Из всех британских и американских лидеров, которые в начале 1945 года стремились запугать Сталина с помощью слухов о возможной сделке Запада с нацистской Германией и / или такими грубыми приемами, как бомбардировка Дрездена, Черчилль был, несомненно, первым среди равных. Президент Рузвельт не противился такой политике, но с другой стороны, он также проявлял некоторое понимание советской точки зрения. Уже в 1942 году он был склонен позитивно реагировать на срочный запрос Сталина об открытии второго фронта в Европе. Основываясь на своем опыте встречи в Тегеране, американский президент лично считал, что с советским лидером можно было иметь дело. Он также прекрасно понимал значение успехов СССР в титанической борьбе с нацизмом и то, что после общей победы Сталин будет иметь прав более чем, кто-либо другой, в процессе принятия решений, которые определят судьбу послевоенной Германии и Европы. Отношение Рузвельта в этом смысле часто противопоставляется отношению его преемника, Гарри Трумэн, который показал себя сторонником жесткой линии Черчилля в отношении Сталина. Однако очевидные различия в политике по отношению к Советскому Союзу этих двух американских президентов в действительности не зависели от их личностей, что, как правило, предполагается в книгах жанра «Великие личности в истории». Основными определяющими причинами были резкие изменения в условиях войны и другие события, определившие смену курса тех, кто принимал решения в Вашингтоне после смерти Рузвельта, в том числе не только нового президента, но и его старших советников, которые ранее помогали формировать внешнюю политику его предшественника и которые также переключились на жесткую «черчиллевскую» линию. Они столкнулись с совершенно новой ситуацией, с совершенно другими трудностями и возможностями. Неизбежно эта серия новых обстоятельств привела к выработке нового курса в американской внешней политике в целом и в политике в области американских отношений с СССР в частности. Как же изменились тогда обстоятельства войны и какими были новые развития в политике, которые возникли в момент смерти Рузвельта и прихода Трумэна в Белый дом?

Во-первых, до начала 1945 года Рузвельт был глубоко обеспокоен проблемой, которая скоро перестанет преследовать его преемника, а именно войной против Японии. Мы уже убедились, что это была на самом деле война, которую Рузвельт и американская правящая элита хотели и даже спровоцировали. С самого начала война против Японии была большей проблемой для американских лидеров, чем вооруженный конфликт в Европе, хотя Вашингтон согласился с Лондоном, что надо сначала рассчитаться с европейским врагом, Германией. В войне на Тихом океане и вокруг него Соединенные Штаты переживали серьезные трудности в период после нападения Японии на Перл-Харбор. Американцы сильно недооценили японцев, которые показали себя крайне упорными противниками. После Перл-Харбора они заняли Индонезию и даже выгнали американцев с Филиппин, плацдарма «дяди Сэма» на Дальнем Востоке. Это означало, что американцам придется много «прыгать» по разным островам через Тихий океан прежде, чем начнется реальная война против Японии и сможет быть установлена американская гегемония на Дальнем Востоке, что, с точки зрения правящей элиты США, и было реальной целью этой войны. Япония оказалась гораздо более «твердым орешком», чем ожидали американцы, хотя основная часть ее пехоты была занята в далеком Китае и потому почти не участвовала в боях против американцев. Большая часть японских войск была в Китае не только для борьбы с китайцами, которые продолжали сопротивление посягательствам Токио, включая коммунистов Мао и националистов Чан Кай-ши, но и для охраны границ их вассального государства Маньчжоу-Го вдоль дальневосточных рубежей Советского Союза. Токио и Москва, кстати, отвоевали там короткую пограничную войну в 1939 году, которая с японской точки зрения не была успешной. Многочисленные наблюдатели считали, что эти военные действия могут вспыхнуть снова, особенно если в Токио возникнет соблазн воспользоваться тем, что по состоянию на начало лета 1941 года Красная армия была полностью занята борьбой с немцами. В Токио некоторые политические и военные руководители, действительно, выступали за «северную стратегию», направленной против Советского Союза. Однако ввиду своей большой потребности в резине и нефти из Юго-Восточной Азии в Токио в конце концов остановились на «южной стратегии», которая предполагала противостояние не с Советским Союзом, а с США. Тем не менее основная часть японской армии по-прежнему оставалась в Китае.

Учитывая все эти непредвиденные осложнения и трудности, в Вашингтоне полагали, что война против Японии может стать очень дорогостоящей и затяжной, и это было, конечно, большой причиной беспокойства для Рузвельта. Для американцев было бы крайне выгодно, если бы Советский Союз объявил войну Японии, а затем напал на японскую армию в Северном Китае. Такой сценарий не вставал, пока Советы были «приперты к стенке», но начал казаться возможным, когда в конце 1942 года немецкое наступление в направлении кавказских нефтяных месторождений заглохло, и огромная немецкая армия попала в «котел» около Сталинграда. Именно тогда Рузвельт дал понять Сталину, что в обмен на помощь по ленд-лизу Советам в их борьбе против нацистов он ожидал, что Советский Союз вступит в войну против Японии как можно скорее. Однако СССР все еще вряд ли мог позволить себе такую роскошь, как война на два фронта. Его затруднительное положение было сравнимо с положением Японии. В декабре 1941 года Токио не удалось объявить войну Советам, на что надеялся Гитлер. Японцы хорошо понимали, что их руки будут полностью связаны борьбой на Тихом океане против американцев и их союзников, таких, как Австралия. Сталин аналогично не мог позволить себе объявить войну Японии, когда Красная армия боролась не на жизнь, а на смерть с нацистской военной машиной.

Как упоминалось ранее, Рузвельт был доволен полученным им от Сталина на Тегеранской конференции в 1943 году обещанием: Советский Союз объявит войну Японии через три месяца после окончания война в Европе. Однако Рузвельт опасался, что Сталин может не сдержать свое слово. Именно для того, чтобы не дать советскому лидеру повод не сдержать слово в отношении войны против Японии. Рузвельт был так благосклонен к советскому лидеру в Ялте, пообещав ему определенные территории на Дальнем Востоке. Сталин ответил взаимностью, не только снова пообещав объявить войну Японии, но также согласившись с решением о разделе Германии на оккупационные зоны. Что касается Рузвельта, то его тогдашняя политика «мягкой линии» по отношению к Сталину принесла щедрые дивиденды. Но даже несмотря на это не следует переоценивать доброжелательность Рузвельта к его советскому союзнику. Аргументы Черчилля в пользу жесткой линии пользовались одобрением и поддержкой значительного числа собственных советников президента, и эти аргументы, вероятно, произвели впечатление и на него. Есть два способа заставить упрямого осла выполнять работу: с помощью моркови или палкой. Рузвельт предпочел использовать морковь, но был готов применить также и палку или, по крайней мере, угрожать ею. Участие Америки в бомбардировке Дрездена – операции, которую британские ВВС вполне могли провести в одиночку, – показало, что Рузвельт не имел никаких возражений против того, чтобы время от времени применять запугивание – прием, типичный для жесткой линии, сторонником которой выступал Черчилль. Рузвельт умер 12 апреля 1945 года, и его сменил Гарри Трумэн, решительный сторонник жесткой линии в отношении к Сталину. «Если Трумэн что-то и принес в Белый дом, – пишет Майкл Паренти, – то это было требование срочно ужесточить политику в отношении Кремля». Новый президент, действительно, вскоре открыто выступил за применение жесткой линии против Сталина, но этот отказ от более тонкой политики Рузвельта по отношению к Москве был определен прежде всего тем, что обстоятельства войны, а также возможные варианты для американской внешней политики радикально изменились за пару месяцев, прошедших между Ялтинской конференцией и смертью Рузвельта. Диалог и сотрудничество со Сталиным всегда пользовались благосклонностью у западных союзников, когда Красная армия продвигалась вперед и освобождала новые территории, особенно когда дела у самих западных союзников шли не очень хорошо. Предпочтение Рузвельтом «мягкой линии» в отношении Советов на примере Ялтинских соглашений надо рассматривать в контексте серии важных военных успехов Красной армией и практически одновременных военных неудач англо-американских войск. На момент начала Ялтинской конференции генерал Жуков уже стоял на Одере, менее чем в ста километрах от Берлина, в то время как американцы по-прежнему зализывали раны, полученные ими в ходе контрнаступления фон Рундштедта в Арденнах. Впоследствии, однако, Красная армия в течение недель не делала заметных продвижений вперед, как и обычно бывало после предыдущих крупных советских наступлений. На момент смерти Рузвельта войска Жукова все еще находились на болотистых берегах Одера. В то же время ситуация на западном фронте резко изменилась. В начале февраля американцы, англичане, канадцы перешли в аступление в Рейнской области. Сначала дела шли негладко, но потом они перешли Рейн, сначала американцы у Ремагена неподалеку от Кобленца 7 марта, а затем британцы севернее, недалеко от города Везель, 23 марта. С тех пор дела на фронте у них пошли значительно лучше261. «Это был самый масштабный в мире бронетанковый бросок», – провозгласил военный корреспондент Хэл Бойл, который сопровождал передовые колонны американских войск, практически не встречавшие сопротивления в их продвижении на восток, к Берлину262. Действительно, на западном фронте германское сопротивление таяло, как снег на весеннем солнышке, а все больше и больше войск перенаправлялись на Восточный фронт, где Красная армия, как ожидалось, вот-вот начнет битву за Берлин. К концу марта американцам и британцам противостояли менее тридцати немецких дивизий, в то время как более 150 дивизий были брошены против советских войск на Востоке. Это открыло возможность быстрого продвижения союзников по Германии и шанса для западных держав занять гораздо больше территории Германии, чем они могли мечтать всего лишь несколько месяцев назад. На момент смерти Рузвельта американцы оказались на таком же расстоянии от Берлина, как Советы, которые теперь наконец-то были готовы возобновить свое наступление263.

В других местах тоже стало очевидно, что Советский Союз больше не будет иметь возможности освободить значительные по размеру территории Лишь незадолго до этого на Западе боялись, что Красная армия также освободит Данию, так чтобы после войны Советы могли бы доминировать в Скандинавии. Однако такой сценарий был предотвращен чрезвычайно быстрым британским броском к балтийскому побережью в районе Любека, что стало возможным из-за отсутствия серьезного немецкого сопротивления. Южнее американцы достигли хорошего прогресса в направлении Пльзеня и Праги в Чехословакии, другой части «европейской недвижимости», о которых они и англичане не решались даже мечтать лишь несколькими месяцами раньше. В конце концов, Красная армия первой вошла в Берлин, несмотря ни на что. Советы открыли огонь по немецкой столице 20 апреля, а 25-го апреля замкнули вокруг города кольцо. В тот же день их войска встретились с американскими на юго-западе Германии, в городе Торгау на Эльбе. Берлин капитулировал 2 мая 1945 года, но освобождение столицы Германии от нацистов обошлось Красной армии не менее, чем в 100.000 человек. Эта цена была почти такой же, как все американские потери на всех европейских полях сражений во время Второй мировой войны264. К концу войны в Европе стратегическая ситуация западных союзников по сравнению с ситуацией Советов резко улучшилось за последние два месяца. Правда, Красная армия заняла Берлин, но американцы, англичане и их канадские и французские союзники завоевали гораздо большую и гораздо более важную часть Германии, чем они смели даже мечтать во время Ялтинской конференции. В некоторых районах американские войска даже перешли на востоке демаркационную линию между оккупационными зонами, которые были ратифицированы в Ялте, ту демаркационную линию, которая, казалось, была так выгодна для западных союзников во время Крымской конференции. Авангард американской армии оккупировал город Лейпциг, расположенный в середине оккупационной зоны, зарезервированной для Советов. Теперь, когда американские и британские войска заняли самую важную и большую часть Германии и проникли глубоко в Центральную Европу, «мягкая линия» в отношении к Сталину вдруг начала пользоваться у них гораздо меньшим расположением. Ни Черчиллю, ни некоторым американским командующим (таким, как генерал Паттон) была не по вкусу идея вывода войск с этой территории в пользу Советов, и сторонники «холодные воины» позже часто сожалели том, что взглядам этих ястребов было не суждено воплотиться в жизнь. Однако такое грубое нарушение Ялтинских соглашений было бы контрпродуктивным, поскольку Советы в таком случае, конечно, отказались бы освободить место в западном секторе Берлине, который должен был стать Западным Берлином, как тоже было согласовано в Ялте265. Именно поэтому в середине июня 1945 года, после долгих проволочек, президент Трумэн неохотно отдал приказ вывести американские войска за демаркационную линию, которая позже станет границей между Западной и Восточной Германией266. Новый американский президент, неискушенный политик из не слишком-то «космополитичного» штата Миссури, до сих пор не был вовлечен в деликатные переговоры Большой тройки. Кроме того, Трумэн мало или совсем не понимал проблемы и устремления Сталина, лидера страны, которая так долго «вытаскивала каштаны из огня» за союзников, но которую Трумэн, как и бесчисленное множество других представителей правящей элиты США, тем не менее презирал за то, что это была Мекка коммунизма. Обстоятельства войны научили Рузвельта ценить преимущества «моркови» в своих отношениях с Советами. Изменившиеся обстоятельства войны в последующее время дали Трумэну повод поверить в потенциал «палки».

Позицию Трумэна и его уверенность в себе усилили военные успехи американских и британских войск в марте-апреле 1945 года, которые привели к оккупации ими большей части Германии. Кроме того, вскоре после своего прибытия в Белый дом этот человек из штата Миссури узнал, что в обозримом будущем в его распоряжении, вероятно, скоро окажутся совершенно новые средства, которые помогут Вашингтону навязать свою волю Советскому Союзу. Речь идет об атомной бомбе, но весной 1945 года бомба еще не играла значительной роли в американской дипломатии. Только в самые последние месяцы войны, то есть летом 1945 года, Трумэн окажется в состоянии разыграть карту ядерной дипломатии.