Не все знают, что отличить уголовное преступление от аморального проступка не всегда просто. Если саданул топором по голове или пальнул из «Макарова», то здесь сомнений нет.
Из канцелярии принесли разнородный пласт бумаг. Заявления, опросы граждан, официальные письма на бланках, вырезки из газет… Сперва я подумал, что мне подвалило множество криминальных эпизодов. Но все эти бумаги скрепила бодрая резолюция начальника уголовного розыска: «Леденцову! Проверить факт». Почитав, факт я уяснил: он сводился к тому, что гражданин Поскокцев бьет свою жену гражданку Поскокцеву. Я пошел к начальнику.
- Товарищ майор, это же бытовуха для участкового…
- У них разборка шесть месяцев идет. Видел резолюцию полковника?
- Пусть следователь займется.
- А розыск?
- Что там искать? Муж лупит жену.
- Плохо читал материал… Жену бьет не муж.
- А кто же?
- Полтергейст.
Майор смотрел на меня, как крупный пес на махонькую собачонку, упавшую на спину. Куснуть или хватит лапок кверху? Но я молчал, потому что нечего было сказать. Пауза становилась неприличной, и, поскольку была моя очередь говорить, я попробовал уточнить:
- Кого же ловить, товарищ майор?
- Его, полтергейста.
- Никогда не ловил.
- Вот и поучись.
- Он же того, невидим.
- На то и уголовный розыск, чтобы ловить невидимых. Показания свидетелей, следы, отпечатки пальцев…
- А у полтергейста есть пальцы?
- Леденцов, не умничай…
Вечером, попозже, когда обычно люди уже дома, я нагрянул к Поскокцевым. В гости к полтергейсту. Улица Вторая Вербная. Первой не было, видимо, утонула в болоте, что начиналось прямо за домами и тянулось до самого леса. Здесь бы кикиморе водиться, а не полтергейсту.
Однокомнатная квартирка, правда, не малогабаритная. Как тут не поселиться полтергейсту, если полумрак и ничего не разглядеть, кроме теней, пляшущих на стенках, - в комнате горели свечи.
- Энергетический кризис? - спросил я.
- Да нет, - замялась Поскокцева.
- Не платите за электричество?
- Он пробки вышибает, - объяснил муж.
- Он - это кто?
- Полтергейст.
- Электрика приглашали?
- Запил.
- Надо было найти не пьяницу.
- Молодой парень, в рот не брал, а запил после нашей квартиры.
- Как бы и мне не запить, - усмехнулся я.
Супруги воспринимали меня с недоверием. Я понял, почему: потому что ничего не знал о квартире, которая стала достопримечательностью района. О ней писали в газетах, ее исследовали ученые и посещали различные комиссии.
- А вы из милиции? - спросила женщина.
- Да, я вашему мужу показал удостоверение.
- У нас и какой-то прокурор был, да все без толку.
Я прошелся по квартире. На обоях темные пятна, маслянистые, непросыхающие… Два стула с отломанными ножками… Трюмо с косой трещиной… Розетка выворочена… Холодильник стоит посреди кухни…
- Вы его видели?
Поскокцевы горько улыбнулись: по-моему, она сделала это горше, чем он. И муж объяснил:
- Его пробовали сфотографировать.
- Кто?
- Экстрасенс из Института кармы.
- Получилось?
- Пленка вышла засвеченной.
Здоровье ли у меня хорошее, или следователь Рябинин укрепил меня в материализме, но я чувствовал прилив жизнерадостного юмора. Из множества веселых вопросов, теснившихся в моем сознании, я выбрал самый серьезный:
- Поймать не пробовали?
- Зачем вы пришли? - раздраженно вырвалось у мужа.
- Полтергейст невидим, - укорила жена.
- Я из уголовного розыска и привык искать-сажать…
- Посадить полтергейст? - хохотнул Поскокцев. - У соседа за стеной была овчарка… Как он у нас поселился, она все ночи выла волчьим воем. Пришлось усыпить.
- Подруга принесла кошку, - вспомнила жена. - У той глаза загорелись, шерсть встала дыбом, вырвалась из квартиры и убежала.
- Об чем разговор, - заключил муж, - если газ сам загорается, холодильник по квартире бродит и кастрюли летают?
- Разумеется, когда нет посторонних, - заметил я.
Мы стояли на кухне возле самоходного холодильника. Что-то щелкнуло. Я вскинул голову, и одновременно с шелестом, словно крупная птица, над моей макушкой пролетел какой-то предмет, звонко ударился о стенку и шлепнулся на пол. Я его исследовал: алюминиевая кастрюлька, пустая, чистая. Осмотрел и полку, откуда летела, и в ряду других кастрюль нашел прогал, где она стояла. Там ничего, пустое место. Хозяева смотрели на меня с вопросительной иронией. А я, откровенно говоря, юмористическое настроение утратил.
Рябинин не раз говорил, что умный человек понимает даже то, чего не знает. У меня нет достоверной информации о полтергейсте, о пришельцах, о нечистой силе, о потусторонней жизни… Значит, я не знаю и не понимаю. Выходит, не умный? Да я идиот, в натуре, которого даже летающая кастрюля не убедила, - хлопаю глазами и молчу.
- Всегда с этой полки, - рассеянно сообщила жена.
Она глянула на кастрюлю. В кухне горели две свечи, отбрасывая размытые дрожащие тени. И когда на лицо женщины лег свет одного из огоньков, мне показалось, что ее щека зеленоватая. Или голубоватая. Не иначе как отцветающий синяк. Я спросил:
- Что с вашим лицом?
- He увернулась, - нехотя промямлила Поскокцева.
- От кастрюли с полки?
Она пробурчала что-то невнятное. Поскокцев вообще с кухни ушел. И тогда я решил пригласить их в РУВД по одиночке - на яркий дневной свет.
На следующий день, при ярком дневном свете, Поскокцеву рассмотрел. Высокая, худощавая, с пепельными волосами, похоже, не знавшими парикмахерской. Лицо вытянуто, вернее, казалось вытянутым за счет глубоко запавших щек. Кожа серая под цвет волос. Ей тридцать четыре: возраст, в котором умные женщины начинают цвести. Впрочем, какой расцвет, если кастрюли по квартире летают?
- Антонина Михайловна, как у вас со здоровьем?
- Бронхит мучает.
- Не из-за этого, не из-за полтергейста?
- Полтергейст-то лишь последние месяцы. А до него мы жили нормально. Не ссорились, двух персидских котов держали…
- И где они?
- Со страху прыгнули с балкона и разбились.
- Что еще происходит в квартире, кроме полета вещей?
- Много чего. Ночной смех, жуткий и непонятный, будто на кухне сидит собака и хохочет. Иду по комнате и рухну на ровном месте, будто о натянутую веревку споткнулась. Летучая мышь носилась мелким дьяволом…
- Может быть, в форточку залетела?
- Это в городе-то?
Я понял, почему разбираться послали оперативника уголовного розыска. Идут жалобы, как реагировать? Если подключить следственный отдел РУВД или прокуратуры, то надо возбудить уголовное дело. А по какой статье? Хулиганство, повреждение имущества, незаконное проникновение в квартиру? Кого? Полтергейста. Значит, смешить народ. И следователь обязан официально допросить, то есть про летучих мышей и хохочущих собак записать в протокол; обязан прыгнувшую с полки кастрюлю изъять и отправить на экспертизу… Кому? Дактилоскописту или колдуну? Поэтому и нужен оперативник. Возьмет объяснения, поговорит и напишет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Все, проверка сделана.
- Антонина Михайловна, что-нибудь для защиты предпринимали?
- Вешала икону с лампадкой…
- Не помогло?
- Икона стала потрескивать, а лампадка гаснуть. Это все не к добру. Я и сняла. Надо бы батюшку пригласить, да вряд ли пойдет.
- Еще что пробовали?
- Соседка на нашей двери крест нарисовала.
- Так…
- Подсказали карты ему положить. Якобы, любит играть, а когда занимается, то не бедокурит. Пустая уловка.
- Детектив подсунуть не пробовали? Сейчас такие издают, что полтергейст сдохнет от страха.
Она не улыбнулась. Похоже, женщина разговаривает со мной и одновременно прислушивается к самой себе. Мне хотелось узнать, что ей там слышится, поэтому зорче всмотрелся в лицо. И опять обратил внимание на синяк, ставший уже бледно-желтым, как луна на рассвете.
- Антонина Михайловна, все-таки чем он заехал?
- Кулаком.
- Кто? - сбился я.
- Полтергейст.
- А у него есть кулаки?
- Он не своим, а мужниным.
- Ага, одолжил у него кулак и вас двинул? - окончательно сбился я с толку.
- Силой поднял Яшину руку, - неохотно ответила женщина.
- Какая-то чертовщина, - с возрастающим раздражением бросил я.
- Он часто через мужа действует. То шваброй заставит меня ударить, то скалкой.
Женщина смотрела выжидательно - что дальше? А я решал, задать ли ей вопрос или найти ответ самому: почему полтергейст бьет ее руками мужа, а не наоборот? Или полтергейст женского пола, так сказать, полтергейша? Но все вопросы и сомнения я отринул, поскольку был очевидцем летающей кастрюли.
Через два часа пришел ее муж. В отличие от супруги, он был спокоен и даже рассудителен. Сказывался социальный опыт общения с гражданами - он работал мастером по холодильникам и ездил по вызовам. Сперва мы обменялись изучающими взглядами: не знаю, нашел ли он что интересного во мне, но я в нем нашел - голова. Круглая, абсолютно лысая и вся в пятнах, метках и каких-то кляксах.
Я не стал интересоваться новыми фактами проделок полтергейста, поскольку ничего нового они бы не добавили. Спросил о главном:
- Яков Анатольевич, что же это такое - полтергейст?
- Дух умершего человека, - ответил он сразу, как о давно известном.
- Но ведь духи того… там, в загробном?
- Дух неприкаянного.
- Почему же он выбрал именно вашу квартиру?
- Были знакомы.
- Не понял…
- Мы с Антониной знали телесную оболочку этого духа.
Человек побывал на Луне, землю опутал Интернет, научились пересаживать внутренние органы и Искусственно выращивать животных… Цивилизация. А я слушаю про ходячего духа, потерявшего телесную оболочку. Что там цивилизация: нам с лейтенантом Тюниным ночью идти в засаду - брать мужика, который контрабандным путем получил партию пасхальных яиц с героином. Надо бы поспать, подготовиться бы надо.
- Ну и где, Яков Анатольевич, он сидел?
- Кто сидел?
- Дух.
- В телесной оболочке бомжа,
- А теперь где она?
- Кто «она»?
- Телесная оболочка бомжа.
- Он жил на чердаке дома и весной умер.
- И дух сразу к вам юркнул?
- Именно, так.
Поскокцев изредка широкой ладонью оглаживал порфировидную лысину, словно хотел смыть нее пятна и метки. В этом жесте и в голосе был покой не к месту: он понимает, а я пень-пнем. И этот покой мне захотелось взорвать:
- Яков Анатольевич, зачем жену лупите?
- Слова моей супруги нужно делить на четыре.
- То есть?
- Может выдать ошибочную информацию.
- Врать оперуполномоченному уголовного розыска?
- Антонина гипнабельна: легко поддается гипнозу.
- Кто же ее гипнотизирует?
- Все тот же полтергейст.
- Яков Анатольевич, да у нее синячище во всю скулу…
- Непреодолимая сила подняла мой кулак и бросила в лицо Антонины.
Во мне копилось раздражение, В его голосе был не покой, а превосходство. Но не он же ведет проверку, а я; не он представитель власти, а я… Почему же превосходство на его стороне? Да потому что я бессилен: ничего не знаю ни о полтергейстах, ни о модных мистико-экзотических прибамбасах. Откровенно говоря, и в существовании полтергейста я сомневался: видел, а сомневался.
- Ваша жена говорит, что вы били ее не раз…
- Во-первых, бил не я, а полтергейст; во-вторых, имел место только один факт.
- Значит, она все-таки говорит неправду?
- Тут сложнее. С Антониной случается эпилептический абсанс.
- Что это такое?
- При нарушении мозгового кровообращения она впадает в кратковременное бессознательное состояние при сохранении двигательной активности.
Отбарабанил, как врач. И довольно погладил лысую голову. Гипнабельность, эпилептический абсанс… Откуда он это знает? Не из школьной же программы? Интересовался в связи с болезнью жены? У меня был последний вопрос:
Яков Анатольевич, а почему полтергейст бьет вашу жену и не трогает вас?
- Она бомжа гоняла с чердака.
- А вас он, значит, уважал?
- Мы с бомжом пару раз выпили.
- Яков Анатольевич, а почему бы вам и теперь не вдеть с полтергейстом по стопочке?
В моей квартире постоянно звучит музыка - тихо и ненавязчиво. Песни, джаз, инструментальная… Выберу радиостанцию поприличнее, занимаюсь своим делом - и слушаю. Если мелодия нравится, то нажму кнопку магнитофона на запись. Скопил около сотни кассет. И выработалась, как потом понял, дурная привычка: лягу спать, поставлю кассету и минут через десять усну. И выходит, что почти час воспринимаю музыку в глубоком сне, пока магнитофон не отключится. Ничего страшного.
Только стал я замечать чудное наваждение… Есть люди, которым слышатся голоса - мне слышалась музыка. Часто, в самые неподходящие моменты, в любом месте, разнообразные мелодии, лирические песни, бесконечно-идиотские фразы про любовь, африканские ритмы… Звучание пленок въелось в мое подсознание.
К чему говорю?
Разговор с Поскокцевым отпечатался в моем сознании, как речь на пленке. Что-то в его словах меня задело. Нет, не в словах, а в подтексте; это что-то всплывало в голове постоянно, как моя ночная музыка. Даже в засаде беспокоило. Не смысл и не факты… Его настроение. Вернее, отношение к жене, как к врагу. Разве она в ответе за полтергейст? Или все-таки виновата, поскольку бомжа гоняла с чердака? Следовало с ней еще раз поговорить наедине, без мужа.
Поскокцева работала бухгалтером в ООО «Теплоприбор». К концу рабочего дня я подкатил на тюнинском «Москвиче» и остановился у входа. Минут сорок прождал. Она вышла и направилась к автобусной остановке.
О человеке говорят глаза, губы, цвет лица, волосы… Офтальмологи утверждают, что все расскажет радужка глаза. Цыганки определяют судьбу по ладони. А походка? Поскокцева, молодая женщина, не шла, а тащилась: словно ее тянул невидимый буксир и ей оставалось лишь переставлять ноги.
Я осторожно подъехал и открыл дверцу.
- Антонина Михайловна, садитесь, подвезу. Не испугалась, не удивилась: села, как тряпичный манекен. Она и на работу ходила с неприбранной головой. В автомобильном полумраке впадины под скулами казались чернотными. И я до сих пор не мог определить цвет ее глаз.
- Плохое настроение, Антонина Михайловна?
- Как говорится, депрессия.
- А вы знаете, что в странах, где питаются рыбой, депрессии почти нет.
- Какая-нибудь особенная рыба?
- Тунец, треска…
- Где же нам взять тунца?
- Сойдет килька, тюлька и всякая уклейка.
Она глянула на меня выжидающе, понимая, что посадил ее в машину не ради рыбной диеты. В сущности, мне нужно было задать ей всего один вопрос. Но сперва я поинтересовался ее здоровьем:
- Антонина Михайловна, чем вы больны?
- Уже спрашивали: бронхит у меня.
- А эпилепсия, нарушение мозгового кровообращения?…
- Врачи ничего такого не находят.
- А муж?
- Говорит, что иногда я на короткий миг теряю сознание.
Женщина закашлялась - бронхит. В медицинском споре между врачами и мужем разберусь позже. И я спросил о том, ради чего и вез ее домой:
- Антонина Михайловна, какие у вас отношения с мужем?
Она отвернулась: якобы увидела что-то интересное на панели. Для ответа достаточно было одного слова, если отношения хорошие. Не ошибся я, заметив семейный разлад. Но требовался толчок.
- Антонина Михайловна, мне показалось, что между вами напряженка.
- Какая там напряженка… Скандалы.
- Давно идут? - начал я осторожно подкрадываться к их причине.
- С появлением этого полтергейста.
- Вам бы, наоборот, сплотиться с мужем надо…
- Профессор с бородой из комиссии сказал, что полтергейст никуда не денется. Надо менять квартиру. Кто же поедет в однокомнатную старого фонда на краю города?
- Из-за этого ссоритесь?
- Яша нашел трехкомнатную в центре. Эту продать, ту купить.
- И сколько стоит трехкомнатная?
- В том-то и дело… Шестьдесят тысяч долларов. А за нашу больше десяти-двенадцати не дадут.
- Антонина Михайловна, не улавливаю сути ваших ссор.
- Я не даю ему шестидесяти тысяч долларов.
- А они у вас… есть?
- Да.
Если раньше мне казалось, что сколько статей в уголовном кодексе, столько и мотивов преступлений, то, поработав, все мотивы свел к одному - к корысти. Если пошире, то к личной выгоде. Даже убийство из ревности имеет выгоду: моя женщина, а не твоя. Копни любое преступление и обнажишь власть, деньги, личную выгоду. Вот и полтергейст. Казалось бы, мистика, а появились-таки шестьдесят тысяч реальных долларов.
- Антонина Михайловна, если не секрет: откуда у вас такие деньги?
- Перед смертью отец продал свою долю в фирме за восемьдесят тысяч долларов и положил в банк на мое имя.
- Почему же не купить квартиру?
- Ох… У меня есть старшая сестра, парализована, живет в профилактории. Отец дал эти деньги с условием, что буду ее содержать. Ежегодно вношу две с половиной тысячи.
- Ну, а как муж предлагает?
- Истратить деньги на покупку квартиры, а за сестру платить из наших заработков.
Я еще не знал, какую роль в этой истории играют деньги, но они наверняка играли. Даже к полтергейсту примазались. Или полтергейст к ним? И мне как-то стало спокойнее: мой розыск, если только можно назвать его розыском, перешел из области мистики на знакомую почву денежно-вещевых отношений. Это спокойствие съело интерес к делу? Я презираю полтергейст, который охотится за долларами.
Когда мы проехали почти через весь город, прокатились по Второй Вербной и остановились у ее дома, я спросил:
- Антонина Михайловна, а может, и верно: купить вам трехкомнатную квартиру и отделаться от полтергейста?
Как говорится, я принял внутреннее решение: побеседовать с экстрасенсом и на этом проверку материала прекратить. Другие дела ждали. И надоели насмешки. Кто бы ни спросил, где Леденцов, следовал стандартный ответ: «Ловит черта». Иногда с вариациями. Мишка Тюнин особо любознательным объяснял, что оперуполномоченный Леденцов, то есть я, этого черта уже поймал и посадил в следственный изолятор. Беседовать я решил по телефону, а к материалу приложить об этом разговоре справку. Учреждение это называлось не Институтом кармы, а как-то труднопроизносимо; экстрасенс - оказался не экстрасенсом, а энергоэкологом. Правда, у него было и другое звание, простенькое - профессор.
Я представился. Он согласился на телефонное интервью.
- Профессор, вы исследовали квартиру Поскокцевых…
- Да, щупал там пространство.
- И что нащупали, то есть обнаружили?
- Обнаружил следы полтергейста.
- Какие?
- Передвижение материальных предметов без помощи материальных сил.
Это я мог подтвердить - кастрюля летала. Краны текли, свечи горели… Но в справке следовало указать причину.
- Профессор, почему же это происходит?
- Причин может быть несколько. Электромагнитные всплески в земной коре, всплески в космосе, пересечение разломов земной коры, теллурическое излучение… Возможно, через их квартиру энергия космоса входит в землю.
В науке широта. Энергоэколог назвал мне еще с десяток причин. Нам, оперативникам и следователям, такие размахи не подходят. У преступника, как правило, один мотив; если их несколько, значит, дело плохо расследовано и в суде рассыплется.
- Профессор, эта космическая энергия… Так сильно влияет на людей?
- А разве вы не наблюдаете всплеск преступности?
- Наблюдаю.
- И разве он не совпадает с днями солнечной активности?
- Он совпадает с днями зарплаты.
- Вы, правоохранительные органы, меняете местами причину и следствие. Люди хулиганят не потому, что они пьяные, а пьяные они, потому что на их психику давят геофизические возмущения.
Как это адвокаты не догадались защищать преступников с помощью науки? Убил потому, что на солнце произошел сильный взрыв; обокрал квартиру под воздействием яркой луны; ограбил человека под влиянием этого, теллурического излучения…
- Профессор, почему полтергейст работает, так сказать, с отрицательным знаком?
- Что вы имеете в виду?
- Почему бьет и разрушает, а, допустим, не создает и не строит?
- Много от него хотите, - засмеялся профессор.
- Почему бьет Поскокцеву?
- Вообще-то, полтергейст безобразничает, но человека не трогает.
- Как не трогает? У Поскокцевой синяк во всю физиономию.
- Видите ли, планета испытывает сильное электромагнитное излучение.
Уклонился профессор от ответа. Я пересказал ему версию Поскокцева о бомже с чердака. Молчал он долго. Еще бы, вопрос на засыпку. Ответил с басовитой внушительностью:
- Что есть дух? Бестелесное содержание того человека, которому при жизни не удалось истратить и реализовать свою энергию.
- Бить-то зачем? - буркнул я.
Профессор не ответил, потому что у него был свой вопрос:
- Господин оперуполномоченный, что вы им посоветовали?
- То же, что и вы: менять квартиру.
- Видите ли, я от них скрыл одно обстоятельство и вас прошу умолчать.
- Какое обстоятельство?
- Полтергейст часто переезжает вместе с хозяевами.
- Такси берет?…
Я положил трубку. Почему о всяких HЛO, духах, чудесах, воспрянувших покойниках, ворожеях, прорицателях, эктрасенсах много пишут и говорят? Потому что журналистам нужна сенсация, а экстрасенсам - реклама.
В конце дня позвонила Поскокцева и неуверенным до беззвучности голосом сообщила, что муж начал процедуру покупки квартиры. И поблагодарила:
- Спасибо за совет.
- Антонина Михайловна, а что голос бессильный?
- Бронхит мучает.
Я пожелал ей здоровья и счастливой жизни на новом месте. Мысленно пожелав, чтобы подлый полтергейст не увязался за ними в трехкомнатную квартиру. Теперь можно с легким сердцем закрыть материал. А как же я, современный человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, объяснил хотя бы для самого себя проделки полтергейста?
Злился Поскокцев на жену и ударил - рука сработала рефлекторно. Такое случается: сделаешь, а думаешь потом. Ну, и летающая кастрюля… Почему летела? А почему у капитана Оладько «Макаров» самопроизвольно пальнул в кобуре на боку? Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела я решил сочинить утром на свежую голову.
Но утро оперативника непредсказуемо, как выходки полтергейста. В девять часов начальник уголовного розыска собрал нас в своем кабинете и швырнул на стол пачку газет, испещренных красно-червячными карандашными извивами. Под однотипными заголовками. «Ушел и не вернулся», «Куда пропал дед Федор?», «Исчезновение бабушки Веры», «Старик прописался на свалке», «Пожилых забирает HЛO?», «Быть одиноким и старым опасно», «Зачем старику отдельная квартира?…»
У майора был к нам только один вопрос, который он выразил коротко:
- Ну?
Правда, к краткому вопросу пристегнул непечатное послесловие. И пошло-поехало… Две недели мы стояли на ушах. Прочесали пару крупных свалок и нашли там не одного «прописанного» старика, а человек десять, живших в пещерах, землянках и ящиках. На кладбище эксгумировали из безымянных могил два трупа убитых и похороненных без всякого следствия старух. На чердаках и в подвалах сидели бомжи: без имущества, без одежды и без памяти. Все эти люди по глупости или по пьянке лишились своих квартир. Почерк обмана был настолько един, что мы скоренько вышли на шайку из пяти человек и всех загребли.
За недосып и недоед нас наградили сутками отдыха. Как оттянуться? Я предложил сходить в театр, Тюнин - в филармонию, Оладько - в консерваторию. Найдя консенсус, мы оказались в кафе «Эммануэль».
Небольшой многоуровневый зал: мы сидели на нижнем уровне и над нами как бы нависали нежно-кремовые дамские колени. Верхнего света не было - на каждом столике горели настольные торшеры. Разные и затейливые: нас высвечивала матовая виноградная кисть, прикрытая зеленым стеклянным листом. Меня привлекла салфетка, на углу которой авторучкой был написан телефон. На салфетке ребят тоже чернели номера, и все разные. Я удивился:
- Домашние телефоны директора, шеф-повара и бухгалтера?
- Телефоны девочек по вызову, - сказал Оладько.
- Кафе «Эммануэль», - объяснил Тюнин.
Мы обсудили заказ. Учли интересы каждого, которые сложились в волю общую. Я предложил:
- Хочется картошки с селедочкой.
- Нас неправильно поймут, если не возьмем чего-нибудь культурного, например, кролика в лимонном соусе, - сказал Оладько, наш старший товарищ.
- Нас совсем не поймут, если не возьмем водки, - добавил Мишка Тюнин.
- Надо по-людски: только звери едят и не выпивают, - согласился я.
Мы заказали оговоренную еду и бутылку водки «Адреналин». Звери едят и не только не выпивают, но и не разговаривают. Пропустив по рюмке, мы повели беседу. Об обидах. А обижает нас не преступник и не начальство - обижает нас собственный народ. Я вспомнил:
- Журавлева увольняют. «Телега» на него поступила от гражданки, что якобы ударил ребенка…
- Ага, ребенку шестнадцать лет и финка в кармане, - сказал Тюнин.
- У Журавлева трое детей, - вспомнил Оладько.
- И все не его: когда работал милиционером на вокзале, по жалости усыновил трех подкидышей, - добавил я.
- Нас и ругают ни за что, и хвалят по дури, - длинно заговорил Тюнин. - В газете статья… Собрались мафиози со всего региона хоронить авторитета. И корреспондент отвешивает нам комплимент: мол, милиция сработала грамотно и не допустила разборок. Ни хрена себе подход! Хвалят за то, что бандиты мирно разъехались убивать и грабить. По-моему, если бы они перестреляли друг друга - вот была бы хорошая работа милиции…
- Ребята, - остановил его Оладько, - еще в царской России офицеры, дворяне, интеллигенция не любили полицейских и сыскарей. Смотрели на агентов сверху вниз. А эти агенты отдавали за них жизнь.
Мы выпили по второй рюмке. В кафе стало уютнее и на душе теплее. Кролик в лимонном соусе был хорош, а селедка с картошкой и того лучше. Но я знал, что душа поет не от водки и не от кролика - оттого, что рядом мои ребята, надежные, как бронежилеты.
- Работаем, мы, братцы, вхолостую, - сказал Тюнин. - Ловишь, бегаешь, супа не ешь… Приземлил. Глядь, и года не прошло, как бандюга уже на свободе.
- Потому что условно-досрочное освобождение, адвокаты, залоги и амнистии, - поддержал я.
- Потому что права человека, - не согласился Оладько. - И заметьте: права человека у преступника. У потерпевшего никаких прав.
Мы выпили. Кролик в лимонном соусе был какой-то особенный, очень мелкой породы. Поэтому мы взяли еще по свиному шашлыку, исходя из того, что поросенок крупнее кролика. Кто-то из нас счел, что шашлык слишком жирен; кто-то из нас нашел, что в нем мало луку; кто-то из нас решил, что шашлыки мелковаты. Тюнин продолжил наболевшую тему:
- Поэтому из милиции кадры бегут. Майор Цыплаков ушел в науку. Пишет диссертацию на тему «Тяжелый рок, как выражение сексуальности подростков».
- Не так. «Иномарка, как показатель интеллекта нового русского», - поправил его Оладько.
- А что? - согласился я. - Один боксер получил звание кандидата педагогических наук за диссертацию «Удар в печень».
Тут Оладько на правах старшего товарища обнаружил, что бутылка пуста, как карман бомжа. И он, как старший товарищ, заказал вторую, правда, спутал названия и вместо водки «Адреналин» потребовал водку «Анальгин». Тюнин установил, что свиные шашлыки мы съели, и заказал по куску мяса еще более крупного, чем поросенок, животного. Я тоже не сидел без дела и, осмотрев зал, углядел в углу стойку бара с барменшей.
Надо сказать, что вторая бутылка время убыстрила. Где-то на предпоследней рюмке, я заметил, что барменша поглядывает в нашу сторону с загадочным интересом. Я поделился с ребятами. Оладько хмыкнул:
- Это Кома.
- Кто? - переспросил я.
- По паспорту Камилла Петрова.
- Все Петровы - пьяницы, - изрек Тюнин.
- Вот Ивановы выпивают умеренно, - поделился и я жизненным наблюдением.
- А Сидоровы вообще люди хорошие, - заключил Оладько.
Мы прикончили вторую бутылку и впали в тяжелую задумчивость по поводу третьей. Барменша смотрела на нас. Это естественно. Оладько высок, сух, и его кости сочленены, как металлические опоры. Мишка Тюнин белоголов, остролиц, светлоглаз, тонок и похож на гигантский гвоздь без шляпки. А я рыжеволос и потому прекрасен. Пришлось обратить внимание ребят на барменшу.
- Мы знакомы, - признался Оладько и поманил ее.
Барменша подошла. Распахнутый жакет с оперением, брючки на ремне с полосками из крокодиловой кожи… Красные губы большого рта раздвинулись в широкой улыбке… Весомая грудь, казалось, колышется, будто от ветерка…
- Кома, скучаешь? - спросил Оладько.
- У меня там маленький телевизор. Смотрю сериалы, - ответила она низким с легкой сипловатостью голосом и добавила: - В Россию едут американские специалисты ставить «мыльные оперы».
- А мыло чье? - заинтересовался Мишка Тюнин.
Ответить она не успела. Подошедший сзади мужчина ласково обнял ее и встал перед нами, видимо, желая познакомиться. Камилла представила его:
- Мой бойфренд Яша.
Бойфренд Яша гипнотически уставился на меня, а я в свою очередь не мог отвести взгляда от его круглой лысой головы, размеченной пятнами и кляксами. Так и не отводя взгляда, я поздоровался:
- Привет, Поскокцев!
В какой-то песне поется: «Мои мысли, мои скакуны». Вот и мои заскакали, как зайцы от охотника. В деле о полтергейсте присутствовали доллары. Допустим. Но теперь в деле появилась широколицая Кома. Ищи женщину… Да я и не искал - сама возникла. Доллары и женщина. Ничтожно мало информации для беспокойства и тем более для того, чтобы мысли запрыгали скакунами.
Но Рябинин утверждает, что для размышлений количество фактов не так уж и важно. Как он говорит: много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Итак, у меня появился новый факт, из которого вытекает…
Из него вытекает только одно - проверку материала надо продолжить.
Я попытался размышлять. Какая информация прибавилась? У Поскокцева есть любовница. Ну и что? Разве это имеет отношение к полтергейсту? Много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Следователю прокуратуры удобно размышлять, он в кабинете сидит; место работы оперативника - многомиллионный город. Мы размышляем на ходу.
Поскольку я был на ходу - ехал в РУВД, - то мои мысли приняли другое направление. Кому нужно, чтобы я разобрался с этим полтергейстом? Государству? Оно с Чечней разобраться не может. Начальнику уголовного розыска? Ему надо, чтобы я поскорее скинул этот материал и освободился. Надзирающему прокурору? Ему лишь составь мотивированное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Но есть человек, которого касаются и доллары, и любовница. Жена Поскокцева. Так пусть она мне поможет…
Я вновь подождал Антонину Михайловну. Она вышла и, узнав мою машину, приблизилась с заметной неохотой. Ага, значит, и ей мой розыск не нужен. Сев рядом, она опередила мои вопросы:
- Яша квартиру купил.
- И какую?
- Ту, которую наметил. Трехкомнатную, в центре.
- Уже переехали?
- Нет, но деньги отданы и сделка оформлена.
Опять сомнения. Чего после драки махать кулаками? Но ведь розыск и расследование - это и есть махание руками после драки. Я уже приучил себя доделывать все до конца; вернее, приучил себя делать то, что кажется бессмысленным. Сколько раз бессмыслица оборачивалась веским доказательством!
- Антонина Михайловна, вы должны мне помочь.
- В чем?
- В доведении дела до конца.
- Мы же скоро переедем…
- Ученый энергоэколог предупредил, что полтергейст может переехать вместе с вами.
- Каким же образом?
- Видимо, в мебели или в посуде.
- Господи, хуже тараканов.
Я опять ехал с ней на Вербную, потихоньку незаметно изучая ее профиль. Казалось бы, женщина избавляется от дурацкого наваждения, переезжает, а в лице ни радости, ни облегчения. Щека - та, которая ко мне, - стянута сухой заботой. По-моему, она похудела еще больше и еще сильнее заострились ее скулы. Поскокцева спросила, глуховато и неуверенно:
- Чем же я могу помочь?
- Антонина Михайловна, мне надо узнать, что происходит в квартире, когда вас нет дома.
- Меня… одной?
- Обоих, - соврал я, хотя меня интересовало, что происходит в квартире, когда дома один Поскокцев.
- Что я должна сделать?
- Полка на кухне, откуда летела посуда… Спрятать там вот эту штуку.
Я показал ей портативный диктофон с флеш-памятью и приставкой, способный записывать звук в течение пятнадцати часов.
Она глянула на нее с сомнением:
- Надо посоветоваться с Яшей.
- Ни в коем случае!
- Почему?
Как ей объяснить, не упоминая Камиллы? Как объяснить, что официальную прослушку мне никто не разрешит? Как объяснить, что все это делается в ее же интересах?
- Антонина Михайловна, полтергейст не любит коллективных мероприятий. Он предпочитает тайны. Может возненавидеть человека и вредить ему…
- Меня-то он и ненавидит.
- Верно. Поэтому подслушивание с вашей стороны он найдет естественным. А если муж, то полтергейст обидится и швырнет магнитофон на пол. Потом мы Якову все расскажем.
Как говорят блатные, лепил я горбатого напропалую. Лишь бы уговорить. Посомневавшись, она согласилась. Я показал, что и где нажимать:
- Поставьте на край полки и замаскируйте посудой.
Поразмышляв, я решил обратиться к женской интуиции: уж если оперативник чует неладное с ее мужем, то неужели ей сердце ничего не подсказывает? А если подсказывает, то женщина должна быть моим союзником.
- Антонина Михайловна, дайте мне слово, что ничего не скажете мужу.
- Хорошо, - пообещала она - не словом, а, скорее, твердой улыбкой.
У следователя прокуратуры Рябинина я не был с месяц. Он по этому поводу выразил нечленораздельное удивление: мол, разве не о чем поговорить? Волосы лохматы, очки большие, вид усталый… В кабинетике накурено, на столе две чашки с остатками кофе.
- Сергей Георгиевич, были гости?
- Журналистка.
Он достал из шкафа чистую чашку для меня. Пожалуй, Рябинин единственный в прокуратуре, кто позволял себе распивать кофе в кабинете, что прокурором района считалось признаком безделья.
Я предположил:
- Поругались?
- А как же? Журналистка специализируется на криминальной тематике и пишет: «Цель наказания - помочь преступнику». Значит, мы тут вроде воспитателей.
- А в чем цель наказания, Сергей Георгиевич?
- Цель наказания, прежде всего, в защите общества от преступников.
Мы долго костили журналистов за поверхностность, за кровавые репортажи, за трогательное отношение к преступникам и за пренебрежение к потерпевшим, за жажду сенсаций. Потом перешли на своих коллег - оперативников-следователей, которым досталось не меньше, чем журналистам. Злословили? Нет, встретились единомышленники, хотя одному было пятьдесят, а второму меньше тридцати. Рябинин рассказал про следователя, который убийство не сумел отличить от инсценировки; я поделился впечатлением от выступления по телевидению начальника РУВД. Сергей Георгиевич оживился:
- Боря, а знаешь, почему рассказы следователя кажутся сухими и неинтересными? Потому что следователи умалчивают о своих поисках и заблуждениях. Мол, бандита вычислили и приземлили.
- Я не умалчиваю.
Разговор сам давался в руки. Впрочем, ради него и пришел. Я изложил в подробностях дело, которым занимался: про синяк у женщины, про полет кастрюли, про покупку другой квартиры, про Кому-Камиллу. Но Рябинина детали почему-то не заинтересовали. Налив по второй чашке кофе, он усмехнулся довольно-таки ядовито:
- Ты сам-то веришь в эти полтергейсты?
- Верю фактам.
- Нет, Боря, ты веришь не фактам, а моде. Почему, чем выше образование, тем больше дури? Зональный прокурор, весивший девяносто пять килограммов, искренне верил, что габариты не от еды, а оттого, что он голодал в одной из своих прежних жизней. Кстати, один насильник вкупе с адвокатом тоже сослался на свою предыдущую жизнь на востоке, когда у него был гарем, - дескать, привык иметь много женщин. И ведь оба с высшим образованием. А знакомый доктор наук, профессор, отправился путешествовать. Думаешь, почему?
- Отдохнуть.
- Нет. Подпитать свое биополе другими, чужими биополями.
- Полтергейст, Сергей Георгиевич, я видел воочию.
- Боря, знаешь, почему полтергейст бушует?
- Почему? - попался я.
- Из-за жадности хозяев - не кормят.
Откровенной насмешки мне не вытерпеть даже от Рябинина. Тем более что я видел воочию… При помощи эрудиции следователя не одолеть: мы, оперативники, работаем на «земле» и живем фактами. Утром я встретился с Антониной Михайловной и забрал свой диктофон. Видел воочию и прослушал воочию, вернее, в оба уха.
Я открыл сумку, достал диктофон и, сделав информационную вводку - как его поставил в квартиру - включил.
Шумы, двигают стулья… Пьют чай, разговор слышен плохо… Долгая тишина… Опять разговор… Тишина… И вдруг почти оглушительно… Стук-стук- стук-стук! Четыре раза.
- Сергей Георгиевич, что это?
- А кто был в квартире?
- Жена говорит, что никого.
- По-твоему, полтергейст бродит?
Я прокрутил пленку обратно. Стук-стук-стук- стук!
- Да, или работает громадная мышеловка.
- Только ловит не мышей, а дураков.
- Сергей Георгиевич…
- Боря, это срабатывает та самая пружина, которая сбросила с полки кастрюлю.
Слова Рябинина сперва меня обескуражили, но потом легли точненько, как патроны в обойму. Доллары, барменша, выдуманный полтергейст… В квартире Поскокцевых надо делать обыск. Легко сказать: кто мне даст санкцию без возбуждения уголовного дела? А кто решится возбудить дело, если все факты - полтергейст, звук пружины, любовница - не криминального свойства? Надо еще раз идти к Рябинину - он решится. Но сперва к Камилле.
Кафе открывалось в полдень, но оно для оперативных бесед - место неудобное. Узнав ее адрес, в десять утра я позвонил в дверь, затянутую в крепкую синтетику. Камилла не удивилась, потому что работники злачных мест с милицией имеют дело частенько. Она кокетливо предположила:
- Виктор Оладько оперативник, значит, и вы оперативник.
Меня провели не в какую-нибудь кухню, а в гостиную, показавшейся мне необычной. Ага, кованая мебель в стиле «Кантри». Я расположился на диванчике с металлическими завитушками и мягким сиденьем. Хозяйка спросила:
- Виски «Аппертэн»?
- Нет, спасибо.
- Водка «Юрий Долгорукий»?
- Я на службе.
- Ну уж от кофе не откажетесь!…
Столешница черного дерева, перекрещенная полосками полированного металла; вместо ножек чешуйчатые железные дракончики.
Кофе принесла, разумеется, в кованых джезвах. Фарфоровые чашечки белели, как ромашки на пожарище.
Я похвалил кофе и ее наряд. Она довольно засмеялась:
- Я ношу одежду женщины, имеющей свои взгляды.
- А какие у вас есть взгляды?
- Разные.
- И политические?
- Да, я за безопасный секс.
Свободная джинсовая рубашка приподнялась на груди, словно под ней улеглась кошка. Джинсовые брюки-стрейч, сандалии, прическа женщины с достоинством леди… Вид женщины, имеющей политические взгляды.
- Хотите свинину-карри? - спросила она.
- Нет, спасибо.
- А хотите сделаю горячую хачапури?
- Нет-нет.
Я не понимал ее радушия. Из-за Оладько? Выходило, что Поскокцев ей не сказал, кто я и какой материал проверяю. И хорошо. Камилла вдруг проговорила:
- Ну, я слушаю.
- О чем?
- Вы же хотите просить меня о сотрудничестве?
Я догадался: Камилла заключила, что опер пришел вербовать ее в негласные агенты. То есть в стукачи. Перейти к разговору о Поскокцеве стало трудней. Оглядев обстановку комнаты, я бросил невнятно:
- Хорошая у вас квартирка…
- Продала, - весело сообщила она.
- А сами куда?
- Тут осталась.
- Как же это возможно?
- Очень просто: частный риэлтер, частный нотариус. А Городское Бюро регистрации в суть сделок не вникает. Сменился собственник, а я здесь прописана.
Последние ее слова вроде бы ни с того ни с сего напрягли меня. Спросил я вполголоса, словно нас подслушивали:
- И кому продали?
- Яше Поскокцеву, моему бойфренду.
Я сделал худшее, что может сделать оперативник, - барменше не поверил. Но моя личная проверка все подтвердила: в Бюро регистрации недвижимости Поскокцев уже числился как новый собственник трехкомнатной квартиры. В жилконторе наивно удивились тому, что старая хозяйка не выписалась, но если у нее нет другой площади, то выписать ее нельзя. Как же он в новую квартиру пропишет жену? И продают ли они квартиру на Вербной? Мне требовалась немедленная встреча с Антониной Михайловной…
Занятость оперативника не спрогнозировать даже суперкомпьютеру. И не зависит занятость ни от приказов начальства, ни от расположения звезд и планет, ни от личных поступков - вообще ни от чего разумного. Какая связь между канализационной трубой в пригородной колонии и моим планом встретиться с Антониной Михайловной? Прямая.
Трое девятнадцатилетних заключенных - кстати, убийц - автогеном вырезали дыру в этой трубе и ползли в ней почти полтора километра, пока не оказались за пределами зоны, куда сливались нечистоты. Побег убийц - дело серьезное. Милиция встала на уши. В том числе и наше РУВД. Двое суток мы с Мишкой Тюниным прочесывали выделенный нам сектор. Оперативное счастье? Мы взяли их на кладбище. Преследование, борьба, стрельба? Ничего подобного. Мы с Тюниным даже растерялись.
Из полуобрушенного склепа вылезли непросохшие парни и запели гимн России. Оказалось, сработала просветительская роль воров в законе, хорошо помнивших старые времена. Они внушили ребятам, что если петь гимн, то охранники стоят по стойке смирно и не бьют…
С кладбища вернулся я на транспорте общественном и тут же пересел на транспорт персональный - «Волгу» отдела уголовного розыска. Вернее, меня пересадили. Труп в квартире. И ехать мне как оперативнику из убойной группы. Я развалился на заднем сиденье, отдыхая в дорожке. Оперативник должен не только сгруппироваться в минуту опасности, но и уметь расслабиться в минуту отдыха. Мишка Тюнин в машинах засыпает мгновенно, как младенец в качалке. Я спросил водилу:
- Далеко?
- На окраине.
- Какая улица?
- Вербная, Вторая, что ли…
- Что же ты ползешь, как верблюд по пескам! - рявкнул я, пронзенный догадкой…
Труп Антонины Михайловны лежал на диване в каком-то странном, разобранном положении. Одна нога под себя; вторая не то вытянута, не то вывернута. Одна рука вцепилась в подушку, вторая застыла, пробуя распрямиться. Словно женщина от кого-то отбивалась…
Следственная бригада уже работала. Рябинин вертел в руках пузырек и разглядывал мокрый стол со стоящим на нем каким-то прибором. Мне он сообщил:
- Ингалятор. Вьетнамские лекарства «Звездочка», «Ким»…
- Делала ингаляцию и вдруг упала, - забубенно прозвучал голос, видимо, уже повторявший это не раз.
Голос исходил от человека, сидевшего с низко опущенной головой. Его плешь покраснела так, что порфировидные точки, пятна и кляксы почти стушевались.
- У нее был хронический бронхит, - видимо, тоже не первый раз, повторил Поскокцев.
За все время осмотра трупа я так и не увидел лица мужа: он ни разу не поднял головы. Меня влекло другое лицо, лицо бедной женщины…
Щеки у нее и раньше были впалыми - теперь они прямо-таки провалились. Кожа и раньше была серой - теперь совсем потемнела; и губы почернели, как лента пишущей машинки. Разве нос заостренный? Казалось, теперь он готов вонзиться. Волосы в пепельном клубке, словно женщина каталась по дивану. Взгляд, устремленный куда-то далеко, в пространство, которое нам недоступно…
- Телесных повреждений нет, - сказал судмедэксперт.
- А причина смерти? - поинтересовался Рябинин.
- Удушье или сердечная недостаточность.
- Доктор, подробнее…
- Подробнее, знаете, когда?
Мы знали: после вскрытия. Естественная смерть. В таких случаях ни следователю, ни оперативнику делать на месте происшествия нечего, потому что нет признаков криминала.
И мы сели в машину.
Постепенно я приходил в себя, и моему рассудку возвращалась здравость. Почему Рябинин не осмотрел квартиру? Потому что естественная смерть. Почему он не поискал полтергейста, ту самую пружину, которая стучала на пленке диктофона? Я вспомнил, что, рассказывая ему о полтергейсте, ни к чему его не привязал: ни к адресу, ни к фамилии. Рябинин просто не знал, что это та самая квартира.
Мы подъехали к прокуратуре. И я взорвался:
- Сергей Георгиевич, это же убийство!
- Неужели?
- Могу поклясться чем угодно!
- Нужны не клятвы, а доказательства.
- Логика доказывает.
- Как же?
- Поскокцев бил жену…
- Многие жен бьют.
- Придумал полтергейст…
- Скажет, что шутил.
- Полтергейст - часть его плана!
- Какого?
- Выманить у жены доллары…
- На дело, на покупку квартиры.
- Фиктивно! Посмотрите, сколько ему выгод от смерти жены! Шестьдесят тысяч долларов получил, с любовницей соединился, квартира на Вербной тоже досталась ему…
- Боря, ты можешь привести еще сотню доказательств. Но все они не будут иметь значения без главного - без причины смерти.
Умом я понимал, что следователь прав. Что было в моей работе самым тяжелым и противным? Нет, не физическая усталость, не голод и недосыпы, не бандитские ножи и пули… Бессилие. Все знают, что такой-то преступник, а ничего не сделать - не доказано. Впрочем, к чему я выворачиваюсь наизнанку, если существуют бандитские группировки, о которых всем известно и никто их не трогает?
Рябинин положил мне руку на плечо.
- Боря, сперва узнаем результат вскрытия…
- Когда узнаем?
- Судмедэксперт обещал позвонить завтра.
На следующий день я поймал себя на том, что ничего не делаю, а жду рябининского звонка. Слишком он осторожен, следователь прокуратуры Рябинин. Нужно возбудить уголовное дело, сделать на Вербной обыск, а потом колонуть Поскокцева по всем правилам допроса. Задержать на трое суток и запихнуть в камеру. Потрясти Камиллу, которая наверняка была соучастницей.
Но я бессильно опускал руки: ну да, не было оснований, поскольку Антонина Михайловна умерла своей смертью.
В полдень я решил больше не ждать и встал, чтобы отправиться на встречу с одним наркоманом. Это в полдень. А в двенадцать часов пять минут зазвонил телефон. Я схватил трубку, и она вежливо поздоровалась со мной голосом Рябинина. Я не вытерпел:
- Сергей Георгиевич, ну?
- Поскокцеву вскрыли.
- И?
- У нее в легких найден нашатырный спирт.
- Самоубийство?
- Почему самоубийство?
- Выпила нашатырь…
- Не выпила, а вдохнула.
- Она же вьетнамские лекарства…
- В ингалятор, в горячую воду, кто-то плеснул нашатырь. Она вдохнула, паралич дыхательного центра и мгновенная смерть.
- Плеснул… кто-то?
- Да, кто-то.
- Сергей Георгиевич, я поехал.
- Давай, Боря…
Не поехал, а полетел. И носился до полуночи. На Вербной Поскокцева не оказалось. Никто не видел его в мастерской холодильников, где он работал. Не появлялся он и в кафе «Эммануэль». Я осмотрел квартиру Камиллы: она лишь пожимала плечами и плакала. Поскокцев сбежал.
Зачем? Куда? Бросил любовницу и обе квартиры?… Впрочем, на шестьдесят тысяч прихваченных долларов можно погулять в ширину.
Через два дня я сидел в кабинете, собираясь оформить Поскокцева во всероссийский розыск. Оладько вошел, сел, перегородил кабинетик длинными вытянутыми ногами и вздохнул:
- Леденцов, против натуры не попрешь.
- Верно, - выжидающе согласился я.
- С тебя бутылка коньяка.
- За что?
- Поедем в кафе «Эммануэль».
Похоже, он поменял начало с концом: сперва хотел получить с меня за то, чего еще не сделал. Виктор мужик серьезный, неулыбчивый, да на его сухом лице улыбке и не закрепиться. Я поехал.
В кафе Оладько подвел меня к бару. Увидев нас, Камилла заплакала и произнесла двусмысленную фразу:
- Органы я всегда любила.
- Против натуры не попрешь, - повторился Оладько.
Широким жестом Камилла пригласила следовать за ней. Мы пошли. За бар, по коридорчику, в подсобку, где ящики, коробки и бутылки.
Между холодильником и какими-то мешками сидел Поскокцев. Сидел, как и у трупа жены, не поднимая головы, упершись в пространство порфировидной плешью. В подсобке стало тихо, да тут всегда тихо. Мне с Поскокцевым не о чем было говорить и не о чем было его спрашивать. Впрочем, один вопрос имелся, потому что я не забыл о больной сестре покойной Антонины Михайловны:
- Где деньги?
Он молча кивнул на сумку. Но у меня было и предложение:
- Поскокцев, едем в прокуратуру!
Рябинин расследовал это хитроумное убийство и передал дело в суд. Приговора я не дождался: меня послали в одну из горячих точек страны оказывать оперативную помощь местным товарищам. Перед отъездом я зашел к Рябинину.
- Сергей Георгиевич, почему они, эти горячие точки?
Следователь вздохнул, поправил очки и пристально взглянул на меня, словно я только что возник в кабинете; словно проверял меня, выдержу ли его ответ.
- Боря, в нашей стране более ста национальностей…
- Ну и что? Жили ведь.
Рябинин достал початую бутылку коньяка, две шоколадные конфетки, кофейные чашки и налил по половинке. Мы выпили прощальные граммы. Я повторил:
- Жили ведь.
- Один из наших президентов - не помню его фамилии - предложил народам брать суверенитета столько, сколько захотят. Что это значит?
- А что?
- По-моему, это призыв к гражданской войне. Ну, и начали брать суверенитеты. Поэтому, Боря, ты и едешь в горячую точку.
Его оригинальный взгляд меня удивил. А Рябинина собственные слова, похоже, расстроили. Поэтому он взял бутылку и налил еще. Мы выпили.
- Сергей Георгиевич, но ведь президента, фамилию которого ни вы, ни я не помним, выбирал народ. Дурака же не мог выбрать?
- А почему? Чехов в записных книжках написал, что на одного умного приходится тысяча глупых, которая способна все заглушить. Так почему же тысячи глупцов не могли выбрать глупца в президенты?
- Хорошо, что мы забыли его фамилию.
- И даже не попытаемся вспомнить.
Мы допили коньяк, обнялись, и я отбыл в горячую точку…
…Уехал летом и вернулся летом. Отсутствовал почти год. С чем вернулся? Главное, не ранен. Получил медаль и чин капитана. И приобрел еще что-то основательное, серьезное и непередаваемое речью. Оладько заметил, что я стал меньше шутить. Ну, это дело поправимое.
На второй день после возвращения я шел по проспекту, впитывая солнце и дух родного города. Не хотелось ни вспоминать о командировке, ни думать о предстоящей работе в уголовном розыске.
Мне показалось, что рядом плывет белая яхта, подгоняемая солнечным ветром. Автомобиль шел вровень с моим шагом. «Мерседес» вроде бы последней модели «S». Элегантнее шестисотого. Он прижался к поребрику и остановился. Открывшаяся дверца едва не уперлась в меня. Из машины вышел человек в белом костюме в тон своего «Мерседеса». Я непроизвольно глянул на его обувь - белые туфли.
Еще ничего не случилось, еще лица его не видел… Но я знал, что сейчас случится. Может быть, потому, что, вылезая, он склонил голову, которая из автомобиля показалась первой: круглая, крупная, плешивая, пропечатанная кляксами, пятнами и родинками. Я спросил, не веря собственным глазам:
- Поскокцев?
- Привет, опер.
- Разве ты не сидишь? - вырвалось у меня.
- За что? - ухмыльнулся он...
- За убийство своей жены.
- Меня оправдали.
- Не ври…
- Лох, а не опер, - рассмеялся Поскокцев.
- Наверняка ты в бегах…
- Мой адвокат доказал, что Антонина покончила жизнь самоубийством.
- Ты же убил ее, скотина!
- Брось, опер, быльем поросло. Лезь-ка в мой «мерс», и двинем в «Эммануэль». Кафе теперь принадлежит Камилле…
Видимо, мое лицо побелело; видимо, веревки желваков вздули мои щеки; видимо, хрустнули сжавшиеся кулаки; видимо, я сделал к нему крутой шаг… Поскокцев исчез, провалившись в машину, которая отплыла, как и приплыла, - сказочной яхтой.
Мне захотелось броситься к Рябинину, но он был в отпуске. Я смотрел вслед «Мерседесу»… Как там сказал Чехов? Тысяча дураков приходится на одного умного. А сколько подлецов приходится на одного честного и порядочного?