Пролог

Для тех, кто жил в 2006 году, мы — совершенные люди далёкого будущего. Находясь в матрице своего времени и, зачастую, в плену различных догм, они считали нас, я думаю, некими высшими существами, едва ли не сверхлюдьми, которые придут им на смену. Впрочем, я, кажется, рискую получить внеюридическое воздаяние за неэтичное отношение к прошлому. Нельзя сказать, что наши предки все поголовно находились в плену догм. Ведь именно в 2006 году произошли события, в корне изменившие жизнестрой на земле и приведшие землян от скрытого рабовладения к поистине человечным отношениям. Изобретение Преображателя физиком Сергеем Громовым, устранившее, если так можно выразиться, оперативным путём ложь на земле, ускорило этот процесс и позволило предкам пройти ту точку невозврата, когда внеюридическое воздаяние за грехи и соблазны больше не грозит человечеству в целом.

Впрочем, я, кажется, сужаю рамки своих исследований прошлого. Ибо не только Преображатель Громова сыграл важнейшую роль в становлении человечного строя психики. Подобные заявления сколь не корректны, столь и не точны. Преображатель не был бы изобретён, если бы не было титанических усилий организации под странным названием «СМЕРШ-Мидасу» Название, заявленное через чёрточку, было словно адресовано некоему мифическому персонажу, однако деятельность этой очень закрытой организации была отнюдь не мифической. Начать с того, что её члены проводили стратегический анализ происходящих на земле событий и разрабатывали тактические действия. Также взяли на себя функции прогнозирования будущего и коррекции настоящего. До сей поры никто не знает имён, профессий и рода занятий этих титанов духа. Существуют лишь догадки о том, что эта тайная организация возникла в России в двадцатом веке, и что ядро её составляли учёные всех отраслей науки. И, вероятно, правильнее было бы назвать «СМЕРШ-Мидасу» не тайной организацией, а неким научным сообществом, которое, взаимодействуя через Интернет в режиме интеллектуального синхрофазотрона, соборно разработало новую Концепцию жизнеустройства на земле. Каким-то образом им удавалось воплощать в жизнь свои воззрения. Словно сам Бог им помогал. Даже так называемые олигархи не то чтобы прислушивались к их мнению, но учитывали его и невольно вносили коррективы в свои планы.

Неизвестным остаётся — входил ли в эту организацию избранный на рубеже тысячелетий Президент Владимир Путин. Слишком уж необычным правителем он оказался. Существовало даже мнение, что он осуществляет именно матричное управление, о чём правители иных держав имели весьма смутное представление. Народ же порою недоумевал: сам себя называет нанятым менеджером, а работает на износ, по его собственному выражению, «как раб на галере». Ведёт себя так, словно ответ ему держать не перед грешными людьми, а перед Богом. Не потому ли сразу и озвучил своё ноу-хау под кодовым названием «вертикаль власти»? Только ли приказы Верховного главнокомандующего одной из держав поступают по этой вертикали сверху вниз? Что, если и в самом деле существует некая нерукотворная антенна, так называемая «ось сверхсознания», которая улавливает информацию Свыше? И не о ней ли толковал бессмертный Кант, говоря о нравственном законе внутри нас?

После распада сверхдержавы, когда Россия летела над пропастью, она в неё не угодила! Чудесным образом обстоятельства вдруг изменились. Мировое сообщество как-то вдруг перестало воспринимать Россию как жалкий обломок распавшегося СССР, что привело к коренному перелому в многоходовой и точно просчитанной партии на Великой шахматной доске мирового соперничества.

Что же касается «СМЕРШ-Мидасу», то до сих пор неясно — принимались ли новые члены в эту организацию или же она была численно ограничена определённым количеством лиц. Вполне возможно, что связь через Интернет позволяла им привлекать всё новых и новых членов содружества, позволяя, таким образом, не только более успешно распространять информацию, но и расширять интеллектуальный ресурс.

Интересна сама причина возникновения научного сообщества под кодовым названием «СМЕРШ-Мидасу». Всё дело в том, что с некоторых пор позиции сторонников так называемой «теории заговора» стали крепнуть. Выпрыгнув из голливудского сценария, теория заговора всё более отчётливо проявлялась в реальной жизни. Стал разрастаться слух о существовании концепции «Золотого миллиарда». Якобы надгосударственные мировые элиты, обеспокоенные тем, что ресурсов планеты может не хватить на всё население, разработали стратегический план, по которому на земле останется один миллиард наиболее достойных граждан, продолжающих жить в роскоши. Еще один миллиард будет обслуживать их, а остальное население должно быть подвергнуто искусственному сокращению, как это делается с поголовьем скота, разросшегося в избыточных количествах. Поговаривали, что ядро так называемого «Золотого миллиарда» составляет секретная организация под названием «Мидас», названная так в честь фригийского царя, обращавшего в золото всё, к чему он прикасался. Вероятно, те, до кого дошёл этот слух, ещё долго бы сомневались в его правдивости, если бы не появившийся на сайте «СМЕРШ-Мидасу» достаточно серьёзный текст со следующим названием:

«ВВОДНОЕ ПОСОБИЕ ПО СОЦИАЛЬНОМУ ПРОГРАММИРОВАНИЮ»

Далее следовало пояснение:

«Нижеприведенный документ, датированный маем 1979 года, был найден в копировальной машине фирмы IBM, купленной на распродаже».

После чего шли надписи прямо-таки угрожающего характера, а именно:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

«Безмолвное Оружие для Безмолвной Войны»

«Operations Research Technical Manual TM-SW7905»

__________________________

Затем шло нечто вроде приглашения: «Добро пожаловать на борт»!

И небольшое примечание:

«Эта публикация знаменует 25 годовщину Третьей Мировой войны, также называемой «Безмолвной Войной». Она ведется с использованием субъективных средств биологической войны — «безмолвным оружием». Данное пособие содержит краткое описание этой войны, ее стратегий и используемых орудий».

После этого значилась дата создания документа и его порядковый номер:

«Май 1979 г. 74-1120»

И, наконец, следовал собственно текст, который здесь приводится в значительном сокращении:

«БЕЗОПАСНОСТЬ

Вопросы социального управления (social engineering) и автоматизации общества, т. е. технологий социального управления (безмолвного оружия) в масштабе страны или планеты невозможно обсуждать, не упоминая методов массового социального контроля и разрушения человеческих жизней, т. е. рабства и геноцида.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

Разработка безмолвного оружия производилась на основе Операционных исследований (Operations Research) — стратегической и тактической методологии, разработанной Военным Руководством (Military Management) Англии во время Второй Мировой войны. Вскоре стоящие у власти поняли, что те же методы можно использовать для полного контроля над обществом. Электронный компьютер, изобретенный в 1946 году Дж. Преспером Эккертом и Джоном В. Мочли, оказался вполне приемлемым для этой цели. Следующим прорывом была разработка симплексного метода линейного программирования в 1947 году математиком Джорджем Данцигом. Имея в своем распоряжении эти изобретения, верхушка власти надеялась обрести возможность управлять всем миром посредством нажатия кнопки. Тут вступил в игру Фонд Рокфеллера, начавший финансирование четырехгодичного Проекта экономических исследований в Гарвардском колледже, целью которого было изучение структуры американской экономики. Вслед за этим последовала встреча Элиты, на которой должна была определиться следующая стадия социальных исследований. Гарвардский проект оказался весьма плодотворным, судя по публикациям некоторых результатов в 1953 году, в которых была доказана работоспособность системы экономического (социального) управления обществом (Василий Леонтьев. Исследования структуры американской экономики. — Авторские права 1953, International Science Press Inc., White Plains, New York).

Безмолвная война была безмолвно объявлена Международной Элитой на встрече, состоявшейся в 1954 году. Несмотря на то, что система Безмолвной войны была разоблачена спустя тринадцать лет, развитие этого нового вида оружия всегда процветало.

ЭНЕРГИЯ

Энергия — это ключ ко всем видам деятельности на Земле. Общественные науки, теоретически проявляющиеся как экономика, занимаются изучением и управлением социальной энергией. Все науки — не более чем средство достичь какой-либо цели. Каждая наука подразумевает определенные знания. Конечной целью является управление. Остается лишь определить, кто же будет получать от этого выгоду.

В 1954 году этот вопрос стоял особо остро. Хотя и упоминалось о «моральном аспекте», все согласились, что, в соответствии с законом естественного отбора, индивидуумы, народ или планета, которые не используют свой разум, ничем не отличается от неразумных животных. Они по своей воле становятся жертвами, добычей, бифштексом на тарелочке. Исходя из этого, было решено начать Безмолвную войну против широкой публики в интересах будущего мирового порядка и спокойствия. Конечная цель этой борьбы — изъятие природной и социальной энергии (богатства) у недисциплинированного и безответственного большинства и передача ее в руки дисциплинированного, ответственного и достойного меньшинства. С целью внедрения этих планов было необходимо создать и обеспечить работоспособность нового вида оружия, которое представило собой настолько утонченный и изощренный класс оружия в том, что касается принципа действия и влияния на публику, что заслужило себе имя «безмолвного оружия».

Основная цель экономических исследований, которые проводятся мировыми банковскими магнатами заодно с магнатами индустрии товаров и услуг — создание полностью предсказуемой и управляемой экономической системы. Для этого социальные элементы низкого уровня должны быть полностью подконтрольны. Т. е. люди должны быть финансово несостоятельны и приучены к социальному ярму и долгосрочным обязательствам еще с раннего возраста. Чтобы достигнуть такого уровня покорности, семейная ячейка низкого социального уровня должна быть разрушена путем повышенной занятости родителей и введением учреждений по дневному уходу за детьми, «осиротевшими» по причине занятости их пап и мам. Образование, предоставляемое низшим социальным классам, должно быть наихудшего качества, чтобы пропасть невежества, разделяющая низшие классы от высших, была и оставалась чем-то неведомым для низов. Эта форма рабства крайне необходима для поддержания социального порядка, безмятежности и спокойствия господствующего класса.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ БЕЗМОЛВНОГО ОРУЖИЯ

Безмолвное оружие должно удовлетворять всем требованиям, предъявляемым к традиционным видам оружия, основное отличие состоит лишь в образе его действия.

Это оружие стреляет ситуациями вместо пуль; приводится в движение посредством систем обработки данных вместо химических реакций (взрыва); основывается на квантах данных вместо частичек пороха; производится при помощи компьютера вместо ружья; управляется программистами вместо снайперов; подчиняется приказам банковских магнатов вместо военного генерала. Тем не менее, оно всегда безошибочно производит «взрывы», причиняет безошибочные физические и психические поражения — безошибочно для искушенного наблюдателя, который знает, на что именно следует обращать внимание.

Широкая публика не способна воспринять воздействие этого оружия и, следовательно, не может поверить в то, что подвергается нападению и приведена к покорности с помощью этого оружия. Публика может инстинктивно ощущать, что что-то не в порядке, однако, учитывая специфику безмолвного оружия, люди не могут разумно обосновать свои ощущения или разумно разрешить возникающие проблемы. Они не знают где искать помощи и как можно сплотиться, чтобы оградить себя от его воздействия. Если систему безмолвного оружия вводить постепенно, то публика приспособится к его присутствию и научится терпеть вторжение в свою личную жизнь до тех пор, пока психологическое давление (оказанное экономическим путем) не станет слишком большим — в этом случае народ взбунтуется. Потому безмолвное оружие представляет собой разновидность биологического оружия. Оно поражает жизненную силу человека, его жизненный выбор и мобильность, истощает природные и социальные источники энергии, подрывает умственное, эмоциональное и физическое здоровье людей».

Вслед за этим загадочным текстом в открытом доступе стали появляться другие доселе засекреченные документы. Они свидетельствовали об одном: о том, что на земле по-прежнему, как и во времена египетских фараонов, процветает рабовладение, принявшее такие изощрённые формы, о которых и не догадывается эксплуатируемый раб, доведённый до уровня сознания, когда ему довольно «хлеба и зрелищ», чтобы приносить рабовладельцам миллиардные доходы.

Тогда-то и стало известно, что на земле существует тайный Орден миллиардеров под названием «Мидас». Члены этого Ордена, как уже говорилось, убеждены якобы в том, что только миллиард избранных, названных ими «Золотым миллиардом», может и должен остаться на земле, от остальных же «лишних ртов» следует избавиться. И чем скорее, тем лучше.

Тотчас же возник другой Орден, противостоящий «Мидасу». И назывался он, соответственно, «СМЕРШ-Мидасу». Это была ещё более закрытая организация. На её сайте и публиковались всё новые и новые разоблачительные документы.

«СМЕРШ-Мидасу» начал массированную разгерметизацию тайных знаний по управлению людьми. Однако, разработчики концепции «Золотого миллиарда» не дремали. Они готовили новый массированный удар по сознанию землян.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В салоне самолёта, кроме Сергея, были, естественно, другие пассажиры, но чувствовал он себя одиноким и брошенным. Те, другие, которых он мог видеть, сидели неподвижно и с какими-то отрешёнными лицами. Сергей бросил взгляд в иллюминатор и замер в ужасе — там не было обычной гряды облаков. Только чёрная мгла! И внезапно он понял, что их летательный аппарат движется в открытом космосе! Он с тревогой посмотрел на своих спутников, намереваясь их спросить — видят ли и они то же самое, знают ли что-нибудь о цели их полёта. Но не посмел обратиться ни к одному из них — так непроницаемо было выражение их лиц. То ли им было всё равно, куда лететь, то ли просто они все, как один, тупые и равнодушные люди. Полёт в неведомое продолжался, ужас в душе Сергея нарастал. Ему хотелось выпрыгнуть отсюда, как будто таким образом он мог вернуться на родную землю. Он понимал — надо терпеть. Но терпеть было невыносимо! Как же так? Ведь они могут лететь в этом холодном чёрном космосе до самой смерти! Надо же что-то делать! Но что?! И как пилоты себя чувствуют? Разве они не понимают, что сбились с курса? Когда тревога в нём достигла апогея, он вдруг заметил, что аппарат начал снижение. Внизу была планета. Значит, они не сбились с курса! Путь был долгим и мрачным, и не верилось, что он когда-нибудь закончится и что есть впереди цель, к которой они стремятся. Но вот они её достигли, и яркая цветущая планета встречает их, как дорогих гостей! Здесь был солнечный день в самом разгаре. Сергей увидел берег моря, покрытый сплошной зеленью. На траве, под деревьями, отдыхали люди. Они радостно махали прилетевшим. Многие катались в лёгких лодочках или просто купались в море. И они тоже весело приветствовали Сергея и его спутников. Он облегчённо вздохнул и… проснулся! В окно светило солнце.

— Вот это сон! — сказал он вслух.

Жаль, что некому рассказать его. Лиза бросила его без всяких объяснений.

Странно, но при воспоминании об этом настроение его не ухудшилось — магия сна продолжала действовать. Ведь прилетели же! И на какую изумительную планету! Какая там была яркая трава! Он помнил все её оттенки — от светло-зелёных, салатных бликов, до тёмной зелени в тени густых деревьев. А эти лодочки, скользившие по водной глади! Море такое синее, местами сине-зелёное, а кое-где голубоватое… Настоящее море, без всяких поправок на его нереальность. И люди в лодочках, на берегу, в воде…. Все, как один, такие радостные! Как будто у них праздник. Неужели такое возможно — чтобы все улыбались? «В нашей Ивери, — подумал он, — люди обычно хмурые. Да и в Москве, и в Питере. Всё больше озабоченные. Мысли заняты текущими делами или неразрешимыми проблемами».

Он потянулся, встал, лениво подвигал руками и понял, что делать зарядку он не будет. На кой ляд надрываться? Кому он нужен-то? Лиза ушла. Другие женщины его не волновали. А сохранять здоровье ради себя, любимого… Как глупо! Но тренированное тело требовало привычной нагрузки, и зарядку он всё-таки сделал. После каждого упражнения думал: «вот сейчас брошу». И… продолжал. А чтобы не поддаваться унынию, держал в памяти сон. Ведь он что-то да значил. Хотя бы то, что не вечно же будет продолжаться его депрессия. А, может быть, и Лиза вернётся. И всё будет, как было. Нет, как было уже, конечно же, не будет. Будет лучше! Он рассмеялся, отдышался и пошёл в душ.

Сергей Анатольевич Громов был физиком по образованию, но заметной карьеры не сделал. Неудовлетворённость своим статусом грызла его изнутри. Он мечтал о карьере учёного, но…. Не получилось. Всякий раз, когда судьба давала ему шанс, она преподносила ему также и некую мерзость в нагрузку. А именно — необходимость компромисса в самом его неприглядном значении. Подобного Громов не мог себе позволить. Компромисс в его понимании был ничем иным, как предательством. И не то, чтобы он был человеком неуживчивым, нет. А со стороны и вовсе казался добродушным и покладистым. Но когда дело доходило до того, чтобы закрыть глаза даже на мелкие грешки и махинации или же позволить начальству превысить свои полномочия — вот тут он становился непреклонен. А так как большие начальники обычно не ожидали найти в нём таких твёрдых убеждений и моральных устоев, то они всякий раз бывали искренне поражены и недвусмысленно заявляли о горячем желании немедленно расстаться с таким неумным подчинённым. Так Сергей Анатольевич Громов, подававший когда-то надежды учёный, к тридцати пяти годам оказался простым преподавателем физики в Иверской гимназии номер сорок один.

Сергей сварил кофе, сделал бутерброды с сыром, включил приёмник и уселся завтракать. Было начало десятого. Обычно в это время он уже стоял у классной доски, чертил диаграммы и писал формулы. Но сегодня, 18 мая 2006 года — счастливый день — у него не было ни одного урока! А скоро и вообще наступят долгожданные каникулы. И тогда он займётся настоящей работой. Сдует пыль с дневников и записных книжек, достанет из потайного шкафчика книги заветные, засядет за компьютер. И хлынут в его голову великие идеи, и придёт озарение. Вот только Лизы рядом не будет. Но ничего. Все великие учёные творили в полном уединении. Тут ведь малейший шорох, чей-то взгляд могут сбить с мысли.

Он сделал радио погромче. Шли какие-то литературные чтения. Хорошо поставленный мужской голос произносил текст, содержание которого показалось Сергею смутно знакомым. «Мы неслись в тёмных и неведомых пространствах. Я давно уже перестал видеть знакомые глазу созвездия»… И затем: «Мы быстро приближались к планете. Она росла в глазах моих, я уже различал океан, очертания Европы, и вдруг странное чувство какой-то великой, святой ревности возгорелось в сердце моём: как может быть подобное повторение и для чего? Я люблю, я могу любить лишь ту землю, которую я оставил»…

— Ничего себе! — воскликнул вслух Сергей, — да он же пересказывает мой сегодняшний сон!

Он даже привстал и внимательно вслушался. Точно! Просто-напросто снова увидел все эти картинки в мельчайших подробностях! Голос актёра из динамика описывал даже испытанные им во сне чувства!

«О, всё было точно так же, как у нас, но, казалось, всюду сияло каким-то праздником и великим, святым и достигнутым, наконец, торжеством. Ласковое изумрудное море тихо плескало о берега и лобызало их с любовью явной, видимой, почти сознательной»….

— Да кто же автор этого моего сна? — поражался Сергей, — ведь он пересказывает его совершенно точно до мельчайших подробностей.

Персонаж радиопостановки понял, что он попал в настоящий рай. «Это была земля, не осквернённая грехопадением». Он встретил и людей, которые, как и во сне Сергея, все улыбались, были счастливы. Но сам-то он на этом месте проснулся, а здесь рассказ продолжился. «Они указывали мне на деревья свои, и я не мог понять той степени любви, с которой они смотрели на них… Так смотрели они и на всю природу… У них была любовь и рождались дети, но никогда я не замечал в них порывов того жестокого сладострастия, которое постигает почти всех на нашей земле»…

— Жестокого сладострастия… — повторил вслух Сергей.

А ведь это «жестокое сладострастие» и есть тот самый первый элемент во взаимоотношениях людей, который многое определяет в нашей жизни. И, слава Богу, он никогда по отношению к Лизе не испытывал этого «жестокого сладострастия». Только нежность. Безграничную нежность. Но не всегда он проявлял её. Чаще прятал и замыкался в себе. Да, он не был открытым с женой. Часто ловил на себе её недоумённый взгляд, когда, желая приласкаться, она не находила в нём ответа. А он боялся потерять свою мужскую суровость… Чего греха таить — ему хотелось, чтобы жена слегка робела перед ним. Это льстило его самолюбию. Некая отстранённость помогала соблюсти дистанцию в отношениях между мужчиной и женщиной…

Радиопередача продолжалась. Сергей, очнувшись от своих мыслей, вдруг услышал: «Да, да, кончилось тем, что я развратил их всех! Сон пролетел сквозь тысячелетия и оставил во мне лишь ощущение целого. Знаю только, что причиной грехопадения был я. Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и познали красоту лжи. О, это может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры…. Но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие и породило ревность, ревность — жестокость… Скоро, очень скоро брызнула первая кровь».

Сергей прослушал до конца радиопередачу и узнал, что автором фантастического рассказа под названием «Сон смешного человека» был Фёдор Михайлович Достоевский.

Сергей был абсолютно уверен в том, что Достоевский в своё время увидел тот же самый сон, что и сам он прошедшей ночью, но почему-то, записав его, дополнил таким омерзительным продолжением, словно стыдился быть счастливым, и не смел надеяться, что полёт в холодном чёрном космосе на корабле по имени «земля» имеет смысл и цель… Или же просто было другое время? Как сказал Пушкин: «Я вышел рано, до звезды». Как там ещё? «Паситесь, мирные народы»… А дальше строка ещё страшнее: «К чему стадам дары свободы»?! Вот объяснение! Вот почему так мрачен был взгляд Достоевского на действительность! Только человек, преисполненный отчаяния мог написать такой рассказ, в котором нет ни веры, ни христианского смирения. Напротив! Это протест против собственной покорности обстоятельствам. Не мог он быть в стаде, которому дары свободы безразличны. Но и свободу понимал только как преступление. Оттого и такая сумятица в головах рождённых им образов. Тут не пресловутая «загадка русской души». Просто — он «вышел рано, до звезды».

Но какое же совпадение! Чтобы человек через сто с лишним лет увидел тот же самый сон! Главное, что об этом ведь даже рассказать нельзя — никто не поверит! Только он один знает, что в самом деле видел сон, который до него сто с лишним лет назад видел писатель Достоевский!..

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Взволнованный Сергей прошёл из кухни в комнату, затем обратно, потом кинулся к компьютеру, включил его и, сам не зная почему, напечатал в окне поиска совершенно несуразную вещь: «Сон Достоевского — мой сон». Самое удивительное, что поиск весьма успешно завершился, и он попал на сайт из одной-единственной страницы с многообещающим названием: «Инсайдер. Откровения члена Элитной Семьи».

Текст гласил:

«Что-то необычное произошло на форуме godlikeproductions. com за нескольких дней и это привело в возбуждение определенные участки Интернета.

Некто, называющий себя «Инсайдер» (инсайдер — член какой-либо группы людей, имеющей доступ к информации, недоступной широкой публике), утверждал, что он принадлежит родовой линии, которая правит миром, и обещал ответить на любые вопросы. Поначалу это выглядело как очередное надувательство в Интернет, на некоторые нехитрые вопросы были даны простые ответы, но потом все стало круто изменяться.

Ответы, которые начал давать этот человек на последующие вопросы, показали глубокое понимание философии, истории, метафизики, религии, магии, политики и более того. Эти ответы были очень оригинальными и подробными, а некоторые заставляли задуматься.

Удивительно то, что Инсайдер отвечал на вопросы за очень короткий промежуток времени. Темы вопросов были самыми разнообразными, а ответы, когда подробные, а когда просто эпические появлялись буквально через несколько минут. Как это возможно? Копирование текста из Интернет? Я тщательно проверил и не смог найти предложений, которые использовал Инсайдер в своих ответах. Как кто-то заметил, это было за пределами возможностей обычных людей.

Некоторые люди были огорчены, других это наоборот привлекало, а в итоге это привело к диалогу, в котором так много открылось, что теперь это можно изучать годами. Сложно в это поверить? Читайте дальше.

24/09/2005

Инсайдер:

Я член Элитной Семьи, которого вы презираете… Задавайте мне вопросы, и я на них кратко отвечу.

Почему?

Потому что я могу.

Вопрос: Что такое «Элитная Семья»?

Ответ: Такое название используется большинством.

Семьи, которые в течение очень продолжительного времени управляют теми, кто не принадлежит этим семьям по крови.

В: Каковы ваши религиозные убеждения?

О: Религии созданы «нами».

Религии, которые популярны сейчас, это как раз те, которые находятся под полным контролем.

Я не могу подробно говорить об этом, но Христианство/Иудаизм/Ислам/Буддизм слегка на ложном пути, скажем так.

Существует сердцевина истины, но она утопает в море извращений. Наши верования не имеют значения, но это связано со служением Божественному Закону, который ниспослан нам.

В: Как насчет мировой экономики?

О: Приверженцы теории заговора правы в том, что мировая экономика базируется на деньгах, которых нет, никогда не было и не будет.

Те, кто владеют банками, также владеют СМИ и политиками, так что всё может быть представлено для вас таким образом, чтобы вы верили в то, что требуется им.

В: И что же «элитная» семья делает такого, за что любой может ее обоснованно «презирать»? «Дабья» (прозвище президента Джорджа Уокера Буша; от техасского произношения буквы W в инициалах), это ты?

О: Чтобы раз и навсегда внести ясность в этот вопрос. Буши не принадлежат к родовым семьям на самом деле они принадлежат к вашему виду и являются теми, кто хочет, чтобы вы, люди, им поклонялись. Резюмирую снова, те, чьи лица и имена вы знаете, не принадлежат непосредственно к родовым семьям. Они не являются композиторами и дирижерами, они всего лишь играют на флейте так, как им скажут. Все эти Буши, Клинтоны, Шароны, Арафаты, Гитлеры, Далай-ламы, Манделы, Блэры, Горы, Чавесы, Ганди, Кеннеди, Ленноны, Диланы, Эйнштейны, Микеланджело, папы, цезари, Аристотели, Геродоты, Ахенатоны просто играют/ играли свою роль так, как им говорят/говорили. Эти люди, которые любят получать от вас признание и восхваление, не могли бы даже находиться в одном помещении с некоторыми из тех людей, к которыми отношусь я.

В: Является ли Земля тюрьмой?

О: Да и даже хуже, чем тюрьма. Те, кто думает по другому, никогда не вырвутся на свободу.

В: Был ли Яхве внеземным существом? Или он был плодом фантазии евреев, населявших Палестину во времена греческого правления?

О: Если имя какого-либо божества общедоступно, это означает, что это существо придумано. Яхве представлял эпоху, когда массовый контроль обретал свою форму.

В: Не думаете ли вы, инсайдер, что битва, идущая в настоящее время, имеет две стадии. Сейчас она идет на эфирном уровне. А через тысячу лет она будет идти на астральном уровне, когда все Его люди оставят свои физические тела и ДОСТИГНУТ ВЫСШИХ ФОРМ ЖИЗНИ, СЛЕДУЮЩИЙ ЭТАП БУДЕТ АСТРАЛЬНЫМ. Тогда весь спектакль начнется снова с другими актерами.

О: Вы путаете некоторые вещи. Существует лишь одна битва, и она идет сейчас, здесь, на этой планете, на уровне личности…. и только вы в ней участвуете. Нет никакого врага, которого вы могли бы атаковать, за исключением вас самого. Если вы атакуете что-то еще, то вы тратите драгоценную энергию и потерпите поражение. Если вы добьетесь успеха, то битва закончится.

9/26/2005

Заявление инсайдера:

ЗАМЕЧАНИЕ: я являюсь инсайдером, АС 13, доверенное лицо, услугами которого я пользовался ранее, исчезло. Поэтому я использую другое доверенное лицо с другим идентификационным кодом.

Заявление инсайдера:

Снова инсайдер /АС 13, использую еще одно доверенное лицо… последнее доверенное лицо также исчезло сразу же после появления поста. Мне становится все труднее входить на этот форум и оставаться на нем, но я буду продолжать пока будет возможность.

В: Верите ли вы в закон равновесия и карму, позволяющую душе быть царем в одной жизни и нищим в следующей?

О: Когда говорят о реинкарнации (перевоплощении в нечто противоположное вашей прежней жизни), то здесь не существует универсального закона, который устанавливал бы, что должно в итоге произойти. Реинкарнация существует, но если вы выполнили свою задачу, то реинкарнации нет, нет необходимости проходить все уровни жизни на Земле, поскольку это прохождение, в основном бесцельно.

В: Что такое Божественный Закон, о котором вы говорите?

О: Божественный Закон является проявлением воли Верховного Существа, которое не только создает все сущее в этой вселенной, но также поддерживает его, питает, балансирует, наполняет энергией и обновляет. Оно также правит иными мирами, включая и тот мир, к которому вы изначально принадлежите.

9/27/2005

В: …а если эти существа — ЛЮЦИФЕРЫ?

О: Если бы меня вело «злонамеренное» существо, я не говорил бы так, как я говорю с вами. Человек, ведомый «злонамеренными» силами, не может произносить/писать определенные слова и фразы без того, чтобы они на него не повлияли. Если лицам, ведомым такими силами, случается слышать/читать определенные вещи, они начинают проявлять излишнюю агрессивность/признаки безумия (примеры можно найти в обсуждении данной темы). Вот признаки присутствия «злонамеренных» существ: всякий раз, когда вы сквернословите, говорите негативно, замышляете недоброе, приходите в буйство, лжете, поддерживаете идею убийства, приходите в сексуальное возбуждение, испытываете страх, завидуете, даже громко смеетесь, становитесь излишне веселыми (в общем, испытываете все, что связано с эмоциями/страстями/желаниями), они появляются возле вас… одно, два, три или более. «Злонамеренные» существа принадлежат этому миру, это их дом. Вы не можете их ненавидеть, потому что они выполняют свою задачу, свой долг, и все это связано с вашим поведением…. поймите, что их действия это реакция на нарушение вами Закона. Они никогда не провоцируют вас на такие нарушения. Если вы все же ненавидите их, то вы не замечаете важную часть реальности… их необходимо в какой-то мере уважать. Это также покажет, что вы осведомлены о них, и этот факт будет учтен. Я пишу «злонамеренные» в кавычках, поскольку они не злонамеренны, они только представляются вам таковыми через восприятие, которые вы себе создали. Люди являются нарушителями закона, которые играют роль жертвы.

В: «Те, кто находится выше, делают это посредством вещей, которые являются предметом вашего ежедневного потребления». Хотелось бы узнать, что вы об этом знаете.

О: Я не знаю вас лично, но я уже знаю, что я не ем и не пью 90 % из того, что вы ежедневно потребляете. Вы — не то, что вы едите, но то, что вы едите, управляет тем, как вы себя чувствуете, тем, как реагирует ваше тело. Через ваше невежество и лень вы вредите себе.

Это только одна часть манипуляции, они используются в сочетании с шестью другими методами управления вашей повседневной жизнью. Если вы сможете «удалить» некоторые из них из вашей жизни или уменьшить степень их воздействия, то их действие резко ослабнет, но это не прибавит вам самоосознания. Эти методы используются, чтобы истощить вас, снизить качество вашей жизни. Они взаимосвязаны друг с другом.

Методы, о которых я говорю, таковы:

1. Продукты питания и напитки.

2. Лекарства, «здравоохранение» (включая прием витаминов).

3. Электрические волны (включая ПК и сотовые телефоны, домашнюю электропроводку, все, что имеет внутри микросхемы).

4. Средства массовой информации, будь то ТВ-радио-газеты-журналы-Интернет (это наиболее очевидный метод и, тем не менее, самый порабощающий).

5. Музыка, звуки (это иной метод, нежели СМИ, используемый иным образом, но большей частью через СМИ).

6. Загрязнение воздуха.

7. Система образования (включая известную литературу, которая по большей части искажена, будь то история, психология, метапсихология, «философия», искусство, наука, поэзия, религия, даже сказки, рассказываемые детям). Политики используют эти методы, чтобы бомбардировать вас с их помощью, и следят за тем, чтобы они всегда действовали.

Правило состоит в следующем:

Если что продвигается/восхваляется/встречается аплодисментами/получает шумное одобрение/предлагается бесплатно, будьте очень осторожны. Будь то пищевые продукты, лекарства, последние технические новинки, «художник», политик, музыкант, книга, спектакль, напиток и т. д. Некоторые из этих, якобы, «выдержавших испытание временем» произведений, специально «оркестрованы» по какой-либо причине. Проблема состоит в том, что если быть слишком осторожным, можно пропустить некоторые драгоценные вещи, которые кое-кто сознательно вставил в промежутках между инструментами, предназначенными для манипуляции. Существует несколько других методов (общества/культы/секты, люди, контролирующие друг друга и т. д.), но вышеупомянутые шесть методов являются основными и внедряются со времен Французской «Революции».

Воздержание: сознательная форма самоограничения, основанная на самопознании с целью достижения внутреннего порядка Души (которая есть невидимый вы в целом, Душа — это не часть вас, вы — единое). Ограничение эмоций/желаний/страстей/энергий означает не отсечение их (что может вам навредить, будьте осторожны), но канализацию для работы в направлении высших целей, после того как они будут мягко укрощены. Да, все это приводит к жизни трезвой и одновременно более простой, наполненной дарами, поскольку вы становитесь полным хозяином самому себе, вместо того, чтобы находиться под диктатом эмоций/желаний/страстей. Одновременно с этим процессом вы будете очищать себя и будете готовы к тому, чтобы быть просвещенным Вселенским Разумом. Будьте как можно более подобны тому с чем вы хотите соединиться.

В: На сей раз у меня единственный вопрос: действительно ли ЭТО просто?

О: Истина желает, чтобы вы о ней узнали, в этом Ее главная цель, она приглашает вас к себе каждое мгновение вашей жизни, поэтому, чтобы быть понятой вами, Она по Необходимости должна быть простой и иметь очевидную связь с Провидением, Она «у вас перед глазами»…

В: Грядут ли какие-либо масштабные события, которые вызовут прорыв в массовом сознании и/или заставят по-новому определить, что есть жизнь и как ее прожить?

О: Нет, ничего подобного. Ваши обязанности по отношению к Единому и самому себе не изменятся, что бы ни произошло. Не тратьте свою энергию, ожидая событий и пребывая в изначальном и неодушевленном состоянии — ваше топтание на месте только продлится. Могу добавить следующее, хотя это, возможно, прозвучит как противоречие тому, о чем я говорил, но прочтите внимательно: когда массы заставляют поверить во что-то негативное, они могут создать то, чего они сами не желали, например, именно так работает идея «нового мирового порядка», как вы, люди, это называете.

В: Является ли ваш Бог Самодостаточным?

О: Я объяснил, почему слово «бог» не используется, поскольку в значении этого слова скрыты ловушки. Единый является Самодостаточным, Чистым, Благим и поистине Тем, кто творит Благо.

Души облечены в тела, мы находимся на этом материальном/ физическом плане и испытываем на себе действие его низких частот как реальность, хотя мы можем воспарить над ней и войти в контакт с высшими сферами. Расскажу об этом вкратце: вы не находитесь в своем теле, но охватываете/объемлете его, присутствуя в другом невидимом теле, которое состоит из элементов, подобных Душе (которая и есть вы), и, все же, это невидимое тело связано запутанными нитями с физическим планом (это очень важно понять) и соединяется с видимым телом посредством энергий, передаваемых невидимым телом в мозг, сердце и области в позвоночнике, следовательно, мы (как Души) можем управлять телом и его функциями, что позволяет нам постигать на опыте этот мир. Души имеют двойственную природу, то есть, вы находитесь и где-то еще, ожидая объединения в ином мире.

Высшим Существам не нужно ничего от нас в нашей нынешней форме, но это способ передать Ему, что вы знаете о Нем. Вам необходимо признание, которое Он может вам даровать.

Божество может сделать одного человека во всех отношениях сильнее, чем все люди в совокупности.

Заявление Инсайдера:

Это будет мое последнее сообщение, конец. Это сделано в соответствии с Божественным Законом, который выше моей семьи или кого-либо еще на земле и за ее пределами. Меньшинство передает это далее по приказу Высших Существ, поймите это. Стало известно, что в отношении меня совершено два нежелательных шага. Я оставался бы дольше, впрочем, удалось осветить большую часть вопросов. Я отвечал в той мере, в какой мне было позволено это делать, используя, по возможности, наиболее простой способ изложения. Я должен был писать быстро не случайно. Если сделаете свой выбор: Благодарите ежедневно Благого Единого, в котором всё имеет свое начало Бытия, за то, что Божественный Закон предоставляет вам шанс вернуться в первоначальное состояние, в мир, которому вы на самом деле принадлежите, за то, что Его сила Необходимости вносит оправданные поправки, действие которых вы испытываете на себе ежедневно. Возносите хвалу Высшим Существам, которые действуют в соответствии с Божественным Законом Единого, которые являются проявлениями/эманациями Единого, за то, что они обеспечивают средства для Жизни во всех областях, поддерживают их и предоставляют эти средства для вашего блага, ведут вас к освобождению и далее. Обращаясь к Божеству (прочтите снова) следите за тем, чтобы четко выражать свои мысли, не требуйте, не рассказывайте, не просите, не приказывайте, не предлагайте, не спрашивайте… всё это отвратительно, просто сформулируйте и выполняйте свою обязанность. Старайтесь понять вопросы, которые я поднял, отвечая вам, я сказал больше, чем вы прочитали, передайте это дальше. Возвращайтесь.

После этого Инсайдер исчез. Итог составил: 4 дня, 660 постов, 20,000+ позднейших посещений, и при всем этом его не удалось «засечь». Эта тема глубоко затронула многих людей, что было заметно по постам, на которые Инсайдер изредка отвечал, и поэтому они остались в его ответах. Инсайдер был равнодушен к комплиментам, похвалам, благодарностям, оскорблениям, ненависти, страху. Обычный человек стал бы возражать, но Инсайдер был сосредоточен не на том, чтобы спорить, а на том, чтобы выдать как можно больше информации. Был ли он на самом деле Инсайдером? Может быть это был розыгрыш? Но зачем уходить всего через несколько дней, когда цель обманщика всегда в том, чтобы привлечь внимание или ввести в заблуждение, растягивая это на недели, месяцы и далее, как это делают другие? Как сказал бы Инсайдер, 'решайте сами'. Адрес темы, где все это произошло, следующий:

http://www.godlikeproductions.com/bbs/message.php?page=23&topic=3 &message= 161085&mpage= 1 &showdate=9/24/05

*He охраняется авторскими правами, разрешается распространять это любым способом, не меняя ничего в тексте*

— Да что же это такое, — говорил сам с собой Сергей, расхаживая по квартире, — что же это за день такой? Точнее, утро. Я что — сошёл с ума? Всё это кажется мне?

Он подошёл к зеркалу в комнате. Оттуда на него смотрело его собственное встревоженное лицо. С отражением было всё чётко, всё понятно. Как был похож немного, совсем чуть-чуть, самую малость, на Президента Путина — так и остался на него похож. Ещё немножечко на Пушкина. Но там бакенбарды сбивали общую конфигурацию. Иначе точно был бы ну очень похож. Но это так, реплика в сторону. А главное — что происходит с ним здесь и сейчас?! Это что же за сны такие? Которые один в один со снами великих наших классиков? И что за странные инсайдеры из правящих семей? Выходит, нами правда втихую правит неизвестно кто?

Необычное утро. Странное утро. Мистическое утро.

Сергей встряхнул головой и пробормотал сквозь зубы:

— Такого в моей жизни ещё не было!

Знал бы он, что впереди его ждёт…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сергей торопливо оделся, схватил свой чёрный чемоданчик с учебниками и прочими бумагами, сунул в карман куртки кошелёк и вышел на улицу.

Он жил в небольшой двухкомнатной квартире в одном из трёхэтажных особнячков, построенных ещё при Екатерине, на набережной Степана Разина. Отсюда до его гимназии было, как минимум, кварталов шесть, которые преподаватель физики Сергей Анатольевич Громов преодолевал бодрым шагом за довольно короткое время. Но сегодня он мог не торопиться. Уроков нет, а навести кое-какой порядок в физическом кабинете, откорректировать план работы — это всегда успеется. Тем не менее, первые несколько метров он буквально летел вперёд. И лишь потом перешёл на шаг.

День начинался странно, даже пугающе странно. Но было в этом и предзнаменование каких-то радостных событий, нового поворота в жизни. И… вдруг этот Инсайдер и вправду существует? Вдруг он и в самом деле открыл знания, недоступные широкой публике? Вопрос только в том, как к ним отнестись. В этих ответах сломаны все стереотипы. Поверить Инсайдеру — значит заставить себя не просто жить иначе, а и мыслить иначе. Всё с ног на голову. Весь жизненный уклад, все устои и верования, оказывается, должны быть пересмотрены. А, впрочем, почему? — одёрнул себя физик, — жил же я до сих пор и прекрасно себя чувствовал. Почему обязательно нужно всё менять? Да и невозможно это. То есть отдельно взятая личность, конечно, может всё кардинально поменять. Но в целом — то жизнь на земле от этого не изменится!

— Пока буду считать, что это просто Интернет розыгрыш и никакого Инсайдера в природе не существует, — решил он, — а дальше видно будет.

Настроение его заметно улучшилось. К тому же он вспомнил сон. Чудесный сон с таким прекраснейшим финалом. И рассказ Достоевского… Нет, воистину — день предстоит волшебный. А, может и не только день, а и вся будущая жизнь? Сергей невольно улыбнулся и огляделся вокруг. Было прохладно, но светило солнце, и прохожие явно приободрились в преддверии долгожданного лета.

«Как-то там Лиза? — подумал Сергей, огибая здание городской администрации и выходя на площадь Ленина, — наверное, уже в своём архиве. Сидит за пыльными фолиантами и света белого не видит, бедная. Как бы узнать, чем я не угодил ей? Что я сделал не так?»

Тут он споткнулся о бордюр, едва не выронив при этом свой «дипломат». Когда же поднял голову, то прямо перед собой увидел не памятник Ленину, который ещё вчера возвышался перед зданием мэрии, а невероятных размеров плазменный экран на толстой металлической ноге. Перед экраном стояла небольшая толпа человек из десяти и молча разглядывала это невиданное доселе в Ивери чудо. Громов, бывая в Москве, видел, конечно, уличные мониторы, но те были значительно меньше. А этот… Сергей обошёл его вокруг, задрав голову и внимательно обозревая каждую мелочь. Этот мега-монитор был явно импортного производства. Внизу шла надпись по-английски: «Midas». Звучная марка, ничего не скажешь. Кто же презентовал этого монстра столице Иверской губернии? В местном бюджете не имелось таких средств, чтобы на площадях устанавливать гигантские плазменные экраны. Интересно, какой канал будет вещать по нему?

Поразмышляв об этом, Сергей двинулся дальше. На ум опять пришла жена. Бедная Лиза! Он стал в который раз прокручивать события последних дней перед её уходом. Вернувшись однажды домой из гимназии, он обнаружил, что вещей её нет. А на столе лежит записка: «Я поживу в доме родителей. Не тревожь меня. Лиза». Он так обиделся и возмутился, что и не стал «тревожить». Но что-то же заставило её поступить таким образом?! И это что-то кроется в нём самом, в его неправильных поступках, о которых она не посчитала нужным сообщить ему. А вдруг у неё другой мужчина? Эта мысль, разумеется, первой пришла ему в голову. И он даже следил за женой! Просто ничего не мог с собой поделать. Было стыдно, противно, но ещё более унизительным казалось придти к ней и прямо спросить, в чём причина. Коль скоро написала: «не тревожь», стало быть, нечего и лезть с выяснением отношений. Да и не достойно это настоящего мужчины. А следить за женой — достойно? Он задавал себе этот вопрос и тут же отвечал на него: надо же понять причину столь неожиданного разрыва. Несколько вечеров подряд он тайно провожал её от архива до дома, а потом взял себя в руки и решил молча терпеливо ждать. Либо она вернётся, либо на развод подаст. Вот тогда всё и прояснится. А нынче ему приснился странный сон… Может быть, знак судьбы? Но как его растолковать, как раскодировать эту информацию?!

На этом месте мысли Громова были вдруг прерваны каким-то новым впечатлением. И он не сразу даже понял — каким именно. Сергей замер, тряхнул головой и внимательно огляделся. Ну да, конечно! Не мог он, даже глубоко задумавшись, пройти мимо такого чуда — лимузина с открытой дверцей! Это был самый настоящий лимузин типа «Линкольн»! И как он только оказался на улицах Ивери? В технике Сергей отлично разбирался, и с давних пор мечтал хоть полчаса посидеть за рулём лимузина. Виной тому были голливудские киноленты, занесённые в страну заморским ветром. И хотя Сергей уже давно перешагнул тридцатилетний рубеж, в душе он оставался всё тем же восторженным юношей, каким был когда-то. А потому взял — и заглянул в салон роскошнейшей машины. Кого он там надеялся увидеть? Мэрилин Монро в расцвете её губительной красоты?

— У вас красивая машина, — произнёс он, увидев человека на заднем сидении.

— Повтори, — потребовал тот.

— Я говорю, красивый лимузин.

— Вот так и говори. Пароль должен быть точным.

— Пароль?!

— Пароль.

— Понятно. Пароль — ответ.

Громов не понял ничего — при чём тут пароль какой-то, но поддакнул, поскольку не знал привычек владельцев лимузинов.

— Ответ: да, у нас мягкая посадка.

— В смысле, сидения? — недоумённо переспросил Сергей.

— Вот молодец. Бдительность — прежде всего. Повторяю ответ: да, у нас мягкие сидения. Я проверял тебя. Ну, давай.

Незнакомец в машине привстал и протянул руку к чёрному чемоданчику Сергея.

— Вы меня грабите?! — дрогнувшим от возмущения голосом воскликнул тот.

— Побойся Бога! — произнёс незнакомец с обидой, — я же тебе сдаю такую информацию, которой нет ни у кого на всём земном шарике! Ты чего, не врубаешься, что ли? Притом, буквально за гроши!

На незнакомце был прекраснейший костюм и отличные чёрные туфли, блестевшие в полумраке салона. На мизинце имелась золотая печатка. А на сидении с ним рядом лежал такой же «кейс», как и в руках Сергея, только новый. Громов вдруг осознал, что его принимают за кого-то другого, и открыл, было, рот, чтобы признаться в этом. Но незнакомец дёрнул чемоданчик из его рук, сунул взамен ему свой, захлопнул дверцу, и лимузин рванул с места на огромной скорости.

Но не промчался он и нескольких сот метров, как раздался чудовищный взрыв. Лимузин подняло в воздух, крутануло, и он исчез в языках пламени и клубах дыма.

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Григорий Семёнович Буранский, артист Иверского драмтеатра, ходил по сцене и, заламывая руки, декламировал текст своей роли. Декламация тут была уместна и необходима — пьеса имела стихотворную форму. Хотя и не рифмованную. Подбирать рифмы Гоша не умел. Но пьесу всё же написал. Белым стихом, напоминающим древнегреческий гекзаметр. Сам написал и сам поставил. И все роли сыграл тоже сам. Впрочем, роль там, по существу, была одна — роль князя Михаила Ярославича Иверского, управлявшего некогда иверским княжеством и убитого в Золотой орде. Прочие персонажи внимания почти не удостоились. Гоша упоминал о них впроброс и прозой, хотя с тем же подвыванием, что и стихами. Сегодня вечером он должен был играть ответственный спектакль перед особо важными персонами, потому и назначил себе с утра генеральный прогон. В зале томились реквизиторы и костюмеры, которых он попросил присутствовать на репетиции, чтобы, как сам он выразился, «чувствовать дыхание зала». Дыхание было тяжёлым и прерывистым. Зал едва не стонал от повисшей в нём гнетущей скуки. Две девочки-реквизиторши, одна парикмахерша и три костюмерши ёрзали в креслах и зевали во весь рот.

Внезапно эту отнюдь не идиллическую картину нарушил страшный грохот, от которого, как показалось, даже стены зашатались. Работницы цехов с воплями выскочили из кресел и побежали к выходу. Гоша замер на полуслове, заметался по сцене, а затем с криком: «что случилось»?! — бросился за кулисы. Там из каморки пожарных охранников выскочил дежуривший в этот день Герман Петрович.

— Где рвануло? — вскричал он.

— Откуда же я знаю?! — возмутился Буранский, — я здесь служу не по пожарной части. Это вы должны знать, что и где взорвалось.

— А я что — взрывотехник? — в свою очередь возмутился пожарный, — я, между прочим, подполковник в отставке. И нечего так со мной разговаривать.

— А я — Заслуженный артист!

— Знаем, как вы заслуживаете, — махнул рукой пожарный и поспешил по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.

Более молодой и более шустрый Гоша обогнал его, бросив через плечо: «нахал и хам» — и первым оказался сначала на первом этаже, где вахтёрша отсутствовала, а затем и на улице, на крыльце служебного входа. Вахтёрша была там, равно как и вся бухгалтерия в полном составе, и комендант здания, и все прочие работники театра, чьи кабинеты находились на первом этаже. Не было лишь актёров, которые ещё не подошли к утренней репетиции. Буранский представлял актёрский цех в гордом одиночестве. Из соседних зданий по всему переулку, куда выходил служебный вход театра, также выскакивали люди и устремлялись к Советской улице, где творилось нечто невообразимое — от горящей машины валил чёрный дым, вздымались языки пламени, а к месту катастрофы бежали отовсюду толпы народу. От скопившихся пожарных машин и карет «скорой помощи» образовалась пробка. Машины сигналили, люди кричали, от горящей машины отскакивали искры, там что-то трещало и рвалось. Входная дверь театра хлопнула, и на крыльце появился директор театра. Он заложил руки за спину, покачался на длинных циркульных ногах и приказал:

— Валентина Игнатьевна, вернитесь на свой пост. И вы, Герман Петрович.

— Ой, Владимир Марленович, я не пойду туда, — заныла перепуганная вахтёрша, — вдруг опять будет взрыв, вдруг весь театр рухнет!

Директор задумался. Потом отдал приказ пожарному:

— Эвакуируйте людей из здания. Включите сирену.

Подполковник по-военному чётко развернулся кругом через плечо и скрылся, а Гоша решительно зашагал к месту происшествия. Что-то подсказывало ему, что непростая это катастрофа, и что он к ней имеет самое прямое отношение. Его худшие подозрения подтвердились. Не прошёл он и нескольких метров, как к нему из толпы устремился его посыльный — артист театра Витя Круговой. Гоша резко остановился. Запыхавшийся Витя подбежал к нему и по его глазам Григорий Семёнович увидел, что дело плохо.

— Ну? — коротко и требовательно спросил он.

Но было уже и так понятно — горел именно тот самый лимузин, который Буранский с таким трудом выбил у знакомого бизнесмена, владевшего агентством по организации свадебных торжеств. Гоша арендовал машину за копейки и очень радовался этому. Сейчас он понял, что до конца своих дней будет расплачиваться за эту глупую радость.

Витя с тоской посмотрел на него и, горестно вздохнув, опустил голову.

— Где чемодан? — спросил Буранский, едва сдерживая гнев.

— Забрали, — шепнул сквозь слёзы Витя.

Он был жалок. И без того жизненный путь артиста Виктора Кругового не был усыпан розами, а тут ещё эта напасть. Вместо того чтоб получить гонорар от Григория Семёновича за пустяковую услугу, он получает нагоняй.

— Один чемодан забрали, а второй должны были отдать взамен. Где он? — продолжал допрашивать Буранский.

— Да я не успел ни дать, ни взять! — воскликнул Витя.

— Как не успел? Ты же сказал — забрали.

— Ну да. Только забрали-то совсем другие!

— Да расскажи ты толком! — вышел из себя Буранский.

— Дело было так, — оживился Витя, — я взял у тебя «кейс»… Не знаю, что в нём было…

— Не твоего ума дело, — перебил Гоша, — продолжай.

— Ну, так вот. Взял твой «кейс» и пошёл к месту встречи. Смотрю — лимузин уже стоит на той стороне улицы. Ну, я стою на переходе и жду. Машин много, а светофора-то здесь нет. Вот я стою и жду.

— Да не тяни ты! — взвизгнул Гоша.

— А я и не тяну. Сам же велел рассказывать по порядку. Я и рассказываю. Я, значит, жду, а в это время мужик какой-то тоже с «кейсом» подходит к машине и меняется чемоданами с тем, кто сидит в лимузине. Я кричу: «эй», а лимузин уже — ходу. И взорвался! Я дорогу перебежал — и к тому мужику. А мужика и след простыл. Зато другой мужик ко мне подходит и вырывает из рук твой «кейс». И тоже куда-то пропадает. Тут же толпа, бегут, кричат…

— Что ты, дурак, заладил: «мужик, мужик»?! Ты понимаешь ли, что в чемодане были деньги? Миллион баксов! Ты должен был отдать его и получить другой «кейс», с нужной информацией, которая теперь уплыла в другие руки! А, может, там была технология изготовления атомной бомбы? И, может быть, её захватили террористы, а тебя теперь в кутузку посадят или расстреляют за разглашение гостайны? Идиот! Кому я доверился?! Такому идиоту, как ты, пустой бумажки нельзя доверить, а я…

— Так и не доверял бы! — неожиданно взорвался Витя.

— Что-о?! — Гоша явно не ожидал такой строптивости от подельника.

— А то! — нёсся дальше на всех парах Витя, — вовсе не я идиот, а ты, понял? Вместо того чтоб самому передать баксы, послал меня. А почему? Да потому что ты знал, что и за баксами, и за секретной информацией охотятся. Ты испугался и послал меня за сто рублей, которые мне обещал, на верную смерть. Я только чудом жив остался! Взорвись эта машина на две минуты раньше — и Витя Круговой сейчас летел бы к ангелам на небеса!

— Кто — ты на небеса? Ой, не смеши меня!

— На твоём месте я бы не смеялся. Хоть ты и возомнил себя пресвятым князем Михаилом, а на деле-то тёмные делишки проворачиваешь, за которые, как полагаю, придётся отвечать тебе по полной программе!

Витя хотел было уйти, но Буранский схватил его за руку.

— Стой! Покажешь мне тех мужиков.

Он потащил Кругового к месту пожара. Тот упирался, но Буранскому злость придавала силы. Однако разглядеть что-либо сквозь дым и пламя было невозможно. Кроме того, дорогу перегородили машины, а дорожно-патрульная служба оцепила пространство и оттеснила толпу с этой стороны к стенам драмтеатра, а с противоположной — к воротам городского сада. Люди кричали, волновались, машины сигналили, трещал огонь и валил чёрный дым. Было так страшно, что Буранский забыл о Вите Круговом и тот сбежал, точно трусливый заяц. Григорий Семёнович, не отрываясь, смотрел на дымную завесу, и ему чудились в ней какие-то изломанные человеческие фигуры, которые стремятся в небеса, а чёрный дым пригибает их книзу.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Придя в себя, учитель физики побежал было к месту аварии, но путь туда был преграждён стремительно подъезжавшими машинами «скорой помощи», пожарными и милицейскими. Кроме того, со всех сторон туда устремлялись люди, а Громов совершенно не выносил толпы. Хотя, наверное, он всё же должен пробраться к милиционерам и рассказать о том, что приключилось. В конце-концов в этой машине сгорел его «дипломат» с учебниками физики, с необходимыми ему планами работы, которые теперь придётся составлять заново… Но кто ему поверит? Кто же поверит в то, что он не знал этих людей и непричастен к трагедии?! Какая-то чудовищная фантасмагория… Он в нерешительности остановился. Путь в гимназию лежал мимо злосчастного места аварии. Собственно, на работу он мог сегодня и вообще не приходить. Просто деваться одинокому мужчине было некуда, вот он и двинулся по привычке на работу, намереваясь не только навести порядок в физическом кабинете, но и опытами побаловаться. Он никому не говорил, но втайне мечтал сделать какое-нибудь научное открытие. Смешно, конечно, почти в тридцать пять лет иметь подобные амбиции. Случай задержанного развития. Сергей Анатольевич грустно усмехнулся. Вот она, жизнь. Человек к чему-то стремится, о чём-то мечтает, чего-то добивается, а потом — бах! И он взлетает вверх тормашками в своём роскошном лимузине и горит ярким пламенем. Машина, в самом деле, напоминала гигантский факел. Клубы чёрного дыма заволокли всё вокруг, выли сирены, кричали люди. Авария произошла рядом с городским садом, напротив драмтеатра. Чуть дальше находилась автобусная остановка, где в ожидании транспорта стояло несколько человек. От взрыва никто из них, к счастью, не пострадал, но люди были в таком шоке, что не могли придти в себя — кто-то из них кричал, кто-то плакал, как эта девушка в короткой юбочке и кожаном кургузом пиджачке. Она прижимала к груди сумку и повторяла: «Ой, мамочка! Ой, мамочка!» А по щекам её текли бороздки чёрных от туши слёз.

— Никого не успели спасти? — раздался позади Сергея взволнованный женский голос.

— Нет, — ответил он, — вы же видите, пожарные только подъехали. Пока они потушат… Взрыв был такой силы… Вряд ли там есть живые.

Он глянул на задававшую вопросы женщину и сразу же узнал её. Это была актриса драмтеатра. Как же её фамилия? На сцене он её видел в роскошных нарядах, а сейчас эта уже немолодая дама была в простой, дешёвой куртке и потёртых джинсах с кроссовками.

— Странно, — проговорил он, переводя взгляд снова на горящую машину, — пожарные как будто не торопятся тушить. И подъехали сразу, через минуту после взрыва, как будто ждали за углом. А из «скорой» даже никто не вышел! Перегородили своими машинами все подступы к горящему автомобилю и спокойненько ждут, когда всё кончится. Да и милиция… Стоят и просто наблюдают.

— Что вы имеете ввиду? — удивилась актриса.

— Но вы же видите — пожарные еле двигаются! Как будто не хотят тушить. А их никто не подгоняет.

— И правда! Я пойду и скажу им…

— Куда вы?! — схватил её за руку Сергей, — там настоящий ад!

Между тем, в толпе начались волнения. Люди выкрикивали в адрес пожарных нелицеприятные эпитеты.

— Тушите же пожар, скорее! — кричала одна из женщин.

— Что вы, как истуканы, встали? Там же люди в машине! — вторил ей пожилой гражданин.

— Они нарочно! — почти билась в истерике девушка, — они нарочно им не помогают!

— Скорее! — кричали в толпе, — да пошевеливайтесь вы!

Актриса тоже не выдержала напряжения и закричала во всю мощь:

— Спасайте людей!

Сергей отпрянул — голос у достаточно хрупкой на вид женщины оказался невероятно зычным. Казалось, он перелетел через дорогу и отразился эхом от стен драматического театра, стоявшего на противоположной стороне улицы.

— Вы меня оглушили! — пробормотал он раздражённо.

— Извините, у меня хорошо поставленный голос, — смутилась актриса.

— Я уже понял это, — кивнул Сергей, — только боюсь, что вы напрасно надрываетесь.

Пожарные, между тем, неторопливо размотали безразмерный шланг, открыли краны и, как бы невзначай, направили струю брандспойта не на горящую машину, а на столпившихся на остановке людей! Послышались истошные вопли, толпа отпрянула, и кто-то прокричал:

— Убийцы!

Пылающую факелом машину начали, наконец, тушить, но было ясно, что живых в ней не осталось. Громов понял, что здесь ему делать больше нечего и вошёл в ворота городского сада. Он медленно двинулся по тополиной аллее к фонтану. Актриса тоже двинулась за ним. Теперь он вспомнил её фамилию — Гончарова. Исполнительница роли Екатерины Великой в спектакле по повести Пушкина «Капитанская дочка».

Сергей медленно брёл по аллее горсада, не глядя на свою неожиданную спутницу. Как ни странно, она не отставала от него. «И чего увязалась?» — подумал Сергей.

— Вы всегда такой мрачный? — спросила актриса, — Хотя, конечно, это всё в голове не укладывается.

— Да уж. Как-то не по себе становится, когда поговоришь с человеком, а через минуту его взорвут вместе с автомобилем.

— Вы разговаривали с погибшими людьми?! — актриса даже приостановилась.

— В том-то и дело, — заговорил, волнуясь, Громов, — я подошёл к машине, человек на заднем сидении сунул мне этот чемоданчик, а у меня забрал мой «кейс». Машина рванула на скорости и тут же взорвалась…

На этих словах чемоданчик из рук Сергея потянули, стараясь вырвать.

— Эй, вы чего?! — воскликнул он и глянул на актрису.

Но её рядом не оказалось. Зато оказался незнакомый громила в чёрном кожаном пиджаке, чёрной водолазке и чёрных брюках. Он и пытался забрать у Громова не принадлежавший ему предмет. Некоторое время они молча тянули «кейс» каждый к себе. Наконец громила немного в нос проговорил:

— Ну, ты чего?

— А ты чего? — в свою очередь поинтересовался Громов.

Он мог бы, конечно, и отдать чужой «кейс», но его возмутило то, что второй раз за день у него совершенно бесцеремонно отнимают вещи. Тем более что у громилы уже был точно такой же чемоданчик в другой руке.

— Ну, давай…

Незнакомец не окончил фразы — он вздрогнул, дёрнулся, а в его водолазке на груди образовалась маленькая дырочка, потом красное пятно, которое росло и расплывалось на глазах. Громила выхватил пистолет из кармана, выстрелил и тотчас же упал. Выстрел был совершенно бесшумным. Громов оглянулся — за его собственной спиной падал какой-то человек с пистолетом в руках. Актриса Гончарова стояла чуть дальше и с ужасом смотрела на упавшего.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Бежим отсюда! — крикнул Громов и, подхватив валявшийся на дорожке «кейс», бросился вниз по аллее к набережной Волги. Там они повернули направо и оказались прямо у входа в кинотеатр «Звезда». Здесь они отдышались, стоя на ступеньках и молча пристально оглядывая всё видимое пространство. Их никто не преследовал.

— Пойдёмте внутрь, — проговорила актриса.

— У нас билетов нет.

— Неважно. Здесь моя приятельница работает.

Они вошли в вестибюль, где за конторкой сидела контролёрша, а справа от входа маячил охранник.

— Здравствуйте, — проговорила Гончарова, — мы к Светлане Николаевне.

— Натали! — радостно воскликнула женщина лет пятидесяти, выходя из служебной двери кассы, — сто лет тебя не видела! Беги скорей в «зелёный» зал, там «Код да Винчи» начинается.

Она скользнула взглядом по Сергею и добавила:

— Бегите, бегите. Позвони потом! — крикнула она вслед.

Фильм уже начался. Им пришлось постоять несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Когда глаза начали различать сидящих в зале, оказалось, что зрителей совсем немного, и все они — в первых рядах.

— Пройдём вперёд? — спросила шёпотом Гончарова.

— Да нет, — отказался Громов, — здесь же система «Долби диджител», звук будет бить, как дубиной по голове.

— Динамики — по всему залу, так что он будет бить везде. Везде достанет.

И тут как раз так грохнуло, что актриса от неожиданности вскрикнула — на экране кто-то в кого-то выстрелил.

— Ну вот, — пробормотала она, — я же говорила, что лучше пройти вперёд, с толпой смешаться. Вдруг те с «пушками» ищут вас.

— Они теперь друг друга ищут в аду.

— Кошмар, — Гончарова передёрнула плечами, — мне до сих пор не верится, что я стала свидетелем убийства. Двойного убийства. Даже тройного, если считать и взорванный автомобиль. И это — в нашей тихой, провинциальной Ивери! Что происходит? В какое время мы живём?

Она примолкла. Потом шепнула:

— Давайте же куда-нибудь пристроимся и посмотрим кино, раз уж судьба нас привела сюда. Странно, однако. В Москве аншлаги на этот фильм, а у нас — пустой зал. Всё-таки наша Иверь — особенный город.

Громов вслед за Гончаровой стал усаживаться в удобное мягкое кресло, но ему мешали два чёрных чемоданчика.

— Вы стащили его «дипломат»? — спросила актриса.

— И правда… — он посмотрел по очереди на каждый чемоданчик, — как это я умудрился? Думал, что мой, схватил — и бежать. Что же делать?

— Кино смотреть.

Они замолчали, глядя на экран. Там абсолютно голый труп пожилого человека лежал в позе «витрувианского человека» Леонардо да Винчи.

«И здесь трупы» — подумал Сергей и полностью отключился от реальности — действие фильма захватило его.

Когда после просмотра они вышли на улицу, там ярко светило солнце. И хотя май в этом году был холоднее обычного, сейчас, в два часа дня, воздух достаточно прогрелся.

— Как вы думаете, они нас потеряли? — в голосе Гончаровой звучала тревога.

Они стояли на ступеньках кинотеатра, внимательно оглядываясь по сторонам. Ничего подозрительного не наблюдалось. Слева был второй вход в городской сад, откуда они и попали в кинотеатр. Напротив — летнее кафе под тентом, вниз вела каменная лестница к берегу Волги.

— Хотите кофе? — спросил Сергей.

— Вы предлагаете совершенно спокойно сидеть здесь и пить кофе? — удивилась актриса, — а как же бандиты?

— Они же перестреляли друг друга.

— Да? А зачем, в таком случае, мы прятались в кинотеатре?

— Ну… Не знаю. Это вышло спонтанно. Просто реакция на перестрелку.

— Да нет. Скорее, интуиция. Наверняка по Ивери рыщет целая банда отморозков, которая охотится за вашими чемоданчиками. Дайте-ка мне один. Не так будете бросаться в глаза. Вы привлекаете внимание. Странно ведь — человек держит в каждой руке по «дипломату».

— Я не могу вам дать их, — ответил Сергей, — это опасно.

Гончарова пожала плечами и двинулась в сторону летнего кафе.

Они уселись в глубине, поближе к барной стойке. Отсюда им была видна вся панорама близлежащих улиц. Мчались машины, в городской сад и обратно шли люди, молодёжь пила пиво и кока-колу, играла музыка, и ничто не напоминало о перестрелке.

— Вполне мирная картина весеннего дня, — произнесла актриса, когда Громов поставил перед ней чашечку кофе и бутерброды. Они молча перекусили, продолжая всё так же настороженно оглядываться по сторонам.

Девчушка-подросток за соседним столиком, пытаясь перекричать грохот динамиков, громко и весело рассказывала своим столь же юным сотрапезникам:

— Стою на остановке, вдруг — бац! — машина взрывается! Такой навороченный лимузин…. Машина классная! А взрыв был — жуть! Когда потушили, два трупа нашли. Да ещё два трупа в горсаду. Эти перестреляли друг друга….

Гончарова и Громов переглянулись.

— А дальше что было? — спросил один из юношей.

— Милиция приехала. То есть, две милицейские машины уже были, а тут ещё приехали. Только в штатском. На чёрном джипе.

— Ты что?! — воскликнул парень, — милиция на джипах не ездит. Тем более что они были в штатском.

— Но они же допрашивали всех, кто там был! — возразила девчонка.

— Кто допрашивал? Которые в милицейской форме?

— Да нет, которые в штатском. Крутые.

— Крутые — это крутые, а не милиция.

— Да ну вас всех! — отмахнулась девушка, — ничего больше не буду рассказывать.

Молодёжь переключилась на обсуждение своих проблем, а Сергей произнёс:

— Значит, вы были правы и по Ивери, в самом деле, рыщет банда.

— Не сомневалась в этом ни на минуту! — отвечала Гончарова, — милиция действительно на джипах не разъезжает. А вот то, что они допрашивали людей на остановке, мне очень не нравится. Кто-то наверняка даст описание человека, который разговаривал с владельцем лимузина и получил от него «кейс» с секретной информацией. Итак, что мы имеем на данный момент? Понятно, что стреляли друг в друга исполнители. И, притом, исполнителей этих именно целая банда. Узнать бы кто заказчики! Может быть, что-то прояснится, когда заглянем в эти чемоданчики. Вы, конечно, не знаете, что в них?

— Откуда? Когда этот тип из лимузина сунул мне в руки «кейс», я так и остался стоять столбом. А через минуту — взрыв. Я побежал к месту происшествия, где мы с вами и встретились.

— А в вашем чемодане было что-нибудь ценное?

— Да нет, — пожал плечами Громов, — только учебники да планы. Я физику в гимназии преподаю, — пояснил он и, спохватившись, представился:

— Сергей Анатольевич Громов.

Актриса хмыкнула:

— Звучит. Но не похожи на громовержца.

— Я не мямля! — обиделся Сергей.

— Да нет же, — улыбнулась актриса, — я и не думала так. Напротив — вы действуете быстро и решительно. Но по натуре вы, конечно, очень добры и справедливы.

— Ну спасибо, — смутился Сергей и спросил:

— А как вам фильм?

— Впечатляет, — кивнула актриса.

— Вы не считаете версию, предложенную Дэном Брауном, бредовой? Иисус Христос действительно мог быть женат на Марии Магдалине? И в наше время действительно могут жить его потомки? Но если это так, то кто он в таком случае — Господь Бог или пророк?

— Вообще-то я считаю, что каждый человек может стать пророком, — немного подумав, ответила Гончарова, — но, разумеется, при условии, что он захочет этого и приложит немалые усилия в процессе самосовершенствования.

— Ничего себе! — воскликнул Громов, — вам бы романы писать. Запросто бы переплюнули Дэна Брауна.

— Увы, — развела руками Гончарова, — у меня другая профессия.

Сергей усмехнулся:

— Ну да, вы же актриса.

— А-а… Узнали.

Гончарова глянула на него с обидой.

— Вон как нехорошо вы усмехаетесь. Актёров люди всерьёз не принимают. А, между тем, именно актёрская профессия на многое может открыть глаза. Шекспир сказал: «Весь мир — театр, а все люди в нём — актёры». И вы знаете, до чего я додумалась? Эту фразу необходимо понимать буквально.

— То есть, что все мы лжём, хитрим и притворяемся?

— Не так. И настоящие актёры — ну, то есть, по-настоящему талантливые — они не лгуны. Они отнюдь не притворяются, а вживаются в роль, как дети. Ведь ребёнок, играя, остаётся собой. Но, в то же время, осознавая это, он моделирует себя другого, в новом качестве. Воображает себя дворником, космонавтом, продавцом — кем захочет. И верит искренне, что может эту модель олицетворять здесь и сейчас. И с настоящими актёрами происходит то же самое. Игра — категория философская. Не всё так просто.

— Гордитесь своей профессией? — спросил Сергей.

— Раньше актёров даже на кладбище не хоронили, а только за его оградой. Как величайших грешников. А нынче статус, к примеру, зарубежных «звёзд» зашкаливает.

Актриса помолчала.

— Но вы знаете, нет, не горжусь. Профессия статусная, но, если вдуматься, актёр вторичен. Он не диктует правила игры. Он исполнитель. Я играю в театре Екатерину Великую. Но ведь я — не она. Мне, по большому счёту, жизнь моих многих персонажей не по плечу. Я трачу драгоценнейшее время на постижение сути своих персонажей. А познаю ли я при этом самоё себя? Большой вопрос. Хотя… Всё-таки я себя раскрываю через роль. В этом, как ни смешно, заключается утилитарность нашей профессии. Если бы люди научились, что называется, со всей дури впрыгивать «в шкуру» другого человека и мысленно проживать хотя бы кусочек его жизни — они бы и у себя раскрыли множество граней, о которых и не подозревали. Вы слышали мой зычный голос. Я его сделала таким. А по жизни была трусихой с вялотекущей философией непротивленца. Но, вопреки наставлению «не сотвори себе кумира» я сотворяла их, им подрожала — то есть, проигрывала мысленно — как бы я вела себя на их месте. Я вживалась в их образ. И менялась! Важно — каких кумиров мы творим. Тут молодых должны направлять старшие. Но вживание в образ другого нам позволяет совершать невозможное. Даже любимый мной Ален Делон признавался, что в роли он способен делать то, чего не смог бы в обычной жизни. А у меня был случай, когда мне дали роль француженки. Я испугалась. Мне очень нравился французский, но я не могла научиться грассировать, как ни пыталась. Ко мне приставили преподавателя французского, очень доброжелательную пожилую даму, и она провела со мной первый урок — просто произнесла фразы из текста моей роли. И я тотчас же повторила их за ней! И, притом, без малейшего акцента. Дама была весьма удивлена. Она и не подозревала, что я сама — потрясена! Но дело даже и не в том, что актёр для роли легче и проще овладевает какими-то новыми умениями и навыками, нет! Каждая роль открывает какой-то новый лепесток твоей души. И душа расцветает! Ты познаёшь в себе новые грани, открываешь себя для себя. И для других, естественно. Одним словом, «растёшь над собой».

Но вернёмся к изобретённому Шекспиром постулату «жизнь есть театр, а все люди в нём — актёры». И, в самом деле, разве не театр? В котором каждый хочет сыграть значительную роль. Мы все чего-то добиваемся. А если вдуматься, то только одного — сыграть более или менее заметную роль в жизни. Подсознательно мы хотим понравиться Богу, как хотел этого библейский Каин. Но мы не всегда понимаем, а какую же роль даёт нам Бог в этой «Божественной игре». Помните, как сказал Пастернак? Творчество «не читки требует с актёра, а полной гибели всерьёз». Многие творческие личности воспринимали жизнь, как «Божественную игру». Где всё жестоко, всё всерьёз. И всё учит, всё заставляет нас разбираться в себе и в других. Школа, в которой оценки выставляют за человечность или же за отсутствие таковой. Бог нам даёт сценарий, пьесу с открытым финалом…

— А вот тут я, простите, не соглашусь, — вдруг перебил её Сергей, — не с открытым финалом, а — увы! — с предсказуемым финалом. Мы все прекрасно знаем, чем закончится жизнь каждого из нас.

— Пусть так, — кивнула Гончарова, — зато с непредсказуемым процессом, то бишь, действием. Такая вот пьеска под названием «жизнь». И мы импровизируем в ней набело, без репетиций. Что называется, в «прямом эфире». Мы можем даже не согласиться с предложенной нам ролью и выбрать другую. Но не вырывая её из глотки у прочих исполнителей, а, что называется, «дописав» сценарий. А это требует колоссальных усилий. И пока одни честно трудятся и совершенствуются, другие хитростью и лукавством вытесняют соперников и впрыгивают в чужую роль. Одни из нас уверены, что только знания делают человека главным героем в спектакле под названием «жизнь», другие — что только деньги.

— И кто же прав?

— Первые, конечно. Но и они делятся на две категории. Одни бескорыстно делятся знаниями, а другие утаивают их, объявляя себя посредниками между людьми и Богом. Тайные знания используют для управления невежественной толпой.

Сергей ненадолго задумался, затем спросил:

— Если, по вашей теории, каждый из нас способен стать пророком, то почему же не становимся?

— На то есть множество причин. Во-первых, жизнеустройство на планете. Как устроена жизнь в цивилизованных сообществах? С детства простых людей во всём мире ориентируют на зарабатывание денег. Карьера, деньги — это же просто предел мечтаний. Вся индустрия развлечений работает на то, чтоб люди меньше думали.

— А кто-то руководит этим процессом? — спросил Сергей, — признаться, я мало верю в так называемую теорию заговоров.

— А вот напрасно! — воскликнула Гончарова, — руководят, будьте уверены! Вы только вспомните, сколько ведьм сожгла инквизиция. А «ведьма» — производное от глагола «ведать», то есть, знать. Тайные правители мира понимали и понимают, что Знание — власть. А потому хотят владеть им единолично. Когда среди знающих появлялись такие бескорыстные личности, как Прометей, Иисус Христос — их распинали. За то, что тайное они делали явным. За то, что толпу превращали в мыслящий и чувствующий народ. Кому-то не выгодно, чтоб мы хотели знать. Всё делается для того, чтобы мы даже не подозревали о том, что Знания доступны. И Знания подменяются образованием — тем жалким суррогатом, которое и создало технократическую цивилизацию вместо человечной. Не будь костылей цивилизации — всех этих ковшей экскаваторов, заменяющих руку, колёс, заменяющих ноги, и прочая, и прочая — человек научился бы сам воспарять в небеса. Я иногда вижу картинку — едут богатые жирные люди с толстым кошельком в роскошнейших машинах, а мимо них вдруг пролетает человек в одежде без карманов. Сам по себе, без всяких механизмов. И карманы ему не нужны — у него нету портмоне и ключей от квартиры. Зачем? Он совершенствовался духом и научился органично вписывать себя в природу. Он берёт нужное прямо из воздуха — все витамины, минералы. Ему вовсе не нужно уродовать землю, чтобы вырастить злаки и овощи. Ему не нужно убивать, чтобы насытится. Это и есть самодостаточность. Всё остальное — игра слов и отвратительная, жалкая ложь, ложь, ложь.

Она перевела дух, допила остатки кофе из чашечки, затем продолжила:

— Но кто нас делает другими? Я давно думаю над этим. Кто-то же нами управляет. Нами всеми. Включая президентов разных стран.

— «Ты правишь, но и тобой правят», — процитировал Громов.

— Вот именно.

— И кто же, по-вашему, эти тайные правители? Какие-нибудь инопланетяне?

На то они и тайные, чтобы о них никто ничего не знал. Но пока что они режиссируют этот спектакль под названием «Жизнь на планете Земля».

— Хочу сделать добровольное признание, — произнёс физик.

Актриса с подозрением воззрилась на него.

— Нет, нет, я не преступник. Моё признание другого рода. Мне не хотелось говорить, но…

— Да не тяните вы! — воскликнула актриса.

— Хорошо, — согласился Сергей, — так вот. Сегодня утром я вышел в Интернет и совершенно случайно нашёл там «Откровения члена Элитной Семьи». Так называлась эта страничка с диалогами пользователей и некоего Инсайдера, который открывал невероятную совершенно информацию об этих самых тайных правителях. Так что… До сей поры в теорию заговоров я не верил, а теперь не знаю, что и думать.

— Вот видите!

— А этот фильм…

— Это не фильм, это акция, — убеждённо произнесла актриса, — поиск новой религии. Вбрасывают легенду из апокрифов, по которой выходит, что Иисус был женат, имел детей и дал начало всем правящим европейским династиям. И те, кто всё это время тайно правили народами, снова на коне! А Христос говорил: «Между вами да не будет так. И кто был первым, пусть будет последним».

Она помолчала и добавила:

— И книгу Дэна Брауна, и фильм неплохо раскрутили…. А мы, простой народ, что называется, только ушами хлопаем и покорно внимаем всему, что скажут, да бросаемся на сенсации. Сегодня нам одну подсунут, завтра другую…. Пушкин точно сказал:

Пока Мирные народы, то есть народы Мира, не научатся Различению добра и зла, их так и будут развлекать «гремушками», время от времени щёлкая бичом.

Сергей Громов во все глаза смотрел на эту женщину.

— Кто-то из нас двоих экстрасенс, — произнёс он вполне серьёзно, — И, пожалуй что, всё-таки вы. Из головы моей считали информацию. Я же это стихотворение Пушкина проговаривал про себя, вспоминал строчки из него сегодня утром.

Актриса только усмехнулась:

— Я никакой не экстрасенс. Просто долго живу.

Некоторое время они сидели молча. Бармен выключил музыку, и молодёжь за столиками заговорила тише. Воздух наполнили другие звуки — взвизгнули тормоза машины на повороте, громко закаркала ворона, сидящая на парапете, зашумели от ветра кроны лип, покрытые нежной весенней зеленью. Порыв ветра залетел и сюда, под пластиковую крышу летнего кафе.

— А в меня он попал, этот фильм, — заговорил Сергей негромко, — целил в меня и попал.

— Даже так? — удивилась актриса.

— Именно.

— И чем же?

— Мыслью о том, что Священный Грааль не что иное, как человеческая кровь. Живая кровь в теле живого человека. Кровь Христа. А Чаша Грааля — лоно женщины, его жены, Марии Магдалины.

— Да, это сильный ход, — подумав, согласилась Гончарова, — и это первый шаг к написанию полномасштабного сценария Матриархата на земле.

— Вы говорите об этом с сарказмом, — удивился Сергей, — ведь вы — женщина. И должны всей душой принять данный замысел.

— Голосовать руками и ногами? Да ни за что! Чтобы, играя на моих амбициях, манипулировали мной? Я — за честное равноправие и разделение ролей. Каждый должен выполнять свою миссию, а не лезть в чужую епархию. Это лишь порождает хаос и невыполнение своих прямых, данных Свыше, обязанностей. Когда мужчины начнут рожать, наступит Конец Света.

— Замечательно сказано! — проговорил Сергей с улыбкой.

Он взглянул на актрису и добавил:

— Христос, по вашему мнению, был реформатором в том, что разгерметизировал тайные знания. Но, полагаю, что не только в этом.

— В чём же ещё?

— «Заповедь новую даю вам — да любите друг друга», — процитировал физик, и на глаза его почему-то навернулись слёзы.

Актриса бросила на него удивлённый взгляд. Потом отодвинула чашку из-под кофе и тихо произнесла:

— У меня сегодня нет ни спектакля, ни репетиции, вот я и решила погулять в горсаду и подумать.

Сергей встряхнулся.

— Мы хорошо с вами погуляли, — кивнул он с улыбкой.

— Да уж, — усмехнулась актриса, — кстати, вы спрячьте эти чемоданы от греха подальше, а то, не ровён час…

— Да говорю же — они не знают меня в лицо! Те, кто видел, как мне передали чемодан из лимузина, оба мертвы.

— Даже если и так! Существуют заказчики, которые наняли этих двоих. Если чемоданчики так нужны кому-то, если из-за них люди палят друг в друга из пистолетов средь бела дня, значит, их обязательно будут искать. Сейчас с «кейсами» ходят немногие. Всё больше с папками, барсетками. Тем легче будет обнаружить вас.

Громов задвинул оба чемодана за бордюр. И тут они увидели, как два крепких парня, медленно шедшие по набережной, остановили пожилого гражданина с «дипломатом» в руке. Они о чём-то его спрашивали, а он им что-то отвечал. На лице гражданина были написаны недоумение и тревога. Он порывался освободить локоть, за который его вежливо придерживал один из парней, наконец, вырвался и сделал неуклюжую попытку убежать. Его легко нагнали и повели куда-то за угол.

— Ну вот, вы видели? Я говорила вам…

— И я вам говорил, что в лицо меня не знают. Иначе бы не хватали первого попавшегося.

— Но чемоданы-то ищут?

— Ищут.

— И как нам быть?

— Воспарять над действительностью.

— Не время шутить! — рассердилась Гончарова.

Она встала и подошла к бармену. А через минуту вернулась с огромной клетчатой сумкой, в каких «челночники» возят со складов Москвы на иверские рынки свой немудрящий товар. Они спрятали в сумку «кейсы» и двинулись к дому Гончаровой, которая жила рядом с кинотеатром.

— Подруга назвала вас Натали, — произнёс Громов, — а отчество?..

— Наталья Николаевна Гончарова! — отчеканила актриса и с улыбкой глянула на своего растерявшегося спутника.

— Ах, даже так? — пробормотал он, — удивительно, однако. Вас зовут так же, как звали жену Пушкина.

— Имя и отчество — мои с рождения. А вот фамилия «Гончарова» — театральный псевдоним. Дань памяти оболганной красавице. Когда-то в молодости я воплощала её образ на сцене. Готовясь к роли, я читала её письма, заметки окружающих о ней. И многое поняла об этой жизни.

Она вздохнула.

— Людишки мы. Простите за цинизм — мелочь пузатая. Далеко ещё не люди. Только стремимся ими стать. И то не все.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Григорий Семёнович понуро брёл к служебному входу театра. Дело оборачивалось для него наихудшим образом. Буквально полчаса назад он считал себя очень успешным человеком, был на гребне волны. И вдруг такое… Ему доверили важное дело, а он с треском его провалил. Не говоря уже о лимузине, за который придётся платить, притом, с процентами, всю оставшуюся жизнь, так ещё и пропажа денег и секретной информации! «Оранжевая принцесса» Джулия Тамошенко казнит его на киевском Майдане, а его босс Борзовский достанет Гошу даже из Лондона! У Бориса Икрамовича длинные руки, в России у него везде и всюду есть свои агенты. И что такое для него какой-то Гоша? Букашка, которую он прихлопнет одним движением руки!

— Куда я вляпался? — бормотал Гоша, — зачем мне нужен был этот дурацкий «Мидас»?! Играл бы себе князя Михаила Ярославича, прославлял бы его на благо самому себе! Так нет, мне захотелось приобщиться к сливкам высшего общества, войти на правах равного в знатнейшие семейства старушки Европы! Что я, дурак, замыслил-то?! Куда я лез! К самим потомкам Меровингов, потомкам Христа! Бородку отрастил, как у него, в зеркало на себя любовался — похож! Но ведь я же и вправду похож на князя Михаила Ярославича, прямого потомка Иисуса Христа. Да, я уверен в этом!

Он остановился и принялся рыться в карманах. Достал из внутреннего кармана пиджака газетный лист и прочёл вслух:

«Российские писатели продолжат «Код да Винчи». «Удачной выдумке американского журналиста наш российский писатель Владимир Курбатов противопоставляет летописи и архивные источники, доказывающие, что новый исторический код можно расшифровать тут, на Иверской земле. По Курбатову, в 862 году во главе первого русского государства в Старой Ладоге становится прямой потомок Иисуса Христа — Меровинг Руэрг, переименованный в Рюрика. Потомки Рюрика — Александр Невский и Михаил Иверский. Потомок Михаила Иверского Иван Семёнович получает в народе прозвище Путята. От него начинается дворянский род Путятиных. Внука адмирала Путятина звали Спиридоном Путиным. Известно, что род Владимира Путина на протяжении трёх веков также жил в Иверской губернии. Говорят, что о своём благородном происхождении Президент узнал, ещё будучи агентурным работником в Германии. А в 1999 году он становится первым за последние 400 лет потомком Меровингов, восходящих к вершине государственной власти. Таким образом, прослеживается чёткая цепочка: Иисус — Меровинги — Рюрики — Владимир Красное Солнышко — Михаил Ярославич Иверский — Путятины — Путин. Еженедельник «Караван» был первым изданием, которое ещё до появления книги Курбатова предприняло попытку проследить эту историческую цепочку. Поэтому именно мы объявляем творческий конкурс на создание нового мирового бестселлера».

Григорий Семёнович вновь аккуратно сложил листок и бережно спрятал на прежнее место.

— Надо будет сказать главному редактору «Каравана», что бестселлер уже написан, — продолжал он бормотать вслух, — и написан, и сыгран. Моя пьеса «Князь Михаил Иверский» и есть этот бестселлер.

Гоша задумался на минутку, потом продолжил свои размышления вслух:

— Надо бы также поставить в известность Президента о вновь открывшихся обстоятельствах. О том, что я в курсе, что он — потомок Меровингов, а, значит, и Христа. Ну и, конечно, намекнуть на наше родство. Сегодня на моём спектакле обещал быть Владимир Вольфович. Скажу ему, чтобы организовал мне встречу с Путиным. Так…. А куда же Джулию девать? Я и её пригласил сегодня. А Жареноскин с Тамошенко — как кошка с собакой. Как же быть? И вот ещё. Не рано ли сообщать Путину о нашем родстве? Ведь генетической экспертизы ещё не было. Ах, ты, горе какое! — хлопнул он себя рукой по бедру, — ну почему же я послал на встречу с агентом этого дурака?!

— Гош, ты чего?

Рядом с Буранским остановилась его бывшая жена Таисия, также актриса иверского драмтеатра.

— А ты чего? — злобно ответил вопросом на вопрос Буранский, — чего следишь за мной? Мы развелись. Мы друг другу никто. И не подходи ко мне ближе, чем на сто метров!

Таисия ужасно его раздражала. Теперь, когда он обнаружил, что является воплощением святого благоверного князя Михаила на земле, эта простая безродная тётка даже стоять с ним рядом не имела права, не говоря уже о супружеских узах. Он искал теперь свою Анну Кашинскую. Как известно, супругой князя Михаила Иверского была Анна Кашинская, которую впоследствии также канонизировали. Таисия на эту роль ну никак не годилась. Какая из неё княгиня? Клуша обыкновенная. На уме только дети да внуки. Светского лоску ни на грош. Актриса, а в обществе держаться не умеет. На банкетах сидит в уголке и помалкивает. Простушка. Гоша вздохнул.

— Ну что ты ходишь за мной по пятам?

— Да не хожу, — возразила Таисия, — на репетицию бежала, а тут авария. Еле пробилась сквозь толпу. Люди, наверное, погибли. Ужас какой. От машины одни головешки остались. Что там случилось-то, не знаешь?

— Не знаю! — взвизгнул Гоша.

Напоминание о сгоревшем лимузине больно ударило его.

— Да что ты нервный-то такой?

Таисия вытерла слезу.

— В психушку бы тебе надо, Григорий, — продолжала она с сочувствием в голосе, — полежи, полечись. Ты ведь уже лежал. Помнишь, когда директором театра хотел стать, а тебя не назначили. Тогда ведь излечился. Вот и сейчас полежал бы хоть с месячишко, глядишь — и снова стал бы нормальным человеком. А то весь город над тобой смеётся, говорят, что ты как вошёл в роль Михаила Иверского, так и не вышел из неё…

— Ты!.. Дура! И как тебя в театре только держат?!

— Гоша, ты что? Я же от всей души, я же сочувствую…

— Ты себе посочувствуй, курица мокрая! Сочувствует она… Да я… Да ты… Не подходи ко мне!

Гоша сорвался с места и почти бегом понёсся в театр, поднялся на второй этаж и заперся в своей гримёрке. Здесь он достал мобильный телефон и стал названивать кому-то.

Григорий Семёнович Буранский постоянно находился на связи с нужными людьми. В его записной книжке были номера прямых телефонов многих руководителей городских и областных администраций, депутатов Государственной Думы и даже олигархов из списка богатейших людей планеты журнала «Форбс». Был у Буранского этот талант — заводить нужные связи. Он умел выйти на ближайшее окружение важной персоны, стать в короткое время своим в этих кругах, умел поймать момент и появиться в поле зрения самого фигуранта или проникнуть на закрытую корпоративную вечеринку и подать важному лицу на правах старого знакомого бокал шампанского. Умел завязать непринуждённый разговор, вникнуть в проблему и предложить свои услуги по её разрешению. В труппе Иверского драмтеатра над Гошей если и посмеивались, то втихаря, но, в основном, всё же завидовали такому необыкновенному таланту быть в нужном месте в нужный час. Ах, если бы только они знали, куда на самом деле удалось проникнуть Гоше — многие просто лопнули бы от зависти! А дело было так.

Где-то он прочитал, что богатейшими людьми планеты разработана так называемая концепция «Золотого миллиарда», по которой ресурсов хватало лишь на один миллиард населения. Зато уж этот миллиард мог жить, по-прежнему купаясь в роскоши. Ещё один миллиард мог также оставаться, чтобы обслуживать господ. От остальных всеми правдами и неправдами следовало избавиться. Гошу объял душевный трепет. Он не имел статуса олигарха и не годился на роль обслуги. Стало быть, места на планете земля для Григория Семёновича Буранского не имелось?! Что делать? Надо было срочно куда-то влиться. Но не в лакеи же идти Заслуженному артисту. Для олигарха же кишка тонка. Буранский принялся зондировать почву и развил бурную деятельность в поисках своей ниши. На одном из банкетов в дворянском собрании он подслушал интереснейший разговор.

— Сформируем «золотую десятку»? — спрашивал мягкий баритон за Гошиной спиной.

— Думаю, Иверь потянет на «золотую сотню».

— Что вы, Кирилл Степаныч, город с населением всего в полмиллиона не может никак претендовать на сотню.

— Ну, тогда хотя бы человек двадцать пять…

— Никак невозможно. Можно только десятки и сотни.

— Но почему?!

— Поймите, претендентов много. Все богатейшие кланы Европы рассчитывают влиться в «золотой миллиард». Нашей Ивери и за десять-то мест нужно в ножки им поклониться. Вот Москва даёт сотню. И это нормально.

— Всего лишь сотня от Москвы?!

— А вы как думали? «Золотой миллиард» — это не так уж много, как хотелось бы.

Гоша слушал, боясь шелохнуться. Он узнал мягкий баритон, принадлежавший самому Михал Михалычу, бывшему премьеру! Как его занесло сюда, в Иверь?! И что это за сотни золотые, о которых толкуют вполголоса две столь значительные фигуры, ибо Кирилл Степаныч был не кто иной, как один из депутатов Государственной Думы! Гоша медленно обернулся, но никого не увидел. Куда говорившие делись? Он бросился в одну сторону, в другую — ни Кирилла Степановича, ни Михаила Михайловича нигде не было. Что за нелепость? Почудилось ему, что ли?

— Юноша, принесите мне шампанского! — обратилась к нему пожилая дама в длинном бархатном платье и с бриллиантовым ожерельем на морщинистой шее. Дама была слегка навеселе, но на корпоративных вечеринках такое случается.

Гоша бросился к барной стойке, взял шампанское и принёс его жаждущей.

— А я не знаю вас, — пропела она кокетливо, — вы москвич?

— Нет, я — Заслуженный артист иверского академического театра драмы Григорий Семёнович Буранский.

Гоша прищёлкнул каблуками и поцеловал даме ручку.

— Да? Это интересно.

Пожилая кокетка еле стояла на ногах.

Буранский взял её под локоток и усадил на оттоманку в углу зала.

— Как вы любезны, — дама благосклонно улыбнулась, — я, знаете ли, впервые в Ивери. Но города так и не увидела. Меня сразу же привезли сюда, в дворянское собрание. Вы дворянин? Не отвечайте. С такими манерами — безусловно. Вы граф? Нет, князь. Барон. Барон Мюнхгаузен.

Дама явно заигрывала с Гошей, что ему было, безусловно, на руку, ибо некоторые пожилые дамы в бриллиантах бывают иногда очень полезны для ведения дел. Они, как правило, влиятельны и очень осведомлены обо всех тайных перипетиях и подковёрных играх в так называемых высших кругах.

— Я — Карелия Львовна Бжезинская, — представилась дама.

Только тут Гоша с радостью заметил, что дама говорит с лёгким акцентом!

— Вы… — начал он с дрожью в голосе, — вы родственница того самого Бжезинского?

— Тс-с, — дама прижала наманикюренный пальчик к его губам, — это тайна. Какой вы догадливый. Я прилетела из Америки. Как говорится, с корабля — и в Иверь, на бал в дворянское собрание. Но здесь так скучно! Не танцуют. Только шушукаются по углам. И скоро все передерутся. «Золотую десятку» не так уж просто отобрать в вашем маленьком городке.

— «Золотую десятку»? — переспросил Буранский взволнованно.

Карелия Львовна с усмешкой смотрела на него.

— Вам хочется быть избранным?

— Конечно! — воскликнул Гоша.

— Ну что ж, я посодействую, — пообещала дама, — вы очень милый мальчик. Я люблю таких.

Так «милый мальчик» стал членом тайной организации под названием «Мидас». Никто из Иверских соискателей даже и пикнуть не посмел, коль скоро Гошу рекомендовала сама Карелия Львовна Бжезинская! Вот только иногда всплывало в Гошином сознании некое смутное воспоминание о том, что после отъезда влиятельной дамы он краем уха слышал признание одного из бизнесменов в том, что он будто бы также член «Мидаса». Но это значило бы, что он числится одиннадцатым! Или…. Или же кто-то был фиктивно принят. Кто? Впрочем, зачем об этом думать?! Гоша был самым влиятельным в «золотой десятке» — то и дело ему поручали ответственейшие задания. Только сегодня он не оправдал надежд вышестоящего руководства. Гоша вздохнул и принялся в который раз набирать на мобильном телефоне чей-то номер.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Актриса проживала в пятиэтажном доме так называемой «сталинской» постройки с колоннами, лепниной на фасаде и каменными вазонами на крыше. Они поднялись на третий этаж и вошли в небольшую прихожую. Дальше располагался устеленный шкурами холл с диванчиком и книгами на полках, а на стене напротив висел огромный портрет хозяйки — но лет на пятнадцать моложе — в старинном длинном одеянии. Она была изображена в полный рост на фоне раскрытого окна с газовой занавесью, за которым виднелся подёрнутый дымкой пейзаж — древние горы и долины и дремучие вязы на переднем плане. Сергей невольно замер, глядя на портрет.

— Это всего лишь бутафория, — произнесла Гончарова, — у нас в театре шёл спектакль по пьесе Реттигана «Завещание лорда Нельсона», где я играла леди Гамильтон. В третьей картине действие происходило в спальне, где и висели два портрета — мой и Нельсона. Когда спектакль сняли с репертуара, я забрала портрет домой.

Квартира Натальи Николаевны была однокомнатной, но неожиданно просторной. В гостиной одна из стен имела нишу, где стоял телевизор с тремя мягкими, удобными креслами. У стены напротив имелся уголок, отведённый для работы с компьютером. Специальный стол, вертящееся кожаное кресло, второй стол, письменный, двухтумбовый, заваленный бумагами — всё свидетельствовало о постоянной занятости хозяйки каким-то умственным трудом. Лишь небольшое зеркало-трельяж, на котором стояли баночки с кремом и флакончики духов, указывало на то, что владелица этой жилплощади — женщина и актриса.

— Ну что, — произнесла Гончарова, — рискнём, откроем ваши чемоданы?

— А вдруг там бомба? — засомневался Громов.

— Чего бы так за ней охотились? Давно взорвали бы — и всё. Давайте рассуждать логически. Первый «кейс» вам дан был в обмен на ваш…

— Ну да. Этот господин в лимузине просто вырвал у меня из рук мой «дипломат», и сунул этот.

Сергей повертел в руках оба «кейса» и задумался.

— Я уже перепутал, какой из них…

— Разберёмся потом. Что он сказал при этом?

— Когда он вырвал мой чемоданчик, я спросил: вы меня грабите?

— А он?

— А он не смутился, а удивился. Сказал, что сдаёт мне такую информацию, которой нет ни у кого на земном шаре. И, притом, за гроши.

— Ах, даже так… Понятно.

— Что вам понятно?

— То, что в одном из этих чемоданчиков должна быть информация.

— Естественно. Только в каком из них?

— Разберёмся. Стало быть, в одном из «кейсов» — документы.

— Какого рода, как вы полагаете?

— Наверняка компромат. Помните «чемодан компромата» генерала Руцкого, который он в девяностых грозился обнародовать? Здесь, вероятно, что-то подобное. Ваш человек из лимузина где-то «нарыл» весь этот компромат и решил на нём подзаработать. Пока он ждал вас — может быть, он приехал на встречу с заказчиком раньше запланированного времени — кто-то к его машине пристроил бомбочку. Он должен был, отдав документы и получив деньги, завести машину и взорваться на ходу.

— Вы сказали «с заказчиком»?

— Обычно компромат кто-то кому-то заказывает. Но это не суть важно. Вы туда сунули свой любопытный нос, притом, почти правильно назвали пароль, а человек в лимузине нервничал, был не в себе, вот и принял вас за своего клиента. Схватил ваш «кейс», набитый, как он думал, деньгами, и…

— Ну, хорошо, я допускаю такое совпадение. Но почему его взорвали? Если за ним велось наблюдение, то могли понять, что он отдал чемоданчик не тому человеку.

— Киллер мог этого не знать. Ему приказали нажать на кнопку пульта, когда машина двинется — он и нажал. И потом — этот свидетель всё равно мешал заказчику. Кейс-то он отдал. Значит, стал не нужен.

— А где же, в таком случае, заказчик? А, точнее, заказчики. Потому что за чемоданчиком охотятся целых две группы.

— Рассуждаем дальше. Кто-то всё-таки видел, как вам отдали чемоданчик с компроматом, а, точнее, с неизвестной пока нам информацией. Они следили за машиной, видели, как вам — случайно не тому, кому надо — передали чемоданчик и ждали удобной минуты, чтобы отобрать его. Стало быть, в одном из этих чемоданчиков — бумаги, а в другом — деньги, которые так и не были заплачены поставщику информации, потому что вы встряли, и он забрал ваш чемоданчик, думая, что в нём — его гонорар за предательство.

— Почему за предательство?

— Да потому. Кто информацией торгует? Тот, кто крадёт её у своих хозяев или у государства.

— А-а… Ну, да. Но всё неправильно. То есть, там, разумеется, могут быть деньги и бумаги, но с двумя группами вы не разобрались. У вас получилось, что документы заказчик должен был получить через третьи руки, в данном случае — по ошибке — через меня. Если бы я был, в самом деле, нанят ими, то мне бы дали «кейс» с деньгами и послали за информацией. Отдав владельцу лимузина деньги, я бы забрал «кейс» с компроматом и вручил его заказчикам. Они мне вместо него дали бы новый «кейс» с деньгами в качестве платы за мою работу. И вот он, этот «кейс», который, правда, сам я машинально подобрал с земли рядом с трупом, в панике решив, что это мой…. Но информацию он получить не успел — посланника убили. А сам он тоже успел выстрелить и убил того, кто в него стрелял. Вот мне и любопытно знать — кто же этот стрелявший?

— Конкурент. Вы же сами сказали, что за компроматом охотятся целых две группы. И, знаете что? Давайте мы не будем разбираться с этими конкурирующими группировками, а просто откроем эти «кейсы», да и посмотрим, что в них. Очень уж любопытно — из-за чего такие страсти-мордасти, из-за чего мы с вами едва не воспарили в Райские кущи.

Она освободила место на письменном столе, над которым висела копия «Моны Лизы» да Винчи, и Громов водрузил туда оба чёрных чемоданчика, выглядевших, как близнецы с одного конвейера. К ручке каждого был прикреплён обыкновенный ключик на верёвочке. Не открывая крышек, Сергей отпер замки и сделал приглашающий жест:

Прошу!

— Вы сами, — испугалась вдруг актриса.

— Ну, хорошо, — пожал он плечами и поднял крышку одного из «кейсов».

Там были пачки долларов в банковской упаковке.

— Та-ак, — протянула Наталья Николаевна, — это уже интересно. Если нас с вами всё-таки вычислят, то убьют непременно.

— Да, кивнул Громов, — Здесь миллион, не меньше. И, разумеется, это не плата за услугу по передаче кейсов. За это бы хватило сотни-другой.

— Я думаю, что это деньги, которые и должен был получить агент из лимузина. Ему же их не передали. И кто-то же их нёс к машине, но вы его опередили. Что, если люди из второй группировки заметили это, отобрали и решили их вам заплатить, коль скоро кейс с компроматом к вам попал. Ну а заказчики тоже вас обнаружили. Представители двух группировок перестреляли друг друга, а деньги и документы достались вам. Что вы будете делать с этими деньгами?

— Почему я? — возмутился Громов, — не я, а мы. Мы вместе их получили.

— Ну уж нет, — возразила актриса, — бандит, который был взорван в автомобиле, отдал кейс вам. Ваш отобрал, а этот дал взамен. А потом, в горсаду, опять-таки вы второй чемоданчик подобрали. Я рядом с вами оказалась совершенно случайно.

— А я ещё более случайно влип в эту историю. И вы меня бросите на произвол судьбы? После всего, что мы пережили вместе?

— У вас есть девушка? — спросила вдруг актриса.

— Нет, — смутился Сергей Анатольевич, — я… был женат, то есть… официально я и сейчас женат, но моя Лиза… она ушла.

— К другому?

— Да нет, как будто бы. Живёт в доме родителей. Там, за Волгой, есть домик…. родители оставили ей в наследство… вот там она теперь и проживает.

Он вздохнул.

— Ну, ничего, — успокоила актриса, — с этим мы разберёмся потом. Если, конечно, останемся живы. Я помирю вас, и вы отправитесь с бандитскими деньгами на Канары.

— Они и там нас достанут! Кроме того, есть один маленький нюанс. Если бы я не встрял, заказчики взорвали бы агента вместе с переданным ему кейсом. Вот этим. С миллионом долларов. И возникает вопрос — а не фальшивые ли они? Какой дурак пожертвует целым миллионом, чтобы убрать ненужного свидетеля?

— Ладно, это мы выясним потом. А пока открывайте второй чемодан, с документами.

Но в чемодане оказались не документы, а ноутбук последней модификации. Сергей открыл его, и на плоском экране появилось изображение. Компьютер был заранее настроен. Оставалось лишь восхититься совершенством техники. «Картинка» отображала помещение, напоминающее некую лабораторию с множеством технических приспособлений и приборов. Люди в белых халатах молча работали за своими столами.

— Беспроводной Интернет, — сказал с восхищением преподаватель физики.

— А почему вы так считаете? — удивилась Гончарова, — может быть, это запись.

— Интернет. Я уверен. Идёт прямая трансляция с какой-то камеры конкретно на этот компьютер. Поэтому за ним и охотятся. Видите — таймер показывает время: 02.34. И секунды бегут.

— Да, но сейчас 14.34, — возразила актриса.

— Ну и что? Это может быть. Небольшая ошибка в настройке. Главное то, что это таймер. Часы. А чуть ниже — число: 18.05.06. Классная машина. Даже не знал, что такие существуют. Наверняка наисекретнейшие разработки для спецслужб. Мне бы такую.

— Но она ваша, — улыбнулась Гончарова, — я на неё не претендую.

— Зато другие претендуют, — передёрнул плечами Сергей.

В центре неведомого помещения находилась кушетка, наподобие тех, что обычно стоят в поликлиниках, только высокая. А на кушетке лежал человек, укрытый простынёй до подбородка. Он, по всей видимости, спал — лицо казалось умиротворённым и спокойным. Даже счастливым. И ещё оно было на удивление знакомым.

— Какой-нибудь телеведущий, что ли? — спросил Сергей, — или политик? Может, артист?

Он глянул на Наталью Николаевну, которая в недоумении пожала плечами.

— Определённо я его неоднократно видел по телевизору, — продолжал Громов, — или на фото? Только не в жизни, нет. Я не того полёта птица, чтоб в жизни сталкиваться со знаменитостями. Я не имею в виду вас.

— Так ведь я и не знаменитость, — усмехнулась Гончарова.

— Какая-то невероятная история, — продолжала она размышлять вслух, — вполне возможно, что именно из-за вот этого изображения в компьютере погибли люди. Но давайте подумаем, что особенного в данной «картинке»? Это явно научная лаборатория — видите, за столами работают учёные. Их четверо. Один — тот, что постарше — сидит за микроскопом, а трое молодых колдуют над пробирками и колбами. Мне кажется, это какой-то подземный бункер. Стены обшиты металлическими листами. Какие-то машины, металлические чаны с крышками…. Но, согласитесь, больше всего привлекает внимание фигура спящего. Кто такой? Вот что надо бы выяснить. Только как это сделать? Но продолжим анализ происходящего. Итак, спит человек. И что? Спит не дома, а явно в служебном помещении. Это опять-таки случается. В чём же загвоздка? В чём разгадка произошедшего? В личности спящего. Конечно. Несомненно. Вы только посмотрите на него — впервые вижу, чтобы спящий человек дышал таким покоем, таким счастьем. Вы когда-нибудь видели абсолютно счастливого человека? — спросила она.

— Вижу сейчас, — ответил Сергей.

— Вот именно. Запоминайте это выражение. Больше такого вы не увидите никогда и нигде. Знать бы ещё, кто он такой, этот счастливец!

— А, может, он проснётся? — с надеждой произнёс учитель физики, — только когда — вот в чём вопрос.

— Я предлагаю устроиться поудобнее и подождать.

Так они и сделали — уселись в кресла и уставились в экран.

— Странный сегодня день, — нарушил молчание Сергей.

— Да уж, — кивнула актриса.

— Мне снился сегодня необычный сон, — продолжал Громов, — потом на улице, точнее, на площади Ленина, я увидел огромный плазменный экран.

— Какой экран? — не поняла актриса.

— Плазменный. Уличный монитор. В Москве такие сплошь и рядом. Огромный телевизионный экран на одной ноге.

— А… Ну, да. И что же — у нас теперь тоже такой?

— Ну, да! Я говорю же — на площади Ленина. Ещё вчера его там не было.

— Ночью установили? Странно.

— Вот и я говорю — странно. Памятник Ленину убрали, а плазменный экран установили. И всё это — за одну только ночь.

— Что вы сказали?! — Гончарова даже привстала от удивления, — памятник Ленину убрали?

— Убрали.

— Не может быть!

— И тем не менее.

— Чудесны дела твои, Господи.

— И я о том же говорю.

Они вновь замолчали, уставясь в экран компьютера. «Картинка» не менялась.

— А у него, ко всему прочему, не совсем обычная внешность, — произнесла актриса, — черты лица довольно тонкие, человек этот не выходец из простонародья, он явно благородных кровей. Волосы вьющиеся, длинные, небольшая бородка… Вы совершенно правы — на удивление знакомое лицо! Кого он мне напоминает?

Тут она глянула на Громова и после долгой паузы произнесла:

— А вы мне тоже кого-то напоминаете.

Она перевела взгляд на висевшую над столом репродукцию картины Леонардо да Винчи.

— Вот её, — указала пальцем актриса, — всё отличие в том, что вы мужчина, а она женщина, у неё длинные волосы, а у вас — короткая стрижка. В остальном — одно лицо.

Громов подошёл к зеркалу.

— Нет, — произнёс он, покачав головой, — мне говорили, я похож на Пушкина.

— А я вам говорю — на Мону Лизу! — вскочила Гончарова. Громов расхохотался.

— На вас не лучшим образом подействовали сегодняшние события. Мне говорили, что я похож на Пушкина, говорили даже, что и на президента Путина похож, но вот на Мону Лизу — никогда.

Актриса вновь присела.

— Точно! — пробормотала она белыми губами. — Не знаю, что тут происходит, кто вы такой на самом деле и почему за вами гонятся, но то, что вы похожи друг на друга — это точно. Вы, Путин, Пушкин и Мона Лиза… Очень похожи все. Как же я раньше этого не замечала? Ну да… Путин и Пушкин… Мона Лиза… Меня засмеют, если скажу, что эти трое чем-то схожи. Но если вдуматься… Если вглядеться… В определённом ракурсе, с одинаковой подсветкой… Но почему я этого не замечала раньше?

— Не только вы, — усмехнулся Сергей, — никто не замечал. И, откровенно говоря, я и сейчас не замечаю. Может быть, я немного и похож на Путина. Или на Пушкина. Ну так бывает. Человек в профиль повернулся — похож. Анфас — нет. Но они друг на друга — точно нет. Тем более, на Мону Лизу.

— А вот потом вы убедитесь! — воскликнула актриса, — чем больше думаю об этом, тем больше я уверена.

— Ах, вы надумали всё это! — возмутился Сергей, — тогда честно признайтесь, что это всего лишь полёт фантазии, художественный вымысел. В который вы, вопреки истине, пытаетесь и меня заставить поверить.

— Нет, нет, я вовсе не авантюристка, — возразила Наталья Николаевна, — здесь что-то кроется, поверьте. Сходство то исчезает, то вновь проявляется. Истина тоже то ускользает, то чуть приоткрывается. Для чего это всё? В чём похожесть? И в чём различие? У Моны Лизы, может быть, чуть длиннее глаза. К вискам чуть сдвинуты. Или это эффект из-за сбритых бровей? Губы чуть тоньше, чем у Путина. Или у Путина чуть тоньше? Не пойму. У Пушкина мощнее подбородок. Или же бакенбарды придают лицу несколько другие очертания? Да нет, не буду разбираться. Что-то произошло со мною вдруг. Раньше не замечала, а теперь заметила. И для меня сходство усиливается с каждым мгновением. Невероятно. Один и тот же тип лица. Совершенно, как близкие родственники. Это фантастика. Но это — правда.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Резкий звук из компьютера заставил их вздрогнуть. «Картинка» поменялась. Теперь это был крупный план. Лицо человека с длинными вьющимися волосами и небольшой каштановой бородкой можно было разглядеть до мельчайших подробностей.

Оба, не шелохнувшись, не сводили глаз с экрана.

— Кто же такой этот таинственный человек? — заговорила наконец актриса, — я больше чем уверена, что именно из-за него затеяли весь этот сыр-бор.

Сергей встал, взял лежавшее на трельяже маленькое зеркальце, посмотрелся в него, затем бросил взгляд на портрет Моны Лизы. Есть схожесть, есть. Но не радикальная. Хотя и это удивительно. Добавить компьютерной графики — и будут близнецы. О том же, как видно, подумала и Наталья Николаевна.

— Вы знаете, — произнесла она задумчиво, — я в последнее время заметила, что часто вижу двойников. Например, очень похожи друг на друга американский актёр Кевин Костнер и французский — Жан Луи Трентиньян. А недавно я заметила в наших сериалах актёра — копию обоих.

— Это уже не двойники, а тройники какие-то, — усмехнулся Сергей.

— А я что говорю? Таких людей всё больше! Английский премьер Тони Блэр и американский актёр Джек Николсон — тоже из их числа. Давно не видела на телеэкране политика и экономиста Александра Лившица и его двойника, писателя-сатирика, Аркадия Арканова. А Филипп Киркоров и Сергей Захаров? Многие утверждали, что эти певцы похожи. Даже отца Киркорова пытали на предмет возможных походов «налево».

Гончарова улыбнулась.

— Однажды я на улице увидела кота, очень похожего на них обоих. Правда-правда!

Она немного помолчала, припоминая.

— Кто ещё приходит на ум? Певица Валерия похожа на актрису Белохвостикову в молодости. Наш эстрадный певец Аркадий Укупник похож на знаменитого французского актёра Пьера Ришара. Писатель-сатирик Михаил Задорнов — на актёра Альберта Филозова и ещё немного — на Виктора Проскурина. Ну и так далее. Например, похожи композитор Александр Журбин и американский актёр — тот, что играл вместе с Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки», Джек Леммон. Список можно продолжать до бесконечности. Причём, что интересно — люди не просто похожи внешне. Они в повадках одинаковы. Манера говорить, смотреть, жестикулировать. Так же, как близнецы бывают схожи в своих пристрастиях. Сейчас в кинематографе и на телеэкране этот феномен — сплошь и рядом. Да и на улицах я вижу знакомые черты у совершенно не знакомых мне людей. Раньше такого я не замечала. И не потому, что была молода и в силу этого не наблюдательна, нет! Мне почему-то кажется — это тенденция.

— Тенденция к чему? — Громов отвлёкся от экрана.

— Тенденция к чёткому разделению внешности людей на несколько характерных типов.

— Не думаю. Хотя я тоже замечаю, что двойники встречаются гораздо чаще, чем раньше, но списываю это опять-таки на электронные СМИ. Стало больше телепрограмм, видеоряд значительно расширился, больше мелькает лиц на экране.

— Но вы и в жизни это отмечаете?

Громов замялся.

— Вообще-то я как-то не задумывался об этом.

— Несомненно отмечаете, — упорствовала актриса.

— Если даже и так, всё равно чёткой градации на определённые характерные типы произойти не может.

— Почему?

— Потому что мы люди. Это кошки на первый взгляд схожи между собой. Собаки схожи…

— А спившиеся люди? Черты их лиц становятся похожими. И не одутловатостью или синюшностью, а именно чертами лица.

— Но я не пьяница, а вы нашли мне двойников! — возмутился Громов, — да и двойники у меня — дай Бог каждому!

— Минуточку, вы не дослушали. Я полагаю, — тут она сделала многозначительную паузу, — я полагаю, что мы действительно живём в очень и очень необычное время. И человечество разваливается надвое — одни воспаряют духом, а другие деградируют. И это отражается на чертах лица. Вы и все те, с кем разделяете определённый тип внешности, относитесь к первой категории.

— Наталья Николаевна! — Сергей был вне себя, — вы подумайте только, что вы сейчас сказали!

— А что такое? — недоумевала актриса.

— Вы же теорию расового неравенства озвучили!

— Да что вы! — ахнула актриса.

Потом, подумав, покачала головой:

— Дорогой мой, вы не так меня поняли. Ни о каких расах речь не шла. А неравенство… Ну что поделаешь? Ну есть оно в природе! Все неравны всем. Потому что все разные. Каждый индивидуум — эксклюзив. Выполнен в единственном экземпляре.

— Противоречите сами себе, — негодовал Сергей.

— Вот теперь вижу, что вы Громов, — усмехнулась актриса, — просто мечете громы и молнии.

— Извините, — пробормотал Сергей, — но только вы вначале утверждали, что люди становятся похожими друг на друга, а теперь — что каждый человек — единственный и неповторимый.

— Конечно, так! — воскликнула Наталья Николаевна, но типажи-то существуют! И расовое неравенство тут ни при чём! Если хотите, то расы и национальности — прерогатива смертных, то бишь удел людей земных. А у души-то нет национальности! И типажи складываются не в зависимости от принадлежности к какой-либо расе, а по нравственности!

— Было! — воскликнул Сергей, — преступников пытались вычислить по внешности. Не вышло. И подлецы бывают с самыми благороднейшими чертами лица.

— Ну, может, я и не права, — нехотя согласилась актриса, — но почему-то количество двойников растёт? Вопрос — почему. Может, сначала человечество разделится на типы по внешней схожести, а затем эти типы будут постепенно становиться всё более похожими друг на друга и….

— И в отдалённом будущем человечество обретёт одно лицо? — усмехнулся Сергей.

— Ну и не смейтесь, — возмутилась актриса, — мои теории всегда экстравагантны. В этом их отличительная особенность. И вот что. Я думаю, что на земле когда-нибудь «отменят» национальности и расы. И вовсе не потому, что все перемешаются в межрасовых браках. А исключительно по той причине, что люди наконец научатся различать нравственность и безнравственность. Начнут понимать, чего на самом деле от них хотят добиться тайные управители или те, кто стремится стать ими. И принадлежность к той или иной национальности станет не тем, что разделяет людей, а тем, что украшает жизнь в её разнообразии. Первое место наконец-то займёт духовность. И лишь по ней и будут различать людей. Многие спорят о национальности Христа. Потом не будут. Поскольку, если считать его пророком или мессией, то глупо спорить о его национальности. Личность, которая несёт людям знания, свет, духовность — она несёт их всем народам. Духовность наднациональна. Она по природе божественна. Это мы тут, внизу, можем спорить, кто круче. На этом, кстати, нас и ловят. Точнее, стравливают. Назовите отличительными признаками какой-либо нации лень и пьянство, а другой — ростовщичество и прохиндейство — и всё! Непримиримая вражда!

Актриса горько усмехнулась.

— Ну ладно, проповедь окончена моя. Грешна — так хочу до небес достучаться, что постоянно проповедую. Страстно и глупо. Ну, да ладно. Итак, согласитесь, что нравственность — та же информация. Мы смотрим фильмы о любви — получаем одну информацию, о войне — другую. Нас учат хорошему или плохому — мы получаем, стало быть, информацию, которая ФОРМИРУЕТ нашу нравственность. Но ведь формировать, то есть наполнять форму содержанием можно только подобным! То есть если информация формирует нравственность, значит, нравственность есть информация.

— А безнравственность? Это что — отсутствие информации?

— Именно! Именно! Отсутствие правдивой информации! Информация со знаком минус. Антиинформация. Или дезинформация. Попросту — ложь. И это как антиматерия в материальном мире. А, может быть, как чёрная дыра. Нет, как царство Аида. Тюремная зона для мёртвых душ. А нравственные души — они живые. Потому что хотят получать только правдивую, а, значит, нравственную информацию.

— Не согласен! — воскликнул Сергей.

— С чем не согласны?

— С тем, что правдивая информация всегда нравственна. Если по телевизору подробно рассказывают и показывают, как изгалялся над жертвой маньяк — это, по-вашему, нравственно?

— Отнюдь. Правдивость отражается в намерениях. В цели, которую преследуют. Потому так легко и запутать нас. Казалось бы, человек говорит правду. Но для чего? Вопрос. Если для того, чтобы запугать или развратить — это одно. Тогда к правдивой информации добавят каплю отравы для души. Будут, к примеру, смаковать негатив. А если цель — воспитать порядочного человека, согласитесь, будут совсем другие подходы к подаче информации.

— А что такое ваш театр по большому счёту? Ложь. Только ложь — и больше ничего.

— Не совсем так.

Она взяла со стола маленькую записную книжку, полистала её и, найдя нужный текст, прочла вслух:

— «Человеку свойственна способность изображать из себя всё, с чем он имеет дело в жизни, а также и то, что он вообразит в своем внутреннем мире. И есть граница, между введением в заблуждение на основе излияния из своего внутреннего мира заведомой лжи, и изображением из себя, преображающим мир в сказку наяву. Эта граница обусловлена обстоятельствами, в которых происходит излияние из внутреннего мира человека чего-то в общий всем мир.

И каждый человек обязан чувствовать, когда, воображая в себе нечто или изображая что-то из себя, он переходит эту границу. Пусть сосед Василий изображает из себя Деда Мороза на радость вашим детям, пока дети не повзрослеют и не увидят в Деде Морозе соседа Василия. Пусть, став взрослыми, они вспомнят ту радость, которую дарил им сосед Василий. Пусть сами они изображают из себя Деда Мороза, даря радость детям новых поколений. Если взрослые будут искренне изображать из себя Дедов Морозов, то ими будет порожден несущий доброту эгрегор, коллективный дух, обладающий свойствами Деда Мороза, которые ему осознанно или бессознательно придадут сами люди. Жизнь станет только лучше от этого, и это не будет ни ложью, ни введением ребенка в заблуждение.

Так — воображением в себе и изображением из себя — творится духовная культура человечества, которая, в отличие от овеществленной, для большинства остается незримой, хотя существует реально и проявляет себя в жизни».

— Вот так, — она подняла глаза на своего оппонента, — умные люди написали, не чета мне. Чем не Театр Тайны?!

— Хорошо, — согласился Сергей, — пусть будет так. Вернёмся к типажам. При чём тут Мона Лиза? Если человечество, как вы полагаете, начало в наше время резко делиться на типажи, то Мона Лиза, которая жила (если только она не фантазия Леонардо) пятьсот лет назад, вообще никого из живущих не должна была напоминать! А вы её мне чуть ли не в праматери записали.

— Процесс явно многовекторный. То есть он протекает и по горизонтали, в нашем времени, причём, в ускоряющемся темпе, — и вглубь веков идёт, а, стало быть, и в будущее тоже.

— А если и по вертикали? — спросил Сергей не без ехидства.

— То есть? — насторожилась актриса.

— Ну… Восходя, так сказать, к неким сущностям, именуемым в древности ангелами. И, соответственно, нисходя. Точнее, низвергаясь к облику всяческих нечистых. Ух, ты! — воскликнул вдруг физик.

— Что это с вами? — удивилась Наталья Николаевна.

— Да я только что понял, что имел ввиду Владимир Путин, когда провозгласил вертикаль власти.

— И что же?

— Богодержавие! И президент, и вся Россия — все мы под Богом ходим.

— Ну, да, — кивнула Гончарова, — очень рада, что вас осенило. Вернёмся к типажам. Я твёрдо уверена — внешность формируется не только вследствие определённых генетических признаков, но и под воздействием информации. Сейчас я приведу вам самый убедительный довод. Вы когда-нибудь слышали о том, что муж и жена, прожив некоторое время в браке, становятся похожими внешне?

— Ну, в общем… Да.

— И почему это? Да потому что пребывают в едином информационном поле.

— Я и другое слышал, — усмехнулся Сергей, — что собака и хозяин становятся похожими. На собаку тоже воздействует информационное поле?

— А вы как думали! Мы с вами толком даже и не знаем, что такое информация. Вот существует мнение, что мысль материальна. А информация — это не только передаваемая, транслируемая мысль, но и всё, что мы видим и слышим. Звук нам даёт информацию, запах — также.

— Тут немного иначе дело обстоит, — улыбнулся Сергей, — муж и жена, даже собака и хозяин становятся похожи потому, что переживают одни и те же события, которые и формируют черты лица и… морды собачьей. Научно доказано, что каждое событие оставляет свой след на лице человека. Так называемую микрочерту. Эти микрочерты в совокупности и составляют выражение лица. Одинаково пережитые события — одинаковое выражение лица и собачьей морды, появляется внешняя схожесть.

— Ну и что тут не совпадает с моим мнением? — вскинула брови актриса. Что такое событие? Это всё та же информация! Мы узнаём о чём-то и удивляемся или же радуемся, или, напротив, скорбим. Потому что в наш мозг поступает сигнал. Информация.

— Мы, по вашему мнению, прямо роботы какие-то с биокомпьютером под черепушкой, — пробормотал Сергей.

— Именно роботы. Но! Наделённые душой, — усмехнулась Гончарова, — впрочем, есть и бездушные. И вот что — не всё так просто. Ответьте мне на вопрос — что такое глобализация?

— Н-ну-у… Это когда наиболее развитые страны хотят сделать мир однородным, стереть грани между культурами, убрать границы между государствами, установить, точнее, навязать миру свой стандарт, стать во главе этого единообразного человеческого сообщества, управлять им по своему разумению.

— Ну, предположим. А как им это удаётся?

— С помощью дезинформации. Не всегда государства и народы можно подмять под себя силой. Гораздо успешнее действовать методом убеждения, уговоров, предлагая нужную информацию, заставляя поверить себе. Так вовлекают людей в секты. Я прав?

— Вы, безусловно, правы. Но есть вещи, которые не укладываются в этот сценарий заговора. Глобализация — это ещё и нечто необъяснимое, почти мистическое. С появлением телевидения и Интернета информация хлынула на людей лавиной. И все те, кто имеет возможность её получать, образно говоря, жуют одну и ту же жвачку. До нас до всех почти одновременно доходит одна и та же информация. Мы начинаем думать одинаково. И наша внешность на глазах меняется! У европейцев появляется едва заметный азиатский разрез глаз, а низкорослые азиаты на глазах вытягиваются и черты их лиц уже почти неотличимы от европейских. Негроидный тип приобретает всё более мягкий оттенок кожи и всё более утончённые черты. И не только от смешанных браков. Глобализация — это единая информация для всех. Для всего мира. Понимаете теперь, как важно, чтобы она была не искажённой, не лукавой, не лживой? У людей два пути — стать монстрами, впитывая ложь и распространяя её, как заразу, как вирус…

— «Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю», — процитировал вдруг Сергей и добавил:

— Эти слова я слышал сегодня утром в радиопередаче.

— Замечательно сказано, — кивнула актриса, — итак, первый путь — заражать людей «скверной трихиной», «атомом чумы», то есть грязной информацией и делать из них монстров. И второй путь — очищать божественный эфир, заполняя его любовью, нежностью и состраданием. И тогда люди превратятся в «лучистое человечество», о котором мечтал Циолковский. Это моё ненаучное открытие. У меня много таких совершенно невостребованных ненаучных открытий.

— Почему же они не востребованы?

— Потому что я не пыталась представить их широкой общественности.

— А почему не пытались?

— Потому что они не научные. Не уводите меня от главного. Я утверждаю, что внешность меняется под воздействием информации. Вспомните девушек на улице. Они как будто на одно лицо. Клише. Штамповка. Мордашки гладкие, хорошенькие, но в глазах совершенно отсутствует осмысленное выражение.

— Куклы Барби.

— Вот-вот, — горячилась Гончарова, — и ошибка — думать, что их такими одинаковыми делает мода. Нет! Не только мода. А ещё и отсутствие правдивой информации. Информационный голод. Им дают очень скудный словарный запас, их интеллект не развивают. Всё, на что они могут рассчитывать — это бутылка пива и примитивные танцульки под убогое музыкальное сопровождение. Не знаю кем, но проведён чудовищный эксперимент по выращиванию «поколения пепси». Генерация этих особей равнозначна выращиванию поголовья телят. Я полагаю, что в действие вступила концепция воцарения на планете «Золотого миллиарда». Некие тайные правители, о которых мы ничего не знаем, но которые, вполне возможно, существуют, решили, что ресурсов на всех не хватает, а потому миллиард супербогатых должен жить, не нуждаясь ни в чём, ещё миллиард населения останется в услужении, а остальные — «слезай, приехали». Поколение юных безмозглых особей — это и есть идеальные слуги. Хлеба и зрелищ — больше им ничего не нужно.

— Про секс забыли.

— Точно! Подмена чувства одухотворяющей любви грубым низменным сексом превращает людей в существа на порядок ниже, чем животные, которые порой бывают удивительно нежными и чуткими.

Новый резкий металлический звук донёсся с экрана компьютера и «картинка» вновь поменялась. Лежащий на кушетке человек был взят ещё более крупным планом — одно лицо.

— Иисус Христос! — воскликнула Гончарова.

Громов непонимающе взглянул на актрису.

— Это Иисус Христос! — продолжала она восклицать, — да посмотрите же! Точно такой, как на иконах! Это Он!

Физик перевёл взгляд на экран. Длинные волосы, бородка, закрытые глаза с длинными ресницами. Спящий человек, в самом деле, напоминал иконописного Иисуса. И дело даже не в чертах лица… А в чём?! В его выражении. Что-то особенное есть в этом лице. Но что может быть особенного в выражении лица спящего человека?

— Вы видите? — актриса схватила Громова за руку, — лицо его как будто светится…

— Да нет, — Сергей по инерции возражал, хотя ему, в общем-то, было не по себе. Ведь в этом спящем и вправду было что-то необычное. Какое-то особое умиротворение сквозило во всём его облике. Или… Святость?!

Внезапно люди в белых халатах вскочили со своих мест, послышался шум и голоса, и в кадре появились двое — довольно молодая темнокожая женщина в камуфляжной форме и мужчина лет пятидесяти в строгом костюме с галстуком. Поверх одежды на них были наброшены всё те же белые халаты. И актрисе, и Громову женщина была хорошо известна.

— Так значит, дело происходит в Штатах? — ошеломлённо спросила Наталья Николаевна, — это ведь Мариелена Прайс из ЦРУ?

Громов кивнул, не отводя глаз от экрана. Прайс на экране заговорила строгим голосом.

— Я не знаю английского! — простонала Гончарова.

Я знаю.

Громов стал вслушиваться и тихонько переводить.

— Она спрашивает, почему Он до сих пор не проснулся. Мужчина отвечает, что не знает. Не могут понять. Она требует что-нибудь сделать. Говорит, что Проект под срывом.

— Какой Проект? — быстрым шёпотом спросила Гончарова.

— Откуда же я знаю?! — огрызнулся Громов, — и не перебивайте. Мужчина объясняет ей, что все показатели в норме — температура тела, кровяное давление и так далее…

И тут он громко застонал:

— Боже мой! Что же здесь происходит?!

— A-а, и до вас начинает доходить? — усмехнулась актриса.

Прайс повелительным тоном что-то сказала человеку в костюме, тот приказал учёным выйти. Последние один за другим покинули помещение. Мариелена Прайс и человек, которого она называла «господин Везенталь», остались наедине с лежащим на кушетке.

— Господин Везенталь, — начал шёпотом переводить Сергей, едва заговорила Прайс, — вы помните, как называется наш Глобальный Проект?

— «Второе Пришествие».

— Вот именно. И оно непременно должно состояться. В противном случае вы никогда не сможете покинуть этот бункер.

Прайс резко повернулась и вышла вон. Её собеседник постоял, опустив голову, потом крикнул куда-то:

— Штайнмахер, войдите!

Немного подождав, он скрылся из виду, затем вернулся уже в сопровождении одного из сотрудников, бывших здесь прежде.

— Штайнмахер, — продолжал переводить Сергей, — вы помните, как называется Проект?

— Помню, господин Везенталь. Проект носит название «Второе Пришествие».

— И оно состоится, Штайнмахер. Иначе нас отсюда никогда не выпустят.

— Нас в любом случае не выпустят, господин Везенталь. Мы влипли по-крупному.

— Что за жаргон, Штайнмахер? И что за пессимистические настроения? Мы должны просто разбудить Его — и всё.

— Как? — Штайнмахер грустно усмехнулся, — вы же видите — Он просыпаться не хочет.

— Бросьте, Штайнмахер! — разгневанно повысил голос Везенталь, — вы что, действительно верите во всю эту чепуху о Втором Пришествии Мессии?! Вы мистик или учёный? Когда-то, две тысячи лет назад, жил человек, обладавший экстрасенсорными способностями, за которые его и распяли на кресте. Но сохранилась Плащаница, в которую было обёрнуто тело. С разрешения Папы Римского Иоанна Павла Второго, да упокоит Господь с миром его душу, мы изъяли микрочастицы с ткани и клонировали этого необыкновенного человека. Да, мы сделали это!

— А что будет дальше?

— Это не наше дело. Мы учёные. Прогресс нельзя остановить.

— Но можно нравственно направить.

— Мне очень не нравится ваше настроение, Штайнмахер. Не забывайте, мы рискуем жизнями.

— Только своими? Или шестью миллиардами жизней?

— Не говорите ерунды! Работайте!

Везенталь быстро вышел, и было слышно, как он хлопнул дверью. А Штайнмахер приблизился к видеокамере, протянул руку куда-то вверх и отключил камеру наблюдения. Экран компьютера погас.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Вот почему в ноутбуке на часах другое время, — задумчиво произнесла Наталья Николаевна, — это ИХ время. И они нам диктуют и своё время, и свои правила игры.

— Теперь вы поняли, кто торгует эксклюзивной информацией? — спросил Громов, закрывая крышку ноутбука.

— А вы поняли, кто спонсировал Проект и с чьего разрешения? — парировала Гончарова, — и вот что. Штайнмахер не торгует.

— Он специально продемонстрировал это! Приблизился к камере, нарочито медленно протянул руку и отключил! Покупатель не заплатил ему — ведь деньги-то у нас. Поэтому он демонстративно прервал трансляцию.

— У него лицо честного человека!

— Ну да, конечно!

— Он возражал этому Везенталю, напоминал о нравственной составляющей в науке, об ответственности учёных…

— Вы слишком эмоциональны.

— Это издержки моей профессии. И, кстати, они таят в себе не только минусы, но и плюсы. Да. Я способна сопереживать. И тоньше улавливаю состояние и настроение человека. Штайнмахер вёл себя совершенно искренне. Я более чем уверена — он не торгует информацией, он пытается предупредить человечество. И не его вина, что информацию перехватили так называемые криминальные структуры, которые теперь и ведут за неё войну. Помните, как сказал Пушкин? «Провидение — не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и выводит из оного глубокие предположения, подчас оправдываемые временем. Но не дано ему предвидеть СЛУЧАЯ — мощного мгновенного орудия провидения». Штайнмахер видел «общий ход вещей», он понимал, чем грозит безнравственный, чудовищный эксперимент. Он, в силу обстоятельств, вынужден был участвовать в нём. И в то же время он искал возможность если не предотвратить его, то хотя бы минимизировать последствия.

Но ему не дано было предвидеть, что информация попадёт в криминальные структуры, а тем, в свою очередь, не дано было предвидеть, что ноутбук попадёт к нам. Но «случай — Бог-распорядитель».. Опять-таки цитирую Пушкина.

— Вы однако же, неплохо знаете его произведения, — улыбнулся Сергей.

— Говорю же — играла в молодости Натали Гончарову. Осталось ощущение причастности. Так со всеми ролями. Они проникают в душу, затрагивают твою жизнь и немного меняют её. Вот почему актёры так не любят играть злодеев — это чревато.

— Всё это замечательно, — вздохнул Громов, — но почему случай, этот Бог-распорядитель, подсунул именно нам сию опаснейшую для нашей жизни информацию? Что прикажете делать с ней? К Президенту бежать? Так к нему не допустят. В органы? А неизвестно, на кого нарвёшься. Там, по слухам, оборотни в погонах время от времени встречаются. А сами мы бессильны. Мы даже и предположить не в состоянии, где находится бункер, в котором спит клонированный Иисус. Да если бы и знали — что бы сделали? Пешком отправились в Америку? Стали искать где-нибудь в штате Невада пустыню и расположенный там закрытый полигон и затем штурмом его брать? А потом будить Христа и просить его отменить Страшный Суд?

— Вот вы уже и адрес обозначили, и план операции составили, — усмехнулась актриса, — а, кстати, вы, кажется, боитесь Страшного Суда?

— Ещё бы! Я всего лишь человек. Со всеми вытекающими последствиями.

— А вот Мариелена Прайс не боится. Почему?

— Договорилась с небесами. Или с адом.

— Второе вероятнее. А, в самом деле, почему же они не боятся проводить этот эксперимент? Ни она, ни учёные, ни — кто там ещё в курсе событий? Или надеются опоить Живого Бога психотропными средствами и заставить служить себе? Впрочем, Штайнмахер, кажется, боится.

Гончарова помолчала.

— Между прочим, вы назвали конкретный штат, в котором якобы располагается закрытая лаборатория. Почему?

— Вот уж не знаю. Так, на ум пришло.

— Интуиция?

— Говорю же, не знаю.

— Если придётся вылететь в Америку, будем иметь это ввиду. Я верю в интуицию. Я много раз попадала в такие ситуации, когда только интуиция и спасала меня.

— Да перестаньте вы! — вскричал физик.

— Однако, Сергей Анатольевич, у вас нервы, — заметила актриса.

— Будут тут нервы!

— Мы с вами только что сыграли эпизод из пьесы Островского «Без вины виноватые». Это оттуда реплики.

— Да будет вам! Тут вот театр почище вашего!

Сергей подбежал к зеркалу и резким движением пригладил торчавшие вихры. Причём, казалось, что он не гладит, а скорее бьёт себя по голове.

— Это фантастика! — воскликнул он, — нет, не фантастика — фантасмагория!

Он забегал по комнате.

— Сегодня сумасшедший день! Я никогда бы даже представить себе не мог, что со мной может приключиться подобное! Шёл на работу, увидел лимузин, заглянул в раскрытую дверь салона — и понеслось! Взрывы, стрельба, потом какой-то мистический фильм, и, наконец — приехали! Мариелена Прайс на экране компьютера, Глобальный Проект под названием «Второе Пришествие» и даже… клонированный Иисус, который спит, не просыпаясь. А вот когда проснётся…. Послушайте, Наталья Николаевна, это всё происходит на самом деле? Я не сошёл с ума? Не сплю?

— Хотите, ущипну? — вполне серьёзно спросила она.

Увидев, как испуганно отпрянул Сергей, актриса рассмеялась:

— Не бойтесь. Я лучше чаем напою вас. Там и поговорим.

Они прошли на кухню.

— Я здесь трапезничаю, — извинилась хозяйка, — квартира маленькая, однокомнатная, так что не до церемоний.

— Ничего себе, маленькая, — пробормотал преподаватель, озирая огромную, по меркам Ивери, кухню, — здесь метров четырнадцать. У меня кухня вдвое меньше. Но мы с женой вполне там умещались, пока она…

— Так почему она ушла? — спросила Наталья Николаевна, ставя чайник на плиту, — простите, если я лезу не в своё дело. Не отвечайте, если не хотите.

— Почему ушла? — Громов задумался, — честно скажу — не знаю. Она частенько говорила — боюсь, что сказка закончится. Лучше запомнить всё хорошее и жить воспоминаниями, чем потерять.

— Понятно… — протянула актриса.

— И всё-то вам понятно. Мне, например, не понятно ничего. Я так привык к тому, что мы всё время вместе…. А теперь один, как дурак. И, главное, на других женщин не хочу смотреть. У нас был свой особый мир, даже какой-то свой язык… Привычки выработались. Нельзя же вот так вот резать по живому. Странный народ вы, женщины. И давайте не будем больше об этом. Я вообще не люблю говорить о личном, просто сегодняшними событиями выбит из колеи.

— Хорошо, — согласилась актриса, — не будем.

Она расставила чашки, подала бутерброды, и они некоторое время молча пили чай.

Сергей поглядывал на эту худощавую и моложавую женщину и удивлялся. Какой-то новый тип старух, которых и старухами язык не поворачивается назвать. Ходит в кроссовках, в джинсах. Явно спортом занимается. Это видно по лёгким, порывистым движениям, не скованным никакими старческими недугами. Да и лицо почти без морщин, хотя подтяжек никаких тут не наблюдается — обычная живая мимика, лицо не напоминает застывшую маску. Видно, что человек не молод, а признаков старческой немощи и в помине нет!

— Что это вы меня разглядываете? — спросила актриса, — нос, что ли, у меня запачкан? Сую его, куда ни попадя.

Сергей улыбнулся. Чудо, а не тётка! Он вдруг почувствовал необычайное расположение к ней.

— Вы знаете, — произнёс он, осторожно поставив изящную фарфоровую чашечку на тонкое блюдце, — а ведь всё это было мне предсказано.

— Что — всё? — удивилась актриса.

— Весь этот необычный ход событий сегодняшнего дня. Зря я так удивляюсь. Я, по идее, должен быть готов к чему угодно.

— И кто вам предсказал?

— Не знаю. Может быть, моё подсознание заглянуло в будущее. Дело в том, что сегодня я видел странный сон. Будто бы я лечу…

— Сам по себе? Или же в самолёте?

— Во сне я думал поначалу, что в самолёте. И видел кресла с другими пассажирами. У них было какое-то отрешённое выражение на лицах. Даже, пожалуй, не отрешённое выражение, а полное безразличие. Я удивился этому. Потому что хотел спросить у кого-нибудь из них — куда мы, собственно, летим. Но понял, что никто из них даже не думает об этом! Им всё равно! А потом глянул в иллюминатор, а там — чёрная мгла, открытый космос! Вот тут-то мне и стало страшно. Я понял, что мы сбились с курса и можем лететь в этой мгле в никуда до скончания дней.

— Вы меня пугаете, — сказала задумчиво актриса, — потому что ведь сон ваш отнюдь не личного характера.

— Да? — удивился Сергей.

— Конечно. Это — политический прогноз. Ваш сон на этом и закончился?

— Отнюдь! — воскликнул радостно Сергей, — мы прилетели! Притом, на чудную, счастливую, солнечную планету с каким-то удивительно голубым, лазурным небом и таким же морем, где купались весёлые и счастливые люди, плавали парусные лодочки. А на зелёном берегу под деревьями тоже отдыхали люди целыми семьями. И все они махали нам, радовались нам, приветствовали нас.

— Слава Богу! — вздохнула Наталья Николаевна, — значит, всё будет хорошо. Знаете, многие не верят в это. Особенно люди моего поколения.

— Я понимаю их, — сказал Сергей.

— И я тоже, — кивнула актриса, — трудно поверить в то, что можно так легко исправить весь тот хаос, в который Россию ввергла перестройка. Но вот вопрос — долго ли мы бы протянули за «железным занавесом»? Гонка вооружений загоняла нас в безвыходное положение. Но иногда — не скрою — возникает в душе такая горечь! Будь мы по-прежнему отгорожены от остального мира, у нас бы СПИДа не было. На улицах бы не стреляли. Детей не насиловали. А голубой экран был бы несколько скучноватым, но зато чистым. Не пособием для убийц и насильников, а учебником по нравственному воспитанию. Когда мне говорят, что преступления были и в СССР, я соглашаюсь. Но с одной оговоркой — были отдельные эпизоды, но не повальное безумие. Мы заплатили цену страшную. Но могло быть ещё страшнее. Мне часто приходит на ум услышанный недавно морской термин «короткий оверштаг». Когда огромное судно сбивается с курса, его нельзя вернуть тотчас же на исходную позицию — опрокинется. Знаете, как его ставят снова на нужный курс? Медленно поворачивают в обратную сторону! Понимаете? Вместо того чтобы одним рывком вернуть на курс, его медленно разворачивают в другую сторону до той черты, где он сбился. Так и Россия — слишком громадное судно. Нельзя её вернуть мгновенно в нужное положение. Мы идём вспять. Но как только дойдём до точки, когда сбились с курса — рванём вперёд. А, может, и уже рванули.

— Н-ну-у… вам виднее, — сказал Сергей.

— Это не мне, — поправила актриса, — я и термин-то этот узнала недавно, это всё я прочла. Умные люди утверждают.

Сергей помолчал немного и затем продолжил:

— Вот мы с вами говорили о том, что лицо спящего дышит покоем и счастьем.

— Да, да, и я сказала вам, чтоб вы запомнили это выражение, потому что больше нигде и никогда вы не увидите абсолютно счастливого человека.

— Так вот. Я видел их во сне! Все эти люди были абсолютно счастливы! Это что-то такое… генетически обусловленное. Понимаете, чтобы быть абсолютно счастливым, нужно, чтобы на генетическом уровне не было в человеке никакой грязи, никакой агрессии и никакого страха.

— Н-ну… — протянула неуверенно актриса, — это уж супермен какой-то будет. И для того, чтобы он родился, нужны поколения до него, в которых бы накапливалась и передавалась эта информация.

— А, может, и не нужно поколений, — сказал задумчиво Сергей, — а нужно Божие соизволение.

— Согласна, — кивнула Гончарова.

— Был ещё один интересный момент сегодня утром, — добавил Громов, — дело в том, что потом я услышал пересказ моего сна по радио.

— Это как? — удивилась актриса.

— Да вот так! Витиеватым языком девятнадцатого столетия рассказчик повествовал, как он летел во мгле, направляясь на другую планету…

— Нет, в самом деле?

— Говорю же вам! Я просто обомлел! Ушам своим не верил. Радио сделал погромче.

— Но как это возможно? — Актриса была потрясена, — что это было?

— А это был рассказ Достоевского «Сон смешного человека». Только концовка у него была другая. Там прилетевший морально разложил население цветущей планеты и привёл её к катастрофе.

Не читала.

— И я не читал! Впервые сегодня услышал этот рассказ по радио! И именно после того, как увидел похожий сон! Что это значит?

— Бог говорит с нами на языке жизненных обстоятельств, — ответила актриса, — стало быть, есть два варианта развития событий. И давайте подумаем, чем этот пресловутый Глобальный Проект под названием «Второе пришествие» может угрожать миру.

— Чем угрожать? Не знаю. Даже представить не могу. И, знаете что? Мне кажется, там всё же не Христос. Ну не может такого быть! — он пристукнул ладонью по столу, — сами подумайте — куда это годится? Ну, выйдите на улицу, спросите любого человека: может такое быть? И вам ответят, что не может. Это из области фантастики. Или горячечного бреда. Подумайте сами. Мы нормальные люди, сидим тут, чай пьём. Птички за окнами трещат, воробьишки всякие. Деревья зеленеют. Нормальный майский день. Вон — слышите — собака залаяла. Жизнь идёт. И вдруг — нате вам — Христос клонированный. Бред! Нам кино показали какое-то, а мы поверили, как последние идиоты.

— Не забывайте ваш сон и последовавшее затем предупреждение в форме рассказа Достоевского. И ещё. Вы видели Мариелену Прайс? — строго спросила актриса.

— Видел, — нехотя буркнул физик.

— Вы её узнали?

— Ну и что же? Монтаж плёнки. Для дураков.

— Это прямая трансляция! Вы меня сами в этом убеждали. Штайнмахер протянул руку и отключил камеру, и на экране пропало изображение… Да вы прекрасно понимаете. Но зачем-то упрямитесь. Кроме того, ведь это вы переводили их разговор. Я не знаю английского, вы им владеете.

— Да ерунда всё это! — вскипел Громов.

— А взрыв машины и ещё два трупа, образовавшиеся прямо у нас на глазах — это что, тоже ерунда?

Гончарова говорила очень серьёзно, и Громов призадумался.

— Да, — произнёс он наконец, — убийства не вписываются в мою схему.

— Вот то-то и оно. Всё гораздо серьёзнее. Ребята пишут свой сценарий будущего. И, боюсь, что немногие из живущих будут в нём фигурировать в качестве действующих лиц. А вы вообще-то слышали о концепции Золотого миллиарда?

— В общих чертах. Честно говоря, не воспринял это всерьёз.

— И совершенно зря. Это касается всех нас. Меня в меньшей степени, чем вас. Вы ещё молоды и вам это должно быть более чем небезразлично. Я же недавно толковала о том, что разработана концепция, по которой на земле может безбедно жить лишь миллиард богатеньких счастливчиков. Ещё какое-то количество народонаселения должно остаться, чтобы обслуживать пресловутый «Золотой миллиард». А остальным — увы — места нет на земном шарике.

— Но это же… обыкновенный фашизм!

— Вот именно.

— И что — эти засекреченные миллиардеры перестреляют, что ли, всех лишних? Как они смогут осуществить свою программу?

— А они уже осуществляют её. И очень даже успешно. Потому что применяют двойные стандарты, действуют скрытно. На словах — одно, а на деле — совершенно другое. Стравливают между собой доверчивых и глупых. Одних ловят на чувстве обиды и желании отомстить, других — на гордыне и чувстве превосходства, развращающем и порождающем вседозволенность. То и другое разрушает психику и превращает человека в зомби. А зомби всегда управляем и внушаем. Таким особям кажется, что они сами приняли решение, сами распоряжаются своей и чужой жизнью. Того, что их ловко подтолкнули к его принятию, они не замечают. Вспомните Чечню, Югославию, Афганистан, Ирак. Кто нам устроил конфликт на Кавказе? Кому была выгодна эта война? Отдельным структурам на Западе, по всей вероятности, управляемым этим самым пресловутым Тайным Мировым правительством. Вспомните все эти «бури в пустыне», эти громы и молнии. Прямо карающий меч правосудия! А что на деле? Банальная драка за недра. Даже не драка, а стирание с лица земли городов и народов. А вы говорите…

— Так что же — новая «холодная война»?

— Да она, собственно, и не кончалась. Многие годы полным ходом идёт Третья Мировая Информационная Война. Методом «культурного сотрудничества», методом «промывания мозгов». И клонированный Иисус отлично вписывается в глобальный сценарий.

— Каким же образом?

— Христос воскресший был прикрытием для многих неблаговидных дел. Одна инквизиция чего стоит. С именем Бога на устах люди друг друга убивают вот уже две тысячи лет. Притом, что, как ни странно, нет Евангелия от Христа. Даже от Иуды якобы отыскали Евангелие…. Он, кстати, предстаёт там вовсе и не предателем, а самым доверенным лицом Иисуса. Предавая Его, он лишь скрепя сердце выполнял Его волю. Где тут простому человеку распознать истину? И где гарантия, что те, кто записывал проповеди Иисуса, записали их верно? Сам-то он только устно проповедовал. А диктофонов, к сожалению, не было в те времена. А посему…. Кто правит миром, тот и летописи, и святые книги переписывает. Мы знаем из истории, что первые христиане были весьма воинственны. Помните фильм Тарковского «Андрей Рублёв»? Там есть очень яркая картина расправы с язычниками. Святорусское жречество было тогда не готово к войне и почти полностью истреблено. А, между тем, на Руси люди жили в ладу с природой и обращались к Богу напрямую, без посредников. Каждое дуновение ветра, каждая веточка, травинка подсказывали людям, как им жить и что делать. Существовало множество примет…

— Но ведь приметы — суеверия! — воскликнул Громов.

— Вот-вот. Это нам и сумели внушить. Суеверия — грех, а надо слушать тех, кто знает. То есть посредников. Но один пример с Пушкиным чего стоит! Все приметы сбылись!

— Странно, вы постоянно возвращаетесь к нему.

— Он был верен традициям святорусского жречества. Интуитивно постигал самую суть вещей. Он, в самом деле, был пророком. И знал об этом. Есть такой эпизод из их совместной с Натальей Николаевной жизни. Они пришли на бал и встали вместе перед зеркалом, в котором отразились только они и никто больше. А Пушкин вдруг сказал: «А я вижу рядом с тобой военного. Но это не Дантес. Наташа, кто это?» Как известно, через семь лет после убийства Пушкина Наталья Николаевна вышла замуж за генерала Ланского.

Актриса вдруг замолчала, затем добавила:

— И его Ларина Татьяна в «Евгении Онегине тоже выходит замуж за генерала. А перед этим убивают поэта. Он всё предвидел. Он всё знал!

Она глубоко вздохнула. Сергей заметил, как она взволнована — словно речь шла о бесконечно близком человеке. Гончарова продолжила:

— Сразу же после его смерти возник слух о существовании тайного архива Пушкина. Он якобы предвидел, что враги России его убьют и надёжно упрятал архив, в котором важные для потомков предсказания.

— Впервые слышу, — удивился Сергей, — вот бы найти этот архив.

— Об этом многие мечтают, — вздохнула Гончарова, — я в том числе.

Они немного помолчали, затем Сергей продолжил размышлять вслух:

— Предположим, — говорил он, — что там, в Америке, в какой-то тайной лаборатории и в самом деле клонировали Иисуса Христа. Что это даёт тайным правителям мира и чем угрожает нам?

— Что даёт? Как и две тысячи лет назад, неограниченную власть над миром. Ну а чем угрожает простым людям… Вы можете себе представить, что начнётся, если объявят о том, что Он пришёл во второй раз?! Сценарий Страшного Суда может включать в себя всё, что угодно! Кого угодно объявляй грешником, еретиком, коли, руби направо и налево. Впрочем, там, вероятно, всё продумано. Примитивной резни наверняка не будет. Тем более что существуют такие виды оружия, о которых мы можем только догадываться — управление климатом, землетрясениями, цунами, всё те же опыты с генетическим материалом животных и человека…

— Слушайте, хватит! — взмолился Сергей Анатольевич, — нагнали страху… Жить не хочется.

— Оттого, что вы закроете глаза и уши, реальность не изменится.

— Так что же делать?!

Их разговор прервал телефонный звонок. Гончарова взяла трубку.

— Да, я — заговорила она с кем-то.

— Да, я гуляла утром в городском саду.

Она бросила быстрый взгляд на своего гостя.

— Какого молодого человека? — спросила она, — никого я не видела. Я не люблю подобных происшествий. Да, я сразу ушла. Ко мне придёте? Но зачем? Я говорю же — ничего не видела. Нет, сейчас неудобно. Я принимаю душ. С меня вода течёт. Я выскочила прямо из под душа к телефону. Ну… я не знаю. Может, через полчасика. Ну, хорошо.

Она бросила трубку.

— Вы спросили, что делать? Бежать! Они нас вычислили. И они не будут ждать полчаса, придут сейчас. Если уже не караулят у подъезда. Хорошо, что у нас домофоны — пока соседей обзвонят, чтобы кто-нибудь дверь им открыл… Хватайте ваши чемоданы — и вперёд! У меня ключ от чердака имеется, мы выйдем через самый дальний подъезд.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Пока Громов укладывал в клетчатую сумку оба чёрных чемоданчика, актриса успела набросить куртку и теперь торопливо рассовывала по карманам документы, записную книжку и деньги. Они вышли на лестничную площадку, Наталья Николаевна заперла свою дверь и, сжимая в руке ключ от чердака, первой устремилась наверх. Они проникли на чердак, и здесь актриса так же тщательно заперла за ними дверь. Они беспрепятственно миновали расстояние, равное целому кварталу, поскольку в старом доме не имелось чердачных перекрытий между подъездами, только толстые вертикальные балки преграждали им путь. Лавируя между ними, они почти бегом достигли конечной цели. На счастье, дверь чердака последнего подъезда не была заперта. Они спустились по лестнице и вышли на улицу.

— Полюбуйтесь, — кивнула Гончарова на свой подъезд.

Там двое крепких молодых людей в кожаных куртках разглядывали номера квартир на панели домофона. Неподалёку стоял чёрный внедорожник с чёрными же тонированными стёклами.

— Вперёд! — скомандовала Гончарова и направилась к арке, ведущей из закрытого двора на улицу Советскую.

— Куда теперь? — спросил Сергей, перебрасывая из руки в руку сумку с «кейсами».

— А к вашей Лизе, — проговорила актриса.

— Нет. Лиза бросила меня, — насупился Сергей.

— А вам не кажется, что Лизу необходимо предупредить? А, может статься, и спасти от рук бандитов.

— Что вы такое говорите? — испугался Сергей.

— А то. Вы их видели? Представились по телефону работниками милиции, а похожи они на милиционеров? И машина похожа на милицейский «газик»? Они спросили, не встречала ли я в горсаду человека лет тридцати пяти. И описали ваши приметы! Вполне возможно, что уже составлен ваш фоторобот. А, значит, до выяснения личности — рукой подать. Узнают фамилию, адрес, не обнаружат вас дома и двинутся прямиком к вашей жене.

— Вы думаете? — растерялся Сергей.

— Да нечего тут думать! Надо действовать!

На маршрутном такси они проехали мост через Волгу и пешком прошли ещё пару кварталов. Закончились многоквартирные дома, потянулись улочки одноэтажных застроек вперемежку с коттеджами, по виду напоминавшими настоящие дворцы.

Лиза жила в маленьком домике за низким забором из штакетника. Это была уютная усадьба с небольшим садиком и огородом. Гончарова и Громов двинулись было напрямик к калитке, когда актриса вдруг схватила своего спутника за руку и увлекла за куст сирени.

— Я слышу голоса! — прошептала она.

Громов раздвинул ветви кустарника и увидел Лизу. Стоя на крылечке, она разговаривала с точно таким же крепким парнем, каких они только что наблюдали у подъезда Гончаровой.

— И сюда добрались! — с досадой произнесла Наталья Николаевна.

— Вы думаете, это они?

— Уверена.

Плечистый человек попрощался с Лизой, забрался в чёрный внедорожник и уехал. Гончарова и Громов выбрались на тропинку и вошли в калитку.

— Ты? — удивилась Лиза, посмотрев на Сергея Анатольевича. И только потом ответила на приветствие Гончаровой.

— Идёмте в сад, в беседку, — сказал Громов и быстро пошёл впереди. Лиза и Наталья Николаевна устремились за ним.

— Что ты сделал, Сергей, что случилось? — на ходу спрашивала Лиза, — тут только что был человек из органов, спрашивал о тебе…

— Прежде всего, — проговорил физик, усаживаясь за столом в беседке, — позволь тебе представить Наталью Николаевну Гончарову. Она актриса.

— Я вас узнала, — улыбнулась Лиза.

— Мы с вашим мужем сегодня познакомились случайно в горсаду при очень странных обстоятельствах, — произнесла Гончарова, пристально вглядываясь в жену своего нового знакомого.

Что-то очень и очень необычное было в ней. «Выражение лица!» — догадалась актриса. Да, таких лиц почти не увидишь теперь. В нём совершенно отсутствовала надменность. Но при этом не было и приниженности. Никаких крайностей. Однако и среднестатистическим это лицо не назовёшь. И именно из-за его выражения. Но что же это, что? Кого напоминает эта девушка? Да, Лиза Громова определённо кого-то напоминала. «Сикстинскую мадонну» Рафаэля! — пришла к выводу Наталья Николаевна. И тотчас поняла, что в выражении её лица показалось таким необычным. Это — кротость. Не забитость, не приниженность, нет! Именно кротость, которую и уловил в своей модели Рафаэль, и перенёс затем на полотно. «Кротость и в самом деле в наше бурное время почти не встречается, — думала Гончарова, — женщины наши наравне с мужчинами вцепляются руками и зубами в эту жизнь, чтобы не упустить ни одного шанса. Они не прячутся за «широкую спину», нет, они и сами кого угодно могут прикрыть и вытащить из любой ситуации, и тащить на себе хоть всю жизнь. Где уж тут взяться кротости, когда надо и «коня на скаку» останавливать, и «в горящую избу» входить, и бизнес делать, и карьеру… Да и детей, в конце-концов, воспитывать. Только вот времени для материнской нежности в подобном сценарии как-то не предусмотрено. Ах, как грустно всё это! Теряется Вечная Женственность. Сходит на нет. А что взамен?!»

Между тем Громов сдвинул в сторону плетёную хлебницу с печеньем и чайную чашку с блюдцем и водрузил на стол оба «кейса», достав их из клетчатой сумки.

— Сергей, — взволнованно заговорила Лиза, — тот человек… Он говорил, что тебя ищут, как свидетеля, по делу о теракте. Что за теракт? Мне показалось даже, что тебя подозревают.

Лиза была очень напугана, на её щеках проступил румянец, большие синие глаза блестели, как будто в них стояли слёзы. Молодая женщина была очень хороша — простой свитер и брюки не скрывали стройной фигуры, густые, чуть вьющиеся волосы были заплетены в короткую, но очень толстую косу, нежная кожа не нуждалась в косметике.

— Во-первых, успокойся, — сказал Сергей, — а во-вторых, выслушай меня.

И он в нескольких словах рассказал ей об утреннем приключении.

— И теперь мы имеем, — закончил он свой рассказ, — два чёрных чемоданчика в наличии и целую свору бандитов на хвосте. Приходил к тебе, дорогая жёнушка, не человек из органов, а человек из банды.

Назвав Лизу жёнушкой, Сергей Анатольевич бросил на неё испытующий взгляд, но молодая женщина не возразила, и Громов заметно приободрился.

— А в чемоданчиках-то что? — спросила она, заворожено глядя на супруга.

— А вот теперь мы их откроем! — произнёс он торжественно и, щёлкнув замками, приподнял обе крышки.

— Ого! — увидев пачки денег, охнула Лиза, — это же целое состояние! Нужно как можно скорее подбросить этот чемодан бандитам, чтоб отвязались.

— Не поможет, — вздохнула Гончарова, — в живых нас не оставят.

— Почему?

— А потому что много знаем.

— Что знаете?

— Может быть, ноутбук не открывать? — встревожено спросил Сергей Наталью Николаевну, — чтобы Лизу не впутывать. Пусть она ничего не знает. Если второй раз к ней приедут, то сразу же поймут — она не в курсе. А ты, — повернулся он к жене, — не говори, что мы приходили.

Он хотел было захлопнуть чемоданчик с ноутбуком, но Лиза помешала, схватив его за руку.

— Что в ноутбуке? Я хочу знать! Открой сейчас же!

— Нет, Лиза.

— Да!

— Нет, нет и нет. Наталья Николаевна, уходим!

— Я не пущу тебя! — Лиза вцепилась в рукав куртки Сергея.

— Малыш, я должен уходить. Пойми, если с тобой что-то случится, я не переживу.

— Я тоже не переживу, если с тобой что-то случится! — всхлипнула молодая женщина.

Гончарова, глядя на них, улыбалась.

— Но ты же… — начал Сергей растерянно, — ты же ушла… Я думал, ты разлюбила!

— Я ушла, потому что подумала — ты разлюбил! Ты стал такой рассеянный и равнодушный!

— Но это потому, что я то решал теорему Ферма, то потом надумал вывести Теорию Единого поля…

— Что-о?!

Лиза, широко раскрыв глаза, смотрела на мужа. Сергей смутился.

— Дурь, конечно, полная чепуха, но понимаешь, я чувствую, что я родился для чего-то большего. И ты должна была бы мной гордиться. А кем гордиться, если я ничем не примечательный преподаватель физики в обычной гимназии.

— А я?! А я вообще никто, ничто и звать никак! Обычный работник архива. Даже без кандидатской степени, не говоря уже о докторской.

— Глупенькая! — Сергей нежно прижал голову жены к своей груди, — ты у меня самая необыкновенная!

— Это ты — самый необыкновенный!

На этих словах Лиза откровенно разрыдалась. Наталья Николаевна почла за лучшее тихонько удалиться и осмотреть цветник и огород, где уже были проделаны аккуратные грядки и высажены какие-то растения.

Вернувшись, она застала супругов пристально глядящими в ноутбук. Изображение в нём снова появилось. Увидев спящего на кушетке человека, Лиза пробормотала:

— А он на кого-то похож. Он спит? Да, он не в коме, а просто спит. Лицо спокойное. Удивительное лицо. Ему, похоже, снятся радостные сны. Он совершенно счастлив. Надо же! Впервые вижу такое полностью умиротворённое выражение лица у спящего человека. А люди в белых халатах — это врачи? Где это происходит? В какой клинике? Ты почему молчишь?

Она взглянула на Сергея.

— Он на кого-то похож? — спросил тот.

Гончарова пристроилась рядом с ними на лавочке и с интересом вслушивалась в их диалог.

— Ну, да, похож, — кивнула Лиза, — где-то я видела это лицо. По телевизору? Нет, скорее, на художественном полотне. Может быть, кто-то из художников писал его портрет, а я была на выставке и видела…. Но тогда кто? Я бы запомнила. Всё это очень странно. Тревожно как-то на душе. И потом — почему эта секретность? Что-то особенное есть в этой «картинке». А-а… — догадалась вдруг она, — я поняла! Над этим человеком в какой-то закрытой клинике проводят опыты, а тебе это стало известно. Ты по ошибке получил вот этот ноутбук с изображением. Конечно! Это же понятно! Не может быть у обычного человека такого выражения лица! Ему ввели гормоны счастья, эндорфины! И он весь светится даже во сне! Он абсолютно, беспредельно счастлив! Конечно, это опыты. Где эта клиника находится? Ты ещё не узнал?

Не дожидаясь ответа, Лиза взволнованно произнесла:

— Так вот почему тебя ищут! Произошла утечка информации! Тебе всучили вот этот ноутбук с прямой трансляцией. Кто-то установил там цифровую видеокамеру, настроил ноутбук с функциями беспроводного Интернета, а он попал к тебе, да?

— Чувствуете, какая умница? — похвастался Сергей.

Актриса только развела руками.

— Твой снисходительный тон не уместен, — проговорила Лиза с обидой.

— Да ну, какой там снисходительный?! Я поражён, я потрясён, раздавлен!

Он сиял от счастья. И в эту самую минуту был совершенной копией спящего.

— Свежий взгляд на проблему наверняка поможет нам, — вступила в разговор Наталья Николаевна, — вы, Лиза, в самом деле, могли бы нам помочь. Но, с другой стороны, и риску вместе с нами подвергаетесь.

— Ещё не поздно… — начал было Громов.

— Поздно! — прервала его Лиза, — я уже видела «картинку». И вы должны мне объяснить, что она значит.

— Мы сами ничего не понимаем! — воскликнул Громов.

С экрана компьютера донёсся звонок и все четверо учёных, колдовавших над пробирками и микроскопами, стали подниматься и покидать помещение.

— Они и не подозревают, что мы за ними наблюдаем, — грустно усмехнулась Лиза.

— Вот видите, Сергей Анатольевич, а нас с вами этот аспект нисколько не обеспокоил, — заметила Наталья Николаевна, — Лиза определённо работает «свежей головой» в нашем маленьком коллективе, и с её помощью мы разгадаем, наконец, все загадки и решим все проблемы.

В неведомой лаборатории остались двое — Штайнмахер и ещё один сотрудник. Громов прижал палец к губам. На экране заговорили.

— По-английски! — ахнула Лиза.

Громов вполголоса переводил:

— Аарон, задержитесь на минутку.

Это сказал Штайнмахер, обращаясь к молодому сотруднику. Вместе они подошли так близко к видеокамере, что их лица видны были крупным планом.

— Вы иудей, Аарон?

— Ну вы же знаете, что я еврей, — пожал плечами Аарон.

— Я имею ввиду не национальность. Кто вы по вере? Христианин или же иудей?

— Трудно сказать. Моя мать христианка, а отец иудей.

— Как же они уживаются?

— Нормально. 21-й век. Процесс глобализации. Грани между конфессиями потихоньку сглаживаются.

— Ну-у… Я бы так не сказал!

— Господин Штайнмахер, я очень есть хочу, — пожаловался Аарон, — давайте лучше в столовой о конфессиях побеседуем.

— Я задержу вас, юноша, только на минутку. Скажите, кто он? Как вы думаете? — тут Штайнмахер кивнул на спящего на кушетке человека.

— Клон. Кто же ещё?

— И лицо его вам не знакомо?

— А что, должно быть? — усмехнулся Аарон.

— Да нет. Простите.

— Так я пойду?

— Да, да, конечно. Извините, что задержал. Стало быть, к христианству вы нормально относитесь?

— Господин Штайнмахер, — юноша был, как будто раздосадован, — вы задаёте странные вопросы. Вас не устраивает, как я работаю? Тогда скажите прямо, что я уволен. А при чём тут мои взгляды на христианство и прочие религиозные конфессии?

— Нет, вы талантливый учёный! Я просто… У меня просто, понимаете ли… Впрочем, неважно. Извините. И ступайте завтракать.

Аарон хмыкнул, повернулся и ушёл.

— Интересная вещь, — заговорил вдруг сам с собой Штайнмахер. Громов прилежно переводил его слова.

— Я никому здесь не могу довериться.

Он посмотрел прямо в камеру.

— Если кто-нибудь где-нибудь видит и слышит меня — знайте: я не хотел клонировать Христа.

Услышав эти слова, Елизавета вскрикнула.

Штайнмахер продолжал:

— Но так сложились обстоятельства. Долго рассказывать. А у меня мало времени. Скоро перерыв закончится, и мои сотрудники вернутся. Я решился на этот шаг — передать ноутбук с прямой трансляцией русскому Президенту. Достигнет ли цели моё послание — не знаю. Что будет дальше с нами всеми, я имею ввиду — со всем миром, я тоже не знаю. Если Христос был человеком, пусть даже царского происхождения, наш эксперимент становится просто безответственным и неэтичным. Но если Он был Мессией, то мы, с позиций христианства, богоотступники и совершили грех, достойный самой тяжкой кары. Но почему же Бог позволил нам совершить его?!

На этих словах он потянулся к камере и отключил её.

— Так это был Христос?! — спросила потрясённая Лиза, — они Его клонировали? Но как? Для этого же нужно иметь частицы тела…

— Насколько я понял, они использовали кровь с Плащаницы, — сказал Сергей и глянул на Гончарову. Она кивнула.

— Причём, делалось это в строжайшей тайне, — добавила актриса. — Как видим, не все учёные, задействованные в Проекте, знают, кого именно они, образно говоря, родили.

— Но Христос…. Он же Бог! — воскликнула Елизавета.

— Только для христиан, — заметила Наталья Николаевна, — в других конфессиях его считают человеком. Пророком. Стало быть, генетически чистым, то есть святым.

— Я пыталась понять, что такое религия, — проговорила задумчиво Лиза, — для чего и почему человеку так важно верить в высшие силы. На эту тему существует несметное количество литературных трудов, как научных, так и художественных. Я у себя в архиве перерыла горы книг, летописей и рукописей. И нашла любопытный источник. В середине 19 века южнославянским учёным Стефаном Ильичом Берковичем были собраны в Родопах тексты ведических преданий и песен. И там упоминается 53 песни о Белом короле. Целый эпос! Оказывается, древние славяне считали его Сыном Бога, который учил людей вере. После него осталось много книг, но куда они делись — никто сейчас не знает. Древние славяне верили, что он не умер, а вознёсся на небеса.

— Ну, надо же! — пробормотала Наталья Николаевна, — прямо аналог Новому Завету.

— Именно! — горячо воскликнула Елизавета, — но и это не всё! В древнем мире до Иисуса Христа существовали мифы об умирающих и воскресающих богах — сирийских, финикийских, египетских. Все они умирали, проходили сквозь тьму ада по подземному миру, а затем воскресали. Иисуса Христа можно сравнить с Таммузом, Адонисом, Аттисом, Осирисом и другими богами древних.

— Ну и что это значит, по-твоему? — спросил Сергей.

— Откуда мне знать? — пожала плечами Лиза, — говорю же — проблема религиозного сознания меня интересует, но разобраться в ней я пока не сумела. И если Плащаница и в самом деле существует, если на ней — частицы крови распятого Христа, которого учёные даже сумели клонировать, то… Я не знаю, что и думать.

Она немного помолчала и добавила:

— От всего этого у меня «крыша едет», мозги кипят.

— Не у тебя одной, — сказал Сергей, — знаю только одно — если Иисус Христос и приходил на землю, то главное в его Пришествии было вот это: «Заповедь новую даю вам — да любите друг друга».

— Расшифруйте, — потребовала Гончарова, — я уже во второй раз слышу от вас это категорическое утверждение, но, однако же, не понимаю, чем так важна для вас и чем нова эта заповедь. Любовь всегда существовала на земле — ведь люди, говоря словами Библии, «плодились и размножались». Притом, замечу, не только люди.

— Именно! — воскликнул Громов, — именно! Даже мухи «плодятся и размножаются». Но вы уверены, что они испытывают при этом чувство любви друг к другу?

— Ах, вот как вы ставите вопрос?

— Да, так. На земле не было Любви. Вот потому эта заповедь — новая.

— А сейчас есть на земле любовь?

— Встречается. Но редко.

Наталья Николаевна задумалась. Потом произнесла:

— Сейчас многие дамы и со страниц газет и журналов, и с телеэкрана призывают наших соотечественниц любить самих себя. И утверждают, что все беды девушек и женщин только оттого, что они недостаточно любят себя. Надо любить себя, лелеять, холить. И тогда и мужчина увидит, как дорого вы стоите, и купит вам норковую шубу и бриллиантовое ожерелье. Так неискушённым девушкам прививают мораль проститутки. В моё время был такой анекдот. Едут советские туристы по Парижу. Гид говорит им: «Посмотрите направо, это Эйфелева башня. Налево не смотрите, там падшие женщины». Едут дальше. Гид говорит: «Посмотрите налево, это Нотр-Дам де Пари. Направо не смотрите, это падшие женщины». Так продолжается довольно долго. Наконец, один из туристов не выдерживает. «А порядочные женщины тут есть?» — спрашивает он. «Есть, — отвечает гид, — но они очень дорого стоят». Теперь и наши девушки сплошь и рядом — всего лишь живой товар. И каждая из таких красоток старается подороже продать себя. Это, как говорят в театре, реплика в сторону. Что же касается любви… Быть может, вы, Сергей, и правы… А вдруг её и в самом деле до какого-то времени на земле просто не было? А потом появилось это странное необъяснимое чувство. Но люди стали убивать его в себе. Почему?

— Но это как раз понятно! — грустно улыбнулась Лиза, — потому что Любовь — это любовь к другому, а не к себе. Любви к себе не существует. Любовь к себе — это простейший эгоизм. Простейший. Незамысловатый. Такой маленький, хищненький. Как зверёк. Из норки выскочил, схватил добычу — и снова в норку. Любить себя и холить. Грести под себя толстенькими, коротенькими лапками.

Глаза её заблестели, как будто она вот-вот заплачет, голос стал прерывистым и звонким, лицо раскраснелось.

— Я не знаю, как могут мужчины вожделеть хищных, жадных женщин, — говорила она с горячностью, — и как женщины могут вожделеть хищных, жадных мужчин. Эти особи настоятельно требуют заменить любовь сексом. Им этого вполне достаточно. Этот суррогат любви кажется мне спариванием животных с той разницей, что животные всё-таки спариваются лишь для воспроизведения потомства, а не для удовлетворения похоти. На мой взгляд, похоть — отклонение от нормы. Своего рода безумие. А, как известно, безумие заразительно. Отсюда и маньяки, растлители малолетних, гомосексуалисты, разного рода изуверы. Вирус похоти поражает мозг. И он пострашнее всех иных самых страшных вирусов, поскольку многие из них — лишь производное от вируса похоти. Не зря же он распространился по планете со скоростью чумы.

Сергей смотрел на Лизу и совершенно не узнавал её. Его тихая и молчаливая жёнушка стала совсем на себя непохожей, слова её жгли — такая в них была боль и такое негодование. Что так сильно её взволновало? Что заставило так отчаянно и с таким рвением защищать настоящие чувства между людьми? И почему она ушла? Не потому ли, что и он в какой-то момент жизни вдруг превратился в мерзкого зверька? Он стал эгоистичным? И сам не заметил этого? Конечно. Уйдя с головой в свои научные изыскания, он стал смотреть на неё сверху вниз. Не позволял ей прикасаться к своим книгам. «Всё равно не поймёшь» — говорил он, когда она просила объяснить, чем он там занимается, в своём «медвежьем углу». А он… Он чувствовал себя одиноким на ледяной вершине. Всё, что ни есть земного, было внизу, у его ног. Чем больше знаний поглощал его разум, тем он стремительнее возносился, удаляясь от Лизы.

Сергей стиснул зубы от досады.

Наталья Николаевна заметила это и спросила встревожено:

— Что с вами? Вам плохо?

Лиза же ничего не спросила, но смотрела на мужа так, словно читала его мысли.

— Мне было плохо, — помолчав, ответил Громов, — а теперь очень хорошо.

Он взял руку жены и прижал её к сердцу.

— А вот про любовь и про новую заповедь, — сказал он негромко, — мы с вами ничего не поняли.

— А ты понял? — улыбнулась Елизавета.

— Вот только что. Между людьми любви, быть может, и не было — не доросли. Но Любовь с большой буквы была всегда. Господом Богом из Любви соткана вся Вселенная. Он сотворил и продолжает творить мир одной только энергией Любви. Она — основа всего сущего. Бог создал мир, чтобы любить его. Бог создал всё живое, чтобы любить свои создания. Но когда делаешь это открытие, оно кажется невероятной новостью. Вот только… Если бы, сделав открытие, мы не забывали его!

— Что ж, продолжим дискуссию, — улыбнулась Гончарова, — вернёмся к теме клонирования Христа. Учёные давно об этом поговаривали, давно мечтали провести этот опыт. Но я считала, что Ватикан, хранитель Плащаницы, никогда не пойдёт на такой шаг, чтобы позволить использовать каплю крови Христа для клонирования… Хотя знаете, я, кажется, могу понять святых отцов. Как бы то ни было, а они чувствуют ответственность за происходящее. И сознают, что им придётся держать ответ перед Божьим престолом. И это их крик о помощи. Ведь они же не могут не понимать, что человечество катится в пропасть. Если уж и саму католическую церковь сотрясают скандалы на сексуальной почве, то что говорить об их пастве! Техническая революция при недостатке человечности завела нас в тупик. Техногенные катастрофы на нас обрушиваются одна за другой. Достаточно вспомнить Чернобыль. Численность населения растёт, энергопотребление тоже. Как выйти из этого тупика?

— Но разве святые отцы не понимали, для чего нужен этот Проект под кодовым названием «Второе пришествие»? — возразил Сергей.

— Думаю, что они уповали на Бога. Допустит Бог это или нет.

— И Бог допустил, — пробормотала Лиза, — но почему?

— Штайнмахер тоже задавал себе этот вопрос, — напомнил Громов.

— Поищите ответ в Интернете, коль скоро он теперь доступен вам в любой точке пространства и времени, — посоветовала Наталья Николаевна.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сергей поискал, и через некоторое время на экране компьютера появилась газетная статья под названием:

Новый Мировой Порядок: Планы, раскрытые инсайдером в 1969 году

(Часть 3.2, окончание; см. части 1, 2 и 3.1)

КТО-ТО ОЧЕНЬ ХОЧЕТ СТАТЬ БОГОМ

(запись интервью, взятого Рэнди Энгель у доктора Лоуренса Дунеганав 1991 году)

Доктор Лоуренс Дунеган (ЛД): «Никто не отнимет нашего права изучать даже вашу сексуальную жизнь. У нас всё это будет на компьютере. Но нам нужно сформировать новое поколение — такое, у которого даже самые интимные действия между двумя людьми становились бы публичными, или могли бы стать публичными». Таким образом, станет труднее иметь какие-либо личные мысли, и вы попросту не сможете «бодаться» с системой, если всё, о чём вы думаете и что вы делаете станет достоянием окружающих. При этом сами «плановики» не будут «распространяться» о своей личной жизни. Для них неприкосновенность частной жизни сохранится. Эти планы — для всех, кроме них.

Рэнди Энгель (РЕ): Да. По аналогии с тем, как они сами слушают концерты классики и оперу, а в средства массовой информации закачивают хард-рок.

ЛД: И это создаёт конфликт внутри семьи, который является одной из сопутствующих «выгод» для «регуляторов».

Ближе к концу записи упоминалось как именно этот Новый Мировой Порядок будет преподнесён населению. Мы просто проснёмся однажды утром, и все изменения уже произойдут.

РЕ: А что насчёт тех, кто не согласится?

ЛД: Там что-то было… Поскольку это будет «Новая Власть», и она будет представлять некие изменения, то предполагается, что будет дан призыв публично присягнуть ей на верность. У вас не будет выбора.

Если вы не подпишетесь под этим, то на ваш банковский счёт не будут поступать электроимпульсы; не станет импульсов, посредством которых будут оплачиваться электричество или ваша ипотека, или продукты; а когда пропадут электрические импульсы, у вас не станет средств к существованию.

РЕ: А можно ли будет получить всё это от других или это будет… Иными словами, если у вас, скажем, есть сочувствующая вам семья…?

ЛД: Нет, не получится, потому что жилищные органы будут пристально следить за тем, кто проживает по тому или иному месту постоянного жительства. И они будут следить за тем, чтобы все проживающие там имели на это разрешение.

Если в процессе взросления и формирования ваша психика «настраивается» на установку о том, что «ценность человека заключается в его эффективности и производительности; что необходимо иметь престижную должность или, по крайней мере, заниматься чем-то полезным — вносить свой вклад», — а тут подъезжает полицейский фургон и забирает какого-то парня, живущего в коробке, который «не вносит никакого вклада», то кому до этого будет дело? Это же всего лишь человекообразное существо, зародыш, отщепенец. А эмбрионы и отщепенцы — это всё одно животные. Что с ними делают? От них избавляются. И никого это не взволнует.

РЕ: Я вспоминаю, что когда китайские коммунисты пришли к власти, то в числе первых вещей, которым они начали обучать в школах, были не идеи о конкретной политической идеологии, а об эволюции и о том, что человек это просто животное. А раз человек это всего лишь животное, то людей можно согнать в стадо и приставить к ним смотрителей, которые следят и присматривают за ними. Мы — одна большая муравьиная колония, и у нас есть тот, кто «регулирует дорожное движение»…

Мы уже обсуждали «секс без деторождения», и Вы ещё сказали, что появится технология для «деторождения без секса», и это ещё одна большая тема, — и к тому же спорная. Если какая-то страна перенаселена, то вы, наверное, захотите понизить сексуальную активность людей, избавиться от порнографии и всего того, что стимулирует сексуальную активность. Но, нет. Всё наоборот! Повысьте сексуальную активность, но так, чтобы она не вела к рождению детей. В этом была идея, да?

ЛД: Да, и вот как бы я это развил. Это ведёт к рабству, потому что если тебя делают рабом собственных наслаждений, будь то секса, еды или ещё чего-либо, то тебя легче контролировать; и это одна из причин того, почему для священнослужителей столь важен обет безбрачия. А ведь многие священники даже не понимают этого. А уж если вы зависимы от секса, как наркоман… Если секс отделён от деторождения, он становится всего лишь способом получения наслаждения. Не стану пытаться проводить параллели с едой, потому что без пищи никак не обойтись — но тогда людьми становится проще управлять, делая секс доступным для них или лишая его. Так что это может стать элементом порабощения.

И о деторождении без секса… То, что вы получите в результате этого, будет иметь все требуемые признаки человеческого существа без каких-либо притязаний на права человека. Ведь сейчас мы называем кого-то человеком, потому что у него есть отец и мать, семья, и поэтому он человек с правами человека. Но если вашим отцом была чашка Петри, а матерью — пробирка, как вы можете требовать прав человека? Своим существованием вы будете обязаны лаборатории, а она вам никаких человеческих прав не передаст.

И выходит, что Бога нет, а значит, вы не можете требовать каких-то прав человека, дарованных Богом, а значит, вы — идеальный раб. У вас есть все признаки человека, но нет никаких притязаний на права.

РЕ: В романе «О дивный новый мир» была описана кастовая система (альфы, омеги и т. д.). Установлению системы различных каст способствовало то, что в комнатах декантации (родильных палатах) тем, кому предназначалось заниматься чёрным, рабским трудом… работать в шахтах… вводили в мозг немножко кислорода, чтобы они «научились любить своё рабство». И они были очень счастливы, потому что не знали ничего лучшего.

У них не было необходимых средств на что-либо, но, чем выше был уровень касты, тем больше кислорода подавалось в мозг. Так что, по сути, имелась группа недочеловеков, обожавших своё рабство. Вероятно, в прошлом рабы не очень-то любили своё рабство, но в данном случае описана технология, которая заставит людей любить своё рабство. При этом представителям каждой касты нравилось быть теми, кем они были в этом «Дивном новом мире».

ЛД: Вы помните этот девиз на воротах нацистских концлагерей… что-то в духе «Работа — это Мир, и Работа — это Счастье». Не помню, в Бухенвальде такой был или в Освенциме. Моя память не сильна на точные цитаты, но ведь главное — это суть. А тут Олдос Хаксли, пишет «Дивный новый мир», и говорит примерно то же самое ещё до того, как Гитлер пришёл к власти, так что Хаксли что-то знал.

РЕ: О, да! Ведь Хаксли родом из семьи, которая, по-видимому, (как минимум) внесла некий вклад в подготовку Нового Мирового Порядка. Ряд английских писателей… того времени и направления, обозначили общие представления о том, что предстоит в будущем. Например, Г. Уэллс…

Помню, когда я читала «О дивный новый мир» в школе, то подумала: «Бог ты мой, ну и фантазии!». А спустя тридцать лет я сказало: «Это страшно». Похоже, есть некое сходство между тем, о чём писал Хаксли и лекцией, прочитанной доктором Дэем, потому что от «Дивного нового мира» возникает такое смешанное чувство, что то, что там описывается, не есть хорошо. «Было бы лучше, чтобы у человека не пропадало чувство юмора, чтобы частная жизни оставалась неприкосновенной, чтобы семья оставалась семьёй и т. п. Но ЭТО неизбежно. Всё это уйдёт. Как жаль… Немножко сантиментов…, но Новый Порядок должен наступить, и мы должны потесниться».

ЛД: Не помню, упоминал ли я на записи фразу, которую произнёс профессор: «На этот раз мы всё сделаем правильно!»?

РЕ: Нет, не упоминали.

ЛД: Было столько деталей, что все не упомнишь. Но когда он говорил о введении Нового Мирового Порядка, он сказал: «На этот раз мы всё сделаем правильно!». И я тут же задался вопросом: «Что значит «на этот раз»? Это что, случалось и раньше»? Никаких подробностей на эту тему не последовало, но думаю, не трудно предположить, что предыдущие попытки были связаны с III Рейхом… Ваше замечание по поводу технологий принципиально ввиду наличия компьютеров и всех средств обмена данными, управляемых при помощи электронных импульсов.

Ни у кого не будет никакого богатства. У вас не будет ничего ценного, только доступ к электронным импульсам, управлять которыми вы не будете.

РЕ: Общество безнала?

ЛД: Да, общество безнала. Вашим вознаграждением за работу будут не более чем электронные импульсы в компьютере, и всё, на что вы можете претендовать в качестве накоплений — это импульсы, и те, кто управляет этой системой, смогут по своему усмотрению дать их вам или забрать… Вплоть до наших дней никак нельзя было воплотить в жизнь утверждение из Книги Откровения, который гласит: «и никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его»… [Отк. 13:16–18]

Люди могут сказать: «Меняю бушель помидоров на бушель пшеницы. Если отвезёшь моих детей в школу, я дам тебе шесть початков кукурузы». Бартерный обмен. Можно и не доходить до такого примитива; ведь всегда имелись золото, серебро и другие средства платежа, которые были даже лучше бартера. Но при таком «безналичном обществе», как мне кажется, впервые в истории человечества всем населением мира можно будет управлять через экономические механизмы, и кто-то сможет сказать: «Вот я нажал нужные кнопки, и знаю величину твоего электронного кредита; знаю, на что ты тратишь свои электронные деньги; и без моего компьютера ты не сможешь ничего ни купить, ни продать».

Сейчас у вас при себе с полдюжины кредитных карт, но довольно скоро всё сведётся к одной единственной кредитной карте, и когда… под мнимым предлогом, что люди теряют свои кредитки, будет предложено избавиться от них и ввести имплантат… Туда, где он будет доступен для сканера…, в правую руку или в лоб.

РЕ: Кстати, о сканере. Когда у нас шла «Война по ТВ», то есть Война в Персидском заливе… Это была первая война, когда можно было просто сидеть и круглые сутки словно находиться там, на поле боя. И тогда были отмечены некоторые достижения в области технологий: можно точно обнаружить местоположение одного маленького человека. Они говорили о нём как о «точечной цели». Представляю себе, как с помощью различных технологий они также могут точно «засечь» пару изменников-диссидентов при Новом Мировом Порядке. Технология, применённая к так называемому «врагу», может быть применена и для задачи поддержанию порядка.

ЛД: Совершенно верно. Эта инфракрасная «штука», которая… Я вообще-то дилетант в таких вопросах, но знаю, что любой источник тепла — например, оленя, человека, диссидента — можно засечь инфракрасным сканером. И можно получить что-то вроде наружного контура того, что это: олень, овца или ещё что.

Впервые я услышал о таких сканерах во время вьетнамской войны, когда наши войска использовали их для обнаружения противника. Раз это «работало» около двадцати лет назад, то сейчас их, вероятно, ещё больше усовершенствовали. Но с такого рода средствами слежения станет довольно сложно сбежать и сказать: «Уйду-ка я в горы, стану отшельником и спасусь от этого Нового Мирового Порядка. Буду охотиться на оленей и есть ягоды — и выживу. У меня довольно крепкая жена, и она тоже выживет. Мы будем делать то, чем индейцы занимались до того, как сюда приплыл Колумб, и мы все выживем». А Новый Мировой Порядок скажет: «Нет, не выживете, потому что мы найдём вас».

РЕ: Даже в «Дивном новом мире» была группа людей, которые по-прежнему жили, как семья, и женщины кормили грудью, а их называли дикарями. Но у нас никаких дикарей не будет. Мы будем интеллигентными, стройными и с прямыми зубами.

ЛД: Было упомянуто ещё кое-что: леса могут быть — а при необходимости будут — вырублены или сожжены. Это берёт начало в идее о… богине Матери-Земле, и в том, что «мы должны защищать окружающую среду… Но, если мы захотим поймать тех, кто попытается убежать, мы, сожжем весь лес. Мы найдём их». Об это было заявлено. Уничтожение лесов может и будет осуществлено, дабы никто не улизнул от контроля системы.

РЕ: Мы приближаемся к завершению. Что вы ощущали после… Ну, после той лекция прошло уже около 22-х лет; и, наверное, не проходит и дня — по крайней мере, с тех пор как я услышала эту запись, — чтобы я не думала о том, что рассказал в ней доктор Дэй.

ЛД: Это постоянно напоминает о себе. Не проходит и дня, чтобы в сознании не всплывало: «Это напоминает мне о том-то и том-то», — будь то слежка или безопасность…

РЕ:…или одежда. Я как-то на днях открыла каталог с игрушками, и заметила, что в нём напрочь отсутствовали куклы-малютки… что, разумеется, вернуло меня к идее о том, что нам не нужно, чтобы маленькие девочки думали о детях-малютках. В каталоге была лишь одна кукла, да и она была «взрослой». И ничего такого, что могло бы способствовать развитию чьих-то материнских инстинктов. Итак, доктор, Ваш прогноз.

ЛД: А не пора ли нашему Господу вернуться и заявить: «Пора вам и честь знать, раз вы собираетесь уничтожить мою планету Земля. Я отвечаю за планету. Я отвечаю за человечество. Человечество будет уничтожено, если Я так скажу. Я не позволю своим созданиям узурпировать и воспользоваться уровнями управления, при которых будет уничтожено всё сущее.

РЕ: В прошлом диктаторы могли убивать людей, пытать их, но, в принципе не могли изменить то, что означает «быть человеком». Они не могли изменить человеческую природу. Но сейчас начинается этот новый многомиллиардный проект «Геном человека», в ходе которого они собираются вести учёт генов всех людей. Никто не скроется. Будет определён генетический код каждого человека и это «распахнёт двери» для манипулирования, и можно будет изменить смысл того, что ЗНАЧИТ быть человеком.

И если в итоге субъект перестанет обладать свободой воли, то дело лишь за Господом — сказать: «Довольно!».

Вместо заключения

Комментировать эту заключительную часть беседы с доктором Дунеганом излишне. В этом материале поставлено столько вопросов, что читателю остаётся лишь завершить начатый ранее внутренний монолог на тему будущего, и дать ответы и принять решения, руководствуясь, прежде всего, своей Совестью. Иначе по обыкновению всё решат за Вас.

В качестве послесловия приведу три вполне уместные цитаты, дополняющие различные аспекты затронутых на трёх кассетах тем.

Комментарий одного из интернет-читателей показался мне примечательным, так как «вводит в уравнение» международную иудейскую мафию, веками «мостившую» дорогу, ведущую к так называемому Новому Мировому Порядку. Манипулируя элементами «богоизбранности», «исключительности», служения «золотому тельцу» и ростовщического ссудного процента, обеспечившего почти все войны и кризисы последних столетий, «закулисные регуляторы» исчерпали лимиты проекта, именуемого Библейской концепцией. Две следующие цитаты привносят в рассматриваемую тему примечательные детали.

Составители и редакторы Ветхого Завета, лежащего в основе западно-библейской ростовщической цивилизации (в которую через «крещение» втянули и Россию), описывают грядущее — прежде всего, для жителей Иудеи — так.

«…когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет, — тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни! Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу, ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет.

И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни. Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам.

Итак, если скажут вам: «вот, [Он] в пустыне», — не выходите; «вот, [Он] в потаенных комнатах», — не верьте, ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого; ибо, где будет труп, там соберутся орлы. И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; и пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их.» (Мф. 24:15–31)

Второй фрагмент цитирует письмо Альберта Пайка к Джузеппе Мадзини о мировых войнах (датируется 15 августа, 1871) с изложением некоторых принципов и задач, которые должны быть решены в ходе трёх предстоящих мировых войн.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА должна была быть инсценирована для того, чтобы поставить царскую Россию под непосредственный контроль баварских Иллюминатов. Россию следовало использовать в качестве «пугала» для того, чтобы решать задачи стоящие перед баварскими Иллюминатами.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА должна была, через манипуляцию немецкими националистами и политическими сионистами создать всеобщий раскол во мнениях. Этому должны были послужить расширение сферы русского господства и создания в Палестине Государства Израиль.

ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА должна, в соответствии с планом, начаться из-за расхождения во взглядах, вызванных Иллюминатами между сионистами и арабами. Планировалось распространение этого конфликта на весь мир.

Равным образом, составной частью этой третьей войны должно стать натравливание друг на друга нигилистов и атеистов в ходе спровоцированных социальных потрясений, которые должны привести к еще никогда невиданным зверствам и жестокости. После разрушения христианства и атеизма людям будет принесена подлинная «Доктрина Люцифера», и таким образом, захлопнутся обе дверцы в ловушке (Х.9).

Наконец, вот пример гражданской позиции, проявленной ещё в XIX веке Джоном Свинтоном (бывшим руководителем редакции газет «Нью-Йорк тайме» и «Нью-Йорк сан»). В 1880 году он был почётным гостем на банкете организованном в его честь. Когда предложили тост за свободную прессу, Свинтон заявил:

«Сегодня в Америке нет такой вещи как независимая пресса. Вы это знаете, и я это знаю! Ни один из Вас не осмелится написать то, что думает. А если и осмелится, то заранее зная, что в печать это не попадёт.

Мне платят, чтобы я держал язык за зубами. Вам платят за то же самое. И любой из вас, кто будет настолько глуп, что напишет честную статью, будет вышвырнут на улицу.

Если бы я решился опубликовать своё честное мнение, я бы остался без работы в 24 часа.

Работа журналистов: уничтожать истину; стелиться, извращать, очернять; лебезить перед Маммоной и продавать свою страну и свою расу за хлеб насущный! Вы знаете это, и я знаю это, так что это за вздор — «поднимать тост за независимую прессу»?

Мы инструменты и слуги богатых людей, стоящих за кулисами. Мы марионетки; они дёргают за ниточки, и мы пляшем. Наши таланты, способности и жизни принадлежат им. Мы интеллектуальные проститутки!»

Далее предоставляю Вам возможность осмыслить сказанное нашими предшественниками десятки и сотни лет назад и дать ответы на вопросы, которые жизнь неизбежно поставит перед каждым. И, судя по всему, довольно скоро.

Первой статью дочитала Гончарова.

— Какой кошмар, — заговорила она, — Как будто эту информацию кто-то специально подготовил для нас. Подходящий момент! Всё сбывается? Не дай-то Бог!

— Мистика! — прошептала Елизавета, — вы в неё верите?

— Приходится, — вздохнула актриса.

— Вот именно, приходится, — повторил вслед за ней Сергей, обращаясь к Лизе, — сегодня Интернет работает оракулом. Утром мой комп такую же информацию выдал. Некто, назвавшийся Инсайдером, рассказал, кто правит нами, откуда есть пошли все религии на земле и много ещё чего интересного и любопытного. Сдаётся мне, что влипли мы в нехорошую историю, из которой довольно сложно будет выпутаться.

— Но, Сергей! — возмутилась Елизавета, — ты думаешь только о нас! О том, как выпутаться нам. Ты разве ничего не понял? Если там действительно клонировали Христа, то что нас ждёт? Сбываются самые жуткие прогнозы! Ведь ещё неизвестно — Христос ли это. А вдруг Антихрист в его теле? Ты понимаешь, чем это грозит человечеству?!

— Ерунда какая-то, — пробормотал сквозь зубы Громов, — бред. Я как будто бы нахожусь внутри фильма, американского блокбастера.

Он закрыл сайт и переключился снова на лабораторию. Но, вероятно, видеокамеры там по-прежнему были отключены — «картинка» отсутствовала. Вместо неё на экране плавал какой-то значок в виде рыбки в аквариуме.

Внезапно послышался шум подъезжавшего автомобиля, и все трое насторожились.

— Это они! — вскрикнула Лиза, — это снова бандиты! Бегом в укрытие!

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Укрытием им послужил старый, полуразрушенный сарай, за который они успели спрятаться. Сергей захватил сумку с «кейсами», так что следов их пребывания во дворе дома Лизы не осталось. Спрятались они вовремя. У калитки затормозил всё тот же чёрный внедорожник, из которого выскочили двое устрашающего вида громил и направились прямиком к дому. Постучав пару раз, они без церемоний вошли внутрь. Елизавета молча махнула рукой своим спутникам и провела их через заднюю калитку к густому кустарнику на краю обрыва. Они едва успели скрыться в ложбине за холмом и кустами дикой малины, как услышали треск сучьев и шумное сопение преследователей. Бандиты остановились в двух метрах от них.

— Не продраться сквозь эти кусты, — произнёс один из них, брезгливо отряхивая чёрную кожаную куртку.

— Да она вряд ли в лес пошла, — отозвался другой, — скорее всего, села на попутку — и в город.

— А дом почему не закрыла?

— Торопилась, забыла.

— Нам надо было сразу её взять. Тогда и он бы на приманку высунулся из норы.

— Ладно, пошли отсюда.

Они так же шумно, ломая ветви, двинулись прочь. Вскоре послышался шум мотора, внедорожник уехал.

— Фу-у, — вздохнул Громов, — ну и в переплёт же мы попали… Простите меня, милые дамы, это я виноват. Втянул вас, сам не знаю, во что.

— Да перестаньте вы рефлектировать, — прикрикнула на него Наталья Николаевна, — ни в чём вы не виноваты.

— Да, милый, — поддержала её Лиза, — ты слишком много на себя берёшь. Неужели ты думаешь, что в твоих силах менять то, что предначертано?

— Они хотели взять тебя в заложницы! — возмутился Сергей.

— Но ведь не взяли!

— Куда теперь бежать? — горестно вздохнула Гончарова, — я девушка уже немолодая, тяжко мне бегать от злых ворогов. Полежать бы… У меня такой мягкий диванчик дома!

— Не расслабляйтесь, госпожа артистка! — шутливо прикрикнула Лиза, — я видела вас в роли Екатерины Великой, и вы там были очень и очень энергичной монархиней.

— Ну, вот на время спектакля, часа на полтора, меня и хватает.

— Я предлагаю спуститься к Волге, — сказал Громов, — посидим там, на бережку и прикинем, что делать дальше.

Кое-как пробравшись между кустами, они обогнули овраг и спустились к пологому берегу, над которым низко нависали ветвистые ивы. Рядом был женский монастырь, от его стен вилась вниз узкая тропка, а сбоку от неё, вероятно, для отдохновения монахинь, в землю была врыта скамеечка, на которую и опустились беглецы. Громов поставил клетчатую сумку у своих ног, утёрся носовым платком и внимательно огляделся вокруг.

— Вот что, — сказал он вдруг, — спрячу-ка я свой груз от греха подальше. Мало ли что.

Позвав Лизу на помощь, он взобрался на иву, взял из рук жены сумку и спрятал её в густых ветвях, так, что снизу её нельзя было заметить. Спустившись, он сполоснул в Волге руки, и, подойдя к сидевшим на скамейке женщинам, торжественно произнёс:

— О клонировании Христа должны узнать. И как можно скорее. Тот из нас, кто останется жив, пусть постарается передать этот ноутбук адресату.

— Это кому же? — удивилась Лиза.

— Ты забыла? Штайнмахер сказал, что переправил компьютер русскому Президенту. Но, как видно, его доверенные лица решили подзаработать на этом деле и продать информацию.

— Нас в самом деле могут убить? — спросила Лиза.

— К сожалению, да.

— А если всех убьют, кто передаст чемоданчик Президенту?

— Вот что, — оживилась Гончарова, — нам нужен мобильный телефон — это во-первых. А, во-вторых, необходимо войти в доверие к монахиням…

— Вы хотите отдать им ноутбук? — перебил речь актрисы Сергей, — вы думаете, что монахини пойдут на то, чтоб обнародовать информацию о клонированном Христе? Боюсь, что тут у нас ничего не получится.

— Да, — усмехнулась Елизавета, — в святых писаниях ничего не сказано о Христе клонированном.

— У вас проблема? — раздался голос позади них.

Все трое вздрогнули и обернулись. Неподалёку от скамейки стоял парень лет двадцати пяти и дружелюбно улыбался им. Он был босой, в закатанных по колено джинсах и серой шерстяной толстовке. В одной руке он держал удочку, а в другой — небольшой рюкзак и кроссовки. Его длинные светлые волосы были схвачены сзади резинкой, образуя рокерский «хвостик», худощавое лицо украшала небольшая бородка.

— Ничего не поймал, — вздохнул он и, сев на поваленное бревно, стал обуваться.

— Вы не простудитесь? — поинтересовалась Гончарова, — судя по всему, вы и по воде босой ходили. А нынче май холоднее обычного.

— Я вообще по воде хожу, аки посуху, — усмехнулся парень, — и холод мне нипочём. Я последователь Порфирия Корнеевича Иванова, который холодом лечился.

Он с хитрой усмешкой оглядел всех троих и добавил:

— Однако вы такие разговорчики ведёте, — он покрутил головой, — если бы те бандиты к вам подкрались…

Отряхнув от песка ступни, парень натянул носки, сунул ноги в кроссовки и пошёл к речке. Там он спокойно ополоснул лицо и руки, привёл в порядок джинсы и толстовку, расправив штанины и длинные рукава, и вновь повернулся к онемевшей от удивления троице.

— Вы видели бандитов? — обрёл дар речи Громов.

— Ну, да. С того места, где я рыбачил, видно было, как вы убегали и прятались за кустами, а двое бандитов гнались за вами.

— Почему вы решили, что это бандиты? — спросила Гончарова, — может быть, это наши друзья, которых мы решили разыграть.

— Неудачный, наверное, розыгрыш, — ехидно ухмыльнулся парень, — если вас за него убить хотят.

— Как много вы успели подслушать? — рассердилась Елизавета.

— Достаточно.

И парень снова заулыбался. «Дефективный какой-то», — подумал Громов, а вслух спросил:

— Ну и как прикажете отнестись к вашим словам?

— Да никак.

Парень сел на бревно и с безмятежным видом смотрел на своих собеседников.

— Вы кто? — осторожно спросила Наталья Николаевна.

Парень пожал плечами.

— Человек.

— А по профессии?

— Это так важно?

— Нам важно всё, — ответила актриса.

— Ну историк. И что?

— А где работаете?

— Прямо допрос какой-то, — возмутился парень.

— И всё-таки? — не отставала Гончарова.

Парень вздохнул и с лёгким раздражением произнёс:

— Вон видите на том берегу такие купола церковные, но только без крестов? Там и работаю.

— Это же Путевой дворец, — удивилась Гончарова, — там Екатерина Вторая останавливалась, когда в Иверь приезжала. А теперь там объединённый музей.

— Ну да.

— Так вы в музее работаете? Смотрителем?

— Скорее, экспонатом, — и парень весело расхохотался. Как видно, настроение его улучшилось, что тотчас же передалось и собеседникам. Елизавета, глядя на него, невольно заулыбалась. И даже строгая Наталья Николаевна заметно подобрела и перестала смотреть на парня с явным подозрением. Только Сергей продолжал изучающее его разглядывать — не засланный ли казачок. Очень уж вовремя он появился. Да и любознательный не в меру.

Словно бы подтверждая его подозрения, парень спросил:

— Так что — Христа всё же клонировали? Учёные давно подбирались к Плащанице, я в прессе читал. Но как же им позволили? Ведь это святотатство.

Трое беглецов со значением переглянулись.

— Значит, и это слышали? — зловещим тоном спросил Громов.

— Я надеюсь, что вы не убьёте меня за это? — парень дурашливо изобразил на лице гримасу ужаса.

— Мы втянуты в нехорошую историю, — помедлив, заявил Сергей, — и вам теперь тоже придётся бежать вместе с нами.

— Куда?

— Мы и сами хотели бы знать, — вздохнула Гончарова, — дело близится к вечеру, а путь домой нам, увы, заказан. Если бандиты прознают, что вы общались с нами и что-то слышали о клонировании — вас найдут и убьют. Так что присоединяйтесь к нашему дружному коллективу.

— Охотно! — воскликнул парень радостно, — я забыл сказать — я ведь ещё и путешественник. И вот что. У меня идея. Только я должен знать, где именно вас могут поджидать эти двое.

— Начнём с того, что их не двое, — вздохнул Громов.

Неизвестно, с чего бы это вдруг, но он начал доверять этому жизнерадостному человеку. Именно так и втираются в доверие к людям разного рода проходимцы, — попенял он в душе самому себе, однако, вслух продолжил:

— У меня, знаете ли, такое ощущение, что здесь, в Ивери, сосредоточилась целая армия охотников за секретной информацией.

Он повернулся к Наталье Николаевне.

— Вы помните, как тушили горящий лимузин? И «скорая», и пожарные подъехали сразу же после взрыва, как будто были наготове. Из «скорой» никто даже не показался, а пожарные окатили из брандспойта сначала толпу, когда их начали криками поторапливать, и только потом, как бы нехотя, вразвалочку, приступили к тушению.

— У меня тоже было ощущение нереальности происходящего, — согласилась Гончарова, — очень похоже, что никакие это были не пожарные и не врачи, а просто-напросто сподручные бандитов. Ждали, когда из лимузина передадут вам чемоданчик, потом взорвали лимузин и после заблокировали все подъезды к нему.

Весёлый парень перестал ухмыляться.

— А поподробнее нельзя? — спросил он, — насколько я успел понять, у вас имеется какой-то чемоданчик, — он посмотрел на Громова, — а в чемоданчике такая информация, из-за которой взрываются машины, которые даже пожарные не могут потушить?

— Не хотят тушить, — поправила его актриса.

— А не хотят, потому что на пожарной машине прибыли не пожарные, а бандиты. И им, бандюкам этим, важно как раз, чтобы их конкуренты в борьбе за информацию сгорели к чёртовой матери в этом самом лимузине. Так?

— Так, — буркнул нехотя Сергей, — и, сдаётся мне, что и вы, милейший, из их числа.

— Вы сами в это не верите, — вновь ухмыльнулся тот.

— Не верю. И сам не знаю, почему.

— Как говорил Станиславский? — парень обращался теперь к Гончаровой.

— Вы знаете, что я актриса? — удивилась она.

— Хожу в театр иногда. Работаю-то рядом. Почему не зайти после службы на огонёк?

— Историей театра интересуетесь?

— Я же историк. Мне все истории небезразличны. История театра, история религии — да все истории, какие ни есть. Из них, из этих вот историй, много чего полезного можно почерпнуть. Что Станиславский говорил?

— Да он много чего наговорил.

— Вот-вот. В том числе и разумного. «Не верь первому впечатлению, оно самое верное», — сказал он. Вот такой парадокс. «Доверяй, но проверяй» — гласит пословица. Но, как правило, первые впечатления подтверждаются затем опытом общения. Человек излучает себя. И его подлость или святость идут впереди него.

«А он не глуп», — подумал Громов.

— У меня ощущение, что эти двое, которые гнались за вами, — придут сюда ещё, — продолжал молодой человек.

— Вы экстрасенс? — совершенно серьёзно спросила Лиза.

— Мы все в какой-то мере экстрасенсы, — ответил парень, — только не все умеют пользоваться этим.

«Определённо он умён, — подумал снова Громов, — просто работает под дурачка».

— Кстати, меня зовут Иван, — произнёс парень.

— А фамилия как? — полюбопытствовала Гончарова.

— Ну, предположим, Селуянов. Да, так и есть. Иван Селуянов.

Все трое с недоумением переглянулись. А Иван, как ни в чём ни бывало, весело продолжал:

— А вы — Сергей, Елизавета и Наталья Николаевна. Так?

И сам себе ответил:

— Так. Не удивляйтесь, я просто слышал, как вы друг друга называли.

— Но мы… — начала было Лиза.

— Не спорьте, я это слышал, — перебил её Иван, — иначе откуда бы я знал, как вас зовут?

— Знал бы, если бы с утра шпионил за нами, — буркнул Громов.

— Ну вот, опять — намёки, подозрения, — вздохнул Иван, — да ладно, я не гордый. Не обижаюсь и считаю, что теперь мы друзья навек! И у меня только что возник отличный план. Вы мне покажете дом, в котором вас могут поджидать, и, когда они приедут, я встречу их и направлю по ложному пути. И это будет ложь во спасение, не так ли?

— Но вас могут убить! — возразила Елизавета.

— Ни в коем случае и ни за что! — улыбнулся их новый знакомый.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Прошло совсем немного времени, и догадка Ивана вполне подтвердилась. Трое невольных беглецов, занявших прежнюю позицию за углом старого сарая, услышали шум подъехавшей машины.

— Волнуюсь за Ивана, — шепнула Лиза.

— Не волнуйся, — успокоил её Сергей, — если что — мы придём ему на помощь.

— Можем и не успеть, — вздохнула грустно его жена.

— Елизавета, оставьте свой пессимизм, всё обойдётся, — одёрнула молодую женщину Наталья Николаевна.

Между тем из чёрного внедорожника выскочили всё те же крепкие ребята и ринулись по направлению к дому. Дверь на этот раз была заперта, и они принялись колотить в неё могучими кулачищами и рвать ручку на себя.

— Что за шум? — спросил Иван, выходя на крыльцо.

Он был не слишком высок ростом и довольно-таки худощав, но бандиты попятились.

— Ты кто такой? — спросил ошеломлённо один из них.

— Я здесь живу, — отвечал Иван уверенно, — а вы, простите, кто и по какому вопросу?

Громов восхитился его выдержкой и самообладанием.

— Нам нужна Елизавета Громова, — заявил тот же бандит. Его подельник с туповатым видом молча взирал на нежданное препятствие в виде стройного молодого человека с небольшой бородкой и рокерской причёской с довольно пышным «хвостом». Вообще говоря, он по виду напоминал именно рокера или же байкера, но уж никак не научного сотрудника музея.

— Ты кто такой? — допрашивал бандит, — твоя фамилия Громов?

Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и посмотрел в него, а затем в лицо Ивану.

— На фотороботе он без бороды и волосы короткие, — обращаясь к напарнику, пробасил он, — хотя, вроде, похож. Но эти фотороботы — фуфло. На них все рожи одинаковы.

— Моя фамилия не Громов, — сказал Иван.

— Так, значит, ты живёшь здесь, — проговорил задумчиво бандит, — а Громов?

— Что Громов?

— Ну, она же его жена.

— Кто вам сказал?

— Так она, что ли, теперь с тобой, а не с ним? А где она вообще?

— К тётке уехала.

— К какой такой тётке?! — оторопел бандит.

— К обыкновенной тётке, — уверенно отвечал Иван, — у неё тётка во Владимире живёт, прислала телеграмму, что захворала, вот Лиза и поехала.

— Когда?

— Сегодня.

Бандит задумался.

— А, может, она тебе сказала — мол, к тётке еду, то да сё, а сама к этому… Муженьку бывшему, к Громову.

— Это вы бросьте, — произнёс Иван, — я самолично посадил её на поезд. У тётки она. Во Владимире. Могу и адрес дать.

— Чей?

— Тёткин.

— Да на кой хрен он нам сдался? — махнул рукой бандит.

Сбежав с крыльца, оба подельника запрыгнули в машину и укатили прочь.

Иван постоял на крыльце, провожая их взглядом, потом прошёл к сараю, за которым прятались его новые друзья.

— Ловко вы их! — похвалил Сергей.

— Настоящий артист! — восхитилась Гончарова.

— Все мы немножечко артисты, — философски заметил Иван, — что далыпе-то? В доме, я думаю, всё же опасно оставаться. А день катится к вечеру. Может, ко мне?

— А где вы живёте? — спросила Лиза.

— Да там же, при музее, и живу. Есть там пристроечка небольшая во дворе. Раньше, в царское время, в ней прислуга обитала. Ну а теперь вот ваш слуга покорный. Да, не волнуйтесь, места хватит всем. Помещение аж из трёх комнат. Я самолично сделал такой ремонт — куда там евро-новомодному! Ну, что? Вперёд и с песней?

— Ну а как мы туда доберёмся? — задумался Сергей, — они ведь могут и проверки на дорогах устроить. Надо же! — покрутил он головой, — уже и фоторобот мой имеется! А, может быть, и ваши, — повернулся он к Лизе и Наталье Николаевне. Наверное, стоит темноты дождаться. И по-пластунски, короткими перебежками, — он невесело рассмеялся.

— Не надо перебежками, — сказал Иван и подхватил с земли рюкзак и удочку, — я знаю один тайный ход. За мной, к монахиням!

Дамы заметно повеселели и без возражений двинулись за неунывающим парнем. Сергей последовал их примеру с явной неохотой.

— Вы только ноутбук свой не забудьте! — проговорил Иван, продираясь впереди всей троицы сквозь кустарник.

— Ну, вы подумайте! Он и про ноутбук уже пронюхал! — удивилась Лиза.

— А потому что никакой он не учёный и не музейный работник, — заявила актриса.

— А кто же он? — обернулась Лиза.

— Частный сыщик! Ну, признавайтесь, Иван-рыбак, вы частный сыщик? — допытывалась Гончарова.

— Все мы — частные сыщики, — ответил Иван, — все мы чего-то ищем в этой жизни, что-то расследуем, чего-то добиваемся, кого-то допрашиваем, кому-то ставим западни….

— Ну, точно! Сыщик он! — неожиданно развеселилась актриса, — и наняли его бандиты. Только из другой группировки. Ведь верно, Ванечка? Признайтесь, детка!

— Ни за что не признаюсь! — улыбнулся Иван, — да вы меня не бойтесь! Я так — придурок, дефективный. Можно сказать, совсем юродивый, блаженный, нищий духом. Из тех, что царство Божие наследуют.

— С монахинями дружите? — поинтересовался Сергей.

Иван только махнул рукой:

— Куда уж нам, грешным.

Они, наконец, выбрались из зарослей и принялись отряхиваться.

— Я человек, конечно, верующий, — продолжал разглагольствовать Иван, направляясь прямо к дереву, где в ветвях была спрятана сумка, — и сын Божий, творение Божие, как и все мы. Но всё-таки я вне конфессий. Что-то не нравится мне это разделение по религиозным убеждениям. Бог-то один. А конфессий много. И ни в одной из них мне быть не хочется.

— Почему это? — поинтересовалась Гончарова.

— А похоже на ваши спектакли, — ответил Иван, — вот только режиссёры везде разные. И у каждого свой сценарий. И каждый убеждает, что только с ним дорогу к Богу обретёте. Выходит, что? Нужно посредников искать для связи с Богом? А у меня прямая связь. Вопрос — ответ. Просьба — послание. Бог — Он вот тут, — Иван ударил себя в грудь, — в душе, в сердце. Я всегда с Ним. А Он всегда со мной.

— Вы — еретик! — воскликнула Елизавета.

— Кто вам сказал? — искренне удивился Иван, — говорю же — я Богу верю. Просто я вне конфессий, вот и всё.

Ловко взобравшись на дерево, он осторожно опустил сумку в руки Громова, спрыгнул сам и махнул рукой:

— За мной!

Пологий у самой воды берег далее круто поднимался вверх. Там, над обрывом, и стоял женский монастырь святой великомученицы Екатерины. Он был обнесён высоким забором, в котором виднелась запертая изнутри дверца.

— В обход пойдём? — спросила Лиза.

— Нет, вы не поняли меня, — ответил Иван, — я не к самим монахиням веду вас. От них толку не будет. А веду я вас к одному хитрому местечку, которое находится в их владениях, но о котором сами монахини даже и не подозревают.

Он нырнул в заросли за колючие кусты смородины и поманил их за собой. Там под забором лежал огромнейший валун.

— Надо убрать его, — сказал Иван.

Громов непонимающе вскинул брови.

— Да нам и вчетвером с ним не управиться! — негодующе воскликнула Елизавета.

— А никто и не требует справляться вчетвером, — фыркнул Иван, — я сам.

Он положил рюкзак на землю и стал манипулировать удочкой, которая оказалась складной. Когда в руках его вместо длинной удочки образовалась короткая, он щёлкнул кнопкой на конце и выдвинулся металлический стержень.

— Отойдите подальше, — попросил он и прикоснулся этим стержнем к огромному валуну, подцепил его снизу одной рукой и легонько отбросил, словно тот был совершенно невесомым.

— Ничего себе! — ахнула Лиза.

— А это что же у вас такое? — изумилась актриса.

— А это у него антигравитатор, — ответил вместо фокусника Сергей и потянулся к прибору, — покажите, пожалуйста.

— Не могу, извините, — завёл за спину руку с зажатой в ней псевдоудочкой Иван, — опытный образец, эксклюзив, передаче в чужие руки не подлежит.

— Ну, хорошо, скажите, по крайней мере, откуда это у вас. Я слышал о подобных разработках, но они глубоко засекречены. Признайтесь, вы из КГБ? То есть, из ФСБ? Или из ГРУ?

— Да ни откуда я ни оттуда! — рассердился Иван, — чего вы, в самом деле, такие подозрительные? Эту вещицу мне подарил один телеведущий, Сергей Дружко. Он на телеканале ТНТ ведёт передачу «Необъяснимо, но факт». У него куча таких прикольных погремушек.

— Это не погремушка, — возразил Громов, — это оружие. И никаким телеведущим во сне не приснится обладать подобным, как вы говорите, опытным образцом. Кстати, вы никакой не Иван.

— Хотите, документы покажу? — полез мнимый Иван в карман штанов.

— Не надо. Любые документы можно купить в Москве, в метро на Войковской.

— Почему только на Войковской? — пожал плечами собеседник Громова, — я лично покупал на Комсомольской.

— А вы напрасно ёрничаете, молодой человек, — одёрнула его Наталья Николаевна, — вы ведь прекрасно понимаете, что у нас есть причины бояться неизвестных нам людей. За нами охотятся, нас хотят убить. Не слишком, знаете ли, приятное положение.

— Знаю, — вздохнул Иван, — бывал в подобной ситуации. Но, повторяю, я вам не враг. И позвольте вам помочь. Если я и не тот, за кого выдаю себя, пусть для вас я по-прежнему буду Иваном. Так будет лучше для всех нас. И, потом, вдумайтесь — у вас ведь, честно говоря, просто нет выбора. Разве не так? Предположим самое худшее: что я — ваш враг. И что? Сумеете вы защититься или бежать? Нет. У меня есть волшебная палочка. Даже пусть вы раз в десять сильнее меня, — тут он посмотрел на Сергея, — вот с этой силой, — он продемонстрировал свою чудо-удочку, — вам всё равно не сладить. Ведь так? Предположим, что вы решите пожертвовать собой и спасти жизни этих женщин. Что это даст? Да ничего. Вы же не знаете радиус действия этой штуковины. В результате вы можете и сами погибнуть, и их не спасёте. Вот к таким выводам вы можете придти, если подумаете хорошенько. Но я, ещё раз повторяю, не враг вам. Я ваш друг и союзник.

— Вам нужен ноутбук? — спросил напрямик Громов.

— Зачем? — улыбнулся таинственный собеседник и вновь стал тем же самым простецким пареньком Иваном, — хотя, конечно, я с огромным удовольствием загляну в него, если вы позволите. Это ведь там содержится информация о клонированном Христе?

— Да, — ответил Сергей. В душе он по-прежнему доверял странному парню, но после демонстрации прибора…

— Ну, надо же! — воскликнул он вдруг, — я подумал о демонстрации вами этого прибора, — он кивнул на складную удочку, — и тут же пришла в голову мысль о том, что слово «демонстрация» очень похоже на «демон в пространстве». Стало быть, все эти уличные демонстрации или же демонстрации мод, вообще демонстрации чего-либо, а также демонстративное поведение…. Это всё с ведома лукавого?

— Его работа, — усмехнулся Иван.

— В вашем присутствии приходят странные мысли в головы людей, — произнесла медленно и значительно Наталья Николаевна, — и странные же вещи происходят. Не объясните, почему?

— Да где уж мне! — воскликнул почему-то радостно их новый знакомый, — а, кроме прочего, пора нам, леди и джентльмены! Пора в укрытие.

Он указал на вход, который обнаружился после того, как с него легко, словно крышка с кастрюли, убран был неподъёмнейший камень-валун.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тем временем в Ивери разворачивались нешуточные события. В город, расположенный между Москвой и Петербургом, прибыли два не совсем обычных кортежа. Один из них представлял собой огромный чёрный джип с тонированными стёклами и охранявший его милицейский газик, другой — роскошный лимузин в кольце шести машин сопровождения. В джипе ехала дама в лёгком белом кашемировом пальто. Это была очень красивая, ухоженная блондинка со странной причёской — вокруг её головы была обмотана толстая коса. Такую причёску в далёкие прежние времена носила почти былинная Леся Украинка. Дама, ей подражавшая, именно из Украины и прибыла — сначала самолётом из Киева в Москву, затем на джипе — в Иверь. Горделивая посадка её головы говорила о том, что это женщина властная и знающая себе цену. Да и не мудрено, коль скоро везде и всюду её называли не иначе, как «оранжевая принцесса». Джулия Тамошенко, возглавлявшая на Украине блок оппозиции в Верховной Раде, сейчас переживала не лучшие времена — так называемая «оранжевая революция» не принесла народу ничего хорошего и не была им принята, а все её сторонники воспринимались «американскими наймитами». Губы Джулии были упрямо поджаты — эта женщина никогда не сдавалась. Вот и сейчас она надеялась с помощью эксклюзивной информации, которую получит в Ивери, поправить свои дела.

Господин в лимузине не знал, кто едет впереди на джипе. Он вообще не страдал мелочным любопытством, так как считал себя слишком значительной фигурой. Впрочем, он и являлся таковым. Это был бизнесмен Савва Игнатьевич Золотов, державший сеть кондитерских по всей России. Он путешествовал не в одиночестве — рядом с ним восседал лидер Либерально-демократической партии и вице спикер Государственной Думы Владимир Вольфович Жареноскин. Они потягивали коньячок и мирно беседовали.

— Так значит, вы не желаете входить в «золотую сотню»? — спрашивал Савва Игнатьевич.

— Не желаю, — отвечал Владимир Вольфович, — и тебе не советую. Работай на Россию. И даже не мечтай ни о каких «золотых десятках», «золотых сотнях».

— Но почему? — удивлялся Золотов, — я человек богатый и влиятельный. Я считаю себя олигархом. У меня полтора миллиарда «зелёных». Состояние не Бог весть какое, но всё-таки. Почему же мне не войти в пресловутый «Золотой миллиард»?

— Потому, — буркнул недовольно вице спикер.

— Я не против того, чтобы работать на Россию, — продолжал Савва Игнатьевич, — собственно, я на Россию и работаю. Деньги я не держу в оффшорах, они все здесь. Я кормлю людей хлебом и сластями, даю рабочие места, плачу налоги, у меня всё чисто. Я могу на законных основаниях представлять Россию в «Золотом миллиарде».

— Да пойми ты, — вскричал внезапно Жареноскин, — этим придуркам скоро всем конец!

— То есть как? — удивился Золотов, — у них же деньги, власть над миром. Кроме того, никто не знает в точности, кто уже вошёл в «Золотой миллиард». Это же втайне совершается.

— Всё тайное давно уже стало явным! — отрезал Жареноскин, — и близок их конец. Человечество больше не вынесет этого груза, этих бездельников и паразитов на своей шее. Они свои дворцы и виллы обустраивают, а вокруг себя свалку устроили, загадили весь земной шар отходами своей жизнедеятельности! Потребляют сорок процентов всей имеющейся в мире энергии! Куда это годится? Кучке супербогатых — сорок процентов, а на остальных — это больше шести миллиардов населения — оставшиеся шестьдесят.

— Так вы против элиты? — удивлялся Золотов, — может, вы тоже из этого знаменитого «СМЕРШ-Мидасу»?

— Я?! — Жареноскин аж поперхнулся коньяком, — да ты только послушай моё выступление в Думе! Вот — у меня всегда с собой диктофон. Включаю запись! Слушай!

Из динамика донёсся его голос:

«… мы всё время делаем упор на низы: рабочие, крестьяне, бедные. Слушайте, когда мы будем об элите говорить? Все вопросы решает элита. Элита, я имею в виду необязательно чиновники, а гении, их нужно собирать. Америка на чём выигрывает? Она со всей планеты собирает самых умных людей. Мы не хотим собрать. У нас же есть 83 субъекта. Наверное, в каждом есть 10 наиболее умных людей, их нужно поддержать, им нужно помочь, чтобы они могли вложить свой труд. Они хотят, им мешают, потому что там, где чиновник глупее этого умного человека, он всё делает, чтобы этот человек вообще замолчал, он их раздражает.

А теперь — о проблеме «шариковых». Мы по советской схеме сверху раздаём цыплятам, они поклевали и снова пищат, снова мы даём и снова им вместо удочки — рыбку. Пока хватит, лет на 20, на 30. Но эта советская система отучила людей работать, отучила быть собственником. У нас никто не хочет быть собственником. Где очередь людей, которые хотят быть собственниками? Боятся, не хотят. Почему не идёт ТСЖ у нас? Боятся быть собственниками жилья. Как это мы — собственники? Отвечать надо.

Я был председателем ЖСК, у меня всё было идеально: сухой подвал, никаких протечек, я командовал сам, всё сам делал, не боялся. Но я внук фабриканта, а у нас сегодня дети шариковых, дети рабочих и крестьян, которые забыли, что такое собственность, забыли, что такое собственный труд, чтобы за него биться.

Люди не умеют работать, не умеют мыслить. Моя фабрика работает до сих пор под Ровно, мой дед построил. Где остальных фабрики, где фабрики ваши? Что вы, что ваши родственники сделали? Она стоит и до сих пор фурычит 102 года, остальные несут цветы к памятнику Сталина, Ленина. Они мертвецы, и страны, которую они создали, нет».

— Убедился? — спросил довольный Жареноскин.

— Ну да, — Золотов выглядел растерянным, — но я не понимаю…

— А тебе и не надо понимать, — ухмыльнулся вице спикер, — ты не внук фабриканта, ты тоже Шариков. Только богатый.

Жареноскин недаром занимал свой пост. Он был необыкновенно умён и расчётлив. Вот и сейчас Золотов услышал продолжение заседания, где оценку воззрениям вице спикера дал присутствовавший там президент Путин:

«Владимир Вольфович сказал, что нужно обращать внимание на элиту, с ней работать, а от рабочих и крестьян — Вы сказали, я записал дословно — появляются только дети шариковых. Я сам из рабочей семьи, Владимир Вольфович. Я с Вами абсолютно не согласен. Нет-нет, не спорьте, я записал дословно. У нас талантливый народ. Нам нужно бороться с бедностью и решать проблемы образования. И не люди виноваты в том, что часть населения у нас деградирует в связи с бедностью, в которую мы её загнали за предыдущие 15 лет. Это наша с вами вина. Лично я 15 лет назад не был и не работал в таких высоких и важных кабинетах. Мы сегодня здесь, и это наша вина и наша ответственность — бороться с бедностью, решать проблемы здравоохранения и образования. И по этому пути мы должны идти, и над этим мы должны, мне кажется, думать. Ну а главное — помнить из глубины веков дошедшую до нас истину: не в силе Бог, а в правде».

— Как же так? — удивился Золотов, когда диктофон был выключен, — ваше мнение не совпадает с мнением президента? И вы живёте спокойно, ничего не боитесь?

— Ничего не боюсь! — торжествующе провозгласил Жареноскин, — потому что у нас демократия. И ты не бойся ничего. Только меня бойся.

Золотов опасливо хмыкнул. Не допущенный в коридоры власти, он смутно подозревал, что путь, проложенный по их шикарным ковровым покрытиям, извилист и где-то даже и опасен. Подавленный недоступной его уму логикой оппонента, олигарх откинулся на спинку мягкого сидения и глубоко задумался, пытаясь понять, какие именно позиции отстаивал Жареноскин.

Они в молчании домчались до центра города, пролетев по мосту через Волгу и проследовав мимо углового магазина с витиеватой вывеской: «Золотов и К*. Сласти для страсти». Далее представительный кортеж свернул налево, прямо к зданию городской администрации, где у Саввы Игнатьевича была назначена встреча.

— Что тут у вас за митинг? — спросил Владимир Вольфович, выглянув в окно, — против чего протестуют? Против монетизации льгот или реформы ЖКХ?

На площади, от которой на четыре стороны прямыми лучами расходились улицы, собралась толпа человек в пятьдесят.

— Коммунисты, наверное, — выходя из машины и поправляя длинный белый шарф, свободно свисавший двумя концами вдоль лацкан чёрного пальто, равнодушно буркнул Золотов.

— А это что?! — воскликнул он в следующую секунду, — куда памятник Ленину дели?!

На месте памятника возвышался чудовищной величины монитор, крепившийся на толстой металлической ноге. Вокруг этого телеэкрана и шумела толпа, потрясавшая красными флагами и транспарантами.

— Куда памятник Ленину дели?! — повторив слово в слово его вопрос, бросилась к Савве Игнатьевичу пожилая женщина из толпы.

У неё в руках был плакат из картона, на котором кривыми буквами от руки было выведено: «Верните Ленина народу!»

Услышав возглас, вся толпа ринулась к бизнесмену. Тот не стал дожидаться дальнейшего развития событий. Бросив водителю лимузина:

— Отвези Жареноскина в музей! — он ринулся к дверям администрации. Охранники прикрывали его с тылу.

Владимир Вольфович пожал плечами и не стал выходить из машины.

— Что тут у вас происходит? — спросил он у водителя, когда тот тронулся с места.

— Похоже, памятник Ленину снесли, — ответил тот, осторожно выруливая на Советскую, — экран поставили какой-то. Чем плохо? Прямо на улице кино можно будет смотреть.

— Давненько я не бывал в Ивери, — проговорил Владимир Вольфович, глядя в окно на проносящиеся мимо чистенькие и аккуратные домики старинной застройки.

Вид портило обилие баннеров и рекламных щитов, а также развешанных повсюду «растяжек» с текстами. В них содержались лозунги, призывы и приветствия, из которых любой незнакомец, попавший в Иверь впервые, мог заключить, что через месяц здесь состоится празднование Дня города и, совмещённый с ним, международный кинофестиваль, альтернативный двадцать девятому, московскому. А в недалёком будущем Иверь станет столицей всей Российской Федерации.

Все эти чудные идеи — и о Дне города, и об альтернативном фестивале, и о перенесении столицы из криминальной Москвы в духовный, чистый центр русской провинции — то бишь Иверь — были выдвинуты членами Лиги западных славян и поддержаны Лигой славян восточных, равно как и другими многочисленными общественными организациями. В числе их были два клуба: «Женский свет» и «Женский след», а также «Орден свободных монархистов», «Двуглавый гриф», «Атлант» и прочие.

В Ивери в постперестроечное время вообще возникло некое поветрие: едва мелькнёт на горизонте новая идея, как в тот же миг она находит своё земное воплощение в виде какого-нибудь «Центра клонирования семьи». Или вдруг возникает «Школа эстетов «Голубые балеты», а то и просто на дверях библиотеки вывесят объявление странного содержания, к примеру: «Досуговые чтения, новейшая древнейшая история». И на этих досуговых чтениях поведают такое об исторических событиях в жизни народов мира, что, право, у жителей любой другой губернии просто мозги бы съехали набекрень. Но только не у иверичей! Их не проймёшь байкой о том, что пирамиды-де египетские возведены были вовсе и не до нашей эры, а в средние века, и что вообще историю, как таковую, отсюда именно и следует отслеживать.

Кстати сказать, не кто иной, как давний приятель Жарено скина, а именно — Савва Игнатьевич Золотов морально и материально поддержал идею фестиваля. Он выделил немалые средства на его проведение. В городе Савву знали превосходно и многие относились к нему с глубочайшим уважением. Он был уроженцем Ивери и лишь недавно перебрался в Москву, поближе к столичным департаментам и министерствам. Однако он и там не жил подолгу. Савва Золотов мог по праву считаться гражданином мира: у него была вилла на Адриатике и квартира в Нью-Йорке, офисы в Израиле и в Эмиратах, не говоря уже об отделениях фирмы «Золотов и К*» по всей России.

Находясь в постоянном движении, перемещаясь из города в город, из страны в страну, Савва Игнатьевич заимел экстравагантные привычки. Местные остряки утверждали, что путешествовать он любит на трёх машинах одновременно: в первой машине рядом с водителем пребывает его астральное тело, во второй — плотное, в третьей — ментальное. Телохранители на всякий случай окружают каждое, хотя посторонний взгляд может увидеть только плотное тело. Впрочем, и плотного увидеть невозможно, так как стёкла во всех трёх лимузинах тонированные. В целях безопасности их сделали ещё и бронированными. Три лимузина с якобы тремя телами Золотова окружали несколько джипов с бойцами СОБРа и ОМОНа, перекупленными Саввой у государства за огромные деньги. Байка о трёх телах, конечно, шутка, выдумка, однако, многие ей верили, что было на руку Савве Игнатьевичу — чем больше разговоров вокруг него, тем успешнее бизнес. Завистников и конкурентов, считавших его патологически жадным, он в немалой степени удивил своим желанием поддержать материально проведение грядущих мероприятий. Никто не знал тайной подоплёки такой невиданной щедрости. А, между тем, она была.

Дело в том, что Золотов был глубоко несчастлив. И объяснений этому не находилось. Начать с того, что он имел возможность удовлетворить любое из своих желаний, о чём простой житель Ивери даже мечтать не смел! Золотов мог вкусно есть и мягко спать, мог наслаждаться интерьерами своих квартир, особняков и офисов, мог позволить себе, развалившись на мягких сидениях, мчать в трёх лимузинах одновременно. Мог, наконец, прекрасно отдохнуть на престижном курорте в уютном гостиничном «люксе», а то и в «президентских» апартаментах. Беда лишь в том, что наслаждения, как такового, он не испытывал при этом! Отсутствовал в нём некий нематериальный орган, отвечающий за наслаждение. И каким образом приобрести его — Золотов не знал. Шагая по ночам из угла в угол, точно узник, в какой-нибудь из многочисленных своих квартир с тюремными решётками на окнах, он сам с собою рассуждал и думал, думал… Что не так? Почему же нет счастья и радости? Нет равновесия, покоя, любви и нежности в душе?.. И заползала жуткая мыслишка в его бессонный ум: а ну, как нет ничего этого в душе, потому что… самой души нет в теле?! А ну как незаметно даже для самого себя он сторговал её нечистому? Продал душу бессмертную дьяволу в обмен на роскошь быстротечной жизни, и проморгал жизнь вечную в вечном блаженстве?!..

Как вдруг однажды всё переменилось! И он почувствовал в себе наличие чего-то нематериального!

Случилось это так. По телевидению шла трансляция документального фильма о чудесах всемирно известного мага и чародея Дэвида Честерфилда. И рядом с ним всё время находилась его прелестная подруга — супермодель Аудотиа Рубероид. Полюбовавшись чудной крошкой, Золотов вдруг с удивлением обнаружил в себе неудержимое желание стать её полновластным хозяином! Страсть, о существовании которой он давно позабыл, вспыхнула в нём с такой силой, что Золотов, будучи от природы скрягой, решил выступить в качестве спонсора альтернативного кинофестиваля в родной Ивери с тем, чтобы выманить сюда под этим соусом Честерфилда с подругой. Что будет далее — он не загадывал. И, сказать правду, Честерфилд его смущал: пройдохе, способному своими фокусами обмануть всю планету, пальца в рот не клади. Наверняка заломит такую цену за свою подругу, что у Саввы Игнатьевича и страсть-то испарится. И второй момент — вдруг этот маг и вправду не фокусник, а настоящий чародей? Что тогда? Во всё сверхъестественное Золотов верил безоговорочно. Кто-кто, а уж сам-то он знал, что местная колдунья, владелица салона «Имиджмейкер» Лолита Птичко научила-таки его разделяться на три тела, выдавать белое за чёрное, искусно блефовать и прочим полезным в бизнесе вещам… Впрочем — пришёл он к мысли — проблемы будут разрешаться по мере их поступления. Пока же Золотов наслаждался предвкушением встречи со знаменитой моделью и следил за вторым раундом переговоров с Честерфилдом.

Первый раунд прошёл вполне успешно: Честерфилд принял делегацию из старинного русского города в своём волшебном замке и даже показал парочку фокусов с исчезновением: исчезли два наёмных киллера, которых Золотов на всякий случай внедрил в Иверскую делегацию. Но это мелочь. Главное — Честерфилд не отказался сразу от участия в празднествах, обещал подумать, и, по словам присутствовавших, говоря так, чародей обнимал за талию свою подругу — беленькую, похожую на куклу Барби, такую вожделенную Аудотиу Рубероид.

Как её не хватало для счастья Савве Игнатьевичу Золотову!

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Странное дело, но внизу было светло. Хотя Иван, с помощью всё того же прибора, закрыл за ними вход, но в самом подземелье имелись некие потайные источники света, обнаружить которые, однако, не удалось. Свет был неярким, но достаточным для того, чтобы ориентироваться в обширном пространстве подземелья. Вниз вели широкие каменные ступени, довольно стёртые, что говорило об их почтенном возрасте. Лестница была пологой и поистине нескончаемой.

Но вот, наконец, они ступили на каменный пол коридора и огляделись. Все трое спутников Ивана были поражены.

— Я никогда бы не подумала, что здесь, в Ивери, имеются такие подземные ходы! — воскликнула Елизавета, — мы прошагали, по-моему, километра два по этой лестнице.

Иван молчал и усмехался, глядя, как его спутники оглядывают каменные стены, сводчатый потолок, широкий бесконечный коридор с боковыми ответвлениями.

— Прямо какая-то пещера Аладдина, — высказалась Гончарова, — я просто-напросто потрясена. Скажите, а здесь сокровища имеются? — спросила она проводника, — я с детства люблю сказки о таинственных подземельях, сокровищах…

— И разбойниках, их стерегущих, — хмыкнул Сергей и тоже обратился с вопросом к Ивану:

— Это ведь стратегическое хранилище, Гохран? Или как оно там называется? А вы, вероятно, работник некоего секретного ведомства? Но тогда почему же вы пустили посторонних в этот суперсекретный бункер? Это, знаете ли, вызывает лично у меня некоторую долю тревоги.

— Вы полагаете, что если нас сюда впустили, то только потому, что уже не выпустят? — встревожилась и Наталья Николаевна.

— Ну, как вы можете так говорить? — вскипела Лиза, — Иван спасает нас!

— Знаете что, — проговорил Сергей, — у меня ощущение, что все вы только снитесь мне. Такого дня в моей умудрённой опытом жизни никогда ещё не было.

— А никакого вновь наступившего дня в жизни каждого человека ещё не было, — изрекла философски Наталья Николаевна, — жизнь есть процесс с односторонним движением, потому каждый день неповторим и уникален. Равно, как каждый человек, который тоже есть процесс.

— Это у христиан время движется только от прошлого к будущему, — заметил Иван, — а вот, к примеру, для китайцев время циклично, оно словно наматывается, как провод на катушку.

— Вялотекущая шизофрения, — буркнула Лиза.

— У кого? У меня? — удивлённо подняла брови Гончарова.

— У всех у нас. И почему я вдруг поверила, что Иван нас спасает? Мы не знаем его. И он видит нас впервые. Мы теряем контроль над ситуацией. Что мы творим-то? Куда идём? Ну, вот куда мы забрели?

Она подбоченилась и в упор глянула на улыбавшегося Ивана.

— Вы куда нас заводите, а?

— Я вывожу вас, — ухмыльнулся тот, — через тернии — к звёздам.

— А я вот к звёздам не хочу! И через тернии — тем более. Я домой хочу!

— Ну, так идите! — пожал плечами весёлый рыбак.

— Так вы закрыли выход!

— Я открою.

— И вам не лень будет подниматься наверх?

— Э-э, нет! — перебил жену Сергей, — мы либо все вместе возвращаемся, либо все вместе продолжаем идти вперёд.

— Идём вперёд, — вздохнула Лиза, — там, позади, бандиты. Впрочем, неизвестно ещё — нет ли их и впереди.

Некоторое время они шагали молча. Впереди шёл Иван с рюкзаком за плечами и чудо-удочкой в правой руке. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, шёл Сергей Громов с тяжёлой сумкой, а за ними покорно следовали женщины.

— Помочь вам сумочку нести? — спросил Иван.

— Спасибо, нет, — несколько поспешно ответил Громов.

— Не доверяете? — попенял ему Иван.

— Представьте, доверяю, — отозвался Сергей Анатольевич, — иначе нашёл бы другой выход из создавшегося положения.

Он усмехнулся и добавил:

— Не столь мрачный, как этот.

— Да он не мрачный, он спасительный, — усмехнулся Иван, — для наших предков эти пещеры служили надёжным укрытием.

— Вы хотите сказать, что это пещеры естественного происхождения? — удивилась Лиза.

— Ну, да, конечно. Почему вы удивляетесь? В Старице есть пещеры, а почему в Ивери их не может быть? Мы же захватываем часть Валдайской возвышенности, которая в древние времена, кстати сказать, была и круче, и обширнее. В более поздние времена эти пещеры обустроили, а в совсем недавние и освещение провели, и подземные дороги.

— Какие? Что — в Ивери есть метро? — снова воскликнула Елизавета.

— Ну-у…. Метро не метро, а средства передвижения имеются.

— Где же они?

— В других отсеках.

— Фантастика! Это военные тут оборудовали всё? — не унималась Лиза.

— Может быть и военные, — уклончиво ответил Иван, — но тут и склады продовольственные есть, и много ещё чего.

— Я теперь понимаю, — многозначительно начал Сергей, — вы, безусловно, имеете отношение к военному ведомству…

— Это не я сказал, — заметил Иван.

— Не вы, конечно. Разумеется. Вы только врать горазды.

— Я не врал! — возмутился Иван, — а то, как вы интерпретировали мои слова — ваша проблема.

— Пусть будет так. Меня интересует эта вот так называемая удочка. Я не могу забыть, как вы одним прикосновением сдвинули тяжеленный валун. И, признаюсь, что это пугает меня. Если учёные уже достигли такого уровня, что могут управлять гравитацией, то это может слишком далеко завести человечество.

— Не достигли, — сказал Иван и улыбнулся.

— То есть, как?!

— Да вот так. Это ведь вы решили, что у меня в руках — антигравитатор. На самом деле это лишь ключ от кодового замка. И всё. И подарил мне его в самом деле телеведущий передачи «Необъяснимо, но факт», Сергей Дружко.

— Какой же может быть кодовый замок в огромном валуне? — удивилась Гончарова.

— Да не валун там, а крышка люка, имитирующая камень. Помните эту историю с иностранными резидентами, которую так широко обсуждали в СМИ? Там тоже были камушки, начинённые электроникой. Разведчику достаточно было пройти мимо этого камня, чтобы считать на специальное устройство информацию. Вот так и здесь. Камень на самом деле полый, в него вмонтирован кодовый замок, а у меня по случаю завёлся ключик. Приложил — камушек откинулся, как крышка люка. А когда мы вошли внутрь — опустился на прежнее место.

— Ну, надо же! — восхитилась Гончарова, — а бедная радистка Кэт из фильма «Семнадцать мгновений весны» таскалась с тяжеленной рацией. Так, глядишь, и до телепатии дойдём, и войны прекратятся — войну ведь можно развязать лишь при условии существования на земле тайн.

— Театр Тайны… — кивнул Иван, — люди немного заигрались в нём.

— Как? Вы употребили этот термин? Это обозначение? — актриса даже приостановилась, — но мы с Сергеем Анатольевичем сегодня тоже именно так и обозначили закулисные игры политиков мира. Этого слышать вы уж точно не могли!

— Почему же? — иронически хмыкнула Лиза, — наш Иван — он всё видит, всё знает. Ведь так, Иван?

— А то! — кивнул он радостно и объявил:

— А мы пришли. Добро пожаловать в мои владения.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вслед за Иваном путешественники поднялись по каменным ступеням вверх и шагнули в открытую им дверь. Когда он запер её изнутри, оказалось, что дверь сливается с отделкой стен и совершенно незаметна.

— Потайной ход, — прокомментировала Елизавета, — я буду звать вас Буратино. Можно? Только вот в его комнате за потайной дверцей скрывался кукольный театр, а у нас…

— А у нас разве нет? — усмехнулась Гончарова, — и у нас, в нашем глобальном мире тоже и куклы, и кукловоды имеются, этакие Карабасы-Барабасы, которые желают дёргать кукол за верёвочки. Да и дверца в этот театр абсурда открывается тоже золотым ключиком — не забывайте про концепцию «Золотого миллиарда», если вы слышали об этом.

— Слышала, — кивнула Елизавета.

— Дамы, довольно философских разговоров, — прервал их диалог Иван, — идём вперёд. Мне очень хочется заглянуть в ваш ноутбук. Что там за информация содержится, вокруг которой кипят такие страсти?

Он провёл их небольшим коридором к ещё одной двери.

— Мы пройдём с вами через запасники. Это подвал музея.

— Там хранятся картины? — спросила Гончарова.

— И не только, — ответил Иван.

Он открыл дверь и трое его спутников, шагнув внутрь, замерли на пороге. Все, кроме Ивана ошеломлённо озирали открывшуюся им невероятную панораму.

— Что это? — обрела голос первой Лиза.

— Я же сказал — запасники. Но только не музейные. Музейщики о них даже и не подозревают.

— Та-ак, — протянул зловещим тоном Громов, — значит, монахини у вас не знают о подземных ходах под монастырём святой великомученицы Екатерины, работники объединённого музея не знают о своих тайных подземных хранилищах… Ну и кто же вы после этого, Иван?

Их гид с беспечной улыбкой на устах пожал плечами.

— И камень у него не камень, а камуфляж с секретным кодовым замком, как у вражеских резидентов, — подхватила Лиза, — но не до этого сейчас, не до выяснений. Тут вопрос или-или: или мы доверяем ему, или нет. Хотя, конечно, это всё очень непросто. Я, например, то доверяю, а то нет. Но прав Иван — другого не дано…

— Да замолчите же вы, Лиза, Сергей! — почти простонала Гончарова, — Вы попали в святилище русской истории. Настройте же себя на созерцание. Быть может, никогда больше вам не удастся увидеть всего этого! Замолчите. Смотрите и запоминайте.

А посмотреть было на что. Начать с того, что помещение было просто огромным. Это была настоящая пещера со сталактитами и сталагмитами, с каменными сводами и арками, вся испещрённая древней наскальной живописью. Разветвлённые арочные входы расходились от главного помещения ещё в трёх направлениях, все коридоры так же, как и основной зал, имели вполне достаточное освещение. Громова это заинтересовало.

— Насколько я заметил, — сказал он, — выключателя здесь не имеется. Откуда свет?

— Оттуда, — указав пальцем вверх, улыбнулся Иван, — система перископов, отражателей и всякая другая вековая премудрость. В древности люди творили чудеса. Вы слышали о русской ветви Традиции Дюн-Хор?

— Да мы и о самой Традиции ничего не слышали, не только что о её ветвях, — проговорила Наталья Николаевна, озиравшаяся с видом ребёнка, впервые попавшего в Дисней-Лэнд.

— Я слышал, — вскинулся Сергей, — был такой Барченко Александр Васильевич, его расстреляли в 1938 году. А перед смертью разрешили изложить письменно всё, что учёному удалось узнать. Он как раз занимался поисками древнего Знания, Русской Ветви Традиции Дюн-Хор. Он проводил такие же изыскания, как и Николай Рерих. Когда Рерих готовил экспедицию на Алтай и в Тибет, Барченко в то же время прокладывал маршрут на русском севере в поисках следов Прародины человечества, Гипербореи. Он путешествовал по Кольскому полуострову.

— Иверь — тоже север! — с гордостью заявила Лиза и спросила, указав на наскальные рисунки:

— Барченко искал это?

— Не совсем и не только, — ответил Иван, — Барченко искал древнее, тайное, сокровенное, эзотерическое Универсальное Знание. И, судя по всему, нашёл. Иначе бы его не расстреляли. Барченко ведь считал, что древние цивилизации владели тайной расщепления атома, средствами психотронного воздействия на людей и ещё очень многим другим.

— Чем, например? — спросил Сергей.

— Например, техникой воздухоплавания.

— Дану?

— Подойдите вот к этому камню. Его доставили с берегов Онежского озера. Это кусок скалы. Видите — изображение летящего гиперборейца. А вот петроглифы с космическими мотивами. Барченко не исключал возможности палеоконтактов между древнечеловеческой и внеземными цивилизациями. Одна из скрытых целей его экспедиции заключалась в поисках таинственного камня с Ориона. Считалось, что этот камень способен накапливать и передавать на любые расстояния психическую энергию, а также обеспечивать контакт с космическим информационным полем. Обладателю этого камня становились доступны знания о прошлом, настоящем и будущем. Есть легенда, что камень, содержащий в себе неведомую силу, был прислан на землю высокоразвитой цивилизацией, обитающей на планетах трёх солнц из созвездия Ориона. В том месте, где камень упал с неба, и была основана обитель духовного знания — Шамбала. Осколки камня получают люди, олицетворяющие духовное начало, по большей части женщины. Силой заключённой в нём высшей космической энергии камень способен направить ход истории в прогрессивное русло. Он бережёт хранителя и страну обитания.

Иван, как заправский гид, повёл всю группу дальше. Они приблизились к неглубокой нише, где стояла огромная, очень древняя ваза. Испещрённая трещинами, она всё-таки сохранила нанесённые на её поверхность рисунки.

— Какая изумительная ваза! — воскликнула Наталья Николаевна.

— Древнегреческая, — пояснил Иван.

— Здесь тот же сюжет, — заметила Елизавета, — какие-то колёса, крылья, человек наверху этого странного летательного аппарата…

— Аполлон летит в Гиперборею, — сказал Иван.

— Значит, она действительно существовала, эта страна? — спросил Сергей.

— Думаю, да.

— Жители Арктики владели техникой воздухоплавания, — произнесла задумчиво Гончарова, — это просто фантастика!

— Отнюдь, — покачал головой Иван, — крупнейшие античные историки очень много писали о северном летающем народе — гиперборейцах. Посмотрите внимательно — эта крылатая платформа, несущая Аполлона, явно пытается копировать реальный прообраз какого-то аппарата. Таких изображений Аполлона, летящего к гиперборейцам, дошло до нашего времени несколько. А, между тем, для античной изобразительной символики это было отнюдь не типично.

— А зачем он летал туда? — поинтересовалась Гончарова.

— В гости к родственникам, — рассмеялся Иван, — эллинский солнцебог Аполлон был рождён именно в Гиперборее титанидой по имени Лето.

— Ну что ж, теперь понятно, — кивнула Наталья Николаевна и перешла к целой галерее деревянных статуй, изображавших огромных крылатых птиц с женскими головой и грудью.

— А это русские Сирины, — пояснил Иван, — вещие птицы Гамаюн и Алконост. Как видим, в русском искусстве сложился настоящий культ крылатых людей. Вряд ли это случайность.

— Насколько я понимаю, — заговорил Сергей, очень внимательно разглядывая статуи, — в этом своеобразном запаснике собраны не совсем обычные экспонаты.

— Это спящая Русь, — торжественным тоном произнесла Елизавета, — она ждёт своего часа. Она проснётся.

— Точнее было бы сказать — восстанет из пепла, как птица Феникс, — вздохнула с горечью Гончарова. И спросила:

— А камень с Ориона тоже хранится здесь?

— Знали бы вы, какое тут количество залов! Разве упомнишь каждый экспонат? — улыбнулся Иван и привёл их к ещё одной каменной лестнице, предложив подняться по ней.

Здесь была также потайная дверь, за ней — небольшой коридор и снова лестница, в конце которой была целая система коридоров, дверей и ступеней. Наконец они вышли в подвалы объединённого музея, где было хранилище с определённой температурой воздуха и специальным освещением. Картины стояли здесь на специальных стеллажах и висели на стенах.

Минуя все другие экспозиции, Иван подвёл их к маленькой картине, висевшей особняком и, притом, в специальном стеклянном ящике с термометром. Она казалась незаметной на фоне впечатляющих полотен.

— Мона Лиза! — ахнула актриса.

Её молодые спутники подошли поближе и стояли молча. Картина была так освещена, что лицо Моны Лизы дель Джокондо казалось совершенно живым.

— Это, конечно, копия… — бормотала, совершенно ошеломлённая, Наталья Николаевна, — но даже копия у нас, в Ивери… Это же совершенно невозможное дело! Откуда она здесь? И почему о ней никто не знает?!

— Так уж и никто? — улыбнулся Иван, — кто-то, пожалуй, всё-таки знает. А теперь знаете и вы. Да, это копия. Но копия совершенно необычная. Начать с того, что написал её сам Леонардо. Он знал, что создаёт шедевр, поэтому решил, так сказать, подстраховаться, чтобы сохранить «Джоконду» на века. Он писал сразу два полотна — один в присутствии позирующей модели, а другой — в полном одиночестве и втайне ото всех. Всё, что он наработал за день, переносил на этот холст, который после его смерти хранился в тайном месте и в специальном помещении при необходимой температуре, словом, в идеальных условиях и даже не подвергался реставрациям. Всё то, что сделал Леонардо за четыре года работы над полотном, осталось здесь нетронутым и совершенным — влажный блеск глаз, тончайшие лиловатые жилки в веках, шея, в которой чувствуешь биение пульса. Вам повезло, как никому — вы видите первозданную красоту портрета.

— Непостижимо, — бормотала Елизавета, — как удалось сохранить полотно без реставрации столько веков?!

— Картина никогда не выставлялась. Леонардо надёжно спрятал её именно в этой барокамере и поместил её в пещере, подобной нашей. О ней знали лишь два доверенных лица — хранители. Леонардо придумал такие технологии хранения, о которых в двух словах не расскажешь, — ответил Иван.

— Да кто бы сомневался! — хмыкнул Громов.

— Сергей! — одёрнула его жена.

— Молчу, — тотчас же поправился он, несколько, впрочем, раздражённым тоном. Невозможность разгадать тайну нового знакомца не давала ему покоя. Он, кажется, готов был взмолиться: «да скажи, наконец, кто ты такой!»

Но вместо этого спросил:

— А почему в Ивери? Почему эта копия в Ивери?

— Может, у нас здесь кладовая мировых шедевров? — предположила Гончарова, — кто-то очень и очень дальновидный собирает их по всему миру и прячет до поры до времени. Мы ведь не были в остальных коридорах пещеры. Может быть, там — стратегический духовный запас мировой культуры. Завоеватели с древнейших времён уничтожали шедевры завоёванных народов, чтобы сделать их слабыми именно в духовном плане. Одну только Александрийскую библиотеку два раза сжигали дотла.

— А, может, и библиотека Ивана Грозного спрятана здесь? — задав этот вопрос, Лиза почему-то посмотрела при этом на их провожатого.

— Всё может быть, — проговорил Иван загадочно и продолжил:

— Посмотрите, здесь, так же, как и на оригинале, не видно следов кисти. Никто не может разгадать, как это делал Леонардо. Эта техника называется «сфумато». Краски накладываются тончайшим слоем один на другой, так что создаётся ощущение, что изображение покрывает лёгкая дымка. Некоторые считают, что Леонардо здесь провёл эксперимент. Взяв за оригинал живую женщину — Мону Лизу Герардини (это девичье имя Джоконды) — он выступил не просто живописцем, а ещё и учёным, философом, естествоиспытателем. Он сотворил её заново. И она вобрала в себя Вечность. Это не просто женское лицо. Это — сплошная метафизика.

— А мы когда-нибудь разгадаем её улыбку? — спросила Лиза.

— Надеюсь, да, — сказал Иван, — и, может быть, очень скоро. Но мне покажут, наконец, то, что скрыто?

— Всенепременнейше! — воскликнул шутовски Сергей и, подхватив клетчатую сумку, стоявшую у его ног, пристроился на стоявшей неподалёку скамейке. Иван сел рядом с ним, Лиза и Наталья Николаевна — по обе стороны от них. Громов достал из сумки ноутбук и медленно, торжественно, жестом фокусника, открыл крышку.

— Але-оп! — сказал он, — любопытствуйте, мой юный, но многомудрый друг.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Интересно, — признался Иван, сосредоточив взгляд на лице спящего человека.

— Он никого вам не напоминает? — не сводя взгляда с лица Ивана, спросила Гончарова.

— Иконописное изображение Христа, — тотчас же ответил Иван.

— И как это вы так сразу всё правильно понимаете, — пробормотал Сергей.

— Стараюсь, — кивнул Иван.

— А на кого, по вашему мнению, похож я? — хитро прищурился Сергей.

— На Путина, Пушкина и Мону Лизу, — последовал быстрый ответ.

Лиза тихонько ахнула.

— У вас и этому есть объяснение? — не слишком дружелюбно поинтересовался её супруг.

Он в упор посмотрел на Ивана.

— Есть, — безмятежно ответил тот, — определённый тип лица. Ведь существуют же они. Все толстяки немножечко похожи друг на друга, все носатые — тоже.

— Ушастые и волосатые — тем более, — с большой долей ядовитого сарказма добавил Сергей Анатольевич.

— Сергей, ну как тебе не стыдно! — вскричала Лиза.

— Стыдить его не надо, — спокойно отреагировал Иван, — я не обиделся, мне всё по барабану. Я же заверил вас, — повернулся он к Громову, — что всё тайное в обязательном порядке станет явным.

— Артист, — усмехнулась Наталья Николаевна, — то изъясняется, как профессор, то воплощается в юнца с молодёжным сленгом. Я давно поняла — в подлунном мире все артисты. Шекспир был прав: «Весь мир — театр. И все люди в нём — актёры».

Встроенные звуковые колонки компьютера заставили всех вздрогнуть. Умная машина словно давала знать: внимание на экран! «Картинка» поменялась. Крупным планом теперь были явлены лица Штайнмахера и совсем юного сотрудника, по виду просто-напросто студента. Однако понятно было, что если он задействован в столь засекреченном эксперименте, стало быть, представляет собой работника суперквалифицированного.

Сергей вполголоса начал переводить.

— Зинедин, вы мусульманин? — спросил юношу Штайнмахер.

— Да, — кивнул тот.

— А как вы относитесь к христианству?

— Нормально. Я уважаю веру других людей.

— Но ведь Бог-то один? — повторил Штайнмахер слова, произнесённые недавно Иваном за много тысяч километров от его местонахождения.

— Но путей к нему много, — равнодушно, точно затверженный урок, произнёс Зинедин.

— А как вы относитесь к нашей работе?

— Как к научному эксперименту, — пожал плечами молодой человек.

— Внешность клонированного вам никого не напоминает?

— Никого конкретно и многих — в общих чертах.

— Ну, хорошо, идите, отдыхайте. Сегодня всех нас подняли чуть свет.

— А зачем она приезжала?

— Кто?

— Мариелена.

Штайнмахер вздохнул.

— Лучше вам этого не знать!

Юноша исчез с экрана, а Штайнмахер объявил в камеру:

— Если бы я мог знать, чем всё это закончится!

Речь его была прервана появлением человека в чёрной сутане и с наголо обритой головой.

— Разрешите приветствовать вас, господин Штайнмахер, — произнёс человек низким голосом, — меня зовут Нейл Дэшлер.

— Здравствуйте, господин Дэшлер, прошу вас.

Штайнмахер подвёл Дэшлера к высокой кушетке, где неподвижно лежал спящий человек.

— Мне сказали, что он в коме, — проговорил Дэшлер, осмотрев спящего.

— Не совсем так. Он просто спит.

— Летаргический сон?

— Нет, обычный.

— А почему же тогда он не просыпается?

Не знаю.

— Не знаете? Вы? Учёный с мировым именем?

— Тут вы ошиблись. Моё имя известно весьма ограниченному числу людей.

— Ах, да, забыл о сугубой секретности ваших научных изысканий.

— Господин Дэшлер, — весьма сухо произнёс Штайнмахер, — я не совсем точно проинформирован о цели вашего прибытия.

— Я пришёл разбудить его.

— Ка-ак?!

Штайнмахер был крайне изумлён.

— Вы врач?

— Нет, — отвечал Нейл Дэшлер, — я жрец Вуду.

— Что-о?! Но как же?.. А ваша сутана…

— Моя сутана совершенно ни при чём. Это моя любимая одежда. Мне в ней удобно — только и всего.

— Но вы…. Вы явно европеец!

— Кто вам сказал такую глупость? Кроме того, учтите, что внешность человечества меняется. Идёт, с одной стороны, стандартизация, своего рода, калька, так сказать, производственный поток особей, не обременённых излишними размышлениями о природе вещей и смысле жизни, а с другой — утончение черт и шлифовка внешности эмоционально одарённых, глубоко чувствующих и мыслящих людей. Пусть вас не удивляют мои глубокомысленные заявления. Я не только жрец Вуду, но ещё и учёный. Это я раздобыл и активизировал клетки с Плащаницы. Так что я стоял у истоков эксперимента. И теперь призван вместе с вами успешно завершить его.

— Я могу поинтересоваться, как именно вы себе представляете это завершение?

— Да, безусловно. Кто же, как не вы должны быть в курсе событий? Планируется, что с помощью напитка под экзотическим названием «сома», я смогу разбудить его и побудить к необходимым действиям.

— К каким именно?

— Нами запущен новый спутник, — не отвечая на вопрос, продолжал жрец, — способный перекрыть все теле и радио эфиры. На всей планете. Вы же помните, как называется эксперимент — «Второе Пришествие». И оно таковым и должно явиться для всех живущих на земле. Наблюдать его сможет всё население. Мы установили гигантские плазменные телеэкраны в каждом городе, в каждой деревне. В дополнение будут использоваться мощные лазерные установки, дающие необходимую нам «картинку» прямо в небесах.

— А вам позволят это сделать во всех странах и на всех континентах?

— Это легко решаемая проблема. В условиях глобализации и под видом культурного сотрудничества, — тут он презрительно усмехнулся, — и не только — можно добиться очень многого.

— А не боитесь, что, проснувшись, он будет действовать вопреки вашим желаниям? — усмехнулся Штайнмахер, — или примените психотропные средства и нейролингвистическое программирование?

Экран компьютера внезапно замигал и погас.

— Ну и как это вам? — спросил Громов.

— Давайте разбираться, — отозвался Иван после длительной паузы.

— А что тут разбираться? Надо действовать! — воскликнула Елизавета и вскочила, — пока мы ползаем по каким-то подземельям, там уже развиваются события не лучшим образом. Этот сценарий надо поломать.

— Предложи, как, — сказал Громов.

— Не знаю. Вы мужчины, вы и думайте.

— Вот видите, дитя моё, — урезонила Лизу Гончарова, — вы и сами сказали, что нужно думать. Будем думать. Я предлагаю устроить мозговой штурм. Вбрасываем самые нелепые идеи, буквально всё, что придёт в голову, никаких глупостей не стыдимся. Ничего не боимся. Недавно ваш друг Сергей Дружко, — повернулась она к Ивану, — в вашей любимой передаче «Необъяснимо, но факт», рассказывал о молодых ребятах, которые носятся по крышам и прыгают с огромной высоты. Кажется, этот вид безумия называется «паркур».

— А ещё они лазают по стенам домов без страховки, — оживилась Елизавета, — видела я эту передачу. В самом деле, совсем сумасшедшие.

— Совершенная правда, однако, в этом что-то есть. Их главный принцип — жить так, как будто нет препятствий. Давайте и мы в нашем мозговом штурме возьмём этот принцип на вооружение.

— Начинайте, — улыбнулся Иван.

Гончарова на несколько секунд задумалась и потом быстро и уверенно заговорила:

— Штайнмахер проделал эту штуку с видеокамерой и ноутбуком для передачи данного компьютера русскому Президенту. Именно это он сказал в предыдущей трансляции. Я предлагаю ближе к ночи выбраться отсюда и ночной электричкой ехать в Москву.

Заметив, что Громов собрался ей возразить, она предупредила его порыв:

— Не надо возражать, надо идеи вбрасывать. Давайте! Не думайте долго, говорите первое, что придёт на ум.

И Громов покорился. Так же быстро и энергично, как и Наталья Николаевна до этого, Сергей заговорил:

— Необходимо выяснить, кто должен был вместо меня получить ноутбук у человека в лимузине.

— Отлично! — зааплодировала Гончарова и обратилась к Лизе:

— Ваша очередь.

— Необходимо также выяснить, что это за две враждующих группировки, которые охотились за ноутбуком.

— Так, — кивнула Гончарова и посмотрела на Ивана:

— А вы что скажете?

Иван помедлил.

— Сказать, пожалуй, что, ничего не скажу. А вот кое-что показать имею возможность. Если позволите…

Он придвинул к себе ноутбук.

— Не далее, как минувшей ночью я болтался в Интернете и набрёл на любопытную информацию. Как раз по нашей теме.

Иван снова поколдовал над компьютером и нашёл нужный текст. Это были две статьи в газете. Одна совсем коротенькая, а вторая — развёрнутое исследование проблемы.

«ПРОЕКТ «ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ»: АМЕРИКАНСКИЕ «ХРИСТИАНЕ» СОБИРАЮТСЯ «КЛОНИРОВАТЬ ИИСУСА ХРИСТА»

(Комсомольская правда — Вдъ-Информ, Москва)

Группа представителей 14 различных христианских деноминаций США собираются осуществить религиозно-научный «Проект Второе Пришествие» — попытаться «клонировать Иисуса Христа».

Члены группы собираются получить небольшой образец «ДНК Христа» от одной из христианских реликвий, которая, по их предположению является, частичкой Тела Христова. Клонированный эмбрион должен быть помещен для вынашивания в утробу добровольно пожелающей участвовать в эксперименте молодой девственницы. Глава группы экспериментаторов Адам Парфрей заявил: «Мы больше не можем полагаться на надежду и молитву, ожидая Христа. Чтобы спасти мир от греха, мы должны клонировать Иисуса! У нас есть технология, чтобы возродить Его прямо сейчас, и нет никакой причины — ни моральной, ни юридической, ни библейской, — чтобы мы не могли сделать это». Эти «христиане» намерены «возродить Христа» и посмотреть, способен ли Он творить те чудеса, о которых говорит Евангелие».

Воскрешение Иисуса

Неспроста церковь ополчилась на бестселлер Дэна Брауна «Код да Винчи». Ведь писатель почти документально доказывает, что Христос был обычным человеком, а не Богом. Значит, не мог он воскреснуть из мертвых. К такому выводу книга подталкивает десятки миллионов ее читателей. Равно как и к недоверию по поводу существования вечной жизни в Царствии Небесном.

Христиан — ко львам

В самом деле, «покушение на устои» выглядит у Брауна даже убедительнее имеющихся у церкви свидетельств чуда воскрешения, изложенных в канонических евангелиях. Они настолько туманны и путаны, что даже многие богословы недоумевают, как огромное число людей могли поверить в это. Но почему-то поверили.

Историческая справка

Свидетельства апостола Петра

В 1886 году при раскопках в египетском городе Ахмиме в древней могиле был обнаружен амулет с кусками папируса внутри. Один из них содержал фрагмент так называемого Евангелия от Петра, возможно, самого старого из всех. Исходящего от апостола Петра.

Версия о том, что тело Иисуса похитили из гробницы, существовала во все времена. Помочь с версиями согласился бывший работник прокуратуры и следователь по особо важным делам, который попросил сохранить свое имя в тайне. Будем называть его прокурор.

Умер от разрыва сердца

Взявшись за «дело», прокурор в первую очередь поинтересовался: насколько достоверно то, что Иисуса положили в гроб мертвым? Смысл вопроса понятен. Зачем городить разные гипотезы, если допустима самая простая: Иисуса занесли в пещеру в обморочном состоянии. Потом он очнулся. Мог уйти, а мог и дождаться посетителей…

Подобная версия, кстати, весьма популярна среди критиков христианства. Однако ее отвергают не только богословы, но и материалисты — профессора медицины.

Иосиф выводит на след

— В таком случае еще раз проанализируем события, — говорит прокурор. — Не исключено, что дверь была открыта. А тело могли похитить. Кто? Гадать бессмысленно. Фактов нет. Но одно обстоятельство, на мой взгляд, позволяет все же выдвинуть конкретные обвинения. Я имею в виду «показания» Никодима о странном поведении Иосифа. Зачем после погребения Иисуса он пошел в самое логово первосвященников и иудейских старейшин? Учинил там скандал. И в итоге попал в темницу с перспективой быть казненным.

— Откуда исчез сверхъестественным образом, — напоминаю я.

— Думаю, в этом, — продолжает прокурор, — ключ к разгадке. Но она покажется слишком смелой — не только Церкви, а и самому Дэну Брауну, автору крамольного «Кода да Винчи».

Исполнители тайного замысла

— Предположим, — говорит прокурор, — что вся операция была спланирована заранее. Иосиф берет в сообщники Никодима. Относит тело в пещеру, бальзамирует, оборачивает плащаницей. Это видят ничего не подозревающие женщины. Далее их спроваживает, но дверь не закрывает. Потому что намеревается вернуться к гробу уже с целью похищения.

Заказчики похищения

Хитро… Но вот вопрос: неужели пришедшие опечатать гроб не проверили, на месте ли тело? Ответ можно найти у блаженного Феофилакта, жившего в Константинополе на рубеже XI–XII веков и прославившегося своими толкованиями Священного Писания. По его мнению, плащаница, пропитавшись погребальными мазями мирры и алоэ, сохраняла форму тела даже в том случае, если тела под ней не было.

Иными словами, к тому времени, когда Иосиф вернулся к гробу, ароматические составы могли уже подсохнуть, а ткань заскорузнуть. Тело из нее уже вынули, и в пещере остался лежать своего рода объемный кокон. Что и ввело в заблуждение членов «делегации», прибывших к пещере позднее.

А заказчиками, похоже, были первосвященники, скорее всего, Анна и Каиафа и, возможно, примкнувший к ним Понтий Пилат. Вряд ли кто-то еще, кроме них, сумел бы тайно выпустить Иосифа из темницы, а потом разыграть крайнее изумление и убедить остальных, будто бы он исчез.

Заговор жрецов

Версия действительно неожиданная. Из нее вытекает, что Иисуса — мудрого проповедника, целителя, Учителя, но человека, а не Бога — убили специально, чтобы потом разыграть мистификацию с его воскрешением. По сути, принесли в жертву ради некоей «высокой» цели. Бред какой-то.

— Ну, уж если начали бредить, — продолжает прокурор, — почему бы не предположить, что к тому времени в иудейских верхах назрел раскол. Ведь кругом в обществе царил разврат и полное пренебрежение к морали и нравственности. Некоторые могли решить, что нужна новая «идеология». А для нее — чудо с воскрешением. Вот отдельные представители правящей касты священников и устроили заговор. И мистификацию.

Кстати, нечто подобное встречается и в современной политике. Вспомним, что раскол в Политбюро ЦК КПСС привел в итоге к горбачевской перестройке. А после сомнительного янаевского путча, в котором многие тоже подозревают мистификацию, политическое устройство России совсем поменялось.

«С этого дня положили убить его»

Тут Дэн Браун намекнул бы, что существует тайное общество, которое хранит секрет смерти Иисуса. И прячет ото всех найденный в какой-нибудь кумранской пещере древний пергамент с протоколом заседания заговорщиков. И с точным указанием места, где на самом деле похоронен Иисус. Врать не буду. Нет такого документа. Во всяком случае у нас. Но есть странные слова Каиафы, приведенные в Евангелии от Иоанна: «…предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить его…»

А Понтий Пилат, если верить свидетельству Никодима, вообще написал письмо римскому императору Тиберию, в котором, по сути, подтвердил чудо воскрешения Иисуса из мертвых: «…и погребли Его мертвым, и стражу приставили гробницу Его охранять. И хотя запечатана была гробница Его, на третий день воскрес Он из гроба…» В конце Пилат подчеркнул, мол, если кто врать будет, что такого не было, то верить не следует.

Однако тут мы с прокурором прощаемся…

Тайна погребального полотна

Версий, конечно, полно. Можно городить любые, опираясь лишь на слова, когда-то сказанные и кем-то записанные. На самом же деле существует и материальное свидетельство — та самая плащаница, которой было обернуто мертвое тело Иисуса. И нет сейчас на Земле более загадочного предмета, чем она. Ведь даже физики уверены, что эта льняная ткань до сих пор хранит на себе следы некоего сверхъестественного воздействия.

Средневековая икона

В итальянском городе Турине в соборе Иоанна Крестителя стоит непроницаемый саркофаг, заполненный аргоном. В нем хранится льняное полотно длиной 437 и шириной 111 сантиметров. Якобы то самое — погребальное, в которое был обернут мертвый Иисус. На ткани — кровь и отпечаток человеческого тела. Его? «А чьи же еще?!» — утверждают исследователи, обнаруживающие на волокнах следы какого-то сверхъестественного воздействия.

«Все это нарисовано с целью подкрепить миф о воскрешении Иисуса», — уверяют скептики.

Дорогостоящие похороны

О погребальном полотне Иисуса нам известно только то, что купил и принес его Иосиф — «богатый человек из Аримафеи». Археологи и швейники уверяют: ткань дорогая, импортная — скорее всего, сирийская. По некоторым оценкам, ее отрез обошелся Иосифу в сумму, эквивалентную чуть ли не килограмму золота.

Метод радиоуглеродного датирования основан на определении количества радиоактивного изотопа углерода С-14. Чем его меньше, тем образец старше.

В итоге ученые так определили возраст Туринской плащаницы (с погрешностью в плюс-минус 30 лет): Аризона — 684 года, Оксфорд — 788, Цюрих — 714 лет. Получалось, что Иисус не мог быть ею обернут. А сама плащаница — не материальное свидетельство воскрешения, а своего рода икона.

Святыню спасли русские

Реально «спасли» святыню российские ученые из лаборатории биополимеров имени Седова. Дмитрий Кузнецов и Андрей Иванов доказали, что льняная ткань при сильном нагревании в дыму впитывает в себя «лишний» углерод, который словно бы омолаживает ее.

— Углерод, — считает Кузнецов, — мог быть добавлен пожаром, который пережила плащаница в 1532 году, пребывая в то время в монастырском храме французского города Шамбери. И едва не сгорела.

Возраст Туринской плащаницы оказался близким к двум тысячам лет. Получается, что она подлинная? И на ткани — не рисунки, а все-таки следы?

Они дружно утверждают: железо входит в состав гемоглобина. Более того, ссылаются на многочисленных исследователей, которые рассмотрели в пятнах красные кровяные тельца. То есть кровь настоящая человеческая. Якобы определена даже ее группа — IV (АВ).

— На Туринской плащанице, помимо крови, обнаружены и следы жидкости, которая выделяется из травматических ран, — говорит известный американский химик и синдонолог Алан Адлер. — Это сукровица, или плазма. О том, что подобная жидкость вообще существует, медикам стало известно лишь в XX веке. Даже самый искусный мистификатор не мог знать, что эти следы нужно нанести на ткань. Она контактировала с реальным телом. Причем не более 3 дней.

Но куда оно — тело — пропало на третий день?

— Дематериализовалось, — говорит профессор Университета Торонто, магистр физики Тадеуш Тренн. — Образ, отпечатавшийся на ткани, дает основания это предполагать.

Страсти Христовы

Рассмотреть образ на плащанице не просто — это не картина. Но лицо, руки и общие очертания тела Христа видны вполне явственно.

Три христианские святыни содержат следы одной группы крови.

Все эти святыни содержат многочисленные следы крови. Их анализ показал, что кровь принадлежит редчайшей группе АВ (IV группа крови), а ее носители проживают в основном на территории Палестины, Сирии, Иордании и в некоторых районах Турции. Подгруппа крови настолько редкая, что сегодня, например, из всего многомиллиардного населения Земли ее имеют менее 1,5 млн человек.

Негатив первого века

— Как возникло изображение, в общем-то известно, — говорит Александр БЕЛЯКОВ, в прошлом физик, сотрудник Радиотехнического института АН СССР, а ныне руководитель Российского центра Туринской плащаницы при Сретенском монастыре. — Образ «нанесен» волокнами ткани, у которых обуглился тончайший поверхностный слой. Загадка в другом — от чего такое произошло? Что обуглило волокна? Или, говоря научным языком, вызвало их дегидратацию — потемнение. И с фотографической точностью передало мельчайшие анатомические подробности. Ведь ткань и в самом деле «сработала» словно бы фотопленка.

Мистика обнаружилась еще в 1898 году, когда Туринскую плащаницу выставили на обозрение. А итальянскому фотографу-любителю Секондо Пиа разрешили сделать снимок. Проявленный образ оказался не только гораздо контрастнее. На фотопластинке он выглядел натуральным снимком. А не негативом, как положено. Иными словами, негативом было само изображение на ткани. С этого таинственного факта, повергшего многих ученых в шок, и начались серьезные исследования плащаницы.

Телу придали объем

Джон Джексон, специалист по лазерной оптике, доктор физики из академии ВВС США и руководитель международного исследовательского центра «Туринская плащаница», сравнил «картину» на полотне с другими художественными произведениями. Использовал для этого технологию НАСА, с помощью которой компьютер переводит плоские изображения в объемные. Начал с фотографий. Они становились «скульптурами» с правильными пропорциями. Но когда перешел к живописи, то получались не люди, а чудища. Приобретая объем, человеческие тела становились уродливыми. Иными словами, все обследованные художники, включая гениального «анатома» Леонардо да Винчи, даже рисуя с натуры, невольно искажали пропорции. И компьютер это отлавливал.

Наконец, объем придали телу, запечатленному на плащанице. Компьютер нарисовал скульптуру, на которой не было и следа искажений. Нарисовал словно бы с фотографии.

— Джексон обнаружил еще одну потрясающую особенность, — говорит Беляков. — Плотность изображения зависит от расстояния между тканью и телом, которое она покрывала. Интенсивность цвета выше там, где ткань была ближе. Словно бы ее опалило некое излучение. Но не объемное, идущее во все стороны. А направленное вверх — вертикально.

И еще: у тех, кто отстаивает подлинность Туринской плащаницы, есть основания утверждать, что тело из нее исчезло, а не было вынуто. Якобы доказательства тому — следы крови. Они остались нетронутыми, хотя должны были присохнуть и отодраться вместе с телом. А само оно в момент исчезновения словно бы стало невесомым. На изображении мышцы спины не сплющены…

После таких открытий гипотезы вполне серьезных ученых стали приобретать совсем уж аномальную окраску.

Опаленные чудом

Итальянские оптики, например, предположили, что отпечаток тела мог возникнуть в результате коронного разряда. Он вспыхивает в мощном электрическом поле, которое ионизирует атмосферу. То есть тело от чего-то заискрило.

Нет, уверяют другие. Не заискрило, а превратилось в плазму. И прошло сквозь ткань насквозь, слегка ее опалив. Дело в радиации, полагают третьи, заметив, что на некоторых участках изображения сквозь кожу просвечивают… кости. Стало быть, излучение вполне могло быть рентгеновским.

Профессор Китти Литл, физик-ядерщик из Великобритании, говорит о ядерных реакциях — распада, но подозревает, что могли быть и термоядерные — синтеза.

Немецкий профессор Эберхард Линдер вообще полагает, что имела место полная аннигиляция атомов тела. Ее сопровождало излучение нейтронов и электронов, потоки которых и «расписали» плащаницу. Профессор признает, что аннигиляция происходит, когда вещество встречается с антивеществом. Но откуда взялось последнее, не знает.

А вот что рассказал профессор Университета Торонто, физик Тадеуш Тренн в интервью канадскому телевидению, отвечая на вопрос, что могло случиться с телом Иисуса: «В какой-то момент оно исчезло. Протоны, нейтроны в различных возбужденных состояниях за очень маленький промежуток времени — в десять в минус двадцатой степени секунды — разделились на пионы, мюоны и электроны. Они «ударили по ткани» и произвели видимое изображение.

Неожиданный поворот

Антихриста ожидаете?

Еще 10 лет назад Виктор Трайон, директор Центра перспективных генетических технологий университета Сан-Антонио в штате Техас (США), объявил, что в переданных ему доктором Леонсио Гарсиа-Вальдес (Италия) образцах, взятых с пятен на Туринской плащанице, он обнаружил человеческую кровь. А из нее выделил ДНК-молекулы, на которых записана наследственная информация. Узнав об этом, хранитель реликвии кардинал Сальдарини потребовал вернуть образцы и прекратить дальнейшие исследования. Ученый вернул, но ДНК оставил у себя. И до сих пор не отдает.

Теперь другие ученые опасаются, что эта ДНК — с полотна — может быть использована в экспериментах по клонированию. Кого? Иисуса… Ведь они верят, что кровь на ткани его.

Заманчивая идея — воссоздать Христа. И реализовать пророчество о втором его пришествии. Но если получится, то родится Антихрист, чье появление тоже предсказано многими пророками. В том числе и в Библии. Мол, заявится он на Землю именно в образе и во плоти Христа. Так и должно быть в результате клонирования. А для начала Антихрист убьет двух свидетелей своего появления. Наверное, ученых, которые его клонируют.

Источник: http://kp.ru, Владимир Лаговский

Все трое закончили читать статью почти одновременно. На их лицах было написано такое изумление, что Иван невольно улыбнулся.

— Однако, — пробормотал Сергей.

— Впечатляет? — спросил, всё так же улыбаясь, Иван.

— Ещё как впечатляет, — за всех ответила Лиза, — но только получается, что пока одни учёные лишь мечтают клонировать Христа, другие втихаря уже давно это проделали.

— И конец света не за горами, — подхватила Гончарова, — надо думать, что со всем этим делать.

— Жизнь покажет! — усмехнулся Иван.

— Это и есть ваше резюме? — прищурилась Гончарова.

— Ну да.

— Зря мы с вами связались.

— Так развяжитесь! В чём проблема?

— Проблема в том, что этих вот проблем — прошу простить за тавтологию — теперь у каждого жителя земли, что называется, выше крыши.

Актриса тяжело вздохнула.

— Прорвёмся! — обнадёжил её Иван.

 

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

В это время Савва Игнатьевич, закончив дела в городской думе, подкатил к своему ресторану под названием «Восточные сладости и восточные слабости», расположенному на самом берегу реки. Здесь его поджидал распорядитель будущего фестиваля и посвящённый Ордена свободных монархистов Станислав Станиславович Грофф. Грофф был улыбчивым, весёлым и покладистым на вид человеком, полненьким, маленького роста, чрезвычайно подвижным и непоседливым. С ним разговаривали свысока, похлопывали по плечу, на что он никогда не обижался, но окружающие, в сущности, его не знали. А, между тем, Грофф был невероятно умным человеком и, что называется, себе на уме. Однако его партнёры и просто знакомые догадывались об этом с большим опозданием. Но уж тогда смотрели на него с величайшим изумлением, а порой и со страхом.

— Рубероид согласна! Она прилетит! — сообщил он, дождавшись, когда Золотов соединит в точке сборки плотное, тонкое и ментальное тела. Эта невидимая процедура занимала какое-то время, в течение которого к Золотову нельзя было обращаться. Подчинённым следовало поприветствовать его и встать навытяжку, как рядовому перед генералом. Золотов их самолично инструктировал перед приёмом на работу:

— Учтите, я — не только это тело, которое вы видите перед собой, но ещё и полевая структура. Это тело ментальное, то есть мой разум, тело астральное, то есть моя способность подниматься над действительностью и парить в эмпиреях. Не старайтесь понять меня, все эти тонкие материи недоступны для вашего уровня развития. Просто выполняйте приказ: при моём появлении ждите, когда я соблаговолю обратить на вас внимание.

Сейчас он, выдержав паузу, иронически усмехнулся:

— Аудотиа прилетит одна, без Честерфилда?

— Увы, колдун, естественно, при ней, — изобразил улыбку Грофф.

— А что со звёздами? — спросил Игнатьич.

— Вот тут накладочка, — вздохнул печально Грофф, предчувствуя неудовольствие хозяина, — все зарубежные звёзды уже дали согласие быть на московском кинофестивале.

— А вы что же, ушами прохлопали? — грозно нахмурил брови Золотов.

— Никак нет. Как только вы мне позвонили по мобильнику, им в ту же секунду были посланы приглашения по электронной почте, но оказалось, что они уже договорились с Москвой.

Свободный монархист был жалок. Или же ловко притворялся таковым. На то имелась веская причина — ему могли не заплатить. Игнатьич никогда не составлял с ним письменных договоров, только устные. И если его устраивало всё в деятельности распорядителя, он платил щедро, но стоило тому хоть в чём-нибудь не угодить — пиши пропало, мог не дать ни копейки, точнее, ни цента, так как расчёты шли только в валюте.

— Но я зато уговорил приехать в Иверь звёзд эстрады, — поспешил сообщить Станислав Станиславович, надеясь всё-таки спасти свой гонорар, — по два концерта на центральном стадионе дадут Маша Беспутная и Даша Распутная.

— Кому нужны эти дешёвки?! — возмущённый Савва Игнатьевич остановился на пороге ресторана, — сколько раз я тебе говорил, что не сплю я с дешёвыми шлюхами! Не сплю с дешёвыми! Сплю только с дорогими! Говорил тебе или не говорил?

— Говорил… ли… — испуганно пролепетал посвящённый Ордена, — но… спать совсем не обязательно… Пусть они… развлекают публику.

— Я что — для публики звёзд приглашаю? Я приглашаю их для личного употребления! А эти шлюхи не годятся мне ни для постели, ни для бизнеса! Гони их в шею!

— Но они выручку дадут…

— Какую выручку?! — взревел вдруг Золотов, — я от продажи восточных слабостей имею выручку! И даже эта выручка мне — тьфу! Когда мне выручка нужна — я включаю станок и печатаю доллары! И ни один эксперт не придерётся! У меня всё — только по высшему разряду! Вот так-то! А то он вздумал меня выручкой пугать…

— Да брось, чего ты, как петух, раскукарекался? — Станислав Станиславович вспомнил вдруг, что он тоже фигура, а не мальчишка для битья, и распекать его, да ещё на глазах у охранников, всё-таки не годится даже и самому Савве Игнатьевичу. Станислав Станиславович Грофф был ведь не только распорядителем на празднествах у Золотова — он как-никак и кандидат экономических наук, и посвящённый Ордена свободных монархистов, да и вообще известный даже за пределами Ивери и Иверской губернии интеллигент и общественный деятель. Этот олигарх местного розлива ещё пешком под стол ходил, когда Гроффу доверяли разработку экономических программ главные партийные идеологи.

— Ты как назвал меня? — спросил вдруг Савва зловещим шёпотом, придвинувшись вплотную к Гроффу. Выражение глаз его стало совершенно безумным, а в уголках губ выступила пена, — а ну-ка повтори, как ты назвал меня?!

— Ну, знаете, это уж слишком! — воскликнул Грофф, — я — кандидат экономических наук, уважаемый человек, я — посвящённый Ордена свободных монархистов. Да, наконец, я просто старше вас почти вдвое… Вы просто права не имеете…

— Что?! — лицо Золотова стало багровым, — я не имею права?! Ах ты, гнида! Да я тебя щас в порошок сотру, придурок! Я не имею права?!.. Я убью тебя! Убей его! — приказал он охраннику с автоматом, — ты слышишь, Вася, что я говорю? Убей его!

Охранник Вася сгрёб Гроффа в охапку и потащил к обрыву набережной Волги.

— Сейчас я выстрелю — ты падай, — шепнул он на ходу, — не трясись, у меня холостые.

Он выстрелил — и Грофф грохнулся в обморок.

— Сбрось эту падаль в Волгу! — крикнул Золотов и вбежал в ресторан. Там он долго пинал дорогие дубовые лавки, потом рыдал, уткнувшись лбом в дубовый стол.

— Лучшего друга погубил, самого преданного человека! — причитал он, — идиот я, истерик, гуманоид с Альфа-Центавра, тварь! А ты тоже хорош! — обратился он к вошедшему в помещение Васе, — лучшего друга моего из пушки грохнул!

— Так вы же сами приказали, — ответил нехотя охранник, привыкший к золотовским истерикам.

— А если б я тебе приказал грохнуть самого меня — тоже бы грохнул?

Охранник смотрел в сторону и ничего не отвечал.

— Значит так, — проговорил Золотов, вытерев слёзы и встав из-за стола, — ты убил его — ты его и воскрешай. Ищи эту… Живую и Мёртвую воду Понял? Иди. Стой! А почему это вы до сих пор её мне не достали? Я, кажется, ещё на прошлой неделе распорядился, чтоб мне достали Мёртвой и Живой воды. Разведку к «СМЕРШевцам» засылали?

— Засылали.

— И что?

— А ничего. Никто из «СМЕРШевцев» не раскололся. Они родным даже не говорят, где прячут эту воду.

— Ну, так похитили бы одного из них, допросили с пристрастием.

— Нельзя. Они же под Защитой.

— Какая там ещё защита? У них охрана, что ли? Что — больше численностью, чем моя?

— Да нет, — Василий поднял глаза кверху, — под Защитой они.

— A-а… вспомнил, да. Ну, чудеса! Такие… Эти… Как их назвать даже, не знаю — и под Защитой. Господи! — он поднял голову вверх и посмотрел на потолок, — ну вот кого ты защищаешь, а? Ну почему меня не защитить? Ну чем я хуже? Вкалываю, как ломовая лошадь, сутками, без выходных. А нервы? Сколько я нервов трачу, Господи! То рэкетиры наедут, то подельники закуролесят, то конкуренты обойдут — ведь ночи же не сплю! У меня ад на земле, ещё при жизни, а ты, Господи, их под Защиту берёшь. Конечно, им легко — они с рождения святые! Не пьют, не курят, шлюх не признают, куда уж нам до них, капиталистам сраным, кровопийцам, обманщикам. Кто мы такие? Олигархи поганые — одно слово. Делаем деньги не из воздуха, нет — из кровушки народной. Стариков обираем, молодёжь развращаем, детей сажаем на наркотики… А, кстати, — повернулся он к охраннику, — груз уже прибыл?

— Прибыл, — ответил тот.

— Всё нормально? Вся партия наркоты дошла?

Охранник кивнул.

— Ну вот и слава тебе, Господи, не забываешь и нас, грешных. Ничего, как-нибудь… Проживём как-нибудь. А ты чего тут, Вася, топчешься? Ступай за Мёртвой и Живой водой. Возьми себе ещё двоих — и дуйте! Чтоб через пять минут передо мной стоял тут Станислав Станиславович Грофф — живой и невредимый. Ясно? А не исполнишь — грохну самого.

…Станислав Станиславович открыл глаза и застонал — он скатился с обрыва и всё тело теперь невыносимо ныло от ушибов.

— Ты жив? — над ним склонился давешний охранник.

— Эй, только не стреляй! — взмолился Грофф.

— Да не боись. Мне велено доставить тебя к нему.

— Нет! — вскричал в ужасе ушибленный, — ни за что! Я больше знать его не желаю! И не нужны мне его доллары проклятые, тем более что все они фальшивые!

— Ну и что ж, что фальшивые? — равнодушный охранник поднял с земли Станислава Станиславовича и стал его заботливо отряхивать, — от настоящих же не отличишь. Он и нам тоже платит фальшивыми.

— Ну так и грохнул бы его! — прошептал с ненавистью Грофф.

— А зачем? — удивился Вася, — платит прилично, еда бесплатно в ресторане — чего ещё?

— Вот быдло! — выругался про себя бывший экономист.

— Ты, значит, что я буду говорить ему — на всё молчи, не возражай, понял? — охранник сделал ударение на «я».

— Понял, — точно с таким же ударением повторил Станислав Станиславович. — Только идти к нему я не хочу. Боюсь. Скажи, что ты убил меня по — настоящему.

— Да я так и сказал. Но он думает — я оживлю тебя.

— Ка-ак?! — Грофф был поражён.

— С помощью Мёртвой и Живой воды.

— Как в сказке, что ли? Вот дурдом! — Грофф расхохотался, — он сумасшедший, что ли?

— Да не-ет, — охранник закурил, — не сумасшедший. Есть такая водичка, имеется в природе. Только достать её нам не с руки. Слабы в коленках. Такие люди стерегут эту водичку — не нам чета.

И рассказал охранник Станиславу Станиславовичу невероятную историю. И выходило по его рассказу, что в России до сих пор существуют потомки святорусского жречества — волхвы, как называли в древности этих людей. Эти мудрые люди такое знают и умеют, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И, кстати, сказки русские — не выдумка, а чистейшая правда: есть у волхвов Мёртвая и Живая вода, есть и Жар-птица, и шапка-невидимка, да и много чего ещё. Только владеть всем этим могут они одни, потому что грешным людям Дары не даются.

— Ну а теперь, я слышал, — продолжал охранник, — время настало какие-то там знания их тайные обнародовать, иначе, мол, нас ожидает катастрофа — всех на земле. Они и вышли на поверхность. К людям, то есть. Работы всякие печатают — газеты там, журналы… И в Интернете есть! Я сам читал. Только не понял ни хрена. Нам-то работы эти — тьфу! Водичку б свистнуть, главное, у этих «СМЕРШевцев»…

— «У СМЕРШевцев»?..

— Ну, да. Они теперь себя так называют. Организация такая засекреченная. «СМЕРШ-Мидасу» называется.

— Это что ещё за абракадабра?

— Какая там абракадабра? — вздохнул охранник Вася, — к Концу Света готовиться надо. Богатым спуску не дадут. А раз мы служим олигархам, то ведь и нам не поздоровится. Эти «СМЕРШ-Мидасу» так и пишут в своих прокламациях — мол, если богатые не перестроят свою психику на человечную, если не раздадут свои богатства — быть концу света.

— А, — махнул рукой Грофф, — мы уже это проходили — всё отобрать и поделить. Чем закончилось? Семьдесят лет покейфовали эти кухарки, управляющие государством и их хвалёная супердержава рухнула, как карточный домик.

— Нет, тут другое, — возразил охранник, — отбирать они не собираются. Говорят, что богатые сами должны захотеть жить по справедливости. Ну, чтобы от каждого по способностям, и каждому — по потребностям.

Станислав Станиславович весело расхохотался. Он уже полностью оправился от обморока, и заявление глупого Васи весьма позабавило его.

— А вот это они не хотят? — он скрутил фигу, — даже я из своих нескольких миллионов «гринов» не дам им ни копейки. А что говорить о настоящих олигархах! Потом и кровью добывали миллиарды — и вдруг начать делить нажитое по справедливости? С ума сошли. Разве в бизнесе есть такая категория, такое понятие, как справедливость?! В бизнесе существует поговорка: «не обманешь — не продашь». И всё! Да ну их! Ты лучше мне скажи, что ты за бред нёс про Мёртвую и Живую воду? Неужели и сам Игнатьич в это верит?

— Да есть она! — горячо воскликнул Вася, — есть! И, притом, не где-нибудь, а здесь, у нас, в Иверской губернии!

Грофф задумался. В своё время у нас заклеймили и генетику, и кибернетику… А что, если?.. Ведь существуют же термальные источники, минеральные, всякие-разные целебные. А, может быть, и вправду есть какие-то омолаживающие? «Сказка — ложь, да в ней намёк»… А вдруг? Он почуял нутром — это дело серьёзное. Не таким человеком был Игнатьич, чтоб верить в сказки. Хоть и истерик он, но не дурак. Если «водичку» эту раскрутить — тут дело пахнет не миллионами, а мировым господством… Чем чёрт не шутит?!

— Надо, пожалуй, быть к Игнатьичу поближе, — подумал он и согласился притвориться, что ожил.

— Я так скажу, — учил его охранник, — мол, ты валялся мёртвый под откосом, а тут, откуда ни возьмись, вдруг чувак из «СМЕРШ-Мидасу» нарисовался. Ну, просто мимо проходил. Он, мол, тебя и оживил. А ты тверди, что ничего не помнишь. Человек, мол, какой-то побрызгал водичкой — ты и вскочил, живёхонек и здоровёхонек. Усёк? А то он скажет, что я достал водичку, да присвоил.

— А что у них за идиотское название, у этих разбойничков?

— Не, они не разбойники, — покрутил Вася головой, — они учёные. Они научно доказали, что справедливость на земле необходима, иначе, мол, всем каюк. А название это они потому себе выбрали, что жил когда-то царь по имени Мидас. Шибко жадный был. И вот богатые по всему миру договорились и создали Орден его имени. Орден «Мидас». Это я слышал от самого Саввы Игнатьевича. Он с кем-то обсуждал это по телефону, а я рядом стоял. Ну, вот. Раз у богатых образовался тайный Орден «Мидас», значит, эти учёные волхвы назвали в противовес ему свой тоже очень засекреченный Орден «СМЕРШ-Мидасу». Но ты смотри, не проболтайся, что я знаю. Савва Игнатьевич ведь думает, что я дурак и ничего не понимаю в его телефонных переговорах. Но Вася умный. Я тебе потому рассказал, чтобы ты притворился, что тебя оживил один из «СМЕРШ-Мидасеев». Не выдашь меня?

— Ни в коем случае! — весело отозвался Грофф и заговорщики в полном согласии направились к ресторану «Восточные сладости и восточные слабости».

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Вперёд, за мной, нас ждут великие дела! — скомандовал неугомонный Иван, и неутомимая троица поднялась вслед за ним ещё на пару пролётов каменной лестницы. Пройдя по пустынному коридору, они попали в отлично оборудованное помещение. Здесь было несколько мониторов, стоявших в ряд. На каждом из них изображение фиксировало залы и кабинеты музея.

— Так вы охранником здесь служите! — высказала догадку Лиза.

— Все мы в какой-то степени охранники, — высказался в своей излюбленной манере Иван, — одни своё охраняют, другие — чужое.

Он усадил их в кресла за длинной стойкой с мониторами и стал по очереди переключать, выбирая «картинку».

— Ага, вот, — сказал он, наконец, и откинулся в кресле.

На мониторе, стоявшем в самом центре, появилось изображение комнаты, где за круглым столом восседали какие-то люди. Их было трое — двое мужчин и одна женщина.

— Ба! Знакомые всё лица! — воскликнула Гончарова.

— Это кто же у нас тут такие? — удивлённо спросил Сергей.

— «Оранжевая принцесса», — перечисляла Елизавета, — Владимир Вольфович и… ваш артист, — кивнула она Гончаровой, — как же его фамилия?

— Григорий Семёнович Буранский. Мы зовём его Гоша, — сморщилась Гончарова, — наш пострел везде поспел. Очень активный субъект.

— Он у нас в архиве постоянно обретается. Всё пишет пьесы о князе Михаиле Иверском.

— Да, — подтвердила Наталья Николаевна, — сам пишет, сам играет свои моноспектакли. Фантастическая работоспособность. Я иногда ему завидую. Такое впечатление, что у него где-то под пиджаком спрятан перпетуум-мобиле. Эту бы энергию — да в мирных целях.

— А вы знаете, что ещё он ищет у нас в архивах? Подтверждение тому, что род Михаила Иверского восходит к Меровингам, а через них — к Христу. Наши в архиве говорят, что он себя уже идентифицирует со святым Михаилом Ярославичем, и, стало быть, считается потомком Меровингов и Христа.

Иван, между тем, отрегулировал звук и сделал знак, призывая к молчанию. Говорил, как всегда, очень громко и, при этом, энергично жестикулируя, вице спикер Госдумы Владимир Вольфович Жареноскин. Лидер украинских «оранжевых» Джулия Тамошенко и артист Гоша Буранский молча слушали его.

— Мой человек, — кричал Жареноскин, — сел на хвост вашему христопродавцу и вёл его от самого Вашингтона.

Крича, он обращался к Тамошенко.

— Вы думали, что это вы такие хитрые? Приставили к программисту Штайнмахера агента влияния — и в дамках! Штайнмахер думает, что ноутбук летит в Москву, а ваш агент приземляется на военном аэродроме «Мигалово» в Ивери. И вы из Киева сюда примчались, чтобы рвануть потом к своему другу Борзовскому, лично ему доставить ноутбук. Вы ожидаете вот в этой резиденции, в Екатерининском дворце, вы же принцесса, хотя и «оранжевая». Хорошо, что не фиолетовая и не синяя. Только косу вам надо оранжевую прицепить. Вы то с тёмной косой, то с белой. Никак масть себе не подберёте. Если вы Лесю Украинку из себя изображаете, то она же была брюнетка. А вы теперь блондинка. Среднее что-то между Лесей Украинкой и Бриджит Бардо. Коса накладная вокруг головы обмотана, а масть не та. Определитесь с мастью.

— Владимир Вольфович, — Джулия Тамошенко старалась говорить спокойно, но было видно, что она сдерживается изо всех сил, — я понимаю, что вам хочется вцепиться мне в волосы. Это ваше любимое занятие — таскать женщин за волосы, сдирать с них скальпы.

— Да какие скальпы? У вас и скальпа нет! Вы лысая! Всё бутафория! Накладная коса, парик….

— Если вы заявились, чтобы меня оскорблять, то напрасно стараетесь. Я сожму клюв, как на картине Пикассо, и буду нести в нём оливковую ветвь мира. И к Борзовскому я не имею никакого отношения. Лучше объясните, почему ваши люди взорвали машину.

— Мои люди? Это твои люди её взорвали!

— Нет, не мои, а ваши. Забрали ноутбук и миллион, который мы с таким трудом собрали на эту операцию.

— Вы? Собрали? Как Минин и Пожарский?

— Именно! На спасение всего человечества! Чтобы не допустить кощунства и всепланетной трагедии! А вы деньги украли, а свидетелей убрали.

— Ах, так? Всё хочешь на меня свалить? А кто убил моего человека в горсаду? Мой человек следил за вашим, а тот убил его! Но мой человек успел в него выстрелить. И погиб, как герой! Все погибли…

Жареноскин достал платок из кармана и вытер пот, после чего тяжело вздохнул:

— И где теперь концы искать? Где ноутбук?

Он повернулся к Гоше:

— А всё ты, олух царя небесного. Почему сам не пошёл на встречу? Мы бы тебя ухлопали, забрали миллион и ноутбук, и поминай, как звали.

— Вот потому и не пошёл, — огрызнулся Гоша.

— Григорий Семёнович, а вы, может быть, мягко говоря, приватизировали чемоданчик? — вкрадчиво выпытывала Тамошенко.

— С деньгами Борзовского? — с горькой иронией произнёс Гоша.

— У Борзовского нет денег! — врезался в диалог, как ледокол в айсберг, Жареноскин, — это деньги народные. Он их украл! И ты правильно проговорился, что деньги дал Борзовский, а не всем миром собирали. Если ты взял их, то отдай мне. А я раздам народу. Я всю свою зарплату вице спикера народу раздаю.

— Не брал я этих денег! — с пеной у рта клялся Гоша, — я их отдал своему другу. Он не знал, что там деньги. Я попросил его назвать пароль и поменяться чемоданчиками с человеком в лимузине. Но какой-то мужик опередил его! Отдал свой чемодан и взял взамен другой у агента из лимузина. Мой человек всё видел — он стоял напротив них, ждал, пока машин будет поменьше, чтобы дорогу перейти. А когда перешёл, то лимузин уже взорвался, а чемодан с деньгами у него отобрал второй мужик…

— Вы что мне голову морочите?! — гневно вскричала «оранжевая принцесса», — какие такие мужики у вас всё отобрали? Вы что, считаете меня совсем идиоткой? Я же всё Борзовскому скажу! Он же вас в порошок сотрёт!

— Ах, так всё-таки вы, мадам, подружка Бориса Икрамовича! — захохотал Жареноскин, — и ты проговорилась!

— Нет! Но я знаю, что он в курсе и занимается этой проблемой!

Джулия горделиво откинула голову с тяжёлой косой и сверкнула глазами на Гошу Тот окончательно скис и захныкал:

— Я всё сделал, как договорились — лимузин даже выбил у знакомого олигарха!

— А вот этого делать нельзя было, — прервала его Тамошенко, — машина должна была быть неприметной.

— Да Бог с ним, с этим лимузином! — взорвался Жареноскин, — деньги где? Где ноутбук с эксклюзивной информацией?

— Мне ноутбук нужен не меньше, чем вам, — заныл Гоша, — я должен был следить за экспериментом. Я надеялся, что после Его пробуждения там проведут генетическую экспертизу, и тогда мы докажем, проведя, в свою очередь, генетическую экспертизу мощей святого Михаила Ярославича, что он ведёт свой род от самого Христа!

— А где ты мощи-то возьмёшь? — спросил с усмешкой Жареноскин.

— У меня есть, — застенчиво ответил Гоша, — нетленный голеностопный сустав. Сам откопал. Специально ездил в Будённовск. Там совсем рядом то место, где стояла Золотая Орда, и где казнили князя Михаила…

— Хватит этого бреда, — решительно прервал его Жареноскин и, обратившись к Тамошенко, проговорил:

— Я знаю, у кого может быть ноутбук.

— У коммунистов? — спросил с надеждой Гоша, — всех коммунистов в Ивери я знаю, всех опрошу, найдём.

— Да какие там коммунисты, — отмахнулся вице спикер, — есть кое-кто и пострашнее коммунистов.

— Кто?

— «СМЕРШ-Мидасу».

— Кто-кто? — с ужасом переспросил Гоша.

— Про царя Мидаса слыхал?

— Я не только слыхал, но я сам состою в тайном Ордене его имени, — ответил Гоша с важностью.

— А ты знаешь, что у него были длинные уши? Фригийский царь Мидас обидел друга самого бога Диониса, старенького сатира Селена. Вот Дионис и отомстил ему, сделал уши ослиными.

— Что же это за месть, если всё, к чему прикасался царь Мидас, превращалось в золото? — усмехнулась Джулия.

— О! — торжествующе воскликнул Владимир Вольфович, — в этом вся ваша суть! Золото, золото, нажива — больше ничто вас не интересует. А ты знаешь, что Мидас сдох от голода? К яблочку прикоснулся — яблочко золотым стало, хлеб — золотым, всё, к чему прикоснётся — золотое. Никакой пищи, только золото вокруг. Вот и преставился. Думать надо головой, а не косу вокруг неё наматывать.

— То-то и видно, что вы думаете много, — сыронизировала Джулия, — количество серого вещества зашкаливает. Череп не жмёт?

— В самый раз! — парировал Жареноскин, — классиков читать надо, тогда мозги встанут на место. Как сказал Пушкин? «Не нужно золото стране, когда простой продукт имеет». А вы организовали тайный Орден под названием «Мидас». Всё знаю! «Золотые десятки» формируете, «Золотые сотни», надеетесь, что вас зачислят в «Золотой миллиард». Не зачислят! Это вам не комсомол. Это туда всех зачисляли. А вам пинка дадут мировые правители. Мне не дадут. Потому что я умный. Никаких глупостей не говорю и не делаю. Я нужен человечеству. Поэтому я должен жить вечно. Ратифицируем закон о клонировании. Если они там этим занимаются, то и мы должны. Я буду рад, если смогу клонировать самого себя. Это будет хорошо, это будет польза для нации.

— Ну да! — хмыкнула Джулия, — как сейчас вижу заголовки газет за 2020 год: «Жареноскин на заседании Госдумы подрался с самим собой».

— Молчите, женщина! — оборвал её лидер ЛДПР, — я вас вообще вижу в 2020 году на Канарах, куда вас сошлют за всю вашу дурь. Вы же для них, для этих тайных управителей, только шестёрки. Сделаете своё дело — и по боку, на свалку истории — на Канары, Бали, Гоа. Какие там ещё имеются престижные элитные свалки? Будете жить в каком-нибудь дворце. Для вас это всё равно, что помойная яма. Вы же руководить процессами хотите, на трибунах блистать. А кому там нужна ваша коса намотанная? Жарко. Лучше сейчас заранее парик снимите.

Он повернулся Гоше, который с кислым видом наблюдал за ними. Того явно терзали нехорошие предчувствия.

— Повторяю вопрос: где ноутбук с эксклюзивной информацией? У «СМЕРШевцев»?

Он погрозил пальцем:

— Я вижу, что ты знаешь больше, чем говоришь.

— Да кто такие эти «СМЕРШ-Мидасу»? — раздражённо воскликнула Джулия.

— Что непонятного? Противники «Золотого миллиарда», то есть вашего коллективного царя Мидаса. Мощнейшая организация. Сугубо засекреченная. Кто в неё входит — тайна за семью печатями. Но это будет явление почище антиглобализма. И оно набирает силу.

— И вы думаете, что ноутбук у них? — с тревогой спросила Тамошенко.

— Где же ещё? У них, конечно. Кто ещё мог разнюхать об этом эксперименте? Только я, Борзовский, да этот тайный Орден под названием «СМЕРШ-Мидасу».

Жареноскин поднялся.

— Всё, я поехал. Буду ждать последствий.

Он махнул ручкой и ушёл. Вслед за ним поднялась и Джулия.

— А мне-то делать что? — вскочил Буранский.

— Пойди и удавись, — сказала Джулия, — Борзовский тебя всё равно найдёт, куда бы ты ни спрятался. Так что и не пытайся.

— Но я же не виноват! — всхлипывал Гоша, — не брал я денег!

— Лучше бы ты украл их, чем ноутбук упустил, — бросила Джулия и тоже вышла.

А Гоша в голос разрыдался.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Из помещения с мониторами они вышли через другую дверь. И тут увидели сидящего на стульчике громадного верзилу в форме охранника. Он крепко спал.

«Так вот кто тут охранник! — подумал Громов, — и как-то вовремя он уснул. Прямо фантастика». Но вслух ничего не сказал. Похоже, Лиза и Наталья Николаевна тоже поняли, кто настоящий охранник. И тоже промолчали. «Решили проявить терпение, — продолжал думать Громов, — ну что ж, когда-нибудь мы всё-таки узнаем, кто ты такой, Иван».

Они на цыпочках прошли мимо охранника. Сергей своей тяжёлой сумкой едва не задел его ноги, но всё обошлось. Свернув за угол, они очутились в очень длинном пустом коридоре и открыли дверь в комнату, где сидел в одиночестве Гоша.

— Зачем сюда?! — спросила Лиза шёпотом, но Иван так строго глянул на неё, что она удивлённо замолкла.

— Вы останьтесь за дверью, — сказал Иван Наталье Николаевне и, сняв с плеч, отдал ей рюкзачок. Та понимающе кивнула и осторожненько прикрыла за ними дверь.

— А? Что? — увидев вошедших, в испуге вскинулся Буранский, — мне что — покинуть помещение? Сейчас, сейчас.

Он начал лихорадочно собирать со стола какие-то бумажки, которые сыпались у него из рук, и торопливо запихивать их в сумку на длинном ремне.

— Вы ошибаетесь, Григорий Семёнович, — проговорил Иван немного в нос и неожиданно басовитым голосом. Он весь как-то приосанился, напустил на себя важность и стал похож на крупного чиновника какого-нибудь министерства или ведомства. Усевшись и сделав знак сопровождающим последовать его примеру, он продолжал:

— Мы вас не гоним, нет. Напротив! Мы именно и пришли сюда с единственной целью повидать вас, так сказать, пообщаться. Да.

По душам поговорить. А у вас есть такое желание — поговорить? Расположены вы к доверительной беседе в кругу друзей?

Гоша трясущимися руками запихнул, наконец, последнюю бумажку в сумку и неуверенно проговорил:

— Но… Мы, как будто не знакомы…

Иван небрежным жестом вынул из кармана какую-то красную книжицу с золотым тиснением на обложке, махнул ею перед носом Буранского и тут же спрятал.

Гоша переводил растерянный взгляд с одного мужчины на другого. Женщину он явно не брал в расчёт. Но та не подкачала. Лиза придвинула к себе чистый лист бумаги, взяла ручку и принялась что-то записывать. «Ну и ну!» — изумился Сергей её способности моментально вникать в ситуацию.

— Как мне вас называть? — вежливо осведомился Буранский.

— Иван Иванович, — через губу бросил вальяжно рассевшийся Иван.

— Так вот, — начал Буранский и покосился в сторону Лизы, которая продолжала что-то строчить на бумаге, — я догадался, почему ваша всесильная организация заинтересовалась мной и хочу сделать заявление.

— Пожалуйста, — благосклонно склонил голову Иван.

— Я ни при чём. Меня втянули в эту аферу. Меня использовали втёмную.

— Кто?

— Совершенно незнакомые мне люди.

Иван повернулся к Лизе.

— Пометьте там, Елизавета Елизаровна…

Тут Сергей вздрогнул — Иван назвал правильно отчество Лизы! А, между тем, он никак не мог знать его! «Кто же ты? — подумал в смятении Сергей, — кто же ты на самом деле, наш проводник, наш гид, спаситель?» Он так внимательно глядел на мнимого Ивана, что тот почувствовал, бросил взгляд на него и с усмешкой ему подмигнул! Затем продолжил:

— Вы так и запишите, Елизавета Елизаровна, что подследственный лжёт.

— Я? Подследственный? — Гоша от страха даже взвизгнул, — да вы что? Да я даже… Да я не брал ни ноутбука, ни этих денег! Нет и нет!

— А кто же брал?

— Не знаю! Мне велели передать деньги и взять «кейс» с ноутбуком. Но я… был занят. Поручил это приятелю. Он не знал, что лежит в чемоданчиках…

— Использовали его в тёмную? — уточнил Иван.

— А-а, — махнул рукой Гоша, — что уж там, всё скажу. Пишите! — повернул он покрасневшее лицо к Елизавете, — мне на днях позвонили. Спросили, интересуюсь ли я родословной Михаила Иверского. А я жизнь на него положил!

— Так же, как он жизнь положил «за други своя»? — спросил участливо Иван.

— Представьте! У меня одна цель — возвеличить его! И я почти добился этого! Осталось только доказать, что он ведёт свой род от Меровингов.

— И, стало быть, по Дэну Брауну и иже с ним, от самого Христа?

— Ну… Да.

— А вы… Случайно вы свой род не ведёте от Михаила Иверского?

— Это не важно, — скромно потупился Гоша.

— Ну, хорошо, продолжим. Вам позвонили, попросили передать деньги и взять ноутбук. За это обещали держать в курсе событий и заплатить, конечно.

— Деньги тут не важны!

— Понимаю, — наклонил голову Иван, — но, кстати, где они? Вы их отдали другу, чтоб обменять на ноутбук. И где же этот ваш друг? Сбежал с деньгами?

— Нет, что вы! Я говорю же — он не знал, что в чемодане. Он направился к машине и увидел, что его опередил какой-то человек. Он закричал, естественно, бросился туда…. И тут «кейс» у него отобрали. А лимузин взорвался. Когда я выскочил, там уже был пожар… Прямо рядом с театром, на Советской!

— Итак, вы ранее утверждали, что вас использовали втёмную незнакомые люди. Вы будете настаивать на этой версии?

Гоша замялся, стал нервно потирать руки, что-то нечленораздельно мычать и, наконец, не глядя на Ивана, пробормотал:

— Нет, не буду. Я… знаком с ними лично. Я ездил в Киев, на Майдан, во время «оранжевой революции». Пробился к Джулии Семёновне, предложил свою помощь.

— Какую именно?

— Я сказал, что могу совершенно безвозмездно сыграть для собравшихся на Майдане свой моноспектакль — «Князь Михаил Иверский — Царь Мира».

— Вы монархист? — спросил Иван.

— Но это, кажется сейчас, в период демократии, законом не запрещено? — попытался осторожно выяснить Гоша.

— Конечно, нет! — широко улыбнулся Иван, — мы живём в самом деле в уникальный момент времени. Да, сейчас всё разрешено, что не запрещено законом. Потому что настала эпоха внеюридического воздаяния за помыслы и прегрешения.

Гоша опасливо покосился на него и продолжил свой сбивчивый рассказ:

— На моё предложение сыграть спектакль Тамошенко ответила, что это не совсем в тему, но обещала поддерживать со мной отношения, взяла мою визитку. А на-днях позвонила. То, что она сказала, повергло меня в шок. Ну, вы, наверное, всё это знаете.

— В общих чертах, — сказал Иван.

— Хорошо, тогда я расскажу, — кивнул Гоша.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Из рассказа Буранского следовало, что Тамошенко и Борзовский каким-то образом узнали о Глобальном Проекте под названием «Второе Пришествие». Борзовский, у которого везде были свои агенты, завербовал через них Гошу.

— Чем же вы так ценны? — удивилась Елизавета.

— Я светский человек, — скромно потупился тот, — медийное лицо.

— Это точно, — подтвердила Наталья Николаевна. Она приоткрыла дверь и, стоя в коридоре, обличала сослуживца, — на всех тусовках обретается, по телевизору мелькает.

— Не завидуй! — огрызнулся Григорий Семёнович.

Тут он опомнился и, сделав большие глаза, удивлённо спросил:

— А ты-то как здесь оказалась? Тоже в органах служишь?

— Не твоё дело, — оборвала его Наталья Николаевна, входя в помещение и пристраиваясь на скамейке в углу.

— Продолжайте рассказ о Борзовском! — прервал перепалку Иван.

— Я полагаю, — произнёс с важностью Буранский, — что Борис Икрамович решил сделать меня ближайшим помощником, правой рукой. Сам позвонил мне из Лондона и говорил не меньше получаса. Расспрашивал, что я знаю о Проекте. Я, конечно же, кое-что знал…

— А кое-что приврал, чтоб втереться в доверие, — сквозь зубы процедила Гончарова.

Гоша гневно сверкнул на неё глазами, но не счёл нужным снова ввязываться в склоку.

По словам Гоши, Борзовский был не просто потрясён известием о клонировании Христа — его как будто молния пронзила! Он понял — это его шанс! Всё, что он делал прежде, всё, что он нажил или потратил на различные выборы-перевыборы, какие-то «цветные» революции — всё это теперь казалось ему детским лепетом на лужайке, игрой в песочнице. А тут была реальная возможность стать Властелином Мира! Через наивного Мессию-проповедника, который призывал любить друг друга, можно было воздействовать на всё население планеты столь тонко, столь изобретательно и, в то же время, столь результативно, что… Голова кружилась от таких возможностей. Смущал его один момент — как это странный Мессия смог обрести такой авторитет? Ведь ему поклоняются, в его честь строят храмы не год, не два, даже не сто, не триста, а две тысячи лет! Его именем освящались крестовые походы и костры инквизиции, начинались войны за передел границ и захват территорий. Может быть, всё же он был не так наивен, как теперь кажется? Или же опытные люди могли использовать его и направлять? Этот момент его особенно волновал. Ведь, в таком случае и он, Борис Икрамович, тоже мог получить дивиденды. И он не мелкая фигура на политическом Олимпе. А, стало быть, нужно встроиться в этот Глобальный Проект, а потом и возглавить его проведение в жизнь, другими словами, совершить перехват управления. Как это сделать? Поэтапно. В первую очередь, внедрить в учёное сообщество, занятое тайным Проектом, своего агента. И это ему с блеском удалось. Когда агент узнал подробности Проекта, ему было поручено повлиять на программиста, входившего в группу Штайнмахера, чтобы тот, в свою очередь, повлиял на самого Штайнмахера и убедил его в кощунственности проводимого эксперимента и в необходимости утечки информации с целью предотвращения грядущей катастрофы. Таким образом, в лаборатории были встроены цифровые видеокамеры с прямой трансляцией на единственный приёмник, который Борис Икрамович намеревался захватить. Пусть наивный Штайнмахер мечтает выйти на связь с Президентом Путиным, а в это время наблюдать за ним из Лондона будет он, Борзовский…

Чем дольше Гоша Буранский повествовал о замыслах олигарха, тем яснее становилось, что это не его досужий вымысел. Был, вероятно, у него этот талант — проникать в гущу событий и узнавать, чем дышат сильные мира сего. Недаром же они ценили его услуги и щедро оплачивали их. И в этот раз он, вероятно, был выбран для перехвата ценной информации. В Ивери имеется военный аэродром, принимающий рейсы со всех континентов. А уж припрятать кейс в одном из грузов — дело плёвое. Вот только Гоша оказался трусоват, отчего и сорвал операцию. Надо было самому передать деньги и забрать ноутбук, а он послал на столь ответственное задание глупого Витю.

Теперь Гоша Буранский сидел перед нахмуренным Иваном, строгой Елизаветой и скрывавшим своё смущение Сергеем Анатольевичем и горько каялся, размазывая слёзы по щекам.

— Если б я только знал, если б я только знал, — твердил он, — я бы сам побежал к этому лимузину! Но у меня же репетиция! Я же не мог её перенести! Вечером у меня ответственный спектакль…. Впрочем, теперь он под вопросом. Ах, как всё вышло! Как трагично! И, главное, ради чего? Я рисковал чужими жизнями, а в результате остаюсь в стороне. Как я мог допустить, чтобы компьютер попал в чужие руки?!

— Вам, я вижу, очень хотелось бы заглянуть в этот злополучный ноутбук? — спросил Иван.

— Ещё бы! — вскричал Гоша фальцетом и тут же закашлялся, — простите, — просипел он, — от волнения голос садится.

— А мы не будем волноваться, — сказал Иван и улыбнулся, сразу выйдя из образа большого начальника.

Гоша приободрился.

— Знать бы, где он, этот компьютер! — воскликнул он и даже пристукнул сухим кулачком по столешнице, — Жареноскин тут высказал мысль…

— Ах, так ещё и Жареноскин замешан в этой истории! — вдруг вмешалась в беседу Елизавета. Ей, как видно, тоже захотелось немного поиграть в следователя.

Буранский сразу сник.

— Ну да, — промямлил он, — я про него просто забыл сказать.

— Но ему-то что надо? — не отставала Лиза.

— А представляете, что будет, если он завладеет информацией? Он же на всех каналах растрезвонит о ней! Со страниц всех газет будут смотреть на нас его портреты. Герой дня! Человек года!

Гоша вздохнул.

— Каждый варит свой маленький супчик, в котором слава — редкая и дорогая приправа.

— Красиво сказано, — поощрил Буранского Сергей.

Ему жаль было этого маленького худенького человечка с бородкой клинышком, с бегающими глазками. Какие радости-то в жизни у него? Хотя… Может быть, он-то как раз и доволен собой и своей жизнью. Вон ведь с какой гордостью рассказывал о своей деятельности на почве прославления Иверского князя Михаила Ярославича. И, кстати, дело-то благое. Ну, а то, что он спутал реальность с фантастикой и обезумел от гордыни — так ведь это, скорее, беда, чем вина. Или всё же вина? Гордыня, демонической строй психики? Человеком быть трудно. Животным — комфортнее. Демоном — престижнее.

— А что нужно, чтоб не только считаться, но и быть человеком на самом деле?

Забывшись, он задал вопрос он вслух.

— Уметь любить, — ни секунды не медля, ответил Иван.

Сергей и Лиза посмотрели друг на друга.

«Ты ушла, — говорил взгляд Сергея, — я думал, что ты разлюбила меня». «Я ушла, — отвечал её взгляд, — потому, что подумала — ты разлюбил».

В комнате наступила тишина. Сергей и Лиза не замечали, что остальные с интересом наблюдают за ними.

Взгляд Буранского сделался вдруг каким-то диким.

— Боже, помилуй мя, — забормотал он вдруг побелевшими губами, — Господь Бог Вседержитель, сущий на небесах, яз грешен…

Он указал пальцем на мужа и жену:

— Сияют! Вижу нимбы над их головами! Как у святых Михаила Иверского и Анны Кашинской! Боже, еси на небеси! А я? А мне куда?..

— Вам плохо? — спросил Иван.

— А? Что? — Гоша обвёл всех помутневшим взглядом, — голова что-то… Опять давление, наверное. Скачет, проклятое, — он глубоко вздохнул, — слишком много работаю.

Его как будто прорвало. Он заговорил быстро, уверенно, с необыкновенным подъёмом:

— Если бы вы только знали, каких творческих усилий мне стоит эта деятельность! Мало того, что сам пишу и сам играю, я ещё фонд Михаила Иверского организовал, часовню построил, крест памятный воздвиг на месте бывшего Иверского кремля — это недалеко здесь, в городском саду. Екатерина Великая ведь недаром велела построить Путевой дворец именно здесь. Во времена княжения Михаила всё это пространство было центром Ивери, так сказать, его сердцем…

— Так вы хотели бы увидеть ноутбук? — прервал его пылкую речь Иван.

Буранский замер. В глазах его стоял вопрос. Он потряс головой, словно отгоняя какую-то назойливую мысль, потом заговорил без интонаций, как будто был автоматической игрушкой, заводным человечком:

— Да, да. Конечно. Я хотел бы. Обязательно.

И вдруг вскочил и завопил:

— Он здесь! У вас! Вот в этой сумке! Я так и знал!

Бросившись к сумке, которая стояла на полу у ног Сергея, он стал тащить её к себе, приговаривая:

— А я-то думаю — зачем ему сумка? Пришли люди из органов — и почему-то с большой сумкой. Дайте же, дайте, — он умолял Сергея, слёзы катились по щекам, всё тело сотрясала дрожь. — Ну что же вы? Ну почему вы не даёте?

— Да нет здесь никакого ноутбука! — вскричал Сергей и рванул сумку на себя.

Буранский упал, вскочил на четвереньки, а потом на коленях пополз к Сергею, пытаясь рукой дотянуться до сумки.

— Сергей! Достань компьютер! — крикнула Лиза, — он же умрёт сейчас прямо у нас на глазах!

— Ты что, с ума сошла? — Сергей был вне себя, — и вы, Иван, зачем вы это делаете? Зачем его провоцируете?

Буранский вдруг осклабился и торжествующе произнёс:

— Я понял! Ни из каких вы не из органов! Вы просто-напросто бандюги!

Он повернулся к Гончаровой.

— С бандитами связалась, Натали? А ещё правдолюбку из себя корчила, патриотку Отечества…

Он вдруг замолк и поморгал.

— Постойте-ка! А уж не эти ли вы… Как их? Не «СМЕРШ-Мидасу»? Точно. Как же я сразу-то не догадался? И Жареноскин ведь сказал, что ноутбук у вас. Покажите, откройте Его лик, Его образ!

Он встал на колени.

— Христом-Богом прошу… То есть… Просто прошу. Ну, покажите, ну достаньте ноутбук. Он там, в компьютере, я знаю, мне сказали. Там должна быть «картинка». Он спит. Он пришёл. Второй раз. Но ещё не проснулся. Я только посмотрю — и всё. Я никому, ни слова! Умоляю!

Подняв лицо к Ивану, он спросил:

— А вы ведь видели Его? Скажите, я на него похож?

В этот момент Сергей отвлёкся и слегка расслабился. А делать этого нельзя было. Буранский вскочил и вырвал сумку у него из рук. Метнувшись к музейному стенду с какими-то доисторическими булавами, он выдернул одну из гнезда и завопил:

— Если кто двинется, я разобью этот компьютер вдребезги!

— Ну что ты будешь делать с ним? — тяжко вздохнула Наталья Николаевна, — придётся показать. Но ты учти, Григорий, с той минуты, как ты заглянешь в ноутбук, ты — наш. Мы тебя ни на шаг не отпустим.

— Согласен! — закивал тот.

— Куда мы — туда и ты. Ты наш заложник. Иначе — я тебя знаю — разболтаешь, и нас перестреляют всех. В том числе и тебя.

— На всё согласен! — радостно завопил Григорий.

Бросив на пол оружие былых времён и прижимая к себе тяжеленную сумку, он подошёл к столу.

Сергей достал из сумки ноутбук и открыл его. На экране крупным планом было взято лицо человека с недлинной бородкой и чуть развившимися локонами. Человек сладко спал. Было видно, что он живой, он дышит, а, главное, ему невероятно хорошо! Нет, он не улыбался во сне и не причмокивал губами от удовольствия, как это делают безгрешные младенцы — он просто спал. Но этот сон был столь умиротворённым, столь покойным, нетревожным, что можно было только позавидовать.

Григорий Семёнович Буранский благоговейно сложил руки, соединив ладони, склонился и поцеловал экран компьютера, после чего приложился к нему лбом. Затем выпрямился и с торжествующей улыбкой констатировал:

— Похож!

Повернулся, всё так же держа сложенные ладони перед собой на уровне груди, и величаво вышел из помещения.

Сергей закрыл компьютер и скомандовал:

— За ним!

— Зачем? — Иван пожал плечами, — пусть каждый проходит свой путь и получает то, что заслужил. Жизнь — это школа.

— Ах, как вы правы! — перебила его Гончарова, — я это поняла уже давно. Именно школа! Каждый в ней учится, сдаёт экзамены и получает оценки своим поступкам, своим деяниям и даже своим мыслям.

— Но он… не выдаст нас? — спросила Лиза неуверенно.

— Кому?! — удивился Иван.

— Ну — у… Этим… Жареносцам, борзовцам.

— Они и без того имеют на руках ваши фотороботы и знают, что ноутбук у нас.

— Ну да, — согласилась Лиза.

А Сергей поинтересовался:

— А зачем вы вообще с ним беседовали, с этим Гошей? Хотели перевербовать?

— Да Боже упаси, — взмахнул рукой Иван, — просто хотелось заглянуть к нему в душу, попытаться помочь ему. Ведь он и впрямь много работает, это похвально. Но вот эта гордыня… А, впрочем, это его путь. А где мой рюкзачок? — спросил он с улыбкой Гончарову.

— Ой! — всплеснула она руками, — остался там, за дверью. Вы так тут раскричались — я думала, что весь штат музейных служащих сбежится. Ну, вот и бросилась сюда. А про рюкзак совсем забыла.

— Боюсь, что служащие не сбегутся, — вздохнула Лиза, глянув на свои крохотные ручные часики, — рабочий день давно закончился. Во всём огромнейшем дворце-музее остались только мы и спящие охранники.

— Да ещё этот тихо помешанный, — добавил Громов.

— Это ещё как сказать! — рассмеялась Гончарова, — он то тихий, то буйный.

— Заблудится тут в дворцовых лабиринтах, — с тревогой заметила Лиза, двигаясь вслед за провожатым.

Иван снова шагал впереди, на ходу поправляя свой небольшой рюкзачок. Они вышли наружу через какой-то служебный ход и очутились в сумеречном городе, по тротуарам которого шли беззаботные парни и девушки с пластиковыми бутылками пива в руках, а из окон проносящихся мимо машин гремела музыка.

— Прямо какой-то пивной бум в нашей Ивери! — с негодованием воскликнула Гончарова, — они уже, по-моему, жизни не мыслят без бутылки пива. Да ещё эта музыка… Как будто сваи забивают или тамтамы грохочут, призывая аборигенов к сражению.

— Этот стиль называется «техно» — прокомментировал Сергей, — под него наши бедные юные зомби, напившись пива и накурившись марихуаны, впадают в безумие неконтролируемых эмоций и становятся жертвами беспорядочных плотских утех.

— Увы! — вздохнула Наталья Николаевна и огляделась:

— А бандиты не ищут нас?

Тут она мельком глянула вверх и вскрикнула:

— Ой, он там, посмотрите!

На кромке купола стоял и, сложив руки, смотрел вверх, Гоша Буранский. Он успел где-то стащить белую простыню или оконную занавеску и прорезать в ней дырку для головы. И эта белая хламида развивалась на нём от лёгкого ветерка. Одну секунду они видели его в таком статичном положении. А потом он воздел руки кверху и прыгнул.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Со всех сторон к месту падения человека в белой накидке бежали люди. На ходу многие доставали мобильные телефоны и набирали номер «скорой» и милиции. Громов с Лизой, Иван и Гончарова успели первыми. Громов пощупал пульс, взяв руку Гоши, и сказал тихо:

— Всё.

Завыли сирены «скорой помощи» и милицейских машин.

— Нам надо уходить, — шепнула Лиза, белая, как простыня на теле Гоши.

Гончарова что-то прошептала про себя и тоже двинулась вслед за новыми друзьями. Они шли медленно, понурившись. На душе у всех было тяжело и неприятно. Только что разговаривали с ним, посмеивались над суетным и вздорным человечишкой и вот — финал. Какой трагичный!

— Как его жаль! — воскликнула Гончарова и заплакала. Достав из кармана куртки платок и вытирая им глаза, она тихо говорила:

— Когда-то я была на него жутко разгневана. В нашем театре был скандал, в который я нечаянно ввязалась. Я заступилась за собратьев, которых ни за что и ни про что понижали в категории. Ездила в Министерство культуры, хлопотала за них. А Гоша в это самое время вдруг стал директором театра. Выслужился перед главным режиссёром Верой Сидоровной Безенчук. Она у нас свирепая. Да… Давно это было… Потом его сняли с директорства, потому как держать далее на руководящей должности не было никакого резона. Что называется, себе в убыток. Руководить он совершенно не умел и ничего не понимал в этом деле. Зато кабинет себе соорудил из трёх гостиных, актёры, бывшие его собратья, к его столу шагали по коврам минут десять. Сам же он трепетал перед главрежем. Мог заглянуть к ней и пулей вылететь обратно. А вслед неслось: «Гоша, вон!» Как он хотел вернуться в своё кресло! Обошёл все кабинеты, просил, чтобы его восстановили, но чиновники из управления культуры назначили другого, и Гоша попал в психушку.

Она снова всхлипнула и замолчала.

— Ещё одна кровавая жертва, — сказал задумчиво Иван, — сколько же было их за всю историю человечества?! И, если вдуматься, все, как одна, войны — религиозные. С именем Бога на устах бьются за право властвовать над другими. Чей бог сильнее — тот и победил. Или себя приносят в жертву.

— Как одурманенные террористы? — спросила Лиза.

— Или как Гоша, возомнивший себя потомком распятого Христа и пожелавший разделить Его страдания, чтоб доказать свою причастность к Божеству, — вздохнула Наталья Николаевна, — у нас ведь даже поговорка есть: «Христос терпел и нам велел».

— Христос, я полагаю, не был мазохистом, — возразил Иван, — и к мазохизму никого не призывал. Быть может, он только то и хотел сказать, что страдать в этой жизни полезно в том смысле, что душа, омытая слезами, очищается от эгоизма, а чувства обостряются и утончаются. Человеку становится доступна высшая милость Бога — способность к состраданию.

— Хотела бы я знать, — ни к кому конкретно не обращаясь, заговорила Лиза, — там, в компьютере, то есть в их секретной лаборатории действительно Иисус Христос? И был ли он на самом деле? А если был, то кто же он всё-таки — Бог? Человек? Сын Божий?

Иван вдруг сделал предупреждающий знак рукой и вполголоса проговорил:

— Не оглядывайтесь. Нас «пасут». Но пока не приближаются. Вероятно, их смущает тот факт, что нас много и что в руках у Сергея не «кейс», а клетчатая сумка. Они же ищут человека с «дипломатом», фоторобот которого всем им роздали. Боюсь, что фоторобот довольно точный. Знать бы — сколько их, наших преследователей? И где они рассредоточились…

— Навстречу бежит целая толпа к месту самоубийства, — заметил Сергей, — воспользуемся этим прикрытием и нырнём сюда, в эти кусты.

Они так и сделали. Их преследователи — два дюжих «качка» — замешкались. Отталкивая бегущих, которые буквально под ноги им лезли, они искали глазами подозрительных граждан, за которыми следили, но тут их внимание заняли двое молодых людей — парень и девушка. Они удалялись в ту сторону, куда прежде устремлялась четвёрка подозреваемых. Парень был с «дипломатом». Это решило исход операции. Парня и девушку взяли с двух сторон под руки и потащили в сторону ближайших ворот городского сада, где за подстриженными кустами прятались четверо беглецов. Во всеобщей суматохе мало кто обратил на это внимание. Парень и девушка отчаянно вырывались. Девушка во весь голос закричала. Но кричали и все вокруг, да ещё и выли милицейские сирены, а один из милиционеров, останавливая движение машин, ещё и кричал в мегафон. Место происшествия оцепили, не подпуская толпу — словом, никому не было дела до захваченной бандитами пары.

Как вдруг с другой стороны улицы, лавируя между машинами, к «накачанным» парням и их пленникам устремились ещё трое, чем-то очень и очень схожие с первыми двумя, но, в то же время, имевшие неуловимые отличия. Быть может, они заключались в особой ловкости и пластичности их движений. Эти больше напоминали не бандитов, а хорошо обученных спецназовцев. Только вот формы на них не было — обычные куртки и джинсы, как и у многих молодых людей. Увидев их, бандиты опешили. Один потянулся было к пистолету, спрятанному в кармане, и даже успел его вытащить, но не выстрелить — ему свернули шею, как цыплёнку. То же проделали с другим. Девушка грохнулась в обморок. И ей, и парню одновременно и абсолютно бесшумно выстрелили в лоб.

Это было настолько невероятно и произошло так молниеносно, что прятавшиеся за кустами беглецы были буквально ошеломлены и застыли от неожиданности в своём укрытии. Елизавета сдавленно вскрикнула, но Сергей тотчас же закрыл ей рот ладонью, и она только мелко дрожала, обхватив себя руками за плечи. Бандиты были рядом, в двух шагах, и если бы заметили, что за ними наблюдают — четвёрке беглецов пришёл бы конец.

Преступники подняли с земли «дипломат» и раскрыли его. Оттуда посыпались бумаги, выпали тёмные очки и кошелёк. И тут один из бандитов, в ярости притопнув ногой, выругался… на чистейшем английском!

Наталья Николаевна схватила за руку Сергея и прошептала ему в самое ухо:

— Их прислали оттуда!

Сергей кивнул. Он напряжённо вслушивался в чужую речь.

— Эти русские придурки гнались не за теми! — бесновался один из убийц.

— Нам надо было немного подождать! — рявкнул другой.

— Обыщите их, — приказал третий.

В карманах убитых они нашли какие-то бумаги.

— Это, наверное, он, Сергей Громов. Тут напечатан его адрес.

Боец произнёс название улицы и номер дома.

— Вперёд! — скомандовал старший группы и все трое в мгновение ока исчезли.

— Они нашли ваш фоторобот? — спросила Гончарова.

— Похоже, так, — кивнул Сергей.

— И помчались домой к вам, — вздохнула актриса, — а потом и ко мне нагрянут. Бедная моя квартирка! Они же в клочья разнесут там всё! И вопрос — а куда нам деваться теперь? Нам же некуда скрыться. Может, назад, к вам, Иван? Будем отсиживаться в катакомбах.

Ей никто не успел ответить — Лиза, схватив Сергея за руку, потащила его прочь. Иван и Наталья Николаевна вынуждены были последовать за ними. Лиза шла очень быстро, почти бежала. Остальные едва поспевали за ней. Они миновали городской сад, и вышли к набережной, на открытое пространство, где их могли заметить, но Лиза, кажется, этого не понимала.

— Лиза, остановитесь, — взмолилась, наконец, Наталья Николаевна, — я уже совершенно выдохлась!

Лиза метнулась вправо, затем влево, а потом бросилась ничком на садовую скамейку и в голос разрыдалась, не обращая внимания на гуляющих. Отсюда было далеко до места происшествия, и молодёжь спокойно пила пиво и хрустела чипсами. В летнем кафе громко звучала музыка. Здесь, на набережной Волги, текла беззаботная вечерняя жизнь молодёжной «тусовки». Никто не обращал внимания на рыдающую дамочку, тем более что она была не одна и явно не нуждалась в помощи посторонних.

Сергей сел рядом и прижал голову Лизы к своей груди, одновременно настороженно озираясь вокруг. Гончарова, тяжело дыша, опустилась на соседнюю скамью и достала из кармана носовой платок.

И только Иван остался стоять. Он тоже поглядывал по сторонам, но без особой тревоги. Мимо прошёл старик в бейсболке и новеньком тренировочном костюме. Внезапно он остановился, постоял, заложив руки за спину, затем вернулся и подсел на скамейку рядом с Лизой.

— Девушка плачет, — произнёс он безо всякого выражения, — а чего плакать, когда скоро Второе Пришествие и Страшный Суд.

Лиза подняла заплаканное лицо и в ужасе посмотрела на него. Иван присел рядом с Натальей Николаевной, сняв свой рюкзак и водрузив его сверху на клетчатую сумку, стоявшую у ног Сергея.

— Да, да, не удивляйтесь, девушка, — продолжал старик, — последние времена грядут. Вы только посмотрите вокруг. Девицы с голыми пупками, в которые ещё и серёжки вдеты. Все с пивными бутылками. А этот грохот? Разве это музыка? Такая жизнь — это не жизнь, а сплошной шабаш. Нет, говорю вам — скоро Конец Света. Скоро будет Второе Пришествие. Я предлагаю учредить Фонд и создать Комиссию по проведению достойной встречи Мессии. Привлечём комсомол, пионерскую организацию, пусть возведут гору Синайскую. Закупим двести мешков соли, перекроем дамбами Волгу, высыплем соль туда и будет у нас своё Мёртвое море. Христу же надо будет по воде ходить? Да, ещё МЧС подключить надо. А то ведь за Христом паломники попрутся. Потонут ещё.

Он встал, заложил руки за спину и медленно двинулся своим путём.

— Господи, что это я? — встрепенулась Лиза, — завела вас сюда. За нами же охотятся! Сергей, — посмотрела она испуганно, — кто были эти убийцы? Они же по-английски говорили! Нашу фамилию назвали!

— Это уже не «жареносцы» и не «борзовцы», — обмахиваясь платочком, заметила Гочарова.

— Да, эти ребята посерьёзнее будут, — кивнул Иван.

— Они ищут меня, — пояснил Сергей Лизе, — у них мой фоторобот с адресом. Наверняка нашу с тобой квартиру разнесут по кирпичикам.

— Столько трупов! — всхлипнула молодая женщина, — и всё из-за этого «кейса»! Да выбрось ты его!

— А что это даст? — пожал плечами Иван, — вы же узнали о Глобальном Проекте. И поэтому вы под прицелом. Сам Бог вам послал меня. За мной никто не охотится, никто не гонится, так что я вас прикрою. Здесь, кажется гостиница неподалёку? Там, вдоль набережной. Ну, вот и двинем-ка туда. Я знаю тут одну тропиночку, где нас не засекут.

К гостинице они и в самом деле добрались без приключений. Иван провёл их по аллее с густыми зарослями акации. Проникнув внутрь, они посовещались в холле и, порешив, что могут взять из денег олигарха немного на текущие расходы, достали из клетчатой сумки заветный «кейс».

— А вдруг они всё-таки фальшивые? — засомневалась Гончарова.

— Вряд ли, — сказал Сергей, — и на просвет, и на ощупь — настоящие. Думаю, что заказчик не хотел взрывать агента вместе с миллионом, это, скорее всего, конкуренты сделали. А, впрочем, сам шут не разберёт. Этого мы уже никогда не узнаем.

Он отсчитал несколько купюр и протянул их Ивану.

— А документы? — прошептала Лиза, — нас же не пустят в номера без документов!

— За такие-то деньги? — усмехнулся Иван и пошёл оформлять проживание.

Их расселили в номерах по соседству. Лиза с Сергеем — в двухместном посередине, а по обеим сторонам от них, в одноместных номерах — Иван и Наталья Николаевна.

— Сбор через полчаса у Лизы и Сергея, — скомандовал Иван.

Сам он явился туда ровно через тридцать минут с огромным пакетом разнообразнейшей еды.

— Это на сдачу, — объявил он, — кроме того, я в ресторане заказал устриц. Деликатесы поднимают настроение и выводят из состояния стресса, в котором все мы пребываем после известных событий.

Пока Лиза и Наталья Николаевна накрывали на стол, Сергей включил висевший на стене небольшой телевизор. Зазвучала бравурная мелодия.

— Опять реклама, — пробормотал он с досадой.

— Подожди, не переключай, — остановила его Лиза, — эту рекламу я сегодня уже видела. Вы только полюбуйтесь!

На экране появились мужчина и женщина, которые в ускоренном режиме сбросили с себя всю одежду и слились в экстазе, затем отдельно были показаны внутренние органы женщины, в животе которой, также в ускоренном режиме, рос зародыш. Затем младенец пулей вылетел из её чрева прямо под облака. Он летел и взрослел на глазах и приземлился в виде дряхлого старца прямо… в гроб! Тут появилась полуобнажённая блондинка и погрозила пальчиком, промурлыкав: «это ещё не всё!» Гроб с покойником устремился в огненную печь, а оттуда вернулся в виде урны с прахом. Крышка спрыгнула с урны, а прах собрался в кучку и превратился в сверкающий камень. Блондинка продемонстрировала этот огромный бриллиант на раскрытой ладони и снова мяукнула: «вот теперь всё!» Рядом с ней появился мужчина в очках и белом халате, который возвестил: «В лаборатории нашей фирмы «Алмаз Алмазов» разработана новая технология изготовления алмаза из сожжённого праха! Теперь не нужно ходить на кладбище и оплакивать дорогих вам людей. Они будут с вами всегда!» Развратная девица прижалась к нему и, сверкнув бриллиантом на пальце, прошептала: «Гордись сокровищем! Ты этого достойна!»

Сергей щёлкнул пультом и экран погас.

И тут в дверь номера тихонько постучали.

— Устриц заказывали? — спросил, появляясь на пороге, молоденький официант в белой крахмальной сорочке с короткими рукавами и галстуке — бабочке.

Не дожидаясь ответа, он прошёл в комнату, поставил на стол большое блюдо, накрытое прозрачной крышкой, снял эту крышку и…

— Что это? — спросила Лиза, указывая на содержимое ресторанной посуды.

— Устриц не завезли, — сообщил официант, — пароход из Лозанны запаздывает. Есть только это. Лягушачьи лапки в винном соусе. Желаете?

— Спасибо, нет! — за всех ответила Наталья Николаевна.

— Заказ оплачен, — сказал официант и стал раскладывать приборы на одного человека. Разложив, сел за стол, заложил за ворот безукоризненной сорочки крахмальную белейшую салфетку и приступил к трапезе.

— Я не задерживаю вас? — спросил он, скушав лапку. Ответное молчание его нисколько не смутило. С невероятной скоростью он поглощал экзотическое блюдо и на глазах пьянел.

— Повар подлец, — говорил юноша, прожёвывая лапки, — вместо рому плеснул какого-то технического спирта. Я доложу директору ресторана. Завтра этот подонок будет висеть на крючьях вверх тормашками рядом с разделанными тушами. Повисит в морозилке часок — и сделается на всю жизнь кристально честным. Плохо, что совести нет у людей! — с горечью произнёс официант, бросив взгляд на присутствующих.

— Ну, то есть, я хочу сказать, что, разумеется, совесть не всем уж так нужна. Бизнесмен с совестью — это же нонсенс, согласитесь. С этой грёбаной совестью ни кому на хрен не всучишь залежалый товар.

Официант рыгнул и грязно выругался. Лиза ойкнула и с опозданием зажала ладонями уши.

— Но! — тут мальчишка поднял кверху палец, — наука выручает нас и в этом случае! Господа! Сообщаю вам новость: теперь нам, олигархам, возможно будет совесть устранить оперативным путём! Именно так, вы не ослышались! Разработан новейший метод — операция на открытой совести. Вчера по «ящику» сказали в новостях.

Официант обсосал лягушачьи косточки, быстро собрал посуду, вытер стол, встал, пошатываясь, достал какую-то таблетку из нагрудного кармана, проглотил её, запил «Кока-колой» и — абсолютно протрезвевший — твёрдой походкой вышел вон.

— Ну, и что это было? — спросила Елизавета, — что вообще происходит сегодня? Трупы, убийства, реклама параноидальная, люди ненормальные…

— Царство Зверя кончается, — ответил Иван, — Зверь издыхает, а его адепты сходят с ума.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

— Итак, друзья мои, мы влипли, — проговорила Гончарова, опускаясь в глубокое мягкое кресло, — хотя, честно скажу вам — после душа и вкусной еды думать об этом как-то не очень хочется. Вечер, за окнами темно. Сейчас бы в койку с книжкой…. Но об этом, похоже, мечтать не приходится. Что будем делать-то, господа бездомные? Кто мы теперь? Бомжи? Или беженцы, унесённые ветром из родного дома и занесённые сквозняком в эти вот номера с явлением придурочных официантов? Вот вы, Лиза, спросили, что происходит. И я, как старший по возрасту человек, должна была бы всё вам объяснить, а я не могу. Не в состоянии. Мой разум не справляется с этой задачей. Я-то думала, что у меня мозаичное мировоззрение, а оказалось — калейдоскопическое.

На этих словах она хитро покосилась на Сергея Анатольевича.

— Я вижу, вы тоже читали работы «СМЕРШ-Мидасу»? — улыбнулся он.

— А почему бы нет? Компьютер имеется, в Интернет выхожу.

— Да что это за таинственный «СМЕРШ-Мидасу»? — спросила Лиза, — И Жареноскин говорил об этой тайной организации. И что такое мозаичное и калейдоскопическое мировоззрение? — спросила Лиза.

Сергей принялся объяснять.

— Ты помнишь, в детстве мы все любили смотреть в калейдоскоп. Приставишь его к глазу и поворачиваешь вправо, влево. А там внутри видишь картинку из разноцветных стекляшек. И всякий раз рисунок ПРИНЦИПИАЛЬНО изменяется. Ведь так?

— Ну, да, — кивнула Лиза.

— Я подчеркнул слово «принципиально». Ты заметила?

— Ну, да, да!

— Калейдоскопическое мировоззрение именно тем и отличается, что всякий раз, когда человек получает новую информацию, он кардинально изменяет своё представление о мире, о природе вещей. Такого человека легко убедить в чём угодно. Его легко поймать на любую ложь и спровоцировать на любую глупость. Например, Лёня Голубков с экрана разрекламирует пирамиду «МММ» — и он пойдёт и вложит свои кровные. Гадалка пообещает приворожить возлюбленного — и дамочка с калейдоскопическим мировоззрением…

— Понятно, — прервала его Лиза. А мозаичное?

— Что такое мозаика? Это — цельная картина мира. Вот, к примеру, всё из тех же разноцветных стекляшек выполнено полотно. Пейзаж, например. Если одна стекляшка выпадет из мозаики — картина всё равно останется картиной. Человека с мозаичным мировоззрением не сбить с толку. У него развита интуиция, он чутко ловит все знаки, все предупреждения об опасности.

— А вот у меня в куртке есть кое-что, — сказала вдруг Наталья Николаевна и, порывшись в карманах, достала маленькую записную книжку, — это моё дацзыбао, — пояснила она, — цитатник. Выписываю из работ «СМЕРШ-Мидасу» цитаты и вразумляю окружающих. Вот слушайте:

«Миропонимание толпы, будь она «элитарная» либо простонародная, — носит калейдоскопический характер. Различие между «простонародьем» и «элитой» — только в том, что в «элитарный» калейдоскоп засыпано больше разного рода фактов, а тематика мозаик (также присутствующих в калейдоскопе и носящих профессиональный или семейно бытовой характер) отличается в «элите» и «простонародье» ориентацией их на различные функции в жизни общества:

• «элите» — необходимы мозаично организованные знания преимущественно управленческого по своему содержанию характера для того, чтобы «рулить» обществом и обеспечивать своё потребительское благополучие на основе взимания монопольно высокой цены на продукт управленческого труда;

• задача простонародья — работать под правлением «элиты» и не соваться в сферу управления.

Этот расклад остаётся неизменным на протяжении истории от неприкрытого рабовладения до современных фальшдемократий, где простонародье призывают на всевозможные выборы и референдумы, но фактически оно безвластно как над самим собой, так и над судьбами государств и человечества в целом».

— Непременно найду в Интернете работы «СМЕРШ-Мидасу» и буду их прилежно изучать, — решительно заявила Елизавета, — это именно то, что мне нужно. Скажите, — спросила вдруг она, ни к кому конкретно не обращаясь, — а вот этих… адептов царства Зверя никак нельзя вразумить?

— Увы, — ответил ей Иван, — эти особи безнадёжны.

— Согласна с вами, — кивнула Гончарова, — хочу лишь уточнить, что все они имеют ярко выраженный тип психики, а именно — зомби. Тут в моём дацзыбао написано, что существует четыре типа психики: животный, зомби, демонический и человечный.

Она прочла:

«Человечный строй психики характеризуется тем, что каждый его носитель осознаёт миссию человека — быть наместником Божиим на Земле. Соответственно этому обстоятельству он выстраивает свои личностные взаимоотношения с Богом по Жизни и осмысленно, волевым порядком искренне способствует осуществлению Божиего Промысла так, как это чувствует и понимает. Обратные связи (в смысле указания на его ошибки) замыкаются Свыше тем, что человек оказывается в тех или иных обстоятельствах, соответствующих смыслу его молитв и намерений. Иными словами Бог говорит с людьми языком жизненных обстоятельств».

— Очень хотелось бы обрести мозаичное мировоззрение, — вздохнула Лиза.

— А оно у вас, деточка, и без того мозаичное, — заверила Наталья Николаевна, — вы цельная натура, вписаны органично в Божий мир, в природу.

— Да что вы! — возразила Лиза, — я глупая, как пробка. Сижу в своём архиве, закопалась в бумажках. А высуну нос наружу — и ничего не понимаю. Наш зав. архивом Черноморов Казимир Харламович говорит, что я — «вещь в себе». Ну, то есть, что уж слишком замкнулась в своём внутреннем мире. Может быть, он и прав.

— Ты — моя куколка, — сказал Сергей и снова ласково обнял её за плечи, — а очень скоро станешь бабочкой. И взлетишь высоковысоко, и сможешь обозреть всё видимое пространство, и сразу всё поймёшь.

— Да ничего я не пойму, — вздохнула Лиза, — я признаюсь, что, когда тебя не было дома, я заглянула в твой «медвежий угол».

Лиза пояснила Ивану и Гончаровой:

— Это он так называет свой компьютерный стол, он у него в углу стоит. Стол огромный, со всеми прибамбасами, а над ним на стене ещё полки — и всё это пространство заполнено его книжками с тайными знаниями, в которые он мне не разрешает даже глазком заглянуть. Говорит: «всё равно ничего не поймёшь». А я взяла — и заглянула. И, в самом деле, ничего не поняла. Он у меня шибко умный, а я так, на подхвате — тряпки постирать, полы помыть.

— Лиза, неправда, — возразил Сергей, — ты знаешь, что я люблю тебя.

— Ну, да, как куклу.

— Ну, хочешь, я всё объясню тебе сейчас. Что тебе непонятно?

— Да ничего непонятно! Я нашла в твоих работах слово «когерентность» — и выпала в осадок. В твоих бумажках почти все слова такие.

— Ну, так ведь это же научные труды, — вступилась за Сергея Наталья Николаевна, — ваш муж — учёный, физик. А ещё, ко всему прочему, как я успела понять, философ. Он размышляет о вещах глобальной значимости. А попытка понять Божий замысел, согласитесь, не совсем простая задача. Знаете, до чего я додумалась? Единственный учёный во всём Мироздании — это Творец, Всевышний. Не в обиду будь сказано, но наш научный мир, как и вся элита в целом, воображают, что можно «алгеброй гармонию поверить». Все их теории относительно Божьего Замысла — всего лишь жалкая попытка разгадать хоть малую его частичку.

— Так что такое «СМЕРШ-Мидасу»? — снова спросила Лиза, — судя по вашим отзывам, они-то многое поняли и разгадали.

— Да, разгадали они многое, — кивнул Сергей, — но кто такие, если честно — не знаю. Склоняюсь к мысли, что учёные. Но они грамотно шифруются, толком не разберёшь.

— Я думаю, что это — тайный Орден, — с осведомлённым видом заявила Гончарова, — сейчас в России много тайных Орденов.

— В России всегда было много тайных Орденов, — заявил, усмехнувшись, Иван.

— Сдаётся мне, что ты об этом кое-что знаешь, — глядя ему прямо в глаза, произнёс Сергей.

Ничего не ответив, Иван залез в клетчатую сумку и достал ноутбук.

— Не терпится? — спросил Сергей.

— А ты как думаешь? — тоже переходя на «ты», улыбнулся Иван.

— Я думаю, что ты и Буранскому-то показал его, чтоб самому взглянуть ещё раз.

Иван рассмеялся:

— И как ты только догадался?

Громову всё больше нравился этот парень. Он был моложе самого Сергея лет на десять, но разница в возрасте была не ощутима. Этот парень был очень умён и — как бы это сказать поточнее — деликатен. При всей его весёлости и кажущейся безшабашности, он, тем не менее, не совершил ни одного опрометчивого шага, не сделал лишнего движения. И он действительно им помогал. Но почему?! Кто он такой? Впрочем, решил Сергей, всё когда-нибудь выяснится, всё встанет на свои места.

— Постойте, — остановила вдруг Ивана Наталья Николаевна, — прежде чем вы его откроете, давайте всё-таки обменяемся мнениями по поводу этих загадочных англоговорящих убийц. Кто они, как вы думаете?

— Я думаю, — сказала Лиза, — что мы имеем уже не две стаи хищников, охотящихся за нами, а целых три. Причём, последняя, о которой вы спрашиваете, оттуда, — и она указала на компьютер.

— И я тоже так думаю, — кивнула актриса.

— Вы обменялись мнениями? — спросил Иван.

— Хорошо, открывайте, — махнула на него рукой Гончарова.

И он открыл.

То, что они увидели, им очень не понравилось. Иван пристроил ноутбук на второй кровати так, чтобы всем была видна «картинка». А в этой «картинке» происходили невероятные и чудовищные вещи. Жрец Вуду, напоминавший сейчас чем-то доморощенных российских колдунов, совершал пассы над Мессией, пытаясь поднять его с ложа!

— Да что ж он делает-то, идиот?! — воскликнул Громов.

— Делает то, что и положено делать идиоту, — сказал Иван, — своей отсебятиной готовится обрушить на голову Мироздание и получить внеюридическое воздаяние.

Жрец, одетый в какую-то хламиду с капюшоном, вертелся так и этак, предпринимая всё новые попытки — отходил с поднятыми руками, вновь склонялся над телом и отклонялся от него. Затем ладонями с растопыренными пальцами совершал круговые движения над спящим и с усилием, отгибаясь назад, брал руки на себя, в тщетной надежде, что спящий двинется за ним в коротком поле натяжения. Всё тщетно! Чародей сел на стульчик и вытер пот со лба рукавом своей хламиды.

— Надо же, как, бедный, надрывается, — фыркнула Гончарова.

— А для чего они затеяли Проект? — спросила Лиза, — что это им даёт?

— Наталья Николаевна утверждает, что Глобальный Проект под названием «Второе Пришествие» даст им глобальную же власть, — сказал Сергей, — по крайней мере, так им кажется.

— Власть… — в раздумье проговорила Лиза, — наверное, она затягивает людей, как наркотик. А наркотик — что это такое? Это сила инерции.

— Правильно, деточка, — кивнула Гончарова, — я уверена, что все законы физики вполне применимы и к нашим взаимоотношениям. Например, закон притяжения, закон теплообмена, броуновского движения и так далее — все действуют также и в духовной сфере. Но кроме того по отношению к человеку есть ещё одно: власть нужна для того, чтобы не дать людям стать человеками, чтобы проще было паразитировать на человекообразных, эксплуатируя в отношении них Божие попущение.

— Любой вид времяпрепровождения затягивает человека в свою колею. И начинается пресловутый «бег по кругу» в замкнутом пространстве, — согласилась Елизавета.

— А знаете, почему? — вновь перебила её актриса, — мы же эгрегор нарабатываем. Или попадаем в уже наработанный. Это некое поле информации, возникающее под воздействием сходных мыслей и чувств определённого круга людей, сообщества. Почему пьяница не может вырваться из своего образа жизни? Эгрегор намертво его к себе привязал. Вот эта маленькая ноосфера над сообществом и питает входящих в него людей, и берёт в плен. Человек на пенсию вышел, к примеру, а с профессией расстаться не в силах — эгрегор не пускает.

— Я сейчас поняла, — заговорила снова Лиза, — что, наработав в себе мозаичное мировоззрение, человек получает Различение. И его уже не втянуть в чуждую человеческой природе программу. Но и в сугубо положительной программе тоже не стоит зависать. Надо всё время «расти над собой», стремиться к высшему, всё время восходить, совершенствоваться.

— Это называется «смена логики социального поведения», — не отрывая взгляда от экрана, где тяжело вздыхал над своей неудачей жрец Вуду, проговорил Сергей, — сейчас мир стремительно меняется, появляются всё новые технологии и человек, чтобы прожить, просто обязан постоянно переучиваться и совершенствоваться. В этом и уникальность текущего момента времени.

— Да, — Мироздание — это процесс, — кивнула Лиза, не выходя из своего задумчивого состояния, — и человек — это процесс. Нет вообще ничего статичного в природе. Это надо понять и осмыслить. Ведь каждый атом в нашем теле находится в постоянной вибрации. А когда возникает резонанс с Объемлющей Системой, то происходит выборка необходимой информации…

Лиза тряхнула головой и, потрясённая, оглядела окружающих. Сергей, Иван и Наталья Николаевна, в свою очередь, смотрели на неё.

— А что это со мной такое? — спросила Лиза, — ведь я же этого не понимаю, а говорю. То есть, прежде, до этого момента, я совершенно не могла это осмыслить, а теперь я толкую о таких вещах, в которые мне трудно было вникнуть каких-то пять минут назад. Что это? Почему?

— Таково влияние текущего момента, — усмехнулась Гончарова.

— Знаете, — продолжала Лиза, — когда мы все устали наблюдать за этим магом, я расслабилась, закрыла глаза и отключилась от происходящего. И увидела вдруг быстро — быстро раскрывшийся Цветок. Правда-правда! Он был похож на лотос, с такими же длинными и острыми лепестками. Вот в компьютере, когда заканчиваешь работу и нажимаешь на экранчик с надписью «сохранить», линии в центр сбегаются. Здесь то же самое, только наоборот — не сбегаются в центр, а разбегаются. И не линии, а лепестки. Я думала, что в индуистских религиях этот цветок — просто метафора. А он расцвёл в моём сознании! Или же подсознании? Словом, я его видела своим внутренним взором! На так называемом «внутреннем экране». Он правда существует, этот экран. Каждый, наверное, при засыпании, прикрыв глаза, видит пятна какие-то, блики. Часто это преломление света. Если мы смотрим на его источник, а потом закрываем глаза, мы ещё долго продолжаем видеть это световое пятно. И оно даже цвет постепенно меняет. Ну, вот. А я при засыпании вижу «картинки». Разные движущиеся фигурки. Даже сюжет какой-то существует. Словно рисованные мини-мультфильмы. А вот теперь увидела Цветок. И это было просто потрясающе! Р-раз! — И расцвёл, раскрылся! Просто фантастика. И информация стала в меня буквально вкачиваться…

— А вот это и есть вдохновение! — воскликнула актриса, — мне это состояние очень даже знакомо. Образно говоря, Господь прильнул к нашим устам, и делает искусственное дыхание. Вдох Бога в нас — и мы буквально воспаряем над действительностью!..

Её восторженные измышления прервал резкий механический звук из компьютера. Они увидели, как жрец вскочил и на лице его отразился ужас. В поле зрения появились военные. Двое солдат втолкнули в помещение избитого и изуродованного Штайнмахера. Вслед за ними вошёл генерал. Едва он раскрыл рот, как Сергей вполголоса принялся переводить.

— Вон! — рявкнул генерал. Солдаты испарились.

— Вон! — повторил он ещё раз и жрец Вуду, не веря своим ушам, сначала раскрыл было рот, чтоб возразить, но только глянул в лицо генералу — и тотчас тоже испарился.

— Штайнмахер, где видеокамера? — угрожающим тоном спросил генерал, — покажи мне, куда ты её вмонтировал? Ведь ты же должен понимать, что мы здесь всё до винтика разберём, но найдём!

— Испортите оборудование и сорвёте Проект, — разбитыми губами прошелестел Штайнмахер.

— Мои люди уже в России, — продолжал генерал, — и они уничтожат всех, кто видел твою идиотскую трансляцию. А я придушу тебя, старый дурак! Собственными руками придушу!

— И сорвёте Проект, — упрямо повторил Штайнмахер.

— Будь ты проклят! — вскричал генерал, бросил свирепый взгляд на Спящего и вышел вон.

Штайнмахер поднял к камере окровавленное лицо.

— Если вы ещё живы, — прошептал он устало, — то берегитесь. И постарайтесь передать этот компьютер русскому Президенту.

Он отключил трансляцию.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Сергей закрыл ноутбук и подошёл к окну. Чуть отодвинув занавеску он окинул взглядом улицу, потом повернулся и тихо произнёс:

— На выход с вещами, господа путешественники.

— О-о, — простонала Гончарова, — только не это! Я спать хочу.

— О чём вы говорите, Наталья Николаевна? — всплеснула руками Лиза, — вы что, не слышали, как нас предупредил Штайнмахер?

— Кошмар, — передёрнула плечами актриса, — как они его…. Безумно жалко. Но ему мы ничем не поможем, а отдых нам необходим.

Она с укоризной посмотрела на собеседницу:

— Лиза, мы женщины, а не гончие собаки. Весь день, как ненормальная, ношусь по городу. Спасибо моим стареньким кроссовочкам. Если бы не они — я бы и ног под собой не чуяла. И угораздило же меня утром прогуляться в нашем парке! Если бы только знала наперёд, что встречу там вашего, Лизочка, великолепного супруга — нипочём бы туда не пошла! Даст Бог, выживем — ни ногой туда больше! А теперь спать. Ведь мы надёжно спрятались, не так ли? Мужчины, ну поддержите меня! Ну почему обязательно сразу — «на выход с вещами»?

Гончарова встревожено переводила взгляд с Ивана на Сергея и обратно.

— Ну давайте, мы ночь здесь проведём, а с утра пораньше на свежую голову решим, что делать дальше.

— Наталья Николаевна, — вздохнул Сергей, — боюсь, что нам всё же придётся убираться отсюда. Вот только куда? Может, опять в музей, к Ивану?

— Нельзя, — качнул головой Иван, — нас чуть не засекли. И это самоубийство Гоши… Там теперь не только бандиты, но и милиция.

— Ну вот и хорошо! — воспрянула духом Гончарова, — мы милиции всё и расскажем. Пусть они и ловят бандитов.

— Смеётесь? — фыркнул Сергей, — во-первых, убийцы эти и милиционеров положат, а, во-вторых, что мы расскажем? О том, что в тайной лаборатории, в каком-то из американских штатов Христа клонируют? Ну и сдадут нас в психушку.

— Надо идти ко мне в архив, — сказала Лиза, — там никакие бандюки нас не найдут.

Гончарова снова застонала:

— О-о, ну а почему вы решили, что они здесь нас разыщут?

— Эти коммандос уже порыскали по нашим жилищам и поняли, что мы туда не вернёмся. Теперь они нас будут искать именно в гостиницах. И начнут с этой — она в центре, — вздохнул Сергей, — придётся нам сматывать удочки в прямом и переносном смысле. Что скажешь, рыбак? — обратился он к Ивану.

— Согласен с тобой. Дамы, подъём!

— Мы же такие деньги заплатили за эти номера! — продолжала актриса плачущим голосом, — зачем вообще сюда тащились?

— Приняли душ и отдохнули, — урезонила её Лиза, — теперь можно и дальше в путь. Эх, был бы у меня мобильник! Позвонила бы Казимиру Харламовичу Черноморову, заведующему архивом.

— А у тебя разве ключа нет? — удивился Сергей.

— Ключ есть. Но только от главного здания. Эти ребята с пистолетами могут пронюхать про него. А у Казимира — ключ от тайного спецхранилища, о котором и знают-то всего три человека — мы с ним, и наш прямой начальник из Москвы.

— А что же там находится? — поинтересовалась Гончарова.

— Секретные досье на граждан девятнадцатого столетия. Харламыч говорил — даже на Пушкина досье имеется. А, кроме этого, его архив.

— Архив?! — в голос воскликнули и Сергей, и Гончарова.

— Да, да, не удивляйтесь — продолжала Лиза, — Пушкин оставил тайный архив.

Сергей повернулся к Наталье Николаевне.

— Вы же утром о нём говорили!

— Ну, да. Об этом даже сняли фильм, шёл по второму каналу. Как выяснилось, Пушкин был не просто поэтом, а ещё и учёным. И, конечно, пророком. Россия — богатейшая страна и, естественно, лакомый кус, поэтому во все века и времена её пытались сделать слабой с тем, чтобы проще было захватить. А Пушкин математическим путём вывел, если так можно выразиться, формулу счастья для России. И спрятал так этот архив, чтобы верные люди передавали его из поколения в поколение до той поры, пока на Руси не появятся учёные, способные расшифровать эти знания. Этот архив считался утраченным. А он у вас!

— Да, да, — кивнула Лиза, — лежит себе — полёживает. Правда, я пока его не лицезрела. В описи значится, а найти не смогла. Надо будет ещё раз перебрать все бумаги.

— Вам, Лиза, нужен телефон? — спросил Иван, протягивая ей «мобильник».

— А-а…. Откуда он у вас? — удивилась Елизавета.

— Из рюкзака достал, — невозмутимо ответил Иван.

— Какой у нас хороший рюкзачок, — отозвался Сергей, — наверное, там много всего разного…

— Да уж не больше, чем в твоих чемоданах, — в тон ему отвечал обладатель рюкзачка.

Лиза набрала номер и заговорила в трубку:

— Казимир Харламович, добрый вечер. Это Елизавета Громова. Простите, что так поздно беспокою. Ну, да, я в отпуске, но…. Нет, не по делу. То есть… Дело-то у меня к вам есть, но очень необычное. Вы не могли бы подойти сейчас к зданию спецхрана? Это ведь рядом с вашим домом. Я тоже нахожусь неподалёку. Да, мне нужна одна бумажка, но не только. Я расскажу при встрече. Поверьте, это очень важно.

— Скажите — дело государственной важности, — подсказал Иван.

— Дело государственной важности, — послушно повторила Лиза, потом, выслушав ответ своего начальства и сделав хитрую физиономию, сообщила в трубку строгим голосом:

— Именно так. Я состою на службе в органах. Но никому ни слова. Жду. Хорошо. Спасибо.

Лиза отключилась.

— Ну вот, — сказала она весело, — убежище нам гарантировано.

Она хихикнула.

— Ну он и перетрусил, когда услышал, что его подчинённая состоит на службе в неких таинственных органах. Харламыч будет сильно удивлён, увидев, что я не одна и узнав, к тому же, что мы хотим там отсидеться. А, кстати, сколько времени мы будем прятаться?

— По обстоятельствам, — сказал Сергей.

Они вышли из комнаты и направились к лестнице. Номера их располагались на втором этаже, рядом с холлом, ведущим к лестничным пролётам. Громов, шагавший впереди, вдруг вскрикнул сдавленным шёпотом:

— О-па! — и, повернувшись, к остальным, приложил палец к губам, а затем указал вниз.

Там у стойки администратора стояли давешние англоязычные убийцы. Они прекрасно говорили по-русски, притом, совершенно без всякого акцента.

— Мы ищем двух опасных преступников, — предъявляя администратору удостоверение, говорил один из них — тот, что командовал двумя другими после массового убийства в горсаду, — это мужчина лет сорока и женщина. Вот его фоторобот. Фамилия — Громов Сергей Анатольевич.

Сергей сделал товарищам знак рукой:

— Отходим.

Они отошли назад и побежали по пустому коридору к другой лестнице, которая вела к казино и ломбарду. Там же был второй выход на улицу. Выскочив наружу, они спустились вниз, к реке, и побежали вдоль по асфальтированной пешеходной тропе.

Приблизительно через квартал, где, кстати, и фонарей было поменьше и деревьев побольше, они, прячась в тени, добрались, наконец, до двухэтажного особнячка без всяких опознавательных надписей. В подвале дома и находилось тайное хранилище давно забытых всеми государственными службами архивных раритетов. Обогнув особняк и войдя во двор, они увидели одинокую фигуру человека невысокого роста, нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу. При виде четвёрки, человечек отпрянул, но тут его окликнула Елизавета:

— Не бойтесь, Казимир Харламович, это я и мои близкие друзья.

— Лиза, вы знаете прекрасно, что доступ в хранилище разрешён для ограниченного числа лиц, — возмутился заведующий, — я не могу сюда пустить посторонних!

— Придётся, — суровым тоном и на октаву ниже, чем обычно, пробасил Иван, наступая на Харламыча.

— А-а… Ну, да, — тотчас же согласился тот и трясущимися руками принялся отпирать висячий амбарный замок.

Внутри было темно. Харламыч щёлкнул выключателем и стал спускаться по деревянным ступеням вниз. Там он отпер ещё одну дверь — на этот раз железную — и они очутились в небольшой комнатке с множеством стеллажей вдоль стен, на которых были разложены папки с бумагами, амбарные тетради, книги. Справа стоял простой дощатый стол с самоваром и сушками в стеклянной вазочке, над столом были полочки хозяйственного назначения. На них стояли чашки с блюдцами, тарелки, упаковки с чаем и кофе. Имелся в этой комнатке и небольшой телевизор, крепившийся прямо к стене специальным держателем, стоял обшарпанный диванчик, несколько стульев.

— Та-ак, — пробасил Иван, оглядывая помещение, — вот, стало быть, в каких условиях хранятся раритеты?

Он потянулся к полке над диванчиком и вытащил объёмистую тетрадь в старинном кожаном переплёте, лежавшую под огромной кипой папок.

Харламыч было дёрнулся с явным желанием отнять раритет, но под пристальным взглядом Ивана стушевался и только пробормотал, оправдываясь:

— Условия самые замечательные, очень благоприятные.

Он машинально включил телевизор, продолжая при этом приводить доводы в своё оправдание:

— Температура здесь постоянная, помещение абсолютно сухое, наш архив находится в прекрасном состоянии… А вот тетрадочку эту, — заметил он как бы между прочим, — вы, извиняюсь, положите, откуда взяли. Отчётность, знаете ли…

— Постойте! — прервала его Гончарова. Она сделала звук телевизора погромче.

Красавица-ведущая произнесла в камеру:

— Мы спросили митрополита смоленского и калининградского Кирилла о том, что он думает по поводу объявленной всемирной христианской передачи под названием «Второе Пришествие».

На экране появилось крупным планом лицо митрополита.

— Могу сказать только, что русская православная церковь не имеет никакого отношения к так называемой всемирной христианской передаче. Судя по тому, что города заполонили уличные плазменные экраны, готовится какое-то глобальное шоу, суперпрограмма, для которой её устроители не постеснялись взять название «Второе Пришествие». Становится уже хорошим тоном использовать авторитет Спасителя для раскрутки сомнительных творений. Я вижу в этом знаковую вещь — имя Христа не только поминают всуе, но и строят на его имени весьма сомнительные сенсации, я бы даже сказал, кощунственного характера. Вспомните пресловутый фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа» или же Мела Гибсона «Страсти Христовы». Не говорю уже об этой омерзительной поделке под названием «Код да Винчи». Кому-то очень выгодно разрушать моральные устои общества и глумиться над святынями.

Митрополита Кирилла вновь сменила ведущая.

— Мы связались с каналами «Би-би-си», «Аль-Джазира» и «Аль-Арабия». Все они сообщают, что огромные плазменные экраны буквально в считанные дни появились на улицах всех не только больших, но и малых городов мира и даже деревень. А сейчас с нами на прямую связь выходит мэр Москвы Лужков. Юрий Михайлович, скажите, пожалуйста, кто устанавливал дополнительные экраны на улицах Москвы? Имеет ли к этому отношение администрация города?

— Нет, не имеет, — отвечал Лужков, — но я лично давал такое разрешение. Некий спонсор, пожелавший остаться неизвестным, выразил желание провести такую благотворительную акцию. Почему мы должны были отказываться? Мы живём в двадцать первом веке, люди хотят быть в курсе событий…

— А слышали вы, — продолжала допытываться ведущая, — что все эти экраны на улицах городов и деревень буквально всего мира установлены для проведения так называемой всепланетной передачи под названием «Второе Пришествие»?

— Как? — опешил Лужков, — как вы сказали?

На лице его отразилось удивление.

— «Второе Пришествие», — повторила ведущая.

— Это что — фильм такой? — недоумевал Лужков.

— Как видите, дорогие телезрители, — улыбнулась ведущая, — даже мэр столицы не в курсе — какой именно сюрприз готовят нам неизвестные спонсоры. Переходим к другим новостям…

Гончарова отключила телевизор и повернулась к своим попутчикам.

— Что будем делать?

— Звонить в Москву и выходить на Президента, — тотчас же ответила Лиза.

— У тебя что, «вертушка» есть? — спросил Сергей.

— Ну, тогда не звонить, а ехать. Прямо сейчас. Садимся на электричку — и вперёд.

— В Москве выходим, идём по ночным улицам в Кремль, нажимаем на кнопку звонка и говорим: «Владимир Владимирович, просыпайтесь. Мы к вам. Ходоки из Ивери», — невесело пошутил Сергей.

— А что же делать?! — Лиза чуть не плакала.

— Мы целый день задаём себе этот вопрос, — вздохнула Наталья Николаевна.

— Россия задаёт его себе уже много, много лет, — поправил её Иван.

Он невозмутимо сидел на диванчике, разглядывая всё ту же пухлую старинную тетрадь в обложке из телячьей кожи. Харламыч косился на него, но помалкивал. Наконец он не выдержал и вмешался в этот, по его мнению, довольно странный разговор:

— Елизавета Елизаровна, вы пришли за бумагой какой-то? За документом? За каким? И на основании чего я должен его выдать вам? Время позднее. Давайте мы определимся. И… всё-таки это… как бы точнее выразиться… данное помещение — почти режимный объект. А у нас посторонние. Я как-то вас не понимаю, Елизавета Елизаровна. Товарищи не предъявили документы. Если, конечно, есть распоряжение, то я не против, но, однако же…. Вы бы мне объяснили что-то всё-таки.

Он тяжело вздохнул, достал платок и, совершенно обессиленный своей пламенной речью, вытер вспотевшее лицо. В помещении повисла тишина. Четверо гостей смотрели на заведующего архивом, точно впервые его увидели. Он смешался.

— Поймите же, я — человек материально ответственный, — сделал он новую попытку воззвать к их сознательности.

— Мы, собственно, — начала неуверенно Лиза, — мы бы хотели здесь остаться на ночь, Казимир Харламович. А вы идите. Отдыхайте. Я отвечаю за сохранность документов.

— Что-о?! — вскричал возмущенно Черноморов, — да вы с ума сошли! То есть, простите….

Он бросил взгляд на Ивана и сразу съёжился и сник.

— Я не могу оставить вас одних, уж извините. Вы останетесь на ночь — и я останусь вместе с вами. Но, — он с надеждой глянул на Елизавету, — вы ведь как будто бы в Москву собирались ехать? И даже немедленно.

— Немедленно вряд ли получится, — качнула она головой, — нам посоветоваться нужно.

— Ну, что ж, советуйтесь, — вздохнул Харламыч, — я подожду.

— Да, но это секретное совещание, — упорствовала Лиза.

— Пожалуйста, — махнул рукой, внезапно отчего-то осмелевший Харламыч, — ступайте на улицу и секретничайте. Я вверенный мне объект покинуть не могу.

Упрямый Харламыч добился своего — текущий момент им предстояло, кажется, обсуждать в его присутствии. Гончарова, усевшись на диван рядом с Иваном, решительно заявила:

— На ночь глядя ни в какую Москву мы не поедем. Да и последняя электричка от нас уже точно сбежала. Придётся нам остаться здесь под присмотром материально ответственного заведующего.

— А что, собственно, происходит? — спросил Черноморов, — вы объясните, я пойму.

— Есть пословица: «меньше знаешь — крепче спишь» — бросил сердито Сергей.

Вот уж кто не понравился ему с первого взгляда, так это непосредственный начальник его жены. Странное дело — Лиза работала в архиве уже почти семь лет, и всё это время заведующим был именно Казимир Харламович Черноморов. Сергей много слышал о нём от жены, а вот увиделись они только сегодня. И Черноморов ему сразу не понравился. «Трусливый, лживый, подлый» — так почему-то определил для себя сущность этого субъекта Громов. Перспектива провести ночь под одной крышей с ним Сергея совершенно не радовала. Им ведь придётся совещаться, думать, как быть. А это значит, что Харламыча волей-неволей придётся ввести в курс дела. И он их обязательно предаст! В этом Сергей был почему-то уверен на все сто процентов. Словно подслушав его мысли, Гончарова вдруг ни к месту произнесла:

— Вся наша жизнь — сплошные тесты на порядочность, на доброту…

— И на умение любить, — добавил Иван.

— И сострадать, — сказала Лиза. А на глаза её почему-то навернулись слёзы.

Сергей внимательно и с тревогой вгляделся в её лицо, но промолчал. В его душе росло и ширилось чувство вины по отношению к жене. У них не было детей, и Лиза тяжело переживала это. У неё не было любимой работы — в архиве она только отсиживала положенное время. Не мудрено, что она тотчас же сбежала от него, едва поняла, что и Сергея у неё тоже нет. Но, слава Богу, тут она ошиблась. Однако он дал ей повод думать так. Зачем он прятал от неё все свои записи и книги? Вспомнив это, Сергей почувствовал вдруг, что краснеет. Сейчас он понял — почему это делал. Он хотел быть умнее её. Главнее. Хотел, чтобы она смотрела ему в рот и удивлялась — откуда он всё это знает?! А он бы, как павлин, распускал хвост и снисходительно разъяснял ей премудрости и тайны бытия. «Но ведь это естественно, — попытался он успокоить сам себя, — мужчина ведь и должен быть и мудрее, и сильнее». И всё-таки была в этой снисходительности частичка предательства. Возвыситься над Лизой? Боже мой! Какое низкое желание. Он посмотрел на неё с нежностью — от усталости и всего пережитого под её синими глазами залегли тени, скулы выступили, а щёки запали. Какая же она маленькая, хрупкая…

— Сергей, ну что ты смотришь на меня так, как будто я вот-вот умру? — воскликнула вдруг Лиза, — ты пугаешь меня таким взглядом. Лучше придумай, что нам делать.

— Ложиться спать, — сказал Иван.

— Где? На голом полу?

— Так здесь же маты есть в кладовочке, — засуетился вдруг Харламыч и пояснил:

— Прежде в этом подвале размещалась спортивная секция.

Он поманил за собой Ивана и Сергея и через пару минут на середине комнаты уже лежали толстые спортивные маты, на которые и уселись Сергей и Лиза.

Иван достал из рюкзака мобильный телефон и пакет с какими-то вещами и вышел в коридор. Было слышно, как он разговаривает с кем-то, понизив голос. Потом он зашуршал целлофановым пакетом, а через несколько минут прошёл мимо открытой двери преобразившимся — в чужой одежде, в валенках и почему-то с наклеенной бородой. Заметила это только Елизавета. Она хотела окликнуть странного парня, но тот уже вышел на улицу.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Великий маг и чародей со своей беленькой, хорошенькой, похожей на куклу Барби, Аудотиой прилетел таки в Иверь и, притом, совершенно инкогнито. Честерфилд прибыл без обычного сопровождения целого поезда приспособлений и реквизита. И совсем не потому, что он давал сеанс магии и колдовства в провинциальном городишке, нет! Просто он вовсе не должен был его давать. Дэвид приехал на разведку. Праздничные мероприятия должны были состояться лишь через месяц, но надо было уточнить кое-какие позиции. Выбором площадки для выступлений и прочими сугубо деловыми вопросами занимался импресарио. Сам же Дэвид приехал для тайной встречи с «золотой десяткой» русского провинциального городка. И это было не случайно. Иверь даже в мировом масштабе играла заметную роль. Тому способствовало географическое положение этого города. Он находился в аккурат между Москвой и Петербургом, между бывшей и настоящей столицами. И всё, что не доехало туда, оседало в Ивери. Город был переполнен людскими амбициями, страсти кипели здесь почище, чем в обеих столицах. Любые выборы здесь проходили настолько бурно, что казалось, дело вот-вот дойдёт аж до смертоубийства.

В Иверской губернии не было залежей полезных ископаемых, но здесь имелись водные ресурсы — помимо Волги и Тверцы были другие реки, речушки, ручьи и озёра, да, вдобавок, кругом простирались густые леса. Так что было чем поживиться. А недавно пополз слушок, что где-то на Валдайской возвышенности нашлись источники таинственной и даже сказочной Мёртвой и Живой воды. Фантастика? Чьё-то больное воображение? Всё может быть. Но почему же в таком случае мировое сообщество в лице своего Тайного правительства отнеслось к этому всерьёз? Настолько, что порешило под видом обычного фокусника послать в Иверь своего эмиссара! Именно Дэвид Честерфилд и являлся этим посланником недоброй воли. Недоброй потому, что тайные правители мира решили, если и впрямь обнаружатся эти источники, захватить их во что бы то ни стало. Было доподлинно известно, что сами русские имеют весьма смутное представление об этом. Ни «оборонка», ни ФСБ не занимались разработками. Природоохранные ведомства также не подавали никаких сигналов. Если кто-то из властных структур и слышал об источниках Мёртвой и Живой воды, то значения слухам не придавал, считая их досужей выдумкой. И только пристально следящие за жизнью в постсоветской России «агенты мирового империализма», как их в былые времена именовали партийные идеологи, отреагировали вовремя и доложили, куда следует. Тогда и решено было послать в Россию Честерфилда. Кто, как не настоящий маг и чародей сможет доподлинно узнать то, что скрыто? Мёртвая и Живая вода сейчас бы ой, как пригодились! Тщательно подготовленный и виртуозно проведённый эксперимент срывался на последнем этапе. Глобальный Проект под кодовым названием «Второе Пришествие» мог провалиться только потому, что клон Христа не просыпался! А с помощью Мёртвой и Живой воды наверняка бы удалось его разбудить. И дальше действовать по обстоятельствам. Охота началась.

И весьма кстати Дэвида Честерфилда пригласил на выступление в Иверь какой-то сумасшедший миллиардер.

Поскольку каждый шаг Дэвида был под контролем, визит присланной этим миллиардером делегации отследили и, более того, похитили двух её членов, оказавшихся на поверку настоящими киллерами. Они охотно дали признательные показания, из которых следовало, что их миссия заключалась в том, чтобы устранить чародея в случае его отказа предоставить Аудотиу в полную собственность миллиардеру из Ивери. Киллеры уверяли, что до тех пор, пока она не надоест иверскому олигарху, её ждёт поистине райская жизнь, а в награду ей будет предоставлена вечная молодость, поскольку означенный олигарх вот-вот найдёт, если уже не нашёл, источники Мёртвой и Живой воды.

Надо сказать, что Дэвид Честерфилд и без приказа сверху с удовольствием навестил бы этот прелестный городок. На его жителях он мог бы отработать кое-какие приёмчики по зомбированию населения. Небезызвестный Кошмаровский своими сеансами психотерапии по телевидению ввёл народ бывшего СССР в такую прострацию, что с ним, с этим народом, делали всё, что хотели. А ведь Кошмаровский в подмётки не годился Честерфилду! Его соорудили наспех, как орудие массового пси-поражения первой волны. Теперь же в дело вступит Дэвид и завершит эксперимент.

Долгое время маг и чародей притворялся обычным фокусником, таскал за собой на гастроли целые поезда с реквизитом и приспособлениями. Теперь он получил разрешение играть в открытую. Дело в том, что на самом-то деле Честерфилду не нужна была сложная техника — он был и вправду настоящим магом. Но до поры, до времени это необходимо было тщательно скрывать. Вот потому он и возил с собой ненужный хлам в виде различных шкафов с потайными отделениями, системы зеркал, даже подъёмных кранов и прочей ерунды. Теперь всё это должно было быть отброшено. Никаких ширм, никаких занавесей и сундуков! Впредь выход к публике будет происходить на пустой сцене. И сбрасывать цепи с себя, и возноситься к потолку, и распиливать женщин он будет прямо и непосредственно на глазах зрителей, не маскируясь под дешёвого факира. Настало время открытой демонстрации возможностей и силы посвящённых.

Тайное мировое правительство пришло к выводу — управлять странами под маской демократии и так называемой «свободы личности» становится всё проблематичнее. Впрочем, все западные ценности по-прежнему должны были декларироваться, однако искреннее стремление к истинной свободе необходимостью явилось накрыть, как шапкой, Глобальной властью посвящённых. А достигалось это во все века и времена лишь нагнетанием страха перед сверхъестественным.

Накануне командировки в Иверь Честерфилд был призван на аудиенцию к тайным правителям мира, для чего должен был слетать в Египет, что он и сделал. Ему даны были последние инструкции по приведению в действие плана операции «Пси-Мидас», которая должна была открыть доступ к источникам Мёртвой и Живой воды. Не каждый маг и чародей удостаивался такой чести.

Честерфилд вырос и получил тайные знания именно в резиденции Глобального Жречества, однако, личной аудиенции он удостаивался до сих пор только однажды — во время церемонии посвящения. Теперь же Честерфилду было оказано высочайшее доверие: он должен был набрать команду магов, произвести сборку магической пирамиды для усовершенствования безструктурного способа управления, и сам возглавить её.

Отправляясь в Египет, Честерфилд ощущал этакий холодок под сердцем: ему мог быть устроен пристрастный экзамен, с него могли потребовать отчёт обо всей проделанной работе, и, в случае, если она будет признана неудовлетворительной, его могли навечно заточить в одном из замков резиденции. Это было излишней мерой предосторожности — убежать с острова, где жили иерархи, не представлялось возможным: этот остров был расположен не просто в море, а в подземном море. На поверхности даже и не подозревали, что он существует.

Не догадывались ни учёные, ни любопытные туристы, что под правой передней лапой сфинкса расположена и ведёт вниз шахта лифта длинной в несколько километров. Внизу спустившихся встречал хорошо охраняемый поезд, который отвозил затем гостей через многокилометровый тоннель на подземный остров. Этим сооружениям было столько же лет, сколько сфинксу. Его загадку знали только посвящённые. Да ещё учёный и провидец Эдгар Кейси угадал, что около Большого сфинкса в Гизе существует «Чертог записей» атлантов.

Несколько тысяч лет назад те, кого потом назовут атлантами, бежали из Гипербореи, с севера, с горы Меру, у подножия которой процветало и благоденствовало прачеловечество с единым для всех праязыком, равно как и единой верой единому Богу. Бежали, чтобы основать цивилизацию рабов и фараонов, а самим властвовать над теми и другими, занять место на самой вершине этой глобальной невольничьей пирамиды. Основным оружием иерархов было оружие информационное, а именно — тотальная и беззастенчивая ложь. Извратив до неузнаваемости Универсальное Знание, охватывающее все области человеческого бытия — от религии до экономики — они запутали до такой степени во лжи всё человечество, что только Бог один мог развязать сатанинский узел лжи.

Время Развязки приближалось.

Иерархам дано было Свыше об этом узнать.

Но, однако, они давно уже отстроились от Прямого Откровения, они слышали только себя и тех, кто, в свою очередь, управлял самими иерархами, и кто лукаво подсунул им мечту о безсмертии материального тела вместо стремления вдохновенно творить свою душу для вечной жизни в блаженстве вечной радости, вечной любви.

Глобальное Жречество — 22 иерофанта с юга и севера острова — принимали Честерфилда в главном зале, где установлен был Большой Силовой Кристалл. И одно это возносило Честерфилда над всеми прочими землянами — Кристалл давал магическую силу любому, кто находился в радиусе нескольких сот метров от него. Вот почему рабы, чиновники, обслуживающий персонал, словом всё население острова, состоявшее лишь из мужчин, не допускалось к главному залу резиденции ближе, чем на километр. Вся же работа по обслуживанию этого помещения выполнялась автоматически роботами.

Никто из землян никогда не поверил бы, что на непостижимой глубине раскинулось синее море с цветущим островом посередине, над которым, по велению двадцати двух обритых наголо мужчин без возраста, восходит солнце или полная луна, веет приятный лёгкий ветерок и царит климат, в котором почёл бы за счастье жить любой земной миллиардер, любой правитель.

Честерфилд прожил здесь, обучаясь в школе магов, в течение двадцати лет, и иногда скучал по острову: нигде больше он не видел за всю свою жизнь таких диковинных растений, зверья и птиц, никогда больше, кроме лет, проведённых в школе, не дышал таким чистым, прозрачным, настоянном на аромате цветущих растений, воздухом. Ах, если б это всё было на земле, а не в её глубинах! Самому Честерфилду казалось невозможным осознать, что солнце и луна над островом — это созданные искусственным способом сгустки плазмы, что море — это подземная часть Красного моря, отделённая от основной системой шлюзов. В детстве он думал: иерофанты знают всё и всё могут, но со временем понял — кое-чего они добиться всё же не сумели. Например, не могли творить вещи силой мысли, не могли использовать энергию физического вакуума. И хотя целые институты на острове и на поверхности земли бились над этими проблемами — всё было тщетно. Не рождалась и Теория Единого Поля, не происходило синтеза науки и религии. Все эти вещи были недоступны иерархам и подчинённому им человечеству. Зато физики вплотную подошли к эксперименту под названием: «Моделирование Большого взрыва», что могло вызвать разрушение планеты. В результате сталкивания тяжёлых ионов в установке, именуемой как «ускоритель — столкновитель», учёные Брукхейвенской национальной лаборатории США пытались смоделировать «Большой взрыв» и разгадать, как именно произошла наша Вселенная, но оказалось, что возможно появление «чёрной дыры», в которую и улетит планета. Одним словом, что-то было не так. Но Честерфилду об этом страшно было даже думать. И он довольствовался властью, которую ему давала магия.

Впервые в Ивери ему предстояло выйти на публику и поразить её, ошеломить откровенно магическим действом. Под контролем Глобального Жречества был разработан основной сценарий, способный довести до сумасшествия тысячи и тысячи людей на земле. В Ивери через месяц должен был быть опробован один из наиболее щадящих и коротких по времени вариантов глобального сценария. И если всё пойдёт так, как задумано, то сотня отобранных Честерфилдом колдунов пойдёт в народ, то бишь, в толпу — народ остался истинным народом только в отдельных странах. Самой непредсказуемой из них была Россия. Долгая, трудная и кропотливая работа велась на этой территории, с этим народом, упорно не желавшим превращаться в бездумную и легко управляемую толпу. Иногда, проводя совещания в оснащённом новейшими средствами коммуникации зале, иерофанты расходились во мнении — действительно ли русские впали в прострацию после сеансов Кошмаровского или они избрали тактику «поддаться, чтобы победить»? В этом случае дело обстояло куда как серьёзно. Быть может, Россия вовсе и не страна, а целая региональная цивилизация с многонациональным населением, которое лишь притворяется толпой, на самом же деле является сплочённым и мудрым народом, хранящим многовековые традиции?

Обо всём этом думал Честерфилд, расхаживая по гостиничному «люксу» в ожидании звонка от местных олигархов, пресловутой «золотой десятки» этого города. План операции «Пси-Мидас», который содержал в себе элементы психологического воздействия иррационального на психику простого обывателя, необходимо было проверить вначале на этих людях. От нагнетания страстей посредством электронных СМИ, раздиравших сознание противоречивыми установками и сеявших чувство отчаяния и безысходности, пора было переходить к «живым» картинкам в живой жизни, которые могли бы наблюдать одновременно сотни, тысячи собравшихся. Через месяц операция «Пси-Мидас» должна была начать своё победное шествие по планете.

Честерфилд подошёл к зеркалу, пристально посмотрел в глаза собственному отражению и остался доволен: отражение не повторило его движений.

— Войди в меня, — сказал колдун, и отражение, протянув руки, медленно двинулось навстречу Честерфилду и слилось с его телом, а зеркало не отразило ничего, кроме молочно-белого тумана.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

— Приехал! — завопил по-мальчишески радостно Грофф, врываясь в кабинет Саввы Игнатьевича.

— Кто приехал?

Золотов курил кальян и занюхивал его мандарином. Он не любил кальян, предпочитая этой дурацкой процедуре обычную сигарку с марихуаной, но кальян нынче в моде, вот он и завёл себе в каждом из офисов это устройство, состоящее из длинной трубки, какого-то тазика, шланга… Глупость какая-то. Чего только не придумают, чтоб выделиться, чтобы соответствовать!

— Так кто там приехал? — недовольно переспросил он.

— Чародей приехал!

— Какой ещё чародей? Говори толком, не морочь мне голову. Видишь, я занят.

— Так вам не нужна, что ли, больше эта Рубероид?

— Как не нужна?! — вскинулся Золотов, — я всё ещё хочу её! Но при чём здесь Аудотиа?

— Говорю же, приехали!

— Кто?!

— Она и Честерфилд.

— Куда?

— Сюда. К нам. В Иверь.

— К нам? В Иверь? Сюда? Они?! Когда?

— Да вот только что. Мне доложили.

Золотов вскочил и заметался по огромному кабинету своего Иверского офиса.

— Визажиста ко мне! — кричал он фальцетом, — парикмахера! Костюмера! Всех! Зови! Собирай! Приготовьте бассейн с ароматическими маслами! Нет, сначала — ванна с грязями, потом — с солью из Мёртвого моря, потом — с маслом, потом — бассейн. Нет, нет, звоните в салон «Имиджмейкер»! Пусть Лолита Птичко и Савелий Собачко примут меня немедленно. Быстрее! Да, ещё вот что, — он замер, глядя на Станислава Станиславовича, — ты найди тех «СМЕРШевцев», что сегодня оживили тебя. Раздобудь Мёртвой и Живой воды. Я хочу выглядеть молодым и здоровым.

Не только Савва Игнатьевич Золотов разволновался так из-за тайного визита чародея. О визите прослышали и члены Иверских общественных организаций.

В середине недели они, как правило, проводили заседания и, по примеру тайных орденов, «круглые столы». В преддверии таких событий, как День города и кинофестиваль не утихали споры. Все планы проведения мероприятий были уже, конечно, свёрстаны и проработаны, уточнялись лишь кое-какие мелкие детали, которые за месяц можно было легко подправить или устранить.

Два влиятельных клуба — «Женский свет» и «Женский след» — проводили совместный «круглый стол» в здании, расположенном на улице Советской, неподалёку от площади Ленина. Это был Дом актёра, и здесь же размещалось отделение Союза театральных деятелей. В старинном небольшом особнячке в два этажа имелись сцена и небольшой зрительный зал, а весь второй этаж занимали кабинеты, сдаваемые предприимчивыми работниками Дома в аренду туристическим бюро.

Заседали два клуба в зрительном зале, для чего ряды кресел были раздвинуты таким образом, чтобы оставить середину зала свободной для специального, очень большого, круглого стола. Клуб «Женский свет» возглавляла дама из областной администрации, питавшая пристрастие к широкополым шляпам. Сейчас на голове её имелось сооружение невероятнейших размеров, украшенное искусно выполненными из папье-маше фруктами и цветами. Звали даму Мелена Зимбович. Президентом же клуба «Женский след» являлась Вера Сидоровна Безенчук, режиссёр и художественный руководитель местного драмтеатра — женщина властная, обладавшая весьма дурным характером. Между обеими президентшами имело место определённое соперничество, и по многим вопросам они расходились во мнениях, но, тем не менее, когда им это было выгодно, они консолидировали свои усилия и добивались недурных результатов в делах. Сейчас все дамы выглядели несколько усталыми — заседание продолжалось уже более часа.

— Итак, уважаемые леди, — сказала госпожа президент «Женского Света» Мелена Зимбович, — я предлагаю перейти к прениям.

— На кой нам какие-то прения? — фыркнула недовольная Безенчук, — я уже высказала своё мнение. Этот День города должен стать днём начала переворота и захвата нами, женщинами, власти в городе. Я-то, конечно, власть в своём театре и без того имею. Притом, неограниченную. Только этого мало. Могу и в губернаторы пойти. А прения нам ни к чему. Давайте подведём итог и вынесем решение. А Честерфилду я сама доложу.

Дамы из «Света» с усмешками переглянулись, но команда главрежа поддержала свою руководительницу.

— Я тоже думаю, что прения излишни, — проговорила народная артистка Рыльская, — я предлагаю в губернаторы кандидатуру Веры Сидоровны Безенчук.

Вера Шолёная — она была заслуженной — согласно закивала.

Также высказались против прений и за предложенную кандидатуру Павианова, Ядвига Бумазей и Матильда Облыжная.

Но «Женский свет» превосходил их числом, и прения всё же состоялись.

— Для меня остаётся открытым вопрос — концептуальная наша Тайная женская власть или же не концептуальная, и второе — взгляд на историю, как на заговор мы принимаем или нет? — так начала своё выступление Лолита Птичко, член клуба «Женский свет» и владелица салона «Имиджмейкер». Она была одета в странную чёрную хламиду, которая, в сочетании с худым лицом и длинным носом делала её слегка похожей на ворону.

— Ой, ну какое отношение эти вопросы имеют к проведению Дня города и захвату власти? — возмутилась Матильда Облыжная, — и вообще нам пора уже заканчивать. Надо бежать домой, переодеться. Вечером встреча Честерфилда с городской элитой — шутка ли?

— Уж конечно не шутка, — оборвала её Птичко, — но надо выработать концепцию, которую мы можем ему представить. Я полагаю, мы должны пригласить его на заседание Круглого стола. Честерфилд должен воочию убедиться, что мы собираемся, как некогда собирались рыцари Круглого стола во главе с королём Артуром. Да, мы — увы! — не обладаем Святым Граалем. Но мы чтим традиции! Мы же не развлекаться собрались. Я важного клиента бросила на помощниц в салоне. Но я привыкла расставлять точки над i. И, полагаю, следует профессионально подходить к любому делу. Если мы пришли к выводу, что нам, женщинам, пора нашу Тайную власть сделать явной, то первым делом нужно, на мой взгляд, выработать именно концепцию этой власти. И решить самый главный вопрос: как устанавливать Матриархат — путём заговора и бескровного переворота в виде цветной революции или путём открытого конфликта? Я предлагаю именно с этими вопросами обратиться к господину Честерфилду.

Для многих из присутствующих дам всё сказанное было просто абракадаброй, и они откровенно скучали. Только Зимбович была в своей стихии — она, во-первых, мнила себя близкой подругой родственницы бывшего советника по национальной безопасности президента США Збигнева Бжезинского, в связи с чем и вела себя заносчиво, а во-вторых, любила пустить пыль в глаза, рассуждая на темы, обычно не затрагиваемые светскими дамами.

— Збигнев Бжезинский утверждает, — начала она, — что Россия будет раздробленной и под опекой. Под чьей опекой — вот вопрос. Я полагаю, что под нашей. Взгляд на историю, как на заговор, сомнений лично у меня не вызывает. Именно заговор! И я уверена, что Честерфилд поддержит нас. Ведь не пойдём же мы, в самом деле, на баррикады против мужчин. Наше оружие — интрига. Безструктурное управление — вот наш конёк. Вот тут они бессильны против нас! Мужчина глуп, прямолинеен и ленив. Мы же умны, хитры и изворотливы. Мы их обязаны женить на себе, потом обязаны своим роскошным телом пробить дорогу им в верхние эшелоны власти, следя за тем, чтобы они ни на минуту не забывали о нашей роли в их карьере, а уж затем, конечно, мы обязаны незримо управлять за них.

— Какая глупость! — в сердцах воскликнула Вера Сидоровна, — будете рассусоливать, воображать, что тайно управляете… Вот ерунда! Надо так: раз — и в дамки. Во время проведения Дня города объявляем с трибуны, что мэр и губернатор низложены, вместо них назначаем себя — и всего-то делов! А то нагородили семь вёрст до небес и всё лесом. Буду я замуж за мужчину выходить, чтоб управлять тайком из-за его спины! Мой супруг сам за меня замуж вышел…

Она вдруг осеклась.

— И тайком управляет за вас в вашем крепостном академическом театре? — не замедлила с язвительным замечанием Мелена.

— Глупость! — взвилась Вера Сидоровна, — не управляет он! Он как огня меня боится! Видеть меня не может! Глаз не поднимет на меня! Шагу без разрешения не ступит — колени подгибаются от страха. Трепещет! И с почтением относится…

Вера Сидоровна вскочила и стремительно двинулась прочь. Вся её свита покинула собрание следом за ней.

— До чего всё же вспыльчивы некоторые дамы, — снисходительно бросила Зимбович, проводив взглядом членов клуба «Женский след».

— Ну, мы простим Веру Сидоровну, — сказала примирительно Птичко, — ведь нельзя не признать, что в управлении мужчинами она добилась небывалых результатов. Губернатором ей, разумеется, не бывать, но в остальном она вполне полезный и нужный член женской части общества.

Дамы составили петицию к Честерфилду и уточнили план проведения «Женским светом» мероприятий в День города. Это были в основном конкурсы для мужчин, раскрывавшие их таланты в стирке белья, приготовлении обедов, ухода за детьми и наведении домашнего уюта. Они намеревались разойтись, как вдруг заметили, что одна из присутствующих осталась сидеть, низко склонившись над своим блокнотом.

— А среди нас, по-моему, перебежчица из стана Веры Сидоровны, — смеясь, проговорила Нинель Кустарская, работавшая диктором на радио.

Все посмотрели на сидящую и тут обнаружилось, что эта дама совершенно им незнакома.

— Простите, кто вы? — строго спросила у неё Зимбович.

Дама поправила пышные кудри, как-то странно при этом закрывая ладонью лицо. Она носила тёмные очки в помещении!

Члены клуба, не сговариваясь, окружили кольцом незнакомку.

— Представьтесь же! — категорическим тоном потребовала Мелена.

Дама вскочила и засуетилась, намереваясь убежать.

— Нет уж, простите, никуда вы не уйдёте! — вскричала звонким голосом знаменитая Иверская поэтесса, имевшаяся звучный псевдоним Алисия Алонсо.

Члены клуба сомкнули ряды.

Дама рвалась — её не выпускали. Дело, само собой, дошло до драки. Кто-то вцепился даме в шевелюру и — нате вам! Парик слетел! Перед разгневанными «световками», одетый в юбку-макси, стоял Ираклий Ардальонович Засушкин, глава ордена «Двуглавый гриф»!

— Да, это я! — сказал он с вызовом. — Мне давно говорили, что вы затеваете Матриархат, но я не верил. И вот теперь я убеждаюсь — это правда! Заговор налицо! Как вы теперь перед общественностью оправдаетесь?

— Перед общественностью?! — Зимбович сардонически расхохоталась, — перед частью общественности, — уточнила она, — притом, не самой лучшей её частью — перед мужчинами! Вы ведь это хотели сказать? Так вот, отвечу вам — никак! Мы перед вами не намерены оправдываться. Потому что вы не участвуете в управлении страной. И всей планетой в целом. Мы вам лишь позволяли думать так. На самом деле управляем мы. Мы, женщины! Элита женского населения планеты! Мы управляем безструктурным методом. У нас повсюду в высших эшелонах власти есть агенты влияния. Они нашёптывают вам, что нужно делать и какие законы — на благо нам — вам нужно принимать. Вы — куклы. Кукловоды — мы. Но пора нашу Тайную власть сделать явной. И вам, милейший, придётся с этим примириться!

— Никогда! — вскричал фальцетом Ираклий Ардальонович. Он сорвал с себя длинную юбку, под которой обнаружились брюки, закатанные до колен, и принялся её топтать. — Никогда! — я веду род свой от двадцати двух египетских иерофантов! Мы с фараоновских времён тайно правим всем миром! И так будет вечно!

— Нет уж, простите, — возразила Мелена Зимбович, — жрецы египетские передали роду Бжезинских Тайную власть! А я, да будет вам известно, их сподвижница!

— Нет! Лжёте! Род Бжезинских восходит всего лишь к ветви храмовых рабов! — опроверг её заявление Засушкин.

За это он был удостоен оплеухи, а затем изгнан взбунтовавшимися дамами из здания Дома актёра. Шагая по улице, он едва не рыдал, составляя в уме обращение к великому магу Честерфилду. Затем, немного успокоившись, достал мобильный телефон и обзвонил своих соратников, назначив срочный сбор.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

— Господа Посвящённые! — так начал Ираклий Ардальонович, когда собравшиеся, наконец, расселись в уютном зале.

— Пользуясь предоставленными мне полномочиями, я связался с командой Дэвида Честерфилда с тем, чтобы опередить известных вам заговорщиц и первым войти с ним в контакт. Он уже тайно прибыл в Иверь и обещал меня принять до общей встречи с городской элитой. Считаю своим долгом предупредить его о готовящемся всемирном заговоре. Именно, именно всемирном! Уверен — эти паучихи раскинули по всему миру свою сеть. Не зря они снуют по заграницам, устраивают всевозможные конгрессы, ассамблеи, конференции и прочее. Теперь я понял, почему они так рьяно грызли и грызут изнутри наше государство — им, вероятно, был обещан в награду за их труд Матриархат! Этим пираньям мало гарантий вхождения в «Золотой миллиард». А уж чего, казалось бы, ещё желать? Один миллиард населения — люди избранные, мировая элита — купаются в роскоши, ещё один миллиард обслуживает этих господ, а остальных — под зад коленом с голубой планеты. На всех не хватит райских кущ. Великолепный план! Да что там — гениальный! И ничего тут нет такого уж… Никакое это не запредельное зло. Они же в странах «третьего мира» плодятся, как кошки. Но у зверей — Естественный отбор, а мы вводим искусственный. Всё то же самое. И этих чёртовых кукол мы галантно приглашали с собой в новый рай. Так нет же, снова недовольны — им подавай всю полноту власти!

— Ираклий Ардальонович, — прервал пылкую речь Засушкина Савелий Собачко, — ну неужели вы полагаете, что Тайное Мировое Правительство в самом деле всерьёз может рассматривать возможность Матриархата на планете? Если он даже и обещан был нашим прелестницам (в чём я, признаться, сильно сомневаюсь) — то уж, конечно не всерьёз, а лишь в качестве стимула.

— Не скажите, Савелий Семёнович, ох, не скажите! Ведь что мы с вами знаем о Тайном Мировом Правительстве? Да ничего, практически. Всё — на уровне слухов.

— Ка-ак?! — воскликнул Собачко, — нам присылают методическую литературу с нами всё время держат связь…

— И с ними тоже!

— Да нет же, нет же, уверяю вас! Я проверяю регулярно всю почту своей собственной супруги, задаю наводящие вопросы, словом, работаю агентом 007 в своём собственном доме. Так вот, я уверяю вас — с ними работают совсем не с той же долей откровенности и доверительности, как с нами!

— Не горячитесь, господа, — взял слово ещё один из посвящённых — Харитон Гавриилович Стёпкин, человек в высшей степени почтенный и уважаемый, — давайте строго проанализируем сложившуюся ситуацию. Итак, первое. Что мы знаем о Тайном Правительстве? Знаем, что это триста пятьдесят восемь семей миллиардеров, которые на самом деле фактически правят миром с помощью умело организованной кредитно-финансовой системы. Им подконтрольны руководители почти всех стран и государств. Контроль в большинстве случаев осуществляется безструктурным способом, с помощью агентов влияния — таких, как мы с вами. Нам известны фамилии всех трёхсот пятидесяти восьми семей-кланов. Но вот вопрос — кто правит в этих семьях?! Этого, господа, мы с вами знать не можем.

— Вот видите, Савелий Семёнович, — повернулся Засушкин к Собачко, — об этом я и говорил. Вполне возможный вариант, что в этих семьях правят женщины.

— Структурным или безструктурным методом? — поинтересовался четвёртый член актива «Двуглавого грифа», Горбатов-Польский, кандидат философских наук и человек также известный в городе и уважаемый.

— Не суть важно. Даже если и безструктурным, то нам от этого не легче.

Ираклий Ардальонович вздохнул.

— Эти хитрые бестии способны на такое, что нам, мужчинам, и не снилось. Они — там, у себя, миллиардерши эти — так охмурят своих мужей, отцов и братьев, что те им сами отдадут власть на земле!

Горбатов — Польский искренне расхохотался:

— Это вы, батенька мой, загнули! Быть того не может!

— Ещё как может, дорогой Матвей Наумович, ещё как может! Притворяясь послушными, нежными, заботливыми, наши милые дамы влезают нам в душу, а потом — и в наше рабочее кресло. Эти пройдохи во всё вникают, всем интересуются, повсюду лезут. Они ведь только изображают из себя этаких милых щебетуний. На деле же все женщины — пираньи. Только доверься им — вмиг обглодают до костей.

Собравшиеся, несколько ошеломлённые столь ярой ненавистью к дамам со стороны своего председателя, смущённо молчали. Наконец, слово взял пятый член собрания — академик трёх академий, профессор Шильский Дмитрий Дмитриевич. Шильский обычно слов на ветер не бросал, ни в каких спорах не участвовал, был сдержан и в высшей степени респектабелен. Ходили слухи, что он в недавнем прошлом стал членом Римского клуба. Наверняка этого никто не знал, но, на всякий случай, держались с ним в «Двуглавом грифе» почтительно и даже слегка подобострастно.

— Позволю себе заметить, — проговорил Дмитрий Дмитриевич, — что вы, уважаемые господа, упускаете из виду одну немаловажную деталь. А именно: мы с вами владеем Тайным Знанием. А наши дамы — нет. Они лишь полагают, что владеют им. Не скрою, я тоже полюбопытствовал через своих агентов, какую именно литературу они штудируют на своих сходках. Там и розенкрейцеры, и Гермес Трисмегист… Якобы розенкрейцеры. И якобы Гермес Трисмегист. На самом деле — брошюрки с хорошо выверенным текстом, отредактированные для широкой публики. Настоящие знания нашим поборницам Матриархата недоступны. А это значит — заговора нет. Есть лишь попытка заговора на периферии пространства «Золотого миллиарда».

— Но кое-что им всё-таки известно! — упорствовал Ираклий Ардальонович.

— Кое-что — всё равно, что ничего. «Матриархатовки», как и всё остальное человечество, уверены в четырёхединстве мироздания: пространство, время, энергия, материя. Полнота же знаний у нас, мужчин, действительных правителей планеты. Только мы, потомки иерархии Амона, владеем скрытым от толпы, загерметизированным знанием о триединстве мироздания, о постулате, что гласит: суть мироздания — это материя, мера, информация. Наша концепция общественного управления зиждется на сокрытии настоящего Знания, она является историческим наследием древнеегипетской иерархии Амона. Она незыблема и непоколебима.

— Кстати, о «Золотом миллиарде», — поднял руку Савелий Собачко, давно порывавшийся высказаться, — я предлагаю в рамках этой доктрины уточнить список Иверской суперэлиты. Зачем, к примеру, в «золотую десятку», в наш новый тайный Орден «Мидас» приняли уже двадцать человек?

— Не волнуйтесь, дружок, — снисходительно усмехнулся Ираклий Ардальонович, — не все члены «десятки» на самом деле являются таковыми. Нам нужны свежие идеи, нужны руки и головы. Пусть люди думают и мнят себя членами тайного Ордена и пусть с воодушевлением работают на нас. А там посмотрим.

— Но я-то, надеюсь, вхожу на самом деле в Орден? — забеспокоился Собачко.

— Ну, конечно!

— Разрешите ворваться в ваш тесный круг? — в дверную щель просунулась голова Станислава Станиславовича Гроффа, — не помешаю?

Он вошёл, прикрыл дверь за собой и сразу же заговорил, одновременно отирая лоб и отдуваясь.

— Як вам за помощью. Я знаю, что у вас есть кое-какие наработки в этом плане… Словом, мне, господа, до зарезу нужна Мёртвая и Живая вода. Орден свободных монархистов, членом которого я состою — несомненно, солидная организация, но — увы! — у нас нет доступа к Тайному Знанию. А у вас есть. Савва Игнатьевич готов заплатить бешеные деньги за водичку. Хотя бы за химический состав. Я просмотрел по Интернету все работы «СМЕРШ-Мидасу», но о воде там только вскользь, только намёком.

— Прошу прощения, о чём вы говорите? — изумился Засушкин, — какой «СМЕРШ-Мидасу»? Какая Мёртвая вода?

Не говоря ни слова, Грофф подошёл к компьютеру, нагло уселся перед ним, пощёлкал «мышкой», нашёл страничку в Интернете и ткнул пальцем в экран:

— Полюбуйтесь.

Члены тайного ордена «Двуглавый гриф» и недавно организованного тайного же ордена «Мидас» окружили стоявший в углу комнаты компьютер.

Их взору представилась ужасная картина — на экране сначала появились кроваво-красные строчки: «Всем! Всем! Всем! «СМЕРШ-Мидасу» предупреждает! «СМЕРШ-Мидасу» раскрывает тайные заговоры против человечества! Читайте! Думайте! Действуйте!» После чего высветилось название работы:

«Р А З Г Е Р М Е Т И З А Ц И Я».

Грофф подождал, пока прочтут страничку и открыл следующую. В полном молчании члены тайного сборища жадно поглощали страницу за страницей.

— Жизнь моя лишена теперь всякого смысла, — заявил Ираклий Ардальонович после пятнадцати минут внимательного чтения, — они и в самом деле выложили всё. Тысячелетиями эти знания были надёжно загерметизированы, хранились в самой строгой тайне, и вот… Но как?.. Как они стали им доступны?!

— Катастрофа! — воскликнул с горечью Горбатов-Польский, — мы полагали, что на уровне Глобальной концептуальной власти протекает сборка в единую целостность всех частных видов деятельности людей на планете в целом… Но, вероятно, поспешили с выводами. Обратите внимание — наши ближайшие планы раскрыты полностью.

И он прочёл вслух:

«Главную информацию человеку всегда скармливают контрабандой, минуя логический досмотр. Все эти спецэффекты и захватывающие сюжеты есть не более чем уловка, призванная отвлечь внимание. Пока человек сидит с открытым ртом, ему закачивают основную информацию. Примерно к такого рода уловкам прибегает фокусник, отвлекающий внимание зала, чтоб выполнить подмену, манипуляцию и прочее главное действие. Хоп, что-то вспыхнуло на сцене, зрители повернулись туда, а в это время фокусник осуществил подмену. Фокус-покус готов.

Информацию, вложенную в подсознание, человек никогда не обнаружит. Но при решении главных вопросов он всегда будет отталкиваться от нее. Для всех групп населения информация закачивается своим способом. Для маленьких детей — посредством мультфильмов. Они не просто развлекают вашего малыша, они ставят ему на подсознание программу поведения. Аналогично с более старшими группами. Девушки, наверное, очень удивятся, если им сказать, что глянцевые журналы несут мировоззренческую информацию. Они уверены, что просто рассматривают моду и читают советы, как следить за кожей и делать прическу. Но на самом деле им моделируют сознание. То же можно сказать про сериалы, новости, театр, шоу, «аналитические» передачи, эстраду и прочее. Всё это инструменты, с помощью которых настраивается программа поведения и ориентиров. Но самое удивительное в том, что сами создатели моды и сериалов еще больше удивятся, когда узнают, какую мудреную продукцию они выпускают. Знаете, почему? Потому что делают ее «на автопилоте». Фокус в том, что человек в своем творчестве всегда отталкивается от подсознания. Точка отсчета задает направление мысли. Такое поведение человек будет воспринимать как результат своего мнения. Точка отсчета определяет направление мысли. Если вы подсознательно разделяете потребительское мировоззрение, ваши творческие продукты будут нести потребительскую установку. Но творец об этом никогда не догадается, ему будет казаться, что все это — результат его «свободного творчества». Да, свободного, но в строго определенных рамках. Это объясняет, почему вдруг наши мальчики дружно стали царапать на заборах чужие слова, музыканты наигрывать чужие ритмы, а режиссеры снимать фильмы в духе «а-ля Голливуд». А ведь мальчики с таким же успехом могли бы царапать наши слова. Музыканты играть нашу музыку. Режиссеры проводить наши мысли. Что угодно могли бы. Все зависит от того, кто формировал заказ на установки подсознания. Сегодня по надписям на заборах можно определить, что заказчиком моделирования сознания выступало не наше правительство.

Безсознательное сильнее сознательного. Попробовал бы кто донести до сознания в логике, например, атеистическую информацию. Во-первых, атеистов бы не было. Во-вторых, слушать бы никто не стал. Поэтому сложная информация всегда преподносится в «крутом» и интересном формате. Массы ее впитывают и делают своим ориентиром. Какая это информация, истинная или ложная, для усвоения не имеет значения. Главное, чтобы она подавалась в привлекательном виде. Поэтому когда детям закладывают в подсознание вреднейшую теорию эволюции, платформу атеизма, ее вводят не пересказом нудных научных теорий, а через интересные и захватывающие рассказы и фильмы о динозаврах, живших миллионы лет назад. Косвенное формирование эволюционного мировоззрения приводит к явному формированию атеистического мышления. Примечательно, что непосредственные доносители этой информации, например, учителя, ученые и прочие, сами не понимают истинного смысла своих действий. Относительно поднимаемой здесь темы все эти ученые — такие же дети, оказавшиеся во взрослом теле. Чтобы существовать и покупать «игрушки», они вынуждены делать то, за что им платят. Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Будь у них возможность, они с удовольствием бросили бы работу и занялись более «интересными» делами. Каждый мечтает о своей «песочнице», ради которой и живет. Дети-ученые с умным видом рассказывают ученикам про эволюцию и человекообразных обезьян. Они называют их своими предками и даже не задумываются о том, что говорят. Они просто верят гипотезе Дарвина, не утруждая себя осмыслением. Примечательно, что сам Дарвин, говоря о своей гипотезе, до конца жизни утверждал, что первое звено эволюционной цепи приковано к Божьему Престолу.

Если уж ученые оказались в таком положении, что говорить о певцах, журналистах, режиссерах, артистах и прочих деятелях шоу-бизнеса? У них вообще нет шансов осознать свою причастность к формированию сознания. Они «просто» поют, «просто» пишут, «просто» развлекают или деньги зарабатывают. В итоге всех этих «просто» формируется личность. Какая это будет личность, зависит от игрушек, в какие она играла в детстве. Какие мультики смотрела. Что ей пели на концертах и преподавали в школе. Сфера воздействия на сознание всегда считалась «вотчиной» государства. Чужих туда не допускали. Вторжение чужих в процесс моделирования сознания рассматривался как смертельная опасность для государства. Чужой мог направить социальные энергии не туда, куда полезно народу и стране, а туда, куда полезно ему. Ярким примером служит сегодняшнее состояние наших умов. Нам пели американские песни, слов которых мы толком даже не понимали. Мы плясали под них на дискотеках. Мы смотрели крутые боевики и эротику, которой нас кормили под лозунгом свободы. В итоге счастливее мы не стали. Но зато из нас сделали развращенных аполитичных потребителей. Большинство после такой обработки обречены всю жизнь вести растительное существование. Без высокой цели и большого смысла».

— Я извиняюсь, — раздался тихий дребезжащий голос, — водичку Мёртвую заказывали?

— Что-о?! — в голос воскликнули и Грофф с Собачко, и остальные члены тайной сходки.

Они уставились на старика с белой длиннющей бородой, одетого (подумать только!) в валенки и в безрукавку поверх косоворотки навыпуск и холщёвых штанов.

— Тут вот доставили водичку Мёртвую, я говорю.

Белобородый держал в руках сосуд из толстого стекла, заполненный до половины чёрной жижей.

— Так будете водичку принимать? Ежели да, то распишитесь в квитанции.

Члены собрания приблизились к ветхому старцу и с опаской разглядывали невиданный сосуд.

— Стекло старинное, теперь таких не делают, — пояснял старичок, — Специально для Мёртвой воды изготовлено — так мне сказали. Она ж едучая — водичка-то. Всё разъедает. Так что вы с ней поосторожней. Но добрым людям этой воды бояться ни к чему. От неё ж только нечисть дохнет. А люди добрые залечивают раны. Примите и распишитесь. Я, стало быть, курьер, а воду Мёртвую прислала вам организация под названием «СМЕРШ-Мидасу» — так и в квитанции написано.

Грофф с торжеством взглянул на Засушкина и, торопливо выхватив сосуд у болтливого старика, отнёс его к столу. Члены собрания придвинулись к нему и склонились над графином, разглядывали содержимое. Вода на вид казалась густой и совершенно чёрной. Жидкость слегка дымилась и колыхалась тяжело, как ртуть.

— У меня ранка есть на пальце, — свистящим шёпотом сказал Собачко, — может, попробовать?

— Решайте сами, — таким же шёпотом ответил ему Грофф.

— Я попробую.

Собачко вынул пробку из графина, приложил палец к горлышку и слегка наклонил сосуд, чтобы жидкость попала на ранку. Из графина полез густой дым и Собачко немедленно вставил пробку обратно.

— Ничего не почувствовал, — разочарованно проговорил он, оглядев собравшихся.

На их лицах написан был ужас. Собачко глянул на свой палец — пальца не было.

— А… Где… — заплетающимся языком сумел выговорить Савелий Семёнович и упал в обморок.

Коварного же старика и след простыл.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Чёрный джип медленно двигался по городу.

— Осторожнее на ухабах! — придушенным шёпотом злобно ворчал на водителя Станислав Станиславович Грофф.

В вытянутых руках он держал сосуд из толстого стекла с пресловутой Мёртвой водой. Грофф ликовал. Не чаял, не гадал раздобыть эту воду, а вот послал Господь. А, может, дьявол? Неважно. Главное — выполнил приказ. Уж он сдерёт за эту самую водичку с хозяина немереные баксы.

Грофф задумался. А ну, как Савва тяпнет Мёртвой воды, да и гикнется? Вон у Савелия Собачко пальца — как не бывало! Стало быть, надобно подстраховаться, да взять всё сразу у Игнатьича. И — ходу! На юг куда-нибудь, в субтропики. Прикупить островишко какой-никакой, да и прожить остаток дней своих в полном довольствии. Вот уж спасибо старичку-боровичку за презент! Откуда взялся только этот мухомор?

— «Водичку Мёртвую доставили», — вполголоса передразнил он давешнего старика.

— Чего? — повернулся к нему водитель.

— На дорогу смотри! — взвизгнул Грофф.

Не хватало ещё разлить эту гадость и тут же испариться вместе с ней, как испарились части тела у Собачко.

Станислав Станиславович осторожно потрогал пробку. Кажется, плотно прилегает. Однако, странный этот дворник. На дворе — почти третья декада мая, а он в валенках, в шапке. Требовал расписаться в квитанции, а как только все столпились у этого флакона, тут же исчез. Надо было найти его и допросить, но с ворованным флаконом необходимо было скрыться моментально. То-то в «Двуглавом грифе» сейчас рвут и мечут — упустили Гроффа! Так вам и надо, дурни. За Гроффом нужен глаз, да глаз.

Когда они подъехали к салону «Имиджмейкер», Савва Игнатьевич в окружении охранников как раз вышел оттуда на улицу и замер на мгновение, решая — распадаться ему на три тела или уж ехать так, в одной машине. Процесс распада протекал по следующей схеме: Золотов обычно закрывал глаза и представлял себя летящим над землёй. Он раскидывал руки в стороны и кружился на месте — так его научила делать владелица салона «Имиджмейкер» Лолита Птичко.

— Вы воспаряете духом, — вещала она загробным голосом. При этом её хищный нос на худом лице вытягивался и делался ещё длиннее. Птичко всегда ходила в чёрном балахоне, и Савва Игнатьевич называл её про себя то вороной, то бабой-ягой. Но при этом боялся и слушался беспрекословно.

— Вы воспаряете, — гнусавила Лолита, — и дух ваш отделяется от тела.

— А я не упаду? — опасливо спрашивал Золотов.

— Не упадёте! Вы мысленно воспаряете.

Вот эти упражнения и привели к тому, что Золотов стал путешествовать на трёх машинах одновременно, уверяя знакомых, что в первой машине едет его ментальное тело, во второй — плотное, а в третьей — астральное.

— Пусть конкуренты даже не мечтают устроить мне аварию, — заявлял он самодовольно, — никто и никогда не знает, где именно я настоящий.

Увидев Гроффа, Золотов забыл распасться на три тела и резко скомандовал:

— Садись со мной в мой лимузин, поедем вместе, нас уже ждут.

Когда Станислав Станиславович забрался внутрь и с величайшей предосторожностью двумя ладонями обхватил драгоценный сосуд, Золотов спросил:

— А это что?

— Как приказали — Мёртвая вода, — самодовольно ответил Грофф.

— Да что ты?! Ай, молодец! Давай сюда!

— Эй, осторожнее! — невольно вскричал Грофф, видя, как Золотов намеревается буквально вырвать флакон из его рук.

— А что такое? — удивился тот.

Пришлось рассказать ему о злополучном Савелии Собачко.

Золотов задумался.

— А это даже к лучшему! — заявил он наконец.

— К лучшему? Как это?

— А колдуна нейтрализуем! — Савва Игнатьевич ликовал.

— Ведь ещё неизвестно, согласилась бы моя Аудотиа бросить его, даже если бы я стал молодой и красивый. Всё же колдун — это колдун. Звучит. И статус, положение, мировая известность. А так… Плесну в него — и всё. Куда ей деваться-то будет? Только ко мне. В мои горячие объятия. Молодец! — обернул он к Гроффу смеющееся лицо, — заслужил! Держи ключик заветный.

Грофф, одной рукой прижав к себе сосуд с Мёртвой водой, другой принял от благодетеля презент. Он знал, что это за ключ. У Золотова имелись закрома. В ресторане «Восточные слабости» был глубокий подвал, настоящий бункер, доверху заполненный стодолларовыми купюрами. Время от времени Золотов давал ключ от него наиболее отличившимся служащим, и те черпали из закромов столько, сколько могли унести. Никого не смущал тот факт, что доллары были поддельными — отличить их от настоящих не представлялось возможным.

Встреча мага с местной элитой состоялась в драматическом театре. Так пожелал он сам, пообещав не только обратиться с речью к присутствующим, но и показать парочку фокусов. Савва Игнатьевич восседал в первом ряду, непосредственно рядом со сценой, и когда вышли Честерфилд и Рубероид, он немедленно встал, но в тот же миг рухнул обратно в кресло — Рубероид ему не понравилась! Экранный лоск куда-то испарился, и перед ним была обычная, хотя и очень привлекательная девушка! Савва Игнатьевич Золотов был разочарован. Все мечты пошли прахом. Он смотрел на красотку и абсолютно ничего не ощущал. Всё вернулось на круги своя. И постылая жизнь без надежд и желаний, холодная, точно собачий нос, опять окутала его. Прочие зрители, а их в зале было не больше пятидесяти человек, смотрели с интересом на мага и его подругу. И он не обманул их ожиданий! Первым же номером его программы явилось превращение маленькой куклы Барби, которую в своих холёных ручках держала Рубероид, в большую — в человеческий рост! Притом, не просто в куклу, а именно куклу живую! Как две капли похожую, между прочим, на саму Рубероид. И вот тут-то у Золотова перехватило дыхание: его мечта была перед глазами! Не помня себя от восторга, он взбежал по ступенькам на сцену и, схватив куклу за руку, спросил севшим от переживаний голосом:

— Сколько ты хочешь за неё?

— Что-о?! — удивился Честерфилд, владевший, как оказалось, в совершенстве русским языком.

— Я покупаю! — воскликнул Золотов, — я беру её! Сколько ты просишь?

— Эта кукла вообще не имеет цены, — возразил Честерфилд, — опытный образец.

— Я ведь не просто так! — вскричал Савва Игнатьевич, — я женюсь на ней!

— О, это, разумеется, меняет дело, — улыбнулся колдун, — в таком случае, я вам дарю её.

Золотов даже распасться на три тела позабыл — выскочил из театра, сел в лимузин, посадил куклу на колени и укатил с ней в неизвестном направлении. По слухам, на Канары. Откуда так и не вернулся, ибо стал счастлив до полной потери рассудка. Кукла, как утверждали наши соотечественники за рубежом, оказалась внимательной, заботливой супругой — кормила спятившего от счастья Золотова с ложечки и меняла ему подгузники.

После отъезда олигарха Честерфилд отправил Аудотиу за кулисы и обратился к зрителям.

— Я, — сказал он, — чрезвычайно рад тому, что с первых же минут между нами возникло взаимопонимание и что мои скромные возможности послужили залогом счастья одного из представителей Иверской элиты.

В рядах зрителей произошло некоторое движение, кое-кто даже сдержанно хихикнул. Дело в том, что местные бизнесмены Игнатьича не уважали. Боялись, но не уважали. Слишком уж жаден был и непредсказуем. Действовал в бизнесе, как в воровском притоне. Даже хуже. Воры в законе называли его беспредельщиком. Корысть и наглость Саввы Золотова не знала границ. И сейчас многие вздохнули с облегчением, поняв, что Савва отбыл навсегда. Колдун, похоже, разделял их чувства. Он усмехнулся и продолжил:

— Я благодарен вам за приглашение на грядущий кинофестиваль и счёл возможным для себя прибыть на месяц раньше, чтобы исключить возможные накладки, проверить сценическую площадку, а заодно и пообщаться с представителями Иверской элиты. Как вы все, наверное, знаете, корни мои — российские, я родом из Одессы, но, к сожалению, я мало знаю русских. Кто мне ответит, в чём заключается загадка русской души?

В зале возникло напряжённое молчание.

— Ах, да! — спохватился колдун, — вы же «новые русские»! Покорнейше прошу меня простить. Вопрос снимаю. Вы — деловые люди, бизнесмены и философские категории не должны вас волновать. Да, честно говоря, меня и самого они не очень-то беспокоят.

По залу пронёсся вздох облегчения.

— Я просто должен был вначале понять, какую тему взять для нашей беседы.

— А фокусы? — выкрикнул кто-то из зрителей.

— Фокусы? — перепросил колдун, — фокусы будут. Один фокус я уже показал. Будут и другие. Только договоримся о том, что мы — люди одной крови, одних и тех же надежд и чаяний. Мы все хотим царить и править в этом мире. Я не ошибся?

— Нет! — дружно ответил зал.

— Вот и прекрасно. Сейчас проверим это.

И громко, на весь зал, он выкрикнул:

— Сюрприз! Специально для Иверской элиты я вызвал сюда театр мод Вячеслава Волкера!

И тотчас вспыхнули прожектора, освещая покрытый белым линолеумом подиум. И пошли по нему, шатаясь от голода и заплетая ноги, тощие манекенщицы в меховых манто. Присутствующие в зале дамы слегка вытянули шеи, наблюдая за супермоделями. К неудовольствию Ираклия Ардальоновича Засушкина и его команды, представительницы двух общественных организаций — «Женский свет» и «Женский след» тоже были приглашены на встречу с Честерфилдом. Естественно, что Вера Сидоровна, как владелица театра, обязана быть здесь. Но остальные?! Он с ненавистью поглядывал в сторону врагинь, задумавших возврат к Матриархату.

— Ой, а что это? — вдруг тоненьким, испуганным голоском вскричала Алисия Алонсо.

По рядам зрителей пронёсся ропот — за манекенщицами тянулся кровавый след! Они как будто бы его не замечали — шли, поворачивались, направлялись в обратную сторону, демонстрируя шубы, накидки из меха дорогих зверьков, манто. А на белый линолеум капала кровь с этих предметов роскоши. Но вот одна из манекенщиц поскользнулась в луже крови и некрасиво шлёпнулась, раскинув ноги. На неё тут же рухнула другая, третья — манекенщицы падали, скользили, не могли встать, а шубы и манто сочились кровью, и вскоре девушки были залиты ею с головы до ног. Сопровождающая шоу музыка давно умолкла, были слышны лишь визг и крики манекенщиц. Зрители тоже волновались.

— Хватит! — кричали представители элиты.

— Прекратите! — вырвался из общего хора возмущённых голосов чей-то женский — высокий и пронзительный.

— Ну пожалуйста, — развёл в недоумении руками маг, и кровь мгновенно испарилась. Манекенщицы с визгом убежали обратно за кулисы, а колдун, оставшись в гордом одиночестве на сцене, с обиженным видом проговорил в микрофон:

— Не понимаю причин такого негодования. На каждую шубу пошло шкурок от нескольких десятков пушных зверей. Неужели вы думали, что малые зверюшки безропотно и добровольно сняли с себя драгоценные шкурки и отдали на эти манто?! Разумеется, всё здесь оплачено кровью. Нужно смотреть в лицо реальности. А, впрочем, как вам будет угодно. Я готов перейти к следующему номеру программы. Ресторан! — объявил он, — сейчас я здесь устрою ресторан и накормлю всех присутствующих отменным блюдом. Я видел, в вашем городе повсюду поднимается дым от подгоревших и невкусных шашлыков. Вы платите за них большие деньги. За что?! За старое собачье мясо? Нет, господа, даже не за него. Вы платите за дым — больше там не за что платить. Я накормлю вас всех свежайшим шашлыком! Прошу! И тут же грянул марш тореадора из оперы Бизе «Кармен», а со сцены невесть откуда взявшиеся официанты понесли в народ на блюдах маленьких живых барашков. Вначале это действо вызвало в рядах сидящих смех, пока они не догадались — для чего к каждому из них подходит официант с живым барашком.

— Прошу вас, — говорили элегантные официанты в белоснежных рубашках и галстуках-бабочках, — будьте добры зарезать этого барашка.

И предлагали каждому зрителю острый тесак. Но желающих собственноручно зарезать очаровательного барашка не нашлось.

— Послушайте! — крикнул профессор Шильский Дмитрий Дмитриевич, академик трёх академий, — вы за кого нас принимаете?

Он обращался к колдуну, и тот его услышал.

— За не совсем обычных людей, — улыбнувшись, пожал плечами маг, — за сливки общества, элиту. А в чём, собственно, дело? Что вам не нравится? Я что-то делаю не так?

— Всё не так! — крикнула Алисия Алонсо, — мы вам не изверги!

— Но вы едите мясо! — возразил колдун, — значит, вы — соучастники убийства бедных животных. Так будьте же последовательны!

Зрители стали подниматься с намерением покинуть странное представление.

— Куда же вы? — закричал в микрофон Честерфилд, — праздник не кончился! Всё только начинается!

И он вдруг голосом экстрасенса Кошмаровского, лечившего в девяностые годы страну по телевизору, заговорил под зазвучавшую мелодию:

— Даю вам установку на послушание! Все закрыли глаза и расслабились! Сейчас у вас затянутся рубцы на сердце, вы не почувствуете больше душевной боли за других, из ваших душ исчезнет сострадание…

Но тут вскочивший вместе со всеми Станислав Станиславович Грофф задел нечаянно ногой флакон с Мёртвой водой, который он на время представления поставил на пол. Пробка выскочила, но вода, как ни странно, не пролилась, а вдруг полезла из флакона густым туманом и вмиг заволокла пространство зрительного зала, сцены и закулисья. В тумане слышалась какая-то возня и сдавленные крики, а потом постепенно всё стихло. Когда же туман рассеялся, людей ни на сцене, ни в зале больше не было. Только мыши шуршали, ползая по полу и по сидениям кресел. На авансцене же огромнейшая крыса кусала и царапала металлическую стойку, силясь передними лапами дотянуться до микрофона.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Наталья Николаевна осталась сидеть на диванчике, а Казимир Харламович — на своём стуле, с которого он не пожелал сходить, словно то было начальственное кресло. Вытянув ноги и прикрыв глаза, он сложил свои толстенькие ручки на выступающем животике и всем своим видом демонстрировал, что готов в такой позе просидеть хоть всю ночь, хоть три ночи подряд — сколько потребуется, до полного исчезновения противника из подведомственного ему помещения.

Гончарова попыталась прилечь, но нечего было положить под голову, да и диванчик узкий и короткий, не уснёшь. Немолодая женщина вздохнула:

— Почему это я нарываюсь? Почему я влипаю в подобные истории? Наверное, я несерьёзный человек.

Казимир Харламович открыл глаза, посмотрел на неё внимательно и снова зажмурился.

Супруги о чём-то шепталась, восседая на матах. Никто не предлагал заглянуть при Харламыче в компьютер. Так прошло где-то около часа.

— Какая скука! — воскликнула Наталья Николаевна, — и наш новый знакомый куда-то исчез. Хоть бы развлёк нас своими байками.

Помолчав, она обратилась к Казимиру Харламовичу:

— Можно порыться в документах?

— Ни в коем случае! — встрепенулся тот, — нет, нет и нет! Прошу здесь ни к чему не прикасаться.

Он совсем осмелел. Поняв, что бить его не будут, он решил, что и пар стравить можно, и покомандовать, дабы компенсировать затраты нервной энергии на первоначальный нешуточный испуг.

— Да ладно, ладно, — успокоила его Гончарова и, чтобы как-то скоротать время, взяла в руки оставленную Иваном тетрадь в телячьем переплёте. Странно, на неё Харламыч почему-то не налагал запрета. Тетрадь была толстая, пухлая, так как между страницами были вклеены какие-то старинные карты гораздо большего размера, чем сама тетрадь, а потому все они складывались вчетверо. Развернув одну из них, Гончарова произнесла:

— Это карта Валдайской возвышенности. Владелец этой тетради был, вероятно, путешественником.

Она перелистнула тетрадь и развернула следующий вкладыш.

— А это холст! — воскликнула она, — небольшая картина, портрет. И, знаете, кто тут на нём изображён? Наш Президент!

Она вскочила и положила тетрадь на стол, расправив холст.

В это время вернулся Иван и тоже подошёл к столу. За ним потянулись остальные. Они разглядывали изображённого на портрете человека. Даже заведующий с видимой неохотой встал и, вытянув шею, смотрел из-за Лизиного плеча.

— Странно как, — восторгалась Лиза, — холст точно старый, а изображён на нём именно Путин! Ничего не понимаю.

— Может быть, холст намеренно состарили? — предположил Сергей, — чтобы выдать за раритет?

— Но почему здесь Путин-то?! — воскликнула Гончарова, — постойте, мне показалось, там на обороте, что-то написано.

Она осторожно перевернула холст изображением вниз.

— Точно! Только вот как прочесть? А, впрочем, можно разобрать, хотя почерк такой стремительный, летящий, но отнюдь не каракули.

И она в полной тишине прочла:

— «Сего года осьмого числа обрил бакенбарды, дабы чела не затмевали, и художник запечатлел бы его в истинном виде. Также кудрей изрядно поубавил. Необходимость этого возникла вследствие непредвиденного случая. Проездом был в Иверской губернии и останавливался на ночь в постоялом дворе, где встретил человека, явно имеющего сходство со мной, только без бакенбард и пышной шевелюры. Оказались мы дальней роднёй по отцовской линии. Они именовались прежде также «Пушкины», потом, однако, прадеда моего неожиданного знакомца кто-то прозвал Путятой за талант находить точные пути в здешних густых лесах. Так потомки его стали уже не Пушкины, а Путятины. Я пишу эти строки затем, чтобы читающий их не мог усомниться в том, что изображён здесь поэт Пушкин, а дарю я портрет свой Путятину Ивану в знак приязни и с родственным чувством».

Гончарова подняла глаза.

— И его подпись здесь, внизу, — сказала она тихо.

— Архив! — воскликнула Елизавета, — это же тайный архив Пушкина!

Она с укором посмотрела на Харламыча:

— Так значит, вы пытались его спрятать? Как же так?

Черноморов отвернулся.

— Казимир Харламович…

— Ну, что, что? — разозлился он, — да, я, как только получил опись из архивов ФСБ, сразу же принялся за поиски. Там шла такая кутерьма, что никому и дела не было до пушкинского архива. Я тетрадку изъял, а потом, когда вы, уважаемая Елизавета, разобрались со всеми этими завалами, под самый низ-то и подсунул вот на эту полочку. Дома хранить такую вещь опасно. Я, как только увидел его, — тут Казимир указал на Ивана, — сразу смекнул, зачем вы все пожаловали. А уж когда он тетрадку вытащил на свет Божий, то…

Он посмотрел на Ивана с вызовом:

— Ещё один родственничек, да? Ну, забирайте, забирайте.

И тут спутники молодого рыбака и по совместительству историка внезапно разглядели то, чего не замечали до этой самой минуты — невероятнейшее сходство его с портретом!

— Вас… послал Путин? — Наталья Николаевна во все глаза смотрела на Ивана, — вы… его родственник? И… линии рода вашего пересекаются с родословной Пушкина? Но… Это же сенсация!

Иван молчал и только улыбался. Гончарова перевела взгляд на Харламыча.

— А вы… Вы же могли рассказать журналистам… Впрочем, вы, вероятно, человек корыстный. Вы хотели продать эту тетрадь на каком-нибудь аукционе, да? Хотели стать миллионером?

— Хотел, да расхотел, — вздохнул Черноморов, — человек я уже не очень молодой. А пожить ещё хочется.

— Да, за тайный архив Поэта началась бы нешуточная драка среди коллекционеров, — продолжала Гончарова всё так же задумчиво, — могли не только миллионов не получить, но и жизни лишиться.

— Да уж, — снова вздохнул Казимир Харламович, — вы дальше-то полистайте.

— Давайте я, — сказала Лиза нетерпеливо и принялась осторожно перелистывать страницы тетради.

— А Мона Лиза здесь зачем? — спросила она, развернув очередной вкладыш.

На нём и в самом деле была копия портрета работы Леонардо да Винчи.

— А вы читайте, — проговорил Казимир, — там всё написано.

— «Кажется, разгадал леонардову загадку, — перевернув страницу, начала читать Лиза, — сия дама, жена флорентинца Франческо дель Джокондо, понимает о мире и сущности вещей гораздо более нас. Хотя и не могла владеть достаточными знаниями об оных. Отчего же проистекает её осведомлённость, так мастерски ухваченная кистью гения? А оттого, что сам он знал неизмеримо более того, что возможно было узнать человеку его времени и положения. Говорят, что художник приглашал музыкантов для развлечения своей модели и готовил ей также другие сюрпризы. Но только ли для развлечения? Или же для той цели, чтоб на лице её, сообразно создаваемым им обстоятельствам появлялось и нужное ему выражение? Леонардо добился такого воздействия на лицезреющую публику, что потомки вот уже несколько веков бьются над этою загадкой и разгадать её не могут: отчего странная улыбка Моны Лизы дель Джокондо так завораживает и притягивает взор? Я теперь разгадал. Да Винчи был художник, гений, однако же, ко всему прочему, большой учёный. Зарисовав безсчётное количество человеческих лиц, он заподозрил, что у лжецов и подлецов хитрое и лукавое выражение откладывает свой отпечаток, а у героев — свой. И стал искать типические лица, сопоставляя их между собой и собирая воедино свойственные каждому типу черты. Но ему мало было и того! Он подбирался к главному — с математическою точностию узнать и подобрать те характерные для каждого типа черты, которые, уводя в будущее его мысль, дали бы зримый образ нерождённых ещё поколений. Известно, что богатый редко женится на бедной девушке, а бедный точно никогда не может жениться на богатой, разве что случай один на тысячу. Но у богатства и у бедности свои приметные черты. Вот и выходит, что подлец непременно родит подлеца же, а кроткий — ещё более кроткого. Куда же нас уводит стрела времени? К каким лицам и типам черт? Вот о чём думал Леонардо, когда писал этот портрет. Остаётся спросить себя — какой же образ он явил нам? Кого представил? Кто, посмотрев в этот портрет, как в зеркало, сможет воскликнуть: «это я!»

А, кстати, вот нелепость и анекдот — ведь это я!»

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«И хотелось бы верить всему, — думал Сергей, лёжа на толстом, но жёстком спортивном матрасе и прижимая к своему плечу голову спящей Лизы, — да очень уж фантастично всё это».

После того, как они до хрипоты наспорились и накричались, выясняя, похож ли Путин Владимир Владимирович на Пушкина Александра Сергеевича, а оба вместе — на созданный великим художником портрет Моны Лизы, их всех внезапно сморил сон. Иван улёгся в дальнем углу, подвинув туда матрац, Гончарова прикорнула на диванчике, крепко прижав к себе тетрадь, Лиза посапывала, уткнувшись носом в плечо мужа. И даже Черноморов уронил голову на сложенные руки и задремал, сидя за столом. Только Сергей не мог уснуть. И у него нашли типичные черты, не говоря уж об Иване. Тот просто молод ещё, поэтому и не бросалось в глаза сходство с Президентом. И в самом деле, что ли, родственник? Бог его знает. Сергей покосился на спящего парня. Спит или притворяется? Прямо Штирлиц какой-то.

Сергей глубоко вздохнул. Как же далека наша жизнь земная от совершенства! И хотелось бы жить, доверяя любому и каждому, но попробуй, проживи этаким Иваном-дурачком! В русских сказках Иван-дурачок в результате выходит самым умным и непременно выбивается в царевичи. А в жизни что? В реальности?

На одном из уроков в гимназии, когда ребята за несколько минут до звонка вдруг заспорили, кто из них лучше отвечал сегодня, Сергей вдруг задал им вопрос, не имеющий к физике никакого отношения:

— Как вы друг друга называете, когда хотите подобрать синоним к слову «дурак»?

Ребята наперебой стали выкрикивать:

— Дуб!

— Деревянный!

— Вот! — зафиксировал их внимание Сергей, — а теперь, если вы позволите, я расскажу вам сказочку. Жил-был столяр по имени Карло. И выстрогал он себе из дерева сыночка…

— Буратино! — почти хором вскричали ребята.

— Именно, — продолжал Сергей, — жил папа Карло в каморке под лестницей, а питался со своим деревянным сынишкой только луком без хлеба. Зато было у них украшение — большой такой плакат бумажный, на котором нарисован горящий очаг и котелок с едой. Посмотрят — и вроде сыты. А потом Буратино познакомился с такими же куклами. Только они не бродяжничали, а работали в кукольном театре. А за верёвочки их дёргал Карабас-Барабас. Ещё был интересный эпизод — раздобыл Буратино целых пять золотых монет. И по совету двух мошенников зарыл их на поле чудес в стране дураков. А потом услышал байку про золотой ключик, который открывает потайную дверцу. И он нашёл его, и открыл дверцу, которая как раз и была спрятана в их с папой Карло каморке под плакатом с нарисованным очагом. И куда он попал со своими друзьями?

— В кукольный театр! — отвечали ребята.

— Но уже без Карабаса-Барабаса!

— А вам по душе такой финал? — спросил Сергей.

— Как-то не очень, — признался один из пацанов.

— И мне не очень.

— Как были куклами, так и остались, — делились ребята своими раздумьями.

По чести сказать, только ли в Карабасах дело?! «Как были куклами, так и остались»… Ему вспомнился нашумевший роман «Паразиты мозга». Сканирует ли кто-то наши мысли? Управляет ли нашими эмоциями? Почему подсознательное так старательно прячется от нас? Стоит задуматься о чем-то важном, всеобъемлющем, как в голову тотчас же лезет всяческая дрянь, дрязги, бытовые мелочи, заботы, тревоги. И только усилием воли можно заставить себя зафиксировать мысль. Но, правда, это касается лишь тех, кто в начале пути. Люди же, привыкшие напряжённо мыслить, автоматически фиксируют свои озарения. А вот как установить постоянный контроль над своими собственными мыслями — это вопрос. Самоконтролю, вероятно, надо учить с детства. Быть может, даже сделать это основной дисциплиной в школах и вузах.

Внимание Сергея отвлеклось на Лизу. Он спала тихо, только горячее дыхание согревало его плечо, пробуждая такую нежность, что она ощущалась физически сладким томлением во всём теле. Он вспомнил их первую встречу. Нечастый посетитель филармонии, он в тот вечер пошёл туда, потому что увидел афишу, гласившую, что в репертуаре московского симфонического оркестра, приехавшего на гастроли в Иверь, будет адажио соль-минор Томмазо Альбинони. Он никогда не слышал эту вещь «вживую» — только по радио.

Рядом с ним, в конце пятого ряда, сидела девушка. Хорошенькая, но какая-то уж очень печальная. Вся в чёрном. А когда стали исполнять адажио, Сергей, вначале слушавший спокойно, вдруг ощутил такую боль, что едва не потерял сознание. Боль была не физическая, а душевная. И она накатила извне. Машинально он глянул на соседку и увидел, как по её щекам катятся слёзы. Впервые в своей жизни он видел, как рыдают беззвучно. Она просто смотрела на сцену и просто слушала, а слёзы капали и капали из её глаз. Когда адажио закончилось, и музыкантам стали аплодировать, девушка встала и тихонько вытттла. Помедлив, Сергей пошёл за нею вслед. Зачем? А он и сам не знал. Просто она накрыла его своим горем, как неким полем натяжения, и он не мог ничего с этим поделать. На улице, у входа в филармонию, девушка, привалившись к колонне, рыдала теперь уже в голос. Оказалось, у Лизы недавно умерли родители. Сначала мать, потом отец, не перенесший такой утраты.

«Он, наверное, любил мать Лизы так же, как я люблю её саму», — подумал Сергей и, прижав жену к себе чуть крепче, прикрыл глаза.

…Они явились сразу, без предупреждения. Он знал, что спит, и, в тоже время, то был не сон, а некое видение.

Худые, длинные, с затылками, вытянутыми горизонтально, они были уродливы и больше походили на неких насекомых, чем на людей. Но это были люди. Только вот родились они не на земле. Их планету, напичканную ядерным оружием, разорвало в клочья. Но эти двадцать два иерофанта успели вовремя сбежать. Они правили там, они правят и здесь. До сих пор. А теперь он их видел. И знал о них всё. Их лица были неподвижными, как маски. Смеяться, радоваться, восторгаться, гневаться — ничего этого иерофанты не умели. И презирали область чувств, как нечто низменное и неподобающее расе господ. И основное отличие их от землян было именно в этом — в отсутствии эмоциональной составляющей строя психики. Быть может, и на их планете прежде существовали чувства, но постепенно войны за территории и за энергоносители вытеснили их из сердец. Возможно, что их женщины когда-то и рожали, по крайней мере, до катастрофы на их планете имелись письменные свидетельства, больше похожие на миф. Да, может, так оно и было — люди любили и рожали, и растили детей, жили семьёй или же кланом, родом. Кто может с точностью сказать, как это было? Дело в том, что любовь и семья им мешали. Нужно было работать и делать карьеру. Вначале всё это являлось необходимостью для процветания семьи, а потом стало самоцелью. За любовью и искренней нежностью пришла эпоха сексуальной раскрепощённости, добившая и семью, и любовь, и все прочие чувства. Распались родственные связи, возобладал и воцарился эгоизм. Даже секс стал не нужен. Каждый клонировал себя — теперь наука достигла просто немыслимых высот! Клоны продолжали начатую работу, доводя её до совершенства. Но, в конце-концов, обезумевшие одиночки взорвали свой холодный дом.

Однако двадцать два иерофанта спаслись, прилетели на цветущую землю и… принесли в себе вирус сознания!

«Ах, так вот почему Достоевский в своём рассказе «Сон смешного человека» показал это всё?! — думал во сне Сергей, — он на интуитивном уровне почувствовал, уловил тенденцию к распаду».

Да, да, земля в те времена была истинным раем. И люди вели радостную жизнь. Причин для ссор и для раздоров просто не было. А управлять злонамеренно пытливым, мыслящим и чувствующим народом, состоящим из личностей, взявших управление собой на себя, невозможно! И вот тогда иерофанты нашли блестящий выход из положения — сдвинули ось земли! В их кораблях для этого имелись такие высокотехнологичные приборы, какие землянам и не снились, потому что не были им нужны. Климат на планете изменился буквально в считанные дни. И те, кто выжил, превратились в голодных и измученных зверей, страдающих от невыносимого холода. Теперь войны за территории были им обеспечены. А управители нашли себе достойное занятие — пестовать и воспитывать род людской. Помня печальный финал своей планеты, они теперь решили не препятствовать всплеску эмоций, а использовать их в своих целях. Но прежде нужно было обустроиться — всерьёз и надолго. И своё царство — Атлантиду — они строили долго и тщательно. К тому времени в их подчинении было достаточно рабов, которым знания высоких технологий, разумеется, не открывали. Зачем? Ведь их, иерофантов, здесь почитали за богов! И это выгодное положение тоже будет использовано в деле строительства человеческого общества с учётом всех поправок.

Эксперимент с Атлантидой не удался. Элита, взращенная по образцу и подобию самих иерофантов, всё же утратила эмоции и погубила свой цветущий остров. По складу своего ума эти беженцы с горы Меру были слишком рациональны и властолюбивы. Атлантиды не стало, а иерофанты перебрались в Египет. На этот раз они подстраховались — на случай новой катастрофы перебрались в глубокий и невероятно обширный бункер. То был даже не бункер, а настоящий остров в подземном море. А над морем и островом пылал огромный сгусток плазмы, имитируя солнце. Здесь даже веял ветерок, цвели немыслимой красоты экзотические растения, воздух был чистым, свежим, ароматным и полезным для здоровья. Там, на поверхности, были построены огромнейшие пирамиды и загадочный сфинкс — символ власти. У сфинкса было их безстрастное лицо. Под ним же располагалась глубочайшая шахта с лифтом, имевшая ответвление, по которому время от времени курсировал подземный поезд. Пирамиды служили одновременно и антеннами, и сложнейшей системой очистки воздуха в подземном царстве посредством встроенных вентиляционных отверстий. Спутники, посылавшие сигналы на эти вечные антенны, кружили не на околоземной орбите. Суперкомпьютеры, работавшие под землёй, позволяли отслеживать жизнь на планете в режиме реального времени. Иерофанты продолжали изучать планету и её обитателей, которых ледниковый период научил пожирать живую плоть, что в прежней жизни было невозможно, недопустимо и немыслимо. Теперь же все убивали всех.

Иерофанты не знали скуки. Скука ведь тоже из области чувств и эмоций. Они просто работали. Или же просто отдыхали, наблюдая за течением жизни людей. Там, наверху, правили народом Египта их дубли, двойники — премудрые жрецы египетские, вносившие лепту в изобретение всё новых обобщённых средств управления глупым и эмоциональным стадом под названием «род человеческий». Хотя именно чувства — любви, сострадания, нежности — были залогом их спасения.

Однако вскоре египетскую знать стал разъедать пресловутый информационный вирус. Элита Древнего Египта под влиянием клонов-дублей освобождалась от эмоций и даже внешне её правители всё больше походили на безстрастного сфинкса. И тогда для людей их тайные наднациональные надсмотрщики изобрели и новый кнут, и новый пряник.

Дело в том, что при всей своей глупости и кровожадности, находясь в постоянном рабстве у жиреющей элиты, человечество в массе своей всё же не выходило из-под Божьего водительства. Двадцать четыре часа в сутки на них нисходило Откровение Свыше, указывая путь из тупика. Сами иерофанты давно отстроились от милости Творца и не хотели принимать её, не понимая, для чего она нужна. Милость Творца стучится в сердце человека, а если сердце его глухо, если оно не знает ни любви, ни сострадания — стало быть, нет приёмника для поступающей извне информации. Бог положил себе не вмешиваться. Душа свободна в своём выборе. Но люди — чувствовали! Слышали! А единицы могли даже воспринять весь свод нравственных правил, указывавших путь к выходу из тупика. Народ их называл пророками. Пророки-то и пробудили в иерофантах первое за многие тысячелетия чувство. Это был страх. Пророков необходимо было нейтрализовать. Но как? Просто убить? А на их месте явятся другие. Вопрос: «как нейтрализовать воздействие проповедей пророков на народ» был заложен в суперкомпьютер. Ответ получили следующий: «чтобы нейтрализовать воздействие пророков на народ, нужно заставить народ поклоняться пророкам». С помощью всё того же суперкомпьютера были разработаны несколько долговременных, рассчитанных на века, глобальных сценариев. Вначале из пастушеских племён были отобраны крепкие молодые юноши и девушки для работы в храмах. Затем из их числа были выделены наиболее покорные, но физически выносливые. После нескольких десятилетий муштры на военном полигоне в пустыне из них и их потомства получились суперсолдаты, привыкшие не думать, а лишь выполнять приказы. Они были запущены «агентами Египта» во все страны и государства. Они несли волю Египта, они несли его Закон. Когда влияние Египта ослабло, иерофантов это не обеспокоило — к этому времени их сеть раскинулась по всему миру…

 

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

— …Стойте! Не смейте! — закричала на иерофантов Наталья Николаевна. Они сидели в круглом зале на своём подземном острове, а она была где-то вверху, на крыше и топала на них ногами, отчего потолок стал рушиться. На головы жрецов падала штукатурка..

Сергей открыл глаза. Наталья Николаевна кричала, но не на таинственных жрецов из его сна, а на Харламыча. Они стояли друг напротив друга и держали за края тетрадь в телячьем переплёте.

— Не дёргайте! — предупреждала заведующего архивом его незваная гостья, — это бесценная тетрадь, вы можете порвать её.

— А вы отдайте! — фальцетом кричал тот.

— Не отдам!

— Это моя собственность!

— Не ваша, а государственная. А знаете, какой срок вы получите за хищение государственной собственности?

— Вы сами хищница!.. Расхитительница!

Заметив, что своими криками они разбудили остальных, Казимир Харламович с неохотой отпустил драгоценный раритет и вновь уселся на свой стульчик.

— Что здесь произошло? — спросил Сергей, хотя и так было понятно — Харламыч выкрал документы у спящей женщины, намереваясь с ними улизнуть.

— Ну, зачем они вам? — спросила укоризненно актриса, — неужели вы думаете, что так вот просто сможете их продать? Это очень опасное предприятие.

— Хотел бы продать — давно бы продал, — буркнул Харламыч.

— Тогда в чём дело?

— В карте.

— А что в ней такого особенного?

Гончарова развернула карту-вкладыш. Долго разглядывала, потом хмыкнула:

— Карта как карта. Подпись под ней крупными буквами: «Валдай. Маковка». Не понимаю, для чего её так бережно хранили. Тут стрелочки какие-то, указатели маршрута. А вот кружочки и крестики. Обозначение каких-то мест.

— Там, наверное, клады зарыты, — предположила Лиза.

— Это уж точно! — подтвердил Иван.

Он потянулся, встал, посмотрел на часы.

— Однако, утро уже, друзья мои. Пора нам выбираться из этого подвала.

— Куда-а?! — протянула Лиза, вкладывая такую боль и безнадёжность в это восклицание, что все невольно посмотрели на неё. Лицо Лизы осунулось и стало по-детски беззащитным. Сердце Сергея больно сжалось. Он вдруг почувствовал реальную опасность, нависшую над ней. Почему-то над ней одной. Хотя все они были в равных условиях, за ними велась настоящая охота и каждого из них могли убить, а то и разом всех. Но думал он сейчас только о ней. И, вероятно, тревога отразилась на его лице, так что даже Харламыч заметил:

— А я, Елизавета Елизаровна, сразу же понял, что вот именно он — ваш супруг. Уж так он на вас смотрит!.. Сразу же видно — это любовь до гроба.

— А вам-то что до этого? — возмутился Сергей, — завидуете?

— Радуюсь! — воскликнул Казимир Харламович и даже ручками всплеснул, показывая, до чего же он счастлив, — ликую просто!

— Вы издеваетесь или серьёзно? — удивился Сергей.

— Самым серьёзным и решительным образом заявляю: я бесконечно рад. Безмерно!

— За нас? — спросила Лиза, неуверенно улыбаясь.

— Нет, краса ненаглядная, за себя. Уж простите меня, старика, но — за себя. Я эгоист и горжусь этим.

Казимиру Харламовичу было на вид едва за пятьдесят, но он кокетничал, выдавая себя за умудрённого жизнью старца, и всячески этим бравировал. Не поймёшь — то ли комплексует человек, то ли цену себе набивает.

— Там что написано под картой? — продолжал отчего-то и впрямь повеселевший Харламыч, — «маковка». Макушка то есть. Она и есть. Макушка Валдайской возвышенности. Почти 347 метров над уровнем моря. Иверь наша находится на уровне около 150 метров.

— И что? — довольно резко спросил Сергей, которого невероятно раздражал этот суетливый и нагловатый человечишко.

— Да ничего, — пожал плечами Черноморов, — вы, кажется, интересуетесь, чем знаменита эта карта, вот я и отвечаю. Макушка Валдая к себе людей притягивает. Кто побывал на ней, опять приходит и приходит. Там лес густющий, козьи тропы, медвежий угол ко всему прочему — там и вправду Михайло Потапыч встречается. А люди лезут. И не знают, почему. А я вот знаю.

— Почему же? — спросила Гончарова, — она всё заинтересованнее слушала болтовню Харламыча.

Только Иван, кажется, оставался индифферентен. Он включил самовар, насыпал заварки в чайник, расставил чашки на свободном пространстве стола, вокруг которого над картой склонились остальные.

— Район макушки Валдая буквально пронизан ручейками и речками, — продолжал разглагольствовать Черноморов, не отвечая на поставленный вопрос, — оттуда берут своё начало речка Цна, которая течёт на северо-запад, к Балтике, и Поведь, которая бежит к Каспию, на юго-восток. А также многочисленные их притоки. Валдайская возвышенность — это вершина водораздела между Балтийским и Каспийским морями. И, заметьте — это вершина Центра России. И всё это — у нас, в Иверской губернии! Включая исток Волги, который, правда, находится у другой вершины Валдая, на высоте 299 метров.

Казимир Харламович победительным взором оглядел присутствующих. Собственно говоря, Лиза впервые видела его таким. Он как будто расцвёл, развернулся. Обычно он производил впечатление слегка затурканного и вечно чем-то обеспокоенного. Стремясь поддержать в нём порыв вдохновения, она произнесла:

— Вы интересно преподносите материал.

— Дальше будет ещё круче! — заявил довольный Харламыч, — он заложил руки за спину и прошагал из угла в угол.

— Кстати, я тут на днях метафору придумал — Москва в своё время села на Иверь и этот след так и остался, хи, хи на нашей общей физиономии.

Заметив, что никто не засмеялся, он продолжал:

— Я тоже как-то совершил восхождение на макушку Валдая. И в одной тамошней деревеньке услышал такую притчу. Некогда жили там влюблённые парень и девушка. А на неё, как водится, помещик глаз положил. И взял, да парня-то и убил! Топором зарубил. А девица, недолго думая, приподняла убитого и подтащила к озерцу. Там места заболоченные. Хотя и на холмах. И что вы думаете? Знала она одно местечко в густом ельничке, где небольшое озерцо с Мёртвой водой. Зачерпнула её и окропила рану. Та затянулась. Дальше девица разрыдалась так горько, что лес с ней вместе застонал и из болотца этого забил фонтан Живой воды!

Он посмотрел по очереди на каждого из присутствующих.

— Вы думаете, сказки? А вот и нет! Переверните-ка страничку, — скомандовал он, обращаясь к Гончаровой.

Она перевернула и прочла:

— Ну, и как вам это? — горделиво подбоченясь, спросил Черноморов, — и чья рука начертала эти строки? А далее прочтите, то, что прозой написано.

Гончарова поднесла тетрадь ближе к глазам — почерк был слишком мелкий здесь — и стала медленно читать:

— «Пусть поэму мою почитают за вымысел, однако, сам я был свидетелем чудесного воскрешения молодого юноши, зарезанного помещиком в деревне Есеновичи. Проход к озеру с Мёртвой и Живой водой мной отмечен на карте. Однако чудо происходит только в присутствии особого человека, называемого на Руси волхвом, либо от силы любящего сердца».

— Вот так-то, други мои милые! — торжествующе воскликнул Харламыч, — он сам был свидетелем, то-то! Мне вы не верите — и ладно. А ему не поверить нельзя. Опять же: «есть многое на свете, друг Горацио…» Есть, друг Горацио, есть! А вы спрашиваете — чего это я радуюсь вашей любви неземной. А то и радуюсь, что ваше святое биополе откроет нам водичку! Да! Омоемся. Помолодеем, девушки снова нас полюбят. А уж карьеру какую зашибенную сделаем! Это вам не жалкий зав. архивом. С моим-то жизненным опытом, да с амбициями, да с молодой физиономией впридачу… Да я горы сверну! Виллу куплю себе на Средиземноморье! Супермодель с ногами от ушей в жёны возьму! Людишек тянет на макушку Валдая, а зачем, почему — не поймут. А я знаю! Вода Живая их зовёт! Итак, друзья мои, быстренько собирайтесь. Чайку хлебнём — и с вещами на выход. Беру вас всех с собой в поход. И тебя беру, бабушка, — хохотнул он, глянув на Гончарову.

— Сам ты дедушка, — огрызнулась она, — а я — девица на выданье. И ещё посмотрю, брать ли тебя с собой.

— Но, но! Это вы бросьте! — погрозил Харламыч, — я там все тропки знаю. Без меня вам и карта не поможет. Мне ведь для дела этого самой малости не хватало — Любви великой и всеобъемлющей. А теперь у нас, как в Греции, всё есть!

— Постойте-ка, — вскинулся Сергей, — сон мне снился какой-то… Что-то происходило там… Что же мне снилось? Жрецы египетские, катастрофа, всё рушилось у них над головой…

— Не пугайте, — поёжилась Гончарова, — вы имеете обыкновение видеть пророческие сны.

— А вот мы включим телевизор, — проговорил Иван, — да и посмотрим, что там новенького, в четыре утренние новости должны быть на российском канале, Евроньюс на русском языке.

Новости в самом деле уже передавали. И в числе прочего сообщили о том, что плазменные экраны, недавно таинственным образом появившиеся на улицах городов мира, внезапно ожили. На них транслируют видеозапись фильма о жизни и смерти Папы Римского Иоанна Павла Второго.

— Ай, да ну! — негромко воскликнул Иван и достал ноутбук из сумки. Он водрузил его на стол и открыл крышку. Гончарова тотчас выключила телевизор — то, что происходило на экране компьютера, было гораздо интереснее. Жрец Вуду напрягался изо всех сил, пытаясь пассами приподнять спящего на кушетке человека. Поодаль от жреца стояли Штайнмахер и генерал. И вдруг!..

Он, этот спящий, приподнялся! Ещё одно усилие жреца — и спящий встал! Встал и с закрытыми глазами пошёл прямо на камеру и на жреца, который пятился и пятился, а генерал и учёный, побелевшие от страха, смотрели с ужасом на это воскрешение… Тело жреца закрыло собой камеру. Экран погас.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Они вышли на улицу и Черноморов тщательно запер на несколько замков свой спецархив.

— Вот так, — пыхтел он, пряча ключи в карман, — как говорится, бережёного Бог бережёт, — а тетрадочку вы, уважаемая, зря в эту сумочку запрятали. Я сообщу об этом, куда следует. И о вашем компьютере всё расскажу. А что ещё вы прячете в этой сумке?

Сергей, в руках которого была пресловутая клетчатая сумка, молча шагал вслед за Иваном. Гончарова, которая и в самом деле перед уходом положила тетрадь в эту сумку, подтолкнула Харламыча:

— Идите впереди, а я за вами.

— Почему это? — спросил он, весело хохотнув, — боитесь, что сбегу? Куда я денусь? Я ведь надеюсь вас уговорить на этот турпоход за Мёртвой и Живой водой. Елизавета Елизаровна, что скажете?

Лиза, шагавшая рядом с Сергеем, промолчала.

— А почему это вы, дамочка, — вновь обратился Харламыч к Гончаровой, — так торопили нас уйти оттуда? Чаю попить не дали.

— Предчувствие нехорошее, — ответила та коротко.

— Ах, так у вас предчувствия бывают? Как всё запущено! Вы и в приметы верите, небось?

— Да, верю.

— Суеверная вы наша. А вот церковь нам говорит, что суеверие — грех.

— Я в церковь не хожу.

— Да? — заинтересовался Казимир Харламович и пристроился идти рядом с Гончаровой. Он был ниже её приблизительно на полголовы и вынужден был смотреть на неё снизу вверх.

— Безбожница, значит? Атеистка? — допытывался он.

— С чего это вы взяли? — возмутилась Гончарова, — я верю Богу.

— В Бога? — уточнил её назойливый собеседник.

— Я сказала то, что сказала.

— Мы вне конфессий! — ввязался в разговор Иван, шагавший впереди колонны.

— Вот именно, — согласилась Наталья Николаевна, — я верю Богу, но я вне конфессий. И что это вы ко мне привязались?

— Влюбился.

— Этого только не хватало.

Гончарова попыталась было обогнать его, но Харламыч не отставал.

— А куда вы ведёте меня под конвоем? — спрашивал он.

— Вот приведём, тогда узнаете.

На самом деле никто из них не знал, куда идти. После увиденного на экранах телевизора и компьютера Наталья Николаевна вдруг встревожилась и стала убеждать Ивана и Сергея немедленно покинуть помещение.

— Нас ищут, — говорила она, — заглядывая им по очереди в глаза, — нас ищут настоящие профи, и уж они-то нас найдут.

— Ночью все люди спят, — слабо сопротивлялся Сергей, которому не хотелось в такую рань тащиться неизвестно куда.

Но тревога Гончаровой оказалась заразительной. И вот теперь они шагали вверх по тропинке, думая, где бы им найти безопасное укрытие, а также — что делать с этой злосчастной информацией, которая столь неожиданно свалилась всем им на головы.

— Как думаешь, Иван, — начал Сергей, догоняя своего нового приятеля, — нам действительно стоит каким-то образом добраться до Кремля и попытаться прорваться хотя бы к какому-нибудь крупному чиновнику?

— Думаю, время пока терпит, — ответил тот.

— Но ведь они уже включили экраны по всему миру. Значит, надеются на успех своего Глобального Проекта.

— Это их тактика — постоянное и непрерывное наступательное продвижение к намеченной цели. Но, однако, их стратегические разработки не носят всеобъемлющего характера. Потому — неизбежные срывы. Ты же видел — что толку, что жрец Вуду поднял спящего с ложа? Неизвестно, чем это закончилось. Быть может, катастрофой для исполнителей, а значит и для разработчиков этого нового Проекта информационной войны.

— О чём это вы тут толкуете? — догнала их Гончарова, — о Третьей Мировой Информационной Войне? Многие в нашей замечательной стране не хотят даже слышать о ней, считают это досужей выдумкой перестраховщиков. Но этот Проект — он как раз часть её. Что, если им удастся пробудить спящего Мессию…

— Мессию? — прервал её Казимир Харламович, — вы сказали — Мессию? Так это был… там, в этом ноутбуке… Мессия? А ведь я что-то слышал об этом!

— Что? Где? — почти в голос воскликнули Гончарова и Сергей, останавливаясь и вопросительно глядя на Харламыча.

— Так я же член ЛДПР, — отвечал он, чрезвычайно довольный тем, что стал центром внимания, — а к нам сегодня приезжал сам Владимир Волкович — это мы так его зовём. Зверь-мужик! Он ещё всем покажет, всех построит. Да… О чём я? А, да! Вот он и говорил о каком-то Глобальном Проекте, о том, что будто бы с Плащаницы взяли кусочек ткани, пропитанной кровью распятого на кресте Иисуса Христа. Не знаю тонкостей этой технологии, но будто бы учёным удалось выделить клетки и произвести клонирование. Чушь! Волкович в это верит, а вот я нет. Хотя…. А! Так это он и был — там, на экране ноутбука? Ну, ничего себе! И что же теперь будет?

— Мы бы тоже хотели это знать, — бросил Сергей.

— Казимир Харламович, — спросила Лиза, — а что ещё вам сообщил ваш Волкович?

— Да больше, вроде ничего. Только сказал, что там, в Америке, разработали этот Проект, но мы, сказал он, совершим перехват управления.

Он не договорил. Позади что-то громыхнуло с такой силой, что все пару секунд стояли оглушённые. Затем предутреннее небо озарилось вспышкой.

— Горит! — завопил, что есть мочи Харламыч и бросился бежать назад по тропинке.

— Стойте, — схватил его Сергей.

— Да пусти ты, — вырывался Черноморов, — не видишь разве — архив горит! Ну, всё, пойду теперь под суд! Я так и знал, что эти газовщики под статью меня подведут. Ведь говорил же им, что трубы старые, что может быть протечка газа. Да пусти ты меня, чего вцепился?! Надо же вызвать пожарных, милицию!

— Я уже вызвал, — подошёл к ним Иван. В руке он держал мобильный телефон.

— Мне всё равно нужно туда! — кричал Казимир, — я же материально ответственный.

— Это не газ, — сказал Сергей.

— Не газ? — растерялся Харламыч, — а… что?

— Гранатомёт.

— Что-что?!

— Боже мой! — закричала в испуге Наталья Николаевна, — значит, мои предчувствия сбылись! Я знала, знала, что если мы оттуда не уберёмся, то нас ждёт именно это!

— Ух, ты! — Черноморов опустился на пенёк, — вот это да! А я-то, дурень, смеялся над тобой! Ну, спасибо. Можно сказать, спасла ты нас. Хотя… Какое там спасибо! Спецхран сгорел! Из-за вас! Это ведь за вами кто-то охотится.

Он медленно поднялся. Вид его был грозен. И всем его невольным спутникам вдруг показалось, что перед ними совершенно другой человек! Густые брови его сдвинулись, щёки слегка запали, кожа на скулах натянулась, губы сжались. Наклонив голову, он смотрел на Гончарову тяжёлым, немигающим взглядом. А затем заговорил тоном ниже обычного.

— Вы кто такие? Что здесь происходит? Самозванцы! Вы не из органов, иначе бы не убегали от бандитов. Мелкая сошка вы, шестёрки. Что — думаете, стибрили тетрадочку — и вам это с рук сойдёт? Да у меня такая крыша… Даже сам Волкович о ней не знает! Вас в порошок сотрут! И ноутбук отберут. Лучше отдайте его мне. Ну? Кому говорю? Отдайте! Втянули меня в криминальную историю — вот теперь и расхлёбывайте. Я здесь главный на данный момент. И всё, что в этой сумке — моё.

— Кажется, он пытается осуществить перехват управления, — усмехнулся Иван.

— Но, но, — стал надвигаться на него Казимир Харламович, — ещё потявкай тут, щенок!

— Казимир Харламович, — начала было Елизавета.

— И ты молчи! — огрызнулся он.

— Нет, вы послушайте, — упорствовала Лиза, — вам ведь нужна вода. И без нас вам её не добыть.

— И, между прочим, — заговорила Гончарова, — зря вы так уповаете на свою крышу. За нами гонятся коммандос из Америки. А уж они и вас, и вашу крышу сметут с пути и не заметят.

Харламыч переменился в лице и моментально и принял свой прежний дурашливый вид.

— То есть… как это? Я-то при чём? За вами охотятся. Вот вас пусть и убивают. А меня за что?

— Согласитесь, что если бы вы были сейчас вместе с нами там, убили бы и нас, и вас.

Казимир Харламович на секунду онемел от испуга.

— А ведь и правда, — сказал он, — надо бежать от вас подальше.

— Поздно! — зловеще ухмыльнулась Гончарова, — теперь и вы у бандитов под прицелом, — вы лучше вспомните, кому вы говорили, что отправились в этот архив.

— Да никому не говорил. Только жене, естественно. Как бы я объяснил ей, куда ухожу на ночь глядя?

Он спохватился:

— Дайте-ка телефон, я позвоню ей, узнаю — не приходил ли кто, не спрашивал обо мне.

— Нельзя, — сказал Иван.

— Как так — нельзя? Ой, кошмар какой! Ведь ей же скажут, что я погиб от взрыва! Дайте же телефон!

— Нельзя, — повторил Иван, — вот уляжется всё — тогда и объявитесь.

— Она же будет волноваться! — вскипел Харламыч, но тотчас же и успокоился.

— Она не будет волноваться. Наоборот — обрадуется. Подумает, что ей теперь все мои денежки достанутся. А вот и нет! — он торжествующе захохотал, — я всё продумал. Она и после моей смерти ничего не получит.

На какое-то время воцарилось молчание. Все пятеро стояли и смотрели на полыхающий в низине пожар.

— Этот дом, кажется, нежилой? — спросила тихо Лиза.

— Нет, — ответил Харламыч, — там конторы какие-то…

Он тоже примолк и не отрывал взгляда от полыхающего здания. Они стояли на взгорке, а рядом, за их спинами, начинался старый заброшенный яблоневый сад, над которым висел серп убывающей луны. И вдруг в этом саду защёлкал соловей! Сначала раз, другой, будто пробуя силы, а потом он залился такой самозабвенной трелью, что пожар внизу показался какой-то нелепостью, чем-то ненастоящим, несовместимым с реальностью! Как же так? Разве это возможно — пожар, несчастье, ужас, эти убийства, свидетелями которых они были, — и соловей, луна, затихший тёмный сад? Где же правда, где ложь? И почему всё это происходит одновременно?

Завыли пожарные сирены, к месту пожара стали собираться люди из близлежащих домов.

— Знаете, а нам ведь теперь можно и не прятаться, — сказала вдруг Елизавета, — те, кто преследовал нас, думают, что мы погибли.

— Да, можно не прятаться, но куда мы пойдём? — пожала плечами Гончарова, — домой? Спокойно разойдёмся по домам? Хорошо бы, конечно, да только всё-таки опасно.

Она вздохнула.

— Представляю, что творится в наших с вами домах. Наверняка бандиты побывали там, перевернули всё вверх дном. Ну, да ладно. Мы с вами выполняем работу государственной важности.

— Которую вам никто не поручал, — хохотнул Черноморов.

Наталья Николаевна не обратила на его слова никакого внимания.

— После того, как пожар будет потушен, — продолжала она, — обнаружится, что человеческих останков там нет. И где гарантия, что убийцы не узнают об этом?

— Пусть моя дорогая супружница немного поликует, — забормотал Харламыч со злорадством в голосе, — дам ей возможность сыграть в шоу под названием «вдова». У неё, кажется, молодой бой-френд имеется? Мне говорили, но я не очень верил. Вот и посмотрим. Когда они на мои денежки нацелятся, я — але-оп! — возникну из ниоткуда, и материализуюсь, аки дух святой, принявший плоть земную. Надо только сообразить, где переждать это время.

Он обратился к остальным четверым:

— Послушайте, ребята и… хм… девушки. Объясните мне, глупому, как долго мы должны скрываться? Ведь не всю жизнь? Если я правильно понимаю ход событий, то, как только начнётся их Глобальный Проект, то есть, как только он вступит в решающую фазу, им уже будет не важно, кто ещё о нём знает. Ведь так? Им ведь важно, чтобы никто ничего не заподозрил раньше времени и не сорвал преждевременной оглаской, не взбудоражил, так сказать, мировую общественность. Но, если так, то как только Мессия появится на всех этих огромнейших экранах по всему миру — нам гарантирована неприкосновенность. Потому что мы, как тот неуловимый ковбой из анекдота, никому на хрен не будем нужны. Прошу прощения у дам за слово «никому». И как? Я правильно всё понимаю?

— За исключением одного, — поправил Сергей, — мы не имеем права позволить этому Проекту вступить в решающую фазу.

— Но почему? — удивился Харламыч, — пусть.

— Во-первых, не известно, кто явится в теле Христа. Ведь, может статься, что и Антихрист. А, во-вторых, даже если это и впрямь именно Он, то это тоже небезопасно — под прикрытием авторитета Мессии грешные люди могут много чего натворить.

— Он же Мессия. Он им не позволит. Отделит зёрна от плевел.

— А вот вы сами куда попадёте? — съехидничала Гончарова, — в зёрна или же плевелы?

— А, — махнул ручкой Казимир Харламович, — я только пешка. До меня дело не дойдёт. Кому я нужен? Меня Мессия и в микроскоп не разглядит.

— А дьявол?

— Дьявол и подавно. На кой ему такая мелочь? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Чем и горжусь. Что толку высовываться? Многие навысовывались. И где они теперь? А я вот ползаю. Гажу на нашу грешную землю. Кстати, земля-то наша, в самом деле, вся грехом пропиталась. Кровушкой пролитой до самого ядра. Не кажется ли вам, мои попутчики невольные, что живём мы на самом деле не где-нибудь, а именно в аду? Ведь и в святых писаниях сказано, что нами правит дьявол. А где он правит? В Преисподней. И вот мы там. Ссылают сюда с небес самые грешные и заблудшие души и макают мордой в дерьмо. Разве не так? Вон, смотрите, какой пожар раздули! Всё в огне и дыму. А если бы мы были там? Вот то-то! Где ещё возможно такое — чтобы людей сжигать напалмом? Только в аду.

— Нет, милый мой, — возразила Гончарова, — жизнь — это школа.

— На крови? Ведь здесь все жрут друг друга. В прямом и переносном смысле. Вы только вдумайтесь — ведь каждый день на земле льётся кровь. Каждый день! Да что там — каждую минуту. Режут баранов и свиней. Стреляют зайчиков и белочек. Рыбку ловят. Она, бедняга, трепыхается, ловит ртом воздух, умирает, а рыбак торжествует: поймал! В супермаркет зашёл — там раки ползают живые в таком аквариуме огромном. Налетай, покупай, деликатес. Их, небось, в кипяток живыми бросят. И что, это — не ад? Чего ханжите и придуриваетесь? Сами себе мозги запудрили — и живёте, не тужите. Вы только гитлеров видите, да чикатил, а свои брёвна в глазу не замечаете. Вы все белые да пушистые. А шашлычок-то вкушаете.

Колбаску жуёте да нахваливаете — ай, как вкусненько, жирненько. А то, что бедные животные жизнь отдают за то, чтоб вы набили брюхи — об этом вы не думаете!

— А вы?! — воскликнула Елизавета, — вы что же, вегетарианец? — Я — нет, — торжественно провозгласил Харламыч, — так ведь я и не лезу в святые. Честно и откровенно заявляю: я есть прислужник всех нечистых. И мы все тут живём, как нам брюхо велит. Разводим скот, чтобы потом его прирезать и сожрать. А кое-кто и криминала не чурается. Вот Раскольников у Достоевского спрашивал себя: «Я тварь дрожащая или право имею?» Решил, что имеет. И тюкнул топором старушку. Это что — тоже школа? Чему мы можем обучаться, когда кругом одна несправедливость? И кто несправедливее — тот и благоденствует. Вон, понастроили — махнул он рукой, указывая на особняки на противоположном берегу Волги, — и ничего! Живут себе и наслаждаются. И правильно. Урвал кусок себе в этом аду — чавкай, да помалкивай. А то — «школа»! Рассказывайте сказки.

— А я ещё раз повторяю — жизнь — это школа, — настаивала Гончарова.

— А я ещё раз повторяю свой вопрос, — горячился Черноморов, — почему на крови?!

— А потому что вы иначе не поймёте!

— Ах, вот даже как!

— Да, так! Положа руку на сердце признайтесь — то, что мы получаем безо всяких усилий, мы не ценим. И только потеряв, мы начинаем осознавать, какое счастье привалило, а нам умишка не хватило удержать его. Трудности и несчастья, если не убивают нас, то делают сильнее. Причём, мы знаем это превосходно! И всё равно — пока гром не грянет… Пока на собственной шкуре не почувствуем… В общем, вы понимаете.

Она немного помолчала и затем продолжила с такой убеждённостью, что все невольно вслушивались в этот страстный монолог.

— Я знаю, верю, что Бог есть! Я получаю знаки и свидетельства того, что меня ведут по жизни. И ведут с любовью. Но и учат жестоко, если я проявляю своеволие. Но толпа своевольна всегда! Отсюда — кровь. Чтоб содрогались сердца. И чтобы не хотели повторения содеянного ими по тупоумию своему и агрессивности. Если какой-то козёл ведёт нас на бойню, то мы не должны идти туда покорно, как бараны. Вот ведь какая олицетворённая метафора, созданная самим укладом человеческой жизни. Будет жизнь чище, а помыслы выше — и уклад поменяется, и метафоры будут другими. Но человечество должно всё пропускать через сердце. А потому игрушки взрослых не деревянные, а из плоти и крови. Мы обучаемся, как дети, через игру. И нашу жизнь я называю, как и Шекспир, театром. Театром Тайны.

— Блаженная вы наша, — хмыкнул Харламыч, — весь мир для неё, видишь ли, театр. Заигралась. Так театр или школа? Уж выбрала бы что-нибудь одно.

— А театр — он и есть школа! Но только для особо одарённых! — вскипела Гончарова, — для тех, кто жаждет воспитания чувств, в ком есть потребность самосовершенствования. И взгляд на жизнь, как на театр, у меня вовсе не оттого, что я полная дурочка, а потому что я театр приемлю только по формуле «до полной гибели всерьёз». Вот такой театр для меня — школа воспитания чувств. А не тот, где кривляются и лгут каждым словом, каждым жестом. Да, жизнь жестока и несправедлива! Да, в ней гибнут в первую очередь беспомощные и невинные. Да, признаю, что это всё — подлинный ад! Но он создан для того, чтобы души омылись слезами и смыли с себя грязь, агрессию и чёрствость.

— Господи! — воскликнула вдруг она, — прости нас, грешных за то, что мы ищем тебе оправданий! Каждый художник, в какой бы области искусства он ни творил, всегда желает обелить Бога в глазах людей. Мы наблюдаем эту жизнь — порой чудовищно бессмысленную и несправедливую — и не можем поверить в то, что Бог именно так её замыслил и уготовил именно такую участь всему живому — смерть, небытие. Мы ищем утешения. Мы ищем оправдания действиям Бога. Я для себя почти нашла. Этот кровавый Театр Тайны лишь потому и существует, что мы ещё не созданы. Бог нас слепил из глины, но не довершил работу. Потому что он взял нас в помощники. Нам, полусотворённым, предоставляется уникальная возможность. Мы с Ним должны работать бок о бок. Должны стать Со-Творцами своей же собственной души.

Она словно бы выдохлась, выпалив этот монолог, и теперь молча смотрела на огонь, полыхающий там, внизу, в долине. Объятое пожаром здание архива находилось в конце городской набережной, совсем недалеко от центра города, который отсюда, с невысокого холма, был виден весь, как на ладони. Ещё горели фонари, а кое-где мелькал и свет в окнах. Там либо уже встали ранние пташки, либо ещё не ложились бессонные «совы».

И вдруг над городом, на северо-востоке, где-то в Заволжье, возник зелёный яркий луч. Возник и пропал.

— Что это было? — ахнула Елизавета.

И как будто в ответ полыхнуло уже на полнеба! Теперь мерцало и переливалось ослепительно-яркое свечение всех цветов радуги. Словно прозрачную светящуюся ткань набросили на небеса.

— Началось! — прошептала Гончарова.

— Что это? Что это? — кричал Харламыч срывающимся голосом, — это что происходит? Тарелка? Инопланетяне? Что-о-о?!

— Да замолчите вы! — прикрикнул на него Сергей.

Свечение неслось по небу, словно цунами по воде. Так же вздымались волны, с одной лишь разницей — то были волны бликов всех цветов радуги. А гребни светились яркой белизной. Но потом произошло нечто и вовсе невообразимое: медленно-медленно по небесам проскакал огромный всадник на белом коне. Это был рыцарь в чёрных доспехах и белых перчатках с раструбом. В руках у него были поводья, а позади, прижавшись к спине рыцаря, сидела дама в чёрном длинном платье под черной же кружевной вуалью. Рыцарь, словно прощаясь с землянами, поднял правую руку и скрылся за горизонтом.

— Это же всадник Апокалипсиса на бледном коне! — заорал Казимир Харламович.

Он упал на колени и начал исступленно креститься и бить земные поклоны.

— Прости нас, грешных, Господи, прости нас, — бормотал он в слезах.

— Прекратите истерику! — закричал на него Сергей, — здесь женщины. В конце-концов, нечего их пугать!

— А все погибнем, — продолжал бормотать Харламыч, — все — дети, женщины, мужчины, молодые и старые. Все!

Лиза прижалась к Сергею, Гончарова схватила за руку Ивана.

— Это действительно ужасно, — произнесла Наталья Николаевна, — если живы останемся — до конца своих дней не забудем.

— На это и расчет! — совершенно спокойно сказал Иван.

— Вы… Вам не страшно? — удивилась Гончарова.

— А чего тут бояться?

Иван пренебрежительно хмыкнул.

— Дешёвая комедия!

— Нет, ты не прав, мой юный друг! — возразил Сергей, — удовольствие не из дешёвых. Такое лазерное шоу стоит, на мой взгляд, миллиарды. Если учесть, что эти вот картинки на небесах по всей планете транслируют….

— И что? — хмыкнул Иван, — с аборигенами-исполнителями рассчитываются ничем не обеспеченными долларами. Включили печатный станок, пустых бумажек сколько надо отпечатали — и вперёд!

— Так это что — не Божья кара? — поднимаясь с колен, спросил Казимир Харламович.

— Да говорят же вам — обыкновенное, точнее, не совсем обыкновенное, а грандиозное, можно сказать, всемирное лазерное шоу, — с досадой произнёс Сергей, — но панику это представление вызовет нешуточную.

В домах и в самом деле повсюду зажглись огни, хотя и было ещё очень рано. Испуганные горожане выскакивали на улицу. В городе действительно начиналась паника. По улицам с воем неслись машины «скорой помощи», включалась автомобильная сигнализация. Но окончательно перепугал Иверичей рёв сигнала тревоги. Люди в ужасе заметались из стороны в сторону, ища укрытия. Они сбивали друг друга с ног, кричали, плакали. Забили церковные колокола, призывая заблудшие души под стены храмов. Началась даже частичная эвакуация — наиболее нервные граждане хватали деньги, ценности и документы и мчались на своих «Жигулях» и «Мерседесах» прочь из города.

А в небесах в зелёных, красных, жёлтых всполохах плясали чудовищные по своей величине фигуры, словно вся рать рогатых и хвостатых покинула геенну, вспрыгнула над землёй и грозила обрушиться вниз, на окончательно теряющих рассудок маленьких и несчастных людишек.

Сергей посмотрел на Ивана:

— Ну, юный друг, поведай нам, что теперь будет? Кажется, это то самое лазерное шоу, которое и обещал жрец Вуду? Отвечай. Объясни нам, убогим. Ведь ты всё знаешь. Ты же у нас член «СМЕРШ-Мидасу», не так ли?

— Это ты сказал, — буркнул Иван, — и не устраивай и ты ещё истерику. У нас для этого Харламыч есть.

— А вот это вы бросьте, — тотчас же отозвался тот, — от меня больше не дождётесь. Это был просто шок. А теперь я, напротив, очень и очень рад. Я понял — началась открытая фаза Глобального Проекта. Значит, мы никому больше на фиг не нужны. Вот и пойдём себе спокойно, добудем Мёртвой и Живой воды, будем торговать ею оптом и в розницу, разбогатеем, заодно омолодимся и вообще будем вечно жить и радоваться. Вперёд, за мной, к победе эгоизма!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Небесная феерия закончилась так же внезапно, как и началась. Свечение пропало и больше не появлялось.

— Миллиарды закончились, — пошутил Харламыч.

— Да нет, — возразила Гончарова, — просто у нас здесь рассвело. А там, где рассвет не наступил, феерия продолжается или же начинается — смотря по времени.

— А нам они что приготовили? — спросила бледная и уставшая Елизавета.

— А здесь теперь, наверное, начнут показывать на макси-мониторах какую-нибудь пакость, — вздохнула Гончарова.

На востоке занимался рассвет. Небо окрасилось алыми бликами. Пятеро усталых, невыспавшихся и голодных людей шагали по тропе над Волгой прочь от города, где их измучили постоянным незримым присутствием бежавшие по их следам враги. Впереди виднелась небольшая рощица. В ней можно было укрыться на время и обдумать создавшееся положение, принять какое-то решение. Здесь было несколько поваленных деревьев, а также пни. Путники расселись и некоторое время все молчали.

— Иван, а куда это вы отлучались вечером? — спросила вдруг Лиза, — вас не было целых полчаса.

— Гулял, — улыбнулся Иван.

— А почему в валенках и с наклеенной бородой? Я всё видела.

— Ходил на свидание под прикрытием. Не хотел, чтобы любимая девушка увязалась за мной. Я представился собственным дедушкой и наврал ей, что в Москву уехал.

— Это сейчас вы врёте, — надулась Лиза, — кто вы такой? Вошли в наш дружный коллектив, а мы ничего о вас не знаем. Может, вы с криминалом связаны, а от нас добиваетесь, чтобы мы добровольно отдали вам эту сумку с ноутбуком.

— Там ещё деньги, между прочим, — шепнул ей на ухо Иван.

— Вот именно, — огрызнулась Лиза.

Сергей обнял её за плечо и улыбнулся Ивану:

— Она просто устала.

— И ещё как! — вздохнула Лиза.

— А ты и вправду уходил, я тоже видел, — добавил Громов, — любопытно было бы узнать — куда. На сходку «СМЕРШевцев»? Примешь меня в свою организацию?

— И меня! — встряла Лиза.

— А без меня вам уж точно не обойтись, — поддержала идею вступления в тайную организацию Гончарова.

— А вот я лично — пас, — заявил Черноморов, — я бы и в ЛДПР не вступил, если бы не наш лидер. За таким точно не пропадёшь!

— Спорное заявление, — качнул головой Сергей.

Снова повисло молчание.

— Я был бы не прочь перекусить, — вздохнул Харламыч.

— А, между прочим, — проговорила вдруг Наталья Николаевна с хитрой усмешкой, — у меня есть для вас сюрприз. Здесь неподалёку живёт моя приятельница. Точнее, здесь у неё дача. Домик в деревне. Там и «энзе» имеется — чаёк, сухарики, соленья-варенья. Я знаю, где и ключ лежит. Я вас лишила завтрака, я вас и накормлю.

— Вы просто чудо! — в восторге воскликнула Лиза, — по правде говоря, мне эти скитания как-то уже поднадоели.

— Подъём! — скомандовала Гончарова, — вперёд и с песней!

Первое, что они обнаружили при входе в деревню, была огромная толпа людей. По их внешнему виду можно было определить, что лишь немногие из них являлись деревенскими жителями, большая часть подпадала под категорию дачников.

— И здесь народ взбудоражен, — вздохнула горестно актриса, — надеюсь, в панике никого не убили.

Но опасения её были излишними — за поворотом они увидели огромный плазменный экран на высоком металлическом стержне. Внимание толпы было приковано к изображению. Удивительно красивая девушка, платиновая блондинка, смотрела оттуда в упор на зрителей.

— Вы были правы, Наталья Николаевна, — сказала Лиза, — начался новый этап промывания мозгов.

Девица на экране вдруг оскалила зубы, демонстрируя их белизну.

— Это она так улыбается, — сказал Сергей, — спокойствие. Сейчас всё непременно разъяснится.

Блондинка перестала скалиться и бойко затараторила заученный текст:

— Салон «Имиджмейкер», — говорила она, — ждёт вас ежедневно с восьми утра до восьми вечера. Стоимость входного билета — всего сто долларов, а выглядеть будете на тысячу. В нашем салоне в любое время вам могут быть предоставлены любые услуги по вашему желанию, а также выполнен заказ на разработку вашего нового имиджа по моделям «Барби-2006» мужского, женского и среднего пола. С нашей помощью вы приобретёте не только новый имидж, но также и новые деловые качества. В нашем салоне существует отделение сайентологии, где по методике Рона Хаббарда вам изменят человечный строй психики на демонический, что воспитает в вас качества лидера. У нас вы овладеете системой знаний, дающих возможность выбросить, как ненужный хлам, чувства жалости и сострадания. Вас обучат методу безэмоционального общения, гарантирующему взлёт карьеры. Мы вас научим существованию без слёз, без жизни, без любви!..

— Это просто дурацкая реклама, — произнесла Елизавета, увидев на лице мужа недоумение и даже некоторый испуг.

— Да, да, — кивнул он, — теперь я понял. Но очень уж необычная. Ты не находишь?

— Мы попали в водоворот необычного времени, — присоединилась к их разговору Гончарова.

А на экране стройными рядами уже шли узкобёдрые девушки с голыми пупками и юноши с длинными серьгами в ушах. Ходили они очень странно — сначала высоко поднимали ногу, а затем ставили её точно впереди другой. От этого походка была шатающейся и неуравновешенной.

Деревенские женщины, глядя на них, стали хихикать:

— И как же они не падают, бедняги?

— Пьяные или обкуренные, — фыркнул с презрением пожилой мужчина.

— Не понимаешь ты, Фёдор Николаич, нынешнюю молодёжь, — с улыбкой произнесла полногрудая красавица лет сорока, — это ж модели. Им положено ходить, как пьяные матросы на берегу.

— А пупки голые зачем? — сплюнул старик, — и мужики какие-то… Тоже на девок смахивают. Да ну их!

Он повернулся и пошёл прочь. Потянулись за ним и остальные деревенские жители. Они переговаривались на ходу:

— А ночью что устроили, поганцы! — возмущалась одна из женщин, — всё небо засветили. Картинки гадостные показывали, чертей рогатых, тьфу!

— А вот теперь вы, дамочки, невежество своё обнаружили, — донёсся до стоявших у экрана голос Фёдора Николаевича, — это есть лазерное шоу. Молодёжь в ночных клубах им развлекается. Вот и нам свои игрушки решили показать. А вы уж испугались.

Кто-то из дачников заметил:

— Испугаешься тут, когда бледные всадники скачут по небу. За такие игрушки надо в тюрьму сажать. Куда только милиция смотрит?!

— Вот вам пример благоразумия, — хихикнула Наталья Николаевна, — наш сельский житель непоколебим! Горожане в истерике, а этим хоть бы хны! Театр Тайны в действии. Одни играют в нём злодеев, у других амплуа простаков. И — риторический вопрос: герои где?! Нет, они есть, конечно, есть. Но в очень ограниченном количестве.

Между тем, мужчины внимательно озирали окрестности. Никаких подозрительных личностей вокруг как будто бы не наблюдалось. Гончарова повела скитальцев к дому своей приятельницы.

— Нет, — говорила Лиза, шагая рядом с ней, — я с вами, Наталья Николаевна, не согласна. Наша жизнь теперь никакой не Театр Тайны. Слишком красивое определение. Теперь она — Театр Абсурда.

— А я вам говорю, что ад! — встрял семенивший вслед за ними Черноморов, — я, например, в этом аду мелким бесом работаю. А желание моё таково, чтобы стать крупным. Да. А что? Нынче злодеем быть престижно. Кто прихватил побольше — тот и в дамках! Народ у нас завидовать горазд. А ты не завидуй. Ты покрутись, как белка в колесе, тогда и поймёшь, как они, денежки-то, достаются. Я вон в молодости чем только не занимался — и фарцевал, и спекулировал, а всё равно большого капитала не нажил. Боялся раскрутиться. А теперь — простор! Сплошное потреблятство! Сколько хочешь, столько и потребляй, пока не лопнешь. Сколько хочешь, столько и зарабатывай — хоть честным трудом, хоть нечестным — никого не волнует. Не пойман — не вор. Красота! Да вот силёнки уже не те. А потому я всё равно вас, господа хорошие, подобью на это мокрое дело — водичку Живую и Мёртвую раздобыть. Эх, не понимаете вы, какие клады и заначки на Руси ещё имеются. Вам вот тетрадочка попала в руки, а вы всё больше на портретик смотрели, выискивали — похож ли Путин на Пушкина, а Пушкин на Путина. Да ещё Мону Лизу туда приплели. Это фантазия Поэта. А вы бросаетесь на фантазии, выгоды не понимаете. А вода — материальная субстанция. И с ней мы все разбогатеем. Её же можно продавать! Дадим рекламу вот на этих огромных экранах. Очень кстати их понаставили повсюду! Предъявим наши фото. До употребления и после. Я на одной фотографии буду такой, — тут он покрутился, демонстрируя себя, — а на второй — после употребления водички — как минимум, лет на двадцать моложе. Чуете, чем дело пахнет? Миллиардами, братцы мои, миллиардами! Что там Борзовский, Ходорковский, Абрамович — сам Билл Гейтс отдыхает! Ну, убедил я вас?

— Да помолчите вы! — прицыкнула на него Гончарова, открывая калитку в низком заборе из штакетника, — я вот что думаю, — говорила она, ведя их к дому, — почему все эти девицы из рекламы так похожи одна на другую? И все, как одна — на куклу Барби? И вот что я скажу вам, — она остановилась у самого крыльца, — всё-таки внешность и в самом деле изменяет информация. Ведь не было таких совершенно одинаковых лиц ещё каких-то лет пятнадцать-двадцать назад! Ну, не было — и всё тут! А в Америке были! Там либо уродливые толстяки еле ползали по улицам, либо мелькали на экране красивые, но стандартные, как будто отштампованные на конвейере лица! Кстати, откуда толстяки берутся? Думаете, от хот-догов? Отнюдь. Их сделала такими искажённая информация. Там, где всё перевёрнуто с ног на голову, люди путаются во лжи и глупеют. Как следствие — отсутствие чувства насыщения.

— Но, если говорить об Америке, то ведь красавцы-то там есть! — не сдавался Харламыч.

— Красавцы есть, — согласилась Гончарова, — объясню, в чём тут дело. Красавцы те, в ком преобладает демонический строй психики. Взять певицу Мадонну. Как она сделала такую блестящую карьеру при своих более чем скромных вокальных данных? То-то. У всех успешных карьеристов — демонический строй психики. Те же, кто им подвластен, кто внимает им, стоя в толпе себе подобных, по большей части — люди с животным строем психики. Они-то и становятся глупцами без чувства насыщения. И я ещё пятнадцать лет назад задумалась — а случайно ли это?! И теперь окончательно уверилась — нет никакой случайности. Это — закономерность.

Потому что в течение последних пятнадцати-двадцати лет у нас стало происходить то же самое. Тут о наследственности даже речи быть не может! Хотя Пушкин, конечно, прав — проследить в перспективе, каким может стать потомок того или иного человека, что, по мнению Пушкина, и сотворил Леонардо в портрете Моны Лизы — это всё правильно и замечательно. Но мы живём в такое время, когда качественное изменение происходит на наших глазах! Лица и вообще внешность меняет информация, которую мы впитываем. И кто что вбирает в себя — тот то и получает.

— Как говорится, получите и распишитесь! — хохотнул Харламыч, — это я понимаю. С этим я согласен. Вот я — человек добрый. А потому я маленький и пухленький, уютненький, сладенький. Елизавета Елизаровна, разве я не хороший начальник? Разве я притесняю вас? Придираюсь?

— Нет, — улыбнулась Лиза.

— Что — нет? Нет, не придираюсь? Или нет — не хороший?

— Нет, не придираетесь.

— Ну, вот. А вы, родственник Президента Путина, мнимый Иван Иваныч или Сидор Сидорович, вы что молчите?

— Ну, вот и до Ивана добрался! — вздохнула Гончарова, — и хватит топтаться во дворе, откройте лучше дверь. Ключ там, на притолоке…

Но тут дверь распахнулась сама! На пороге в отличном дорогом костюме и шикарных ботинках возник сам лидер Либерально-Демократической партии Владимир Вольфович Жареноскин! Уперев руку в бок, он с торжеством смотрел на онемевших от удивления сограждан. Они стояли внизу, у подножия крыльца, а он — наверху, как ему и положено по статусу.

— Владимир Волкович! — придушенно пискнул Харламыч, — то есть… Вольфович!

— Ничего, ничего, — благодушно заулыбался Жареноскин, — я знаю, что вы меня так зовёте. Мне даже нравится. Волк! Зверь! Хищник! Всех порву на куски! Слышали, как я в своё время Буша приветствовал из Ирака? То есть, не я, конечно, а человек, похожий на меня. Я ему всё сказал! Я ещё покажу им всем! Сделаю себе американское гражданство и сам пойду на выборы. Американский народ меня выберет, однозначно. Когда я стану президентом США, там будет настоящая демократия. Я прекращу всю эту политику двойных стандартов. Я принесу мир на планету земля! Больше никто никого бомбить не будет! Только дайте мне этот ядерный чемоданчик. Где он? Я знаю, он у вас. Вот в этой сумке? — спросил он у Сергея. — Давай сюда. Это же ядерный чемоданчик. Вы не можете его держать у себя. Это же информационное оружие. На планете земля идёт Третья Мировая Информационная война, а этот чемоданчик по своему содержимому, по той информации, что в нём находится, равен ядерному чемоданчику. Он взорвёт всю планету! Вы представляете, если они успеют разбудить Мессию — что это будет? Весь христианский, да и мусульманский мир встанет на уши! Живой Христос! Второе Пришествие! Чудо свершилось! Готовьтесь к Страшному Суду! Учёные всего мира потребуют провести генетическую экспертизу. И они разрешат её! Ватикан будет вынужден выдать им Плащаницу для её проведения. Всё будет чин по чину, не подкопаешься. И сам Мессия будет и воду в вино превращать, и больных исцелять, и Лазарей усопших воскрешать, будьте уверены. Сейчас такие препараты психотропные существуют, что сам Мессия против них будет бессилен. Так что наша задача — принять решение на государственном уровне и как можно скорее обнародовать эту информацию, раскрыть их преступный замысел. Давайте чемоданчик, ну, же! Я его Президенту лично доставлю, Владимиру Владимировичу Путину. У меня вертолёт за деревней стоит на парах, бак под завязку заправлен — садись и лети. Ну, в чём проблема?

И тут его взгляд сфокусировался на Иване.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Он молча вглядывался в лицо молодого человека. Потом медленно сошёл по ступенькам крыльца вниз и, остановившись напротив Ивана, тихо спросил:

— Ты его родственник?

— Чей? — усмехнулся Иван.

А, между тем, его друзья и спутники взирали на Ивана с неменьшим удивлением, чем Жареноскин. Всё дело в том, что в эту самую минуту Иван не просто отдалённо напоминал внешностью Президента, а был почти что его двойником! Те же внимательные ярко-синие глаза, та же усмешка и та же выправка. Если бы не светлые волосы, забранные в байкерский хвостик, да не юный возраст Ивана — они были бы полными двойниками!

— Как это получается у вас, Иван? — ошеломлённо спросила Лиза, — вы ведь и в самом деле с каждым часом всё больше и больше становитесь похожи на Владимира Путина?!

— А это информация работает, — ответил за него Сергей, — тебе же только что Наталья Николаевна целую лекцию прочла про то, как информация меняет внешность. Вот она и меняет Ивана. Он вместе с нашим информационно-ядерным чемоданчиком взвалил на себя груз проблем и забот. И груз глобальной ответственности за весь мир…

— Ах, так всё-таки чемоданчик у вас?! — вскричал пришедший в себя лидер ЛДПР, — я так и знал! Давайте его сюда!

Он снова глянул на Ивана.

— Я готов разделить с вами эту ответственность. ЛДПР была готова взять на себя управление Россией, но мы также можем взять на себя ответственность и за весь мир! Вертолёт ждёт нас. Садимся в него — и вперёд! В Москву! В Кремль!

— А вы не хотите сначала взглянуть на этот чемоданчик? — спросила Гончарова.

— В самолёте взгляну.

Но Сергей со своей бесценной клетчатой сумкой, а за ним и Иван с непременным своим рюкзачком поднялись по ступеням.

— Прошу, прошу, — спохватился Жареноскин, — мои люди тут самоварчик вздули, стол накрыли. Чайком побалуемся, потолкуем.

— А как же вы нашли нас? — удивлялась Гончарова.

— Элементарно, Ватсон. У меня везде свои люди. Они мне сообщили, что вы моего человека вызвали в архив, потом — что на вас вышли эти америкосы. Архив взорвали, но мои люди шли за вами по пятам. Когда мы поняли, что вы вошли в деревню, они мне отзвонились, и я тут же сюда прилетел. А уж дом вашей приятельницы найти было — раз плюнуть. Эти америкосы, лопухи, думают, что вы погибли вместе с архивом. Это наш козырь. Мы их опережаем на несколько ходов…. Шах и мат! И мы — в дамках! И всё благодаря ЛДПР. А Борзовский с этой Лесей Украинкой хотели обыграть меня. Кого?! Меня! Вы видели, какое кино они нам показали? Это же их проделки — америкосов и их приспешников, шестёрок этих. За одну ночь наставили по всему миру плазменных экранов. На наши деньги! Весь мир обворовали и жируют. Но я все планы поломаю. Вы бы видели, что тут творилось. Вся деревня стояла на ушах, когда я прилетел. А я им с вертолёта объявил: — Не бойтесь ничего! Вам показали просто лазерное шоу. Как в ночном клубе. Это проделки Мариелены Прайс! Она на выборы хочет идти, стать президентом США! Ничего не выйдет! Я — новый президент Соединённых Штатов! Изберусь и присоединю Америку к России! Мы там свои порядки установим! Там будет подлинная демократия!

Черноморов зааплодировал. Воодушевлённый его аплодисментами, Владимир Вольфович хотел было продолжить пламенную речь, но тут заметил, что аудитория перестала внимать ему. Сергей, Иван и Лиза вошли в дом. Наталья Николаевна, помедлив, двинулась за ними. Вздохнув, Жареноскин, последовал её примеру. Верный помощник сопровождал его.

В большой комнате имелся и в самом деле богато накрытый к чаю стол, где манили различные закуски, выпечка и бутерброды с дорогими нарезками. Лиза упала на стоявший у стены диван и, простонав:

— Наконец-то можно передохнуть! — прикрыла глаза.

Гончарова присела с ней рядом и тоже глубоко вздохнула.

Лидер ЛДПР уселся в странное кресло во главе стола. Это было даже не кресло, а настоящий царский трон, отделанный шкурой леопарда.

Жареноскин похлопал рукой по подлокотнику и с гордостью произнёс:

— Из ценных пород дерева.

— А шкура? — спросила Лиза.

— Настоящая! — заверил вице спикер. Слегка раздвинув ноги, он указал на хвост леопарда, свисавший с кресла, — видите — хвост леопарда. Если подёргать за него и загадать желание — сбудется. Так что это не просто кресло — магический трон бедуина. Мне его друг подарил, ливийский лидер Муаммар Каддафи. Я его всюду с собой вожу. Даже в Кремль. Приглашают — пожалуйста, прихожу. Но со своим пьедесталом.

— Ах, — вздохнула Наталья Николаевна, — мне лично, например, не нужен царский трон! Мне бы в свою кроватку, с книжкой…

— Что это ваши дамы так притомились? — попенял Жареноскин, обращаясь к Сергею с Иваном, — женщин надо беречь. Я, например, в своей предвыборной программе пообещал каждой женщине по мужчине. Можно даже институт многожёнства ввести, как на Востоке. А что? Мужчин-то не хватает. Почему она должна одна растить ребёнка? Сделал своё дело — женись. Любишь грешить — зарабатывай, вкалывай, содержи всех своих жён. Беречь, беречь надо женщин. А вы их втянули в такое опасное мероприятие.

Сергей хмыкнул и ничего не ответил.

— Мы не в претензии, — сказала Лиза и предложила:

— Сначала выпьем чаю, потом всё остальное.

Все, кроме Жареноскина, набросились на еду.

— Кушайте, кушайте, — угощал он, — не стесняйтесь. Всё свеженькое. Плюшки сам пёк. Я же пензюк. В Пензе родился. У меня в Пензе родовое имение. Там плюшки уважают. Да. Расстегайчики, плюшки… Настоящая русская еда. Не то, что америкосские хотдоги. С тех, кто хот-доги ест, надо налоги брать. Скоро я инициирую такой закон.

— За что вы так не любите американцев? — спросила Лиза, прихлёбывая чай.

— А за что их любить? — вскинулся Жареноскин, — со всего света сбежались бандюки и каторжане во время золотой лихорадки, уничтожили коренное население, а теперь всему миру диктуют, как надо жить.

— Но ведь честных людей там больше, — настаивала Лиза.

— Не знаю. Не считал. Но почему-то бандюкам там привольнее. И наши бандюки туда бегут. А кто придумал Тайное Мировое Правительство? Они же. О! — воскликнул он вдруг, — сейчас будет сюрприз. Эксклюзив! Ещё никто не слышал. Вам первым выпала такая честь. Потому что у вас чемоданчик. За это я вас награждаю. За то, что спасли народное достояние.

Он вынул из кармана крохотный цифровой диктофон.

— Я пишу книгу, — пояснил Жареноскин, — называется «Евангелие от ТМП» ТМП — это аббревиатура. Тайное Мировое Правительство. Здесь первая глава. Слушайте.

Он положил диктофон на стол и включил его. Оттуда донёсся его бодрый жизнерадостный голос.

— Примечание автора, — вещал этот голос, — я долго думал, почему так легко развалился Советский Союз. И понял, что сработал механизм сарафанного радио. Теперь это называется «сетевой маркетинг». Всё очень просто. Простым людям методично, изо дня в день, из года в год капают на мозги. Съездит какой-нибудь чиновник за границу, привезёт жене шмоток и жрачки, а та похвасталась подруге. И пошло! И сарафанное радио заработало. Из уст в уста передают очень нужную кое-кому информацию: там, за границей, столько сортов колбасы, что наши туристы в обморок падают у прилавков. А если к сарафанному радио добавить разные журнальчики — «Посев» какой-нибудь, да радио — «Голос Америки», к примеру? Уже получается настоящая Информационная война. Ещё Ален Даллес написал целый философский трактат на тему: «Как развалить СССР». Даже стрелять не надо, говорил он. Безо всякой войны развалим. С помощью одной только информации. Средний класс — чиновничество, интеллигенцию — заразим вещизмом и карьеризмом, рабочих и крестьян — алкоголизмом. Детей и родителей перессорим. И ведь сработало! А я сочинил свой трактат в качестве предупреждения и профилактики сегодняшним проискам наших оппонентов. Россия — богатейшая страна, она всегда будет манить разного рода деятелей, всегда будет жирным пирогом, который хочется заглотить. Только подавятся! Потому что я, вице спикер Государственной думы, стою на страже интересов своей любимой родины. Вот так. Я сочинил трактат от имени ТМП — Тайного Мирового Правительства. Они сами не додумались, а я за них написал. Значит, что они с нами должны сделать? Перво-наперво, продолжать разделять и властвовать. Как в Древнем Риме: «разделяй и властвуй». Такой принцип. Детям, подросткам внушать мысль — родители враги. Родители не понимают их. Родители запрещают им слушать тяжёлый рок, курить, пробовать наркотики. Родители плохие. А зато есть учителя. Не в школе, так психологов каких-нибудь отвязных найти. Пусть внушают, что рок — это свобода, что покурить иногда совсем не вредно, наоборот, полезный опыт. Пиво вообще вне конкуренции. Само собой — хот-доги, пепси-кола. Помните этот лозунг: «Бери от жизни всё»! И пацанят показывают с пепси-колой. А там одна отрава. Энергетики. Высасывают силы. Не дают энергию, а, наоборот, забирают. Сначала взбадривают, а потом отнимают в десять раз больше. И подсаживают на них. Вообще пропагандировать свободу для детей. Родила в 14 лет? Прекрасно! Надо об этом раструбить на всю страну! Вроде бы с благими намерениями, но информация-то распространяется! Ещё какая-нибудь дурочка посмотрит — у той вышло, ничего с ней не сделали, ещё и по телевизору показали, и спонсоров нашли, чтобы материально поддержать. Значит, можно и мне попробовать сексом заняться. А в некоторых школах ещё и уроки сексуального воспитания проводят. Учат презерватив на искусственный член надевать. Надо внушать ребёнку, что ему можно всё, как взрослому. Свобода! А если родитель тебя шлёпнул — настучи на него. Родительских прав лишат — и все довольны. Кем вырастет ребёнок без родительского присмотра? Идиотом. Зомби. Лепи из него любого подонка! Девчонок — на панель. Да и мальчишек тоже. Трави всех пищей непотребной, напитками канцерогенными — и население будет продолжать сокращаться безо всякой войны.

— Хватит! — взмолилась Гончарова, — у меня аппетит пропал. Мы и без вас всё это знаем.

— Это вы знаете, — парировал Владимир Вольфович, отключая диктофон, — а простой народ верит всему, что на него льётся из «ящика» сплошным потоком.

Он налил себе чаю и одним махом осушил чашку.

После того, как все насытились, и стол освободили от тарелок и самовара, Сергей водрузил на стол сумку и достал ноутбук.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился Владимир Вольфович, — посмотрим, какую дезу сляпали америкосы.

Сергей открыл крышку.

Спящий лежал на кушетке. Рядом стоял Аарон и пристально смотрел ему в лицо. Затем неслышными шагами вошёл Зинедин и остановился неподалёку. Аарон оглянулся.

Сергей шёпотом произнёс:

— Тишина. Я буду переводить.

И на экране тотчас же начался диалог.

— Ты знаешь, кто это? — спросил Аарон.

— Иса, — ответил Зинедин.

Они немного помолчали.

— Ты давно догадался? — спросил вновь Аарон.

— Давно, — кивнул немногословный Зинедин.

— Нас используют «втёмную» — продолжал Аарон, — это достаточно противно. Но, знаешь, я вообще-то хотел, чтобы Он пришёл во второй раз и кое-что нам объяснил. Недавно в Интернете я прочитал исследование русских учёных. В нём проведён анализ истории человечества на протяжении, как минимум, трёх тысячелетий. И там впервые проводится разгерметизация суперсекретной информации о способах и методах достижения и удержания глобальной власти на земле. Что удивительно — термин «глобализация» возник недавно, а глобальная власть существует на протяжении тысячелетий! Только никто об этом не подозревал. То есть, подозревали, конечно, но на уровне догадок. Слишком уж фантастичным это представлялось не искушенным в политике умам. Мы ведь думали как? Это сейчас существуют целые институты, разрабатывающие различные концепции управления. А в древности всё протекало стихийно. Так вот — нет! И всем нашим политтехнологам далеко до древних знахарей.

Аарон тяжело вздохнул.

— Я не хочу быть зомби. Я не хочу работать на чужую концепцию, где мне отводится роль пчёлки, разносящей угодную кому-то информацию или дезинформацию. И не рвусь в «господа». Я — учёный. Но вот вопрос — удастся ли мне поговорить с Ним, если Он воскреснет? Или его успеют превратить в своё послушное орудие те, кто замыслил Глобальный Проект? Как ты думаешь, что теперь будет?

Зинедин пожал плечами:

— Один Аллах, да будет благословенно имя Его, может об этом знать.

— Вот-вот, — усмехнулся Аарон, — если их замысел удастся, то под знаменем Свободы и Демократии и с именем Иисуса на устах начнётся Третья Мировая.

— Она давно идёт. И началась сразу после Второй. Или ты не заметил?

— Я же не идиот. Только пока война информационная….

— Которая тоже приносит немалые жертвы.

— Конечно. Но если начнётся ядерная….

— Когда начнётся, тогда же и закончится. Только людей уже не будет.

— Что будем делать? Штайнмахер болен…

— Да, хорошо его отделали.

— А ты думаешь, нас отсюда выпустят?

Зинедин не успел ответить. В помещении появились Везенталь, жрец Вуду и с ними третий — худой, очень высокого роста, с невероятно странной внешностью. Черты лица его были красивы и, в то же время, неприятны. Они напоминали черты лица древнеегипетской красавицы Нефертити, только у той, судя по найденным её изображениям, глаза были подрисованы, а у вошедшего они такими — удлинёнными до самых висков — были на самом деле! И поражал его бритый затылок. Он был вытянут в форме яйца, но не вертикально, а горизонтально!

— Я уже его видел! Во сне! — не удержавшись, воскликнул Сергей, но тут же вынужден был вновь заняться переводом.

Первым, после того, как вышли Зинедин с Аароном, заговорил странный высокий человек.

— Ну, как, ничего у вас не получается, милейший?

Он обращался к жрецу Вуду.

— Уже почти проснулся, — заговорил тот виновато, — даже встал…

— Да, да, я в курсе, — сквозь зубы процедил длинный, — до полусмерти напугал тут вас. Ну, ладно….

— Может, созвать Большой Совет? — спросил жрец.

— Боюсь, даже всех ваших объединённых усилий будет недостаточно для того, чтобы разбудить Его.

Везенталь не участвовал в их разговоре. Он держался в сторонке и, видно было по его лицу, что он сильно напуган.

— А что же делать? — спросил жрец.

— Вам — ничего. Вы больше не нужны, — ответил длинный.

— Меня убьют?! — закричал жрец в ужасе.

— Вот идиот, — пробормотал длинный.

Он подошёл к лежавшему на кушетке человеку и провёл ладонью над его лицом. Спящий открыл глаза.

— Ты меня видишь? — спросил длинный.

— Да, — ответил проснувшийся.

— Ты повинуешься мне?

— Нет.

И глаза его снова закрылись. Длинный немного постоял в задумчивости, затем повернулся и вышел. Везенталь и жрец двинулись вслед за ним.

Сергей Громов закрыл крышку ноутбука. Некоторое время все молчали. Жареноскин встал, снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. Затем прошёлся по деревенской горнице, оглядывая её, трогая безделушки на этажерке с книгами и резными фигурками, подошёл к окну, постоял, заложив руки за спину, наконец произнёс:

— Да… Это действительно серьёзно. Мой человек не врал. Эти молодые ребята оттуда, — он ткнул пальцем в сторону ноутбука, — правы. Под прикрытием Мессии можно такого натворить… Потому что главное — это идеология. Я же недаром пишу свою книгу. Вот подтверждение. Всё правда. Информационное оружие. Оно не хуже ядерного. Проникает повсюду и действует, как радиация. А толпа… Она и есть толпа. Кстати, я так и не понял — как же к вам ноутбук попал?

— Совершенно случайно, — ответила Гончарова, — вот его — тут она указала на Сергея, — приняли за связного.

— А вы причём?

— А я, на свою голову, оказалась в ненужном месте в ненужное время. А это Лиза, жена Сергея. Это Иван. Он в музее работает. Помог нам скрыться.

— Ну до чего же похож на Президента! — восхитился Жареноскин, — хочешь, сделаю тебя Преемником? Я всё могу. ЛДПР ещё себя покажет!

Он вдруг устало вздохнул и уселся верхом на стул, положив голову на скрещенные руки.

— Что делать-то будем? — спросил он тихо и без прежней бравады.

— А за Мёртвой водой лететь! — вдруг оживился его помощник, до сих пор скромно державшийся в тени лидера.

— Куда-куда? — поднял голову Жареноскин.

— За самой что ни на есть настоящей Мёртвой и Живой водой!

— утвердительно закивал головой Харламыч. И приказал:

— Покажите-ка Волковичу тетрадь.

— Что за тетрадь? — заинтересовался «Волкович».

— Архив Пушкина.

— Пушкина? А ну, дайте.

Сергей достал тетрадь и протянул ему. «Волкович» полистал, раскрыл вкладыш.

— А это что? Почему здесь Путин?

— Ну что скажете? — победительно глянула на Громова Наталья Николаевна, — теперь вы убедились, что я была права? Сходство и в самом деле проявляется с каждой минутой всё больше и больше.

Сергей хмыкнул и ничего не ответил.

Между тем Жареноскин продолжал допытываться:

— Вы же сказали — это архив Пушкина.

— Это не Путин. Это Пушкин, — сказала Лиза.

— Какой Пушкин?! Я что — слепой? Или из ума выжил? Это Путин. Владимир Владимирович. Президент России. Я недавно беседовал с ним. У Пушкина бакенбарды. А это — Путин.

— Это Пушкин. Но без бакенбардов, — улыбнулась Лиза, — да вы прочтите, там всё написано. С обратной стороны.

Владимир Вольфович перелистнул вкладыш, вгляделся в текст и приказал:

— Ты прочти. У тебя глазки молодые.

Лиза прочла:

— «Сего года осьмого числа обрил бакенбарды, дабы чела не затмевали, и художник запечатлел бы его в истинном виде. Также кудрей изрядно поубавил. Необходимость этого возникла вследствие непредвиденного случая. Проездом был в Иверской губернии и останавливался на ночь в постоялом дворе, где встретил человека, явно имеющего сходство со мной, только без бакенбард и пышной шевелюры. Оказались мы дальней роднёй по отцовской линии. Они именовались прежде также «Пушкины», потом, однако, прадеда моего неожиданного знакомца кто-то прозвал Путятой за талант находить точные пути в здешних густых лесах. Так потомки его стали уже не Пушкины, а Путятины. Я пишу эти строки затем, чтобы читающий их не мог усомниться в том, что изображён здесь поэт Пушкин, а дарю я портрет свой Путятину Ивану в знак приязни и с родственным чувством».

— Д-да, — крякнул Жареноскин и через плечо Елизаветы заглянул в тетрадь, — текст интересный. Очень интересный. А вот почерк ещё интересней. Зачем Владимир Владимирович Путин написал про Путятина? Намёк на то, что он через Путятина родственник Пушкину?

— Да говорят же вам — не Путин это написал, а Пушкин! — не выдержала Наталья Николаевна.

— Почерк-то Путина! — возразил Жареноскин, — я что, по-вашему, не знаю почерк Верховного главнокомандующего?

— Вы же не генерал, чтоб это знать.

— Кто не генерал? Я не генерал?! Я не генерал. Я маршал. По уровню своего патриотизма и преданности родной Отчизне я — Генералиссимус!

Он помолчал и вдруг спросил:

— Среди вас художники есть?

— Хотите ещё один портрет Путина-Пушкина создать? — усмехнулась актриса.

— Хочу! — обернулся к ней Владимир Вольфович, — два портрета. Отдельно Путина и отдельно Пушкина. Но теперь оба пусть будут в бакенбардах.

— А ведь я видел именно такие изображения в Интернете! — воскликнул Громов, — я вот только что вспомнил! Минуточку, сейчас найду!

Через минуту на экране появились портреты двойников. Только здесь они оба были в бакенбардах.

— Ух, ты! — присвистнул Владимир Вольфович, — вот это да!

Качая головой, он вглядывался в изображение.

— Даже подпись похожа! Ну надо же! Так это что же получается? Путята… Путятин… Путин… Так это же сенсация, ребята! Это же… Я завтра же выступлю по телевидению! По всем каналам! Куплю за собственные деньги рекламное время и выступлю!

Он вынул платок из кармана брюк и провёл им по лбу.

— Да-а… Ну и денёк сегодня! А вчера? Вчера утром эта коза с косой трепала нервы мне, да ещё перестрелки, боевые действия на улицах старинного русского города… Мрак и ужас! Сегодня тоже под утро — взрывы, пожары, лазерное шоу на всё небо! Жуть!

Кругом телеэкраны как из-под земли выросли… Компьютер показывает сплошную фантастику, а теперь ещё Пушкин! И Путин. С ума сойти! Да-а… Ну, вы меня, ребята удивили! Не ожидал. Честное слово! Меня даже вот эта фантастика из ноутбука не так достала, как ваше открытие. Здорово! Просто здорово! Сенсация! Что тут ещё есть интересного?

Он взял из рук Лизы тетрадь и полистал её.

— Осторожнее! — воскликнула Елизавета.

— Не дурак. Понимаю, что держу в руках бесценный раритет, — отмахнулся Владимир Вольфович.

Он развернул новый вкладыш.

— А это что такое? Снова Путин? Или же Пушкин? Брови сбрили зачем-то. И шевелюра не такая. Нет, это женщина. Красивая. На них похожа. Родственница?

— Мона Лиза дель Джокондо, — тихо произнесла Наталья Николаевна, с весёлым любопытством наблюдая за лидером ЛДПР.

— Кто?! — вскричал он.

А через несколько секунд проговорил:

— Точно. Она. Они все родственники. Итальянцы. Все итальянцы! То-то Путин так с Берлускони обнимался! Родня. Родная кровь.

— Да нет же, вы не поняли, Владимир Вольфович, — начала Лиза сквозь смех, — вы там прочтите.

— Ничего я не буду читать! У меня уже крыша поехала от всех этих сенсаций.

— Дело в том, — говорила Лиза, — что Пушкин разгадал секрет Леонардо да Винчи. Весь мир гадает уже много веков — кто эта женщина, какая тайна заключается в её улыбке. А Пушкин, оказывается, давно разгадал этот секрет. Но поскольку этот его архив скрывали, прятали, то никто и не знал, что загадка разгадана.

— А почему его скрывали?

— Это длинная история, — произнесла Наталья Николаевна, — Пушкин ведь был учёный, жрец.

— Как это — и учёный, и жрец? Так не бывает. Или — или. Или учёный, или жрец, — с важностью заявил Владимир Вольфович.

— До сей поры так в самом деле не было. Но теперь будет. Грядёт синтез науки и религии.

— Кроме того, — не слушая её, продолжал Жареноскин, — Пушкин — и не учёный, и не жрец. Он — Поэт. С большой буквы. Гордость нации. Наше всё.

— Это клише, — оборвала его Гончарова, — а правды никто о нём не знает. Как сказал Гоголь, Пушкин — это такое явление, которое мы сможем разгадать лет через двести. Вот двести лет прошло. И всё тайное становится явным. Пушкин был величайшим учёным. Но — как теперь говорят — шифровался. Иначе бы его убили.

— А его и убили, — вздохнула Лиза.

— Ох, ну, да, — поправилась Наталья Николаевна, — просто его убили бы гораздо раньше, не дав закончить эту работу. Вот посмотрите.

Гончарова осторожно высвободила тетрадь из рук лидера ЛДПР и перевернула несколько страниц.

— Видите эти графики?

— Он и чертить умел? — удивился Жареноскин.

— Он много чего умел, — усмехнулась Гончарова, — Он разгадал истинный ход времени, его цикличность. Пушкин знал Закон Времени. Для него была очевидна взаимовложенность: прошлое, будущее и настоящее для него были равно открыты. И всё, что предвидел, он в форме образов выводил в своих произведениях. Можно сказать, расширил сферу Эзопова языка. Во всех поэмах существует второй смысловой ряд. К примеру, «Медный всадник». При Пушкине Петербург Петроградом не был. А у него — Петроград. Он рассчитал годы активности народных масс, предсказал революцию. Наводнение у него в «медном всаднике» — это как революция 1917 года. «Народ зрит Божий суд». Александр Сергеевич вычислил иерархию планетарных циклов и её влияние на био, техно и психосферы. Тело человека — это биомашина. Оно отзывается на колебания, на ритмы Вселенной. Космическая усталость сменяется космической активностью. Тот правитель, который знает это, никогда не будет планировать великие дела во времена космической усталости. Пушкин все эти циклы рассчитал для России и вывел математическими формулами…

— Ещё одна сенсация! — вскричал Жареноскин, — у меня голова уже пухнет! Хорошо, что я теперь коротко стригусь, а то бы мои кудри встали дыбом. А, кстати, у меня ведь тоже кудри. Может, и я — родственник Пушкина? Надо подумать над этим. Ну, ладно, пусть Пушкин ещё и учёный. А Мона Лиза тут при чём? Что он там разгадал?

— Леонардо был тоже учёный, — сказала Лиза, — он был и архитектором, и инженером.

— Ну, да, я знаю. Изобретал летательные аппараты.

— Да он много чего изобрёл, — снова вступила в разговор Наталья Николаевна.

— И что?

— А то, что он решил изобразить на полотне тип человека будущего. В этом и кроется загадка Моны Лизы. Он потому и сделал такой её улыбку. Она как будто говорит нам: «Ну, что, поняли, наконец?»

— Что поняли-то? — недоумевал Жареноскин.

— То, что она на самом деле — наша современница. А для эпохи Возрождения она являлась человеком из будущего. Пришелицей. Леонардо да Винчи выискивал типы людей и с математической точностью высчитывал черты лица, которые пройдут через века и трансформируются определённым образом. А этот тип — тип Моны Лизы дель Джокондо — оставил отпечаток на лицах людей-мыслителей, людей, чей ум решает глобальные проблемы планетарного масштаба. И, притом, этот тип появился недавно! На лицах людей этого типа отразилась та информация, которая стала доступна человечеству относительно недавно. Я имею в виду информацию в самом широком смысле слова. То, что Путин, к примеру, получил от занятий дзюдо — это ведь тоже информация. Восточная философия. И этот принцип — поддаться, чтобы победить. А телесные ощущения — разве это не информация? Когда человек получает власть над своим телом, учится грамотно им управлять. И побеждать! Но ещё более значимо управление собственным сознанием.

— Постойте, — возразил Сергей, — вы только что сказали, что этот тип лица появился недавно.

— Ну да, — кивнула Гончарова, — и вы с Иваном также его носители. Вы изучаете физику, Иван историю. И, быть может, заложенный Свыше нравственный закон внутри вас вступил во взаимодействие с определённого рода знаниями, которые стали доступны человечеству на этом этапе развития.

— А Пушкин? В его времена подобных знаний не было.

— Пророки — это люди будущего. Они его провидели. Считывали информацию. И знали больше, чем знают самые великие умы нашего времени. Честное слово, — усмехнулась Гончарова, переводя взгляд с Ивана на Сергея и обратно, — если бы не было этой схожести между вами, её бы надо было выдумать. Для наглядности, — добавила она, — потому что наступает «час икс».

— Это опять про конец света что ли? — вскинулся Жареноскин.

— Ни в коем случае и никогда. Час икс — торжество правды на земле. Когда всплывает на поверхность то, что скрыто. Когда тайное становится явным. Когда становится понятно, кто есть кто и лгать бессмысленно, а настоящий облик проступает и являет нам суть.

Пока остальные спорили, Харламыч ёрзал на диване и нарочито громко зевал. Наконец он не выдержал.

— Ну что вас заклинило на этой теме? — заскулил он, — давайте ближе к делу. У нас есть карта. И у нас есть вертолёт. Садимся на него — и вперёд, на Валдайскую возвышенность, за Мёртвой и Живой водичкой. Поймите — если вам деньги не нужны, то всё равно и для вас выгода прямая. Вы же сможете выйти на связь с америкосами — Волкович это вам устроит — и предложить им эту воду в обмен на спящего Мессию! Они пойдут на это, будьте уверены! Кому не хочется жить вечно и вечно оставаться молодым?!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Они летели над лесами и болотами, освещёнными ярким весенним солнцем. Лиза прильнула к круглому окошечку, разглядывая, что там, внизу. Гончарова уткнулась в знаменитую тетрадь в телячьем переплёте. Владимир Вольфович, прикрыв глаза, не то дремал, не то о чём-то размышлял. Вид его был серьёзен и важен. Харламыч следил, чтобы стоявшие у его ног пустые канистры не падали. Он их стащил в сенях деревенского домика, не взирая на возмущение Гончаровой. Надо же было иметь какие-то ёмкости для Живой и Мёртвой воды.

— Куда вам столько?! — кричала на него Гончарова, — вы же капли другим не нальёте!

— Налить не налью, а продать продам, — отвечал Харламыч, весьма довольный тем, что убедил всех в своей правоте.

Он и сейчас был преисполнен сознания собственной значимости.

Сергей посмотрел на него и отвернулся. И тут же встретился глазами с сидящим напротив Иваном.

— Кто ты? — задал он мысленный вопрос.

— Я — это ты. А ты — это я, — ответил сам себе Сергей, посчитав, что именно это прочёл в глазах Ивана.

Он прикрыл глаза и углубился в размышления. Они летят за Мёртвой и Живой водой! Ну не фантастика ли? А весь вчерашний день и сегодняшнее утро — это что? А вся его жизнь, если вдуматься, разве не фантастика? А жизнь других людей? Недаром говорят, что реальность порой куда фантастичнее придуманных кем-то историй. Человек опоздал на рейс, а самолёт этот разбился и все, кто на него успел, погибли.

Эти совсем не случайные случайности…. Взять хотя бы их встречу с Лизой. Что-то же потянуло его тогда в филармонию. И он почувствовал её боль, как свою. И ему захотелось укрыть её и уберечь от всех несчастий. Он вспомнил эту боль. Как это было страшно! На секунду весь мир почернел от непостижимой потери. Он сначала подумал, что таково воздействие адажио. Но нет, музыка только усиливала ощущение чудовищной катастрофы. Когда он понял, что любит Елизавету? Впрочем, какая разница. Полюбил-то он сразу. Только не сразу осознал. А потом он чуть было не погубил свою любовь, чуть не убил её. Странное это чувство — любовь. Стендаль ей посвятил целую повесть, провёл настоящее исследование. Но мы и по сей день не в силах осознать, что же это такое. «Стоп!» — сказал он себе. Что-то невероятно важное мелькнуло в его сознании. Он привык фиксировать каждую новую и важную для него мысль. Вот и теперь он замер и приготовился, что называется, ухватить её за хвост. Что его озарило, осенило? Или всплыло из памяти? Или пришло из ноосферы? Или же Божье Откровение снизошло на него? И тотчас вспомнил эту мысль, точнее, фразу, ещё точнее — словесную формулу Жизни. «Заповедь новую даю вам — да любите друг друга». Но это…. Права актриса — разве это новость? Это же заповедь, которой ни много, ни мало — две тысячи лет? И она до сих пор ещё — «новая»? Да! Потому что не разгадана. Она заучена, затвержена, но не прошла через сердца! А это значит, что мы все — «фарисеи и книжники»! Ничего более! Начётчики! Понять, что значит «да любите друг друга» — это же значит изменить себя! Изменить до такой степени, чтобы суметь вместить в своё сознание и в свою душу Дух Божий, который именно и есть не что иное, как Любовь!

— Эй, голубь! Прилетели! Проснись!

Сергей очнулся. Весёлый, бодрый, жизнерадостный Владимир Вольфович взывал к нему, стараясь перекричать грохот винта. Вертолёт приземлялся на взгорке, на ровном каменистом плато. Но это явно не было вершиной Валдайской возвышенности.

— Дальше пешочком, — заявил всё тот же Вольфович, — я и пилот остаёмся здесь. У меня мокасины за две тысячи долларов. Так что я здесь вас подожду. Эй, голубь! Ты сумку-то оставь! — крикнул он Сергею, увидев, что тот собирается двигаться к выходу со своей сумкой, — не бойся, я посторожу. Чего тащить на себе в гору лишнюю тяжесть?

Сергей лишь молча улыбнулся. Последним из вертолёта, путаясь с двумя пластиковыми канистрами, выбрался Казимир Харламович Черноморов. Настроение архивариуса резко переменилось, он был мрачен и зол. И Лиза, и Наталья Николаевна предлагали ему помочь нести огромные канистры. Но он решительно отказался от их помощи. И пыхтел, поднимаясь на кручи, проваливаясь в колеи. Лиза шагала впереди, весело напевая что-то и с восхищением оглядывая дремучий ельник по сторонам узкой тропки. За ней довольно бодро шла Гончарова, а за Гончаровой — Иван. Он в последнее время стал отчего-то молчалив, отметил про себя Сергей, шагая следом. Харламыч замыкал цепочку.

— Я правильно иду? — время от времени оборачиваясь, кричала Лиза.

— Иди, иди, — ворчал Харламыч, — авось тропинка-то и приведёт, куда положено.

Ельник сменился берёзой и ольхой, появились завалы, через которые надо было перелезать, остатки ручьёв, колдобины. Идти становилось всё труднее. Густая трава оплетала ноги. Тропинка то пропадала, то появлялась вновь. Когда казалось, что она совсем исчезла, они вдруг набредали на указатель — прибитый к дереву колышек. Иногда он указывал в самые дебри, но Лиза храбро лезла в них, увлекая за собой и остальных. Они пригибались, стараясь не напороться на ветки и сучья, отводили их руками и придерживали, чтобы ветка не ударила по идущему следом. Наконец впереди посветлело, дебри кончились, и они вышли на поляну, со всех сторон заботливо окопанную кем-то неглубокой канавой.

— Вот она! — заорал вдруг, что было мочи, Казимир Харламович, — вот она — высота 347 метров! Макушка Валдая! Ура! Пришли!

Он швырнул наземь свои пластиковые канистры и сам свалился на траву, точно подкошенный, в полном изнеможении. Гончарова огляделась и тоже присела на травяной ковёр. И только Лиза и Сергей, словно они не прошагали несколько километров, обходили полянку, озирали её, словно хотели зафиксировать в памяти каждое дерево и каждую травинку на покорённой высоте. Сергей даже бросил свою сумку, с которой до сих пор не расставался. Иван с улыбкой наблюдал за ними. Этот весёлый прежде парень, всех развлекавший балагур, теперь примолк и оттого даже старше казался. Сергей ловил на себе его изучающий взгляд и невольно внутренне подбирался, словно перед ним был не мальчишка, а умудрённый опытом учитель, каковым он привык считать до сей поры себя самого. «Что в нём такого особенного, что он так действует на окружающих? — думал Сергей, — не Шварценеггер, не Ален Делон и не прикидывается ни колдуном, ни чародеем, как, предположим, тот же Дэвид Честерфилд, а вот поди ж ты…. Завораживает. Очаровывает. Как говорили в старину, он обладает магнетизмом. Недаром же похож на Президента. Может быть, даже и не столько внешностью, сколько вот этим самым магнетизмом…»

— Что это ты так смотришь на меня? — усмехнулся Иван, когда Сергей приблизился к нему.

— Спросить хочу.

— О том, что такое концептуальная власть?

— Что-что?! — изумился Сергей. И тут же понял, что хотя он и думал совсем о другом, но знать ему необходимо именно это — что есть власть на земле. И почему всё так несправедливо устроено в сообществе людей.

Иван же продолжал:

— Я где-то вычитал, что власть на самом деле не достигается путём завоеваний или выборов, как все мы думаем. Можно полмира покорить и мнить себя Наполеоном и не догадываться при этом, что не сам себе выбрал ты этот путь, а что тебя на него двинули, избрав из сотни претендентов. И на самых демократических выборах два претендента могут храбро сражаться картонными мечами, отстаивая каждый свои принципы, не понимая главного — их выдвинул один и тот же клан. И для этой структуры совершенно неважно, кто из этих двоих придёт к власти — ведь дёргать их за невидимые нити будут всё те же кукловоды.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил Сергей.

— Я же историк. А мы попали в очень странную историю. Ты не находишь?

— И как мы выберемся из неё?

— Смотрел фильм «Матрица»?

— Ну да.

— Так вот. Мы — внутри матрицы. Некий паук сплёл паутину, а мы запутались в ней, как безмозглые мухи. Мы в ней барахтаемся, дёргаем за нити и думаем, что паутина в нашей власти. И будем думать так до тех пор, пока паук к нам не пожалует в гости. Усёк?

— Усёк. Так надо же как-то выбираться.

— А я о чём? Но выбираться-то надо всем вместе. А, значит, тот, кто знает больше, должен другим объяснить, что происходит.

— Кто знает больше? Ты?

— А теперь ты.

— Я?!

— А разве ты не понял, что такое — концептуальная власть?

— Это то, что не купишь ни за какие деньги. Она даётся только через знания. Но сейчас она в руках людей с демоническим строем психики. А необходимо, чтобы концептуальная власть перешла к людям с человечным строем психики. Всё очень просто.

— Именно.

В это время Харламыч, наблюдавший за Лизой, крикнул ей:

— Ящик нашла?

— Какой ящик? — удивилась молодая женщина.

— Где ящик? — радостно встрепенулась и Наталья Николаевна, в лице которой проступило детское любопытство.

— А должен быть прибит к ольхе. Там журнал с записями всех, кто осилил эту высоту.

— Вижу! — воскликнула Елизавета, — а там, смотрите, наверху, на берёзе, флаг! Как здорово!

Она резвилась, как ребёнок. Достала из ящика завёрнутый в целлофан журнал с записями путешественников и принялась читать:

— «Группа туристов Есеновичской средней школы Вышневолоцкого района посетила высоту…»

— О, Есеновичи! — вскрикнул Харламыч, — вы помните, что там случилось в девятнадцатом веке?

— Помним, помним, — расхохоталась Лиза, — помещик в девушку влюбился, а жениха её убил. А она оживила его!

Она вдруг сделала кульбит и прошлась колесом по поляне.

— Да у вас множество талантов, — восхитилась актриса, — вам бы на сцену.

— А зачем? — смеялась Лиза, — весь мир — театр! А люди в нём — актёры! Зачем ещё подмостки городить? Это же масло масляное получается.

Глядя, как Лиза веселится, Сергей, вместо того, чтобы радоваться вместе с нею, почувствовал тревогу. Но она налетела тёмным облачком — и растаяла. А день и в самом деле был чудесным. И воздух здесь был необыкновенным — сладким, настоянным на пахучих травах.

— Ну, а где же у нас тут озёра с Мёртвой и Живой водой? — спросила Лиза, поднимая с земли журнал путешественников и кладя его снова в ящик на ольхе.

— А вот сейчас и поищем, — торжественно провозгласил Казимир.

Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист пожелтевшей бумаги.

— У Пушкина украл, — похвастал он, — единственный экземпляр! Эксклюзив! Дополнение к основной карте. Этот листочек — самое ценное из всего. Здесь крупным планом обозначена вершина и всё, что есть на ней. Он был в тетрадочке, но я там не оставил его. Бережёного Бог бережёт! Вы тетрадочку-то трепали, а не догадывались, что главная ценность из неё уже изъята. Я и тетрадочку вам позволял листать, чтобы увлечь вас, чтобы заинтересовались. А дальше — оп! — и мышеловочка захлопнулась. И вы уже ползёте по горам, по долам за водичкой Живою и Мёртвою. Так… И что тут у нас? Ага, валун. Ищем валун, друзья мои хорошие, попрошу следовать за мной.

Огромный валун обнаружился неподалёку на второй небольшой полянке между берёзками. Но подойти к нему не представлялось возможным — местность была здесь заболоченной.

— Отсюда же все речки вытекают, — пояснял добродушно Харламыч. От дурного расположения духа в нём не осталось и следа.

Они остановились у болотца, раздумывая, как подобраться к валуну.

— А нам туда обязательно надо? — боязливо передёрнула плечами Лиза.

— Обязательно, детка, — ответил ласково Харламыч, — без валуна никак нельзя. Под ним-то и должно быть это озеро с Мёртвой водой.

— А с Живой? — снова спросила Лиза.

— А вот с Живой дело сложнее обстоит. Я же рассказывал, что ключ с Живой водой начинает бить только в присутствии волхва или же в биополе влюблённых. Волхва в наличие у нас не имеется… Или имеется? — Тут он, хитро прищурившись, бросил взгляд на Ивана, — ладно, не будем уточнять. Тем более что двое шибко влюблённых — налицо. Ведь вы шибко влюблённые? А?

Признавайтесь. А то не выйдет ничего, ребята. И не добудем мы воды. И нечем будет остановить этот сатанинский Глобальный проект. By компроне? Так и что будем делать? — задумался он, — а, может, сучьев натаскать? Веток разных, сосновых лап? Проложим мостик из подручного материала. Вперёд, за дело!

И он стал энергично и споро трудиться. Сухих ветвей и даже целых брёвен было вокруг сколько душе угодно. Подход к камню соорудили вмиг. Иван веткой промеривал дно и находил неглубокие места, куда и набросали веток и брёвен. Закончив работу, все в ожидании посмотрели на Харламыча. Он как-то незаметно стал лидером группы. Даже и удивительным казался тот факт, что он совсем ещё недавно был суетливым и довольно надоедливым субъектом, которого и всерьёз-то не воспринимали. Теперь это был совершенно другой человек — уверенный в себе или же в чём-то, что оставалось пока тайной.

— Ну, что ж, — сказал он, — дело сделано. Где-то там из-под камня должен течь ручеёк и вливаться вот в это болотце.

— С Мёртвой водой? — уточнила Гончарова.

— С Мёртвой водой, — кивнул Харламыч.

— Тогда мы зря трудились.

— Почему? — он в изумлении вскинул свои густые брови.

— А потому что под камнем нет Мёртвой воды. Она вот там, — и указала в середину болотца.

Все разом повернули туда головы. Там на поверхности воды, покрывавшей болотные кочки, виднелось углубление, напоминавшее по форме небольшую воронку. А вокруг этой совершенно неподвижной впадины было ровное, точно очерченное циркулем, пространство, заполненное не обычной водой, а абсолютной чёрной. Чёрное крохотное озерцо посреди водного прозрачного пространства!

— Как же мы сразу не заметили? — удивлённо проговорила Лиза.

— Она… — шёпотом произнёс Харламыч, — она, родимая! Нашли!

— Иди сюда, — позвал он Лизу, — посмотри, отсюда лучше видно.

Лиза приблизилась, и Черноморов одной рукой взял её за плечо, а другую опустил в карман пиджака, достал оттуда нож и резким и отточенным движением всадил его ей прямо в сердце! Лиза даже не ахнула. Она стала валиться на спину, но Черноморов поддержал её, уложил на траву и, отбежав по тропке к камню, разрушил мост перед собой. И всё это произошло в одно мгновение! Никто из троих, что остались стоять на краю болота, не успел даже броситься к Лизе или же что-то крикнуть, да просто двинуться с места! Они застыли в неподвижности, не в силах осознать произошедшее. Потом Сергей сделал шаг, другой и, наконец, бросился к лежавшей на траве жене. Зажав ладонью её рану, он почувствовал, что крови почти нет. Лиза лежала, глядя в небо раскрытыми остекленевшими глазами, в которых было только удивление. Она была мертва.

— Ну, что же ты? — вдруг хриплым, севшим от напряжения голосом, проговорил, стоя у камня, Черноморов, — ты что молчишь? Надо рыдать! Кричи, стони, моли у Бога, чтобы Он воскресил её! Ведь ты же её любишь! Я же видел, как ты смотрел на неё! Я же тебе рассказывал, как девка деревенская своего парня воскресила! Она над ним рыдала, так что сосны вместе с ней стонать начали. И тогда только забил родник Живой воды. Кричи! Кричи! Кричи же, сволочь!

Но Сергей не кричал. Он просто тихо, молча умирал. И только мысленно торопил этот процесс — скорее, скорее, туда, за нею следом, надо успеть уйти в ту же минуту, в тот же миг, чтобы встретиться ТАМ. Когда-то он сказал своей жене: «люби меня сейчас, всегда, до самой смерти. И даже… после». И ему почему-то казалось, что если он немного опоздает, то они могут разминуться с ней ТАМ, в другой, прекрасной, чистой жизни. Скорей, скорей…. У него холодели конечности, стало как будто медленнее биться сердце. А потом он ослеп. И, ослепший, всё трогал, трогал окровавленной ладонью её лицо, чтобы проститься, а потом встретиться на небесах и не забыть это лицо, узнать из тысячи небесных ангелов…

— Что же ты делаешь, урод! — орал Харламыч в исступлении. На губах у него появилась пена. Он стучал кулаком по огромному камню, не замечая, что разбивает себе руку в кровь.

— Кричи-и! — завопил он во всю мощь и, не удержав равновесия на хлипком настиле, вдруг пошатнулся, побалансировал мгновение на брёвнах, раскинув руки в стороны и… камнем рухнул прямо в чёрное озеро! Тотчас же бешено закрутилась воронка омута, мелькнули ноги утопавшего, и вода над ним сомкнулась. А через миг оттуда, из самой середины чёрного круга, ударил прямо в небеса фонтан прозрачной, чистой Живой воды! Он окатил лежащих на земле умерших мужа и жену и они оба одновременно открыли глаза.

…Чёрное озерцо Мёртвой воды растворилось, растеклось по болотцу. Только смутные очертания, неясные для непосвящённого, свидетельствовали о его затаённом присутствии. Четверо странников сидели на берегу прозрачного болотца и молчали. Наконец Иван встал и принёс сюда свой рюкзачок и клетчатую сумку Сергея Громова.

— Посмотрим, что творится в мире? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Открыл ноутбук и на его экране они увидели хорошенькую женщину. Она по-русски, с едва заметным акцентом, говорила:

— Работают все теле и радио передающие станции мира! Мы ведём прямую трансляцию из закрытой лаборатории в штате Невада. Сейчас все люди мира станут свидетелями Второго Пришествия Мессии! Внимание! Внимание! Готовьте свои души и сердца для Его проповеди, которую все мы с трепетом ждали столько времени! Те, кто жили до нас, тоже надеялись и ждали. Но Он пришёл во второй раз только через две тысячи лет!

Камера взяла общий план огромнейшего помещения, и стало видно, что там были и другие журналисты, которые перед своими камерами вели прямой репортаж в разные страны на различных языках. А в центре, на кушетке, лежал с закрытыми глазами одетый в белый балахон человек со знакомыми чертами лица. По обе стороны от изголовья, как на похоронах, стояли, вытянувшись, два американских генерала.

Грянула музыка, вернее, одни литавры и к ложу подошёл давешний длинный с узкими, вытянутыми к самым вискам, глазами, яйцеголовый. Он взял спящего за руки. И тот открыл глаза. А потом встал. И повернул лицо на камеры.

Четверо зрителей на берегу болотца молча смотрели на экран ноутбука. На лице у Гончаровой был написан ужас.

— Как будто смотрим фильм, — произнёс вдруг Иван каким-то дурашливым тоном, который совершенно не соответствовал напряжённому моменту, — сейчас новые кинотеатры появились — голографические фильмы в них показывают. Чудеса науки и техники! Мои знакомые смотрели такой фильм — говорят, точно, как в реальности. Как будто зритель внутри действия, внутри происходящего. Да… Голограммы кажутся очень достоверными. Представьте — даже осязаемыми!

Тут он дотронулся пальцем до экрана — и Мессия исчез!

— Конфуз получился! — как ни в чём ни бывало, усмехнулся Иван.

Яйцеголовый на экране смотрел в недоумении на свои руки. Они по-прежнему были вытянуты, словно кого-то держали. А держать было некого. Разве что воздух. И на лице яйцеголового, прежде бесстрастном, абсолютно неподвижном, была написана теперь такая гамма чувств, что Лиза весело расхохоталась.

— Ай, да Иван! — воскликнула она.

На экране царила растерянность. Генералы расслабились и больше не стояли по стойке «смирно», а вертели головами, надеясь увидеть исчезнувшего главного героя. Журналисты перестали вещать в свои камеры и сбились все вокруг яйцеголового, засыпая его вопросами:

— Что случилось?

— Так было задумано?

— Мессия сам исчез или его похитили?

— Как это произошло?

— Почему никто ничего не заметил?

Наконец в кадре появилась Мариелена Прайс.

— Что происходит? — прокричала она зычным голосом, от которого обоих генералов бросило в дрожь.

Четверо зрителей на Валдайской вершине были поражены не меньше, чем действующие лица на экране компьютера.

— Ай, да Иван, — повторяла Лиза, — столько времени морочил нам головы, столько мы пережили! А всё так просто оказалось!

— Всё великое — просто, — сказал с наигранной надменностью Иван.

— Одним пальчиком р-раз! И всё исправил, и разрушил все планы тайных управителей, — не унималась Елизавета, — так что же это было, хотела бы я знать?

— Все хотели бы знать, — вторила ей и Гончарова.

— А зачем? — усмехнулся Сергей, — всё же предельно ясно. Перед нами — обыкновенный волшебник, который все проблемы устраняет на раз-два.

— Не волшебник, а волхв, — поправила Наталья Николаевна, — волхвы — они такие. Всё могут.

— Но как он мог убрать из поля зрения живого клонированного человека? Даже Мессию! — снова воскликнула Лиза, — раз — и нет! Ну и где он?

— Не было там никакого человека, тем более, Мессии, — сказал Сергей, — вспомните, что сказал только что наш волшебник. «Как будто смотрим фильм». А потом: «голограммы кажутся очень достоверными. Представьте — даже осязаемыми!» Это была, конечно, голограмма. Высшие силы не позволили свершиться тому, что задумывалось как злоумышление против человечества. Там, в этой тайной лаборатории, только думали, что перед ними Иисус Христос. На самом деле опыт не удался. Они имели дело с голограммой, которая, как нам сказал Иван, бывает даже осязаемой. И вот ему, — тут Сергей указал на Ивана, — позволили над ними посмеяться и убрать осязаемое наваждение. Я прав? — спросил он.

Иван пожал плечами:

— Кто его знает. Всё может быть.

— А если так, — проговорила Гончарова, — то, может быть, ответите — какие такие Инсайдеры завелись в Интернете? Вы ведь наверняка о них наслышаны, мой юный друг.

— Наслышан, наслышан, — ухмыльнулся Иван, — завелись, точно. Прямо как тараканы на кухне. И я слышал другое.

Тут он побегал пальцами по экрану ноутбука, нашёл какой-то текст и протянул агрегат Лизе.

— Вот, почитайте вслух.

Лиза взяла ноутбук и громко, с преувеличенной торжественностью прочла:

«Надо взять это «новое откровение инсайдера» и показать — этому не бывать потому, что Бог есть, а у человеков (все люди да не все человеки) — есть совесть — есть чувство совести — седьмое главное чувство после шести (зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса, чувства меры) через которое человек держит связь с Богом (если чувство совести не атрофировалось, то и связь с Богом — не миф, а реальность) и Бог, который есть (в отличие от придуманного попами бога, которые всегда занимались идолопоклонством) — действительно Творец и Вседержитель: «Нет принуждения в религии, уже ясно отличился прямой путь от заблуждения, кто не верует в идолопоклонство, а верит Богу, тот ухватился за надёжную опору, которой нет сокрушения» — одна из сур Корана. Обратите внимание на то, что у инсайдера во всех его «откровениях» — нет Бога. И ещё надо дать расшифровку слов: «Апокалипсис» в переводе с греческого — срывание всяческих покровов; «мист» — по-английски «туман» (помните мультик «Ёжик в тумане» — об этом). Коллективное безсознательное — это туман, эгрегориальное марево (коллективное сознательное — это глупость; сознание — всегда индивидуально. Туман рассеивается, когда встаёт солнце. В древнем Египте были жрецы Амона-Ра — обожествляли Солнце не только потому, что оно давало жизнь всему на Земле (это для толпы), но ещё и потому, что выводило (конечно, символически) всё, что было какое-то время в тумане коллективного безсознательного, т. е. эгрегориально скрыто — отсюда пифии Дельфийского оракула и жрецы-толкователи бормотаний пифии того, что она видела или слышала в тумане «эгрегора» — коллективного безсознательного. Есть заявление внепарламентской партии РПЦ, которая претендует на выражение интересов «среднего класса». Рабочий класс, с точки зрения этого «среднего класса» — быдло. По-английски «средний» — миддл (middle) — вводим новый термин «мыдло» — так «рабы» ответили «господам»: — ладно, мы быдло, а вы — мыдло».

— Подпись — Иван, — растерянно сказала Лиза, закончив чтение, — это вы написали? Нам? Когда? Ноутбук был всё время в поле нашего зрения!

— Не удивляйтесь, — улыбнулась Гончарова, — примите с благодарностью.

— Принимаю, — кивнула Елизавета и прижала к себе ноутбук.

Иван между тем достал из рюкзачка свою загадочную чудо-удочку и протянул её Сергею.

— Держи, физик, в хозяйстве пригодится.

А Лизе он подарил продолговатый плоский камень величиной с палец и в форме удлинённого сердечка с остро заточенным концом. Камешек выглядел как сияющий кристалл.

— Это орудие неандертальца, — сказал, смеясь, Иван, — будешь мужу капусту на щи рубить. А водички захочешь — направь заточенный конец в Чёрное озеро.

Лиза направила — и хлынул фонтан Живой воды! Убрала — и фонтан скрылся.

— Это же камень с Ориона! — вскрикнула Лиза.

Она держала его на вытянутой ладони и все трое смотрели на камень, а когда подняли глаза, то оказалось, что Иван исчез. Они выискивали его растерянными взглядами среди деревьев, но он как будто растворился в воздухе. Тогда Наталья Николаевна глубоко вздохнула и процитировала Пушкина:

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Между тем, удивительные события в Ивери продолжались. Весть об озерах с Мёртвой и Живой водой разнеслась моментально сначала по России, а затем и по всему миру. Тысячи паломников потащились с канистрами на макушку Валдайской возвышенности. Однако этому городу суждено было прославиться на весь мир не только Мёртвой и Живой водой, но ещё и благодаря изобретённому здесь чудному прибору. Об этом следует сказать подробнее, поскольку данное изобретение, как уже было сказано в начале повествования, сыграло важную роль в жизни землян.

Никогда прежде никто и нигде в мире не создавал ещё ничего подобного. А, главное, приборчик этот был так прост в употреблении и оказался столь незатратным для изготовителей, что поступил тотчас же в массовую продажу в невероятных количествах. Однако спрос на него оказался настолько велик, что на производство чудо-изобретения переключались всё новые и новые отраслевые предприятия. Названный Преображателем, он шёл как вспомогательный продукт, а прибыль приносил значительно большую, чем основные, несмотря на всю дешевизну. И ведь что интересно — ни товаропроизводители, ни покупатели даже предположить были не в состоянии, какую бомбу замедленного действия они производят и приобретают. Впрочем, если этот хитрый приборчик и можно было назвать бомбой, то лишь со знаком плюс — «бомба» уничтожала только негативные последствия социальных и внутрисемейных взаимоотношений, открывая дорогу тысячелетней мечте человечества — царству правды и справедливости.

Но поначалу об этом знал один лишь изобретатель чудо-приборчика. Им являлся житель города Ивери, скромный преподаватель физики для старших классов Сергей Анатольевич Громов.

Вновь сойдясь со своей Елизаветой, он ощутил необыкновенный прилив сил и вдохновения. На основе своих теоретических изысканий он создал мини-генератор, который за счёт воздействия торсионными излучениями на человека производил эффект отделения души от тела. Причём, последнее могло видеть и слышать первую, равно, как и все окружающие.

Внешне прибор напоминал небольшой, цилиндрической формы, фонарик, излучавший, однако же, не электрический свет, а некое подобие крохотного сияющего радугой смерча, который с невероятной скоростью разрастался во вращении и в мгновение ока как будто втягивал в свою воронку того, на кого направляли прибор. Испытавшие воздействие излучения рассказывали потом, что у них на секунду перехватывало дыхание, словно вокруг них образовывался вакуум. И в момент спазма изо рта у человека вырывалось облако светящегося тумана. Со стороны же зрелище представлялось фантастическим, так как смерч, обволакивавший человека, сиял всеми цветами радуги, а облако, вырвавшееся наружу, неожиданно принимало очертания человеческого тела и вы тотчас же понимали, что перед вами не что иное, как душа человека. У некоторых душа была прозрачной, золотистой, у других же — слегка мутноватой, с серым оттенком. И крайне редко попадалась душа чёрная и непрозрачная. Душа задерживалась рядом с индивидуумом всего на несколько мгновений, после чего возвращалась в тело, но и этого было достаточно, чтоб уличить испытуемого во лжи. Происходило это так: человек, не вполне уверенный, что слышит от знакомых или близких слова правды, включив приборчик, направлял его на говорившего и… Если тот в самом деле лгал, душа его, выйдя из тела, ломала руки и со стоном восклицала:

— Не губи свою душу! Не лги!

Если же сказанное было правдой, душа сияла и не говорила ничего. Поначалу, естественно, к Преображателю отнеслись как к забавной игрушке. Но очень скоро, впрочем, разобрались — что к чему. «Игрушку» стали покупать, не афишируя своих намерений, приборчик вынимался из карманов неожиданно, как пистолет. И действие порой производил аналогичное — муж уличал жену в неверности, а жена — мужа, партнёры по бизнесу таким образом проверяли друг друга. И дошло до того, что при прямых телетрансляциях с заседаний Государственной думы члены парламента демонстрировали телезрителям порочность и лживость своих оппонентов. О правоохранительных органах и говорить излишне — процент раскрываемости преступлений резко пошёл вверх.

Словом, весь мир перевернулся. Приборчик стали покупать по всей планете. Изобретатель сделался сказочно богат. И он немедленно роздал своё богатство. А потом деньги вообще канули в небытие. Поклонение культу золотого тельца не могло продолжаться вечно — это ввергало человечество в подлинное безумие. Люди начали понимать, как хороша по-настоящему творческая жизнь, не отягчённая «блошиными бегами» — погоней за наживой, натужными усилиями в устройстве собственной карьеры… Ведь человек, который жизнь положил на добывание себе всех и всяческих благ, добившись желаемого, как правило, чувствовал себя обманутым. Он ничего не понял в этой жизни! Ему некогда было подумать над извечными философскими вопросами — кто мы, откуда мы и куда идём. Ему некогда было растить и холить свою душу — он заботился только о теле. И к концу жизни стал уродом с крохотной искалеченной душонкой. С чем он предстанет перед Богом?! Об этом каждый думал перед смертью…

И вот, приборчик Громова стал первой вехой на пути изменения вектора целей всего человечества. Жизнь на глазах стала стремительно меняться. Поначалу лжецы не боялись вести себя так же, как прежде, но вскоре… Мир потрясли одно за другим несколько сенсационных разоблачений. В прямом эфире на канале СИ ЭН ЭН, в передаче, которую смотрели с увлечением не только в США, но и в Европе, Азии, на Ближнем и Дальнем Востоке, известный шоумен, знаменитый телеведущий Макс Фриденберг в разговоре с конгрессменом Людвигом Лоу неожиданно выхватил из кармана Преображатель Громова и направил его на собеседника. И на самый «горячий» вопрос — кто из ведущих политиков замешан в историях с террористическими актами по всему миру — душа Лоу, отделившись от тела, сказала правду!

Эта скандальная душа оказалась на редкость болтливой. Она даже зависла рядом с онемевшим от её наглости телом свыше положенного времени и принялась выкладывать такие факты и называть столь громкие фамилии, что весь мир содрогнулся! Начались разбирательства, отстранения от занимаемых постов, громкие судебные процессы. Однако это было в данном скандале даже не главное. Результатом высказанной на весь мир одной-единственной душой всей правды стало то, что народы земли словно прозрели. Они узнали, наконец, кто и какими методами управляет ими. Это создало столь мощный резонанс, что пришёл в действие принцип домино в политике — рушились все устои, переписывались конституции всех государств, менялись своды всех законов, начиная от общегосударственных и кончая региональными. И все они, в конце концов, приняли вид скорее заповедей, чем законов, только расширенных и более подробных. К примеру, судебные реформы во всём мире привели к тому, что закон нравственный возобладал над юридическим. Теперь убийца или вор не в состоянии был избежать наказания, каких бы опытных адвокатов он ни нанял. И пословица «не пойман — не вор», определявшая доселе уровень правовых отношений в обществе, перестала быть актуальной. Стоит отметить некий любопытный нюанс — все роковые разоблачения коснулись, в основном, преступников и… мировой элиты!

И это было столь наглядно, что журналисты не преминули отметить некую связь между данными слоями общества. Вполне естественно, что наиболее богатые и уважаемые люди были крайне возмущены проведённым сравнением между ними и криминалитетом, но вынуждены были в скором времени смириться и уйти в тень — ведь против многих из них свидетельствовали их собственные души!

Но — удивительное дело — коренное переустройство общества землян не привело к глобальным потрясениям! Даже напротив — мир неожиданно стал более устойчивым!

На бытовом же уровне Преображатель производил невероятнейшие изменения в семейной жизни и во всём укладе населения планеты. Наиболее интенсивно разворачивались события в Ивери. Невозможность для горожан солгать даже в малом привела к тому, что люди словно прозревали и видели друг друга в ином свете, под другим углом зрения. Браки, совершившиеся по расчёту, распадались, а в семьи, где тосковали по утраченной любви, она вернулась и согрела души любящих. Всё словно встало на свои места. И люди поняли, что жили как будто в паутине тяжких снов, жутких кошмаров, а теперь очнулись и глубоко и радостно вздохнули…

Всё это люди поначалу называли Страшным Судом. Однако Страшный Суд оказался совсем не таким, каким до сей поры представляло его себе человечество. Мёртвые не вставали из могил. И в этом не было необходимости — кому же в голову придёт вновь доставать изношенное платье, выброшенное за ненадобностью? Люди поняли, что их тела — это лишь старая одежда для души, своего рода кокон бабочки, в котором надо вырасти душою, созреть для новой жизни, а потом вылететь из тела в новом прекрасном обличье на Свет Божий и восхититься всем увиденным, и воспарить! Вот только следует до той поры правильно позаботиться о росте своей души, давать ей не отравленную пищу, кормить её не ненавистью, а любовью, не лживой информацией, а правдой. Надо не отравлять её муками совести, а просто-напросто не совершать дурных поступков и жить в радости. Это так просто… И так сложно! Люди с трудом пытались уразуметь, что немудрёная, простая жизнь без стяжательства и карьеризма способна вывести всё человечество на новый уровень сознания! Тот, кто совсем не смог в это поверить, испытывал неимоверные страдания!

Жизнь безо лжи и в самом деле вывела людей на новый уровень. Началось с того, что события, произошедшие в небольшом провинциальном городе, расположенном недалеко от российской столицы, потрясли всю планету. Сведения в кратчайшие сроки просочились в печать. Как водится, вначале им не поверили, но в скором времени количество перешло в качество — появились комментарии маститых учёных, подтвердивших в печати и в электронных СМИ подлинность слухов о небывалом изобретении. Интернет моментально заполнился материалами не только о чудо-приборчике, но и о Мёртвой и Живой воде. Паломники со всего мира потянулись в Россию и никакие границы не смогли им препятствовать. Да и нужны ли они, коль скоро у землян не остаётся более секретов друг от друга?

Но на международном уровне этот вопрос поставить было некому. Поначалу такие межгосударственные организации, как ЕЭС и ООН еженедельно собирали заседания, но все они, как правило, заканчивались публичными разоблачениями и скандалами. На государственных же уровнях политики решали сугубо внутренние и, притом, преимущественно экономические, хозяйственные вопросы. Решали их настолько чётко, честно и продуманно, что экономика всех государств двинулась вперёд невиданными темпами. Чиновников всех уровней как подменили — прекратилось и взяточничество, и казнокрадство, и лоббирование сомнительных проектов.

Честная жизнь на всей планете привела к удивительнейшим результатам: в достаточно короткий срок была исчерпана проблема экологии. Вредные производства закрылись, на смену им тотчас же пришли новейшие технологии, не загрязняющие атмосферу, не требующие массовой вырубки лесов и отравления природных водоёмов. Оказалось, что тысячи и тысячи удивительных проектов только и ждали, чтобы наступило время нормальных, честных отношений, когда все на планете озабочены не собственным обогащением, а общей пользой.

Ошеломляющие открытия посыпались на головы землян, точно из рога изобилия. Вдохновение изобретателей увлекало и всех остальных. Каждый старался в чём-то проявить себя, жизнь богатых бездельников перестала быть эталоном успешности, кроме того, ломбарды, ссудные кассы, казино повсюду закрывались, поскольку формула «деньги делают деньги» стала чем-то постыдным, непристойным, не отвечающим новому уровню сознания людей. С поразительной скоростью и в то же время без сколько-нибудь значительных конфликтов жизнь на земле менялась, превращаясь в рай. А вместе с ней менялись и сами люди. Да и как тут не измениться, если души, нашедшие выход из тела, стали сами, без всяких излучений и приборов, то и дело проявляться и даже заявлять, что если тело, с которым они связаны едва заметной тонкой нитью, не перестанет подличать и лгать, то они разорвут эту серебряную нить?!

Вместо телесного стриптиза, которым прежде развлекались отдельные особи, начался настоящий душевный стриптиз. Души не просто так являли себя миру, они ещё и демонстрировали всем окружающим своё уродство, утверждая при этом, что их изуродовали таким образом собственные тела, поскольку заботились лишь о себе, любимых. Многие души выглядели просто чудовищно — как из помойки. Даже не хочется описывать их вид. Стоит только заметить, что в тот момент, когда душа была готова вот-вот порвать с неблагодарным телом, человека охватывал предсмертный ужас. Перед ним проносилась вся его жизнь, полная подлости и грязи. А муки совести были настолько сильными, что не у всякого выдерживало сердце.

Так человечество воочию убедилось в существовании души и в актуальности проблемы чистоты нравов.

Но постепенно потрясения уступали место равновесию и стабильности. К этому времени уже был выработан Единый Кодекс Чести и Любви для всех землян. Помимо этого произошли коренные изменения во всём Жизнеустройстве — начиная с промышленности и кончая науками, искусством и религией. Люди научились жить без суеты и раздражения, научились философскому осмыслению и психологическому анализу как своих собственных поступков, так и всего происходящего. И времени на это у них было теперь предостаточно. Дело в том, что работа больше не загоняла человечество в бессмысленную круговерть забот и дел. Новые технологии позволили отказаться от тяжёлого машиностроения, от разработки недр, животноводства и ещё многого, что прежде являлось фундаментом для выживания. Энергия поступала из физического вакуума, оттуда же брали все составляющие для лёгкой промышленности и даже для пищевой отрасли. Какой смысл распахивать земли и засевать их зерновыми или же разводить скот для того, чтобы после вести его на бойню и питаться мертвечиной, накапливая в подсознании комплекс вины, если возможно стало синтезировать из тех же самых, но только взятых из физического вакуума, молекул любое блюдо?! А в скором времени и блюд не стало: из вакуума напрямую брали недостающие данному организму соли, белки, витамины и минералы. И ровно в тех количествах, которые необходимы. Утратившие свои функции органы человеческого тела стали мало-помалу видоизменяться, затем информация о них перестала записываться в генах…