Вере от тридцати пяти до пятидесяти. Лично я склоняюсь к сорока четырем, о чем, разумеется, не стоит говорить в ее присутствии. Возрастные 'американские горки'. Я знаю людей, которые утверждают, что ей тридцать четыре. Что это: лицемерие или воспитанность? Первое, первое, однозначно первое!

  Четыре факта о Вере: у нее нет туфель на каблуке выше семи сантиметров; я не слышала от нее ругательства грубее 'блин'; она никогда не опаздывает, а ее улыбка - хрестоматийный пример того, как надо улыбаться, при этом вкладывая в улыбку ноль целых ноль десятых эмоции. Нет, это была даже не улыбка, а яркая пустышка - мерцающая, ослепляющая. Я только осваиваю эту науку. Вера как старый опытный ниндзя, готовящий себе преемника. Ладно, с эпитетом 'старый' я погорячилась.

  - Доброе утро, Харизма!

  - Я знаю, ты хочешь, чтобы я ослепла.

  Улыбка пожухла по краям губ. Слой помады был настолько толстым, что его можно было снять, как масло с холодной гренки. Возможно, в кое-то веки я смогла ее осадить. А, может, Вера просто увидела светофор над моей бровью. В любом случае, она смотрела на меня так, как должна смотреть Медуза Горгона на свое отражение. Я воспользовалась ее замешательством, и, как храбрый Персей - нет, я ничего не рубила, - повернулась к нашей гостье.

  Женщина сидела на одном из диванов, закинув ногу на ногу. Роза, сирень, ваниль, - у нее были эти дорогенные духи, которые еще наталкивают вас на мысли о ночном Париже, перламутровой пудре, стеклянном будуаре. Юбочный черный костюм, высоченные шпильки, нитка жемчуга, шелковый шарфик цвета экрю на шее, серебристые волосы собраны в тугой пучок на затылке.

  Я присмотрелась. Так, зачеркиваем 'женщина'.

  Девушка выглядела на тридцать два, в действительности ей не больше двадцати пяти. Все дело в кругах под глазами, решила я. Да, она проделала неплохую работу, маскируя их, но недостаточно хорошую, чтобы полностью скрыть. И все равно ее результат бил мой по всем статьям.

  Я узнала ее. Блондинка-с-перекрестка.

  Умные люди говорят: не стоит начинать знакомство с неверной ноты. Правильно говорят, черт побери. Но что делать, если все же начал знакомство с неверной ноты? Из-за этой девушки в бизнес-доспехах я едва не угодила под машину со слюнявым сенбернаром за рулем. После подобного вроде как не хочется пожимать человеку руку.

  Наши глаза встретились.

  Радужка необыкновенного льдисто-голубого цвета - такого льдистого, что глаза кажутся, скорее, серебристыми, чем голубыми. Высокие острые скулы - такие острые, что стоит к ним прикоснуться, и, ручаюсь, вы порежетесь. Жемчужный гладкий лоб - такой гладкий, что ощущение от прикосновения наверняка будет из ряда вон, любому гедонисту сорвет чердак.

  В общем, описывая эту бизнес-тигрицу, указательное местоимение 'такой' будет пользоваться у вас спросом. Классическая строгая красота.

  - Я думала, на девять записана госпожа Романова, - сказала я.

  - Госпожа Романова позвонила и отменила встречу по причине легкого недомогания. Полагаю, оно и к лучшему.

  Когда это 'легкое недомогание' останавливало Романову? Эта горгулья в норковом манто пережила обоих мужей!

  - Вера, Христа ради, подумаешь, опоздала на семнадцать минут!

  - Двадцать две.

  - Что?

  - Двадцать две минуты, Харизма. - Вера указала на офисные часы.

  - Бывают дни, Вера, когда я чувствую себя опоздавшей на дежурство школьницей.

  Белокурая девушка смотрела на меня, чуть вздернув подбородок, плечи расправлены, осанка безупречная, словно вместо позвоночника у нее металлический прут. Я не спешила протягивать ей руку.

  - Так-так-так, какое забавное стечение обстоятельств, - я покачала головой.

  - Не понимаю, о чем вы. - Голос у блондинки был глубоким, с хрипотцой, женственным. Внешность и голос идеально дополняли друг друга.

  Мои слова были кубиками сахара:

  - Конечно же, нет. Что вы здесь забыли? - Это было грубо, но я и глазом не моргнула. Если гнешь определенную линию поведения, гни ее до конца.

  - Госпожа Реньи... можно называть вас Харизмой?

  - Нет.

  Блондинка кивнула с достоинством, какое ожидаешь от таких девушек.

  - Мне нужно лишь полчаса вашего времени. Как я понимаю, из-за сорванной сессии у вас окно до десяти утра.

  - Вера! - Я бросила раздраженный взгляд на своего секретаря.

  Густо напомаженные губы, эти две гренки со слоем масла, растянулись в учтивой улыбочке:

  - Я здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а Милана грамотно сформулировала свой вопрос, поэтому я с удовольствием дала на него ответ.

  Перевод на язык Харизмы Реньи: я сдала тебя с потрохами, дубина ты этакая.

  Милана, значит. Вижу, в мое отсутствие они мило почирикали. Вера с неодобрением смотрела на меня, я могла читать все по ее лицу: юная леди, вы ведете себя неприемлемо. Я почти почувствовала себя лишней здесь и сейчас. Почти.

  - У тебя слабость к грамотно сформулированным вопросам, - фыркнула я и, чувствуя, как сужаются мои глаза, посмотрела на Милану: - Вам повезло, что госпожа Романова отменила встречу. Как давно вы здесь?

  - С девяти.

  Подхватив сумочку с затянутых в футляр юбки коленей, Милана встала. Забыв обо всем, я с замешательством таращилась на ее правую руку, пальцы на которой были... негнущимися, как у манекена. Милана еле поддерживала ими сумочку, помогая себе левой, здоровой рукой. Ее лицо оставалось нечитаемой маской.

  Белокурая девушка шла в 'Реньи' с железобетонной уверенностью, что получит то, что хочет. Экстрасенсорика и только.

  Что я теряла, скажи ей 'да'?

  Ответ прост: у меня от Миланы изжога. Поверьте, это нормально, если вам не нравится человек, из-за которого вас едва не размазало по асфальту. Выкашлять свои внутренности, подумаешь!

  Я попридержала для Миланы дверь в мой кабинет. Руки покрылись гусиной кожей, когда блондинка скользнула мимо. Шлейф ее духов закручивался в невидимые цветочно-ванильные торнадо.