На разведку в пыльный шкаф.
В среду вечером Нигида зашёл в аптеку будто бы по делу. То есть по делу, но будто бы по другому делу.
– Господин аптекарь, а господин аптекарь! А сколько стоит бальзам от бородавок?
– Два золотых флакон, – ответил аптекарь. – Хочешь купить?
– Да не, я только спросить. А то мачеху бородавки заели, совсем жаба стала, – объяснил Нигида, для убедительности двигая глазом.
– Папа! – раздался крик из подсобной комнаты. – А где у нас сулема?
Это сын аптекаря, Глим, по плану отвлекал отца.
– На полке! – крикнул аптекарь. – В зелёной склянке!
– На какой, они тут все зелёные!
– На крайней, балбес! Ладно, не трогай ничего, сейчас сам приду.
– Значит, два золотых, спасибо, господин аптекарь, до свидания, – сказал Нигида и направился к двери.
Аптекарь пошёл давать подзатыльники сыну, а Нигида, хлопнув для отвода ушей дверью, тихо спрятался в шкаф. Теперь оставалось ждать. В шкафу было пыльно. Наверное, Нигида не дышал. Если бы дышал, то расчихался бы. Вот уже колокол прозвонил девять часов, и аптекарь пошёл закрывать ставни.
– Аптека закрыта, – сказал он какому-то запоздалому посетителю. – За ночные услуги плата двойная.
– Тысячекратная, – сказал посетитель, бесцеремонно входя. – Тысяча золотых за маленькую ночную услугу.
– Какую услугу? – спросил аптекарь совсем другим тоном. Он узнал посетителя.
(Нигида у себя в шкафу тоже его узнал. По голосу.)
– Есть что-нибудь от живота? – спросил посетитель.
– Есть пилюли. Больной живот через день поправится.
– Болван! Мне надо наоборот, чтобы не поправлялся, чтобы похудел!
– О, простите, господин Марг. Тогда вот эти пилюли. По одной каждый вечер вместо ужина.
– Давайте. Теперь о деле. Кто в доме посторонний?
– Никого. Только сын…
– Отошлите его куда-нибудь. Чтобы ушёл подальше и гулял подольше.
– Глим!!! Э-э… Возьми-ка ушные капли да снеси их по адресу… э-э… Далёкая, девять.
– Сейчас, что ли? – ужаснулся Глим. – Через весь город идти? Я спать хочу!
– Ничего, не маленький. Фонарь возьми.
Глим ушёл.
– Чего же изволит господин Марг?
– Пустяков. Сейчас сюда будут приходить люди, и называть пароль: «Моя прабабушка болеет». Мы с ними кое о чем побеседуем в вашей подсобной комнате и тихо разойдёмся. Тысяча – как обещано. Ага?
– Ага, – ответил аптекарь, заколдованный словом «тысяча».
В дверь постучались.
– Кто там? – спросил аптекарь.
– Откройте. Моя прабабушка болеет…
За полчаса еще человек восемь пришли пожаловаться на больных прабабушек. Голоса их – не прабабушек, а «правнуков» – были Нигиде хорошо знакомы, особенно один – голос Нигидиного хозяина. Другие принадлежали соседям – тоже хозяевам оружейных мастерских.
– Все в сборе, – сказал, наконец, господин Марг.
Нигида чуть-чуть приотворил дверцу шкафа и прислушался.
– Итак, господа, нас с вами постигла тяжёлая катастрофа под названием «МИР». Здрана не воюет. Никому не нужны ваши замечательные ружья и сабли. И вы сами тоже никому не нужны. Доходы ваши уменьшаются и скоро уменьшатся до сплошных убытков. Как выкручиваться? Некоторые тут уже выпускают самовары и подсвечники. Во-первых, позор, а во-вторых, это не выход. Ну, в каждом доме по самовару будет. А потом что? Ничего. Голодная жизнь, если не голодная смерть. Подмастерья скоро начнут разбегаться…
– Уже разбегаются, – уныло подтвердил кто-то. – Уходят в ткачи. А что делать?
– Действовать, – сказал Марг. – Устранять причину.
– Какую?
– Не догадываетесь? – усмехнулся Марг. – Мир-то этот на чем держится? На Королятнике! Если с Королятником что-то случится, – ну, беда какая-нибудь, – что будет?
– Что?
– Тьфу! Война будет, милые! Война со всеми сразу! И тогда правительство, подлые мануфактурщики, по-другому запоют! Оружия запросят, пороха. А мы всегда пожалуйста, только денежки давай. Ха-ха!
Марг сделал паузу, и стало слышно, как звенят бутылки на полках. Это заговорщики дрожали от волнения.
– Да, но если Здрану завоюют? – спросил чей-то пересохший голос.
– Ну и что? Боитесь? Смешно! Покуда Бланеда воюет, наши профессии везде в большом почёте!
Пора сказать, что господин Марг – этот пузатенький носатый коротышка с покатой лысиной и глазами навыпучку – не делал оружия, не торговал порохом. Он был владельцем всех кладбищ и похоронных бюро, на его фабрике изготовляли гробы. Ходили слухи, что он помогает умирать некоторым своим клиентам. Он сказочно богател во время войны или эпидемии чумы.
Перейдя почти на шёпот, господин Марг посвятил оружейников в детали своего плана. Чтобы расслышать детали, Нигида совсем вылез из шкафа и все равно всего не расслышал…
– Что же, господа, сдавайте деньги на общее дело. Вот аптекарю заплатить надо, он даст нам яду.
– Я ни при чем! – запротестовал аптекарь. – Я с вами не заговаривался! Я не участвую!
– Участвуете, участвуете! Куда вы денетесь. Вам прямая выгода: на войне много лекарства требуется. Ага?
И аптекарь понял, что никуда он не денется…
Заговорщики выходили из аптеки поодиночке с промежутком в несколько минут. Пристроившись в темноте за одним из них, выскользнул и Нигида. И со всех ног побежал в полицейский участок. Там дежурил молодой полицейский, он Нигидиному рассказу сразу поверил и послал к аптеке оперативную команду. Господина Марга арестовали на улице и привезли в полицию.
Гробовщик ничуть не испугался, с дежурным полицейским и разговаривать не стал, пришлось вызывать начальника. А начальник как пришёл, так сразу принялся извиняться перед Маргом,
– Что вы извиняетесь? – удивился дежурный, – Он же преступник! Он же Здрану предаёт! От него аптекой пахнет!
– Вас не спрашивают. Чем хочу, тем и пахну, – высокомерно сказал Марг. – Не знаю никаких заговоров, зашёл лекарство от живота купить, вдруг хватают! Меня – хватают!
– Конечно, господин Марг, это ошибка! – сказал начальник. – Примите наши извинения, сейчас мы доставим вас домой. Виновного накажем. Молод еще, усерден… не понимает, какая это беда когда живот болит.
– Не болит, а растёт, – поправил Марг. – А вы, усердный юноша, когда без работы останетесь, приходите – возьму могилы копать. Мне нужны усердные. Что касается мальчика, – Марг посмотрел на Нигиду, выкатив свои глаза дальше, чем наполовину, – я на него не сержусь. Детская фантазия. Пусть идёт домой…
Нигида выскочил из полиции, но домой не пошёл. Он вообще не знал, куда идти.