Из-за синей горы солнца ещё не видно, только свет разливается по предгорью, спускается вниз, а навстречу ему от подножья горной гряды возникает заря иная, то нежно-розовая, то вишнёвая, вдруг вспыхивающая алым огнём, рубиновым водопадом льющаяся в молочные воды могучей реки.
То горит орлец-камень, спорит с солнцем всесильным, красотой своей завораживает, и смиряется светило, подбирается лучами поближе к драгоценной россыпи, перебирает камешки, просвечивает каждый насквозь, ищет гнёзда рубиновые.
Слились две зари и возник новый день. Не простой день, главный в году. Ждёт его орлиное племя рифейское и коротким летом, и слякотной осенью, и холодной зимой. Весна дарит день особый, когда каждый человек-орёл говорит своё Слово.
Обычай этот, кажется, был всегда, с той давней поры, когда по воле Богов встали горы-великаны, потекли реки, бурлящие, как вскипающее в котле молоко, а у входа в глубокие пещеры застыли священные грифоны, псы с орлиными крыльями, на веки вечные поставленные стеречь богатства земли срединной и охранять тайные проходы из земного мира в иной, бесконечный.
Спустя какое-то время пришло в северные земли особое племя людское, способное превращаться в царь-птицу орла, посланца богов. Селенье своё люди построили так, чтобы ни один чужак мимо не прошёл, не потревожил то, что скрепляет земли воедино.
Воины племени были всегда готовы отразить любую атаку, не допустить врага к священным пещерам.
Клятва верности, произносимая ежегодно в один и тот же день, была им порукой.
Вот и нынче, согласно обряду, на плато меж высоких гор вышел Дарослов, вожак племени. Обратился лицом к Ярилу и произнёс: «Я беру на себя ответ за орлиное племя». За ним потянулись воины и их жёны, становясь по обе руки от вожака строго на своё место. И каждый говорил Слово: кто-то клялся охранять сокровища богов, отбивать любые нападки врагов, а кто-то добывать пищу, строить жилища, врачевать раны – кто что мог лучше других, тот то и делал.
Закончился главный обряд, но люди расходиться не торопились, наблюдали, начиналось не менее важное действо.
Отроки 12 лет степенно, как только сил хватало выдержать, подошли к Дарослову. Наступил обряд Оберега. Каждый подросток выбирал среди множества драгоценных камней, находящихся в холщовом мешке, один. Казалось бы, все камни были одинаковыми: плоские, овальные, розовато-вишневые с разноцветными прожилками. Но если присмотреться внимательно, рисунок отличался разительно. И цветочные узоры, и запутанные линии, и ломаные – каких только не было.
Камни утренней зари приносили владельцу и здоровье, и силу, и уверенность в себе, и талант, и любовь.
Но только орлец с ровными чёрными полосками – стрелами давал пропуск в первый уровень воинов. Тем, кто сумеет его получить, суждено в будущем стать людьми-орлами. Не сейчас, конечно, лет через 5–6, когда взрослые их всему обучат. Наука летать – дело серьёзное. Остальные подростки будут жить в здравии, подвигах и трудах, но небо для них закроется навсегда. Судьба!
Сын вожака подошёл последним. Страшно, а вдруг в руке окажется простой камень – оберег от болезней и невзгод, и он, мальчик, которого из-за смерти матери отец воспитывал один, не сможет продолжить путь рода Орла.
Но жизнь справедлива: камень-орлец с ровными стрелами лежал в раскрытой ладошке, а на лице будущего воина показалась радостная улыбка.
– Ты научишь меня заклинанью? – спросил отца сероглазый Деян, с таким же красивым точёным профилем, как у Дарослова, и льняными волосами, доставшимися ему от матери.
– Не торопись, вот пройдёт совсем немного времени, ты и заклинанье выучишь, и летать научишься.
– Отец, а страшно обращаться в орла? Вдруг не сможешь вновь стать человеком?
– Станешь, обязательно станешь, не бойся! Тебе понравится летать, ты же мой сын. И не забывай, это наш долг – быть готовыми к битвам. Мы живём на земле, чтобы охранять сокровища Рифея.
– Тогда скажи мне слова заклинанья сейчас. Мне так легче подготовиться.
– Хорошо, слушай, но смотри, не болтай, это особые слова, каждый отец должен их передать только сыну, а тот своему. Чужие их знать не должны.
Вожак наклонился к ребёнку и проговорил ему заветные слова прямо в ухо.
– Запомнил? Повтори про себя и скажи тихо вслух.
Деян легко повторил нужные фразы. И вновь обратился к отцу:
– И можно уже прыгать с обрыва, не разобьюсь? Появятся крылья?
– Конечно, нет. Мал ты ещё. Вот когда будешь готов, сам это поймёшь. И тогда прыгай – не бойся. Ты не упадёшь, а взлетишь. Главное, перед прыжком повернись к солнцу и вдохни побольше света.
– Как вдохнуть свет?
– Всё поймешь, когда время придёт.
– Поскорей бы, – прошептал мальчик.
Отец его уже не слышал. Надо было идти в селенье, готовиться к празднику, встречать Весну-красавицу.
А она, чудесница, даром время не теряла, последнюю приборку после зимнего нашествия творила: смывала серые налёты снега, будила травы и цветы, одевала деревья в клейкую листву, готовила почву, манила в лес на охоту – бурлила жизнь, радовала, поила воздухом пьянящим.
И мёда не надо – запьянеешь да в пляс пустишься. Праздник в селенье, веселье – дым коромыслом. Красота!
Вдруг, откуда ни возьмись, в небе появился ворон со змеиной головой, а за ним целая стая воронья. Страшная примета: враг на подходе, ещё час-другой, и войдёт в селенье.
Люди орлиной стаи никогда близко к своим домам захватчиков не допускали. Лучники приготовились отбивать врага за околицей, а Дарослов с самыми опытными воинами, прошептав заклинанье, шагнули с высокого обрыва вниз и тут же взлетели в небо, обернувшись огромными птицами с острыми клювами, с широкими, могучими крыльями. Настоящие гордые орлы, только крупнее обычных птиц в несколько раз.
Клин полетел вперёд, навстречу незваным гостям.
Вороны что есть мочи рванули прочь от селенья, но почему-то не в предгорье, а наоборот, к глухому ущелью, куда, казалось бы, никто из рода людского и проникнуть-то не смог бы, не было дороги туда ни посуху, ни по реке.
Ан нет! Как-то враги сумели пробраться в Чёрное ущелье: видно, Дух зла помог.
Как только стая орлов спустилась на уровень подлёта стрелы, чтобы достать ворога, в отважных людей-птиц полетели смертоносные иглы. Коварный враг бил из горных расщелин, прикрывался острыми камнями. Падали в пропасть воины племени, погибали. Но другие успевали сбить лучников – редело вражеское войско.
– О-ох-о, – сорванным хрипом наводило ужас вороньё, предрекая щедрый пир смерти.
Вот ещё минута – и победа орлов, но в это мгновение стрелы попали в грудь и левое крыло вожака. Он стал терять высоту, снижаться, и лишь усилием воли сумел в последний момент выровнять полёт и развернуться к селенью. Уцелевшие воины полетели следом.
Дарослов летел медленно, кровь стекала ручьём по крылу. С трудом дотянув до родного дома, храбрый воин упал на землю, превратившись в человека-богатыря.
Деян со слезами кинулся к умирающему отцу, тот успел протянуть ему священный амулет, вишнёво-розовый камень с прожилками-стрелами, и закрыл глаза.
Знак власти в руках Деяна означал одно: у орлиного племени появился новый вожак, пока ещё очень молодой, не умеющий даже вставать на крыло, и старейшины призадумались, что делать.
А тут ещё Лана, родная тётка подростка, вмешалась.
– Не дам ребёнка! – вскричала она, – хватит смертей в нашем роду. Выбирайте себе другого вожака, а мальчика оставьте мне. Пусть он вырастет, а там – как Боги решат.
– Мудро, – согласились старейшины, – пусть растёт, покажет себя достойным отцовских подвигов, станет вожаком. А пока священный амулет получит Воислав, младший брат погибшего.
Деян под напором старших вынужден был отдать реликвию дяде. На том и разошлись воины племени, залечивать раны, готовиться к новым битвам.
И потекла жизнь отрока в новом доме. В тепле, достатке, трудах на земле, в окружении любящих близких людей. Покой, размеренность, никаких нагрузок непосильных, даже на ученья воинские Лана мальчика не отпускала: работы в доме много, хозяйство большое. «Кормить воинов кто будет? Кто им одежду пошьёт, кто обувь стачает, кто стрелы выкует? Работать надо, а не по горам скакать да с обрывов прыгать. Так и убиться можно без толку».
– А враг придёт, как я смогу защитить дом? Летать не умею, стрелять тоже, – сокрушался поначалу парень.
– Ничего, вон их защитников сколько на нашу шею. Только успевай кормить. Да и что враг? Наша хата с краю, пусть другие думают о каких-то сокровищах непонятных, в Рифее запрятанных. Мы их видели хоть раз, эти сокровища? Может, там и нет уже давно ничего? Ну, даже если нас захватят, всех же не убьют. Кому-то же и тех, кто придёт, кормить надо будет. Мы всем пригодимся. На нас земля держится, а не на этих сорвиголовах.
– Что вы такое говорите, тётушка? Да как же можно так рассуждать? Вот отец меня учил…
– И где теперь твой отец? Лежит в земле сырой, и трава колосится над ним. И где враги? Нет их, сколько лет уж не тревожат нашу землю. Так и нечего тужить. Живи да радуйся свету белому.
И стал Деян задумываться: «А может быть, тётка права, надо жить спокойно на земле и о небе не мечтать»?
Шли годы, парень вырос совсем не похожим на своих родителей. Где тот орлиный профиль, что был у отца, где летящая походка матери? Раздобревший, с утиным носом и круглым подбородком, Деян стал настоящим сыном Ланы.
Никто в орлином племени уже и не вспоминал, что собирались этого увальня избрать вожаком.
Враг у селенья появился внезапно: не кричало вороньё, не лаяли собаки. Словно кто заколдовал всё живое вокруг. И как дозоры проглядели захватчиков, как будто те из-под земли выползли на свет Божий! Пришла Тёмная сила. Кто с ней справится?
Деян битву своих соплеменников не видел, тётка за день до этого отправила племянника с бывалым древолазом посмотреть бортевые деревья в дальней роще. Работа предстояла изрядная. И путь не близкий туда-обратно. Но промысел доходный, стоил усилий.
Вернулся молодец в родное селенье и не узнал его: горели дома, стонали раненые, повсюду лежали убитые воины и старики, среди них несчастная Лана. Воислав застыл навеки лицом к обрыву, вожак так и не успел взлететь. Деян снял с его шеи камень-амулет и побрёл дальше. Без сил, без надежды.
В селенье не осталось живых. Видно, захватчики увели их в рабство.
– Ждана! – в напрасной тоске закричал парень, остановившись у разбитых ворот, за которыми находился дом милой темноволосой девушки, при встрече с которой Деян всегда краснел, как мак, и слова вымолвить не мог. Он так и не признался красавице, что любит её тайно. Да и как сказать словечко заветное, если дева на него и не смотрела: кто он такой – не воин, и этим всё сказано.
– Нет её, увели или убили. Что делать? Как жить?
И вдруг до Деяна дошло главное: враги обязательно вернутся – путь к сокровищам Рифея открыт, нет бойцов орлиного племени, кто поможет грифонам?
Страшный крик вырвался из груди несчастного. Он остался один, предатель и трус, опозоривший доброе имя предков, потерявший семью, любовь…
В ужасе и бессилии юноша побежал к обрыву, ещё не зная, что делать дальше, но решение пришло почти у края: «Надо догнать врага и отбить пленников».
Медальон с орлиным камнем поймал луч могучего солнца, заклинание, известное с детства, вырвалось из груди, как будто Деян произносил его много раз. «Вдохни солнечного света», – вспомнилось в то же мгновенье. И точно, вот же свет, хоть его пей. Сын вожака смело шагнул в пропасть. «Лечу!» – закричал он радостно, превращаясь в полёте в гигантскую сильную птицу с широкими крыльями.
Через какое-то время Деян увидел впереди караван с невольниками и добычей, и силы его удесятерились.
Ничто уже не могло спасти захватчиков от справедливого возмездия, а когда в небе появились могучие грифоны, стражи богатств Рифея, прилетевшие на помощь воину-орлу, ужас обуял врагов, и они с позором бежали.
Молодёжь вернулась в селенье, куда чуть раньше прилетел Деян. Среди освобождённых была и Ждана.
Воин стоял посреди поляны, широкоплечий, высокий, красивый, вылитый отец. На груди переливался огнём амулет вожака. Деян впервые смело и открыто посмотрел в глаза любимой, и Ждана ответила ему робкой улыбкой.
Настал День Слова.
Повернулся вожак к Ярилу и сказал: «Я беру на себя ответ». Молодое племя встало за его спиной, образовав два широких людских крыла, и небо услышало слова клятв: «Я отвечаю за эту землю!»
Так пусть же так будет всегда!
Из-за синей горы поднимется в небесную высь весеннее солнце, навстречу ему от подножья горной гряды возникнет заря иная, то нежно-розовая, то вишнёвая, вдруг вспыхивающая алым огнём, рубиновым водопадом льющаяся в молочные воды могучей реки.
Загорится в лучах орлец-камень, заспорит с солнцем всесильным, красотой своей мир заворожит.
Сольются две зари воедино и возникнет новый день.