Фильм „Счастливого плавания“ в 1950 году удостоен Сталинской премии третьей степени.

Суровое северное море. Хмурое небо. Волны…

Мчится звено торпедных катеров.

То зарываясь в воду, то взлетая на гребень волны, несется ведущий катер.

Сигнальщик на мостике медленно обводит в бинокль горизонт, напряженно всматривается вдаль. Ветер хлещет его водяной пылью, треплет на нем одежду, перехватывает дыхание.

В каше бинокля, сквозь туманную дымку, начинают появляться очертания вражеского корабля, и в ту же секунду раздается звонкий детский голос сигнальщика:

— Корабль противника на горизонте, справа восемьдесят!

Сигнальщик опускает бинокль, и мы видим его юное задорное лицо. Это тринадцатилетний воспитанник катерников Сережа Столицын.

За спиной мальчика стоит командир звена.

— Справа восемьдесят — точно! — подтверждает офицер и командует в микрофон: — Аппараты… товсь!

Сережа с гордостью взглянул на командира, но едва успел снова вскинуть бинокль к глазам, — над катером просвистел вражеский снаряд, и где-то недалеко раздался глухой взрыв.

Новый снаряд разорвался у самого борта. Сильный удар взрывной волны вздыбил катер.

На мостик рухнул столб воды, сбил Сергея с ног, накрыл пулеметчика.

Пробиваясь сквозь огонь противника, катера рвутся к цели.

Вражеский корабль виден теперь ясно.

Сергей продолжает вести наблюдение. Новый взрыв сотрясает катер.

Осколок вражеского снаряда срезает верхушку флагштока и антенну.

Сбитый вымпел, мелькнув в воздухе, летит за борт.

Сергей срывается с места, прыгает на ют.

— Крепче держись, сынок! — тревожно кричит ему боцман катера мичман Булат.

Над катером взлетела волна, накрыла мальчика. Булат невольно рванулся к нему:

— Сережа!

Вода схлынула. Сергей поднялся. В руке у него спасенный вымпел.

— Залп! — командует офицер.

Катер вздрогнул.

— Торпеды вышли! — доложил торпедист.

На воде легли белые следы торпед.

Катера круто развернулись.

Сергей прыгнул на мостик. Проворно закрепил вымпел на флагштоке.

В эту минуту на вражеском корабле блеснула яркая вспышка и к небу с грохотом взметнулся столб воды и дыма.

…Мчится ведущий катер.

На ветру победно плещет боевой вымпел.

На фоне вымпела — заголовок газетной заметки:

„ТЕПЕРЬ ОН БУДЕТ НАХИМОВЕЦ…“

Заметка напечатана в «Пионерской правде».

Детский голос читает:

— «…Раздался взрыв. В воздухе мелькнул сбитый осколком флаг. Рискуя жизнью, Столицын бросился вперед. Волна едва не смыла юного сигнальщика за борт, но он удержался. Флаг корабля был спасен…»

Такелажная мастерская Нахимовского училища. Газету читает вслух воспитанник пятой роты Дима Зайцев — долговязый паренек, прозванный за свой рост Мачтой. Его окружили нахимовцы, с интересом слушают историю Сережи Столицына.

— Вот это парень! — прервав чтение, восторженно восклицает Зайцев. — Не растерялся!

— Настоящий герой! Молодец! Здорово отличился! — восхищаются мальчики.

— Конечно, не трудно отличиться, когда никто тебе не мешает! — обиженно замечает Федя Снежков, самый молодой воспитанник роты. — А меня мама забрала в эвакуацию…

— Ах, уж эта мама, — подмигнул Зайцев товарищам. — Помешала отличиться…

— Будьте покойны, — продолжает Снежков, — я бы тоже себя показал!

— Ладно, Федя, учтем! — говорит один из мальчиков. — Читай, Мачта, дальше.

— «…За высокий матросский подвиг Столицын награжден медалью Нахимова. Теперь Сережа будет учиться. Он мечтает стать офицером флота и снова вернуться на север к своим боевым друзьям…»

В то время, как читается эта заметка, воспитанник Борис Лавров, пристроившись у верстака, уже пишет Сергею Столицыну письмо.

Можно прочесть начальные строчки:

«Дорогой Сережа! Сегодня мы прочитали о твоем подвиге. Гордимся тобой и поздравляем с наградой…»

Зайцев кончил чтение заметки в «Пионерской правде».

— А в какое Нахимовское он поедет? — спрашивает Снежков.

— Тут не сказано, — отвечает Зайцев и снова заглядывает в газету. — А жалко…

— Столицын приедет учиться к нам, — неожиданно объявляет Борис Лавров, появившись среди мальчиков.

— Кто сказал? Откуда ты знаешь? — раздались удивленные голоса.

— Я написал ему письмо, — объясняет Борис, — и от имени роты приглашаю его в наше Нахимовское училище. И даже в нашу роту!

Ребята радостно зашумели:

— Правильно, Борис! Хорошо придумал! Моряк нам нужен!

— А Столицын — фронтовик, герой! — восклицает Зайцев.

— С таким не пропадешь, — добавляет Снежков.

В такелажную вбегает дневальный Марат Керимов.

— Внимание! Внимание! — кричит возбужденный Марат. — Последние известия!..

Все воспитанники бросаются ему навстречу.

— Что случилось?

— К нам прибыл новый командир роты! Капитан третьего ранга!

— Прибыл? Наконец-то! — обрадовался Дима. — Где он?

— Да ты погоди радоваться, — советует Марат, — пояс лучше подтяни…

— А что такое?

— Мне уже от него попало, — жалуется Марат, — за измятый воротник…

— Ого, значит боевой! — радостно восклицает Снежков.

— Боевой? — Марат сделал презрительную гримасу. — Ни одной награды!..

— Ни одной награды? — восклицают потрясенные ребята.

— Вот и дождались боевого командира! — говорит опечаленный Зайцев и затягивает ремень потуже.

— Ну, хоть вид-то у него есть? — с тайной надеждой спрашивает Снежков.

— Какой там вид! — махнул рукой Марат. — Лицо хмурое, сам — длинный, длинный… И никакого вида!

— Пойдем, Мачта, посмотрим! — предлагает Борис, но едва успевает сделать шаг, как все ребята устремляются за ним.

— Только не все! — властно останавливает их Борис и начинает отбирать тех, кто пойдет с ним.

Широкая, залитая светом парадная лестница училища. Тишина. По застланным ковровой дорожкой ступеням медленно поднимаются Сергей Столицын и мичман Булат.

Впереди, на просторной площадке лестницы, около большой скульптуры адмирала Нахимова, застыл у знамени юный часовой.

Сергей невольно останавливается и смотрит на этого стройного и подтянутого мальчика, несущего почетную вахту. Вот так будет стоять и он! Счастливый и гордый Сергей переводит взгляд на Булата, и тот отвечает ему доброй отеческой улыбкой.

Неожиданно раздается команда «смирно». Сергей и Булат замирают на своих местах.

На нижней площадке появляется контр-адмирал — начальник Нахимовского училища. Приняв рапорт дежурного воспитанника, он поднимается по лестнице и встречается с Сергеем и Булатом.

— Мичман Булат? — удивленно восклицает контр-адмирал, узнав старого знакомого, и протягивает ему руку.

— Так точно, товарищ контр-адмирал! — отвечает обрадованный мичман. — Не забыли?..

— Что вы, Иван Дмитриевич! Часто вас вспоминаю.

— Спасибо, товарищ контр-адмирал. А я вот пополнение к вам привел.

Контр-адмирал внимательно посмотрел на Сергея:

— Откуда?

— С Северного флота! Рядовой Сергей Столицын! — бойко рапортует мальчик.

— Адмиралом решил стать?

— Так точно, решил…

Смутившийся Булат подтолкнул Сергея — тот виновато взглянул на мичмана и сразу утратил бравый вид.

— Смотри, какой решительный, — улыбнулся начальник училища. — Ну что ж, адмиралы нам нужны. Сколько у нас морей?

— Тринадцать морей и три океана!

— Видишь, сколько! Значит, и адмиралов нам много нужно… А медаль Нахимова за что получил?

— За образцовое выполнение заданий командования!

— За образцовое, — задумчиво повторяет контр-адмирал. — Трудное у тебя положение, Столицын. Догадываешься?

Мальчик растерянно поглядывает на Булата, словно просит его помочь разгадать мысль контр-адмирала.

— Воевал ты образцово, — продолжает начальник, — значит и учиться обязан образцово. На то у тебя и медаль. Математику, русский, физику, историю и еще много других наук изучать должен на отлично. А иначе какой же из тебя выйдет адмирал?..

Озадаченный Сергей молчит. Контр-адмирал ласково улыбнулся ему.

— Ну, ничего, — сказал он, — воевать все-таки труднее… Пройдемте ко мне, мичман.

Начальник училища и Булат уходят.

Сергей остается один. Что-то задумав, он осматривается по сторонам, потом торопливо снимает с груди колодку с медалями и прячет ее в карман.

Коридор. Проходит группа нахимовцев. Впереди Борис Лавров. Мальчики разыскивают нового командира.

В конце коридора виден Сергей. В ожидании Булата он рассматривает выставленные здесь работы воспитанников. Под стеклянными колпаками и на стеллажах стоят модели различных кораблей, самодельные учебные приборы, макеты. На стенах развешаны картины и рисунки нахимовцев. За спиной Сергея возникает шум.

Мальчик оборачивается, видит приближающихся нахимовцев.

Заметив новичка с флотскими погонами, ребята задерживаются. Борис обходит вокруг Сергея, с любопытством оглядывает незнакомца.

— Североморец? — обращается он, наконец, к посторонившемуся Сергею.

— Североморец.

— А ты Сергея Столицына знаешь? Героя-сигнальщика с торпедного катера?

Сергей замялся, потом в его глазах мелькнули лукавые огоньки.

— Нет… не слыхал…

— Эх ты, а еще североморец! — язвительно усмехнулся Борис. — Да Столицына весь Северный флот знает. Я говорю, конечно, про настоящих моряков…

Ребята оживились. Послышались смешки.

Сергей отвернулся от Бориса.

— Столицын медалью Нахимова награжден, — сообщает новичку Снежков.

— Про него даже в газетах пишут, — добавляет Зайцев и протягивает Сергею «Пионерскую правду». — Вот, посмотри.

Приняв равнодушный вид, Сергей бегло просматривает заметку и возвращает газету.

— Не знаю, — говорит он, — не слыхал про такого…

— Ребята, да он не моряк! — насмешливо объявляет Зайцев.

Эти слова задевают Сергея.

— Ты моряк! — презрительно бросает он обидчику.

— А вот мы сейчас проверим, какой ты моряк! — загорается Борис.

— Проверяй!

— Закрой глаза! — командует Лавров. — Закрой, закрой! Не бойся!

Сергей закрыл глаза.

— А теперь скажи, сколько на твоем воротнике белых полосок?

— Три.

— Знает! Молодец! — подмигнул Борис засмеявшимся ребятам. — А что означают три белые полоски на голубом фоне?

— Ладно, не морочь голову, — отмахнулся Сергей, почуяв, что ему готовят ловушку.

Ребята смеются:

— Не знает! Вот тебе и моряк! Североморец!

Сергей смутился.

— А еще надел флотский воротник — гордость русского матроса! — с укором говорит Борис, тронув воротник Сергея.

Тот, потеряв выдержку, перехватывает руку Бориса, отбрасывает ее в сторону.

— Отойди!

— Ну, ты полегче! — рассердился Борис. — А то живо будешь сидеть на полу!

— Попробуй!

— Вот и попробую!

Борис хватает Сергея за руки. Тот вцепляется в Бориса.

— Батарея, к бою! — весело кричит Снежков, подзадоривая схватившихся ребят.

— Сдавайся! — предлагает Борис.

— Не сдаюсь! Начинай!

— Ты начинай!.. Гроза Ледовитого океана…

И вдруг раздается приглушенный возглас Снежкова:

— Полундра! Командир роты!

В конце коридора появляется Левашов.

Борис и Сергей отпускают друг друга, торопливо оправляют свои костюмы.

Все подтягиваются, замирают в положении «смирно».

Подходит Левашов, внимательно разглядывает смутившихся ребят.

— Это что же, североморец успел уже вас обидеть? — спрашивает офицер, строго посмотрев на Сергея.

— Нас не обидишь, товарищ капитан третьего ранга, — бойко отвечает Зайцев, — мы…

Левашов перебивает его:

— А как вы разговариваете с офицером? Устава не знаете?.. А на плечах погоны… Понятно, — заключает Левашов после паузы. — Это у вас так принято встречать новичков… Любезный обычай!.. Какая рота?

— Пятая, — отвечает за всех Борис.

— Почему вы здесь?

Ребята замялись, молчат.

— Отправляйтесь к себе! — приказывает офицер.

Мальчики делают четкий поворот и, на ходу строясь в пары, направляются к выходу. Сергей и Левашов остаются на месте, смотрят им вслед.

Сконфуженные ребята выходят на лестницу. Строй ломается.

На площадке Борис останавливается, достает из кармана конверт, на котором написано: «Северный флот. Сергею Столицыну», опускает письмо в почтовый ящик.

— Вот и познакомились с новым командиром! — уныло замечает Снежков. — Прелестно получилось!

— Верно я про него говорил? — спрашивает Марат.

— «Устава не знаете», — передразнивает офицера Зайцев. — Чиновник!

— Сухопутный моряк! — добавляет Снежков. — Канцелярия!..

— Чернильная душа! — презрительно бросает Лавров.

И словно споря с мальчиками, слышен голос контр-адмирала:

— Настоящая морская душа. Черноморец. Громил немцев под Севастополем… Повезло вашему парню с воспитателем.

Контр-адмирал говорит это Булату, с которым дружески беседует в своем кабинете. Он поднимается с кресла. Булат тоже встает.

— Кстати, мичман, дайте мне совет. Ищу я хорошего боцмана. Нет ли у вас подходящего человека?

Булат подумал.

— Трудное дело, товарищ адмирал. Ведь вам нужен человек особенный. По всем статьям крепкий, чтоб его, извините, ваши воробьи не заклевали.

— Вот, вот, мичман, правильно!

— Опять же человек он должен быть душевный, с подходом. Чтоб своего добиться без крика… Да, трудное дело. — Булат снова задумался. — Есть у нас, конечно, такие люди на кораблях, да кто же с боевого корабля захочет уйти?

Контр-адмирал испытующе посмотрел на Булата.

— Тут нужен такой человек, чтобы пошел ко мне с охотой…

Булат безнадежно махнул рукой.

— А таких и не ищите, товарищ адмирал… Я вот что вам посоветую. — Он понизил голос и хитро прищурил глаза. — Вы приглядите себе подходящего человечка, а потом приказом его — бац! И к себе… Поломается, поломается, а потом, глядишь, и войдет во вкус.

Довольный своей выдумкой, Булат улыбнулся.

— Ну спасибо, Иван Дмитриевич, спасибо за совет, — рассмеялся контр-адмирал и протянул мичману руку.

Комната старшины пятой роты. Старшина Коркин, крепкий молодой парень в ладно пригнанной форме, внимательно и придирчиво осматривает Сергея. Мальчик уже переодет в форму воспитанника Нахимовского училища и послушно поворачивается перед Коркиным.

— Заметили, что за вид? — строго спрашивает старшина мальчика и тут же наказывает: — И в другом виде на глаза мне не попадаться… Понятно?

— Понятно, товарищ старшина. Разрешите спросить?

— Спрашивайте.

Сергей показал на белые полоски своего воротника.

— Что означают эти три полоски?

— Три полоски на голубом фоне — память о трех величайших сражениях русского флота.

— Вот что? — удивился Сергей. — А я не знал.

— Обязаны знать, воспитанник Столицын, — назидательно говорит Коркин.

— А какие это сражения?

Старшина замялся.

— Гм… в свое время узнаете. Вы вот лучше запомните насчет вида. Понятно?

— Так точно, понятно.

— И чтоб в карманах не таскать всякие там разные неположенные предметы. Наверное, уже загрузились?..

Сергей достал из кармана носовой платок, карандашик, небольшой шнурок, колодку с медалями.

Увидев в руках мальчика медали, Коркин на какой-то миг утратил начальственный вид. Затем он снова напустил на себя строгость.

— А медали почему в кармане?.. Положено носить на груди.

— Отличником стану, тогда и буду носить, — лукаво улыбнувшись, ответил Сергей.

— Приколите, — приказал Коркин, — и учитесь, как обязывает награда. Понятно?..

Сергей молчит.

Класс. Идет урок. За столом — преподаватель русского языка. Беседуя, он перебирает тетрадки, некоторые из них перелистывает.

— Каждый из вас писал о родном селе или городе, — говорит преподаватель, — а все вместе написали о нашей Родине. Севастополь и Комсомольск-на-Амуре, волжское село Иваново и грузинский городок Телави, украинская деревня Грушевка и Ленинград… Вот так и складывается в нашем сердце образ любимой Отчизны… «Из любви к родному дому, родному краю растет и наша великая любовь ко всей советской земле…» Об этом написал воспитанник Кожевников. «Я горжусь моей Волгой», пишет воспитанник Соколов. «На Волге бушевали народные восстания Разина и Пугачева. Здесь родились Ленин, Горький, Чкалов. В смертельной схватке за Сталинград родилась на Волге наша победа…»

Федя Снежков нетерпеливо поднимает руку, просит дать ему слово.

— Конечно, — жалостным тоном начинает мальчик, — можно красиво написать, если ты родился в знаменитом месте. А я родился в Ольгино… Просто дачное место. Березы да елки. Больше как на «тройку» тут и не напишешь!

— Разрешите? — поднимается Зайцев. — По-моему, не важно, где родился. Самое главное — ты советский гражданин! — Приняв артистическую позу, Зайцев декламирует:

Верно сказал Маяковский? Верно! Жалко только, что я про это не написал. Разрешите спросить, сколько вы мне поставили?

— Четыре, — пряча улыбку, отвечает преподаватель.

— Вот видите, а то было бы пять…

Огорченный Зайцев садится.

В эту минуту открывается дверь, и на пороге появляется Левашов.

— Встать! Смирно! — командует преподаватель.

Воспитанники встают.

Левашов входит в класс, за ним — Сергей Столицын с медалями на груди.

— Вольно! Сесть! — дает команду Левашов и представляет преподавателю новичка. — Это наш новый воспитанник Сергей Столицын.

— Столицын? — невольно восклицает потрясенный Зайцев.

В классе оживление.

Борис сконфужен неожиданной встречей с «противником», пытается сделать вид, что читает книгу.

Сергей не сводит с него насмешливых глаз.

За кадром — сигнал горниста и звонок. Перемена.

Борис захлопывает книгу.

Из класса в коридор высыпают ребята.

Выходит Сергей.

Борис, Дима Зайцев и Марат останавливаются в стороне, поглядывая на Сергея.

— Вот так встреча! — сокрушается Дима. — Показали себя…

— Теперь, конечно, он с нами дружить не будет, — решает Марат.

Борис молчит. Он огорчен происшествием и, видимо, соображает, как выйти из положения.

— А башня? — спрашивает он у друзей. — Про башню забыли? Сделаем его начальником сигнальной службы — еще как будет дружить!..

Около Сергея собралась большая группа воспитанников. Нахимовцы с любопытством разглядывают новичка, прибывшего с флота, засыпают его вопросами.

— А ты хоть раз тонул? — интересуется Снежков.

— Приходилось, — с достоинством отвечает Сергей.

— Вот это жизнь! — восклицает восхищенный Федя.

К Сергею подходят Марат и Дима.

— Идем, Столицын! — говорит Дима.

— Куда?

Мальчики протестующе зашумели.

— Куда ты его забираешь?

— Начальник вызывает, — подмигнув Снежкову, объясняет Дима.

Забрав Сергея, Дима, Федя и Марат ведут его на башню. Осторожно, стараясь не шуметь, они поднимаются по темной винтовой лестнице.

Странное поведение ребят заставляет Сергея забеспокоиться.

— Куда вы меня ведете? — спрашивает он, остановившись.

— Тсс!.. — Дима таинственно поднимает палец и оглядывается вокруг. — Только об этом — никому ни слова! Это тайна. Обещаешь?

— Военная тайна?

— Нет, — отвечает Марат, — это наша тайна.

Сергей заинтересован.

— Ладно, обещаю.

— Так вот, — начинает объяснять Дима, — нашему училищу дают учебный корабль — эскадренный миноносец «Адмирал Нахимов»…

— Будет торжественная встреча, бал, шлюпочные гонки! — возбужденно вставляет Федя Снежков.

У Сергея загораются глаза.

— Когда он прибывает?

— Каждый день ждем, — отвечает Марат.

— Понимаешь теперь, что у нас там наверху? — таинственно спрашивает Дима.

— Наблюдательный пост? — догадывается Сергей.

— Точно! — подтверждает Дима. — Мы решили вести наблюдение за морем и первыми доложить начальнику о появлении корабля…

— Тогда первыми пойдем в плавание! — добавляет Марат.

— В плавание?..

— Ну да, — поясняет Федя, — так у нас называется вахта на корабле…

— Отлично! — замечает довольный Сергей. — Ну что ж, пошли дальше!

Еще десяток ступеней — и мальчики у цели. Дима открывает небольшую дверь на башню и первым пропускает в нее Сергея.

Сергей с порога осматривает внутренность башни, по стенам которой развешаны старые корабельные снасти, сигнальные флаги, карты. Похоже, что затея нахимовцев ему нравится.

Посреди башни, около штурвального колеса, стоит Борис. На груди у него висит большой морской бинокль.

— Заходи, Столицын, — приглашает Борис.

Узнав его, Сергей настораживается.

— Это ты и есть начальник?

— Ладно уж… — смутился Борис. — Давай знакомиться. Борис Лавров.

Дима проворно хватает руки мальчиков и торжественно соединяет их.

— Мир! — громко объявляет он. — Запиши, Федя, в вахтенный журнал: 9 сентября, пятнадцать ноль-ноль. Заключен договор о мире и дружбе!

Снежков достает из-под ящика толстую тетрадь с надписью на обложке: «Вахтенный журнал тайного пункта «Б», начинает делать запись. Сергей направляется к нему.

В эту минуту раздается команда Бориса:

— Приготовиться к наблюдению!

Марат и Дима занимают свои посты.

Сергей берет в руки вахтенный журнал, начинает просматривать записи.

— Каждый день обстановку на рейде записываем, — сообщает ему Снежков.

— А вы точно знаете, что именно «Адмирал Нахимов» придет?

— Точно, — подтверждает Снежков. — Отец Бориса был первым командиром этого корабля…

Сергей с уважением посмотрел на Бориса.

— А сейчас где он?

— Погиб, — отвечает Снежков. — Пал смертью храбрых…

— БНП сигналит! — громко сообщает Марат, который стоит у окна и наблюдает за берегом.

— Кто сигналит? — переспрашивает Сергей.

— БНП — береговой наблюдательный пост, — поясняет Снежков. — Там у нас Степка Сковородкин работает. Надежный малый! Тоже ведет наблюдение за морем…

— С делом справляется?

— Есть, конечно, недостатки, — признается Снежков. — Ну, ничего… работает над собой…

Степа Сковородкин — живой, загорелый мальчуган лет 12, в полосатой тельняшке и лихо сдвинутой на затылок морской фуражке, уверенно передает на башню флажками очередное сообщение.

На берегу, около самодельной вышки, откуда Степа ведет передачу, лежит вытащенная из воды небольшая лодочка, на носу которой кривыми буквами написано: «Морской охотник».

На башне принимают сообщение Степы.

Мальчики собрались у окна, и Борис, следя в бинокль за передачей, с трудом расшифровывает ее по буквам:

— Н…А….Г…О…

— Да ты прямо читай, — говорит Сергей, — что ты по буквам диктуешь!

Уязвленный этим замечанием, Борис умолкает. Сергей берет у него бинокль, читает передачу сам.

— На… горизонте… без… перемен… беэнпе… Вот и все!

Он возвращает бинокль Борису.

— Эх, мне бы так сигналы читать! — с завистью восклицает Федя Снежков. — Уж я бы себя показал, будьте покойны!..

— Хватит болтать!.. — раздраженно одергивает его Борис. — Записывай положение на рейде!

Он снова подносит бинокль к глазам.

В каше бинокля видна широкая панорама рейда, корабли.

Слышен голос Бориса:

— Пиши!.. Четыре лидера… Два сторожевых корабля… Два тральщика…

Сергей усмехается:

— С лидерами ты, по-моему, напутал…

Борис демонстративно протягивает ему бинокль:

— Посмотри!

— Да я и так вижу, — уверенно отвечает Сергей. — Четыре миноносца — вижу, а лидеров на рейде нет.

— Какие же это миноносцы? — удивляется Борис.

— А какие же это лидеры?.. Так можно и «Адмирала Нахимова» прозевать! Ты, брат, в силуэтах плохо разбираешься.

— Ты хорошо разбираешься! — Такого пустяка — про флотский воротник — и то не знаешь!

— А вот знаю! — загорается Сергей, довольный тем, что сейчас козырнет сведениями, почерпнутыми у старшины Коркина.

— Скажи!

— Три белые полоски на голубом фоне — память о трех величайших сражениях русского флота. Так?

— А какие это сражения? — продолжает наступать Борис.

— Вот этого не знаю, — с сожалением признается Сергей.

— Понятно! — насмешливым тоном заключает Борис. — Так ты и силуэты знаешь!..

Снежков пытается подсказать Сергею.

— Первое сражение — разгром шведов…

— А ты не лезь не в свое дело, — строго обрывает его Лавров. — Тащи сюда справочник — сейчас проверим, разбираюсь я в силуэтах или нет.

— Никуда я не пойду, — отмахивается обидевшийся Снежков. — Напутал — так признайся!..

— Ах так?! — Тогда отваливай отсюда совсем!

Схватив Снежкова за плечи, он резко повернул его к выходу.

— Погоди, погоди! — вступился за Федю Сергей, — смотри какой начальник!..

Борис невольно отпускает Снежкова и, приняв воинственную позу, поворачивается к Сергею.

— Силен! — замечает тот с презрительной усмешкой. — А кораблей ты все-таки не знаешь!.. Пойдем, Федя!

Вместе с Федей Сергей направляется к выходу.

Марат, молча наблюдавший эту сцену, после некоторого раздумья тоже уходит.

В башне остаются Борис и Дима.

— Вот тебе и начальник сигнальной службы! — горестно восклицает Дима и перечеркивает в вахтенном журнале последнюю запись о том, что заключен договор о мире и дружбе с Сергеем Столицыным…

Библиотека Нахимовского училища. За столиками воспитанники. Впереди, у стойки, старшина Коркин получает книги.

— Готовитесь к контрольным занятиям? — спрашивает его библиотекарша.

— Какие там занятия! Тут сама жизнь такой контроль устраивает — того и гляди на мель сядешь…

Поклонившись девушке, он уходит.

Борис и Дима спускаются по лестнице.

На площадке они встречаются с выходящим из библиотеки старшиной Коркиным и торопливо проскальзывают мимо него вниз. Почуяв что-то неладное, Коркин останавливается, смотрит наверх, раздумывает — что могли там делать ребята?

В это время Федя и Марат рассказывают Сергею о трех величайших сражениях русского флота, напоминанием о которых служат три белые полоски на голубом фоне матросского воротника.

Окруженные другими нахимовцами, мальчики стоят у большой исторической карты, на которой обозначены места и даты славных побед русского народа.

— Ты про Гангут слыхал? — спрашивает Федя у Сергея и показывает на карту. — Вот, смотри… Полуостров Гангут на Финском заливе. Теперь он называется Ханко…

— Ханко?.. Знаю. Там в Отечественную войну наши моряки здорово отличились…

— Верно, — подтверждает Федя, — а в 1714 году Петр Первый разгромил там шведскую эскадру…

— Вот тебе и первая полоска на воротнике, — добавляет Марат, — память о победе при Гангуте.

— А вторая полоска? — интересуется Сергей.

— Знаменитый Чесменский бой! — торопливо отвечает Марат, пытаясь захватить инициативу в свои руки.

— Нельзя же так! — возмущается Федя. — Я ведь начал рассказывать!

— Ладно не ссорьтесь, — замечает Сергей. — А там кому досталось?

— Туркам, туркам! Турок тоже не обидели! — отвечают сразу несколько ребят.

Один из мальчиков начинает рассказывать:

— В 1770 году одиннадцать русских кораблей…

— Не мешай мне! — перебивает его Федя и, показывая на карте место Чесменского боя, продолжает: — В 1770 году одиннадцать русских кораблей атаковали в Чесменской бухте семьдесят два турецких корабля…

— И шестьдесят пять из них потопили! — снова выпаливает Марат.

— А наших было одиннадцать? — переспрашивает восхищенный Сергей. — Хороший счет!..

— Ну вот, — продолжает Федя, — а третья полоска…

— Опять туркам влетело! — опережает его Марат. — У Синопа!

— Дайте же мне рассказать! — чуть не плача, требует Федя.

— Про Синоп я и сам знаю, — говорит Сергей. — Там адмирал Нахимов показал туркам, где раки зимуют.

Он берет из рук Снежкова указку и уверенно показывает на карте место знаменитого боя.

Кабинет командира пятой роты. За столом сидит Левашов, перед ним стоит Коркин, держа в руках книги и бинокль.

— Ходил я в библиотеку, — докладывает Коркин, — поменял книги, выхожу обратно. Вдруг вижу — знакомые личности. Шмыг мимо меня. Ну, думаю, дело неладно!..

— Товарищ Коркин, — останавливает его Левашов, — когда вы докладываете, говорите только самое главное. О подробностях, если нужно, у вас спросят.

— Есть, товарищ капитан третьего ранга, — подтянулся Коркин.

— И от воспитанников требуйте: докладывать коротко, ясно, говорить правильно, по-русски. Продолжайте.

Коркин кладет перед Левашовым бинокль и «Вахтенный журнал».

— Вот, товарищ капитан третьего ранга! — говорит старшина и, выдержав паузу, поясняет: — Это я нашел на башне. Наши затеяли. Воспитанников Лаврова и Зайцева своими глазами видел — спускались по лестнице…

Левашов осматривает бинокль, берет в руки «Вахтенный журнал». Внимание офицера привлекает девиз: «Нашим законом будет и есть только движение вперед». Затем Левашов открывает журнал, читает последние записи:

«9 сентября. 13.10. 2-я вахта.

НП сигнала не принял — дразнил собаку.

На горизонте слева 60 — дым. Внимание!

Ветер ЮЮВ — 3 балла.

Видимость — 4.

Облачность — 0.

Пол. на р. — 6 ст. 2 тр.

9 сентября 15.00.

Заключен договор о мире и дружбе…»

Последняя запись перечеркнута крестом.

— Сегодня на башню полезли, завтра еще что-нибудь придумают, — жалуется Коркин. — Прикажете к вам вызвать?..

— Не нужно, — отвечает Левашов и возвращает старшине журнал и бинокль. — Отнесите все это обратно и положите на место. И чтобы никто не узнал, что вы там были…

— Все равно узнают. Это такой народ — вы еще наплачетесь!. Каждый день какое-нибудь приключение.

Но Левашов невозмутим:

— Товарищ Коркин, выполняйте.

— Есть! — отвечает расстроенный Коркин и, повернувшись на каблуках, выходит из кабинета.

Когда за старшиной закрывается дверь, Левашов снимает телефонную трубку и набирает номер.

— Товарищ контр-адмирал, докладывает командир пятой роты… Разрешите к вам сейчас зайти…

Кабинет начальника училища. Контр-адмирал и его заместитель по политчасти слушают рассказ Левашова и о наблюдательном пункте ребят, обнаруженном старшиной на башне.

— Ну и мальчишки! — добродушно улыбаясь, замечает контр-адмирал. — Мы про эту башню совсем забыли, а они, видите, как ее приспособили…

— Должен сказать, — продолжает Левашов, — что меня в детстве тоже тянуло на чердаки и крыши, а с колокольни, например, я мечтал увидеть Атлантический океан…

— Удалось? — смеется замполит.

Левашов покачал головой.

— Сторож помешал. Выпорол…

— Атлантический океан!.. — задумчиво повторяет контр-адмирал. — Это и мне знакомо… Только у нас не было ни вахтенного журнала, ни сигнальной службы…

— Да, — отозвался замполит, — у наших выдумки больше!

— Это верно, — соглашается контр-адмирал. — Видите, даже башня у них — не просто башня, а «Пункт Б».

— Ну, конечно, — говорит Левашов, — «Пункт Б» куда увлекательней, чем просто башня…

— Что ж, все ясно, — заключает контр-адмирал и поднимается из-за стола. Вместе с ним встают и его собеседники. — Предложение ваше правильное, товарищ Левашов. Напишем приказ…

На двери башни большая сургучная печать. «Пункт Б» запечатан.

Перед дверью стоят Марат, Борис, Дима.

— Вот вам и последняя новость! — говорит огорченный Марат. — А вы не верили…

— Кто ж это постарался? — спрашивает Дима.

— Кто?! — возмущается Борис. — Конечно, Столицын! Доложил командиру роты, а тот и рад выслужиться перед начальством.

— Теперь жди грома!— предупреждает Марат. — Он по вахтенному журналу всю нашу команду расшифрует…

Борис махнул рукой.

— Ничего он там не поймет…

Борис нахмурился, о чем-то думает.

— Вот так Столицын! — с горечью восклицает Дима.

— А еще слово нам давал, — добавляет Марат.

— Слово давал? — перебивает Борис. — Пошли!

И он срывается с места.

Вечер. Комната отдыха. Воспитанники играют в шахматы, читают. Один мальчик играет на рояле.

За столом Сергей. Перед ним лист бумаги, в руках самопишущее перо. Он долго раздумывает — дело у него, видимо, не ладится.

Издали за Сергеем наблюдает Левашов, который играет с одним из воспитанников в шахматы. Двинув фигуру, офицер встает, направляется к Сергею.

— В комсомол вступаете? — спрашивает Левашов, взглянув на бумагу, лежащую перед Сергеем.

— Так точно, — отвечает Сергей, вставая. — Да вот не знаю, как мне тут написать… Родился я в деревне Бугры, а деревни этой уже и нет… Немцы сожгли в начале войны… И родители там погибли…

К рассказу Сергея прислушиваются Снежков и несколько воспитанников из 5-й роты, сидящих за последним столом.

Сергей умолк, задумчиво смотрит куда-то вперед.

Левашов ласково глядит на Сергея.

— А места там хорошие, — мечтательно продолжает мальчик. — Лес, река, березовая роща — лучше не бывает!.. — Он взглянул на Левашова, заметил его улыбку. — Не верите?

— Почему же не верю? Верю, Столицын, верю…

Сергей оживился.

— Я нашим морякам на катере рассказывал — они тоже поверили! И даже, когда один немецкий транспорт топили, командир сказал мне: «Это, Сергей, за твои Бугры расплата!..» Знаменитое место!..

Один из нахимовцев толкнул Снежкова, шепчет:

— Вот тебе и березы да елки!

Левашов кладет руку на плечо Сергею.

— Вот так и напишите! — говорит он. — Пусть знают все комсомольцы, что Бугры — знаменитое место. Не зря за него воевали. Придет время и вырастет на том месте новый прекрасный советский город… Пишите…

Левашов уходит.

Гордо взглянув на ребят, Сергей снова берется за ручку. Но в это время у его стола появляются Борис, Дима, Марат.

— Говори прямо, — требует Борис, — ты про башню донес?..

Дима поясняет:

— Башню из-за тебя запечатали.

— Ты же слово давал, — с укором говорит Марат. Помрачневший Сергей встает.

— Запечатали?.. Так вам и надо! Научитесь сначала в кораблях разбираться. — Он забирает со стола бумагу, ручку и, презрительно взглянув на ребят, добавляет: — Такое дело провалили… Наблюдатели!..

Сергей уходит.

Сконфуженные ребята переглядываются.

— Не он! — решает Марат.

— Не он! — соглашается Борис.

— Ну, и хорошо, что не он, — заключает Дима. — А как же мы теперь эсминец перехватим?..

Мальчики задумываются.

— Остается одно, — решает Борис. — Дать задание БНП…

Берег моря. Около Степиной наблюдательной вышки выстроилась в линейку небольшая команда босоногих ребят.

Степа Сковородкин читает вслух письмо, полученное от нахимовцев:

— «Степа! Нашу башню запечатали. Теперь вся надежда на тебя. Не своди с моря глаз. Как увидишь наш корабль — дай сигнал № 3.

Подписал  Б о р и с  Л а в р о в».

— Задание ясно? — спрашивает Степа.

— Ясно! — хором отвечают мальчики.

— Ну, теперь смотреть в оба! — наказывает Степа.

— Есть, смотреть в оба! — обещает команда.

Военно-морской кабинет. Здесь обычно проводятся занятия по военно-морскому делу. Вдоль стен на стеллажах — модели различных кораблей, образцы корабельной оснастки и вооружения и другие учебные пособия.

В классе шум. Преподавателя еще нет.

Неожиданно на пороге появляется Марат. Подняв руку, он объявляет:

— Внимание! Последние известия! Преподаватель заболел, занятие будет проводить командир роты!

— А он что-нибудь в этом деле понимает? — кричит Дима.

К классу подходит Левашов. Услыхав вопрос Димы, он невольно останавливается. Из-за двери продолжают нестись реплики по его адресу:

— Сухопутный моряк!.. Чиновник!..

— Не успел явиться — башню запечатал!..

Лицо офицера мрачнеет. Секунду он раздумывает, потом решительно берется за ручку двери. Левашов входит в класс.

— Встать! Смирно! — командует Марат и, сделав шаг навстречу офицеру, рапортует: — Товарищ капитан третьего ранга, пятьдесят второй класс к занятиям готов! Докладывает дежурный по классу воспитанник Керимов.

Левашов здоровается с классом и направляется к кафедре.

В это время на БНП происходит важное событие. В море на горизонте замечен какой-то загадочный корабль.

Окруженный своими помощниками, Степа Сковородкин долго и напряженно рассматривает его в свою подзорную трубу, не раз протирает ее помутневшие стекла и, решив, наконец, что загадочный корабль на горизонте и есть долгожданный эсминец, бросается куда-то бежать…

В военно-морском кабинете продолжается урок.

Вызванный к модели, Сергей рассказывает о вооружении линкора:

— Современный линкор имеет самую крупную артиллерию. На нем находятся орудия калибром от 305 до 405 миллиметров. Это орудия главного калибра. Кроме того, есть орудия среднего калибра в 130—152 миллиметра…

Борис ревниво следит за Сергеем. Его самолюбие первого ученика задето тем, что новичок оказался сильным в новом для класса предмете.

— Хорошо, — останавливает мальчика Левашов, который незаметно следит за классом, — а знаете, как назывались линкоры прежде?

Сергей не знает.

— Кто скажет?

Поднимаются сразу несколько рук.

Левашов вызывает:

— Воспитанник Лавров, к модели.

Борис уверенно выходит вперед.

— Раньше такие корабли назывались броненосцами, — отвечает он, надменно взглянув на Сергея.

— Правильно, — говорит Левашов. — Бороться с бронированным кораблем очень трудно. В бою приходится прилагать усилия, чтобы поразить вражеский корабль в наиболее уязвимые места. Какие, знаете, Лавров?

Борис быстро утрачивает свой бравый вид.

— Нет, мы этого не проходили…

— Столицын, а вы проходили? — невольно улыбаясь, спросил Левашов.

— Нужно поражать вражеский корабль в район главных механизмов или котлов, — бойко отвечает Сергей. — Потеряет ход — тут уж его расстреливай и топи!..

— Верно! Расстреливай и топи! — повторяет довольный Левашов и отпускает мальчиков: — Садитесь.

Дима поднимает руку. Он хочет показать Левашову свою активность и ему кажется, что подходящий случай представился.

— Я хочу сказать, — начинает Дима, — что у наших кораблей уязвимых мест нет. — Советская броня хорошо защищает и котлы и механизмы…

— Это неверно, — отвечает Левашов. — Уязвимые места есть у всех кораблей. Дело не только в советской броне, но и в советских моряках. Советские моряки — вот самая надежная броня наших кораблей!..

В эту минуту за окном раздаются какие-то таинственные звуки.

Борис настораживается, прислушивается и вдруг вскакивает с места.

— Пришел! — радостно кричит он. — «Адмирал Нахимов» пришел!

Возглас Бориса мгновенно сорвал ребят с мест. Забыв все правила, добрая половина класса с шумом бросилась к окнам. Раздался голос Левашова:

— Смирно! Кру-гом!

Все повернулись и замерли на своих местах.

— Что случилось? — строго, но спокойно обращается офицер к классу.

Все молчат. Только с улицы продолжают долетать четкие звуки условленного сигнала. Это Степа Сковородкин, честно выполняя задание своих друзей, подает сигнал № 3. Он колотит палкой по водосточной трубе и повторяет несложную комбинацию из коротких и длинных ударов до тех пор, пока за его спиной не появляется старшина Коркин. Тогда, бросив палку, Сковородкин убегает.

Класс. Мальчики сидят на своих местах и от смущения не решаются взглянуть на офицера.

Левашов — за кафедрой. Перелистывает классный журнал.

— Плохо ваша сигнальная служба работает, — говорит он нахмурившись. — Отвратительно работает!.. Баржа пришла! Баржа с углем….

Дима словно ужаленный подскакивает на своем месте.

По классу проходит веселый шумок.

Борис в полном замешательстве.

Сергей презрительно смотрит на него.

— Придется научить вас отличать эсминец от баржи, — заключает Левашов и начинает делать запись в журнале.

У причала ошвартована самоходная баржа. Огромный механический ковш выгружает уголь на площадку.

С площадки его вывозят на тачках к зданию, высыпают в люки котельной.

Среди матросов, работающих по разгрузке угля, воспитанники пятой роты. Все они в рабочей одежде и уже успели порядком вымазаться.

Работой нахимовцев руководит старшина Коркин. Старшина явно не в духе — ребята шалят и не проявляют особого рвения к делу.

Борис и Дима нагружают тачку. Оба друга расстроены, работают вяло, не разговаривают. Где-то неподалеку грянула походная песня. Мальчики обернулись.

От берега отходит парусная шлюпка с воспитанниками четвертой роты.

— Гуляют ребята, — с завистью говорит Дима. — В море пошли, на батарее побывают. А у нас воскресник имени Бориса Лаврова.

— Знаешь что, Мачта! — вскипел уязвленный Борис.

— Какой я тебе Мачта? — неожиданно обрезал его Дима. — Моя фамилия Зайцев. Понял? А Мачта… ты это слово теперь забудь!

Он со злостью швыряет лопату, усаживается на угольную кучу и вдруг замечает подбежавшего Степу Сковородкина.

— А ты вали отсюда, трубач, — грозит ему Дима, — а то я жива научу тебя отличать эсминец от баржи!

Обиженный Сковородкин уходит. Вместо него появляется Коркин.

Старшина огорченно разводит руками:

— Воспитанник Зайцев, дела не вижу!.. Будьте любезны, возьмите лопатку, покажите пример!

Неожиданно за его спиной раздается вопрос:

— Товарищ Коркин, а вы сами когда-нибудь уголь грузили?

Коркин оборачивается — перед ним Левашов.

— А как же, — неохотно отвечает старшина, — приходилось. Грузил до потери сознания…

— А под огнем противника не доводилось?

Коркин оживился:

— Еще бы! Вот однажды в Кронштадте…

— Понятно, — перебивает его Левашов. — Тогда соберите мне роту.

— Есть!

Раздается протяжная трель боцманской дудки.

Причал. Собранные Коркиным воспитанники пятой роты окружили Левашова.

— Скучная работа, — говорит Левашов, — медленная, грязная… Ну как на ней отличишься?..

— Совершенно верно, товарищ капитан третьего ранга, — обрадованно вставляет Дима.

— А вот и неверно, воспитанник Зайцев! — Левашов протягивает руку вперед и весь словно преображается. — Смотрите!.. Это берег осажденного Севастополя. К нам прорвалась баржа с углем. Он нужен Севастополю, как снаряды, как воздух, как хлеб… Кругом гремит бой, непрерывно налетают вражеские самолеты… А мы — работаем…

Левашов умолкает, и в ту же секунду воспитанники — все как один — бросаются к своим местам, проворно хватают лопаты и тачки, и на пирсе закипает по-настоящему дружная и быстрая работа…

К Левашову подбегает Степа Сковородкин, прикладывает к козырьку руку.

— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите и мне грузить уголь.

— А ты кто такой?

— Сковородкин Степан Андреевич… Я тоже к вам в Нахимовское собираюсь поступать…

Левашов улыбнулся.

— Ну что ж, хорошо!

— Я все знаю, — еще больше осмелел Степа. — Сигнализацию изучил, морские слова знаю: рангоут, стеньги, гафель, гротбрамштаг… А вот мама купила мне новую капитанку…

Степа снял с головы свою новую фуражку и показал Левашову. Офицер взял фуражку, полюбовался ею, поправил на ней якорь.

— А учишься ты как, Степан Андреевич? Отличник?

Степа замялся.

— Вот только по арифметике неважно…

— Э, брат, тогда ничего не выйдет. — Левашов вернул Степе фуражку и огорченно махнул рукой. — Без арифметики на море пропадешь!..

— За арифметикой дело не встанет, — взмолился Степа. — Разрешите поработать…

— Ну ладно, — сдается Левашов, — иди работай.

Козырнув офицеру, счастливый Степа бросается помогать нахимовцам.

Левашов взглянул на часы.

— Дайте передышку, — приказывает он Коркину.

— Воздух! — громко объявляет старшина.

Несколько ребячьих голосов подхватывают слова сигнала:

— Воздух!

— Воздушная тревога!

— В укрытия!

В саду училища репетирует оркестр. Оркестранты-воспитанники с интересом наблюдают за работой «севастопольцев».

Услыхав сигнал воздушной тревоги, они сразу меняют мелодию музыки.

В оркестре возникает гул моторов, раздается вой падающей бомбы, гремят взрывы, трещат пулеметы.

Работа на пирсе прекращается. Воспитанники бегут в «укрытия».

К Левашову подходит начальник училища.

— Молодцы ваши «севастопольцы»! — хвалит он мальчиков. — Красиво работают.

На лице у Левашова мелькает улыбка.

— Я бы их наградил, товарищ адмирал.

Контр-адмирал тоже улыбнулся.

— Ну что ж, придется…

В награду за отличную работу воспитанники пятой роты отправляются на прогулку. На шлюпках под парусами они уходят в море, держа курс на дальнюю береговую батарею.

Летит над морем радостная нахимовская песня…

Береговая батарея. Из укрытия поднимается длинный ствол орудия.

Нахимовцы окружили орудие, наблюдают за работой расчета.

Надвигается черная туча.

Места номеров расчета занимают теперь мальчики. На боевые посты становятся Дима, Сергей, Марат и другие воспитанники.

Снежков дублирует командира. Он передает данные для стрельбы, потом, взмахнув рукой, командует:

— Огонь!

В ту же секунду раздается первый удар грома.

Все смеются, смотрят на небо.

В стороне стоят Левашов, Коркин, дежурный офицер. Сильный порыв ветра.

— Эге, ветерок настоящий! — придерживая фуражку, восклицает довольный Коркин.

— Да, придется вам переждать, — замечает дежурный офицер и обращается к Левашову: — Разрешите распорядиться насчет ужина?

— Нет, спасибо, — отвечает Левашов, покрепче натягивая фуражку. — Ужинать будем дома. А погода для нас самая подходящая. Как вы думаете, товарищ Коркин?

— Погодка недурна! Для оморячивания — в самый раз.

Левашов улыбнулся, взглянул на часы.

— Через десять минут сбор.

— Есть!

Конец разговора слышит появившийся здесь Марат.

На вершину небольшого холма взбирается группа ребят во главе со Снежковым. Ветер треплет их воротники, надувает одежду. Мальчиков догоняет Марат, кричит:

— Последние известия! Сейчас возвращаемся домой!

— Домой? — удивился Федя. — Не может быть! Шторм же начинается!

— Ну что ж, — отвечает Марат. — Пошла же домой четвертая рота. — Он указывает на море, где виднеются вдали парусные шлюпки 4-й роты.

— Сравнил! — восклицает Федя. — У них командир — бывалый моряк! С таким и в шторм не страшно…

— Что и говорить, орел! — соглашается Марат.

— Да нет, — решает Федя, — ты, наверно, напутал, Марат. Разве наш рискнет в такую погоду?..

Издали доносится трель боцманской дудки. Сбор.

— Смотри-ка! — встревожился Снежков. — Не пришлось бы нам сегодня искупаться…

Шлюпки пятой роты у причала. Их сильно качает. Заканчивается посадка.

Нахимовцы присмирели. Бодрое настроение у Снежкова заметно упало. Бескозырка натянута по самые уши. Он крепко держится обеими руками за скамью.

— Товарищ капитан третьего ранга, а может быть останемся, переждем погоду? — обращается Коркин к Левашову, заметив волнение Снежкова.

— А что, дождь будет? — спрашивает Левашов и смотрит на небо.— Ничего, мы ведь моряки — промокнуть не боимся. Вот разве… — он не договаривает и обращается к мальчикам: — Кто плохо плавает — поднять руку!

Рук никто не поднимает.

— Отлично! — замечает Левашов. — Все плавают хорошо — я так и думал…

И вдруг раздается робкий голос Снежкова:

— Товарищ капитан третьего ранга, я, кажется, плаваю неважно…

— А почему руку не подняли?

— Держусь, — объясняет Снежков, продолжая крепко держаться за скамью.

Левашов прыгает в шлюпку.

— Отходим!

Кабинет начальника училища. Контр-адмирал просматривает принесенную ему на подпись бумагу. Это напечатанный на машинке приказ начальника училища об организации на башне учебного наблюдательного пункта.

— В первую очередь пойдет на башню пятая рота, — говорит контр-адмирал, подписывая бумагу. — Час я назначу сам.

— Есть, — отвечает офицер. — Разрешите узнать…

Он не успевает договорить. Сильный порыв ветра, распахнув окно, сдувает со стола бумаги.

Офицер спешит закрыть окно, начинает подбирать разлетевшиеся бумаги.

Контр-адмирал снимает телефонную трубку вызывает дежурного.

— Пятая рота вернулась? — спрашивает он. — Как ветер?.. Сколько баллов?.. Держите наготове моторный катер!..

Положив трубку, контр-адмирал подходит к окну, глядит на море.

Шлюпки в открытом море. Они идут под парусами, сильно накренившись, прыгают с волны на волну.

В головной шлюпке Левашов. Рядом с ним Сергей с семафорными флажками в руках. Он чувствует себя уверенно, внимательно следит за идущей сзади шлюпкой.

Снежков опоясан пробковым поясом, жмется к старшине.

Шлюпку сильно качнуло, волна ударила о борт, окатила мальчиков. Снежков инстинктивно схватился за Коркина.

Левашов улыбнулся, оглядел присмиревших ребят.

— Ну что, товарищи моряки, грустно без дела?

Ребята молчат. Коркин понял офицера, оживился.

— Грустно, товарищ капитан третьего ранга, — отвечает старшина за мальчиков. — Нам бы работку повеселей — сразу душа запела бы!..

Шлюпку качнуло снова. Левашов, кивнув старшине, командует:

— На фалах! Паруса долой!

— Есть, паруса долой!

Коркин бросается выполнять команду. Сергей передает флажками команду соседней шлюпке.

Ветер рвет спускающийся парус. Коркин с трудом удерживает рвущееся из рук полотнище. На помощь ему бросается Борис. Вслед за ним в работу включаются Дима и Марат.

Преодолев страх, вскакивает со своего места Снежков, начинает помогать товарищам.

Новые команды Левашова. Парус убран, мальчики берутся за весла.

…Шлюпки идут на веслах.

Ребята повеселели. Они все больше и больше входят в азарт. Особенно оживлен Снежков. Он победил страх — и это особенно радует сейчас Левашова.

— Как самочувствие, воспитанник Снежков? — весело спрашивает офицер.

— Прелестно, товарищ капитан третьего ранга! — браво отвечает мальчик.

Из-за туч выглянуло солнце, осветило гребцов. Волна, хлестнув о борт, рассыпается мелкими брызгами.

Вестибюль училища. Проходит группа воспитанников, вернувшихся с батареи. Мокрые, но гордые ребята идут с высоко поднятыми головами, четко печатают шаг.

Снежков и Дима отделяются от своих, останавливаются около воспитанников четвертой роты, вернувшихся раньше.

— Причалили? — задиристо спрашивает у них Снежков. — Сухенькие? Грома не испугались?

Ребята из четвертой роты с завистью поглядывают на мокрых товарищей.

— А у вас красиво получилось! — язвит Дима. — Ветерок чуть заиграл — вы уж и корму показали.

— Храбрецы! — восклицает Федя Снежков.

— При чем тут мы…

— Командир приказал, — оправдываются мальчики.

Федя не унимается.

— Командир!.. То ли дело наш! Орел! Хоть и нет у него ни одной награды…

Увидав старшину, замыкающего строй, Снежков и Зайцев торопливо присоединяются к товарищам.

Прошло немного времени с того дня, как башня была запечатана, и вот теперь на ее двери появилась новенькая красивая вывеска: «Центральный наблюдательный пост Б».

Перед дверью стоят Борис, Дима, Федя, Марат и другие воспитанники пятой роты, удивленно поглядывают на Коркина, который достает из кармана ключ и с таинственным видом отпирает дверь башни.

Мальчики замирают от неожиданности. Старую захламленную башню не узнать. Теперь это настоящий наблюдательный пост, откуда легко и удобно обозревать море и рейд, где стоят военные корабли.

На специально сделанных столах установлены приборы для наблюдения и связи, по стенам развешаны изображения силуэтов кораблей, карты, сигнальные флаги.

Старшина Коркин наслаждается впечатлением, которое произвела на ребят переоборудованная башня.

— Ну, как, — обращается он к мальчикам, — нравится?.. Не то что ваша кустарная артель…

— Кто это сделал? — спрашивает обрадованный Борис.

— По приказу контр-адмирала, — важно отвечает Коркин. — Чтоб не случалось в будущем таких печальных происшествий, когда баржа принимается за эскадренный миноносец…

— А наш командир участвовал? — допытывается Снежков.

— Разумеется. Капитан третьего ранга и повернул вашу затею на правильный курс…

— Вот это здорово! — восклицает Дима. — Итак, пункт Б продолжает свою работу!

С радостными возгласами ребята бросаются к приборам.

Снежков и Зайцев начинают наводить на море стереотрубу.

В эту минуту раздается команда Коркина:

— Смирно!

На пороге башни появляется Левашов. Взоры ребят устремлены на офицера. Сейчас в этих взорах можно прочесть и благодарность, и уважение, и любовь мальчиков в своему новому командиру, который был принят ими сначала, как «сухарь» и «чинуша»…

— Вольно! — командует Левашов и сразу же вызывает Бориса. — Доложите обстановку на рейде.

Борис подходит к стереотрубе. Левашов протягивает Диме книгу:

— Записывайте!

Дима от удивления едва не роняет книгу на пол — в руках у него «Вахтенный журнал пункта «Б» со знакомым уже нам девизом: «Нашим законом будет и есть только движение вперед!»

Борис начинает докладывать положение на рейде:

— Вижу на рейде шесть сторожевых кораблей… два тральщика… один корабль на горизонте…

— Класс корабля? — спрашивает Левашов.

Борис отвечает не сразу, внимательно изучает силуэт замеченного вдали корабля.

— Наверно, опять баржа, — шепчет Снежков своему соседу.

— Корабль военный, — докладывает, наконец, Борис. — Класс корабля — эсминец…

— Правильно, — подтверждает Левашов и смотрит на часы. — Эскадренный миноносец «Адмирал Нахимов». Тот самый корабль, которым командовал ваш отец…

Идет «Адмирал Нахимов». Нос эсминца режет волну. Горят на солнце золотые буквы славного имени. Вьется на ветру военно-морской флаг.

Вскипает за кормой белый пенистый бурун…

У двери с надписью: «Командир 5-й роты» стоит Снежков. За его спиной слышны приглушенная музыка марша, шум строящихся рот, команды.

Оправив на себе мундир и подтянувшись, Снежков стучит в дверь и, получив разрешение войти, входит в кабинет.

…Остановившись посреди кабинета, Снежков рапортует Левашову, который еще не успел повернуться к нему лицом.

— Товарищ капитан третьего ранга, пятая рота по вашему приказанию…

Он внезапно умолкает, сраженный видом повернувшегося к нему офицера.

— Хорошо, идите, — отпускает мальчика офицер.

Но Снежков, широко открыв глаза, не может тронуться с места.

На груди у Левашова, одетого в парадный мундир, сияет множество орденов и медалей. Командир роты оказался тем самым боевым офицером, о котором мечтали мальчики!

— Идите, — повторяет Левашов.

Ошеломленный неожиданным открытием Снежков еще некоторое время стоит на месте, потом, повернувшись на каблуках, бросается к выходу…

В строю, среди товарищей, он радостно сообщает новость.

— А у нашего командира орденов, медалей — не счесть!.. А ты, Марат, говорил — ни одной награды…

— А ты говорил — сухопутный моряк! — отбивается Марат.

Раздается команда:

— Равняйсь!.. Смирно!

Мгновенно наступает тишина, нахимовцы застывают в стройных шеренгах.

И те же шеренги мы видим уже на корабле. На палубе эсминца выстроено все училище.

Застыла в строю команда «Адмирала Нахимова». Старые и молодые закаленные в битвах матросы и офицеры с гордостью глядят на нахимовцев. И к ним — будущим офицерам флота — в эти торжественные и радостные минуты обращает свое слово седой адмирал — начальник училища:

— …Принимая корабль, который носит дорогое нашему народу имя адмирала Нахимова, мы клянемся, что будем служить Отчизне так же преданно и беззаветно, как служил ей Нахимов, как служили ей герои этого славного эсминца — его матросы и офицеры, его первый командир — капитан первого ранга Лавров. Пусть это будет вам примером, будущие офицеры флота! Счастливого плавания, нахимовцы! Растите и мужайте во славу могучей Советской морской державы! На гордость нашему народу! На радость великому Сталину! Ура!

По кораблю прокатывается мощное ответное «ура».

Гремит артиллерийский залп.

Возникают звуки Государственного Гимна Советского Союза…

Море. Строй шлюпок. В них лучшие гребцы училища, отстаивая спортивную честь своих рот, борются за право нести первую вахту на эсминце. Все шлюпки идут в одну линию.

Но вот шлюпка четвертой роты, несущая вымпел с цифрой «4», вырывается вперед.

Это подзадоривает команду «пятерки», управляемой Сергеем Столицыным. Сергей, загребной Борис Лавров и другие гребцы, и даже старшина Коркин, находящийся в шлюпке в качестве наблюдателя, — начинают входить в азарт и прилагают все усилия, чтобы обогнать «четверку»…

С берега за ходом состязания наблюдают многочисленные зрители. Среди них мы видим Марата, одного из знакомых уже нам воспитанников четвертой роты, и группу девочек-школьниц, «болеющих» за «четверку» и за «пятерку».

— Смотрите, смотрите, «четверка» вырвалась вперед! — взволнованно кричит одна из девочек.

— Это наша — четвертая рота! — с гордостью поясняет сосед Марата.

— Стиль только неважный, — небрежно бросает Марат.

— Наш стиль известный — всегда быть на первом месте!

— Посмотрим, — улыбнувшись, замечает девочка.

Расцвеченный флагами «Адмирал Нахимов» стоит у линии финиша. Палубы и надстройки корабля заполнены зрителями: нахимовцами, матросами, офицерами.

С командного мостика за состязаниями наблюдают в бинокль контр-адмирал и несколько офицеров-воспитателей.

— А ваши напористы! — обращается контр-адмирал к Левашову.

— Они же «севастопольцы»! — улыбаясь, отвечает офицер.

В это время «севастопольцам» удается поравняться с «четверкой». Торжествующий Коркин насмешливо подмигивает старшине, сидящему на соседней шлюпке. Ободренные успехом ребята уверенно обходят «четверку».

Еще дружнее заработали гребцы «пятерки», на лицах ребят засияли задорные улыбки.

— «Пятерка»! «Пятерка» впереди! — радостно восклицает девочка.

— Это наша пятая рота! — с видом победителя объявляет Марат.

Паренек из четвертой роты мрачнеет:

— Все равно до финиша не дотянут.

— Увидим! — весело отвечает ему девочка.

На башне Снежков радостно переживает успех «пятерки». В этот час он дежурит здесь, и его бинокль наведен на соревнующиеся шлюпки. Решив, что положение определилось окончательно, Снежков отрывает бинокль от глаз и бросается к телефону.

— Товарищ дежурный, разрешите доложить: пятая рота впереди!.. Да, да, прочно! Победа будет за нами!..

Он бросает трубку и снова подносит бинокль к глазам.

В это время «четверка», поднажав, обгоняет шлюпку пятой роты. Старшина с «четверки» посылает Коркину в ответ язвительную усмешку и принимается подбадривать своих разгорячившихся гребцов.

— Ну, что я говорил? — спрашивает у Марата паренек из четвертой роты. — Уже выдохлись?

— Рано веселишься! — отвечает ему помрачневший Марат. — Наши себя еще покажут!

— Все равно будете биты!

— Ах, так!— гневно восклицает Марат, готовый сцепиться с обидчиком.

— Не ссориться! — строго останавливает спорщиков девочка.

Нерасчетливо израсходовав свои силы, «четверка» начинает сдавать, и вперед снова выходит пятая рота. И в ту же секунду раздается взрыв аплодисментов. Зрители на берегу и на корабле горячо приветствуют «пятерку», уверенно идущую к финишу.

Неожиданно на дистанции появляется «Морской охотник». Степа Сковородкин гребет изо всех сил, тоже направляя свою утлую лодчонку к линии финиша. Вдогонку ему несутся с берега веселые возгласы мальчишек:

— Степка Сковородка!.. Темпу давай! Темпу давай!..

Внезапный порыв ветра срывает со Степы его новую капитанку и швыряет ее в море. Мальчик делает резкое движение за фуражкой — лодка переворачивается, и Степа оказывается в воде.

Не успевает еще Сковородкин окончательно вымокнуть, как бдительный Снежков, первый заметивший морское происшествие, поднимает тревогу.

— Человек за бортом! — кричит Снежков в телефон. — Степа тонет в открытом море! — и затем повторяет приказание дежурного: — Есть поднять сигнальный флаг «Человек за бортом!»

Над башней взвивается флаг «Человек за бортом».

Однако никто не замечает этого тревожного сигнала.

Гонки продолжаются, и взоры всех зрителей устремлены на «пятерку», сумевшую намного опередить своих соперников.

Вдруг Столицын увидел на башне сигнальный флаг, быстрым взглядом окинул море, и опытный глаз бывшего сигнальщика обнаружил вдали барахтающегося в воде Степу.

Сергей резко повернул руль, уверенно отдал нужную команду — и «пятерка», убрав флаг и тем самым показав, что она выходит из соревнования и уступает дорогу к финишу другим шлюпкам, круто развернулась и пошла на выручку к Степе.

В это время Сковородкин, выбиваясь из последних сил, упорно пытается взобраться на плавающего вверх дном «Морского охотника», но каждый раз лодка с громким бульканьем погружается к воду.

А намокшая, но все еще роскошная подаренная мамой капитанка уплывает все дальше и дальше…

Степа даже не заметил, как сзади подошла к нему «пятерка», а когда несколько рук нахимовцев подхватили его, он вдруг закричал не своим голосом:

— Фуражку! Фуражку спасайте!

Кто-то подцепил фуражку веслом, высоко поднял ее над водой и перебросил в шлюпку в тот самый момент, когда в нее втащили Степу. «Четверка» в это время была уже совсем близко от финиша, и ей доставалась в этом соревновании победа…

Степа вынул из фуражки раскисшую от воды тетрадь, раскрыл ее и ужаснулся.

— Все мои пятерки смыло, — сказал он чуть не плача. — А я хотел вашему командиру показать…

— Самого чуть не смыло… — сердито отозвался Дима. — Первое место из-за тебя потеряли…

И в ту же секунду раздались аплодисменты, крики «ура», звуки оркестра.

«Четверка» прошла линию финиша.

— Ну вот видишь, — хвастливо обращается к Марату паренек из четвертой роты, — наша четвертая рота второй год на первом месте!

— Степку благодарите, жертву морской стихии, — мрачно отвечает ему Марат.

— Степка тут не при чем.

— А по-моему, — говорит девочка, которая вместе с Маратом «болеет» за пятую роту, — сегодня на первом месте все-таки пятая рота!

Раздается новый взрыв аплодисментов. Зрители дружно приветствуют «пятерку», ведущую на буксире «Морского охотника» Степы Сковородкина.

На командном мостике эсминца контр-адмирал крепко пожимает руку Левашову.

— Молодцы ваши «севастопольцы»!

Поздние сумерки. «Адмирал Нахимов» стоит на якоре. Черная вода лижет корпус эсминца. По воде бегут блики сигнальных огней. Мигает яркий свет на клотике — дежурный сигнальщик переговаривается с «башней».

С корабля доносится бой склянок.

По палубе эсминца идет Левашов. Честь нести первую вахту на корабле досталось все-таки пятой роте.

Внимание Левашова привлекает задремавший у орудия воспитанник. Это Федя Снежков.

Офицер останавливается, долго глядит на мальчика и в его взгляде можно прочесть и отеческую нежность и озабоченность. Вероятно, не сразу приходит решение — как быть с этим маленьким «часовым», безмятежно похрапывающим у орудия.

Наконец, отвернувшись от Снежкова, Левашов начинает покашливать. Снежков просыпается и, живо стряхнув с себя сон, вытягивается перед офицером.

— Хорошая ночь, — говорит Левашов, любуясь небом, морем, далекими огоньками на берегу.

— Прелестная, товарищ капитан третьего ранга, — соглашается ободрившийся Снежков.

— Спать не хочется?

— Никак нет!

Левашов поворачивается к мальчику.

— Молодец, воспитанник Снежков! Спать на посту нельзя. За сон на посту строго наказывают! — Он снова смотрит на небо, на море, на далекие огоньки. — А ночь хороша!..

Идет дальше.

Левашов спускается в кубрик. Останавливается на пороге, прислушивается.

Главстаршина — старый моряк, соратник Алексея Петровича Лаврова — рассказывает нахимовцам о боевых делах родного корабля.

— …Немецкий караван с сильным конвоем пережидал туман. Боялись фашисты, как бы на свои же мины не напороться. А Алексею Петровичу этого только и надо было. Свалиться как снег на голову, драться на близкой дистанции — это было ему по душе…

Мальчики слушают старшину, затаив дыхание. Борис не спускает с него глаз, с глубоким волнением ловит каждое слово с своем отце.

— Пошли мы в тумане через минные поля, — продолжает моряк, — да подобрались к фашистам так — ближе нельзя. Они и с якоря сняться не успели, как потопили мы два транспорта. Опомнились фашисты — и ну, палить напропалую. А сами наутек! Мы за ними… И тут вражеский снаряд ударил в боевую рубку. Меня рвануло от штурвала, сбило с ног… Вскочил я, посмотрел на Алексея Петровича — он стоит, командует, только белый стал, как полотно. Ну, думаю, пронесло — жив наш командир… И вдруг он пошатнулся. Офицер подхватил его на руки. Прошла, наверно, минута — и снова услышал я голос Алексея Петровича. Это был его последний приказ…

— Какой приказ? — невольно вырвалось у Бориса.

Старшина взглянул на мальчика и, немного помолчав, тихо произнес слова приказа:

— О смерти командира личному составу не сообщать… Бой вести до полного разгрома противника…

Ребята с дружеским участием поглядывают на Бориса.

Сергей украдкой пожимает ему руку.

Звучит сигнал отбоя.

Ночь. Тишина. В кубрике, на матросских койках, спят свободные от вахты нахимовцы.

Не может заснуть только Борис. Взволнованный рассказом старшины, он думает об отце, о последних минутах его жизни. Неожиданно у него возникает какое-то решение.

Борис поднимается на своей койке, оглядывается и, убедившись, что все спят, проворно достает одежду и начинает одеваться…

Командирский мостик. Из темноты появляется фигура Бориса. Мальчик останавливается, напряженно всматривается вперед.

По мостику медленно прохаживается вахтенный воспитанник Сергей Столицын.

Выждав удобный момент, Борис осторожно двинулся вперед и незаметно проскользнул в боевую рубку.

И вот Борис стоит на том самом месте, где осколком вражеского снаряда был сражен его отец… Отсюда он управлял кораблем, отсюда руководил боем, здесь мужественно прозвучали его последние слова…

Вот рычаги, приборы, компас… К ним прикасались руки отца. Растроганный Борис внимательно вглядывается в эти вещи, осторожно притрагивается к ним.

Потом он поднимает лицо и замирает… Перед ним — в стальной рамке, навечно вделанной в стенку рубки, — портрет отца. Словно живые, умные добрые глаза офицера смотрят прямо на мальчика.

Внизу надпись:

«Капитан первого ранга Алексей Петрович Лавров — первый командир эскадренного миноносца «Адмирал Нахимов». Пал смертью храбрых в морском бою 18 октября 1941 года».

На глазах мальчика блестят слезы.

На стойке под портретом лежит «Исторический журнал» корабля. Борис берет журнал, начинает торопливо листать страницы.

Вот страница с записью от 18 октября 1941 года:

«14 часов 15 минут.

Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен. Его последний приказ: «О смерти командира личному составу не сообщать. Бой вести до полного разгрома противника».

Борис снова переводит взгляд на портрет отца. Руки медленно опускают раскрытый журнал на стойку.

Тяжелая книга ложится на рычаги сигналов — и в тот же миг на корабле раздается звон колоколов громкого боя. Боевая тревога!

Не поняв сразу, что он сам виновник тревоги, Борис срывается с места, выскакивает из рубки и вдруг догадывается, что случилось… Он готов броситься обратно к книге, но слышит чьи-то шаги и быстро прячется в тень.

В рубку вбегает Сергей.

По палубе бегут матросы.

Воспитанники вскакивают с коек. На ходу одеваясь, выбегают из кубрика.

Артиллеристы срывают с орудий чехлы.

Включаются механизмы.

Прижавшись к стенке переборки, стоит встревоженный Борис. Мимо него пробегают ребята.

Один из мальчиков, споткнувшись о бухту каната, падает и соскальзывает за борт.

И сразу же раздается громкий мужской голос:

— Человек за бортом!

Борис выскакивает из своего укрытия, чтобы броситься на помощь товарищу, но у самого фальшборта его останавливает Левашов.

— Куда?

Борис в смятении не может вымолвить ни слова.

— Шлюпку на воду! — громко командует офицер подбежавшим матросам.

В боевой рубке Сергей снимает с сигнальных рычагов книгу, и в ту же секунду звон колоколов прекращается.

Неожиданно за спиной мальчика раздается строгий окрик матроса:

— Ты что здесь делаешь?

Сергей не успевает ответить, — на пороге рубки появляется дежурный офицер в сопровождении нахимовца-связного.

— Кто объявил тревогу? — спрашивает офицер.

— Я застал здесь воспитанника, — отвечает матрос, указывая на Сергея.

— Никак нет, — говорит растерянный Сергей, все еще держа в руках раскрытую книгу. — Я тревоги не объявлял…

— Дать отбой! — приказывает офицер и поворачивается к связному. — Найдите командира роты.

Матрос и воспитанник-связной выходят.

Офицер забирает у Сергея журнал и начинает просматривать записи на раскрытых страницах.

Звучит сигнал отбоя.

На палубе выстроены воспитанники. Коркин смотрит на часы, затем опытным глазом оглядывает возбужденных ночным событием ребят, оценивает, как успели они одеться по сигналу боевой тревоги. Взгляд старшины скользит по ногам ребят: наспех надетые ботинки зашнурованы кое-как и только у Бориса они зашнурованы на все крючки.

Подходит Левашов.

— Смирно! — командует Коркин и рапортует офицеру: — Товарищ капитан третьего ранга, произвожу поверку. Свободные от вахты воспитанники все налицо. По боевой тревоге воспитанники построились в две минуты семнадцать секунд!..

— Молодцы! — похвалил офицер нахимовцев. — Вольно!

— Вольно! — повторяет Коркин.

Довольные похвалой мальчики оживились. Только Борис, опасаясь, что его оплошность может каждую минуту обнаружиться, стоит словно скованный, настороженным взором следит за Левашовым.

— Воспитанник Лавров! — обращается к нему офицер, заставляя мальчика насторожиться еще больше. — Объявляю вам благодарность за проявленную вами готовность помочь товарищу в опасную минуту. Так должен поступать каждый советский моряк…

Все мальчики с уважением и любопытством смотрят на Бориса.

— Спать! — приказывает Левашов старшине и уходит в темноту.

Из груди Бориса вырывается вздох облегчения. Лицо его светлеет. Вероятно, в эту минуту мальчику кажется, что конфликт исчерпан. Он не догадывается о том, какой оборот принимает происшествие в боевой рубке для Сергея Столицына.

Боевая рубка. Взволнованный Сергей стоит перед Левашовым.

— Это не я, — оправдывается мальчик.

Левашов хмурится.

— На мостике, кроме вас, никого не было. Кто же тогда, если не вы?

Сергей от обиды готов расплакаться.

— Не знаю… Только я тревоги не объявлял… Здесь лежала книга… она давила на рычаги сигнала… Я ее снял…

Левашов берет из рук дежурного офицера раскрытый журнал, бегло просматривает записи. Его внимание привлекает запись от 18 октября 1941 года:

«14 часов 15 минут.

Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен…»

На лице Левашова мелькнула какая-то догадка. Он закрыл журнал и положил его на стойку.

— Плохо несете службу, — говорит он Сергею. — Стоите на посту и не знаете, кто заходил в боевую рубку…

Сергей виновато опускает голову.

Левашов выходит из рубки.

— Сменить вахту! — приказывает он с порога дежурному офицеру.

Кубрик. Мальчики улеглись на свои койки. Кажется даже, что они уже спят. В тишине слышны только шаги Коркина — он проходит вдоль коек, заботливо поправляет на ребятах одеяла, выходит из кубрика. Как только старшина скрывается за дверью, мальчики сбрасывают с себя одеяла.

— Две минуты семнадцать секунд! — восторженно восклицает Дима. — Вот как умеет пятая рота!

В ответ раздаются веселые голоса:

— На то мы «севастопольцы»!

— Даже командиру понравилось!

— Пусть попробует так четвертая рота!

— Куда им!

— И Борису повезло, — говорит Дима. — На первой же вахте благодарность заработал!..

Борис словно не слышит этих слов — он лежит неподвижно, натянув на голову одеяло.

Неожиданно раздается предупреждающий возглас:

— Полундра!

Ребята мгновенно ныряют под одеяла.

Слышатся чьи-то шаги, затем в кубрик входит Снежков. Тревога оказалась напрасной, все поднимаются снова.

— Эх, вы, — обращается Федя к товарищам, — спите и ничего не знаете…

— А ты знаешь, как мы отличились? — спрашивает Дима.

— Отличились!.. За эту тревогу еще будет нам «благодарность»… — презрительно усмехнувшись, говорит Снежков.

Борис приоткрыл одеяло, взволнованно прислушивается к разговору.

— В чем дело? Что случилось? — спрашивают ребята.

— А то случилось, — огорченно сообщает Снежков, — что переполох устроил Столицын. Самовольно объявил боевую тревогу, а теперь отпирается…

— Столицын объявил тревогу? — удивился Марат. — Не болтай чепуху!.. Что он Степка Сковородкин, что ли?.. Да за такую глупость засмеют!..

— Ого! Еще как засмеют! — поддержали его ребята.

— Не верите? — Снежков махнул рукой и начал снимать фланелевку. — Из-за него всех ребят с вахты сняли…

— С вахты сняли? — испуганно восклицает Дима. — Ну, теперь нам четвертая рота прохода не даст!

Борис резким движением натягивает на голову одеяло.

Утро. В лучах солнца искрится широкий морской простор.

На палубе эсминца в ожидании отправки на берег выстроена пятая рота. Ее сменяет четвертая рота. Мальчики с грустью наблюдают, как на борт корабля поднимаются их старшие товарищи — бодрые, сияющие и, конечно же, уже прослышавшие про ночное происшествие на корабле.

Проходя мимо «потерпевшей крушение» роты, прибывшие задирают ребят язвительными вопросами:

— Отличились?

— Позабавились на почетной вахте?

— Бревно за мину приняли?

Дима, бросив на Сергея полный укора взгляд, молча грозит насмешникам кулаком.

Раздается команда Коркина:

— Пятая рота! По-взводно, по шлюпкам!..

Начинается посадка воспитанников на шлюпки.

Кабинет командира пятой роты.

— Есть у меня догадка, товарищ капитан третьего ранга, — докладывает Коркин. — Вот честное слово, можно вывести парня на чистую воду…

Левашов вопросительно посмотрел на возбужденного старшину.

— Это кого же?

— А вот слушайте. Случилась, значит, тревога — воспитанники построились. Заправиться как следует ребята не успели, оделись кое-как. А Лавров?.. Вот, думаю, молодец этот Лавров! У него даже ботинки…

— Зашнурованы?

— Вы тоже заметили?

— Нет, просто спрашиваю.

— Разрешите, я его допрошу, — просит старшина.

Левашов нахмурил брови.

— Не нужно.

— Прикажете к вам вызвать? — настойчиво продолжает Коркин.

— И вызывать не нужно…

Старшина в недоумении разводит руками.

— Как же быть? — тихо произносит он, не глядя на офицера, словно задает этот вопрос самому себе. — То ли дело четвертая рота — комсомольцы. Продраили бы парня на собрании — и все в порядке! А с этими малышами… И учи их, и требуй с них, — и все это, пожалуйста, по-деликатному… Просто ум за разум заходит!.. Что же делать?..

— Учить и требовать, — твердо отвечает старшине Левашов, — и все это — деликатно… А пока — молчать. И не подавать вида…

Он поднимается со своего кресла и, взяв со стола пачку каких-то билетов, протягивает ее Коркину.

— Молчать и не подавать вида, — повторяет старшина упавшим голосом и пожимает плечами. — Есть!..

Такелажная мастерская.

Воспитанники пятой роты занимаются практической работой — ремонтируют шлюпки.

На переднем плане у верстака работает Дима. Он строгает планку, но дело у него не ладится — не закрепленная дощечка все время выскакивает из-под рубанка.

К Диме подходит Сергей.

— Давай я тебе помогу, — предлагает он.

— Без тебя обойдусь! — сердито отвечает Дима. — Сработал уже одно дело!..

Обиженный Сергей возвращается на свое место.

В мастерскую вбегает Марат. Дежуря по училищу, он ухитряется забежать на минутку к товарищам.

— Внимание! Внимание! — громко объявляет Марат. — Последние известия!..

Его окружают нахимовцы.

— Опять что-нибудь случилось? — с тревогой спрашивает Снежков.

— Сегодня во Дворце пионеров бал для нахимовцев! — с волнением сообщает Марат.

— Прелестно! — обрадовался Снежков. — Значит, потанцуем?..

— Рано веселитесь! — угрюмо бросает Марат зашумевшим товарищам. — Танцевать не придется! Пойдут все, кроме нашей роты…

Козырнув ребятам, он исчезает за дверью.

— Понятно! — восклицает Дима и, взглянув в сторону Сергея, решительно направляется к его верстаку. — Слыхал последнюю новость?

— Слыхал.

— Вот и скажи теперь, почему из-за тебя должна страдать вся рота?..

— Отойди! — угрожающе бросает ему Сергей.

— Смотри, какой вояка! — насмешливо произносит Дима. — Медали повесил…

— Медали не трогай!

— А почему? Это же не кнопки сигналов!

Дима вызывающе хохочет.

И вдруг раздается раздраженный окрик Бориса:

— Мачта, оставь!..

— Не оставлю! — петушится Дима. — Пусть признается!..

В эту минуту за его спиной появляется старшина Коркин. Заметив его, ребята торопливо принимаются за свои дела.

— Что случилось, воспитанник Зайцев? — спрашивает Коркин.

— Сами знаете, товарищ старшина, — с неохотой отвечает Дима.

— Воспитанник Зайцев, научитесь докладывать старшему начальнику, — строго наставляет Коркин. — Говорите коротко, ясно. Докладывайте самое главное…

Дима подтягивается.

— Есть, самое главное!.. Из-за этой истории со Столицыным нас сегодня во Дворец пионеров не берут, а завтра…

Старшина перебивает его:

— Получите билет во Дворец пионеров!

И он начинает раздавать мальчикам билеты, которые вручил ему Левашов.

— А Столицыну билет будет? — робко спрашивает у старшины Борис.

— Столицыну билета нет, — сухо отвечает старшина и вдруг замечает, что у Бориса развязался шнурок. — А вы, воспитанник Лавров, лучше шнурок завяжите, а то как тревога, так у вас…

— Какая тревога? — испугался Борис.

Старшина вспомнил, видимо, наказ Левашова и заговорил другим, более «деликатным» тоном:

— Говорю, случится, допустим, тревога, наступите на шнурок — упадете…

Он продолжает раздавать билеты.

На глазах у Сергея блестят слезы.

Дворец пионеров. Огромный белоколонный зал. Нарядная толпа детей. Играет музыка.

Нахимовцы и школьницы танцуют полонез. Вокруг веселые, радостные лица зрителей.

Не весел только Борис. Он одиноко стоит у колонны и, занятый своими тревожными мыслями, не видит, как к нему подходит Левашов.

— А вы почему не танцуете? — спрашивает офицер.

Борис от неожиданности не знает, что ответить. Но Левашов словно не замечает его смущения.

— Я хотел поговорить с вами о Столицыне, — продолжает офицер. — Вы, кажется, друзья?.. Надо его поддержать, если он не виноват… А если виноват — надо помочь ему признаться…

В эту минуту к ним приближается веселая толпа малышей, во главе которой ковыляет белый медвежонок.

— Здравствуйте, товарищ капитан третьего ранга! — приветствует «медвежонок» офицера. — Не бойтесь — это я!..

Он проворно снял маску и на Левашова глянуло счастливое озорное лицо Степы Сковородкина.

— А, Степа! — приветливо улыбнулся офицер. — Как успехи?

— По арифметике пять получил!

— Молодец! Поздравляю.

— Теперь дело пойдет! — уверенно заявляет Сковородкин.

— Ну, держись, Степан Андреевич! — весело наказывает Левашов. — Слово моряка — закон!

Степа снова надевает маску, и компания малышей отправляется дальше.

— Вот и все, что я хотел вам сказать. Подумайте об этом, Лавров, — говорит Левашов, снова повернувшись к Борису.

Дружески кивнув мальчику, офицер уходит. Борис провожает его беспокойным взглядом и нетрудно понять, как тяжело ему сейчас.

…Полонез сменился вальсом. Танцующих становится все больше и больше.

Снежков тоже приглашает на танец одну из школьниц. И хотя Федя ей по плечо, держится он уверенно, с достоинством.

В соседней паре — паренек из четвертой роты. Он сразу же завладевает вниманием Фединой девочки.

— Посмотрите, как он замечательно танцует! — восхищенно шепчет она.

— Замечательно? — удивляется Федя. — Что вы! Лучше нашего Лаврова никто не танцует… Хотите познакомлю?

— Пожалуйста!

Снежков глазами ищет Бориса, не находит его. Сделав неожиданно крутой поворот, он выводит девочку из круга танцующих и исчезает с ней в толпе.

Гостиная Дворца пионеров. Из зала доносится мелодичная музыка вальса.

На стенде с фотографиями детей-участников Великой Отечественной войны — портрет Сергея Столицына. Около стенда толпятся ребята. Здесь же Марат и Дима.

— Скажите, Столицын у вас учится? — обращается к нахимовцам одна из девочек.

— К сожалению, даже в нашей роте, — отвечает Дима.

— Почему к сожалению?

Дима вздохнул.

— Не оправдал наших надежд…

— А это правда, что он герой?

— Герой! — иронически подтверждают нахимовцы.

— А почему он не пришел?

— Видите ли, — робко начал Дима, — с ним случилось…

— Ничего с ним не случилось! — перебивает его неожиданно появившийся Борис. — Столицын не виноват!

— А кто виноват? — в один голос спрашивают удивленные Марат и Дима.

И вдруг раздается голос:

— Борис Лавров!.. Лучший танцор нашего училища… Прошу познакомиться!

Испуганный Борис оборачивается.

Перед ним Снежков и танцовавшая с ним школьница.

Вечер. Кабинет начальника училища. Перед контр-адмиралом стоит навытяжку мичман Булат. Рапортует:

— Товарищ адмирал, мичман Булат прибыл в ваше распоряжение…

Начальник пожимает мичману руку:

— Очень рад, Иван Дмитриевич. Вот теперь у меня есть действительно прекрасный боцман!

Булат вздохнул:

— Да, видимо, мой совет вам пригодился…

— Замечательный совет, мичман! Очень вам благодарен.

Контр-адмирал рассмеялся. Смутившийся Булат улыбнулся тоже и поспешил переменить тему.

— Извините, товарищ адмирал, а как тут у вас мой Столицын?

— Да случилась тут одна история…

Булат встревожился:

— Натворил чего-нибудь? Так может я теперь тут ни к чему?

Сергея-то ведь я воспитывал…

— Садитесь, Иван Дмитриевич.

Контр-адмирал указывает Булату на кресло, сам садится против мичмана и протягивает ему открытый портсигар.

И вот Булат и Сергей встречаются.

С отеческой нежностью старый мичман обнимает своего любимца и пытливо заглядывает ему в глаза. Выдержка оставляет мальчика. Сергей пытается улыбнуться, но вместо улыбки получается какая-то жалкая гримаса, на глаза набегают слезы и, уткнувшись Булату в грудь, он плачет…

Булат утешает его:

— Ну, ладно, ладно. Верю тебе, Сережа. Успокойся — моряку плакать не положено…

Он ласково гладит мальчика по спине, а сам с опаской оглядывается — не видит ли кто эти невольные слезы его питомца. Но в большой, уютно обставленной комнате отдыха никого больше нет.

Булат вдруг вспоминает:

— Сережа! Да ведь я письмо тебе привез. Только ты уехал, а на базу пришло письмо. Ну-ка, прочитай…

Он усаживает Сергея на диван и, сев рядом с мальчиком, достает из кармана письмо.

На конверте адрес: «Северный Флот. Сергею Столицыну».

Сергей вытирает слезы.

— Ты не сердись, Сережа, что оно распечатано, — виновато говорит Булат. — У нас в дивизионе все его читали. Замечательно душевное письмо!..

На измятом листке — уже знакомые нам строчки:

«Дорогой Сережа! Сегодня мы прочитали о твоем подвиге. Гордимся тобой и поздравляем с наградой. Приезжай к нам учиться и просись в нашу 5-ю роту. Здесь тебя ждут настоящие друзья.

От имени роты  Б о р и с  Л а в р о в».

— Борис Лавров, — вслух произносит Сергей, и лицо его светлеет. — Лавров верит, что я не виноват… А вот другие…

— Ничего, Сережа, — успокаивает Булат, — и другие поверят. Ты только держись покрепче… — Он поворачивается на шум.

В комнату входят несколько воспитанников пятой роты, вернувшихся из Дворца пионеров. Снежков первый приветствует Булата.

— Опять кого-нибудь привезли? — любопытствует Федя.

— Да нет, — улыбается мичман, — теперь уж сам приехал.

— Учить нас будете? — спрашивает Дима.

— И вас учить, и сам учиться буду…

В эту минуту в дверях появляется Борис. Сергей устремляется ему навстречу.

— Спасибо, Боря! — с жаром произносит Сергей и крепко жмет руку товарищу.

Борис удивленно смотрит на него:

— За что?

— За письмо!

Сергей протягивает ему листок. Борис узнает свое письмо и вдруг замечает Булата. Старый мичман подходит к мальчику и кладет на плечо руку.

— Спасибо, сынок, — говорит Булат. — И за письмо спасибо, и за то, что веришь Сереже. Это и есть настоящая дружба…

Сгорая от стыда, Борис опускает голову.

Плакат:

Сегодня

ОТКРЫТОЕ КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ

Повестка дня:

Прием в члены ВЛКСМ воспитанника 5-й роты

СЕРГЕЯ СТОЛИЦЫНА

Аудитория, заполненная комсомольцами. У стола президиума — воспитанник старшей роты.

— Биография у Столицына хорошая, — говорит юноша. — Такой биографии любой комсомолец позавидует. Столицын воевал, смерти в глаза смотрел…

— В опасную минуту не растерялся! — громко добавляет с места Снежков.

— Все это верно, — продолжает комсомолец. — И все-таки, пока не выяснится история с тревогой — принимать Столицына в комсомол, по-моему, нельзя…

— Правильно! — поддерживает его Дима. — Пусть сначала признается!

— Я предлагаю вопрос отложить, — заканчивает оратор и садится на свое место.

В зале оживление, раздаются одобрительные возгласы. Звонит председательский колокольчик.

Взволнованный Сергей вскакивает со своей скамьи, хочет что-то сказать, но сидящий рядом с ним Булат спокойно берет его за локоть, усаживает на место.

Снежков поднимает руку — просит слова.

Борис растерянно оглядывается вокруг. Взгляд его задерживается на поникшем Сергее, потом на сидящем среди воспитанников Левашове, на поднявшем руку Снежкове. Короткое раздумье, и Борис тоже поднимает руку.

— Слово имеет воспитанник Снежков! — объявляет председатель.

Снежков выходит к столу президиума.

— Я, конечно, решающего голоса пока не имею, — смущаясь, начинает свою речь мальчик. — Не дорос еще — в комсомол меня будете принимать в будущем году. Но я хочу сказать, что принять Столицына в комсомол надо!..

— Это почему же? — недоумевает Дима.

— Почему… Столицын обманывать нас не будет. Он с флота пришел. У него биография…

— Биография! — насмешливо произносит Дима. — Смотри, какой защитник нашелся!

В зале шум. Председатель звонит.

— Если бы Столицын был виноват, — убежденно продолжает Снежков, — он бы признался… Я ему верю…

Снова шум. Голоса.

— Верить, Федя, мало!

— Надо доказать!

Снежков беспомощно разводит руками.

— Доказать, — повторяет он с отчаянием в голосе. — Не могу доказать…

— То-то и оно! — торжествует Дима. Он вскидывает руку: — Прошу слова.

Совсем уже упавшего духом Снежкова неожиданно осеняет новая мысль.

— А вот скажите, — горячо обращается он к товарищам, — кто из вас назовет Столицына трусом? — Он кивнул Сергею: — Встань, Сергей!

Взглянув на Булата, тот неохотно поднимается. И сразу же на него устремляются взгляды всего зала. Наступает тишина — никто, лаже раздосадованный Дима, не решается назвать Сергея трусом.

— Нет таких! — громко свидетельствует ободрившийся Снежков. — Садись, Столицын!

Сергей садится, и Снежков снова спрашивает у всех собравшихся:

— А как назвать того, кто совершил проступок и спрятался за спину товарища?

И весь зал — в один голос — отвечает взволнованно и гневно:

— Трус!

Борис срывается в места.

— Нет! — восклицает он с болью. — Нет, я не трус!.. Тревогу объявил я!.. Случайно…

По его лицу катятся слезы.

Поздний вечер. Берег моря. Далекие огни на рейде.

Медленно проходят Левашов и Борис.

— Почему же ты не сказал об этом сразу? — спокойно спрашивает Левашов. — Ты думал, что потеряешь уважение товарищей? Этого ты боялся?

Офицер останавливается, пристально, с участием глядит на мальчика.

— Они стали бы смеяться надо мной, — тихо отвечает Борис, склонив голову.

— Ну, и что же?.. Бывают испытания и потруднее. Тогда как?.. Ведь сегодня товарищи не смеялись над тобой, но разве тебе было легко?.. Знаю, не легко тебе было, Боря…

На секунду Левашов умолкает. Тронутый его последними словами, Борис поднимает голову. В глазах мальчика светится благодарность.

— Я очень рад, — продолжает Левашов, — что сегодня ты нашел в себе мужество сказать правду. Но я хочу предупредить тебя: еще не раз ложный стыд, вот это твое излишнее самолюбие, будут испытывать твое мужество. Не сдавайся, Борис!.. Докажи, что ты всегда готов с честью постоять за правду!

— Я докажу это, Виктор Васильевич! — горячо обещает Борис.

— Верю, — говорит Левашов и крепко пожимает ему руку.

— Спасибо, Виктор Васильевич, — отвечает радостно взволнованный мальчик.

Звучит сигнал отбоя, Левашов, взглянув на часы, снова обращается к Борису:

— Помни, Боря, об отце. Он был замечательный человек, правдивый, смелый, его все очень любили… Ну, пора спать! Иди.

Борис прикладывает руку к бескозырке:

— До свиданья, товарищ капитан третьего ранга!

— Спокойной ночи.

Левашов провожает мальчика долгим ласковым взглядом, достает портсигар, закуривает.

По аллее сада Борис направляется к зданию училища. Неожиданно кусты раздвигаются и на аллею выходит Сергей.

Мальчики молча останавливаются друг против друга. Не выдержав пристального взгляда Сергея, Борис опускает глаза. И в ту же секунду на лице Сергея вспыхивает добрая, приветливая улыбка. Он порывисто протягивает Борису руку и первый нарушает тягостное молчание.

— Мир! — сердечно предлагает он.

— И дружба! — так же искренно и пылко отвечает ему Борис.

Они обнимаются.

И словно выражая торжественность этой минуты, гремит радостная музыка.

На экране возникают боевые корабли — линкоры и крейсеры, миноносцы и подводные лодки, торпедные катера и морские охотники, идущие вперед, прекрасные в своем стремительном, неудержимом ходе, могучие, грозные — гордость Сталинского Военно-Морского Флота, которому с юных лет посвящают свою жизнь герои этого фильма.

СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ!