Я, Лучано Паваротти, или Восхождение к славе

Паваротти Лучано

Герберт Бреслин

 

 

Что значит быть театральным агентом паваротти

Меня представил Паваротти в 1968 году Терри МакИвен, руководитель отдела классической музыки лондонской фирмы «Рекорд». Я тогда занимался в Лондоне рекламой Джоан Сазерленд и Мэрилин Хорн, а значит, тесно сотрудничал с МакИвеном.

В то время Паваротти дебютировал в Метрополитен, и Терри решил, что именно сейчас Лучано понадобится рекламный агент. Тогда певец еще не имел помощника в Соединенных Штатах, кто занимался бы его рекламой и вообще его карьерой. Он выступал в самых лучших театрах Европы и Америки, но еще не слыл звездой в полном смысле слова.

Джоан Сазерленд в опере Доницетти «Лючия ди Ламмермур».

Метрополитен

МакИвен полагал, что мы с Лучано могли бы хорошо сотрудничать, и, как выяснилось, не ошибся. Лучано родился двенадцатого октября, а я первого числа этого же месяца, то есть мы оба появились на свет под одним знаком зодиака — Весами — и у нас много общего. Мы оба любим посмеяться и пошутить, но когда дело касается работы, становимся воплощением серьезности. Оба обладаем изрядным запасом энергии и не терпим, если что-то плетется по старинке, кое-как, а дело можно улучшить. С самого начала я понял, что Лучано со своим талантом мог бы сделать гораздо более удачную карьеру. Так же считал и он.

На первых порах я делал для Паваротти, как и для других артистов, только рекламу. Спустя примерно год стал его театральным агентом, и в то время, когда начал работать с ним, он уже три года выступал в Соединенных Штатах, но еще ни разу не пел в Чикаго. Поэтому можете судить, сколь неудачно спланировали его карьеру. Мне казалось просто нелепостью, что такой талант должен выходить на сцену где попало — по воле случая, а не по строго продуманному плану. Кроме того, если не считать страстных любителей оперы, то ведь никто даже не слышал его имени… что представлялось мне вообще полным бредом.

Лучано никогда не подписывал со мной никаких контрактов. Хотя прошло уже столько лет нашего сотрудничества, у нас нет никакого формального соглашения. Наши деловые отношения строятся лишь на взаимопонимании. Только Юрок тоже никогда не подписывал контракта с Артуром Рубинштейном. А сколько времени они работали вместе? Полвека, если не ошибаюсь.

Я излагал Лучано свои соображения, на какие контракты соглашаться, какие новые «площадки» завоевывать — и мы долго и подробно обсуждали все аспекты. Мы и сейчас работаем точно так же. Я советую ему то, что, на мой взгляд, для него более выгодно. Но окончательное решение Лучано всегда принимает сам.

Когда я начал рекламировать Паваротти, он уже выступал в Майами и Сан-Франциско и однажды в Метрополитен. Во время дебюта в Нью-Йорке он болел, поэтому не имел там сенсационного успеха, какого мог бы добиться при других обстоятельствах. Он еще ни разу не выступал в Соединенных Штатах с концертом, так что его деятельность в Америке оказалась ограниченной. Это пел совсем не тот Паваротти, какой известен нам сегодня.

По-настоящему карьера оперной звезды началась, когда он выступил в «Дочери полка» в Метрополитен в 1972 году. Это событие запомнилось как поистине грандиозный успех, давший колоссальный импульс его художественному росту.

Нью-йоркская публика не могла не признать, что перед нею великолепный артистический феномен. Печать, как в Нью-Йорке, так и в других городах США, уделила ему исключительно много места на своих страницах. Важно отметить, что появление Паваротти как звезды стало возможно в первую очередь благодаря его необыкновенному вокальному мастерству. Лишь позднее публика открыла в нем и другие качества, но в самом начале славу ему принесло именно необычайно виртуозное владение прекрасным голосом.

Ньюйоркцев трудно поразить чем-либо. Тем не менее, не представляю себе аудиторию, которая осталась бы равнодушной к Паваротти в «Дочери полка». Партия тенора в этой опере чрезвычайно трудна, и Лучано пел ее, как бог. На каждом выступлении он доводил публику до бешеного восторга и вынуждал ее аплодировать при открытом занавесе после того, как брал девять грудных «до» в одной арии. И не только пение приводило слушателей в экстаз. Он и актерски замечательно исполнял эту партию, создавая невероятно комичный образ своего героя.

Благодаря вниманию, вызванному потрясающим выступлением в «Дочери полка» — интервью в печати, на телевидении и так далее, — все начали понимать, что Паваротти не только великолепный певец, но и обаятельный человек. Так начался его роман с публикой, который с тех пор становился все более пылким и страстным.

Любят многих артистов, но Лучано производит такое чарующее впечатление и держится столь подкупающе просто, что все сразу же сердцем воспринимают его человечность и отвечают искренней симпатией. Не знаю, в чем тут дело. Может быть, в его улыбке… она действительно всех покоряет.

Артист и сам реагирует на теплое отношение к нему людей очень открыто и естественно — будь то театральная публика или известный журналист, как Джонни Керсон, либо таксист, который везет его в аэропорт. В любой аудитории он не скрывает того, что восторг публики делает его счастливым. Беседуя с Джонни Керсоном или с любым другим представителем прессы, он очень внимательно выслушивает вопросы и отвечает на них совершенно непринужденно.

Певец не старается кого-то изобразить из себя, обязательно проявить остроумие, во что бы то ни стало произвести неотразимое впечатление. Его ответы лишены какой бы то ни было аффектации и очень просты: он обычный человек среди обычных людей. Публика мгновенно понимает это… и обожает его!

Представляю, как приятно общаться с таким человеком после стольких фальшивых поз, какие мы обычно наблюдаем у многих звезд.

С таксистом, например, Паваротти ведет себя как равный с равным, потому что их и в самом деле ничто не разделяет. Он говорит с ним тепло, с уважением к ближнему, что вообще свойственно итальянцам, только у него это качество проявляется еще сильнее.

Лучано испытал бедность и знает, что значит задаваться вопросом, можешь ли содержать свою семью. Ему знакомы заботы простых людей. И он понимает также, что голос и такие личные качества, как юмор, ум, знание жизни, — все это было у него и прежде, в бедности и безвестности. Так почему же не допустить, что таких же качеств не лишены и таксист, и парикмахер, и театральный электрик? Симпатия к людям проявляется у него очень естественно и выражается в любом поступке.

Поразительно, насколько ясно эта черта проявляется и в искусстве Паваротти. Неважно, выходит ли он на эстраду в смокинге, выступая с сольным концертом, или впервые встречается с незнакомой аудиторией. Стоит ему выйти не сцену, как между ним и публикой сразу же возникает живейший обмен эмоциями. Когда Паваротти поет, он словно ласкает слушателей. Впечатление потрясающее! Происходит что-то такое, что нельзя объяснить только воздействием пения.

Другими тенорами восхищаются за те или иные качества их голосов. Всем известно, какой великий певец, например, Джон Виккерс. Но Паваротти — это нечто другое…

Когда я начал способствовать карьере Паваротти, то решил, что прежде всего надо познакомить с ним публику. Мне требовалось, чтобы люди поначалу хотя бы заметили его, обратили внимание на нового певца, и ничего больше. Талант и личность вокалиста были, как говорится, налицо — тут Лучано, разумеется, во мне не нуждался.

Сейчас я получаю со всех концов света обращения к Паваротти — его просят принять участие в операх, концертах, в телевизионных и благотворительных спектаклях. Все эти предложения проходят через меня.

Очень часто предлагают выступить в больших шоу, таких, как «Сегодняшнее шоу» или «Том Снайдер Шоу» на Си-би-эс. Фотографы и журналисты хотят поместить его портрет на обложке «Тайм» или подготовить интервью на Си-би-эс в передаче «Шестьдесят минут». Сколько в результате длилось его интервью? Минут восемь или десять? Но Морлей Сефер и его команда несколько недель сопровождали Лучано в поездках по театрам, побывали вместе с ним в Израиле, Майами, Техасе. Моей конторе пришлось провести огромную работу по организации и координации их действий.

Наконец, поступают предложения рекламировать тот или иной товар. Возможно, подобное занятие считается не очень престижным для нашей культуры, но реклама, которую Паваротти сделал для «Амэрикен экспресс», познакомила с ним и его обликом гораздо больше людей, нежели восемнадцать лет блистательных выступлений на сценах крупнейших театров мира. Так что и подобные слабости приносят немалую пользу.

Некоторые говорят, будто я очень повлиял на Лучано, изменил его, «слепил» ему карьеру, словно волшебник Свенгали. Не знаю. Хотя, конечно, какое-то воздействие, надо полагать, оказал.

На чем я настаивал, когда мы начали с ним сотрудничать? Только на необходимости быть верным обязательствам, которые он берет на себя. Ты можешь сто раз поменять свои решения и сколько угодно ломать над ними голову, прежде чем дать окончательный ответ, говорил я ему, но если уж возложил на себя какое-то обязательство, то непременно должен держать свое слово…, кроме тех случаев, разумеется, когда обстоятельства сильнее тебя.

А на его вокальные и актерские данные мне, разумеется, влиять не пришлось. Не следует забывать, что в начале карьеры Лучано пел главным образом за пределами Италии, в таких местах, как Глиндебурн и Ковент-Гарден, где дисциплина и профессионализм более строгие, нежели в итальянских театрах.

Поначалу Лучано возненавидел Глиндебурн — слишком уж все здесь серьезно, чересчур педантично и никаких развлечений. К тому же его заставили петь в «Идоменее», а не в какой-нибудь темпераментной опере Верди. Но постепенно он проникся уважением к подобному отношению к спектаклю и по завершении контракта понял, что получил хороший сценический опыт, принесший ему как профессионалу немалую пользу.

Первое время он пел чуточку для галерки, желая сорвать аплодисменты молодежи. Сейчас ему и в голову не придет делать нечто подобное, к тому же, теперь и нужды нет — публика сходит с ума, едва только он появляется на сцене.

После невероятного успеха в Метрополитен в «Дочери полка» я посоветовал Лучано выступать с концертами. Это позволило бы ему продемонстрировать свое искусство перед более широкой аудиторией, упрочило бы известность, не говоря уже о том, что концерты могли бы принести немалый доход. Звезды оперы, даже самые яркие, не так уж много получают денег, работая в театрах. Их гонорары кажутся крупными лишь по обычным меркам, а в сравнении с тем, что получают светила в других видах сценического искусства, их, безусловно, никак нельзя назвать астрономическими.

Для оперных певцов переход в концертный зал иной раз оборачивается немалым риском. Поклонники восхищаются ими, когда те блистают на сцене в театральных костюмах, участвуя в драматических событиях оперы, но могут и утратить к певцу всякий интерес, увидев его на эстраде в одиночестве, без сценических аксессуаров. Лишь очень и очень немногие исполнители в состоянии собрать полный концертный зал: Джоан Сазерленд, Леонтина Прайс, Мэрилин Хорн, Беверли Силлз… Может быть, еще кто-то из певцов мог бы иметь аншлаг в Нью-Йорке… Но их действительно можно пересчитать по пальцам.

К тому же, выступать с концертом гораздо труднее, чем петь в оперном спектакле. Тенора отдыхают, пока сопрано поют свое соло. А в концерте вместо двух-трех больших арий за весь вечер приходится исполнять 15–20 номеров, причем почти все в разных стилях. Многие крупные певцы просто не в состоянии удерживать внимание публики на протяжении нескольких часов сценического антуража оперного спектакля.

В 1973 году, спустя год после дебюта в Метрополитен в «Дочери полка», я решил подвергнуть Лучано испытанию концертом и устроил ему выступление в «Уильям Уэвелл Колледже». Это небольшой баптистский университет в Либерти, штат Миссури. Туда каждый год приглашают самых известных музыкантов за счет доверительного фонда, учрежденного одним местным филантропом. Ну, разве не потрясающий подарок сделал тот своему городу? Благодаря ему, жители Либерти могут восхищаться звездами вокала, которые обычно выступают лишь в крупных городах.

Лучано выбрал невероятно смелую программу, как будто выступал с концертами всю жизнь. И публика, разумеется, обезумела от восторга. Второй раз он вышел на эстраду в Далласе и опять с таким же грандиозным успехом. Лучано и публика просто очаровали друг друга. И тут у меня уже не оставалось никаких сомнений: певец созрел для Карнеги-холл.

Объявление о первом сольном концерте Лучано в Нью-Йорке появилось в воскресном номере «Нью-Йорк тайме». В среду билетов в кассе уже не осталось.

Сегодня Паваротти — концертный исполнитель, которому платят очень высокий гонорар… что делает его певцом, получающим самое большое в истории вокала вознаграждение. Недавно он собрал аншлаг в «Робин Гуд Делл Вест», где более пяти тысяч мест расположены под тентом и еще около двух тысяч на лугу. А ведь речь шла о концерте только в сопровождении фортепиано, без оркестра. В «Медина Темпл», в Чикаго, где Лучано тоже без труда получил полный сбор, собрались четыре тысячи зрителей.

Суммы гонораров бывают разными, но деньги — далеко не единственное обстоятельство, которое учитывает Лучано, когда решает, где ему петь. Он стремится предложить публике хорошую программу и старается дарить свое искусство наибольшему числу людей и, по возможности, в самых разных местах. Недавно он дал сольный концерт в Рио-де-Жанейро. Его желание выступить в Бразилии объясняется просто: он еще никогда не пел в Южной Америке. А когда Лучано приехал в Израиль на концерт памяти Ричарда Таккера летом 1979 года, то ему заплатили намного меньше, чем он заработал бы где-либо в другом месте.

Пластинки Паваротти тоже необыкновенно популярны. Например, альбом с неаполитанскими песнями «О, мое солнце» побил все рекорды, когда-либо установленные певцами — исполнителями классики. Число проданных дисков превосходило тиражи пластинок с записями легкой музыки. А совсем недавний диск «Паваротти грейте хите», несомненно, превзойдет и все мыслимые величины.

На протяжении прошлого года имя Паваротти восемь раз появлялось в списке сорока самых популярных грамзаписей классической музыки. А это значит, что его пластинки составили двадцать процентов всех бестселлеров года по разделу классики — среди записей симфонических оркестров, пианистов, хоров и всего остального.

Уже в самом начале нашего сотрудничества я понял, что сделать Паваротти невероятно знаменитым не составит особого труда. Прежде всего, благодаря его голосу и таланту, а также чрезвычайной открытости его характера. Он весь обращен к людям, и все, что исходит от него, это он и есть.

Вот вам один пример. Когда Лучано пел «Джоконду» по национальному телеканалу, в антракте у него взяла интервью Пиа Линдстрем, а она, как известно, дочь Ингрид Бергман, необыкновенно красивая женщина. Пиа привела реплику музыкального критика «Нью-Йорк тайме» Гарольда Шенберга, по мнению которого, голосовые связки Паваротти поцеловал Господь Бог. На что Лучано, ни минуты не задумываясь, ответил: «Я думаю, что вас Господь Бог оцеловал с головы до ног!»

Наверное, каждый мужчина в Америке хотел бы придумать нечто подобное. Между прочим, таким ответом Паваротти еще и смягчил впечатление от комплимента, адресованного ему самому (я знаю, что Лучано всегда неловко выслушивать похвалы). Но главное, я ночь напролет ломал бы голову, придумывая остроту, которая расположила бы публику к Лучано, но так и не изобрел бы ничего столь же удачного. Остроумный ответ, это верно, но вполне искренний и довольно смелый… словом, целиком в духе Лучано.

Пластинки Паваротти по своей популярности побили все рекорды, когда-либо установленные исполнителями классики.

Другая черта Паваротти — он всегда интересен для любого собеседника. Он и сам интересуется множеством вещей…, по сути дела, всем на свете. Лучано очень разносторонний человек и умеет передать свою увлеченность другим. А чем он только не увлекается — пением, живописью, теннисом, кулинарией… Он может говорить о своих прогулках, обо всем, что думает, во что верит, что чувствует… Постоянно находится что-то, о чем он хочет рассказать, причем так, что и тебя непременно увлечет, захватит без остатка. Это один из самых умных людей, каких я когда-либо встречал, но дело не только в его интеллекте…

В основе всего лежит, я думаю, любовь к людям. Лучано испытывает огромную потребность поделиться с ними собственными мыслями и чувствами, и делает это, не только находясь на сцене, но и когда беседует с вами наедине. И то и другое вызвано все тем же стремлением адресоваться к людям, желанием дойти до их сердец.

Сейчас мы являемся свидетелями «бума Паваротти». Достаточно привести один только факт: во время единственного выступления Лучано по национальной телесети его слушало одновременно столько же народу, сколько слушало Карузо за всю долгую карьеру великого певца.

И это если говорить об операх и концертах по телевидению. Добавьте участие в таких программах, как «Тунайт шоу» Джонни Керсона, и всякие сравнения бледнеют окончательно. Естественно, Карузо и другие замечательные певцы прошлого не имели в своем распоряжении современного электронного чуда, и я вовсе не собираюсь умалять их славу.

Но все же интересно отметить, что хотя средства массовой коммуникации существуют давно, Паваротти стал первым великим певцом, который начал по-настоящему использовать их возможности для пропаганды оперы и хорошей музыки.

Выходит, «бум Паваротти» только в какой-то мере объясняется появлением телевидения, но в гораздо более значительной степени — его голосом, искусством и личностью. Паваротти оказывает на телезрителей невероятное воздействие. Судите сами: после трансляции его концерта «Лайв фром Линкольн центр» с Зубином Мета в редакцию «Паблик бродкаст» пришло более ста тысяч писем. Случай беспримерный! Прежде этот телеканал уже не раз обращался к зрителям с просьбой присылать свои отзывы после концертов других певцов (следует ли повторить программу?), но еще никогда не получал такой массы откликов.

За три недели, прошедшие со дня показа концерта с Зубином Мета, я получил для Паваротти шесть предложений сниматься в кино. Один драматург даже открыл на Бродвее собственный театр и задумал написать пьесу специально для Лучано. Целый ряд телевизионных сценариев уже находится в работе.

Знаю, что кое-кто в оперной среде объясняет, вернее, пытается принизить необыкновенную популярность Лучано, утверждая, будто это я придумал столь удачную программу маркетинга, стараясь подороже «продать Паваротти», и что злая воля коммерсанта губит его искусство.

Такое суждение ложно в обеих своих посылах. Подобные утверждения продиктованы завистью тех — обычно певцов-соперников и их почитателей, — кто не хочет признать, что Паваротти — необыкновенное явление в искусстве, величайший певец, самой судьбой предназначенный побеждать.

Подумайте, мог ли я один создать «бум Паваротти»? Чтобы опровергнуть подобную глупость, достаточно напомнить, что я уже достаточно долго являюсь агентом и многих других выдающихся исполнителей. Если бы я проявлял к Лучано какое-то особое благоволение, планируя только его выступления, то остальные мои клиенты не замедлили бы расстаться со мной. Впрочем, невозможно искусственно организовать такую реакцию публики, какую неизменно вызывает Лучано. Чтобы суметь

это сделать, мне надо быть в десятки раз изворотливее, чем я на то способен.

Паваротти присуща еще одна черта, которая отличает его от большинства коллег. Он всегда готов браться за новое. Я много лет представлял Пласидо Доминго. Это первоклассный тенор, но он упрямо отказывается выступать с концертами или предпринять что-то еще по моему совету для расширения своей аудитории. Большинство певцов очень осторожничает во всем, касающемся собственной карьеры, а Лучано готов попробовать все, что ему кажется разумным.

Он позволяет средствам массовой информации эксплуатировать себя, так как уверен, что это делается на благо не только ему лично, но и опере в целом. Если как можно больше людей увидят, что прославленный оперный певец — просто симпатичный человек, а не августейший Артист, замкнувшийся в башне из слоновой кости, — это же великолепно!

Разумеется, реклама и популярность позволяют Паваротти больше зарабатывать, и он ищет различные возможности увеличивать доходы. Покажите мне артиста, который так не действует. Хейфиц запрашивает астрономические суммы. А почему, собственно, великие музыканты не должны зарабатывать максимум возможного? Никто из них не поет, не играет только из бескорыстной любви к искусству. Все певцы афишируют свое грудное «до», словно зазывалы на площади.

Что же касается не музыкальных «выступлений» — появление в журналистских программах, участие в интервью и тому подобное, — опять же, укажите мне музыканта, который отказался бы выступить в «Тунайт шоу» Джонни Керсона. И неправда, что подобная, так сказать, сопутствующая деятельность Лучано губит его искусство. Его искусство может погибнуть только в одном-единственном случае — если он позволит себе петь плохо, а такого никогда не будет.

Возьмите хотя бы его выступление с Лореттой Лайн в передаче «Омнибус» Эй-би-си. Обмениваясь шутливыми колкостями, Лучано ни на йоту не уронил собственного достоинства, но и не проявил снисходительности к своей собеседнице. Музыка кантри вестерн прекрасна, но все-таки не идет ни в какое сравнение с оперой, гордящейся вековыми традициями, величайшими шедеврами, какие когда-либо создавались композиторами и множеством гениальных исполнителей.

Представ перед широкой аудиторией простым и доступным человеком, Лучано и свое искусство сделал доступным и человечным. И к этому он стремится постоянно. Он входит в мир поп-культуры не для того, чтобы сделаться его составной частью, а в надежде увлечь кого-то из слушателей за собой — обратить к опере.

Если я в какой-то мере и содействовал подобному начинанию, то сделал все лишь потому, что разделяю взгляды певца. Лучано любит оперу. Вернее было бы сказать, влюблен в нее, и не только потому, что она всегда к нему добра. Он знает, что обладает способностью покорять людей своим искусством. Ему хочется быть активным посредником между любителями оперы и более широкой публикой, еще не приобщившейся к этому жанру. Многое из того, на что он решается — концерты в Центральном парке, например, — не так уж и необходимы ему лично, поскольку его известность в Нью-Йорке и без того велика. Так что же заставляет его делать это?

Многие агентства в оперном мире, по существу, не что иное, как диспетчерский пункт. Такой-то певец нужен вам на две недели в июне? Вы готовы заплатить необходимую сумму? О’кей, он ваш. Они продают таланты, как супермаркеты замороженные продукты. Хороший агент должен всячески стараться побуждать певца реализовать все свои возможности — и как артиста, и как участника рекламы.

С Паваротти мне не пришлось особенно усердствовать. Иногда я подсказываю ему что-то, иной раз он дает мне хороший совет. Но всегда именно он, Лучано, определяет цели…, какие нужно завоевать.