Теперь мне бы хотелось исследовать один очень интересный вопрос. Он касается стойкости нашего первого унаследованного видения. Почему раннее видение имеет тенденцию сохранять свое влияние в течение всей жизни? Действительно ли столь живучи самые первые впечатления? Казалось бы, мы должны стараться побыстрее избавиться от всех искажений, которые ограничивают нашу способность быть хозяевами своей жизни. И, конечно, какие-то изменения неизбежны в жизни каждого. Озадачивает, однако, отсутствие именно глубоких изменений.
Представим себе человека с совершенно искаженным видением. Он видит себя человеком трущобы, а других людей — либо средством для каких-то своих целей, либо угрозой своему существованию. Жизнь для него — это бесконечное соперничество, мир — змеиная яма, а Бог — немногим более, чем жестокая иллюзия. Очевидно, что такой человек захочет остановить движение мира и сойти на остановке, уйти прочь. Его наказывает, и притом весьма жестоко, его же собственное восприятие. Почему бы такому человеку не переосмыслить свое видение? Он ведь должен был заметить, что существуют и другие люди, которые относительно счастливы. Некоторые из тех людей, которых он видит на улице, улыбаются, другие насвистывают. Может быть, они узнали некий секрет, дающий радость? Быть может, они нашли что-то такое, чего он сам не нашел? Что они знают такого, чего не знает он? Если бы он только захотел просто переосмыслить и пересмотреть свое основополагающее видение, он мог бы превратить презрение к себе в самоодобрение, перейти от пессимизма к оптимизму, от цинизма к доверию. Он мог бы заменить негативную душевную позицию позитивной. Почему же он этого не делает? Все мы в большей или меньшей степени похожи на такого несчастного человека. В таком случае, — что же, разве мы все мазохисты?
В соответствии с принципом, согласно которому стоит повторить дважды то, что заслуживает быть высказанным однажды, повторим, что единственный путь к личному возрастанию и более полной жизни ведет через изменение всей панорамы нашего видения. Ограниченное видение, наказывающее нас, похоже на сковывающие цепи. Оно цепко удерживает нас на одном и том же месте, так, что каждый день становится калькой вчерашнего, и каждый год становится тоскливым повторением предыдущего. Чтобы понять, почему многие из нас остаются добровольными пленниками искаженных видений, следует вкратце повторить, что же нам дает само видение. Это может пролить свет и на наше сопротивление необходимости переосмыслить и пересмотреть то видение, с которым мы начали свой жизненный путь.
Когда мы впервые учимся заглядывать в свой собственный внутренний мир и смотреть вовне на всю остальную реальность, мы тут же начинаем искать во всем упорядоченность, взаимную согласованность пО неким образцам, повторяемость. Мы учимся связывать причины со следствиями. Одним словом, мы ищем в мире предсказуемость. Знание того, что может случиться и чего следует ожидать, дает нам определенное чувство безопасности, возможность принимать решения и соответственно с ними действовать. Вскоре и наши собственные действия и реакции приобретают схематичность и начинают строиться по образцам, основанным на нашем восприятии и способах
приспособления к реальности. Жизнь становится предсказуемой, и в наших реакциях образуется согласованность и последовательность. Мы обычно стремимся действовать так, чтобы сохранить эту согласованность, причем сами действия могут быть как хорошими, так и плохими. Согласованности и предсказуемости противостоит хаос, означающий непредсказуемость и несогласованность. В нем тонет разум, теряя себя, а дух распадается. О людях, переживающих период хаоса, часто говорят как о "дезориентированных". Запутавшись, дезориентированные люди теряют чувство направления. Хаос представляет собой очень тяжелое переживание.
Вероятно, это и является главной причиной того, почему мы так упорно сопротивляемся изменению нашего видения, даже если оно становится для нас жестокой тюрьмой. Мы страшимся погрузиться в хаос в случае, если мы оставим старое видение, дававшее предсказуемость и согласованность. Я боюсь быть брошенным без руководства. Например, если бы я отбросил прочь свои негативные представления о самом себе и научился бы относиться к себе хорошо, как бы я стал действовать? Что бы случилось? Как бы я стал относиться к другим людям? Если бы я отказался от своего ложною суждения, что другие люди по сути своей бесчестны и мне нечего от них ждать, как мне с ними говорить, как себя вести, как с ними обращаться? Может, я должен начать доверять другим людям? Может, я должен зайти столь далеко, чтобы не бояться открывать другим себя?
Вся трудность в том, что нет гарантий, что это новое видение окажется лучше, чем старое. Не вопрос ли это о синице в руках, которая лучше журавля в небе? Кто захочет отдать известное в обмен на неизвестное, не имея при этом определенной уверенности, что дело стоит того? Я знаю то, чем обладаю, но я не уверен в том, что получу взамен и даже не знаю, не рискую ли потерять все? Всякое изменение означает, что происходит в каком-то смысле смерть и новое рождение. Умереть для старого и родиться в новом качестве — это пугающая перспектива. И между смертью и новым рождением всегда есть такой трудный и страшный момент, когда я ничем не обладаю. Если я откажусь от своего старого видения, все-таки дававшего жизни хоть какой-то смысл, а моему поведению — известную
направленность, сохранит ли новое видение целостность и неповрежденность моей жизни?
Все, о чем мы говорили, может показаться чистой абстракцией. Я вспоминаю свой личный опыт, который поможет конкретнее показать, какова реальность этого страха. Ко мне время от времени приходила за советом девушка из колледжа. Каждый раз она приходила с новой проблемой. Занимаясь мношми ее делами, я в конце концов спросил ее: "Не приходило ли тебе в голову, что когда-нибудь тебе предстоит покончить со всеми этими проблемами? Прошло уже столько времени, что мы, должно быть, поразили уже сотню мишеней". Несчастная девушка чувствовала себя совершенно не в своей тарелке среди социальных отношений взрослых. Ее самовосприятие не давало ей возможности вести себя с другими как равной. Единственным способом ее приспособления к взаимоотношениям с другими людьми было принятие на себя роли "всегда несчастного маленького ребенка".
Предположим теперь, что кто-то скажет такой девушке: "Ты видишь себя в чем-то неполноценной, и ты приспособилась к своему предполагаемому приниженному положению, оставаясь в роли маленькой девочки. Однако реальная ситуация такова, что ты совершенно полноценный человек, одаренный и прекрасный. Ты должна только научиться устанавливать с другими людьми взаимоотношения на основе равенства, как отношения взрослой со взрослыми". Какой же будет ее реакция на эти слова? Теоретически ей хотелось бы верить в свою полноценность и в то, что она такая же, как все. Однако ее восприятие и тип приспособления к жизни основаны на неполноценности, на предположении, что она хуже других. Эта роль стала для нее удобной, она к ней привыкла. Предположение, что она должна изменить это свое ложное видение и начать действовать совершенно иначе, вызовет ужас в ее сердце. Она чувствует себя в безопасности за построенной ею оградой, прикрываясь маской своей беспомощности. Следовательно, она будет склонна держаться за свою прежнюю ориентацию. Но, поступая так, она, к несчастью, будет возводить стену между собой и более полной человеческой жизнью.
Можно дать еще один пример, который годится почти для каждого человека. Любой из нас дает своей жизни и своему положению определенную окраску и вырабатывает определенные стереотипы поведения. Исходя из этой оценки, соответствующее поведение развивается в сторону функционального совершенства. Пересматривать первоначальную оценку означает то же самое, что начать заново все дело жизни, и это при условии, что окончательный успех не гарантирован. Предположим, какой-то молодой человек считает, что его все не любят, и он приспособился к такой предполагаемой ситуации, став "профессиональным" интравертом и одиночкой. Что произойдет, если ему предложить оставить свои первоначальные суждения и покинуть свое убежище, чтобы присоединиться к празднику жизни? Вероятнее всего, он захочет сохранить верность своему старому видению и способу приспособления к жизни, он вцепится в них изо всей силы, так что пальцы побелеют от напряжения, лишь бы не рисковать оказаться в хаосе на пути пересмотра.
Известный психиатр, специализирующийся на межличностных отношениях, д-р Гарри Стак Салливен в своей книге "Интервью психиатра" назвал такой способ приспособления, вытекающий из неправильного или неадекватного видения, "охранительной работой" . Как только люди начинают производить подобного рода работу, им приходится отбрасывать всякий новый опыт, чем-то грозящий их исходному восприятию и вытекающему из него способу приспособления к жизни. Д-р Салливен называет такую умышленную слепоту "избирательным вниманием". Охранительную работу и последующее избирательное невнимание он связывает со стремлением защитить себя, стремлением оставаться в безопасности в рамках того, что мы назвали предсказуемостью и согласованностью. Он говорит также, что подобная упорная защита забаррикадированной позиции "серьезно сокращает способность человека извлечь что-либо полезное из своего опыта". Это качество мы назвали "жесткостью".
Вспомните теперь случаи, когда приходилось пытаться извлечь что-то опасное или нежелательное из рук ребенка. Обычно его маленькие пальцы крепко сжимаются вокруг вожделенного предмета. Рекомендуемый в таких случаях психологический маневр — это отвлечь внимание на что-то другое, на вещь-заменитель. Это удается сделать не только с маленькими детьми. Все мы готовы к тому, чтобы согласиться на разумный обмен. Однако пересмотр собственного восприятия и способов приспособления к жизни не похож на смену
костюма. Как мы уже говорили, наше первоначальное восприятие должно много раз повториться, прежде чем выкристаллизоваться в установку и синтезировать в конечном счете видение. Все мы созданы своими привычками. Мы не можем перейти от старых привычек к заранее приготовленным новым наподобие того, как меняем одежду. По самой своей природе изменение привычек должно быть постепенным.
Однако оставаться в старой колее тоже нелегко. Чтобы сохранить старое узкое видение, человек должен все время отрицать всякий другой, противоположный опыт и информацию. Он должен упрямо вновь и вновь утверждать необходимость своего ошибочного видения перед лицом возрастающего и противоречащего ему опыта. Это может потребовать больших усилий и внутренне истощить. Спустя какое-то время это приведет к значительному возрастанию внутреннего напряжения и стрессу. И чем сильнее противоречащий опыт, тем больше энергии должен потратить несчастный человек на работу механизма отрицания.
Такое возрастающее напряжение, вызванное необходимостью отрицания и подавления и стремлением сохранить за собой возможность вновь и вновь прибегать к "охранительной работе", означает, что со временем мы будем затрачивать на это все больше и больше энергии. Все меньше и меньше энергии будет у нас оставаться для самой жизни, радости, наслаждения и любви. Мы можем не признавать истинной природы происходящей в нас борьбы, но, несмотря на это, замечаем, каким стало наше обычное душевное состояние, сколь привычными стали беспокойство и нервозность, плохое самочувствие и физическая усталость. Мы истощим себя и свои силы, защищая видение, удерживающее нас в тюрьме. На такую жизненную ориентацию нужно навесить этикетку: Невротическая (и мучительная!). Видение, за которое несчастная жертва жесткости так цепко держится ради мира и безопасности, становится источником тяжелых страданий и безнадежности.
Когда люди обращаются за помощью к психиатру или психологу, они обычно надеются на быстрое, немедленное облегчение. Они хотят улучшения самочувствия, хотят доктора, способного выписать
психологический рецепт, который, если к нему прибегать три раза в день, снял бы всякую боль.
Но когда необходима "восстановительная психотерапия", противоположная "психотерапии поддержки", ее результат будет совершенно противоположным. Психотерапия поддержки предназначена для того, чтобы помочь людям преодолеть непродолжительные периоды, сопряженные с очень серьезными трудностями или травмами. Врачи-психотерапевты помогают клиенту очиститься от загнанных внутрь эмоций, укрепить имеющиеся у него средства защиты. Такие терапевты работают в основном на уровне сознания и симптомов. Их цель состоит исключительно в том, чтобы снять или ослабить временные страдания данного момента. Напротив, психотерапия восстановления нужна таким людям, чьи симптомы продолжительны и постоянны. В таких случаях психотерапевты пытаются влиять на личностную структуру и основополагающее видение. И как только это начинает осуществляться, человек в большинстве случаев начинает двигаться через состояние дезориентации и дезинтеграции, захватывающей определенный начальный период — через хаос.
Если человек пытается не просто просуществовать и выжить в течение трудного периода времени, но стремится выбраться из старой колеи своего существования, чтобы обрести полноту жизни, он должен полностью пересмотреть свое видение. Это и есть психотерапия восстановления независимо от того, будет ли при этом оказана профессиональная психиатрическая помощь или нет. Мы часто повторяли: наша причастность полноте жизни прямо пропорциональна полноте нашего видения. Причина того, что тот или иной человек не живет полной жизнью, коренится в отсутствии у него правильного видения. Однако отказ от старого видения ради обретения радикально иной перспективы всегда означает переход через промежуточную зону, через временное испытывание хаоса. Вот почему вначале всегда имеет место период дезориентации и дезинтеграции. Это — необходимая часть процесса возрастания.
Не приходилось ли вам когда-нибудь переходить водный поток, прыгая с камня на камень? Пока остаешься на каком-то одном камне, сохраняешь чувство безопасности. Здесь ничего не грозит. Хотя, конечно, нет и движения, нет прогресса, нет никакого другого удовлетворения, кроме даваемого безопасностью. Требование двинуться и перескочить на следующий камень означает риск и пугает, потому что есть момент, когда мы не стоим прочно ни на одном камне. Это ощущение страха и риска сравнимо с тем чувством, которое мы испытываем в момент прозрения, когда что-то манит нас сделать шаг за рамки своей жесткости и войти в новое видение и новую жизнь. Ясно, что неразумно требовать от врача — особенно от зубного, — чтобы он всегда мог излечить нас немедленно и без всяких неприятностей. Так же неразумно думать, что внутреннее возрастание человека может осуществиться сразу и без всяких страданий. Нельзя войти без страданий в новую и полную человеческую жизнь.
Независимо от оказания профессиональной психиатрической помощи необходима полная ревизия нашего видения реальности, включающая анализ и новое согласование всего прежнего опыта и всей пригодной информации. Историк, переосмысливающий прошлое, возвращается к самому началу событий и заново истолковывает, к примеру, причины давно закончившейся войны, достигая той степени объективности, которая была возможна, пока стреляли пушки и взрывались бомбы. Сходным образом каждый человек, ищущий нового видения, должен вернуться назад, пересмотреть вновь весь свой опыт, суждения, оценки и интерпретации, которые направляли его эмоции, поведение и всю жизнь. Ничем нельзя ему помочь, пока он сам не захочет попытаться это сделать, и в его жизни не произойдет реального изменения до тех пор, пока он этого действительно не осуществит.
Обратимся теперь к другому вопросу — как понять свое теперешнее видение. Как я смогу внести мое видение в поле своего сознания в целях его исследования? Я должен знать, каково мое восприятие, прежде, чем я смогу его пересмотреть. Только в этом случае я смогу найти у себя и локализовать ложное восприятие, искажающее мое видение, и изменить его.
Начальное условие при выявлении своего видения со всеми его искажениями состоит в наличии внутренней волевой готовности человека предстать перед фактами, каковы бы они ни были. Для этого необходимо мужество и смирение. Подобная волевая установка означает готовность сказать: "я был неправ". Для большинства из нас это
нелегко. Мы так сильно нуждаемся в одобрении и уважении со стороны других людей, что боимся всего, что может умалить наше общественное лицо и чувство личной ценности по сравнению с тем, какими они нам представляются. Если смотреть глубже, мы должны быть готовы допустить существование определенного разрыва между тем, что мы в действительности собой представляем, и тем, на что мы претендуем, — разрыв между реальным и воображаемым "я". Иногда это воображаемое "я" сбивает с толку других людей. Мы стремимся предстать пред ними в облике интиллигентных, компетентных, духовно глубоких лиц, или в каком-либо еще ином виде, соответствующем нашим притязаниям. Иногда это сбивает с толку даже нас самих. Мы вытесняем в свое подсознание все те факты, на которые мы не можем взглянуть трезво и мужественно, а вместе с ними нами вытесняются страхи, страстные желания и гнев, которым мы не даем места в сознании. Мы упрямо отказываемся открыть дверь души правде, которая не перестает стучать у входа и просит признать ее существование, впустить ее. Мы боимся жить и боимся умереть. Так что прежде всего мы нуждаемся в мужестве и смирении.
Реальность нашей готовности к изменениям выясняется тогда, когда эта готовность угрожает открыть нашу охранительную работу и связанное с ней избирательное невнимание. При необходимости выбора большинство из нас предпочитает ту или иную форму самообмана. Мы удерживаем наше "я" на самой поверхности явлений при помощи тех или иных уловок, набрасывая самую приблизительную схему всей остальной реальности. Недавно умер один промышленный магнат, о котором отзывались как о самом богатом человеке в мире. Его имя Дж. Поль Гетти, а его состояние почти не поддается учету. Когда один книгоиздатель попросил его описать свою полную автобиографию, Гетти неожиданно согласился и вскоре прислал издателю единственную строчку: "Дж. Поль Гетти стал миллиардером!" Он настаивал на том, что в этой единственной строчке и заключается вся его биография. В одной строчке сказано все. Можно привести еще кое-что из наследия его высказываний: "Если вы в состоянии сосчитать сколько у вас денег, вы еще не миллиардер". Когда ему напоминали, что "вы не сможете их унести с собой", Гетти отвечал: "да, конечно, было бы слишком тяжело, не так ли?"
Я вовсе не склонен вершить здесь суд над Дж. Полем Гетти, Говардом Хьюзом или любым другим из недавно ушедших миллиардеров. Человеческие существа слишком сложны для такого мгновенного психоанализа. Мне просто хотелось бы предположить, что если слова "он стал миллиардером!" действительно можно считать той итоговой оценкой всей жизни, которую сделал сам Гетти, то тогда его жизнь не была по-настоящему полной и у него не было опыта полноты человеческой жизни. Как финансист он был миллиардером, но если в этой единственной характеристике содержится вся суть его жизни, он как личность оказался банкротом. Человек и его жизнь многоплановы. Провести жизнь, забившись в угол, пусть даже в этом углу будет несметная куча денег, означает потерять очень многое. Несчастный Поль Гетти. Несчастны и мы, если сползаем к тому, чтобы заниматься охранительной работой и удовлетворяться слепотой избирательного невнимания.
Допустим, что готовность у нас есть, что же должно быть еще? Следующий шаг, мне думается намечается высказыванием Виктора Франкла: "Пусть жизнь сама ставит вам вопросы". Эту открытость жизненным вопросам д-р Франкл рекомендует в качестве средства, позволяющего понять, кто мы такие- и что мы в действительности любим. Он подчеркивает, что мы в большинстве своем всегда сами задаем жизни вопросы, например: Что принесет мне этот день? Кто будет меня любить? Пойдут ли сегодня дела так, как мне бы хотелось? Что случится со мной в этом году? Чем обернется для меня то или это? Что дала мне жизнь за последнее время? Разумеется, никто не может помочь тому, кто только об этом думает и говорит. Но есть и другая, более глубокая мудрость роста, которая состоит в том, чтобы изменить порядок постановки вопросов на противоположный и позволить жизни самой спрашивать нас.
Для меня совершенно очевидно, что каждый новый день, вместе со всеми своими событиями и людьми, ставит перед нами свои вопросы, конечно, если мы согласны на самоанализ. Например, встреча с нуждающимся и непривлекательным человеком спрашивает меня о том, велика ли моя любовь. Смерть близкого и дорогого мне человека спрашивает, в чем моя вера перед лицом смерти и какой урок я могу извлечь из этой утраты и одиночества. Прекрасный день или прекрасный человек спрашивает меня, насколько я способен ими насладиться. Одиночество же спрашивает меня, действительно ли я нравлюсь себе, доставляет ли мне удовольствие находиться в компании с самим собой. Хорошая шутка спрашивает, есть ли у меня чувство юмора. Человек совершенно другого типа, принадлежащий к совершенно иной среде, чем я, тоже как бы спрашивает меня, насколько я способен к сочувствию и пониманию. Успех и неудача спрашивают у меня, как я представляю себе, в чем именно состоит успех и в чем — неудача. Страдание спрашивает у меня, действительно ли я верю в то, что могу внутренне возрастать в несчастьях. Негативная критика в мой адрес — это тоже вопрос о моей чувствительности и уверенности в себе. А если другой человек мне предан и верен, этим он спрашивает меня, смогу ли я позволить другому любить себя, готов ли я быть любимым.
Итак, каждый день ставит перед нами свои вопросы. Однако это не означает, что ответы на них выдаются тут же и автоматически, потому что мы держим их в карантинной зоне за пределами поля своего зрения. Избирательное невнимание похоронило многие наши мысли, эмоции, воспоминания и многие невыясненности. Мое иллюзорное "я" действует как самозванный цензор, позволяя мне контактировать с теми мыслями и эмоциями, которые расцениваются им как приемлймые, и не допуская сближения с другими мыслями и эмоциями, которые могут чем-то угрожать моей ненастоящей сущности.
Один человек с юмором предположил, что вытеснением и избирательным вниманием управляют три старые ведьмы — Шулда, Вулда и Кулда. (Прим. ред.: Эти имена произведены от соответствующих английских модальных глаголов в тех их формах, которые выражают должествование, желание и возможность поведения или действий человека; на русском языке эти имена могли бы звучать примерно так — Должуха, Хотелляга и Могбыга). Вместо того, чтобы не бояться своих настоящих мыслей и быть честными в отношении к ним, я невольно склоняюсь к тому, чтобы отвергнуть их, следуя некоему убеждению, что я должен думать как-то иначе. Я сознательно заменяю свой действительный образ мыслей на другой, определяемый предписанием, как мне следует думать. Я убеждаю себя также и в том, что я в действительности чувствую то, что мне хотелось бы
чувствовать. И, наконец, то, что мог бы когда-то сделать, начинает занимать меня гораздо больше, чем то, что я делаю в данный момент.
Есть один действенный способ, помогающий облегчить такой процесс принятия вопросов, ставящихся самой жизнью, — это самоанализ своих эмоций. Самое основное положение данной книги заключается в том, что наши эмоции порождаются идеями (восприятиями) ; эмоциональная жизнь является прямым и отчетливым отражением нашего восприятия действительности. Основные усилия тем самым следует направить к тому, чтобы достичь полного, точного и ясного понимания своих эмоций. Прежде всего я должен увидеть те; или иные свои эмоции, как бы иметь их перед собой для того, чтобы они помогли мне признать те восприятия, которые их породили, так как за каждой эмоцией стоит определенное восприятие. Если бы я жил с ясным пониманием моих эмоций, если бы я захотел докопаться до их корней, я бы легко добрался и до восприятий, до того видения, которое формирует мою жизнь.
В своей личной жизни я пытаюсь работать в этом направлении и считаю это "терапией видения". Путем осознания эмоциональной жизни, путем ее анализа я постоянно нахожу удивительные вещи как в себе, так и в своем видении. Например, прошлым летом я ехал по чикагской скоростной дороге, но вдруг мой автомобиль заглох прямо на средней полосе. У меня хватило инстинктивного присутствия духа, чтобы осторожно увести машину вправо, а затем и на обочину дороги. При этом у меня и в мыслях не было пытаться самому разобраться в том, что случилось с двигателем, потому что единственное, в чем я в своей машине совершенно уверен — это ее цвет. Я открыл капот, но сильный чикагский ветер чуть не сорвал его. Тогда я закрыл капот и попытался открыть багажник, но с тем же скверным результатом. Я еще подумал, что можно было бы привязать носовой платок к радиоантенне, но в этой машине антенна оказалась встроенной прямо в "дворник".
В конце концов я оставил машину в покое и стал осматриваться. За обочиной дороги там, где я остановился, был глубокий овраг и никаких признаков цивилизации и человеческого присутствия. С другой стороны — шестирядная скоростная дорога. Я не знал,что делать. Наконец, мне пришла мысль ехать дальше на попутных. Я
попытался изобразить сначала тревогу, потом возбуждение, потом пафос, но никто не остановился, никто даже не взглянул на меня. Я почувствовал себя отверженным. Неужели им действительно нет до меня никакого дела?
Минут пятнадцать спустя молодой студент колледжа остановился и спросил: "Могу ли я вам помочь?" Я в жизни не слышал более сладостных слов. Когда мы уже отъехали далеко от места приключения, он сказал мне, что интересуется проблемой личностного развития, и я рассказал ему о некоторых приемах в области терапии видения. Он спросил: "А не попробовать ли нам применить их сейчас к нашему случаю?" Мы тут же занялись этим вместе. Мы решили, что мои эмоции, возникшие в тот критический момент, следует обозначить как панические. Эта мысль мне решительно понравилась: ведь мое воображаемое "я" видело себя компетентным, уравновешенным, холодным и всегда владеющим ситуацией.
Прослеживая связь своих панических эмоций с источником восприятия, я сделал удивительное открытие. Как ни странно, моя паника не была вызвана опасностью для жизни или риском телесного повреждения. Она не была также вызвана и явным безразличием водителей, проезжавших мимо. Скорее всего причиной ее было то, что я оказался не в силах контролировать ситуацию, не знал, что же мне делать. Очевидно, что раньше я всегда придерживался того заблуждения, что всякий, кому приходится действовать наощупь, импровизировать, кто оказывается в затруднительном положении, как-то лишается также и респектабельности в собственных глазах и в глазах окружающих. Очевидно, что часть моей личности и чувство собственного достоинства в какой-то мере срослись с представлением о том, что я способен управлять любой ситуацией. Открыв это однажды, я получил возможность сопоставить это свое новое понимание с ситуациями из своего прошлого. Переосмысливая события своей жизни, я обнаружил, что правильность этого прозрения существенно подтверждается опытом всей моей жизни, который дожидался, когда же я буду готов к тому, чтобы понять и воспринять его, когда же я сам захочу увидеть, что он означает. Сохранять контроль над любой ситуацией, всегда знать, что нужно делать в данный момент, — все это стало частью моей охранительной работы. Устранение этого искажения несомненно является одним из условий моего возрастания как личности, условием моего более полного участия в жизни.
Итак, первые два требования успешной терапии видения — это готовность пересмотреть свое понимание действительности и открытость тем вопросам, которые задает нам жизнь. Третье требование — находить время для молчания и уединения. Все мы — жертвы чрезмерного шума, чрезмерной суеты, жертвы того, что один хорошо известный психолог назвал "потопом стимулов". Чтобы войти в контакт со своим видением, необходимо практиковать некоторый род активного и внимательного прислушивания к себе. Без тишины и уединения усилия проникнуть в глубину не принесут плода. Вновь процитируем Сократа: "Не стоит жить, не размышляя". Предполагаемый здесь род внутреннего вслушивания — это спокойный анализ событий недавнего прошлого. Для этого необходима так называемая реколлекция — вдумчивые воспоминания о случившемся в последнее время и о своих реакциях на события. Анализ наших эмоциональных реакций выявляет лежащие за ними восприятия. Эти восприятия должны быть вскрыты для изучения и пересмотра в той мере, в какой это необходимо.
Далее мы еще будем говорить о том, как вести постоянный пересмотр своих восприятий. Все это и принесет то изменение видения, которое даст нам возможность более полного участия в жизни. А пока мы будем говорить только о том, что нас интересует в данный момент, — т. е. о том, как локализовать свое видение, как его понять и осмыслить. В этом нам будут совершенно необходимы молчание, уединение и размышление.
Проиллюстрируем все сказанное автобиографическим материалом. Один близкий друг спросил меня несколько лет тому назад: "Приносит ли вам ваша жизнь радость и наслаждение?" Его слова означали, что сама жизнь поставила передо мной такой вопрос, но голоса жизни я не услышал. А своему другу я тогда сказал: "Я верю в свое дело. Я считаю, что оно имеет смысл. Я думаю, что помогаю другим. Я... ну нет, пожалуй, я не считаю, что я и в самом деле наслаждаюсь своей жизнью". Меня поразило то прозрение, которое прозвучало в моем ответе. Должно быть, я всегда мыслил о своей жизни лишь в понятиях обязательств, смысла и служения. Как ни
странно, я совсем не думал, что жизнь может приносить личное удовлетворение, наслаждение, радость. И тут-то я ввел вопрос друга и свой ответ в сферу своих размышлений в молчании и уединении. И когда я это сделал, мне стало ясно, что даже в том случае, когда человек исполняет доброе хорошее дело из чистых побуждений, но не испытывает при этом удовлетворения и наслаждения, что-то здесь остается неправильным. Никто не должен лишаться радости в жизни и в труде.
Захотев понять, почему мне представлялось, что я должен в жизни больше бороться, чем радоваться, я попытался подойти вплотную к эмоциональной стороне моей жизни. Сразу стало ясно, что здесь доминировали чувства фрустрации и гнева. Не останавливаясь здесь на пересказе истории моей жизни и того, сколь чудесно я был спасен благодаря некоторым поразительным прозрениям, я скажу лишь о двух неправильных восприятиях или искажениях, имевшихся в моем целостном видении. Я думаю, что в основном из-за них я часто испытывал в то время чувства фрустрации и гнева. По мере того, как мне удавалось освобождаться от этих искажений, я сам видел, как слабеют мои негативные эмоции и возрастает радость.
Вот какими были найденные мною искажения: (1) я считал себя ответственным за разрешение проблем многих людей, приходивших ко мне за помощью. Мне казалось, что моя значимость, мое личное достоинство существенным образом связаны с моей способностью диктовать людям немедленные решения в их запутанных проблемах и быстро вносить мир в беспокойные души страдальцев. (2) Я обнаружил в себе сильную, почти поразительную потребность нравиться другим, чтобы удовлетворять их ожиданиям. Это обманчивое чувство, что я должен быть всегда "для других" и никогда "для себя", поистине было тем кольцом в носу, за которое меня можно было водить куда угодно. Открытие этого самообмана привело к настоящему взрыву прозрений относительно необходимости баланса любви к себе и любви к другим людям.
Как только я начал действовать в соответствии с этими прозрениями, которые были пробуждены вопросом моего друга и раскрылись в уединении и размышлении, я стал испытывать все больше и больше радости, которая прежде обходила меня стороной. Конечно, необходимо делать так, чтобы прозрения не утрачивались и постоянно в нас присутствовали, необходимо закрепить их, действуя на их основе. Мы должны "исполнять истину" в той же мере, в какой мы верим в нее. Мы должны продолжать действовать в лучах пробившегося в нас света, иначе этот свет угаснет. Наши старые искажения и эмоциональные болезни умирают медленно, потому что все мы созданы своими привычками. Новые привычки нужно строить, начиная с самого основания. И чем более человек становится способным ясно видеть ложность своих прежних восприятий, тем скорее он освобождается от своих прежних тиранов и начинает наслаждаться полнотой жизни.
Каждому человеку необходимо находить для себя периоды тишины и покоя ради размышлений, переоценки и переосмысления того, что с ним происходит. Очень полезно также, а может быть и просто необходимо найти ключ к эмоциям, особенно негативным, в тот момент, когда они переживаются. Память склонна искажать прошедшее. Можно точнее и лучше выявить связь эмоциональных реакций с их корнями, уходящими в восприятия, пока эти эмоции еще не утратили свою связь с той лозой, которая их питает.
Таковы требования терапии видения. Когда такая терапия становится образом жизни, когда человек всегда остается настороже по отношению к проявлениям негативных эмоций как к симптомам искаженного восприятия, тогда более полная и более человечная жизнь уже будет не так далека. В следующих двух главах мы расскажем подробнее о терапии видения и рассмотрим некоторые из наиболее распространенных искажений, а также уже детально обсудим, каким образом следует проводить терапию видения.