быть? Это уже пугает. Что ты думаешь, Алекс?
У меня было полно гипотез по поводу наблюдателя, которого видела Нина Серизьер, и самая простая была, как водится, самой вероятной: за Гэри Сонеджи следила полиция. Но кто именно? Из моего подразделения или из отдела Джеззи? Вот это действительно пугало.
Мы вернулись в домик еще до темноты. В воздухе ощущалась прохлада. Мы развели огонь и приготовили ужин, которым можно было насытить как минимум четверых. Тут была и сладкая кукуруза, и целая миска салата, и громадные порции бифштекса, и тонкие французские белые вина.
После ужина завязался разговор о Майке Дивайне, Чарльзе Чакли и наблюдателе. Но тут Джеззи ничем не смогла помочь. Она полагала, что я ищу не там. Чакли — просто раздражительный тип, способный озвереть из-за самого факта звонка к нему домой. Он всегда был слегка помешан на Работе, а теперь помешан на своей вынужденной отставке. По ее мнению, Майк Дивайн и Чарли Чакли были пусть не самыми лучшими агентами, но отнюдь не бездельниками. Если б у Голдбергов произошло что-то странное, это бы от них не ускользнуло. Они аккуратно составляли ежедневные отчеты, но ни один из них не был настолько умен, чтобы утаивать информацию. В этом Джеззи была убеждена.
Она не сомневалась в том, что Нина Серизьер видела припаркованную машину, стоявшую на улице в ночь перед убийством Сандерсов, но никак не могла поверить, что кто-то наблюдал за Сонеджи-Мерфи. Как, впрочем, и в то, что Сонеджи сам находился там.
— Больше я не занимаюсь этим делом, — наконец заявила Джеззи. — Я не представляю интересов министерства финансов или еще чего-нибудь. И вот мое мнение, Алекс: почему бы и тебе все это не бросить? Все кончено. Пусть так оно и останется.
— Не могу. Так не принято за Круглым Столом короля Артура. Я не брошу дела о похищении. Всякий раз, когда я пытаюсь это сделать, вдруг возникает что-то, заставляющее меня вернуться к нему.
Тем вечером мы необычно рано отправились в постель — было лишь четверть десятого. Роскошные вина сделали свое дело, пробудив в нас не только страсть, но еще теплоту и нежность. Мы ласкались и шутили, долго не засыпая. Джеззи обращалась ко мне «сэр Алекс, Черный Рыцарь Круглого Стола», а я к ней — «Леди Озера». Наконец перешептывания закончились и мы мирно уснули в объятиях друг друга.
Не помню, во сколько я проснулся. Я здорово замерз, лежа поверх одеяла. Слышался треск горящего дерева, по комнате гуляли отблески пламени. Я удивился, почему в комнате стоит такой холод, хотя камин все еще горит? Глаза мои видели одно, а тело чувствовало другое. Несколько секунд я обдумывал, как такое может быть. Натянув одеяло до подбородка, я вглядывался в отблески пламени на оконных стеклах. Они казались странными.
И все же как удивительно снова быть здесь, в самом сердце Непонятно Где с Джеззи. Я уже не мыслил себя без нее. Возникло желание разбудить ее, чтобы снова поговорить обо всем и ни о чем. Леди Озера и Черный Рыцарь. Звучит как у Джеффри Чосера — несколько старомодно для девяностых годов…
И тут меня осенило: ведь пламя, играющее бликами на стеклах, горит не в камине. Вскочив с постели, я подбежал к окну. Тут я стал свидетелем того, о чем много раз слышал, но никогда не предполагал увидеть.
На лужайке перед домиком Джеззи ярко горел крест.
Глава 73
Исчезнувшая девочка по имени Мэгги Роуз. Преднамеренные убийства. Леденящее душу убийство Вивиан Ким.
Психопат. Гэри Сонеджи-Мерфи. Сообщник. Таинственный наблюдатель. Горящий крест в Северной Каролине. Когда мне удастся собрать воедино все кусочки мозаики? И можно их вообще объединить в целостную картину? С того самого момента в домике Джеззи и до конца мое воображение заполняли самые невероятные образы. Я не мог оставить это дело, как предлагала Джеззи. События последующей недели лишь усилили мой параноидальный бред.
В понедельник я вернулся с работы поздно. Пока я шествовал от входной двери в кухню, Джанель и Деймон скакали вокруг, выкрикивая:
— Телефон! Телефон! Телефон!
В кухне Нана протянула мне трубку, пояснив, что это Уоллес Харт из тюрьмы Фаллстон.
— Прости, Алекс, что беспокою тебя дома, — извинился Уоллес, — но не мог ты бы сейчас подъехать? Это очень важно.
Разговаривая, я пытался снять пиджак и уже выпростал одну руку. Дети помогали мне — очень своеобразная помощь, скорее походящая на баловство.
— А что, собственно, стряслось, Уоллес? Сегодня я устал. — Я показал Деймону и Джанель язык. — Дома у меня два маленьких дела… Впрочем, ничего неотложного…
— Он зовет вас, хочет говорить только с вами. Уверяет, что это очень важно.
— А до завтра нельзя подождать? У меня был слишком длинный день. К тому же не представляю, что нового может мне сообщить Гэри Мерфи.
— Он — Сонеджи, — пояснил Уоллес Харт. — С тобой хочет говорить Сонеджи.
Я на секунду утратил дар речи. Затем выпалил:
— Уже еду.
Через час я был в Фаллстоне. Гэри держали на верхнем этаже здания — такой чести удостаивались лишь избранные, вроде Сквики Фромма и Джона Хинкли. Это было престижное местечко, именно то, чего Гэри добивался.
Когда я вошел, Гэри возлежал на своей узенькой койке поверх одеяла под бдительным присмотром дежурного. Он находился под специальным надзором.
— Хочу поместить его на ночь в одиночку, — сказал Уоллес Харт. — Подержать его там немного — пока не поймем, что с ним творится. Его куда-то заносит…
— Авось куда-нибудь да занесет. Уоллес согласно кивнул.
Войдя в камеру Гэри, я уселся без приглашения. Мне надоело спрашивать разрешения у разных людей. Гэри лежал, уставясь в потолок. Казалось, он весь ушел в себя. Но я был уверен, что он знает о моем присутствии. Алекс здесь, тут!
— Добро пожаловать в психушку, доктор, — вдруг произнес он невыразительным монотонным голосом. — Знаете, что такое психушка?
Это был Сонеджи.
— Тюремные больницы в России. Для политических заключенных в Советском Союзе.
— Вот именно. Очень хорошо, — и он уставился на меня. — Хочу заключить с вами сделку. Дело чистое.
— Я не уполномочен заключать сделки.
— Мне надоело терять здесь время. Не могу больше изображать Мерфи. Неужели вам неохота узнать, что такое Сонеджи? Конечно, вы хотите! Вы станете знаменитостью! Сделаетесь важной персоной и сможете вершить большие дела, доктор Кросс.
Я не верил, что он находится в состоянии ухода от реальности. Складывалось впечатление, что он отлично контролирует ситуацию. Был ли он действительно на самом деле Гэри Сонеджи? Плохим Мальчишкой? С самой первой нашей встречи? Да, был — вот мой диагноз. Его и буду придерживаться.
— Так вы все еще со мной? — спросил он со своей кушетки, лениво вытягивая длинные ноги и поигрывая босыми пальцами.
— Так вы говорите, что все это время находились в полном сознании? Никакого раздвоения личности не было? Вы просто играли две роли. А сейчас устали изображать Гэри Мерфи?
Сонеджи внимательно и напряженно всматривался в меня. Пристальный этот взгляд был холодным и пронизывающим. Порой для тяжелых шизофреников выдуманная жизнь куда важнее реальной.
— Верно, Алекс. Ты совершенно прав. Ты куда сообразительнее остальных. Горжусь тобой. Только ты и интересуешь меня, уже давно приковываешь мое внимание.
— Но чего же ты хочешь, Гэри? — Я старался, чтобы он не отклонялся в сторону. — Что я могу сделать для тебя?
— Мне необходимо несколько маленьких вещей. Но главное, я просто хочу быть самим собой, так сказать. Хочу, чтобы о моих достижениях знали все.
— А что мы получим взамен? Сонеджи улыбнулся мне:
— Я поведаю, что случилось на самом деле. С самого начала. Я помогу тебе разобраться в этом деле. Расскажу все.
Я ждал продолжения, вспоминая заявление в ванной Сонеджи: «Хочу быть кем-нибудь!»
— Я планировал убить обоих детей. Не мог больше ждать. Вы знаете, что я страдаю этой штукой — любовью-ненавистью к детям. Все эти отрезанные груди и побритые гениталии потому, что мои жертвы должны походить на детей. Так или иначе, убийство — всегда логичное завершение дела.
Сонеджи снова улыбнулся странной улыбкой, словно сознавался в невинной лжи.
— Так вас все еще интересует, почему я все-таки решился на похищение? Почему выбрал эту Мэгги-Розочку и Сморчка Голдберга?
Используя эти уменьшительные имена, он удачно изображал дерзость, откровенно наслаждался ролью Плохого Мальчишки, демонстрировал черный юмор, накопленный за месяцы.
— Продолжайте, Гэри, я внимательно слушаю. Меня интересует все, что вы скажете.
— Знаете, — признался он, — по моим подсчетам, я убил около двухсот человек. Среди них полно детей. Я всегда делал то, в чем испытывал потребность в данный момент.
На его губах вновь возникла мерзейшая улыбка. Гэри Мерфи, примерный муж и отец из Уилмингтона, штат Делавэр, исчез бесследно. С детства ли он был убийцей?
— Это все правда или вы хотите поразить меня?
— К чему мне это? — Он пожал плечами. — Будучи мальчиком, я проглатывал целые тома о деле Линдбергов. Затем обо всех известных преступлениях! Я скопировал себе все статьи, найденные в Принстонской библиотеке. Я уже кое-что говорил вам, да? Как я был очарован, околдован этой навязчивой идеей — похищать маленьких детей. Чтобы они полностью были в моей власти… Я хотел мучить их, как беззащитных маленьких птичек. Я занимался этим с одним дружком. Думаю, вы встречались с ним. Саймон Конклин. Но он не стоит вашего внимания. Так, легкие психические отклонения… не стоит тратить на него время, доктор. Он не сообщник. Мне особенно нравилась идея похищения, потому что это очень расстраивало родителей. Взрослых убивать — еще куда ни шло, а вот трогать детей Господь запрещает. Чудовищные преступления! Немыслимо! — так они кричат. Какая чушь! Притворство! Сами подумайте, доктор Кросс: миллионы темнокожих детишек умирают в Бангладеш. И никого это не волнует. Никто не кидается их спасать.
— Почему ты убивал семьи чернокожих? Какая тут связь?
— А кто вам сказал, что нужна связь? Вас так научили в Джоне Хопкинсе? Быть может, это мои добрые дела. С чего вы взяли, что у меня совсем отсутствует общественное сознание, а?
Везде должно быть равновесие. Я в это верю! Подумайте только о жизни, уготованной моим жертвам! Кто они? Будущие потребители наркотиков. Девочка-подросток, уже ставшая проституткой. Мальчик, который уже обречен.
Я не знал, верить ему или нет. Его заносило.
— Так вы питаете к нам, черным, теплые чувства?
Но он не заметил иронии.
— Да, пожалуй. У меня был один друг, негритянка. Няня. Она заботилась обо мне, когда отец развелся с матерью. По имени Лаура Дуглас. Но она вернулась в Детройт, бросила меня! Большая, толстая тетка, я просто обожал ее смех… И вот она уехала, тут-то и распоясалась мачеха-злодейка, начала запирать меня в подвале, чтобы я не досаждал, чтобы было тихо… Перед вами — мальчик, которого в детстве держали под замком. А в это время мои сводные брат и сестра играли наверху, в доме моего отца! В мои игрушки! Они насмехались надо мной оттуда. Порой меня держали в подвале неделями. Я хорошо все запомнил. Ну что, доктор? У вас еще не заехали шарики за ролики, а? Представляете — замученный мальчик в подвале? И дети в погребе на ферме? Какое совпадение! Кусочки складываются в мозаику! Теперь наш мальчик Гэри говорит правду?
— Так вы говорите правду? — переспросил я. Впрочем, здесь сомнений не возникало.
— Еще бы… Слово скаута! Эти убийства в Саут-Исте… Меня греет мысль, что я — первый, кто совершал массовые убийства чернокожих. Этот дурень из Атланты не в счет, если, конечно, они поймали того, кто убивал. По сравнению со мной Уэйн Уильямс — жалкий дилетант!
— Так вы не убивали Майкла Голдберга? — Я пытался вернуться к сказанному ранее.
— Нет, тогда еще время не пришло. Я собирался — но всему свое время. Он был маленький избалованный гаденыш. Вроде моего так называемого братца Донни.
— Откуда взялись синяки на его теле? Расскажите, что произошло.
— Вы наслаждаетесь, не правда ли, доктор? К чему бы это? Ну так вот, когда я увидел, что он помер, то просто взбеленился. Впал в ярость. Я избивал эту мразь. Колотил куда попало лопатой, которой выкапывал яму. Не помню, что еще вытворял. Я был просто взбешен. Потом швырнул тело в реку.
— Но девочке вы ведь не причинили вреда? Вы ведь не тронули Мэгги Роуз Данн?
— Нет, я ей не причинил вреда, я ее не тронул.
Он ловко передразнил мою мимику и скопировал интонацию. Определенно, он отличный актер и в состоянии играть самые разные роли.
С ним страшно находиться в одном помещении, за ним страшно даже наблюдать. Мог ли он убить сотни людей? Думаю, да.
— Так перейдем к ней. Что случилось с Мэгги Роуз Данн на самом деле?
— Ладно, ладно, ладно. Итак, слушаем сказочку о Мэгги Роуз Данн. Внесите свечи, спойте гимн Христу-младенцу. После похищения девчонка очень ослабела. Это когда я первый раз ее проверил. Только приходила в себя после снотворного. Я стал играть, будто она — это я, а я — моя мерзкая мачеха. Я стал орать на нее, как мачеха орала на меня, стоя у входа в подвал: «Заткнись! Заткнись! Кончай реветь, сучка, мерзавка!» Она здорово испугалась, доложу вам. Я проверил тогда пульс у обоих, и он был нормальный. Полагаю, и у этих фиберов была уверенность в том, что дети живы…
— Что, у обоих был нормальный пульс?
— Да, Алекс, великолепный. К каждой груди я прикладывал ухо. Я сдерживал желание остановить их сердцебиение. Нужно было сохранить их живыми до поры до времени…
— Но к чему было устраивать именно такое похищение — с широкой оглаской и неминуемым общенациональным резонансом? Почему вы пошли на это?
— А я уже созрел. Я ведь давным-давно готовился. Но все не решался. Еще нужны были деньги. Я ведь вполне достоин быть миллионером — как и другие.
— Вы пришли их проведать на следующий день?
— Да, и с Мэгги Роуз было все в порядке. Но через день после того, как умер Майкл Голдберг, она исчезла! В амбаре, на месте закопанного мной саркофага, зияла пустая яма! Огромная! Совершенно пустая! Я не причинял девочке вреда. И я не получал выкупа во Флориде. Это сделал кто-то другой. И вы должны разобраться в этом, детектив. Думаю, что я уже разобрался. Я знаю один большой секрет.
Глава 74
В три утра я уже не спал. Меня тоже заносило. Поиграл на веранде Моцарта, Дебюсси и Билли Холидэя. Наверное, Джанкисы уже звонят в полицию и жалуются на шум.
Утром я снова навестил Сонеджи. Плохого Мальчишку. Мы сидели в душной комнатушке без окон. Внезапно ему снова захотелось говорить. Я уже понял, к чему он клонит, но ждал подтверждения догадок.
— Вам нужно понять то, что вам в принципе чуждо, — заявил он мне. — Я был в угаре, когда наказывал эту чертову девчонку и ее знаменитую мамашу-актрису. Ведь я на самом деле дешевый актер, наркоман и нуждался в дозе.
Слушая его ужасающие откровения, я не мог не думать о собственных детских переживаниях. Как дико внимать рассказу жертвы о его собственных многочисленных жертвах.
— Я все прекрасно понимаю, доктор. Мой гимн — песенка «Роллинг Стоунз» — «Сочувствие дьяволу». Я всегда старался принять меры предосторожности, не поломать расписание. Я разрабатывал пути отступления, узнавал все входы и выходы в окрестностях, где приходилось работать. Один из моих маршрутов пролегал через систему канализации, соединявшую негритянское гетто с Капитолийским холмом. Там у меня спрятана смена одежды и парик. Я обдумал все заранее. Меня не могли поймать. Я был уверен в своих способностях, в собственном всемогуществе.
— Вы и сейчас в этом уверены? — Я задал серьезный вопрос, не предполагая услышать правду, но любой ответ интересовал меня.
— То, что случилось, результат моей собственной ошибки. Я полностью уверовал в успех, в голове уже звучали аплодисменты миллионов восхищенных поклонников. Это и есть мой наркотик. Вам известно, что той же болезни подвержена и Кэтрин Роуз, как и многие знаменитости кинематографа, большого спорта и прочее. Ими восхищаются миллионы. Это убеждает в собственной необычности, избранности. Такова звездная болезнь — забываются все ограничения и годы напряженного труда, именно то, что и возвело их на пьедестал. И я обо всем этом забыл. Временно, конечно. Потому меня и схватили. Я был уверен, что всегда смогу сбежать из «Макдональдса». Как мне раньше удавалось. Мне захотелось устроить маленькое веселенькое убийство, а затем свалить. Хотелось самому перепробовать всевозможные виды преступлений, Алекс. Какие совершали Банди, Гири, Мэнсон, Уитмен, Гилмор…
— Вы и сейчас чувствуете себя всемогущим? Даже став взрослее и мудрее? — поинтересовался я. Сонеджи был настроен иронично. Что ж, допустим, я тоже.
— Сейчас — сильнее, чем когда-либо. Я на пути к пониманию главной идеи, разве не поняли?
И его губы раздвинулись в пустой улыбке убийцы. Я с трудом подавил желание стукнуть его. Если Гэри Мерфи был трагичен и вызывал симпатию, то Сонеджи омерзителен как воплощение абсолютного зла. Чудовище, монстр, нелюдь, сам дьявол в человеческом обличье…
— Когда вы выслеживали Даннов и Голдбергов, вы были на вершине своих возможностей? — «Ты считал себя всемогущим, сволочь?» — хотелось мне сказать.
— О нет, нет, нет. Я уже становился неаккуратен. Слишком увлекся статьями о своем идеальном убийстве в Кондон-Террас. «Никаких следов, никаких нитей. Идеальный убийца!» Это вскружило мне голову.
— А что произошло в Потомаке? — Я знал ответ, но нуждался в подтверждении.
Он пожал плечами:
— Меня выслеживали. Вот оно. Наблюдатель.
— Вы этого не знали?
— Нет, конечно. — Он нахмурился. — Я догадался намного позже. А во время судебного разбирательства все окончательно понял.
— Как это случилось? Как вы догадались, что находитесь под наблюдением?
Глаза Сонеджи были устремлены прямо в мои, но казалось, что он смотрит сквозь меня. Он считал себя намного выше меня, я был всего лишь слушателем его излияний. И все же предпочитал меня другим. Не знаю, почему именно я удостоился этой сомнительной чести. Видно, он забавляется, пытаясь определить, чего я знаю, а чего — нет.
— Дайте подумать, — заявил он. — Для меня это весьма важно. Есть, есть у меня секретики, которыми я могу поделиться с вами. Разные — большие и маленькие. Такие грязные и сочные тайны. Одну открою прямо сейчас. Знаете почему?
— Элементарно, дорогой Гэри, — отозвался я. — Вы не любите, чтобы вас контролировали. Всегда хотите иметь преимущество.
— Славненько, славненько, доктор-детектив. У меня есть что предложить. Разные жуткие преступления, совершенные в возрасте двенадцати — тринадцати лет. Они по большей части остались нераскрытыми, уж поверьте. Так что коробушка полна, и я готов поделиться с вами.
— Понимаю. Жду не дождусь, когда вы о них расскажете.
— Да-да, уж вы-то всегда все понимаете. Все, что вам нужно сделать, — это убедить всех прочих зомби разгуливать со жвачкой во рту…
— Каких таких «прочих зомби»? — Я улыбнулся на его промах.
— Ах, ах, простите! Не хотел оскорбить ваши чувства! Вы можете убедить этих зомби? Ну да вы знаете, кого я имею в виду. Вы сами их уважаете еще поменьше моего.
Это верно — мне неоднократно приходилось воздействовать, например, на шефа полиции Питтмена.
— А вы мне чем поможете? Скажете наконец что-нибудь конкретное? Мне нужно знать, что с девочкой. Пусть ее родители наконец успокоятся.
— Ладно, я это сделаю, — объявил Сонеджи. Все оказалось так просто.
Так и бывает: ждешь, ждешь, задаешь тысячи и тысячи вопросов. Заполняешь папки ненужными бумагами. И снова вопросы. Затем бесконечные тупики. Наконец что-то проясняется — и всегда неожиданно. Так и сейчас. Награда за тысячи часов тяжкого труда. Плата за то, что я снова и снова приходил сюда, к Гэри.
— Тогда я еще не заметил слежки, — продолжал Гэри Сонеджи, — и ничего такого, о чем я намереваюсь вам поведать, около Сандерсов не происходило. Это произошло в Потомаке, на Соррелл-авеню. Прямо напротив дома Голдбергов.
Внезапно на меня навалилась дикая усталость от его скотских игрищ. Мне нужно немедленно узнать все, что знает он. Ну, рассказывай же, рассказывай, подонок.
— Продолжайте, — спокойно сказал я вслух. — Так что же произошло в Потомаке? Что вы заметили близ дома Голдбергов? Кого вы там увидели?
— Я приехал вечером накануне похищения. По дорожке прогуливался мужчина. Но я ничего не заподозрил. Покуда не увидел его на суде.
Сонеджи на секунду замолк. Неужели снова игра? Нет, не похоже. Он всматривался в меня, словно хотел заглянуть в самую душу. Словно знал меня лучше, чем я сам.
И что ему надо от меня? Может, я напоминал ему о чем-то приятном из его детства? Ну почему, почему именно я избран для этой жуткой работы?
— Так что это был за человек, которого вы узнали на суде?
— Да агент Секретной службы! Дивайн! Он да его кореш Чакли и видели меня близ Голдбергов и Даннов. Это они следили за мной. Они и похитили драгоценную Мэгги Роуз! И выкуп во Флориде получили они. Надо было вам все время держать на крючке этих копов. Это они убили девочку.
Глава 75
Итак, мои подозрения относительно Дивайна и Чакли оправдались. Сонеджи-Мерфи был единственным свидетелем. Он подтвердил это. Теперь нужно срочно действовать. Придется вновь открывать следствие по делу Даннов — Голдбергов и дополнять его сведениями, за которые меня едва ли погладят по головке в Вашингтоне.
Сперва следует переговорить с представителями ФБР… Двое копов убили Мэгги Роуз… Нужно начать расследование сначала. Дело о похищении оказалось с первого раза нераскрытым. Значит, вновь, с самого начала раскручивать клубок.
Я заглянул к старому приятелю Джерри Скорсе, агенту ФБР. Промариновав меня в приемной минут сорок, Скорсе принес кофе и любезно пригласил пройти:
— Давай, Алекс. Молодец, что подождал.
Внимательно и сосредоточенно он выслушал мой рассказ. Я поведал все, что удалось вытянуть из Сонеджи, в том числе насчет агентов Майка Дивайна и Чарльза Чакли. Слушая, он сделал множество пометок на желтых отрывных листках…
Когда я кончил, он сказал:
— Алекс, мне нужно позвонить. Посиди минутку.
Вернувшись, он пригласил меня пройти наверх. Комментариев не последовало, но я чувствовал, что рассказ произвел впечатление. Мы прошли наверх, к заместителю директора ФБР. Курт Витас был второй по значимости фигурой в Бюро. Мне сразу же дали понять, что это встреча чрезвычайной важности. Я дал понять, что понял.
Помещение, куда привел меня Скорсе, и само по себе впечатляло. Стены и большая часть мебели были спокойного темно-синего цвета. В целом комната напоминала салон роскошного автомобиля. Для нас лежали заготовленные желтые блокноты и карандаши. Витас с самого начала повел беседу сам:
— Мы с вами делали одно дело, детектив Кросс.
Он держался как преуспевающий адвокат с Капитолийского холма: специфическая манера вести разговор, ослепительно белая рубашка и фирменный галстук — все воздействовало на собеседника. Когда я вошел, он снял очки. Чувствовалось, что он в мрачном расположении духа.
— Хочу познакомить вас с информацией по поводу Дивайна и Чакли, которой мы располагаем. В свою очередь, мы просим вас сохранить ее в тайне. Что я еще хочу сказать… В общем, детектив, нам все известно о них. Мы с вами вели параллельное расследование.
— Рассчитывайте на мое сотрудничество, — ответил я, стараясь не выказать удивления. — Но я должен представить в своем ведомстве отчет…
— Мы уже беседовали по этому вопросу с вашим начальством, — уточнил Витас. Моя самоуверенность несколько ослабла. — Порой вы опережали нас в расследовании, но сейчас мы вырвались вперед.
— Так у вас штат побольше, — напомнил я. Далее инициативу перехватил Скорсе. Он с важностью повел рассказ, не забывая ни на минуту, что оказывает мне честь:
— Мы начали расследование по поводу Дивайна и Чакли сразу же после похищения. Возникли кое-какие подозрения, хотя поначалу незначительные. На них, конечно, оказывали давление, сами можете представить. Затем их отчеты, адресованные непосредственно министру финансов.
— Я их читал, — напомнил я фэбээровцам.
— Так вот, четвертого января Чарльз Чакли уволился, — кивнув, продолжал Скорсе. — Правда, он задолго до похищения утверждал, что намерен переехать. Он сказал, что не может больше выносить намеков и преследований со стороны средств массовой информации. Почти одновременно мы обнаружили в их отчетах маленькие неточности. Ничего серьезного, но мы проверяли все, имеющее касательство к делу.
— В этом деле прямо или косвенно было задействовано порядка девятисот наших агентов, — заметил заместитель директора.
— Вскоре обнаружились новые несоответствия, — продолжал агент Скорсе. — Наши эксперты подвергли их анализу и обнаружили, что ежедневные отчеты были переписаны. Мы пришли к выводу, что все изъятое имело отношение к учителю Гэри Сонеджи.
— Они заметили, что он наблюдает за домом Голдбергов в Потомаке, — отозвался я. — Если верить Сонеджи.
— Думаю, в этом смысле ему можно верить, и недавно мы получили этому подтверждение. Видимо, оба агента наблюдали за тем, как Сонеджи выслеживает Майкла Голдберга и Мэгги Роуз Данн. Нам кажется также, что один из них следовал за Сонеджи в его потайное место в Крисфилде.
— И вы следите за ними с тех самых пор? — обратился я к Джерри Скорсе. Он кивнул:
— Во всяком случае, последние два месяца. Думаю, они знают, что находятся под наблюдением. Через две недели после увольнения Чакли Дивайн тоже ушел со службы. Он мотивировал это тем, что семье трудно выносить моральный гнет. Но на самом деле Дивайн и его жена уже давно живут отдельно.
— Думаю, пока они не пытались тратить полученные деньги, — заметил я.
— Нет, насколько нам известно. Как я уже говорил, они знают, что находятся под подозрением. Они совсем не глупы. Отнюдь!
— Пока все сводится к деликатной тактической игре, — добавил Витас. — Пока у нас нет доказательств, но мы держим их в напряжении. Они не смогут ни цента истратить из выкупа.
— А пилот во Флориде? У меня не было никакой возможности провести там расследование. Вы выяснили, кто он такой?
Скорсе кивнул. Да, фэбээровцы успели намного больше меня, что неудивительно.
— Один наркоман по имени Жозеф Дено. Кое-кто из наших во Флориде знал его. Нам представляется, что Дивайн был знаком с ним и нанял его.
— И что случилось с этим Жозефом Дено?
— Если раньше у нас и были сомнения относительно Дивайна и Чакли, то теперь они отпали. Дено убит в Коста-Рике. Найден с перерезанным горлом. Предполагалось, что тело не найдут.
— А нельзя в связи с этим убийством привлечь Дивайна и Чакли?
— Нет доказательств, Алекс. Никаких. То, что вы узнали от Сонеджи, подтверждает наши предположения, но не будет иметь никакой силы в суде.
— А что с девочкой? С Мэгги Роуз Данн? — я обернулся к Витасу. Он лишь тяжело вздохнул. У меня возникло впечатление, что для него это был еще один очень длинный день очень долгого года.
— Мы не знаем, — отозвался Скорсе. — О ней по-прежнему ничего не известно. И это страшнее всего.
— Есть еще одна сложность, — обратился ко мне Витас. Вместе с агентом Скорсе они сидели на темном кожаном диване, склонившись над кофейным столиком. Сбоку стоял компьютер с принтером.
— Полагаю, их немало, — промолвил я. Оставим формальные сложности фэбээровцам. Они могли бы помочь мне в расследовании: если бы мы с самого начала работали вместе, то смогли бы найти Мэгги Роуз!
Витас взглянул на Скорсе, затем на меня:
— Сложность — это Джеззи Фланаган.
Я был ошеломлен. Как будто меня со всей силы ударили в солнечное сплетение. Сразу же перехватило дыхание. Конечно, я ощущал некую недоговоренность, но… Я сидел в оцепенении, ощущая лишь холод и пустоту внутри. Единственным моим желанием было не ощущать ничего.
— Мы уверены, что она тесно связана с этими людьми. Причем с самого начала. Джеззи Фланаган и Майк Дивайн уже много лет любовники.
Глава 76
В половине девятого вечера мы с Сэмпсоном брели вдоль Нью-Йорк-авеню. Это гетто — наши любимые, родные места. Наш дом. Джон лишь спросил, как я.
— Спасибо, не особенно. А ты?
Он все знал о Джеззи Фланаган. Я поделился с ним тем. Дело разрасталось и пухло. Я никогда не чувствовал себя хуже, чем в тот вечер. Скорсе и Витас тщательно проверили все касательно Джеззи. Да, она принимала в этом участие — сомнений не оставалось. Значит, ложь ко лжи. Солгав единожды, она солгала мне сто раз. И не дрогнула. Она делала это куда успешней, чем Гэри Сонеджи-Мерфи. Она действовала спокойно и уверенно.
— Мне помолчать? Или поговорим? — ласково спросил Сэмпсон. — Как тебе лучше?
На лице его по-прежнему не было никакого выражения. Быть может, из-за солнцезащитных очков, но вряд ли. Просто Сэмпсон всегда был таким, лет с десяти.
— Хочу поговорить, — заявил я Джону. — И я бы выпил коктейль. Поговорим о психопатических лжецах.
— Прикуплю-ка я выпивки, — предложил Сэмпсон.
Мы как раз поравнялись с баром, который частенько посещали с тех пор, как поступили на службу в полицию. Здешние завсегдатаи не возражали против присутствия копов. Некоторые даже откровенно признавали, что от нас больше пользы, чем вреда. Толпятся здесь в основном негры, но порой и белые заглядывают — из-за джаза. И поглядеть, как тут танцуют и одеваются.
— Так Джеззи с самого начала была с Дивайном и Чакли? — уточнил Сэмпсон, пока мы стояли, дожидаясь зеленого света. На нас глазела парочка местных панков со своего поста на давно облюбованном углу. В прошлом здесь тоже тусовались головорезы, только без кучи денег и пушек в карманах.
— Ого, братки, — подмигнул головорезам Сэмпсон. Он им откровенно хамил, но они не смели отвечать тем же.
— Так вот, все началось с того, что Дивайна и Чакли приставили охранять министра Голдберга и его семейство. Они работали под руководством Джеззи.
— И никто их ни в чем не заподозрил? — спросил Сэмпсон.
— Сперва — нет. Но потом фэбээровцы их раскрыли. Они всегда все раскрывают. Пропали ежедневные отчеты Дивайна и Чакли. Так возникли первые подозрения. Потом один тамошний следопыт обнаружил, что отчеты подделаны. У них ведь по двадцать сотрудников против нашего одного. Они сразу изъяли поддельные отчеты, чтобы никто из нас их не увидел.
— Значит, Дивайн и Чакли засекли, что Сонеджи выслеживает детей. С этого все и началось? Это двойное похищение? — Сэмпсон жаждал уловить основную идею.
— Они проследовали за Сонеджи на ферму в Мэриленде. Сразу смекнули, с кем имеют дело. Кое у кого возникла идея похитить ребенка уже после похищения.
— Ага, идейка на десять миллионов долларов, — просиял Сэмпсон. — А мисс Джеззи Фланаган с самого начала участвовала в этой затее?
— Не знаю. Полагаю, да. В свое время спрошу ее.
— Ага. Сейчас-то ты как, в глубокой жопе или не очень?
— Сам не знаю. Когда встречаешь человека, умеющего так великолепно лгать, твой взгляд на вещи коренным образом меняется. От этого не отойдешь так, сразу. Вот ты лгал мне когда-нибудь?
Сэмпсон обнажил зубы — нечто среднее между улыбкой и хищным оскалом.
— Ну ты и впрямь в глубокой жопе!
— Видимо, так оно и есть. Я знавал лучшие времена. Впрочем, бывало и похуже. Пойдем глотнем пивка.
Сэмпсон отдал честь панкам на углу, те заржали и тоже отсалютовали на свой манер. Полицейские и воры в дружбе великой и трогательной. Мы пересекли улицу и ввалились в бар. Он был битком набит. Так и будет до закрытия. Знакомые приветствовали нас. Здесь оказалась женщина, с которой я когда-то расстался. По-настоящему славная и милая. Она работала в благотворительном обществе вместе с Марией. Интересно, почему у нас с ней ничего не вышло? Характерами не сошлись? Не может такого быть.
— Видишь, вон там Асахе? — Сэмпсон махнул рукой.
— Я детектив и вижу все.
— А-а, иронизируешь. Жалеешь себя. Два пива! Нет, четыре! — велел он бармену.
— Переживу, не волнуйся. Вот увидишь. Просто я никогда не включал ее в число подозреваемых. Моя ошибка.
— Ну, ты крутой. Это играют гены твоей гнусной бабули. Ну да ничего, мы тебя скрутим. И ее тоже. В смысле, мисс Джеззи.
— Джон, она тебе нравилась? До всей этой истории?
— Ну конечно. Как она может не нравиться? А врет — заслушаешься! У нее прямо дар. Лучше, чем в кино, — сообщил Сэмпсон. — А я вот ни разу не соврал тебе, браток. Даже когда следовало бы.
Хуже всего мне стало, когда мы ушли из бара. От пива боль перестала быть жгучей, но зато сделалась постоянной, от какой уж не избавишься. Шок, испытанный мной от того, что Джеззи оказалась в этом замешана, так и не прошел. Я вспоминал, как она ловко отводила подозрения от Дивайна и Чакли, как выкачивала из меня все сведения, собранные полицией. Да, она была прекрасно осведомлена о каждом моем шаге. И всегда — такое ледяное спокойствие, такая уверенность в себе…
Когда я вернулся домой, Нана еще не ложилась. Я не говорил ей о Джеззи. Сейчас — самое время, хуже уже не будет. И пиво мне поможет.
Я выложил бабуле сразу все. Она слушала не перебивая, что свидетельствовало о ее отношении к свалившимся новостям.
Когда я закончил, мы просто молча посмотрели друг на друга. Я расположился на подушке, вытянув ноги во всю длину. Вокруг стояла звенящая тишина. Нана сидела на стуле, закутанная в старое лоскутное одеяло. Она слегка покачивала головой, закусив верхнюю губу. Обдумав услышанное, она нарушила молчание:
— Нужно с чего-нибудь начать. Я не буду упрекать и напоминать — «Вот я же говорила». Я не думала, что все может обернуться так плохо. Просто боялась за тебя, но боялась совсем не этого. Такого ужаса я и вообразить не могла. Обними меня, прежде чем я пойду и помолюсь. Я помолюсь сегодня за Джеззи Фланаган. Да, Алекс. Я помолюсь за нас за всех.
— Ты всегда знаешь, что сказать.
Это правда. Она всегда знала, когда казнить, когда миловать, а когда оказать поддержку.
Я крепко обнял Нана, и она поплелась наверх. А я остался внизу, размышляя о словах Сэмпсона. Мы должны скрутить Джеззи. Вовсе не из-за того, что произошло между нами. Нет, из-за Майкла Голдберга и Мэгги Роуз Данн, из-за Вивиан Ким, которая не должна была умирать. И из-за Мустафы Сандерса.
Так или иначе, но мы ее скрутим.
Глава 77
Роберт Фишенауэр служил надзирателем в тюрьме Фаллстон. Сегодня самое время — так он рассуждал. Ему верилось, что он узнает, где спрятаны десять миллионов долларов выкупа. Или большая часть, на худой конец. Такие славные мыслишки по поводу Сонеджи-Мерфи бродили у него в голове. Да, час настал. Теперь надо идти ва-банк.
Следуя на своем «понтиаке» в Мэриленд, Фишенауэр обдумывал всевозможные ходы. Взаправду ли истинный похититель — Сонеджи-Мерфи? Действительно ли он знает, где выкуп? А может, Сонеджи просто — мешок с дерьмом? Мало ли психов в Фаллстоне…
Впрочем, Фишенауэр намеревался в скором времени все узнать наверняка. Да, еще несколько миль — и он будет знать больше, чем кто бы то ни было, за исключением разве что самого Сонеджи-Мерфи. Дорогой к старой ферме пользовались чрезвычайно редко, так что она совсем заросла. Фишенауэр сразу же это подметил. На обочинах — густые заросли бурьяна вперемешку с подсолнухами, в непролазной грязи нет даже намека на колею. Однако растительность примята. Видно, в последние месяцы кто-то сюда наведывался. ФБР или местные копы? Да они уже сто раз тут разнюхивали. Но до конца ли они тут обшарили? Именно это Роберту Фишенауэру и предстояло выяснить. Вопросец — на десять миллионов долларов.
В половине шестого пополудни Фишенауэр подкатил на своем запыленном красном «понтиаке» к тому самому гаражу. Уровень адреналина в крови повышался прямо на глазах — ничто так не возбуждает, как поиски сокровищ.
Последнее время Гэри бредил. Из его горячечных речей Фишенауэр вынес вполне связную информацию о том, что Бруно Хауптманн спрятал часть выкупа Линдберга в своем нью-йоркском гараже. Он подвизался когда-то в качестве плотника и соорудил в стене гаража тайник. И Гэри проболтался, что смастерил нечто подобное на заброшенной ферме в Мэриленде. Он клялся, что это чистая правда и ФБР никогда не разыщет тайника.
Фишенауэр выключил двигатель — и сразу повисла зловещая тишина. От одного вида зловещей развалины бросало в дрожь. Он припомнил старую кинокартину «Ночь живых мертвецов» и почувствовал себя исполнителем главной роли. Все кругом тонуло в поросли могучих сорняков, умудрившихся поселиться даже на крыше гаража. По осклизлым стенам сочилась вода. «Ну, приятель Гэри, поглядим, что ты есть такое. Будем надеяться, что не мешок с дерьмом».
Роберт Фишенауэр с глубоким вздохом покинул уютный салон своего автомобиля. На случай, если его здесь застукают, наготове отличная отговорка: мол, Гэри проговорился, где похоронил Мэгги Роуз. Правда, сам он не слишком поверил, счел болтовней психа, но на всякий случай приехал посмотреть…
В глубине души эта мысль грызла его.
Вот он в Крипсвилле, в Мэриленде. Честно говоря, от страха поджилки трясутся. Он чувствует себя омерзительно, к страху примешивается чувство вины. Но нет, надо все проверить, раз уж приехал. Это ему самому необходимо. Это его лотерейный билет на десять миллионов. Возможно, и маленькую Мэгги Роуз удастся найти. Но — Господи Боже мой! — он так надеялся, что этого не случится. Он просто хочет найти сокровища, обещанные Гэри. Девочка его не интересует.
Они с Гэри помногу болтали, порой целыми часами. Гэри с удовольствием распространялся о своих «подвигах». Похищение он так и называл — «мое детище». Его лучшее дело. Вот ведь! Все делал великолепно, а сам сидит в тюряге для умалишенных.
И вот Роберт Фишенауэр стоит перед дверью гаража. Как говорится, на месте преступления. Железная защелка на двери сильно проржавела. Он надел старые перчатки для гольфа. Это будет трудно объяснить тем, кто может застать его здесь. Не без труда отодвинул задвижку. Отворил плохо поддававшуюся дверь. Пришло время зажечь фонарь.
Ага, Гэри говорил, что деньги в стене справа. В самом дальнем правом углу. Кругом валялись обломки старых сельскохозяйственных машин. За лицо и шею цеплялась паутина. В нос шибал гнилостный запах.
Посередине гаража Фишенауэр приостановился и вслушался, глядя на раскрытую дверь. Где-то в отдалении пролетел самолет. Будем надеяться, что поблизости никого нет. Сколько времени после похищения может ФБР наблюдать за заброшенной фермой? Ну не два же года спустя!
Убедившись, что он в одиночестве, Фишенауэр продолжил свой путь в глубь гаража. Вот оно, заветное место. Работа закипела: для начала он отодвинул в сторону верстак (Гэри предупредил о нем). Вообще Гэри на удивление подробно описал это гнусное местечко, ни одной детали не упустил. В точности отметил, что где лежит, расписал положение каждой доски и каждой поломанной детали.
Взобравшись на верстак, Фишенауэр принялся вытаскивать старые доски из того места, где стена упиралась в потолок. Именно там и было пустое пространство — так описывал Гэри. Он направил луч фонаря на дыру в потолке. Точно — вот они, денежки, часть выкупа! Того выкупа, который Гэри, по их мнению, не получил! Фишенауэр не мог поверить своим глазам: вот деньги, груда денег! Прямо здесь, в гараже!
Глава 78
В начале четвертого утра Гэри Сонеджи-Мерфи прижался лбом к холодным металлическим прутьям, отделявшим его камеру от коридора. Ему предстояло сыграть новую роль. Черт возьми!
Согласно плану, его вдруг начало рвать на идеально вымытый линолеум. Он внезапно заболел. В перерывах между спазмами он звал на помощь.
Тут же принеслись двое ночных дежурных. За Гэри с первого же дня пребывания установили неусыпное наблюдение из-за возможности самоубийства. Лоренс Вольпи и Филипп Холиярд прослужили в федеральной тюрьме много лет, однако плохо представляли, что делать в такой ситуации, особенно в полчетвертого утра.
— Что стряслось, черт побери? — испуганно завопил Вольпи, глядя на растекающееся по полу буро-зеленое пятно. — Да что с тобой, скотина?
— Наверное, меня отравили, — прохрипел Сонеджи-Мерфи, с величайшим трудом произнося каждое слово. — Меня отравили! Я умираю! Боже мой, я умираю!
— Отличная новость, — сказал с ухмылкой Филипп Холиярд. — Жаль, не я додумался. Давно пора отравить ублюдка.
Меж тем Вольпи извлек переговорное устройство и вызвал ночного надзирателя. Пусть-ка начальство поднимет свою задницу. И без того с ним хлопот не оберешься. Такое происходит — да еще в смену Вольпи.
— Опять плохо! — простонал Сонеджи-Мерфи, наваливаясь всем телом на прутья решетки. Его снова сильно стошнило.
Через несколько мгновений прибежал надзиратель. Лоренс Вольпи кратко отчитался перед боссом в своей обычной лаконичной манере:
— Он тут блюет, Бобби. Говорит — траванулся. А хрен его знает — с этих ублюдков станется.
— Я сам сейчас отправлю его в госпиталь, вниз, — заявил Роберт Фишенауэр.
Отлично — в любом случае вся ответственность ложится на Фишенауэра. Именно на это и рассчитывал Вольпи.
— Думаю, ему там сделают промывание желудка. Если еще осталось, чего промывать. Наденьте-ка наручники — на руки и на ноги. Надеюсь, он не в том состоянии, чтобы буянить.
Через несколько мгновений Гэри Сонеджи-Мерфи оказался на полпути к свободе. Тюремный лифт был обит изнутри тяжелыми матерчатыми матами, он полз невероятно медленно в силу своей древности. Сердце Гэри стучало как барабан. Для полноценной жизни ему необходимо немного побыть в напряжении — чтобы в крови повысился адреналин.
— Ты в порядке? — спросил Фишенауэр, покуда лифт с трудом преодолевал пядь за пядью. Их освещала единственная тусклая лампочка, торчавшая из щели между матами.
— В порядке ли я? В каком смысле? Я сам себя делаю больным или здоровым. Сейчас я болен, — пояснил Сонеджи-Мерфи. — Почему эта чертова штука ползет как черепаха?
— Ты что, опять хочешь сблевануть?
— Вполне возможно. Но это очень маленькая плата за все, — со слабой улыбкой сообщил Сонеджи-Мерфи. — Очень маленькая, Бобби.
— Да ладно, — хрюкнул Фишенауэр. — Смотри, держись только подальше от меня, если намерен сблевать.
Лифт перевалил через один этаж, затем еще через один и, не останавливаясь, проследовал в подвальное помещение, где с глухим стуком остановился.
— Если кого встретим — то мы на рентген, он здесь, в подвале, — быстро проговорил Фишенауэр, прежде чем двери лифта успели открыться.
— Я в курсе. Ведь это мой план, — вымолвил Сонеджи-Мерфи.
Было лишь начало четвертого, так что они никого не встретили. Посередине длинного тоннеля, шедшего через весь подвал тюремного здания, находилась низенькая боковая дверца. Фишенауэр быстро отпер ее своим ключом. Еще один краткий отрезок пустого гулкого коридора. Вот и дверь охраны. У Фишенауэра не было от нее ключа. Здесь работенка для профессионала: пусть-ка Фишенауэр убедится, что Сонеджи-Мерфи честно заслужил свою репутацию.
— Давай сюда свою пушку, Бобби. Начинай думать о десяти миллионах долларов. Дальше идет моя часть работы, а ты беспокойся только о денежках.
Вот так: у Сонеджи это прозвучало чрезвычайно просто. Сделай то, сделай это и получи свою долю от десяти лимонов. Фишенауэр неохотно расстался с револьвером. Ему не хотелось думать о том, что он делает. Это единственный шанс покинуть Фаллстон. Последний шанс. Иначе он обречен торчать здесь до конца своих дней.
— Давай, Бобби, здесь нет ничего странного. Ты играешь для Кесслера. Давай, сделай вид, что ты напуган.
— Я и так напуган до смерти.
— Еще бы, Бобби. Ведь у меня в руках твоя пушка.
По ту сторону двери находились два тюремных охранника. Через окошко из толстого плексигласа им представилась неправдоподобная картина: там был Сонеджи-Мерфи и с ним надзиратель Боб Фишенауэр. Сонеджи был скован наручниками, но в руках он держал револьвер, приставленный к левому виску надзирателя. Охранники повскакивали с мест и направили свои револьверы на плексигласовое окошечко, но сделать ничего не могли.
— Вы сдохнете сию же минуту, — вдруг истерически завопил Гэри; — если сейчас же не откроете эту поганую дверь!!! Ну!
— Пожалуйста! — прокричал Фишенауэр своим коллегам. Он перетрусил — Сонеджи вдавил дуло револьвера ему в висок. — Он убил Вольпи наверху!
Старший охранник Стивен Кесслер принял решение меньше чем за пять секунд. Он быстро повернул дверной ключ. Кесслер дружил с Фишенауэром — на это и рассчитывал Сонеджи. Тут все было продумано: он знал, что Роберт Фишенауэр обречен работать в тюряге до конца жизни — словно заключенный. Он здесь как в ловушке. Сонеджи был осведомлен о злобе и разочарованиях Фишенауэра и делал на это ставку. Он был наихитрейшим из всех жуликов, каких приходилось встречать Фишенауэру в своей жизни. Он пообещал жалкому тюремному поденщику сделать его миллионером.
Вдвоем они рванули к машине Фишенауэра, стоявшей близ ворот. Дверца нарочно была оставлена незапертой.
— А неплохая тачка, Бобби, — ласково похвалил Сонеджи-Мерфи. — Ничего, скоро прикупишь себе «ламборгини». Два или три, ежели пожелаешь.
Сонеджи улегся на заднем сиденье под старым одеялом, на котором обычно спала колли Фишенауэра. Тряпка провоняла псиной.
— Давай, выбирайся из этой мышеловки, — скомандовал он оттуда.
«Понтиак» рванул с места. Менее чем в миле от территории тюрьмы они сменили машину: в нужном месте ждал «бронко». Они впрыгнули вовнутрь и через несколько минут уже мчались по шоссе. Транспорта в это время немного, но достаточно, чтобы затеряться.
Менее чем через полтора часа «бронко» свернул на заросшую дорогу, которая вела к старой ферме в Мэриленде. В течение поездки Сонеджи-Мерфи позволил себе посмаковать свой славненький изысканный планчик. Он наслаждался мыслью, что пару лет назад сообразил оставить в гараже немного наличности. Разумеется, не выкуп. Это были деньги на всякий случай. Очень дальновидно с его стороны.
— Мы уже на месте? — раздался из-под одеяла голос Сонеджи.
Фишенауэр сразу не ответил, но Сонеджи уже все понял по колдобинам на дороге и вольготно развалился на заднем сиденье. Теперь он на свободе. Он непобедим!
— Пришло времечко разбогатеть, — рассмеялся он в голос. — Ты вообще намерен когда-нибудь снять с меня наручники?
Но Роберт Фишенауэр не потрудился оглянуться. Он пребывал в убеждении, что они все еще находятся в отношениях пленника и охранника.
— Как только получу свою часть выкупа, — процедил он сквозь зубы, — тогда ты и будешь свободен.
Сонеджи-Мерфи вновь обратился к затылку Фишенауэра:
— А ты уверен, что не забыл ключи, а, Бобби?
— Не беспокойся. А ты уверен, что не забыл, где остальная часть выкупа?
— Уж я-то уверен.
Еще Сонеджи-Мерфи был уверен в том, что Фишенауэр держит ключи при себе. Вообще, Гэри страдал клаустрофобией и последние полтора часа чувствовал себя неуютно. Потому и старался отвлечься на разные приятные мысли — например, на удавшийся мастерский план. Всю дорогу перед ним маячили жуткие образы мачехиного подвала. Он вновь видел ее как живую и с ней двух ее гадких выродков. Он снова был маленьким, снова был Плохим Мальчишкой, испытывавшим чудесные приключения. Фантазии на время целиком захватили его.
«Бронко» медленно переваливался из колдобины в колдобину по когда-то существовавшей колее. Гэри Сонеджи-Мерфи вдруг закинул обе руки за шею Фишенауэра и сжал его горло, вдавив металлические наручники прямо в адамово яблоко.
— Ничего не поделаешь, Бобби, — я ведь всего-навсего лжец-психопат.
Фишенауэр извивался, пытаясь сопротивляться. Он задыхался, как будто тонул, упираясь коленями в приборную доску. В ночи раздавалось глухое животное урчание обоих мужчин.
Надзирателю удалось высвободить ноги. Он уперся башмаками в потолок автомобиля; туловище и конечности вертелись во все стороны как на шарнирах. Из горла вырывались странные звуки, словно трещал раскаленный металл. Но вот сопротивление стало слабеть и, наконец, прекратилось совсем, лишь конечности слегка подрагивали.
Гэри снова свободен. Он знал, что так и будет. Гэри Сонеджи-Мерфи — опять вольная птица!
Глава 79
Джеззи Фланаган проследовала по коридору отеля «Марбур» в Джорджтауне к номеру 427. Она все делала через силу. Она чувствовала себя крайне истощенной. Ее абсолютно не радовало это тайное свидание по неизвестному поводу. В глубине души Джеззи знала причину, но надеялась ошибиться. Увы — она ошибалась чрезвычайно редко…
Быстро оглянувшись, Джеззи легонько постучала в дверь костяшками пальцев. Нет, она не страдала манией преследования, просто точно знала, что одна половина жителей Вашингтона следит за другой.
— Заходи. Открыто, — раздался голос. Джеззи отворила дверь и увидела его лежащим на кушетке в новом костюме. Дурной знак — ему явно охота начать тратить деньги.
— Костюмчик для моей крошки, — улыбнулся ей Майк Дивайн, отрываясь от телевизора. Там показывали что-то про индейцев. Как всегда, хладнокровен. В этом и во многом другом он напоминал Джеззи ее отца. Быть может, потому она и связалась с ним — из-за этой откровенной порочности.
— Майкл, это очень опасно, именно сейчас! — Она быстро вошла и закрыла дверь. Заперла. Голосок ее звучал озабоченно — нет, она не сердится на него. Милая, сладкая Джеззи…
— Опасно или нет, но нам пора поговорить. Твой дружок намедни навестил меня. А сегодня утром он опять припарковался у моего дома.
— Он не мой дружок. Ты отлично знаешь, что я выкачивала из него необходимую информацию.
Майк Дивайн улыбнулся:
— Ну да, ты из него, он из тебя. Все счастливы. Кроме меня.
Джеззи присела на кушетку рядом с Диванном. Он такой сексуальный и ловко этим пользуется. Немного похож на Пола Ньюмена, только без этих невероятно голубых глаз. И тоже очень любит женщин.
— Майкл, я не останусь здесь. Мы не должны быть вместе. — Джеззи положила голову на его плечо, нежно поцеловала щеку, нос… Ей ничего сейчас не хотелось, даже прижиматься к нему. Но если надо, она готова. Чего бы это ни стоило.
— Джеззи, ты должна быть со мной. Что толку в деньгах, если нельзя их тратить и мы не можем быть вместе?
— Ты, кажется, забыл — недавно несколько дней на озере? Или мне померещилось?
— К чертям украденные мгновенья! Поехали со мной во Флориду!
Джеззи поцеловала его в шею. Как всегда, идеально выбрит и от него хорошо пахнет. Она расстегнула его рубашку и запустила внутрь руку. Пальцы другой руки легонько скользнули по выпуклости на брюках. Все это она проделывала на автопилоте. Чего бы это ни стоило.
— Нам нужно избавиться от Алекса Кросса, — прошептал он. — Я серьезно. Ты слышишь, Джеззи?
Она понимала, что он проверяет ее, хочет увидеть ее реакцию.
— Это серьезный вопрос. Нужно серьезно обдумать. Я должна выяснить, что он еще знает. Потерпи немного.
— Вы с ним трахаетесь! Поэтому ты терпишь!
— Я — нет.
Она расстегнула ремень, немножко неловко орудуя левой рукой. Ей придется еще некоторое время руководить им, заставлять его делать то, что следует.
— Откуда мне знать — может, ты втрескалась в этого Алекса Кросса! — настаивал он.
— Я влюблена в тебя, Майкл. — Она еще сильнее прижалась к нему. Его легко одурачить. Все они таковы. А дальше останется только выждать — не заподозрит ли ФБР, и они свободны. Преступление века свершилось.
Глава 80
В четыре утра меня разбудил телефонный звонок. На проводе был измученный Уоллес Харт, он звонил из Фаллстона, где произошло событие чрезвычайной важности. Через час я уже был в тюрьме, оказавшись в числе четырех пришлых, удостоенных чести побывать в жарко натопленном офисе Уоллеса.
Пресса еще не пронюхала о сенсационном побеге. Ничего, скоро они навострятся: ведь до сих пор ничего подобного еще не происходило. У них будет полноценный рабочий день, наполненный одной великой новостью: Гэри Сонеджи-Мерфи вновь на свободе.
Уоллес Харт тяжело оперся о рабочий стол, скрючившись в три погибели, будто ему прострелили внутренности. Кроме него, в офисе было два надзирателя и тюремный прокурор.
— Что известно об исчезнувшем надзирателе? — при первой же возможности спросил я.
— Звать Фишенауэр, тридцать шесть лет. Работает в тюрьме одиннадцать лет, хороший послужной список, — ответил Харт. — Трудился нормально вплоть до сегодняшнего дня.
— Каковы ваши предположения? Этот надзиратель — последний заложник Гэри? — озадачил я Уоллеса.
— Боюсь, что нет. Подозреваю, что чертов сукин сын помог Сонеджи бежать.
С того утра ФБР установило круглосуточное наблюдение за Майком Дивайном и Чарли Чакли. Мы предполагали, что Сонеджи Мерфи непременно их посетит. Он знал, кто именно испортил его Гениальный План.
Тело надзирателя Фишенауэра было обнаружено в гараже заброшенной фермы в Крисфилде, штат Мэриленд. В рот ему была засунута двадцатидолларовая купюра — но не из выкупа, полученного во Флориде.
Весь следующий день ходили разные слухи о Сонеджи-Мерфи, но ни один не подтвердился. Он разгуливал на свободе, был где-то рядом и смеялся над нами. Может, отсиживался в каком-нибудь темном подполе. Его имя снова гуляло по первым страницам всех газет страны — именно так ему и мечталось. Самый Плохой Мальчишка всех времен и народов.
В шесть вечера я отправился на квартиру к Джеззи. Мне не хотелось туда. Меня подташнивало, голова совершенно не работала. Но придется предупредить ее, что она значится в списке Сонеджи, если он додумался связать ее с Дивайном и Чакли. Я обязан это сделать, не раскрывая своих карт.
Поднимаясь по таким знакомым ступеням из красного кирпича, я услышал музыку, от которой дрожали стены. Это был альбом Бонни Райта. «Я подарил любви моей свечу!!!» — орал во всю глотку Бонни. Эту кассету мы с Джеззи без конца крутили в ее домике на озере. Быть может, сегодня она вспоминала обо мне. Что до меня, то я не переставал о ней думать последние несколько дней.
Я нажал звонок, и Джеззи отворила дверь. На ней, как обычно, были шорты и футболка. Она заулыбалась, явно обрадовавшись мне. Такая спокойная, собранная, хладнокровная. Внутри у меня все сжалось, но внешне я оставался спокойным. Я знал, что буду делать: так, по крайней мере, мне казалось.
— И вот еще что, — я как будто продолжал разговор, начатый минуту назад.
Рассмеявшись, Джеззи распахнула дверь еще шире, но я оставался стоять на крыльце. Откуда-то по соседству доносилось позвякивание дверной цепочки. Я вглядывался в нее, надеясь заприметить хоть один фальшивый жест или неверное движение, чтобы убедиться в небезупречности ее роли. Но я ничего не заметил.
— Как насчет загородной прогулки? И угощение за мой счет.
— Мне подходит! Сейчас, только штаны натяну!
Через пару минут мы уже оседлали мотоцикл и удалялись от дома Джеззи. Я все еще машинально напевал «Я подарил любви моей свечу!», размышляя о случившемся в последнее время. «План составив однажды, проверяй его дважды. Кто плох, кто хорош, проверяй не однажды».
— Мы можем одновременно ехать и болтать! — прокричала Джеззи мне в ухо. Я прижался к ней крепче, и мне стало еще тошнотворнее. Я сказал прямо в ее волосы:
— Сонеджи на свободе! Я боюсь за тебя!
Это была чистая правда — я вовсе не желал найти Джеззи убитой. С отрезанной грудью. Она чуть повернула голову:
— Что-что? Почему ты боишься? У меня дома лежит «смит-и-вессон».
«Потому, что ты помогла расстроить его Гениальный План, и он это знает, — хотелось мне сказать. — Потому что это ты забрала девочку с заброшенной фермы, Джеззи. Ты увезла Мэгги Роуз Данн, а потом пришлось убить ее, так ведь?»
— Он узнал о нас из газет, — прокричал я Джеззи. — Он способен прийти к любому, связанному с этим делом! Особенно к тем, кто, по его мнению, поломал ему Планы!
— Ты уверен, что он думает именно в этом направлении? Хотя если кто-то и знает о нем, так это ты! Ты на этом собаку съел!
— Он жаждет всему миру продемонстрировать свое превосходство! Он хочет, чтобы его дело прогремело, как в свое время дело о похищении сына Линдберга! Он на этом зациклился. Но ему нужно устроить нечто серьезнее и сложнее. И он еще не закончил. Возможно, по его мнению, все только начинается!
— А кто будет играть Бруно Хауптманна? И вообще — на какую роль претендует в этой истории Сонеджи? — сквозь ветер прокричала Джеззи.
Неужели она пытается подсунуть мне свое алиби? Может ли быть, что она каким-то боком связана с Сонеджи? Нет, это было бы пределом всего… Но как? И почему?
— Бруно Хауптманн — это Гэри Мерфи, — прокричал я в ответ, потому что ответ был мне известен. — Он — тот, кого Гэри Сонеджи ловко подставил. Его бросили за решетку, а он невиновен.
Все это мы обсудили в первые четверть часа поездки. Следующие мили пролетели в молчании. Каждый из нас погрузился в собственные думы. Я вдруг обнаружил, что все еще крепко прижимаюсь к ее спине. Я вспоминал, каково нам бывало вдвоем, и мне становилось все омерзительнее. Вот бы ничего не чувствовать… Теперь я знал, что она такая же психопатка, как и Гэри. Полное отсутствие совести. Я понимал, что таких людей кругом полным-полно: в бизнесе, в правительстве, на Уолл-стрит. Они никогда не сожалеют о своих поступках. А когда их поймают, льют крокодиловы слезы.
— А что, если нам снова уехать? — спросил я наконец, когда смог. — Снова слетать на Виргинские острова? Мне это необходимо.
Я не был уверен, что Джеззи расслышала. Но она вдруг ответила:
— Хорошо! Позагораем немного! Острова так острова!
Я слегка отодвинулся от нее, что было непросто на такой скорости. Дело сделано. Мы пролетали мимо пригородных красот, но все, что попадало сейчас в поле моего зрения, вызывало лишь головную боль, которую нельзя было ничем успокоить.
Глава 81
Больше всего на свете Мэгги Роуз хотела жить. Теперь она это поняла. Она мечтала, чтобы жизнь стала такой, как прежде, надеялась увидеть папу и маму, друзей из Вашингтона и Лос-Анджелеса, но больше всего — Майкла. Что же случилось со Сморчком Голдбергом? Они его отпустили? Неужели за него дали выкуп, а за нее — нет?
Каждый день Мэгги работала на уборке овощей. Работа была тяжелой, но главное — страшно однообразной. В течение долгих дней под палящим солнцем ей просто необходимо было мысленно отвлекаться от реальности.
Примерно через полтора года после похищения Мэгги Роуз сбежала из того места, куда ее упрятали.
Она приучила себя каждое утро вставать очень рано — раньше всех. Она проделывала это в течение долгих недель, прежде чем на что-то решилась. На улице было темно, но она знала, что светать начнет через час, и сразу станет безумно жарко. Она босиком прошла в кухню, держа рабочую обувь в руках. Если ее остановят, она скажет, что просто шла в туалет. Мочевой пузырь ее был полон — для пущей верности.
Ей внушали, что она никогда не сможет удрать, даже если выберется из деревни. До города не меньше пятидесяти миль в любом направлении. Так они говорили. А в горах полно змей и диких котов. Она слышала по ночам их завывание. Она никогда не доберется до города. Так они утверждали.
А если ее поймают, то снова поместят под землю по меньшей мере на год. Помнит ли она, как ее заживо похоронили? Каково это — вообще не видеть дневного света?
Дверь кухни была заперта, но она знала, что ключ хранится в ящике для инструментов вместе с другими ржавыми железяками. Она отыскала ключ и заодно прихватила маленький молоточек для самозащиты, который засунула за резинку своих шортиков.
Ключ легко повернулся в кухонном замке — девочка оказалась снаружи. Впервые за долгое время она — на свободе! Ее сердце воспарило как на крыльях, она почувствовала себя одним из тех соколов, которые иногда проплывали в высоком небе над полем.
Идти было легко, и с каждым шагом она чувствовала себя все лучше. Она шла низиной, не поднимаясь в горы, — один из детей поклялся, что город находится поблизости. В начале пути она подкрепилась парой зачерствевших булочек, обнаруженных на кухне. Солнце встало, становилось все жарче и жарче. На дорогу девочка не выходила, но держалась поблизости. Она шла весь долгий жаркий день, удивляясь, как у нее хватает на это сил. Видно, тяжелая работа в поле закалила ее, она стала сильнее и выносливее, у нее везде появились мускулы.
Ближе к вечеру Мэгги заметила вдалеке городок, довольно большой и современный по сравнению с тем селением, где ее держали последнее время. Мэгги Роуз пустилась бежать вниз с последнего холмика. Земляная колея сменилась бетонкой — настоящей дорогой. Через некоторое время девочка обнаружила заправочную станцию. Обычная бензоколонка с надписью «Шелл». Мэгги показалось, что она в жизни своей не видала ничего более прекрасного.
Она подняла глаза и увидела перед собой мужчину.
Он спросил, как она. Он всегда называл ее Бобби, и она знала, что он немного заботится о ней. Она ответила, что все в порядке. Сердце ее упало.
Мэгги Роуз не могла ему сказать, что снова и снова сочиняет чудесные фантазии, чтобы уйти в мир грез от своих страданий.
Глава 82
Без сомнения, у Гэри Сонеджи-Мерфи был Гениальный План. Теперь план был и у меня. Вопрос лишь в том, насколько безупречно я смогу его воплотить в жизнь. Сколь велико мое желание добиться успеха, не важно какой ценой? Как далеко я готов зайти? Сколь долго я смогу ходить по краю?
Наше путешествие в Вирджин-Горда началось в Вашингтоне холодным пасмурным утром в пятницу. Было прохладно. При обычных обстоятельствах я не смог бы выбраться достаточно быстро. В залитом солнцем Пуэрто-Рико мы пересели на легкий самолетик с тремя двигателями. Уже в половине четвертого он плавно пошел на посадку по направлению к белому песчаному берегу, окаймленному высокими пальмами, которые слегка покачивал морской бриз.
— Вот оно, — восторженно произнесла Джеззи, — наше место под солнцем. Я бы осталась здесь на месяц.
— Да, это то, что доктор прописал, — согласился я. Скоро мы в этом убедимся. Скоро поймем, насколько сильно нам хочется оставаться вдвоем.
— Усталый путник поскорее хочет залезть в воду, а не любоваться ею, — заявила Джеззи. — Сидеть на рыбе и фруктах и плавать до упаду.
— Для этого мы сюда и приехали. Развлекаться на солнышке и забыть обо всех мерзавцах.
— Все отлично, Алекс. Все должно быть отлично — нам только нужно чуток постараться.
Она всегда говорила так искренне, что безумно хотелось ей верить.
Как только открылась дверца самолета, в салон ворвались запахи Карибского моря. Теплый воздух обласкал девятерых пассажиров самолета. На всех уже были темные очки и яркие майки, на лицах блуждали довольные улыбки. Я тоже выдавил подобие улыбки.
Джеззи взяла меня за руку. Она казалась совсем рядом — а на самом деле была так далеко. Происходящее казалось дурным сном. Такого не должно быть на самом деле…
Чернокожие мужчины и женщины с британским акцентом пропустили нас через мини-таможню. Наши с Джеззи вещи не досматривались — об этом заранее позаботился госдепартамент США. На дне моего чемоданчика лежал заряженный револьвер.
— Как мне нравится здесь, Алекс, — умиленно пролепетала Джеззи, когда мы подошли к стоянке такси. Здесь же рядом с машинами стояли скутеры, велосипеды, мотороллеры… Интересно, будем ли мы с Джеззи еще когда-нибудь кататься вместе на мотоцикле?
— Давай останемся здесь навсегда, — продолжала она умиленно лепетать. — Как будто уезжать не надо. Как будто нет ни часов, ни радио, ни новостей…
— Хорошая идея, — подыграл я. — Сыграем в «сделай вид».
— Давай, прямо начинаем. — Она захлопала в ладоши как маленькая девочка.
Со времени нашего последнего посещения островок совсем не изменился. Вероятно, именно по этой причине семья Рокфеллеров начала скупать острова еще в пятидесятых. Катера и лодки безмятежно покачивались на искрящейся поверхности воды. Мы миновали скопление ресторанчиков и лавок для туристов. Надо всеми ярко раскрашенными домишками высились телевизионные антенны. Наше место под солнцем. Рай земной.
У нас нашлась минутка поплавать в бассейне отеля. Мы размялись, совершив пару заплывов туда и обратно вдоль бортика. Я вспомнил наше первое совместное купание — в бассейне отеля в Майами. Самое начало ее спектакля.
Растянувшись на песке, мы наблюдали, как солнце медленно опускается, затем заходит за горизонт и пропадает из виду.
— Дежа вю! [8] Алекс, — улыбнулась Джеззи. — Все как раньше. Или мне это снится?
— Нет, все не так, — мрачно ответил я, но тут же поправился. — Раньше мы не знали друг друга так близко.
О чем она на самом деле думает? Наверняка у нее тоже имеется план. По моим расчетам, она знает, что я побывал у Дивайна и Чакли. Значит, будет выяснять, что я намерен с ними сделать.
К нам подошел чернокожий служащий отеля. Что ж, сделаем вид, что наслаждаемся…
— Медовый месяц? — спросил он доброжелательно и раскованно.
— Это наш второй медовый месяц, — сообщила Джеззи.
— Желаю насладиться вдвойне, — широко улыбнулся пляжный служащий.
Нами овладело медленное течение островной жизни. Мы снова обедали в ресторане отеля. И вправду — какая-то сверхъестественная жуть, действительно дежа вю. В окружении изумительных карибских красот я болезненно ощущал собственное и ее двуличие и мучился от нереальности происходящего.
Официанты приносили и уносили экзотические блюда из черепахи и даров моря. Звучала джазовая музыка. И я не переставал думать о том, что прекрасная женщина рядом со мной позволила маленькому Майклу Голдбергу умереть. Я был почти уверен, что она убила Мэгги Роуз или, по крайней мере, была сообщницей убийцы. И никаких намеков на угрызения совести. Где-то в Штатах была спрятана ее доля десятимиллионного выкупа. Но она умна: позволила мне разделить с ней расходы на поездку. «Пополам, Алекс, хорошо?» Вот она с аппетитом ест омара и закуску из акульего мяса. Выпила за обедом две кружки пива. Так разумна и так спокойна. В некотором смысле она куда опаснее Гэри Сонеджи-Мерфи.
О чем можно говорить после превосходного обеда и коктейлей с убийцей, с женщиной, в которую вы были влюблены? Мне нужно многое узнать у нее, но ни один из тех вопросов, что роились в моей голове, я не отважился задать. Вместо этого мы болтали о своих «каникулах» и строили планы на ближайшие часы.
Глядя на Джеззи, сидевшую напротив меня, я подумал, что никогда еще она не казалась мне такой желанной. Она снова теребила белокурую прядь волос возле уха — такой родной, знакомый, нервический жест. Почему нервничает, о чем переживает? Что ей известно?
Наконец она не выдержала:
— Ну, Алекс, ты не хочешь поведать мне, для чего мы прилетели в Вирджин-Горда? Что у нас на повестке дня?
Несмотря на то, что я старательно готовился к этому вопросу, он застал меня врасплох. Ее выстрел попал в цель. Я приготовился лгать. Да, я мог всему дать разумное объяснение, но не мог научиться нормально себя при этом чувствовать.
— Мне хотелось наконец по-настоящему поговорить с тобой. Впервые объясниться, Джеззи.
На ее глазах выступили слезы и медленно потекли по щекам, сверкая в неверном свете свечей.
— Я люблю тебя, Алекс, — прошептала она, — это так тяжело для нас обоих, и всегда было тяжело.
— Ты имеешь в виду, что мир не готов принять нас? Или мы не готовы принять его?
— Не знаю, что тут правильно. Какая разница, если все это так сложно?
После обеда мы пошли прогуляться вдоль берега в сторону затонувшего галеона. Живописные обломки были расположены на расстоянии четверти мили от ресторана. Пляж был абсолютно пуст. Сияла луна, но когда мы дошли до корабля, стемнело. По небу проносились обрывки облаков. Рядом со мной брел темный силуэт Джеззи. Мне стало неуютно — оружие я оставил в номере.
— Алекс! — Она вдруг приостановилась. Я подумал, что ей что-то послышалось, и оглянулся через плечо. Но я знал, что Сонеджи-Мерфи здесь быть не может. Неужели я мог ошибиться?
— Я все думаю о расследовании, — продолжала она, — и не могу остановиться. Хотя и не хочу думать об этом здесь.
— Что тебя беспокоит?
— Ты перестал рассказывать мне все. Что ты выяснил насчет Дивайна и Чакли?
— Ну, раз уж ты сама поднимаешь этот вопрос, то я, так и быть, отвечу. Ты была права в отношении них. Это очередной тупик. Давай наконец отдыхать. Мы оба это заслужили.
Глава 83
Гэри Сонеджи-Мерфи наблюдал, в то время как мозг его был погружен в сладостную игру фантазии. Он снова возвращался к убийству маленького Линдберга, рисуя в своем воображении Счастливчика Линди, очаровательную Энн Морроу Линдберг, Чарльза Линдберга-младшего в колыбельке… Вот детская комнатка на втором этаже особняка в Хоупвелле, штат Нью-Джерси… Вот уж были денечки, друзья мои! Да, о таких деньках можно только мечтать.
За кем же он так банально наблюдает — здесь и теперь?
Во-первых, за парой козлов из ФБР в черном «бьюике». Один из них — женского пола, если уж быть точным. Они на дежурстве. Впрочем, они абсолютно безобидны. Здесь нет проблем. Не с кем поразвлечься.
Во-вторых, он следит за входом в современное высотное здание под названием «Готорн». Очевидно, в честь Натаниэля, мрачного страдальца. На крыше — бассейн и солярий, внизу — гаражи, в вестибюле — консьерж. Нехилая берлога для бывшего агента. Эти тупицы из ФБР так тщательно бдят за небоскребом, словно он вот-вот улетит.
В начале одиннадцатого утра в здание «Готорн» вошел посыльный из «Федерального Экспресса».
Спустя несколько мгновений Гэри Сонеджи-Мерфи, одетый в униформу посыльного с двумя свертками в руках, позвонил в квартиру номер семнадцать. Когда Майк Дивайн открыл дверь, Сонеджи выпустил ему в лицо большую дозу хлороформа, как уже проделывал с Майклом Голдбергом и Мэгги Роуз Данн. В точности, как и дети, Дивайн рухнул на коврик в прихожей как подкошенный. У него в гостиной играла музыка — неподражаемый Бонни Райт. «Дай им о чем-нибудь поговорить…»
Через несколько минут бывший агент очнулся. Он ощущал резкую слабость во всем теле, в глазах двоилось. Абсолютно голый и полностью сбитый с толку, он обнаружил, что лежит в ванне по пояс в холодной воде, привязанный за лодыжки к крану.
— Что такое? — пробормотал он невнятно и жалобно. Он чувствовал себя так, словно вылакал дюжину порций виски с содовой.
— Перед вами — чрезвычайно острый нож, — склонился над ним Гэри Сонеджи-Мерфи. — Итак, показываю. Попытайтесь сфокусировать свои порочные голубенькие глазенки. Ну, Майкл, дружок, сосредоточимся!
И Сонеджи-Мерфи чиркнул своим жутким оружием по обнаженной руке бывшего агента. Дивайн дико закричал. Из длинной трехдюймовой раны в воду хлынули потоки крови.
— Чур, не пищать, — предупредил Сонеджи, размахивая ножом у самого лица несчастного агента. — Это вам не безопасная бритва «Жилетт» — лучше для мужчины нет. Можно малость поцарапаться — и до крови. Осторожнее, мой мальчик.
— Кто вы? — попытался спросить побледневший, как холст, Дивайн, но вместо этого получилось «Ттоооыы?»
— «Мне представиться позвольте — я богат, с хорошим вкусом и изысканная личность», — наслаждался Сонеджи. У него аж голова кружилась от собственных успехов. Будущее рисовалось в самых радужных красках.
Дивайн выглядел совершенно потерянным.
— Это из «Любви к дьяволу» — не узнали? Я — Гэри Сонеджи-Мерфи, за форму посыльного приношу извинения. Грубый камуфляж. Но я, видите ли, слегка торопился. Жаль, а то я ведь месяцами грезил о нашей встрече. О свидании с тобой, с тобой, прохвост!
— Что тебе от меня нужно? — несмотря на обстоятельства, Дивайн попытался хорохориться.
— Да зарезать, милок, зарезать. Вообще-то я тороплюсь. Так что у тебя есть выбор. Первый вариант: я здесь и сейчас отрезаю твой член и запихиваю его тебе в рот. Затем я тебя малость попытаю: буду чиркать по тебе ножичком. Начну с лица и буду резать до тех пор, пока не скажешь то, что я хочу знать. Ясно? Нет ли каких вопросов? Итак — болезненные пытки, которые приведут к сильной потери крови.
Голова Дивайна невольно дернулась в сторону от этого психа. Зрение его прояснилось — к несчастью. Он широко распахнул глаза. Гэри Сонеджи-Мерфи? В его квартире? С охотничьим ножом?
— Второй вариант, — продолжал сумасшедший. — Ты мне говоришь правду прямо сейчас. А я тут же отправлюсь за своими денежками — туда, где они спрятаны. Потом вернусь и прикончу тебя, но просто, без всяких вывертов. Кто знает, может, тебе и удастся спастись, пока меня не будет. Сомнительно, конечно, но надеждой жив человек! Скажу, Майкл, по секрету, что лично мне второй вариант по душе.
Сознание Дивайна уже достаточно прояснилось, чтобы он смог сделать правильный выбор. Он рассказал Сонеджи-Мерфи, где находится его часть выкупа. Она была здесь же, в Вашингтоне. Сонеджи поверил ему, но, что называется, доверяй, но проверяй. В конце концов, он все-таки имел дело с бывшим офицером полиции. Гэри на минуту помедлил у входа в квартиру, чтобы зычно рявкнуть своим лучшим голосом, в точности похожим на голос Арнольда Шварценеггера в роли Терминатора:
— Я вернусь!
Он чувствовал, что сегодня дела складываются неплохо. Он наконец-то разрешит все проблемы, связанные с этим чертовым похищением. Он здорово умеет изображать копа — это пригодится. Итак, Гениальный План снова работает.
Неслабо!
Глава 84
Я провел ночь почти без сна, так как каждый час просыпался. Здесь не было ни пианино на веранде, ни Деймона и Джанель, которые будили бы меня. Рядышком мирно посапывала она — убийца.
И план, который я обязан осуществить. Когда наконец взошло солнце, служащий отеля упаковал нам восхитительный ленч: в плетеной корзине лежали роскошные вина, французская вода в бутылках и дорогие блюда для гурманов. Были там также маски для подводного плавания, пушистые полотенца и бело-желтый полосатый пляжный зонтик.
Когда в восемь утра мы пришли на причал, все это уже было сложено в моторную лодку. Через тридцать минут мы причалили к нашему острову. Мы вернулись в то самое уединенное местечко — в наш рай. Мы снова пробудем целый день одни на острове, коралловом рифе, покрытом нежным белым песком. Прочие пары из отеля отправились на другие — свои — острова.
Абсолютно прозрачная морская вода цвета бутылочного стекла, через которую просвечивает дно. Заглядывая туда, я видел даже фактуру песка внизу. Я мог бы, если б захотел, сосчитать песчинки. Под ногами мелькали как спокойные, так и воинственные цветные рыбешки. Парочка барракуд длиной каждая футов по пять сопровождала нашу моторку почти до самого берега, но затем утратила к нам интерес.
— Когда за вами вернуться? — спросил лодочник. — Выбирайте любое время.
Это был мускулистый рыбак или моряк лет сорока. Такой беззаботный, жизнерадостный тип. Всю дорогу он потчевал нас островными байками преимущественно о поимке гигантских рыб.
Похоже, его мало волновало, что у нас с Джеззи разный цвет кожи.
— Часа в два-три? — я обернулся к Джеззи за советом. — Когда мистеру Ричардсу забрать нас отсюда?
Она уже занялась расстиланием пляжных полотенец и раскладыванием нашего экзотического снаряжения.
— В три — отлично, мистер Ричардс.
— Ну, хорошо. — Он широко улыбнулся. — Желаю приятно провести время. Вижу, в моих услугах здесь больше не нуждаются.
Махнув на прощанье рукой, он прыгнул в лодку, завел мотор и вскоре пропал из виду. Мы остались совершенно одни на своем острове. Ну что же, постараемся провести время с пользой.
Было так странно и жутко лежать на песке на одном полотенце рядом с убийцей и похитительницей детей. Мне приходилось снова все переоценивать, пересматривать мои чувства, планы и поступки, которые предстояло совершить, контролировать смятение и гнев. Я все еще продолжал любить эту женщину, в одночасье ставшую такой чужой и далекой. Я заставил себя закрыть глаза и расслабиться на солнышке. Если не отдохну, то ничего не сумею.
Как ты могла убить маленькую девочку, Джеззи? Как ты могла? Как ты могла столько времени всем лгать?
И вдруг откуда-то явился Гэри Сонеджи — неожиданно, без всякого предупреждения. Он держал свое излюбленное орудие убийства — длинный охотничий нож. Он занес его прямо над моей головой, накрыв меня своей тенью.
Но ведь он никак не мог попасть на остров. Никак!
— Алекс, Алекс, ты уснул, — раздался нежный голосок Джеззи. Она положила прохладную ладонь мне на плечо и ласково дотронулась до моей щеки кончиками пальцев.
Долгая бессонная ночь… Солнце и ветерок усыпили меня прямо на пляже. Это Джеззи нависла надо мной, это ее тень накрыла меня, а не силуэт Сонеджи… Сердце громко стучало, я покрылся потом. Сны влияют на нервную систему не слабее реальных событий.
— Я долго проспал?
— Лишь пару минут, детка. Позволь мне обнять тебя, Алекс.
Она придвинулась ко мне, коснувшись моего тела обнаженными сосками. Пока я спал, она сняла верхнюю часть купальника и покрыла кожу кремом для загара. На верхней губке блестели крохотные капельки пота. Ей не нужно было стараться выглядеть привлекательно. Но я сел и отодвинулся от нее. Затем показал на заросли бугенвиллей, растущих у самой кромки воды.
— Пойдем пройдемся немного. Хочу обсудить с тобой некоторые вещи.
— Какие? — Джеззи разочаровал мой отказ — она собралась заняться любовью прямо здесь, на пляже. А я — нет.
— Пошли. Побродим, потолкуем. Солнышко так славно припекает.
Я приподнял Джеззи, и она последовала за мной с явной неохотой, даже не потрудившись одеться.
Мы побрели по полосе прибоя, не прикасаясь друг к другу, но на расстоянии лишь нескольких дюймов. Прозрачная вода приятно холодила босые ноги. Какая чудовищная дикость… Это был один из самых гадких моментов в моей жизни. Наверное, самый гадкий.
— Алекс, ты такой серьезный… А ведь мы собирались развлекаться, помнишь? Или это мы так развлекаемся?
— Джеззи, я знаю обо всех твоих деяниях. Мне потребовалось время, но в конце концов все стало на свои места. Я знаю, что это ты увезла Мэгги Роуз от Сонеджи. Я знаю, что это ты убила ее.
Глава 85
— Вот об этом и потолкуем. Как видишь, магнитофонного провода на мне нет. Она криво улыбнулась уголком рта:
— Вижу, что нет.
Прирожденная актриса. Мое сердце готово было выскочить из груди.
— Объясни, что произошло, Джеззи. Хотя бы скажи — почему. Я потратил два года, чтобы обнаружить то, о чем ты знала все время. Дай свое объяснение всему этому.
Безупречная прекрасная улыбка Джеззи наконец сползла с ее лица. Она медленно заговорила:
— Ладно, Алекс. Я расскажу тебе кое-что, иначе ты не оставишь меня в покое.
Мы побрели дальше, и Джеззи сказала мне правду.
— Как произошло, спрашиваешь? Вначале мы просто делали свою работу. Клянусь, это правда. Мы нянчились с семейкой министра. Джеральд Голдберг не привык к угрозам. Его запугали колумбийцы. Он повел себя как и должно штатскому: потребовал у Секретной службы охраны для себя и своего семейства. Дурацкие, никому не нужные наблюдения. С этого все и началось.
— И ты приставила к Голдбергам двух легкомысленных агентов.
— Двух приятелей. И далеко не легкомысленных. Просто мы думали, что все это ерунда. Потом Майк Дивайн заприметил, что учитель математики по имени Гэри Сонеджи прогуливается перед домом Голдбергов. Сперва мы решили, что он интересуется мальчишкой. Дивайн и Чакли полагали, что он педераст и ничего больше. На всякий случай навели о нем справки. Это прозвучало в отчетах моих агентов.
— Один из них следил за Сонеджи?
— Да, было пару раз. В паре местечек. Нас это не особенно занимало. Однажды ночью Чарли Чакли проследовал за ним в Саут-Ист. В тот момент мы никак не связывали его с убийствами, тем более что газетной шумихи по этому поводу не было. Сам знаешь, в городе одним убийством больше, одним меньше.
— Знаю. Когда вы заподозрили Гэри Сонеджи?
— Мы не догадывались, что он планирует похищение, пока он его не осуществил. Но за два дня до этого Чарли Чакли проследовал за ним на ферму в Мэриленде. Чарли и не думал о киднеппинге — на это не было причин. Но он узнал, где расположена ферма. Когда все произошло, Майк Дивайн позвонил мне из школы. И тут мне пришло в голову, что мы можем взять выкуп сами. Наверняка я не знала. Возможно, я и раньше думала об этом. Так просто, Алекс. Три-четыре дня — и все было бы кончено. И никто бы не пострадал. Дети ведь уже были похищены. Мы бы просто взяли выкуп. Миллионы.
Меня убивало то, как спокойно и деловито рассуждала Джеззи о похищении. Сама она не участвовала, но идея принадлежала ей. Не Дивайну, не Чакли, а ей, Джеззи. Она — вдохновитель и автор плана.
— А дети? — спросил я. — А Мэгги Роуз и Майкл?
— Но их уже похитили. Мы не могли предотвратить того, что уже произошло. Мы знали о ферме в Мэриленде и были уверены, что с детьми ничего не случится. Все-таки он учитель математики. Мы не считали его способным причинить им зло. Мы думали, что он дилетант, а мы держим ситуацию под контролем.
— Но он похоронил их в ящике, Джеззи. И Майкл Голдберг умер.
Глядя на море, Джеззи механически кивала.
— Да, мальчик умер. Это все изменило. Навсегда. Не знаю, возможно ли было это предотвратить. Вот тогда мы поехали и забрали Мэгги Роуз. И составили свои требования от имени похитителя. Весь план поменялся.
Мы с ней так и брели по кромке воды. Наверное, со стороны казалось, что любовники нежно выясняют отношения. Впрочем, последнее соответствовало истине. Наконец Джеззи заглянула мне в глаза:
— Я хочу сказать о том, что было между нами, Алекс. Это совсем не то, что ты думаешь.
Я не нашел ответа. У меня было такое чувство, будто я стою на темной стороне Луны и вот-вот не выдержу и взорвусь. Душа изнывала от невыносимой боли. Я автоматически продолжал слушать Джеззи. Остальное уже не имело значения.
— Когда все это началось во Флориде, мне необходимо было выяснить, что известно тебе. Нужны были каналы внутри полиции округа Колумбия. А ты — отличный коп, ты всегда сам по себе.
— И ты использовала меня, чтобы вытягивать информацию. Ты выбрала меня для передачи выкупа. ФБР ты не доверяла. Всегда демонстрируешь высокий профессионализм, Джеззи.
— Я знала, что ты не предпримешь ничего, что могло бы повредить девочке. Я знала, что ты передашь выкуп. Сложности начались по возвращении из Майами. Даже точно не знаю когда. Клянусь, это правда!
Я находился в каком-то ступоре, ощущая щемящую пустоту внутри. Тело покрылось потом, и совсем не палящее солнце было тому виной… Я задавал себе один вопрос: привезла ли Джеззи с собой оружие? И сам же ответил: да, она всегда действует как профессионал.
— Как бы то ни было, я влюбилась в тебя, Алекс. Я нашла в тебе то, что давно уже перестала искать в людях: порядочность и душевную щедрость, любовь и понимание. Деймон и Джанель так растрогали меня. Когда я с тобой, то чувствую свою цельность…
Я ощутил тошноту и легкое головокружение. В таком состоянии я был весь первый год после смерти Марии.
— Как бы то ни было, я тоже влюбился в тебя, Джеззи. Я очень старался, но по-другому не вышло. Я даже не мог вообразить, что кто-нибудь сумеет лгать так долго, как это делала ты. До сих пор не могу до конца осознать эту ложь и обман. Ну, а что Майк Дивайн?
Джеззи в ответ лишь пожала плечами.
— Ты совершила идеальное преступление, — похвалил я. — Просто шедевр. Ты осуществила мечту Гэри Сонеджи.
Она уставилась мне в глаза, словно пытаясь что-то рассмотреть сквозь меня. Оставалась еще одна деталь мозаики — самое последнее, что я хотел выяснить:
— Так что же на самом деле случилось с маленькой девочкой? Что именно ты, или Дивайн, или Чакли сделали с Мэгги Роуз?
Но Джеззи лишь мотнула головой:
— Нет, Алекс. Этого я не скажу. Ты знаешь, что не могу.
Начав говорить правду, она скрестила руки на груди. Они так и остались скрещенными, крепко сцепленными.
— Как ты смогла убить девочку? Как ты смогла, Джеззи? Как могла ты убить Мэгги Роуз Данн?
Джеззи шарахнулась от меня — даже для нее это было слишком. Она рванулась к пляжному зонтику и полотенцам. Но я успел схватить ее за локоть.
— Убери свои руки! — взвизгнула она с искаженным лицом.
— А может, продашь мне информацию о Мэгги Роуз! — крикнул я. — Может, заключим сделку, а, Джеззи?
Она повернулась ко мне лицом:
— Никто не позволит тебе снова открыть это дело. И не надейся, Алекс. На меня у них ничего нет. И у тебя нет. Я не собираюсь продавать тебе информацию.
— Да, да, конечно, Джеззи, — с крика мой голос понизился до шепота. — Да, Джеззи, да… А ведь ты могла бы продать информацию. Определенно могла бы.
Я указал на заросли пальм и бугенвиллей, сгущавшихся по мере удаления от песчаного пляжа. Из своего укрытия в густом кустарнике вдруг поднялся Сэмпсон, размахивая чем-то вроде серебряного жезла. Это был высокочувствительный микрофон. Рядом встали два агента ФБР и тоже помахали нам руками. Все они сидели в кустарнике с семи утра. Агенты покраснели как вареные раки. Даже Сэмпсон впервые в жизни загорел, несмотря на природную черноту.
— Это мой друг Сэмпсон. Он записал все, о чем мы говорили с начала прогулки.
На несколько секунд Джеззи зажмурилась. Она не ожидала, что я способен зайти так далеко.
— А теперь ты нам скажешь, как убила Мэгги Роуз.
Она распахнула глаза, которые вдруг стали маленькими и черными.
— Этого ты не найдешь никогда. Никогда не найдешь…
— Чего я не найду? Ты говоришь, я не найду чего-то.
— Ты все продолжаешь искать в людях добро, но его в них нет! Все твое дело потерпит крах! В конце концов, ты окажешься в дураках, в круглых дураках! Навсегда! Гнусный дурак!
— Может, ты и права, но зато у меня есть этот момент.
Джеззи размахнулась, чтобы ударить меня, но я ухватил ее за запястье. Она дернулась и упала. Такой толчок был наименьшим из всего, что она заслуживала. На лице ее застыло удивление.
— Недурное начало, Алекс. Ты быстро становишься настоящим ублюдком. Мои поздравления.
— Ха, я чувствую себя прекрасно. Со мной все отлично.
Далее Сэмпсон и фэбээровцы произвели формальный арест Джеззи Фланаган. Я вернулся в отель на ялике, упаковал вещи и через час был на пути в Вашингтон.
Глава 86
Через два дня после возвращения мы с Сэмпсоном снова были в дороге — на сей раз наш путь лежал в Уюни, в Боливию. Были основания надеяться и верить, что там мы найдем Мэгги Роуз Данн.
Джеззи говорила и говорила. Она продавала информацию. Отказавшись наотрез говорить с агентами ФБР, она выкладывала все мне.
Уюни находится в Андах, на расстоянии ста девяносто одной мили от Оруро. Туда добираются на маленьком самолетике до Рио-Мулато, а оттуда на джипе до Уюни.
В «форде», который вез нас к конечной цели нелегкого путешествия, сидело восемь человек. Рядом со мной — Сэмпсон, а еще тут были двое спецагентов, посол США в Боливии, водитель, а также Томас Данн и Кэтрин Роуз.
В последние самые изнурительные тридцать шесть часов Джеззи и Чарли Чакли наперебой выкладывали информацию о Мэгги Роуз. Изуродованное тело Майка Дивайна нашли в его вашингтонской квартире, после чего поиски Сонеджи активизировались. Но все было тщетно. Без сомнения, Гэри смотрел по телевидению историю нашего путешествия в Боливию и радовался своим деяниям.
Истории Чакли и Джеззи о похищении во всем совпадали. Была возможность получить десять миллионов долларов выкупа и уехать с деньгами. Поэтому они не могли вернуть девочку. Им нужно было уверить нас, что похитителем был Сонеджи-Мерфи. Но Мэгги могла это оспорить. Хотя убить девочку они собирались в самом крайнем случае — так они показали на допросах.
Преодолевая последние мили по горной дороге в Андах, мы с Сэмпсоном, да и все остальные, молчали. На подъезде к Уюни я краем глаза наблюдал за Даннами. Они молча сидели рядом, чуть отодвинувшись друг от друга. Кэтрин давно говорила, что потеря дочки почти разрушила их брак. Я припоминал, как восхищался ими в самом начале. Но Кэтрин Роуз я и сейчас симпатизировал. Во время поездки мы немного поговорили. Я не забуду, как тепло она благодарила меня.
Я надеялся, что девочка благополучно дождется конца этого долгого и ужасного испытания… Я все время думал о Мэгги Роуз Данн, малышке, с которой предстояло познакомиться. Вспоминались молитвы, плакаты на здании суда, зажженные свечи.
На въезде в деревню Сэмпсон подтолкнул меня под локоть.
— Глянь-ка на холм, Алекс. Не хочу делать преждевременных выводов, но, кажется, мы приближаемся к развязке.
Наш фургон вползал на холм в деревушке Уюни. По обеим сторонам дороги росли густые кусты. Над парочкой хижин вился дымок. Узкая колея уходила, казалось, прямо в Анды. На дороге стояла Мэгги Роуз. Да, одиннадцатилетняя девчушка стояла перед одной из хижин вместе с другими ребятишками семьи Патино, с которыми прожила около двух лет. В семье была дюжина ребятишек — вместе с ней. С расстояния в сотню ярдов мы разглядели ее. Как и прочие маленькие Патино, она была одета в рубашку и шорты, но выделялась среди них белокурыми волосами. Она загорела и выглядела здоровой, очень похожей на свою красавицу мать.
В семействе Патино понятия не имели, кто она такая. В Уюни никто не слыхал о Мэгги Роуз Данн, равно как в Пулакайо или в Убине, находившимися по ту сторону Анд. Об этом мы узнали от боливийской полиции.
Патино получали плату за то, что девочка жила у них. Они должны были содержать ее в целости и сохранности, но чтобы она не покидала пределы деревни. Майк Дивайн сказал ей, что бежать здесь некуда, а если она попытается, то ее поймают и будут пытать. Снова посадят под землю на долгий, долгий срок.
Я не мог отвести от нее глаз: девочка так много значила для меня и для многих людей. Я припоминал бесчисленные плакаты и рисунки и никак не мог поверить, что вот она стоит здесь, живая и здоровая после всего случившегося.
Видя, как с холма спускается микроавтобус посольства США, Мэгги Роуз никак не прореагировала. Она не выразила радости по поводу того, что за ней наконец приехали, что ее спасли. Она выглядела растерянной и озадаченной. На ее личике читалось смущение и испуг. Она шагнула вперед, затем снова отступила назад, посмотрев на свою «семью».
Я задавал себе вопрос, понимает ли Мэгги, что происходит. Она была сильно травмирована. Не утратила ли она вообще способность чувствовать? Хорошо, что я здесь и смогу помочь.
При воспоминании о Джеззи меня захлестнула волна ярости. Как можно причинить такое горе маленькой девочке? За пару миллионов долларов? Да хоть за все деньги мира!
Первой из автомобиля вышла Кэтрин Роуз. И тут Мэгги Роуз протянула к ней руки, закричав:
— Мамочка!
Поколебавшись одну секунду, она кинулась к ней. Они бежали друг к другу, раскинув руки для объятий.
Дальнейшее я увидеть не смог, так как мои глаза застилали слезы. Я взглянул на Сэмпсона и увидел слезу, выкатившуюся из-под его темных очков.
— Два крутых детектива, — прокомментировал он, улыбнувшись с волчьим оскалом. Эту его ухмылку я особенно любил.
— Ну, теперь в Вашингтон, округ Колумбия. Мэгги Роуз возвращалась домой. Ее имя звучало в моей голове как заклинание: Мэгги Роуз, Мэгги Роуз. Ради этого момента стоило все пережить.
— Конец! — подытожил Сэмпсон.