Восстание мазепинцев

Павленко Сергей Олегович

Часть II

 

 

Союзнические переговоры, договора И. Мазепы 1708–1709 гг. и его планы о будущем статусе Украины

Исследование причин, главной цели выступления мазепинцев в реалиях 1708 г. сегодня актуально, поскольку в научной литературе до сих пор встречаем немало дискуссионных положений относительно тогдашних союзнических переговоров, заключенных соглашений. С одной стороны, имеем современную авторитетную русскую интерпретацию союза мазепинцев и шведов: «О независимой Украине и „договоре равных“ между Карлом XII, Станиславом І и Мазепой не могло быть и речи» (В. Артамонов). С другой стороны, есть точка зрения известного украинского историка Н. Яковенко: «В начале 1708 г. трехстороннее соглашение, о котором писал король Станислав Лещинский, было согласованное. Его точное содержание остается неясным к нынешнему дню, так как оригинал не сохранился, а переговоры были окружены суровой секретностью».

Заметим, что эту важную проблему затрагивали все историки, которые так или иначе описывали ход Северной войны, развитие восстания мазепинцев — М. Устрялов, С. Соловьев, Е. Тарле, Г. Грушевский, Д. Дорошенко, Б. Крупницкий, О. Субтельный и прочие. Несмотря на большой массив авторитетных суждений, аргументов, в отечественной историографии пока что нет единодушия в трактовке положений шведско-украинского союза. Поэтому главной целью нашей студии и есть определения его составляющих, обнародование достоверных источников, которые дают возможность понять стратегические направления деятельности И.Мазепы и его доверенных лиц.

На руинах Батурина, уничтоженного и сожженного русскими солдатами 2 ноября 1708 года, будто бы был найден договор И.Мазепы с польским королем. Текст его не может не вызвать удивления:

«И. Мазепа обещает с точностью выполнить все вышеупомянутые обязательства, т. е. отдать королю шведскому область Сиверскую со всеми крепостями и другим.

II. Обещает быть готовым к выступлению со всем войском малороссийских казаков за первым призывом короля, в то место, куда его величеству нужно будет назначить.

III. Обещает прибавить возможных стараний, чтобы привлечь в тот же союз казаков белгородских и донских, также и Аюку-Хана калмыцкого.

IV. Передать полякам всю Украину и область Сиверскую, также провинции Киевскую, Черниговскую и Смоленскую, которые все совокупно должны возвратить во владение Польши.

В замену этого, король польский обещает поднять Мазепу в княжеское достоинство и отдать ему во владение воеводство Витебское и Полоцкое, на тех самых условиях, на которые герцог курляндский владеет своим герцогством».

РИС. 13. Изображение гетмана И. Мазепы на колоколе «Голуб» (1699 г.).

На веру воспринял вышеупомянутое соглашение Н. Костомаров. А известный советский исследователь событий 1708 года B. Шутой, ссылаясь на этот важный документ, указал, что в нем «предусмотрены интересы Швеции, Польши и лично Мазепы, но отнюдь не имелись в виду ни „самостоятельность“, ни „независимость“ Украины и украинского народа». Нужно отдать должное Петру I, его окружению: они так плодотворно потрудились над фальсификацией документов, распространением сплетен, невероятных бессмыслиц о Мазепе, что и выдающиеся историки-мазеповеды В. Ошоблин, Т. Мацькив, М. Андрусяк не усомнились в достоверности упомянутого соглашения. Они даже его оправдывают как тактический маневр гетмана. Так, в известной работе «Гетьман Іван Мазепа та його доба» О. Оглоблин, комментируя положение о дарении Витебского и Полоцкого воеводств Мазепе в случае победы Польши и Швеции, отмечает: «Такое условие было целиком в духе того времени, да и сам Мазепа был совсем не равнодушен ко всяким жизненным благам и внешним гонорам (…) Очень интересно, что эти владения намечались на белорусской территории, граничащей с Россией (может, и объединение украинско-белорусских земель — старая украинская государственная традиция княжеской поры и времен Хмельнитчины — имел в виду Гетман, составляя настоящее соглашение)».

Вместе с тем в так называемом договоре И. Мазепы и С. Лещинского есть деталь, которая противоречит историческому контексту. Так, в пункте IV соглашения отмечается, что «король польский обещает поднять Мазепу в княжеское достоинство». На самом деле гетман стал князем 1 сентября 1707 г. И.Мазепа просил накануне цесаря Иосифа I предоставить ему «Высокое достоинство князя Священной Римской Империи и по этом разрешить изготовить соответствующий Императорский диплом». Сообщение о княжеской регалии поступило в Батурин, наверное, в начале или в середине 1708 г. Из-за этого в доносе В. Кочубея записано: «Року 1706 говорил гетман мні, Василыю, в Минску, на єдині малого часу, когда люде инныи не были, же обещала и упевнила его княгиня Долская, мати Вышневецких, учинити его князем Черніговским и Войску Запорожскому справити вольности желаемый у короля Станислава». Т. е. генеральный судья еще не знал о том, что гетман стал князем. Это же положение его доноса стало фигурировать после перехода И. Мазепы на сторону Карла XII как факт заключенного соглашения в русских манифестах, обращениях к украинскому народу.

Не секрет, О. Оглоблину и другим ученым критически оценить упомянутый договор помешало то, что он был детально пересказан в напечатанном дневнике участника похода 1708 года Г. Адлерфельда, который погиб под Полтавой. Нейтральный и незаинтересованный в фальсификации мемуарист со шведской стороны — солидный аргумент для всей антимазепинской историографии.

«Свидетельство его не подлежит сомнению, — подчеркивал в своей статье В. Дядиченко, — он был придворным историком Карла XII, имел доступ к материалам государственной канцелярии и был осведомлен во всех делах».

Исследователи, к сожалению, не обратили внимание на такую деталь: в реляции «анонимного майора», помещенной публикатором как приложение к дневнику Адлерфельда, после пересказа содержания договора Мазепы с Карлом XII С. Лещинським добавлено и предостережение: «Никто не знал об упомянутых договорах, кроме обоих королей, Мазепы, графа Пиппера, одного польского сенатора и изгнанного из родины болгарского архиепископа». Откуда же узнал о них «анонимный майор», если это было такой тайной?

Источник его информации не считался секретным для всей Гетманщины 1708 года.

В монографии «Мазепа» Н. Костомаров сам на него ссылается, отмечая, что царские манифесты и универсалы И. Скоропадского, противостоя обращением Карла XII к украинцам, «лучше сумели подействовать на дух народа, особенно уверивши народ, что в делах, найденных у Мазепы в дворце после взятия Батурина, оказался договор бывшего гетмана со Станиславом, по которому гетман отдавал Украину Польше». Именно из этих источников шведские участники похода, которые попали в плен, узнали о том, почему Мазепа перешел на сторону Карла XII.

Фактическая же версия о якобы найденном в Батурине договоре опровергается депешами, манифестами Петра I и его окружения, написанными еще до 2 ноября 1708 г. — черной даты Украины.

Так, А. Меншиков, побывав возле гетманской столицы, узнав о переходе И. Мазепы за Десну, 26 октября первым информировал царя о настоящих намерениях гетмана: «…Понеже когда он сие учинил, то не для одной своей особы, но и всей ради Украины». Но чтобы народ не пошел за своим вождем, ближайший доверенный советовал Петру I «при таком злом случае надлежит веема здешний простой народ утвердить всякими обнадеживаниями чрез публичные универсалы, выписав все ево, гетманские, к сему народу озлобления и тягости, и чтоб на ево ни на какие прелести не склонялись». Это сразу и было сделано. Уже 28 октября в «Указе ко всем жителям Малой России» Петр I заявляет: «Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа, забыв страх Божий и свое крестное к нам, великому государю, целование, изменил и переехал к неприятелю нашему, королю шведскому, по договору с ним и Лещинским, от шведа выбранным на королевство Полское, дабы со общаго согласия с ними Малороссийскую землю поработить попрежнему под владение полское и церкви Божии и святыя монастыри отдать во унию». Вот так на второй день после полученной депеши о выступлении Мазепы (она поступила царю 27 октября) московский самодержец быстро узнал о секретных документах, подписанных Карлом XII, Лещинским и Мазепой.

1 ноября в указе всему Войску Запорожскому он снова повторяет свой лживый вымысел-клевету: гетман «переехав к королю шведскому в таком намерении проклятом, дабы Малороссийский край отдать в порабощение еретикам шведам и под иго поляков, о чем, как мы, великий государь, известились, учинен у него с королем шведским и от него выбранным на королевство Полское Лещинским договор».

Итак, придумав договор, для большей убедительности царь и Меншиков решили еще и найти в Батурине ему подтверждение, что успешно и было сделано. Хотя на самом деле ничего подобного там к тому времени не существовало. Лишь выдуманное соглашение могло содержать такие, в сущности, абсурдно-кабальные условия, по которым гетман получал значительно меньшие права, выгоды для себя, чем имел.

Карл XII в ноябрьском, декабрьском (1708 г.) манифестах к украинскому народу опровергает эту петровскую бессмыслицу относительно договора о передаче Украины Польши.

Вместе с тем в следующем манифесте Петра I от 21 января 1709 года повторяется пропагандистская обвинительная клевета: «А и сверх сего нам от верных особ известно, что оный (Мазепа. — Авт.), желая себя под Польськую область поддать, получил уже от Лещинского за то себе гонор воеводства в Польше и титул княжения Северскаго».

Из письма-исповеди П. Орлика к своему учителю, местоблюстителю патриаршего престола С. Яворского узнаем, что на самом деле С. Лещинский в сентябре 1707 года агитировал Мазепу, «чтоб намеренное дело начинал, пока войска шведские зближатся к границам украинским» и в 12 пунктах своего трактата обещал народу всяческие блага и вольности. Однако гетман-реалист дал ему отрицательный ответ, «что указу его не может исполнить и жадного дела не смеет начинать» из шести причин. Одна из них — «Речь Посполитая есть еще раздвоенная и с собою несогласная». Он доброжелательно советовал ему прежде чем такое предлагать, соединять Польшу. Генеральному писарю гетман объяснил причину тайных переговоров с вражеской стороной приближением угрозы войны и отказом царя дать перед началом боевых действий для защиты Украины 10 тысяч войск: «И тое меня принудило посылать того ксендза тринитара, капеляна княгини Долской… до Саксонии, чтоб там, видя якую колвек мою к себе инклинацию, по неприятельску с нами не поступали, и огнем и мечем бедной Украины не зносили». В случае победы шведов Гетманщина без каких-либо прав отошла бы к Польше. И это беспокоило гетмана. Приближение кульминации в Северной войне толкало его к поиску альтернативы.

Летом 1708 года войска короля С. Лещинского понесли тяжелые поражения. Его армия была обессилена и затиснута на севере Польши. Переговоры же с ним «через княгиню Дольськую», как показывает анализ фактов, Мазепа поддерживал не для того, чтобы, как отмечает Т. Мацькив, на более удобных условиях для Украины «принять польский протекторат». И, конечно, ни в коем случае не для получения призрачных воеводств. Через короля Польши он хотел выйти на сильного союзника. «Мазепа поддерживал связи с Лещинским, не жалея ему комплиментов, но не проявлял охоты входить в союз с Польшей, которая была бессильная и разбитая, — при посредничестве Лещинского он был намерен связаться с самым Карлом», — так анализирует-подытоживает упомянутые взаимоотношения историк И. Холмский.

Именно в сильном шведском войске, правителе Швеции гетман усматривал гарантию обеспечения мира в Украине в случае поражения России и реализацию сокровенной своей мечты — освобождение украинского народа от московского ярма и образование свободного, независимого государства.

«Пред Всевідущим Богом протестуюся и на том присягаю, что я не для приватной моей ползы, не для вышших гоноров, не для болшаго обогащения, а ни для инных яковых нибудь прихотей, — так излагает гетман свои намерения П. Орлику в 1707 году, — но для Вас всіх, под властию и реиментом моим зостаючих, для жон и дітей ваших, для общаго добра матки моей отчизны бідной Украины, всего Войска Запорожскаго и народу Малороссійскаго, и для подвышшеня и разширеня прав и вольностей войсковых».

В сентябре 1707 года Мазепа встречается в Печерском монастыре с ректором Винницкого коллегиума Зеленским, который перед украинским генералитетом говорил, что не следует бояться шведов, готовящихся идти не в Украину, а на Москву.

Шведский официальный биограф Карла XII Г. Нордберг в своих заметках за октябрь 1707 год сообщал о посланце от гетмана к королю С. Лещинскому с союзническими намерениями, «если он достанет поддержку и помощь от шведского короля, шесть или семь тысяч московитов, которые находятся в окраине его постоя, он легко ликвидирует и тем способом положит помост для шведов». Т. е. мы видим, что «намеренное дело» гетман готов начать, но по указанию не польского короля, а Карла XII. Поскольку Зеленский в январе 1708 года прибыл к Батурину с ответом от Лещинского, то становится понятным, о чем он вел разговоры с И. Мазепой в сентябре и чьи задачи выполнял. Посланца видел в Варшаве турецкий посол, которому С. Лещинський радостно похвалился, что гетман будет помогать ему, когда Порта пришлет на помощь полякам орду. Однако польский король, вербуя союзников и настраивая Карла XII в своих интересах побыстрее идти в поход на Москву, несколько преувеличивал свою миссию с помощью шведов восстановить большую Речь Посполитую.

РИС. 14. Герб Батурина.

10 октября 1707 года при затворенных дверях в Киеве И. Мазепа с полковниками, как передает в своем доносе В. Кочубей свидетельство полтавского писаря, читали «Пакта Комиссии Гадяцкое», т. е. изучали договор о федеративном союзе с Польшей 1658 г.

Надвигалась война, и, разумеется, украинские вожди изучали всяческие варианты дальнейшего развития событий. И они не спешили определяться. Сам И. Мазепа говорил П. Орлику, что решающий шаг не сделает до тех пор, «пока не увижу, с какою потенциею Станислав к границам украинским прийдет и якие будут войск шведских в государстве московском прогресса».

Зеленский, привезший на второй день после Рождества 1707 года в Батурин универсал Станислава Лещинського, «в яком он мужество и храбрость и отвага Войска Запорожского похвалял, расширением и примножением прав и вольностей обнадеживал и отческим сердцем под свою протекцию целый народ пригорнуть обещал», поехал в Винницу без письменного ответа, вероятно, с устным отказом относительно условий «протекции». Так как С. Лещинский старался еще раз убедить Мазепу перейти на сторону шведского короля и возвратить под власть Речи Посполитой через посланца Тарла, который 9 июня 1708 г. прислал ему свое письмо. Но гетман 23 июля дал автору предложения ответ, в котором вторично скептически оценил предложенное, так как, дескать, польский король сам чувствует себя невольником при шведском дворе.

Шведская армия осенью 1708 года не имела никакого конкретного договора с мазепинцами, даже обмена информацией о согласовании действий. Хотя Карл XII и знал через Лещинского о намерениях И. Мазепы порвать с Москвой, все же проявил пассивность в установлении с ним прямого контакта, что заставило осторожного гетмана, особенно в связи с доносом В. Кочубея, просачиванием информации из окружения польского короля, прекратить всяческие тайные попытки узнать планы вероятных союзников, вести с ними переговоры. В сентябре 1708 года в письме к Карлу XII Лещинский даже принимает во внимание возможность выступления гетмана с казацким войском против них.

Не случайно, узнав о том, что Карл XII повернул в Украину, Мазепа вспыльчиво воскликнул в кругу своих приближенных: «Диявол его сюда несет! Все мои интересса превратит, и войска великороссийские за собою внутрь Украины впровадит на последнюю оной руину и нашу погибель!» Вынужденным такое решение было и для Карла XII, который планировал идти прямо на Москву. Проходя через выжженные русской армией территории шведское войско оказалось в безысходности — начался голод. 11 сентября 1708 года возле села Старищи Карл XII, который обычно не совещался с ближайшим окружением, привел в удивление подчиненных вопросом: куда идти?

«Король вошел однажды в мою палатку, и сказал, чтобы я посоветовал ему, каким бы образом двинуть дальше армию, — написал в своих воспоминаниях генерал-квартирмейстер А. Гилленкрок. — Я отвечал: „Не зная плана Вашего величества и предполагаемой Вами дороги, я не могу сообщить и своего мнения“. Король отозвался, что у него нет ни какого плана».

По совету А. Гилленкрока войско повернуло в Северский край. Имеем еще одно важное свидетельство отсутствия договора, так громко «разрекламированного» Петром I. Главный королевский министр граф К. Пиппер, который попал в плен после Полтавы, в своих записках рассказывает, как его подвергал допросу сам царь. «…Спросил меня Е.Ц.В., или не Мазепа дал причину для того, чтобы мы завернули наш марш и пошли дорогой в Украину, — читаем в его воспоминаниях. — Я уверил, что мы с ним не имели никакой, ни наименьшей переписки к тому времени, пока мы не зашли так далеко в Украину, что Е.К.В. стал ему почти над карком… и он поддался Е.К.В. Царь: „То вы разве через поляков достали от него реквизицию, чтобы идти на Украину“. Я: „Нет, сие еще меньше: Мазепа был нам целиком неведомый к тому часу, когда он при названной местности прислал нам своего посла и через него предложив Е.К.В., что хочет поддаться Е.К.В“».

Секретарь походной канцелярии Карла XII Йозеф Цедергельм в письме брату от 10 ноября 1708 года детально повествует о переходе «полководца Ивана Мазепы» на сторону шведов, появление перед этим его посланца И. Быстрицкого «просить… протекции» и что в связи с этим, еще перед встречей с гетманом, «выставлено было предложение выработать такие условия, чтобы оба (народы) могли найти в них свою выгоду». В этой связи утверждение о том, что в начале 1708 года был заключен тайный договор между гетманом и противниками Москвы, не соответствует действительности.

Когда шведы повернули в Украину, полковники миргородский, прилукский и лубенский, генеральный обозный Ломиковский, как свидетельствует П.Орлик, нетерпеливо обратились к Мазепе с просьбой, чтобы «немедленно до короля шведского посылал с прошением о протекцию и старался с ним злучится при границах, чтоб не допустить войск великороссийских в Украину».

Гетман в подтверждение тому, что он еще раньше думал о них и судьбе Украины, показал им почти девятимесячной давности универсал С. Лещинского. Безусловно, он не был договорным документом, как его старалися подать В. Дядиченко, В. Шутой и другие историки. Резкая речь гетмана в той ситуации («Я по милости Божой имею ум един, ниже вы все»), гнев указывают на одно: он колебался, поскольку знал, как неблагоприятно складываются обстоятельства для Украины и чем может закончиться внезапный, неподготовленный переход к Карлу XII с малым войском, разбросанным по разным территориям (заметим, что из 11 городовых полков за пределами Гетманщины, в расположении русской армии было 8). А поэтому стремился сбавить азарт полковников, которые на эти обстоятельства не оглядывались и требовали решительных действий.

Обвинение его в этой связи в политическом авантюризме, «руководстве собственными мотивами», как это сделал шведский историк А. Енсен в исследовании «Мазепа» (1909 г.), целиком безосновательно. Трезво мыслящий политик Мазепа видел, что поворот шведского войска в Украину несет такую же руину, как перед тем и в Белоруссии. Ради победы русское войско выпаливало беспощадно села, оставляя врагам пустыню.

Для истории осталось немало жестоких приказов Петра I. Так, 5 сентября 1708 г. он в своей депеше Р. Боуру требовал: «Первое, что все (как уже и прежде указ вам дан) перед неприятелем жег, не щадя отнюдь ничего, (а именно знатных мест)». В этот день подобное указание получил Б. Шереметев: «Изволь отписать к Аларту, чтоб когда станет отступать, то б все строения везде жег, город и деревни, и для того б в городе дал знать наперед жителям, чтоб убрались, также в своей дивизии чинить изволь».

Поджигатели Белоруссии один за одним докладывали о своих «подвигах». Так, Ф. Бартенев 10 сентября информировал царя: «А от Могилева по дороге деревни и местечка Дрыбин и Горы все попалили». Упоминавшийся Р. Боур не без похвальбы отмечал: «Где обретание мое было, то все выжег». Это была тактика выжженной земли. Швед Нейман, который попал 17 сентября 1708 г. в плен, свидетельствовал, что в шведской армии начался голод, так как их войска «шли по местам горелым». Советские историки эти злодеяния оценили-оформили как «народную войну». Упоминавшийся уже В. Дядиченко в работе «Полтавская битва» отмечал: «На пути продвижения по территории Белоруссии шведская армия везде встречала опустошенные села. Население, ненавидя захватчиков, не хотело (?) оставить врагу не только продовольствия, а даже зданий».

Петр I подобным же варварским образом начал действовать и в Гетманщине. Еще 9 августа 1708 г. он прислал указ Николаю Инфлянту: «Ежели же неприятель пойдет на Украину, тогда иттить у оного передом и везде провиант и фураж, такоже хлеб стоячий и в гумнах или в житницах по деревням (кроме только городов), Полской и свой жечь не жалея и строения перед оным и по бокам, также портить, леса зарубать и на больших переправах держать по возможности. Все мельници також жечь, а жителей всех висилать в леса с пожитками и скотом в леса… А ежели где поупрямитца вытить в леса, то и деревни жечь. (…) Також те деревни, из которых повезут, жечь же».

Первыми запылали села Стародубщины. Как сообщал 12 октября 1708 года Ф. Бартенев, «деревни и мельници кругом неприятеля все жгли». Увидев это, казаки из украинских полков, откомандированных Мазепой для общих действий с русской армией, начали массово дезертировать. Они принесли в села и городки панические настроения: ведь тот огонь, который уже запылал на Стародубщине, надвигался и на их дома.

Это положило конец нерешительности Мазепы. Гетман решил стать не на оборону Петра I, а своего края, и в первую очередь от безжалостной московской тирании — тактики выжженной земли. Его неожиданный переход на сторону Карла XII изменил проверенную в Белоруссии тактику Петра I. Царь сразу отказался от выжигания сел, городков и стал заигрывать с населением, искать в нем опору.

Секретарь походной канцелярии Карла XII И. Цедергельм в письме на родину трогательно сообщил о том, как один казак, встретив шведов, очень обрадовался, что войско Карла XII, как ему объяснили, не разрешит жечь Петру I в его стране и сам высказался, что шведам нужно идти на москалей и не жалеть ни их имений, ни их домов.

Участник похода Д. Крман, хотя и не был свидетелем перехода И.Мазепы на сторону Карла XII, все же пересказал в своем дневнике очень важные детали, которые узнал от проинформированных казацких старшин, о причинах появления в шведском лагере мазепинцев: «Созвав между тем приблизительно тридцать надежных полковников (речь идет о старшинах. — Авт.), он (гетман. — Авт.) у них спросил: что следует делать и к кому хотят они присоединиться? Царь, дескать, все их вольности нарушил: наслал к казацким крепостям московское войско, каждого года требует большее количество коней, отказывается давать казакам обещанную плату, отторгнул перед тремя годами три полка, которые были до Козакии присоединенные с Воротинского воеводства. Наоборот — от шведского короля, который находится весьма далеко, их вольностям ничего не угрожает. Можно даже думать об их дополнении. Король Карло тщательно соблюдает свое королевское слово, их не будет оставлять, поскольку примут его превосходство. Он до сих пор постоянно побеждает, а он — Мазепа — есть уже на пороге смерти, но хочет все свои силы и всю свою кровь пожертвовать на спасение своей Козакии. После этого все с большой ответственностью присоединились к воле своего воеводы и, составив присягу молчания, отошли».

РИС. 15. Ожига — казацкое оружие.

Союзнический договор между Украиной и Швецией был заключен несколько позднее в Горках на Новгород-Сиверщине. Оригиналы его не сохранились. К нам дошли лишь копии договорных статей 1710–1711 гг., а также рукопись П. Орлика «Вывод прав Украины», найденная историком И. Борщаком и опубликованная в 1925 году во Львове. В последней помещен текст соглашения между Украиной и Карлом XII:

«1. Е.К.В. обязуется оборонять Украину и приобщенные к стране казаков земли и немедленно выслать туда ради этого вспомогательные войска, когда будет требовать того потребность и когда помощи этой будут просить князь и Сословия. Войска эти, вступая в страну, будут под командой шведских генералов, но во время операций в Украине Е.В. доверит управление ими князю и его преемникам и это будет длиться до тех пор, пока Украина будет нуждаться в том войске, которому Е.К.В. будет выдавать жалованье, а казаки будут поставлять хлеб и продовольствие.

2. Все, что завоюется из бывшей территории Московщины, будет принадлежать на основании военного права тому, кто этим завладеет, но все то, что, как окажется, принадлежало когда-то украинскому народу, передается и задержится при украинском княжестве.

3. Князь и Сословия Украины, согласно праву, которым до сих пор пользовались, будут чтиться, как и прежде, на всем просторе княжества и частей, приобщенных к нему.

4. Иван Мазепа, законный князь Украины, ни одним способом не может быть нарушен во владении этим княжеством; по его смерти, которая — следует надеяться — не наступит еще долго, Сословия Украины сохранят все вольности согласно своим правам и старинным законам.

5. Ничего не изменится в том, что до сих пор указано, относительно герба и титула князя Украины. Е.К.В. не будет иметь права никогда присваивать этот титул и герб.

6. Для большего обеспечения как настоящего договора, так и самой Украины, князь и Сословия передадут Е.К.В. на все время, пока будет тянуться эта война, а с ней и опасность, некоторые из своих городов, а именно: Стародуб, Мглин, Батурин, Полтаву, Гадяч».

По всем признакам, это и есть настоящий документ, который был выработан 29–30 октября 1708 г. в Горках. 30 октября И. Мазепа писал в письме И. Скоропадскому, что в Горках Карл XII «нас утвердил и убедил своим никогда не сменным королевским словом и данной на письме асекурациею ». В соглашении, в частности, отмечалось: «Для большего обеспечения как настоящего договора, так и самой Украины, князь и Сословия передадут Е.К.В. на все время, пока будет тянуться эта война, а с ней и опасность, некоторые из своих городов, а именно Стародуб, Мглин, Батурин, Полтаву, Гадяч». Мазепа 30 октября послал И. Скоропадскому приказ сдать шведам Стародуб, (это письмо, к сожалению, было перехвачено россиянами. — Авт.). Новгород-Северский уже был захвачен царским войском, а поэтому сотенный городок не упоминается в соглашении. Батурин еще не был сожжен — поэтому это целиком отвечало реалиям конца октября. Кроме того, в договоре гетман называется «Иван Мазепа, законный князь Украины», что подтверждало новый статус вождя Гетманщины. Укажем при этом, что Петр I, прибегая в манифестах к клевете относительно «изменника», вместе с тем хорошо знал его намерения. Об этом красноречиво свидетельствует, в частности, «Дневник военных действий русской армии под Полтавой»(1709 г.):

«Июня 26. (…)

По прибытии к дивизии Галартовой, повелел (Петр I. — Авт.) призвать полковников от полков и изволил говорить: „Король Карл и самозванец Лещинской привлекли к воле своей вора изменника второго иуду гетмана Мазепу, которые клятвами обязались между собою отторгнуть от России народы малороссийские и учинить княжество особое под властию его вора и изменника Мазепы, в котором ему быть великим князем и иметь у себя во владении казаков Донских и Запорожских и Волынь и все роды казацкие, которые на сей стороне Волги“ ».

Есть подобные подтверждения полковника Игната Галагана. В 1745 году с ним виделся Александр Ригельман, автор «Летописного повествования о Малой России и ее народе и козаках вообще». Историк записал его воспоминание о событиях 1708 г. И. Галаган рассказал о причинах перехода Мазепы на сторону шведов, дескать, «он предался уже королю с тем, чтоб отбыть нам от России и быть под мазепиным управлением, от всех монархов вольным …»

Отголосок упомянутого договора встречаем в русских источниках, опубликованных Д. Бутурлиным в 1821 году: «Гетман Мазепа обязуется принять его величество короля шведского в Сиверскую область, в которой он является главным начальником, и передать ему Стародуб, Новгород-Северский, Мглин, Брянск и другие все крепости Сиверские».

Г. Млиновецкий считает, что в 1708 году «старшина была безусловно не посвящена в то, как стояло дело», а поэтому упомянутое «соглашение стало позднее известным» Орлику. На самом деле это не так.

Еще во время Бендерской комиссии в 1709 году приближенные гетмана в письме к Карлу XII писали: «Знаем хорошо, что принять опеку св. королевского маєстату принудило ясновельм. гетмана Мазепу стремление, чтобы руський народ снял московское ярмо и был свободный». Именно независимость Украины как главное условие — такая основа военного союза мазепинцев и шведов.

Об этом идет речь и в манифесте Карла XII к украинскому народу от 16 декабря: «Мы прото разсуждаючи: едно нещастливой стан народу малороссійскаго, якого крови царь до безбожной войны сей употреблял, другое прошеніе вышереченаго гетмана будучи ублаганы, постановилисмо не токмо все насильство од иных воздержати, который спокойне против нас и войск наших будут поступовати леч гетмана, Войско Запорожское и народ малороссійскій в оборону нашу приняти, яко теж публичным сим Универсалом же принялисмо оглашаем, з тым намереніем яко его и их от неправого и непріязного московского панованія, при помощи Божой, боронити хочем и поты охраняти и защищати обещаем, пока утесненный народ, низгвершій, отвергшій ярмо московское до давных своих не пріидет вольностей ».

В присяге гетмана, цитированной на Бендерской комиссии, говорится о том, что он имел за свой «долг из своей сыновьей любви к этой отчизни, матке нашей, и из повинности своего гетманского правительства против врагов москалей за добро отчизны в обороне законов и свобод восстать, всеми способами и средствами борониться и с объединенными силами св. королевского маєстату Швеции и Запорожского Войска, не щадя своего имения, здоровья, жизни и последней капли крови, воевать с москалями так долго, пока не освободится наша малороссийская отчизна и Запорожское Войско от деспотического московского ярма и наши законы и свободы с увеличением не возвратятся к давнем состоянию».

Вместе с тем старшины расспрашивали в Бендерах Карла XII не об условиях договора. В обращении к шведскому королю они писали, что «до ныне неизвестные нам скрытые мысли и тайные намерения того самого нашего гетмана: на каких основах начал он здвигати это большое здание, в котором устройстве хотел поставить нашу родину, освободив ее от московской неволи и тиранства, и какими законами задумывал скрепить ненарушеность запорожского войска? Поэтому Запорожское Войско обращается с просьбой к св. королевского маєстату проявить ему намерения упомянутого нашего гетмана относительно него, если он проявил их св. королевскому маестатове и относительно них уверил его королевский маестат».

РИС. 16. Первый крест, установленный в 1991 г. на символическом кургане в память о погибших в 1708 г. батуринцах.

Как видим, здесь речь идет прежде всего лишь о возможных планах Мазепы относительно устройства независимой, освобожденной Украины. Во время неудачной войны разговоров об этом, очевидно, в его ближайшем окружении еще не было. Тогда решалось главное: получение свободы. К сожалению, Мазепа не дожил к тому дню, когда его единомышленники составили первую Конституцию Украины, документ, согласно которому должен был жить украинский народ в независимой стране.

Итак, приведенные выше источники, факты дают основание сделать вывод о том, что мазепинцы во главе со своим вождем стремились с помощью шведов получить волю Гетманщине. Протекторат Швеции имел лишь оборонительное значение в период военных действий с Россией. Украинское руководство в 1708–1709 гг. из разных вариантов путей преодоления московской зависимости выбрало тот, который не изменял властителя автономии, а давал возможность развития, создания собственного государства.

 

Изменял ли И. Мазепа Карлу XII?

Поступки гетмана И. Мазепы до сих пор являются предметом серьезного анализа, изучения. В них — разгадка масштабов его личности, помыслов, культуры политического деятеля эпохи конца XVII — начала XVIII столетий.

В последнее время ряд историков обратил внимание на источники, будто бы противоречащие представлениям, которые сложились после распада СССР в Украине об И. Мазепе как патриоте, высоконравственном и высокообразованном человеке.

Речь идет об эпизоде конца 1708 г., когда, согласно опубликованным историческим документам, гетман направил к царю Петру I миргородского полковника Данила Апостола с тайным предложением выдать шведского короля, лишь бы в результате этого получить амнистию.

«Даже последний его покровитель и союзник Карл XII был, в сущности, им (Мазепой. — Авт.) преданный, — отмечает И. Андреев в статье „Мазепа“, опубликованной в русском журнале „Знание — сила“ (2001, № 4), — для того, чтобы помириться с Петром, гетман предлагал захватить короля и привезти его царю». В. Горак в статье «Тайный план украинского гетмана» («Політика і культура», 2004, № 9) объясняет упомянутое тем, что предводитель Украины «пришел в себя», так как его, дескать, не поддержали казаки, Батурин был уничтожен, а затем таким образом он спасал свою жизнь.

Известная русская исследовательница истории Украины Т. Яковлева в статье «Мазепа-гетман: в поисках исторической объективности» («Новая и новейшая история», 2003, № 4) тоже посвящает этому эпизоду немало места. По ее мнению, «Мазепе или не удалось осуществить свой план, или он испугался неминуемой расправы со стороны Петра». Не сомневаются в предательской позиции вождя Украины историки Н. Герасименко, В. Артамонов.

В исторических студиях Д. Бантыш-Каменского, Н. Костомарова, С. Соловьева фигурируют два документа, которые они определили как достоверные. Прежде всего это письмо канцлера Г. Головкина гетману И. Мазепе от 22 декабря 1708 года:

«Ясновельможный Господин! Доношение Ваше чрез господина полковника миргородского его царскому величеству донесено, которой видя ваше доброе намерение и обращение, принял то милостиво и повелел мне к Вам писать с крепчайшим обнадеживанием, что ежели Вы в том пребывати и начатое намерение свое ко исполнению привесть потрудитесь: то не токмо что Вашу Милость в прежний уряд и свою милость принять, но оную к Вам и умножить изволит, и на те кондиции, чрез помянутого господина полковника предложенные, соизволил и гарантеров, желанных от Вас, для содержания той амнистии принимает, хотя (только надлежить вашей милости постараться: дабы о известной главнейшей Особе, по предложению своему, безопаснейшим образом постараться, буде-же и самой той Особе и невозможно, то хотя б о прочих знатнейших то учинити по предложению, а удобно то учинится может, понеже наши войска вблизости оттуда в местечке Веприк обретаются в готовности, куда и убежище безопасное может от них восприято быть с теми особами). Ответу ж Вашей милости на то предложение, с господином полковником миргородским посланное, по се число не было того ради, понеже сумневались, истинно ль то, но понеже царское величество из присылки сюда от Вас полковника компанейского Галагана с полком и из изустнаго его доношения, от Вашей Милости ему приказанного, истинну того дела признал; того ради повелел мне с крепким обнадеживанием милости своей к Вам писать; впрочем ссылаюся на письмо господина полковника миргородского, не смея более и перу поверить, и не ведая: имеет ли еще Ваша милость при себе с нами учиненную циферь, которую на удачу в сем письме написал».

Вместе с этим посланием И. Мазепе адресовано и письмо миргородского полковника Д. Апостола, который будто подтверждает первое: «…И хотя мне сначала и веры не няли и за караулом держали и описывались к двору царского величества, но оттуду получа указа, отпустили меня за караулом к его царскому величеству, где принят я над сподеванне милостиво, и изволил царское величество того предложения, от вашей милости, добродея, приказанного, выслушать у меня сам зело секретно, и хотя то изволил принять зело желательно и весело, однакож о том сумневался, правду ль я то от вашего сиятельства поведаю, понеже мне от вас на писме подлинно ничего не выражено».

На первый взгляд, эти важные документы содержат очень много информативного материала, который заявляет о неординарной позиции одних из главных участников событий 1708 г. в Украине. Конечно, такие выводы можно сделать, если анализировать лишь эти известия прошлого без учета дополнительных обстоятельств, контекста того времени. Повод усомниться в вышенаписанном и вероятности тайной дипломатии в то время между Петром I и И.Мазепой все же есть.

Апостол принял активное участие в августе 1708 г. в подготовке, а в конце октября — в проведении освободительного восстания. Еще 16 ноября того же года он прислал из Красноколядина полковому обозному Василию Анисимовичу красноречивое письмо, в котором не ощущается пораженческое расположение духа: «Мой велце ласкавый приятелю, пане обозный полку нашего и на місцу нашем зостаючий!

Отпускаючи сторожов наших до Сорочинец, ознаймуем Вашу Милость о том, же войска шведские, почавши от самой Борзны, всюды по городах и селах, для защищения отчизны нашой от наступления московского, аж да самого Ромна, постановлены на станциах; а и около Ромна в полку Лyбенском стоятимуть. Сам зась наяснійший король его милость шведский в Ромні свою станцию имітимет, где и мы з ясневелможным добродієм, его милостию, паном гетманом завтрішнего дня ціле 17-го числа сего місяца прибыти сподіємся, а з оттоль, необавляючися, скоро ку Гадячу ясневелможный добродій з десятма тисячами шведов поспішати будет. За чим яко пред тим многократне о неповіреще жадным плиоткам в. м-ти листовне упоминалисмо; так и теперь, о том же упоминаючи, пилно прекладаем, а бысте прослухаючи о повороті рейментарском, где обрітатимется — як скоро его велъможность до Гадяча прибудет, так зараз в. м-тъ з паном судиею нашим и з панами сотниками для отданъя поклону ясневелможному добродіеви его милости пану гетману туды до Гадяча приездитъ. А если бы там міл хто з грамотами государскими и нового гетмана Шкоропадского просмикатися; теды таковых ловіте и до нас их присылайте. О том всем в. м-ти прекладаючи и приказуючи, Богу Вас поручаем».

Миргородский полковник 20 ноября 1708 г. отъехал от Мазепы. Отход сподвижника гетмана в критический момент после сожжения Батурина есть будто бы следствие его неверия в дальнейшем успехе освободительного дела. Сам И. Мазепа, пораженный разбоем О. Меншикова, на руинах гетманской столицы говорил: «Уже тепер в ньінішнем нашем нещасливом состоянии всі діла иначе пойдут, и Украина Батурином устрашенная боятися будет едно с нами держать».

Итак, Апостол-реалист, убедившись в слабости шведской и украинской армий, их немногочисленности (большинство казацких полков еще к началу освободительной акции по приказу Петра I были выведены с территории Гетманщины), решил прекратить борьбу?

Такая версия имеет право на существование. Но документы дают основание толковать его позицию все-таки иначе. Похоже, миргородский полковник отлучился в Сорочинцы, которые тогда были в стороне от действий вражеских армий, лишь бы найти жену, обеспечить ее безопасность и принять какие-то меры для мобилизации казаков. Это, в частности, подтверждал на допросе 14 июля 1709 г. лубенский полковник Дмитрий Зеленский, который сообщил, что он, получив «ведомость о смерти дочери своей, то просился у Мазепы для погребения оной в Лубны, в чем ему помагал миргороцкой полковник, по которому прошению отпущен он з дороги, как шли из Гадича в Ромны». Т. е. Д. Апостол сначала поехал помочь коллеге организовать похороны. Это в сторону (по прямой почти 70 километров) от дороги Ромны-Гадяч. Хотя путь этот мог быть и 90 километров. Д. Зеленский не сообщает деталей, как они ехали, но делает замечание, что миргородский полковник «к уходу путь себе сыскал» вечером. На мой взгляд, последний отклонился от основной дороги километров на 12, лишь бы побыть дома, увидеть родных. К сожалению, Д. Апостол в сумерках проявил безпечность и попал в Сорочинцах в ловушку: здесь как раз расквартировался большой русский отряд, от которого уже трудно было уйти. Командир последнего князь Г. Волконский писал 21 ноября царю: «Полковник миргородцкой к нам из Гадич в Сорочинц прибыл на другой день по прибытии моем и сказывал, что он был при Мазепе по неволе. А ныне, как де поехал Мазепа да Рамны, и он ехал за ним, и от него отъехал, и с ним отъехал полковник лубенской; и говорит, что генералной судья и генералной есаул Максимович отъедут (…) И тот полковник остался у меня в Сарочинце. (…) Толко я признаваю на словах, что он, полковник, нам верен ли; и с тем полковником как чинить, о том как твое царское величество повелит». Семья Д. Апостола находилась в Сорочинцах, поэтому он вынужден был действовать в интересах своих близких. Конечно, полковник мог заявить о своей преданности Мазепе. Но таким образом он подписал бы себе смертный приговор, а жене, детям — ссылку в Сибирь.

Первым аргументом, который опровергает достоверность стремления Мазепы передать Карла XII и его генералов царю, служит довольно простая деталь. Если бы Д. Апостол выполнял такое сверхважное задание гетмана, то он бы на протяжении одного-двух дней достиг бы Лебедина (от Батурина около 150 километров, а от Ромнов, Гадяча еще меньше. — Авт.), где была русская ставка, находился царь. Вместе с тем миргородский полковник сильно «отклоняется от курса», едет в противоположную сторону — к своему имению в Сорочинцах, что почти за 70–80 километров от Лебедина. Кроме того, если бы Д. Апостол стремился лишь получить личное прощение у царя, то тоже бы направлялся в сторону Сумщины, в расположение русской армии. Но, натолкнувшись на воинов Волконского, он вынужден подчиниться судьбе и притворяться, выдавая себя, как и большинство пойманных мазепинцев, «прозревшим» приверженцем Петра I. Именно из своего села он начал борьбу за жизнь свою и семьи: прислал И. Скоропадскому письмо, в котором просил новоизбранного гетмана, чтобы тот похлопотал перед Петром I о его помиловании — «дабы его царское величество не мел на мене, верного подданого своего, якого гневу и не похотел карати». Д.Апостол оправдывался, что «жодним способом от него (Мазепи. — Авт.) не моглем высвободиться и той его змене (которая и неявна нам была) супротив…» В письме нет ни одного намека на какую-то тайную задачу. Для чего Д. Апостолу просить у И. Скоропадского посреднической услуги, если он был послан с тайной миссией?

К Петру I миргородский полковник отправляется из Сорочинцев лишь 28 ноября, т. е. через 8 дней после отхода от И. Мазепы. Это удостоверяет князь Григорий Волконский в своем письме к О. Меншикову:

«Светлейший князь, мой милостивый государь. Покорно доношу твоей светлости: от’ютанта господина Резанова я к себе в Сарочинск получил, и господин полковник миргородцкой з господином Мавриным и Резановым поехали да царского величества и до твоей светлости. И с ними, для опасения от неприятеля, по твоему указу, отправил драгун и казаков 200 человек. (…) Полковник миргоротцкой имеет опасения, а я по нынешнему ево поведению мышлю, что он ныне зело склонен нашей стороне.

Униженный твой слуга князь Григорей Волконский.

Из Сарочинца ноября 28-го дня 1708.

Которые, государь, люди от меня посланы с ним полковником поволь их или иных с прибавкою прислать ко мне: фортеца велика, а людей зело мало, обнять ни половины не ким, и пушкорей нет».

Вторым аргументом, который ставит под сомнение вероятность измены гетмана Карлу XII, является протокол допроса миргородского полковника. В нем снова не находим каких-то намеков о Д. Апостоле как посланце И. Мазепы. Он свидетельствует обо всем, но ничего не говорит о тайном предложении гетмана!

Третий аргумент, опровергающий «письменную» миссию Д. Апостола, — отрицательная реакция в лагере мазепинцев на его отход. И.Мазепа и его сторонники не знали обстоятельств, из-за которых старшина попал в Сорочинцах в руки драгун, а потому, как свидетельствовал атаман Сенчи Кирилл Сергиев россиянам, «миргородского полковника зело бранят».

Четвертым аргументом, который подтверждает фальшивость писем Г. Головкина к И. Мазепе, служат послания первого к русскому дипломату П. Толстому. Так, 10 декабря 1708 г. Г. Головкин писал, что «пришлого 22-го дня сего месяца полковник миргородцкой Апостол к нашим войскам действително прибыл и его царского величества во всемилостивом пардоне просил». Т. е. в этом дипломатическом послании совсем ничего не сообщается о каких-то других мотивах перехода старшины на сторону россиян.

Пятым важным аргументом подобного плана являются свидетельства полковника Игната Галагана, который в письме канцлера Г. Головкина фигурирует как посланец И. Мазепы с повторным посланием гетмана к царю. Вышеупомянутый Г. Волконский в письме от 6 декабря царю писал: «Сего декабря 6-го дня приехали ко мне с писмом от компанскова полковника Калагана 5 человек кунпанщиков, в котором написано, что он едит с полком своим к царскому вашему величеству служить по писмом нашим, каторые мы писали с полковником миргородским к ним прежь сего».

Т. е. И. Галагана переманили обещанием гарантировать ему жизнь князь Г. Волконский, использовавший авторитет Д. Апостола.

В 1745 году с И. Галаганом виделся Александр Ригельман, автор «Летописного повествования о Малой России и ее народе и козаках вообще». Историк записал воспоминание полковника о его отходе от гетмана. Старшина ни одним словом не обмолвился о том, что он выполнял задание И. Мазепы. Между царем и И. Галаганом тогда состоялся такой диалог:

«Галаган! Вить ты с Мазепою вместе мне изменил?» — «Нет, государь», — отвечал перебежчик. — «Да ты с ним бежал?» — «Я не бежал, но как нам от него объявлено, что, по повелению вашего величества, велено нам с ним против шведов идти, то потому мы за ним и следовали, но вместо того, когда мы близ шведов стали, объявлено нам, чтоб мы ему последовали, а он предался уже королю с тем, чтоб отбыть нам от России и быть под мазепиным управлением, от всех монархов вольным…(…) Что ж я, как некоторые и другие, хотя и усомнился, но отважась, пустился на власть судбины, потому что возвратиться уже от силы неприятельской, как представлялось, никак было невозможно; притом и разсуждал я о себе, что может быть и высвобождусь еще сетей сих, как то и удалось мне теперь. (…) Хотя служить и обещался им, токмо в мыслях держал своих, что не для них, но своему царю, кому я присягою обязан. И так, коль скоро мы стали быть на свободе, тогда под видом разъездов в партию, следуючи, я нечаянно наехал весьма вдали от войска на отъезжих сих драбантов, которые мною сюда до вашего величества приведены 60 человек, кои, не опасаясь нас, яко своих уже людей, были в оплошности. Мы же, окружа, тотчас взяли всех со всею их амунициею, поскакали в путь свой и, приведя сюда, препоручаем их и себя в соизволение вашего царского величества, и просим если можем быть еще в доверенности, чтоб мы были такие же слуги, как и прежде, несумнительные».

Т. е. и письмо миргородского полковника И.Скоропадскому, и протокол допроса Д. Апостола, и воспоминание И. Галагана не подтверждают стремления И. Мазепы предать шведского короля. Каким же образом тогда появились обращения царедворца и миргородского полковника к гетману?

Ответ находим в нескольких строках, на которые почему-то не захотели обратить внимание уважаемые историки-публикаторы вышеупомянутых писем. На черновом послании Д.Апостола к И. Мазепы обнаружена правка Г. Головкина и на последней странице припис: «Писма, что писаны к Мазепе по измене ево фальшивые от канцлера». Составители-протоколисты деятельности царского приближенного именно так классифицировали упомянутые документы. Они же были подготовлены с понятной провокационной целью — коварно поссорить Карла XII с гетманом.

Первого января 1709 г. миргородский полковник докладывал канцлеру Г. Головкину о возвращении своего посланца, направленного «ку неприателской стороні»:

«Сиательнійший и предпочтеннійший господин граф, мні премилостивійший добродію! Подлуг информации и науки, от Его Царскаго Величества мні данной, з листом, которий велможность Ваша по монаршом его царскаго величества указу до Мазепи писались, и з моим, до него ж так же по монаршом указу писанным, ку неприателской стороні посилалем сего человіка Андрія Борисенка, которий свое діло, за которим был посилан, зорудовавши, як скоро оттоль повернулся, так зараз оного для совершенного в том діле роспросу до Светлійшого князя его милости и до велможности Вашей отсилаю, где оний будучи, що колвек виділ и чул, кому тые листы отдал, и як оттоль выйшол, тое все подробну сам устне может исповісти; о том Вашей велможности извістивши, пренизко кланяюсь и застаю».

Как видно из этого донесения, акция оговора гетмана перед шведской стороной была задумана по «информации и науки» Петра I. Посланец Д. Апостола лишь отдал кому-то письма, которые должны были выставить И. Мазепу в непривлекательном свете. Вместе с тем А. Борисенко не ожидал ни устного, ни письменного ответа вождя Украины, так как упомянутая акция этого не предусматривала. Этой очень правдоподобной дезинформации, очевидно, шведская сторона не поверила.

Намерения царских приближенных выставить гетмана перед его союзниками в непривлекательном свете, как продажного авантюриста, не затмили шведско-украинский союз 1708–1709 гг.

РИС. 17. Батуринская пушка «Лев» в Московском Кремле. Фотография В. Коваленко.

Исследователь Е. Руднев натолкнулся на интересный документ, будто опровергающий вышеупомянутые замечания о реалиях ноября 1708 г. В редчайшем издании напечатаны воспоминания главы Преображенского приказа Федора Ромодановского. «Еще ранее стало ведомо, чесо гетман уторопно ведет переговоры с воеводой познанским Станиславом Лещинским и шведами, дабы воссоединится для борьбы с государем нашем, а даже имеет твердую задумку перехитрить поляков и шведа, построить токмо государство независимое, малороссийское, — отмечал автор мемуарных записок. — Каково, а? Однако же Петр Алексеевич все еще доверял Мазепе; ужо еще были истории с судьей генеральным малороссийским Кочубеем, полковником полтавским Искрой и полковником фастовским Семеном Палеем, где наша служба также была на высоте должной, яко отменной; увы, Шафиров и его комиссия нас не послушали и токмо через большое время правота агентов моих зело подтвердилась. Ведомо также стало и мне, и государю снова через ловушки наши отменно замаскированные, посредством умниц моих, что в годе 1708, месяцах позимнике и подзимнике, гетман будет посылать к государю сразу нескольких своих сторонников, как-то полковника Апостола и протчих, с усными челобитными, дабы начать переговоры, понеже хочет гетман снова быть с Петром Алексеевичем и готов захватить для проявления верности своей Карла XII и прочих шведов из крупных, выказать баско свою лояльность скипетру Великоросскому. Я позволил себе посоветовать государю так, что гетману ни за что не верить, разве не знатко, что он хочет, он и хитрец и подлец воедино, убаивать горазд, и нам давно уже ведомы его деяния черные, направленные на отрыв Малороссии, безоблыжно он и пальцем не шевельнет. Но людей его, токмо некоторых, можно использовать с пользой для дела общаго; Апостола в первую очередь, пущай отпишет Мазепе, что все в порядке, а еще Галагана, Сулиму, Антоновича, а может и иных; сгодятся для последующей игры и комбинаций, как письменных, так и протчих; а еще для того, дабы пора то разбить оную глыбу гранитную на мелкие куски. Сия глыба была не токмо крепкой спервоначала, но и с хитрецой; моя служба установила, что в иудов сей план Мазепов был посвящен до конца токмо Апостол; остальные же, коих коварный гетман послал к государю с устными челобитными, яко отвлекающие фигуры. Было мною и другое спроверено, альбо упредили нонешний союз Мазепы и опорошника Лещинского, недаром помогали когда-то королю Августу войском и деньгами, понеже токмо ладом, втроем — Лещинский, Мазепа и швед Карла, — могли нас одолеть. Канцлеру Головкину я советовал отписать ужо положительный ответ Мазепе, дабы не тамошился, ввести его в заблуждение, что и было, должно сказать, сделано, равно как и взятие Меншиковым Батурина, оплота Мазепы».

Представленные Ф. Ромодановским в воспоминаниях сведения, скорее всего, фантазии, преувеличение, явное приписывание заслуг своему ведомству. «Думаю, славяне Великороссии и Малороссии долго будут нас благодарить, — похвалялся автор записок, — потому не дали мы треснуть государству великому, укрепили его, подняли высоко в Европе. Для творения благородного и святаго дела приложили все средства… Многая лета нашей службе тайной, всяк должен ее бояться». На самом деле в ноябре-декабре 1708 р. Ф. Ромодановский был далек от Гетманщины, главной квартиры Петра I, театра боевых действий. В это время, как показывает его корреспонденция, он активно занимался снаряжением русских полков теплой одеждой, палатками и т. п. Т. е. он не мог быть оперативно посвященным в «письменную» игру против И. Мазепы Г. Головкина, Петра I. Ведь если бы важный вопрос решался под его личным контролем, то это бы заняло очень много времени. В те времена курьеры, агенты физически не могли быстро преодолеть расстояние из Украины в Москву. О корреспонденции Апостола к Мазепе он уже узнал, наверное, после Полтавской битвы. Вероятнее всего, ее «раскопали» его агенты в Посольском приказе. А поскольку эта корреспонденция по своему характеру принадлежала к свидетельствам о тайной операции, которой должен был заниматься Преображенский приказ, то его начальник и решил присвоить заслуги ее реализации. Но документы, приведенные выше, опровергают россказни о переговорной миссии Д. Апостола. Миргородским полковником российская сторона воспользовалась для того, чтобы опорочить гетмана.

 

Штурм Батурина: новые подробности и старые схемы

Восстание мазепинцев, приход шведов в Украину, уничтожение Батурина — таковы главные темы книги В. Артамонова, К. Кочегарова, И. Курукина «Вторжение шведской армии на Гетманщину в 1708 г.» (СПб, 2008. - 208 с.), изданной под грифом Института русской истории Российской академии наук. Она состоит из трех исторических исследований, в которых представители официальной науки на основании новых находок, трудов предшественников, источников пытаются сделать реконструкцию событий 1708 г., дать им оценку. Понятно, что их исследования в дни 300-летия акции мазепинцев, гибели бывшей гетманской столицы вызывают большой интерес в Украине. Ведь это взгляд ученых-историков с российской стороны. Каков он? Отличается ли от оценок, поиска украинских исследователей той поры?

Хотелось бы отметить, что авторы обнаружили ряд интересных источников и впервые ввели их в научное обращение. В первую очередь речь идет о публикации в дополнениях анонимного сообщения «О взятии города Батурина», найденного В. Артамоновым в Государственном архиве Стокгольма, и запись в книге Д. Дефо о штурме города на основании заметок британского офицера, служившего в России. К. Кочегаров натолкнулся в архивах на дело об отправке товарища батуринской сотни Ивана Олийниченко с 17 сердюками и компанийцами после 2 ноября 1708 г. в плен в Москву (с.134–135).

Большое количество ссылок авторов на источники в общем дополняют картину существующих исследований. Однако, несмотря на эти положительные моменты, исследования историков иногда перегружены старыми историографическими схемами. Особенно это касается труда В. Артамонова. Так, он замечает, что И. Мазепа «семь раз менял хозяев и неоднократно изменял „украинской идее“» (с. 16). Изменой он считает обучение в «Иезуитской коллегии в Варшаве» (на самом деле гетман учился в Краковской академии. — Авт.). Заметим при этом, что очень трудно найти в Гетманщине второй половины XVII в. высокообразованных деятелей, которые бы не получали полное высшее образование в популярных образовательных заведениях Западной Европы. Упрекать их при этом в измене православию — тенденциозный подход. Некорректно называть «изменами» и уход Мазепы со службы у польского короля, пленение влиятельного старшины гетмана П. Дорошенко запорожцами в 1674 г. (это только И. Сталин всех пленных красноармейцев называл предателями!).

В условиях Коломацкого переворота 1687 г. определяющим в смене правителя Украины И. Самойловича была не «измена» близких старшин, а позиция В. Голицина, его желание сместить гетмана.

В. Артамонов далее заявляет, что в 1708 г., «увидев плачевное состояние Шведской армии, гетман попытался в седьмой раз совершить измену и в обмен за прощение при условии гарантии европейских держав выдать Петру I голову Карла XII и снова вернуться под протекторат России» (с. 19). Историк считает, что письма к гетману от канцлера Г. Головкина были написаны будто бы в ответ на предложение от правителя Украины «сдать» короля. Пометку на этой корреспонденции («Письма, что писаны к Мазепе ко измене ево фалшивые от канцлера» — РГАДА. — Ф.124 17089. — Оп. 1. — Спр. 120) он не принимает во внимание! О том, что миргородский полковник Д.Апостол не вез никаких «предательских» писем от гетмана к Петру I, свидетельствует допрос старшины, признание-воспоминание полковника И.Галагана. Кроме того, есть важное свидетельство лубенского полковника Дмитрия Зеленского, который на допросе 14 июля 1709 г. сообщил, что он, получив «ведомость о смерти дочери своей (ноябрь 1708. — Авт.), то просился у Мазепы для погребения оной в Лубны, в чем ему помагал миргороцкой полковник, по которому прошению отпущен он с дороги, как шли из Гадича в Ромны» Т. е. Д. Апостол вначале поехал помочь коллеге организовать похороны. Это в сторону (по прямой почти 70 километров) от дороги Ромны-Гадяч. К тому же в противоположную сторону от Лебедина, где была ставка царя! Д. Зеленский не сообщает подробностей, как они ехали, но замечает, что миргородский полковник «к уходу путь себя сыскал» вечером. Мне думается, последний уклонился от основной дороги километров на 12, чтобы побыть дома, увидеть родню. К сожалению, Д. Апостол в сумерках проявил беспечность и попал в Сорочинцах в ловушку: здесь как раз расквартировался большой русский отряд, от которого уже бессмысленно было убегать. Командир последнего князь Г. Волконский писал 21 ноября царю: «Полковник миргородцкой к нам из Гадич в Сорочинц прибыл на другой день по прибытии моем. Толко я признаваю на словах, что он, полковник, нам верен ли; и с тем полковником как чинить, о том как твое царское величество повелит». Все вышеупомянутое и другие подробности этого «дела» подтверждают только одно: царскими должностными лицами против гетмана были задействованы провокационные акции для того, чтобы ославить его.

Часть замечаний В. Артамонова о взятии Батурина также тенденциозна, не базируется на исторической правде. Так, он сделал вывод, что все батуринцы «оставались на стороне православного царя» (с. 52), а люди «с ближайшей округи» спрятались в крепости «от шведов» (с.44). Его коллега по книге К. Кочегаров замечает противоположное: «Однако большая часть осажденных… заняла открыто враждебную позицию» (с. 126). Сам А. Меншиков докладывал царю об упомянутом: «Как старшина, так и товарищество единогласно отвешали, что без нового гетмана нас в огород не впустят», «ни малой склонности к добру в них не является, и так говорят, что хотят до последнего человека держатца». Прибавим к этому, что жители Лукнова, Райгородка, Атюши, что недалеко от Батурина, не прятались от шведов, а встречали Карла XII с И.Мазепой с хлебом-солью (согласно дневнику Д. Крмана!). В Батурин сбежались в крепость жители округи, напуганные прежде всего слухами о тактике выжженной земли. Шведы к тому же по состоянию на 25 октября еще были далеко, чтобы от их угрозы нужно было прятаться с домашним скарбом за стенами в крепости, а вот подразделения корпуса А. Меншикова уже начинали занимать позиции вблизи гетманской столицы.

РИС. 18. Типичная московская казнь: подвешивание за ребро и закапывание в землю.

Стокгольмский архивный документ о взятии Батурина (он имеет много подробностей, упоминавшихся в депеше А. Меншикова царю от 31 октября!) сообщает, что 1 ноября «по полудни, в четырех часах в некотором удобном месте построя батарею, оную фартецию бомбандировать начали». Пролом в ней русским артиллеристам сделать не удалось. Далее в этом документе читаем: «А по наступлении ночи, изготовя фашины и лесницы, к штурму изготовились… И понеже лесницы были коротки, то и без лесницы, с помощию Божиею, на город чрез немалую стрельбу вступили». Следовательно, крепость была взята без использования лестниц! Таким образом версии о проникновении в замок потайным ходом становятся доминирующими. Они подтверждаются и рапортом английского посла Чарльза Витворта, что «казаки захвачены были в расплох: полковник Кенигсек, смертельно раненый в самом начале дела, еще не успел расположить своих людей в должный порядок».

В. Артамонов считает, что «цифра в 11–14 тысяч погибших (в Батурине. — Авт.) преувеличена». При этом он ссылается на описание Батурина 1726 г., согласно которому к нему приписано 647 дворов (с. 73). Но на самом деле в эту цифру входили также усадьбы из Матиевки и прилегающих хуторов. Собственно батуринскими можно назвать только 444 из них, к тому же заселенными были только 428 дворов. Кроме этого, в 17 последних поселились приезжие. Поэтому на пепелищах поселилось только 411 уцелевших остатков батуринских семей.

Согласно нашим подсчетам, в 1708 г. в Батурине было 1000–1100 дворов (кстати, ныне их насчитывается 1135, что подтверждает вышеупомянутую версию, поскольку наличие такого количества жилищ усадебного типа в пределах бывшей гетманской столицы фиксирует территориальные возможности населенного пункта). Таким образом, после истребления 2 ноября российским войском гетманской столицы потери жилья батуринцев составили 600–700 единиц. При этом обратим внимание и на такую подробность.

Если по переписи 1654 года в Батурине было 360 казацких дворов, в 1666 г. — до 460, то по описанию 1726 г. только 105 дворов. Таким образом в пламени 2 ноября 1708 г. погибло 355 семей казаков.

Авторы оперируют цифрой в 6000 погибших, которую приводит дипломат Ч. Витворт в своем отчете. Но он говорит явно о потерях мирного населения: «Город Батурин был взят и сожжен, а более шести тысяч людей, несмотря на возраст и пол, казнены». «Лондон Газетт» 29 декабря 1708 года писала, что А. Меншиков в Батурине «отряд… в числе 6 тысяч приказал вырубать». Он же, как отмечает «Дейли Курант» (3 января 1709 года), «после взятия приказал вырубать 5–6 тысяч казаков». Т. е. в различных источниках упоминается как количественный состав отряда, потери воинов, так и рассчитываются жертвы мирного населения. Так, Д. Крман, будучи в Батурине, узнал, что «приблизительно триста людей убежали через каменные стены замка». Действительно, на допросе Корней Семененко говорил, что после 2 ноября «в тех де четырех полках сердюков, чает он, что и трехсот человек не будет». По пропагандистской листовке шведов, опубликованной В. Артамоновым, через Сейм переправились и бежали 1000 человек (с. 69).

По нашим оценкам, военный отряд насчитывал до 7,5–8 тысяч военных (четыре полка сердюков — до 2600), Батуринская сотня — до 460 казаков, Миргородский, Лубенский и Прилуцкий полки — минимально 4500 казаков). Князь Борис Куракин, который, по существу, под конвоем привез в ноябре 1708 г. из Киева в Глухов к царю митрополита И. Кроковского, в своих записках отмечал, что «чрез доброе старание оного командира (А. Меншикова. — Авт.), то место взято, в котором 10000 президию (военных. — Авт.) было, из тех несколько животом спаслись, а другие в штурме пропали». Возможно, последняя цифра несколько завышена, но если учесть, что к защитникам Батурина были причислены мужчины-мещане, крестьяне, то она отвечает реалиям.

Многие источники сообщают о беспощадном истреблении женщин, детей. Поэтому эти потери следует добавлять к 5000–6000 погибших военных-казаков. Точной статистики убитых мирных граждан у нас нет, но, очевидно (если принимать во внимание уменьшение после 2 ноября в Батурине дворов на 600–700 единиц), их было не меньше, чем казаков, сердюков. Кроме того, в гетманской столице скрывались жители ближайших хуторов, сел. Следовательно, атакующая армия во время штурма и ночной расправы побила, загнала в Сейм и потопила минимум 6000 граждан всех возрастов и пола.

РИС. 19. Скорбный крест, установленный на месте цитадели бывшей крепости. 2004 год. Автор Анатолий Гайдамака. Фото С. Павленко.

Не случайно в многотомной истории 44-го драгунского Нижегородского полка записано, что он принимал участие в «кровавом штурме Батурина и истреблении его со всем населением».

К. Кочегаров несколько страниц посвятил аргументации тезиса, что уничтожение Батурина не было «именно акцией устрашения для Украины» (с. 143). Как же тогда понимать приказ Петра I А. Меншикову: «…а Батурин в знак изменникам (понеже боронились) другим на приклад зжечь весь»? Уничтожение Маячны, Нехворощи, Старого и Нового Кодака, Переволочни с населением, казаками — это не красноречивая политика российского командования, а только «произвол отдельных военачальников» (с. 140)? Для чего 14 мая 1709 г. полковник П. Яковлев после взятия Сечи приказал повесить нескольких казаков на плотах и пустить трупы таким образом вниз по течению Днепра? Он так развлекался или все таки пугал других украинцев?

В. Артамонов повторяет давний исторический стереотип: «Активная партизанская война на Гетманщине против шведов и мазепинцев вспыхнула почти сразу после иноземного вторжения, несмотря на разгром Батурина» (с. 100–101). На самом деле «партизанами» в Украине были подразделения калмыков, донских казаков, а также полчане Ахтырского, Харьковского, Изюмского, Сумских полков, которые не были под управлением гетмана. Достаточно прочитать монографии об их истории. Новоизбранный гетман И. Скоропадский, как свидетельствуют документы января-марта 1709 г., под своим управлением не имел украинских казаков. Его сопровождала русская пехота и драгуны! Стародубский полк, которым он перед гетманством командовал, российское командование отослало в Быхов!

…В борьбе за свободу Украины в 1708–1709 гг. принимали участие почти 40 тысяч украинцев. Непокоренные села и городки были жестоко наказаны российским командованием за то, что они поддержали мазепинцев в их стремлении завоевать свободу для своего народа. Мы не должны забывать об этом.

 

Иллюстрации

01. Карл XII (гравюра с портрета Крафта, 1717).

1. Князь Александр Меншиков.

2. С. Васильковский. Пушкарь времен И. Мазепы. Акварель, 1990.

3. Картина художника О. Лопухова (2004). Из коллекции Батуринского государственного историко-культурного заповедника «Гетьманська столиця».

4. Петр I (с картины Натье).

5. Иван Мазепа. Художник А. Гончар, 2003 год. Подарок В.А. Ющенко Батуринскому государственному историко-культурному заповеднику «Гетьманська столиця».