Биография Белграда

Рассказ в десяти эпизодах

1

Кто хочет овладеть крепостью, тому придется сначала овладеть собственной душой. Через собственную душу ведет нас и путь на Белград — к одному из древнейших городов мира, который разрушали чаще других. Корбюзье назвал Белград самым уродливым городом на самом прекрасном месте только потому, что смотрел в тот момент на результаты многовековых разрушений. Тот, кто узнал и полюбил этот город сегодня, знает и любит его вовсе не за то, что в нем можно увидеть или дотронуться рукой. От большей и, возможно, красивейшей части Белграда не осталось и следа, на нее мы никогда уже не сможем взглянуть, не сможем ее сфотографировать или прикоснуться к ней. Но истории принадлежит и другая, исчезнувшая часть, та, которая не поддается реконструкции, та, которая хранится не в окружающем нас мире, а в нашей душе.

Легенда рассказывает, что аргонавты, мифологические греческие мореплаватели, оказались однажды в водах Дуная (Истар). Дойдя до места, где река разветвляется надвое, они увидели, что в сторону от водного пути, устремленного на восток, к Черному морю, течет второй рукав, манящий на запад, к Адриатике. Говоря другими словами, они оказались там, где в Дунай впадает река Сава. Они назвали Саву Западным Дунаем и по ней продолжили путешествие. Там, где аргонавты назвали одну реку именем другой, с начала каменной эры и до настоящего времени жили люди. На протяжении веков это поселение было столицей сербского государства, а сегодня это главный город Сербии.

Согласно другой легенде, Дунай — это одна из четырех рек, которые вытекают из рая, поэтому и Белград относится к числу тех знаменитых городов, имена которых начинаются на букву «Б» (Братислава, Будапешт, Бухарест, Брэила), а их стены омывает райская река. Эта райская река протекает и через «Врата войн», как издавна называли Белград турки.

Самый старый Белград, о котором нам хоть что-то известно, несмотря на то, что тогда он еще не носил такого имени, остался для нас безымянным. Это поселение возникло в эпоху расцвета неолита, который на этой территории существовал в период с 2300 по 2000 год до нашей эры и известен как винчанская культура, отмеченная привозными и местными гончарными изделиями, бесчисленными статуэтками людей, особенно женскими фигурками, и изображениями фантастических животных. Если некоторые из новейших расчетов точны, то Белград того времени является ровесником древнейших мотивов сербского устного творчества, которое, согласно современным представлениям, коренится как раз в эпохе неолита.

Первое поселение на территории нынешнего Белграда, имя которого дошло до наших дней, называлось Сингидунум, его называло так кельтское племя скордисков (298 г. до н. э.). Происходит это кельтское название Белграда от племени сингов, про которых греческий поэт Аполлон Родосский (240 г. до н. э.) говорил, что жили они на том месте, где Дунай разветвляется у подножия утеса Кауалак (нынешний Калемегдан). Первый Сингидунум находился в районе современной Вишницы или возле Звездары. В I веке римский Сингидунум стал лагерем для двух легионов, IV скифского и V македонского, а благодаря своему положению пограничной крепости — и гаванью для римского флота. Поблизости от лагеря, с западной его стороны, располагалось поселение торговцев и ремесленников.

Примерно в первой половине III века один из римских военачальников по имени Элий Тэт построил недалеко от нынешней патриархии купальню, вода в которую поступала из римского водопровода и нагревалась раскаленными кирпичами; купальня была воздвигнута в честь ветеранов римской армии. Об этом свидетельствует поэт, имя которого до нас не дошло. Он гекзаметром воспел прекрасные воды, наполняющие купальню, и спрятал в акростихе чье-то загадочное имя, мецената или заказчика, владельца или строителя купальни... О поэте нам известно лишь то, что он читал Вергилия, Лукреция и Катулла. Стихотворение выбито на мраморной доске, но вода, которую оно восхваляет, за много веков почти смыла текст. Начинается он следующими словами:

Alma lavakrorum de saxis decido limpha

Et sunt ex lapide perfectae piscine pulchrae

Laetis inque locis natus lacus...

(Я, прозрачная вода, стекаю вниз и наполняю купальню,

Так из камня сделан прекрасный бассейн,

В живописном месте возникло озеро...)

С тех же времен сохранилось и кладбище на нынешнем Ташмайдане, которое в этом качестве использовалось вплоть до XIX века. Стоящий подобно Риму на семи холмах, этот «вечный город» в античные времена играл особую роль. Через Сингидунум проезжали и останавливались в нем римские императоры Тиберий, Септимий Север (в 202 г. он даровал городу муниципальное право), Валериан, Клавдий II и Диоклетиан (столица которого, Сирмиум — ныне Сремска Митровица, — находилась неподалеку от Сингидунума).

2

В Сингидунуме обнаружены и следы раннего христианства. Во времена Диоклетиана христиане подвергались жесточайшим гонениям, и христианских священников в Сингидунуме сбрасывали в реку. Первые упоминания о христианах в Белграде датируются III-IV веками. Нам известно, что во времена императора Проба пострадали сингидунумские мученики — христианский священнослужитель Монтан и его жена Максима. Позже, в следующем столетии, мы встречаем имена еще двух христианских мучеников, дьяконов Стратоника и Хермила. По свидетельству Аурелия Виктора, в окрестностях нынешнего Белграда родился римский император Иовиан; этот сын Верония, крестьянина из Сингидунума, отличался огромным ростом и добрым нравом и был одним из первых христиан на римском престоле (363-364 гг.). Именно тогда в Сингидунуме была основана епископия, в которой в V веке пребывали епископы Урзаций и Секундиан, оба они были арианами. Обнаруженный во время раскопок на нынешней улице Господаря Еврема саркофаг указывает на то, что, возможно, здесь раньше находилось какое-то святилище. В одной папской булле от 878 года встречается имя епископа Белградского Сергия.

Великое переселение народов принесло перемены и привело к череде разрушений города. Его по очереди уничтожали такие захватчики, как готы (378 г.) и гунны (441 г.), потом в VI веке его восстанавливал византийский император Юстиниан, тот самый, который построил церковь Мудрости, храм храмов, Святую Софию в Царьграде.

В 441 году легендарный гуннский завоеватель Атилла, «бич Божий», как его называли, осадил Сингидунум, где, после того как ему удалось захватить город, он умер в объятиях одной из своих наложниц. В ближайшей воде его похоронили по-хазарски: в русло перекрытой на время реки поставили три гроба с его останками, принадлежавшими ему вещами и сокровищами, а потом пустили по нему воду, которая и сокрыла все.

Позже город опустошали авары (584 г.) и болгары (829 г.), а в VII веке на развалинах византийских укреплений появились славяне. Тогда они и дали ему имя — Белый город, которое может означать не только цвет крепостных стен, но и то, что речь идет о городе на севере, о городе северного ветра (может быть, они имели в виду кошаву, известный белградский ветер, который дует в северо-восточной части Сербии). Пытаясь представить себе, как выглядел этот укрепленный город в глазах тогдашних наших предков, славян, когда они его осаждали, я написал стихотворение, которое назвал «Сингидунум»:

Гул двух дорог под колесами слышу.

Под верхней, как тень, — легионов римских путь.

На перекрестке выключаю фары,

Иной мерцает надо мною свет.

Из ночи уезжаю быстро, минуя мрачные стволы,

Верхушки их уже в завтрашнем дне.

Но нет, не рассвет это.

Я пробуждаюсь в варварской радости,

И волосы белы мои, словно белые перья.

Таким я набег совершаю

На лагерь Четвертого легиона Флавия.

Сербское и славянское название города Белграда впервые упоминается в письменных памятниках в 878 году, а именно в булле папы Иоанна VIII. Через Белград проезжали ученики Кирилла и Мефодия, создателей славянской письменности, изгнанные из Моравии. В житии одного из них, Климента Охридского, Белград упоминается как «славнейший из городов на Дунае». В X веке писатель и правитель Порфирогенет пишет о том, что в Белграде стоит башня императора Константина, которая до нынешних времен, конечно же, не сохранилась, потому что Белград, будучи пограничным укреплением, постоянно переходил из рук в руки. Византийский император Манойло I Комнен приезжал в Белград в XII веке. Ранние сведения о Белграде можно обнаружить в путевых записках XII века. Одни, датированные 1147 годом, принадлежат перу сановника французского короля Людовика VII, вторые, 1189 года, содержат описание похода германского императора Фридриха Барбароссы к святым местам на Ближнем Востоке. Крестоносцы во время своих походов в беспокойные 1096,1147 и 1189 годы доходили до Белграда.

Когда в XII веке его не смогли удержать под своей властью угры, они, отступая перед византийцами, разрушили город, перевезли весь камень на левый берег Савы и построили здесь город Земун, который просуществовал совсем недолго, потому что вскоре, а именно в 1155 году, византийцы захватили Земун, разрушили его, вернули те же самые камни обратно на правый берег Савы и снова отстроили из них Белград. Эти постройки стали основой сохранившейся до наших дней белградской крепости. Путь через Белград был обычной дорогой на восток для крестоносцев, через него же они возвращались домой с переметными сумами, набитыми награбленными в Царьграде и Палестине драгоценностями и византийскими романами.

О Белграде того времени сегодня нам больше всего известно из великолепной книги Йованки Калич Мийушкович «Белград в Средние века» (1967).

На рубеже XIII и XIV веков существовало два сербских королевства — Рашка, которой правил король Милутин, и Сербия, или же Сремское королевство, во главе которого стоял король Драгутин. Короли были родными братьями из династии Неманичей. Их мать происходила из известного французского рода Анжу (Helene dAnjou). Резиденция короля Драгутина с 1284 года находилась в Белграде, который потом перешел под власть короля Милутина. Сербский король Драгутин владел и правил Белградом под суверенитетом Венгрии, а его брат, сербский король Милутин, после 1316 года правил суверенно и Белградом, и Сербией, которая при нем была уже независимым государством. Каждое из двух королевств чеканило собственные монеты, но у тех, что выпускали в оборот в королевстве Драгутина, была более прочная основа, чем у денег Милутина, из-за чего Данте отправил последнего в ад, к грешникам «Божественной комедии».

Другой поэт, сербский архиепископ Данило II, в начале XIV века описал торжественный визит в Белград сербской королевы Симониды, супруги короля Милутина. Она была дочерью византийского императора Андроника, и ее образ прославлен многими фресками и поэтическими сочинениями. Симонида прибыла в Белград навестить свою «сестру», королеву Кателину, супругу короля Драгутина, и приложиться к знаменитой иконе Богородицы. Вот как об этом пишет архиепископ Данило:

«И так пустились они в путь с великими и предивными почестями, так что все глядевшие на это восхищались их видом. Так воистину дивно было видеть их отъезд, украшенный царскими одеждами и золотыми поясами, жемчугом и драгоценными камнями. Здесь носили пурпур императорский и багряницы, как и множество полевых цветов и причудливых украшений. И так, шествуя со славой царской через державы свои, прибыла королева в город славный по имени Белград на берегах рек Дуная и Савы. И тут в великой соборной церкви митрополитской поклонились они чудотворной иконе Пресвятой. И встретились с благочестивым королем Стефаном (Драгутином) и с его женою Кателиной, и была тут великая радость и веселие по прибытии сей благочестивой, и неизъяснимая любовь. Этот же благочестивый король Стефан (Драгутин) был заранее извещен о прибытии ее и приказал призвать к себе всех вельмож государства своего. И от Венгерской земли прибыли, неся различные дары, достойные дивных похвал, и тут многими дарами король почести воздал той благочестивой, по ее царскому достоинству...»

3

В следующем, XV веке Белград восстановил и отстроил, превратив его в столицу и великолепный торговый город, другой известный сербский властитель, деспот Стефан Лазаревич; он был представителем европейского гуманизма, притом византийского, более древнего, чем западный. Он же стал и одним из известнейших живших в Белграде поэтов, классиком старой сербской литературы. Его «Слово Любови» и по сей день живо в сознании читателей.

Господь создал и лето, и весну —

Сам псалмопевец восхвалял их красоту.

Птиц радостный и быстрый к нам прилет,

И гор вершины,

И полей широты,

Лугов просторы —

Их дивным пением

Вокруг все оглашает

И щебетом веселым оживляет.

Воспета и земли

Весенняя краса,

Цветы душистые

И травы, и листва.

А человека обновленье и веселье

Достойно описать

Сумел ли кто доселе?

В грамоте, выданной Белграду, деспот Стефан Лазаревич пишет:

«Нашел я прекраснейшее место, древнейшее, превеликий град Белград, каковой волей случая оказался разрушен и запущен, отстроил его и посвятил Пресвятой Богородице».

Деспот Стефан Лазаревич был первым, кто приложил осознанные усилия к тому, чтобы Белград превратился в экономический и культурный центр, чтобы здесь развились торговля и ремесла. Он ввел особые льготы для торговцев не только из Сербии, но и из Венгрии. Белград стал центром религиозной и культурной жизни, здесь находилась резиденция митрополита, сюда стекались доходы от расположенного по соседству рудника Рудиште. Сам деспот был библиофилом, в своем доме он собрал книги, ставшие основой первой белградской библиотеки.

Внешний вид города изменился, теперь он состоял из двух частей — крепости и посада, то есть собственно города, где находились большая церковь митрополита, церкви Трех Иерархов, Святого Николая и Святой Параскевы. Под калемегданскими укреплениями, на склоне, спускающемся к Дунаю, сохранились развалины белградской митрополии, рядом с которой стояла известная церковь Успения Богородицы. И сегодня можно увидеть прекрасные сводчатые оконные проемы митрополии, под которыми выступают встроенные в стены каменные лавки. Сидящему на них открывается великолепный вид на Дунай и дальше — на бескрайнюю Паннонскую равнину.

В городе размещались больница и постоялый двор для иноземных путешественников. На берегу Дуная был устроен порт, вход в него со стороны реки преграждала цепь, натянутая между возвышавшимися с двух сторон башнями. Жители Белграда в XV веке имели земельные угодья в окрестностях города, там они выращивали зерновые культуры и виноград, занимались рыболовством. Купцы из Дубровника снабжали белградский рынок серебром, ремесленными изделиями, солью, специями, тканями, драгоценностями, оружием и прочими товарами.

Один из современников, биограф деспота, замечал, что этот обновленный Белград далеко отбрасывал свою тень по окрестностям, и добавлял:

«Воистину был он семиглав. Ибо самое большое возвышение в Белграде, и прекраснейшее видом, было подобно Сиону в Иерусалиме, походило на Верхний Иерусалим... Второе возвышение было у реки, где пристань ладьям с северной стороны великого города, и походило оно на Нижний Иерусалим. О том граде каждый так воистину и скажет, и хотя нет у Белграда Елеона, зато есть река райская, текущая на восток... Третье возвышение там, где пристань для царских ладей, а имеются и многие укрепления. Четвертое возвышение это великая башня, самому дому Давидову подобная своими рвами, постройками и иными местами. А пятое возвышение, когда то, четвертое, минуешь; и в нем все царские покои. Шестое на востоке, столп, разделяющий обе башни... Он как чудо невиданное, ото всех дальних пределов виден, укрепленный башнями. Седьмое возвышение на западе, с царским другим высоко вознесшимся домом. А великий Верхний город имеет четверо ворот, на востоке и западе, на севере и юге, а и пятые, которые ведут во внутренний город. Через них проходит благочестивый тот Стефан к ладьям как бы путем тайным...»

Лазаревич, как свидетельствуют два писателя, биограф деспота Константин Философ и другой, француз Бертрандон де ла Брокьер, восстанавливал Белград с 1403 по 1407 год. На византийском фундаменте внутренней крепости и резиденции он воздвиг на берегах двух рек, на холме, величественный город с укрепленным замком деспота в юго-западной части Верхнего города, с пристанью на Дунае, подход к которой перекрывался цепью, закрепленной между двумя башнями, с другой пристанью, на Саве, с церковью Святого Николая, при которой имелась больница, с конюшнями, ремесленными мастерскими и зданиями для судовых команд и свиты, и с дворцом, построенным для одной из сестер деспота. После смерти деспота его наследник Джурадж Бранкович немедленно прибыл в Белград. А когда в 1427 году Белград был захвачен венгерским королем Сигизмундом, деспот Джурадж сделал своей столицей расположенный неподалеку на Дунае город Смедерево.

В Фурлании, вблизи города Удине, есть тезка Белграда. Это замок, который тоже носит имя Белград. Примерно в 1465 году его купила Кантакузина Бранкович, дочь сербского деспота Джурджа, состоявшая в браке с немцем Ульрихом II Цельским. Купила она его для своего брата, сербского деспота Стефана, которому в 1441 году турки выкололи глаза. Так что после падения сербской деспотовины этот Белград в Фурлании стал местом пребывания деспота Сербии (casa de despoti de Servia). Здесь жили четыре канонизированных позже сербских святых.

* * *

Турки не отказались от намерения захватить город. Мурат II обстреливал Белград из орудий, но, столкнувшись с решительным венгерским сопротивлением, в 1440 году был вынужден отступить. Когда турки заняли Жрнову гору (Авала) в шестнадцати километрах от Белграда, под их контролем оказались все подходы к городу. После того как пал и перешел во власть турок Царьград, Белград представлял собой легкую добычу для оттоманской империи. Однако Янко Хуняди, венгерский военачальник, воспетый в сербских народных песнях, защитил город. В те дни, перед лицом угрозы турецкого штурма, был созван общий сход всех жителей Белграда, а согласно венгерским источникам, сербы тогда составляли большую часть его населения. И город, опираясь на безоружных крестьян, на студентов и монахов из Белграда и его предместий, а в особенности на сербских шайкашей (вооруженные отряды сербских речных пограничников на быстрых и маневренных лодках — «шайках»), оказал решительное сопротивление. 14 июля 1456 года разыгралось ожесточенное речное сражение, в котором султан потерпел поражение. Тогда Белград на некоторое время спас Запад от турецкого нашествия, став «оплотом христианства», как его стали после этого называть.

В честь великой победы христианства в боях под осажденным Белградом папа Калист III в 1457 году постановил отмечать праздник Преображения (до того момента связанный с обычаями православного христианства) и на Западе. Один сербский писатель эпохи гуманизма, Константин Михайлович из Осровицы, увековечил в своей хронике слова, которые произнес турецкий султан после неудавшейся осады:

«Пока сербский Белград венгры держать будут, не одержать нам над ними победы».

* * *

Эти слова опроверг Сулейман Великолепный, который занял Белград в 1521 году и таким образом открыл Турции дорогу на Вену. Сербское население было выслано в Царьград, а Белград переродился в Белиград-махалу меж Золотых и Силиврийских ворот. Остатки сербских кварталов в Царьграде можно увидеть на этой карте:

* * *

С тех пор, в период с XVI по XIX век, было создано более ста гравюр Белграда, города, который находился «ante murales christianitatis» и который, благодаря принадлежности миру восточного христианства, часто именовали «греческим Белградом», что имело исключительно конфессиональное значение. Встревоженная тем, что в 1529 году турки оказались под Веной, Европа отреагировала на падение Белграда и другими способами. В 1532 году известный итальянский поэт Лудовико Ариосто в сорок четвертом стихе своей поэмы «Неистовый Роланд» описывает осаду Белграда с отличным от реального исходом: город спасается от завоевателей. В поэме Ариосто на Белград нападают греческие императоры (в этих литературных образах можно узнать черты Константина V Копронима и его сына Льва Хазара). Сочиняя этот эпизод, Ариосто ориентировался на современные ему описания неудачной осады Белграда турками в 1456 году, но в поэму эти события попали из-за угрозы, нависшей над Европой, после того как Белград в 1521 году оказался в руках турок.

Падение Белграда встревожило сонный христианский Запад. Власти Дубровника с ужасом сообщили папе о захвате Белграда турками, переслав ему письмо султана, рассказывающее о произошедшем:

[Отсутствует кусок текста — прим. вер. ]

маты, писатели и путешественники из Франции, оставив об этих визитах многочисленные воспоминания. Так, Мишель Бодье в своей книге о падении Белграда и переходе его под власть турок в 1521 году сообщает, что Сулейман Великолепный вместе с другими трофеями вывез из города икону Богородицы (видимо, ту самую, которая, согласно другому преданию, попала в Смедерево) и затем в Царьграде продал ее грекам. Мартин Фюме наблюдал в Белграде, некогда «знаменитом благодаря успешным битвам, которые на этом месте и в окрестностях города велись против турок», как принц Селим в 1566 году встречал тело своего мертвого отца, султана Сулеймана II, и как при этом, по словам автора, во всем Белграде воцарилась «чудесная тишина на четверть часа», которые потребовались новому владыке, чтобы сменить коня. Анонимный французский автор, который в 1629 году опубликовал в Париже «Путешествие в Левант», вспоминал, что в 1621 году в Белграде было гораздо больше православных христиан, чем турок; кроме того, он первым заметил то, что позже станет общим местом всех французских описаний Белграда XVII века, а именно обилие вкусной и дешевой рыбы, которая к тому же еще и очень жирна, потому что «в реке поверх песка лежит около двух пядей ила». Луи Жедоан прилагает к своему описанию города копии писем, которые он посылал во Францию из Белграда до того, как после двух безуспешных попыток ему удалось все-таки выбраться из города, семь миль проскакав в направлении к Гроцкой, словно по лугу, по покрытому льдом Дунаю, и хотя под копытами хлюпала вода, «вернуться в Белград было опаснее, чем продолжить путь». Жан-Батист Тавернье оценил хлеб, вино и мясо в Белграде как вкуснейшие и дешевые, а рыбы, по его словам, было столько, что он «ел только печень и молоки, отдавая все остальное нищим». Кикле в Белграде наслаждался зрелищем танцующих под музыку мужчин и женщин и был свидетелем извлечения из Тамиша «необычных чудовищ старых времен». А. Пуле считал Белград в 1658 году «самым важным городом под властью султана в Европе за исключением Царьграда». Он описал обряды всех вер в Белграде, но отверг приглашение лично наблюдать чудесные камни, которые христиане «переносят с одной стороны большой реки на другую». По его оценке, поле для военных смотров в Белграде «длиной вдвое превышает Place Royale в Париже и превосходит его шириной», однако протяженность города «всего в нескольких местах равна Парижу». Луи дю Мэ видел в Белграде в 1663 году, как тысяча пеших воинов, каждый из которых вел под уздцы коня, выступали впереди великого визиря, отправившегося в поход на Австрию. Франсуа Пти де ла Круа описывает, как после неудачной осады Вены был казнен в Белграде великий визирь Кара-Мустафа. Жан де ла Брин стал свидетелем волнений в турецкой армии и при дворе в 1688 году и захвата Белграда в тот же год австрийцами, а некий анонимный автор, французский путешественник, оставил воспоминания о том, как турки снова заняли город в 1690 году, когда взрыв запасов пороха в белградской крепости уничтожил дворец деспота Стефана Лазаревича и открыл врагу дорогу к городским укреплениям. Он же свидетельствует и о тщетных попытках австрийцев вернуть город в 1693 году, когда их артиллерия обстреливала Белград с кораблей и с суши. Все упомянутые авторы были шокированы тем страхом перед турецкими завоевателями, который царил среди порабощенных христиан. Правда, и сами они не без трепета решались носить французское платье, скрывая его под восточными плащами.

Но клин клином вышибают, как гласит девиз на одной старинной гравюре Белграда. Сербов под властью турок в городе оставалось много, особенно ремесленников, в меньшей степени торговцев, так как турецкие власти не разрешали сербам заниматься торговлей. Тем не менее, в Белграде и после 1521 года все продолжали говорить по-сербски, причем независимо от вероисповедания, о чем в середине XVII века свидетельствует турецкий путешественник Эвлия Челеби, и этому не следует удивляться, поскольку сербский язык (на котором и по сей день говорят в Царьграде) одно время использовался в турецкой столице в дипломатических целях. В то же время в Белграде платили налоги около двадцати одной тысячи христиан. Сербы в те времена жили на савском, а турки — на дунайском склонах города.

В 1553 году Белград подробно описывает в своих дневниках путешественник Антун Вранчич. Он упоминает не только крепость на Калемегданском холме, но и собственно город. Город возвышался на восточной стороне холма, а крепость со множеством башен — на западной. Крепость от города отделяли две башни. Наиболее известна из них Небойша. Была в Белграде и еще одна часть, она располагалась не на холме, а под ним, у подножия крепости, ее тоже опоясывали мощные стены. Дальше тянулись предместья.

В 1552 году в Белграде работала сербская типография. Здесь было напечатано Четвероевангелие, украшенное инициалами и орнаментами, нанесенными при помощи деревянных резных матриц. Иеромонах Мардарий на венецианской бумаге и печатной машине того же происхождения отпечатал книгу в типографии, основанной Радишей Дмитровичем; издателем и книготорговцем был Троян Гундулич, который прибыл в Белград из Дубровника в конце двадцатых годов XVI века. После смерти Трояна в его доме была обнаружена не только типография, но и сотня сербских книг.

Своеобразный ренессанс, правда с исламским оттенком, наступил в Белграде в XVI веке благодаря итальянским архитекторам, оказавшимся здесь по сути в рабстве у турок. В восстановленном каменном городе в глаза путешественнику особенно бросались мечети, построенные после разрушения сербских церквей и других культовых зданий (только при великом визире Мехмед-паше Соколовиче в Белграде было снесено три сербских церкви и одна синагога), так что сербам был оставлен лишь один храм — Святого Михаила. Внимание путника привлекало также множество общественных мест, предназначенных для торговли и общения, таких как «Ат-пазар», «Узун-чаршия», «Казанджийска чаршия», «Средни пазар», «Табакана», «Кафане», «Мали пазар» и площадь для торговли рабами. Кроме сербов, торговлей в городе занимались и евреи, которые в Белграде имели свою улицу, держали в руках почти весь капитал и торговлю зерном, а жили (ашкенази и сефарды отдельно) в огромном абхехаме — трехэтажной постройке с бесчисленным множеством комнат, кухонь и подвалов, — неподалеку от паромной переправы из Белграда в Тимишоар. В XVIII веке белградский раввин Шломо Шалем одновременно был и раввином Амстердама.

Еще более мощным торговым сообществом (насчитывавшим около двухсот человек) считалась здесь дубровницкая колония, расселившаяся по берегу Дуная. В Белграде под властью турок торговлей и ремеслами занимались также армяне, прекрасные ювелиры и золотых дел мастера, которые владели и банковским делом. Все эти торговцы приобретали огромное богатство благодаря пограничному положению Белграда — на стыке Востока и Запада, ислама и христианства, Турции и Австрии. По обе стороны пролегавшей через Белград границы между цивилизациями, континентами и религиями торговлей занимались и сербы, и евреи, и армяне, а позже валахи и греки. Когда в 1688 году Белград еще раз перешел из рук в руки, турки все огромное, сконцентрированное в городе богатство погрузили на пятьсот судов и отправились вниз по Дунаю к Черному морю и затем в Царьград; австрийцы же, стоило им войти в город, депортировали евреев в Николсбург, а тех сербов, которые не успели бежать, перебили.

Зимой 1717 года, из-за того что Дунай покрылся льдом, направлявшийся в Царьград английский посол был вынужден на три недели задержаться в Белграде, которым тогда опять владели турки. Поскольку Дунай продолжал оставаться недоступным для судоходства, власти выделили послу отряд из пятисот янычар, в сопровождении которых он продолжил свой путь по суше. Вместе с ним находилась и его супруга, английская писательница леди Мэри Уортли Монтегю (1689-1762). Впечатлениями от путешествия она делилась со своими английскими друзьями. В частности, из Белграда она писала поэту Александру Поупу, а из Ниша — принцессе Уэльской. И эти, и другие послания леди Монтегю были опубликованы в книге под названием «Турецкие письма», которая имела большой успех в Англии и вместе со стихами писательницы переиздается до сих пор.

Тем не менее уже в 1711 году в городе насчитывалось двести пятьдесят ремесленников-сербов, а при новой австрийской власти с 1718 по 1739 год Белград отстроился в стиле барокко, который знаком нам по гравюрам, изображающим его как город со множеством церквей, дворцов, мостов, улиц и домов, башен и городских ворот, резиденций митрополитов и военачальников, пристаней и фортификационных сооружений.

* * *

Приблизительно в 1730 году австрийские власти в Вене были встревожены странными сообщениями, поступавшими из Белграда. К месту событий были направлены государственные комиссии, установившие «присутствие нечистой силы», которая очень быстро получила широкую известность под личиной «вампиров». Сохранилось даже свидетельство о некоем Арнольде Паоли (арнауте Павле), который где-то после 1727 года превратился в вампира и вновь начал убивать людей зимой 1731 и 1732 годов. Дело стало предметом государственной врачебной экспертизы Visum et repetum, которая официально признала, что в Сербии действительно появлялись и даже были обнаружены вампиры. Когда в 1739 году австрийские войска покинули Белград, это одновременно означало и завершение истории про вампиров в тех краях, где они были впервые официально «зарегистрированы», и открытие темы вампиров сначала мировой литературой, а затем и кинематографом.

В соответствии с военной системой маршала Вобана и планами швейцарца Николы Доксата на берегах двух рек была выстроена белградская крепость, которая стоит там и по сей день. Ее создателя, Доксата, после того как он без боя сдал туркам город Ниш, по приказу австрийского командования доставили в 1738 году в Белград, где и казнили у стен построенной им крепости. Когда в следующем году Белград снова попал в руки турок, они его полностью разрушили, правда, на этот раз он был увековечен поэтами, которые по воспоминаниям описали несуществующий больше город. Среди этих, в стиле барокко, плачей по Белграду особо стоит отметить стихи сербского патриарха и писателя Арсения IV Йовановича Шакабенты, который, воспев Белград в своей поэтической эпитафии, стал предтечей великого поэта эпохи сербского модерна Милоша Црнянского с его «Плачем по Белграду». Собрав все, что известно из стихов и гравюр того времени, я попытался реконструировать тот исчезнувший с лица земли город в своем романе «Внутренняя сторона ветра»:

«Сидя на берегу реки в крепости, он обычно следил глазами за крыльями какой-нибудь стремительно падавшей вниз птицы, а потом позволял своему взгляду носиться вместе с ней над возрождающимся городом, чьи каменные зубы прорастали из земли по берегам двух рек. Ничто не ускользало от оседлавшего птицу взгляда, ничто не оставалось незамеченным, и сеть, сотканная из птичьего полета, постепенно оплела весь старый город, каждый его уголок, а Леандр, дрожа от нетерпения, как будто заглатывал каждую мелочь, которой касался его взгляд. Он видел башню Небойши, отражавшуюся и в Саве, и в Дунае, через окна которой насквозь можно было увидеть немножко неба на другом берегу, которое она заслоняла собой. Взгляд парил над белградскими колокольнями, чей звон слышали две империи, а когда поток воздуха проносил птицу через только что построенную в честь покорившего Белград Карла VI триумфальную арку и птица, испугавшись в этом ущелье, взмывала ввысь, взгляд взлетал вместе с ней, стараясь не отставать от ее крыльев, поднимался к церкви Ружицы и дотрагивался у городских ворот до бившего в барабан глашатая, лицо которого нельзя было разглядеть, но зато можно было пересчитать все пуговицы на его одежде, сверкавшие на солнце. Взгляд Леандра, замирая от страха, падал к подножию крепости, туда, где начинались пастбища, и он видел, что коровы, сойдя вниз по каменным ступеням, влезли в огород возле крытого соломой домика и начали щипать лук-порей, которым будет пахнуть их завтрашнее молоко. И опять в глазах мелькала синяя вода Савы, ряды красивых новых домов, латунные ручки у входа, за которые держится тот, кто очищает обувь о металлическую решетку под ногами. Затем он неожиданно оказывался над Панчевом и видел место, поросшее горькой травой, которую стада обходят стороной. Здесь можно было почувствовать, как ветер возвращает воду Дуная назад, в сторону маршировавших строем солдат, чьи штыки блестели так, что казались мокрыми. В городе, который и австрийцы, и сербы укрепляли ускоренными темпом, было много часов, перекликавшихся друг с другом над резиденцией градоначальника, имевшей столько окон, сколько дней в году. Новые лавки ломились от изобилия товаров, над церквами блестели кресты трех вер, дворы с красивыми оградами привлекали соловьев с обоих берегов Савы, а мимо садов проносились коляски, въезжали под ливень, накрывавший всего две-три улицы. Потом на глаза опять попадалось небольшое облако, немного камыша и тумана, плывущего над Савой и впадавшего в более глубокий и быстрый туман над Дунаем. На другой стороне виднелись косые солнечные лучи, пронзавшие лес, и Леандр чувствовал их дымящийся, то холодный, то горячий, запах. И снова взгляд скользил по городу: он видел, как рабочие заканчивают строительство дубровницкой церкви — плотник, взмахнув топором, вонзал его в дерево, но звук удара слышался лишь после того, как топор снова взмывал вверх, так что птица могла пролететь между самим звуком и его источником. Потом Леандр видел, как ветер рассердил птицу, унеся ее далеко в сторону от нужного ей направления, и как внизу под ней забили в колокол, но звук донесся немного позже, как будто он был плодом, оторвавшимся от своего металлического черешка. Видел, как этот звук дрожит, перелетая вместе с птицей через реку, и как встречается с австрийскими армейскими лошадьми, которые прядают ушами на лугу по ту сторону Савы. А потом он мог проследить за тем, как звон, похожий на тень от облака, достиг на пути к Земуну группу пастухов и как они, услышав его, повернули свои маленькие головы в сторону Белграда, который уже опять погрузился в тишину на своей стороне реки. А потом птица своим стремительным полетом пришивала к небу, как подкладку, тот мир, в котором, словно пойманный сетью, лежал Леандр. Потому что было достаточно открыть лишь одни городские ворота, и в Белград ворвалась бы турецкая конница и вооруженные саблями охотники за головами, чтобы в мгновение ока превратить эту сокровищницу, незыблемо вставшую на границе их мира, в развалины и дым. Леандр не знал, даже не мог предположить, что он был последним человеком, рассматривавшим, сидя в белградской крепости, город, который спустя всего несколько лет должен был исчезнуть бесследно и навсегда.

В октябре того же года отец взял Леандра с собой посмотреть на приезд русских. Леандр ожидал увидеть всадников с копьями, всунутыми в сапог, но вместо армии увидел сани, запряженные тройкой лошадей, из которых вышел один-единственный человек в огромной шубе. В ноздри незнакомца были вставлены два стебля базилика. Он вылез из саней и сразу прошел в особняк митрополита. За ним последовал его спутник с сундуком и иконой. Больше никого не было.

„Он будет твоим учителем, — сказал отец. — Он тебя научит писать. Он потребовал, чтобы к нему прислали всех, кто поет в церкви псалмы. Не беспокойся, кроме тебя есть и другие безграмотные, которым война спутала всю жизнь. И они не намного моложе учителя. Но одно ты должен запомнить: грамотный смотрит в книгу, ученый смотрит на мудрого, а мудрый смотрит или в небо, или под юбку, что может и неграмотный..."

Так Леандр начал изучать письмо, счет и основы латыни. За время его учебы на глазах своих учеников Максим Терентьевич Суворов — так звали русского учителя — потерял все волосы. Его лоб от какого-то внутреннего неподвижного напряжения собрался в складки, как носок, а кожа истончилась настолько, что голубой цвет глаз просвечивал через опущенные веки. Во время уроков за щеками виднелся движущийся красный язык, а на переменах можно было хорошо рассмотреть, как язык дрожал где-то под ушами от украинских ветров, бушевавших во рту русского.

„Все мы здесь находимся между молотом и наковальней и месим крутое тесто", — говорил он обычно своим ученикам на непонятном полу сербском языке, который, как считалось, был языком его царя. Только на уроках латыни этот иностранец на некоторое время освобождался от страха и вдохновенно учил их искусству запоминания, мнемотехнике, разработанной на примерах речей Демосфена и Цицерона, для чего использовал большую тетрадь, на которой, как подглядел Леандр, было написано „Ad Herennium ". Чтобы запомнить текст, следовало, как рекомендовал русский учитель, вспомнить, как выглядел фасад одного из часто попадавшихся на пути зданий, внешний вид которого застревал в памяти. Затем нужно было представить себе, что по порядку открываешь все окна и двери этого здания и в каждый проем, включая бойницы и слуховые окошки, проговариваешь одну из длинных фраз Цицерона. Таким образом, мысленно обойдя все здание и произнеся перед каждым окном или дверью по одной фразе, можно было к концу воображаемой прогулки запомнить всю речь и даже повторить ее без особого напряжения. Так ученики белградской сербско-латинской школы выучили наизусть всю речь Цицерона „In Catilinam".

Дело в том, что ученики в это время начали с большим удовольствием посещать и рассматривать строившийся в Белграде дворец митрополита, в котором было более сорока комнат и залов.

Именно этим зданием пользовался Леандр и его школьные товарищи для упражнений по системе русского учителя: каждое утро по дороге в школу и каждый вечер перед тем, как заснуть, они мысленно произносили в замочные скважины, кабинеты, рабочие помещения, трапезные по одной из фраз своих заданий. Проходя мимо библиотеки, которая имела два отдельных замка для того, чтобы ее можно было закрывать или только снаружи, или только изнутри, или мимо спальни митрополита, окнами смотревшей на запад, и спален его помощников и гостей, обращенных на восток для того, чтобы молодые вставали раньше старших, ученики декламировали: „Где мы в этом мире? В каком городе живем? Здесь они, среди нас, собравшиеся отцы, которые размышляют о гибели всех, о конце этого города..." И так, постепенно и незаметно, речь врезалась в память. „.. .Quid enim mali aut sceleri fingi aut cogitari potest, quod non ille conceperit? — Наследство свое промотали, имущество свое перезаложили, деньги у них исчезли давно, а скоро исчезнет и вера, но при всем этом остается у них та же страсть, какая была в дни богатства..."

Здание было еще не завершено и заселялось постепенно, крыло за крылом. Высокие куполообразные своды соединенных между собой помещений, как на дне чаши весов, держали дорогие, роскошные предметы: камины и печи, покрытые изразцами с изображением цветов, бархатные и парчовые ткани, посуду карлсбадского, венского и английского фарфора, серебряные ножи и вилки из Лейпцига, наборы бокалов из чешского хрусталя и цветного полированного стекла, лампы и зеркала из Венеции, музыкальные часы и комоды, наполненные шелковыми мужскими носками. „Поэтому иди и освободи меня от этого страха: если он истинный, пусть меня не мучит, если ложный, пусть я наконец перестану бояться", — как просьбы звучали эти латинские фразы, учение подходило к концу, и казалось, русский учитель скоро рассыплется на куски, подобно монастырям под Белградом, развалины которых уже поросли деревьями. Когда учение закончилось и русский учитель вернулся обратно в Срем, Леандр поступил учиться в австрийское военно-инженерное училище для унтер-офицеров».

* * *

На протяжении первой половины XVIII века, когда Белград находился под властью Австрии, которая в те времена поддерживала хорошие отношения с Российской империей, Сербия испытывала на себе весьма сильное российское влияние; здесь появилось много богослужебной и школьной литературы, а вместе с ней отмечался и приток русских и украинцев. Это происходило еще во времена Петра Великого, который по просьбе тогдашних церковных властей начал посылать в страну религиозные книги, учебники и учителей. Так в тридцатые годы XVIII века в Белграде и Сремских Карловичах появились русские и украинские преподаватели, основавшие в этих городах сербско-латинские школы по образцу русско-латинских, распространенных в то время в России. Влияние русских и украинских книг и этих школ, после того как их ученики созрели для участия в общественной и культурной жизни Сербии, проявилось в первую очередь в языке литературы и церкви. Именно тогда возник так называемый русско-славянский язык, который господствовал в сербской литературе и богослужении вплоть до появления первых представителей классицизма, предромантизма и романтизма с Вуком Караджичем во главе, который в середине XIX века ввел народный сербский язык в повседневное публичное употребление. Русское влияние в начале XVIII века ощущалось и в отношении литературных родов и версификации, отразившись на развитии барочного школьного театра. Кроме того, русские и украинские учителя сербско-латинских школ стали тогда весьма влиятельными посредниками между сербской культурой, с одной стороны, и античными культурами Греции и Рима, с другой. Наконец, без русского влияния невозможно понять и природу двух массовых переселений сербов в Россию в середине XVIII века и их переход с австрийской военной службы в армию Российской империи.

* * *

После того как в 1789 году Белград снова ненадолго перешел от христиан к туркам, в Лондоне в 1791 году, в Королевском театре «Друри-Лейн», была поставлена и пятьдесят раз исполнена опера «Осада Белграда», которую сочинил итальянский композитор Стефан Стораче, ученик Моцарта, и которая рассказывала зрителям об актуальной на тот момент «малой крестовой войне» в Сербии. Позже эта опера с успехом шла в Нью-Йорке и Дублине.

Из окрестностей Белграда был родом Теодор Янкович Мириевский (1740-1814), один из известнейших реформаторов школьного образования эпохи высокого просветительства, который реорганизовал систему образования в Австрии среди проживающих там сербов и позже, по приглашению Екатерины Великой, провел реформу школьного дела в России.

Во времена турецкого господства в Белграде произошел удивительный случай, связанный с собаками. В городе развелось множество одичавших собак, которые бродили по улицам и нападали на кого придется, и как-то раз их жертвами стали несколько иностранных дипломатов. Дипломаты обратились к властям с жалобой, после чего турецкий командующий белградским гарнизоном приказал переловить всех собак и поместить их на ошвартованное у пристани судно. Когда приказ был выполнен, судно взяло курс на противоположный берег Дуная, принадлежавший в то время австрийцам, чтобы выпустить животных там. Но на середине реки одна из собак спрыгнула в воду и поплыла назад, домой. За ней тут же последовали и все остальные, благополучно вернувшиеся таким образом в Белград.

5

В Средневековье и позже часто упоминается самая высокая башня Белграда, не сохранившаяся, но широко известная и вошедшая в сербский фольклор под именем Небойша. Позже при впадении Савы в Дунай была построена другая башня с тем же названием, которая стоит там и по сей день и упоминается уже в художественной литературе, а точнее, в поэтических сочинениях. В 1789 году в Белграде, в башне Небойша, турки казнили Рига де Фере, греческого поэта и организатора движения за освобождение Балкан. Таким образом, эта башня в определенном смысле символизирует связь трех революций: французской, которая вдохновляла Рига де Фере, греческой и сербской, так как вскоре после казни этого греческого поэта начались преследования и резня сербских князей, массово уничтожаемых турками, которые стремились воспрепятствовать укреплению связей между сербскими и греческими революционерами. Сербскую буржуазную революцию, которая вспыхнула в 1804 году, через пятнадцать лет после французской, финансировали сербские купцы из Вены, Будима и Триеста, чей совместный капитал в конце XVIII века превосходил капитал «Ллойда». Уже в 1806 году участники восстания во главе с сербским вождем Карагеоргием Петровичем освободили Белград, и он стал столицей обновленного сербского государства.

О сербском восстании против турок 1804 года рассказывается в объемном сочинении «Сербская революция» («Serbische Revoluzion», 1829) известного немецкого историка Леопольда фон Ранке. Сегодня одна из улиц Белграда носит его имя.

Русский путешественник Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский в 1810 году опубликовал свои письма как «Путешествие в Молдавию, Валахию и Сербию». Бантыш-Каменский прибыл в Белград в самый неудачный для города момент, сразу после того, как сербы освободили его от турок. Путешественника ужаснули следы жестокости и запустения, которые он увидел. Карагеоргия он в городе не застал, тот находился за его пределами, в особой резиденции, но Каменский описал в одном из писем его биографию, богатую деталями, соответствовавшими тогдашним вкусам. Следы военной разрухи все еще были вполне явственны, тем не менее Каменский отметил, что Белград довольно большой город, со множеством каменных домов и с мечетью, в которой оставшиеся в городе турки могут молиться. Белградскую крепость он отнес к числу первых в мире, особо подчеркивая, что все ее ворота двойные. В бывшей резиденции паши он обратил внимание на картину, изображавшую сербских правителей, в числе которых был и Карагеоргий. Пребывание Бантыш-Каменского в Белграде омрачали две вещи: страх новой войны сербов против турок и змеи, ползающие по улицам разрушенного города, стоящего на берегах двух прекрасных рек.

В 1812 году французский поэт Альфонс де Ламартин во время путешествия на восток проездом побывал в Белграде и Земуне, описав свои впечатления в «Записках о Сербии». В знак благодарности ему поставлены два памятника, один в парке возле храма Святого Савы, а второй в Земуне. Знаменитый сказочник Ханс Кристиан Андерсен, совершивший в 1840-1841 годах одно из своих продолжительных путешествий и возвращавшийся на родину сначала по Черному морю, а потом и по суше, заехал в Сербию и Белград, о чем с восхищением упомянул в путевых очерках «Базар поэта» («En Digters Bazar», 1842). Здесь он, в частности, пересказывает легенду, известную и русскому поэту Александру Пушкину, о столкновении Карагеоргия со своим отцом под Белградом, во время бегства от турок. Белград того времени Андерсен описывает такими словами: «Стояло утро, все было залито солнцем. Местность ровная. С левой стороны луг со сторожевыми вышками на высоких подпорках, чтобы их не унесло во время полноводья...

Крепость с мечетью возвышаются на вершине пологого холма, вокруг них город, простирающийся к Дунаю и Саве, с другой стороны его граница — огромный дубовый лес. В Белграде четырнадцать мечетей, правое крыло города — это турецкая часть, центр и левая часть — сербские. Двадцать первого февраля 1839 года сербы обрели свободную конституцию. В руках турок пока остается только крепость...»

Между Белградом и Земуном, между тогдашними Австрией и Турцией, Андерсен увидел рынок: «...две ограды, одна совсем рядом с другой, разделяют покупателей и продавцов; по узкому длинному проходу между ними прохаживаются австрийский стражник и служащие карантина со своими длинными палками, они следят за тем, чтобы не случалось никаких контактов, чтобы турецкие товары попадали в карантин, а деньги, прежде чем их примут на австрийской стороне, были промыты в уксусе. Стоит гам, люди жестикулируют, чтобы понять друг друга, товары, прибывая, поступают в оборот, находясь в постоянном движении; свиней, коней, одним словом, любой скот загоняют в реку, потому что считается, что речная вода смоет заразу. Щелкает бич, звучит рог, животные то и дело испуганно бросаются обратно, к туркам, а потом их снова отгоняют на купание». Особенно сильное впечатление произвела на Андерсена белградская пристань: «Нечто совершенно новое представляла собой длинная череда речных судов, каждое из них выглядело как Ноев ковчег, длинное, узкое и с каютами; их было так много, что они могли бы составить целую улицу. Все они были пестро раскрашены, на одном с каждой стороны дверей стояло по кричаще красному льву, на другом — зеленый дракон с золотой короной на голове, но большинство же было украшено картинами с изображением святых... по крыше над судном, идущей от носа и до кормы, двигалась колонна, состоявшая не менее чем из двадцати одного мужчины, они тянули канат, который далеко впереди был привязан к якорю посреди реки; дело шло со скоростью улитки».

В конце этой главы Андерсен добавляет: «Здесь сербские дриады посылали мне свое последнее „прощай"».

* * *

В то время в Белграде начала пробуждаться парламентская и дипломатическая жизнь. Стали появляться политические партии. Как протест против абсолютизма князя Милоша Обреновича в тридцатые годы XIX века возникло движение в защиту конституции, правое крыло которого позже отделилось, создав прогрессивную партию. Либералы вышли на политическую арену в 1858 году на Светоандрейской скупщине; социалистическое движение в Сербии оформилось в шестидесятые годы, однако оставалось за рамками парламентской жизни, так что рабочая партия была основана лишь в 1903 году, а левых довольно долго представляла радикальная партия, которая сформировалась в семидесятые годы и быстро стала самой влиятельной силой Сербии второй половины XIX века. Все эти политические образования имели в Белграде свои печатные органы: журналы, сатирико-юмористические газеты. Местом распространения информации по-прежнему оставались кафе, в которых собирались или устраивали встречи сторонники различных группировок. В 1871 году социалистическое движение начало издавать первый в Сербии и на Балканах социалистический печатный орган, газету «Раденик», во главе которой стоял Светозар Маркович. В начале XX века в Белграде выходило семьдесят две газеты, в том числе пятнадцать ежедневных.

В XIX веке у власти сменились две сербские династии: Карагеоргиевичи и Обреновичи. Вождю второго сербского восстания 1815 года, князю Милошу Обреновичу, наследовал в 1860 году его сын, Михайло Обренович, который, еще будучи принцем, получил известность в высшем свете Европы благодаря своей элегантности и необыкновенному везению на парижском и других европейских ипподромах, где его лошади, в частности, одержали верх над лошадьми Ротшильда. На время его правления приходится важное для Белграда и всей Сербии событие: 19 апреля 1867 года турецкие оккупационные войска передали ему ключи от белградской крепости, а также от крепостей в городах Смедерево, Кладово и Шабац. Князь Михайло Обренович был убит в 1868 году в Топчидере при невыясненных обстоятельствах. После него осталось любовное стихотворение «Мысли как кипят мои...», которое до сих пор исполняют как романс.

В XIX веке в Земуне, который со временем превратился в один из районов Белграда, раввином был Алкалай Иехуда бен-Шломо Хай (1798-1878), создатель грамматики иврита, один из провозвестников сионизма. Здесь, в Земуне, он обвенчал супружескую чету Герцль, а позже в этом браке родился Теодор Герцль (1860-1904), еврейский писатель и основоположник сионизма.

6

В Белграде XIX века кипела литературная и культурная жизнь. Одним из ее деятельных участников был первый министр просвещения восстановленного сербского государства и одновременно крупнейший писатель эпохи сербского предромантизма Доситей Обрадович; он основал Высшую школу, ставшую зерном, из которого позже выросло университетское образование. В этой школе учился Вук Караджич, выдающийся представитель сербского романтизма, друживший с Якобом Гриммом и хорошо знакомый с Гёте, который писал о собранных и опубликованных Караджичем сборниках сербской народной поэзии. В Белграде открывались книжные магазины, научные, художественные и музыкальные общества, все более оживленной становилась театральная жизнь. Центром ее были два популярных белградских театра: Театар на джумруку (с 1841 г.) и «Код елена» (с 1847 г.), а также труппа «Трубач» (с 1844 г.) Павла Джурковича из соседнего Панчева, которая часто гастролировала в столице. Строительство Национального театра ознаменовало собой расцвет Белграда и превращение его в дальнейшем в современный город с богатым театральным репертуаром.

Дипломатическая жизнь возродилась в Белграде в период власти Карагеоргия. Карагеоргий, охваченный идеей обновления сербского государства на основе Гражданского кодекса Наполеона, послал в Париж своего представителя Раде Вучинича, и это событие можно расценивать как восстановление дипломатических отношений между Сербией и Францией, которые впервые завязались еще в Средние века. В это же самое время, приблизительно в 1810 году, в Белграде находились дипломатические представители некоторых европейских государств, в том числе и весьма влиятельный посланник России Родофиникин. Позже, при правлении князя Милоша Обреновича, консульства в Белграде открыли Австрия (1836), два годя спустя направившая в Сербию своего нового представителя, и Великобритания, которая в 1837 году послала сюда консулом полковника Ходжеса; вскоре и Россия аккредитовала у князя Милоша своего консула Ващенко, после чего в 1838 году открыла представительство Франция, и ее консул А. Б. Дюкло 22 ноября прибыл в Белград, хотя еще задолго до этого два француза, Адольфо де Караман (1829) и Буа ле Конт (1834), указывали своему правительству на важное значение Белграда с точки зрения дипломатии и торговли. Секретарь французского посольства в Сербии, поэт Огюст Дозон, хорошо знал сербский язык и в 1859 году опубликовал весьма точные переложения более чем шестидесяти народных песен под заголовком «Poesie populaires serbes». Английский дипломат Эдвард Булвер-Литон, который часто бывал в Белграде, познакомился здесь с Дозоном и в 1861 году под псевдонимом Оуэн Мередит выпустил сборник «National songs of Serbia», составленный на основе труда Дозона. Нельзя не вспомнить и того, что в это же время Виктор Гюго и Ламартин писали стихи, посвященные Белграду и Земуну, а «Нью-Йорк тайме» от 27 марта 1867 года посвятила подробнейшую статью Сербии и перспективам Белграда в рамках «восточного вопроса». По мнению американской газеты, Белград после перехода в руки сербов стал «большим свободным портом Восточной Европы, все железнодорожные пути, связывающие Средиземное море с Левантом, все дороги между Пруссией, Германией, Венгрией и Востоком скрещиваются здесь, здесь осуществляется идущая по Дунаю и Саве торговля. Земля плодородна, жители трудолюбивы и храбры...»

Но часть Сербии по-прежнему оставалась под властью Турции. В 1876 году, откликнувшись на резню сербского населения, устроенную турками в небольшом местечке неподалеку от Белграда, французский поэт Виктор Гюго опубликовал знаменитую статью «За Сербию», в которой, в частности, говорится: «Убивают народ. Где? В Европе. Есть ли свидетели этого акта? Один: весь мир. Видят ли его европейские правительства? Нет».

Совершенно очевидно, что город, который Корбюзье назвал самым уродливым городом, выросшим в самом прекрасном месте, очень часто становился самым прекрасным городом, возведенным на самом страшном месте. В заключение можно было бы перефразировать «Нью-Йорк таймс» далекого 1876 года. Если бы на пути турецкого похода против Европы не встала Сербия и Белград (который тогда сровняли с землей), несомненно, что сегодня так же, как он, выглядели бы Германия и Франция, Вена, Мюнхен, Шалон и Марсель.

* * *

В последние десятилетия XIX века один из районов Белграда, Скадарлия, где располагался дом поэта Джуры Якшйча, превратился в богемный квартал. Он известен своими кафанами, в частности такими, как «Три шляпы» и «Два белых голубя», которые, кстати, работают и сегодня. Другие места, где собирались люди искусства, например кафана «Дарданеллы», до нашего времени не дожили. Поэты и актеры, певцы и художники превратили Скадарлию в понятие и популяризировали богемный стиль жизни, на который с резкой критикой обрушился наш самый известный литературный критик и историк литературы Йован Скерлич.

Самая старая белградская кафана, «Вопросительный знак», вывеска которой выглядит буквально как «?», открыта и сейчас. Ее можно отыскать неподалеку от нынешнего здания патриархии и Соборной церкви. Легенда гласит, что первый владелец кафаны никак не мог вспомнить, какое название он решил дать своему заведению, а художник, приглашенный написать вывеску, уже стоял с кистью и ведерком краски на стремянке. Устав ждать, он нарисовал вопросительный знак, слез с лестницы и сказал хозяину: «Когда вспомнишь, позовешь меня, я напишу, что хочешь». В таком виде вывеска сохранилась по сей день. Я, как и многие другие белградцы, часто заходил в ту кафану, по соседству с которой захоронены останки великого сербского писателя XVIII века Доситея Обрадовича. Вспоминая его, я написал стихотворение «Ужин в корчме „Вопросительный знак"».

В ресторанчике «Вопросительный знак»,

Что рядом с патриархией,

Ангел в очках, сошедший с небес,

Плюнул мне в рот и сказал:

«Прости пространству словес!»

Заказали мы для начала

Седой травы с языком,

Божьих слез горячих,

Две миски взяли потом

И взгляд в сухарях,

Из тех, что горчат

И стареют за час,

С лимоном.

А после этого взяли

Фасоль на воде из Савы,

А под самый конец обглодали

Слова: «Все в жизни напрасно».

А после еды ужасно

Стали болеть и ныть

Цветы, что через дорогу в траве,

И ложки в тарелках на нашем столе,

Ведь вещи вовсе не стали,

Чем мы их учили быть.

Апрельский вторник с нас взяли

И час сдачи мелочью дали.

На прощанье шляпу он снял у дверей

И представился мне: «Доситей».

По зеркалу похоронили

В воротах патриархии,

И каждый потом взвалил

Дорогу свою на спину.

Известный сербский комедиограф Йован Стерия Попович в 1841 году основал Сербскую академию наук и искусств, которая в последующие столетия несколько раз меняла название. В ее состав входили Толстой и Солженицын, Сенкевич, Жан Касу, Шолохов и многие другие. В Белградской опере выступал с гастролями знаменитый русский бас Федор Шаляпин.

В 1892 году сербский ученый и великий изобретатель Никола Тесла побывал в Белграде и прочитал лекцию в Белградском университете, о чем свидетельствует мемориальная плита на стене университетского здания. Сербский король из династии Карагеоргиевичей наградил выдающегося исследователя орденом «Белого орла».

* * *

На протяжении веков в Белграде располагались резиденции сербских князей и королей. После возрождения Сербского государства в 1804-1815 годах страной более ста лет правили две династии, у истоков которых стояли Карагеоргий Петрович, вождь Первого сербского восстания против турок, возродивший сербскую государственность, и Милош Обренович, возглавивший Второе восстание сербов против турецкого господства. У обеих династий в Белграде были свои дворы. У Карагеоргия — на Калемегдане, а у Обреновичей — в Топчидере, где под огромным платаном и по сей день лежит камень, с которого король садился на коня перед дворцом, превращенным позже в музей. Вторая резиденция Обреновичей находилась в самом центре Белграда, в парке напротив современного здания Союзной скупщины, в огромном доме Симича, который тот передал в распоряжение королевской семьи. Готовя сербское государство к переменам, князь Милош Обренович распорядился воздвигнуть новый дворец в районе того же зеленого пояса, который и стал после провозглашения в 1882 году Королевства Сербии королевской резиденцией, где Милош Обренович жил все годы правления вплоть до отречения в 1889 году в пользу своего сына Александра. Династия Обреновичей угасла в 1903 году, после покушения на короля Александра и королеву Драгу в доме Симича, и тогда Карагеоргии вернулись в Сербию. Так что в новом веке на сербский престол взошла и новая династия. В 1904 году в Соборной церкви в Белграде был коронован на престол король Сербии Петр Карагеоргиевич. Это событие, запечатленное на кинопленку, вошло в историю как один из первых в мире документальных фильмов. В период правления короля Петра I и короля Александра II Карагеоргиевичей на месте дома Симича была отстроена новая резиденция, которая стоит и по сей день.

7

Новое разрушение Белград претерпел от рук австро-венгров во время Первой мировой войны. Об этих событиях оставил свидетельство итальянский поэт и военный корреспондент Бруно Барилли, который, кроме всего прочего, был отцом художницы из Пожареваца Милены Павлович-Барилли, получившей известность в Нью-Йорке как дизайнер моды. В 1914 году, когда Австро-Венгрия вступила в войну с Сербией, Белград в течение нескольких недель подвергался сильнейшему артиллерийскому обстрелу со стороны Земуна, который находился в руках австрийцев. Артобстрел, несомненно, был подготовкой к захвату города. Тогда, как пишет Бруно Барилли, произошел удивительный случай. Австрийское верховное командование приняло решение взять Белград и преподнести его в качестве подарка ко дню рождения императора Франца Иосифа. Для празднования победы в Земуне были сосредоточены огромные запасы шампанского, корабли с австрийскими войсками направились в сторону столицы. И вдруг на полпути они остановились: со стороны Белграда не доносилось ни звука, было так тихо, что австрийцы заподозрили неладное. После недолгого колебания они повернули назад. Тут из Белграда в Земун вошли сербские войска, заняли его, выпили все шампанское и вернулись назад.

О том, какой была оборона Белграда в 1915 году, когда его осаждали австрийско-немецко-болгарские оккупанты, которым с огромным трудом удалось захватить город, свидетельствуют два памятника в честь тех, кто его оборонял: один сербский, а другой немецкий. Сербский памятник посвящен защитникам Белграда под командованием майора Гавриловича. Второй был воздвигнут по приказу фельдмаршала Августа Маккензи в память его сербских противников. Надпись на нем гласит: «Hier liegen serbische Helden. 1915» («Здесь покоятся сербские герои. 1915»).

Из Первой мировой войны, которая последовала за этими событиями, Белград вышел разрушенным, но не побежденным. Здесь в декабре 1918 года было объявлено об объединении сербов, хорватов и словенцев в одно общее государство Югославию.

* * *

Белград дважды захлестывала «русская волна». В первый раз это случилось в семидесятые годы XIX века, когда началась война между Сербией и Турцией. В Белград тогда прибыло много русских добровольцев под командованием генерала Черняева, что сильно изменило облик города. Русские военные, принадлежавшие к армии огромной империи и привыкшие к комфорту даже во время военных походов, почувствовали себя в Белграде как дома, для них оклеивали свежими обоями квартиры, красили фасады, на улицах можно было видеть всадников с заткнутым за голенище копьем, офицеров в красивой форме и напудренных дам... Второе пришествие русских было еще более заметным, и после него остались замечательные, имевшие продолжение последствия. Сразу же после произошедшей в России революции Королевство Югославия приняло на себя лавину русских эмигрантов, среди которых были университетские профессора, возобновившие здесь свою деятельность. Один из них, известный специалист по истории и теории русского стиха, Кирилл Тарановский, преподавал мне в университете фонетику русского языка. Но самый заметный след остался в городе после русских архитекторов. Старый королевский дворец Карагеоргиевича в Дедине строил русский, некоторые из красивейших домов в городе тоже построены по русским проектам в период между двух мировых войн. Неподалеку от Белграда, в местечке Белая Церковь, выросли два потомка знаменитого русского писателя Льва Толстого.

* * *

Во время Второй мировой войны Белград дважды подвергался разрушительным бомбардировкам. Сначала, в 1941 году, его бомбили немецкие эскадрильи, а потом, в 1944-м, на протяжении почти полугода он был вынужден выдерживать налеты англо-американской авиации. Когда война закончилась, Иосип Броз Тито сделал Белград столицей новой коммунистической Югославии, которая просуществовала еще некоторое время после его смерти.

8

В 1948 году Иосип Броз Тито обнародовал решение об отделении Югославии от сталинского восточного блока, а это означало создание движения стран «третьего пути», так называемых неприсоединившихся государств. Когда он умер, на похороны в Белград прибыло огромное число глав государств и правительств со всего мира.

Представители династии Карагеоргиевичей, изгнанные из страны фашистами, после окончания войны не получили от коммунистических властей разрешения вернуться, вся собственность была у них отнята. Принц-престолонаследник Александр Карагеоргиевич вырос в изгнании, в Лондоне, а его дядя, принц Томислав вернулся в Тополу, в родовой дом неподалеку от Опленаца. Сегодня в бывшем дворце Обреновича находится Скупщина города Белграда, а рядом с ним, в бывшем дворце Карагеоргиевичей, — резиденция президента Республики Сербия.

Белград был и остается крупным центром художественной и культурной жизни. Для многих деятелей искусства здесь начиналась дорога в мир, которая потом помогала им вернуться домой. В Белграде творил Сима Милутинович Сарайлия, поэт, о котором с восторгом писал Гете; прекрасный сербский писатель-реалист Симо Матавуль написал здесь свои «Белградские рассказы», которые я продолжил книгой «Новые белградские рассказы». В Белграде сформировался так называемый белградский литературный стиль, который оказал влияние на современных писателей Сербии и Хорватии; здесь, неподалеку от Ботанического сада, жила поэтическая семья Илич, подарившая литературе пятерых выдающихся писателей, среди которых был и первый сербский поэт-символист Воислав Илич (1860-1894). В Белграде учился и работал Мика Петрович Алас, известный математик, один из основоположников математической поэтики, открывшей путь компьютерному изучению литературных феноменов. На нынешней Хиландарской улице жил придворный врач и представитель сербского реализма Лаза Лазаревич, чьи произведения охотнее других писателей этого направления переводили на иностранные языки. Между Первой и Второй мировой войнами в Белграде возникла знаменитая литературная школа сербского сюрреализма, а в 1926 году была основана сербская секция ПЕН-клуба. Из Белграда отправилась в Париж большая группа сербских художников, добившихся успеха в Европе после Второй мировой войны, это такие мастера, как Люба Попович, Дадо Джурич, Влада Величкович, Милош Шобаич. Другие, не менее знаменитые, всегда жили в Белграде: Петр Лубарда, Педжа Милосавлевич, Мича Попович, Вера Божичкович, Марио Маскарелли, Младен Србинович, Стоян Челич, Оля Иваницкий и Миодраг Б. Протич; их произведения также находятся в известнейших галереях мира. Родом из Белграда, где существует очень богатая «Кинотека», и знаменитый кинорежиссер Александр Петрович. В Белграде жил и один из крупнейших археологов современности Драгослав Срейович, благодаря которому мы узнали, что такое Лепенски-Вир с его самыми древними в Европе скульптурами. В Белграде издается лучший в своей категории журнал «Письмо», специализирующийся на современной мировой литературе, его главным редактором долгое время был поэт Раша Ливада.

9

Третье тысячелетие началось в Белграде на год раньше, чем везде. В 1999 году восемнадцать стран Западной Европы и США, членов НАТО, напали на Югославию. За семьдесят восемь дней воздушных налетов эти новые крестоносцы обрушили на Белград и другие города Сербии больше взрывчатых веществ, чем было взорвано в Хиросиме в конце Второй мировой войны. Одну из главных улиц Белграда, улицу Милоша Великого, с тех пор невозможно узнать. По всей Сербии было уничтожено шестьдесят мостов, в столице разрушены трансформаторные подстанции и телевизионная вышка, а также нефтеперерабатывающие заводы в самом Белграде и в расположенном неподалеку Панчево.

В начале нового тысячелетия Белград остался без воздушной связи с миром, дипломаты заблаговременно покинули город, разъяренная бомбардировками толпа разгромила культурные центры тех стран, которые участвовали в воздушной войне, и эти развалины зияли в центре столицы так же, как и те, которые оставили после себя самолеты НАТО. Городская власть, находившаяся в руках оппозиции, прилагала максимум усилий, чтобы Белград выстоял в этих трагических условиях. Но удары становились все страшнее. Косово заняли иностранные войска, и в самый трудный час, подвергая себя смертельной опасности, из официальных лиц там появились только патриарх сербский Павле и принц-престолонаследник Александр Карагеоргиевич.

Жить в Белграде стало очень трудно. Город и страна оказались в двойном кольце: Европа и Америка душили их своими требованиями, правящий режим — своими. Белград лихорадило от беспорядков и политических покушений, от тотального дефицита чего бы то ни было. Граждане желали перемен к лучшему, но шансов на новые выборы в ближайшее время не было. Изменился и сам характер города. На вопрос «как дела?» в ответ обычно звучало: «Вчера лучше, чем сегодня».

Будущее для Белграда перестало быть чем-то таким, что можно любить. А автор этих строк с тяжелым сердцем продолжал записывать его историю.

В самые тяжелые дни, перед бомбардировками и во время них, в огромном городском парке Калемегдан, который с высоты смотрит двумя своими башнями на две реки, произошли невероятные перемены. Нижний уровень парка, башня Якшича, построенная в XV веке, территория возле церкви Ружицы и ресторан «Калемегданская терраса» были отреставрированы, причем прекрасно, по инициативе владельца одного из ресторанов. Там были установлены красивые фонари, вымощен новыми плитками подход к башне, то есть старый Белград украшали и подновляли в то же самое время, когда его пытались разрушить с воздуха.

Вопреки ожиданиям и в мире, и в самой Югославии на выборах, назначенных Слободаном Милошевичем на сентябрь 2000 года, с огромным преимуществом победила коалиция девятнадцати партий «Демократическая оппозиция Сербии» (ДОС), ее кандидатом в президенты был доктор Воислав Коштуница. Все эти партии шли на выборы под лозунгом: «Если мы побеждаем, побеждают все». Накануне выборов ДОС и Воислава Коштуницу публично поддержали Сербская православная церковь и проживающий за рубежом его королевское высочество принц-престолонаследник Александр Карагеоргиевич, а также действующий в стране Совет короны.

Правящие партии не признали результаты выборов президента Югославии, что вызвало демонстрации протеста по всей стране. Однако демонстрации, проходившие по тем же причинам, что и в 1996-1997 годах, на этот раз имели несколько иную природу. Во-первых, руководила ими впервые по-настоящему сплотившая свои ряды оппозиция Сербии при поддержке группы финансовых и экономических специалистов Г17 ПЛУС. Во-вторых, на выборы пришло совсем новое, молодое поколение избирателей, объединенных движением «Отпор». Именно они больше других пострадали от полиции. Это они обклеили всю Сербию и весь Белград антимилошевичевскими плакатами, в частности его знаменитым портретом с надписью: «Ему конец!» Концепцию митингов ДОС, проходивших во многих городах Сербии, придумал драматург Душан Ковачевич, в свое время написавший сценарии к фильмам Эмира Кустурицы и Слободана Шияна. В эти дни Сербия стояла на пороге всеобщей забастовки. Со второго по пятое октября вся страна объединилась под лозунгом: «Все должно остановиться, чтобы Сербия сдвинулась с места». Решающую поддержку борьбе за перемены оказали шахтеры Колубары, которые, забаррикадировавшись в шахтах, бастовали днями и ночами.

После акций протеста во всех крупных городах Сербии пятого октября 2000 года ДОС и «Отпор» организовали демонстрации в Белграде. В тот день на улицы Белграда вышло около миллиона демонстрантов — и самих белградцев, и людей, приехавших из других городов, — чтобы довести дело до конца.

Перед Союзной скупщиной в Белграде полиция применила газ, но демонстранты ворвались в здание, над которым вскоре показался дым. Эту картинку объятого пламенем парламента передали все телевизионные компании мира. Одновременно из здания Радио и телевидения Сербии, которое в народе называли ТВ-Бастилией, по демонстрантам был открыт огонь, и тут же стоявший неподалеку экскаватор, немедленно превратившийся в легенду, проломил входную дверь, и полиция разбежалась. Огонь охватил здание РТС и ближайшего полицейского участка общины Старый город. В тот вечер экраны верных правящему режиму телевизионных станций одновременно залила чернота. Потом на экранах появились новые ведущие с сообщением о том, что выборы выиграны.

Наконец и армия вместе с полицией отказалась повиноваться бывшему президенту Слободану Милошевичу и почти целиком перешла на сторону выигравшего выборы кандидата в президенты Воислава Коштуницы и ДОСа. Милошевич перед телевизионными камерами признал свое поражение. В Белграде Сербия довела бескровную революцию до конца. В 1991 году распалась Югославия Иосипа Броз Тито, от нее отсоединились Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина и Македония. Белград превратился в столицу остатков былого государства, в границах которого теперь оставались только две республики — Сербия и Черногория. Главой этого государственного образования стал Слободан Милошевич. Период его правления стал самым тяжелым временем и для Сербии, и для Белграда.

Зимой 1996-1997 годов в Белграде и большинстве городов Сербии на протяжении трех месяцев проходили демонстрации, репортажи о которых передавались средствами массовой информации всего мира и которые повели за собой миллионы обычных граждан, укрепили студенческое движение и многие оппозиционные партии Сербии. После того как под действием этих демонстраций были признаны законными результаты региональных выборов в Белграде и других городах Сербии, бывший дворец Обреновичей впервые после 1945 года стал местом пребывания мэра, не принадлежащего к левым партиям. Этим человеком был Зоран Джинджич, председатель Демократической партии. Благодаря поддержке писателя и политика Вука Драшковича и Весны Пешич, номинированной на Нобелевскую премию мира, он вынес тяготы ежедневной кампании протеста, продолжавшейся несколько зимних месяцев. Новый мэр, недолго остававшийся на своем посту, приказал снять с фасада дворца пятиконечную звезду и отправить ее в музей, а на ее место вернуть двуглавого орла, на протяжении столетий символизировавшего сербскую государственность и монархию.

Свержение диктатуры Слободана Милошевича, выдававшего себя за представителя левых сил, ознаменовало начало демократизации страны. Вскоре Югославия была снова принята в многочисленные международные организации, в частности в ООН и Международный валютный фонд, были установлены дипломатические отношения с соседними странами и ведущими мировыми державами. Белградский аэропорт открылся для международного сообщения, в город начали прибывать дипломаты из Франции, Великобритании, Германии, Италии, США и других стран.

После нескольких десятилетий изгнания вернулся в Белград и принц-престолонаследник Александр Карагеоргиевич с принцессой Катариной, они поселились в старом дворце на Дедине. Двор распахнул двери для связи с обществом, а его гуманитарные и другие акции открыли новую страницу в жизни государства и города.

Было удивительно волнующе видеть, как на лица прохожих на улицах Белграда возвращаются улыбки. Здание Союзной скупщины быстро отремонтировали, и в ней продолжилась работа. На республиканских выборах в декабре 2000 года большинство снова набрала ДОС, а премьер-министром Сербии был избран Зоран Джинджич, председатель Демократической партии. Его кабинет был сформирован на заседании Республиканской скупщины в Белграде в конце января 2001 года. Душа Белграда, в который уже раз на протяжении его страшной истории, начала возрождаться из пепла.

Но работа по преодолению прошлого трудна и опасна. Двенадцатого марта 2003 года в центре города, на пороге министерства, Зоран Джинджич, один из самых успешных политиков новейшей сербской истории, был убит. Начались поиски убийц. Замедлился темп выхода страны из кризиса. Белград продолжал оставаться изолированным почти от всего мира: северная автострада, до границы с Венгрией, находилась в отвратительном состоянии; из-за бомбежек в конце XX века, от которых пострадали мосты, судоходство по рекам стало затруднительным. Да и местное речное сообщение на Саве и Дунае оставляло желать лучшего. Белград с давних пор отрезан от своих рек и берегов железной дорогой, поэтому вопрос благоустройства и полноценного использования красивейших уголков города так и остался неразрешенным.

10

Но некоторые районы Белграда поистине возродились, так что в нашей печальной истории есть и свои светлые страницы. Приведены в порядок парки, особенно впечатляет Калемегданская крепость; по ночам красиво освещаются мосты через Саву и некоторые здания на ее берегу. Очень разумно решен вопрос оплаты парковки в разных городских зонах, причем современным и технически простым способом — посредством мобильного телефона. В центре города восстановлен расширивший свои возможности Французский культурный центр, а также испанский Институт Сервантеса, который предлагает посетителям не только книги и выставки, но и фильмы, лекции, встречи с писателями. По-прежнему открыт «Русский дом», его работа не прекращалась, там состоялся и мой литературный вечер. Законченный недавно комплекс «Дельта-банка» в Новом Белграде замечателен в архитектурном отношении, кроме того, он окружен хорошо продуманным зеленым массивом, соединяющим его с двумя из трех лучших отелей города. На сегодняшний день такими по праву считаются «Интерконтиненталь» и «Хаят» в Новом Белграде и отель «Александр» на улице Короля Петра, торговой артерии старой части Белграда, соединяющей прибрежные районы Савы и Дуная. Реконструированы Югославский драматический театр, здание филармонии и Музей прикладного искусства, где регулярно проходят великолепные выставки. Музей современного искусства на Устье, благодаря прекрасно продуманным сериям временных выставок, стал настоящим окном в мир искусства. В Земуне, благодаря компании «Цептер», реконструирован театральный центр, который теперь функционирует как оперный театр «Мадленианум». В Белграде, благодаря усилиям Миры Траилович и Йована Чирилова, по-прежнему проводится БИТЕФ, всемирный фестиваль театральных инноваций. Город продолжает оставаться важным издательским центром, крупнейшим на Балканах.

В XXI веке в Белграде построены три современных спортивных центра. Это огромный спортивный дворец, рассчитанный не только на проведение различных спортивных состязаний, но и на всевозможные концерты, включая выступления рок-музыкантов. Недавно известный теннисист Ненад Джокович и члены его семьи перечислили деньги на строительство нового теннисного комплекса на берегу Дуная, и теперь здесь регулярно проходит крупный турнир «Белград-оупен». Город, давший в новом столетии двух звезд большого тенниса — Ану Иванович и Елену Янкович, ставших чемпионками мира, — заслужил этот прекрасный спортивный объект. И наконец, на самом выезде из Белграда в сторону Зренянина, в лесу, где по ночам поют соловьи, построено прекрасно оборудованное стрельбище «Ковилово», с площадками для занятий и другими видами спорта. Здесь же расположен и прекрасный отель с бассейном.

Хотя старая богемная часть Белграда, Скадарлия, существует до сих пор, ночная жизнь города переместилась в другие районы. Чем-то вроде современной версии Скадарлии стала так называемая Силиконовая долина — целый ряд модных кафе и ресторанов на улице Страхинича Бана, а также танцевальные клубы и рестораны на дебаркадерах вдоль берегов Савы и Дуная.

Белградская книжная ярмарка в последние годы популярна как никогда, в 2004 году ее ежедневно посещали до девяноста тысяч человек. Начали открываться частные средние школы, и некоторые из них, например гимназия имени Црнянского, действительно идут в ногу со временем, в котором сейчас живет мир; вслед за школами появляются и частные университеты.

Постмодернистская сербская литература возникала у нас на глазах, и благодаря переводам в разные уголки мира проникали книги Иво Андрича (Нобелевская премия по литературе, 1961), Милоша Црнянского, Меши Селимовича, Васко Попе, Миодрага Павловича, Данилы Киша, Миодрага Булатовича, Матии Бечковича и других авторов, которых лучше не перечислять, а читать. Некоторое время президентом Югославии был известный писатель Добрица Чосич. Из Белграда уехал в Соединенные Штаты и стал там одним из крупнейших американских поэтов Чарльз Симич, в 1990 году удостоенный Пулицеровской премии. В те дни, когда я писал «Хазарский словарь», в Белграде работали четыре поколения сербских писателей, а это придает каждому литератору необыкновенную витальность, позволяя увидеть, что и как меняется в мире литературы. Я помню Андрича, который жил поблизости от бывшего королевского дворца, застегнутого на все пуговицы в облегающий длинный дождевой плащ, и его любовь к сербскому символисту Воиславу Иличу; помню Црнянского, жившего неподалеку от ресторанчика Трандафиловича, стройного, словно он только что вышел из своего же хорошо известного стихотворения, в костюме, который в Лондоне ему сшила госпожа Вида, его супруга.

Белград до Второй мировой войны, когда он был почти полностью уничтожен немецкими бомбардировками 1941 года, запомнился мне чудесными кондитерскими венского типа и кинотеатрами, куда родители водили нас поесть чевапчичей, которые запивают шприцером, или сосисок с хреном, под пиво. Дело в том, что в те времена в кинотеатрах не было зала с рядами кресел, как сейчас, и зрители сидели в полумраке за столиками, как в кафе. Еще помню, что в той же школе, где преподавал мой отец, учителями были знаменитые поэты Момчило Настасиевич и Душан Матич, последний как-то раз пришел к нам домой на обед и принес книгу поэта-сюрреалиста Александра Вучо, несколько стихотворений из которой я помню по сей день...

Среди тех, кто на протяжении многих лет составлял хроники Белграда, были и самые крупные сербские писатели. К числу наиболее известного из того, что написано о городе, принадлежат тексты двух художников — воспоминания Александра Дерока и фельетоны и романы Момы Капора. Прославленный комедиограф Бранислав Нушич описал богемный Белград конца XIX века. Его бронзовый памятник стоит рядом с Национальным театром в Белграде и смотрит прямо на конную скульптуру князя Михаила, по инициативе которого этот театр был построен. Кафе «У коня», в свое время любимое место встреч людей моего поколения, обязано своим названием как раз этой самой статуе. Как-то раз, сидя там, я написал стихотворение «Эпитафия „У коня"».

Театр «У коня» и кафе «У коня»

Солому жуют. Они кумовья.

Сижу под шапкой усталых волос.

Волосы — это улей для слов.

Боюсь, ужалит какое меня

И княжеского ужалит коня.

Лунный камень в руке держу —

У меня там время в плену.

Время большое в камешке маленьком

Заперто в круглый минут хоровод,

Но однажды праздник придет,

День божественной благодати

И духовного потепления,

И тогда обгрызу свой гребень,

Ложку в воды Дуная брошу,

Лунный камень, как часики, выну,

Время пущу на ветер,

Часы промою водой,

А вам останутся улей

И конь.

Детский писатель Душко Радович, великолепный поэт и автор блестящих афоризмов, прославился серией радиопередач под названием «Белград, доброе утро!», именно этими словами он в течение десятка лет приветствовал по утрам жителей города. Драматурги Александр Попович и Любомир Симович, который к тому же был известным поэтом, во многом способствовали формированию художественной платформы самого популярного в свое время театра «Ателье 212». Белградский драматический театр вызвал большой интерес зрителей постановками пьес современных американских и французских авторов.

В Белграде имеют собственные дома и время от времени или постоянно живут такие звезды кинематографа, как Эмир Кустурица, Горан Паскалевич, Горан Маркович и Горан Брегович. Здесь, на Сеняке, проживает и Душан Ковачевич, знаменитый драматург и автор сценариев к культовым фильмам «Андеграунд» и «Кто это там поет», он руководит очень хорошим театром на Звездаре. В Белграде работают музыкальные группы «Балканика» и «Хазары». В 2002 году белградских театралов взволновал режиссер из Словении Томаж Пандур, со своей международной труппой и белградским театром «Ателье 212» поставивший «Хазарский словарь». Для этого внутри здания «Сава-центра» была сооружена башня с 365 креслами для зрителей, перед которыми на песке разыгрывалось действие романа и происходило превращение «воды во время и слова в плоть». В Белграде живут и знаменитые скрипачи Стефан Миленкович и Йован Колунджия, которые неподалеку от БИТЕФ-театра основали Центр изящных искусств «Гварнериус».

Центральная площадь Белграда называется Теразие. Там перед знаменитым отелем «Москва» находится самый старый в городе подземный переход. О нем я как-то написал стихотворение, которое стоит здесь поместить.

Эскалатор под Теразие —

Все заклеено рекламой бритвы.

Я представил такую картину:

По огромному лезвию фирмы «Жилетт»

Стремительно вниз скользишь

И пальцем чуть-чуть тормозишь.

На улице Князя Михайла

Я видел одну девицу —

На заду два сердца на джинсах

И слова: «Сюда, дорогой!»

Я почувствовал, как мой рот

Измазан был бы ее слюной.

Гуляя по Калемегдану,

Случайно заметил в траве

Проволоки обрывок

И ощутил неизбежное:

Вот на моем языке

Петля затянулась железная.

Магазин. На витрине книга,

Академии наук издание.

Я точно знаю, сомнений нет,

Что будет с книгой через пять лет.

А рядом со мной отвратительный тип,

И мне откуда-то знать дано

Сны, которые снятся ему,

Никому бы в голову не пришло

Такое кому разрешить наяву.

И тут я подумал сам о себе:

Пустой костюм гуляет по улице,

Хозяин его неизвестно где,

Пустая раковина от устрицы.

Где же он сам? Съели уже?

* * *

В литературной жизни Белграда в XXI веке произошло одно принципиальное изменение: здесь появились сразу несколько очень популярных писательниц. Их литература не похожа на «мужское письмо» коллег из лагеря «сильного пола», но она имеет своих читателей, притом весьма многочисленных. Надо сказать, что традиция «женского письма» в Белграде возникла не на пустом месте, ее основы заложили женщины-писательницы Даница Маркович, Исидора Секулич, Мирьям (чьи книги переживают сейчас настоящий бум благодаря экранизации на телевидении) и Десанка Максимович, а продолжили Светлана Велмар-Янкович и Вида Огненович, которая к тому же известна как театральный режиссер. Но я хотел бы упомянуть современных писательниц, ставших авторами бестселлеров, которые я сам читал с огромным удовольствием. Это Исидора Бьелица со своей серией любовных романов, Мирьяна Новакович и ее роман о вампирах в Белграде на заре XVIII века, авторы рассказов и романов Ясмина Михайлович и Любица Арсич. В одном ряду с ними стоят и авторы популярнейших романов Мария Йованович, Мирьяна Бобич-Мойсилович и Лиляна Хабьянович. Среди драматургов наиболее известна Биляна Срблянович, но ее, так же как и автора этих строк, гораздо охотнее ставят не в Сербии, а за ее пределами.

В последние годы было опубликовано несколько важных монографий о Белграде. В одной из них рассказывается о подземном городе (3. Л. Николич, В. Д. Голубович. Београд испод Београдааб. 2002), и становится понятно, что хотя Белград построен на хребте, его омывают глубокие подземные воды. Кроме того, можно отметить дополненное издание о торговой, хозяйственной и банковской жизни Белграда (М. М. Костип. Успон Београда / У избору О. Латинчип и Г. Гордип. 1994). Этот сборник биографий повторяет уже известные нам истории о пяти десятках известнейших финансовых деятелей старого Белграда и разнообразит повествование описаниями красивейших зданий, которые те построили здесь. Один из таких богачей, Лука Челович, основатель Белградской биржи, построил на савском склоне несколько прекрасных многоэтажных домов и завещал их Белградскому университету, о чем и сегодня свидетельствуют надписи на фасадах. В 2001 году была переиздана, тоже с дополнениями, еще одна важная для истории книга. Я имею в виду «Белград нашей молодости: 1918-1941» Димитрия Кнежева. Первое ее издание вышло в Чикаго в 1987 году. Известный журналист и эссеист Радован Попович опубликовал целый ряд бесценных книг с портретами самых известных белградских писателей, а в 1995 году вышла его книга «Литературная топография Белграда XX века». Особое место среди сокровищ подобного рода занимают две прекрасно иллюстрированные книги: «Белград, город тайн» (2004), подготовленная коллективом авторов, и «Путеводитель по Белграду» (2001) Любицы Чорович. Наряду с альбомами художественных фотографий, которые на протяжении десятилетий выпускал влюбленный в Белград сплитец Иво Этерович, они стали великолепными художественными подарками нашему городу.

На прекрасных иллюстрациях Белград выглядит красивее, чем в повседневной жизни, как если бы вы сначала взглянули на город с другого берега Савы, с пятого этажа отеля «Интерконтиненталь», а затем углубились в лабиринт его улиц. Оттуда, сверху, вечером перед вами засверкают прекрасно освещенные мосты, здание патриархии Сербской православной церкви и крупнейшие в городе храмы — Святого Савы и Святого Марка. Первый посвящен сербскому святому, поэту и принцу XIII века святому Саве, которого в миру звали Растко. Этим именем сейчас названа культурная программа в интернете. Во втором из этих двух храмов захоронены останки сербского императора и великого законодателя XIV века царя Душана. Оба они принадлежат к царскому роду Неманичей.

* * *

Белград — это один из самых древних городов мира, который чаще других подвергался разрушениям. Тот, кто узнал и полюбил этот город сегодня, знает и любит его вовсе не за то, что в нем можно увидеть или дотронуться рукой. От большей и, возможно, красивейшей части Белграда не осталось и следа, на нее мы уже никогда не сможем взглянуть, не сможем ее сфотографировать или прикоснуться к ней. Но истории принадлежит и другая, исчезнувшая часть, та, которая не поддается реконструкции, та, которая хранится не в окружающем нас мире, а в нашей душе.