Давно это было. В те годы седые, когда предгорья Рифея только-только стали привыкать к русской речи. Жил в местечке прикамском необычный лекарь. Предки этого человека пришли вместе с народом дивным из земель далёких, северных, после великих земных перемен. Племя пришельцев отличалось ростом высоким, цветом волос золотистым, уменьями обширными и знаниями неземными. Долго ли, коротко ли, расселились пришлые люди по просторам уральским, а кто и дальше по большой Земле. Те, кто в Прикамье остался, нашли здесь свою любовь. Дети их землю суровую полюбили, своей назвали. Вот и наш герой в жёны себе выбрал зеленоглазую, черноволосую красавицу, дочь местного охотника. Дружно-ладно жила семья: отец добычу в дом нёс и людей лечил, мать за домом смотрела да дочерей-погодок рожала одну другой краше. Восемь их народилось, ласковых да справных.

От отца-матери всё лучшее взяли, как от земли, краски перемешав: головок по цвету волос в семье за столом широким было поровну: четыре – золотисто-русые, солнечные; четыре – словно гагат-камень, смоляные; у четверых глаза зелёные, будто трава весной, а у остальных – серо-голубые, похожие на северное небо.

Выросли дочери, все, как одна, статные, высокие, в отца, а любимица младшая, копия мать, небольшого росточка, весёлая да озорная.

С малолетства учил отец своих дочерей лечить людей, знания им свои, из северных земель предками принесённые, передавал.

Всё могли прикамские лекари: раненного зверем охотника от потери крови спасти, жён несчастных, у которых никак дети не появлялись, вылечить, тем, кто разум потерял, помочь, и голову, и сердце, и желудок поправить. Те, кто к лекарю обращался, видели, что есть у семьи, кроме знаний, ещё и амулеты целительные.

Камни для них врачеватели умели найти невиданные в родных местах: пёстрые, гладкие, никаким острым предметом их нельзя было поцарапать, блестящие, с затейливыми узорами: то деревья на них виднелись, то птицы сказочные, то цветы, а то и лица людские проступали. И краски такие были у камней, что, казалось, век не выгорят, словно огонь изнутри закипал.

Где их семья находила, никто выведать не мог, как ни следили.

Но если человек нуждался, лекарь своё добро не жалел. Одному камень к животу привязывал – боль уходила, другому толок осколки, в воду подмешивал – помрачение рассудка и печаль оставляли.

А девицы своим подружкам камешки маленькие дарили для любовного приворота – что скрывать, и такое бывало.

Так бы и жили дружно наши герои, женихов для дочерей поджидали, внуков бы потом нянчили, радовались бы земле родной и покою в старости. Но пришла беда, откуда не ждали.

Весть о лекаре и его дочерях облетела Рифей высокий и дошла до сибирских грозных земель, в которых обитали кочевые племена. Властитель одного из улусов жениться надумал, да и братья его в возраст возмужания вошли.

Разве не повод за горы сходить: и невест себе привести, и воинов поучить в битвах, чтобы не застоялись, как кони в стойлах?

Налетело племя неразумное на мирный край – всех мужчин повыбило, жён в полон забрало и подошло, наконец, к дому лекаря.

Осадило его по кругу, поджечь грозится, если дочерей добром не отдадут. Да как же можно идти к погубителям всего селенья! Нет, воевать семья настроилась.

И отец и дочери отбивались, как могли, а стрелять они умели, отец научил, белке в глаз легко попадали, но дом запылал, подожжённый с четырёх венцов, и пришлось семье спасаться через подпол, где на всякий случай лаз подземный имелся.

Выбрались, к лесу поползли, но напрасны были их усилия – обложили захватчики округу, посты выставили. Мать с отцом решили увести губителей за собой, а дочкам приказали бежать к лесной сторожке и там схорониться. Ослушаться было нельзя – разделились наши родные. Но не удалась и эта попытка спасения.

Только поднялись отец с матерью, чтобы увидели их захватчики, так и упали, словно подкошенные, не пожалели их злые вороги.

А девушек схватили у кромки леса и к управителю своему повели. Остолбенел воин, увидев красоту девичью, глаза ослепли от света ясного, от них исходящего. Завороженно стоял, слово вымолвить не мог, а уж братья его и вовсе речи лишились от такой добычи.

Нет, нельзя такую красоту силой к себе привязать! Слаще лаской да подношениями. Что только ни сулил захватчик своим пленницам, какие только подарки ни предлагал – молчат красавицы, отворачиваются, а то и в лицо плюют убийце родителей.

Нет, по-доброму не хотят. И приказал бек бросить девиц в темницу сырую, пусть посидят– опамятуются. Шёлковыми станут. А нет, так и батогом по их спинам гладким пройтись придётся.

Спокойно пошли девушки в узилище, не дрогнули, не всплакнули, выпрямились, как струнки, и только усмешка лёгкая на губах, у всех, даже у младшей.

Поставили вороги охрану у дверей темницы, да и спать пошли. А девушки наши в темноте друг к другу прижались покрепче и стали думать, как себя спасти. Долго думали, да так ничего и не придумали. Никак не убежать, но и в жёны к погубителям селенья своего идти нельзя. И тут старшая сестра вспомнила о поверье далёких заборейских предков, о котором отец рассказывал ей в детстве. Есть путь к спасению!

– У всех с собой амулеты? – спросила она сестёр.

– Да, у всех, – ответили шестеро.

– Потеряла, – тихо прошептала младшая.

– Что же делать? – закручинились девушки.

– Ничего, – сказала старшая, – вот возьми мой, а я что-нибудь придумаю. Повторяйте за мной заклинание, то, что мне отец передал, и ничего не бойтесь. Мы спасёмся, я вам обещаю.

Наступило утро сырое, угрюмое, дождь тягучую песню запел, трава полегла, деревья потемнели.

Пришёл хозяин улуса с братьями к темнице, открыл стражник двери: а где девицы-то? Одна старшая стоит, волосы русые по плечам рассыпаны, глаза синью небесной горят, губы сжаты, а вокруг неё стайка лебёдушек белых с пёстрыми крыльями. Диво невиданное, откуда у лебедей крылья такие! Оторопели братья.

А птицы, как только свет свободы увидели, так и рванули в небо сизое. Старшая же сестра кинулась к беку, клинок из ножен выхватила и ударила себе прямо в шею острым лезвием. Кровь окропила багрянцем стылую землю, залила всё округ – и душа девушки отлетела к небу за сёстрами.

Пока воины спохватились, пока стрелы полетели вслед лебяжьему каравану, высоко тот уже поднялся. И только лёгкие пестрые перышки спустились на землю и легли на травы цветным ожерельем. Развернулись лебёдушки от родного дома и полетели на север, туда, в глубь континента, который стёрли с лица Земли великие природные стихии.

Но, по преданиям, есть там земля обетованная, есть, только ходу туда непосвящённым нет.

Бек же застыл в тяжёлом раздумье, и воины его поражены были в самое сердце. Ушли захватчики из селенья, и никогда больше за Рифей не ходили.

Сказывали, через какое-то время в том месте, где погибла старшая сестра, нашли люди каменья волшебные, багряноцветные, «шёлковые» на ощупь, с голубыми и золотистыми вкраплениями. Иной раз, если повезёт старателю, лик девичий на них открывается, плачет девица прозрачными слезами о своей загубленной жизни, о любви невстреченной, о потерях людских. А начнёшь тот камень обрабатывать, изображение-то пропадает.

А там, куда пёрышки пёстрые прилетели, тоже найти можно дивные камни с разводами разноцветными: серо-зелёными, тёмно-красными, густо-малиновыми, палевыми, тёмно-вишнёвыми, чёрными, голубыми. Все камни разные по виду, а по сути – как сёстры родные. У всех свойства единые: сильные камни – ничто их сломить не может, и людям они помогают, лучше, чем иные лекари.

Яшмой тот камень в народе уральском зовётся, «пёстрый» он, как крылья улетевших в дальний край сестриц-лебёдушек.