— Может, родим ребеночка?

— Что? Ты хочешь ребенка? Сейчас?

Мы ели гигантские бургеры, которые Эрик готовил в Мясной Четверг. Этот Мясной Четверг был задуман как отдохновение от изысков «Искусства французской кухни». Мы с Эриком родом из Техаса и никогда прежде не обходились так долго без бургеров. Гигантские бургеры были изобретены в совершенно потрясающем мясном ресторанчике в Остине под названием «Хатс». В интерпретации Эрика в них добавляется зеленый перчик чили, сыр «Монтерей Джек», сметана, бекон и майонез. Давным-давно, еще до Проекта, Эрик скормил гигантский бургер своему приятелю по колледжу, который за три года до этого решил стать вегетарианцем. Два дня приятеля рвало без остановки — вот что случается с людьми, которые совершают всякие глупости, например перестают есть мясо. Что до нас, так мы эти бургеры просто обожаем.

— Ну… когда-нибудь. Ты же знаешь, что говорят доктора. Потом мне будет не так уж просто это сделать.

— Знаю. Сейчас… у нас нет денег, и ты занята Проектом, но…

— Ты понимаешь, что мне почти тридцать? Знаешь, насколько труднее забеременеть после тридцати?

— Нет. А насколько?

— Не знаю. Намного. Вдобавок у меня этот дурацкий диагноз. — Я собрала тарелки и отнесла на кухню. — Бургеры еще есть?

— Котлеты в духовке. Ну… давай подождем до конца Проекта, а там поговорим.

Точно. Мы подождем, потом еще подождем и еще, пока меня не разнесет; я вся покроюсь волосами и стану отвратительной, а потом просто умру!

— Джули, Мясной Четверг не для этого. Он для расслабления.

— Но я не могу расслабиться! Я буквально прямо сейчас слышу, как тикают мои биологические часы!

— Ты должна успокоиться.

Успокоиться. Черта с два.

Когда на следующий вечер я заявила, что собираюсь впервые в жизни печь блинчики и подать их со шпинатом в сливочном соусе, Эрик немедля сделал себе бутерброд с сыром и майонезом, ожидая ужина не раньше двенадцати. Но, как ни странно, блинчики оказались плевым делом. Тесто для блинчиков состоит из яиц, молока, воды, соли, муки и растопленного масла, которые нужно просто закинуть в блендер. Весь процесс занимает четыре минуты, включая растапливание масла без помощи микроволновки. А если не обращать внимания на совет Джулии — дать тесту «расстояться» два часа, — который я проигнорировала, сам процесс приготовления не подразумевает особых сложностей. Во всяком случае, у меня все получилось с первого раза. Я хорошенько разогрела сковородку, смазала ее кусочком бекона, вылила на нее немного теста и круговыми движениями распределила его по дну. Затем поддела лопаткой края блинчика, отделила — и он перевернулся как миленький! Я попыталась подбросить его, ухватив за края пальцами, он порвался, но меня это не остановило. «Первый блин комом», как говорит Джулия. Я снова провела по сковороде кусочком бекона, снова налила тесто, чуть больше, чем в прошлый раз. Короткое вращательное движение, поддеть блинчик лопаткой… перевернуть пальчиками!

— Вуаля! Блинчик! Я — королева мира!

Это оказалось проще простого. Дойдя до четвертого блинчика, я уже подбрасывала их так, будто с самого рождения только этим и занималась. За весь вечер я ни разу не вспомнила ни о своем возрасте, ни о злосчастном диагнозе.

Но не все так просто, как кажется. Об этом не следовало забывать.

Следующая неделя превратилась в блинчиковый ад. Я пекла сладкие блинчики и блинчики с начинкой, блинчики со взбитыми яичными белками и дрожжевые, креп фарси, руле и фламбе. И они все время прилипали, пригорали и рвались на кусочки. Если им все же удавалось выжить на сковороде, соскальзывая с нее, они напоминали по форме причудливых зверушек.

Эрик уехал на конференцию за пределы города, а я пригласила Гвен и Салли на блинный девичник. Пристроив блендер на крышку помойного ведра, поскольку хитрая розетка под тройную вилку располагалась именно там, я включила его, и вся кухня тут же оказалась забрызганной тестом, и это сразу после того, как я навела там некое подобие порядка. Мне бы сразу понять, что звезды расположились не лучшим образом, но куда там.

Я сварила шпинат и сделала соус морне для начинки гато де креп, и вроде все шло хорошо. Салли принесла мороженое «Милки Уэй». Она слонялась по квартире, стараясь не обращать внимания на кучи грязного белья, толстый слой пыли и вонь от застоявшегося кошачьего наполнителя, а я старательно взбивала в миске сливочный сыр с солью, перцем и яйцом. Явилась Гвен, и тут же принялась смешивать коктейли, а я тем временем порезала грибы и обжарила их на смеси сливочного и растительного масла с добавлением лука-шалота. Все шло спокойно, правда, медленно. До блинчиков я добралась лишь к десяти.

Я раскалила сковородку, смазала ее кусочком бекона, влила тесто, сделала вращательное движение, чтобы тесто растеклось. Блинчик прилип, словно приклеенный. Ничего, ничего. Первый блин комом. Начнем все сначала.

Я соскребла ком со сковороды, помыла ее, снова нагрела, снова натерла беконом и залила тесто.

И оно опять приклеилось, как суперклеем.

Если бы дома были мы с Эриком, я бы точно закатила психический припадок — наверное, это хорошо, что в его присутствии я могу оставаться собой. Но поскольку рядом были мои подруги, пришлось притвориться вменяемой. Я заскрежетала зубами и начала все сначала. В третий раз я повторила в точности ту же операцию, вылила тесто на горячую сковороду, и — о чудо! — сработало! Меньше чем за минуту я стала обладателем чудесного золотистого блинчика!

Этой полосы везения, подогреваемой водкой с тоником и «Мальборо лайтс», хватило на четыре блинчика, ну а потом они снова стали прилипать. Пришлось еще не раз отскребать комки, отмывать сковородку и снова приниматься за дело.

С любым из своих Дэвидов Салли может не спать ночи напролет, но, когда на горизонте замаячила перспектива бессонной ночи ради поедания моих кулинарных изысков с тремя сортами сыра, она слегка сникла. Хоть и пыталась хорохориться. Вообще — то, мне нужно было испечь двадцать четыре блина, но, закончив шестнадцатый к одиннадцати часам, я решила пощадить нас всех и обойтись теми, что есть.

И надо сказать, гато де креп вышел просто необыкновенный. Я слоями выложила на блинчики шпинатную смесь, грибы, сливочный сыр, полила соусом морне и немного подогрела в духовке. Хотя соус морне придал сооружению своеобразный бежеватый цвет, точно это было блюдо британской кухни, когда мы разрезали блинный пирог, это было загляденье: зеленые, золотистые и белые слои. Жаль, что к тому времени мы были уже полусонные.

Самое ужасное заключалось не в том, что у меня не получались блинчики, а в том, что невозможно было предсказать, получатся они или нет. Иногда они прилипали к сковородке, иногда нет. Я могла испечь три блинчика за три минуты, а на четвертый уходило полчаса. Блинчики стали преследовать меня в кошмарных снах. В одном таком сне все сотрудники моего офиса, мои родственники и Баффи — истребительница вампиров собрались вместе на ужин. Пока мы с мистером Клайном, Нейтом и Баффи разрабатывали план по истреблению демонов, которые засели в лобби и собирались уничтожить мир, моя мама пекла блинчики на офисной кухне, сотни блинчиков, тысячи. И вскоре оказалась погребенной под горами золотистых кружевных блинов.

К середине недели на тиканье биологических часов наложился блинный мандраж, и они слились в единый джазовый ритм. Что, если я так и не научусь печь блинчики? И какой тогда во всем этом смысл?

В следующий Мясной Четверг Эрик решил отступить от распорядка. Вернуться домой я планировала поздно, поскольку наше агентство устраивало пресс-конференцию, и Эрик из-за моих бесконечных психозов решил облегчить мне задачу хотя бы по одному пункту и приготовить ужин по рецепту «Искусства французской кухни».

Для своего первого опыта в кулинарном Проекте мой муж выбрал фуа де во соте авек сос крем а-ля мутард и эпинард гратен о фромаж, то есть, говоря простым языком, тушеную телячью печень со сливочно-горчичным соусом и запеканку из шпината с сыром. Он выбрал простое, на его взгляд, блюдо, на приготовление которого потребуется не больше сорока минут, и после работы отправился в восточноевропейскую мясную лавку за печенкой. Правда, пришлось постоять в очереди, так как перед ним выстроилась команда из восьми пожарных. Они то и дело подкалывали мясника: Эй, тебя где ремеслу обучали, мы не любим мясо с пальцами… — Да не слушай ты его, в пальцах навалом белка! Домой Эрик успел к семи, как раз к выпуску новостей на Би-би-си с Мишал Хусейн (самой сексуальной телеведущей в мире, по мнению Эрика). Спешить было некуда, ведь я вернуться должна была не раньше половины десятого. Он решил начать готовить в полдевятого, и тогда к моему приходу как раз все будет готово. Он слонялся по дому, листал журналы, подбирал разбросанные грязные носки и так далее до без двадцати девять. Затем промыл шпинат и в девять пятнадцать начал его тушить. И тут понял, что что-то не так. Шпинат надо было сначала отварить и порезать и только потом потушить. Когда я вернулась домой, он выуживал шпинат со сковороды и скидывал его в кипящую воду. Ситуация меня нисколько не удивила.

К половине одиннадцатого или около того он наконец разделался со шпинатом, добавил туда сливки и швейцарский сыр, поместил смесь в форму для запекания и, посыпав двумя столовыми ложками хлебных крошек, отправил ее на полчаса в духовку. Очередь дошла до печенки: Эрик порезал ее, посолил, поперчил, обвалял в муке и обжарил на смеси сливочного и растительного масла, Печень приготовилась мгновенно, Эрик не успел даже подумать о том, что надо сделать соус. Голова его кругом шла. Он добавил сливки и оставил сковороду на медленном огне примерно на минуту, но, заглянув в книгу, понял, что сначала надо было уварить на сковороде стакан говяжьего бульона. Именно в тот момент из кухни раздались вопли: «Черт! Черт!»

— Не переживай, — вякнула я с дивана, пребывая в состоянии, близком к коматозному. — Все будет хорошо. — Я не знала, что там у него не получилось, и мне было все равно. Мне хотелось одного — поужинать и завалиться спать.

В одиннадцать он решил, что соусу уже ничем не поможешь, снял его с плиты, добавил немного сливочного масла и горчицы и подал с таким видом, будто это и есть изысканный соус к печенке.

Мы ели печень со шпинатом, наблюдая, как почтенные джентльмены из британской палаты общин орут друг на друга по поводу вторжения в Ирак. Еда была вкуснейшей. Во-первых, потому, что это была печенка со шпинатом и сыром, а во-вторых, и это главное, не я готовила ее. И пусть мне иногда хочется треснуть Эрика булыжником по башке, надо отдать ему должное — он точно знает, как утешить меня. Сначала убаюкать на диване британскими новостями, а потом окончательно усыпить, обкормив субпродуктами.

В последнее время чувствую себя неудачницей. Дело даже не в том, что мне тридцать, а в том, что пройдет время и наступит сорокалетие — я боюсь прожить еще десять лет, не сделав ничего стоящего. Ведь что стоящего я сделала за прошедшие десять лет? Вышла замуж за замечательного человека, признаю — это было бы выдающимся достижением, если бы не тот факт, что ему давно пора со мной развестись. И еще я создала проект «Джули/Джулия».

Вот чем хороши блоги — жалуйся на жизнь, сколько хочешь. Когда Эрику до чертиков надоедало мое нытье, я отправлялась с жалобами в киберпространство. Там всегда можно было найти сострадающую душу.

Если в тридцать лет ты кажешься себе старой, потерпи до семидесяти. Сейчас тебе кажется, что ТАК ДОЛГО НЕ ЖИВУТ! Но мне семьдесят, и я наслаждаюсь каждой минутой, особенно общением с друзьями, с которыми мы вместе с начальной школы!!! Мой муж — настоящее сокровище, человек идеальный во всех отношениях. Поэтому мы с тобой из тех девчонок, кому повезло, Джули. И может, я покажусь тебе ненормальной, но я с радостью приняла и сорокалетие, и пятидесятилетие, и шестидесяти-, и семидесятилетие, потому что постоянно узнавала и до сих пор узнаю что-то новое и занимаюсь тем, что мне интересно. И чем старше я становлюсь, тем больше сходит мне с рук… Хотелось бы пожить подольше и прочесть все, что ты еще напишешь. С любовью, Баба Китти.

Вот видите? Мои читатели меня любят! Они хотят, чтобы я была счастлива и продолжала вести блог. Они понимают мои проблемы!

Когда на меня находит «возрастной мандраж», один хороший друг всегда напоминает: «Старые добрые времена — это то, что происходит сейчас». И он прав: через десять лет я наверняка оглянусь и пойму, что жизнь моя тогда была просто замечательной. Что за жизнь была в тридцать: у меня был прекрасный муж (он умер десять лет назад), были возможности, карьерные перспективы и много чего еще. Я с радостью жду пятидесятилетия — кто знает, что меня дальше ждет. Удачи, Джули, надеюсь, и ты преодолеешь свой «мандраж»… Синди

Хм… Пожалуй, Синди дело говорит. Ведь могло быть и хуже…

Джули, свой тридцатый день рождения я встретила в приюте для бездомных. Помню, как приготовила пиццу для своих соседей. Вот таким было мое тридцатилетие. Мне нечем было гордиться — разве что тем, что у меня не было детей и им не нужно было страдать в этом аду вместе со мной. Но прошло десять лет, за плечами у меня несколько лет работы в качестве журналиста и редактора, и мои родные (от которых десять лет назад я бежала, как от чумы) устроили мне вечеринку-сюрприз в день моего рождения.

Какой бы ужасной жизнь ни казалась сейчас… потом будет лучше. Почему-то всегда становится лучше. Так что держись. Крис

Великолепно. Выходит, я не только толстая тридцатилетняя неудачница, но и жалкая эгоистичная дура. Может, не так уж и здорово жаловаться на жизнь в Интернете?

Эрик совершил еще один замечательный поступок — на сэкономленные каким-то чудом сто баксов купил билеты и повел меня на репетицию спектакля «Саломея».

Многие сочли бы этот поступок бесчеловечным — в холодный промозглый апрельский вечер тащить жену на репетицию, да еще, пожалуй, самой неудачной пьесы в истории театра. Но кто никогда не был заядлым театралом, тот не поймет, в чем прелесть наблюдения за Аль Пачино, когда тот скачет по сцене, изображая царя иудеев Ирода. Кроме того, не все знакомы с Дэвидом Стрэтерном — образцом совершенства.

Лучшая работа, которая была у меня в жизни, — стажер в благотворительной театральной организации за пятьдесят баксов в неделю. Одним из преимуществ было то, что мне доставались бесплатные билеты, потому что по театрам люди ходят мало, разве что на хитовые мюзиклы вроде «Два моих папы». В девяти случаях из десяти спектакли оказывались полным дерьмом, но я все равно вспоминаю о них с нежностью. Особенно вспоминаются полоумные восторги: «О боже! Этот рыжий из сериала про космических ковбоев, который закрыли после первого же сезона, он играл в той пьесе с Кристен Ченовет, которая продержалась в „Беласко“ целых полторы недели!»

С тех пор прошло восемь лет. Бесплатных билетов мне больше не выдают, и мало того, что я, тридцатилетняя замужняя секретарша, ввязалась в губительную для психики авантюру, считая ее кулинарным подвигом, я к тому же не была в театре уже черт знает сколько.

Еще одним преимуществом той работы было то, что мне выпала возможность познакомиться со знаменитостями, ну, точнее, с теми, кто считается знаменитостью в театральном мире. Как-то я работала помощницей режиссера одной постановки, куда удалось привлечь Дэвида Стрэтерна, актера, которого я знала по парочке заумных извращенческих фильмов. Это было через пару месяцев после моего приезда в Нью-Йорк, и тогда я еще не знала, кто настоящая знаменитость, а кто нет. Знала лишь, что проведу два дня рядом с замечательным, известным актером и что после репетиции запланирована вечеринка, куда каждого попросили принести что-нибудь съестное.

Это была моя первая, но не последняя откровенная попытка затащить в постель звезду, и шансов у меня было немного. Я не была крашеной блондинкой, не делала эпиляцию, не умела глупо хихикать, не отличалась худобой и достойным экстерьером, в отличие от других режиссерских ассистенток. Вдобавок, отказавшись от комбинезонов и шерстяных свитеров, к которым привыкла, я облачилась в деловой костюм, по примеру других ассистенток, и на их фоне имела отнюдь не выигрышный вид.

Зато изображала крутую. Раздавала сценарии, делала заметки и на репетициях сидела с актерами за одним столом. Заговаривала крайне редко и только если была уверена, что скажу нечто бесспорно умное и с тонким юмором. Говорила тихим, но четким голосом, с легкой сексуальной интонацией, бросая на Дэвида многозначительные взгляды. И раскаиваться в этом не собираюсь. Я не робела, не пряталась и не перешептывалась по углам — нет, это не для меня, Я была крута и демонстрировала себя во всей мощи своей сдержанной, но бьющей в самое сердце сексуальности, эдакий удар промеж глаз. Мои пламенные взгляды не оставляли его ни на репетициях, ни в перерывах, ни тем более в узких проходах здания старой церкви, где располагалась наша театральная организация.

Так вот. Дэвид Стрэтерн — невероятно талантливый и красивый актер второго плана, и ему постоянно приходится сталкиваться с подобным поведением. Мало ли в мире девиц, которые на него пялятся, и многие из них наверняка куда больше похожи на Гвинет Пэлтроу, чем я. Но у меня был козырь, которого не было у них. Это пряный торт с орехами пекан и пекановой глазурью.

Рецепт этого божественного, разжигающего страсть торта я узнала от великого Поля Прудома. Для начала нужно крупно порубить орехи для теста. Обжарить их на противне в течение десяти минут. Сбрызнуть смесью расплавленного сливочного масла, коричневого сахара, корицы и мускатного ореха. Жарить еще десять минут, затем добавить ванильный экстракт и жарить еще пять минут. Измельчить орехи для глазури и сделать… и еще много чего сделать.

Готовить этот торт — настоящее мучение. Но есть что-то удивительно сексуальное в приготовлении сложных до невозможности блюд для мужчины, которого хочешь затащить в постель.

(Сужу по собственному опыту.)

Вынуждена признать, что только мазохисты способны на такое. Не слишком-то приятно узнавать о себе такую правду, но тут уж ничего не поделаешь.

Я закончила торт к двум часам ночи и, насквозь пропитанная липким сахарным потом, завалилась спать, ощущая на губах вкус глазури. Именно этот вкус я почувствую, когда Дэвид, отведав тортика, закружит меня в объятиях и поцелует со всепоглощающей страстью, которую способен разжечь в душе мужчины только пряный торт с орехами пекан и пекановой глазурью…

Наутро, надев глаженый черный костюм свободного мужского покроя, я меньше всего была похожа на Гвинет Пэлтроу.

Суетный рабочий день пронесся как в тумане — помню только, как вошла в здание старой библиотеки, где вечеринка была уже в самом разгаре.

Дэвид пил дешевое красное вино из пластикового стаканчика, оглядывая накрытый стол. Я затаила дыхание, увидев, как на долю секунды он занес нож над магазинной шарлоткой, а потом вонзил его в самый центр моего пряного пеканового торта с пекановой глазурью. С учащенным собачьим дыханием я наблюдала, как он отрезает большой кусок, кладет его на тарелку, как пластиковая вилка вонзается в воздушный слой глазури и насквозь протыкает влажный бисквит…

Когда он отправил кусочек торта в рот, глаза его сначала округлились, затем сузились и стали похожи на щелочки, затем он тихо простонал:

— Как вкусно… Джули, где ты такой торт купила?

Впервые он произнес мое имя!

— Сама испекла, — просто ответила я.

Наши глаза встретились. И он понял, что пряный торт с орехами пекан и пекановой глазурью — это только предвестник грядущих наслаждений. В это мгновение Дэвид Стрэтерн влюбился в меня — самую малость.

Верный муж, достойный, благородный Дэвид! Он счел недостойным воспользоваться наивностью и неопытностью невинной девушки (за которую ошибочно меня принял). Поэтому он не закружил меня в объятиях, не осыпал нежными поцелуйчиками и не завалил на стол; его красивая сильная рука не скользнула под мою блузу, чтобы коснуться мягкой нежной кожи. Вместо этого он страстно прошептал охрипшим от невысказанного желания голосом:

— Очень вкусно.

И откусил еще кусок.

Что было, то было. О попытке кулинарно соблазнить Дэвида Стрэтерна я еще тогда рассказала Эрику, и, к его чести, он меня за это не возненавидел — ну разве что самую малость. Более того, он понимал, что, когда ничего больше не помогает (нудная работа, замерзающие трубы, а в ближайшем будущем — с десяток рецептов запеченной бараньей ноги), экстренная доза Дэвида Стрэтерна — это самое оно. И он взял нам билеты (хотя мерзавцу Аль Пачино хватило наглости затребовать пятьдесят баксов за репетицию, которая наверняка окажется отстойной) лишь потому, что в пьесе участвовал Дэвид Стрэтерн, а его жена влюблена в Дэвида Стрэтерна. Вот почему Эрик — самый великодушный и самоотверженный муж, о котором только можно мечтать.

Правда, в той пьесе играла еще и Мариса Томей, она исполняла танец семи покрывал, так что и для него нашлось утешение.

Во всем виноват Эрик. Это из-за него я вообще начала готовить. В школе он был самым красивым и самым загадочным парнем. Я была девушкой разборчивой и, чтобы привлечь его внимание, готова была приготовить все что угодно, любые самые причудливые блюда. Вскоре начались и сами причуды.

Первым проявлением придури стали перепела в соусе из розовых лепестков. Мы с Эриком только начали встречаться, и я очень боялась, что после моего отъезда на учебу в колледж его заграбастает какая-нибудь блондиночка, тем более что одна такая уже положила на него глаз. Так вот, мы пошли на фильм «Шоколад на крутом кипятке». Книгу, по которой поставили этот фильм, я уже читала и ничего особо нового не ждала. Но фильм оказался тот еще, он способен взбудоражить любую влюбленную девицу моложе двадцати. Меня он распалил настолько, что я набросилась на Эрика прямо на парковке. На обратном пути я сумела справиться с собой и даже с подобающим достоинством попрощаться с Эриком и пожелать ему спокойной ночи. Что до меня, то мне тогда было не до сна. Взяв с полки знакомую книгу, я стала рассеянно листать ее.

В книге «Шоколад на крутом кипятке» полно кулинарных рецептов. В те времена мне даже в голову прийти не могло, что большинство из них являются не более чем литературной фантазией, иначе меня бы не осенило: я приготовлю перепелов в соусе из розовых лепестков! Точно! После этого он больше не сможет от меня оторваться и думать забудет про ту белобрысую!

Не иначе как гормоны помутили мой разум.

Я накупила дешевых роз в «7-Элевен» и папайю вместо питахайи. Когда я попробовала соус, мне показалось, что он не похож на еду, но, не доверяя собственным гастрономическим капризам, я предложила попробовать брату. Глядя на его физиономию, я разрыдалась. Но в тот вечер Эрик действительно не мог оторваться от меня, хоть и ели мы пиццу, а не деликатесную дичь, и, как потом выяснилось, он никогда даже не вспоминал о той белобрысой.

Потом было все: и кулинарные катастрофы, и скромные успехи. Мой первый гамбо потерпел крах после того, как пластиковая ложка расплавилась в кипящем масле, да и печеная пастрами вышла так себе, зато к окончанию колледжа я научилась жарить отличный куриный стейк.

В процессе приготовления пищи, особенно если блюдо сложное и трудоемкое, порой испытываешь не только гастрономическое, но и сексуальное возбуждение. Если вы не относитесь к кулинарным извращенцам, невозможно объяснить, что такого порочно-соблазнительного таит в себе извлечение костного мозга, расчленение лобстеров или выпечка трехъярусного орехового торта ради того, чтобы накормить всем этим кого-то еще, предложить ему эти выстраданные гастрономические наслаждения с целью получить удовольствие другого рода. Известны блюда, поедание которых выглядит сексуальным. Но почему-то никто не говорит, что сам процесс приготовления некоторых блюд тоже сексуален. Лично я считаю вымешивание непокорного теста для булочек куда лучшей любовной прелюдией, чем кормление друг друга спелыми клубничками.

Джулия тоже научилась готовить ради мужчины — Пол Чайлд был гурманом, а когда они познакомились, она вообще мало что знала о кулинарии. Их свела война, а потом, когда она кончилась, Джулия стала опасаться, что ей трудно будет удержать его, потому и начала готовить всякие безумные яства. В особенности меня поразила ее попытка сварить телячьи мозги в соусе из красного вина. Разумеется, тогда она понятия не имела, что делает, и блюдо вышло просто ужасным — противные бледные клочки в фиолетовом соусе с комками муки. Но Пол все равно на ней женился. Я говорю «все равно», но готова поставить доллар, что он женился на ней именно потому, что никакая другая женщина не пыталась соблазнять его мозгами, причем плохо приготовленными, и только она, добиваясь его, не побоялась вызвать у него отвращение. Совершенно нелогичный, но совершенно правильный поступок.

Желая отблагодарить Дэвида Стрэтерна за роль Иоанна Крестителя на пятидесятидолларовой репетиции «Саломеи» Оскара Уайльда, я испекла печенье из кукурузной муки с орехами пекан по абсурдно сложному рецепту Марты Стюарт. К сожалению, рецепты Марты хоть и сложны, но до эротической кухни не дотягивают, видимо, потому, что в ее рецептах абсолютно все — от шрифта, которым они напечатаны, до указания марки сахара и адреса, где он продается, — прямо-таки кричит о том, что это рецепт Марты. Возможно, Марта горяча в постели, откуда мне знать, но когда пытаешься кого-то соблазнить, не очень-то хочется, чтобы ее образ маячил перед глазами. Я бы приготовила что-нибудь из «Искусства французской кухни», но у Джулии просто нет рецептов миниатюрного печеньица, которое можно было бы оставить на пороге или послать с нарочным за кулисы, — все ее блюда хрупкие и громоздкие. Если вам понадобится послать что-то съестное в подарок, обращайтесь к Марте Стюарт.

Трудно представить, что кто-то способен выпечку признать актом измены, разве что члены особо строгих мусульманских общин. И все же наблюдать за тем, как я раскатываю слои кукурузного теста, присыпаю их мелко нарубленными орехами и корицей, поливаю растопленным маслом и накрываю следующим слоем и повторяю все эти манипуляции с завидным терпением, для Эрика было сродни тому, как если бы я, сделав эпиляцию зоны бикини, отправилась на деловую конференцию в Даллас. Он закатывал глаза к потолку, не особо злобно ворчал, но все же понимал, что я делаю.

Мы с Эриком договорились встретиться в театре после работы, но я отпросилась и приехала пораньше. Не потому, что собиралась сделать что-то неблагоразумное, нет, просто я не хотела, чтобы Эрик видел, как я тихонько подсовываю кассирше тарелку с печеньем с приложенной кокетливой запиской или прошу кого-нибудь отнести ее за кулисы мистеру Стрэтерну, с которым «когда-то была знакома».

Как оказалось, я провозилась почти зря. Иоанн Креститель в «Саломее» — пожалуй, наименее сексуальная роль в истории человечества. По идее, роль, где по тебе ползает фигуристая нимфоманка, должна быть сексуальной, однако Дэвид с прилизанными волосами в роли Иоанна читал суровые проповеди. Мы сидели в темноте, глядя, как Дэвид разглагольствует, Аль ноет, а Мариса бьется в чувственных конвульсиях, и все избыточное эротическое напряжение, что возникло при выпечке печенья, без применения витало в воздухе. От голода у меня урчало в животе, мысли блуждали. Я думала о печенке.

Кому-то это покажется извращением, но, на мой взгляд, телячья печенка — самая сексуальная на свете еда. К этому выводу я пришла относительно недавно; большую часть своей жизни я, как и многие, относилась к печенке с брезгливой ненавистью. А к поеданию ее надо относиться с полной отдачей, как к взрывному космическому сексу. Помните то время, когда вам было девятнадцать и секс был чем-то вроде марафонского забега? Что ж, с печенкой все наоборот. Когда готовишь печень и ешь ее, торопиться нельзя. Нужно преодолеть смутное отвращение, смутный страх, смутное ощущение, что печенка — это слишком. Когда покупаешь печень у мясника, жаришь ее на сковороде, медленно ешь, от ее первобытной дикости никуда не деться. Печенка добирается до вкусовых рецепторов, о существовании которых вы и не подозревали, и отдаться этому полностью не так просто. В тот вечер, когда Эрик приготовил печенку, мне было жаль, что я слишком сильно устала и не могла насладиться ею сполна.

Когда репетиция закончилась (наконец-то) и зрители гуськом потянулись к выходу, я осталась на месте. Эрик стоял рядом, явно раздраженный восторгом, который волнами исходил от меня.

— Ждешь, пока он выйдет?

В ответ я спросила:

— Тут поблизости нигде нет хорошей мясной лавки?

— Что?!

— Вспомнила печенку, которую ты приготовил на прошлой неделе. Вкусная была.

— Правда? — Эрик не понимал, к чему я клоню, но я похвалила его стряпню, и этого было достаточно.

Он очень болезненно воспринимал все, что с этим связано. С широкой улыбкой он произнес:

— Если поторопиться, наверняка успеем заскочить куда-нибудь. Время еще есть.

Мы вышли из театра, на улице заметно потеплело. Ледяной дождь прекратился, и в воздухе растворилась какая-то мягкость, словно весна все же решила наступить. Быстрым шагом мы направились в сторону метро. Поравнявшись с мужчиной в темно-зеленом пуховике, я обратилась к нему:

— Простите, нет ли тут поблизости…

Это был Дэвид Стрэтерн. С печеньем в руке, крошками в бороде и рассеянным взглядом.

— Что?

— О… мистер Стрэтерн, извините! Мы только что с вашего спектакля. Нам… понравилось.

Он неопределенно махнул рукой и отправил печенье в рот.

— Спасибо. — Потом посмотрел на меня, и на лице появилось любопытство. — Вы что-то хотели спросить?

— Да. Не знаете, есть ли поблизости мясная лавка?

— Дайте подумать… — Он пытался сосредоточиться, но что-то отвлекало его мысли, и взгляд его то и дело останавливался на мне. — Пройдете два квартала и еще один после моста — кажется, там есть.

— Спасибо большое. И наши поздравления.

Я взяла Эрика за руку, и мы ушли.

— Что ж ты не сказала ему, кто ты такая? Похоже, он тебя узнал.

Я крепко поцеловала его.

— Нет времени. Хочу печенку на праздничный ужин.

Есть очень хороший и простой рецепт телячьей печенки — фуа де во a-ля мутард [49]Телячья печень с горчицей (фр.).
. Нужно обвалять толстые ломти печени в муке и быстро обжарить на смеси горячего растительного и сливочного масла — по минуте с каждой стороны. Отложить обжаренные куски, взбить три столовые ложки горчицы, мелко нарезанный лук-шалот, петрушку, чеснок, перец и добавить остатки масла со сковороды. Полученной смесью обмажьте куски печени, обваляйте их в свежих хлебных крошках. Если у вас есть любящий муж, поручите ему намолоть свежих хлебных крошек в блендере. Покрытые крошками куски печенки сложите в форму для запекания, сбрызните растопленным маслом и поместите в гриль. Вот, собственно, и все. Хрустящая корочка с пряным горчичным оттенком удивительным образом подчеркивает маслянистый и нежный вкус печенки. Это похоже на шелковистую сердцевину стейка. Закроешь глаза — и мясо словно тает на языке, проникая до самых клеток.

Кое-кто, кто ни капли не смыслит в сексуальном подтексте приготовления пищи, написал эти строки об английской телеведущей кулинарных передач Найджелле Лоусон:

«Секс и домашний уют. Найджелла вдохновенно соединила две эти категории, создав мир, о котором Джулия Чайлд и помыслить не могла в своих визгливых напыщенных разглагольствованиях».

Я прочла эту фразу, которую считаю невежественной и оскорбительной во всех смыслах, в журнале «Вэнити Фэйр». Поскольку на первой странице этого журнала напечатаны фотографии авторов, я знаю, что статья написана некой дамой с морщинистой шеей, которая явно переборщила со СПА-процедурами. Прочитав одну эту фразу, готова поставить любые деньги на то, что автор не распознает говядину по-бургундски, даже если та свалится ей на макушку.

Это случилось утром. Я сидела на унитазе, запихнув в рот пенорезиновый фиксатор с отбеливателем для зубов, и пускала слюни. (Утро с самого начала не задалось.) Поэтому сначала я подумала, что слишком бурно реагирую — откуда еще эти дикие фантазии по сбрасыванию здоровенных кусков мяса на голову какой-то несчастной журналистке? Но, к счастью, Изабель тоже читает «Вэнити Фэйр», и тем же утром я получила от нее письмо следующего содержания:

Читала дерьмовую заметочку о Найджелле в «ВФ»? Тебе не кажется, что все это слегка пованивает:

1) неоднократными намеками исподтишка, что Найджелла толстовата;

2) весьма, весьма мерзкими инсинуациями, оттого что журналюги выносят на обложку слова, вырванные из контекста; и

3) самую малость антисемитизмом?

Лично мне кажется. И наезд на Джулию Чайлд тоже не прошел незамеченным. Как можно печатать такой мусор? Все, пишу им письмо. Мисс Морщинистая Шея просто завидует тому, что в ее жизни нет и половины сексуальных и прочих радостей, которых явно хватает Найджелле.

Аминь, подумала я. И поняла, что Найджелла и Джулия, а также мы с Изабель действительно знаем, что такое секс. Секс — это когда приготовление еды превращается в игру, даже если соус порой не получается. Секс — это пряный торт с орехами пекан и пекановой глазурью. Секс — это когда перестаешь напрягаться и начинаешь любить печенку.

Одна из моих любимых историй из жизни Джулии Чайлд описана в письме Пола своему брату Чарли. Он сидел на кухне в парижской квартире, а Джулия тем временем варила каннеллони. И, запустив руку в кипящую воду — Пол упоминает об этом вскользь, будто обжигаться совершенно естественно для его жены, — ойкнула, достала трубочку на пробу и сказала:

— Вот ведь! Горячие, как твердый член.

Я не Джулия Чайлд, и мои пальцы не из асбеста. Именно это мне пришлось уяснить, когда без особого оптимизма я попыталась вернуть себе титул Королевы Блинчиков.

Когда по телевизору Джулия выпекает блинчики, она просто подбрасывает их в воздух, резко встряхнув сковородку — движение, чем-то похожее на то, которым сворачивают омлет. Мне казалось, что глупо даже пробовать. Но после получасовых воплей и проклятий, отскребывания прилипших блинов и выбрасывания их в помойку я встала перед плитой и, посасывая кончик пальца, задалась вопросом: а почему бы и нет? Ну что плохого может случиться?

— Эрик! О господи, Эрик! Иди скорей сюда!

Эрик, уже привыкший во время моих блинчиковых экспериментов сидеть тише воды ниже травы, неохотно возник на кухне в полной уверенности, что сейчас ему придется выслушивать мое раздраженное нытье.

— Да, дорогая?

— Глянь!

Одним решительным движением я подбросила идеальный золотистый блинчик в воздух, и он приземлился на сковородку!

— Господи, Джули!

— Ага! — Сбросив блинчик на тарелку, я вылила на сковороду новый половник жидкого теста.

— Невероятно!

Я тряхнула сковородкой и — вуаля! Идеальный блинчик перевернулся.

— Я королева!

— Не иначе как.

— Ты еще главного не видел. — Скинув последний блинчик на тарелку, я плеснула на сковороду коньяка и «гран марнье», слегка подогрела, полила мои замечательные блинчики и подожгла их зажигалкой, после чего возликовала, стряхнув рукой вспыхнувшие волоски возле лба.

Муж аппетитно зачавкал, набросившись на тарелку вкуснейших блинчиков фламбе. Нет более сексуального звука на всей планете, чем восторженное чавканье твоего любимого над блинчиками, которые ты для него пожарила, клянусь. И не надо никакого ботокса и плевать на морщинистую шею.